T
— Как тебя зовут? — спросил он. Миролюбиво спросил, может, познакомиться хочет?
— Тая, — смущённо улыбнувшись, ответила она. И снова улыбнулась, как бы в аванс дружбе.
— Та-а-я-я, — протянул он и оглядел девочку с головы до ног. Так протянул и оглядел, будто решал — стоит с ней водиться или нет.
— Та-а-я-я, — повторил мальчик и аж обошёл её кругом.
Она не шевельнулась. Спина была в норме, даже лучше, чем перёд. Маечка на ней была со вшитыми формами, так что спина была гладкая, ничто там не выпячивалось, не прокантовывалось. Поблёскивающий округлый верх цвета морской волны, широкая полоса загорелой кожи и светленькая коротенькая юбочка. Хорошенькие ягодички переходят в длинные красивые ноги. Да, лучше пусть со спины смотрит.
Тая никак не могла привыкнуть к жадному мальчишескому оглядыванию её груди. Как с цепи сорвались в один прекрасный день, шарят откровенно глазами и пялятся. А ведь превращение девочки в девушку — процесс постепенный и интимный, она и сама должна мало-помалу привыкнуть ко всем переменам в своём теле — без свидетелей. Да и смотреть-то, по сути, не на что пока, припухлости небольшие с крупными сосками, только конусы в маечке придают им божеский вид. Но зачем же так нагло? Мальчишки ведь даже в глаза перестали смотреть, поздороваться не успевают — и сразу зырк ниже!
Инстинктивно завела руки за спину и прикрыла попку, потом, застыдившись этого жеста, положила руку на бедро, чуть изогнувшись, пытаясь демонстрировать непринуждённость.
Тем временем мальчик вышел из-за спины и недоверчиво спросил:
— А ты точно — Тая?
— Ну да, — озадаченно подтвердила она. — Хоть кого здесь спроси.
— Непохоже что-то.
Наверно, перепутал её с кем-то. А может, хочет поиграть? Не находит слов для продолжения разговора, вот и решил прицепиться к имени. Авось, пойдёт сам собой разговор. Тогда надо подыграть, а то она тем паче не сможет продолжить беседу с незнакомым мальчиком.
— А что надо, чтобы стало похоже? — девочка хитровато улыбнулась. Пусть сейчас скажет: покажи дневник, или распусти волосы, или подружек позови. Да, лучше подружек, чтобы подтвердили и компанию составили. С ними не так неловко. И общение не оборвётся. Легче всего ведь сказать: "Не веришь — ну и топай отсюда!"
— Что надо? — переспросил он. — Гм, что надо… Ну-ка, подними руки в стороны.
Девочка подчинилась. Через секунду поняла — теперь она напоминает заглавную букву "Т", правда, с головой. Но и голову можно вовлечь в игру.
— Я ладошки на затылок положу, ладно? — проявила она инициативу. И услышав — валяй! — согнула руки в локтях, почуяла под ладонями свои пушистые волосы, стиснутые заколками. Теперь верхняя палочка буквы стала покороче и потолще, немного на ромб похожа, зато голова не торчит так некстати.
— Вот теперь, пожалуй… — задумчиво проговорил он, снова обходя фигурку со спины. — Стой, стой так.
Девочка почувствовала, что грудки у неё подались вверх и надавили на конусы, бюст выпятился, полоска кожи с пупочком посередине расширилась. Что-то есть в этом волнующее, надо будет время от времени так упражняться. Ещё даже подтолкну мои прелести вверх, подам туловище чуть назад и вдохну поглубже. Вот так!
Поёжилась. Что-то долго любуется, задумал, может, чего. Кажется, подошёл ближе, почти вплотную. Дыхание слышится под ухом, а шея — так та чует поток выдыхаемого воздуха. Ой-ёй-ёй!
Тае вдруг ударило в голову: а подмышки-то у неё открыты, и живот голый! С самого раннего детства щекотки она боялась больше всего, больше мальчишек даже — ведь щекотаться обычно лезут девчонки. Привычки мальчишек грубы: за косу дёрнуть, подножку дать, обозвать дурой. Колотить, как друг друга, не колотят. Шалости плохие, но быстрые, и всё быстро проходит. А когда одна девчонка принимается щекотать другую — это надолго и мучения такие, что из кожи выскакиваешь, что всё, кажется, отдашь, только бы прекратить эту пытку. Но чем громче визжишь и хохочешь и чем беспомощнее трепыхаешься, тем сильнее и дольше тебя щекочут, потом не отойдёшь. Печальный опыт был, описывалась даже.
Таины локотки пошли было вниз, но нерешительно, и сразу же застыли. Ведь не щекочет пока. Как только коснётся, так и прижму ручонки к бокам, крепко прижму — не просунешься. А может, он и не хочет ничего такого вовсе, что ж тогда общение рвать. И потом — раз он мне что-то велел и я подчинилась, то скоро и я ему чего-нибудь велю, и пусть только попробует отпереться!
Локотки вернулись назад, и тут девочка почувствовала, как чужие холодные пальцы залезли ей за пояс юбочки — сзади. Она быстро, обеими руками схватилась за застёжку спереди, хотя пояс и так сидел плотно, не пуская пальцы даже до задней дырочки — пробовала как-то. Но им было недалече. Нащупав что-то под тонкой юбкой, пальцы рванули вверх, и в девичьем паху вспыхнула боль. Будто кукле стали откручивать ноги. Захватило дыхание, тело согнулось в пояснице, из глаз брызнули слёзы.
Что-то подобное этому она испытала только в младших классах на уроке физкультуры. Физручка, не вняв мольбам слабенькой девчушки, подняла её и вцепила в канат: теперь выбора нет, ползи вверх, взбирайся, взбирайся, сучи ножками, ручками! Выбора и вправду не оказалось: тельце соскользнуло вниз, рухнуло прямо, обдирая в кровь руки, которые и захватить-то толстенный канат толком не могли. Мало того — быстро бегущая ребристая лента прямо-таки пропахала пах, мигом разорвав трусики, содрав кожу и буквально изнасиловав самое нежное, самое сокровенное место любой девочки. Резкая вспышка боли затмила сознание.
Когда бедная Таечка пришла в себя, она лежала на мате с полными слёз глазами, а физручка отгоняла мальчишек, сбежавшихся поглазеть на рваные трусики. От страха и резкого удара о мат девочка, как оказалось, пустила струйку, и это только усугубило боль в окровавленном паху и развороченном лобке. Сколько потом её лечили, сколько она боялась ходить в школу и в спортзал, и сколько сил потратила мать, чтобы дочку вообще освободили от физкультуры! Такой физкультуры.
И вот всё повторилось, только на этот раз роль коварного каната сыграли её собственные стринги. Это место сзади, где сходятся три лямочки, схватил мальчик и потянул. Нижняя лямочка-верёвочка протаранила нежную ложбинку между ягодичками и потянула за собой передний треугольничек, охватывающий нижний мысок туловища, где у меня всё созревает, набухает, покрывается растительностью и наливается соком и новыми, неизведанными доселе ощущениями. И по этому святому месту шваркнули свои же трусы, края от быстрого рывка врезались в кожу — нежную, очень нежную, налитую кровью. Свернувшаяся в трубочку ткань полезла между ног, а живот сверху оголился, почуял грубый пояс юбочки.
Горький плач огласил детскую площадку.
— Вот теперь ты точно Тая, — веселился хулиган, удерживая перекрестье и прижимая его к пояснице. — По талии лямки — это перекладина, а что в попку ныряет — это стоймя палочка. Да ты посмотри, полюбуйся, — он с хохотом хватал всхлипывающую девочку за руки, за плечи и норовил повернуть её так, как будто она могла увидеть собственный зад. — А то игрек какой-то под юбкой светился, что это такое? А теперь всем видно — Тая идёт. Да не плачь ты! С ней шутят, а она всерьёз плачет.
Ревущая в голос Тая стала беспорядочно отмахиваться руками и, видно, задела крепко обидчика — по чему-то уязвимому задела. Он матюгнулся и исчез.
Боль стала мало-помалу отпускать жертву, проходить стал и шок. Стринги сами вернулись в своё обычное положение — и поправлять не пришлось. Тая, украдкой оглянувшись, осторожно пощупала — до крови дело не дошло, под пальцами только ноющие рубцы и как будто ссадины. Так шутить с девочкой!
Но этой ночью кровь всё же пролилась, будто проложило ей русло хулиганство. Что-то набухавшее соками в чреве лопнуло — пришло ему время. Девочка стала девушкой.
— Привет, Тайка! — крикнул он, вынырнув как будто из-под земли.
— Ой, приве-ет, — чуть испугавшись, ответила она.
И тут же руки помимо воли дёрнулись назад и схватились за попку. Это взыграла память о недельной давности событии, когда мальчишка поддёрнул ей стринги — шоково. Ну, сами руки схватились, что тут поделаешь!
— Да ты не боись, — ободрил он насмешливо. — Знаю я, что ты — Тая, и буква "Т" мне никакая не нужна. Я так и сказал: "Привет, Тайка!" Значит, лады.
"А-а-а!" — пронеслось у ней в голове. И тут же новая мысль: а руки-то у неё глупые. Чего они ринулись защищать? Когда в прошлый раз случилось ночью то самое событие, новоявленная девушка познакомилась с тампонами и прокладками, опробовала их. Стринги для этого не годились, надевала нормальные трусы. И так в них, оказывается, хорошо, что решила носить и впредь, пока всё внутри не образуется. Грубая джинса не шерошит голую попку, а если трусики подобрать тонкое, то и не прокантовываются они. И никакой буквы "Т" не дают, нечего, значит, и зад прикрывать.
Но резко убирать руки тоже негоже. Лишний раз дать понять, что испугалась, ни к чему. И девочка поначалу решила придать рукам сугубо девчачье положение: одна безвольно свисает вниз, вторая берёт её за локоть сзади спины. Типичная поза застенчивой девчушки, не знающей, куда руки деть. Но лучше, чем держаться за попку неизвестно для чего.
Но! Она ведь уже — ДЕВУШКА! И пора ей отучаться от привычек малышкиных. Вот прямо сейчас и начать. Долой руки из-за спины! И Тая приняла позу, виденную где-то у взрослых тёть: немного наклонилась влево, выставив правое бедро вверх, и положила правую руку на образовавшийся изгиб от талии до таза. Пальцами вперёд положила. И улыбнулась, прямо как светская львица. Ну, не совсем так, смущённо немножко. Первый всё-таки опыт.
Мальчишка ухмыльнулся, обвёл фигурку взглядом.
— Хоть ты и Тая, а не таешь, не сдаёшься. Так мне тогда засандалила. Вот, гляди.
Синяк, выставленный напоказ, никак не мог быть недельной давности. Это был свежий след, видимо, недавней драки. Но наша героиня в таких делах опыта не имела, принялась оправдываться:
— Но ты же мне тогда так поддёрнул, так всё там опалил, — вторую руку она положила на живот, ближе к лобку. — Да ты знаешь, что со мной… — Она осеклась. Стоит ли посвящать в подробности интимной жизни плохо знакомого мальчишку, чьего и имени-то она не знает? Гм, а и верно, что не знаю. Как же так? Случись что, на кого жаловаться?
Безымянный не обратил на замешательство никакого внимания. Он, видно, сам хотел перейти в словесное нападение и только ждал паузы.
— Ты меня врасплох застала, — продолжал он виноватить собеседницу. — Я считал, что ты тихонькая, ласковая, что прежде чем рукам волю давать, ты скажешь. И вообще, что терпение у тебя бесконечное.
А вот это уже слишком! Что, из ней верёвки вить, что ли?!
— Это почему ещё бесконечное? — Тая аж забыла о "взрослой" позе, выпрямилась и даже, кажется, сжала кулачки. — Почему это я терпеть должна?!
— Почему бесконечное? — ответил он тоном примирительного "ну-ну". — Просто показалось так.
— Почему это показалось? — Девочка решила с самого начала заявить о себе. Момент подходящий — парень явно отступает, почти мямлит. Как это в "Берегись автомобиля": ты удираешь — я догоняю.
Видимо, мальчик не знал, что вопросы бывают риторическими и что невежливо на вопрос отвечать вопросом. И он ответил двумя:
— Почему? А ты знаешь, как в математике обозначается бесконечность?
Не очень вежливо, зато разговор завязывается. И как бы его подтолкнуть ко взаимности представления? Сейчас только с математикой этой некстати развяжусь и заговорю.
— Нет, не знаю. У нас в школе этого не проходят.
_ В школах много чего не проходят. — Он ухмыльнулся. — Самое главное, что в жизни нужно, не проходят. Что у тебя по математике?
— Ну… четвёрка.
— Не двойка?
— Ой, нет! Ну, иногда если.
— А сколько будет дважды четыре?
Издевается, что ли?
— Восемь! — Вот тебе!
— Нарисуй, — он подал ей палочку.
Тая разгладила ногой песок в песочнице и вывела большую неровную цифру.
— Ну вот, а бесконечность — это восьмёрка на боку. Поняла?
— Нет, — автоматически ответила девочка.
— Ну, вот так. Давай сюда.
Он взял её за руку и, потянув, заставил сделать два шага по кругу, встать сбоку от восьмёрки. Теперь они стояли лицом к лицу, а цифра на песке была между ними.
Но не детали начертания математических символов занимали сейчас нашу героиню. Мальчик взял её за руку! И взял как-то привычно, будто сто раз такое проделывал. Или будто давно знакомы они. Она-то краской бы залилась и всё равно не решилась бы мальчика за руку взять. Жаль, что отпустил. Зато стоит близко, лицо в лицо.
Они оба посмотрели на песочную цифру, затем одновременно подняли глаза друг на друга. Почему-то шёпотом сказали:
— Восьмёрка на боку?
— Восьмёрка на боку.
— Это и есть бесконечность?
— Это и есть бесконечность.
— И к терпению это относится?
— И к терпению это относится.
— Ну, а я-то тут при чём?
Непонятно, почему раньше говорила шёпотом, непонятно, почему эти слова сказала громко и даже как будто возмущённо. Он так же громко ответил:
— А вот при чём! — И взметнул руки.
Насколько естественно он взял её за руку, настолько неожиданно его указательные пальцы оказались приставленными к центру её груди. Да-да, тому самому месту, где смыкались полушария лифчика — не простенького девочкиного, а настоящего женского бюстгальтера, правда, первого всего лишь размера. Но с настоящими чашками, нутряную нежность которых растущая плоть пока оценивала плохо, ибо не доросла ещё. Чашки авансировали девичью натуру и здорово топырили эластичную маечку.
Не успела Тая взвизгнуть, как указательные пальцы разошлись и, прилично давя на кожу, симметрично прошли по краям чашек и вновь сошлись в центре. Игривый нажим — и мальчик опустил руки, уставился на девочку.
Не взвизгнешь вовремя — вообще не взвизгнешь. Она едва успела вдохнуть, как дыхание перехватило. Чужой мальчик ласкал ей груди! Так неожиданно чужие пальцы шли по коже, вминают её чуть-чуть. И главное — что чужие они, непредсказуемые, непонятно, куда пойдут и что сделают в следующую секунду. И принадлежат существу другого анатомического устройства, о котором наша скромница имела самое туманное представление.
Не только захватило дыхание — глаза немного выпучились и невидящим взором уставились на визави. Невидяще-удивлённым, ибо Таечка ощутила в себе нечто ранее не испытанное.
Когда-то на грудь свою она не обращала внимания, потом та сама обратила его на себя, когда начала расти, побаливая и вселяя небольшую стыдобку. Распухли и покраснели соски, раздражались майкой, потребовали упаковки. Но всё это была пассивная роль. Неделю назад, чтобы выпятить свои грудяшки, девочка отклонялась назад и усиленно вдыхала воздух.
А вот сейчас грудь "завелась" и пришла в какое-то движение сама! И хозяйка, отключившись от всего, удивлённо прислушивалась к творящемуся внутри. Казалось, начали сокращаться (и сильно!) мышцы, о существовании которых она доселе и не подозревала. Молочные железы подтянулись и затвердели, соски выпятились и налились кровью. И девушка чувствовала, что всё у неё там задвигалось и пыталась довдохнуть воздух, не выдыхая.
И вот новое ощущение — возбуждённая кожа бюста и соски коснулись по-настоящему внутренней обивки чашек. Груди заполнили чашки! И, поскольку движение пыталось продолжаться, внутренние кружева стали ласкать налившуюся нежностью плоть. Ох, и новое это было чувство!
А всё ещё не вдохнуть! Удивление во взгляде сменилось некоторым испугом. Но тревога ещё не перевешивала блаженства, которым девушка переполнялась до краёв своего тела.
Снаружи изменения были почти незаметны. Мальчишка сначала не понял, что случилось с его знакомой, почему нет вселенского визга, шлепков и прогоняющих криков. По-прежнему маечка обтягивала небольшие полушария, только ложбинка посерёдке немного покраснела. Но от созерцания этого, правду сказать, небольшой детали, отвлекли глаза девушки: сначала удивлённые, потом — испуганные, потом — очень испуганные.
Испугаться было от чего! И Тая почувствовала, что не в силах вдохнуть. Вдох закончился сто лет назад, были и довдохи, а вот назад — ну никак. Движение в груди продолжалось, хотя и слабее, и тоже назад не хочет, но так ведь жить дальше нельзя. Никогда раньше она не задерживала дыхание так долго. Хотя и удовольствия такого никогда не получала.
Испуг в глазах продолжал нарастать, и девушка каким-то чутьём поняла: сама она з этого спёрто-блаженного состояния не выйдет, ей должны помочь — тряхнуть, что ли, или за руку дёрнуть. Даже за подножку она была бы благодарна — выдохнула-выплюнула бы она воздух и мало-помалу успокоилась, отдышалась.
И мальчик понял. Понял, что надо что-то сделать. Но обычные приёмы обижания девочек здесь явно не проходили. Состояние стоящей напротив доказывало, что она уже не девочка и нечего её ни за косу дёргать, ни подножку ставить. Но что тогда?
Наш герой был плохо знаком с женской анатомией, хотя похабных рисунков на своём веку видел немало. Но ему помог пупок — девичий живот из-за постоянного вдоха дуже выпятился, выдвинул вперёд полоску кожи с пупком, натянул кожу до барабанного состояния. Такай незабываемый рельеф, выгодно оттенённый солнцем, чьи блики прыгали по лоснящейся коже. И парень инстинктивно ткнул в пупок, но в последний миг усовестился и подал руку ниже. Постеснялся задеть кожу и перенацелился на юбку.
Но и под тканью у женщин бывают нежные места, даже нежнее пупка. Тая почуяла глухой толчок, вздрогнула, и сразу же из одной точки где-то вверху её нежных губок по телу пошли — нет, брызнули! — лучи неизведанного наслаждения. Тело вмиг окутала сетка обжигающих лучей, заставила задрожать, зазебриться: полоска — горячая, полоска — холодная. Это длилось какое-то мгновение, и сразу же за тем Тая с большим удовольствием и легко выдохнула. Горячечность схлынула, осталась какая-то лёгкость, и что-то во чреве зашевелилось, как в ту ночь, когда кровь возвестила о рождении новой девушки. Она легко, даже слишком легко отдышалась. Огляделась вокруг.
Солнце сияло ярче, листва шелестела ласковее, а мальчишки не было. Почему он убежал? Ага, в руках у неё всё ещё зажата палочка. Та самая, которой она рисовала на песке. Оружие так себе, но если ткнуть в глаз, или в пупок, или в неясную мужскую анатомию, то мало не покажется. Ещё как убежишь, особенно если не знаком с девицей, как следует, не знаешь, как она реагирует на вольности.
Тая отбросила палку, наклонилась, посмотрела на начертанный ею символ. Интересно, надо будет запомнить, как выглядит эта самая бесконечность. А впрочем, чего тут запоминать! Она же на ней самой, и в её белье, и в облике знакомых девочек и тёть. А её "бесконечность", кажется, даже выросла за эти восемь минут. И относится не к терпению, как уверял этот гадкий… ну, не такой уж и гадкий, этот мальчишка, а скорее к наслаждению.
— Здравствуй, Тая! — сказал он.
На этот раз она не пугалась, не спешила ответить, а сперва посмотрела на него оценивающе, в меру улыбнулась и наконец сказала:
— Привет, незнакомец! Давненько не виделись!
Вообще-то только вчера или позавчера они "обсуждали проблему бесконечности", но как же изменилась героиня за это время! Воистину, стала девушкой. Грудь не стала выше, бёдра — круче, но повадки, повадки! Стоит прямо, ни доли страха там или паники, чуть-чуть улыбается, будто знает цену себе. Белая маечка, синие джинсы, загорелая кожа с пупочком, волосы собраны в пучок. Даже что-то насмешливое есть во взгляде.— По-моему, можно и познакомиться. Меня зовут Тая.
Она чуть-чуть поклонилась и на шаг отступила.
— Да я же знаю твоё имя!
— Ты моё — да.
Каким тоном проговорила, с какой недоговорённостью, с каким намёком… Назваться, что ли? Но как тогда продолжать общение? С девушками, сознающими свою взрослость, он общаться не умел. Нет, надо вызвать в ней что-то девчоночье, не всё же оно успело пропасть за этот день-два. Продолжу-ка игру.
— Слушай, так неинтересно. Давай я напишу своё имя, а ты, если прочитаешь, то и познакомишься.
Кажется, удалось немножко удивить.
— Вообще-то я грамотная, — заявила Тая. — Пусть разных там значков типа вот этого, — она рывком выставила вперёд сначала правую грудь, потом левую, — мы не проходим, но все буквы знаю. И строчные, и прописные, и рукописные. И ты меня этим "если" обидел. — Она чуть отвернула голову и посмотрела на него, скосив глаза, интригующе. Ну, скажи "извини", и я возьму инициативу в свои руки.
Но парень знал, о чём говорил.
— Это смотря как и на чём написать. Иногда одной грамоты мало, надо и ещё что-то.
Девочка выдержала паузу. Два раза она попадалась, задавая напрашивающиеся вопросы, и теперь не хотела этого. Но молчание затягивалось. Он как-то безразлично смотрел вбок.
— Ясно, как — русским языком, — тоже придавая голосу безразличие, сказала наконец она. — И ясно, на чём — на песке, как в прошлый раз. Больше тут не на чем писать.
— Не на чем… Да и нечем тоже. Ни одной палочки вокруг. А пальцем я ковырять песок не буду — не мальчик ведь. — Она улыбнулась, он — в ответ, посмотрели друг другу в глаза, потом он медленно опустил глаза по телу. Странно, но ей с недавних пор даже хотелось, чтобы мальчишки любовались её бюстом, причём таким, какой есть — лифчиков крупнее размером она не покупала.
Но парень смотрел не туда. Его глаза разглядывали широкую полоску кожи с пупком посередине. Чего это он? И вдруг пупок ёкнул, девушка поёжилась — поняла.
— Ты что, пальцем на животе хочешь имя написать? — чуть испуганно спросила она. Он кивнул.
— Только ты глаза закрой. И если поймёшь, что я написал, ну, тогда мы друзья навеки.
Тая знала, какое волшебное действие производят с её телом мальчишеские пальчики. Отказаться? Но вдруг понравится? Внезапно ей пришла в голову мысль:
— А ты выполнишь любое моё желание, если угадаю. Ну, кроме дружбы навеки.
Он уже так настроился на контакт с нежной девичьей кожей, что отступать было некуда, палец аж дрожал от нетерпения.
— Выполню. Но только и ты…
— Что?
— Ну, если не угадаешь. Взаимно.
— Ну уж нет! Мало ли, что у тебя на уме! Даже имени не знаю. Так что нет.
— Несправедливо получается. Любое против любого -как же иначе?
— Э-э, нет. Ты тогда как курица лапой корябать будешь. А я трудись, заморачивайся!
— Но ведь во все времена играли на желания. Ты детство вспомни.
Тая насмешливо улыбнулась: ишь, какие далёкие дни вспомнил. Ещё бы младенчество упомянул, когда на горшках рядом сидели.
— Мы не дети уж, — безапелляционно заявила она.
— Но если по-взрослому — то на деньги. Взрослые всегда всё на деньги мерят.
Чёрт побери!
— Ну, давай так. Скажи своё желание заранее, а я соглашусь или нет.
— А свой ты не скажешь заранее?
— Нет. — Как естественно, без напряга научилась она отказывать!
— Несправедливо.
— Но я же всё-таки девушка, — естественно, с глубоким чувством собственного достоинства заявила она.
Парень аж опешил. Но крыть было нечем.
— Ну хорошо, только я поторгуюсь. Поскольку я не знаю, чего ты от меня хочешь… или захочешь, я сам выберу время исполнения твоего желания. Может, не сразу.
— А не затянешь?
— Ну, не позже нашей следующей встречи.
— Согласна! — поставила она точку в споре. — Говори желание.
Она присела на скамейку у песочницы, так непринуждённо присела, будто сознавая своё девичье право. Он подсел следом.
— Чего бы пожелать от девочки…
— Девушки!
— Девушки, которая знать не желает моего имени.
— Полегче уж!
— Ну, девушки с неграмотным животом.
— Если ты так, то я сейчас уйду. — Она сделала вид, что поднимается, напряглась для виду. Он бросился её успокаивать.
— Ну, не обижайся. В общем, чего ждать от девушки, не распознавшей начертанное на её теле буквы.
Тая безразлично глядела куда-то в сторону, краем глаза следя за парнем. Он медленно, как бы размышляя вслух, говорил:
— Может, пускай разденется до трусов и тряхнёт… стариной, поиграет со мной в песочек? — И хитро так, искоса бросил взгляд.
Девушка чуток покраснела, открыла было рот, чтобы поправить, но тут же поняла — это ловушка. Если она сейчас скажет: "И лифчика!", он согласится: "И лифчика", и дело выйдет так, что она согласна, приняла эту идею, А больно ей надо! Ну, хитёр парень!
Выдохнула, вдохнула ещё раз и коротко ответила:
— Нет!
— Другой вариант: снимет туфельки, маечку и джинсы и поиграет со мной в песочек.
Она было хотела уточнить, сколько времени должна длиться эта игра, но по той же причине раздумала:
— Нет!
— Тогда так: я буду писать своё имя на разных участках твоей кожи до тех пор, пока не угадаешь.
— На разных?
— Конечно. Раз не угадала в одном месте — чего повторять зря? Значит, этот участок кожи у тебя не того, подставляй другой.
— А если кожа кончится, а я всё не угадаю? — Она всё же втянулась в торг и отступать было некуда.
— А под одеждой у тебя разве не кожа? — невинно спросил парень, отводя глаза. — Сними, что хочешь, и подставляй.
— А если я не захочу снимать? Эдак ты меня догола…
— Не хочешь — не надо. Раздевайся, докуда хочешь, а потом поиграй со мной в песочек.
Тая поняла: если не разденется до белья, он засыплет её песком, во все щели насыплет, свинюк. И всё равно её придётся раздеться — не идти же домой с полной одеждой песка.
Да, но песок — палка о двух концах. Им можно запорошить глаза, можно оттянуть ремень брюк и сыпануть пригоршню в то место, за шиворот тоже нехудо.
— Хорошо, я соглашусь, сели с песком можно делать, всё, что хочешь.
Верно, голос её выдал. А может, взгляд, остановившийся на местах: куда нацелен песок. Он помолчал и сам сказал:
— Не пойдёт. Песок грязный.
— Тогда я не согласна. Песочиться — так песочиться.
Помолчали.
— А если просто полежать на песочке, позагорать?
— А ты в плавках?
Он покраснел и отказался от этой затеи.
Снова помолчали. Он повернулся к ней:
— Тогда знаешь что? Вынь заколки, распусти волосы!
— Серьёзно? — удивилась она.
— А то! А то я знаю несколько своих имён — Тая, Таисия, Таечка, Таюша, даже Тайкой называл, а вижу тебя всё такой же. А ведь подобранные волосы сильно вид меняют. Ты, верно, другая с распущенными-то.
— Хм… И что, ты раздеться предлагал — только чтобы меня в другом виде посмотреть?
— Конечно! Чем больше видов, тем лучше, тем ближе познакомимся. А то вдруг с тобой водиться незачем, ежели ты в каком из видов не та.
— Я тебе покажу — не стоит! — Она дурашливо усмехнулась, потом села спокойно и стала серьёзной.
— По рукам?
— По ладошкам. — Она решила взять инициативу в свои руки, встала, повернулась к нему животом, даже маечку чуть вверх подобрала:
— Ну, пиши!
— У меня не такое длинное имя, — он разглядывал обнажившееся.
— Но ты же разные виды девушек любишь. Вот, маечка почти как топик, лифчик даже. ЧертИ уж, пока не передумала.
Парень подчинился. Чуток посозерцав девичьи рёбра и пупок, подавив желание эту дырочку пощекотать, протянул руку и провёл пальцем черту по загорелой коже.
— Ой!
Тая отпрянула назад, чуть не споткнувшись о бортик песочницы.
— Чего ты?
— Щекотно. — Живот ходил ходуном, отходя.
— Я не нарочно. Вообще, мне трудно: слабо проведёшь — щекотно, сильнее нажму — больно. Да ты потерпи.
— Уф! Ну, давай.
На этот раз она закусила губу, напряглась, задержала дыхание и выдюжила-таки чирканье пальца по животу. Но тут же спохватилась:
— Э-э, да ты не ту черту провёл!
— Конечно — вторую. Я же продолжаю.
— Ноя уже всё забыла. Кода, то есть, забыла. Давай сызнова.
Но первая черта снова возымела своё отталкивающее действие. На этот раз, споткнувшись, девочка чуть не полетела в песок, но парень вскочил, вовремя схватил за руку. Несколько секунд отходила.
— Что же поделаешь, если мне так щекотно?
— А что поделать, если у меня такое имя? Слушай, может, я второй рукой тебя за попку придержу? Вот так.
Но Тая решительно отклонила его намерение:
— Не познакомились ещё, а лапаешь. Нет, иначе надо. Сейчас, сейчас, соберусь я.
Вдруг он кивнул в сторону грибка.
— Да прижмись ты спиной к столбу. А может, на спине тебе написать? Спине не так щекотно.
— Э-э, нет, не узнаю я имя так. Пиши уж на животе.
Она ещё хотела сказать, что, может, он чем видимым на спине-то намалюет, ходи потом, как дура, с мальчишеским именем, пока не скажут. А живот — вот он, виден, чуть глаза опусти.
Но махнула рукой — ещё подскажет, а он и не думал — и пошла к грибку.
Прижалась спиной к твёрдой корявой древесине, руки завела назад и обхватила столб на уровне ягодиц.
— Как закрою глаза — пиши давай!
Он помедлил, глядя на не очень уж чистый песок. Потом нашёл выход: встал на одно левое колено, положив под него левую ладонь, правую несколько раз сжал и разжал, потряс, подул на пальцы.
— Готов. Закрывай же!
Тая резко выдохнула, напрягла живот и закрыла глаза. И тут же ощутила пальцы на животе.
К чести мальчишки, он не щекотал, не драл кожу, не спешил, давая возможность следить, но и не медлил, рассыпая буквы на отдельные палочки. Просто написал своё короткое имя на необычной подложке.
— Всё!
Она прекратила напрягаться, закусив губу, но глаза не открывала, как бы соображая что-то. Пошевелила губами, тихим шёпотом произнесла несколько мужских имён, как бы примеривая их к быстро тающему чертежу на животике.
Всё! Кажется, поняла. Его зовут…
Она глубоко вдохнула, чтобы победно выпалить ответ, но глаза почему-то придерживала закрытыми. Наверное, хотела распахнуть их и широко раскрыть в процессе выкрика, улыбнуться и победно посмотреть на мальчишку. В общем, на пике вдоха веки оставались закрытыми.
А он, окончив своё дело и быстро встав, брезгливо отряхнув ладонь в песке, пристально смотрел на её лицо: угадает, не угадает? И видел, как раскрылись, шевелясь, губы, как движутся глазные яблоки под веками, как появилась лёгкая улыбка. И ещё девичье тело немного пошевелилось — это ей надоело прикосновение к занозистому дереву, она и отодвинулась. Но от столба — значит, к писарю. А тут ещё губы разомкнуты, улыбка на лице играет. А он ведь обещал исполнить её желание, если она угадает, причём тогда, когда сам захочет. Ну, и…
Она не успела назвать имя. Вдруг её губы что-то запечатало. Мгновенно, чутьём поняла — его губы. Это оказалось более твёрдым, чем она раньше думала, когда нежно целовали её то в щёчку, то в лобик. Дыхание перехватило, губы всё вминались и вминались в губы. И вот уже тело чувствует надвинувшееся тело, обнимают ведь её (вместе со столбом), руки пытаются оторвать её руки, вцепившиеся в столб. Но она сжимает деревяшку всё сильнее и сильнее, будто её хотят унести, похитить. Утопающий за соломинку. И всё заводится в теле: дёргаются лёгкие, всё пытаясь и пытаясь вдохнуть, твердёют груди и набухают соски, трясь о лифчик, в животе что-то поднимается, какая-то влага чувствуется. Чужое тело елозит, пытается глубже вжаться, губы как-то чуть поворачиваются. Что же это такое с ней?
Не справившись с мёртвой хваткой её ладошек, но изрядно поласкав их, он вдруг поднял руки по дуге и выдернул заколки из Таиных волос, встряхнул. Волосы с шумом накрыли их обеих.
Вдохни она, выдохнув, и волосы бы противно полезли ей в нос, в рот. Но она и не думала выдыхать, а всё дёргала грудью, пытаясь довдохнуть. А может, и не довдохнуть вовсе, а чтобы справиться с этими несносными лёгкими, которым воздух свежий подавай. Мешают, черти, спокойно постоять под одной крышей, двумя даже — гибок и волосы, с новым знакомым, помолчать, попритираться друг к другу. И к чёрту сомнения о том, правильно ли она угадала имя. Имя-не имя, но в целом она всё угадала правильно. И вдруг расслабилась.
Парень осторожно положил размякшее девичье тело на скамейку. Как всё неожиданно вышло! Верно он угадал её желание: закрытые глаза, шевелящиеся губы, рывок к нему… Конечно, верно!
А вот угадала ли его имя она?
Тая лежала на спине, руки бессильно свешивались на песок. На лице с закрытыми глазами блуждала улыбка. Полное умиротворение. Незачем тормошить, чтобы задать вопрос.
Узнаю завтра.
— Салют, Тая! — небрежно сказал он.
— Привет и тебе, Тарас, — откликнулась девушка. Весь её вид говорил, что идёт она по своим делам, покачивая бёдрами, мимо идёт, поздоровался, и ты тоже ступай мимо.
Парень тем не менее пошёл сбоку. Несколько шагов прошли молча.
— Площадка уже кончается, — вдруг заметил он.
— Ну и что? — она еле повернула голову.
— Как что? Мы же на площадке всегда встречались, а ты уже дальше идёшь.
Девичьи плечики пожались.
— А кто тебе сказал, что мы сейчас встречаемся? Я иду себе по своим делам, ты по своим. Привет-привет, и все дела.
— Погоди. Да ты подожди, чего скажу, — он занервничал. — Ну, хоть минутку. Здесь детская площадка, так? Ты выходила, я выходил, мы встречались, и вроде всё путём шло. Ты не обиделась, кстати?
— Нет. Я ни на что не обижалась. Просто иду мимо этой площадки. Мимо. Она детская, а я давно уже не девочка. — Покачала бюстом, бёдрами. — Ну, мне пора. А ты, сели хочешь, стой себе и жди какую другую… ну, то есть жди какую девочку. Желаю удачи!
Парень был ошеломлён.
— Но мы только что познакомились. Только имя моё ты в прошлый раз узнала. И что — уже всё?
— Почему всё? Просто у меня сейчас другие планы. С тобой общаться я не то чтобы не хочу, но не планировала. Как только захочу — выйду на площадку и возле песочницы встану. Увидишь из окна. Ну, пора мне.
Вот пробудил девушку в девочке на свою шею!
— Постой, дай слово молвить. Ну, давай я тебя мороженым угощу, — вдруг ляпнул Тарас. Ничего другого в голову не пришло.
— А зачем? — последовал холодный вопрос.
— Ну, посидим на лавочке, пососём. То есть поедим. Поболтаем.
— А когда съём — свободна?
— Ну, зачем ты так? Я же угощаю, безо всяких условий.
— Всё надо оговорить заранее. Я уже не девочка, чтобы залетать. Сначала угостят, потом намекнут, завлекут, после жалей обо всём этом.
— Да я ничего такого! Съедим по трубочке и разойдёмся, раз тебе некогда.
— Ну что же, это уже лучше. — Пауза. Парень напрягся. — Ладно, лети за своим мороженым.
Тарас взял старт.
— Я скоренько, — прокричал он и скрылся за углом.
— В следующий раз заранее покупай! — не преминула Тая пустить стрелу вслед. — Без условий я всегда согласно, — пояснила самой себе.
Она села на скамеечку у песочницы. Одержана первая победа над парнем. Интересно, какой сорт он принесёт? Хорошо бы, вишнёвое. До смерти люблю вишнёвое мороженое с орехами!
Рот вдруг наполнился слюной, скулы передёрнуло. А вот это уже не победа, а поражение. Какая она всё-таки ещё девочка, раз так думает об угощении! Да, видать, долгий это процесс — становление настоящей девушки. И многоплановый. Сейчас ей, например, надо притуплять аппетит, когда принесут, сеть небрежно, как бы делая одолжение. Лучше, чтобы было не вишнёвое, чтобы не попасть на удочку. Лучше потом сама куплю, какое захочу.
А сейчас надо подготовиться к его возвращению. Стать максимально взрослой. Она небрежно перебросила ногу за ногу. Ого, как обтянулся задок юбочкой! Значит, все прелести попки налицо. Теперь волосы. Она потеребила колечко, приспустила его ниже шеи и с удовлетворением почуяла, как волосы разошлись и шёлково покрыли шею. Совсем распускать их хозяйка не стала. Что дальше? Зеркальца нет, посмотреться не во что. А ведь непорядок это. Настоящая девушка обязана носить сумочку, а которой и зеркальце должно быть, и пудреница, и ещё много чего. Учту на будущее
За глаза и за лицо в целом Тая была спокойна. Красивые у неё глаза, и всё остальное на уровне. Плечи. Бретельки маечки и лифчика разведём, устроим ловушку для мужского взгляда. Заодно подтянем пряжечки, приподнимем чуть-чуть мои прелести. Совсем недавно подружки открыли ей назначение этих пряжечек. Ага, вот так. Не такие большие они, так что главное — организовать ложбину посерёдке и приоткрыть её. Чтоб видно было, что вперёд что-то выдаётся. А для этого и пряжки напрягу, и лямочки под нужным углом разведу. Во-от так. Жаль, со стороны на себя не взглянешь, но если просто вниз — тень падает, есть куда взгляду нырять.
Низ маечки подвернём, почти вплоть до лифчика. Укрепим нижний вал грудяшек. Ого, как кожа лоснится! А пояс юбочки можно и ослабить на дырочку, приспустить чуток вниз, а то так туго обтянулись бёдра, что вот-вот лопнет там у неё.
Она поменяла ноги, осталась довольна всеми переменами и принялась ждать. Может, встать, показать, что готова уйти? Ладно, он так старался, ещё минутку посижу.
Тарас появился тут же, как только девушка вознамерился встать. Запыхавшись, он протянул ей клубничный пломбир, одну порцию оставил себе и сел на скамейку.
— Я люблю есть мороженое в тишине, — стараясь придать голосу капризность, заявила Тая.
Парень вздохнул и чуть-чуть отодвинулся, уставился на свою порцию.
Девушка слизала верхний, ореховый слой, вкусно похрустела орешками, стронула основную массу. И украдкой оглянулась на спутника — что это он очень уж беззвучен. Тарас сидел в той же позе, всё едё держа пакетик в руке.
— А ты чего не ешь? — взыграло естественное любопытство.
Вместо ответа он развернул бумажный пакетик — пустой.
— Это обёртка твоего, — пояснил он. — Денег хватило на одно только.
— Эх, ты! — внезапно с великим укором сказала Тая. — Чего тогда вяжешься?!
Парень не знал, куда деться от неловкости.
— Просто я кошелёк нынче забыл, — принялся оправдываться он. — Только мелочь в брюках осталась, её и еле наскрёб.
— Мелочь в брюках! — фыркнула она. — Да… — и осеклась. Девичьим чутьём уловила, что если скажет: "У тебя что, в брюках одна мелочь?", то обидит молодого мужчину смертельно.
— Ты ешь, ешь, -зачастил он. — А я на тебя погляжу, если разговаривать нельзя.
— Ну, погляди, погляди, — и с этими словами она сняла ногу с ноги и вытянула её вдоль скамейки.
Это была ножка хорошенькой формы, гладкая, лоснящаяся, и к тому же мало закрытая коротенькой юбочкой. На ступне плотно сидела туфелька на каблучке.
Парень оглядел ногу по всей её длине. И когда Тае показалось, что он хочет её пощупать, она вмешалась.
— Несправедливо — я ем, а ты голодаешь. Так уж и быть, лизни.
Она демонстративно: высунув подлиннее язык, провела им по мороженому и протянула его парню этим же местом. Он замялся. Она убрала ногу.
— А целовать меня не брезговал! — усмехнулась она.
— Просто я… не хочу сейчас холодного, — вывернулся он.
— Зато я хочу, чтобы ты лизнул его. Не боись, я не заразная.
— А не боишься, что всё проглочу?
— Мне чего бояться — ты проглотишь, я пойду. Такой ведь уговор был, нет?
Тарас со вздохом повиновался. Но схитрил: взял девичью руку с мороженым и попытался повернуть её, чтобы лизнуть девственное место. Она воспротивилась.
Некоторое время шла борьба за поворот кисти. Наконец девушка отвела руку с эскимо назад.
— Шут с тобой! Я как порядочному предлагаю, а он морду воротит.
— Не морду, а руку.
— Большая разница! В общем, если не хочешь, чтобы я проглотила остаток и ушла, слушайся меня.
Парень тяжело вздохнул.
— Вот и умница. Первым делом садись на скамейку верхом. Вот как я.
Она встала, завернула свою юбочку до самого широкого места бёдер и перекинула ногу через скамейку. Тарас тоже уселся верхом, поглядывая на место схождения ножек.
— Теперь подогни колени и назад, назад ноги. Будто на колени хочешь встать, да скамейка мешает.
Озадаченный кавалер выполнил требуемое, и Тая, привстав, подсела к нему вплотную. Бёдра её уходили вниз почти вертикально, колени не доставали до земли, зато в землю втыкались носки туфелек. Эх, как жмёт дощатая скамейка на низ!
— Чур, не целовать!
С этими словами она взяла его свободной рукой за затылок и привлекла к себе, подала голову вперёд. Теперь их лбы соприкасались. Парень зажмурился.
— Рот открой.
И Тая поднесла снизу к их губам, застывшим в ладони друг от друга, остаток эскимо.
— Я — лиз, и ты — лиз. Понял? Начали!
Два языка дружно шуршанули по подтаявшей массе, и тут же девичья рука чуть-чуть повернула палочку. Тарас, жмуря глаза (они ведь в сантиметре от её), лизал и ничего не видел. Как только он запаздывал с очередным движением языка, девичья ладошка сжимала в кулачок волосы на его затылке.
Тая не только поворачивала эскимо вокруг своей оси, но и постепенно подталкивала палочку вверх. Лизание шло по спирали. Мороженный брудершафт шёл полным ходом.
Внезапно при очередном лизе под языком Тараса мелькнула не обычная холодная сладость, а нечто шершавое, мокрое, живое. Язык сотрапезницы! Не заметив того, они слизали всё мороженое.
От неожиданности он отпрянул назад. И здесь своё слово сказал негибкий позвоночник. Выгнуться луком парень не мог, поэтому он сильнее согнул ноги в коленях и выбросил их вперёд, сам вцепился в скамейку за спиной обеими руками. И нечаянно подцепил девичьи ноги под коленками. Она быстро, инстинктивно разогнула колени. Теперь её прямые ноги лежали на бёдрах Тараса. Они застыли.
Поняв, в чём дело, она засмеялась.
— Не рано ли мы Кама-Сутру начали? — Медленно развела ноги, опустила их на землю, соединила, встала со скамейки. Парень заворожённо следил за её пахом. Наконец девушка распрямила закатанную юбочку.
— Хорошего понемножку. И уговор дороже денег. Я пошла. Пока.
— А завтра… выйдешь?
— Вот завтра об этом и поговорим. Спасибо, кстати, за угощение.
И её ягодицы заходили под коротенькой, в обтяг юбочкой, завораживая мужской взгляд.
Спина девочки, игравшей в песочнице, выглядела несуразно большой. Или это песочница ей мала? А пучок волос и покатые плечи, вроде, знакомые.
Тарас подошёл поближе, потом зашёл сбоку. Да, это она, Тая. Сидит себе в песочнице, подвернув ножки, и что-то лепит из песка. Ничего себе!
— Тай, привет! — крикнул парень, заходя уже совсем спереди.
Девочка оторвалась от своей зыбучей архитектуры, безучастно поглядела на подошедшего и слабо кивнула. Даже не улыбнулась. Она была в сплошном купальнике, ладно охватывавшем её фигурку.
Тарас подошёл и сел на край песочницы, уверенно так сел, не спрашивая позволения. Она-то ведь ни у кого, похоже, не спросила позволения вернуться в детство.
— Ну, ты и даёшь! — изумился он, разглядывая пластиковые формочки и песочные куличики. — Ещё кукол не хватает. Стринги уже носит, лифчик — а в печке возится.
И тут наткнулся не девичий взгляд.
Понял: что-то случилось. Дома, наверное, нелады, не будет так просто взрослая уже девушка лазить в детские забавы. Хоть и скрывает зелень детскую площадку от окон ближайших домов, но могут ведь и зайти сюда ненароком. Как вот он зашёл.
Нет, она не поправила его. Ничего из названного на ней не было. Светло-коричневый купальник с приличным декольте был явно надет на голое тело. Грудь упругая, топорщит материю. Канты давят на лоснящуюся кожу, видно, как она чуток пригибается под ними. Всё хорошо, только взгляд — тусклый, безжизненный.
Тарас подумал несколько мгновений и принял решение. Быстро разделся до плавок, сложил одежду на скамейку и осторожно зашагнул в песочницу. Присел на корточки и взял формочку.
— Давай построим домик, — предложил.
Тая взглянула на него почти без удивления, ещё больше наклонила голову.
— У-у, какие кирпичики неровные! А уже большая девочка, пора бы и научиться делать, как следует.
Она с трудом встала — видно, затекли ноги — села на край песочницы и стала отряхиваться.
— Ну, ты чего? Давай сыграем. Я умею делать восхитительные кирпичи. Вот смотри, — и он лихо перевернул, цокнув, форму. Рядом с ногами девушки появился песочный кубик.
Она безрадостно посмотрела на "подарок" и тяжело вздохнула.
— В песке хорошо в одиночку, а так… — Мах рукой, и песок брызнул снова в свои кучи. — Настроение пропало.
Тая подогнула правую ногу, поставила ступню на край, где сидела сама и принялась выковыривать песок между пальцев. Тарас смотрел на появившиеся складки её купальника и лишний раз убедился, что надет он наголо. Лобок выпирает, видно, курчавятся там волосы, да и губки налитые, созревшие и продолжающие дозревать. Грудки маленькие, но крепенькие, под тонкой материей угадывается переход припухлостей в соски, даже ложбинку в декольте можно уловить, если глянуть под нужным углом. Зреющая девушка. Сидит на краю песочницы и обтирает ножку.
Вот она сменила ногу, и снова морщины на купальнике подтвердили, что облегает он пухленькое тело, хорошо так облегает. Чуть-чуть вдаются в лоснящуюся кожу канты, дают понять, насколько пухло тело. Вроде угадывается раствор губок, налитых соком, тех, что он на днях пробудил к жизни, дёрнув за стринги, как моторист-лодочник дёргает заводной шнур. И попка хорошенькая, тугая, аж похлопать хочется.
— Чего уставился? — вдруг услышал он познакомевшей голос.
Тарас вздрогнул. Да, Тая сердито смотрела на него, на то, как он её всю оглядывает. Ногу опустила, промежность сомкнула.
— Да вот, глазам своим не верю, — ответил он. — По всем признакам взрослая девушка, такой с парнями гулять. А она роется в песочке. И ведь сама себя маленькой считать не можешь. Тело не даст. Хорошее у тебя тело.
Она резко отвернула голову и потупилась. Он чуть-чуть подсел.
— Случилось у тебя что? — понизил голос участливо. — Ты уверена, что песок поможет? Скажи "да", и я уйду.
Она резко повернула к нему голову. Взгляд сначала был обиженный, но вот её лицо дёрнулось, как на экране, когда наводят фокус, и вдруг приняло выражение, будто бы она смотрела на самого близкого ей человека перед которым и вывернуться ништяк. Полился рассказ.
— Так вышло. Понимаешь, так вышло. Родители уехали на курорт, а ко мне приставили дядю. Ну, вроде бы он сам погостить приехал, но не маленькая же, всё понимаю. Нет, ты не подумай, он ничего такого… но вот схлестнулись мы. Он с собой морской бинокль привёз.
— Но у нас же не море, — осторожно, боясь перебрать, сказал Тарас. Если дать ей выговориться, она потом надолго умолкнет. Лучше потихоньку перевести исповедь в диалог.
— Нет, конечно, но на пляже русалки красивые встречаются. Может, для знакомства высматривает… Когда он днём пропадает, я дома в бикини хожу — жарко ведь.
— А сегодня?
— Переоделась, чтоб побольше на теле было. Увидела, что в доме напротив парень окно мает, и решила понаблюдать в бинокль. Кажется, я его где-то постоянно встречаю, только не помню, где.
— Понятно. Переодевалась в спешке?
— Да, чтобы подольше посмотреть. Он такой стройный, мускулистый в плавках. И хозяйственный, видать. Сам окно моет. Ты вот моешь? А что, заметно, почему ты решил, что спешила?
— Купальник на тебе очень уж классно сидит. Я прямо любуюсь.
Она провела ладонями сверху вниз, задержала их на попке.
— Ты не подумай чего. Про джинсы в такую жару я и подумать не могу. Просто на подоконнике сидеть можно только по-турецки. Вот я и надела на скорую руку то, что снизу шире всего.
— По-турецки? — удивился Тарас.
Тая истолковала его удивление по-своему. Она немного отодвинулась от него и поджала ноги. В мгновение ока на бортике песочницы сидела "йогиня" почти что в позе лотоса. Сложила ладони в трубочки, поднесла к глазам.
— Вот так. По-моему, всё прилично. Это же не стринги. И пятки заслоняют.
Он придирчиво, теперь уже на легальном основании, осмотрел девичью фигурку. На животе купальник слегка морщил, но канты плотно обхватывали бёдра по всему видимому периметру, почти по тазовым складкам, а рельефные детали лобка действительно заслонялись девичьими ступняшками.
— Ишь ты, я и не знал, что ты гибкая такая! И что, это без напряга?
Вместо ответа она задорно пошевелила пальчиками ног. Да, раз шевелит, значит, не недуром вывернула. И связки на бёдрах, коленях не то чтобы очень натянуты.
— И так сидела, глазея в бинокль?
— Ну да. Я хорошо его рассмотрела, этого хозяйственника. Иной раз накатывало желание, чтобы и он поднял глаза от своего ненаглядного стекла и меня заметил.
— Небось, и пальчиками от нетерпения шевелила, да?
— Не знаю, но что-то такое во мне шевелилось. И даже груди побаливать начинали, и как-то в груди щемило. Я ведь ещё расту, ты знаешь.
— И на здоровье! А что дядя?
— Ну, что он. Слышу вдруг сзади окрик. Я чуть бинокль не уронила. Стоит, боров, в одних трусах и я же ему виновата!
— В трусах?!
— Он не виноват, — вступилась за родную кровь девушка. — Я тут в песочнице многое передумала. Он пришёл, а в квартире тихо, подумал, что меня нет, ну, и переоделся по-летнему поскорее. Заходит в комнату — а тут я. Он, небось, тоже перепугался.
— Ага, тихонько сижу, никого не трогаю, починяю примус.
— Бинокль! Примус и уронить можно, не жалко, а морской бинокль — это же вещь!
— Зачем же он тогда кричал? Чтобы ты бинокль с испугу из рук выпустила, что ли?
— Не знаю. Тихо, без звука выскочить из комнаты — неудобно, как будто подсматривал. Ко мне без слов подойти — тоже плохо, будто задумал чего нехорошее. Он же молодой ещё. Вот и крикнул с места.
— Как ты его защищаешь! Ну, и чего?
— Ну, сердце у меня в пятки. Слезла кое-как с подоконника, бинокль целенький ему вернула. Он всё ещё сердится — по инерции. Я ему и сказанула, как он, по моему мнению, этот прибор употребляет.
— И он ответил?
— Ещё как! Ты, говорит, в квартире хозяйка и я тут вообще на птичьих правах. Давай, оскорбляй меня, мне всё равно деваться в этом городе некуда. Так горько стало! Я и психанула. Мол, квартира не моя, а родителей, они её вам оставили на лето. А я — бесплатное и бесправное приложение. Если не нравится, уйду, прямо так вот уйду, в чём есть, и не вернусь никогда.
— Хм, психанула… Девчонка! Но он-то взрослый. Он-то чего не успокоил?
— Он хотел. Но я уже мимо на всех парах лечу. Ну, он обнял за плечи, и тут…
— Да, чего ты не осталась?
— Понимаешь… — Она опасливо оглянулась, будто опасаясь подслушивания. — Не знаю даже, можно ли тебе говорить! Ты всё-таки мальчик.
— За неимением подружки, кому поплакаться, сойдёт и мальчик. Кстати, способствовавший твоему превращению в девушку. Помнишь?
— Твоя правда. В общем, глазела я, глазела на того парня в окно и, видать, возбудилась. Про грудь я уже говорила. А когда дядя меня обнять попытался, вдруг чую — всё тело напряжено, возбуждено, норовит к мужскому телу прильнуть. А он в трусах, я его голое тело чую. И ещё… В общем, в одном месте я влагу почуяла, прямо как когда, бывало, душа в пятки уходила, я с испугу обмачивалась. И сейчас наподобие, только это другое. Потекла я внизу. Ну, думаю, сейчас увидит — стыд-то какой! И обнимать меня в таком состоянии нельзя, а то за себя не ручаюсь. Вырвалась, ноги во вьетнамки и шлёп-шлёп по лестнице. Он вслед кричит, но в трусах-то куда ему? Остался в квартире.
— А ты?
— Бежала подальше от чужих глаз, окон. Сейчас жарко, людей не удивишь.
— Но в купальниках-то ходить не принято по улицам.
— Ты думаешь? А по-моему, к этому дело идёт. Ну ладно, ты прав. Забежала вот сюда. Дай, думаю, поиграю в песочек, воображу себя маленькой девчушкой, через то и успокою тело раскочегаренное. Заодно обсохну. Как, не заметно?
— Как ничего и не было! — соврал Тарас, для вида глянув на промежность. — Тебе, наверное, показалось. Только от песка почиститься, и ты в норме.
— Ну, тогда оставим песок детям. Ты пока походи, поищи мои вьетнамки, я их где-то здесь скинула. Ох, как классно было нагими р"ногами в нагретый песок! Будто на пляже, и сразу все заботы с плеч. Куличики из песка — они тоже здорово успокаивают. Ищи-ищи!
Когда парень с найденной обувкой подошёл к Тае, она уже закончила чистить перёд купальника и обнажённые части тела от песка.
— А сзади ещё налипло, бросил он вьетнамки перед хозяйкой.
— Ну, сзади — это ты почисти, — небрежно сказала она.
Тарас встал позади неё, положил левую руку на плечо, а правой стал водить по запесоченной материи. Какая упругая у неё кода, молодая, так и пружинит под ладонью, так и пружинит. И верно, ничего на девчонке под купальником нет, никаких кантов, швов. Так, ещё попку почистим, погладим, помассируем.
Стараясь получше отскрести песок в месте смычки ягодиц, Тарас провёл там пальцем, ощутив под ним упругий валик ануса. Чёрт, какая тонкая ткань! Внезапно палец проскочил вперёд, где эластик плотно облегал мыс. Что он там почувствовал, понять не удалось, девичьи бёдра вдруг напружинились и намертво зажали руку. Одновременно парень услышал, как девушка резко вдохнула и задержала дыхание, всё её тело мелко задрожало.
Без паники, просто повернув ладонь под нужным углом и потянув с нужной силой в нужном направлении, он высвободил руку, отвернулся и пошёл к скамейке, где лежала его одежда, Успел натянуть джинсы и обуться, когда услышал сзади плаксивый голос:
— Ну, всё снова. Беги теперь к дяде за сменным бельём.
Обернулся. Тая стыдливо прикрывала низ руками не забыв, однако, обуть вьетнамки.
— Да ты что! Незнакомый парень приходит к дяде девушки и начинает требовать у него её трусики-лифчики. Ну, ты и придумала!
— А как ещё? Да ты только посмотри… Ой, нет-нет, не смотри, какая я!
Но он уже отводил её руки. Пятнышко оказалось совсем крошечным. Настоящие девушки текут щедрее.
— Ты! — Она с силой высвободила руки, толкнула в грудь.
— Я! Предлагаю! Вот, возьми мою рубашку, обмотай вокруг талии, будто парео. Пойдём к твоему милому дядюшке. Ты позвонишь в дверь, а я сделаю вид, что к тебе, такое красивой и ароматно пахнущей, пристаю. Он откроет, ты — шмыг внутрь, а я его задержу, ломясь за тобой. Он у тебя не боксёр, н самбист? Тогда две… даже три минуты скандала гарантирую, а ты не теряй времени, переодевайся. Бельё далеко держишь? Вот и шуруй. Да, кстати, может, поставить ему фингал под глаз, отомстить за тебя?
— Ой, нет! Я сразу в ванную, будто от песка отмываться. Ты его на несколько секунд отвлеки только, чтоб на меня не смотрел.
— Ванна, душ… Счастливая, Тайка! А я вот колонку сейчас ищи — руку сполоснуть.
— А в чём у тебя рука? — поинтересовалась девушка, обматывая поясницу его рубашкой.
— Будто сама не знаешь! — усмехнулся парень, втягивая носом воздух.