"Порою пугаю я многих простаков, отчего иные именуют меня Черным Псом из Ньюгейта. На гуляньях юношей и дев бываю я часто, и посреди их веселья являюсь в каком-либо ужасном обличьи и пугаю их, а затем уношу их угощенье и съедаю его со своими друзьями эльфами . Вот еще что я делаю: ухаю филином на окнах у больных, отчего те, кто это слышит, столь пугаются, что больной уж не выживает. Много еще есть у меня в запасе способов пугать простаков; но человека знающего я не могу вогнать в страх, ибо он знает, что нет у меня власти вредить".
Звезды светили так ярко, словно хотели сжечь до костей, пронзить сердце и вынуть душу. Но сердце давно уже не билось. А душа... да была ли она когда-то?
Огромный пес-призрак поднял морду к ночному небу и громко завыл, будто проклиная весь мир. Казалось, он обвинял и звезды, и каменные валуны, которые притаились в темноте испуганными животными и людей, поселивших в его сердце боль от невыносимой разлуки. Звезды жалобно заморгали. А внутри собаки родился зов, который нельзя ни проглотить, ни выплюнуть, за которым можно лишь смиренно следовать. Под дрожащий свет звезд, под тихий шепот полей, пес исчез, чтобы через мгновение появиться перед запоздавшим путником. Выпрыгнуть из вязкой темноты и поведать бедолаге, что судьба - зла, а жизнь - конечна.
От радости Джек почти бежал, если конечно может бежать человек, который с рождения хром. Он попробовал запеть, но каркнувшая сверху ворона, словно попросила его замолчать и не портить такой прекрасный день неумелым мычанием. Джек рассмеялся. И без песен ему было хорошо. Он, наконец, смог устроиться подмастерьем к сапожнику, а значит, они с матерью не будут голодать в эту зиму. Осеннее солнце грело его худую спину, впереди расстилались бескрайние луга. Сердце танцевало от восторга. Недалеко паслось стадо овец и, помахав рукой мальчишке пастуху, Джек задрал голову к яркому небу, выискивая вредную ворону. Вдруг от ближнего камня отделился черный шар и метнулся ему под ноги. От неожиданности Джек потерял равновесие и плюхнулся, приложившись носом о колкие камни. А когда, наконец, сел и оглянулся по сторонам, то увидел щенка. Щенок был худ, грязен и трясся, словно в лихорадке. Джек протянул к нему руку, второй зажимая разбитый нос. Щенок отпрянул и неумело тявкнул, а сердце Джека перевернулось от жалости. В этом дрожащем щенке он увидел себя: маленького, хромого, никому не нужного, кроме матери. А есть ли мать у этой твари? Кто его любит?
Джек порылся в карманах.
- На! - кинул он щенку сухую корку. Тот отшатнулся, потом подошел ближе, понюхал и с урчанием вцепился в еду.
Джек покачал головой. Мать, конечно, будет ругаться, скажет, самим, мол, есть нечего, а ты еще один голодный рот приволок. А Джек тогда ответит: пес вырастет и станет защищать нас. В лугах полно кроликов, он будет охотиться. И все эти просьбы будут подразумевать одно: "мне так нужен друг!"
Джек неловко поднялся, нос распух, но крови больше не было. Он подумал, что сейчас вдвоем со щенком они представляют довольно печальное зрелище. Хоть иди милостыню проси. Джек расхохотался, представив эту картину: хромой мальчишка и его уродливый пес. Славная парочка!
Мать поохала, но щенка оставить разрешила. Глядя на горящие от счастья глаза сына, она лишь молилась, чтобы Бог не оставил обоих. Пса назвали Скала. Он обещал вырасти в огромного черного пса, с длинной косматой шерстью и угрюмым характером.
Щенок рос молчаливым и мрачным, только на Джека смотрел обожающими глазами и, казалось, мог прочитать все его мысли. Он клал морду на плечо мальчишки, когда тот сидел опечаленный очередной неудачей или шутливо толкал носом в бок или нежно вылизывал нос и щеки, когда вдвоем они нежились на полянке в теплом осеннем лесу.
Подросший Скала был посажен на крепкую веревку, ведь только одним своим видом пес наводил ужас на жителей деревни. Только ранним утром, еще до рассвета, Джек отпускал его побегать в поле за домом. Скала срывался с места и моментально исчезал из виду.
Словно призрак.
Огромный пес несся по полю, колко-осеннему или хрустко-зимнему, ловил дождь или снег и останавливался только для того, чтобы схватить зазевавшегося кролика или опоздавшую на вечернюю перекличку в свою нору мышь-полевку. Рот его наполнялся теплой кровью, сам он дрожал от возбуждения, напоенный свободой и счастьем, что можно бежать без остановки и что так гулко стучит сердце. Он почти летел над полем, под небом, под тускнеющими звездами и казался сам себе ветром и одновременно таким живым, каким ощущал себя только, когда смотрел на Джека и видел в его глазах любовь.
Через несколько часов он возвращался. Джек погружал руки в его густую шерсть и обнимал за шею, вдыхая запахи травы и крови. И застрявшие в шерсти сухие травинки щекотали его губы и нос.
Все закончилось через три года. Во время утренней прогулки, где-то далеко от теплого дома Скала попал в глубокую яму. Тщетно он пытался выбраться, тщетно выл и скулил. Через две недели, когда он почти умер без воды и еды, его, ослабевшего, вытащили из ямы чужие грубые руки и бросили на телегу. Измученного и напуганного его привезли на кладбище и еще живого замуровали в стену недавно построенной церкви.
Люди, что сотворили такое с ним, не были злыми, они только хотели, чтобы у церкви был свой защитник, и никто из них даже не предполагал, что обычная собака может что-то чувствовать.
Последняя мысль умирающего пса была о Джеке.
Джек и сам почти умер. Когда Скала не возвратился ни через день, ни через два, Джек все понял. Он лег в кровать, закрыл глаза и приказал своему сердцу остановиться. Но сердце стучало, а душа плакала. Джек пролежал несколько дней в лихорадке, зовя пса, хватая руками его тень, вскакивая с криком, когда ему казалось, что пес зовет его, но снова падал, понимая, что это обманщик ветер доносит звуки из прошлой жизни.
Когда Джек выздоровел, то решил найти пса любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни. Но мать зарыдала, упав перед ним на колени, и он остался.
Прошла тяжелая зима, наступила скудная весна и по деревне поползли слухи, что на дальнем пастбище видели призрак черного пса с огненными глазами. Он появлялся из ниоткуда и пугал прохожих страшным воем, заглядывая в глаза и цепляя за душу. Кто-то понимал, что это смерть за ним пришла, остальные теряли покой и начинали тосковать, высушивая себя до беспамятства.
У Джека бешено заколотилось сердце и ослабели колени, когда эти слухи дошли до его ушей. И в одну из темных ночей, стараясь не скрипеть высохшими половицами, он выбрался из дома и отправился на главный тракт.
Дрожа от холода и страха, обхватив себя руками за плечи, он тихо звал. И его услышали. Черная громада вышла из темноты, словно прямиком из ада и закружила вокруг Джека, наклонив голову и сужая круги.
- Скала, - жалобно выдавил Джек и тихо заплакал, - я скучаю.
Он всхлипывал и вытирал катившиеся слезы рукавом.
Пес остановился и поднял голову. Никогда еще Джек не видел такого взгляда. Он горел равнодушием смерти и холодом ада. Джек задрожал. "Ну и ладно, - обреченно подумал он. Пусть". И приготовился умереть.
Ему в руку ткнулся холодный нос. Пес шумно втягивал в себя запахи. Потом положил голову Джеку на плечо и застыл.
Холодный рассвет разбудил Джека. Продрогший он стоял на широкой дороге совершенно один.
Года текли за годами. Джек женился на хорошей девушке и у них родился сын. Прошло еще несколько лет, и умерла его мать. Джек в совершенстве овладел мастерством сапожника и стал мастером. Только вот в темные беззвездные ночи его словно магнитом тянуло на дорогу за деревней. Там он мог долго стоять, не чувствуя холода и не боясь лихих людей. Но пес больше не приходил. Джек еще больше стал хромать и однажды почувствовал, что больше так не вынесет, что его жизнь стала похожа на замершую реку, на холодный сон. И никогда он не обнимет своего единственного друга, и никто никогда не посмотрит на него так, как мог смотреть только Скала - видя и читая все, что есть в сердце Джека.
Однажды Джек вышел на темный двор, взглянул в беззвездное небо, вслушался в гул полей и шум далеких лесов и тихо сказал: "Скала, я готов". Через минуту появился пес. Он долго смотрел на неподвижно стоящего Джека, потом распахнул пасть и словно в поцелуе сжал челюсти на горле своего любимого друга.
Душа Джека всегда находилась рядом со Скалой, пока тот выполнял свои адские обязанности. Он плакал и волновался, ежеминутно скорбел и каялся, но встречал пса улыбкой и светом. Пролетели века, непогода и время разрушили церковь, а ветер развеял прах древних костей. И тогда в небо поднялись две светлые души. Мальчик и его собака.