Кириллина Лариса Валентиновна : другие произведения.

Габриэла и ее сын

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


   Габриэлу Мистраль я по-настоящему открыла для себя года два назад, когда нашла на даче отвезённый туда много лет назад сборник ее стихов на испанском, который в свое время был куплен в магазине "Дружба", торопливо перелистан и отложен в сторону. Видимо, до Габриэлы нужно было дозреть.
  
   Запала я прежде всего на её стихи о материнстве, которые мне показались ошеломляюще "моими". Если бы они уже не были написаны, я должна была бы их написать! Но, поскольку они уже существовали, мне осталось только их перевести - благо, они сами начали проступать сквозь дачную тишину, облекаясь в русские ритмы и рифмы. Я знала, что сборник Мистраль был издан в 1999 году на русском, и некоторые из соблазнивших меня стихов там имеются, однако поделать с собой ничего не могла.
  
   Подобно розе,
   скрывшей росинку,
   я в этой плоти
   таила сына.
  
   Сжав лепесточки,
   хранила каплю,
   прочь, ветерочки -
   не расплескать бы!
  
   Росинка пала
   с небес бездонных,
   ее дыханье
   колышет лоно.
  
   Цветок в восторге
   застыл недвижно:
   нет в мире розы
   столь непостижной.
  
   Подобно розе,
   скрывшей росинку,
   я в этой плоти
   таила сына.
  
  
   Esta era una rosa
   que abaja el rocМo:
   este era mi pecho
   con el hijo mМo.
  
   Junta sus hojitas
   para sostenerlo
   y esquiva los vientos
   por no desprenderlo.
  
   Porque Иl ha bajado
   desde el cielo inmenso
   serА que ella tiene
   su aliento suspenso.
  
   De dicha se queda
   callada, callada:
   no hay rosa entre rosas
   tan maravillada.
  
   Esta era una rosa
   que abaja el rocМo:
   este era mi pecho
   con el hijo mМo.
  
  
   Прочитав же предисловие, была странно удивлена тем, что женщина, написавшая ТАКОЕ, якобы, никогда не носила в себе ребёнка и никогда не рожала. Примечталось ей, померещилось, выдумалось...
   Да?... И вот это - тоже?..
  
  
   О древняя Начетчица,
   плутующая Смерть,
   когда в дорогу тронешься,
   дитя мое не встреть.
  
   По запахам телесным
   ищя земных жильцов,
   броди в полях окрестных,
   не тронь моих сосцов.
  
   О Мачеха вселенной,
   немилая родня,
   не высмотри младенца,
   по пажитям бродя.
  
   Забудь святое имя,
   с которым он растет,
   из списков изыми его,
   о Смерть - оно не в счет!
  
   Песок и ветер с солью
   пусть помутят твой ум,
   юродивой бездомной
   скитайся наобум.
  
   Пусть мнится рыбьей стаей
   тебе моя семья.
   Но если час настанет -
   возьми одну меня.
  
  
   La vieja Empadronadora,
   la maЯosa Muerte,
   cuando vaya al camino,
   mi niЯo no encuentre.
  
   La que huele a los nacidos
   y husmea su leche,
   encuentre sales y harinas,
   mi leche no encuentre.
  
   La Contra-Madre del Mundo,
   la Convida-gentes,
   por las playas y las rutas
   no halle al inocente.
  
   El nombre de su bautismo
   -- la flor con que crece -,
   lo olvide la memoriosa,
   lo pierda la Muerte.
  
   De vientos, de sal y arenas
   se vuelva demente,
   y trueque, la desvariada,
   el Oeste y el Este.
  
   NiЯo y madre los confunda
   los mismo que peces,
   y en el dМa y en la hora
   a mМ sola encuentre.
  
  
   Никогда не была жадна до окололитературных сплетен, но тут мне хотелось всё же выяснить, в чём дело.
   Начала читать, что пишут по этому поводу.
  
   Официальная версия гласила: Габриэла Мистраль воспитывала мальчика Хуана Мигеля Годоя Мендонсу по прозвищу Жин-Жин (Yin-Yin), которого представляла как своего племянника. Якобы, ее единокровный брат (сын ее отца, бросившего семью) заимел в 1925 году внебрачного ребенка в Испании от некоей каталонки, которая скончалась вскоре после родов, и поскольку брат вел довольно беспорядочный образ жизни, младенца отдали на попечение уже знаменитой и довольно состоятельной, но одинокой тётке. Эта версия объясняла, почему мальчик носит родовую фамилию Годой (настоящее имя Габриэлы Мистраль - Лусила Годой Алькаяга) и почему он так поразительно похож на приёмную мать.
  
   История, начинавшаяся так романтически, завершилась трагедией - увы, не первой в жизни Габриэлы (в юности она была глубоко потрясена самоубийством своего жениха, который запутался во взаимоотношениях с двумя возлюбленными; замуж она так и не вышла, хотя неоднократно влюблялась - её независимый нрав и поэтическое призвание делали для неё невозможным превращение в обычную мать патриархального семейства).
  
   Симпатичный и улыбчивый Жин-Жин покончил с собой в 18 лет, выпив мышьяк, в 1943 году в бразильском городе Петрополисе, где они с Габриэлой тогда жили (она находилась в Бразилии на дипломатической службе). Обстоятельства этой смерти темны и загадочны. По одной версии, причиной отчаянного поступка юноши была несчастная любовь к девушке немецкого происхождения: этот роман не мог встретить сочувствия ни у Габриэлы (война была в разгаре, а поэтесса ненавидела фашизм и настороженно относилась к немцам), ни, возможно, у родных девушки (впрочем, мы ничего о них не знаем). Другая версия намекает на то, что Жин-Жина могли вынудить к самоубийству его приятели из нехорошей подростковой компании - возможно, тоже по национальным и социальным мотивам (для темнокожих "детей улицы", выросших в убогих фавелах, он выглядел слишком "белым" и благополучным). Так или иначе, от этого удара Габриэла уже никогда не оправилась. Её не могла утешить ни Нобелевская премия по литературе, ни высокие дипломатические посты, ни поклонение окружающих. Заветной мечтой поэтессы было упокоиться рядом с Хуаном Мигелем (это желание исполнилось только в 2005 году, когда останки юноши были перенесены в Чили, в городок Монтенегро, где похоронена Габриэла). Оставшийся неопубликованным сборник "Молитвы для Жин-Жина и за Жин-Жина" настолько душераздирающе исповедален, что находится уже за гранью собственно поэзии - это бред исстрадавшегося сердца, так и не примирившегося со своей потерей...
  
   В конце 1990-х годов разорвалась "бомба": американская писательница Дорис Дана (р. в 1920), близкая приятельница Габриэлы Мистраль, долгие годы жившая вместе с нею в качестве помощницы и компаньонки, заявила, будто сама Габриэла открыла ей перед свой смертью (то есть в 1957 году), что на самом деле Хуан Мигель был ее родным сыном, а не племянником.
  
   Почему Дорис так долго молчала? Потому что сейчас к такой правде люди относятся (или должны отнестись) с пониманием, а в свое время "это было бы скандал", как заявила она в одном из более поздних интервью (http://www.letras.s5.com/gm171004.htm).
  
   Дорис Дана знала отнюдь не всю историю, но кое что рассказала. Отцом Жин-Жина был, по ее словам, некий итальянец, человек неизвестный и совершенно случайный; ребенок был плодом безрассудной мимолетной связи, о которой Габриэла предпочла больше не вспоминать - можно предположить, что и этот человек не представлял себе, кем на самом деле была его немолодая (в момент рождения мальчика ей было уже 38) и некрасивая подруга (в ранние годы Габриэла была хороша собой, но после 30 лет начала седеть и стала грузноватой, а углах её рта залегли трагические складки). Хуан Мигель родился во Франции (при родах помогала подруга); оттуда Габриэла привезла младенца в Италию, объявив своим испанским племянником - следы оказались основательно запутанными, и документально проверить их, по-видимому, было невозможно, да никто бы и не стал этим заниматься. Зачем?.. Внешние приличия были соблюдены, а прочее никого не касалось.
  
   Возражая Дорис Дана, литературовед Луис Варгас Сааведра настаивал на том, что, пока не найдено письменных или архивных подтверждений её версии, следует верить словам самой Габриэлы: Хуан Мигель - племянник поэтессы, и точка. Варгас Сааверда сомневался в том, что такая гордая, сильная духом и независимая женщина, как Мистраль, могла испугаться огласки в связи с рождением внебрачного ребенка (см. статью Варгаса Сааведры: http://www.letras.s5.com/gabriela220303.htm).
  
   Я-то думаю, что ему, мужчине, легко было так рассуждать в конце 20 века - а вот ей, женщине, в 1920-х годах решиться на такое было непросто, если вообще возможно. Во-первых, она жила в католической среде - что в Латинской Америке, что в Италии, что в Испании, где работала в чилийском консульстве. Общественное мнение относилось тогда к незамужним матерям не слишком благоприятно, хотя, конечно, камнями бы ее не закидали и публичной эпитимии, наверное, не подвергли бы.
   То, что она была литературной знаменитостью и занимала достаточно видные должности, нисколько не спасало, а лишь усугубляло ситуацию: с дипломатической работы её могли вежливо или не очень вежливо "попросить" (мы же помним, как еще в 1980-е годы какого-нибудь советского начальника могли снять с должности за "аморалку", а уж в посольствах все друг за другом всегда следили в четыре глаза и не гнушались даже напраслиной). Консул Республики Чили - мать незаконнорожденного ребёнка?.. Вряд ли тут обошлось бы без громкого скандала, на который Габриэла просто не могла пойти - эта должность не просто давала ей дипломатический иммунитет, но и позволяла вести безбедное существование, позволявшее спокойно воспитывать ребёнка. Литературные гонорары - крайне ненадёжный источник доходов, к тому же поэт - не романист, который может, добившись первого успеха, жить за счет переизданий и писать по книге, а то и две, в год.
   Варгас Сааведра удивлялся равнодушию неизвестного отца, который так больше и не объявился в жизни Габриэлы и ее сына. По-моему, тут как раз дивиться нечему. Разве не могло быть так, что этот случайный человек даже не знал ее имени? Она ведь могла назвать себя при знакомстве Лусилой, в то время как все знали ее как Габриэлу. Стихов же Габриэлы он, возможно, вообще никогда не читал: мало ли, почему - не знал испанского языка (хоть он и близок к итальянскому), не интересовался поэзией... И даже когда ее удостоили Нобелевской премии, мог не сопоставить одно с другим - если вообще был жив к тому времени (только что завершилась Вторая мировая война)... Наконец, если вспомнить мелодраматические истории, описанные в "Оводе" Войнич или в "Поющих в терновнике" Митчелл, разве не могло быть так, что и предполагаемому отцу ребенка нельзя было даже упоминать о близких отношениях с Габриэлой? Вдруг, позволю себе совсем сумасшедшую романтическую гипотезу, этот итальянец был... католическим священником?.. Или, спустимся на почву житейской прозы, семейным человеком, дорожившим покоем своих близких?.. Тогда его молчание вполне объяснимо.
  
   Наконец, еще одно возражение Варгаса Сааведры - о том, что 38-летняя Габриэла была старовата для рождения ребенка - может вызвать лишь снисходительную усмешку. Даже если бы ей было 48, ничего невозможного в этом нет. Самоощущение Габриэлы в ее стихах, написанных, когда ей перевалило за 30, и она ощутила себя бесплодно стареющей - это чувство весьма субъективное и никак не связанное с ее истинным возрастом. Она не лгала в стихах, но обретение сына должно было вызвать в ней прилив новых сил - как, собственно, оно и случилось.
  
   Словом, я верю Дорис Дана.
   Потому что с самого начала, прочитав стихи Габриэлы о сыне, не верила версии о "племяннике".
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"