МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО
Из сборника "Розарий лирических сонетов" (1911)
* * *
Глаза твои - подобье материнских,
ещё не знавших таинства зачатья.
Не ведая греховного проклятья,
они чужды соблазнам сатанинским.
Из них струится щедро свет лучистый,
даря покой всем ближним без изъятья,
и я готов тонуть в их благодати,
не мысля о подвохе. Взгляд их чистый
не прячет ни вражды, ни своеволья,
ни сокровенных тайн в своих глубинах.
Они смиренно девственны, как поле
некошеное на краю долины.
О сохрани их взгляд, дитя, подоле -
взгляд девочки Марии Магдалины.
-
Tus ojos son los de tu madre, claros,
antes de concebirte, sin el fuego
de la ciencia del mal, en el sosiego
del virgíneo candor; ojos no avaros
de su luz dulce, dos mellizos faros
que nos regalan su mirar cual riego
de paz, y a los que el alma entrego
sin recelar tropiezo. Son ya raros
ojos en que malicia no escudriña
secreto alguno en la secreta vena,
claros y abiertos como la campiña
sin sierpe, abierta al sol, clara y serena;
guárdalos bien, son tu tesoro, niña,
esos ojos de la virgen Magdalena.
ПОРТУГАЛИЯ
Величавой задумчивой матроной
на границе Атлантики прибрежной,
босоногая, с гривою небрежной,
восседает - а лес над ней короной.
Опираясь рукой на свод законов,
пожирает огнём очей мятежных
заходящее солнце. Волн безбрежных
грозный рокот поёт ей монотонно
об опасных и дивных дальних странах,
а она омывает ноги в пене,
прозревая крушенье всех империй,
распростёртых на разных океанах -
и в тумане встаёт как наважденье
вещий Дон Себастьян - король мистерий.
-
Portugal
Del atlántico mar en las orillas
desgreñada y descalza una matrona
se sienta al pie de sierra que corona
triste pinar. Apoya en las rodillas
los codos y en las manos las mejillas
y clava ansiosos ojos de leona
en la puesta del sol; el mar entona
su trágico cantar de maravillas.
Dice de lenguas y de azares
mientras ella sus pies en las espumas
bañando sueña en el fatal imperio
que le hundió en los tenebrosos mares,
y mira cómo entre agoreras brumas
se alza Don Sebastián, rey del misterio.
* * *
Кровь духа моего, язык отчизны,
я всюду свой, где царственное слово
не иссякая, наполняет жизнью
два мира - Старый Свет и Новый.
Сам Сенека, припав к его началам,
латынь чеканил на испанской лире,
король Альфонс Европу просвещал им,
Колумб поведал об открытом мире.
Язык мой, как ковчег, стал местом встречи
ста разных рас, живущих в отдаленье.
И семена, что сеяли с охотой
апостолы, цветут испанской речью.
Ведь Бог на ней послал нам откровенье,
Евангелие дав от Дон Кихота.
-
La sangre de mi espíritu es mi lengua
y mi patria es allí donde resuene
soberano su verbo, que no amenga
su voz por mucho que ambos mundos llene.
Ya Séneca la preludió aún no nacida,
y en su austero latín ella se encierra;
Alfonso a Europa dio con ella vida,
Colón conella redobló la tierra.
Y esta mi lengua flota como el arca
de cien pueblos contrarios y distantes,
que las flores en ella hallaron brote
de Juárez y Rizal, pues ella abarca
legiónde razas, lengua en que a Cervantes
Dios le dio el Evangelio del Quijote.
НИ ЖЕРТВОЮ, НИ ПАЛАЧОМ
В войне ищу я мира, в мире - брани,
в делах - покоя, а в покое - дела,
которое взорвёт, что накипело
под коркой льда в бушующем вулкане.
Ответив на слепой судьбы призванье,
скитаюсь по земле, и ставлю смело
жизнь - за игру, игру - за жизнь, удела
спокойного чураясь. Пребыванье
в обличьи черепашьем ли, орлином
мне тягостно. Таскать приросший дом,
или кружить по небу - всё едино.
Пусть мы от воли Божьей не уйдём,
но сам я выбрал в жизни путь срединный,
ни жертвою не став, ни палачом.
--
Busco guerra en la paz, paz in guerra;
el sosiego en la acción y en el sosiego
la acción que labra el soterraño fuego
que en sus entrañas bajo nieve encierra
nuestro pecho. Rodando por la tierra
al azar claro del destio ciego,
vida en el juego y en la vida juego
buscando voy. Pues nada más me aterra
que el tener que ser águila o tortuga,
condenado a volar o bajo el yugo
del broquel propio a que no cabe fuga;
y pues a Dios entre una y otra plugo
dar a escojer a quien sudor enjuga
ni mártir quiero se, ni ser verdugo.
ВСЕОБЩАЯ БОЛЬ
Замолкни, сердце, спрячь свои скрижали
со списком бед, и пусть они истлеют
на тёмном дне. Кто сам себя жалеет,
не должен посвящать в свои печали
других, чтоб их дома не стали
приютом плача. Жалобы, что зреют
в душе самовлюблённой, всюду сеют
лишь суетность. Не отделяли
своих скорбей от общих люди чести,
и ты ищи, хоть это будет трудно,
ту боль, в которой ты - со всеми вместе,
ту боль, что не унизится до мести, -
ведь мелочно всё, что сиюминутно,
она же - высшей святости предвестье.
-
Dolor común
Cállate, corazón, son tus pesares
de los que no deben decirse, deja
se pudran en tu seno; si te aqueja
un dolor de ti solo, no acibares
a los demás la paz de sus hogares
con importuno grito. Esa tu queja,
siendo egoísta como es, refleja
tu vanidad no más. Nunca separes
tu dolor del común dolor humano,
busca el íntimo, aquel en que radica
la hermandad que te liga con tu hermano,
el que agranda la mente y no la achica;
solitario y carnal es siempre vano;
sólo el dolor común nos santifica.
ВСЁ ПРОХОДИТ
Красна земля, а небо ярко сине;
нагое солнце мечет стрелы зноя.
Сиеста. В тень укрылось всё живое,
и жухнет на глазах листва в долине.
В сени большого дуба на вершине,
недвижно-черной, возлежит в покое
недвижно-чёрный бык - вниз головою
в болотце отражён, что дремлет в тине.
Как изразец, едва-едва из печи
исторгнутый - впечатано виденье
в пространство дня, что долог и беспечен.
Но этот мир не прочен и не вечен,
и вестницей времён коловращенья
поёт цикада, приближая вечер.
-
Todo pasa
La tierra roja, el cielo añil, culmina
el sol desnudo en el zenit y acesta
sus dardos; es la hora de la siesta;
se empardece el verdor de la colina.
A la redonda sombra de la encina
inmoble y negra, inmoble se recuesta
el negro toro, y una charca apresta
su espejo inmoble de agua mortecina.
Como un esmalte, de la calma al horno
recién fraguado, la vision se agarra
y en el espacio es de quietud adorno;
mas ¡ay! que siempre eternidad nos marra,
pues pregonera del girar del torno
del tiempo canta instantes la cigarra.