Киницик Карбарн : другие произведения.

Стивен Эриксон Охотники за Костями

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.50*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Малазанская Книга Павших - 6. Шестой роман серии сливает воедино все три линии повествования масштабной эпопеи. Семиградское восстание потерпело поражение, но положение завоевателей лишь ухудшается. Новая армия Малаза под предводительством Таворы Паран упорно преследует остатки мятежных войск, не подозревая, что на нее уже расставлена адская ловушка. Разоренную страну охватывает чума, в объятия которой попадает вернувшееся с Паннионской войны войско Даджека. Флот серокожих наводит ужас на побережье; опустошая целые города, нелюди любезно приглашают оставшихся в живых плыть на их родину, чтобы сразиться в честном бою с тамошним Императором (видите ли, государь любит, когда его убивают...) Выпущенные на свободу древние чудовища бродят по окрестностям Святых Городов. За кем охотятся они? За проклятым воителем Икарием и его верным спутником Маппо? За неудержимым в бою Тоблакаем, который уже почитает себя сильнее Икария? Или за Гебориком, жрецом нового бога Трейка? Вряд ли можно счесть победой ситуацию, в которой потрепанная малазанская армия вынуждена бежать с "отвоеванного" континента. Встречая неожиданных союзников и неведомых врагов, малазане плывут домой. Приготовленный им на родине прием не назовешь радушным. Скрытная Тавора спокойна, ибо только она знает: судьба империи и мира решится на берегах, еще не нанесенных на малазанские карты. Добраться туда непросто, но проводник уже ждет - там, где сотню лет назад началась история империи Келланведа, творится история чего-то нового ... Для лучшего понимания подробностей сюжета "Охотников за Костями" советуем прочитать сделанное нами краткое изложение четвертого романа серии, "Дом Цепей", который еще не переведен на русский язык.
  
  
  
  
  
  Действующие лица:
  
  Малазане
  
  Лейсин - Императрица
  Супер - Глава Когтя
  Тайскренн - Верховный Маг Империи
  Нок - адмирал, командующий малазанским флотом
  Эксент Хадар - офицер флота
  Рюнаг - капитан Дворцовой гвардии в Анте
  Корболо Дом - пленник, бывший вождь Мятежа
  Маллик Рель - пленник из числа мятежников, жрец культа Джисталь
  
  
  Четырнадцатая Армия
  Тавора Паран - Адъюнкт Императрицы, командующая Четырнадцатой
  Т'амбер - ее адъютант
  Быстрый Бен (он же Бен Адэфон Делат) - Верховный Маг
  Калам Мекхар - ассасин, некогда Сжигатель Мостов
  Жемчуг - Коготь в распоряжении Адъюнкта
  Кенеб,
  Блистиг - кулаки
  Тене Баральта - кулак, командир отряда Алых Клинков
  Лостара Ииль - его капитан
  Желч - вождь хундрилов из клана Горячих Слез
  Темул - кулак, командир виканов
  Нил - виканский ведун
  Нетер - виканская ведьма
  Фаредан Сорт - капитан (Девятая рота Восьмого легиона)
  Мадан'Тул Реде - лейтенант, заместитель Фаредан Сорт
  Добряк - капитан
  Прыщ - лейтенант, заместитель Добряка
  Рутан Гудд - капитан
  
  Четвертый взвод Девятой роты Восьмого легиона (морская пехота)
  Смычок (он же Скрипач) - сержант
  Тарр - капрал
  Бутыл - маг
  Каракатица - сапер
  Улыба,
  Корик - солдаты
  
  Пятый взвод Девятой роты Восьмого легиона
  Геслер - сержант
  Буян - капрал
  Песок - маг
  Пелла,
  Правд,
  Курнос,
  Поденка,
  Уру Хела,
  Острячка - солдаты
  
  Прочие
  
  Бальзам,
  Бордюк,
  Корд,
  Моак,
  Мозель,
  Собелоне,
  Тарр,
  Фом Тисси,
  Хеллиан - сержанты
  Горлорез,
  Рим,
  Тагг,
  Тюльпан,
  Урб,
  Хабрин - капралы
  Замазка,
  Мертвяк - целители
  Балгрид,
  Наоборот,
  Песок,
  Эброн - маги
  Беллиг Харн,
  Гвалт,
  Гупп,
  Дырокол,
  Звон,
  Ибб,
  Косой,
  Лизунец,
  Лоб,
  Ловкач,
  Мазан Гилани,
  Навроде,
  Недотык,
  Нерв,
  Прыг,
  Робелло,
  Синн,
  Слабак,
  Тавос Понд,
  Таффо,
  Толь,
  Увалень,
  Шар,
  Шип,
  Хабб,
  Ханфено,
  Хенно,
  Хром,
  Хрясь,
  Яр - солдаты
  Непотребос Вздорр - солдат, о котором все слышали
  Гриб - приемный сын кулака Кенеба (из беженцев "Собачьей Упряжки")
  
  
  Войско Однорукого
  Даджек Однорукий - Верховный Кулак
  Руфа Бюд - кулак
  Чистая Криница - капитан
  Ното Свар - хирург, бывший жрец Солиэли
  Харлочель - вестовой
  Футгар - солдат
  Ормулоган - официальный художник малазанской армии
  Гамбл - его спутник и критик
  
  
  Город Малаз
  Араган - кулак городского гарнизона
  Люббен - привратник Замка Обманщика
  Агайла - ведьма
  Обо - колдун, живущий в древней башне
  Бравый Зуб - старший сержант из учебного лагеря
  Ябеда,
  Гентур - солдаты
  Темп - отставной солдат
  Так - ремесленник
  Сайген Марел - Коготь
  Банашар - бывший жрец Д'рек
  Картерон Сухарь - бывший адмирал, ныне контрабандист
  Мыш,
  Чешуя - его матросы
  Щуп - содержатель трактира "У Повешенного"
  Хормал - содержатель трактира "Смешинка"
  Легана Род - Т'лан Имасс
  Вифал - кузнец из мекросов
  Сендалат Друкорлат - Тисте Анди, жена Вифала
  
  
  
  Семиградье:
  
  Ганоэс Паран - капитан, последний командир Сжигателей Мостов, а ныне Владыка Колоды Драконов
  Апсалар (она же Печаль) - ассасин из Сжигателей Мостов, некогда одержимая богом Котиллионом
  Телораст,
  Кодл - ее спутницы, духи из Королевства Теней
  Икарий - одержимый проклятием Джагут - полукровка
  Маппо Коротыш - его опекун и друг, из Треллей
  Таралек Виид - гралиец, служитель Безымянных
  Искарал Паст - верховный жрец Теней
  Могора - его супруга
  Ганат - джагутская колдунья
  Сестрица Злоба - дочь Драконуса, Солтейкен
  Карса Орлонг (он же Тоблакай) - бывший телохранитель Ша'ик
  Лодочник - шаман племени анибаров
  Торахвель Делат - жрица культа Рашан
  Арко - бывший малазанский адмирал
  Деджим Небрал - Д'айверс
  
  
  Мятежники
  Леомен Молотильщик - один из вождей Мятежа Ша'ик
  Корабб Бхилан Зену'алас - его помощник
  Воробушек - офицер из свиты Фалах'да И'Гатана, затем помощница Леомена
  Л'орик - Верховный Маг из числа приближенных Ша'ик Возрожденной
  Матток - один из вождей Мятежа
  Т'морол - его помощник
  
  Группа беглецов из лагеря Ша'ик
  Ша'ик Младшая - приемная дочь Фелисин Паран (Ша'ик Возрожденной )
  Резак (он же Крокус) - молодой человек из Даруджистана, некогда спутник Апсалар
  Геборик Руки Духа (он же Легкокрылый) - малазанин, бывший историк, бывший жрец Фенера, ныне служитель Трича
  Сциллара - женщина из культа покойного жреца Бидитала
  Серожаб - демон, защитник Ша'ик Младшей
  
  Деревня на Тапурском тракте
  Баратол Мекхар - кузнец
  Кулат - старый пастух
  Джелим,
  Филиад,
  Хейриз,
  Урдан - крестьяне
  Нуллис - знахарка
  Чаур - деревенский дурачок
  
  Г'данисбан
  Невель Д'нафа - девушка, служительница Солиэли
  Страховид - служитель Полиэли
  
  Эрлитан
  Мебра - шпион и шантажист
  Карполан Демесанд - маг, один из руководителей Трайгалльской Торговой Гильдии
  Артара,
  Нисстар - дольщицы Гильдии
  
  Угарат
  Семар Дев - ведьма
  Инашан - капитан стражи
  
  В Королевстве Теней
  Ходящий-По-Краю - хранитель Королевства
  Эмпелас,
  Элот,
  Кальсе - скованные драконы
  Минала - командующая Отрядом Теней
  Апт - демоница
  Панек - приемный сын Миналы и Апт
  Стеф,
  Айстар - юные воины
  Тралл Сенгар - Тисте Эдур, изгнанник
  Онрек Сломанный - Т'лан Имасс, друг Тралла
  Ибра Гхолан - Т'лан Имасс
  Моноч Охем - Т'лан Имасс, Гадающий по костям
  
  Тисте Эдур
  
  Рулад Сенгар - Император
  Томад Сенгар - командующий одной из флотилий
  Ханради Халаг - командующий одной из флотилий
  Сатбаро Рангар - ведун
  Алрада Ан,
  Хольб Харат,
  Саур Батрада - воины
  Яни Товис (Полутьма) - Атрипреда (командующая) летерийских солдат
  Варат Таун - старший над летерийскими лучниками
  Таксилианин - пленный переводчик
  Пернатая Ведьма - летерийская колдунья и гадательница
  
  
  
  
  
  Во имя того, что есть
  В сем веке паденья
  Героев, ставших лишь звоном
  Железных колец - имен
  В бардовом горле
  Восстану безмолвным сердцем
  Запомню стихающий шум
  Жизней, пропавших во прахе
  Слабый услышу шепот
  Ушедшей в прошлое славы
  Когда окончится песнь
  Останется долгое эхо
  Того, что было и есть
  Просторные гулкие залы
  Зевнут при крике моем
  Но должен же кто-то
  Дать ответ
  Дать ответ
  На это всё
  Хоть кто-то...
  
  Век паденья,
  Торбора Фезена
  
  
  
   Пролог
  
  1164 год Сна Бёрн
  Истрал'феннидан (сезон Д'рек, Осенней Змеи)
  Двадцать четыре дня после Казни Ша'ик в пустыне Рараку
  
  
  Паучьи сети, протянутые между башнями города Картул, блестели высоко над головами прохожих. Как это обычно и бывает в Чистый сезон, ветер сотрясал толстую паутину, отчего капли тумана опадали вниз мелким дождем.
  Ко всему привыкают люди со временем... После малазанского завоевания желтые полосатые пауки - паральты первыми заняли пользующиеся дурной славой башни. С тех пор прошли десятки лет, так что у жителей было достаточно времени, чтобы привыкнуть. Даже вид голубей и чаек, каждое утро неподвижно зависавших между десятка башен, и здоровенных, размеров в кулак, пауков, спешащих высосать добычу, вызывал у прохожих лишь легкое раздражение.
  Сержант стражи квартала Септарха, Хеллиан, была исключением среди соплеменников. Она подозревала, что боги вечно смеются над ее жалкой участью - в которой, нет сомнения, сами же и повинны. С рождения проклятая фобией ко всяческим паукам, она прожила девятнадцать лет - всю свою жизнь - в бесконечном ужасе.
   "Почему бы не уехать"? Этот вопрос без конца задают ей друзья и сослуживцы. Но все не так просто. Фактически, это невозможно. Мутные воды гавани осквернены коконами, кусками паутины, болтающимися там и сям обросшими илом паучьими трупиками. На земле дела еще хуже.
  Молодые паральты, сбежавшие от присмотра своих городских старейшин, достигали зрелости в окруживших Картул утесах. Это отродье было ничуть не менее смертоносно и агрессивно, чем старые пауки. Хотя торговцы и крестьяне говорили ей, что человек может днями путешествовать по дорогам, не повстречав ни одного гада - Хеллиан не верила. Она знала, что боги любят ждать. Как и пауки.
  Будучи трезвой, сержант сохраняла приличную члену городской стражи собранность и бдительность. А легкое опьянение приводило к истерии... так что Хеллиан, если случалось глотнуть хоть рюмку, всегда спешила набраться как следует. Как и сегодня. Поэтому факт прибытия поутру к Свободным Причалам судна под флагами острова Малаз остался ей неизвестным.
  Корабли с Малаза сами по себе не были редкими или достойными особого внимания; однако наступила осень, и господствующие в Чистый сезон ветра на два месяца практически закрывали возможность прохода на парусах с юга.
  Если бы не туман в глазах, она заметила бы также - конечно, если бы посетила гавань - что прибывшее судно не относится к обычным купеческим баркам или военным галерам. Это была изящная, опрятная посудинка, сделанная в стиле, уже лет пятьдесят вышедшем из моды на любой имперской верфи. Острый нос покрыт загадочной резьбой - миниатюрными, тщательно изображенными змеями и червями; борта также изукрашены почти до ватерлинии. Корма широкая и необычно высокая, с укрепленным справа большим рулевым веслом. Команда - дюжина человек - казалась слишком тихой для матросни. Никто из них не захотел покинуть борт, когда судно успокоилось у причала. Корабль покинул лишь один человек, торопливо, с первыми лучами солнца, едва трап упал на мостовую.
  Все эти детали дошли до Хеллиан позже. К ней прибежал местный юнец - бездельник, который постоянно околачивался в доках, надеясь наняться в проводники. Это если он не был занят нарушением закона... Она рассудила, что принесенный кусок пергамента был оторван от свитка высшего качества. Лаконичное послание заставило ее нахмуриться.
  - Ладно, парень, опиши того, кто тебе это дал.
  - Не могу.
  Хеллиан бросила взгляд на четверых стражников, стоявших на углу улицы. Один из них подошел к парню сзади и схватил одной рукой, подняв за воротник грязного плаща. Быстрый кивок.
  - Память вернулась? - вопросила Хеллиан. - Надеюсь, что так. Мне тебе платить нечем.
  - Не могу припомнить! Я смотрел ему прям в лицо, сержант! Но... не помню, каков он на вид!
  Она поглядела на юнца, хмыкнула и отвернулась.
  Стражник опустил его на землю, но руку не разжал.
  - Пусть проваливает, Урб.
  Паренек поспешил прочь.
  Она же не спеша направилась в центр, знаком приказав страже идти следом.
  Квартал Септарха был самым спокойным из районов города, хотя особой заслуги Хеллиан в том не наблюдалось. Здесь имелось лишь несколько торговых складов; вдоль главной улицы находились особняки, в которых жили священники и слуги дюжины храмов. Воры, дорожащие жизнью, не грабят храмы.
  Хеллиан вела отряд по улице, не в первый раз замечая, какими жалкими стали многие святилища. Паральтам пришлись по вкусу купола и замысловатые орнаменты башен, и жрецы явно проигрывали битву с паразитами. Под ногами солдат хрустели и трескались хитиновые панцири.
  В прошлые годы первая ночь Истрал'феннидана была бы отмечена охватывающим весь остров праздником, жертвоприношениями и молитвами покровительнице Картула, Д'рек Осенней Змее; верховный жрец Великого Храма, Демидрек, возглавил бы вьющуюся через город процессию, попирая босыми ногами ковер из гнилого мяса, полного копошащихся личинок и червей. Дети преследовали бы по улицам хромых псов, загоняя в тупики и побивая их там камнями под выкрики божьего имени. Приговоренных к смерти преступников публично бичевали бы, а потом сломали бы им кости ног и бросили беспомощными жертвами в ямы, кишащие трупными жуками и красными огнежорками, которые через четыре - пять дней обгложут их до костей.
  Все это случалось до малазанского завоевания, конечно же. Император избрал культ Д'рек главной мишенью. Он отлично понимал, что Великий Храм является средоточием силы Картула, что все местные маги и колдуньи - это жрецы Осенней Змеи, подчиненные Демидреку. Не случайно битве флотов и последующему вторжению предшествовала ночь резни, проведенной проклятым Танцором и Угрюмой, Главой Когтя. Они тщательно уничтожили магов культа, включая Демидрека. Ведь тогдашний первосвященник получил власть лишь недавно, в результате переворота; а свергнутым соперником его был никто иной, как Тайскренн, ставший Верховным Магом при императоре.
  Хеллиан слышала лишь молву об этих празднествах, ибо малазане запретили их, едва успев окутать остров мантией имперской власти. Но слухов о славной поре, когда Картул был центром цивилизации, ходило предостаточно.
  Все соглашались, что в нынешнем упадке повинны малазане. Воистину на остров и его печальных жителей пала осень. Сломили не только культ Д'рек. Запрещено рабство, ямы для казней очищены и тщательно засыпаны. Появилось даже здание, в котором десятка два глупцов - альтруистов дают приют хромым псам!
  Они миновали скромный храм Королевы Снов и растянувшееся на другой стороны проспекта ненавистное святилище Тени. Раньше на острове дозволялось отправлять лишь культы шести богов, подчиненных Д'рек. Отсюда и имена кварталов Полиэли, Солиэли, Беру, Бёрн, Худа и Фенера. С завоевателями прибыли новые боги, среди них Дессембрэ, Тогг и Опонны. А Великий Храм Д'рек, всё еще самое большое сооружение в городе, пребывал в состоянии полного небрежения.
  Стоявший на широких ступенях носил одежды малазанского моряка: выцветшая кожа, поношенная рубаха из тонкого льна. Заплетенные в косу, но более ничем не украшенные волосы свисали вдоль спины. Незнакомец повернулся, заслышав шаги, и сержант увидела лицо человека средних лет, доброжелательного и спокойного. Хотя что-то странное таилось в глазах. Какой-то скрытый лихорадочный огонь.
  Хеллиан глубоко вздохнула, стараясь прогнать посторонние мысли, и протянула ему письмо. - Ваше, как я полагаю?
  Тот кивнул: - Вы командир стражи этого квартала?
  - Сержант Хеллиан, - улыбнулась она. - Наш капитан умер почти год назад. Заражение крови от раны на стопе. Мы все еще ждем нового командира.
  Собеседник иронически вскинул брови: - А продвижения не ждете? Следует заключить, что главным свойством командира должна быть трезвость...
  - Вы писали, что в Великом Храме возникли проблемы, - ответила Хеллиан, игнорируя грубость незнакомца. Она обратилась лицом к массивному зданию. Нахмурила брови, заметив, что двойные двери закрыты. Невероятно - в этот-то день!
  - Я так думаю, сержант.
  - Вы пришли помолиться Д'рек? - спросила Хеллиан. Сквозь пьяную дымку скользнула тень тревоги. - Двери оказались на замке? Как ваше имя, откуда вы?
  - Меня зовут Банашар. С острова Малаз. Мы прибыли утром.
  Один из стражников крякнул. Хеллиан постаралась хорошенько подумать. - На корабле? В это время года?
  - Мы спешили как могли. Сержант, я уверен, что нам придется войти в Храм силой.
  - Почему бы не постучать?
  - Мы уже стучали. Никто не вышел.
  Хеллиан колебалась. "Вломиться в Великий Храм? Кулак мне за это титьки поджарит".
  - На ступенях мертвые пауки, - внезапно произнес Урб.
  Все повернулись.
  - Благослови Худ, - прошептала Хеллиан. - Их много. - Заинтересовавшись, она двинулась к храму. Банашар следовал за ней. Миг спустя за ними пошли все остальные.
  - Они кажутся... - Она потрясла головой.
  - Порчеными, - отозвался Банашар. - Гнилыми. Сержант, прошу открыть двери.
  Она всё сомневалась. В голову пришла мысль. Женщина оглядела гостя: - Вы сказали, что спешили сюда. Почему? Вы служитель Д'рек? Непохоже. Что привело вас сюда, Банашар?
  - Дурное предчувствие. Я был... много лет назад... жрецом Д'рек. На Малазе, в храме города Джакаты.
  - Предчувствие довезло вас до Картула? Дурой меня считаете?
  В глазах мужчины сверкнул гнев: - Воистину вы слишком пьяны, чтобы разделить мои чувства. - Он бросил взгляд на солдат. - А вы? Вы страдаете пороком сержанта? Я одинок в своей тревоге?
  Урб хмуро отозвался: - Сержант, думаю, надо вышибить двери.
  - Так давай, черт тебя дери!
  Солдаты сгрудились у дверей. Шум привлек горожан; Хеллиан заметила спешащую к ним женщину, высокую, в мантии. Явно жрица одного из храмов. "Ох, что будет"?
  Однако женщина не отрывала взора от Банашара. Тот также заметил ее - и отступил на шаг, помрачнев.
  - Что ТЫ здесь делаешь?
  - Ничего не чувствуешь, Верховная Жрица? Кажется, самодовольство стало заразным.
  Взор женщины скользнул к молотящим по двери стражникам. - Что такое?
  Правая створка треснула, и один из солдат пинком уронил ее внутрь здания.
  Хеллиан взмахом руки приказала Урбу идти первым. Банашар двинулся за ними.
  Внутри царила жуткая вонь. В полумраке виделись потеки крови на стенах, куски плоти, разбросанные по полированным плитам пола, озерца желчи, крови и кала. Повсюду валялись обрывки одежды и клочки волос.
  Урб сделал только два шага - и застыл, созерцая что-то под ногами. Хеллиан встала сзади. Руки тянулись к фляжке у пояса. Ее остановила рука Банашара. - Не здесь.
  Она грубо сбросила его ладонь. - Иди к Худу, - зарычала женщина, срывая флягу и вытягивая пробку. Три больших глотка. - Капрал, найди командора Чарла. Нужен отряд оцепления. Пошлите весть Кулаку. Мне нужны маги.
  - Сержант, - возразил Банашар, - это дело жрецов.
  - Не будьте идиотом. - Она махнула оставшимся стражникам. - Начинайте обыск. Нет ли выживших...
  - Никто не выжил, - предсказал Банашар. - Верховная Жрица Королевы Снов ушла. Значит, узнают во всех храмах. Начнутся расследования.
  - Какие еще расследования?
  Он скривился: - Жреческого сорта.
  - А что вы?
  - Я увидел все, что нужно.
  - Не вздумайте уйти, Банашар, - сказала она, осматривая место резни. - Первая ночь Чистого сезона, Великий Храм... обычно здесь случается оргия. Похоже, она вышла из-под контроля. - Еще два торопливых глотка - и пришло долгожданное отупение. - Вам придется ответить на множество вопросов...
  - Он пропал, сержант, - крикнул Урб.
  Хеллиан резко повернулась. - Проклятие! Ты что, упустил ублюдка из виду?
  Здоровяк развел руками: - Вы говорили с ним. Я следил за толпой у дверей. В двери он не проходил, это точно.
  - Сообщи его приметы всем. Нужно начать поиски.
  Урб нахмурился: - Хм... я не помню его лица.
  - Проклятие! Я тоже не помню.
  Хеллиан подошла туда, где только что стоял Банашар. Прищурилась, рассматривая следы. Они никуда не вели.
   "Магия. Ненавижу магию".
  - Знаешь, Урб, что я сейчас слышу?
  - Никак нет.
  - Я слышу, как посвистывает Кулак. Знаешь, почему он посвистывает?
  - Никак нет. Слушайте, сержант...
  - Это жаровня. Очень он любит, когда на ней мясо скворчит.
  - Сержант...
  - Как думаешь, куда он нас сошлет? Корелри? Там настоящая каша. Может, на Генабакис... хотя там вроде спокойно стало. Или Семиградье? - Она высосала остатки персикового бренди. - Знаю точно: лучше бы нам было вовсе за оружие не браться, Урб.
  На улице топали сапоги. Не менее полудюжины взводов.
  - Ну, зато на кораблях пауков мало. А, Урб? - Она поборола пьяную муть, узрела несчастное лицо подчиненного. - Точно? Скажи, что там нет пауков. Проклятие...
  
  ***
  
  Лет сто назад молния поразила громадное дерево гилдинга, белый огонь копьем вонзился в его сердцевину, расщепив древний ствол. Уже давно поблекли ожоги: солнце пустыни равномерно опалило трухлявую древесину. Куски коры отслоились и лежали грудой среди корней, паучьей сетью оплетших вершину холма.
   Это был курган, господствующий над всей долиной. Давно покосившийся, он стоял одиноким островом посреди беспорядочно набросанных груд песка. Сокрытая под валунами, землей и мертвыми корнями плита, защищавшая квадратную погребальную камеру, треснула, провалилась, поглощая полость внутри, обременяя тяжким весом спрятанное в могиле тело.
  Донесшийся до трупа шум шагов был необычайно редким явлением - вероятно, такое случалось лишь несколько раз за бесконечные тысячелетия - и давно впавшая в спячку душа очнулась, пришла в напряженное внимание. Ведь наверху стучала не одна пара ног, а сразу двенадцать. Гости приближались и восходили по склону, окружая разбитое дерево.
  Окружавшее тело твари сплетение чар исказилось и ослабло, но все еще сохраняло многослойную силу. Поместившие существо в узилище работали тщательно, производили ритуал необычайной длительности, впаивали в него жертвенную кровь и питали хаосом. Чары были рассчитаны на вечность.
  Самообман. Намерения, изначально подпорченные уверенностью, что на земле никогда не родится смертный, охваченный пороком или отчаянием. Что будущее безопаснее жестокого настоящего, что оставленное позади никогда не будет обнаружено вновь. Двенадцать человек, тощих, закутавшихся в рваные плащи с капюшонами, закрывших лица серыми вуалями, отлично понимали риск опасного деяния. Но они также познали и отчаяние.
  Каждый готов был выступить на этом собрании в порядке, определенном сочетанием звезд и планет, невидимых за пологом синего неба, но тем не менее оказывающих влияние на происходящее. Они заняли свои места. Долго длилась тишина; наконец заговорил первый из Безымянных.
  - Мы снова стоим перед необходимостью. Недавно обнаруженные знаки говорят, что вся наша борьба происходила напрасно. Во имя Садка Мокра я начинаю ритуал освобождения.
  При этих словах существо внутри кургана внезапно задрожало: пробудившееся сознание нашло свою идентичность. Его звали Деджим Небрал. Оно родилось накануне гибели Первой Империи, когда горящие улицы лежавшего поблизости города оглашали вопли безжалостной резни - ведь туда прибыли Т'лан Имассы.
  Деджим Небрал, родившийся с разумом взрослого, дитя с семью душами, дрожавшее, выбираясь из холодеющего тела матери. Дитя. Извращение.
  Т'ролбаралы, демонические создания самого императора Дессимбелакиса, той поры, когда Гончие Тьмы еще не обрели форму в его уме. Т'ролбаралы, уродливые ошибки его воображения, были изгнаны и уничтожены по приказу самого императора. Кровопийцы, людоеды, однако наделенные хитростью, которой не ожидал создать сам Дессимбелакис. Семеро Т'ролбаралов сумели убежать от загонщиков на время, достаточное, чтобы поместить некие части своих душ в женщину, вдову, потерявшую всю семью во времена войн с Треллями, одинокую, пропажу которой никто не заметил, слабую, чей рассудок легко было сломить, чье тело легко было превратить в сосуд, "мена майхб". И теперь в ней быстро росли семь Т'ролбаралов. Д'айверс.
  Он родился в ночь страха. Найди его Имассы, они действовали бы без колебаний: вытащить семь демонических душ, связать их вечностью боли, вытянуть силы, чтобы безостановочно питать Гадающих по костям, поддерживая вечную войну с Джагутами.
  Но Деджим Небрал улизнул. Его сила прибывала, пока он крался развалинами Первой Империи, добывая себе пищу. Он все время таился, даже от немногих Солтейкенов и Д'айверсов, переживших Великую Резню, ибо и они не потерпели бы существования Деджима. Он сожрал нескольких из них, потому что оказался умнее и быстрее. Если бы Дераготы не напали на его след...
  У Гончих Тьмы был тогда хозяин, умный хозяин, всех превзошедший в искусстве погони. Однажды поставив себе задачу, он не отступал никогда.
  Одна ошибка - и свобода Деджима кончилась. Чары за чарами уносили его самосознание, а вместе с ним - и чувство, что когда-то он был... иным.
  Но сегодня он снова пробудился.
  Заговорила вторая Безымянная: - К западу и югу от Рараку на многие лиги простерлась равнина, широкая и ровная. Когда ветер уносит песок, мы можем видеть черепки от миллионов горшков, и если пойдем по той равнине босиком, оставим кровавый след. Это сцена - откровение горьких истин. На пути от дикости придется разбить немало сосудов. Идущий должен заплатить цену своей кровью. Во имя Садка Теллас я продолжаю ритуал освобождения.
  Деджим Небрал ощутил сокрытое в могиле тело. Иссохшая плоть, искривленные кости, острый гравий и сыпучий песок, неумолимый вес земли. "Агония".
  - Мы создали эту дилемму, - продолжил третий голос, - и нам придется отыскать ее решение. Этот мир и все миры за ним преследует Хаос. В море реальности находим множество слоев, одна суть накладывается на другую. Хаос нападает бурями, приливами и неожиданными течениями, ввергая все в великую смуту. Мы избрали одно течение, ужасную, неукротимую силу - мы избраны вести ее, определять ее курс, незримо и невозбранно. Мы решили столкнуть одну силу с другой и тем избежать всеобщего уничтожения. Мы приняли ужасающую ответственность, и единственная надежда на успех таится в нас самих, в том, что мы сделаем здесь и сегодня. Во имя Садка Денал я продолжаю ритуал освобождения.
  Боль стихала. Д'айверс - Т'ролбарал ощутил, что исцелен, хотя еще не может пошевелиться.
  Четвертый Безымянный сказал: - Мы должны пережить горе, ведь кончина одного из почтенных слуг неминуема. Увы, это будет преходящее горе, столь несоизмеримо краткое перед страданиями несчастной жертвы. Да, не только это горе ждет нас. И все же я верю, что мы сможем найти покой - иначе нас здесь не было бы. Во имя Садка Д'рисс я продолжаю ритуал освобождения.
  Семь душ Деджима Небрала стали отличимыми одна от другой. Д'айверс - и много большее, не семеро, что являются одним - хотя и так можно сказать - но семеро, разделенные в единстве, независимые, но связанные.
  - Мы еще не различили все грани этого пути, - произнесла пятая жрица, - и потому отсутствующим братьям не следует прекращать поиск. Нельзя - недопустимо - недооценивать Повелителя Теней. Он обрел слишком много знания об Азате. Возможно, и о нас. Он пока не враг нам... но это не делает его нашим другом. Он... нарушитель спокойствия. Я стою за то, чтобы при малейшей возможности устранить его - хотя сознаю, что оказалась в меньшинстве. Но кто больше меня понимает в Королевстве Теней и его новом хозяине? Во имя Садка Меанас я продолжаю ритуал освобождения.
  И тут Деджим начал понимать могущество своих теней, семи порожденных им обманщиков, загонщиков столь нужной для поддержания его сил охоты, охоты, дававшей ему удовольствие далеко выходящее за грань простых радостей сытого чрева и теплой крови. Охота приносила... обладание, а обладание - исключительное благо.
  В голосе шестой Безымянной слышался странный, не этому миру принадлежащий акцент. - Все, что творится в мире смертных, придает форму почве, по коей шествуют боги. Вот почему они никогда не уверены, куда ступят в следующий миг. Нам выпало приготовить ловушки, вырыть глубокие, смертельно опасные ямы, расставить капканы и мрежи, ибо мы - руки Азата, мы исполнители Его воли. Наша роль - держать все на положенных местах, исцелять порванное, вести наших врагов к пленению и конечному уничтожению. Нам нельзя ошибаться. Я взываю к силе Разрушенного Садка Куральд Эмурланн, я продолжаю ритуал освобождения.
  В этом мире есть излюбленные тропы, раздробленные пути - и Деджим хорошо научился использовать их. Он ступит на них снова. Уже скоро.
  - Баргасты, Трелли, Тартено Тоблакаи, - загромыхал седьмой жрец, - это выжившие последыши крови Имассов, хотя ныне они претендуют на чистоту происхождения. Их претензии ложны, но в этой лжи таится смысл. Они признают разницу, они выпрямляют прежние пути и пути грядущего. Они чертят знаки на знаменах любой войны, освящая тем самым резню. Потому предназначение их - подтверждать устраивающую всех ложь. Во имя Садка Телланн я продолжаю ритуал освобождения.
  Огонь в сердце, внезапно возобновившийся стук жизни. Хладная плоть вспомнила тепло.
  - Замерзшие миры таятся во тьме, - хриплым голосом начал восьмой Безымянный, - и сохраняют тайну смерти. Эта тайна велика. Смерть приходит со знанием. Понимание, узнавание, приятие. Вот что такое она, не больше и не меньше. Грядет время - и, может быть, оно уже близко - когда смерть узрит собственный лик, в тысячах граней, и родится нечто новое. Во имя Садка Худа я продолжаю ритуал освобождения.
  Смерть. Ее украл у него хозяин Псов Тьмы. Возможно, именно о ней он так томится. Но не пришло еще время...
  Девятый жрец разразился тихим, веселым смехом. Затем он сказал: - Где все началось, там все придет к концу. Во имя Садка Куральд Галайн, Истинной Тьмы, я продолжаю ритуал освобождения.
  - А я продолжаю ритуал освобождения во имя силы Рашана, - нетерпеливо просипел десятый Безымянный жрец.
  Девятый снова зашелся смехом.
  - Звезды двигаются, - сказал одиннадцатый жрец, - и напряжение растет. В нашем деле присутствует справедливость. Во имя Садка Тюрллан я продолжаю ритуал освобождения.
  Они ждали, когда подаст голос двенадцатая. Однако она промолчала, вместо слов подняв руку - тонкую, чешуйчатую, ржаво - красную, совершенно нечеловеческую.
  И Деджим Небрал ощутил ее присутствие. Разум, холодный и жестокий, просочился сверху, внезапно напугав Д'айверса.
  - Можешь слышать меня, Т'ролбарал?
  "Да".
  - Мы освободим тебя, но за это потребуем платы. Откажи нам, и мы вновь пошлем тебя в бездумное забвение.
  Страх перешел в ужас. "Какой платы ты потребуешь"?
  - Ты согласен?
   "Да!"
  Она объяснила, что от него требуется. Как кажется, это просто. Мелкая работа, легко исполнить. Деджим Небрал успокоился. Это не потребует много времени. Жертвы рядом, и едва он расправится с ними - окажется на свободе, сможет делать что ему заблагорассудится.
  Двенадцатая и последняя Безымянная, та, что когда-то была известна как Сестрица Злоба, опустила руку. Она знала, что из всех собравшихся одна переживет явление могучего демона. Ведь Деджим Небрал проголодался. Увы! Как огорчатся и удивятся сотоварищи, когда увидят ее бегство - за миг до атаки Т'ролбарала. Конечно, для бегства есть причины. Первая и главная - желание оставаться в живых, хоть на немногое время. Что до иных причин - они принадлежат ей и только ей одной.
  Она произнесла: - Во имя Садка Старвальд Демелайн я завершаю ритуал освобождения. - И слово ее проникло сквозь мертвые корни, опустилось в песок и камень, растворяя чары за чарами силой энтропии, известной в этом мире как отатарал.
  Так Деджим Небрал поднялся в мир живых.
  Одиннадцать Безымянных начали последние молитвы. Почти всем им не довелось их окончить.
  
  ***
  
  На некотором отдалении человек сидел, скрестив ноги, у костерка. Услышав крики, татуированный воин склонил голову. Поглядев на юг, он заметил драконицу, тяжело поднявшуюся над грядой холмов, блеснувшую чешуей в свете умирающего солнца. Воин скривил губы, следя за полетом твари.
  - Сука, - пробурчал он. - Я должен был догадаться.
  Он сидел, пока не стихли далекие вопли. Окружившие лагерь длинные тени утесов вдруг показались неприятными, скользкими и мрачными.
  Таралек Виид, воин - гралиец, последний из рода Эроз, скопил во рту слюну и сплюнул на левую ладонь. Сложив ладони, он равномерно раскатал слизь и использовал ее, смазав черные волосы. Сидевшие на голове мухи взлетели тучей - и снова сели на место.
  Вскоре он ощутил, что чудовище насытилось и пришло в движение. Таралек встал, помочился, гася огонь, собрал оружие и устремился по следу.
  
  ***
  
  В рассыпанных у перекрестка хижинах обитало восемнадцать человек. Вдоль берега шел Тапурский тракт, и город Агол Тапур находился в трех днях пути к северу. Поперечная дорога - не более чем грязный проселок - углублялась в Па'тапурские горы, где вела к востоку и через два дня, у Отатаральского моря, достигала Прибрежного тракта.
  Четыреста лет назад на этом месте процветало селение. Склоны южных холмов покрывали твердокорые деревья с изящной листвой, похожей на перья. Эти деревья ныне вымерли на всем субконтиненте Семиградье. Из древесины получались хорошие гробы, благодаря чему селение стало известно в далеких землях, от Хиссара на юге до Карашимеша на западе и Эрлитана на северо-западе. Однако промысел скончался с последним срубленным деревом. Поросль исчезла в желудках коз, плодородную почву сдули ветра - и за одно поколение село съежилось до жалкой деревушки.
  Последние восемнадцать жителей промышляли снабжением водой и провизией караванов - но и этим зарабатывали все меньше. Года два назад здесь проезжали малазанские чинуши. Они буркнули что-то о прокладке новой насыпной дороги, о форте с гарнизоном... но все эти заботы объяснялись необходимостью борьбы с контрабандой сырой отатаральской руды, а ее властям удалось прекратить иным способом.
  Последнее восстание едва ли озаботило умы местных жителей - до них доходили лишь отрывочные слухи, ведь иногда по дороге пролетали вестники. Хотя никто из них не останавливался здесь на ночь. Да, мятежи - это дело для жителей иных мест...
  Вот почему появление сразу пятерых чужаков, в полдень вставших на гребне ближайшего холма, было замечено всеми. Номинальный глава селения, кузнец Баратол Мекхар, вскоре получил весточку о пришельцах. Он был единственным человеком, родившимся не здесь. О прошлой его жизни было мало что известно, разве что очевидное без слов. Темная, почти ониксовая кожа являла происхождение из племен юго-востока континента, из краев, отстоящих от деревушки на сотни, если не тысячи лиг. Шрамы на щеках казались воинскими татуировками; на солдатское прошлое намекала и сеть покрывших руки рубцов. Было известно, что он не любит лишних слов и никогда не высказывает личного мнения, не спешит завести любимчиков - и поэтому его сочли подходящим на роль неофициального мэра.
  Баратол Мекхар в сопровождении десятка взрослых, еще сохранивших любопытство селян шел по единственной улочке, пока не достиг края деревни. Хижины здесь были брошены и давно развалились, крыши их просели, стены покосились и покрылись грудами песка. Шагах в шестидесяти неподвижно стояли пятеро - лишь ветерок шевелил волоски на меховых плащах. Двое держали копья, трое несли прикрепленные на спинах двуручные мечи. Казалось, иным из них недостает руки или ноги.
  Глаза Баратола видят уже не так хорошо, как в молодости. Но даже... - Джелим, Филиад, идите в кузню. Идите, не бегите. Под шкурами есть сундук. На нем замок - сбейте его. Достаньте только секиру и щит, и боевые рукавицы, и шлем - на кольчугу времени не останется. Ну, пошли.
  За все проведенные здесь одиннадцать лет Баратол не произносил стольких слов сразу. Джелим и Филиад в ужасе поглядели в широкую спину кузнеца. В кишках внезапно заурчало... но они пошли, медленно, напрягая спины, неловко выбрасывая ноги.
  - Бандиты, - прошептал Кулат, пастух, который забил последнего козла в обмен на бутылку крепкого пойла лет семь назад и с тех пор ничего не делал. - Может, им просто нужна вода - у нас все равно ничего нет. - Он имел привычку жевать во рту мелкую гальку, и сейчас она забренчала в такт словам.
  - Им не вода нужна, - отозвался Мекхар. - Вы, остальные - найдите хоть какое оружие. Нет, не надо. Просто идите по домам. И прячьтесь.
  - Чего же им нужно? - спросил Кулат. Прочие селяне уже разбежались.
  - Не знаю.
  - Эге, они из такого племени, какого я никогда не видел. - Пастух пососал камешки. - Эти меха - не жарковато ли? А шлемы из черепов...
  - Костяные? У тебя глаза получше моих.
  - Одни они и работают, кузнец. Короткие волосы. Ты знаешь такое племя?
  Кузнец кивнул. Он слышал, как тяжело сопят возвращающиеся из деревни Джелим и Филиад. - Думаю, да, - ответил он на вопрос Кулата.
  - Будут неприятности?
  Подошедший Джелим шатался под весом двулезвийной секиры с окованной железом рукоятью. Тяжелый шар на древке заканчивался петлей из цепи. Серебром блестела аренская сталь заточенных лезвий. Между лезвиями секиры торчало три зубца, сделанных на манер наконечников арбалетных стрел. Парень взирал на оружие так, словно нес императорский скипетр.
  Позади Джелима шел Филиад, тащивший кольчужные перчатки, круглый щит и шлем с решеткой.
  Баратол натянул перчатки. Они закрыли руки до локтей, для которых также предусматривалась зашита в виде полукруглых, прикрепляемых ремнями чашечек. По нижней стороне рукавиц шли длинные полоски железа. Он взглянул на шлем - и скривился: - Ты забыл ватный подшлемник. - Вернув шлем крестьянину, кузнец добавил: - Дай щит - прикрепи к руке. Проклятие, Филиад! Туже! Ладно.
  Теперь кузнец потянулся за секирой. Джелим напряг все силы, поднимая тяжелое оружие, чтобы Баратол смог просунуть правую руку в цепочку - петлю, обмотав ее дважды вокруг предплечья, и схватиться за древко. Он без видимого усилия принял секиру. - Отойдите в сторону.
  Кулат остался рядом. - Они идут сюда, Баратол!
  Кузнец не отрывал взора от чужаков. - Я не совсем слеп, дурачина!
  - А должен быть слепым, если остался. Ты знаешь племя. Может, они пришли за тобой? Старая вендетта?
  - Может быть, - признал Баратол. - Если так, то вам ничего не угрожает. Едва они покончат со мной, уйдут восвояси.
  - Ты так уверен?
  - Я не уверен. - Баратол воздел секиру над головой. - Трудно понять Т'лан Имассов.
  
  
  
  КНИГА ПЕРВАЯ
  
  ТЫСЯЧЕПАЛЫЙ БОГ
  
  
  Брел я кривою тропой, ведущей с предгорья в долину,
  Где низкие стенки из камня делят дворы и поля,
  Где каждый отмерен надел, вписан в извечные планы,
  Где каждому жителю ясен привычный путь -
  После дня трудового темной холодною ночью
  Словно знакомой рукой ведет он к родному дому,
  К свету распахнутой двери, лаю радостных псов.
  Брел я, покуда старик не позвал меня в гости,
  И я, улыбаясь, чтобы тревогу смягчить,
  Просил поведать мне всё, что крестьянин знает
  О западных землях, лежащих за гребнем гор.
  Он облегченно вздохнул, сказал: за горами город
  Великий, вместивший тысячи странных чудес,
  Некогда в нем король повел войну со жрецами...
  Он говорил, что сам видел высоко взметенную пыль
  По следу несметного войска, что где-то случилась битва,
  У жаркого юга. В - общем, он там не бывал,
  Всю жизнь свою проведя в пределах долины,
  Ведать не ведая замыслов высших сил.
  Все, что дано простецам - праздное любопытство.
  Вот и меня он спросил, кто я, куда иду,
  С целью какой; я сказал, улыбнувшись печально,
  Что в городе том был пленен, видел приход Богини,
  Но был помилован, чтобы всем возвестить -
  Разве, старик, сам не видишь: собаки лежат недвижимо? -
  В наш мир явилась Чума, и вы, бедняги, отныне
  Станете частью замысла высших сил.
  
  Милость Полиэли,
  Рыбак Кел Тат
  
  
  
  Глава 1
  
  
  В те дни улицы полнились ложью.
  
  Верховный Маг Тайскренн о коронации императрицы Лейсин,
  Записано Историком Империи, Дюкером.
  
  
  1164 год Сна Бёрн
  Пятьдесят шесть дней после Казни Ша'ик
  
  
  Сильный ветер взмел поутру в небо клубы пыли, так что и кожа и одежда всех въезжавших в Западные ворота Эрлитана цветом не отличались от окрестных песчаных дюн. Купцы, пилигримы, извозчики и бродяги являлись стражникам из пыльного облака, словно призраки; они брели, склоняясь против ветра, опустив головы, обмотав лица льняными повязками. Пыльные козы понуро плелись за пастухами, кони и волы мотали головами, фыркали, пытаясь стряхнуть корку горькой соли с губ; повозки извергали пыль всеми досками и скрипели, когда осевший на землю прах заставлял скользить колеса. Стража следила за входящими, думая лишь о конце дежурства, о бане, ужине и теплых телах - достойной награде за честно выполненный долг.
  Они отметили шедшую пешком женщину, но неверно оценили ее. Хотя тело ее было туго обмотано шелками и лицо скрыто шарфом, грация походки и изящные качания бедер стоили повторного взгляда. Мужчины - рабы своего воображения; они легко домыслили остальное.
  Странница заметила их внимание и оценила его причины достаточно верно. Она не встревожилась. Хуже, если бы на страже стояли женщины. Они бы подумали, что она - единственная женщина, пришедшая пешком именно через эти ворота, дорога к которым тянется многие лиги по крутым и пустынным холмам, а прежде проходит еще большее расстояние через необитаемый лес. Ее приход должен был показаться еще более необычным, учитывая, что у нее нет никакой ноши, а на ногах надеты мягкие, вытертые туфли. Будь на страже женщины, они привязались бы к ней, начали бы задавать неудобные вопросы, на которые ей пришлось бы давать уклончивые ответы.
  Повезло стражам, что они мужчины. Даже вдвойне повезло - ведь им удалось изрядно потешить воображение, следя за ее продвижением по городской улице, возбужденно оценивая округлые формы и качания бедер. Она лишь слегка подыграла им.
  На первом же перекрестке женщина свернула налево, исчезнув с глаз беспечных солдат. В городе ветер дул не так сильно, хотя пыль еще сыпалась с неба, покрывая всё вокруг красноватой пеленой. Женщина пробиралась сквозь толпу, медленно, по спирали двигаясь к главному телю Эрлитана, Джен"рабу, холму, покрытому слоями древних руин и заселенному лишь паразитами - равно четвероногими и двуногими. Прибыв наконец к развалинам, она нашла небольшую гостиницу, скромную и ничем не отличавшуюся от всех окрестных заведений, трактирчиков, в которых на втором этаже обыкновенно обитают несколько шлюх, а на первом, в пивном зале - несколько солдат.
  За входом в гостиницу обнаружился коридор, ведущий в садик. Гостья вошла под своды и отряхнула пыль с одежды, затем прошла в сад, к бассейну с мутной водой и вяло булькающему фонтану. Развязала шарф и омыла лицо, протерла зудящие глаза.
  Затем она вернулась в трактир.
  Сумрак, чадящие очаги, масляные лампы, вонь дурханга, итралбе и ржавого листа под низким оштукатуренным потолком. Почти все столы заняты. Прошедший прямо перед ней юнец плюхнулся на скамейку и сразу же начал рассказывать о необыкновенных приключениях, в которых едва выжил. Проходя мимо юноши и его слушателей, молодая женщина тихо улыбнулась. Похоже, она выглядит сейчас более грустной, чем нужно.
  Найдя место у стойки, она махнула хозяину. Он внимательно всматривался в нее, принимая заказ на чистом местном наречии. Бутылка рисового вина.
  Он протянул руку под прилавок. Она услышала, как звенят бутылки. - Надеюсь, подружка, ты не ожидаешь настоящего рисового, - ответил он на малазанском. Выпрямившись, трактирщик смахнул пыль с глиняного сосуда и вытащил пробку. - По крайней мере, она запечатана.
  - Сойдет, - сказала она, по-прежнему по - эрлийски, и положила на стойку три серебряных полумесяца.
  - Решила выпить всё?
  - Мне нужна конура на верхнем этаже, - отвечала она, заткнув бутылку (хозяин уже нацедил ей оловянный кубок). - С замком.
  - Да тебе улыбнулись Опонны, - сказал он. - Есть подходящая.
  - Отлично.
  - Прибыла с армией Даджека?
  Она отпила большой глоток янтарного, слегка мутноватого вина. - Нет. А они здесь?
  - Только хвост. Главные силы вышли шесть дней назад. Конечно, остался гарнизон. Вот я и удивлялся...
  - Я не служу в армии.
  Ее тон, странно холодный и напряженный, заставил старика заткнуться. Мгновение - и он отошел обслужить очередного гостя.
  Женщина пила, не спеша понижая уровень жидкости в бутылке. День угасал, и таверна все сильнее заполнялась народом, голоса звучали все громче; локти и колени касались ее гораздо чаще, чем это выходило бы случайно. Игнорируя эти прижимания, она не поднимала глаз от поверхности кубка.
  Наконец вино кончилось. Она встала и нетвердыми ногами прошла через давку, не сразу добравшись до лестницы. Начала осторожно взбираться наверх, держась за шаткие перила. Странно, но кто-то шел сразу за ней.
  На лестничной площадке она прижалась спиной к стене.
  Незнакомец подходил с глупой ухмылкой. Ухмылка примерзла к его лицу, едва острие ножа коснулось кожи под левым глазом.
  - Иди вниз, - приказала женщина.
  Красный ручеек побежал по щеке мужчины, кровь начала скапливаться на подбородке. Он затрясся и заморгал, когда лезвие врезалось глубже.- Не надо, - простонал он.
  Она отдернула руку - и случайно вскрыла сосуд на щеке мужчины. К счастью, лезвие скользнуло вниз, а не вверх, к глазу. Завопив, он зашатался, прижав руки в лицу, пытаясь остановить поток крови. Побежал вниз.
  Снизу донеслись крики, грубый смех.
  Женщина изучала нож в руке, гадая, чей он и чья на нем кровь.
  Неважно.
  Она поискала свою комнату - и быстро нашла ее.
  
  ***
  
  Эта песчаная буря была естественной, родившейся в Джаг Одхане и спиралью распространившей свою ярость на сердце Семиградского субконтинента. Ветра дули на север, скребли восточные склоны холмов, скал и древних гор, окаймляющих святую пустыню Рараку - пустыню, ставшую теперь морем - и разражались схватками молний между взгорий в виду городов Пан'потсуна и Г'данисбана. Направляясь на запад, буря выбрасывала извивающиеся руки; одна из них схватила Эрлитан и вскоре обрушилась на Эрлитанское море, другая дотянулась до города Пур Атрий. Основное тело урагана вернулось в глубь суши и набралось там еще большей энергии, ударило по северным склонам Таласских гор, окружив города Хатра и И'Гатан. Наконец ураган снова повернул к югу. Естественная буря - или, может быть, последний дар старых духов Рараку.
  Бегущая армия Леомена Молотильщика приняла дар, помчалась под покровом неутихающего шторма. Тянулись дни, склеиваясь в недели; мир вокруг них сократился до размеров пыльного облака. Песок кусал больно, и особенно тех выживших, кому его вид напоминал любимый Вихрь, молот Ша'ик и Дриджны Карающей. Но даже в горечи есть жизнь, есть спасение.
  Малазанская армия Таворы все гналась за ними, но не с безрассудной горячностью, выказанной в первые дни после смерти Ша'ик и поражения мятежа. Охота стала размеренным, организованным выслеживанием последней из открыто противостоящих Империи сил. Силы, верящей, что все еще является обладателем священной Книги Дриджны, последнего артефакта, несущего надежду разрозненным мятежникам Семи Городов.
  Леомен не обладал книгой - и все же ежедневно проклинал ее. С почти религиозным рвением и удивительной изобретательностью он бормотал проклятия. К счастью, свистящий ветер уносил его слова, так что лишь Корабб Бхилан Зену'алас, скакавший рядом с командиром, мог слышать их. Устав от долгих тирад, Леомен начинал изобретать хитроумные схемы уничтожения книги, если она попадет ему в руки. Огонь, кобылья моча, желчь, морантская взрывчатка, брюхо дракона... пока утомленный Корабб не натягивал удила, отыскивая более приятную компанию мятежников.
  Впрочем, они сразу же начинали задавать Кораббу вопросы, метать в сторону Леомена боязливые взоры. Что он там говорит?
  Он молится, отвечал Корабб. "Наш командир весь день молится Дриджне. Леомен Молотильщик - человек богобоязненный", отвечал он им.
  Почти такой богобоязненный, как от него ожидают. Восстание разваливалось, его разметывали ветра. Города один за другим открывали ворота, едва завидев армии и флот империи. Сосед сдавал соседа, ретиво отыскивал преступников, которые могли бы ответить за множество свершенных мятежом злодеяний. Недавние герои и мелкие тираны предстали перед вернувшимися, жаждущими мести оккупантами, и кровь потекла рекой. Такие печальные вести доносили перехваченные караваны. Сами они все глубже уходили в пустоши. И с каждым обрывком новостей лицо Леомена становилось все более мрачным и замкнутым, как будто единственное, что ему осталось - накрепко связывать рождающуюся в груди ярость.
  Какое разочарование - так думал Корабб, сопровождая каждую мысль тяжким вздохом. Народ Семиградья так легко отказался от завоеванной ценой стольких жизней вольности. Самая горькая истина, самый гнусный комментарий к природе человека. Так все было напрасно? Сколько десятков тысяч людей умерло. ЗА ЧТО?!
  Корабб сказал себе, что понял суть командира. Понял, что Леомен не способен уйти. Может быть, никогда не сможет. Он будет крепко держаться за грезу, придающую смысл прошлому.
  Сложная мысль. Кораббу потребовалось много часов хмурить брови, чтобы дойти до нее, свершить такой необычайный скачок в ум другого человека, увидеть мир его глазами, хотя бы на миг - и отпрянуть в смущении. Ему удалось уловить то, что делает человека великим вождем на поле боя. Рассудок такого человека позволяет видеть ситуацию в целом, со всех сторон. Честно говоря, сам Корабб способен едва лишь удержать одну - свою собственную - точку зрения, когда мир рвется на части, впав в великий раздор.
   Если бы не командир, понимал Корабб, ему пришел бы конец.
  Взмах покрытой перчаткой руки - и Корабб пнул в бока коня, спеша подъехать к Леомену.
  Голова в капюшоне пододвинулась ближе. Леомен распутал складки выцветшего шелка, освобождая рот, и выкрикнул, стараясь, чтобы Корабб его расслышал: - Где мы, во имя Худа?
  Корабб уставился на него, потом поводил глазами по сторонам. И вздохнул.
  
  ***
  
  Ее пальцы устроили настоящую трагедию, проведя борозду через утоптанную тропу. Муравьи засновали, смутившись; Семар Дев следила, как они носятся, ища, на ком выместить обиду. Солдаты с поднятыми к небу челюстями и раскрытыми жвалами. Как будто они бросают вызов богам. Или, в данном случае, умирающей от голода женщине.
  Она лежала на боку в тени фургона. Наступил полдень. Воздух совершенно неподвижен. Жара крадет все силы. Не похоже, что ей удастся продолжить атаку на муравьев... эта мысль заставила ее почувствовать укол сожаления. Внесение разлада в убогую, нелепую и размеренную жизнь - это кажется важным делом. Ну, может быть, не особенно важным, но все равно интересным. Подобающие богине мысли - они отметят ее последние дни среди живых.
  Ее внимание привлекло какое-то движение. Пыль вздымается над дорогой; она может расслышать стук, словно под землей бьют барабаны. Здесь, в Угарат Одхане, нет оживленных трактов. Дороги проложены в старые времена, когда десятки караванов пересекали пространства между десятками великих городов, среди которых ступицей колеса лежал Угарат; но все эти города, кроме Кайхума на берегу реки и самого Угарата, умерли более тысячи лет назад.
  Одинокий всадник может оказаться отнюдь не спасителем - ведь она женщина в самом соку, и лежит здесь совсем одна. Говорят, иногда бандиты и налетчики используют старые пути, перемещаясь между караванными тропами. А бандиты редко отличаются благородством манер.
  Копыта стучали все громче. Затем лошадь встала, и через мгновение Семар Дев окутало облако пыли. Храп лошади прозвучал зловеще. Всадник спешился весьма тихо. Шаги приближались.
   Кто это? Ребенок? Женщина?
  Тень отделилась от тени фургона; Семар Дев повернула голову, разглядывая фигуру, обошедшую повозку и смотрящую на нее.
  Нет, это не ребенок и не женщина. Похоже, вообще не человек. Привидение в белой медвежьей шкуре на невозможно широких плечах. За спиной меч из волнистого кремня, с обернутой кожей рукоятью. Она заморгала, стараясь рассмотреть получше - но помешало слепящее солнце за его спиной. Гигант с неслышным шагом? Ночной кошмар, галлюцинация.
  Он заговорил, но, вполне очевидно, не с ней.
  - Подожди, Ущерб. Поешь попозже. Она еще не умерла.
  - Твой Ущерб ест мертвых женщин? - прохрипела Семар. - С кем ты скачешь?
  - Не с кем, - отвечал он, - а на ком. - Он подошел еще ближе, склонился над ней. В руках что-то - мех с водой - но она не смогла оторвать взора от его лица. Правильные, суровые черты, изуродованные татуировкой. Разбитое стекло, клеймо беглого раба. - Я видел твой фургон, - продолжал он, говоря на языке местных племен, но со странным акцентом. - Но где же гужевой скот?
  - На дне оврага.
  Он отдал ей мех и встал, желая посмотреть самому. - Там мертвый мужчина.
  - Да, это он. Сломал шею.
  - Он тащил фургон? Не удивляюсь, что умер.
  Она подтянулась к меху, схватила его горло обеими руками. Вытянула пробку, поднесла сосуд ко рту. Вода, теплая, чудесная. - Видишь два рычага с его стороны? Нажми за них - и фургон двинется. Мое изобретение.
  - Это тяжело? Зачем же ты наняла старика?
  - Он был потенциальным инвестором. Хотел сам поглядеть, как все работает.
  Гигант хмыкнул и еще раз осмотрел ее. - Вначале все шло гладко, - сказала Семар. - Но потом механизм сломался. Сцепление. Мы планировали проехать полдня, но он увлекся, заехал слишком далеко. И умер. Я хотела идти пешком, но сломала ногу.
  - Как?
  - Пнула колесо. Так что идти не могу.
  Он все глазел на нее сверху вниз. Словно волк на хромого барашка. Женщина глотала воду. - Ты решил сделать со мной нехорошее? - спросила она.
  - Теблорского воина подвигает на насилие лишь кровяное масло. У меня его нет. Я много лет не брал женщин силой. Ты из Угарата?
  - Да.
  - Мне нужно въехать в город, купить припасы. Не хочу осложнений.
  - Я смогу помочь.
  - Мне нужно остаться незамеченным.
  - Не уверена, что это возможно.
  - Сделай это возможным - и я возьму тебя с собой.
  - Ну, так нечестно. Ты же вдвое выше обычного человека. В татуировках. У тебя конь - людоед... если считать, что это конь, а не энкар'ал. И, вроде бы, ты одет в шкуру белого медведя.
  Он отвернулся и двинулся в сторону от повозки.
  - Ладно! - завопила она поспешно. - Что-нибудь придумаю.
  Он снова подошел к ней, взял водяной мех и повесил на плечо. Затем подхватил ее за пояс. Одной рукой. Боль пронизала левую ногу, когда сместилась сломанная ступня. - Семь Псов! Как ты меня несешь, недостойный!
  Воин молча оттащил ее к коню. Она увидела, что это не энкар'ал, но и не вполне обычный скакун. Высокий, бледный, тощий, серебристые хвост и грива, красные как кровь глаза.- Встань на здоровую ногу, - сказал он, затем вставил ногу в веревочное стремя и оседлал коня.
  Семар Дев со стоном легла на круп, уцепилась за две веревки. Проследила, куда они ведут. Великан тащил за собой две громадные гнилые головы. Псы или медведи, столь же большие, как сам воин.
  Он протянул руку и бесцеремонно подтащил ее вверх, усадив за собой. Новые волны боли, в глазах потемнело.
  - Не обращай внимания, - произнес он.
  Семар Дев снова глянула на отрезанные головы. - Конечно. Пустяки!
  
  ***
  
  В тесной комнате царит темнота, воздух душный и влажный. Два узких прямоугольных окошка под самым потолком позволяют свежему воздуху вялыми струйками проникать внутрь - словно это знаки из иного мира. Но "иной мир" еще немного подождет женщину, скорчившуюся на неудобной койке. Обняв руками колени, опустив голову, так что черные сальные волосы скрывают лицо, она плачет. А плакать означает - быть внутри себя, полностью уйти в место более жестокое и беспощадное, чем любые места внешнего мира. Она рыдает о мужчине, которого бросила, убежав от боли в его очах, ведь любовь заставляла его брести следом за ней, повторяя все ошибки, спотыкаясь и не умея подойти ближе. Она сама не желала подпускать его. Сложные узоры на спинке клобучной змеи оказывают гипнотизирующее действие, очаровывают - но укус гадины тем не менее смертелен. Такова и она сама. В нет ничего - она не находит в себе ничего - достойного преданной любви. В ней нет ничего, достойного такого мужчины.
  Он был слеп к этой истине, таков его порок, порок, от которого он никогда не сможет избавиться. Готовность - или нужда? - верить в хорошее, а ведь добра в ней нет. Да, ей не вынести такой любви... и она не потащит его за собой, к падению.
  Котиллион понял. Бог ясно видит во тьме смертных душ, ясно, как и сама Апсалар. Поэтому в словах и умолчаниях, составлявших беседы женщины и покровителя ассасинов, не было лицемерия. Взаимное узнавание. Задачи, что ставит бог, отлично подходят ее натуре и особым талантам. Если ты уже произнесла себе осуждение - нет смысла возмущаться, выслушав приговор. Но она же не бог, далеко ушедший от человечности и находящий в аморализме удовольствие, убежище от своих деяний. Ситуация становится все... жестче, ее все труднее разрешить.
  Он недолго будет скучать по ней. Его глаза начинают видеть. Другие возможности. Сейчас он странствует с двумя женщинами - Котиллион рассказал об этом. Итак... Он утешится, он не останется в одиночестве. Она уверена.
  Такие мысли, словно вылитое в костер масло, разжигали уныние.
  И все же у нее есть задания, и долг не позволит слишком долго барахтаться в потакании личным слабостям. Апсалар медленно подняла голову, осмотрела обстановку жалкой комнатки. Попыталась вспомнить, как оказалась здесь. Голова раскалывалась, в горле жгло. Она встала, вытерев слезы. Во лбу застучало словно молотом.
  Она могла слышать звуки снизу: шум таверны, голоса, пьяный хохот. Найдя шелковый плащ, Апсалар вывернула его наизнанку и накинула на плечи; подошла к двери, открыла щеколду и вышла в коридор. Две мигающие лампы на стенах, в конце перила и лестница вниз. Из соседней комнатушки доносились приглушенные звуки любовного соития; страстные стоны женщины казались явно наигранными. Апсалар послушала еще немного, удивляясь, почему эти стоны так сердят ее - и двинулась по сплетению теней на полу, к лестнице. Сошла вниз.
  Было уже поздно, вероятно, двенадцатый звон. В таверне сидело десятка два гостей, половина - в одеждах караванных охранников. Они - не солдаты, судя по беспокойству, с которым смотрят на них горожане. Приближаясь к стойке бара, Апсалар заметила среди стражей троих гралийцев и двух женщин - пардиек. Весьма неприятные племена, с легким скрежетом беспокойства сообщила ей память Котиллиона. А это типичные представители, крикливые и надменные. Глаза охранников заметили ее и следили за продвижением; избрав линией поведения осторожность, она старалась не встречать их взглядов.
  Хозяин подошел сразу же. - Начал думать, что ты померла там, - сказал он, поднимая из-под прилавка бутылку рисового вина. - Но прежде чем ты погрузишься в нее, девочка, покажи мне монету.
  - И сколько я задолжала?
  - Два серебряных полумесяца.
  Она нахмурилась: - Я думала, что уже расплатилась.
  - За вино - да. Но ты же провела наверху день и вечер, и ночь я тоже зачту - уже поздно и другого постояльца не найти. И потом, - взмахнул он рукой, - еще бутылка.
  - Я не заказывала. Вот если еда осталась...
  - Кое-что есть.
  Вытащив кошель, она отыскала внутри два полумесяца. - Держи. Если я могу оставить комнату на всю ночь.
  Он кивнул. - Так вина не хочешь?
  - Нет. Савр"акское пиво, пожалуйста.
  Он забрал бутылку и пошел в погреб.
  По бокам встали две женщины. Пардийки. - Видишь того граля? - спросила одна, кивнув на ближайший столик. - Он хочет, чтобы ты сплясала для них.
  - Нет, не хочет.
  - Нет, хочет, - настаивала женщина. - Они даже заплатили. Ты движешься как плясунья. Мы обе это видим. Тебе не захочется увидеть их рассерженными...
  - Точно. Вот почему не стану танцевать.
  Пардийки, похоже, смутились. Тут подошел хозяин с кружкой пива и миской супа из козы (в густом слое жира доказательством подлинности происхождения блюда плавали белые волоски). Он отрезал еще кусок темного хлеба. - Хватит?
  Она кивнула. - Спасибо. - И повернулась к женщине, что заговорила первой. - Я Танцовщица Теней. Скажи им.
  Обе женщины отскочили. Апсалар оперлась на стойку, вслушиваясь в прошедший по залу шепоток. Вокруг мигом образовалось пустое пространство.
  Бармен лениво посмотрел на нее: - Ты полна сюрпризов. Этот танец под запретом.
  - Да.
  - Ты с Квон Тали, - сказал он тихим голосом. - Судя по разрезу глаз и оттенку волос, Итко Кан. Никогда не слышал о Теневых Танцорах из Итко Кана. - Он наклонился ближе. - Видишь ли, я родился недалеко от Гриза. Был рядовым пехотинцем в армии Дассема, получил копье в спину в первой же битве. И хорошо. Избежал И'Гатана, за что ежедневно благодарю Опоннов. Ты понимаешь? Не видел смерти Дассема - и рад этому.
  - Но все еще полон историй.
  - Это точно, - радостно кивнул он. Но тут же лицо его омрачилось. Еще миг - и старик хмыкнул и отошел.
  Она поела и выцедила пиво. Головная боль потихоньку уходила.
  Некоторое время спустя она махнула хозяину. Тот подошел. - Я отлучусь, - сказала Апсалар, - но хочу, чтобы в ту комнату никого не поселили.
  Он пожал плечами: - Ты заплатила. Я закрою ее до четвертого звона.
  Она встала и направилась к дери. Охранники следили за ее уходом, но с мест не вскакивали. По крайней мере, пока.
  Она надеялась, что им хватило откровенного намека. В эту ночь ей предстоит убить человека... и одного за ночь достаточно, как считала она.
  Выйдя из гостиницы, Апсалар помедлила. Ветер утих. Звезды, словно бледные мошки, мерцали за пеленой оседающей пыли. Воздух был холоден и спокоен. Обернув лицо шелковым шарфом и закутавшись в плащ, Апсалар зашагала вниз по улице. На узком, скрытом в тенях перекрестке она резко метнулась в темноту и пропала.
  Еще миг - и по улочке затопали пардийки. Они застыли на перекрестке, изучили следы. Никого не нашли.
  - Она не врала, - зашипела одна, делая охранительный знак. - Она ходит в тенях.
  Вторая кивнула. - Нужно сообщить новому хозяину.
  Женщины ушли.
  Из садка Теней женщины казались призрачными; они слегка мерцали, словно выпадая из реальности и снова проникая в нее. Апсалар следила за ними еще десять ударов сердца. Интересно, кто их "новый хозяин" - но этот след она изучит позже. Она отвернулась и начала изучать обернутый тенями мир, в котором очутилась. Со всех сторон город, безжизненный, ничуть не похожий на Эрлитан. Примитивная, громоздкая архитектура, узкие и прямые проезды, ворота без сводов, высокие стены. На мостовых никого. Все строения не превышали двух и трех этажей, без окон, с плоскими крышами. Дверные проемы вели в зернистую тьму.
  Даже память Котиллиона не сохранила знаний об этом проявлении Королевства Теней. Ничего необычного: оно состояло из множества слоев, фрагменты разбитого садка простирались дальше, чем можно поверить. Этот садок пребывает в вечном движении, будто связанный некоей своенравной силой миграции, беспрестанного скольжения мимо мира смертных. Небо над головой было аспидным - так выглядит ночь в Тени. Воздух теплый, спертый.
  Один из проходов вел туда, где в Эрлитане располагался центральный плоский холм, Джен"рабб, бывший когда-то дворцом "Корона Фалах'да", но давно ставший грудой мусора. Она пошла вперед, осматривая мерцающие каменные развалины. Дорога привела на квадратную площадь, на стенах которой были укреплены цепи и кандалы. Два набора все еще держали тела, высохшие, покрытые слоями праха. Обтянутые кожей черепа склонились на хрупкие ребра. Один труп висел напротив нее, другой - на стене слева. Справа, на углу, виднелся портал.
   Апсалар с интересом присмотрелась к ближайшему телу. Она не была уверена, но оно, похоже, принадлежало выходцу из расы Тисте. То ли Анди, то ли Эдур. Длинные прямые волосы, белые или выцветшие от древности. Одежда и оружие давно сгнили, оставив несколько гнилых полосок кожи и ржавых кусков металла. Когда она склонилась над этими остатками, рядом взвился пылевой смерч. Апсалар удивленно вздернула брови, видя, как из пыли проявляется призрак. Прозрачное тело, странно блестящие кости. Лицо - череп с черными провалами глазниц.
  - Тело мое, - зашипел призрак, хватая пальцами воздух. - Тебе его не забрать!
  Он говорил на языке Анди, и Апсалар смутно удивилась, что понимает его. Таящиеся где-то внутри знания и воспоминания Котиллиона все еще способны удивлять...
  - Что мне делать с трупом, а? - спросила она. - У меня свое тело есть.
  - Не здесь. Я вижу духа.
  - Как и я.
  Привидение казалось удивленным. - Ты уверена?
  - Ты умер давным - давно. Если считать, что прикованное тело - твое.
  - Мое? Нет. Думаю, нет. Может быть, и да. Почему нет? Да, оно было мое, давным -давно. Я узнаю его! Это ты дух, а не я. Я чувствую себя лучше некуда - а вот ты выглядишь... не лучшим образом...
  - Тем не менее, - ответила Апсалар, - я не намерена красть труп.
  Тень протянула руки, коснулась бледных, спутанных волос. - Я была прекрасной, знаешь ли. Мной восхищались, меня домогались лучшие молодые воины анклава. Может быть, я все еще такая, и только дух так вот... исхудал. Что лучше видит глаз смертного? Тело, налитое здоровьем и красотой, или затаившуюся внутри жалкую душонку?
  Апсалар моргнула и отвернулась. - Думаю, зависит от того, как близко ты подошел.
  - И насколько острые у тебя глаза. Да. Согласна. И красота так быстро уходит. А вот все жалкое, жалкое остается, о да.
  Со стороны второго скованного тела зашипел новый голос: - Не слушай ее! Подлая сука! Видишь, чем мы кончили? Моя вина? О нет, я была честной. Все это знали. Я же и красивее была. Ты никого не слушай. Особенно ее! Подойди, милый дух, и услышь истину!
  Апсалар выпрямилась: - Не я здесь дух...
  - Обманщица! Не удивляюсь, что тебя тянет к ней! Подобное к...
  Она рассмотрела второго духа. Не отличишь от первого - так же скорчился рядом со своим телом, или с телом, которое объявил своим. - Как вы здесь оказались?
  Вторая тень показала пальцем на первую: - Она воровка!
  - Как и ты! - буркнула первая.
  - Я подражала тебе, Телораст! "О, давай вломимся в Твердыню Теней! Там же никого нет! Мы вытащим несказанное богатство!" Зачем я тебе поверила? Я была дурой...
  - Ну, - оборвала ее первая, - в этом я с тобой согласна.
  - Нет никакой причины оставаться здесь, - сказала Апсалар. - Ваши тела сгнили, но кандалы никогда их не выпустят.
  - Ты служишь новому Повелителю Теней! - Вторая тень казалась необычайно пораженной этим открытием. - Этому мерзкому, скользкому, подлому...
  - Тихо! - зашипела первая, по имени Телораст. - Он придет снова, чтобы мучить нас! Лично я не желаю видеть его снова. Как и его проклятых Гончих. - Дух подобрался ближе к Апсалар. - Любезная служительница великого нового хозяина! Отвечаю на твой вопрос. Мы воистину хотели бы покинуть это место. Но куда мы пойдем? - Привидение взмахнуло костистой, прозрачной рукой. - За городом жуткие твари. Хитрые, голодные. Без числа! Но, - мурлыкнуло оно, - будь у нас проводник...
  - О да, - возопило второе привидение, - сопровождение до ворот - скромная, краткая услуга, но как благодарны мы будем!
  Апсалар внимательно осмотрела их. - Кто вас заточил? И говорите правду, иначе не получите помощи.
  Телораст низко склонилась, а потом склонилась еще ниже. Апсалар не сразу поняла, что та намерена пресмыкаться у ее ног. - Истину говорю. Мы не лжем. В сем королевстве ты не услышишь объяснений более связных и изложений более четких. Это был владыка демонов...
  - .. с семью головами! - вмешалась вторая тень, подпрыгивая вверх - вниз от какого-то нелепого возбуждения.
  Телораст завилась жгутом: - Семь голов? Только семь? Может быть. Почему бы нет? Да, семь голов!
  - И какая голова, - спросила Апсалар, - назвалась владыкой?
  - Шестая!
  - Вторая!
  Тени злобно поглядели друг на дружку. Телораст подняла костистый палец. - Точно! Шестая справа, она же вторая слева!
  - О, как мило! - простонала вторая тень.
  Апсалар поглядела на нее. - Имя подружки Телораст. А твое?
  Тень задрожала, замерцала - и тоже плюхнулась на колени, вздымая облако легкой пыли. - Принц - Король Жестокий, Убийца Всех Врагов! Грозный и Обожаемый! - Она помялась. - Принцесса Скромность? Возлюбленная тысячи героев, все как один могучие воины с суровыми лицами! - Содрогание, невнятное бормотание. Тень скребла себя ногтями по лицу. - Полководец... нет, дракон о двадцати двух главах, девяти крыльях и с одиннадцатью тысячами клыков. От моего имени кровь стынет в жилах...
  Апсалар скрестила руки на груди. - И это имя?..
  - Кодл.
  - Кодл?
  - Вижу, меня уже не ценят.
  - И эти слова возвращают нас к вышеупомянутой, столь печальной ситуации, - сказала Телораст. - Ты должна была стоять на стреме - я тебе сколько раз говорила...
  - Я и стояла!
  - Но не заметила Пса Барена...
  - Я видела Барена, но осталась на стреме!
  - Ясненько, - вздохнула Апсалар. - Так почему я должна вас сопровождать? Дайте повод. Ну пожалуйста, хоть крохотный.
  - Мы верные спутники, - сказала Телораст. - Мы будем рядом, какой бы ужасный конец тебя не ждал.
  - Мы будем вечно хранить твое изодранное тело, - добавила Кодл. - Или, по меньшей мере, пока нас не сменит кто-то другой.
  - Только не Ходящий-По-Краю.
  - Ну, Телораст, тут и говорить нечего. Мы его не любим.
  - Или Гончие.
  - Конечно...
  - Или Темный Трон, или Котиллион, или Апториана, или еще эти...
  - Молчи! - взвизгнула Кодл.
  - Я проведу вас, - сказала Апсалар, - до портала. Там вы сможете покинуть это королевство, ведь вы этого желаете. Скорее всего, потом вы обнаружите себя проходящими во врата Худа. Что станет облегчением для всех, кроме самого Худа...
  - Она нас не любит! - застонала Кодл.
  - Не говори вслух, - фыркнула Телораст, - иначе она сама это поймет. Сейчас она еще колеблется, и в этом наша надежда.
  - Колеблется? Ты глухая? Она нас оскорбила!
  - Это не означает, что она нас не любит. Не обязательно. Полагаю, мы ее раздражаем - но мы же всех раздражаем. Или нет, это ты всех раздражаешь, Кодл. Ты такая ненадежная.
  - Я не всегда ненадежная, Телораст.
  - Идемте. - Апсалар направилась к далекому порталу. - Мне этой ночью еще кое-что надо успеть.
  - Но что с этими телами?
  - Очевидно, они останутся здесь. - Она повернула голову к теням. - Или идите за мной, или не идите. Вам решать.
  - Но мы любили эти тела...
  - Ладно, Кодл, - утешающе сказала Телораст. - Найдем другие.
  Апсалар, взглянула на Телораст, удивленная таким замечанием. Затем направилась по узкому проходу.
  Духи торопливо порхнули ей вслед.
  
  ***
  
  Дно низины, бывшее заиленное озеро, иссушенное десятками лет засухи и жары, покрылось сеткой беспорядочно разбегающихся трещин. Ветра и песчаные бури выгладили поверхность, и она сверкала в лунном свете, будто была вымощена серебряными плитами. В центре озерного дна виднелся провал - колодец, окруженный невысокой кирпичной оградой.
  Разведчики войска Леомена уже спешились возле колодца и осматривали его, а основные силы конницы заполняли низину. Буря ушла, над головами сверкали звезды. Утомленные повстанцы на утомленных конях медленно двигались по сухой, гладкой почве. Мухи метались над головами всадников, стараясь скрыться от ризанских ящериц, подобно миниатюрным драконам носившихся среди толпы. Вечная война в воздухе - тонкие, металлические крики умирающих насекомых, падение раздробленных хитиновых панцирей.
  Корабб Бхилан Зену'алас склонился, заскрипев рассохшейся кожей седла, и сплюнул налево. Вызов, проклятие этому отзвуку проигранной битвы; а еще ему хотелось очистить рот от песчаной пыли. Оглянулся на молчаливого Леомена. Они оставили за собой след из павших лошадей, почти все воины ехали на первой, а то и на второй запасной. Сегодня отстала дюжина человек: старики, мечтавшие о последнем бое с ненавистными мезланцами под восхищенным взором Ша'ик - и жестоко обманутые благодаря измене. Корабб знал, что павших духом в отряде гораздо больше. Нетрудно понять, как человек может потерять надежду. Что за жалкий поход!
  Если бы не Леомен Молотильщик, Корабб давно сдался бы, ускользнул во взвихренные пески искать свою участь, сорвав все значки, выдающие его принадлежность к мятежникам, и осел бы в каком - то далеком городе, среди пожирающих душу воспоминаний о поражении. Ожидать, пока его не заберет Погонщик Душ. Если бы не Леомен Молотильщик...
  Всадники подъезжали к колодцу, располагаясь лагерем вокруг источника живительной влаги. Корабб натянул удила, едва это сделал Леомен. Они спешились, захрустев сапогами по ковру из чешуи и давно высохших рыбьих скелетиков.
  - Корабб, - сказал Леомен, - пройдемся.
  Они направились к северу, пока не отошли шагов на пятьдесят от внешних постов, и встали посреди потрескавшейся плиты бывшего озера. Корабб заметил ямку, у которой валялись приплюснутые комки глины. Вытащил нож и склонился, поднимая один из комков. Внутри обнаружилось тельце скрючившейся жабы. Он выковырял тварь из глиняной капсулы и вернулся к командиру. - Неожиданный подарок, - сказал он, отрывая тонкую ножку и откусывая мясо, жесткое, но все-таки свежее.
  Леомен взирал на него сквозь лунные тени. - Съешь это, Корабб, и будешь видеть во сне странное.
  - Да, сны духов. Они меня не пугают. Если только не приснятся перья.
  Не спросив разъяснений, Леомен отстегнул ремешки шлема и стащил его с головы. Поглядел на звезды. И наконец заговорил: - Чего ждут от меня солдаты? Я должен привести их к невозможной победе?
  - Ты обречен нести Книгу, - пробурчал набравший полный рот мяса Корабб.
  - А богиня мертва.
  - Дриджна - не только та богиня, командир. Откровение - в некотором смысле само время.
  Леомен оглянулся на него: - Корабб Бхилан Зену'алас, тебе удается меня удивлять, несмотря на все прожитые вместе годы.
  Польщенный комплиментом, или тем, что он принял за комплимент, Корабб улыбнулся и выплюнул косточку. - У меня было время подумать, командир. Пока мы ехали. Я думал долго, и думы мои пошли странными путями. Мы - это Откровение. Наша армия, последнее войско мятежа. Я верю, что нам суждено явить истину всему миру.
  - Почему ты в это веришь?
  - Потому что ты ведешь нас, Леомен Молотильщик, и ты не из тех, что способны скользнуть в сторонку, как дырокрыса. Мы движемся к чему-то - знаю, многие видят в этом бегство, но не я. Ну, не всегда.
  - Дырокрысы, - подумал вслух Леомен. - Так зовут в Эрлитане породу крыс, ловящих ящериц.
  Корабб кивнул. - Да, длинные, с чешуйками по коже головы.
  - Дырокрысы, - повторил Леомен странно отстраненным тоном. - Их почти невозможно изловить. Пролезут в дырку, в которой и змея застрянет. Черепа складываются...
  - Да, кости как гибкие прутики. - Корабб высосал мозг из черепа жабы и отбросил ее в сторону. Тварь распустила крылья и пропала в ночи. Он посмотрел на перья, украшавшие одежду командира. - Врагу не пожелаешь такого зверька. Если их испугать, прячутся в ближайшую дыру, даже самую маленькую. Слышал, что женщина умерла, когда такая крыса влезла ей в ноздрю. Потом как начнут грызть... И линяют со страшной силой.
  - Думаю, никто не берет их в домашние любимцы. - Леомен снова изучал звезды. - Мы везем Откровение с собой, так? Ну ладно.
  - Мы могли бы бросить коней. Просто убежать. Так будет даже быстрее.
  - Но это ведь будет жестоко?
  - Точно. Кони - благородные животные. Веди нас, Окрыленный, и мы победим.
  - Победа невозможна.
  - Таких много было, командир.
  - Нам хватит и одной.
  - Отлично. Одной.
  - Я не хочу, Корабб. Я ничего этого не хотел. Я желаю распустить армию.
  - Это не сработает. Мы возвращаемся к месту рождения. Пришло время. Построим гнезда на крыше.
  - А я думаю, - отозвался Леомен, - что пришло время спать.
  - Да, ты прав. Я хочу спать.
  - Иди же. Я немного задержусь.
  - Ты Леомен Оперенный, и все будет по слову твоему. - Корабб отдал честь и поскакал к лагерю. Сейчас его соратники походили на войско истощенных стервятников. Не так уж плохо, подумал он: стервятники выживают, когда умирает кто-то другой.
  Одинокий Леомен все смотрел в звездное небо. Будь рядом тот Тоблакай... Гигант - воитель слеп к сомнениям. "Увы, ему также не хватает тонкости". Дубина разума Карсы Орлонга не терпит сокрытия неприятных истин.
  Дырокрыса. Тут есть о чем подумать.
  
  ***
  
  - Ты не можешь войти с ЭТИМ!
  Гигант оглянулся на волочащиеся за конем головы. Поднял Семар Дев и опустил на землю, затем сам соскользнул с коня. Выбил пыль из медвежьей шкуры и зашагал к воротам, где схватил стражника и бросил в ближайшую повозку.
  Кто-то громко заорал, но замолк, едва воин повернулся к нему.
  Они шагали по улице. В вечернем сумраке виднелась поспешно удаляющаяся спина второго стражника. Семар подозревала, что он летит в кордегардию, чтобы привести человек двадцать. Она вздохнула: - Начало не внушает оптимизма, Карса Орлонг.
  Лежащий в обломках телеги солдат не шевелился.
  Карса посмотрел ей в глаза: - Все отлично, женщина. Я голоден. Найди харчевню, где есть конюшня.
  - Надо двигаться быстро, нет времени.
  - Ты испытываешь мое терпение.
  На соседней улице загремел сигнальный колокол. - Посади меня на коня, - ответила Семар, - и я укажу направление. Надо хоть что-то делать.
  Он подошел ближе.
  - Осторожно, прошу тебя! Нога не выдержит еще одного толчка!
  Он недовольно скривил губы. - Ты хрупкая, как все дети. - Однако посадил ее на спину Ущерба довольно осторожно.
  - Направо. Подальше от колокола. Есть гостиница на Тросфалахданской улице. - Оглянувшись, она заметила взвод, спешащий по ближайшей улице. - Быстрее, воин. Ты же не хочешь провести ночь в кутузке?
  Вокруг собирались зеваки - горожане. Двое подошли к недвижному солдату, склонились, чтобы понять, жив ли он. Рядом стоял хозяин телеги и жаловался, тыкая пальцем в направлении Карсы - но только когда здоровяк глядел в другую сторону.
  Они шли по улице, прижавшейся к древнему валу. Семар скорчила зевакам рожу. - Я Семар Дев, - сказала она громко. - Вы рискнете получить мое проклятие? Ну, кто готов? - Люди шарахнулись по сторонам и поспешно отвернулись.
  Карса метнул на нее взгляд. - Ты ведьма?
  - Ты даже представить не можешь, какая.
  - Оставь я тебя на дороге, ты меня прокляла бы?
  - Уж будь уверен.
  Он хмыкнул и замолчал, но через десять шагов снова повернул голову: - Почему ты не призывала духов исцеления?
  - Мне нечем было с ними торговаться. Обитатели пустошей голодны, Карса Орлонг. Жадны, лживы.
  - Тогда ты неважная ведьма. Зачем торговаться? Почему просто не связать их чарами и приказать вылечить перелом?
  - Связывающий рискует сам оказаться в цепях. Я не пойду таким путем.
  Он промолчал.
  - Вот и Тросфалахданская улица. Выше, видишь там большой дом с высокой стеной склада? Называется "Гостиница Древа". Спеши, или стража выйдет из-за угла.
  - Они все равно нас найдут. Ты не справилась.
  - Не я же кидалась солдатом в телегу!
  - Он грубил. Тебе нужно было его предупредить.
  Они подошли к двойной двери двора гостиницы. Из-за угла послышались вопли. Семар развернулась на коне и поглядела на бегущую стражу. Карса вышел вперед, вытянул громадный каменный меч. - Стой! - закричала она. - Дай мне начать разговор, или тебе придется драться со всей стражей города!
  Карса помедлил. - Они заслуживают милости?
  Она молча воззрилась на него. Кивнула. - Если не они, так их семьи.
  - Ты под арестом! - крикнул один из подходивших солдат.
  Татуированное лицо Карсы потемнело.
  Семар сползла с коня и похромала, спеша встать между гигантом и стражниками. Те уже вытащили кривые сабли и усердно ими размахивали, словно пытались охладить воздух. За их спинами собралась толпа. Семар подняла руки вверх: - Все это недоразумение.
  - Семар Дев, - зарычал один из солдат. - Лучше отойди - это не твое дело...
  - Как раз мое, капитан Инашан. Этот воин спас мне жизнь. Мой фургон сломался в пустошах, я сломала ногу. Поглядите на меня. Я была при смерти. И тогда я призвала духа диких земель.
  Глаза капитана широко раскрылись. - Это дух?
  - Совершенно верно. Такой, что не знает наших обычаев. Он принял поведение стражника за враждебное. Тот еще жив?
  Капитан кивнул: - Сознание потерял. - Он ткнул в сторону отрубленных голов. - А это что?
  - Трофеи, - отвечала она. - Демоны. Они сбежали из своего Королевства и неслись к Угарату. Если бы дух не убил демонов, они устроили бы великую резню. В городе нет ни одного толкового мага - нам пришлось бы воистину туго.
  Теперь глаза капитана сузились. Он обратился к Карсе: - Ты понимаешь мои слова?
  - Пока что они были довольно простыми.
  Капитан ощерился. - Она говорила правду?
  - Даже больше, чем сама думает. Хотя есть в ее рассказе и ложь. Я не дух, я Тоблакай, некогда телохранитель Ша'ик. Но женщина считала меня духом. Более того, она не знает, кто я и откуда пришел. Наверное, потому и вообразила, что я дух диких земель.
  При имени Ша'ик среди солдат и горожан послышался ропот. Лицо капитана озарилось пониманием. - Тоблакай, спутник Леомена Молотильщика. До нас дошли рассказы о тебе. - Он указал концом сабли на покрывающую плечи Карсы медвежью шкуру. - Убийца белого медведя - Солтейкена. Палач изменников Ша'ик. Говорили, что в ночь ее гибели ты сразил демонов Рараку, - добавил он, переводя взор на истерзанные, подгнившие головы. - А когда пророчицу сразила Адъюнкт, ты вышел против малазанской армии - и они не стали биться с тобой.
  - В твоем рассказе есть истина, но откуда тебе знать слова, которыми я перебросился с малазанами...
  - Один из верных Ша"'к, - поспешно сказала Семар, чувствуя, что воин готов рассказать что-то неуместное. - Как может Угарат не принять тебя? Малазанский гарнизон вытеснен из города и сейчас умирает от голода в Моравальской крепости на том берегу реки. Осажден без надежды на избавление.
  - Тут ты неправа, - прервал ее Карса.
  Ей захотелось пнуть глупца. Но что из такого желания получилось совсем недавно? "Ну, бычара, иди и вздерни сам себя".
  - Что ты имел в виду? - спросил капитан Инашан.
  - Восстание сломлено, малазане берут города десятками за день. Они придут и сюда. Советую помириться с гарнизоном.
  - А тебе это не опасно? - сказала Семар.
  Воин оскалил зубы: - Моя война окончена. Если они этого не примут, я убью всех.
  Безрассудное заявление... но никто не смеялся. Капитан колебался; но вот он вложил саблю в ножны. То же сделали и его подчиненные. - Мы слышали о неудаче мятежа. Увы, для малазан в крепости может быть поздно. Они заперты там много месяцев. Уже давно никого не видели на стенах...
  - Я пойду туда, - отозвался Карса. - Надо сделать жест доброй воли.
  - Говорят также, - пробормотал Инашан, - что Леомен жив. Что он ведет армию и поклялся сражаться.
  - Леомен идет своей дорогой. Я бы на него не рассчитывал. Но я не вы.
  Такой совет им не понравился. Начался спор. Наконец Инашан повернулся к солдатам и поднял руку. - Все это нужно донести до Фалах'да. Ты остановишься в "Гостинице Древа"? - спросил он Карсу.
  - Да, хотя она сделала не из дерева и должна бы зваться "Гостиницей Кирпича".
  Семар хихикнула: - Намекни хозяину, Тоблакай. Капитан, мы решили дело?
  Инашан кивнул: - Я пришлю целителя, Семар Дев.
  - В ответ я пошлю благословение тебе и твоему роду.
  - Ты слишком щедра, - поклонился воин.
  Отряд ушел. Семар обернулась к великану. - Тоблакай, как ты ухитрился выжить в Семиградье?
  Он посмотрел на нее и снова повесил кремневый меч за плечо. - Никакие доспехи не устоят перед истиной...
  - Если она придет с таким вот клинком?
  - Да, Семар Дев. Я понял, что при его виде дети становятся весьма понятливыми. Даже в Семи Городах. - Он открыл двери. - Ущерб должен стоять отдельно от других животных... ну, пока не утолит голод.
  
  ***
  
  - Мне не нравится, - нервно буркнула Телораст.
  - Это врата, - ответила Апсалар.
  - Но куда они ведут? - спросила Кодл, качая смутной головой.
  - Наружу. В Джен"рабб, центр города Эрлитан. Я оттуда вошла.
  - Так вот куда мы попадем, - воскликнула Телораст. - Там есть тела? Надеюсь. Свежие, сочные тела.
  Апсалар оглядела призраков: - Вы хотите украсть тела для ваших душ? Не уверена, что готова разрешить.
  - Ох, мы не о том, - сказала Кодл. - Это же одержание, этот же трудно, очень трудно. Просачивается чужая память, рождает сомнение и неуверенность.
  - Точно, - продолжила Телораст. - А мы же в себе уверены, не так ли? Нет, дорогая моя, мы просто любим тела. Поблизости. Они... согревают нас. Твое, к примеру. Ты нас очень греешь, хотя мы даже имени твоего не знаем.
  - Апсалар.
  - Она мертва! - завизжала Кодл. - Я знала, что ты дух!
  - Меня назвали в честь Покровительницы воров. Я не она во плоти.
  - Она, похоже, говорит правду, - сказала Телораст. - Помнишь ли, Кодл, как выглядела Апсалар? Настоящая Апсалар была Имассой, или что-то вроде. И она не была особенно дружелюбной...
  - Потому что ты крала из храмовых сундуков, - отвечала Кодл, расползаясь по сторонам пыльными воронками.
  - Даже до того. Определенно та Апсалар была недружелюбной. А эта Апсалар очень мила. Ее сердце переполнено теплотой и милосердием...
  - Хватит болтать. - Апсалар повернулась к порталу. - Как я уже упоминала, эти врата ведут на Джен"рабб... меня. Что до вас, они могут привести в Королевство Худа. Если окажетесь перед вратами Смерти, меня не вините.
  - Владения Худа? Врата Смерти? - Телораст начала ритмично колыхаться. Странное движение. Вскоре Апсалар поняла, что она ходит взад и вперед, но ноги утопают в земле по колено. - Это не страшно. Мы слишком сильны. Слишком мудры. Слишком хитры...
  - некогда мы были великими магами, - добавила Кодл. - Некромантами. Странниками духа. Кудесниками, Хозяевами Павших Оплотов, Владыками Тысячи Садков...
  - Владычицами, Кодл. Владычицами Тысячи Садков.
  - Да, Телораст. Воистину владычицами. Прекрасными владычицами, соблазнительными, томными, страстными, иногда капризными...
  Апсалар прошла через врата...
  ...ступив на груду щебня около обрушенной стены. Ночной воздух обжигал морозцем, звезды сияли над головой.
  - ... и сам Каллор поджимал перед нами хвост, скажи, Телораст?
  - О да, поджимал.
  Апсалал обнаружила, что две тени по-прежнему трутся по бокам. Вздохнула. - Вижу, вы избежали врат Худа.
  - Громадные, неуклюжие руки, - фыркнула Кодл. - Мы слишком шустрые.
  - Мы так и знали, - добавила Телораст. - Что за место? Все порушено...
  Кодл вскарабкалась на обнаженный фундамент дома. - Нет, Телораст, ты, как всегда, ошиблась. Я вижу здания. Освещенные окна. Самый воздух сочится жизнью.
  - Это же Джен"рабб, - отозвалась Апсалар. - Древний центр города, провалившийся под собственным весом.
  - Да со всеми городами так, - сказала Телораст. Она пыталась подцепить обломок кирпича, однако рука проходила сквозь него, не встречая сопротивления. - Ох, в этом королевстве мы бесполезны.
  Кодл глянула на нее сверху вниз. - Нам нужны тела...
  - Я вам уже сказала...
  - Не бойся, Апсалар, - засюсюкала Кодл, - мы не станем тебе перечить. Не обязательно, чтобы тела обладали разумом.
  - Здесь есть свои Гончие? - спросила Телораст.
  Кодл фыркнула: - Гончие разумны, тупица!
  - Вот-вот, разумны, да тупы!
  - Не так тупы, чтобы проглотить наши трюки. А?
  - Здесь есть имбрули? Стантары? Лютурасы? Есть здесь лютурасы? Чешуя, длинные тонкие хвосты, глаза как у летучих пурлитов..
  - Нет, - ответила Апсалар. - Никаких таких тварей. - Тут она нахмурилась: - Они же водятся в Старвальд Демелайне!
  Духи мигом замолчали. Кодл закрутилась по фундаменту, пока ее призрачное лицо не оказалось напротив лица Апсалар. - Неужели? Ну, это удивительное совпадение...
  - А вы говорите на языке Тисте Анди.
  - Да ну? Еще одна случайная удивительность.
  - Загадка, - согласилась с ней Телораст. - Мы, э... мы решили, что это твой родной язык. То есть ты говоришь на нем...
  - Почему бы? Я не Тисте Анди.
  - Конечно же, нет. Слава Бездне, что все выяснилось. Куда идем?
  - Полагаю, - сказала Апсалар после недолгого размышления, - вы останетесь здесь. У меня есть задачи на эту ночь, и спутники мне не нужны.
  - Ты желаешь скрытности, - зашептала Телораст, склоняясь к земле. - Знаешь, мы так и думали. В тебе есть что-то от воровки. Похоже, мы все родственные души. Воровка, да, и что-то еще более темное.
  - Да уж, темное, - пробормотала Кодл. - Служительница Темного Трона или Повелителя Ассасинов. Этой ночью прольется кровь, а наша смертная спутница - из тех, что ее проливают. Она ассасин - мы уж знаем, мы встречали их без числа. Погляди на нее, Телораст! Она спрятала под одеждой кинжалы...
  - И пахнет дешевым вином.
  - Оставайтесь здесь, - приказала Апсалар. - Обе.
  - А если не останемся?
  - Тогда я извещу Котиллиона о вашем бегстве, и он пошлет по следу Псов.
  - Ты поработила нас! Связала угрозами! Кодл, нас обманули!
  - Давай убьем ее и украдем тело!
  - Лучше не надо. Она меня почему-то пугает. Ладно, Апсалар, которая не Апсалар, мы останемся здесь... на время. Останемся, пока не поймем, что ты мертва или еще хуже.
  - Или пока не вернешься, - прибавила Кодл.
  Телораст зашипела как-то странно, по змеиному, и сказала: - Да, идиотка, лучше бы ей вернуться живой.
  - Так почему ты этого не сказала?
  - Потому что это очевидно! Неужели мне тратить дыхание, произнося банальности? Суть в том, что мы ждем. Вот суть в чем.
  - Может, это и суть, - буркнула Кодл, - но твоя, а не обязательно и моя тоже. Ты меня заставляешь тратить дыхание, разъясняя банальности.
  - Просто ты насквозь банальна по сути, Кодл.
  - Вы, обе! Молчать и сидеть тихо, пока не вернусь.
  Телораст шлепнулась со стенки на землю и скрестила руки на груди. - Да, да. Иди. Нам все равно.
  Апсалар торопливо миновала груды мусора и камней, намереваясь оставить между собой и болтливыми тенями как можно большее расстояние, прежде чем искать следы намеченной жертвы. Она проклинала собственную сентиментальность. Надо же, раскисла и обременила себя двумя сумасшедшими тенями! Понятно, что бросить их теперь опасно. Предоставленные самим себе, они вполне могут устроить разгром Эрлитана. Слишком усердно они старались представиться невинными овечками. А ведь Королевство Теней кишит скованными и плененными созданиями, и мало кто из них имеет право жаловаться на несправедливость.
  В садке Теней, похоже, нет домов Азата, и для устранения угроз приходится применять более обыкновенные меры. Или так кажется Апсалар. Неподобающее поведение внутри королевства карается вечным сковыванием, и скованные цепями тела погружаются в почву. И сама Апсалар, и Котиллион находили здесь менгиры, курганы, древние деревья, камни и стены, ставшие вместилищами неудачливых пленников - демонов, властителей, духов и выходцев из иных миров. В одном из каменных кругов связаны три дракона, внешне они кажутся мертвыми, но плоть не сгнила и не высохла, запорошенные пылью глаза все еще открыты. Котиллион посещал это жуткое место, и неясное беспокойство перекочевало из его памяти в ее. Апсалар подозревала, что таких тревожных встреч было больше, но не вся жизнь Котиллиона ей известна.
  Она гадала, кто совершил все эти сковывания? Какая неведомая сила обладает мощью, способной победить трех драконов? Многое в Королевстве Тени недоступно ее пониманию. Она подозревала, что и пониманию Котиллиона - тоже.
  Кодл и Телораст говорят на языке Анди. Однако показывают глубокие познания о Старвальд Демелайне, Королевстве драконов. Они встречали Госпожу Воров, очень давно выпавшую из пантеона... хотя, если правдивы сказания Даруджистана, она появлялась лет сто назад, чтобы быстро пропасть вновь.
   "Она пыталась украсть луну". Одна из первых историй, рассказанных Крокусом после того, как Котиллион внезапно исчез из ее рассудка. Возможно, просто легенда, придуманная, чтобы подогреть интерес к культу. Она призналась себе в любопытстве. Ведь сама назвалась в честь богини. "Имасса? Канонических изображений Госпожи не существует - само по себе странно. Может быть, запрет храмов? Каковы ее символы? А, да. Отпечатки стоп. И вуаль". Она напомнила себе подробнее расспросить духов на этот счет.
  В любом случае она уверена, что Котиллион не обрадуется вести об освобождении теней. А Темный Трон придет в ярость. Может, именно это и подтолкнуло ее? "Я была одержима, но этого больше не будет. Я служу, но ради себя, не ради их".
  Смелые заявления. Но это все, что ей осталось. Бог использует и потом выбрасывает. Инструмент не нужен, забыт. В действительности кажется, что Котиллион более заботлив, чем прочие боги - но как можно быть уверенной?
  В лунном свете Апсалар нашла след, вьющийся среди руин. Прошла по нему, тихо, используя каждую попутную тень. В самое сердце Джен"рабба. Довольно посторонних дум. Нужно быть собранной, или этой ночью она сама станет жертвой.
  Предательство требует возмездия. Это скорее задание Темного Трона, нежели Котиллиона. Так объяснял сам Покровитель. Сведение старых счетов. Сложные и запутанные планы, и ситуация все ухудшается - если считать нервозность Амманаса тому доказательством. Котиллион тоже заразился его тревогой. Ходят слухи о новом схождении сил. Более великом, чем случались раньше - и Темный Трон каким-то образом оказался в самом центре. Всего.
  Она завидела купол покосившегося храма - единственного почти целого здания на холме. Пригнувшись около массивных плит, покрытых загадочными знаками, она осторожно изучила обстановку. Ее могут заметить почти отовсюду. Плохо, если за тайным входом в храм наблюдают засады. Однако следует считать, что так оно и есть. Что множество наблюдателей таится в каждой трещине.
  Тут она заметила движение. Кто-то шевельнулся у входа и пугливо побежал налево. Слишком далеко, не различить деталей. Но кое-что уже ясно. Паук сидит в центре паутины, принимая и рассылая агентов. Идеально. Если повезет, дозорные сочтут ее одним из агентов. Если только пути их подхода не меняются каждую ночь по известной наблюдателям схеме.
  Есть и другой способ. Апсалар вытащила из кармана длинный, тонкий шарф, известный как телаб, и обернула голову, так что видны стали лишь глаза. Вытянула ножи, отсчитала двенадцать ударов сердца, изучая маршрут - и рванулась вперед. Быстрота даст преимущество неожиданности, и в нее будет труднее попасть. Она мчалась по камням, ожидая звяканья арбалета, свиста разрывающей воздух стрелы. Но ничего не случилось. Она достигла храма, нашла вход, сделанный в виде одной из трещин от землетрясения.
  Скользнула в темноту и замерла.
  Внутри воняло кровью.
  Затаив дыхание, она ждала, пока глаза привыкнут к тьме. Ничего. Стал видел коридор, ведший вниз. Апсалар прошла по нему и встала на пороге большой комнаты. На пыльном полу в обширной луже крови лежало тело. На другом конце комнаты был занавес, сейчас отдернутый. Кое-где скромные предметы мебели. Жаровня полна еще теплыми янтарными углями. Воздух стал спертым от дыма и смерти.
  Она подошла к трупу, не спуская глаз с занавеса. Чувства подсказывали, что рядом никого нет; однако ошибка может стать фатальной. Дойдя до скрюченной фигуры, Апсалар вложила один из ножей в ножны и рукой перевернула тело на спину, чтобы увидеть лицо.
  Мебра. Похоже, кто-то сделал всю работу за нее.
  Быстрое движение сзади. Апсалар присела и упала на левый бок. Над ней пролетела метательная звездочка, проделала дырку в занавесе. Она встала на ноги, сохраняя низкий присед. Теперь ее лицо было обращено ко входу.
  В комнату вошел человек в серой обтягивающей одежде. Левая рука держала вторую звездочку - ее острые зубцы блестели от яда. В правой руке был нож - кетра, широкий и с крючком на конце. Лицо скрывал телаб, однако вокруг темных глаз были заметны татуировки. Кожа темная.
  Убийца отошел от двери, не сводя взора с Апсалар. - Глупая женщин, - зашипел он на исковерканном эрлийском.
  - Южный клан семкийцев. Ты далеко от дома.
  - Свидетель не надо, так. - Он взмахнул левой рукой.
  Апсалар изогнулась; сталь просвистела и ударилась о стену прямо за ней.
  Семкиец рванулся сразу после броска. Снова взмахнул левой, отметая с пути ее выставленную руку, и ударил зажатой в правой руке кетрой, желая достать до живота и одним взмахом выпустить кишки. Не вышло.
  Когда он отбросил ее руку, Апсалар сдвинулась вправо. Ребро ладони врага больно ударило по бедру. Однако ее уход заставил семкийца вытянуть руку с ножом дальше, чем следовало. Она воткнула свой клинок ему под ребро, задев верхушку сердца.
  Дико захрипев, семкиец осел, уронив нож. Упал. Еще одно дыхание - и он упокоился.
   Апсалар вытерла нож о плащ мужчины, начала срезать одежду. Татуировки покрывали все его тело. Обыкновенное дело среди воинов южного клана... но стиль совсем не семкийский. Мускулистое тело испещряли загадочные знаки, похожие на те, что она видела около храма.
  Язык Первой Империи.
  Подозревая неладное, она перевернула труп и осмотрела спину. Над правой лопаткой семкийца нашла темный, грубо наколотый прямоугольник - там пишется имя воина. Имя было ритуально уничтожено.
  Перед ней жрец Безымянных.
   "Ох, Котиллион, тебе это не понравится"...
  
  ***
  
  - Ну?
  Телораст подняла голову. - Что ну?
  - Она хороша.
  - Мы лучше.
  Кодл фыркнула: - В данный момент я не согласна.
  - Ладно. Если тебе нравятся темные и опасные.
  - Я о том, Телораст, будем ли мы оставаться с ней.
  - Если не останемся, Ходящий-По-Краю нехорошо поступит с нами. Тебе же этого не хочется? Забыла, каково нам было раньше?
  - Хорошо! Тебе не хочется повторения? Мне тоже. Решено. Остаемся.
  - Да. Пока не отыщем способ выбраться из заварушки.
  - То есть всех обманем?
  - Конечно.
  - Хорошо. - Кодл растянулась вдоль длинной стены и уставилась на незнакомые звезды. - Ведь я хочу вернуть мой трон.
  - И я.
  Кодл вздохнула: - Мертвецы. Свежие.
  - Да. Но не её.
  - Нет, не её. - Тень помолчала и добавила: - Не просто хороша?
  - Нет, - хмуро ответила Телораст. - Не просто хороша.
  
  
  Глава 2
  
  
  Следует принять как неизбежное, что самый могущественный, самый ужасный, самый опасный колдун должен иметь рядом с собой женщину. Однако из этого совсем не следует, дети мои, что женщина подобной силы должна иметь при себе мужчину.
  А теперь - кто желает стать тираном?
  
  Госпожа Ву,
  Малаз, Городская школа для сирот и подкидышей
  1152 год Сна Бёрн
  
  
  Бестелесный, то исчезающий, то проявляющийся вновь, состоящий из прядей дыма и тумана Амманас ерзал на древнем троне Королевства Теней. Глаза цвета полированного гематита не отрывались от стоявшей перед троном тощей фигуры. Неправильной формы голова стоящего была лысой, если не считать беспорядочно висящих над ушами и затылком клочков седоватых волос. Сросшиеся брови завершали этот хаотический венец. Брови дергались и колыхались в соответствии с неудержимым потоком беспокойных эмоций, искажавших лицо.
  Странный субъект бормотал себе под нос, хотя не очень - то и тихо: - Он не столь уж страшен, не так ли? Там и тут, туда и сюда, здесь и повсюду, колеблющееся проявление колеблющихся намерений и, наверное, колеблющегося разума - лучше не дать ему прочесть мои мысли - надо выглядеть суровым, нет, внимательным, нет, довольным! Нет, постойте. Испуганным. Устрашенным. Нет, впавшим в трепет. Да, в трепет. Но не надолго, это же утомляет. Выглядеть скучающим. Боги, о чем я думаю? Что угодно, но не скучающим, не важно, насколько всё скучно, когда я смотрю на него и он смотрит на меня и Котиллион стоит вон там, скрестив руки на груди, опершись на стену и натужно улыбаясь - из какого сорта зрителей он? Я сказал бы, из худшего. О чем я думал? Ну, по крайней мере я думал! Я ДУМАЛ, это факт, и можно бы заключить, что Темный Трон делал то же, конечно, если счесть, что его мозг не вытек, ведь он состоит из теней и на чем там держаться мозгу? Суть в том - мне очень верно рекомендовали помнить о сути, что я и делаю - суть в том, что он вызвал меня. И вот я здесь. Верный служитель. Преданный. Ну, более или менее. Достойный доверия. Почти всегда. Скромный и вежливый, всегда. Такова видимость, но в мире сем и иных мирах лишь видимость имеет значение. Вот оно! Улыбка! Гримаса. Надо выглядеть полезным. Обнадеживающим. Озорным? Остроумным? Обстоятельным? Стойте, как выглядит обстоятельность? Какое выражение лица ее выражает? Я должен поразмыслить. Но не сейчас, ибо в данных обстоятельствах обстоятельность...
  - Молчание.
  - Повелитель? Я ничего не сказал. О, сейчас лучше отвести взор и подумать. Я ничего не сказал. Молчание. Может, он высказал плод наблюдения? Да. Должно быть так. Теперь поднять взор, почтительно, и произнести: "Да, повелитель, молчание". Так. Как он реагирует? Его сейчас разобьет паралич? Как тут поймешь среди всех теней. Если бы я сидел на троне...
  - Искарал Паст!
  - Да, мой повелитель?
   - Я принял решение.
  - Да, мой повелитель? Ну, если он что-то решил, почему не говорит?
  - Я решил, Искарал Паст...
  - Ну, вроде заговорил. Да, повелитель?
  - ...что ты... - Темный Трон сделал паузу и, вроде бы, провел рукой по лицу. - Увы мне... - добавил он тихо и сел прямее. - Я решил, что ты будешь делать.
  - Мой повелитель? Отвести глаза, быстро! Это же сумасшедший бог. Я служу безумному богу! Какое выражение лица подтвердит это?
  - Ты уйдешь отсюда. Быстро!
  Искарал Паст поклонился. - Конечно, повелитель. Немедленно! - И встал в ожидании. Огляделся, бросил умоляющий взгляд на Котиллиона. - Я был призван! Я не могу уйти, пока слюнявый идиот на троне меня не освободит! Котиллион понимает - наверное, эти жестокие очи выражают веселье - но почему он ничего не скажет? Почему не напомнит бормочущему чернильному пятну на троне...
  Амманас зарычал. Верховный Жрец Тени Искарал Паст исчез.
  Темный Трон замер. Затем медленно повернул голову к Котиллиону. - Что уставился?
  - Да так, - ответил Котиллион. - В последнее время ты стал каким-то невещественным.
  - Мне нравится. - Они уставились друг на друга. - Ладно, ладно. Я что-то размяк!
  Крик породил эхо и затих вдали. Плечи бога опустились. - Думаешь, он успеет вовремя?
  - Нет.
  - Думаешь, если успеет, одного его окажется достаточно?
  - Нет.
  - Тебя кто-то спросил?!
  Котиллион молча наблюдал за Амманасом, нервно дергающимся и ерзающим на престоле. Наконец Повелитель Теней успокоился и воздел костистый палец. - У меня идея.
  - Оставляю тебя наедине с ней. - Котиллион оттолкнулся от стены. - Пойду прогуляюсь.
  Темный Трон не ответил.
  Котиллион бросил взгляд через плечо: бог пропал. - О, - буркнул он, - это была хорошая идея.
  Выйдя из Твердыни, он остановился, чтобы обозреть окрестности. Они имели обыкновение меняться в один миг - хотя не тогда, когда кто-либо смотрит на них. Он подозревал, что это проявление милосердия. Справа гряда лесистых холмов, впереди овраги и ямы, слева призрачное озеро с серыми парусами на горизонте. Демоны - Артораллахи пошли в набег на деревни Апторианов, заподозрил он. Район озер редко подходит так близко к Твердыне Теней, и Котиллион почувствовал смутное беспокойство. Казалось, что демоны этого мира выжидают своего часа, мало обращая внимания на Темного Трона и занимаясь тем, что им самим заблагорассудится. Обыкновенно это были междоусобицы, молниеносные набеги на соседей и грабежи.
  Амманас мог заставить их покориться, если бы желал этого. Однако редко вмешивался, возможно, не желая испытывать прочность их лояльности. А может, его занимают иные заботы. Личные планы.
  Дела идут неважно. "Ты сказал, размяк, друг Амманас? Я не удивлен". Котиллион умел сочувствовать, и сейчас почти что сочувствовал. Но недолго. Напомнил себе, что Амманас сам навлек на себя эти неприятности. "Кстати, и на меня тоже".
  Дороги здесь узкие, кривые и обманчивые. Каждый шаг требует крайней осторожности.
   "Да будет так. Ведь мы уже делали это. И успешно". Но на этот раз на кону стоит намного большее. Наверное, слишком многое.
  Котиллион продвигался по неровной земле. Две тысячи шагов - и перед ним открылся спуск в овраг. Между грубыми скалами сновали тени. Они не желали расступаться перед ними и вились под ногами, как водоросли.
  Многое в этом королевстве потеряло правильное... место. Он запнулся, и в ответ кишащие в углублениях утесов тени бешено заметались. В ушах раздались тихие крики, как будто тысячи людей тонут вдалеке. По лбу Котиллиона потек пот. Он ускорил шаг, стараясь поскорее миновать узкий пуск.
  Тропа пошла вверх и излилась на широкое плато. Он вышел на открытое пространство, устремил взор к кольцу камней. Почувствовал кого-то рядом, повернулся, увидел высокий скелет, облаченный в лохмотья. Тот шел в ногу с ним, не так близко, чтобы суметь протянуть руку и коснуться Котиллиона, но достаточно близко, чтобы бог не чувствовал себя в безопасности.
  - Ходящий-По-Краю. Давно я тебя не встречал.
  - Не могу сказать того же о тебе, Котиллион. Я хожу...
  - .. незримыми тропами. Знаю, знаю.
  - Тобой незримыми. Гончие не разделяют этого порока.
  Котиллион нахмурился, повернул голову и увидел шагающего в тридцати шагах позади Барена. Тяжелая голова пригнута к земле, глаза горят темно - алым. - Выслеживали?
  - Думаю, их это забавляет.
  Дальше они шли молча. Наконец Котиллион вздохнул: - Ты искал меня? Чего ты хочешь?
  - От тебя? Ничего. Я вижу, куда ты идешь, и решил быть свидетелем.
  - Свидетелем чего?
  - Ожидающейся беседы.
  Котиллион скривил губы: - А если я не желаю, чтобы ты слышал?
  Черепам свойственна вечная улыбка; но в этот раз казалось, что она стала шире обычного. - В Тени нет уединения, Узурпатор.
   "Узурпатор. Я давно убил бы негодяя, если бы он не был уже давным - давно мертв".
  - Я тебе не враг, - продолжил Ходящий-По-Краю, словно угадав мысли Котиллиона. - Пока.
  - У нас вполне хватает врагов. Поэтому новых мы не приветствуем. Увы, твое предназначение и твои цели нам неизвестны, мы не можем угадать, что тебя расстроит. Яви милость, расскажи сам.
  - Не могу.
  - Не можешь или не хочешь?
  - Это твои недостатки, не мои. Твои и Темного Трона.
  - Очень удобная отговорка.
  Ходящий-По-Краю, казалось, обдумывает язвительный ответ Котиллиона. Он кивнул: - Да, удобная.
   "Давно бы..."
  Они подошли к торчащим из почвы камням. Между ними нет ни одного прохода, лишь земляные насыпи у подножий, словно древний взрыв внутри круга расшатал тяжелые монолиты. Высокие камни склонились наружу, как лепестки огромного цветка.
  - Неприятное место, - произнес Ходящий-По-Краю, когда они обходили сооружение, чтобы достичь входа - аллеи из низких, гнилых деревьев, вкопанных корнями вверх. Было похоже, что корни хватают воздух.
  Котиллион пожал плечами: - Не хуже, чем любое другое в этом владении.
  - Ты можешь так думать, но у тебя же нет моих воспоминаний. Ужасные события. Так давно было - а эхо всё звучит.
  - Но здесь осталось мало силы, - заметил Котиллион, когда они прошли мимо двух камней.
  - Верно. По крайней мере, на поверхности.
  - На поверхности? Что ты имел в виду?
  - Камни были полузакопаны с самого начала. Создатели сделали это намеренно. Верхний мир - и мир нижний.
  Котиллион встал на месте и пригляделся к окружившим его деревьям. - А это проявление нижнего мира в нашем мире?
  - Можно и так сказать.
  - Здешнему проявлению может соответствовать иное, в другом мире? Там увидят правильно растущие деревья и почти скрытые землей камни?
  - Если там все это еще не рассыпалось в прах. Круг очень древний.
  Котиллион обернулся к трем драконам. Каждый у основания одного из камней, хотя тяжкие цепи уходят в землю, а не крепятся к граниту. Ошейники на шее и каждой из четырех лап, их соединяет цепь, проходящая по спине. Цепи натянуты так сильно, что могут помешать малейшему движению, даже не дадут поднять головы. - Да, - пробормотал Котиллион, - я согласен с тобой, Ходящий-По-Краю. Неприятное место. Я позабыл.
  - Ты вечно забываешь. Остается лишь восхищение. Такова остаточная магия этого места.
  Котиллион метнул быстрый взгляд. - Я под действием чар?
  Тощее существо пожало плечами. Тихий стук костей. - Эта магия не обращает внимания, на кого направлена. Восхищение... и забвение.
  - Я верю с трудом. Любое волшебство имеет цель.
  Новое движение костлявых плеч: - Они голодны, но не могут есть.
  Котиллион подумал, кивнул: - Ясно. Магия принадлежит драконам. Это я могу понять. А что сам круг? Его сила умерла? Если так, почему драконы еще связаны?
  - Не умерла, просто не действует на тебя. Ты не входишь в круг ее забот.
  - И отлично! - Он повернул голову, потому что Барен прошлепал мимо, опасливо обходя Ходящего-По-Краю, и уставился на драконов. Котиллион увидел, как шерсть его встала дыбом. - Можешь ли сказать, - обратился он к Ходящему-По-Краю, - почему они не говорят со мной?
  - Может быть, ты не сказал ничего, достойного их ответа?
  - Возможно. Как думаешь, они ответят, если я заговорю о свободе?
  - Я пришел сюда, - сказал Ходящий-По-Краю, - чтобы узнать именно это.
  - Ты можешь читать мысли? - тихо спросил Котиллион.
  Массивная голова Барена дернулась в сторону Ходящего-По-Краю. Пес сделал один шаг в направлении твари.
  - Я не всезнающ, - спокойно сказал Ходящий-По-Краю. Казалось, он не замечал внимания Барена. - Хотя такому, как ты, могу показаться всезнающим. Просто я живу столько веков, сколько ты и вообразить не можешь. Мне ведомы все рисунки мироздания, ибо они повторяются снова и снова. Нетрудно предугадать, если знаешь, что на нас надвигается. Особенно зная, какая у тебя дьявольская интуиция. - Черные провалы мертвых глаз Ходящего-По-Краю не отрывались от лица Котиллиона. - Ты подозреваешь, что драконы находятся в самом сердце грядущего. Или нет?
  Котиллион махнул рукой в сторону цепей. - Наверное, они выходят в верхний мир? В какой садок?
  - А как ты думаешь?
  - Попробуй прочитать мои мысли.
  - Не могу.
  - Итак, ты здесь, потому что отчаялся угадать, что я знаю и что подозреваю?
  Молчание Ходящего-По-Краю стало вполне ясным ответом. Котиллион засмеялся. - Похоже, вообще не стану вступать в общение с драконами.
  - Рано или поздно вступишь. И тогда я буду рядом. Так чего ты добьешься, если уйдешь сейчас?
  - Ну, думаю, сумею разозлить тебя.
  - Я живу столько веков, сколько ты...
  - Так что тебя уже не раз злили. Не сомневаюсь, разозлят еще не раз.
  - Попытайся, Котиллион. Прямо сейчас, если хочешь пережить грядущее.
  - Хорошо. Надеюсь, ты назовешь имена драконов?
  В ответе явственно слышалось раздражение: - Как пожелаешь...
  - И почему они здесь скованы, кем.
  - Этого не могу сказать.
  Они уставились в глаза друг другу. Ходящий-По-Краю склонил голову набок. - Кажется, Котиллион, мы в тупике. Твое решение?
  - Хорошо. Сделаю что смогу.
  Ходящий-По-Краю перевел взор на драконов. - Они чистой крови. Элайнты. Эмпелас, Кальсе и Элот. Их преступление... амбициозность. Довольно частое преступление. - Существо повернулось к Котилилону. - Просто эпидемическое.
  В ответ на этот неявный намек Котиллион пожал плечами. Подошел к плененным зверям. - Надеюсь, вы можете меня слышать, - проговорил он негромко. - Близится война. Еще несколько лет... Думаю, она втянет в свой костер всех Властителей из всех миров. Я хочу знать: если освободим вас, на чью сторону вы встанете?
  Шесть сердцебиений молчания, и в разуме Котиллиона проскрипел голос: - Узурпатор, ты пришел искать союзников.
  Раздался второй, явно женский, голос: - Надейся на нашу благодарность. Будь я на твоем месте, не торговалась бы. Нельзя уповать на верность и преданность.
  - Согласен, это проблема. То есть вы хотите, чтобы я освободил вас до сделки?
  - Это будет честно, - ответил первый.
  - Увы, я не намерен быть честным.
  - Ты страшишься, что мы тебя съедим?
  - Если кратко, то да. Я знаю, что ваша раса любит краткость.
  Раздался тяжелый, низкий голос третьего дракона: - Да, если ты освободишь нас, мы не станем терять времени на переговоры. Очень голодны.
  - Что привело вас в это королевство?
  Ответа не было.
  Котиллион вздохнул: Я был бы расположен освободить вас - если верить, что я смогу это сделать - получив доказательства, что вы пленены несправедливо.
   Драконица ответила: - А ты способен рассудить нас?
  - Не время для препирательств, - ответил он, чувствуя наступающее отчаяние. - Тот, кто судил вас последним, был явно расположен против вас, и к тому же имел силу исполнить свой приговор. Я мог бы надеяться, что проведенные в цепях столетия заставили вас пересмотреть свои первоначальные планы. Однако похоже, что вы всего лишь жалеете, что не справились с тем судьей.
  - Да, - сказала она, - мы жалеем. Но не только об этом.
  - Хорошо. Выслушаем ваши резоны.
  - Мы жалеем, - ответил третий дракон, - что вторгшиеся в этот мир Тисте Анди оказались слишком упорны в его разрушении и желании оставить трон незанятым.
  Котиллион медленно, хрипло вздохнул. Оглянулся на Ходящего-По-Краю, но выходец молчал. - И что же, - спросил он драконов, - подстегивало их усердие?
  - Мщение, конечно. И Аномандарис.
  - Думаю, мы выяснили, кто же пленил вас.
  - Он чуть не убил нас, - сказала драконица. - Слишком бурная реакция. Ведь лучше Элайнт на Троне Тени, чем другой Тисте Эдур или, страшно подумать, узурпатор.
  - А Элайнты не были бы узурпаторами?
  - Не пытайся играть в педантизм.
  - Это случилось до или после разрушения Садка?
  - Это не важно. Разрушение продолжается до сего дня; что до сил, начавших его - их было много, они были разнообразны. Как будто стая энкар'алов напала на раненого дриптара. Раненое существо привлекает... прожорливых.
  - Итак, - сказал Котиллион, - освободившись, вы снова потребуете Трон Тени. Но в этот раз его кое-кто занимает.
  - Законность этого требует серьезного обсуждения, - отозвался третий дракон.
  - Проблема словоупотребления. Тень, отброшенная тенью.
  - Вы полагаете, что Амманас сидит на фальшивом Троне.
  - Настоящий трон находится не в этом фрагменте Эмурланна.
  Котиллион скрестил руки на груди, улыбнулся. - А Амманас?
  Драконы промолчали. Он с удовлетворением ощутил их внезапно возникшее беспокойство.
  - Это интересное различение, - сказал сзади Ходящий-По-Краю. - Или ты просто играешь в увертки?
  - Не могу сказать, - хихикнул Котиллион.
  Драконица сказала: - Я Элот, владычица Иллюзий - по-вашему, Меанаса - а также Мокра и Тюра. Придающая форму Крови. Я выполнила всё, о чем просил К'рул. А ты сомневаешься в моей преданности?
  - Ах, - кивнул Котиллион, - я верил, что вы уже знаете о грядущей войне. Знаете ли вы про молву о возвращении К'рула?
  - Его кровь заражена, - ответил третий. - Я Эмпелас, придававший форму Крови на путях Эмурланна. Магия, подвластная Тисте Эдур, рождена моей волей - ты понимаешь это, Узурпатор?
  - Драконы столь склонны к сентиментальности и громким заявлениям? Да, это я понял, Эмпелас. Следует заключить, что у каждого из Садков, Старших и новых, есть соответствующий дракон? Вы оттенки крови К'рула? А как насчет Солтейкенов -драконидов, например Аномандариса или, что более важно, Скабандари Кровавого Глаза?
  - Мы удивлены, - с запинкой произнес первый дракон, - что ты знаешь его имя.
  - Потому что вы слишком давно убили его?
  - Жалкая догадка, Узурпатор, особенно жалкая тем, что обнаруживает меру твоего невежества. Его душа остается живой, хотя и пребывает в муках. Та, чей кулак проломил его череп и тем уничтожил тело, не союзница нам - как, подозреваю я, не союзница никому, кроме самой себя.
  - Так ты Кальсе. На какой Путь ты претендуешь?
  - Оставлю громкие претензии родичам. Не имею желания потрясать тебя, Узурпатор. Напротив, мне доставляет удовольствие знать, как мало ты понимаешь.
  Котиллион дернул плечом: - Я спрашивал о Солтейкенах. Скабандари, Аномандарис, Оссерк, Олар Этиль, Драконус...
  Ходящий-По-Краю вмешался: - Котиллион, теперь ты убедился, что эти драконы искали Трона Тени ради благородной цели?
  - Да, Ходящий-По-Краю. Чтобы исцелить Куральд Эмурланн.
  - Не того ли желаешь и ты?
  Котиллион обернулся. - Неужели?
  Ходящий-По-Краю казался удивленным. Он слегка наклонил набок голову и ответил: - Значит, тебя заботит не исцеление, а то, кто усядется на исцеленный Трон.
  - Я понимаю дело так, - отвечал Котиллион. - Когда драконы выполнили приказы К'рула, им велели вернуться в Старвальд Демелайн. Они - источники магии, и потому им не позволено оставаться внутри Королевств и проявлять активность, иначе колдовство станет непредсказуемым, что, в свою очередь, поможет Хаосу, вечному врагу великой схемы. Но Солтейкены являют собой особую проблему. В них кровь Тиам, наделяющая могуществом Элайнтов. И все же они могут перемещаться, куда захотят. Они могут действовать, и они действуют. Причины очевидны. Скабандари был Эдур, и он стал их защитником...
  - Истребив королевский род Эдур! - прошипела Элот. - Разлив драконью кровь в сердцевине Эмурланна! Открыв первый, роковой разрыв в садке! Врат ему не хватало!
  - Тисте Анди для Аномандариса, - продолжал Котиллион. - Тисте Лиозан для Оссерка. Т'лан Имассы для Олар Этиль. Всем очевидны причины их предпочтений. Конечно, Драконус - существо более загадочное, потому что он давно уже пропал...
  - Самый гнусный изо всех! - взвизгнула Элот.
  Котиллион даже поморщился от силы этого распирающего череп голоса. Он отступил на шаг, поднял руку. - Прошу, не надо так. Честно говоря, мне все это не интересно. Разве что кроме факта вражды между Элайнтами и Солтейкенами. Единственным исключением кажется Силанна...
  - Соблазненная чарами Аномандариса, - бросила Элот. - И бесконечными просьбами Олар Этиль...
  - Принести огонь в мир Имассов. Ибо таков ее аспект? Тюр?
  Эмпелас заметил: - Он не такой невежда, как ты думаешь, Кальсе.
  - Но и ты заявляешь права на Тюр, - закончил мысль Котиллион. - Ага, очень умно со стороны К'рула. Заставил вас разделить силу.
  - В отличие от Тиам, - ответил Эмпелас, - мы остаемся мертвыми, если нас убивают.
  - И это привело нас к самому интересному вопросу. Старшие Боги. Они не из одного мира?
  - Конечно, нет.
  - И как давно они существуют?
  - Даже когда Мать Тьма правила в одиночестве, - произнес Эмпелас, - были стихийные силы. Они двигались незримо - до прихода Света. Они связаны лишь собственными законами. Природа матери Тьмы - править только самой собою.
  - А Увечный Бог - стихийная сила?
  Молчание.
  Котиллион вдруг обнаружил, что затаил дыхание. Задав такой вопрос, он ступил на скользкую тропу и уже сделал некоторые открытия. Многое надо обдумать - но сейчас разум словно онемел, осажденный новыми знаниями. - Я должен знать это, - выдохнул он тихо.
  - Зачем? - спросил Ходящий-По-Краю.
  - Если он таков, возникает следующий вопрос. Как можно убить стихийную силу?
  - Ты хочешь расшатать равновесие?
  - Ходящий-По-Краю, оно уже расшатано. Бог был сброшен на поверхность земли. Скован. Его сила разорвана на части, спрятана в крошечные, почти лишенные жизни садки - но все они соединены с моим миром...
  - Очень плохо для твоего мира, - бросил Эмпелас.
  Небрежное равнодушие этого ответа разозлило Котиллиона. Он глубоко вздохнул и переждал, пока не угаснет гнев. Снова обратился к драконам: - Из моего мира он отравляет садки, Эмпелас. Каждый садок. Ты способен бороться с этим?
  - <i>Если нас освободят...
  - Если вас освободят, - сурово улыбнулся бог, - вы продолжите исполнять старые планы, и еще больше крови Элайнтов прольется в Королевстве Теней.
  - Ты и твой дружок - самозванец думаете, что способны убить нас?
  - Вы сами допускали возможность. Вас можно убить, и когда вы убиты, вы остаетесь мертвыми. Не удивляюсь, что Аномандарис сковал вашу тройку. Вам нет равных в тупой самонадеянности...
  - Разрушенный садок - самый слабый садок! Почему, думаешь ты, Скованный Бог работает через него?
  - Спасибо, - тихо ответил Эмпеласу Котиллион. - Это я и хотел узнать. - Он оборотился прочь и побрел к оврагу.
  - Стой!
  - Еще побеседуем, Эмпелас, - бросил он через плечо. - Прежде, чем все провалится в Бездну.
  Ходящий-По-Краю шел за ним.
  Выйдя из каменного круга, существо заговорило: - Мне стыдно. Я недооценил тебя, Котиллион.
  - Довольно обычная ошибка.
  - Что будешь делать?
  - Почему ты спрашиваешь?
  Ходящий-По-Краю ответил не сразу. Они спустились по склону, пересекли овраг. - Скажи же мне, - спросило привидение, - ибо я готов оказать помощь.
  - Я порадовался бы больше, если бы знал кто ты или что ты.
  - Можешь считать меня... стихийной силой.
  По спине Котиллиона пробежал холодок. - Ясно. Хорошо, Ходящий-По-Краю. Кажется, что Скованный Бог начал наступление по всем фронтам. Нас более всего тревожат Первый Трон Имассов и Трон Тени - по очевидным причинам. Мы чувствуем, что сражаемся в одиночестве - даже на Псов не можем положиться, учитывая, что Тисте Эдур явно сохраняют над ними власть. Нам нужны союзники, Ходящий-По-Краю. Сейчас.
  - Ты только что набрел сразу на трех союзников...
  - Нам нужны союзники, которые не оторвут нам головы, едва минует общая угроза.
  - Ах, вот в чем дело. Хорошо, Котиллион. Я серьезно обдумаю ситуацию.
  - Не жалей времени.
  - Как противоречиво.
  - Если кое-кому недостает чувства юмора, помочь трудно.
  - Ты меня заинтересовал, Котиллион. А такое случается редко.
  - Знаю. Ты живешь столько веков... - его голос замолк. "Стихийная сила. Похоже, он видел всё и всегда. Проклятие..."
  
  ***
  
  Столь много способов ощутить ужасную нужду, великое сплетение замыслов, из которых исключены все сорта и оттенки моральных суждений. Маппо Коротыш чувствовал подавленность, бурлящий поток чистого и холодного горя. Он чувствовал, как под грубой кожей его ладоней память ночи медленно вытекает из камня, и вскоре материя ощутит атаку солнечного жара - а ведь пятнистое, изборожденное следами корней подбрюшье камня не ведало света много тысяч лет.
  Он переворачивал камни. Уже шесть с восхода солнца. Грубо обтесанные доломитовые глыбы, и под каждой россыпь ломаных костей. Маленьких, окаменевших. Хотя вес камня раздробил каждую кость на мелкие кусочки, Маппо полагал, что изначально все скелеты были полными.
  Да, таким был и остается обычай всех войн. Он знал это всеми рубцами и загрубевшими шрамами души, он не ощутил потрясения при виде останков давно убитых детей Джагутов. Ужас благословенно быстро пронесся через мысли, оставив после себя горе - старого его приятеля.
  Поток горя, чистого и холодного.
  Войны. Солдат против солдата, волшебник против волшебника. Полчища убийц, блеск ножей в ночной тьме. Войны, в которых закон сражался против мерзкого беззакония; в которых здравый умом боролся с социопатом. Ему случалось видеть кристаллы, за одну ночь вырастающие на пустынной почве - грань за гранью, словно лепестки распускающегося цветка - и казалось, что жестокость растет таким же образом. Один инцидент за другим, пока не случится взрыв, вовлекающий в себя все.
  Маппо оторвал ладони от нижней стороны камня и медленно выпрямился. Оглянулся на спутника, все еще бродящего по теплому прибрежью Рараку. Как дитя, радующееся новому, неожиданному удовольствию. Плещется, проводит руками по тростникам, выросшим быстро, будто из воспоминаний моря.
  Икарий.
   "Мой кристалл".
  Когда пожар затягивает в себя детей, исчезают различия между здравием и безумием. Он хорошо понимал, что его желание искать истину во всем - порок. Он находит оправдания любой жестокости. Имассы претерпевали угнетение от хитрых джагутских тиранов, их заставляли поклоняться ложным богам и делать мерзкие вещи. Пока они не обнаружили ложь. Началось мщение - вначале тиранам, потом всем Джагутам. Так рос кристалл, грань за гранью...
   "Пока"... Он снова глянул на детские косточки, придавленные доломитом. Не известняк, потому что доломит лучше подходит для нанесения глифов, они гораздо дольше сохраняются на мягкой поверхности. Знаки хотя и выцвели за бесчисленные тысячелетия, но еще вполне различимы.
  Сила чар сохраняется гораздо дольше, пусть давно умерли создания, плененные ими.
  Говорят, что доломит удерживает в себе память. Так верит народ Маппо, за века блужданий встречавший много таких имасских построек - неуклюжих гробниц, священных кругов, вех и плоских курганов. Они находили их - и учились тщательно избегать. В тех местах присутствие духов - весьма ощутимая вещь.
   "Или мы сами себя убедили в этом?"
  Он сел на краю моря Рараку, на месте древнего преступления. Но кроме сплетения его собственных мыслей, тут нет ничего. Кажется, эти камни мало склонны к воспоминаниям. Холод ночи, жар дня. Ничего больше.
  Самая краткая память.
  Икарий, расплескивая воду, выбрался на берег. Глаза его светились от радости. - Вот так щедрый дар, Маппо! Вода меня оживила. О, почему ты еще не плаваешь, не принимаешь святой дар Рараку?
  Маппо улыбнулся: - Благословение слишком быстро стечет с моей толстой шкуры. Боюсь растратить дар всуе и тем прогневать спящих духов.
  - Я чувствую, - ответил Икарий, - будто наш поиск начался заново. Кто я. Что я сделал. Я открою также, - добавил он, приблизившись, - причину твоей дружбы. Почему ты всякий раз оказываешься рядом, хотя я снова и снова теряю себя. О, боюсь, я тебя обидел. Прощу, не надо хмуриться. Я всего лишь не понимаю, почему ты принес себя в жертву. Если ради дружбы - для тебя она должна быть самой разочаровывающей из дружб.
  - Нет, Икарий, тут нет жертвы. И разочарования. Мы таковы и мы поступаем именно так. Вот и всё.
  Икарий вздохнул и посмотрел на новое море. - Если бы я так же умел успокаивать себя мыслями...
  - Здесь умерли дети.
  Джаг резко повернулся. Зеленые глаза обежали землю вокруг Маппо. - Я заметил, что ты ворочаешь камни. Да, вижу. Кто они были?
  Прошлой ночью некий кошмар стер воспоминания Икария. В последнее время такое случается чаще обычного. Странно. И тревожно.
  - Джагуты. Войны с Т'лан Имассами.
  - Ужасно творить подобное, - проговорил Икарий. Солнце быстро уменьшало капли воды на его безволосой, серо - зеленой груди. - Как может быть, что смертные так легко обращаются с жизнью? Погляди на пресное море, Маппо. Новое побережье кишит внезапно родившейся жизнью. Птицы, насекомые, всякие новые растения - так много простой радости, друг мой, что мое сердце готово разорваться.
  - Бесконечные войны, - ответил Маппо. - Борьба за жизнь, каждый старается оттолкнуть ближнего и выиграть день.
  - Сегодня ты мрачный собеседник, Маппо.
  - Да, мне это свойственно. Прости, Икарий.
  - Мы останемся здесь?
  Маппо искоса посмотрел на друга. Без одежды он казался более диким, каким-то варваром. Краска, с помощью которой он маскировал цвет кожи, почти смылась.
  - Как захочешь. Это же твое странствие.
  - Знание возвращается, - ответил Икарий, не отрывая взора от моря. - Дар Рараку. Мы стали свидетелями подъема вод. Значит, к западу должны быть река и много городов...
  Глаза Маппо сузились: - Только один, заслуживающий такого названия.
  - Один?
  - Другие умерли тысячи лет назад, Икарий.
  - Н'карфал? Требур? Инат'ан Мерузин? Пропали?
  - Инат'ан Мерузин ныне зовется Мерсин. Последний из больших городов на реке.
  - Но их было там так много. Я помню все имена. Винит, Хедори Квил, Трамара...
  - Они практиковали интенсивное орошение, выводили речную воду на поля. Они свели леса ради строительства кораблей. Друг мой, все города мертвы. Река, когда-то чистая и сладкая, ныне стала узкой и несет густой ил. Равнины потеряли плодородный слой почвы и стали почти что пустынями. Лато Одхан на востоке от реки Мерсин, Угарат Одхан к западу.
  Икарий медленно поднял руки, сжал голову. Глаза его закрылись. - Так давно, Маппо? - произнес он дребезжащим шепотом.
  - Наверное, море пробудило старую память. Ведь море действительно вернулось. Оно пресное, хотя соль сочится через известняки залива Лонгшан. Берег истончился, и я думаю, вскоре море соединится на севере с океаном, как было когда-то.
  - Первая Империя?
  - Она пала уже тогда. Возрождения не случилось. - Маппо колебался, видя, что эти слова ранят друга. - Но люди вернулись на эти земли. Семь Городов - это имя рождено старыми воспоминаниями. Новые города растут на грудах древних обломков. Сейчас мы всего в сорока лигах от одного. Лато Ревэ. Там берег...
  Икарий резко отвернулся. - Нет. Я еще не готов уплыть, пересечь океан. Эта страна хранит тайны - мои тайны, Маппо. Может быть, древность воспоминаний станет полезной. Земли моего рассудка - земли моего прошлого, и они могут открыть истину. Мы пойдем старыми дорогами.
  Трелль кивнул. - Я соберу вещи.
  - В Требур.
  Маппо отвернулся, охваченный растущим ужасом.
  Глаза Икария не отпускали его. Вертикальные зрачки в ярком свете сузились до щелей, черных на серебряном фоне. - Я помню Требур. Провел некоторое время в Городе Куполов. Что - то сделал. Важное. - Он хмурился. - Я сделал... что-то.
  - Ну, нас ожидает тяжкий путь. Три, четыре дня по краю Таласских гор. Еще не менее десяти до Тракта у реки Мерсин. Русло давно покинуло старый Требур. День пути на запад - и мы окажемся среди руин.
  - На этом пути будут селения?
  Маппо покачал головой: - В наше время одханы почти безжизненны. Разве что племена ведаников спускаются с Таласских гор - но не в это время года. Держи наготове лук - там есть антилопы, зайцы и дролиги.
  - Значит, есть и колодцы?
  - Я знаю тамошние водопои, - ответил Маппо.
  Икарий пошел к вещам. - Значит, мы уже проходили этот путь?
   "Да". - Уже очень давно, друг мой. "Почти восемьдесят лет назад. Тогда мы не задержались. Ты же все забыл. Боюсь, в этот раз все будет иначе".
  Икарий ожидал его, вытащив роговой лук. - Ты так терпелив со мной, - сказал он, слабо и грустно улыбаясь, - а я бреду словно потерянный.
  Маппо пожал плечами: - Таковы уж мы.
  
  ***
  
  Далекий южный горизонт обрамляли Па'тапурские горы. Неделю назад они покинули Пан'потсун; с каждым днем пути число попутных деревень уменьшалось, а расстояние между ними увеличивалось. Мучительно медленное продвижение - но этого они и ожидали, странствуя пешком и в компании человека, казавшегося умалишенным.
  Покрытый пылью, сожженный солнцем до цвета спелой оливки демон Серожаб вскарабкался на булыжник и сел рядом с Резаком.
  - Заявление. Говорят, что пустынные осы собирают драгоценные каменья и прочее. Вопрос. Резак слышал такие рассказы? Ожидание ответа, пауза.
  - Походит на чью-то глупую шутку, - ответил Резак. Перед ними лежала пустошь, окруженная высокими скалами. Место для лагеря. Сциллара и Фелисин Младшая сидят на виду, около на скорую руку сложенного очага. Безумца не видно. Опять где-то бродит, подумал Резак. Советуется с духами, или, может, с голосами внутри головы. О, но Геборик несет зловещие знаки, тигриные полосы на коже, благословение бога войны - так что все голоса в голове могут быть реальными. И все же дух этого человека столько раз ломали...
  - Запоздалое замечание. Личинки, там, в темных глубинах гнезда. Гнездо? Заинтересован. Улей? Гнездо.
  Резак нахмурился, обратил взор на демона. Плоское, голое лицо, четыре глаза под широким лбом, и везде шишки и отеки от осиных укусов. - Ты влез туда. А не надо было.
  - Гнев есть их обыкновенное состояние, я понял это. Влезание в их пещеру усугубляет состояние. Мы сошлись во взаимном сердитом неодобрении. Думаю, мне пришлось хуже, чем им.
  - Черные осы?
  - Склоненные головки. Вопрос. Черные? Ответ ужасает. Да, именно они. Черные. Риторический вопрос. Это были неизбежно?
  - Радуйся, что ты демон. Два - три жала способны убить взрослого человека. Десять завалят лошадь.
  - Лошади - мы имели лошадей - ты имел их. Меня заставили бежать. Лошади. Большие четырехногие. Сочное мясо.
  - Люди обычно на них ездят, - сказал Резак. - Едят, только если лошади готовы пасть.
  - Множество применений, превосходно и экономично. Мы съели наших? Где мы найдем еще такие создания?
  - У нас нет денег для покупки, Серожаб. А своих лошадей мы продали в Пан'потсуне ради пищи и припасов.
  - Упрямая необходимость. Нет денег. Нужно добыть, мой юный друг. Подстегнуть путешествие к ожидаемому итогу. Твой тон обнаруживает умеренное отчаяние.
  - От Л'орика нет вестей?
  - Озабоченность. Нет. Мой брат молчит.
  Они помолчали. Демон ковырял в складчатых углах рта. Резак пригляделся и заметил, что там скопились серая грязь и давленые осы. Серожаб съел осиное гнездо. Не удивительно, что осы стали "гневливыми". Резак потер лицо. Пора побриться. И помыться. Нужна новая, чистая одежда.
  И новая цель в жизни. Однажды, давно, в Даруджистане, когда он был Крокусом по кличке Свежачок, дядя начал пролагать путь к новому, улучшенному Крокусу. Молодцу из благородного семейства, юному дарованию, подходящему жениху для любой молодой, здоровой, изнеженной барышни. Увы, амбиции оказались слишком короткоживущими. Дядя мертв, и сам Свежачок мертв. Даже кучки пепла не осталось.
   "Я не тот, кем был когда-то. Два человека, одинаковые лица, но разные глаза. По- разному видят, по - разному видятся".
  - Горький вкус, - мысленно сказал Серожаб. Скользкий длинный язык метнулся, подбирая остатки пиршества. Тяжелый, бурный вздох. - Но как питательно. Вопрос. Можно ли взорваться от того, что внутри?
   "Надеюсь, что нет". - Если хотим получить пользу от сегодняшнего дня, лучше нам отыскать Геборика.
  - Замечено ранее. Руки Духа исследует скалы наверху. След ведет его вверх и вдаль.
  - След?
  - Воды. Он ищет исток озерца, которое можно видеть около пышных женщин, которые, сказано с завистью, так восхищаются тобой.
   Резак выпрямился: - Мне они не кажутся пышными, Серожаб.
  - Забавно. Курганы плоти, пузыри для запасания воды на пояснице и выше. На грудной клетке...
  - Ладно. Ты о такой пышности. Слишком много в тебе от хищника, демон.
   - Да. Совершенно восхитительный аргумент. Найти Руки Духа?
  - Нет, сам найду. Похоже, те всадники, что проехали мимо нас, не так далеко, как хотелось бы. Я буду спокоен, зная, что ты охраняешь Сциллару и Фелисин.
  - Никто не уведет их.
  Резак искоса глянул на неуклюжего демона: - Сциллара и Фелисин не лошади.
  Глазищи Серожаба медленно моргнули: вначале левый и правый верхние, потом левый и правый нижние и, наконец, попеременно левая и правая пары. - Забавно. Конечно нет. Недостаточное количество ног. Верно замечено.
  Резак подошел к краю камня, перепрыгнул на соседний, глубже врезавшийся в похожий на пятку утес. Нащупал выступ и полез наверх. Не очень отличается от карабканья на балкон или на стену особняка. "Восхищаются мной. Неужели?" Верится с трудом. Приятнее смотреть на меня, подумал он, чем на демона или старика - но восхищение? Он не мог понять женщин. Ссорятся как сестры, следят друг за дружкой и соревнуются - вот только в чем? А иногда они сближаются, словно узнали общую тайну. Обе пылинки сдувают с Геборика Руки Духа, Дестрианта Трича.
   "Может быть, войне требуются няньки. Может быть, бог радуется им. Всякому жрецу нужны служки". Можно было ожидать такого от Сциллары, которую Геборик вытащил из кошмарного существования, исцелил неким невообразимым образом - если Резак верно понял доносившиеся слухи и намеки. Сцилларе есть за что быть благодарной. Что до Фелисин... тут есть что-то от мщения, благодарности за расправу над тем, кто причинил ей ужасные страдания. Все сложно. "Итак, всякий заметит, что они хранят тайны. Слишком много тайн на двоих. А мне-то что? Женщины - всего лишь комок противоречий в качестве приманки для смертельного капкана. Подходи, коли жизнь не дорога... Лучше вообще не подходить".
  Он достиг "каминной трубы" в теле утеса и полез вверх. Из вертикальных трещин просачивалась вода. Мушки и другие крылатые насекомые облепили тело; углы лаза были покрыты густым слоем сетей, в которых сидели довольные жизнью пауки. Наружу он вылез весь искусанный и облепленный толстым слоем пыльной паутины. Отряхнул одежду и огляделся. Тут была узкая тропа, вьющаяся от одного неустойчивого каменного козырька к другому. Он двинулся по ней.
  С такой жалкой скоростью продвижения им остается месяц до моря. Там придется найти судно, переправиться на остров Отатарал. Это запрещено, и малазанские корабли тщательно патрулируют подходы. По крайней мере, до восстания патрулировали. Возможно, сейчас порядок изменен.
  Их переправа начнется в ночи.
  Геборик должен кое-что вернуть. Что-то, найденное на острове. Непонятное дело. По какой-то причине Котиллион желает, чтобы Резак сопровождал Дестрианта. А может, защищал Фелисин Младшую. "Хоть какая - то тропа. Раньше идти было некуда". И все же это не лучшая из мотиваций. Бегство от отчаяния всегда выглядит жалким, особенно бегство неудачное.
   "Восхищены мной, а? Чему тут восхищаться"?
  Голос впереди. - Все, что таинственно, соблазняет проявить любопытство. Я слышу твои шаги, Резак. Подойди, погляди на паука.
  Резак обошел выступ и увидел Геборика, склонившегося перед кривым горным дубом.
  - И чем больше боли и уязвимости в соблазне, тем больше он завлекает. Видишь эту паучиху? Под веткой? Дрожит в паутине, одна нога вывернута. Словно умирает от боли. Видишь ли, ее добыча - не мухи или мотыльки. Нет, она ловит других пауков.
  - Которым дела нет до тайн или боли, Геборик, - ответил Резак, присев и рассмотрев тварь. Размером с детскую руку. - Это не нога. Это палочка.
  - Ты думаешь, другие пауки умеют считать? Она знает лучше.
  - Все это очень интересно. - Резак встал. - Но нам пора.
  - Мы все увидели эту игру, - сказал Геборик, не отрывая взора от беспорядочно, будто по собственной воле, дергающихся когтистых ног.
   "Мы? О, да, ты и твои невидимые друзья". - Не думал, что в здешних холмах много духов.
  - Тут ты неправ. Племена холмов. Бесконечные войны - я вижу лишь тех, что погибли в войнах. Поблизости устье ручья. Они сражаются за контроль над ним. - Похожее на жабью морду лицо скривилось. - Всегда есть причина или повод. Всегда.
  Резак со вздохом поднял глаза к небу. - Знаю я, Геборик.
  - Знание - ничто.
  - И это знаю.
  Геборик встал. - Главное утешение Трича. Понимать, что для войн всегда найдется причина.
  - А вас это тоже утешает?
  Дестриант улыбнулся: - Идем. Болтливый демон сейчас одержим мыслями о плоти. Рот слюной наполнился.
  Они пробирались вниз по тропе. - Он не съест их.
  - Я не уверен, что он владеет своим аппетитом.
  Резак фыркнул: - Геборик, Серожаб всего лишь четырехрукая четырехглазая жаба - переросток.
  - С неожиданно развитым воображением. Скажи, много ли ты о нем знаешь?
  - Меньше, чем вы.
  - Мне лишь сейчас пришло в голову, - сказал Геборик, направляя Резака по менее опасной, хотя и более длинной тропке, - что мы практически не знаем, кем он был и что делал в родном мире.
  Сегодня Геборик ведет себя необычайно разумно. Резак гадал, изменилось ли что-то, и надеялся, что так оно и случилось. - Можно спросить его самого.
  - Спрошу.
  
  ***
  
  Сциллара забросала песком последние угольки костра, потом прошла к своему тюку и села, опершись на него спиной. Набила в трубку побольше ржавого листа и начала сильно втягивать воздух через мундштук. Наконец из трубки показался дымок. Напротив нее Серожаб присел на корточки перед Фелисин и издал серию странных скулящих звуков.
  Она долго жила как слепая - до умопомрачения накачанная дурхангом, перемалывающая вздорные мысли, внушенные прежним хозяином, Бидиталом. Но сейчас она свободна, она изумленно распахивает глаза перед сложностью мира. Ей казалось, что демон вожделеет Фелисин. То ли желает возлечь на нее, то ли сожрать - она не знала что думать. А Фелисин видит в нем что-то вроде собаки, которую лучше гладить, чем пинать. Не такое ли отношение внушило демону ложные понятия об его месте?
  Он говорит через разум со всеми, но не со Сцилларой. Из уважения к ней услышавшие реплики демона спутники отвечали вслух, хотя, конечно же, могли вести беседу безмолвно. Может быть, они беседуют с демоном чаще, чем она замечает. Сциллара гадала, почему ее выделяют - что такое увидел в ней Серожаб, раз подавляет очевидную склонность к болтовне?
   "Да, яды сохраняются долго. Могут быть... неощутимыми". В старой жизни она могла бы ощутить негодование или подозрение. Если допустить, что она вообще что-то могла ощутить. Но сейчас ей кажется, что все это пустяки. Нечто обретает форму внутри, и оно самодостаточно и, как ни странно, самоуверенно.
  Вероятно, это пришло с беременностью. Лишь начало показываться - но дальше может стать хуже. На этот раз под руками нет алхимии, чтобы изгнать семя из утробы. Хотя, разумеется, есть и иные способы. Она не могла решить, сохранять ли ребенка, чьим отцом мог быть сам Корболо Дом или один из его офицеров, или еще кто-то. Хотя это не важно. Кто бы он ни был, он давно уже мертв, и эта мысль ее радует.
  Ее мучила постоянная тошнота, хотя ржавый лист немного помогал. Ломота в грудях, и ломота в спине от тяжести увеличившихся грудей... все так неприятно. Аппетит ее рос, она становилась толще, особенно в бедрах. Спутники полагали, что все это - результат выздоровления (ведь она уже неделю не кашляет), что длительный поход развил ее мышцы. Сциллара не спешила их разубеждать.
  Ребенок. Что ей делать с ребенком? Чего он захочет от нее? Что вообще делают матери? "По большей части продают детей. В храмы, работорговцам, поставщикам гаремов. Или оставляют при себе, учат воровать. Просить милостыню. Торговать телом". Этому научили ее личные наблюдения и рассказы вдов из лагеря Ша'ик. Ребенок есть некоторый товар, вложение. Это имеет смысл. Возмещение за девять месяцев слабости и неудобства.
  Она полагала, что сумеет сделать выбор. Наверное, продаст дитя - конечно, если оно выживет.
  Трудная проблема - но у нее есть еще время. Решение созреет.
  Голова Серожаба дернулась. Он глядел за спину Сциллары. Она повернулась и увидела троих мужчин, вставших у края прохода. Сзади четвертый вел за уздечки лошадей. Всадники, встреченные вчера. Один держал арбалет, направив его на демона.
  - Постарайся держать клятую тварь подальше от нас, - зарычал этот человек на Фелисин.
  Стоявший справа от него хохотнул. - Собака о четырех глазах. Да, девочка, держи ее покрепче. Мы не желаем проливать кровь. Ну, лишнюю то есть...
  - Где ваши мужики? - спросил арбалетчик.
  Сциллара выронила трубку. - Они не здесь, - пролепетала она, вскочив и дернув себя за платье. - Делайте то, за чем пришли, и уходите.
  - Как приятно слышать. Ты, с собакой! Будешь такой же паинькой, как твоя подружка?
  Фелисин промолчала. Она была совсем белой.
  - Не обращайте внимания, - сказала Сциллара. - Меня хватит на всех.
  - Похоже, тебя все же не хватит, - ухмыльнулся третий.
  А у него не такая уж противная улыбка, подумала она. "Вытерплю". - Я готова вас удивить.
  Вожак передал самострел одному из приятелей и начал расстегивать пояс. - Посмотрим. Гутрим, если псина шевельнется, убей ее.
  - Она побольше любой собаки, - сказал Гутрим.
  - Помни, что стрела смазана ядом черной осы.
  - Может, убить его сейчас?
  Вожак неохотно кивнул. - Давай.
  Звякнула тетива арбалета.
  Правая лапа Серожаба перехватила стрелу в воздухе. Демон осмотрел ее и высунул язык с явным намерением полизать наконечник.
  - Возьмите меня Семеро! - пораженно прошептал Гутрим.
  - Ох, - сказала Сциллара Серожабу, - не вмешивайся. Нет проблем...
  - Он не согласен, - ломким от ужаса голосом произнесла Фелисин.
  - Ну, убеди его. "Я смогу. Все как раньше. Неважно. Просто новые мужики".
  - Не могу, Сциллара.
  Гутрим перезаряжал самострел. Другой бандит и тот, что держал лошадей, потащили из ножен кривые сабли.
  Серожаб рванулся вперед, ужасающе быстро, и подпрыгнул, широко разинув пасть. Челюсти сомкнулись вокруг головы Гутрима. Нижняя челюсть выскочила из суставов, и человек оказался проглоченным по плечи. Он упал под весом демона. Страшные скрежещущие звуки... тело Гутрима задергалось, выпустив мочу и газы, и неподвижно повисло.
  Челюсти Серожаба сжались сильнее, раздался треск и щелчок. Демон отскочил, роняя обезглавленное тело бандита на песок.
  Все это время трое оставшихся стояли в шоке. Но вот они опомнились. Главарь закричал - сдавленный, наполненный ужасом вопль - и рванулся в атаку, подняв саблю.
  Серожаб прыгнул ему навстречу, успев выплюнуть отвратительную мешанину костей и волос. Одна его лапа схватила руку с клинком, вывернув локоть и содрав кожу. Брызнула кровь. Вторая лапа сомкнулась на горле, удушая и ломая хрящи. Разбойник не сумел закричать второй раз. Он упал под весом демона - выпученные глаза, серо - зеленое лицо, язык, высунувшийся изо рта подобно нелепому червяку. Третья лапа демона держала вторую руку противника, а четвертой он почесывал себе спину.
  Третий боец побежал к лошадям. Последний, тот, что держал их, уже вскочил в седло.
  Серожаб прыгнул снова. Ударил кулаком по затылку державшего саблю, пробив кости. Бандит упал, выронив клинок. Летящий демон успел схватить последнего человека за ногу, выдернув ее из стремени.
  Лошадь заржала и понеслаcь прочь. Серожаб подтащил бандита к себе и вцепился ему в лицо.
  Еще миг - и четвертый повторил судьбу первого: голова, исчезнувшая в пасти, хруст и дерганье ногами. Затем - благословенно быстрая смерть.
  Серожаб выплюнул голову, не успев пережевать ее. Голова упала к ногам Сциллары, и она смогла рассмотреть лицо - ни мышц, ни глаз, только окровавленный скальп на кости. Не сразу ей удалось отвести взор.
  Увидев Фелисин. Та прижалась к каменной стене со всей доступной ей силой, скорчилась, закрыв лицо руками.
  - Все кончено, - сказала Сциллара. - Фелисин, все кончено.
  Руки опустились. На лице девочки выражались страдание и отвращение.
  Серожаб проворно оттащил тела за ближайшую кучу камней. Не обращая на него внимания, Сциллара подошла к Фелисин, склонилась: - По-моему все вышло бы проще. Хотя бы чище здесь было.
  Фелисин подняла глаза. - Он высосал им мозги.
  - Я видела.
  - Он сказал, вкусно.
  - Он демон. Не собачка, не домашний зверек. Демон.
  - Да. - Это прозвучало почти шепотом.
  - И теперь мы знаем, на что он способен...
  Молчаливый кивок.
  ... так что, - закончила Сциллара, - не очень с ним дружись. - Она выпрямилась и увидела, как карабкаются по уступам Геборик и Резак.
  - Гордость и слава! У нас есть лошади!
  Резак замедлил шаг. - Мы слышали вопль...
  - Лошади, - произнес Геборик, направившись к испуганным животным. - Какая удача.
  - Невинно. Вопль? Нет, друг Резак. Это Серожаб... пускал ветры.
  - Вот как. А эти лошади сами на вас набрели?
  - Смело. Да! Очень удивительно!
  Резак наклонился, изучая подозрительные пятна на пыльном камне. Отпечатки лап Серожаба показывали, как тщательно он старался убрать следы. - Тут кровь...
  - Шок. Тревога... Стыд.
  - Стыд. За то, что случилось, или за то, что мы это заметили?
  - Хитро. Ну, конечно, за первое.
  Резак нахмурился и оглянулся на Фелисину со Сцилларой. Изучил их лица. - Похоже, - медленно сказал он, - мне следует радоваться, что я не видел того, что видели вы.
  - Да, - ответила Сциллара. - Следует.
  - Лучше не подходи к животным, Серожаб, - крикнул Геборик. - Я им вроде не нравлюсь, но ты им ТОЧНО не нравишься.
  - Уверенно. Они просто не успели меня узнать.
  
  ***
  
  - Я бы такое крысе не кинула, - заявила Улыба, лениво гоняя куски мяса по стоящей на коленях миске. - Смотри, даже мухи брезгуют.
  - Не от пищи они улетают, - сказал Корик, - а от тебя.
  Женщина оскалилась: - Вот что зовется уважением. Знаю, для тебя это иностранное слово. Сетийцы - падшие виканы, все это знают. А ты - падший сетиец. - Она схватила миску и швырнула в песок рядом с Кориком. - На, полукровка, заткни объедки в уши. Сохранятся на завтрак.
  - Она очень мила после дня тряски, - с ослепительной улыбкой сказал Корик Тарру.
  - Хватит приставать, - отвечал капрал. - Или сам пожалеешь. - Он и сам подозрительно всматривался на то, что назвали ужином. Обычно спокойное и безмятежное лицо сморщилось в гримасе. - Уверен, это был конь.
  - Разве что выкопанный на конском кладбище, - отозвалась Улыба, расправляя ноги. - Убить готова за кусок масляной рыбы, зажаренной в глине прямо на берегу. Завернутой в водоросли, с куркумой. Кувшин мескерийского вина и ладный парень из деревни. Мужичок, большой...
  - Хватит, Худовы мощи! - Корик наклонился и плюнул в огонь. - История про свинопаса с пушком на подбородке и как ты его окрутила - единственная сказка, которую ты знаешь. Мы все уже поняли. Давно. Черт дери, Улыба, мы тысячу раз слышали. Ты ночью выползла с папашиного хутора на четвереньках, чтобы омыться морской водицей. И где это было, а? Помню, в Стране Мечтаний маленьких девочек...
  В правую ляжку Корика ткнулся нож. Он с воем повалился на спину и перекатился на бок, ощупывая ногу.
  Солдаты ближайших взводов начали озираться, пытаясь что-то увидеть в покрывшей лагерь пыли. Вскоре их любопытство увяло.
  Корик извергал поток брани, обеими руками сжимая раненую ногу. Бутыл вздохнул и встал с насиженного места. - Видите, что выходит, когда старички оставляют вас без присмотра? Держись, Корик. Я исцелю тебя - много времени не пона...
  - Скорее, - простонал сетиец - полукровка. - Я хочу перерезать сучке горло.
  Бутыл глянул на женщину и склонился над Кориком. - Тише. Она даже побледнела. Неудачный бросок...
  - Ох! А во что она целила?
  Капрал Тарр не спеша встал. - Смычок будет недоволен тобою, Улыба, - сказал он, качая головой.
  - Он подвинул ногу...
  - А ты кинула в него нож.
  - Это за "маленькую девочку". Он провоцировал.
  - Неважно, как все началось. Можешь попробовать извинения - вдруг Корик согласится тебя простить...
  - Точно, - сказал Корик. - В тот день, когда Худ сам в могилу залезет.
  - Бутыл, ты остановил кровь?
  - Вполне надежно, капрал. - Бутыл бросил нож в сторону Улыбы. Скользкое от крови лезвие воткнулось около ее ног.
  - Спасибо, Бутыл, - сказал Корик. - Она попытается снова?
  Нож звякнул, вонзившись в песок между ног полукровки.
  Все посмотрели на Улыбу.
  Бутыл облизал губы. Нож пролетел, едва не задев его левую руку.
  - Вот куда я целила.
  - Я что тебе такого сказал!? - напряженным голосом спросил Корик.
  Бутыл медленно вздохнул, чтобы успокоить тяжело стучащее сердце.
  Тарр сделал несколько шагов и вытащил нож из земли. - Думаю, он пока полежит у меня.
  - Плевать, - отозвалась Улыба. - У меня их много.
  - И все они останутся в ножнах.
  - Так точно, капрал. Пока никто меня не спровоцирует.
  - Сумасшедшая, - шепнул Корик.
  - Она не сумасшедшая, - возразил Бутыл. - Просто тоскует по...
  - ... какому-то парню с фермы, - ухмыльнулся Корик.
  - Наверное, кузену, - добавил Бутыл так тихо, что услышал его лишь Корик. Солдат улыбнулся.
   "Так". Бутыл вздохнул. Еще одна ссора в бесконечном походе. Хорошо, что мало крови пролилось. Четырнадцатая Армия устала. Дошла до точки. Она сама себе не нравилась. Ее лишили возможности полной мести Ша'ик и шедшим за ней убийцам, насильникам, головорезам; сейчас она медленно тащилась за остатками войска мятежников, преодолевая пустоши, пыльные дороги, песчаные бури и тому подобное. Четырнадцатая все еще ждет исхода. Она жаждет крови - но пока что проливает собственную кровь в перепалках, стычках и нарастающей взаимной вражде.
  Кулаки делают все возможное, чтобы удержать солдат под контролем, но они вымотаны не меньше их. Увы, в ротах слишком мало офицеров, достойных своих званий.
   "А у нас капитана вовсе нет. Ведь Кенеба повысили". Прошел слух, что позади, в Лато Ревэ, высадились отряды новобранцев и новые офицеры, и сейчас они пытаются нагнать основные силы. "Об этом толковали еще десять дней назад... могли бы нас уже дважды догнать".
  Два последних дня назад по следу армии то и дело спешили вестовые. Даджек Однорукий и Адъюнкт ведут переговоры, это ясно. Неясно лишь, о чем. Бутыл подумывал о прослушивании командного шатра и его обитателей, как он делал уже много раз между Ареном и Рараку; но присутствие Быстрого Бена заставляло его нервничать. Верховный Маг. Если Бен перевернет камень и обнаружит под ним Бутыла - расплачиваться придется перед Худом.
  Проклятые ублюдки - мятежники могут бежать вечно. Если у их командира есть мозги, так он и прикажет. Он может назначить решительную битву в любой момент. Героично и возвышенно своей полной бесполезностью. Но, кажется, их вождь слишком умен. На запад, все время на запад, в пустыню.
  Бутыл вернулся туда, где сидел, песком стер кровь Корика с пальцев. "Мы играем друг у друга на нервах. Вот и все". Его бабушка нашла бы, что сделать - но она давно умерла, и дух ее привязан к старой ферме около Джакаты, в тысячах лиг отсюда. Он почти видел ее: качает головой и щурится, изображая деревенскую дурочку. Мудрая по меркам смертных, умеющая увидеть каждую слабость, каждый порок, прочитать бессознательные жесты и выражения лица, проникнуть под зыбкую пелену внешности в поисках голых костей истины. От нее никто не мог скрыться.
   "С бабушкой уже не потолкуешь. Но есть и другая женщина... не так ли"? Невзирая на жару, Бутыл затрясся от озноба. Ведьма Эресов все еще ходила по его снам. Все еще показывала каменные топоры, разбросанные там и тут под покровом земли, словно листья обнимающего весь мир древа, разнесенные ветрами множества прошедших веков. Он знал, что шагах в пятидесяти к югу есть низина, заполненная проклятыми штуками. Идти туда недалеко. Они его ждут.
  "Я вижу их, но не вижу значения. Вот в чем вопрос. Я слишком невежествен".
  Глаза уловили движение у сапога. Он увидел медленно ползущую, отягощенную грузом яиц саранчу. Бутыл нагнулся и схватил насекомое за крылышки. Другой рукой он залез в мешок и вытащил черную коробочку с маленькими дырками в крышке и боках. Зацепив ногтем защелку, открыл коробочку.
  Радостный Союз, их любимец скорпион. Внезапно попав на свет, тварь подняла хвост и забилась в угол.
  Бутыл кинул саранчу внутрь коробки.
  Скорпион знал, чего от него ждут. Он рванулся и уже через миг начал пожирать дергающее ножками насекомое.
  - Живешь без забот, а? - пробормотал Бутыл.
  Сзади что-то упало на песок. Плод карибрала, круглый, тускло - желтый. Бутыл оглянулся и обнаружил стоящего рядом Каракатицу.
  В руках сапера груда фруктов. - Подарок, - сказал он.
  Бутыл скривился и задвинул крышку над Радостным Союзом. - Спасибо. Откуда добыл?
  - Прогулялся. - Каракатица кивнул в сторону юга. - Низина, повсюду лозы карибрала. - Он пошел раздавать плоды другим солдатам.
  Низина. - Там и каменных топоров полно?
  Каракатица покосился на него: - Не заметил. У тебя на руках кровь?
  - Это моя, - пробурчал Корик. Он уже обдирал плод.
  Сапер помедлил, озирая сидевших неровным кругом солдат родного взвода; взглянул напоследок на капрала. Тарр пожал плечами. Этого оказалось достаточно, так как Каракатица кинул последним фруктом в Улыбу. Которая поймала плод на кончик ножа.
  Все уставились на нее, умело срезающую тонкую кожуру.
   Сапер вздохнул: - Думаю, надо найти сержанта.
  - Отличная идея, - сказал Бутыл.
  - Можешь пустить Союза на прогулку. Пусть старина ноги разомнет. Навроде и Замазка нашли нового. Никогда такого скорпиона не видел. Хотят матча - реванша.
  - Скорпионы не умеют разминать ноги, - сказал Бутыл.
  - К слову пришлось.
  - Понятно.
  - Да ладно, - буркнул Каракатица и ушел.
  Улыба сумела снять всю кожицу одним куском. И швырнула ее в сторону Корика. Он смотрел в другую сторону, так что вскочил, уловив движение у ноги.
  Женщина фыркнула: - Вот тебе. Добавь в коллекцию талисманов.
  Полукровка бросил карибрал. Мигнул и замялся на месте. - Я думал, Бутыл, ты меня вылечил.
  - Точно. Но боль еще останется.
  - Боль? Я едва стою.
  - Все успокоится.
  - Она горазда бегать, - заметил Тарр. - Будет забавно поглядеть, как ты вслед похромаешь.
  Здоровяк поник головой. - Я терпелив, - сказал он, усаживаясь на место.
  - О-хо-хо, я вся вспотела.
  Бутыл вскочил. - Пойду прогуляюсь, - сказал он. - Никому никого не убивать до моего прихода.
  - Если кого-то убьют, - крикнул вслед Тарр, - от целителя много пользы не будет.
  - Я просто хотел поглазеть.
  
  ***
  
  Они ускакали на север, на пыльную, плоскую равнину, за гребень низких холмов, скрывших марширующие колонны. На низком бугре в двухстах шагах росли три дерева гилдинга, и они поспешили скрыться в тень широких, кожистых листьев, распаковать съестное и кувшин гредфалланского эля, невесть как добытый Скрипачом. И сели в ожидании Верховного Мага.
  Калам видел, что Скрипач потерял часть прежнего своего задора. Больше седины в рыжей бороде, какая-то отрешенность во взгляде бледно - голубых глаз. Да уж, Четырнадцатая состоит из недовольных, унылых солдат, ведь накануне решающей битвы у них украли возможность свершить имперское возмездие, и нынешний поход не способствует повышению боевого духа. Это могло бы объяснить состояние Скрипача; но Калам знал его лучше.
  Таноанская песня или нет, но Еж и другие погибли. Они - духи на той стороне. Конечно, Быстрый Бен рассказал, что официальные рапорты оказались неточными. Колотун, Хватка, Дергунчик, Дымка, Штырь, Синий Жемчуг... несколько выживших, мирно сидящих ныне в Даруджистане. Вместе с капитаном Ганоэсом Параном. Хорошие новости, они радуют. Чуть-чуть.
  Скрипач и Еж были ближе родных братьев. Вместе они становились подлинным бедствием: объединенные разумы кипели, приводя к ситуациям скорее опасным, чем забавным. Они стали легендами, как и сами Сжигатели Мостов. То решение, принятое на берегу Лазурного Озера, разделение - всё было ошибкой. "Как оказалось, оно стало роковым для всех нас".
  Калам мало что понимал в Возвышении. Странник Духа, благословивший отряд солдат, разрыв ткани Рараку. Мысль о незримых стражах казалась ему и успокаивающей, и тревожащей. Дух Ежа спас жизнь Скрипачу... но где тогда Вискиджек? Или он тоже был поблизости?
  Кошмарная ночь среди лагеря Ша'ик. Слишком много ножей блеснуло в тусклом свете звезд. Он сам, своими глазами видел некоторых духов. Давно мертвые Сжигатели вернулись, зловещие пережитки, такие же мрачные, какими были в жизни. Если бы он хоть раз повстречал таноанского Странника Духа, о котором толкует Скрип...
  Сапер расхаживал с тени деревьев.
  Калам Мекхар искоса разглядывал старого приятеля.
  - Ладно, Скрип, успокойся.
  - Плохо дело, - пробормотал сапер. - Всего не сочтешь. Будто штормовые облака на каждом горизонте.
  - Не удивляюсь, что ты прослыл нелюдимом.
  Скрипач прищурил глаза: - Ты немногим лучше.
  Ассасин состроил гримасу. - Жемчуг. Он держится в сторонке, но все же висит над душой. Думаешь, та пардийка - как ее имя?..
  - Лостара Ииль.
  - Точно. Ты думаешь, она его оседлала?
  - Эти двое играют в свои игры, - ответил Скрипач, - и прах с ними. Ясно же, он здесь потому, что Императрица желает иметь соглядатая подле Таворы.
  - Вечная ее проблема, - вздохнул Калам.
  - Доверие.
  Калам взглянул на сапера внимательнее. - Вы шли с Таворой от самого Арена. Каково твое мнение? Обо всем?
  - Я сержант.
  - Точно. - Ассасин ждал.
  Скрипач поскреб бороду, дернул за истертые ремешки шлема, затем снял его с головы и швырнул в сторону. Он все ходил, пиная лежащие на песке листья и осколки орехов. Махнул рукой, отгоняя зависшую перед лицом бродячую кровомуху. - Она холодное железо, Калам. Но не испытанное. Сможет ли она думать в пылу битвы? Сможет ли отдать приказ к отступлению? Видит Худ, ее любимый кулак Гамет не смог. Что плохо рекомендует ее способности к выбору.
  - Она же его давно знала?
  - Да, кто-то, кому она могла доверять. Он был уже стар, вот и все. Я не так добродушен, каким привык быть?
  Калам хмыкнул и поглядел в сторону. - О да, великодушный Скрип. Как же. - Показал пальцем на фалангу пальца, привязанную к поясу сапера. - А насчет этого?
  - Тут она справилась, точно. Может, толчок Опоннов?
  - А может, нет.
  Скрипач пожал плечами. Его рука взметнулась и придавила муху. Сапер с видимым удовольствием растер насекомое между пальцев.
   "Выглядит старым, точно - но все так же быстр и ловок"...
  Движение спертого, полного песка воздуха, шелест поползших по земле листьев. Воздух раскололся надвое в нескольких шагах от них, из садка показался Быстрый Бен. Он кашлял.
  Калам поднял кувшин с элем и пошел навстречу. - На!
  Колдун выпил, еще раз кашлянул и сплюнул. - О боги, Имперский садок ужасен.
  - Пошли меня туда, - сказал Скрипач, - когда выйду, будет повод выпить.
  - Рад видеть, что вы в хорошем настроении, - ответил Быстрый Бен, передавая ему кувшин. - Вскоре у нас будет компания... ну, поесть успеем, - добавил он, увидев свертки с пищей и направившись к ним. - Я так голоден, что сожру кровомуху.
  - Вылижи мою ладонь.
  Колдун резко остановился. - Ты разум потерял. Скорее я вылижу сборщика верблюжьего навоза. - Он начал развертывать листья, защищавшие еду.
  - Как встреча с Таворой? - спросил севший рядом Калам.
  - Ты сам догадываешься. Видывал я людей в кольце осады, но она такие толстые стены выстроила, что не пробьются двенадцать злобных драконов. А ведь врага и близко не видно.
  - Ты можешь ошибаться, - ответил ассасин. - Жемчуг был там?
  - Ну, занавеска была чуть откинута.
  Скрипач фыркнул: - Он не так прост. Наверное, это была Т'амбер.
  - Я не буквально, Скрип. Кто-то в садке, близкий, внимательный.
  - Тавора не взяла меч, - сказал Калам.
  - Нет, она не вынимает его, когда беседует со мной. Слава богам.
  - Какая внимательность!
  Колдун метнул на Калама мрачный взгляд. - Ты имел в виду, не желает высасывать силы из боевого мага?
  - Хватит, - вмешался Скрипач. - Мне не нравятся образы, рожденные вашей болтовней. Передайте мне ломоть сепахского хлеба... нет, Быстрый, не тот, от которого ты кусочек отковырял! Так... ох, сам возьму. - Он потянулся через скатерку.
  - Эй, ты сыпешь пыль на мой ужин!
  Калам присел на корточки. Скрипач на минутку показался молодым. Эта его ухмылочка... Давно надо было вытащить его подальше от армии и армейских забот.
  - Что? - крякнул Скрипач. - Жалко последний зуб? Лучше бросай жевать жесткую корку.
  - Хлеб не такой уж черствый, - невнятно ответил набивший рот маг.
  - Нет, но он с песком. От жерновов. А, ладно... Все эти дни у меня песок сыпется из таких мест, что ты не догадаешься...
  - Стоп. У меня сейчас такие образы в голове родятся...
  - Годик тихо посидеть в Даруджистане, - безжалостно продолжал Скрипач, - и я стану гадить кирпичами...
  - Хватит, я сказал!
  Калам прищурился, глядя на сапера. - Даруджистан? Планируешь присоединиться к остальным?
  Взгляд сапера скользнул в сторону. - Однажды...
  - Однажды, совсем скоро?
  - Я не планировал побег.
  Калам быстро переглянулся с Быстрым Беном. Мгновенное понимание. Ассасин прочистил горло: - Ну... может, и нужно, Скрип. Если послушаешь моего совета...
  - Если ты даешь советы, значит, всем нам кранты. День испорчен. Спасибо. Быстрый, дай еще эля. Горло жжет.
  Калам сдался. "Ладно, по крайней мере выяснили".
  Быстрый Бен стряхнул крошки с длинных пальцев, сел прямее. - У нее есть идеи насчет тебя, Калам...
  - У меня была жена. Мне хватило.
  - Похоже, она хочет, чтобы ты возглавил взвод ассасинов...
  - Из кого? Нашего отребья?
  - Эй, - буркнул Скрипач, - я знаю наших.
  - И?
  - И ты прав. Жалкое месиво.
  - И все же, - колдун пожал плечами. - И, верно, она хочет, чтобы ты сделал все тайно...
  - С Жемчугом, слушающим ваши разговоры. Точно.
  - Нет, это было позже. Вторая часть беседы, формальная аудиенция. Была и первая часть, до того как подоспели Жемчуг и кто там еще был. Мы говорили свободно. Она старается устраивать такие встречи неожиданно. Передает весточки через Гриба. - Маг сделал охранительный жест.
  - Просто найденыш, - сказал Скрипач.
  Быстрый Бен покачал головой.
  - Итак, ей нужны собственные ассасины, - произнес Калам. - Неведомые Когтю. Ох, не нравится мне, куда все идет.
  - Та, что прячется за стенами, может быть испуганной, но глупой ее не назовешь.
  - Да у нас все глупо, - заявил Скрипач.
  - Она сокрушила мятеж. Чего еще нужно Лейсин?
  - Сильная позиция, когда речь идет о врагах. Слабая, когда дело заходит о популярности.
  - Тавора популярностью не пользуется. О чем же речь, Калам?
  - Она может стать популярной. Несколько новых удач - когда все увидят, что это не слепое везенье. Да ладно, Скрип, ты знаешь, как быстро может подняться армия.
  - Не эта армия. Она едва от земли ноги отрывает. Мы просто связка гнилых колосьев. Быстрый Бен, она это хоть понимает?
  Колдун подумал, кивнул: - Думаю, что да. Но не знает, что с этим поделать. Кроме как поймать Леомена Молотильщика и уничтожить всю его армию. Со всем старанием.
  Скрипач хмыкнул: - Вот чего боится Каракатица. Думает, что совсем скоро нам на шею посадят Ранала.
  - Ранала? Ох, точно...
  - Он просто мучается такой возможностью, - продолжал Скрипач. - Все твердит о припрятанной долбашке, которую сумеет использовать в роковой для нас день. Видели бы вы лица новобранцев, когда они такое слышат.
  - Похоже, с Каракатицей надо потолковать.
  - Ему нужна хорошая затрещина, Калам. Поверь мне, это искушение...
  - Но саперы друг дружку не бьют.
  - Я же сержант.
  - Но он тебе нужен как союзник.
  - Точно, - кивнул хмурый сапер.
  - Хорошо. Я поговорю с ним немедленно.
  - Осторожнее. Он готов бросить ту долбашку к твоим ногам. Не любитель ассасинов.
  - А кто их любит? - встрял Быстрый Бен.
  Калам нахмурился: - Я-то думал, что популярен. Хотя бы среди старых друзей.
  - Мы просто лебезили, Калам. Уж больно ты страшен.
  - Спасибо, Быстрый. Я припомню.
  Маг внезапно встал. - Гости на пороге...
  Скрипач и Калам тоже вскочили на ноги, увидев открывающийся Имперский садок. Из него вышли четверо.
  Ассасин узнал двоих и почувствовал одновременно радость и тревогу. Тревога относилась к Верховному Магу Тайскренну, а искренняя радость - к давно им не виденному Даджеку. За Тайскренном шли двое телохранителей. Один - пожилой сетиец с длинными навощенными усами, чем-то смутно знакомый, словно Калам видел его, но очень давно. Вторая - женщина в возрасте двадцати пяти - тридцати пяти лет, обтянувшая стройное мускулистое тело шелками. Глаза ее были темными и внимательными, коротко стриженные по имперской моде волосы обрамляли удлиненное лицо.
  - Расслабься, - промурлыкал Быстрый Бен в спину Каламу. - Я уже говорил, что роль Тайскренна в... известных событиях... была неверно истолкована.
  - Ты так говорил.
  - И он пытался спасти Вискиджека.
  - Но не успел.
  - Калам...
  - Ладно, я буду вежлив. Этот сетиец - его старый телохранитель, еще императорских времен?
  - Да.
  - Унылый ублюдок? Никогда не раскрывает рта?
  - Точно.
  - Похоже, он малость перезрел.
  Быстрый Бен фыркнул.
  - Вас что-то веселит, Верховный Маг? - спросил подошедший Даджек.
  - Добро пожаловать, Верховный Кулак, - отвечал Бен. Он отвесил Тайскренну короткий, но церемонный поклон. - Коллега...
  Тайскренн вскинул блеклые, почти выщипанные брови. - Ускоренное продвижение, не так ли? Гм. Возможно, вы ждали слишком долго. Тем не менее не уверен, что Императрица одобрит назначение.
  Быстрый Бен широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами: - Вы не припомните, Верховный Маг, другого Верховного Мага, направленного Императором участвовать в компании против Черного Пса? Крибалаха Руля?
  - Руля Прямого? Да, он умер примерно месяц спустя...
  - В ужасном взрыве. Ну, так это я. Видите, коллега, я уже был Верховным Магом...
  Тайскренн хмурился, явно пытаясь вспомнить прошлое. Потом его лицо исказилось: - А Император знал? Должен был, если послал вас - или он вообще вас не посылал?
  - Ну, признаюсь, там были кое-какие недоразумения, и если бы кое-кто получил ясный намек, он бы их унюхал. Но вы не чувствовали нужды интересоваться мною, очевидно, потому, что я не раз вам помогал, вытаскивал из неприятностей... могу припомнить дело магов - убийц Тисте Анди...
  - Как раз тогда я потерял некий объект, содержавший владыку демонов...
  - Потеряли? Очень жаль.
  - Того самого демона, который позже погиб в Даруджистане от меча Рейка.
  - Как ему не повезло.
  Калма склонился к Быстрому Бену. - Я думал, - прошептал он, - ты велел расслабиться.
  - Прошло, быльем заросло, - резко сказал Даджек Однорукий. - Я бы похлопал в ладоши, но у меня одна осталась. Тайскренн, утихомирьте своего сетийца, пока не наделал глупостей. Нам надо кое-что обсудить. Начнем.
  Калам подмигнул Скрипачу. "Как в старые времена..."
  
  ***
  
  Распластавшийся на гребне холма Жемчуг заворчал: - Там Даджек. А должен бы быть в Г'данисбане.
  Сидевшая позади Лостара Ииль зашипела и начала хлопать по телу обеими руками. - Чиггеры, проклятие. Они тут кишат. Я ненавижу мух и чиггеров...
  - Почему бы еще не сплясать, капитан? - спросил Жемчуг. - Пусть все знают, что мы здесь.
  - Шпионить глупо. Ненавижу шпионить. И ненависть к Когтям снова просыпается...
  - Сладостные речи. А вон тот лысый - Тайскренн, с ним на этот раз Хаттар и Киска. Значит, он серьезно опасается. Ох, ну почему они стали делать это сейчас?
  - Делать что?
  - Как? То, что задумали.
  - Так спеши к Лейсин, верный щеночек Жемчуг, и расскажи ей всё - всё.
  Он отполз от гребня, перекатился и сел. - Нет нужды спешить. Я должен подумать.
  Лостара спустилась по склону, так чтобы встать, будучи невидимой с другой стороны. Почесала под доспехами. - Ну, я ждать не буду. Хочу ванну с молоком, с листьями эскуры. Прямо сейчас.
  Он смотрел вслед бредущей к шатрам лагеря спутнице. Изящная походка, хотя иногда она оступается.
  Простое заклятие нужно, чтобы отогнать мух от тела. Может быть, ему оказать такую учтивость?
   "Нет. Так намного лучше.
  Боги, мы созданы друг для друга".
  
  
  Глава 3
  
  
  О город недвижимый Ярет Ганатан
  Последний, первый, в кружевах дорог
  Где башни из песка порушенных империй
  Овраги - войск следы, и сломанные крылья
  Знамен, где стены из костей равно солдат,
  Строителей и зданий. Город все стоит
  Для насекомых домом, башни видят сны
  О древней гордости, и ветер веет жаром
  Пустынных солнц, о Ярет Ганатан
  Дитя, любовник, муж и повелитель
  Империи, и в нем я остаюсь
  С родней моей, костями стен и башен
  В тени руин - последний, первый, я
  Зрю то, что было, знаю, что придет
  И глины плоть наполнит ваши длани
  Теплом забытой жизни, ибо град
  Мой град еще стоит, стоит недвижно
  Вечно.
  
  
  Кости в стене (фрагмент надписи со стелы времен Первой Империи)
  Автор неизвестен
  
  
  
  - Я могу взять из той могилы.
  - Ты не хочешь жить в той могиле.
  - У него были ноги.
  - Корявые, и не думаю, что оно могло ходить. Они всего лишь для вида. Я помню подобных тварей.
  - Но оно красиво.
  - И оно писало в нее.
  - Писало? Ты уверена? Ты сама видела?
  - Сама бы поглядела, Кодл. Там его моча. Ты не хочешь жить в такой могиле. Тебе нужно что-то живое. По-настоящему живое, со здоровыми ногами. Или крыльями...
  Когда Апсалар выломала последний прут в окне, духи все еще болтали. Она встала на подоконный брус, повернула голову влево и вправо, отыскивая стражников на крыше.
  - Куда ты направляешься? - спросили Телораст.
  - На крышу.
  - Мы пойдем за тобой?
  - Нет.
  Апсалар оттолкнулась от бруса и мгновением позже приземлилась на глиняную крышу. Сейчас над головой сверкали звезды. Заря уже близка, а ночной город словно вымер. Эрлитан. Первый город, в который они приплыли, город, в котором началось странствие их группы, вскоре распавшейся под тяжестью забот. Калам Мекхар, Скрипач, Крокус и она сама. О, как сердился Крокус, обнаружив, что спутники шли с ними ради своих, скрытых целей, что они не просто сопровождали их домой, желая исправить старую несправедливость. Он был таким наивным...
  Она гадала, как он поживает. Подумала спросить Котиллиона в следующий его визит, но вскоре передумала. Нельзя позволять себе тревожиться о нем, даже думать. Это лишь разверзнет хляби слез, тоски и сожалений.
  Сейчас есть заботы более настоятельные. Мебра. Старый шпион мертв. Этого хотел Темный Трон, хотя почему - Апсалар не удалось понять. Да, Мебра работал на разные стороны, служил то Малазанской империи, то делу Ша'ик. И... еще кому-то. Кому-то весьма значительному. Она подозревала, что именно это было причиной приговора Темного Трона.
  Безымянные? Семкийский ассасин был послан замести следы? Возможно, в этом есть смысл. "Свидетелей не надо", сказал мужчина. Свидетелей чего? Какие услуги мог оказывать Безымянным Мебра? "Продолжай искать ответ. Кто еще мог?"
  В Семиградье, нет сомнений, остаются приверженцы культа Теней, сумевшие пережить начавшиеся после завоевания чистки. Возможные наниматели обладавшего многими умениями Мебры. Они гораздо больше подходят на роль людей, способных вызвать интерес и даже гнев Повелителя Теней.
  Ей приказали убить Мебру, но не приказывали понимать причины и проводить собственные расследования. Очевидно, что Темный Трон знает достаточно. Как и Котиллион. А может, они попали впросак, и Мебра просто слишком часто менял хозяев?
  В ее списке есть еще цели. Разрозненный набор имен, каждое из которых можно найти в памяти Котиллиона. Она хотела идти от одного к другому, оставив напоследок самую сложную цель... но на это потребуются месяцы. Ей придется осторожно и медленно подбираться к очень опасным личностям, чтобы однажды оказаться на расстоянии удара. И она не видит в этих людях врагов.
   "Это природа ассасина. Котиллион овладел моим разумом и сделал ассасином. Всего лишь. Я убивала и буду убивать. Не нужно посторонних мыслей. Все просто. Должно быть просто".
  И ей нужно достичь такой простоты.
  Н все же что такое для бога - убить ничтожных смертных? Они как камешек в туфле. Минутное неудобство. Сучок, растущий поперек лесной тропы. Кто вспомнит, как когда-то вытряхнул камешек или сломал сучок?
   "Кажется, я, потому что я стала убивающей рукой бога.
  Хватит! Не надо слабости, всякой... нерешительности. Выполни задания и уйди. Исчезни. Начни новую жизнь.
  Но... как ее начать?"
  Есть кое-кто, кого можно спросить. Он недалеко, он таится в тенях. Она научилась узнавать его сущность по его же собственной памяти.
  Апсалар села, вытянув ноги по скату крыши. Рядом сел еще кто-то.
  - Ну? - спросил Котиллион.
  - Мою работу выполнил семкиец, ассасин Безымянных.
  - Сегодня ночью?
  - Я встретила его, но не смогла допросить.
  Бог не спеша кивнул. - Снова Безымянные. Неожиданно. И нежелательно.
  - Так не они стали причиной убийства Мебры?
  - Нет. Волнения среди членов старых культов. Мебра выдвигал себя на роль Верховного Жреца. Он был лучшим среди кандидатов. С другими у нас проблем не будет.
  - Чистим дом.
  - Это необходимо, Апсалар. Нас ждет потасовка. Очень опасная.
  - Поняла.
  Они помолчали. Затем Котиллион откашлялся и сказал: - Я не успевал в последнее время проверять его, но он в полном здравии, хотя и подавлен. Что вполне понятно.
  - Ясно.
  Наверное, бог почувствовал ее настроение, так как произнес: - Ты освободила двух призраков...
  Она пожала плечами. Котиллион провел рукой по волосам, вздохнул. - Ты знаешь, кем они были раньше?
  - Думаю, воровками.
  - Это понятно.
  - Тисте Анди?
  - Нет. Но они довольно долго прожили в их телах и... впитали некие субстанции.
  - А.
  - Теперь они лазутчики Ходящего-По-Краю. Мне интересно узнать, что они станут делать.
  - На данный момент они, кажется, решили сопровождать меня. И довольны этим.
  - Да. Полагаю, Апсалар, интерес Ходящего-По-Краю вызван нашей прошлой... связью.
  - Через меня к тебе.
  - Я готов понять его любопытство.
  - Ходящий-По-Краю. Это привидение кажется довольно пассивным, - заметила она.
  - Мы впервые встретили его, - сказал Котиллион задумчиво, - в ночь возвышения. В ту ночь, когда мы открыли проход в Королевство Теней. От него у меня тогда мурашки по спине побежали - и сейчас бегают.
  Она бросила на него косой взгляд. - Знаешь, Котиллион, ты совсем не подходишь в боги.
  - Спасибо за проявленное доверие.
  Она протянула руку и погладила его по подбородку. Жест, близкий к нежности. Уловила внезапный вздох, чуть заметное движение глаз... но взглянуть на нее он не пожелал. Рука опустилась. - Извини. Еще одна ошибка. Кажется, последние дни состоят из одних ошибок.
  - Все хорошо. Я понимаю.
  - Понимаешь? Конечно.
  - Заверши миссию, и все требования окончатся. Ты больше не услышишь приказов от меня или Темного Трона.
  Было что-то в его тоне, отчего она слегка вздрогнула. Что-то вроде... угрызений совести. - Понятно. И хорошо. Я устала. От того, кто я есть.
  - Знаю.
  - Я подумывала о прогулке. Перед следующей целью.
  - О?
  - К востоку по прибрежной дороге. Через Тень - всего несколько дней.
  Он оглянулся. Она заметила слабую улыбку и почему-то порадовалась ей. - Ах, Апсалар, это было бы здорово. Пошли ему мои добрые пожелания.
  - Да ну?
  - Точно. Нужно его встряхнуть. - Он встал. - Пора. Скоро заря. Будь осторожна и не доверяй этим духам.
  - Они неумелые лжецы.
  - Знаю я одного Верховного Жреца. Он использует подобную тактику, чтобы смущать окружающих.
   "Искарал Паст". Теперь улыбнулась сама Апсалар. Но ничего не сказала, ибо бог исчез.
  
  ***
  
  - Куда пропала тьма? - вскрикнула Кодл.
  Апсалар стояла у кровати, проверяя свой арсенал скрытого оружия. Нужно будет поспать - наверное, после полудня - но сейчас следует использовать дневной свет. В убийстве Мебры тем семкийцем таится что-то важное. Котиллиона потрясла эта подробность. Он не просил о расследовании, но она готова посвятить этому не менее двух дней.
  - Солнце?! Клянусь Бездной, в этом мире есть солнце? Они с ума сошли!
  Апсалар глянула на съежившихся духов. Они словно растворялись в неярком свете. Телораст спряталась в ближайшую тень и тряслась, онемев от страха.
  - Кто сошли с ума?
  - Ну, они! Творцы этого мира!
  - Мы пропадаем! - зашипела Телораст. - Что это все значит? Мы прекратим существование?
  - Не знаю, - ответила Апсалар. - Может быть, вы потеряете какую-то субстанцию, если считать, что она в вас есть. Но это временно. Лучше сидите здесь, и тихо. Я вернусь к закату.
  - Закату! Да, отлично. Мы будем ждать заката. Тогда вернется ночь, с ней тени и вещи, которыми можно обладать. Да, ужасная женщина, мы будем ждать внутри.
  Спустившись, она оплатила еще одну ночь и вышла на пыльную улицу. Рыночные торговцы уже суетились, вели нагруженных мулов, погоняли лошадей, запряженных в телеги с птичьими клетками, кусками соленого мяса, флягами масла или меда. Старики сгибались, поднимая вязанки хвороста или корзины с посудой. Посередине улицы шествовали двое Алых Клинков - наводящих страх хранителей порядка и закона. Теперь, когда Империя снова утвердилась в городе, они особо подчеркивали свою значимость. Шли они туда же, что и Апсалар, да и большинство прохожих: к скоплению караванных стоянок у южной гавани.
  Алые Клинки были окружены широким свободным пространством. Вальяжная походка, руки, сжимающие рукояти сабель, вложенных в ножны, но не скрепленных "лентами миролюбия" - все показывало, что перед вами не просто наглецы, а люди, сознательно бросающие вызов. Но никто не решался принять этот вызов.
  Чуть не столкнувшись с солдатами, Апсалар нырнула в узкий боковой переулок. На стоянку караванов ведет не один путь.
  Купец, нанимающий в стражники пардийцев и гралийцев, проявляющий необычный интерес к присутствию в городе Теневой Танцовщицы - сам (или сама?) делает себя объектом пристального интереса. Может быть, он просто торгует информацией; но даже такой тип интересен Апсалар. Хотя платить за нужную информацию она не намерена. Наемники из полудиких племен - это предполагает долгое путешествие между далекими городами по соединяющим их пустынным трактам. Да, купец мог знать интересные вещи.
  Впрочем, как и его стража.
  Она подошла к окраине первой стоянки. Если взглянуть с неба, торговый городок может показаться испещренным рябью: снующие купцы, потоки фургонов, конников, верблюдов и пастушьих собак. По краям стоянки ютились небогатые торговцы, расположившиеся согласно некоей тайной иерархии; богатые караваны занимали центр.
  Апсалар вошла на главную улицу городка и начала тщательные поиски.
  К полудню она нашла харчевню и уселась под тент, зубами стаскивая с шампура куски мяса и овощей. Жир горячими дорожками тек по рукам. По сравнению с последним посещением города торговля явно получила новый импульс. Мятеж и война весьма повредили делам. А вот возвращение малазанской власти стало благословением для всякой нормально организованной коммерческой деятельности. Она ощущала возбуждение со всех сторон; деньги текли тысячами ручейков.
  Тут ее взгляд привлекли трое. Они стояли у входа в большую торговую палатку и, кажется, обсуждали выводок щенков. Две пардийки и гралиец - она видела их в своей гостинице. Слишком заняты, чтобы заметить ее. Вытерев руки о бедра, Апсалар поднялась и вышла из-под тента, держась в тени, подальше от стражников у купеческой палатки.
  На сегодня достаточно было их найти. Прежде чем решиться на допрос купца или его охраны, ей предстоит еще одно дело.
  Обратный путь до таверны оказался небогатым на происшествия. Она взошла по ступеням и открыла дверь комнаты. Ум был полон мечтами о сне.
  - Она вернулась! - послышался голос Кодл из-под ватного матраца кровати.
  - А это она? - спросила Телораст, укрывавшаяся там же.
  - Я узнаю туфли. Видишь вшитые железные полоски? Не такие, как у того.
  Апсалар не спеша стянула кожаные перчатки. - Какого еще "того"?
  - Того, что заходило звоном раньше...
  - Звоном? - удивилась Телораст. - Ох, звоном. Понимаю. Мера течения времени. Да, Неапсалар, звоном ранее. Мы ничего не сказали. Мы сидели тихо. Оно не узнало, что мы здесь.
  - Хозяин гостиницы?
  - Сапоги, со шпорами и бронзовыми накладками, потертые. Они были тут и там - они поднимали матрац, но нас не видели, конечно же, и ничего другого, конечно же, хотя тебя не было и ничто не мешало ему обыскать всё...
  - Так это был мужчина?
  - А мы не сказали? Не сказали, Кодл?
  - Должны были. Мужчина в сапогах, да.
  - Долго ли он пробыл здесь? - Апсалар оглядывала комнату. Тут нет ничего, способного привлечь вора. Если думать, что это был вор.
  - Сотню его сердцебиений.
  - Сотню и шесть, Телораст.
  - Сотню и шесть, да.
  - Он вошел и вышел через дверь?
  - Нет, в окно - ты же открыла запоры. Помнишь? Слез с крыши, а, Телораст? Или влез с улицы.
  - А может, из другой комнаты, справа или слева.
  Апсалар нахмурилась и скрестила руки. - Так он пробрался через окно?
  - Нет.
  - Значит, садок.
  - Да.
  - И он был не мужчина, - добавила Кодл. - Демон. Большой, черный, волосатый, с клыками и когтями.
  - И в сапогах.
  - Точно. В сапогах.
  Апсалар наконец стянула перчатки, швырнула на столик. Растянулась на кровати. - Разбудите, если он вернется.
  - Конечно, Неапсалар. Можешь положиться на нас.
  
  ***
  
  Она проснулась в темноте. Вымолвив проклятие, села. - Сколько сейчас?
  - Она проснулась! - Тень Телораст маячила рядом - скользкая на вид человекоподобная фигура с тускло блестящими глазками.
  - Наконец! - прошептала Кодл с подоконника, где восседала подобно горгулье. Голова повернулась, отыскивая взглядом сидящую на кровати Апсалар. - Два звона со смерти солнца! Мы хотим исследовать местность!
  - Отлично, - сказала она, вставая. - Тогда за мной.
  - Куда?
  - Снова к Джен"раббу.
  - Ох, что за унылое место.
  - Надолго не задержимся.
  - И хорошо.
  Она взяла перчатки, снова проверила оружие - дюжина легких касаний показала, что ножи и кинжалы все еще висят на поясе - и подошла к окну.
  - Можно пользоваться дорогой?
  Апсалар уставилась на тень: - Какой дорогой?
  Кодл села на край окна и указала: - Вот этой.
  Призрачное явление, нечто вроде акведука, отходящего от окна через крыши ближайших зданий к сердцу Джен"рабба. Оно имело структуру камня, Апсалар смогла различить даже щебень и следы потеков строительного раствора вдоль бортиков. - Что это?
  - Мы не знаем.
  - Оно должно быть из мира Тени. Иначе я не видела бы его.
  - О да. Мы так думаем. Мы так думаем, Телораст?
  - Абсолютно. Или нет.
  - Как давно оно здесь?
  - Пятьдесят три твоих сердцебиения. Ты ведь старалась проснуться, а? Верно, Кодл? Она возилась во сне.
  - И стонала. Ну, один раз. Чуть - чуть.
  - Нет, - сказала Телораст. - Это я.
  Аспсалар влезла на подоконный брус и, все еще держась руками за края окна, коснулась ногой дороги. Ощутила прочный камень. - Ну ладно, - буркнула она, чувствуя немалый страх от необходимости разжать руки. - Мы можем использовать это.
  - Согласны.
  Они пошли над улицей и зданиями, миновали другую, широкую улицу. Внизу простерлись руины. Вдалеке поднимались призрачные башни. Город теней, но совершенно не похожий на тот, что явился прошлой ночью. Над развалинами смутно виднелись каналы, в них тускло поблескивала вода. Берега соединяли узкие мостики. В тысяче шагов к юго-востоку поднимался большой дворец с куполом, а за ним виднелась река или озеро. По водам плыли узкие корабли под квадратными парусами, дерево их бортов казалось иссиня - черным. На ближайшем мостике она увидела высокие фигуры.
  - Телораст зашипела: - Я знаю таких!
  Апсалар присела, внезапно почувствовав себя ужасно беззащитной на высоком акведуке.
  - Тисте Эдур!
  - Да, - неслышно выдохнула она.
  - Ох, они могут нас увидеть?
   "Не знаю". По крайней мере, их дорога пуста... пока. - Идемте, тут недалеко. Хочу поскорее убраться отсюда.
  - Согласна, ох, согласна.
  Кодл колебалась: - И все же...
  - Нет, - отрезала Апсалар. - Ничего не делайте.
  - Ну и ладно. Просто там в канале тело.
   "И черт с ним". Однако она подошла к краю и вгляделась вниз. - Это не Тисте Эдур.
  - Нет, - подтвердила Кодл. - Совершенно наверняка нет, Неапсалар. Оно похоже на тебя, да, на тебя. Только вздутое, недавно умерло - мы хотим его...
  - Не надейтесь на помощь, если привлечете внимание.
  - Ох, она права, Кодл. Идем, она уходит от нас! Стой! Не бросай нас здесь!
  Апсалар торопливо спустилась по крутой лестнице. Едва она ступила на бледно - серую землю, призрачный город пропал. Сзади скользили две тени.
  - Совершенно кошмарное место.
  - Но там был трон, - крикнула Кодл. - Я чуяла его! Совершенно восхитительный трон!
  Телораст фыркнула: - Восхитительный? Ты разум потеряла. Ничего кроме боли. Страдания. Печали...
  - Тихо, - приказала Апсалар. - Расскажете о том троне, но позже. Охраняйте вход.
  - Мы это можем. Мы умелые стражи. Там внизу кто-то умер? Мы можем взять тело?
  - Нет. Стойте здесь. - Апсалар вошла в полуразрушенный храм.
  В недавно посещенной ей комнате обнаружились перемены. Труп семкийца пропал. С Мебры стащили одежду и изрезали ее на кусочки. Вся скудная мебель разломана. Неслышно выругавшись, Апсалар прошла к двери во внутреннюю комнатку. Закрывавшая ее занавеска была грубо сорвана. В каморке, служившей жильем Мебре, проводивший - или проводившие - обыск поработали столь же тщательно. Не обращая внимания на темноту, она исследовала обломки. Кто-то то ли что-то искал, то ли старательно заметал следы.
  Она задумалась, почему семкиец вышел на нее прошлой ночью. Прежде она решила, что он заметил ее у входа и был вынужден вернуться. Но теперь она усомнилась: может быть, его послали назад закончить "обрубание концов"? В любом случае он работал не один. Думать иначе будет безрассудством.
  Из внешней комнаты раздался дрожащий шепот: - Где ты?
  Апсалар вернулась в комнату. - Ты что здесь делаешь, Кодл? Я сказала...
  - Двое пришли. Женщины, как ты. И как мы. Я забыла. Да, мы все здесь женщины...
  - Найди тень и спрячься, - оборвала ее Апсалар. - И Телораст тоже.
  - Ты не хочешь, чтобы мы убили их?
  - А вы можете?
  - Нет.
  - Спрячьтесь.
  - Как хорошо, что мы решили охранять дверь. Ну да?
  Отвернувшись от тени, Апсалар спряталась за входом. Вытащила ножи, прижалась к каменной стене и замерла.
  Скоро она услышала шаги, шорох гравия - они встали на пороге. Дыхание. Затем первая женщина вошла, вытянув руку с потайным фонарем, повернула к окну и приоткрыла его. На дальней стене появился солнечный лучик. Теперь вошла вторая, в ее руке была обнаженная сабля.
  Пардийки, караванные охранницы.
  Апсалар сделала шаг, вонзила острие одного из ножей в локоть правой руки второй пардийки и сразу же ударила в висок рукоятью второго ножа.
  Женщина упала одновременно со своей саблей.
  Первая крутанулась на месте.
  И получила ногой под челюсть. Отпрянула. Лампа разбилась о стену.
  Апсалар вложила ножи в ножны и тут же ударила противницу кулаком в солнечное сплетение. Женщина согнулась вдвое, упала на колени, а потом на бок, скрючившись от боли.
  - Очень вовремя, - сказала Апсалар. - Но я все равно получу от тебя ответы.
  Пришлось отойти и проверить состояние другой женщины. Без сознания и, похоже, очнется не сразу. И все же Апсалар пинком отправила саблю к дальней стене, сняла ножи, обнаруженные подмышками. Затем вернулась к первой. Посмотрев сверху на стонущую, неподвижную противницу, она нагнулась и подтащила ее поближе к себе. Схватила правую руку и резким рывком вывихнула плечо.
  Женщина завопила.
  Апсалар взяла ее рукой за горло и с силой ударила затылком о стену. Раздался треск. По перчатке Апсалар потекла рвота. - Теперь ты ответишь.
  - Не надо!
  - Давай без криков о пощаде. Я от них только зверею. Удовлетвори меня ответами - и вы с подругой сможете уйти живыми. Поняла?!
  Пардийка кивнула. Лицо ее было блестело от крови, под глазом наливался громадный синяк - туда пришелся удар утяжеленной железом туфли.
  Тут она почувствовал появление теней. Апсалар оглянулась: обе нависли над телом второй пардийки.
  - Одна из нас может ее взять, - прошептала Телораст.
  - Легко. Ее ум помрачен.
  - Отсутствует.
  - Потерян в Бездне.
  Апсалар помедлила и сказала: - Давайте.
  - Я! - зашипела Кодл.
  - Нет, я!
  - Я!
  - Я первой ее нашла!
  - Не ты!
  - Я выбираю, - вмешалась Апсалар. - Подходит?
  - Да.
  - О да, выбирай, сладчайшая Госпожа...
  - Ты снова пресмыкаешься!
  - Нет!
  - Кодл, возьми ее.
  - Я знала, что ты ее выберешь!
  - Терпение, Телораст. Ночь еще не кончилась.
  Пардийка моргала, глаза ее стали дикими. - С кем ты говоришь? Что за язык? Кто тут... я не вижу...
  - Фонарь погас. Не это важно. Расскажи о своем хозяине.
  - Боги, как больно...
  Апсалар снова вывернула искалеченную руку. Женщина завизжала и обмякла, потеряв сознание.
  Апсалар позволила ей сползти по стене. Затем вытащила фляжку и плеснула сидящей мешком пардийке немного воды в лицо.
  Ее глаза открылись, и вместе с сознанием вернулся страх.
  - Не желаю слышать про то, как больно, - прошипела Апсалар. - Желаю слышать про купца. Твоего нанимателя. Или начнем игру снова?
  Вторая наемница села, издала невнятное бурчание и закашлялась, сплюнув кровавую мокроту. - Ах! - крикнула ее устами Кодл. - Так лучше! Но все болит... ох, рука!
  - Потише, - приказала Апсалар и снова обратилась к сидевшей перед ней женщине. - Я не очень терпелива.
  - Трайгалл Трайдгилд, - просипела та в ответ.
  Апсалар медленно разогнулась. Самый неожиданный ответ. - Кодл, покинь тело.
  - Что?
  - Сейчас.
  - И ладно. Оно же поломано. Ах, свобода от боли! Хорошо. Я была дурой!
  Телораст хрипло захихикала: - Ты ей и остаешься. Знаешь, а я так и думала. Она тебе не подходит.
  - Хватит разговоров. - Апсалар нужно было подумать. Центром деятельности Трайгальской Торговой Гильдии был Даруджистан. Прошло долгое время с тех пор, как они посетили Королевство Теней, привезя морантские припасы для Скрипача - если считать, что это тот самый поезд. А она была склонна думать именно так. Теперь ясно, что этих поставщиков информации и товаров привели в Семиградье и какие-то другие дела. Возможно, в этом городе они просто пережидали - ведь проход сквозь садки стал слишком трудным - и маг-торговец приказал подчиненным собирать любые необычные сведения. Но нужно во всем убедиться.
  - Купец - трайгалл. Что привело его в Эрлитан? Или ее.
  Наемница уже не могла открывать правый глаз. - Его.
  - Имя?
  - Карполан Демесанд.
  Апсалар позволила себе легкий кивок.
  - Мы, э... мы делали доставку... мы стражники, мы же и дольщики...
  - Я знаю методы работы Гильдии. Ты сказала - доставку.
  - Да, Колтейну. В Собачью Упряжку.
  - Это было не вчера.
  - Да. Извините, трудно говорить. Боль...
  - .. будет еще сильнее, если замолчишь.
  Пардийка скривилась. Апсалар не сразу поняла, что это улыбка. - В слове Танцовщицы Теней я не сомневаюсь. Да, было и еще дело. Алтарные камни.
  - Что?
  - Обработанные камни, чтобы обрамлять священный пруд...
  - Здесь, в Эрлитане?
  Женщина покачала головой и тут же сморщилась. - Нет. В И'Гатане.
  - Вы едете туда или уже вернулись?
  - Вернулись. Через садок. Мы просто... отдыхали.
  - Так интерес Карполана Демесанда к Танцовщице был случайным?
  - Он любит знать... все. Информация дает преимущества. Никому не нужны преследователи в Гонке.
  - Гонке.
  - Через садки. Это... чревато.
   "Воображаю". - Скажи хозяину, - бросила Апсалар, - что эта Танцовщица не стоит его внимания.
  Пардийка кивнула.
  - Ну, с этой покончили, - сказала Апсалар и выпрямилась. Женщина отпрянула, прижавшись к стене, и закрыла лицо рукой.
  Апсалар уставилась на нее, не понимая, что испугало дольщицу.
  - Мы разобрались в здешнем языке, - вмешалась Телораст. - Она думает, ты хочешь ее "прикончить". А ты так и сделаешь?
  - Нет. Это же ясно - ведь она должна донести мои слова до хозяина.
  - Она не может мыслить ясно, - сказала Кодл. - К тому же... что доходчивее, чем два трупа?
  Апсалар вздохнула. - Пардийка, что привело вас сюда, в дом Мебры?
  Ответ прозвучал невнятно, ведь руки от лица женщина так и не отняла: - Покупка информации. Но он был мертв.
  - Какой информации?
  - Любой. Обо всем. Приезды, исчезновения. Что он смог бы продать. Но ты убила Мебру...
  - Нет, не я. Ради примирения с вами я готова раскрыть кое-что. Мебру убил ассасин Безымянных. Никаких пыток. Просто убийство. Безымянные искали не информации.
  Видневшийся над локтем глаз уставился на Апсалар. - Безымянные? Спасите нас Семь Святых!
  - А теперь, - сказала Апсалар, вытаскивая нож, - мне нужно время. - Она ударила женщину рукояткой по голове, в висок, и проследила, чтобы вновь потерявшая сознание дольщица аккуратно упала на пол.
  - Она будет жить? - спросила скользнувшая поближе Телораст.
  - Оставь ее.
  - А вдруг она пробудится, забыв все, что ты приказала передать?
  - Неважно. - Апсалар спрятала нож. - Ее хозяин все равно вынюхает.
  - Колдун. Ах да, она говорила о поездках через садки. Опасно. Этот Демесанд должен быть искусным магом - ты нажила серьезного врага.
  - Не думаю, что он станет нас преследовать. Я оставила дольщиц в живых и подарила некоторые сведения.
  - А что делать с табличками? - спросила Кодл.
  - Какими?
  - Теми, что спрятаны под полом.
  - Покажи мне.
  Тень поплыла к нагому трупу Мебры. - Под ним. Тайник под плитой. Затвердевшая глина, списки. Наверное, полная чепуха.
  Апсалар перекатила тело. Плита поднялась легко, и она поразилась небрежности обыскивавших помещение. А может, Мебра мог выбрать, где ему упасть и испустить дух. И лег на тайник.
  В углублении было много глиняных табличек. В углу нашлись джутовый мешок с мягкой глиной и связка костяных стил.
  Она вернулась за лампой. Когда та ударилась о стену, заслонка закрылась и пламя внутри уцелело. Апсалар сдвинула верхнюю планку, выпустив немного света. Вернулась к тайнику, вытащила дюжину табличек и начала читать.
  
  "На Великом Сборе культа Рашан присутствовали Бридток из Г'данисбана, Септуне Анабин из Омари, Средал Парту из И'Гатана и Торахвель Делат из Карашимеша. Все до одного проходимцы и дураки, хотя следует добавить, что Средал - дурак опасный. Торахвель сучка, в ней нет ни чувства юмора ее кузена, ни его серьезности. Она играет на одном, но и этого хватает. Верховная Жрица с чарами обольщения - приверженцы сбегаются стадами. Теперь о Септуне и Бридтоке. Последний - самый главный мой соперник, он напирает на родство с безумцем Бидиталом, но я знаю его слабые места и вскоре "несчастный случай" избавит его от участия в выборах. Септуне умеет лишь идти следом. С ним все ясно".
  
  Двое из названных членов культа значатся в списках на убийство. Она запомнила и прочие имена, на всякий случай.
  Вторая, третья и четвертая таблички содержали списки встреч на прошлой неделе. Все свидетельствовало, что Мебра усердно плел свою обычную сеть шантажа, успешно обводя вокруг пальца множество жертв. Купцы, солдаты, любвеобильные жены, воры и бандиты.
  Пятая табличка оказалась интереснее.
  
  "Срибин, мой самый доверенный агент, подтверждает. Объявленный изгнанником граль Таралек Виид месяц назад посетил Эрлитан. Поистине страшный тип, лучший и самый тайный кинжал Безымянных. Это лишь укрепило мои подозрения: они что-то совершили, освободили какого-то древнего и ужасного демона. Значит, бродяга - хундрил не соврал, рассказав о кургане и полете дракона. Охота началась. Но кто же добыча? И какова роль самого Таралека Виида? Ох, само это имя, написанное на глине, заставляет трястись мои кости. Дессимбелакис проклял Безымянных. Они нечестно играют".
  
  - И сколько ты будешь тут сидеть? - застонала Кодл.
  Не обращая на нее внимания, Апсалар просматривала глиняные записи в поисках имени Таралек Виид. Духи шастали вокруг, всё обнюхивая лежавших без сознания пардиек, то отползая от них, то вновь приближаясь с непонятным бормотанием.
  В яме было тридцать три таблички. Вынув последние, Апсалар заметила что-то необычное на грунте. Поднесла светильник. Куски разбитых табличек, почерк Мебры. - Он уничтожал их, - шепнула она. - Время от времени. - Она обратилась к последней записи. Эта табличка была более старой, потертой и покрытой густым слоем пыли. - Но вот эту сохранил.
  Еще один список. Но на этот раз - со знакомыми именами. Апсалар прочла: "Дюкер наконец освободил Геборика Легкокрылого. Восстание сорвало план и Геборик пропал. Колтейн идет с беженцами, но среди малазан затаились змеи. Калам Мекхар послан к Ша'ик, за ним пошли Алые Клинки. Калам доставит Книгу ей в руки. Клинки убьют суку. Я очень доволен". Последние строки были дописаны по уже подсыхающей глине, почерк казался рваным и торопливым. "Геборик у Ша'ик. Известен как Руки Духа, и в этих руках сила уничтожить нас всех. Весь мир. И некому его остановить".
  Это писалось в страхе, панике. Но... Апсалар глянула на другие таблички. Случилось что-то, успокоившее его. Умер Геборик? Она не знала. Или кто-то напал на след этого человека, кто-то, знающий об угрозе? И как, во имя Худа, Геборик из Анты - незначительный историк - попал в компанию Ша'ик?
  Ясно, что Алым Клинкам не удалось покушение. Ведь ту женщину убила адъюнкт Тавора, не так ли? Перед лицом тысяч свидетелей.
  - Женщина просыпается.
  Апсалар оглянулась на Телораст. Тень нависла над стражницей, лежащей на пороге. - Ну ладно, - сказала ассасин, заталкивая груду табличек в тайник и помещая на место крышку. - Мы уходим.
  - Наконец! Снаружи почти что свет!
  - А дорога?
  - Одни руины, Неапсалар. Ох, как это место напоминает дом!
  Кодл зашипела: - Тише, Телораст! Идиотка! Забыла? Мы об ЭТОМ не говорим!
  - Извини.
  - Когда доберемся до комнаты, я желаю услышать ваши рассказы о том троне.
  - Она помнит.
  - Я? Нет, - заявила Кодл.
  - И я. Трон? Какой трон?
  Апсалар поглядела на духов, а их слабо светящиеся глаза уставились на нее. - Ох. Забудьте.
  
  ***
  
  Фалах'д был на голову ниже Семар Дев - женщины весьма среднего роста - и весил едва ли не меньше, чем весила бы ее отрезанная около паха нога. Неприятный образ, но слишком близкий к действительности. В месте перелома завелась опаснейшая инфекция, и только четырем ведьмам удалось совместными усилиями изгнать заразительное начало. Это произошло ночью, и Семар чувствовала себя слабой. Голова кружилась, стоять под палящим солнцем было крайне тяжело.
  Хотя тощий и низкорослый, фалах'д усердно старался придать себе образ величественного вождя. Сейчас он восседал на длинноногой белой кобыле. Увы, скотинка приседала и дрожала каждый раз, когда джагский жеребец Карсы Орлонга угрожающе мотал головой и косился в ее сторону. Фалах'д схватился обеими руками за передок седла, поджимая губы; в глазах его виделась некоторая тревога. Узорная, ушитая каменьями телаба помялась; круглая шелковая шляпа съехала набок оттого, что вождь постоянно поглядывал на Тоблакая, недавнего поборника Ша'ик. Тот стоял рядом с конем, и все же мог бы - если бы захотел - поглядеть на правителя Угарата сверху вниз.
  За Фалах'дом стояло пятьдесят конных стражей, и каждый из них казался столь же нервным.
  Тоблакай смотрел на величественное сооружение, известное как Моравальская крепость. Целая плоская меса была выдолблена изнутри, склоны отесаны и спрямлены. Впечатляющая постройка. Крепость окружал глубокий, со ступенчатыми стенками ров. Морантские припасы или магия разрушили каменный мост. Тяжелые двери из кованого железа помяты и закопчены. Наверху видны немногочисленные окна, закрытые железными ставнями с узкими прорезями бойниц.
  Лагерь осаждающих выглядел весьма грязным. Несколько сотен солдат, сидящих или стоящих подле очагов, смотрели на высоких гостей без особого интереса. Неподалеку, около узкой северной дороги, виднелось дикарское кладбище: более сотни шатких деревянных платформ, на каждой из которых лежит тело в саване.
  Тоблакай наконец поглядел на Фалах'да. - Когда последний раз видели малазан?
  Юный правитель вздрогнул и скривил губы. - Ко мне следует обращаться, - сказал он писклявым голоском, - в манере, подобающей Святому Фалах'ду Угарата...
  - Когда? - повторил помрачневший Тоблакай.
  - Ну, э... ну... Капитан Инашан, ответьте варвару!
  Торопливо отдав честь, капитан пошел к солдатам. Семар смотрела, как он беседует с полудюжиной осаждающих, видела, как те качают головами и пожимают плечами, видела, как напряглась спина Инашана. Его голос зазвучал громче. Солдаты заспорили между собой.
  Тоблакай заворчал и ткнул пальцем в коня. - Стой здесь, Ущерб. Никого не убивай. - Воин направился к краю рва.
  Семар Дев помедлила и пошла за ним.
  Он оглянулся. - Ведьма, я возьму крепость сам.
  - Не сомневаюсь. Просто хотела взглянуть поближе.
  - Вряд ли там будет что-то интересное.
  - Что ты задумал, Тоблакай?
  - Я Карса Орлонг из Теблоров. Ты знаешь мое имя - пользуйся им. Для Ша'ик я был Тоблакай. Она мертва. Для Леомена Молотильщика я Тоблакай, и он почитай что мертв. Для мятежников я...
   - Ладно, все ясно. Только мертвецы или почитай что мертвецы зовут тебя Тоблакаем. Знай же, что лишь это имя хранит тебя от проведения остатка жизни в гнилых казематах дворца.
  - Щенок на белой лошади - глупец. Я сломаю его одной рукой...
  - Да? Его ты легко сломаешь. А войско?
  - Еще глупцы. Хватит разговоров, ведьма. Будь свидетельницей.
  И она обратилась в зрение.
  
  ***
  
  Карса пустился в ров. Мусор, ломаное оружие, камни для баллист и сухие трупы. По скалам сновали ящерицы, бледные бабочки взлетели, будто порыв ветра поднял сухие листья. Он шел к месту, находившемуся прямо под двойными воротами. Даже такой великан, как он, с трудом смог бы дотянуться до узкого уступа перед порогом. Оглядев обломки моста, Карса начал собирать самые крупные куски и складывать к подножию.
  Через некоторое время он удовлетворился сделанным. Вытянул меч и взошел по грубым ступеням, оказавшись на одном уровне с утыканным заклепками запорным щитом. Нацелил каменный клинок на то место, в котором, как он полагал, скрыт замок. Выждал еще немного, чтобы запомнить положение рук и угол наклона меча, поднял его над головой, заведя назад как можно сильнее, и нанес удар.
  Удар оказался верным. Несокрушимое халцедоновое лезвие вонзилось в щель между сворками ворот. Невидимый стальной засов остановил меч; отдача заставила руки и плечи Карсы завибрировать.
  Он крякнул, выждал, пока уйдет боль, и под скрежет металла освободил оружие. Ударил снова.
  Ощутил и услышал, как лопнул засов.
  Карса вытащил меч и толкнул дверь плечом.
  Сзади что-то с громким лязгом упало на камни; дверная створка распахнулась внутрь.
  
  ***
  
  Семар Дев взирала с той стороны рва. Да, она стала свидетельницей... необыкновенного.
  Капитан Инашан подошел и встал рядом. - Храните нас Семь Святых. Он просто разрубил железо.
  - Да, он сделал это.
  - Нам нужно...
  Семар покосилась на мужчину: - Что нам нужно?
  - Нужно убрать его из Угарата. Как можно скорее.
  
  ***
  
  Тьма в тоннеле - углы стен, желоба, бойницы. Некий механизм позволяет опускать потолок и сдвигать стены - Карса чувствовал, что стены подвешены, не достают до пола почти на палец. Двенадцать убийственно опасных шагов до внутренних ворот. Они распахнуты.
  Воин вслушался, но ничего не услышал. Воздух был спертым и горьковатым. Он покосился на бойницы. Черные. Потайные комнаты за ними не освещены.
  Выставив меч, Карса Орлонг вошел в крепость.
  Ни горячего песка из желобов, ни летящих стрел, ни кипящего масла. Он дошел до входа. Двор, частично освещенный ярким солнцем. Карса вошел в него и огляделся. Скала действительно выдолблена - над головой прямоугольник синего неба. Солнце ярко блестит в углу проема. Во всех четырех стенах - бесчисленные оконца, обнесенные парапетами балконы. Он мог разглядеть ведущие на них двери - некоторые закрыты, другие зияют чернотой. Теблор насчитал на противоположной стене двадцать два уровня, на левой восемнадцать, на правой семнадцать. Сзади, над внешней стеной, двенадцать, с выступами по сторонам. Не крепость, а настоящий город.
  И, как кажется, опустевший.
  Его внимание привлекла зияющая дыра в тени одного из углов. Посреди гладких камней мостовой - какой-то выдолбленный колодец, пролаз к фундаменту сооружения. Он подошел ближе.
  Каменотесы убрали несколько плит мостовой, открывая то, что могло показаться скальным основанием, но на самом деле было крышкой, толщиной около половины руки. Она накрывала выдолбленную камеру. Из камеры воняло.
  Вниз вела деревянная лесенка.
  Он подумал, что это импровизированное отхожее место - ведь осаждающие наверняка забили сливы из крепости, надеясь вызвать среди защитников заразные болезни. Это подтверждала и вонь. Но к чему тогда лестница?
   - У малазан странные интересы, - пробурчал он. Руки ощутили внезапно возникшее в кремне меча напряжение - связанные духи Байрота Гильда и Делюма Торда забеспокоились. - Или случайная находка, - добавил воин. - О чем вы предупредили, родные духи?
  Поглядел на лестницу. - Ну, как вы любите говорить, братья, я влипаю в самое худшее. - Карса вложил меч в ножны и начал спуск.
  Фекалии покрывали стены - но, к его счастью, не перекладины лестницы. Он спускался мимо поломанных каменных полок. Свежий воздух сменялся омерзительной густой вонью. Это куда хуже человеческих отбросов. Тут что-то еще...
  Встав на пол ямы, по щиколотку в моче и дерьме, Карса помедлил. Глаза привыкали к темноте. Наконец он смог различить стены, круглые, грубые, с нанесенными на камень горизонтальными полосами. Гробница - улей, но такого вида, какого Карса еще не встречал. Слишком широкая для одного существа, и без саркофагов или платформ. Ни жертвенных даров, ни надписей.
  Ни на одной из стен он не мог найти двери или тоннеля. Захлюпав ногами по нечистотам, Карса пошел к стене, чтобы рассмотреть ее внимательнее - и чуть не споткнулся о скрытую ступень. Он стоял на краю невысокого помоста, примыкавшего к одному из краев ямы. Осторожно обошел его кругом. При этом обнаружились шесть погруженных в жижу железных скоб, прочно вделанных в камень. Две группы по три скобы, массивных, толще запястий Карсы.
  Он вернулся к центру, к лестнице. Если бы он лег между этими скобами, то не сумел бы достать до них распростертыми руками. Если они служили для удержания какого-то существа, оно должно было быть вдвое выше и шире его самого. Громадина.
  А если подумать, что крепления его не удержали...
  Густой, спертый воздух чуть колыхнулся. Явился слабый свет. Карса схватился за меч.
  На спине сомкнулась широкая лапа, когти вонзились в плечи, под ребра; пятый коготь, больше всех прочих, проткнул его под левой ключицей. Пятерня дернулась, и Карса был поднят в воздух. Лестница мелькнула размытым пятном. Меч оказался прижатым к спине. Карса потянулся и схватил обеими руками чешуйчатое запястье, более толстое, чем его нога.
  Его протащило через пролом в крышке склепа. По характеру боли в мышцах и связках Карса понял, что тварь карабкалась по стене ямы. Ловкая, как бхок'арал. Ладони скользили по змеиной коже.
  Яркий солнечный свет.
  Зверь швырнул Теблора через двор. Он тяжело шлепнулся и покатился, пока движение не остановила внешняя стена крепости.
  Сплевывая кровь и чувствуя ломоту в спине, Карса Орлонг вскочил на ноги, пошатнулся и оперся о прогретый солнцем камень стены.
  Рядом с ямой стояло чудовище - рептилия. Двуногая, с слишком длинными и слишком толстыми передними лапами, когти которых касались мостовой. Хвост зверя был коротким. Вытянутые челюсти усажены рядами скрещивающихся клыков длиной в кинжал; сверху блестящие скулы и глубокие надбровные дуги, запавшие глаза, которые сверкают подобно скользким камням на морском берегу. Плоский желтоватый лоб пересекался волнистым гребнем. Склонившись к земле, зверь оказался ростом в половину Тоблакая.
  Тварь стояла неподвижно - только кровь капала с левой лапы - и изучала Карсу.
  Он глубоко вздохнул, вытащил меч - и отбросил его.
  Голова рептилии сделала быстрое, необычное движение из стороны в сторону. Тварь рванулась вперед, решительно загребая толстыми ногами.
  И Карса бросился навстречу ей.
  Неожиданное движение, понял он, присев и свободно проникнув под растопыренные лапы и щелкающие челюсти. Он резко поднял голову, ударив тварь под челюсть, и обнял руками ее правую ногу. Плечи затрещали - но ему удалось сомкнуть руки на задней стороне бедра ящера. Он с уханьем напряг мускулы и поднял тварь, так что та начала балансировать на одной ноге.
  Когтистые лапы застучали по спине, разрывая медвежий мех, жестоко терзая плоть.
  Карса поставил стопу на левую ногу твари и сильно надавил.
  Существо упало. Послышался хруст.
  Толстый хвост изогнулся и хлестнул его по животу. Воздух с хрипом вырвался из всех четырех легких. Карса снова полетел, ударился о камни, оставив на твердой поверхности большую часть кожи плеча. Он скользил по плитам не менее четырех шагов...
  ... наконец перевалившись через край провала. Во тьму, ушибаясь о твердые булыжники стен, еще больше расширяя своим телом дыру в крышке - он упал лицом вниз в залитую дерьмом могилу. Во все стороны полетели брызги.
  Он поднялся на колено, выплюнул вонючую жижу и постарался набрать воздуха в легкие. Кашляя, задыхаясь, побрел к стене, уходя от центрального отверстия.
  Еще миг - и он восстановил дыхание. Стряхивая нечистоты с головы, уставился вверх, на лестницу и проникающий столб света. Тварь не полезла следом... или же не заметила, куда он пропал.
  Теблор поднялся и прошел к лестнице. Поглядел прямо вверх и не увидел ничего, кроме солнца. Полез наверх.
  Достигнув уровня выхода, Карса помедлил и сделал еще шаг. Теперь он мог оглядеться. Ящера не видно. Карса торопливо выбрался, встал на камни мостовой, снова сплюнул и потряс головой. Похромал к выходу из крепости. Прислушался. Никаких криков - из этого следует вывод, что тварь пошла не в сторону мятежников. Остается сама крепость.
  Двойные двери распахнуты. Он вошел в большую комнату с выложенными плиткой полами и следами давно выцветших росписей на стенах.
  Все здесь покрывали куски изжеванных доспехов и окровавленных одежд. Около стены стоял сапог, из него торчали голенные кости.
  В двадцати шагах напротив другая дверь с выбитыми, разломанными на куски створками. Карса осторожно подошел туда - и замер, расслышав скрежет когтей по камням темного помещения за выходом. Слева, близко. Он отступил шагов на десять и бросился вперед. Едва он пробежал через двери, сзади хлопнули лапы и послышалось разочарованное шипение. Тем временем он наткнулся на низкий диван и полетел лицом вниз, ударившись о столик. Столешница лопнула под его весом. Карса кувыркнулся через голову, перевернув еще какое-то кресло, и сполз на ковер. Лязгающие шаги когтистой твари слышались совсем близко.
  Карса подобрал ноги и в последний миг уклонился от когтей, упав влево. Как раз на другое кресло, на этот раз более прочное. Схватив кресло за ножки, Карса швырнул его навстречу твари, которая прыгнула за ним. Его "снаряд" попал точно под ноги рептилии.
  Зверь споткнулся, обе ноги склонились на одну сторону; он обрушился, срывая плитку с пола.
  Карса пнул врага в горло.
  Зверь в ответ ударил его ногами в грудь. Карса полетел в третий раз, приземлился на пустой шлем и перекатился через него к стене.
  В груди стучала боль, однако Тоблакай сумел встать на ноги.
  Зверь сделал то же самое, медленно, мотая головой из стороны в сторону. Его дыхание стало серией грубых хрипов, сопровождаемых коротким, лающим кашлем.
  Карса налетел на него. Руки схватились за запястье правой лапы врага. Он нырнул, потянув за собой лапу, и повернулся, так что конечность вылетела из плечевого сустава.
  Ящер завизжал.
  Карса вскарабкался ему на спину, замолотил кулаками по своду черепа. От каждого удара трещали кости. Щелкая зубами, тварь склоняла голову, потом поднимала - только чтобы склониться под новым тычком. Зверь шатался; правая лапа повисла, левой он старался сковырнуть противника.
  Затем ящер, качаясь, побрел через комнату.
  Карса не уставал наносить удары, хотя оба его кулака онемели от силы столкновений.
  Наконец он услышал, что череп проломился.
  Хриплый, дребезжащий выдох - то ли зверя, то ли его собственный, он не понимал - и тварь осела и упала набок.
  Большая часть веса на миг пришлась между бедер Карсы; из горла вырвался рык, когда он напряг все мускулы, пытаясь избежать раздавливания яичек костистым гребнем. Но тут рептилия задергалась, мотая сломанной ногой. Он потянулся - и обнял рукой шею зверя. Сумел подвинуть тело так, чтобы высвободить и вторую руку. В плечо тут же вонзились огромные когти. Непреодолимая сила отбросила Тоблакая, послав на кучу сломанной мебели.
  Карса пошарил рукой. Нащупал ножку стула - и немедленно врезал ей, словно дубиной, по простертой лапе зверя.
  Лапа отдернулась, прозвучал новый визг.
  Но зверь снова поднимался на ноги.
  Карса пошел в атаку.
  Его встретил пинок в грудь.
  Внезапная тьма.
  Глаза открылись. Тишина. Сумрак. Вонь кала, крови и оседающей пыли. Он со стоном сел.
   Вдалеке шум. Откуда-то сверху.
  Воин осмотрел окружающее, заметил дверцу. Поднялся и захромал к ней. Там оказался обширный зал, приведший его к лестнице.
  
  ***
  
  - Капитан, это был крик?
  - Не уверен, о Фалах'д.
  Семар Дев покосилась на освещенного ярким солнцем солдата. С самого момента проникновения Тоблакая сквозь железную дверь он бормотал себе под нос. Каменные мечи, железо и замки казались основными пунктами этого бесконечного монолога; иногда основную тему разбавляли сочные ругательства. Еще было понятно, что варвара следует немедленно удалить из Угарата.
  Семар утерла пот со лба и снова обратилась к воротам крепости. Ничего.
  - Они ведут переговоры, - сказал Фалах'д. Он беспрестанно ерзал в седле, пока слуги по очереди подходили, чтобы охлаждать любимого вождя Угарата взмахами больших опахал.
  - Скорее это был крик, о Святой, - не сразу отозвался Инашан.
  - Тогда это напряженные переговоры. Что иное могло так его задержать? Если бы там все умерли с голоду, варвар уже вернулся бы. Конечно, там может найтись добыча. Ха, я ошибаюсь? Конечно, нет! Это же дикарь. Сорвался с поводка Ша'ик, да! Почему он не умер, защищая ее?
  - Если верны рассказы, - неуверенно ответил капитан, - Ша'ик искала поединка с имперским Адъюнктом, о Фалах'д.
  - Слишком много странностей в этих сказках. Их доносят выжившие, то есть предавшие. Мне не по себе от Тоблакая. Он грубиян.
  - Да, о Фалах'д, - ответил Инашан. - Он таков.
  Семар Дев прокашлялась. - О Святой, в Моравальской крепости не найти добычи.
  - О, ведьма? Почему ты так уверена?
  - Это древняя постройка, даже древнее самого Угарата. Конечно, ее часто переделывали и ломали - ведь тамошние старинные механизмы непонятны нам, о Фалах'д, даже и сегодня. Мы берем лишь обломки металла; я изучала их очень долго и многое поняла...
  - Ты утомила меня, ведьма. До сих пор непонятно, почему там нечем поживиться.
  - Прошу прощения, о Фалах'д. Отвечаю. Крепость исследовали бессчетное число раз и ничего ценного не находили, кроме разрозненных деталей...
  - Бесполезный мусор. Очень хорошо, варвар там не грабит. Он ведет переговоры с тупыми, наглыми малазанами. О, они еще встанут перед нами на колени! Трусливые повстанцы Рараку предали меня. Я унижен. Ни на кого нельзя рассчитывать в такие дни.
  - Кажется так, о Фалах'д, - пробормотала Семар.
  Инашан метнул на нее быстрый взор.
  Семар снова утерла струйку пота.
  - Ох! - внезапно вскричал Фалах'д. - Я расплавился!
  - Подождите! - сказал Инашан. - Это был рев?
  - Наверное, он кого-то насилует!
  
  ***
  
  Карса обнаружил тварь скорчившейся в коридоре. Ее голова моталась, ударяясь то об одну стену, то о другую.
  Должно быть, рептилия услышала шаги побежавшего Карсы: она развернулась, с шипением раскрыв пасть, за миг до его появления. Отбив в сторону нависшую лапу, Тоблакай ударил коленом в живот. Рептилия согнулась пополам, отчего гребень врезался в правое плечо Карсы. Он ткнул пальцами подмышку твари и ощутил, что кожа здесь мягкая. Проткнул ее большим пальцем, повел вверх, разрывая мясо и жилы. Затем схватил эти жилы всеми пальцами.
  Острые как ножи зубы резанули по виску, содрав кусок кожи. Правый глаз Карсы залила кровь. Он напрягся, вытягивая руку.
  Зверь повалился на него. Карсе едва удалось избежать попадания под полный вес твари; он сполна ощутил, как прогнулись и чуть не лопнули ребра.
  Рептилия попыталась встать; но Карса оказался быстрее. Поставив подножку, он снова замолотил кулаками по черепу. При каждом ударе нижняя челюсть зверя шлепала по полу. Он чувствовал, как все сильнее проминаются толстые пластины костей. Не останавливаться!
  Через дюжину бешеных сердцебиений он замедлил темп, поняв, что зверь уже не шевелится, уронив голову на камни и все сильнее распластываясь с каждым ударом могучих кулаков. Из черепа текла жидкость. Карса прекратил наносить удары. Прерывисто, мучительно вздохнул - и чуть не задохнулся в пронесшейся через разум тьме. Но дыхание быстро восстановилось. Он выхаркал полный рот мокроты прямо на череп мертвого зверя.
  Поднял голову и огляделся. Справа дверной проем. В комнате за ним длинный стол и стулья. Он выпрямился, не сдержав стона, и поплелся туда.
  Кувшин с вином. Чаши, стоящие ровным рядом вдоль сторон стола. Карса смел их, схватил кувшин - и поставил на запачканную деревянную поверхность. Поглядел на потолок, на котором некто нарисовал целый пантеон неведомых богов.
  Все смотрят на него, и все как один ухмыляются.
  Карса приложил кусок кожи обратно к виску и ухмыльнулся потолку. Поднес кувшин к губам.
  
  ***
  
  Подул благословенно прохладный ветер, ведь солнце уже приближалось к окоему. Ничто не нарушало тишину после того рева.
  Все солдаты, несколько звонов стоявшие на страже у ворот, ушли; их заменил одинокий раб, которого выделил из свиты Фалах'д.
  Капитан Инашан готовил отряд, который должен будет войти в крепость.
  Фалах'д приказал рабам массировать и протирать его ноги. Для этого они жевали листья мяты и смачивали их маслом. - Вы слишком медлите, капитан! - крикнул он. - Поглядите на демонического коня, на его глазищи! Пока вы возьмете крепость, наступит полночь!
  - Факелы уже принесены, о Фалах'д. Мы готовы.
  Его нежелание входить в ворота было явным и почти комичным. Семар Дев не решалась поднять глаз, боясь, что не сумеет скрыть выражение своего лица.
  Крик из лагеря осаждающих.
  Появился Тоблакай, спускавшийся по недавно сооруженной им лестнице из обломков. Семар Дев и Инашан поспешили ко рву, успев увидеть его восхождение. Белая шкура изорвана и покрыта кровью. Вокруг головы обмотана тряпица, удерживающая кожу на виске. Под рваными одеждами множество порезов и колотых ран.
  И еще он вымазан в дерьме.
  Сидевший в двадцати шагах фалах'д требовательно вопросил: - Тоблакай? Переговоры прошли успешно?
  Инашан сказал вполголоса: - Похоже, малазан не осталось?
  Карса Орлонг скривил губы: - Ни одного не видел, - и прошел мимо.
  Семар поглядела ему в спину - и отшатнулась, ужаснувшись кровавым ранам. - Что там случилось?
  Он пожал плечами. Дернулся прикрепленный за спиной каменный меч. - Ничего особенного, ведьма.
  И ушел, не останавливаясь, не замедлив шага.
  
  ***
  
  Пятнышко света далеко на юге, словно скопление умирающих звезд. Город Кейхум. За неделю песок бури опустился на землю, и ночное небо блистало двойной полосой Дорог Бездны. Корабб Бхилан Зену'алас слышал, что некоторые ученые утверждают, будто они - ничто иное, как бесчисленное собрание звезд. Но Корабб понимал, какая это глупость. Чем же они могут быть, как не небесными путями, трактами глубинных драконов, Старших Богов и тех кузнецов с солнцами вместо глаз, что выковали звезды? А крутящиеся около звезд миры - всего лишь шлак, отбросы кузен, бледные и обгорелые, на которых ползучие твари распускают хвосты тщеславия своего.
  Хвосты тщеславия своего. Такое сказал ему один старый провидец, и по непонятной причине эти слова прочно засели в мозгу Корабба; едва он вытаскивал их, чтобы поиграть смыслами, как глаза его души загорались восторженным удивлением. Да, таков обычай людской. Он видит это снова и снова. Как павлины. Одержимые самомнением, почитающие себя способными достать головами до небес ночных. Провидец должен был быть гением, чтобы сказать так точно, уместить ТАКОЕ в три слова. Не то чтобы он хорошо понимал, что такое тщеславие... Кораббу вспомнилось, как однажды он спросил значение этого слова у некоей старухи, а та закудахтала и полезла ему под тунику, доставая пенис - что, само собой, было неожиданно и неприятно. Если не учитывать непроизвольную реакцию. Воспоминание вызвало смутное беспокойство, и он сплюнул в трепещущий огонь.
  Леомен Молотильщик сидел напротив; рядом с собой он поместил кальян, забитый смесью вина и дурханга, а в рот вставил кончик трубки, вырезанный в подобие женского соска - даже окрашенный в розоватый цвет. Глаза вождя в свете костра блестели темно-красным, веки опустились. Казалось, все его внимание сосредоточено на лижущих дрова языках.
  Корабб нашел кусок дерева длиной в руку, но легкий как дыхание девушки. Он догадался, что внутри прячется слизень - бирит, и начал ковырять древесину кончиком ножа. Существо завертелось на острие, и это зрелище, увы, снова напомнило о приключении с пенисом. Он разрубил червяка на две части и начал уныло сосать, пачкая бороду соком. - Ах, - промямлил он, набив рот, - у него икра. Вкусная.
  Леомен поднял глаза и снова впился в трубку. - Мы теряем лошадей, - сказал он.
  Корабб глотнул. Вторая половина слизня дергалась на кончике ножа, роняя нитку жемчужной икры. - Ну, командир, мы успеем, - ответил он, высунул язык и подхватил икру. Затем сунул в рот остатки твари и тщательно пережевал. - Думаю, четыре, пять дней.
  Глаза Леомена блеснули: - Ты знаешь.
  - Куда мы идем? Знаю.
  - А почему - тоже знаешь?
  Корабб бросил палку в костер. - И'Гатан. Первый из Святых Городов. Там умер из-за измены Дассем Альтор, прокляни его имя. И'Гатан, древнейший город мира. Построен на дымоходе кузницы Бездны, на костях ее кузнеца. Семь И'Гатанов, семь великих городов, отмеряющих века, видели мы, и нынешний стоит на сломанных костях шести прежних. Город оливковых Рощ, город сладкого масла... - Корабб нахмурился. - О чем был вопрос, командир?
  - Почему.
  - Ах да. Ты знаешь, почему ты выбрал И'Гатан? Потому что мы ожидаем осады. Этот город трудно штурмовать. Глупцы - малазане истекут кровью на его стенах. Мы добавим их кости к прочим, к костям самого Альтора...
  - Он не умирал там, Корабб.
  - Как? Ведь есть свидетели...
  - Ранению - да. Попытке убийства. Но нет, друг мой, Первый Меч не умер, он еще жив.
  - Но где же он?
  - Где - не важно. Лучше спрашивай: КТО ОН? Спроси это, Корабб Бхилан Зену'алас, и я дам ответ.
  Корабб начал думать. Даже утопающий в парах дурханга Леомен Молотильщик слишком умен для него. Сообразительный, способный видеть то, что не видит Корабб. Лучший полководец, когда-либо рожденный Семиградьем. Он победил бы Колтейна. С честью. Если бы он стоял во главе, победил бы и Тавору, и Даджека Однорукого. Вот это было бы настоящее освобождение, для всех Семи Городов, и восстание против проклятой империи расплескалось бы широко, пока ее иго не спадет со всего мира. Это трагедия, настоящая трагедия. - Благословенный Дессембрэ замети следы наши ...
  Леомен выпустил целое облако дыма. Согнулся пополам, жестоко закашлявшись.
  Корабб схватился за водяной мех и бросил его в руки вождю. Тот наконец - то перевел дыхание и начал пить. Удовлетворенно разогнулся, вздохнул: - Ты чудо, Корабб Бхилан Зену'алас. Скажу честно - я и не надеялся!
  Корабб приуныл. - Вы издеваетесь, командир?
  - Нет, вовсе нет, благословенный Опоннами безумец - последний мой друг среди живых - вовсе нет. Повелитель Трагедии. Дессембрэ. Это Дассем Альтор. Уверен, что ты и сам догадался, да и подумай: для культа, религии со жрецами и прочими нужен бог. Живой бог.
  - Дассем Альтор возвысился?
  - Я в это верю. Хотя он не ценит божественность. Отрицает, как Аномандер Рейк из Тисте Анди. И поэтому блуждает, вечное бегство и, наверное, вечная охота.
  - На что?
  Леомен покачал головой: - И'Гатан. Да, мой друг. Там мы встанем, и его имя станет проклятием в устах малазан, вечно будет горчить на их языках. - Его глаза вдруг сурово сузились. - Ты со мной? Невзирая на то, что я буду приказывать, даже если покажусь безумцем?
  Что-то во взоре вождя напугало Корабба, но он кивнул. - Я с тобой, Леомен Молотильщик. Не сомневайся.
  Сухая улыбка. - Я не стану ловить тебя на слове. И все же спасибо.
  - Почему ты сомневаешься?
  - Потому что только я знаю, что намерен сделать.
  - Расскажи.
  - Нет, друг мой. Это лишь мое бремя.
  - Ты ведешь нас, Леомен. Мы следуем. Как ты говорил, ты несешь нас. Мы тяжесть истории, свободы, но ты не согнулся под...
  - Ах, Корабб...
  - Я просто высказал то, что известно всем, но не высказывается вслух.
  - В молчании таится милость, друг мой. Но ладно. Все меняется, как ты любишь говорить.
  - Я испытываю твое терпение. Прости, Леомен Молотильщик.
  Леомен отпил еще воды и сплюнул. - Об этом мы больше говорить не будем. И'Гатан. Это будет наш город. Четыре - пять дней. Как раз конец сезона сбора урожая?
  - Оливок? Да, мы прибудем ко дню начала выжимки. Фермеры и тысячи купцов сойдутся, и рабочие начнут чинить прибрежные дороги. Горшечники, бондари, изготовители фургонов, караванные стражники. Воздух заполнится золотистой пылью и звоном золота, которого будет не меньше пыли...
  - Да ты поистине поэт, Корабб. Купцы и наемные стражники. Скажи мне, склонятся ли они перед моим влиянием?
  - Должны будут.
  - Кто фалах'д города?
  - Ведор.
  - Который?
  - Тот, что с лицом хорька. Его пучеглазый братец найден мертвым в постели любовницы, самой шлюхи не нашли - она либо пересчитывает денежки в тайном месте, либо покоится в дешевой могиле. Привычная история среди Фалах'дов.
  - Можно быть уверенным, что Ведор стоит против малазан?
  - Ни армия, ни флот еще не достигли города. Ты сам знаешь.
  Леомен не спеша кивнул и снова уставился в костер.
  Корабб поднял взор к ночному небу. - Однажды, - сказал он, - мы пройдем по Дорогам Бездны. И узрим все чудеса вселенной.
  Леомен глянул вверх: - Это там звезды скрутились, как толстые жилы?
  - Это дороги, Леомен. Ты же не веришь полоумным ученым?
  - Все ученые безумны, да. Они бормочут чепуху. Дороги. Следы огня.
  - Конечно, - продолжал Корабб, - до этого еще много лет...
  - Как скажешь, друг. Не пора ли спать?
  Корабб встал, заскрипев суставами. - Да увидишь ты сон о славе, командир.
  - Славе? О да, друг мой. Наш огненный след...
  - Брр, слизень мне живот расстроил. Вся эта икра...
  
  ***
  
  - Ублюдок нацелился на И'Гатан.
  Сержант Смычок оглянулся на Бутыла. - Ты что, ДУМАЛ? Это нехорошо, солдат. Совсем нехорошо.
  - Не могу остановиться.
  - Еще хуже. Придется за тобой следить.
  Корик стоял на четвереньках, опустив голову: пытался вдохнуть жизнь в оставшиеся от ночного костра угольки. Вдруг он закашлялся, вдохнув облачко пепла, и отпрянул, мигая и кашляя.
  Улыба засмеялась: - Мудрый дикарь сделал это снова. Ты спал, Корик, но я должна была разбудить, предупредить... Тарр ночью пописал в костер.
  - Что!?
  - Она врет, - крикнул Тарр. Он сидел у вещей, починяя ремешок сумы. - Но вышло забавно. Видел бы ты свое лицо!
  - Как его увидишь под белой маской? Корик, тебе не пора взять уголь и нарисовать полосы смерти? Так ведь делают сетийцы?
  - Только когда идут в бой, Улыба, - ответил сержант. - А теперь уходи, женщина. Ты не лучше той хенгезской комнатной собачонки. Сегодня она укусила локоть хундрилу и была такова.
  - Надеюсь, они ее насадили на вертел.
  - Никаких шансов. Крюк стоял на страже. Им придется умолять Темула, чтобы убрал собачку. Я к тому веду, Улыба, что твою спину не охраняет виканская овчарка, так что чем меньше укусов, тем безопаснее. Для тебя же.
  О ноже, полученном Кориком в ногу, никто не упоминал.
  К лагерю подошел Каракатица. Взвод уже успел выхлебать жидкий чай и по очереди прикладывался к его жестяной кружке. - Они здесь.
  - Кто? - спросила Улыба.
  Бутыл смотрел, как сержант не спеша уселся около вещей. - Ладно, - сказал Смычок, вздыхая. - Марш откладывается. Кто-нибудь, помогите Корику разбудить костер - пора готовить настоящий завтрак. Карак - повар.
  - Я? Ладно, но потом не ругайте.
  - За что? - с невинной улыбкой спросил Смычок.
  Каракатица подошел к кострищу, сунул руку в карман: - Завалялось немного порошка из горелки...
  Все, включая Смычка, отскочили. Каракатица вдруг оказался в одиночестве. Он задумчиво взирал на товарищей, вставших в пятнадцати шагах. Оскалил зубы: - Крупица или две. Черт, вы думали, я сумасшедший?
  Все поглядели на Смычка. Тот пожал плечами: - Инстинкт, Карак. Удивляюсь, что ты еще не привык.
  - А? Не ты ли побежал первый, Скрип?
  - Кому лучше знать?
  Каракатица скорчился у костра. - Да, - буркнул он, - я совершенно сражен. - Он достал из кармана небольшой глиняный диск - фишку для игры "плошки", за которой сапер проводил все свободное время. Плюнул на нее, швырнул в огонь. И проворно отскочил.
  Остальные замерли.
  - Эй, - сказал Корик, - это же не настоящая фишка?
  Каракатица бросил на него взгляд. - Почему бы это?
  - Да потому что такие раскиданы повсюду!
  - Это те, что я потерял, - спокойно ответил сапер.
  Внезапно пепел взлетел, взметнулось пламя. Каракатица вернулся к кострищу и начал подкидывать куски кизяка. - Ладно, привыкайте. Пойду поищу то, что сойдет за жрачку, и сварганю что-нибудь.
  - У Бутыла есть ящерицы, - сказала Улыба.
  - Забудь, - бросил Бутыл. - Они мои... э... друзья. - Сослуживцы, все как один, уставились на него. Солдат покраснел.
  - Друзья? - удивился Смычок. И поскреб подбородок.
  - А что, остальные для тебя слишком умные, а? - сказала Улыба. - Все эти заумные словечки, которые мы произносим? Тот факт, что мы умеем разбирать черточки на глине или бумаге? Кроме Корика, разумеется. И все же. Чувствуешь себя недостойным, Бутыл? Я не в физическом смысле - тут все ясно. Но умственно? В этом проблема?
  Бутыл сверкнул глазами: - Пожалеешь еще, Улыба.
  - Ох, он хочет натравить на меня друзей - ящериц! Помогите!
  - Хватит, Улыба, - предостерегающе зарычал Смычок.
  Та встала и провела рукой по распущенным волосам. - Ну, пойду поболтаю с Острячкой и Уру Хелой. Острячка рассказывала, что пару дней назад видела Непотребоса Вздорра. Лошадь пала, и тот притащил ее в палатку своего взвода. Они ее зажарили. Остались только кости.
  - Взвод съел лошадь? Целиком? - фыркнул Корик. - И как это я не знаю такого Вздорра? Кто-нибудь его видел?
  - Я видела, - ответила Улыба.
  - Когда?
  - Несколько дней назад. Ладно, язык устал. А твой костер снова погас. - Она ушла.
  Сержант тянул себя за бороду. - Боги, надо вытравить все ссоры, - пробурчал он.
  - Птенчики никак не вылетят из гнезда, - отозвался Каракатица. Он принес целую кучу съестного. - Кто тут собирал змей? - крикнул сапер, бросая свертки за песок. Он подхватил одну - длинную, похожую на веревку. - Они воняют...
  - Это уксус, - ответил Корик. - Старый сетийский деликатес. От уксуса мясо размякнет, и тебе не придется долго его коптить.
  - Зачем ты истребляешь змей? - вопросил Бутыл. - Они полезные твари.
  Смычок встал: - Бутыл, отойдем.
   "Проклятие. Я ничему не учусь". - Слушаюсь, сержант.
  Они перешли ров и углубились в почти ровную степь Лато Одхана, на пыльную почву, по которой местами разбросаны острые камни размером с голову человека. Где-то на юго-западе город Кейхум, еще не видимый глазу, а за ним вздымаются Таласские горы, сотни лет лишенные лесов и покрывшиеся глубокими рубцами эрозии. На небе ни облачка, и утреннее солнце уже начинало припекать.
  - Где ты держишь ящериц?
  - В одежде, прячу от солнца. То есть когда день. Ночью они гуляют.
  - И ты с ними.
  Бутыл кивнул.
  - Это полезный талант, - заметил сержант. - Особенно для шпионажа. Конечно, не за врагом, а за более близкими людьми.
  - Вроде бы. То есть я имел в виду - мы слишком далеко от врага...
  - Знаю. Вот почему ты никому еще не рассказал. Ты, значит, подслушиваешь Адъюнкта? С тех самых пор, как выведал про гибель Сжигателей Мостов.
  - Правду говоря, не часто. - Бутыл колебался, гадая, что еще известно сержанту.
  - Выкладывай, солдат. Еще кого?
  - Того Когтя...
  - Жемчуга.
  - Ну, его, и еще Верховного Мага...
  - Быстрого Бена.
  - Точно, а еще Тайскренна...
  Смычок резко дернул Бутыла за руку. - Он ушел. Он был здесь несколько часов, неделю назад.
  - Да, но кто сказал, что он не сможет вернуться когда захочет? Все эти прожженные, могучие маги заставляют меня нервничать...
  - Это МЕНЯ ты заставляешь нервничать!
  - Почему?
  Сержант прищурился, но отпустил руку.
  - Куда мы идем? - спросил Бутыл.
  - Ты мне скажи.
  - Не туда.
  - Почему?
  - Гм. Нил и Нетер как раз за вон тем холмиком.
  Смычок изрыгнул полудюжину портовых ругательств. - Возьми меня Худ! Слушай, солдат, я ничего не забываю. Помню, как ты играл в кости с Меанасом, делал кукол из Худа и Веревки. Магия земли, беседы с духами - боги, ты так похож на Быстрого, что у мне волосы дыбом стоят! Понятно, понятно - все от бабушки. Но, видишь ли, я ЗНАЮ, откуда у Быстрого его таланты!
  Бутыл нахмурился: - Откуда?
  - Что значит откуда?
  - О чем вы, сержант? Я сбился с панталыку.
  - Быстрый Бен умеет тянуть из большего числа садков, чем любой маг, о котором я знаю. Кроме, может быть... тебя!
  - Но я эти садки не терплю!
  - Точно. Ты же ближе к Нилу и Нетер. Духи, травы. То есть когда не играешь с Худом и Меанасом.
  - Они старше садков, сержант!
  - Вот как! И что это значит?
  - Ну, оплоты. Это Оплоты. Они были до садков. Старая магия, вот чему меня научила бабушка. По-настоящему старая. Но я передумал насчет Нила и Нетер. Они за чем-то охотятся, и я хочу знать.
  - Но не хочешь, что бы они тебе увидели.
  Бутыл пожал плечами: - Слишком поздно, сержант. Они нас засекли.
  - Отлично. Тогда веди. Хотел бы я, чтобы ты встретился с Быстрым Беном. И все узнать об оплотах, о которых ты тут намекал.
   "Нет, не надо". - Ладно. - "Быстрый Бен. Встреча. Плохо дело. Может, лучше бежать? Нет, не будь идиотом. Тебе не сбежать, Бутыл". К тому же, какой риск в беседе с Верховным Магом? Он ничего плохого не делал. Пока нет. По крайней мере, никто не знает. "Кроме, может быть, хитрого ублюдка Бена. О Бездна, что если он найдет идущую в моей тени? Ну, я же вроде и не просил компании?"
  - О чем бы ты не думал, - простонал Смычок, - у меня все равно мурашки бегают.
  - Не от меня. От Нила и Нетер. Они начали ритуал. Я снова передумал. Может, нам лучше отойти?
  - Нет.
  Они полезли по пологому склону.
  Бутыл почувствовал, как пот течет по телу. - У вас природный талант, не так ли? Мурашки по коже, все такое. Вы ощущаете... кое-что.
  - Я плохой пророк.
  - Куда пропал взвод Геслера?
  Смычок метнул на него быстрый взгляд: - Ты снова?
  - Извините.
  - Они сопровождают Быстрого Бена и Калама, которые вышли вперед. Так что ужасная встреча с Быстрым откладывается. Радуйся.
  - Ушли вперед. Через садок? Знаете, лучше бы им этого не делать. Не здесь. Не теперь...
  - Почему?
  - Ну... Потому.
  - В первый раз за всю карьеру солдата Малазанской Империи я по-настоящему желаю задушить боевого товарища.
  - Я опечален...
  - Не называй ее имя!
  - Какое имя?
  Исцарапанные руки сержанта сжались в кулаки.
  Бутыл замолчал, гадая, не начнет ли сержант взаправду его душить.
  Они взошли на гребень холма. Шагах в тридцати виканские ведьма и ведун выложили круг из камешков и сидели внутри лицом к лицу. - Они путешествуют, - пробормотал Бутыл. - Это вид Странствия Духа, как у таноанцев. Они нас видят, но смутно.
  - Полагаю, в круг нельзя заходить.
  - Если только потребуется их вытащить.
  Смычок огляделся.
  - То есть - пока мне не потребуется их вытащить, точно? Если дела пойдут скверно. Если они попадут в переделку.
  Они подошли ближе. - Почему ты вступил в армию, Бутыл?
   "Она настаивала". - Моя бабушка думала, это хорошая идея. Она как раз умерла, и ее дух был...э, малость возбужден. Кое-чем взволнован. "О, уходи подальше от темы, Бутыл". Я скучал. Продавал кукол лоцманам и матросам на пристани....
  - Где это?
  - В Джакатакане.
  - И что за куклы?
  - Похожие на демонов - Бурегонов. Для умиротворения.
  - Бурегонов? Боги, я не думал, что сейчас кто-то этим занимается. Давно такое было.
  - Куклы работали не всегда, но кое-что удавалось. Пользы больше, чем от большинства приношений. Это давало кое-какие деньги, но мне не хватало...
  - Ты не почуял вот сейчас озноба?
  - Это объяснимо, учитывая, куда они ушли.
  - И куда же?
  - Во врата Худа. Все хорошо, сержант. Думаю. Точно. Они пронырливые, и пока что не привлекли особого внимания...
  - Но... зачем?
  Бутыл оглянулся. Сержант выглядел бледным. Неудивительно - проклятые духи из Рараку его так напугали... - Они ищут... кое-кого. Мертвого.
  - Сормо Э"ната?
  - Думаю, да. Виканов. Тех, что умерли в Собачьей Упряжке. Они уже делали такое. Не нашли, но... - Он запнулся. Над каменным кругом взвился поток ледяного воздуха. По земле пополз иней. - Ох, это нехорошо. Я сейчас, сержант.
  Бутыл рванулся вперед, впрыгнул в круг.
  И пропал из вида.
  Он так рассудил, потому что находился уже не в Лато Одхане, но стоял по колено в гнилых, крошащихся костях, а небо над головой тускло серело. Поблизости кто-то вопил. Бутыл развернулся в том направлении и увидел троих. Нил и Нетер, а перед ними ужасное привидение - лич. Именно оно и вопило. Юные виканы отступали перед его гневной тирадой.
  Язык, которого Бутыл не знал. Он подобрался поближе, с каждым шагов вздымая клубы праха.
  Лич вдруг вытянул руки и схватил виканов, поднял в воздух и затряс.
  Бутыл перешел на бег. "И что я делать буду, когда добегу"?
  Тварь взвыла и швырнула виканов на землю. Мгновенно исчезла в туче пыли.
  Он помог им подняться на ноги. Нетер бранилась на родном языке и отрясала края одежд. - Чего тебе? - зыркнула она глазами на Бутыла.
  - Думал, вы в опасности.
  - Мы в порядке, - фыркнул Нил, хотя натянутое выражение лица юноши говорило об обратном. - Можешь вести нас назад, маг.
  - Тебя послала Адъюнкт? - спросила Нетер. - Нам покоя не дадут?
  - Никто меня не посылал. Ну, сержант Смычок - мы просто прогуливались...
  - Смычок? Ты про Скрипача?
  - Мы так подоз...
  - Не будь идиотом. Все знают.
  - Мы не идиоты. А вот вам, похоже, не пришло в голову, что Скрипач сам так захотел. Хочет, чтобы его звали Смычком, потому что старая жизнь ушла, а со старым именем возвращаются воспоминания, и их у него слишком много.
  Виканы не ответили.
  Бутыл расхаживал взад и вперед. - Так это был виканский лич? Один из мертвых, что вы искали?
  - Слишком много знаешь.
  - И?
  Нил вполголоса выругался. - Наша мать.
  - Ваша... - Бутыл замолчал.
  - Она велела нам не дурить и поскорее взрослеть, - добавил Нил.
  - Это она сказала тебе, - буркнула Нетер. - А мне...
  - Взять мужа и забеременеть.
  - Просто как вариант.
  - А тряска - в подтверждение варианта? - спросил Бутыл.
  Нетер плюнула ему под ноги. - Вариант. Совет. То, над чем мне нужно подумать. А тебя я слушать не намерена, солдатик. Ты малазанин. Взводный маг.
  - Он из тех, - подчеркнул Нил, - кому послушны искры жизни.
  - Маленькие. Такими мы в детстве игрались.
  Бутыл улыбнулся "взрослому" замечанию девушки.
  - Что такого?
  - Ничего. Извини.
  - Я думала, ты хочешь вести нас обратно.
  - Я тоже так думал, - ответил Бутыл. И оглянулся: - Но нас заметили.
  - Это твоя вина, маг! - обвинил его Нил.
  - Может быть.
  Нетер зашипела и ткнула пальцем. Перед ними встала другая фигура, по ее бокам - тени собак. Виканских овчарок. Девять, десять, двенадцать. Человек между ними был определенно виканом, приземистым, с ногами колесом, седоватым. На лице множество шрамов.
  - Это Балт, - прошептала и шагнула вперед Нетер.
  Собаки заворчали.
  - Нил, Нетер, я искал вас, - произнес названный Балтом дух, встав в десяти шагах. Собаки выстроились в линию у его ног. - Слушайте. Мы не отсюда. Вы понимаете? Мы не отсюда. - Он помедлил и привычным жестом почесал нос. - Подумайте над моими словами. - Он отвернулся, но помедлил и бросил взгляд через плечо. - Да, Нетер, найди мужа и нарожай детей.
  Духи пропали.
  Нетер топнула ногой. Поднялась пыль. - Почему все твердят мне это?!
  - Ваше племя уменьшилось в числе, - рассудительно ответил Бутыл. - Имеет смысл...
  Она двинулась к нему. Бутыл отскочил...
  ... и оказался в каменном круге.
  Через мгновение Нил и Нетер вздохнули, их сидящие тела задвигались.
  - Я уж устал, - сказал стоявший около круга Смычок.
  Виканы медленно распрямляли ноги.
  Бутыл поспешил подойти к сержанту. - Надо уходить, - шепнул он. - Пока она не вышла из круга...
  - Почему?
  Бутыл уже двигался. - Она зла на меня.
  Сержант фыркнул и пошел следом. - И почему бы это? Вот что хотелось бы узнать.
  - Просто ляпнул кое-что.
  - Как я удивлен.
  - Я не хотел в это лезть. Печаль... гм.
  - Я готов тебя привязать к колышку, чтобы от нее не убежал.
  Они вышли на холм. Нетер сзади выкрикивала ругательства. Бутыл ускорил шаг, но внезапно встал, пошарил рукой за пазухой, бережно вытянув пустынную ящерицу. - Проснись, - пробормотал он и кинул рептилию на землю. Она поскакала прочь.
  Смычок наблюдал за всем этим. - Ящерица пошла к ним?
  - Она может решиться на настоящее проклятие. Я должен знать и быть готовым.
  - Дыханье Худа, что ты сказал?
  - Ужасная ошибка. Я согласился с ее мамой.
  
  ***
  
  - Лучше бы нам уйти отсюда. Или...
  Калам оглянулся: - Да ладно, Бен. - Поднял руку, подавая знак солдатам, шедшим по сторонам и одному, оставшемуся позади, затем тихо свистнул, привлекая внимание находившемуся впереди громадному рыжебородому капралу.
  Солдаты сгруппировались вокруг ассасина и мага.
  - За нами следят, - сказал сержант Геслер, вытирая пот с блестящего лба.
  - Все еще хуже, - отозвался Быстрый Бен.
  Солдат по кличке Песок буркнул: - Куда уж хуже...
  Калам оглядывал следы, оставленные взводом, но ничего не мог различить в бесцветной дымке. - Это все еще Имперский Путь?
  Быстрый Бен почесал в затылке: - Не уверен.
  - Но как такое могло случиться? - бросил капрал Буян. Его широкий лоб и маленькие глазки сверкали, как будто моряк был готов впасть в ярость берсерка. Он поднял кремневый меч, словно ожидал нападения демона, готового материализоваться из пыли прямо перед ними.
  Ассасин коснулся кинжалов. - Ну? - поглядел он на Бена.
  Колдун не сразу кивнул. - Все хорошо.
  - Что вы двое там решили? - спросил Геслер. - Так трудно объяснить и нам?
  - Саркастичный ублюдок, - ласково, широко улыбнулся ему Быстрый Бен.
  - Проткнул я в жизни немало рож, - отвечал Геслер с такой же улыбкой, - вот только Верховного Мага не доводилось пометить.
  - Довелось бы, тебя бы здесь не было.
  - Вернемся к делу, - прорычал Калам. - Мы дождемся того, кто идет по следу. Быстрый не знает, где мы. Это само по себе тревожит.
  - Потом - быстрей уходим, - добавил колдун. - Без геройских битв.
  - Девиз Четырнадцатой, - шумно вздохнул Буян.
  - Который? - спросил Геслер. - "Побыстрей уходим" или "без геройских битв"?
  - Выбирай.
  Калам оглядел по очереди Геслера, Буяна, молодых солдат Правду и Пеллу, младшего мага Песка. "Что за жалкий сброд".
  - Давайте сначала его убьем, - предложил, озираясь, Буян. - Потом поглядим, кто он такой.
  - Один Худ знает, как ты до сих пор жив, - покачал головой Быстрый Бен.
  - Все потому, что я человек разумный, Верховный Маг.
  Калам хмыкнул. "Ладно, они не безнадежны". - Сколько ему до нас, Быстрый?
  - Близко. Не ему. Им.
   Геслер отстегнул самострел, Пелла и Правд последовали его примеру. Наложили стрелы и натянули вороты.
  - Им, говоришь, - буркнул сержант, метнув взор на Бена. - Сколько? Двое? Шесть? Пятьсот тысяч?
  - Не в этом дело, - голос Песка вдруг задрожал, - а в том, откуда они пришли. Хаос. Я ведь прав, Верховный Маг?
  - Итак, - сказал Калам, - садки действительно под угрозой.
  - Я уже тебе объяснял, Калам.
  - Точно. И Адъюнкту то же говорил. Но она решила, что мы должны обогнать Леомена под И'Гатаном. То есть по садкам.
  - Там! - прошипел, указывая пальцем, Правд.
  Из серой полутьмы вынырнуло нечто громадное, высокое, черное, как заполняющая все небо штормовая туча. А за ним - еще, и еще...
  - Пора бежать, - сказал Быстрый Бен.
  
  
  
  Глава 4
  
  
  Все созданное К'рулом, как вы понимаете, родилось из любви Старшего Бога к возможностям. Мириады путей магии, спутанные в множество прядей, и каждая прядь вьется вольно, словно волосы косматого зверя по ветру. И К'рул был тем зверем, но в то же время был пародией на жизнь, ибо нектар его - кровь, разбрызганный дар, красные слезы боли, и весь он определялся своей жаждой.
  Поэтому жажда - нечто, знакомое всем нам. Не так ли?
  
  Разговор Бруфо и Нуллита в Последнюю Ночь Нуллита,
  Бруфо Парлет
  
  
  Эта страна просторна, но не пуста. Какой - то древний катаклизм разорвал гладкие скалы, образовав равнину, пересеченную хаотической сетью трещин. Если когда-либо ее покрывал песок - ветер или вода давно унесли последние его частицы даже из провалов. Камень казался отполированным, и солнце яростно отражалось в этом зеркале.
  Щурясь, Маппо Коротыш изучал искореженный ландшафт. Через некоторое время покачал головой: - Икарий, я никогда не видел этого места раньше. Как будто что-то содрало самую кожу мира. Трещины... почему они бегут во всех направлениях?
  Джагут - полукровка помолчал. Его бледные глаза осматривали простор, как будто перед ним лежала огромная картина. Затем он нагнулся и подобрал обломок скальной породы. - Неимоверное давление, - пробормотал странник, - А потом - насилие. - Он выпрямился, отбросил камешек в сторону. - Трещины не ошибаются, Маппо. Видишь ту, ближайшую? Она бежит по всем швам камня. Я заинтригован.
  Трелль опустил объемистый мешок. - Ты желаешь исследовать?
  - Да. - Икарий глянул на него и улыбнулся: - Ни одно из моих желаний тебя не удивляет? Поистине ты знаешь мой ум лучше, чем я сам. Как будто женщина.
  - Будь я женщиной, Икарий, я серьезно тревожился бы насчет твоего выбора женщин.
  - Согласен, - ответил Джаг, - ты слишком волосат. Практически весь в щетине. Учитывая объем груди - полагаю, ты смог бы одним ударом повалить на землю самца бхедрина.
  - Если будет повод... хотя ничего не разум не приходит.
  - Так идем исследовать.
  Маппо вслед за Икарием спустился на выглаженную равнину. Ужасная, иссушающая жара. Скалы под их ногами покрыты бороздами - следами мощного и разнонаправленного давления. Даже лишайника нет на камне. - Все это было скрыто.
  - Да, и лишь недавно вышло на свет.
  Они приблизились к острому краю ближайшего разлома.
  Солнце освещало верхнюю часть крутых, неровных склонов, но глубины оставались во тьме.
  - Вижу путь вниз, - сказал Икарий.
  - А я надеялся, что не видишь, - отозвался Маппо, тоже заметивший спуск и оценивший все собрание удобных для рук и ног полок, уступов и дыр. - Ты знаешь, как я не люблю карабкаться.
  - Не знал, пока ты не сказал. Ну, идем?
  - Позволь отыскать мешок. - Маппо озирался. - Похоже, мы проведем там всю ночь. - Он пошел назад, к краю долины. Любопытство почти покинуло Маппо за годы, посвященные скитаниям с Икарием. Сейчас это чувство связано с тревогой и страхом. Поиски Икарием ответов - занятие не безнадежное. Увы. Если истина откроется, это будет подобно лавине. Икарий не сможет - не должен - пережить эти откровения. О себе. Обо всем, что сотворил. Он постарается лишить себя жизни сам, если никто не окажет такой милости.
  В такую пропасть они чуть не упали совсем недавно. "И я предал клятву". Во имя дружбы. Он сломался - и все еще пылал от стыда. Хуже того. Сочувствие в глазах Икария протыкало сердце словно мечом, бередило незаживающую рану.
  К счастью, случаются приступы любопытства. Развлечения съедают время, сбивают Икария с безжалостного пути. "Да, время. Задержки. Иди куда он поведет, Маппо Коротыш. Ты ничего больше не можешь. Пока... пока что?" Пока не наступит последний провал. А потом - потом случится возможность продолжить большой обман. Если не станет слишком поздно.
  Он устал. Сама душа утомилась от нелепой шарады. Слишком много лжи на пути, слишком большая ложь держит его в плену. "Я не друг. Я нарушил клятву - во имя дружбы? Еще ложь. Нет. Просто личная выгода, скотское следование своим интересам".
  Икарий зовет его другом. Жертва жестокого проклятия - он остается верным, честным, полным радости жизни. "И вот я, так удачно уводящий его на ложные тропы. Снова и снова". О, позор - именно то слово!
  Он сам не заметил, как дошел до мешка. Сколько же он стоит здесь, замерев и ничего не видя? "Ах, это правда - я начинаю терять себя". Со вздохом Трелль поднял мешок и одел лямку на плечо. "Молю, да не пересечем мы ничьи пути. Никаких угроз. Никакого риска. Молю, да не найдем мы пути из той пропасти". Но кому молиться? Маппо засмеялся и пошел назад. Он ни во что не верит, не желает закрывать лживым рисунком лик забвения. Итак, пустые мольбы пустого мужа.
  - Ты в порядке, друг? - спросил Икарий.
  - Иди вперед, - ответил Маппо. - Я получше привяжу поклажу.
  По лицу Джага пробежало облачно тревоги; затем он кивнул и пошел к месту, где начиналась природная "лестница". И пропал из вида.
  Маппо снял с пояса кошель и развязал тесемку. Достал из него другой кошель, расправил. Он оказался больше, чем тот, в котором лежал. Из второго кошеля он вынул третий, еще больший. Потом Маппо с натугой втиснул наплечный мешок в третий кошель. Затянул ремешок. Вложил кошель в меньший, а тот - в самый маленький. И снова закрепил его на поясе. Неудобно, но на краткое время сойдет. Ему трудно будет достать оружие, случись неожиданная опасность во время спуска. Но ведь он не умеет цепляться за камни, подобно пьяной козе, и одновременно размахивать палицей...
  Он глянул за край обрыва. Икарий быстро спускался, он теперь находился ниже его на пятнадцать ростов.
  Что они могут найти? КАМНИ. Или то, что было закопано очень давно?
  Маппо начал спуск.
  Вскоре солнце ушло, погрузив всю расселину во тьму. Воздух быстро похолодел, стал затхлым. Ни звука, кроме периодического лязга Икариевых ножен по камню - единственное доказательство, что Джаг внизу еще жив, не упал. Маппо знал: случись так, Икарий не издаст ни звука.
  Руки Трелля начинали уставать, икры болели, пальцы на ногах онемели, но он продолжал двигаться, чувствуя себя необычайно отстраненным и неутомимым, как будто это спуск без конца и единственный выбор - двигаться дальше. Вечно. В таком желании было что-то намекающее... но он не отваживался подумать, что сулит этот намек.
  Воздух все холодел. Маппо заметил, что его дыхание застывает инеем на камне, сверкает под каким-то непонятным, не имеющим источника освещением. Внизу он чуял старый лед, и смутное беспокойство заставило дыхание участиться.
  За левую ногу схватилась рука. Он вздрогнул.
  - Мы на месте, - пробормотал Икарий.
  - Возьми меня Бездна, - шепнул Маппо, отталкиваясь от стены и устало шлепаясь на скользкий, покатый пол. Он взмахнул руками и сумел встать. - Ты уверен? Может, эта поверхность - всего лишь уступ, и если мы поскользнемся...
  - То вымокнем. Идем, тут озеро.
  - Да, вижу. Оно... светится...
  Они зашагали под уклон, пока под ногами не оказалась ширь неподвижной воды. Смутный сине - зеленый свет снизу показывал глубину водоема. Им было видно дно, примерно на высоте двух ростов, грубое, покрытое гнилыми стволами или сломанными сталагмитами, бледно-зеленое с наносами белого ила.
  - Ради этого мы ползли треть лиги? - спросил Маппо и гулко захохотал.
  - Погляди дальше, - ответил Икарий. Трелль услышал в голосе спутника возбуждение.
  Обломки тянулись шагов на пять, затем резко кончались. Там неясно виднелась угловатая форма. Можно было смутно различить стороны и верхушку. Из дальней стенки торчали какие-то выступы, словно паучьи лапы. Маппо присвистнул. - Оно живое?
  - Какое-то устройство, - отозвался Икарий. - Металл почти белый, заметил? Ни следа ржавчины. Похоже, будто построено вчера... но поверь, друг мой, оно очень древнее.
  Маппо не сразу решился спросить: - Одно из твоих?
  Икарий блеснул глазами: - Нет. Это и удивляет.
  - Нет? Уверен? Мы находили другие...
  - Уверен. Не знаю почему, но в уме нет сомнений. Это сделал кто-то другой, Маппо.
  Трель склонился и погрузил ладони в воду. И сразу вытащил. - Проклятие, как холодно!
  - Для меня не преграда. - Икарий улыбнулся, блеснув гладкими клыками.
  - Ты намерен поплыть и изучить его? Можешь не отвечать, все ясно. Ладно, я поищу ровное место и разобью лагерь.
  Джаг уже скидывал одежду.
  Маппо побрел по склону. Сумрак смягчался свечением воды, так что он мог различить каждый шаг. Двинулся влево и вскоре уперся в холодную стену. Еще пятьдесят или около того шагов - и рука скользнула в узкую трещину; он ощупал ее внутренность - и, хотя пальцы порядком онемели, заметил изменение формы и фактуры камня. Трелль остановился и более тщательно осмотрел это место.
  Это был базальт, выступавший из стены, так что склон через несколько шагов заслонялся им. По склону и дну озера бежали темные трещины, и в их глубине был виден все тот же базальт. Этот камень чуждый, заключил он. Может, вся пропасть образовалась от его вторжения.
  Маппо отошел туда, где смог сесть, прижался спиной к стене и устремил взор в глубины озера. Размышляя, он начал чистить зубы кусочком тростника. Невозможно вообразить естественный процесс, порождающий такое вторжение. Пусть под землей царит высокое давление, на этом субконтиненте просто нет пород, способных образовать такой выход.
  Нет, тут должны быть врата, и базальтовое образование прошло через них. Катастрофа. Из своего мира... в скальное основание мира нашего.
  Что это такое? Он знал.
   "Небесная крепость".
  Маппо встал и вновь оглядел рваный базальт. "То, что Икарий изучает на дне озера... оно пришло отсюда. Из этого следует, не так ли, что должен быть некий портал. Вход". Теперь он действительно охвачен любопытством. Что за тайны лежат внутри? Среди наставлений, которыми снабдили его Безымянные перед взятием ритуальной клятвы, был рассказ о небесных крепостях, ужасных твердынях К'чайн Че'малле, летавших по небу словно облака. Согласно Безымянным, это было вторжение времен до Первой Империи, когда основавший ее народ представлял собою лишь сборище бродяг - даже не племен. Они мало чем отличались от смертных Имассов. Вторжение, которое окончилось неудачей. По крайней мере, в этом регионе. Рассказ не упоминал, с кем они столкнулись. С Джагутами, наверно. Или Форкрул Ассейлами, или самими Старшими Богами.
  Он расслышал плеск увидел сквозь сумрак, как Икарий неловко выползает на берег. Маппо встал и подошел к нему.
  - Мертвый, - проскрипел Джаг. Маппо видел, что друг дрожит.
  - Механизм?
  Икарий покачал головой: - Омтозе Феллак. Эта вода... мертвый лед. Мертвая... кровь.
  Маппо подождал, пока он согреется. Поверхность озера стала мутной, колебалась; Трелль гадал, давно ли вода знала движение и жар живого тела. Ясно, что по живому телу она соскучилась...
  - Внутри той штуки тело, - вскоре произнес Джаг.
  - К'чайн Че'малле.
  - Да. Откуда знаешь?
  - Я нашел небесную крепость, из которой это устройство выпало. Часть ее выпирает из стены.
  - Странное создание, - бормотал Икарий. - Я не припоминаю, что видел таких, но знаю их наименование.
  - Насколько я знаю, друг, ты никогда не встречал таких в своих странствиях. Но тем не менее располагаешь знанием о них.
  - Надо обдумать.
  - Да.
  - Странная тварь, - продолжал Икарий. - Рептилия. Конечно, иссохшая, как и можно было ожидать. Думаю, сильная. Суставы ног, широкие руки. Большие челюсти. Хвост - обрубок...
  - Короткий хвост. Ты уверен?
  - Да. Зверь был распростерт, и у рук находились рычаги - это был мастер, управлявший машиной.
  - Там было отверстие?
  - Сам белый металл становился прозрачным, когда я смотрел.
  - Открывая рабочие части механизма?
  - Только место, на котором сидел К'чайн Че'малле. Похоже на некую повозку для перевозки и исследований - но не для нахождения под водой; это и не машина для копания, суставчатые руки, которые видны на дальней стенке, для подобной работы не подходят. Нет, открытие Омтозе Феллака застало его врасплох. Пожран, поглощен льдом. Приходил Джагут - проследить, чтобы никто не выжил.
  Маппо кивнул. Описания Икария заставили его сделать те же умозаключения. Как и сама крепость, механизм построен для полета, рожден для парения на волнах неведомой магии. - Если желаем отдохнуть на ровном месте, - воскликнул он, - можем поискать его внутри крепости.
  Джаг улыбнулся: - Вижу огонек предвкушения в твоих глазах? Похоже, передо мной снова старый добрый Маппо. Есть память или нет, ты мне родной; я слишком долго страдал, видя твою грусть. Конечно, я все понимаю. Я - то, что не дает тебе покоя, друг, и мне печально это знать. Идем, поищем дорогу в крепость.
  Маппо пропустил энергично шагавшего Икария и поглядел ему вслед.
   "Икарий, Строитель Механизмов. Откуда у него эти умения?" Он боялся, что скоро узнает это.
  
  ***
  
  Монастырь стоял посредине иссушенных, пустынных земель: ни деревни, ни хижины на десятки лиг в любую сторону. От дорог остались слабые следы. На купленной Резаком в Г'данисбане карте его местоположение отмечено едва заметной на старой коже волнистой линией, проведенной красноватыми чернилами сверху вниз. Символ Д'рек, Осенней Змеи.
  Единственное покрытое куполом здание стояло в центре прямоугольного, обнесенного низкой стеной двора; небо над ним прочертили крылья стервятников.
  Скорчившийся в седле позади Резака Геборик Руки Духа сплюнул и сказал: - Упадок. Гниль. Растворение. То, что работало, вдруг сломалось. И души улетели, словно мушки. Во тьму. Осень ждет, но времена года исказились, смешались, стремясь избежать касания вынутых из ножен кинжалов. Но узники нефрита пленены навечно. Своими собственными спорами. Диспуты, ссоры - вселенная вокруг не замечается, они не заботятся о ней, глупцы. Они надевают невежество как доспехи и машут раздорами как мечами. Кто я им? Диковинка. Еще меньше. Это сломанный мир, и какое мне до него дело? Я не просил об этом, обо всем этом...
  Он продолжал бормотать, но Резак больше не слушал. Он оглянулся на ехавших сзади женщин. Беззаботные, неосторожные, одуревшие от жары. Их лошади шли с опущенными головами; ребра ясно виднелись под пыльной, грязной кожей. Сбоку скакал Серожаб с обычным своим надутым и скользким видом; он то и дело без видимых усилий обгонял всадников и даже делал вокруг них круги.
  - Нам нужно посетить монастырь, - сказал Резак. - Попользоваться колодцем. Может, там есть и еда...
  - Они все мертвы, - каркнул Геборик.
  Резак покосился на старика. - Это объясняет стервятников. Но вода нам нужна.
  Дестриант Трича послал ему мрачную ухмылку.
  Резак понял ее значение. Он становился бессердечным, равнодушным к множеству страданий мира. Монастырь, полный мертвых жрецов и жриц... для него - ничто. И старик может видеть это, может заглянуть внутрь. "Его новый бог - Летний Тигр, Повелитель Войны. Геборик Руки Духа, Верховный Жрец борьбы, он видит, каким холодным я стал. И это... забавно".
  Резак направил лошадь на тропку к монастырю. Остальные поехали за ним. Дарудж натянул удила перед самым входом, спешился. Ворота закрыты. - Геборик, вы чувствуете опасность?
  - А у меня есть такой дар?
  Резак покосился и промолчал.
  Дестриант слез с коня. - Ничего живого. Ничего.
  - И духов нет?
  - Ничего. Она забрала.
  - Кто?
  - Неожиданная посетительница. - Он засмеялся и воздел руки. - Мы играем в игры. И не ожидаем... обиды. Ярости. Я бы им рассказал. Предупредил. Но они не послушали бы. Всепожирающий обман. Одно здание может стать миром, и умы внутри сперва толпятся и спорят, потом рвут друг друга когтями и клыками. Все, что им нужно - выйти наружу; но они не могут. Они забыли, что снаружи что-то есть. О, все эти лики поклонения, ни один из которых не истинный. Не обращай внимания на усердие - оно лишь служит демону ненависти. Злоба, страхи, подлые умыслы. Я бы им рассказал.
  Резак прошелся вдоль стены, ведя за собой лошадь. Сел в седло, подтянул ноги и встал. До верха стены можно дотянуться рукой. Он залез на ограду. Во дворе трупы. Дюжина или больше, чернокожие, по большей части голые, лежат тут и там на белом плотном грунте. Резак прищурил глаза. Тела выглядели... кипящими, пенящимися, оплывающими. Дергались. Он отвел взгляд. Двери купольного храма распахнуты. Справа имелся загон, окружающий длинное недостроенное строение из глиняных кирпичей, высотой в две трети стены. Корыта со штукатуркой и брошенные инструменты показывали, что оно останется недостроенным еще очень долго. Падальщики облепили крыши, но ни один не пытался пировать на трупах.
  Резак соскользнул во двор. Прошел к воротам, поднял засов и открыл тяжелую дверь.
  Серожаб ожидал снаружи. - Огорченно и недовольно. Так много гадостей в этом разрушенном месте. Отвращение. Мой аппетит. - Он вошел внутрь и неохотно приблизился к телу. - Ах! Они кишат! Черви, повсюду черви. Плоть поганая, поганая даже для Серожаба. Мерзость. Давай уйдем из этого места!
  Резак приметил колодец в углу между храмом и пристройкой. Вернулся к спутникам, ожидавшим снаружи: - Давайте бурдюки. Геборик, не сможете проверить помещение, поискать еду?
  Геборик улыбнулся: - Скот отсюда не выпустили. Прошли дни. Жара убила всех. Дюжину коз, двух мулов.
  - Просто еду.
  Дестриант пошагал к зданию.
  Сциллара слезла с лошади, взяла водяной мех у Фелисин и подошла к Резаку. - Вот. Мой тоже.
  Он поглядел ей в глаза. - Интересно, не предупреждение ли это.
  Она чуть вздернула брови: - Мы такие важные птицы, Резак?
  - Ну, я не имел в виду именно нас. То есть - не следует ли нам принять это за знак.
  - Мертвых жрецов?
  - Ничего хорошего не выходит из поклонения.
  Она загадочно улыбнулась и протянула бурдюки.
  Резак мысленно ругнулся. Разговоры с этой женщиной не приносили пользы. Такое мог бы сказать и дурачок. Насмешка во взоре, уста, готовые расплыться в улыбке при первом его слове. Не говоря больше ни слова, парень взял кожаные сосуды и пошел к колодцу.
  
  ***
  
  Сциллара проследила за ним взглядом и повернулась к слезающей с коня Фелисин. - Нам нужна вода.
  Юная женщина кивнула: - Знаю. - Она дернула за порядком отросшие волосы. - Мне все видятся те бандиты. Здесь новые мертвецы. А то кладбище, которое мы миновали вчера... целое поле костей. Кажется, мы вступили в кошмар и с каждым днем все глубже в нем увязаем. Жарко - а мне холодно, меня все сильнее знобит.
  - Это от обезвоживания. - Сциллара достала трубку.
  - Ты не выпускаешь ее изо рта целые дни.
  - Держит жажду в рамках.
  - Как это?
  - Ну, я так себе внушаю.
  Фелисин поглядела в сторону: - Мы только этим и заняты.
  - Чем?
   - Внушаем себе. Надеясь, что внушенное станет истиной.
  Сциллара глубоко затянулась и резко выпустила дым. Проследила, как он развеивается по ветру.
  - Ты кажешься такой здоровой. - Фелисин снова смотрела на нее. - А остальные сохнут.
  - Но не Серожаб.
  - Да уж.
  - Он часто говорит с тобой?
  Фелисин покачала головой: - Нечасто. Только когда я просыпаюсь от дурных снов. Тогда он поет мне.
  - Поет?
  - Да, на языке своего народа. Песни для детей. Сказал, что должен практиковаться..
  Сциллара искоса глянула на собеседницу. - Неужели? А почему, сказал?
  - Нет.
  - Сколько тебе было, когда мать продала тебя?
  - Не помню, - пожала плечами Фелисин.
  Это могло быть ложью, но Сциллара предпочла не углубляться.
  Фелисин приблизилась. - Ты будешь заботиться обо мне, Сциллара?
  - Что?!
  - Я чувствую, словно иду назад. Раньше я была... старше. Там, в Рараку. Теперь, каждый день, я будто бы становлюсь девочкой. Меньше, все меньше.
   Сциллара с беспокойством ответила: - Мне никогда не удавалось заботиться о ближних.
  - Думаю, такова была и Ша'ик. Она была... одержима...
  - Она хорошо обходилась с тобой.
  - Нет, это был Леомен. Даже Тоблакай. И Геборик, пока его Трейк не взял. Она обо мне не заботилась, вот почему Бидитал...
  - Бидитал мертв. Лежит, и яйца забиты в тощую глотку.
  - Да, - прошептала Фелисин. - Если бы Геборик рассказал, как это случилось. Тоблакай...
  Сциллара фыркнула: - Подумай, Фелисин. Если бы он сказал, что это сделал Л'орик, или Ша'ик, или даже Леомен, да, ты могла бы усомниться. Но Тоблакай? Нет, верь этому. Боги, почему ты не веришь?
  Этот вопрос вызвал у Фелисин слабую улыбку. Она кивнула: - Ты права. Такое мог сделать лишь Тоблакай. Только Тоблакай мог убить его... таким образом. Скажи, Сциллара, у тебя есть еще трубка?
  - Запасная? Как насчет дюжины? Не хочешь зажечь все сразу?
  Фелисин засмеялась. - Нет, только одну. Так ты позаботишься обо мне?
  - Попытаюсь. "Может, и получится. Как у Серожаба. Практиковаться". Она пошла искать трубку.
  
  ***
  
  Резак вытянул ведро и вгляделся в воду. Кажется чистой, ничем особенным не пахнет. И все же он сомневался.
  Шаги сзади. - Я нашел еду, - сказал Геборик. - Больше, чем сможем увезти.
  - Как думаете, с водой все в порядке? Что убило жрецов?
  - Она хорошая. Я сказал, кто убил их.
   "Неужели?" - Не обыскать ли храм?
  - Серожаб уже там. Я велел искать монеты, каменья, неиспорченную пищу. Задание ему не понравилось, так что надеюсь, он обернется быстро.
  - И хорошо. - Резак подошел к корыту и вылил воду. Вернулся к колодцу. - А мы сможем завести сюда лошадей?
  - Я постараюсь. - Но Геборик не сделал ничего, чтобы выполнить обещание.
  Резак глянул на него и встретил напряженный взгляд нечеловеческих глаз. - Что не так?
  - Ничего особенного. Я кое-что заметил. У тебя есть полезные качества, Резак. Например, способность быть лидером.
  Дарудж скривил губы: - Если ВЫ хотите стать вожаком, давайте. Я не против.
  - Я не проворачиваю нож в ране. Парень, я сказал то, что сказал. Ты принял командование, и это хорошо. То, что нам нужно было. Я никогда не был вожаком. Всегда шел за другими. Мое проклятие. Но не это все желают услышать. Не от меня. Нет, они хотят, чтобы я вел. К свободе. Говорил им, я ничего не знаю о свободе.
  - Им? Кому? Сцилларе и Фелисин?
  - Пойду к лошадям, - сказал Геборик, отвернулся и побрел к воротам своей странной, похожей на лягушачьи прыжки походкой.
  Резак снова набрал воды и вылил ее в корыто. Они скормят лошадям все, что не смогут увезти. Запасут воду. "А прямо сейчас мы грабим храм". Ну, давным - давно он был вором. К тому же мертвым богатство ни к чему. Не так ли?
  Резкий, грохочущий звук из центра пристройки позади него. Звук открытия портала. Резак развернулся, вытаскивая ножи.
  Всадник вырвался из магических врат на полном скаку. Резко натянул удила серого коня - или, скорее, чудовищного привидения, обтянутого рваной кожей, из - под которой виднелись иссохшие мышцы, связки и сухожилия. Его глаза - черные провалы; длинная и сальная грива хлещет по холке, громко стучат копыта. Но сидящий в высоком седле всадник кажется еще более устрашающим. Черные бороздчатые доспехи, тронутые зеленоватой патиной, изрубленный шлем, под узким забралом - кости с немногими кусочками кожи на щеках, прилипшими к челюсти жилами, с прогнившими, обломанными зубами. Конь резко остановился, подняв клубы пыли, но в предшествующий миг Резак успел разглядеть такое количество оружия, что невозможно и сосчитать. Мечи за спиной, метательные топорики, ножны и рукояти кинжалов у седла, а покрытая латной перчаткой левая рука сжимает что-то вроде кабаньего вертела с бронзовым наконечником длиной в добрый меч. Большой лук, малый лук, ножи...
  - Где я? - Голос походил на вопль разъяренного зверя. Едва пришелец начал поворачиваться в седле и осматриваться, на землю полетели куски доспехов. - Проклятие, Худ! Я шел по следу! - Он замер, только сейчас заметив Резака. - Оставила одного в живых? Сомневаюсь. Ты не прихвостень Д'рек. Приложись к воде, смертный. Неважно, ты уже мертв. Ты и все клятые, полные кровушки живые твари в этом королевстве и всех иных!
  Он поворотил коня к храму, из которого как раз показался Серожаб, обнявший лапищами груду полезных вещей - свертков шелка, коробок, пакетов с едой и предметов кухонной утвари. - Жаба, любящая готовить с комфортом! Безумие Великого Конца да пребудет с тобой! Подойди ближе, демон, я оторву тебе ноги и поджарю на костре! Что, думал, я больше не ем? Ты прав, но тебя я поджарю из чистой злобы, настоянной на иронии - ах! Тебе понравилось, не так ли? - И он снова поглядел на Резака. - Именно вас я должен был увидеть? Он сорвал меня с погони ради... ЭТОГО?
  Резак спрятал ножи. Из ворот появился Геборик Руки Духа, за ним шли лошади. Старик остановился, увидев всадника, но тут же зашагал в прежнем темпе. - Слишком поздно, Солдат, - сказал он. - Или слишком рано! - И засмеялся.
  Всадник высоко поднял копье. - Вижу, Трич совершил ошибку. Но тем не менее приветствую тебя.
  Геборик застыл на месте. - Ошибку, Солдат? Да, согласен, но что же поделаешь? Принимаю приветствия, хотя и неискренние. Что привело тебя?
  - Хочешь ответа - спроси Худа! - Он опустил копье и воткнул в землю, выпрыгнул из седла (при этом по земле закувыркались новые куски доспехов). - Полагаю, следует осмотреться... как будто я уже не вижу все, что нужно видеть. Пантеон разделился, не так ли?
  Геборик подвел тревожащихся лошадей к поилке, обойдя всадника по широкой дуге. Кивнул Резаку: - Солдат Худа, из Высокого Дома Смерти. Думаю, он нам не помешает.
  - Он говорил со мной на дару. А с вами - на малазанском.
  - Да.
  Солдат был высоким, и Резак только теперь рассмотрел то, что свисало с усаженного короткими ножами пояса. Эмалевая маска, растрескавшаяся, покрытая пятнами - и с единственной полосой красной краски вдоль щеки. - Сбереги Беру! - прошептал он. - Сегуле!
  Услышав это, Солдат повернулся и подошел к нему. - Дарудж, ты далеко от дома! Скажи, дети Тирана все еще правят в Даруджистане?
  Резак покачал головой.
  - Ты выглядишь озадаченным, смертный. Что такое?
  - Я... я слышал... то есть... сегуле обычно ни с кем не говорят. Но вы...
  - Лихорадочный пыл все еще владеет моим смертным родом? Идиоты! Значит, армия Тирана до сих пор держит город?
  - Кто? Чья? Даруджистаном правит совет. У нас нет армии...
  - Блестящее безумие! В городе нет сегуле?
  - Нет. Только ... рассказы. То есть легенды.
  - Тогда где таятся мои маскированные, задиристые соотечественники?
  - Остров, как говорят, далеко на юге, у берега, за Морном...
  - Морн! Теперь я улавливаю смысл. Их держат в готовности. Совет Даруджистана - сплошные маги? Бессмертные, загадочные, маниакальные маги! Они затаились, ожидая возвращения Тирана, а в один прекрасный день он вернется! Вернется в поисках своей армии! Ха! Совет!
  - Это не совет, сир, - вмешался Резак. - Если говорить о магах, это должен быть Т"орруд Кабал...
  - Т"орруд! Да, умно. Дерзко! Баруканель, Деруданит, Травалеграх, Маммолтенан? Их имена потрясли твою душу? Я вижу!
  - Маммот был мне дядей...
  - Дядей! Ха! Абсурд! - Он повернул голову. - Я увидел достаточно! Худ! Я ухожу! Она сделала свою позицию ясной как лед, да? Худ, проклятый глупец, я тебе был не нужен! Теперь придется снова разнюхивать его след! Проклятие твоим белым костям! - Он влез на неупокоенного коня.
  Геборик воззвал от поилки: - Солдат! Могу я спросить? На кого ты охотишься?
  Рот раскрылся в безмолвной усмешке, показав ряды заточенных зубов. - Охота? О да, мы все охотимся, но я был ближе всех! Нассать на костлявые ноги Худа! Вырвать волосы из носа и вбить зубы в пасть! Копье ему в морщинистый зад, и выставить на вершине холодной горы! О, я найду ему жену, ставьте смело на это! Но вначале - охота!
  Он дернул удила, посылая коня вскачь. Портал снова открылся. - Шкуродер! Слушай меня, Чтящий ублюдок! Я иду за тобой! Сейчас! - Конь и всадник провалились в дыру, пропали. Миг спустя пропали и сами врата.
  Внезапная тишина зазвенела в ушах Резака заупокойной службой. Он хрипло вздохнул и постарался взять себя в руки. - Сбереги Беру... Он был мне дядей...
  - Парень, пойду напою лошадей, - сказал Геборик. - А ты иди к женщинам. Наверное, они услышали крики и не знают, что думать. Иди же, Резак.
  Дарудж кивнул и поплелся. "Баруканель. Маммолтенан. Что открыл Солдат? Какие мрачные тайны были в его речах? Что Барук и другие сделали с Тираном? А сегуле? Тиран возвращается?" - Боги, мне пора домой.
  Фелисин и Сциллара сидели около дороги сразу за воротами. Обе курили ржавый лист. Фелисин выглядела больной, но в глазах виделся дерзкий, решительный блеск.
  - Спокойно, - протянула Сциллара. - Она не вдыхает.
  - Не вдыхать? Как тебе такое удается?
  - У вас нет вопросов? - удивился Резак.
  Обе посмотрели на него: - Каких вопросов?
  - Вы не слышали?
  - Чего?
   "Они не слышали. Не к ним он приходил. К нам. Почему? Не ошибся ли Солдат? Он послан Худом, но не увидеть мертвых жрецов Д'рек... а поговорить с нами".
  Тиран вернется. Сказано сыну Даруджистана. - Боги, - прошептал он снова, - мне пора домой.
  В черепе раздался голос Серожаба: - Друг Резак! Удивление и тревога!
  - Что еще? - спросил он, поворачиваясь к демону.
  - Солдат Смерти. Поразительно. Он оставил копье!
  Резак поглядел - сердце неровно застучало в груди - на зажатое в зубах демона оружие. - Как хорошо, что тебе не нужен рот для разговора.
  - Горделивое согласие, друг Резак! Тебе нравятся шелка?
  
  ***
  
  Чтобы попасть к порталу небесной крепости, требовалось влезть наверх. Маппо и Икарий стояли на пороге, взирая на подобную пещере комнату. Пол был почти ровным. Казалось, слабый свет сочится из каменных стен. - Можно разбить стоянку, - произнес Маппо.
  - Да, - согласился Икарий. - Но вначале - исследования?
  - Конечно.
  Комната вмещала три механизма, во всем подобные затопленному в озере. Они стояли на настилах, словно корабли в сухом доке. Дверцы раскрыты, за ними видны обитые кожей сидения. Икарий вошел в ближайшую машину и начал осматривать ее устройство.
  Маппо отвязал кошель и начал доставать из него второй, больший. Вскоре он выложил на пол скатки, еду и вино. Затем вытянул окованную железом палицу - не излюбленную, но другую, попроще. В ней не было колдовских чар.
  Икарий вернулся. - Они безжизненны. Какая бы энергия не находилась в машинах, она вся вытекла, и я не нашел способа восстановить.
  - Ну, это не удивляет. Полагаю, крепость стоит здесь долгое время.
  - Достаточно точно, Маппо. Но вообрази: мы могли бы оживить один из механизмов! Могли бы странствовать с удобствами и большой скоростью! Одна машина для тебя, другая для меня. Как трагично. Но посмотри - там проход. Давай вгрыземся в самые великие тайны крепости.
  Маппо, подняв палицу, последовал за Икарием в широкий коридор.
  Вдоль него шли кладовые, хотя друзья обнаружили в них только бесформенные груды пыли.
  Еще шестьдесят шагов - и перекресток. Путь преградил округлый барьер, сверкавший как вставший вертикально пруд ртути. Вправо и влево отходили изгибающиеся коридоры.
  Икарий вытащил из кошелька монету. Маппо позабавился, видя, что она отчеканена пятьсот лет назад.
  - Ты самый скупой скряга в мире, Икарий!
  Джаг со смехом пожал плечами: - Припоминаю, что никто никогда не брал с нас плату, какие бы непосильные расходы не предусматривали наши просьбы. Это правильное воспоминание?
  - Точно.
  - Тогда как ты смеешь обвинять меня в скаредности? - Икарий швырнул монету в серебристый барьер. Она исчезла; по поверхности пробежали волны, отразились от краев рамы и вернулись к центру.
  - Пассивное поведение. Скажи, ты слышал, чтобы монета ударилась обо что-то за завесой?
  - Нет. При прохождении... двери она не звенела.
  - Меня тянет пройти самому.
  - Это может быть вредно для здоровья.
  Икарий помедлил, затем вытащил кривой нож и вонзил его в преграду. Новые волны. Вытащенное лезвие выглядело неповрежденным. Субстанция не прилипла к нему. Икарий провел по краю пальцем. - Температура не изменилась.
  - Если потеряю палец, это ведь не страшно? - Маппо протянул левую руку.
  - И какой палец пойдет первым, друг мой?
  - Не знаю. Думаю, что потеряю все сразу.
  - Кончики?
  - Здравое рассуждение. - Маппо сложил пальцы в кулак, оставив наружи мизинец, погрузил его в дрожащую субстанцию по первую фалангу. - Точно не больно. Похоже, оно очень тонкое. - Он отдернул руку и осмотрел палец: - Без перемен.
  - Пальцы такие грязные. Как ты определил?
  - О, я вижу разницу. Нет грязи, даже под ногтями.
  - Пройти - как помыться. Что думаешь?
  Маппо сунул всю руку. - Чувствую воздух. Холоднее, свежее. - Он вытащил руку. - Чистая. Слишком чистая. Я обеспокоен.
  - Почему?
  - Потому что понял, какой я грязный.
  - Интересно, произойдет ли то же самое с одеждой?
  - Было бы хорошо. Хотя тут может быть некий вид порога. Слишком грязное попросту уничтожится. Мы можем выйти на ту сторону голыми.
  - Да, друг, теперь и я обеспокоен.
  - Еще бы. Ну, Икарий, что делать будем?
  - А есть выбор? - С этими словами Джаг шагнул через барьер.
  Маппо со вздохом последовал за ним.
  И тут же был схвачен за руку, остановлен на второй ступени. Вместо третьей, как он сразу же заметил, простирался воздух.
  Обширная пещера. Мост некогда соединял уступ, на котором они встали, с огромной крепостью, плавающей в пустоте на расстоянии сотни шагов. Некоторые секции моста по-прежнему висели, вроде бы ничем не поддерживаемые - но большая их часть разрушилась и свободно дрейфовала в воздухе.
  Внизу, на головокружительной глубине, пещеру застилала тьма. Сверху слабо, словно ночное небо, светился купол из черного, грубо отесанного камня. Вдоль стен поднимались уступы зданий - бесчисленные окна и ни одного балкона. В воздухе неподвижно висели пыль и мелкий мусор. Маппо даже не вскрикнул, слишком пораженный открывшейся перспективой.
  Икарий коснулся его плеча, указал на что-то, висящее прямо пред носом. Монетка, но не неподвижная, как сначала показалось. Она тихо уплывала в глубь. Джаг протянул руку и схватил монету, положил обратно в кошель. - Достойный вклад, обратно в мою сокровищницу. Здесь имеется импульс, так что мы сможем передвигаться. Оттолкнемся от уступа. Туда, к крепости.
  - Разумный план, - сказа Маппо, - но есть препятствия по пути.
  - А. Понимаю.
  - На другой стороне мостик может быть неповрежденным. Пройдем по коридорам, что позади нас. Если такой мостик есть, его, вероятно, можно отыскать по серебристому барьеру.
  - Ты никогда не хотел летать, Маппо?
  - Думаю, в детстве хотел.
  - Только в детстве?
  - Сны о полете принадлежат детям, Икарий. Мы пойдем исследовать коридоры?
  - Хорошо. Но признаюсь, мне хочется, чтобы другого моста не было.
  
  ***
  
  Бесчисленные комнаты, проходы и закутки вдоль высокого, со сводчатым потолком коридора, толстый слой пыли на полу, непонятные выцветшие знаки на дверях - возможно, цифры древней системы счета. Воздух застойный, слегка кисловатый. Никакой мебели в обнаруженных комнатах. Как нет и трупов, не сразу сообразил Маппо. Только тот, что Икарий нашел в машине на дне озера. Организованный исход? Если так, куда же делись Короткохвостые?
  Наконец они наткнулись на вторую серебряную дверь. Осторожно прошли - и оказались на уступе, перед узким мостом. Этот был цел и кончался у стены летающей крепости, которая здесь висела намного ближе к стене пещеры. Обратная сторона сооружения оказалась намного грубее: узкие бойницы, в беспорядке разбросанные по угловатым стенам, неровные ниши, кривоватые башенки.
  - Необычайно, - прошептал Икарий. - Интересно, что тайная сторона, это скрытое безумие говорит о строителях, о К'чайн Че'малле?
  - Возможно, некое напряжение?
  - Напряжение?
  - Между порядком и хаосом. Внутренняя дихотомия, враждующие побуждения...
  - Противоречия свойственны всей жизни разума, - кивнул Икарий. Он ступил на пролет моста, взмахнул руками - и полетел в сторону.
  Маппо выбросил руки и успел схватить Джага за дергающуюся пятку. Притянул обратно на мост. - Ну, - пробормотал он, - это был интересный опыт. Ты ничего не весил. Легкий, как пылинка.
  Джаг встал на ноги - медленно, опасливо. - Я переволновался. Похоже, все-таки придется лететь.
  - Но зачем построен мост?
  - Не понимаю. Может, вызывающий невесомость механизм сломался или потерял точную настройку.
  - То есть у мостов кончился срок годности? Возможно. А видишь поручни, идущие вдоль его сторон - не вверх, а вбок? Низкие, но если ползти, можно хвататься руками.
  - Да. Двинулись?
  Ощущение не из приятных, подумал Маппо, ползя за вырвавшимся вперед Икарием. Тошнота, головокружение, странное желание ослабить хватку и отдаться на волю порожденного мышцами толчка. Непонятно, где верх и низ. Временами Маппо казалось, что они лезут вверх по лестнице, а не ползут по почти горизонтальному мосту.
  Впереди замаячил узкий и высокий вход, конечный пункт моста. Перед ним тихо плавали куски выбитой двери. Выбивали ее снаружи.
  Икарий достиг порога и встал. Через миг Маппо присоединился к нему. Оба уставились в темноту.
  - Чувствую... великую... смерть.
  Маппо кивнул. Вытащил палицу, глянул на ее усыпанную шипами голову и прицепил рукоять к поясу за ремешок.
  Икарий пошел впереди.
  Коридор оказался столь же узким, как и дверь. Стены из неровного черного базальта, покрытого каплями росы, пол опасный из-за хаотически выпирающих узлов и выступов; впадины, полные замерзшего, трескавшегося под ногами льда. Первые сорок шагов они шли более - менее по прямой. Глаза успели приспособиться к тьме.
  Открытое пространство. Новый громадный зал в сердце крепости. Тяжелый крест из связанных бревен черного дерева заполнял помещение, и на нем был распят дракон. Давно мертвый, замороженный, но теперь оттаявший и начавший разлагаться. В горле дракона железный штырь толщиной с торс Маппо, вбитый над грудиной. Аквамариновая кровь покрыла раны и все еще вытекала, медленно и безостановочно падая на пол каплями размером с кулак.
  - Я знаю этого дракона, - шепнул Икарий.
   "Откуда? Нет, не спрашивать!"
  - Я знаю этого дракона, - повторил Икарий. - Соррит. Ее аспектом был Серк. Садок неба. - Он закрыл лицо руками. - Мертва. Соррит убита...
  
  ***
  
  - Самый восхитительный трон. Нет, не восхитительный. Самый горький, мерзкий, невкусный. О чем я думаю?
  - Ты не думаешь, Кодл. Никогда не думала. Не припоминаю никаких тронов. Какой трон? Это точно ошибка. Неапсалар плохо расслышала, вот и все. Совсем плохо расслышала, полнейшая ошибка. К тому же на нем кто-то сидит.
  - Восхитительный.
  - Я тебе сказала, не было никакого трона...
  Такая болтовня продолжалась уже полночи, пока они шли странными кривыми путями Тени, брели по призрачному ландшафту, то и дело переходя из одного мира в другой - хотя оба мира были одинаково пустынны и разорены. Апсалар удивлялась обширности данного фрагмента Королевства Теней. Если ее сведения, взятые из памяти Котиллиона, правильны, этот мир блуждал, не будучи привязанным к миру, который она привыкла называть своим, и ни Веревка, ни Амманас не обладали властью изменить его кажущиеся беспорядочными странствия. Еще более странным казалось ей, что фрагмент испускал из себя дороги, вьющиеся на далекие расстояния словно щупальца или корни. Иногда их движение казалось независимым от перемещений основной части садка.
  Они только что наткнулись на одну из них, более или менее соответствующую тракту, идущему из Эрлитана на восток, огибающую неглубокую кедровую рощу, за которой плещется море. Когда тракт начал уходить к северу, к береговой линии, Тропа Тени последовала за ним, сузившись до размеров земной дороги.
  Не обращая внимания на бесконечную трескотню порхающих вслед за ней духов, сражаясь с нехваткой сна и отдыха, Апсалар шагала, спеша пройти как можно больше до восхода. Контроль над Королевством Теней становился все слабее - оно пропадало, едва терялась сосредоточенность. Наконец она остановилась.
  Садок рассыпался. Алеющее небо на востоке. Торговый тракт, основание извитого подъема к прибрежной гряде холмов. Они стояли, а вокруг стремглав сновали ризанские ящерицы.
  - Возвращение солнца! Снова! Нет! Телораст, нам нужно укрытие! Хоть куда-нибудь!
  - Нет, не нужно. Идиотка. Нам просто труднее будет видеть. Ты все позабыла? Конечно, Кодл, помнить ты не умеешь. Я жду, что ты вот - вот растворишься с жалобным воем. Наконец-то покой. Увы, лишь на время...
  - Ты злая, Телораст! Я всегда это знала, даже до того, как ты пошла и воткнула нож в...
  - Тише! Я нож ни в кого не втыкала!
  - Врунья!
  - Скажи еще раз, и я поколочу тебя!
  - Не сможешь! Я растворюсь!
  Апсалар провела рукой по лбу. На ладони блеснул пот. - Нить Тени... страдает, - сказала она.
  - О да, - бросила Телораст, завиваясь грязно - серым вихрем. - Она больна. Как и все внешние пределы. Отравлены, поражены хаосом. Позор Темному Трону.
  - Темному Трону? Почему?
  - Почему? Мы ненавидим его.
  - И это достаточное основание?
  - Это достаточное основание для всего.
  Апсалар оглядела подъем дороги: - Думала, мы ближе дошли.
  - Хорошо. Отлично. Я боюсь. Давай встанем здесь. Давай пойдем назад.
  Апсалар переступила через духов и начала восхождение.
  - Нехорошо так поступать, - зашипела в спину Телораст. - Если бы я владела твоим телом, я через нас не переступила бы. Даже если бы на дороге сидела одна Кодл. Ну, разве что если бы сильно злилась. Ты же не злишься на меня? Прошу, не надо злиться. Я сделаю для тебя все, пока ты не умрешь. А тогда я спляшу на твоем вонючем, вздувшемся трупе - ведь именно того ты бы и захотела, так? Я бы захотела, будь я на твоем месте и умри, а потом окажись на своем месте и проживи достаточно долго, чтобы сплясать - я б сплясала.
  Взойдя на перевал дороги, Апсалар увидела, что тракт вьется по гребню холмов еще две сотни шагов, а потом снова спускается вниз. Холодный утренний ветер, принесшийся из темной пустоты слева, которая была ночным морем, осушил пот на ее лбу. Внизу находились обрыв высотой примерно в пятнадцать ростов человека и узкая полоса заваленного плавником пляжа. Дальше, где дорога шла по небольшой, заросшей кривыми деревьями долине, возвышалась башня. Стены строения были покрыты белой штукатуркой, кроме верхней трети, где обнажился грубо отесанный камень кладки.
  Апсалар пошла к башне. Первые лучи рассвета взметнулись над горизонтом.
  Вокруг башни была сложена невысокая сланцевая ограда. Женщина никого не увидела и не услышала, даже когда встала у входа.
  Донесся слабый шепот Телораст: - Нехорошо. Тут живет незнакомец. Должно быть, незнакомец, потому что я с ним не знакома. А если тут живет не незнакомец, а какой-то знакомец, то он может быть еще опаснее...
  - Молчи, - ответила Апсалар, поднимая руку, чтобы постучать. Однако не постучала, а отступила от двери, заметив над входом громадный череп ящера. - Дыханье Худа! - пробормотала она в нерешительности. Телораст ныла и вскрикивала за спиной.
  Еще минута - и Апсалар собралась с духом и ударила кулаком по серым доскам двери.
  Внутри что-то загремело, упав, послышался шелест ног по песку. Загремел засов. Дверь распахнулась, изрыгнув клуб пыли.
  Человек заполнил весь проем. Напан - упругие мышцы, грубое лицо, маленькие глазки. Чисто выбритое лицо покрыто белой пылью, полоски пота прочертили лоб и смочили кустистые брови.
  Апсалар улыбнулась: - Привет, Арко.
  Мужчина хмыкнул. - Арко утонул. Все они утонули.
  - Из-за недостатка воображения.
  - Ты кто?
  - Апсалар...
  - Нет, не Апсалар. Она была Имассой...
  - Не Повелительница Воров. Я просто назвалась в ее честь...
  - Чертовски нагло с твоей стороны.
  - Может быть. Но я принесла приветствия от Танцора.
  Дверь захлопнулась перед носом.
  Апсалар отступила на шаг, кашляя и стирая пыль с лица
  - Хе, хе, - сказала Телораст. - Куда идем теперь?
  Апсалар снова забарабанила в дверь.
  Та открылась далеко не сразу. Мужчина хмурился. - Знаешь ли, однажды я пытался его утопить.
  - Нет... да, припоминаю. Ты был пьян.
  - Ты ничего не можешь припоминать - тебя там не было. И я не был пьян.
  - Ох. Тогда... почему?
  - Раздражал он меня, вот почему. Прямо как ты теперь.
  - Нужно поговорить.
  - Зачем?
  Она вдруг поняла, что не знает.
  Глаза собеседника сузились. - Он действительно думал, я был пьян? Какой идиот.
  - Ну, подозреваю, альтернатива была слишком грустной.
  - Не знал, что у него чувствительная душа. Ты ему дочь? Что-то... в позе и положении рук...
  - Можно войти?
  Он отошел от двери. Апсалар вошла и вновь встала, глазея на составивший основу обстановки безголовый скелет, набор полированных бурых костей. Двуногое и хвостатое существо достигало хребтом потолка башни. - Что это?
  - Чем бы оно не было, оно могло проглотить бхедрина в один кус.
  - Как? - прошептала в ухо Телораст. - У него нет головы.
  Мужчина расслышал вопрос и нахмурил брови. - Ты не одна. Кто это, дух - хранитель? Не могу его рассмотреть, и это мне не по нраву. Совсем.
  - Дух.
  - Изгони его к Худу. Духи не отсюда, потому они и зовутся выходцами.
  - Злой! - зашипела Телораст. - А это кто?
  Апсалар увидела, как тень метнулась к стоявшему справа длинному столу. На нем находились уменьшенные версии костяного чудовища, размерами с ворону, хотя вместо клювов у тварей имелись длинные рыла с зубами - иголками. Кости были связаны жилами таким образом, что скелеты стояли, словно дырокрысы на охране гнезда.
  Арко изучал Апсалар. На жестком, грубом лице появилось странное выражение. - Не то чтобы я не любил гостей... ну ладно, действительно не люблю... от них вечно неприятности. Что еще передал Танцор?
  - Ничего. И он зовется сейчас Котиллионом.
  - Я знал. Не удивился, поняв, что он Покровитель Ассасинов. Он был самым страшным убийцей империи. Не Угрюмая, что была просто вероломной. Не Супер, что был просто жестоким. Подозреваю, эта парочка до сих пор думает, что победила. Дураки. Кто стал ровней богам, а? - Он достал глиняную кружку. - Местные травы, слегка ядовитые. Не смертельные. Противоядие от укуса змей - эти гадины заполонили округу. Оказалось, я построил башню в самой их логове.
  Один из стоявших на столе скелетов упал, но тут же резко вскочил, махая хвостом и опустив грудь почти до земли.
  - Один из моих спутников захватил его, - сказала Апсалар.
  Второй скелет неловко задергался.
  - Боги темные, - прошептал Арко. - Смотри, как стоят! Конечно! Так и должно быть. Конечно! - Он метнул взгляд на громадное страшилище: - Неправильно поставил! Они наклонялись вперед - для равновесия!
  Телораст и Кодл быстро освоили новые тела, защелкали челюстями, запрыгали по столешнице.
  - Похоже, освободить их они не согласятся.
  - Пусть забирают. Награда за откровение! - Арко начал озираться. Пробормотал: - Да мне придется перекладывать стену!
  Апсалар вздохнула: - Как хорошо, что одна из них не решила завладеть большой версией...
  Глаза Арко чуть расширились. - Пей чаек - чем он холоднее, тем ядовитее, - пробурчал он.
  Ассасин хлебнула из кружки. Губы и небо внезапно онемели.
  Арка усмехнулся: - Отлично. И беседа будет короче, и ты скорее меня покинешь.
  - Уфлюдох.
  - Пройдет. - Он нашел стул и сел перед ней. - Ты дочка Танцора. Должна ей быть, хотя сходства мало. Твоя мать явно была красавицей. Поглядите на эту походку, на позу. Ты его отпрыск, и он не удержался и научил тебя тому, что умел сам - способам убийства. Вижу, тебя это не радует. По глазам вижу. Наследство тревожит - чувствуешь себя пойманной, связанной. На твоих руках уже есть кровь? Он как, гордится? - Моряк поморщился и сплюнул. - Надо было утопить его тогда. Будь я пьян, утопил бы.
  - Офибашшсся.
  - Офиба? То есть ошибаюсь? Да ну?
  Она кивнула, пытаясь побороть ярость. Нужно было поговорить - и он отнял у нее способность произносить слова. - Не дофка. Отершимя.
  Мужчина нахмурился.
  Апсалар указала на рептилий, играющих друг с дружкой на каменном полу. - Отершимофт.
  - Одержимость. Он владел тобой? Ты была одержима богом? Оторви Худ ему яйца и сжуй! Медленно! - Арко вскочил, сжал кулаки. - На, дочка. У меня есть противоядие для противоядия. - Он нашел пыльную бутыль, потряс и потер, пока не стали видны края глиняного горлышка. - Вот. Пей.
  Приторно-сладкое пойло защипало на языке, став во рту горьким. - Ох. Это... быстро.
  - Извини, Апсалар. Совсем я одичал, признаю. Сегодня сказал больше слов, чем случается за годы. Так что молчу. Чем помочь?
  Она нерешительно озиралась. - По настоящему нечем. Не нужно было приходить. У меня задания не закончены.
  - Его задания?
  Она кивнула.
  - Почему?
  - Я дала слово.
  - Ты ничего ему не задолжала. Разве что нож в спину.
  - Я пожелала исчезнуть... когда закончу.
  Он снова сел. - А. понятно.
  - Думаю, случайное утопление уже не прокатит.
  Слабая улыбка. - Это была, видишь ли, шутка. Мы решили... утонуть. Никому не удалось понять. И не удастся. Думаю, никогда.
  - Я поняла. И Танцор. Думаю, даже Темный Трон.
  - Но не Угрюмая. Никогда не имела чувства юмора. Одержимость мелкими деталями. Интересно, люди вроде нее бывают счастливы? Способны чувствовать счастье? Тогда что вдохновляет их на жизнь? Дай им больше всех - они будут жаловаться. Дай им меньше - снова станут жаловаться. Дай половину - станут жаловаться, что вторая половина больше.
  - Не удивляюсь, что ты ушел от людей.
  - Да, в эти дни предпочитаю скелеты. Люди. Их стало слишком много, если мое мнение тебя интересует.
  Она огляделась: - Танцор хочет, чтобы ты встряхнулся. Почему?
  Напан отвел глаза, промолчал.
  Апсалар почувствовала беспокойство. - Он знает что-то? Он намекнул на это самим фактом моего прихода и передачи приветствия.
  - Ассасин он или нет, Танцора я всегда любил. Особенно за привычку держать рот на замке.
  Скелеты скреблись в дверь. Апсалар поглядела на них. - Скрыться... от бога.
  - Да, это будет нелегко.
  - Он сказал, я могу уйти, когда выполню задания. Сказал, не придет за мной.
  - Верь ему, Апсалар. Танцор не врет, и, наверное, даже божественность его не изменила.
   "Думаю, именно это я и хотела услышать". - Спасибо тебе. - Он направилась к двери.
  - Уже?
  Он оглянулась. - Слишком много или слишком мало?
  Он прищурился и глухо хохотнул. - Ты права. Как вовремя - пора было мне напомнить, что надо внимательнее относиться к своим желаниям.
  - Да. "И об этом тоже Танцор напомнил тебе через меня, так"?
  Арко отвернулся. - Черт его побери.
  Апсалар улыбнулась и открыла дверь. Телораст и Кодл стремглав выскочили, миг спустя за ними последовал и она сама.
  
  ***
  
  Обильный плевок на ладони, тщательное перетирание мокроты; щедрое помазание шевелюры. Объявленный вне закона гралиец Таралек Виид встал, одним ударом ноги по песку забросал костерок, подобрал пожитки и взвалил их на плечи. Затем натянул тетиву охотничьего лука, наложил стрелу. Еще один взгляд по сторонам - и он двинулся в путь.
  След был ясным. Таралек Виид внимательно осматривал неровную, потрескавшуюся почву пустоши. Заяц, пустынная куропатка, ящерица - мамляк, все сойдет: ему надоели куски вяленого мяса бхедрина, да и это мясо он жевал уже две ночи тому назад. Конечно, нет недостатка в клубнях, но проводить полдня скорчившись за рытьем ям ему не хотелось.
  Демон - Д'айверс приближался к добыче. Жизненно важно, чтобы Таралек шел за ним по пятам, смог увидеть итог погони. Ему хорошо заплатили - это все, что имеет значение. Золото, а значит - возможность сколотить отряд наемников. Потом - назад, в родное село, чтобы свершить справедливую месть над предателями. Он наденет мантию военного вождя и поведет народ Граль к славе. Его предназначение ясно, все идет просто отлично.
  Деджим Небрал не пытается свернуть с пути или задержаться. Исключительно усердный, верный задаче Д'айверс. Он жаждет свободы, обещанной как награда за исполнение задания, и потому не отступит. Именно так нужно заключать сделки; Таралек Виид понял, что восхищается Безымянными. Несмотря на все страшные сказки, его личные отношения с культом были ясными, прямыми и выгодными.
  Они пережили малазанское завоевание, а это о многом говорит. Старый Император проявил дьявольское умение разбираться в сути многочисленных культов Семиградья и планомерно истреблять их приверженцев.
  Тоже достойно восхищения.
  А вот далекая императрица кажется гораздо менее впечатляющей. Слишком много ошибок. Таралек не может уважать такую тварь, он ритуально проклинает ее имя на закате и рассвете, с тем же рвением, как и прочих своих заклятых врагов. Всего у Таралека Виида их семьдесят четыре.
   Симпатия подобна воде в пустыне. Ее тщательно запасают и расходуют малыми глотками. А он, Таралек Виид, способен пройти тысячу пустынь на одной капле.
  Таков уж мир. Он хорошо знал себя, понимал, что подобен гипнотическому влиянию змеи - сначала отпугивает, потом зачаровывает и, наконец, наносит смертельный удар. Если змея наносит визит в гнездо дырокрыс, не напрасны ли будут их жалобы на естественные последствия? Ведь он убил мужа ради ее сердца. И сердце полностью поглотило его. Он и подумать не мог, что она использует его и потом просто выкинет, что другой мужчина ожидал в тени хижины, готовясь утешить страдающий дух печальной вдовы. Он не верил, что она также наделена змеиными чарами.
  Встав у булыжника, он снял водяной мех и вынул плотно прилаженную глиняную пробку. Спустил набедренную повязку и помочился в дырочку. Там, куда идет Д'айверс, нет родников на протяжении пятнадцати лиг. Конечно, рано или поздно его путь пересечется с торговым трактом, но сейчас до него неделя. Уже ясно, что Деджим Небрал не ведает атак жажды.
  Он понимал - это награда твари за ее несокрушимую волю. Достойно подражания - в пределах выносливости человека. Он выпрямился и натянул повязку. Заткнув мех и забросив его за плечо, Таралек Виид продолжил размеренное преследование.
  
  ***
  
  Под светом угасающих звезд и озаренного востока Сциллара упала на колени, извергла на твердую землю остатки ужина. Потом тонкими струйками потекла желчь. Наконец спазмы утихли. Она со стоном проползла немного и уселась спиной к камню.
  Демон Серожаб смотрел с десяти шагов, медленно качаясь из стороны в сторону.
  Его вид вызывал новые приступы тошноты, так что она отвернулась, вытянула трубку и принялась набивать. - Несколько дней, - пробурчала она. - Я думала, все кончилось. Проклятие...
  Серожаб проковылял к месту, где ее вырвало, понюхал и забросал кучку песком.
  Сциллара умелым жестом высекла искры из кремневого кресала. Смесь сладкой травы и ржавого листа легко занялась. Еще мгновение - и женщина выпустила струю дыма. - Вот хорошо, Лягух. Скрой следы... какое чудо, что ты никому не рассказал. Заботишься о моей личной жизни?
  Серожаб не ответил, что было вполне предсказуемо.
  Сциллара погладила выпирающий живот. Как можно становиться все толще и толще, если нормально ела три недели назад? В беременности есть что-то дьявольское. Как будто в животе завелся собственный демон. Ну что же, чем скорее он вылезет, тем лучше: можно будет поторговаться со встречным сутенером или работорговцем. Пусть выкормят его, воспитают и выучат науке попрошайничества.
  Большинство разумных женщин останавливаются на двух или трех, и теперь она хорошо понимала, почему. Целители, повивальные бабки, знахари поддержат здоровье детей, а мир научит их своим путям.
  Весь ужас в вынашивании, таскании растущего пуза, требующего у тела последние резервы.
  С ней происходило еще кое-что. Что-то, доказывающее врожденную опасность детей. Она все чаще впадала в сонное, удовлетворенное состояние, брела с бездумной улыбкой. Это просто ужасно. Как можно быть счастливой? Мир неприятен. В нем нет и следа сочувствия. О нет, это крадется ядовитое обольщение, желая ввести в заблуждение, в глупое блаженство - и с нее хватит. Это мерзко, как дурханг. Смертельный соблазн.
  Она понимала, что пузо вскоре станет заметно всем. Может, следует притвориться, что они попросту толстеет? В дородности есть что-то приятное... нет, нет, это мерзкий соблазн ищет новый путь в ее разум!
  Ну, хоть рвота прекратилась. Сциллара поднялась на ноги и вернулась к стоянке. Кучка углей в очаге, вьющиеся струйки дыма, трое завернутых в одеяла человек. Серожаб показался позади, обогнал ее и быстро скрючился у костра. Хлопнул ладонями, схватив мошку, и отправил ее в пасть. Мутно - зеленые глаза уставились на Сциллару.
  Она снова набила трубку. А почему дети бывают только у женщин? Почему бы какому-нибудь наделенному магией Властителю не исправить несправедливость? Не то чтобы она находила в роли женщин явные преимущества... разве что непонятное, подозрительное блаженство, крадущееся через ум? Она сильно затянулась. Бидитал сделал отсечение удовольствий первым ритуалом для девушек своего культа. Он любил идею о бесчувствии, отсекающем опасные поползновения сладострастия. Она не припоминала никаких подобных ощущений.
  Бидитал прививал им религиозный раж, состояние бытия - теперь она поняла это - гораздо более эгоистическое и самолюбивое, чем служение своему телу. Беременность намекала на подобный экстаз, и это заставляло ее тревожиться.
  Движение. Она дернулась и увидела, что это Резак проснулся и садится.
  - Что-то не так? - спросила она шепотом.
  Он поглядел на нее - в темноте было трудно понять выражение лица - и зевнул. - Нет. Плохой сон.
  - Близится заря.
  - Почему ты не спишь?
  - Без причины.
  Он стряхнул одеяло, встал и поковылял к очагу. Наклонился, роняя на угли кусочки трута, подождал, пока не родится огонь, и начал подкладывать кизяки.
  - Резак. Как ты думаешь, что случится на острове Отатарал?
  - Не знаю точно. Старик - малазанин не откровенничает.
  - Он Дестриант Летнего Тигра.
  Резак поднял взор: - Нежелающий.
  Она снова набивала трубку ржавым листом. - Ему не нужны последователи. А если он их захочет, это будем не мы. Не я, не Фелисин. Мы не воины. Ты, - добавила она, - кажешься самым подходящим кандидатом.
  Резак фыркнул: - Нет, Сциллара, не я. Похоже, я иду за другим богом.
  - Похоже?
  Она различила, что он пожимает плечами: - Так случилось.
   "Женщина. Ну, это многое объясняет". - Причина не хуже любой иной, - сказала она, выпуская клуб дыма.
  - То есть?
  - То есть не вижу причин следовать за любым богом или богиней. Если ты заслужил их интерес, они используют тебя. Я много чего знаю об использовании; поверь, самая большая награда будет в том, что на тебя иногда посмотрят без гнева.
  - Н-да, - не сразу отозвался он. - Тебя кто-то уже наградил.
  - Ты так это называешь?
  - Как? Ты выглядишь.. здоровой. Полной жизни. Не такой костлявой, как раньше. - Он помолчал и торопливо добавил: - И хорошо. Вид умирающей от голода тебе не шел - и никому не идет. Вот и все.
  Она сидела, куря и созерцая все сильнее освещаемого лучами рассвета Резака. - Ведь мы для тебя обуза, так?
  - Нет! Вовсе нет! Я должен сопроводить вас - и охотно принял это задание. Ничего не изменилось.
  - Ты думаешь, Серожаба недостаточно для нашей защиты?
  - Нет... то есть вполне достаточно. И все - таки это демон, это осложняет дело. Не может же он просто так войди в селение или город, или вести закупку продовольствия?
  - Может Фелисин. Да и я.
  - Отлично. Ты намекаешь, что вы не желаете меня видеть?
  - Я говорю, что ты нам не нужен. Резак, это не то же самое, что "не желаем видеть". К тому же ты отлично управился с ролью вожака, хотя к ней явно не привычен.
  - Слушай! Если хочешь вести сама - только скажи.
   "Ах, у него женщина, которая не любит идти следом". - Не вижу поводов что-то менять, - небрежно произнесла она.
  Он уставился на нее, она - на него; при этом Сциллара постаралась придать взгляду всю возможную простоту и невинность.
  - К чему тогда разговор?
  - К чему? Ни к чему. Просто поболтала. Или есть что-то, о чем ты хотел бы поговорить?
  Ей казалось, что каждое слово заставляет его отшатываться. - Нет, ничего.
  - Все оттого, что ты просто мало меня знаешь? Ну, у нас будет время.
  - Я понимаю тебя... вроде бы. Нет. Ты права - совсем не понимаю. Женщин не понимаю. И откуда бы мне? Невозможно проследить ход ваших мыслей, понять смысл слов, понять, что таится за словами...
  - Это насчет меня или женщин вообще?
  Он добавил кизяков в костер и пробурчал: - Нет, не о чем мне говорить...
  - Ладно. Тогда подброшу пару тем...
  Резак застонал.
  - Тебе дали задание. Сопроводить нас. Верно? Как же дал его?
  - Бог.
  - Но не бог Геборика.
  - Нет.
  - Итак, нами интересуются по меньшей мере два бога. Это нехорошо, Резак. Знает ли Руки Духа? Нет, откуда бы? Не было причин сообщать...
  - Сообразить нетрудно, - бросил Резак. - Я ждал вас в храме Искарала Паста.
  - Малазанские боги - Амманас и Котиллион. Но ты же не малазанин?
  - Да ну, Сциллара, - устало ответил Резак, - не будем же мы обсуждать все это прямо сейчас?
  - А твоя любовница - малазанка? Правильно? Исконная последовательница тех богов?
  - Ох, голова раскалывается, - замычал он, хватаясь руками за лицо и яростно дергая себя за волосы. - Как... нет, не хочу знать. Неважно. Мне плевать.
  - Так где же она?
  - Хватит.
  Сциллара сдалась. Вытащила узкий кинжальчик и начала прочищать трубку.
  Резак внезапно вскочил: - Пойду готовить.
   "Милый мальчик. Как сырая глина в женских руках. То есть в руках женщины, знающей, что надо делать.
  Весь вопрос - стоит ли мне начинать? Фелисин без ума от Резака. Но мы же можем его поделить".
  
  ***
  
  - Смешное наблюдение. Мягкотелая, пышногрудая женщина хочет обжиматься плотью с Резаком.
  "Не сейчас, Серожаб", - мысленно ответил занявшийся приготовлением завтрака Резак.
  - Тревога. Нет, не сейчас. Остальные пробуждаются от нелегких снов. Об их грезах мне и рассказывать неловко. Особенно про Фелисин Младшую.
  Резак замер. "Что? Почему... она едва вошла в возраст! Нет, не может быть. Отговори ее, Серожаб!"
  - Серожаба приближение нежеланно. Постоянна злость. Ты, Резак, наделен осеменительной способностью, можешь зачинать. Недавнее откровение. Человеческие женщины несут пруд в животах. Но выживает лишь одно яйцо. Ужасный риск! Ты должен поскорее наполнить пруд, пока конкурент - самец не украдет твою судьбу. Серожаб поддержит твое притязание. Смелое самоотвержение, как Часовой Кругов в моем народе. Альтруистическое озарение взаимности, длительный спуск, когда награду постоянно похищают. Светоч высшего разума, понимающий интересы общества. Серожаб уже стал Часовым Кругов для мягкотелой, пышногрудой богини - женщины.
  "Богини? Что ты имел в виду?"
  - Похотливый знак достоин поклонения. Ознаменование человеческих самцов, окружающих пруд разума Серожаба. Слишком много ассоциаций. К счастью. Длительное сексуальное желание. Нездорово.
  Резак поставил горшок на огонь, бросил в него пригоршню трав. "Что такое ты толкуешь о знаках?"
  - Наблюдение, обход пруда разума. Тревожность. Приближение угрозы. Это знаки предостережения.
  "Какие же знаки?"
  - Очевидные. Беспокойные сны. Говорит само за себя.
  "Не всегда, Серожаб. Иногда нас преследует прошлое, вот и все".
  - А. Серожаб будет думать над этим. Но сейчас боль. Серожаб голоден.
  
  ***
  
  Серая дымка жары и пыли сделала городские стены почти невидимыми. Леомен Молотильщик ехал во главе потрепанной колонны, Корабб Бхилан Зену'алас был рядом. Отряд приближался к предместью И'Гатана.
  - Там, - сказал Корабб, - всадник справа от знаменосца. Это фалах'д Ведор. Выглядит... несчастным.
  - Лучше ему подружиться с этим чувством, - проворчал Леомен. Он воздел окованную стальной перчаткой ладонь, и колонна начала останавливаться.
  Они ждали, пока не подъедут встречающие.
  - Командир, мы с тобой встретим их на полпути?
  - Конечно, нет! - фыркнул Леомен.
  Корабб замолчал. У вождя мрачное настроение. Каждый третий его воин едет за спиной товарища. Самая ценная ведьма - знахарка умерла утром, и они придавили ее труп тяжелой придорожной плитой, чтобы не поживились бродячие духи. Леомен самолично плюнул на все восемь сторон света, освящая почву, пролил кровь из разрезанной левой руки на пыльную каменную плиту, возглашая молитву во имя Откровения. И заплакал. Открыто, перед фронтом своих последователей, которые в тот миг замерли, потрясенные проявленной Леоменом силой любви к ним и горя от их утрат.
  Фалах'д и солдаты приблизились и встали в пяти шагах от Леомена и Корабба.
  Корабб вгляделся в желтоватое, унылое лицо правителя, в тусклые глаза, замечая следы пристрастия к маку д'байанг. Жилистые руки тряслись на передке седла. Когда стало очевидным, что Леомен первым не заговорит, Фалахд скривил губы: - Я, Фалах'д Ведор И'Гатанский, из Первого Святого Города, приветствую здесь тебя, Леомен Молотильщик, беглец из лагеря Ша'ик в Рараку, и твоих побитых сторонников. Мы приготовили для воинов безопасные казармы, столы в них ломятся от снеди и вин. Ты, Леомен, и остаток твоих офицеров станете гостями Дворца до поры, необходимой, чтобы твоя армия пополнила запасы и восстановила силы после бегства. Сообщи нам конечную цель своего похода, и мы пошлем гонцов в каждую деревню и город, чтобы предупредить...
  Корабб вдруг обнаружил, что невольно затаил дыхание. Леомен послал коня вперед, чтобы оказаться рядом с Фалах'дом.
  - Мы пришли в И'Гатан, - произнес он тихо, - и в И'Гатане мы останемся. Будем ждать прихода малазан.
  Ведор какое-то время шлепал прыщавыми губами, не в силах заговорить. Наконец издал каркающий смешок. - Твое чувство юмора остро, как нож! Леомен Молотильщик, ты именно таков, каким описан в легендах!
  - Легенды обо мне? Тогда тебя не удивит и вот это! - Молнией блеснул нож кетра, широко вспоровший горло Ведору. Брызнула кровь, голова Фалах'да откинулась и слетела с плеч, глухо ударившись о круп коня, покатилась по пыльной дороге. Леомен протянул руку и удержал тело в седле, вытер нож о шелковую одежду.
  Городские солдаты не шевельнулись, не закричали. Знаменосец, парнишка лет пятнадцати, раззявил рот, взирая на обезглавленного правителя.
  - Во имя Дриджны Открывающей, - произнес Леомен, - отныне я правлю И'Гатаном, Первым Святым Городом. Кто старший по званию офицер?
  Вперед выехала женщина. - Я. Капитан Воробушек.
  Корабб прищурился. Загорелое, решительное лицо, светлые глаза. Лет двадцати пяти от роду. Под простой телабой - блеск кольчуги. - Ты малазанка.
  Глаза обожгли его холодом. - И что?
  - Капитан, - сказал Леомен, - ваш отряд поедет впереди. Расчистите мне и моим солдатам путь во дворец. Описанные Фалах'дом роскошные и безопасные казармы станут домом для тех солдат гарнизона и дворцовой стражи, что откажутся подчиняться моим приказам. Прошу лично убедиться, что казармы действительно обезопасят нас от них. Когда выполните, вернитесь во дворец для получения дальнейших распоряжений.
  - Сэр, - возразила женщина, - мой ранг недостаточен...
  - Уже нет. Отныне вы моя Третья, после Корабба Бхилана Зену'аласа.
  Непроницаемый взор снова скользнул по Кораббу. - Как прикажете, Леомен молотильщик, Фалах'д И'Гатана.
  Воробушек повернула голову и закричала своим солдатам: - Кругом! Гляди веселей, треклятые свинопасы! Мы эскорт нового Фалах'да.
  Конь Ведора повернул вместе со всеми и пошел рысью. Безголовое тело подскакивало в седле.
  Корабб увидел, что через двадцать шагов мертвый фалах'д поравнялся с капитаном. Та заметила его и одним движением руки сбила с коня.
  Леомен хмыкнул: - Да уж. Совершенство.
  "Малазанка". - У меня дурные предчувствия, командир.
  - Конечно. Поэтому я и держу тебя рядом. - Леомен оглянулся. - Ты предчувствуешь, а Госпожа подталкивает. Давай же въедем в наш новый город.
  - Наш новый город, - ухмыльнулся Корабб. - Мы отдадим за него свои жизни.
  Леомен молча глянул на него.
  Корабб поразмыслил. "Командир, предчувствия все дурнее..."
  
  
  
  Глава 5
  
  
  Первые трещины показались вскоре после казни Ша'ик. Никто не мог знать мыслей Адъюнкта Таворы. Ни приближенные офицеры, ни обычные солдаты. Но были же отдаленные содрогания почвы, конечно, лучше заметные постфактум; так что слишком самонадеянно и безответственно заявлять, будто Адъюнкт не обращала внимания на назревающие проблемы - не только во вверенных ей частях, но и в сердце Империи. И'Гатан мог стать фатальной раной, будь у руля кто-то другой, кто-то с сердцем менее холодным, менее твердым.
  Это сильнее, чем все предшествовавшие события, придало вид горькой истины убеждению, что Тавора была холодным железом, брошенным в душу раскаленного кузнечного горна...
  
  "Свидетелей не осталось",
  (Потерянная история Сжигателей Мостов)
  Дюкер Даруджистанский
  
  
  
  - Положи, - устало сказала сидевшая у окна Семар Дев.
  - Думал, ты спишь. - Карса Орлонг вернул вещицу на стол. - Что это такое?
  - Две функции. Верхняя чаша содержит водяной фильтр, удаляющий всякие нечистоты. Собирающаяся в нижней чаше вода омывает медные волоски и оживляется благодаря сложному и загадочному процессу. Высвобождается особенный эфирный газ, изменяя давление воздуха над водой, что, в свою очередь...
  - Но для чего все это?
  Глаза Семар сузились. - Ни для чего особенного.
  Он отошел от стола и принялся осматривать рабочие верстаки и полки, изучать изобретенные ею механизмы и установки для длительных опытов, многие из которых еще не показывали видимых результатов. Нагнулся. Понюхал и даже попробовал густую жидкость из одного блюда. Семар хотела было остановить его, но решила не беспокоиться. Раны воина заживали с удивительной скоростью и не несли следов заражения. Жидкость, которую он сейчас слизывает с пальца, не особо приятна на вкус, но и не смертельна. Обычно.
  Он состроил рожу. - Ужас!
  - Не удивлена.
  - Для чего ты это используешь?
  - А ты как думаешь?
  - Втирать в кожу. Седла.
  - Седла? Ну, не только для этого. Это притирание для гноящихся язв, что иногда возникают вокруг ануса...
  Он громко фыркнул: - Неудивительно, что так мерзко на вкус! - и продолжил исследование содержимого комнаты.
  Она задумчиво следила. Потом сказала: - Фалах'д послал солдат в крепость. Они нашли следы резни - как ты и сказал, ни одного живого малазанина. Нашли также демона. Или скорее тело демона, недавно зарезанного. Просили меня осмотреть его - благодаря моим познаниям в анатомии и смежных дисциплинах.
  Он не отвечал и пялился в подзорную трубу, держа ее наоборот.
  - Если подойти к окну и поглядеть в другой конец, ты увидишь приближенными далекие предметы.
  Он скривился и положил трубу. - Если что-то слишком далеко, я просто скачу к нему.
  - А если оно на вершине скалы? Или это далекие укрепления врага, а ты желаешь изучить систему охраны?
  Он снова взял трубу и двинулся к окну. Семар подвинула кресло, освобождая место. - Н верхушке башни, вон той, с медным покрытием, гнездо сокола.
  Он поднес окуляр к глазу. Поискал. - Это не сокол.
  - Ты прав. Это бхок'арал, нашедший подходящее покинутое гнездо. Затаскивает туда целые охапки гнилых фруктов и по утрам швыряет ими в прохожих.
  - Вижу, он оскалился.
  - Наверное, это смех. Они подвержены приступам веселья.
  - Ага! Это не фрукт. Это кирпич.
  - Как нехорошо. Кого-то пошлют его убить. Ведь только люди имеют право швыряться друг в друга кирпичами!
  Он вгляделся в ее лицо, опустив трубу. - Безумие. Неужели ваши законы такое позволяют?
  - Какое? Побивание камнями или убийство бхок'аралов?
  - Странная ты, Семар Дев. Ну да, ведьма и создательница бесполезных вещей...
  - Подзорная труба бесполезна!?
  - Нет, я понял ее назначение. Но на полке...
  Женщина откинулась на спинку кресла. - Я создала бесчисленное множество вещей, могущих оказаться полезными многим людям. Передо мной выбор. С каждым новым изобретением я спрашиваю себя: какие злоупотребления возможны? Весьма часто прихожу к заключению, что вред перевешивает возможную пользу. Я назвала это Первым Законом Изобретателя.
  - Ты одержима законами.
  - Может быть. Но этот закон прост, как и положено хорошим законам.
  - И на это тоже есть закон?
  - Скорее не закон, а основной принцип. Во всяком случае, этика - важнейший предмет размышлений изобретателя. После самого изобретения.
  - И ты назвала это простым?
  - Закон прост, размышления трудны.
  Она помолчала, встала и подошла к письменному столу. Уселась, взяв стило и восковую табличку. - Не доверяю философии, - заговорила она, одновременно начав писать. - Но от ее проблем не отворачиваюсь... когда они бьют меня в лицо. Не то чтобы я была особенно красноречива. Мне больше подходит работа с предметами, чем со словами. А вот ты, кажется, наделен недюжинным талантом к... гм... убедительной ясности.
  - Слишком много болтаешь.
  - И точно. - Она записала только что родившиеся глубокомысленные слова - Карса Орлонг вдохнул в них более глубокое содержание, чем она сама поначалу предполагала. Помедлила, силясь счесть его гений игрой слепого случая, ложной мудростью или дикарской спесью. Но нечто говорило ей, что Карсу постоянно недооценивают, и она не желала впасть в ту же ошибку. Положила стило, встала. - Я иду исследовать убитого тобой демона. Ты со мной?
  - Нет, я уже очень близко его изучил.
  Семар взяла кожаный мешок с хирургическими инструментами. - Прошу, оставайся здесь и постарайся ничего не ломать.
  - Как ты можешь называть себя изобретателем, если не любишь ломать?
  Она оглянулась, застигнутая врасплох его словами. Тоблакай терся макушкой о потолок даже в этой, самой высокой комнате дома. Какие... странные у него глаза. - Постарайся не ломать МОИ вещи.
  - Хорошо. Но я голоден. Принеси еды.
  
  ***
  
  Труп рептилии валялся на полу одной из подземных пыточных камер дворца. Его охранял отставной дознатчик. Впрочем, Семар обнаружила стража спящим в углу и предоставила сопеть носом и дальше. Расставила вокруг тела четыре больших фонаря, опустилась на колени и развязала мешок, извлекая из него блестящие инструменты. Наконец, закончив все приготовления, уделила внимание трупу.
  Зубы, челюсти, выпученные глаза - все признаки высших хищных. Этот, скорее всего, охотился из засады. Но он не из породы речных ящериц. Череп над глазницами выступает вверх и в стороны, лобные части массивны. Сам размер мозга предполагает разумность. Или же кости просто абсурдно толстые.
  Обрезав оторванную, мятую кожу, она обнажила куски сломанной черепной коробки. Ну, не такие уж толстые кости. Вмятины показывали, что Карса Орлонг вволю попользовался кулаками. Удивительная сила, ясно - и столь же удивительная воля. Мозг, покрытый вздутиями лопнувших сосудов и потеками крови, местами просто раздавленный, был поистине большим, хотя и устроенным вовсе не так, как человеческий. Например, в нем больше долей. Шесть добавочных долей располагались под костными выступами, с глазными яблоками соединялись две пронизанные сосудами массы. Кажется, демон видел мир иным, может быть, более полно, чем видим его мы.
  Семар извлекла изувеченный глаз и с удивлением обнаружила на нем две линзы, вогнутую и выпуклую. Отложила орган для дальнейшего изучения.
  Рассекая толстую, покрытую чешуей кожу, она осмотрела область шеи, обнаружив, как и ожидала, очень толстые сосуды - для питания большого мозга. Перешла на область грудной клетки. Многие ребра были уже сломаны. Она насчитала четыре легких и под ними два добавочных легких, наполненных светлой кровью.
  Затем ведьма прорезала стенку верхнего из трех желудков и отпрянула, уворачиваясь от струи кислоты. Лезвие скальпеля зашипело, металл покрылся патиной. С пола донеслось такое же шипение. В глазах защипало.
  Желудок шевельнулся. Семар поспешно встала и отошла на шаг. Выползли черви. Уже десятка два извивалось на грязном полу. Они были длиной в указательный палец, сегментированные, цвета синеватой стали. Семар взглянула на разъеденный кислотой нож, бросила его и достала из мешка деревянные щипцы; осторожно ступив на край кислотной лужи, взяла одного из червяков.
  Не червяка. Сотни ног со странными бахромками... да что ноги? Существо было неживым, механическим. Металл его тела невосприимчив к кислоте. Оно подергалось, обвившись вокруг кончика щипцов, и замерло. Семар потрясла инструмент, но существо было неподвижным, словно искривленный гвоздь. Паразит? Она так не думала. Нет, существуют животные, работающие на пользу друг другу. Кислотное "озеро" было их домом, и сами они каким-то образом служили демону.
  Вздрогнув, она повернулась и увидела кашляющего дознатчика. Он встал на артритические ноги и неловко подошел к ней. - Семар Дев, ведьма! Чем так воняет? Надеюсь, не тобой. Ты и я похожи, не так ли?
  - То есть?
  - О да, Семар Дев. - Он поскреб в паху. - Мы срезаем слои человечности до самых костей, но где кончается человек и начинается зверь? Когда боль побеждает разум? Где таится душа и куда уходит, когда кончаются надежды плоти? Вопросы как раз для таких, как ты и я. О, как я хотел встретить тебя, поделиться знаниями...
  - Ты палач.
  - Кто-то же должен, - обидчиво сказал он. - В признающей пытку культуре должен быть палач. Семар Дев, наша культура ставит поиск истины превыше жизни любого человека. Понимаешь? О, - произнес он, подходя поближе к демону, - оправдания всегда просты. Можно отдать одну жизнь ради спасения многих. Жертва. Даже слова способны маскировать реальность. Почему пыточные расположены в подвалах? Утаить крики? Верно, но не только для этого. Здесь, - взмахнул он корявой рукой, - преисподняя человечности, гнилое сердце неприглядного.
  - Я требую ответов у мертвого. Это не то же самое...
  - Детали. Мы оба дознатчики. Срезаем броню, чтобы открыть тайную истину. Впрочем, я в отставке. Знаешь, они хотели, чтобы я учил других - сейчас, когда законы малазан отвергнуты и пытка вновь в чести. Глупцы. Чем я сам был плох? В чем смысл? Вот Фалах'д Кризасанан был особенным человеком! Ты была тогда девочкой, нет, даже младенцем. Ох, как он любил пытать. Не ради истины - он понимал, что все такое просто мелочи. Легко достижимые мелочи. Нет, его волновал вопрос более интересный. Как далеко можно вытащить душонку, запертую в увечном теле? Сколько всего с ней можно сделать, пока не порвется связь? Это был вызов, и о, как я старался явить все мое искусство!
  Семар Дев увидела, что последние из механических червей перестали шевелиться. Она положила того, что повис на щипцах, в мешочек и аккуратно собрала инструменты, не забыв и найденные глазные линзы. Остатки тела она прикажет сжечь подальше от города, прах развеять по ветру.
  - Ты не отужинаешь со мной?
  - Увы, не смогу. Дела.
  - Вот бы они привели сюда твоего гостя. Тоблакая. Ох, он был бы забавным.
  Семар помедлила. - Сомневаюсь, что сумею зазвать его к тебе.
  - Знаешь, Фалах'д уже подумывает.
  - Нет, не знаю. Думаю, это будет ошибкой.
  - Ну, такие вещи не нам решать...
  - Что-то мне говорит: Тоблакай был бы рад повидаться с тобой. Но вышла бы очень короткая встреча.
  - Нет, если я в раж войду!
  - Думаю, Карса Орлонг умеет входить в раж лучше всех.
  
  ***
  
  Она нашла Теблора изучающим собрание карт. Она разложил их на полу, принес и расставил вокруг себя несколько восковых вотивных свечей. Одну он держал в руке, внимательно разглядывая тонкий пергамент. Не поднимая головы, сказал: - Вот эта, ведьма. Земли и побережье к западу, северу... Я полагал, что Джаг Одхан продолжается далеко, к землям Треллей и Немилу, но тут показано совсем иное.
  - Если прожжешь мою карту, я прокляну тебя и все колена твоего рода до скончания вечности.
  - Похоже, одхан тянется лишь на юг. Тут вот показаны ледники. Континент слишком большой. Какая-то ошибка.
  - Может быть, - согласилась она. - В том направлении не путешествовала и не берусь подтверждать точность карт. Знай, что эту начертил Отун Дела Фарат столетие назад. Его считают достойным доверия.
  - Что это за район озер? - спросил он, показывая на выступ северного побережья к западу от Ят Албана.
  Она положила мешки и, вздохнув, присела рядом. - Труднопроходимый. Там на поверхность выходят складчатые породы, усеянные озерами и стремительными речками. Все заросло лесом из ели, сосны и лиственницы, с густым подлеском.
  - Как ты все это узнала, если не была там?
  Семар ткнула пальцем: - Прочла заметки Дела Фарата, вот, на краях. Он также писал, что нашел признаки обитаемости страны, но не установил контакта. Дальше лежит островное королевство Сепик, ныне вассальное Малазанской Империи... хотя сомневаюсь, что малазане вторгались туда. Король оказался достаточно умным, чтобы прислать делегацию с условиями сдачи, и Император принял их.
  - Тут так много не написано.
  - Нет. Кое-что из сведений собрано мной. Я слышала необычные рассказы о Сепике. Кажется, там два народа, один в рабстве у другого. - Она пожала плечами, встретив его равнодушный взгляд. - Меня интересуют самые разные вещи. - И нахмурилась, поняв, что татуированное лицо гиганта выражало вовсе не равнодушие. - Что-то не так?
  Карса Орлонг оскалил зубы: - Расскажи побольше о Сепике.
  - Боюсь, я уже сказала все, что знала.
  Он скривил губы и снова склонился над картой. - Мне нужны будут припасы. Скажи, там такой же климат?
  - Ты собрался в Сепик?
  - Да. Скажи Фалах'ду, что мне нужно снаряжение, два коня и пятьсот серебряных полумесяцев. Сушеное мясо, несколько бурдюков с водой. Три копья и охотничий лук, тридцать стрел, из них десять зазубренных. Шесть запасных тетив, перья, кусок воска...
  - Стой! Погоди, Карса Орлонг. С чего Фалах'ду выделять тебе все это?
  - Скажи - если не даст, останусь в городе.
  - Ага, понимаю. - Она подумала. - Зачем тебе в Сепик?
  Он начал скатывать карту. - Мне она нужна.
  - Извини, но нет. Стоит целое состояние...
  - Я верну.
  - Нет, Карса Орлонг. - Она выпрямила спину. - Если ты подождешь, я ее скопирую на кожу. Будет прочнее...
  - И сколько ждать?
  - Не знаю. Несколько дней...
  - Ладно, ведьма. Но мне уже не терпится. - Он передал ей свиток и прошел в комнату. - И я голоден.
  Она задержалась, чтобы собрать остальные карты. Свечи оставила. Каждая свеча посвящена определенному местному богу, и огоньки уже привлекли множество духов. Коридор стал тесным от их присутствия, воздух подрагивал - ведь многие из них были врагами. Но не только трепещущее пламя притянуло всех призраков, подумала она. Что-то в самом Тоблакае...
  Да, в прошлом Карсы Орлонга таятся загадки. Духи подходят все ближе, ближе... они испуганы...
  - Ах, - прошептала ведьма, - не вижу особого смысла. И все-таки... - Она вытащила нож, плюнула на лезвие и провела железо через пламя свеч.
  Духи завыли в ее разуме, протестуя против неожиданного и жестокого пленения. Она кивнула: - Да, мы, смертные, жестоки...
  
  ***
  
  - Три лиги, - шепнул Быстрый Бен.
  Калам поскреб щетину на подбородке. Старые раны (эн"карал, встреченный у края Вихря, очень сильно порвал его) разболелись после быстрого возвращения к Четырнадцатой Армии. Но после виденного в садке никто из них не был склонен жаловаться - даже Буян прекратил обычное свое нытье. Солдаты присели за ассасином и магом, неподвижные и практически невидимые в темноте.
  - Итак, - подумал вслух Калам, - мы будем ждать их здесь или продолжим путь?
  - Будем ждать, - отозвался Быстрый Бен. - Мне нужен отдых. Мы же все более или менее поняли, и выследить их будет легко. Леомен дошел до И'Гатана и там встанет.
  - А у нас вовсе нет осадных машин.
  Колдун кивнул: - Да, осада выйдет долгой.
  - Ну, мы к таким привычны...
  - Совсем забыл - тебя не было под Кораллом.
  Калам прислонился спиной к каменной стене и вытащил фляжку. Глотнув, передал Верховному Магу. - Было не лучше последнего дня Крепи?
  Быстрый Бен отпил из фляжки и поморщился: - Это вода.
  - А что же еще?
  - Крепь... там мы ни с кем не бились. Просто обрушились камни с неба и обвалились подкопы.
  - Но все же Сжигатели ушли, сражаясь.
  - Почти все Войско Однорукого тоже ушло сражаясь, - ответил Бен. - Даже Вискиджек. Его подвела нога. Колотун не мог себя простить, и я его понимаю. - Он пожал плечами, хотя в темноте трудно было различать жесты. - Сплошная каша. Как всегда все пошло не так. Но нападение Каллора... такое мы могли бы предвидеть.
  - Я оставил на своем ноже место для зарубки в его честь, - заявил Калам, потянувшись за фляжкой.
  - Ты не один такой. Но его трудно убить.
  Сержант Геслер подошел к ним. - Вижу, вы чем-то обмениваетесь.
  - Просто вода.
  - Вот уж о чем не мечтаю. Оставьте себе.
  - Мы толковали о предстоящей осаде, - сказал ассасин. - Она будет долгой.
  - И пусть, - хмыкнул Геслер. - Тавора женщина терпеливая. Уж это мы поняли.
  - И больше ничего? - спросил Быстрый Бен.
  - Вы с ней говорили чаще, чем большинство из нас, Верховный Маг. Она держит дистанцию. Никто не знает, какова она на самом деле, за титулом Адъюнкта. Ну да, благороднорожденная из Анты. Дом Паранов.
  Калам и Быстрый Бен обменялись взглядами. Ассасин вытащил другую флягу. - Тут не вода, - сказал он, бросая ее сержанту. - Мы знавали ее брата. Ганоэса Парана. Он был назначен капитаном Сжигателей Мостов как раз перед проникновением в Даруджистан.
  - Он вел взводы на Коралл, - добавил Быстрый Бен.
  - И умер? - спросил Геслер, уже успевший вытащить пробку.
  - Почти все погибли, - ответил маг. - Во всяком случае, он не был помехой. Не как большинство офицеров. Что до Таворы... ну, я блуждаю впотьмах, как и все вы. Она вся из острых углов, хотя они предназначены отпугивать людей, а не резать их. Ну, я так ее понял.
  - Под И'Гатаном она начнет терять солдат, - сказал Калам.
  Никто не пожелал распространяться на эту тему. Разные командиры реагировали на такую ситуацию по-разному. Некоторые упрямо бросали в топку все новые жизни. Другие отскакивали и делали вид, будто ничего не произошло. Это ослабляло дух армии. Осада - это битва воли и хитрости. За время погони от Рараку Леомен показал наличие и того и другого. Калам не мог точно сказать, что же показала Тавора - ведь всю грязную работу за нее, за Четырнадцатую Армию сделал кто-то другой.
   "Духи. Сжигатели... возвысившиеся. Боги, что за жуткая мысль. Они при жизни были полудурками, а теперь..." - Быстрый, эти духи из Рараку... где они теперь?
  - Без понятия. Точно не с нами.
  - Духи, - произнес Геслер. - Так это правда - Собакодавов уничтожили не магические заклинания? У нас есть незримые союзники. Кто же они? - Он помолчал и сплюнул. - Вы оба знаете, так, но не хотите говорить. Скрипач тоже знает? Ладно. Все хранят тайны, а моими тайнами никто не интересуется. Ладно же. - Он отдал флягу. - Спасибо за ослиную мочу, Калам.
  Они молча слушали, как стихают его шаги.
  - Ослиная моча? - спросил Быстрый Бен.
  - Вино из дикой лозы. Он прав, на вкус ужасное. Нашел в лагере Собакодавов. Хочешь?
  - Почему бы нет? Когда я сказал, что духи не с нами, я считал это правдой. Но КТО-ТО все же идет за армией.
  - Вот это классно.
  - Я не...
  - Тсс! Слушай...
  Из-за гребня холма показались силуэты, мерцающие старинными доспехами, топорами и скимитарами. Варварски раскрашенные лица. Хундрилы из клана Горячих Слез. Калам с проклятием расслабился, вложил кинжалы в ножны. - Не надо так подкрадываться, чертовы дикари...
  - Идем за нами, - произнес один из них.
  
  ***
  
  В трех сотнях шагов от тракта стояла группа всадников, среди которых была и Адъюнкт Тавора. Калам, Быстрый Бен и взвод Геслера в сопровождении хундрилов подошли к ней.
  Кривая луна пролила на пески серебряный свет. Какие неровные у нее края, подумал Калам. "Словно окружающая тьма выгрызла куски. Странно, что я раньше этого не замечал. Или так было не всегда?"
  - Добрый вечер, Адъюнкт, - воскликнул Быстрый Бен.
  - Почему вы вернулись? - требовательно спросила она. - И почему не Имперским Путем?
  С ней были кулаки - викан Темул, Блистиг, Кенеб и Тене Баральта, а также Нил и Нетер. Казалось, все они, за исключением Таворы, были разбужены посреди сладкого сна.
  Быстрый Бен неловко дернулся. - Садок был занят... кое-кем другим. Мы сочли его небезопасным, и решили, что стоит как можно скорее известить вас. Леомен уже в И'Гатане.
  - А вы думали, он нас подождет?
  - И'Гатан, - ответил Калам, - пробуждает во всех малазанах дурную память, стоит не забывать об этом. Именно здесь Первый...
  - Знаю, Калам Мекхар. И не надо напоминать. Ладно, я готова признать справедливость ваших оценок. Сержант Геслер, присоединитесь к постам хундрилов.
  Моряк небрежно козырнул. На лице его появилась ухмылка.
  Калам заметил, что Тавора следила за ним, пока сержант не увел свой взвод. Потом она снова уставилась на Бена.
  - Верховный Маг.
  Тот кивнул: - В Имперском садке были... Лунные Отродья. Мы увидели десять или двенадцать, прежде чем отступили.
  - Возьми нас Худ, - пробормотал Блистиг. - Летающие крепости? Белокурый ублюдок нашел себе новые?
  - Я так не думаю, Кулак. Аномандер Рейк поселился в Черном Коралле и покинул Лунное Отродье, ведь крепость распадалась на части. Нет, я полагаю, что виденные нами в садке крепости несли внутри... гм... настоящих хозяев.
  - И кто же они такие? - спросила Тавора.
  - К'чайн Че'малле, Адъюнкт. Короткохвостые, длиннохвостые, может, сразу оба рода.
  - И почему же они пользуются Имперским Путем?
  - Не знаю, - признался Быстрый Бен. - Но догадки есть.
  - Послушаем.
  - Это старый садок, совершенно пустой и брошенный... хотя, как выясняется, не совсем брошенный. А вот с К'чайн Че'малле мы не связываем никакого известного садка, но это не означает, что своего садка у них не было.
  - Вы полагаете, что Имперский садок когда-то принадлежал К'чайн Че'малле?
  Верховный Маг пожал плечами: - Вполне возможно, Адъюнкт.
  - И что еще?
  - Ну, куда бы ни летели крепости, они хотят остаться незамеченными.
  - Незамеченными кем?
  - И этого не знаю.
  Адъюнкт долго молча смотрела на мага. Сказала: - Хочу, чтобы вы выяснили это. Возьмите Калама и взвод Геслера. Возвращайтесь в садок.
  Ассасин кивнул сам себе, ибо был совсем не удивлен таким безумным, абсурдным приказом. "Выяснить? Как именно?"
  - У вас есть предложения, - сказал Быстрый Бен странно ласковым голосом (таким он говорил всегда, когда боролся с желанием высказать все, что думал), - насчет того, как это сделать?
  - Думаю, вы, как Верховный Маг, что-нибудь придумаете.
  - Можно ли спросить, почему это так важно?
  - Вторжение в Имперский садок важно для всех, кто служит Малазанской Империи. Вы не согласны?
  - Согласен, Адъюнкт; но разве мы не участвуем в военной компании против последних мятежников Семиградья? Разве вы не готовитесь обложить И'Гатан, и разве присутствие Верховного Мага, не упоминая уж о самом искусном ассасине Империи, не окажется важным условием успеха?
  - Быстрый Бен, - холодно отвечала Тавора, - Четырнадцатая Армия вполне способна провести осаду без вашей помощи, как и без помощи Калама Мекхара.
   "Итак, выбор сделан. Она узнала о тайном совещании с Даджеком Одноруким и Тайскренном. Она нам не доверяет. Может, и правильно".
  - Конечно, - скромно поклонился Быстрый Бен. - Надеюсь, Горячие Слезы пополнят запасы нашего взвода. Прошу позволения отдохнуть до рассвета.
  - Разрешаю.
  Верховный Маг повернулся, метнув быстрый взгляд на Калама. "Да, Быстрый. Она хочет, чтобы я находился как можно дальше от ее спины". Увы, такова Малазанская империя. Точнее, империя Лейсин. "Но, Тавора, не меня вам нужно страшиться..."
  В этот миг из темноты, со стороны дороги, показалась фигура в зеленых шелках. Изящные движения, тонкое лицо, казавшееся в лунном свете почти нематериальным. - Ах, полуночное бдение! Надеюсь, все важнейшие приказы уже отданы?
  Жемчуг. Калам оскалился и сделал рукой жест, понятный только другому Когтю.
  Жемчуг моргнул.
   "Скоро, ублюдок".
  Тавора разворачивала коня. - Мы уже закончили.
  - Могу ли я поехать за спиной одного из вас? - обратился Жемчуг к кулакам.
  Ни один не ответил. Еще мгновение - и они помчались к тракту.
  Жемчуг деликатно покашлял. - Как грубо.
  - Ты сюда дошел, Коготь, - сказал Быстрый Бен, - так что сможешь и обратно уйти.
  - Кажется, иного выбора нет. - Легкий взмах перчатки. - Кто знает, друзья, когда свидимся вновь. Но пока... доброй охоты...
  Он ушел.
   "И сколько он услышал?" Калам шагнул было по следу, но Быстрый Бен задержал его.
  - Спокойно. Он просто забрасывал удочку. Я уловил его приближение и принял меры. Слишком ты нервный, Калам.
  - Хорошо.
  - Не очень. То есть он же не дурак.
  - Точно. Очень плохо.
  - Все равно. Ты, я и Геслер должны проследить путь одной из крепостей.
  Калам медленно повернул голову, вгляделся в лицо друга. - Так это не шутка?
  - Боюсь, что нет.
  
  ***
  
  Радостный Союз грелся на солнышке, а ограде из голышей, и попутно обедал. Бутыл лег рядом и наблюдал за процессом поглощения брошенной хищнику бабочки; но тут на членистоногое наступил чей-то каблук, с хрустом раздавил да еще и впечатал в песок.
  Бутыл в ужасе отпрянул и очумело уставился на нависшего пришельца. В уме кипели планы немедленной расправы.
  Он видел лишь силуэт - солнце находилось за спиной убийцы.
  - Солдат, - раздался женский голос с кореланским акцентом, - что тут за взвод?
  Бутыл несколько раз раскрыл и закрыл рот, наконец сумев тихо пробормотать: - Это взвод, который начнет строить планы твоей казни, едва узнает, что тут стряслось.
  - Позвольте мне все разъяснить, - ответила та. - Я капитан Фаредан Сорт, и я не выношу скорпионов. Ну-ка, поглядим, умеете ли вы отдавать честь лежа.
  - Вы хотите приветствия, капитан? Какого? Я умею отдавать самые разные. Предложения?
  - Отдайте такое, чтобы показало понимание той пропасти, в которую я намерена загнать вас пинками. Сами понимаете, потом я вывалю туда телегу кирпичей.
   "Ох..." - Значит, обычное приветствие. Разумеется, капитан. - Он выгнул спину, стараясь удержать руку у головы подольше, ожидая ответного салюта. Конечно, ничего такого он не дождался. Со вздохом Бутыл уронил голову, набрав полный рот пыли.
  - Ладно, повторите потом. Солдат, как ваше имя?
  - Э... Улыба, сэр.
  - Ну, сомневаюсь, что на такой угрюмой роже появляется много улыбок. Так?
  - Так точно, сэр.
  Она ушла.
  Бутыл уставился на пересыпанную песком жижу, недавно бывшую Радостным Союзом и половинкой бабочки. Ему хотелось плакать.
  
  ***
  
  - Сержант.
  Смычок поднял голову, заметил браслет на предплечье и не спеша встал. Отдал честь, изучая высокую, стоявшую словно палку проглотив женщину. - Сержант Смычок, капитан. Четвертый взвод.
  - Хорошо. Вы мои. Меня зовут Фаредан Сорт.
  - Я гадал, почему вас не видно, капитан. Назначение ведь произведено несколько дней назад.
  - Я была занята. У вас проблемы, сержант?
  - Никак нет, сэр.
  - Вижу, вы ветеран. Думаете, это позволяет вам ждать послаблений? Не позволяет. Мне плевать, кем вы были, под чьей командой служили, скольких офицеров ударили в спину. Все, что меня заботит - каковы вы в бою.
  - Ни одного офицера не убил, сэр... в спину. О клятых боях ничего не знаю, кроме как в них выживать.
  - Сойдет. Где остальные солдаты моих взводов?
  - Ну, один вы потеряли. Взвод Геслера. Он в разведке и неизвестно, когда вернется. Взвод Бордюка вон там. Прямо за ними взвод Корда. Остальных сможете найти там и сям.
  - Вы не разбиваете общий лагерь?
  - На всю роту? Нет.
  - Теперь начнете.
  - Да, сэр.
  Она оглядела все еще спавших у костра солдат. - В вашем взводе есть солдат Улыба?
  - Так точно.
  - Сегодня двойная выкладка.
  - Сэр?
  - Вы слышали.
  Он поглядел ей в спину, потом опустил взгляд на солдат. Все лежали с открытыми глазами.
  - Чем я виновата? - спросила Улыба.
  Смычок пожал плечами: - Она капитан.
  - И?
  - Все капитаны сумасшедшие. Эта точно подтверждает мои слова. Не согласен, Карак?
  - Еще как, Смычок. Безумная, бешеная, с вытаращенными зенками.
  - Двойная выкладка!
  Бутыл подошел, неся в руках жалкое месиво. - Она наступила на Союза!
  - Ну, это все решило, - хрюкнул Каракатица. - Ей конец.
  
  ***
  
  Кулак Кенеб вошел в свою палатку, расстегнул шлем и швырнул на постель. Замер, заметив всклокоченную голову, высунувшуюся из походного сундука у стены. - Гриб! Что ты там делал?
  - Спал. Она не глупа, нет. Они приходят ожидать воскрешения. - Мальчик вылез из сундука. Как всегда, одет в рваные кожаные тряпки (похоже, остатки виканских доспехов). Еще недавно бывшее по-детски округлым лицо начало вытягиваться, намекая, что вскоре мальчик станет мужчиной.
  - Она? Ты про Адъюнкта? Кто приходит? Какое воскрешение?
  - Они постараются ее убить. Неправильно. Она наша последняя надежда. Последняя. Я хотел найти поесть, мы ж идем под И'Гатан. - Он пробежал мимо Кенеба. Снаружи забрехали собаки. Кулак откинул полог и выглянул, увидев, как Гриб бежит между колышков и тентов, сопровождаемый овчаркой Крюком и хенгезской собачонкой Мошкой. Солдаты вежливо освобождали ему проход.
  Кулак вернулся внутрь. Трудный ребенок. Он уселся на койку, уставился в никуда.
  Осада. В идеале им нужно еще пять тысяч солдат, пять - шесть антанских катапульт и четыре башни. Баллисты, манголеты, онагры, скорпии, тараны и лестницы. Наверное, еще отряды саперов, целые телеги морантских припасов. И Верховный Маг Быстрый Бен.
  Отослать мага - что это, действие гордыни? Встречи с Даджеком Одноруким проходили скованно. Нежелание Таворы принимать пополнение, кроме новобранцев с Квон Тали, совершенно бессмысленно. Конечно, Даджек и сам занят восстановлением Войска, усилением гарнизонов, усмирением мятежных городов и селений. Но ведь приход в Маадальское море адмирала Нока и трети всего имперского флота уже успокоил позывы к восстаниям. Кенеб подозревал, что успокаивали эти позывы не только малазанские войска, но также анархия и ужасы недавно пережитого мятежа.
  Кто-то поскреб по стенке палатки. - Войдите.
  Под полог поднырнул Блистиг. - Хорошо, что вы один. Тене Баральта говорил с вождем Желчем. Видите ли, осада явно...
  - Блистиг, - оборвал его Кенеб, - не надо болтовни. Адъюнкт ведет Четырнадцатую Армию. Ей приказано сокрушить мятеж, именно это она и делает. Очень удачно, что последняя искра восстания будет погашена под И'Гатаном, мифическим местом Откровения...
  - Да, и мы вот-вот подпитаем этот миф.
  - Только если проиграем.
  - Малазане мрут под И'Гатаном. Последняя осада все выжгла. Дассем Альтор, его отряд Первого Меча. Первая армия, Девятая. Восьмая - десять тысяч солдат? И'Гатан пьет малазанскую кровь, и жажда его неутолима.
  - Вот так вы настраиваете своих офицеров, Блистиг?
  Воин прошел к сундуку, захлопнул крышку и сел. - Конечно нет. Считаете меня безумцем? Но боги! Приятель, ты не чувствуешь нарастающего ужаса?
  - То же было и во время марша на Рараку. Тогда мы решились, но ничего не произошло. Вот в чем проблема. Единственная проблема. Нам нужно затупить мечи, да хотя бы вытащить их из ножен, и все.
  - Не надо было ей отсылать Калама и Бена. Да разве за происходящее в Имперском садке можно дать хоть бесхвостую ризану?
  Кенеб отвернулся. Хотел бы он найти в себе несогласие... - У нее могут быть свои резоны.
  - Хотелось бы услышать.
  - О чем Баральта толковал с Желчем?
  - Просто мы беспокоимся, Кенеб. Мы хотим прижать ее к стенке и получить ответы. Все кулаки согласны. Выслушать изложение причин и хода ее мыслей.
  - Нет. Я не с вами. Мы же еще до города не дошли. Погодим - и увидим, что у нее на уме.
  Блистиг недовольно хмыкнул, встал: - Я передам ваше предложение. Но ведь не только простые солдаты дошли до предела...
  - Знаю. Погодим - увидим.
  Кенеб вернулся на койку. Снаружи доносись звуки сборов: складывали палатки, запрягали волов, солдаты перекликались, готовясь у утреннему маршу. "Горячие Слезы, виканы, сетийцы, малазане. Что сумеет это пестрое сборище? Мы встанем лицом к лицу с Леоменом Молотильщиком. Проклятие. Он уже поразбивал нам носы. Но тактика "ударь - убеги" имеет мало общего с обороной города. Возможно, он трясется сейчас не хуже нашего..."
  Утешительная мысль. Жаль, он ни черта в нее не верит...
  
  ***
  
   Четырнадцатая уже пробудилась и хлопотливо суетилась. Сержант Хеллиан сидела на обочине. В голове у нее гудело. Восемь дней с клятой недоармией и зверем - капитаном, а теперь еще кончился ром. Трое солдат - весь ее недоделанный взвод - торопливо паковали снаряжение, не осмеливаясь обращаться к страдающей похмельем и приступами убийственной ярости сержанту.
  Хеллиан страдала также от навязчивых воспоминаний о событии, запустившим череду ее несчастий. Храм резни, ярость жрецов, чиновников и следователей, необходимость услать всех свидетелей подальше, желательно туда, откуда живыми не возвращаются. Ну, она даже не осуждает... нет, как раз осуждает. Миром правят глупцы, вот истина. Двадцать два поклонника Д'рек убиты в храме на территории, за безопасность которой она отвечала - но ведь патрулям на разрешалось заходить внутрь храмов, так что она ничего не могла сделать... Нет, нет, это все пустяки. "Куда ушли убийцы, сержант Хеллиан? Почему вы не заметили их ухода? А как насчет человека, которого вы сопровождали, а потом потеряли?"
  Убийцы. Их не было - то есть настоящих. Демон. Наверное, убежавший во время тайного ритуала, когда порвались сети чар. Глупцы сами себя убили, вот в чем суть. А тот человек был жрецом, изгнанным из другого храма, наверное, и колдуном. Едва понял, что там заварилось, сбежал со всех ног и ее оставил отдуваться.
  Нечестно - но когда это вы видели честных?
  Урб бросил рядом тяжелый тюк. - Мы почти готовы, сержант.
  - Нужно было его придушить.
  - Я и хотел. Честно.
  - Точно?
  - Точно.
  - Но он сбежал. Как змея улизнул.
  - Капитан желает, чтобы мы подошли к остальным взводам роты. Они дальше на дороге. Нужно успеть до начала марша.
  Она поглядела на других солдат. Близнецы, Увалень и Нерв.
  Молодые, жалкие - ну, может, не очень юные годами, но все равно желторотые. Она сомневалась, что они смогли бы успешно сражаться даже с повивальной бабкой. Да, это было бы жуткое зрелище. Если сюда вдруг забредет беременная женщина...
   "Ах, Картул, город пауков, город хруста под ногами, пустых коконов и чего похуже. Как далеко до тебя". Здесь пауки летают по воздуху, но они хотя бы маленькие, их легко сбить небольшим камешком. - Бездна, - простонала она, - найди чего выпить.
  Урб передал бурдюк.
  - Не воду, идиот.
  - Может, в роте, когда присоединимся...
  Она косо глянула на него. - Хорошая идея. Ладно, помоги встать - нет, не надо. - Она встала сама и пошатнулась.
  - Все в порядке, сержант?
  - Будет в порядке, если ты снимешь с меня голову и раздавишь.
  Солдат нахмурился: - Если сниму, у меня будут неприятности.
  - Но не от меня. Ладно. Нерв, разведай дорогу.
  - Мы уже на дороге, сержант.
  - Все равно. Практика.
  - Я ничего не вижу, - ответил молодой солдат. - Слишком много людей и повозок.
   "О боги, ползущие в Бездне! Дайте мне прожить достаточно, чтобы убить подонка". - У тебя тоже трудности с ориентированием, Увалень?
  - Нет, сержант. Не у меня.
  - Отлично. Разведай и пора трогаться.
  - А мне пойти с фланга? - спросил Нерв.
  - Да уж, лучше за горизонтом, безмозглый кактус.
  
  ***
  
  - Это тебе не обычный скорпион, - заявил Навроде, склонившийся, но не слишком низко, чтобы на него посмотреть.
  - Чертовски большой, - сказал Замазка. - Видел я таких, но гораздо мельче.
  - Наверно, выродок. Все его братья и сестры - малявки. Одинокий, и потому такой мрачный.
  Замазка поглядел на Навроде. - Да, наверное. У тебя есть мозги в черепушке. Ну, думаешь, он может убить Радостного Союза? То есть такого же...
  - Ну, может быть, нам нужно еще одного такого же.
  - А я думал, его сестры и братья - малявки.
  - Ох, и точно. Значит, нужен дядя или еще кто.
  - Самый большой.
  - Громадный. Больше этого.
  - Надо начинать поиски.
  - Я бы не советовал, - сказал Бутыл, сидевший в тени валуна шагах в пяти от солдат из взвода Бордюка.
  Они вздрогнули. Замазка прошипел: - Он шпионил!
  - Не шпионил. Горевал.
  - Почему? Мы же еще не под И'Гатаном.
  - Видели нового капитана?
  Солдаты переглянулись. Замазка ответил: - Нет. Но слышали, что он прибыл.
  - Она. Уже успела убить Радостного Союза. Пяткой. Хрясть!
  Солдаты подскочили. - Убийца! - зарычал Навроде. Он опустил глаза на окруженного каменным кругом скорпиона. - О, попробуем Блеска - пусть ей локоть прокусит. Такому кажа мундира не помеха...
  - Не глупи, - ответил Бутыл. - К тому же Блеск - девочка.
  - И что. Девчонки всегда злее.
  - Маленькие скорпионы - всегда мальчики. Девочек тут мало, потому что они скрытные. А эту лучше отпустить.
  - Почему? - возопил Замазка. - Не пора ли подгадить кислой капитанше...
  - Она станет самой меньшей из проблем. Мальчики чуют запах тревоги. Убьете девочку - и за вами потащатся сотни скорпионов. Тысячи. Станут очень агрессивными, уж поверь на слово.
  Навроде усмехнулся: - Интересно. Ты так уверен?
  - Не надо дурацких идей.
  - Почему же? Мы горазды на дурацкие идеи. То есть я... э...
  - Он хочет сказать, - продолжил Замазка, - что мы умеем продумывать. До самого конца. Бутыл, за нас не бойся.
  - Она убила Союза. Больше боев не будет - передайте всем взводам, пусть отпускают малюток скорпионов.
  - Ладно, - кивнул Замазка.
  Бутыл недоверчиво оглядел обоих. - Включая и того, что у вас.
  - Заметано. Мы просто на него полюбуемся чуток. - Навроде снова усмехнулся.
  Бутыл помедлил, встал на ноги и ушел к стоянке своего взвода. Армия почти готова продолжить поход, с понятным отсутствием энтузиазма - чего еще ожидать от армии, садящейся в долгую осаду.
  Безоблачное небо. Снова. Еще пыль, еще жара, еще пот. Кровяные мухи, чиггеры, проклятые стервятники над головой - они там со дня ухода из Рараку... но это же последний день марша. Впереди старая дорога, несколько опустевших деревень, одичавшие козы на лысых холмах, всадники, следящие за ними с окрестных горок.
  Остальные члены взвода уже были на ногах, ожидали лишь его прихода. Бутыл заметил, что Улыба сгорбилась под двумя мешками. - Что стряслось?
  Ее взор полнился унылой жалостью к себе. - Не знаю. Приказ новой капитанши. Ненавижу.
  - Я не удивлен, - ответил Бутыл, поднимая свои пожитки и прилаживая лямки вещмешка. - Ты тащишь вещи Смычка?
  - Не все, - сказала она. - Морантские припасы он мне не доверил.
   "И слава Опоннам". - Капитан показывалась?
  - Нет. Сука. Знаешь, мы решили ее убить.
  - Да ну? Ладно, плакать не стану. А кто эти "вы"?
  - Я и Каракатица. Он отвлекает, я втыкаю ножик в спину. Сегодня.
  - Кулак Кенеб вас вздернет, сами понимаете...
  - Сделаем все как несчастный случай.
  Вдалеке прозвучали звуки горна. - Ну, давайте, - крикнул стоявший у дороги Смычок. - Двинулись.
  Скрип колес, стук и скрежет камней, валявшихся в колеях, мычание волов, мельтешение тысяч полусонных солдат, нарастающий шум и гул голосов, все более плотные клубы пыли...
  Корик пристроился шагать рядом с Бутылом. - Они этого не сделают.
  - Чего не сделают? Не убьют капитана?
  - Я тут долго присматривался, - сказал солдат. - Она не просто с Корелри. Она со Буревой Стены.
  Бутыл покосился на грузного воина. - Откуда знаешь?
  - На ножнах серебряный узор. Она командовала секцией Стены.
  - Смешно, Корик. Во-первых, от вахты на Стене так просто не освободиться, если я верно слышал. А потом, она - капитан в самой негодной из малазанских армий. Командуй она секцией Стены, ей дали бы чин кулака - для начала.
  - Это если она себя раскрыла. Но узоры рассказывают совсем иную историю.
  Двигавшийся в двух шагах впереди Смычок повернул голову: - Значит, Корик, ты тоже заметил.
  Бутыл тоже повернулся к шедшим сзади Каракатице и Улыбе: - Вы двое, слышали?
  - И? - спросила Улыба.
  - Слышали мы, - кисло усмехнулся Каракатица. - Может, она украла саблю... но я так не думаю. Улыба, подружка, лучше нам сложить свой план на костер и огонек пустить.
  - Почему? Что за Стена такая? И откуда Корик столько узнал? Он узнать может лишь кобылью задницу, и то не в темноте. Поглядеть на ваши рожи - так меня занесло в отряд придурков!
  - Придурков, мечтающих остаться в живых, - отозвался Каракатица.
  - Улыба выросла в песочнице с деревенскими пареньками, - покачал головой Корик. - Слушай же, женщина. Буревая Стена тянется на лиги по северному побережью Корелри. Это единственная преграда между континентом островов и Бурегонами - демоническими воинами морей между Малазом и Корелри. О них ты слышала?
  - Старые рыбацкие сказки.
  - Нет уж, они реальны, - сказал Смычок. - Я сам видел, когда мы шли тамошними водами. Их кони - волны. Их копья - лед. Мы зарезали шесть козлов, принося успокоительную жертву.
  - И помогло?- удивился Бутыл.
  - Нет. Помогло выбрасывание за борт юнги.
  - Так что, - продолжил после некоторого молчания Корик, - только избранные воины получают задание держать Стену, сражаться с ордами выходцев. Это бесконечная война - или так было...
  - Она окончена?
  Сетиец пожал плечами.
  - Тогда, - сказала Улыба, - как она здесь оказалась? Бутыл прав. Бессмыслица.
  - Можешь у нее спросить, - ответил Корик. - Конечно, если не помрешь в дороге.
  - Ну, мне не так уж тяжело.
  - Мы отстали на сотню шагов, - крикнул Смычок. - Так что побереги дыхание.
  Бутыл неуверенно взглянул на Улыбу: - Ну-ка, дай мешок мне. Капитана не видно?
  - Я ее не видел, - не оборачиваясь, бросил Смычок.
  - Я сама...
  - Будем помогать друг другу.
  Она подозрительно сощурилась, но потом дернула плечом: - Если хочешь.
  Он принял второй тюк.
  - Спасибо, Бутыл. Хоть один из взвода добр ко мне.
  Корик захохотал: - Он попросту еще не получил ножом в ногу.
  - Мы сблизимся, - заметил Бутыл, - теперь, когда над нами командир - тиран.
  - Умный парень, - сказал Смычок.
  - Еще раз спасибо, - буркнула Улыба.
  Он ласково ей улыбнулся.
  
  ***
  
  - Они остановились, - пробормотал Калам. - Что бы это значило?
  - Не знаю, - сказал Быстрый Бен.
  Они оба лежали ничком на вершине холмика. Одиннадцать Отродий Луны висели неровным строем над соседней грядой холмов, в двухстах шагах. - Ну, - спросил ассасин, - что сходит в этом садке за ночь?
  - Она уже наступает. Как видишь, ничего особенного.
  Калам обернулся и оглядел взвод, растянувшийся за ними на пыльном склоне. - И каков план, Быстрый?
  - Конечно, использовать ночь. Мы нырнем под одну...
  - Нырнем? Там нет укрытий, там даже тени нет!
  - Я думаю, блестящий план.
  Ассасин вытянул руку и дал Быстрому Бену тумака.
  - Ох. Ладно, план протух. У тебя есть получше?
  - Во-первых, отошлем взвод назад к Четырнадцатой. Два крадущихся человека лучше, чем восемь. Не сомневаюсь, они готовы сражаться - но если сверху спрыгнет тысяча К'чайн Че'малле, особого прока не будет. И потом - они же лыбятся, они же с трудом удерживаются, чтобы не сплясать!
  Сержант Геслер послал им воздушный поцелуй.
  Калам перекатился, чтобы было удобнее следить за молчаливыми крепостями.
  Быстрый Бен вдохнул. Поскреб обросший подбородок. - Приказ Адъюнкта...
  - Забудь. Тактическое решение, на наше усмотрение.
  Геслер пропыхтел снизу: - Она и нас видеть не хочет, Калам.
  - О. И почему же?
  - Хотя вслух нахваливает. Не знаю. Мы же были на "Силанде". Прошли на корабле сквозь стену огня...
  - Мы все прожили трудную жизнь, Геслер...
  - Наше усмотрение? - сказал Быстрый Бен. - Мне нравится. Можешь испытать эти слова на ней самой.
  - Давай их отсылать.
  - Геслер?
  - Очень хорошо. Я бы не хотел тащиться за вами в сортир, извините за выражение.
  -Давайте уж решать, - добавил Буян. - Я от ожидания поседел.
  - Может, это пыль?
  - Как скажете.
  Калам подумал и произнес: - Может, захватим волосатого фалари йца? Готов идти с нами, капрал? Как арьергард?
  - Арьергард? Эй, Геслер, ты был прав. Они идут в сортир. Согласен, если только сержант не станет сильно скучать.
  - Скучать? - ухмыльнулся Геслер. - Отныне девушки станут замечать МЕНЯ.
  - Их борода влечет, - ответил Буян. - Но бороду не сбрею даже ради тебя.
  - Это все из-за того, что под ней живет.
  - Возьми меня Худ, - вздохнул Калам. - Быстрый, отошли их всех.
  
  ***
  
  Апсалар стояла в четырех лигах севернее Эрлитана, смотрела на море. Мыс другой стороны пролива А"рат едва виден - просто перерыв в монотонности горизонта. Это Коса Кансу, длинная и узкая, к востоку от нее находится порт Кансу. У ног Апсалар скакали два связанных жилами скелета; они рылись в мусоре, отыскивая личинок, и рассерженно шипели - ведь желанные насекомые вываливались из челюстей.
  Кажется, даже кости - или физические воспоминания внутри костей - сохраняют силы. Телораст и Кодл начали перенимать стереотипы поведения, свойственные при жизни летучим ящерицам. Они охотились на змей, подпрыгивали в воздух за ризанами и бабочками-плащовками, дрались между собой, бегали, загребая задними ногами песок. Апсалар подозревала, что вскоре они потеряют всякое разумение.
   "Невелика потеря". При жизни это были жестокие, подлые, совершенно недостойные доверия твари. Кажется, однажды они владели каким-то Королевством. Нет сомнения, захватили силой или хитростью. Она не будет жалеть об их исчезновении.
  - Неапсалар! Кого мы ждем? Мы открыли, что не любим воду. Жилы размокают. Мы развалимся на части.
  - Нам надо пересечь пролив, Телораст, - ответила Апсалар. - Конечно, ты и Кодл можете пожелать остаться здесь.
  - Ты намерена плыть?
  - Нет, я намерена использовать садок Теней.
  - О, тогда мы не вымокнем.
  - Нет, - засмеялась Кодл, подскакавшая к ногам Апсалар. Она замотала головой: - Не сырые, о, как хорошо. Мы же идем, да, Телораст?
  - Мы обещали! Нет, не обещали. Кто это сказал? Мы просто готовы охранять твой сгнивший труп, Неапсалар, только это и обещали. Не понимаю, почему так смутилась. Ты вскоре умрешь. Это очевидно. Так бывает у смертных, а ты же смертная, так ведь? Ты должна быть ей, ты кровоточишь три дня - мы учуяли.
  - Идиотка! - зашипела Кодл. - Конечно она смертная, и мы тоже были женщинами, помнишь? Она кровоточит, потому что такое бывает. Не всегда, но иногда. Регулярно. Или нет. Разве что она отложит яйца, когда ее найдет самец, что означает...
  - Она змея? - спросила Телораст насмешливым тоном.
  - Нет, не змея. О чем ты думаешь, Телораст?
  Небо меркло, вода пролива окрасилась алым. Одинокий парус купеческой караки поворачивал к югу, в Эрлитанское море.
  - Садок здесь сильно ощущается, - сказала Апсалар.
  - О да, - отвечала Телораст, поглаживая левый локоть Апсалар костяным хвостом. - Яркое проявление. Это новое море.
  - Возможно, - ответила женщина, оглядывая иззубренные утесы у пролива. - Под волнами есть руины?
  - Откуда нам знать? Может быть. Точно, совершенно. Руины. Большие города. Храмы Тени.
  Апсалар нахмурилась: - Во времена Первой Империи не было храмов Тени.
  Кодл опустила голову и тут же подняла. - Дессимбелакис, проклятие множеству его душ! Мы говорили о временах Лесов. Великих Лесов, что покрывали эту страну задолго до Империи. Даже до Т'лан Имассов...
  - Тсс! - зашипела Телораст. - Леса? Безумие! Ни одного дерева вокруг, и страшащиеся теней никогда не жили. Почему бы им им поклоняться? Они и не поклонялись, потому что не жили. Эта теневая сила - природное рвение. Истина в том, что первый культ рожден из страха. Ужасное неизвестное...
  - Становится еще ужаснее, когда становится известным! - оборвала ее Кодл. - Ты так не думаешь?
  - Нет, не думаю я так. Не понимаю, о чем ты. Ты выболтала слишком много тайн, и все они неправильные. Смотри! Ящерица! Моя!
  - Нет, моя!
  Скелеты полезли на утес. Что-то маленькое, серое ускользнуло по воздуху.
  Ветер крепчал, взъерошивал гладь залива, доносил сырой аромат моря даже до высокой скалы. Пересекать водное пространство, пусть по садку - эта мысль ей не нравилась. Стоит ослабнуть контролю, и она выпадет из Королевства, обнаружит себя посредине кишащего дхенраби моря, в лигах от берега. Верная смерть.
  Конечно, она могла выбрать маршрут по суше. К югу от Эрлитана, в Пан'потсун, затем по западному краю нового моря Рараку. Но она выбьется из времени. Котиллион и Темный Трон пожелали избавиться ее руками от множества мелких игроков, рассеянных по лику земли, но что-то внутри нее чуяло приближение важных событий, а с ним нарастающую потребность - неотложную нужду - быть на месте без задержек. Взмахнуть кинжалом, воздействовать на сонмище судеб. Сделать все, что сможет.
  Она подозревала, что Котиллион предугадал ее характер, понял, что сможет довериться ее инстинктам, пусть она сама плохо их понимает.
  Нужно спешить.
  Миг концентрации. Сцена перед ее глазами переменилась. Утес стал склоном, полным поваленных деревьев. Ели, кедры, лиственницы - их корни вырвались из земли, их стволы расплющились, как будто невообразимый ветер поразил целую горную гряду. Под свинцовым небом эта окутанная туманами лесистая долина простерлась через простор, мгновением раньше бывший морским заливом.
  Скелеты семенили за ней, дергая головами.
  - Я тебе говорила, тут лес, - прошептала Телораст.
  Апсалар показала на неразбериху упавшего леса: - Что тут случилось?
  - Магия. Драконы.
  - Не драконы.
  - Нет, не драконы. Телораст права. Не драконы.
  - Демоны.
  - Да, ужасные демоны, чье дыхание - врата садков. О, не прыгай в их пасть!
  - Не дыхание, Кодл. Просто демоны. Маленькие. Но много. Валили ствол за стволом, ибо были злыми и склонными к актам бессмысленного разрушения.
  - Как дети.
  - Да, правильно Телораст сказала. Как дети. Чертенята. Но сильные. Очень. Громадины, мышцы - во!
  - Итак, - вмешалась Апсалар, - здесь сражались драконы.
  - Да, - брякнула Телораст.
  - В мире Тени.
  - Да.
  - Наверное, те самые драконы, что сейчас заключены в каменном кольце?
  - Да.
  Апсалар кивнула и начала пробираться по склону. - Будет трудно. Сомневаюсь, что путь через лес сбережет время.
  - Лес Тисте Эдур, - крикнула Кодл, рыская вокруг. - Они любили эти леса.
  - Все здешние природные тени, - согласилась Телораст. - Сила постоянная. Черное дерево, кровяное дерево, все ужасные штуки. Эресы боялись не напрасно.
  Вдалеке над верхушками деревьев скользила необычная тень. Апсалар присмотрелась. Это карака, отбросившая в здешний мир свое эфирное отражение. Она видит сразу два Королевства - достаточно обычная вещь. Но все же... "кто-то плывет на той караке. Кто-то очень важный..."
  
  ***
  
  Деджим Небрал, Т'ролбарал, древнее создание Империи Дессимбелакиса, ползал у основания мертвого дерева - или, скорее, струился, словно змея, у вывороченных, сухих корней, семиглавый, о семи телах, принимающий пестроту окружающей земли, зелени и скал. Свежая кровь медленно остывала, наполнив желудки Д'айверса. Даже в пустошах нет недостатка в жертвах. Пастухи, добытчики соли, бандиты, пустынные волки - Деджим Небрал не ведал недостатка в пище по пути к месту засады.
  Дерево, приземистое, корявое, с несколькими толстыми сучьями, пережившими столетия смерти, некогда выросло в трещине камня на пятачке, отмечавшем встречу тракта и высокой башни из выветренного камня. Дорога здесь меняла направление, огибая основание утесов, и резко спускалась на высоту десяти человек, вилась среди булыжников и каменной крошки.
  По сторонам тракта возвышались другие утесы, покрытые трещинами и уступами.
  Д'айверс атакует здесь, сразу с двух сторон, выскочив из теней.
  Деджим Небрал был доволен. Терпение всегда вознаграждается свежим мясом, эхом предсмертных воплей... и сейчас ему осталось лишь подождать появления жертв, избранных Безымянными.
  Скоро.
  
  ***
  
  Между деревьев достаточно места - собор теней и тяжелого сумрака, потоки сырого воздуха - он гладил лицо Апсалар, двигавшейся в сопровождении суетливых ящериц. Как ни странно, ей здесь нравилось. Почва оказалась ровной, путь не загораживал ни один упавший ствол, как будто деревья тут не умирают никогда. Она не встречала животных, не набредала на тропы и следы; но все же попадались поляны, круглые проплешины, покрытые мхом и окруженные стоящими на равных расстояниях кедрами - или не кедрами, а похожей породой, с грубой, волокнистой, черной как деготь корой. Эти круги казались слишком совершенными, чтоб быть естественными - но никаких явных признаков искусственного их насаждения не наблюдалось. Телораст сказала, что в таких местах сила Теней становится "яростной".
  Тисте Эдур, Куральд Эмурланн - их присутствие сохранилось, но не сильнее, чем это бывает на кладбищах, у курганов и могильников. Старые сны таились, угасая, в траве, в сучьях деревьев и кристаллах узорчатого камня. Забытые шепотки в ветре, вечно кружащем над помеченным смертью местом. Эдур ушли, но лес не забыл хозяев.
  Тьма впереди. Что-то упало сверху, тонкое и прямое. Канат толщиной в запястье, привязанный к увязшему во влажном грунте якорю.
  Прямой, как ее путь. "Ах, если я ощутила ЕГО присутствие, то и ОН ощутил меня. Похоже, это приглашение".
  Телораст зашипела в спину: - Что ты делаешь? О, сколь ужасный пришелец! Жуткий, устрашающий, кошмарный, звероликий чужак! Не ходи туда! О, Кодл, смотри - она лезет.
  - Она не слушает нас!
  - Мы слишком много болтали, вот и результат.
  - Ты права.
  Нужно сделать что-то важное, путь она начнет прислушиваться к нам.
  - Хорошая мысль, Кодл. Придумай что-нибудь!
  - Я пытаюсь!
  Их голоса стихали по мере подъема Апсалар. Она ступала на толстые сучья, рвала натянутые паучьи сети; маленькие блестящие твари разбегались по сторонам. Кожа перчаток нагрелась, лодыжки заломило. Она добралась до первого узла на канате, поставила на него ногу и остановилась. Внизу виднелись только черные стволы, пропадавшие в тумане - словно ноги громадного зверя. Отдохнув немного, женщина продолжила подъем. Узлы попадались после каждого десятого подтягивания. Кто-то позаботился о ней.
  Над головой маячило дно караки, черное, покрытое ракушками, влажно поблескивающее. Она добралась, поставила ноги на планки обшивки и через два своих роста нашла клюз - место, в котором исчезал якорный канат. Перебралась через борт и увидела три ступени, ведущие на заднюю палубу. Слабо мерцающие облачка тумана означали смертных, сидевших или стоявших около узлов такелажа, у большого рулевого весла; один виднелся высоко на вантах. У грот-мачты стояла гораздо более четкая фигура.
  Он ей знаком. Апсалар копалась в памяти, но разум выдавал только ложные узнавания. Знакомый... и нет.
  Он шагнул вперед со слабой улыбкой на красивом, гладко выбритом лице, протянул руки: - Не уверен, каким именем вы пользуетесь. Вы были лишь девочкой - неужели прошло всего несколько лет? Трудно поверить.
  Сердце тяжело застучало в груди, и она удивилась этому. Страх? Да, но не только. Вина. Стыд. Она прокашлялась. - Я зовусь Апсалар.
  Короткий кивок. Его лицо внезапно изменилось. - Так вы не помните меня?
  - Да. Нет. Не уверена. Должна помнить - но не помню.
  - Это были трудные времена, - сказал он, опуская руки, словно не был уверен, как она его примет. - Ганоэс Паран.
  Апсалар стащила перчатки - надо было хоть что-то сделать - и провела ладонью по лбу, поразившись количеству вдруг вступившего пота. Он сразу же заледенел, стянув кожу. - Что вы здесь делаете?
  - Могу спросить то же самое. Предлагаю удалиться в мою каюту. Там вино. Еда. - Он снова улыбнулся: - Фактически я там уже сижу.
  Глаза ее сузились: - Кажется, вы обрели некоторую силу, Ганоэс Паран.
  - Можно и так сказать.
  Апсалар пошла к каюте. Едва он закрыл за ней дверь, как начал растворяться. Она услышала движение со стороны стола, обернулась и увидела гораздо более прозрачного Ганоэса Парана. Он наливал вино. Голос донесся словно из далекой дали: - Вам лучше бы выйти из садка, Апсалар.
  Она так и поступила, в первый раз почувствовал под ногами крепкую палубу, ощутив ритмические качания корпуса судна.
   - Садитесь, - взмахнул рукой Паран. - Пейте. Вот хлеб, сыр, соленая рыба.
  - Как вы почувствовали мое присутствие? - спросила она, усаживаясь в прикрепленное к полу кресло. - Я путешествовала по лесу...
  - Да, по лесу Тисте Эдур. Апсалар, не знаю с чего начать. Есть Владыка Колоды Драконов, и вы сидите с ним за одной бутылкой. Семь месяцев назад я жил в Даруджистане, в Доме Финнест, с двумя вечно-спящими гостями и Джагутом - слугой... хотя если он услышал бы такие слова, наверное, постарался бы меня убить. Раэст - не самая приятная компания.
  - Даруджистан, - пробормотала она, отвернувшись, забыв о бокале в руке. Все обретенное было самообладание осыпалось, сметаемое вихрем беспорядочных воспоминаний. Кровь, кровь на руках, снова и снова... - Я все же не понимаю...
  - Мы ведем войну, - сказал Паран. - Странно, но я нахожу сегодня нечто полезное в словах, некогда сказанных мне сестрой - когда мы посылали друг на дружку игрушечные армии. Чтобы победить, ты должен узнать всех игроков. Всех. Живых, готовых встретить тебя на поле боя. Мертвых, легенды о которых стали оружием, продолжают их влияние, словно вечно стучащие сердца. Тайных игроков, неодушевленных игроков - саму землю, море. Все, что хочешь. Леса, горы, реки. Течения видимые и невидимые - нет, Тавора не говорила всего этого, она выражалась куда как кратко - но мне потребовалось много времени, чтобы ее понять. Не "знай врага своего". Это слишком просто и легко. Нет, это означает "знай врагов своих". Большая разница, Апсалар, ибо одним из врагов может оказаться лицо в серебряном зеркале.
  - Но вы же назвали их игроками, не врагами. Мне кажется, вы изменили угол зрения. Это от роли Владыки Фатида?
  - Хм, я и не думал. Игроки. Враги. Есть разница?
  - Первое слово подразумевает... манипуляции.
  - И вы хорошо понимаете их.
  - Да.
  - Котиллион все еще владеет вами?
  - Да, но не так... откровенно.
  - Теперь вы одна из его доверенных агентов, служительница Тени. Ассасин, ведь ассасином вы были и раньше.
  Она подняла взор. - И к чему вы ведете?
  - Сам не уверен. Просто пытаюсь привыкнуть к вам, понять, какую миссию вы сейчас выполняете.
  - Если хотите деталей, лучше поговорите с самим Котиллионом.
  - Я раздумываю.
  - Ганоэс, Паран, ради этого вы пересекли океан?
  - Нет. Как я уже сказал, мы на войне. Я не проводил время зря перед осадой Коралла. Я отыскивал игроков... и среди них подлинных врагов.
  - Ваших?
  - Мира.
  - Думаю, вы всех убьете.
  Он вроде бы моргнул - лицо было опущено к бокалу. - На короткое время, Апсалар, ты была невинной. Даже наивной.
  - Между одержанием со стороны бога и пробуждением неких воспоминаний.
   - Я гадаю, что породило такой цинизм?
  - Цинизм? Вы твердите о мире, но дважды сказали, что воюете. Провели месяцы, изучая все лжи грядущей битвы. Но подозреваю, что даже вы не осознаете всего масштаба конфликта, того конфликта, в который мы вовлечены.
  - Вы правы. Потому я и желал поговорить.
  - Мы можем оказаться по разные стороны, Ганоэс Паран.
  - Можем. Но я так не думаю.
  Она промолчала.
  Паран вновь наполнил кубки вином. - Пантеон разделился. Увечный Бог нашел союзников.
  - Почему?
  - Почему? Ну... я не знаю. Сочувствие?
  - Это ему научился Скованный?
  - Тоже не знаю.
  - Месяцы изучения? - Она подняла брови.
  Он рассмеялся. Такая реакция очень ее обрадовала.
  - Вы совершенно правы, - сказала Апсалар. - Мы не враги.
  - По этому "мы" я заключаю, что вы говорите за Темного Трона и Котиллиона.
  - Насколько это возможно... а я могу не все. Никому не измерить глубину разума Амманаса. Да даже и Котиллиона. МНЕ явно не измерить. Но он показал... умение сдерживаться.
  - Да, это у него есть. Если подумать, удивительно.
  - Темный Трон размышлял над полем грядущей битвы годы, если не десятки лет.
  Он хмыкнул и состроил кислую гримасу: - Тоже верно.
  - Какая у вас роль, Ганоэс Паран? Какую роль вы хотите сыграть?
  - Я благословил Увечного Бога. Место в Колоде Драконов. Дом Цепей.
  Она поразмыслила - и кивнула: - Я вижу резоны для этого. Но что же ведет вас на Семиградье?
  Он бросил на нее взгляд. - Кажется, я бесконечно пережевывал это решение... а вы в мгновение ока ухватили причину. Отлично. Я здесь, чтобы встретить врага. Устранить угрозу. Боюсь только, что не успею вовремя. Тогда постараюсь разгрести свалку, сделать все, что смогу, прежде чем отправлюсь...
  - На Квон Тали.
  - Откуда... как ты узнала?
  Она взяла кусок сыра, вытащила из рукава нож и порезала сыр на части. - Ганоэс Паран, похоже, нам предстоит долгая беседа. Но прежде - где вы намерены высадиться?
  - Кансу.
  - Хорошо. Это ускорит и мое путешествие. Две моих миниатюрных компаньонки сейчас карабкаются на борт, прыгая по ветвям деревьев. Вскоре они начнут охоту на крыс и других паразитов, что займет их на некоторое время. А мы с вами давайте закончим ужин.
  Он не спеша откинулся в кресле. - Мы придем в порт через два дня. Что-то мне подсказывает, что эти дни пролетят, как чайка на крыльях бури.
   "И я так думаю, Ганоэс Паран".
  
  ***
  
  Деджима Небрала охватили древние воспоминания. Ветхая стена, освещенная заревом пожаров, полосы дыма над улицами, полными мертвых и умирающих, сладкий аромат крови из канав. О, было величие в Первой Империи, этом первом, грубом процветании человечества. В понимании Деджима Т'ролбаралы стали кульминацией истинно человеческих черт, смешанных с силой зверя. Дикость, склонность к жестокости, хитрость хищника, не проводящего границ и склонного уничтожить сначала соперников своего вида, а уже потом чужого. Готовность питать дух на порванной плоти детей. Оглушающая вспышка разума, способного оправдать любое действие, каким бы отвратительным оно не казалось.
  Оснащенные когтями, клыками длинней ножей, а также способностью Д'айверсов становиться многим из одного... "Мы должны были выжить, мы должны были править. Мы рождены властителями, а массы людей - наши извечные рабы. Если бы Дессимбелакис не предал нас, своих родных детей".
  Даже среди Т'ролбаралов Деджим был лучшим. Создание, превзошедшее самые дикие кошмары Первого Императора. Владычество, подчинение, начало новой империи - вот что ожидает Деджима, и о, как он наестся. Его раздует, его будет тошнить от человеческой крови. Он заставит склониться новых богов - недоносков.
  Лишь выполни задание - и мир ждет тебя. Пусть он не ведает, пусть слепо отрицает.... Будут перемены, ужасные перемены.
  Добыча Деджима, искусно заманенная на этот путь, приближается. Совсем скоро.
  
  ***
  
  Раковина в утреннем свете блестела белым. Карса Орлонг вынул ее из мешка, когда заменял куски порванной недавно кожаной одежды. Он сидел на высоком, тощем коне, набросив на широкие плечи зашитую, окрашенную кровью шкуру белого медведя. Без шапки, с толстой косой, свесившейся на правую половину груди, украшенной фетишами: костяшки пальцев, куски прошитого золотой нитью шелка, клыки. На его поясе пришит ряд человеческих ушей. Огромный кремневый меч подвешен за спиной; два кинжала с рукоятями из кости, длинные и широкие как мечи, торчат из отворотов достающих до колен кожаных сапог - мокасин.
  Семар Дев все смотрела на Тоблакая, особенно на татуировки. Сам воин обратился к западу, лицо его было непроницаемо. Она повернулась и снова проверила привязи запасных лошадей. Влезла в седло, вставила носки сапог в стремена и взялась за поводья. - Устройства, не требующие воды и пищи, не устающие и не хромающие. Вообрази свободу того мира, которое они могут принести нам, Карса Орлонг.
  На нее воззрились очи варвара: подозрительность, какая-то животная осторожность. - Люди должны ходить повсюду. Какая свобода в малом мире, ведьма?
  - Малом? Ты не понял...
  - Звуки города возмущают меня. Покинем его сейчас же.
  Она оглянулась на дворцовые ворота, только что закрытые и охраняемые тремя десятками солдат. Их руки то и дело нетерпеливо хватались за рукояти мечей. - Кажется, фалах'д не намерен прощаться официально. Да будет так.
  Тоблакай ехал впереди, так что в пути по городу им мало что мешало. К одиннадцатому утреннему звону они достигли западных ворот. Семар Дев поначалу чувствовала себя скованно, замечая взгляды каждого встречного горожанина, но вскоре почувствовала удовольствие от роли знаменитости; проезжая в ворота, она даже послала одному из солдат широкую улыбку, помахала закованной в перчатку рукой.
  Избранная ими дорога не относилась к впечатляющим достижениям инженерной мысли малазан, что соединяли главные города, ведь она вела практически никуда... На запад, в Джаг Одхан, древнюю равнину, успешно сопротивлявшуюся крестьянскому плугу - мистический заговор духов земли, дождя и ветров, любящих лишь глубокие корни сорных трав, готовых иссушать посевы, сжигать колосья, разносить ураганами чернозем. Одно или два поколения могут упорствовать - но одхан в конец концов возвращает себе дикий вид, привечает лишь бхедринов, прыг-скоков, волков и антилоп.
  Итак, десять или больше дней на запад. Потом они наткнутся на русло сухой реки, вьющееся к северо-западу, на вырытые сезонными дождями овраги, поросшие шалфеем, кактусами и серыми дубами. Темные холмы на закате солнца - святое место, древнейший ориентир карт, помеченный потерявшим значение именем какого - то вымершего клана.
   Они ехали по заброшенной дороге. Город вскоре пропал из вида. Карса оглянулся и оскалил зубы: - Слушай. Так лучше, да?
  - Я слышу только ветер.
  - Лучше, чем десять тысяч неутомимых устройств.
  Он отвернулся, оставив Семар размышлять над этими словами. Изобретения имеют собственную тень морали, они сильнее многого - она хорошо понимала это. Но... может ли простое удобство стать злом? Действие по изготовлению вещей, усердное, постоянное - такое действие становится ритуалом, а с ритуалом приходит смысл, выходящий за рамки простого действия. Из этого ритуала рождается самооценка, а из нее самомнение. Но даже если так - разве упрощение жизни не несет в себе неотъемлемого блага?
   "Упрощение. Нет заслуг, понятие "достижений" исчезает, словно язык того вымершего племени. Ценности уменьшаются, становясь оценками. О боги, я так смело толковала о свободе!" Она ударила лошадь пятками, подъехала к Тоблакаю. - И это все? Карса Орлонг, я спрашиваю тебя!
  - У моего народа, - не сразу отозвался он, - все дни заполнены. Как и ночи.
  - Чем же? Пленением корзин, ловлей рыбы, точением мечей, дрессировкой лошадей, готовкой, едой, траханьем...
  - ... рассказыванием сказок, высмеиванием дураков, делающих глупости. Да, все это. Ты, наверное, у нас была?
  - Не была я у вас.
  Он слабо, мимолетно улыбнулся. - Всегда есть что делать. И всегда есть возможность делать что-то плохо. Но, ведьма, никто из нас воистину не наивен.
  - Воистину?
  - Ликование не обязательно требует дикарских танцев.
  - Но без всех этих ритуалов...
  - ... юные воины начинают мечтать о далеком.
  - Как ты.
  Он заговорил через два сотни шагов коня. - Мы трое отправились приносить смерть и кровь. Словно волы, мы были впряжены в ярмо тщеславия. Великие дела, тяжкие кандалы клятв. Семар Дев, мы пошли охотиться на детей.
  - Детей?
  Он поморщился: - На ваш род. Мелкие создания, размножившиеся, как личинки в гнилом мясе. Мы хотели - нет, я хотел - очистить мир от вашего рода. От вас, вырубающих леса, разрывающих землю, связующих свободу. Я был юным воином и искал великого.
  Она глянула на татуировки беглого раба: - Ты нашел слишком многое.
  - Я знаю все о малых мирах. Я рожден в таком.
  - Так что опыт успокоил твое рвение, - кивнула ведьма. - Больше нет желания очистить мир от человечьей скверны.
  Он поглядел через плечо. - Я так не сказал.
  - Ох. Такое трудно вообразить одинокому воину, пусть даже и воину - Тоблакаю. Что случилось с твоими спутниками?
  - Умерли. Да, ты правильно говоришь. Одинокий воин не сможет сразить сотню тысяч врагов, даже и детей.
  - Сотню тысяч? О, Карса, это едва ли население двух Святых Городов. Твои враги насчитывают не сотни тысяч, а десятки миллионов.
  - Так много?
  - Ага, задумался?
  Он медленно качал головой, явно забавляясь. - Семар Дев, даже десятки миллионов можно убить, город за городом.
  - Тебе потребовалась бы армия.
  - У меня есть армия. Она ждет моего возвращения.
   "Тоблакаи. Армия Тоблакаев. О, от такого зрелища даже Императрица упустит мочу" . - Нужно ли говорить, Карса Орлонг: я надеюсь, что ты никогда не вернешься домой.
  - Надейся на что хочешь. Я сделаю все, что нужно, когда придет время. Никто меня не остановит.
  Просто заявление, не хвастовство. Ведьме стало зябко на жаре.
  
  ***
  
  Они приблизились к зубцам утесов, отмечающих Откос Турула, гладкий песчаниковый обрыв, усеянный устьями бесчисленных пещер. Резак увидел, что Геборик Руки Духа пришпорил коня, направил его вперед и сразу же остановил так резко, что поводья врезались в запястья. Между руками его промелькнул зеленый огонь.
  - И что теперь? - пробурчал себе под нос дарудж.
  Серожаб скакнул, подойдя поближе к молодому мужчине.
  - Они что-то учуяли, - сказала сзади Фелисин. - Серожаб сказал, Дестриант страдает от лихорадки. Внезапное возвращение нефритового яда.
  - Чего?
  - Нефритового яда, он сказал. Не понимаю.
  Резак покосился на Сциллару, ехавшую рядом. Она словно спала, почти упав на седло. "Потолстела. Боги, и это на той пище, что мы готовим? Безумие".
  - Его безумие вернулось, - испуганно лепетала Фелисин. - Резак, мне не нравится...
  - Вон там прорублена дорога. - Он указал рукой. - Ты сама можешь заметить проезд за деревьями. Мы заночуем у подножия, утром начнем подъем.
  Резак повел за собой женщин. Вскоре они нагнали Руки Духа. Дестриант пялился на торчащие впереди утесы, качал головой и бормотал. - Геборик?
  Взгляд его был нервным, горячечным: - Это война. - По полосатым рукам носились зеленые огоньки. - Старое принадлежит путям крови. Новое провозглашает свою справедливость. - Жабье лицо старика скривилось, став мрачным. - Их нельзя - невозможно - примирить. Ведь все так просто, видишь? Так просто...
  - Нет, - поморщился Резак. - Не вижу. О чем вы толкуете? О малазанах?
  - Скованный, наверное, прежде был из старого рода. Может быть. Да. Но сейчас он благословлен. Он вошел в пантеон. Он НОВЫЙ. Но тогда кто мы? Мы от крови? Или мы должны склониться перед справедливостью королей, королев, императоров и императриц? Скажи, дарудж, не написана ли справедливость кровью?
  - Мы разобьем лагерь или нет? - спросила Сциллара.
  Резак оглянулся и увидел, что она набивает рубку ржавым листом. Полетели искры.
  - Они могут говорить что хотят, - продолжал Геборик. - Каждый бог должен выбрать. Роль в грядущей войне. Кровь, дарудж. Она пылает огнем? Да... но, друг мой, она отдает холодным железом. Ты должен меня понимать. Я говорю о непримиримом. Эта война - так много жизней, потерянных, все ради того чтобы похоронить Старших Богов раз и навсегда. Вот сердце новой войны, друзья мои. Самое сердце, ведь все их споры ничего не значат. Я покончил с ними. Покончил со всеми вами. Трич выбрал. Выбрал. И вы должны.
  - Не люблю выбирать, - пропыхтела Сциллара из клубов дыма. - Что до крови, старик - эту справедливость никогда не усыпишь. Теперь давайте искать место для ночлега. Я голодна, я устала, у меня зад натерт.
  Геборик слез с коня, повел его в поводу к краю дороги. - В стене есть пещерка. Люди ночуют здесь тысячи лет, почему бы и нам? Однажды, - продолжил он тем же тоном, - нефритовая темница рухнет и глупцы выйдут, кашляя от праха своих убеждений. В тот день поймут они, что уже поздно. Слишком поздно что-то делать.
  Мелькнул огонь; Резак оглянулся и увидел, что Фелисин разожгла свою трубку. Дарудж провел рукой по волосам, покосился на отсветы солнца на белом утесе. Слез с лошади. - Ну ладно, - сказал он, беря ее под уздцы, - давайте располагаться.
  Серожаб проскакал мимо Геборика, влез на скалу, словно раздувшаяся ящерица.
  - О чем это он? - спросила Фелисин, подходя к Резаку. - Кровь и старые боги - кто такие старые боги?
  - Старшие Боги, почти забытые. В Даруджистане есть посвященный одному из них храм, он стоит там уже тысячи лет. Того бога зовут К'рул. Поклонники давным - давно пропали. Но, может быть, это и не важно.
  
  ***
  
  Тащившая за собой коня Сциллара остановилась послушать Резака. Старшие боги, новые боги, кровь и войны, все это не очень интересно. Она просто хочет вытянуть ноги, успокоить ноющую спину, покушать чего-нибудь, лежащего в сумах.
  Геборик Руки Духа спас ее, вернул к жизни, и тем заложил в сердце что-то вроде благодарности, мешающей отвернуться от старого безумца. Поистине его преследуют духи; такое может ввергнуть в пучину хаоса самый здравый рассудок. Но к чему искать смысл во всех высказанных им бреднях?
  Боги, старые или новые, не принадлежат ей. Как и она им. Они играют в игры возвышения, как будто результат имеет ценность, как будто они способны изменить цвет солнца, голос ветра, вырастить леса в пустыне и даровать матерям столько любви, что те не бросят детей. Все, что имеет значение - законы смертной плоти, потребность дышать, есть, пить, искать тепло в холоде ночи. А когда окончится борьба за эти блага, когда последний вздох останется в груди - что ж, она не будет способна заботиться о чем бы то ни было, о том, что стрясется в следующий миг, кто умрет, кто родится, не услышит криков голодающих детей и хохота уморивших их голодом порочных тиранов. Она подозревала, что обретет простое наследство равнодушия, неизбежного и удобного, и так будет всегда, пока последняя искра жизни теплится в мире смертных. Что там боги и не боги?
  Ей нужно примириться с этим. Делать иначе - биться лбом о стену. Делать иначе - уподобиться Геборику. Поглядите на него нынешнего! Истина тщетности - самая тяжелая из истин, но всякий, видящий ее ясным взором, понимает, что выхода нет.
  Она же была в забвении и вернулась, и поняла, что в этом преисполненном грезами царстве нет места страху.
  В полном согласии со словами Геборика убежище в скале обнаруживало следы бесчисленных поколений путешественников. Сложенные из камней очаги, красная охра на выцветших стенах, груды битых черепков, обожженные кости. Ноги утоптали глину до твердости камня. Слышался звук капающей воды; Сциллара и Геборик склонились над питаемым дождями прудиком. Мерцающие руки старика отразились в темной, гладкой как зеркало поверхности; он как будто страшился погрузить их в холод. Вокруг плясали белокрылые мотыльки.
  Он странствовал с даром спасения. Должен был что-то сделать с зеленым свечением рук и преследующими его духами. Что-то сделать со своим прошлым и с тем, что видел в будущем. Но он принадлежит Тричу, Летнему Тигру. "Никакого примирения".
  Сциллара выбрала гладкую полку и легла, растянувшись, откинув голову на руки, мельком заметив, как выпирает живот. Уставилась на жесткую выпуклость того, что недавно было нежной плоскостью.. постаравшись скрыть отвращение.
  - Ты понесла ребенка?
  Она взглянула вверх, на лицо Резака, забавляясь заре понимания, расширившей его глаза, заполнившей их тревогой.
  - Бывают в жизни невезенья, - сказал он. - Позор богам.
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Прочерти линию кровью и, встав над ней, резко потряси гнездо пауков. Они упадут по эту сторону, упадут и по ту сторону. Так пали боги, будучи наготове, приземляясь на ноги, когда затряслось небо, пали среди разорванных звеньев паутины - жестоко порванных нитей давно заготовленных планов и схем - и вскричали под шум ветра, живого, порывистого и мстительного, объявившего языком грома, что боги вступили в битву.
  
  Убийца Магии,
  История Воинства Дней,
  Саратан
  
  
  Прищурив глаза, спрятанные за щелями большого шлема, Корабб Бхилан Зену'алас изучал женщину.
  Гонцы и чиновники мелькали вокруг нее и Леомена Молотильщика, словно листья в бешеном водовороте. "А эти двое стоят как камни. Валуны. Как... укорененные, да, укорененные в скальном основании". Капитан Воробушек, ныне Третья Воробушек. Малазанка.
  Женщина и Леомен... ну что же, Леомен любит женщин.
  Да, они стоят, обсуждая детали, заканчивая подготовку к неизбежной осаде. Их окутал тяжелым туманом запах секса и наглой самоуверенности. Он, Корабб Бхилан Зену'алас, скакал у бока Леомена из битвы в битву, он не раз спасал ему жизнь, он сделал все, что от него требовали... Он был верным. Но она - о, она была желанной.
  Он твердил сам себе, что это не важно. Что были и другие женщины. Что и сам он время от времени брал себе женщин, хотя, конечно же, не тех, которых знал Леомен. Что все они оказывались ничем перед верой, исчезая перед ликом суровой необходимости. Глас Дриджны Открывающей, глас опустошения и разрушения, перебивал любой зов. Так и должно быть.
  Воробушек. Малазанка, женщина, помеха, возможная совратительница. Ибо Леомен Молотильщик что-то таит от Корабба, и такого не бывало прежде. Это ее вина. Позор. Нужно что-то сделать, но что?
  Он поднялся со старого трона фалах'да, презрительно отвергнутого Леоменом, и прошел к широкому стрельчатому окну, открывающему взорам внутренний двор. Внизу та же суетливая беготня, клубы пыли в раскаленном на солнце воздухе. За стенами дворца блеклые крыши И'Гатана, развешанное белье, трепещущие под ударами ветра навесы, купола и цилиндры складских помещений, называемых "мэтгара" - вместилищ запасов оливкового масла, прославившего город и его предместья. В самом центре города возвышается восьмиугольный, чудовищно ветхий, окруженный контрфорсами храм Скалиссары; его купол походит на горб, обвешанный пестрыми лохмотьями позолоченных и медных листов, затейливо разрисованный потеками птичьего помета.
  Скалиссара, Богиня Олив, почтенная покровительница города, давно потеряла уважение людей. Слишком много завоеваний не смогла она остановить, слишком многие стены позволила разрушить и слишком многие ворота разбить. Кажется, город может вечно восставать из праха; но его богиня оказалась способной на гораздо меньшее число воскрешений. После недавнего завоевания она не сумела вернуть влияние. Строго говоря, она вообще не вернулась.
  Теперь храм освящен во имя Королевы Снов.
  Иноземная богиня. Корабб поморщился. Ну, может, не совсем иноземная, однако...
  Статуи, возвышавшиеся на углах городских укреплений, с пухлыми мраморными руками, поднятыми над головой - в одной руке оливковая ветвь, в другой новорожденный младенец, пуповина обвита вокруг руки и спускается вниз, соединяясь с животом матери - эти изваяния исчезли. Разрушились во время последнего взрыва. Ныне на трех углах стоят только пьедесталы с ногами по лодыжки, а на четвертом не осталось вообще ничего.
  Во дни ее господства каждого найденыша женского пола именовали в ее честь; но, будь он женского или мужского пола, каждый брошенный ребенок попадал в храм, где его кормили и учили путям Холодного Сна, мистического ритуала, связанного с разделенными духами или как там - эзотерические культы не входили в сферу интересов Корабба. Но Леомен был именно таким найденышем, и пару раз он начинал рассказывать о своем прошлом, когда дурханг или вино развязывали ему язык. Желание и необходимость, война внутри человеческой души - вот самая сердцевина Холодного Сна. Корабб мало что понял. Леомен жил под руководством храмовых жриц всего несколько лет, а потом непослушание выгнало его обратно на улицу. С улиц он ушел в одханы, где жил среди диких племен, закаляясь солнцем и режущими тело песками Рараку, пока не стал величайшим воином, какого видели Семь Городов. По меньшей мере на веку Корабба. Разумеется, Фалах'дан Святых Городов в свое время имел великих поборников, но это были не вожди, они не обладали знанием необходимых для командования уловок. К тому же Дассем Альтор и его Первый Меч изрубили их в куски, и этим все сказано.
  Леомен запечатал И'Гатан, запер в пределах новых городских стен запас оливкового масла общей ценой в "королевский выкуп". Мэтгара были заполнены до краев, купеческие гильдии вопили - хотя очень тихо, ведь недавно разъяренный Леомен утопил семерых торговцев в дворцовом Великом Мэте. В их собственном оливковом масле. Жрецы и ведьмы умоляли продать хоть стакан получившейся янтарной жидкости.
  Воробушек вступила в командование городским гарнизоном - сборищем ленивых, вечно пьяных подонков. Первая же инспекция казарм показала, что "военный лагерь" является мерзким гаремом, полным дыма, а также тусклоглазых мальчиков и девочек, давно привыкших прозябать среди ужасов извращений и рабства. В первый день казнили тридцать офицеров. Самого старшего по званию обезглавил лично Леомен. Детей собрали, пересчитали и раздали по храмам с приказом исправить нанесенный им вред и максимально полно стереть память о прошлом. Солдатам велели до блеска начистить каждый кирпич казарменных стен, каждую черепицу; Воробушек начала учить их борьбе с осадной тактикой малазан - предмет, в котором показала подозрительно большие знания.
  Корабб ей не доверял. Это же очевидно! Почему она решилась сражаться против своего народа? На такое готов только преступник, изгой, а разве можно верить преступникам? Нет, в ее горьком прошлом явно хватает предательств и жестоких убийств - и вот она раздвигает ножки под Фалах'дом, Леоменом Молотильщиком, самым страшным воином известного мира. Ему бы осторожно следить за ней, не отпуская рукояти новой сабли, готовясь при малейшем сомнении разрубить девку напополам, от головы до паха, а потом наискосок - хрясть! хрясть! - с правого плеча до левого бедра, с левого плеча до правого бедра. И смотреть, как она разваливается. Да, всего лишь необходимая казнь. При первом намеке на измену.
  - Отчего у тебя такое просветленное лицо, Корабб Бхилан Зену'алас?
  Воин напрягся, повернулся. Воробушек стояла рядом. - Третья, - кисло улыбнулся он. - Я думал...э... о грядущей крови и смерти.
  - Леомен сказал, что ты самый разумный изо всех. Теперь я боюсь к остальным вашим офицерам даже подходить...
  - Ты боишься осады?
  - Конечно. Я знаю, на что способны имперские армии. Говорят, среди них Верховный Маг, и это самая тревожная новость.
  - Их командующая - простая женщина. Никакого воображения - по крайней мере, она не потрудилась его показать.
  - Вот что меня особенно заботит, Корабб Бхилан Зену'алас.
  Он нахмурился:- То есть?
  - Пока что ей не было нужды показывать пределы своего воображения. Пока что все было слишком просто. Шагай и шагай в пыли войска Леомена.
  - Мы ей ровня и даже лучше, - надул грудь Корабб. - Наши копья и мечи уже отворили поганую малазанскую кровь и снова сделают то же самое. О, она потечет ручьями!
  - Эта кровь, - сказала она, помолчав, - так же красна, как и твоя.
  - Да ну? Мне кажется, - ответил он, оглядывая город, - что в ней примесь предательства, такая кровь легко сворачивается в жилах.
  - Как насчет Алых Клинков?
  - Продажные дураки!
  - Точно. Но... рожденные в Семи Городах.
  - Они отделились от нашей крови и плывут в потоке малазан.
  - Красивый образ. Ведь ты часто находишь такие?
  - Ты бы удивилась, женщина, узнав, какие вещи я нахожу. Скажу тебе так: я храню спину Леомена, я всегда хранил ее. Ничего не изменилось. Даже ты и твои... твои...
  - Чары?
  - Хитрости. Я тебя отметил, Третья. Помни об этом всегда.
  - Леомену повезло обрести такого преданного друга.
  - Он поведет Откровение...
  - О, он будет там.
  - ...ибо нет никого равного ему. И'Гатан станет вечным проклятием на языке малазан.
  - Это уже так.
  - Очень хорошо. Будет дважды проклятием.
  - Интересно, что такого есть в городе, вонзающемся в империю как нож? Почему Коготь напал на Дассема Альтора здесь? Почему не где-нибудь еще? В месте менее оживленном, менее рискованном? О да, это казалось случайностью битвы, но никто не обманулся. Признаюсь в восхищении городом. Именно оно привело меня сюда.
  - Ты изгнанница. Императрица назначила награду за твою голову.
  - Неужели? Или ты просто догадываешься?
  - Я уверен. Ты сражаешься против своего народа.
  - Моего? Каков же он, Корабб Бхилан Зену'алас? Малазанская Империя пожрала множество народов, и в Семиградье тоже. Теперь восстание кончилось: ты влился в народ малазан? Нет, такая мысль для тебя неприемлема. Я родилась на Квон Тали, а империя родилась на острове Малаз. Мой народ завоеван, как и твой.
  Корабб очень смутился от таких слов. Малазане - это... малазане, черт дери. Родня друг другу, какой бы ни был у них цвет кожи и разрез глаз. Плевать на все различия в Худом целованной империи! Малазане! - Тебе не втереться в доверие, Третья.
  - Я не прошу доверия.
  - И хорошо.
  - Ты пойдешь с нами?
   "С нами!?" Корабб медленно повернулся. Сзади в нескольких шагах, скрестив руки на груди, прислонился к стене Леомен. В глазах мелькала насмешка.
  - Мы идем в город. Желаю посетить несколько храмов.
  Корабб поклонился: - Я буду с тобой, о Воевода. Я держу клинок наготове.
  Леомен слегка поднял брови: - Воевода. Титулам не будет конца, Корабб?
  - Нет, о Длань Откровения.
  При этом величании воин отпрянул и отвернул лицо. За другим концом стола с картами стояли шесть офицеров. Леомен обратился к ним: - Начните эвакуацию. Никакого ненужного насилия! Убейте каждого мародера, но тихо. Обеспечьте безопасность семей, их имущества, включая скот...
  Один из воинов вздрогнул: - Но, командир! Нам понадобится...
  - Нет, не понадобится. У нас есть все необходимое. Пусть берут с собой, ведь скотина - единственное достояние большинства беженцев. Выводите эскорты на западную дорогу. - Он обратился к Воробушек: - Вернулись вестовые из Лофала?
  - Да, с радостными приветствиями от Фалах'да.
  - Он радуется, что я не иду к нему?
  Воробушек пожала плечами.
  - А он выставил войска для охраны дорог?
  - Выставил, Леомен.
   "Ах! Она уже выше титулования!" Корабб с трудом заставил голос звучать тихо: - Третья, он твой Воевода. Или Командир, или Фалах'д...
  - Хватит, - крикнул Леомен. - Я рад услышать свое имя, большего не нужно. Отныне, дружище Корабб, титулы только для официальных собраний.
   "Как я и думал. Развращение началось". Он сверкнул очами на Воробушек, но та не обратила внимания - она не сводила взора с Леомена Молотильщика. Глаза Корабба сузились. "Леомен Падший"...
  
  ***
  
  В И'Гатане ни одна улица и аллея не идет прямо более тридцати шагов. Они лежат на слоях фундаментов, начинающихся с глинобитных стен самой первой крепости, возведенной десять или более тысяч лет назад; панорама города сверху подобна вскрытому термитнику, ведь зачастую извивы улочек - щелей открыты небу лишь на ширину руки.
  Видеть И'Гатан, ходить по его коридорам - словно попасть в древность. Леомен как-то сказал Кораббу, что города рождаются не на перекрестках, не у поместий и рынков со скопищем болтливых купцов. Не из нужды в обмене и продаже урожая. Нет, говорил Леомен, города родились из нужды в защите. Крепость, вот все, что нужно; все, что следует потом, есть именно следствие. Поэтому города всегда обнесены стенами и стена - все, что иногда осталось от старых городов.
  Вот почему, объяснял Леомен, город всегда стоит на костях предшественников - это поднимает стены на великую высоту и обеспечивает лучшую защиту. Он смеялся, рассказывая: племена грабителей вызвали рождение городов, и города оказались способны остановить их и, в конце концов, покорить. Так цивилизация поднялась из варварства.
  Всё это очень хорошо, размышлял Корабб по пути к центру города, и даже верно; но он уже томится по просторам одханов, по вольному полету сладких ветров пустыни, по яростной жаре, способной вскипятить мозги под шлемом, так что воин начинает видеть стада толстых тетушек и морщинистых бабушек, бегущих за ним с целью ущипнуть за щечку.
  Корабб затряс головой, чтобы прогнать неожиданные воспоминания и связанный с ними ужас. Он шел слева от Леомена, вынув саблю и воинственно косясь по сторонам в поисках мало - мальски подозрительных горожан. Третья Воробушек шагала справа от Леомена; они то и дело касались друг дружки локтями и перебрасывались тихими словами. Корабб был рад, что не слышит этих слов, полных пылких любовных признаний. Или, может быть, они обсуждали план избавления от его докучливой особы?
  - Опонны, притяните меня, оторвите ее, - пробурчал он.
  Голова Леомена дернулась. - Ты что - то сказал, Корабб?
  - Я проклинаю чертовы крысиные ходы, о Мститель.
  - Мы почти пришли, - неожиданно спокойно отозвался Леомен. Это лишь усугубило дурное настроение Корабба. - Воробушек и я обсуждали, что делать со священством.
  - Сейчас? Как чудно. И что же с ними делать?
  - Они сопротивляются идее эвакуации.
  - Я не удивлен.
  - Как и я. Но уехать им придется.
  - Все дело в богатствах, - сказал Корабб. - Реликвии, иконы и винные погреба. Они страшатся, что на дороге их ограбят, изнасилуют, прически растреплют.
  Леомен и Воробушек удивленно уставились на него.
  - Корабб, - начал Леомен, - кажется, тебе пора снимать этот новый шлем...
  - Да, - добавила Воробушек. - По лицу пот течет в три ручья.
  - Я в порядке, - зарычал Корабб. - Это шлем бывшего Поборника. Леомен его не взял. А должен бы. Я просто ношу шлем за него. В подходящее время он почует нужду, сорвет шлем с моей головы и напялит на свою. Тогда мир исправится, да восхвалены будут желтые и голубые боги.
  - Корабб...
  - Я в порядке, хотя лучше что-то сделать со старухами. Пусть не бегут за нами. Я насажу себя на клинок, но не дам им схватить мои щеки. О, какой милый мальчик! Хватит, сказал вам!!!
  - Дай мне шлем.
  - Пора узнать судьбу в лицо, Адъюнкт Убийца.
  
  ***
  
  Когда они достигли храма Скалиссары, в голове Корабба стучали молоты. Леомен отказался носить большой шлем, даже без стеганого подшлемника (впрочем, без подшлемника он оказался бы безнадежно велик). По крайней мере старухи куда-то смотались; но ведь их путь шел по почти пустым переулкам. С главных улиц доносились хаотические звуки столпотворения - горожан вытесняли за пределы стен, на дорогу, ведущую к западному побережью, к Лофалу. Паника проносилась здесь и там, но было видно, что четыре тысячи воинов Леомена, все как один вышедшие на улицы, умеют поддерживать порядок.
  Восьмиугольное здание, ныне посвященное Королеве Снов, окружали семь малых храмов, посвященных Семерке; главный вход начинался спиральным пандусом, вившимся вокруг куполов низшего яруса. Стены храмового квартала были дважды сломаны: вначале во время перепосвящения малазанским богам после завоевания, потом во время мятежа, когда храмы и их новые жрецы подверглись нападению. Тогда сотни служителей были убиты, сокровищницы разорены. Сейчас фризы и метопы, кариатиды и резные панели покрыты рубцами и трещинами, так что лики богов, старых или новых, неразличимы.
  Все, кроме тех, что у храма Королевы Снов. Мощные укрепления делали его почти неприступным. Королеву окружают тайны, знал Корабб, и одна из них - всеобщее убеждение, что ее культ рожден не в Малазанской Империи. Богиня Гаданий отбрасывает тысячи отражений на тысячи племен, и ни одна цивилизация не может претендовать на монополию. Шесть дней без толку побившись лбами о стены Храма, мятежники решили, что Королева им не враг, и оставили в покое. Желание и необходимость, усмехался Леомен, в первый раз услышав эту быль.
  И все же Корабб убежден, что это богиня... иноземная.
  - Ради каких дел мы посещаем храм? - спросил он.
  Леомен ответил вопросом на вопрос: - Ты помнишь, старый друг, как клялся идти за мной, даже если мои деяния покажутся безумными?
  - Клялся, Воевода.
  - Отлично, Корабб Бхилан Зену'алас. Тебе предстоит испытание преданности. Ведь я намерен говорить с Королевой Снов.
  - Верховная Жрица...
  - Нет, Корабб, - прервал его Леомен. - Я имел в виду саму Богиню.
  
  ***
  
  - Трудное это дело - убить дракона.
  Кровавый свет ложной зари постепенно заливал неровную брусчатку. Маппо и Икарий ушли в темноту, чтобы не мараться контактом с этим неверным светом. Джаг сидел на каменном блоке, который мог некогда быть алтарем, но сейчас перевернут и прислонен к стене слева от входа. Воин уже давно молчал, обхватив руками голову.
  Маппо переводил взор с друга на громадное тело драконицы, нависавшей над ними. Оба зрелища тревожили его. Да, есть причина горевать в темной пещере, послужившей местом зловещего ритуала смерти, овеваемой незримыми вихрями воспоминаний, что пробуждаются в Икарии.
   - Остается лишь Оссерк, - произнес Маппо. - И если он падет, садок Серк останется без властителя. Кажется, Икарий, я начинаю видеть схему.
  - Осквернение, - прошептал Икарий, не подняв взора.
  - Пантеон делают уязвимым. Фенер, вытащенный в наш мир, а теперь Оссерк. Сама основа его силы под угрозой. Как узнать, сколько еще богов и богинь под осадой? Друг мой, мы слишком далеко ушли от мира.
  - Далеко? Маппо, нет такого понятия.
  Трель снова поглядел на мертвую драконицу. - Может, ты и прав. Кто мог устроить такое? В этой драконице - само сердце садка, источник его силы. Но... кто-то победил Соррит, сбил на землю, затянул в пещеру в небесной крепости, приколотил к Черному дереву. Как думаешь, давно ли это было? Почему мы не почуяли ее смерти? - Не дождавшись ответов, Маппо подошел к луже крови и внимательно осмотрел толстый ржавый штырь. - Нет, - пробормотал он вскоре, - это не ржавчина. Отатарал. Ее связали отатаралом. Но она же Старшая - она не подчинялась отатараловой энтропии. Не понимаю...
  - Старое и новое, - сказал Икарий. Слова прозвучали словно проклятие. Он резко вскочил, сверкнув глазами, скривив губы. - Поговори со мной, Маппо. Расскажи все, что знаешь о силе пролитой крови.
  Трель отвернулся. - Икарий...
  - Расскажи.
  Маппо не отрывал взора от голубого пруда. В нем сражались эмоции. Не сразу он вздохнул: - Кто первым погрузил руки в поток падения? Кто испил из него и преобразился, и какой эффект оказал на эту трансформацию отатарал? Икарий, эта кровь испорчена...
  - Маппо.
  - Ладно. Друг мой, всякая пролитая кровь обладает силой. Для зверей, людей, даже малых птах кровь является истоком силы, рекой души. В ней заключено время жизни, от рождения до смерти. Это самая священная сила вселенной. Убийцы, чьи руки обагрены кровью жертв, вольно или невольно питаются ей. Многие из них слабеют, а иные находят в себе новый голод, становясь рабами страсти к резне. Вот в чем риск: сила крови портится от примеси страха и боли. Поток, чувствуя скорое пересыхание, тревожится, и эта тревога отравляет.
  - Как насчет судьбы? - тяжело проговорил Икарий.
  Маппо вздрогнул, но не смог оторвать глаз от крови. - Да, - шепнул он, - ты пробиваешься к самой сути. Что принимает тот, кто впитал такую кровь в душу? Ждет ли его самого насильственная смерть? Есть ли это всеобщий закон, восстанавливающий равновесие? Если кровь питает нас, что же питает ее саму; связано ли это нечто нерушимыми законами или капризно, как мы сами? Только ли мы, жители земли, способны злоупотреблять своими дарами?
  - К'чайн Че'малле не убивали Соррит, - сказал Икарий. - Они ничего не знали об этом.
  - Но создание в машине заморожено, что намекает на ритуал Омтозе Феллака. Как К'чайн Че'малле могли не знать о нем? Они знали, пусть сами не убивали Соррит.
  - Нет, Маппо, они не виновны. Я уверен.
  - Тогда... кто?
  - Крест сделан из Черного дерева. Из королевства Тисте Эдур. Королевства Тени. Ты знаешь, что в той стране вещи могут быть в двух местах сразу, начинаться в одном мире, а проявляться в другом. Тени блуждают и не уважают границ.
  - Ах, тогда... она была поймана здесь, но прежде вытащена из Тени...
  - ... поймана джагутской магией льда - но пролитая кровь и отатарал оказались слишком сильны для Омтозе Феллака, расшатали колдовство Джагута.
  - Соррит убивали в Королевстве Теней. Да. Видишь, Икарий, схема все яснее.
  Икарий опалил Трелля взором лихорадочно сверкающих глаз: - Неужели? Ты обвиняешь Тисте Эдур?
  - Кто еще мог так владеть тенями? Не тот же малазанский самозванец, что сидит на троне сегодня?
  Воин - Джаг промолчал. Прошелся вдоль кровавого пруда, опустил голову, словно искал какие-то следы. - Я знаю эту Джагуту. Узнаю ее работу. Небрежное открытие Феллака. Она была... рассеянна. Нетерпелива, раздражена, устав отражать многочисленные попытки К'чайн Че'малле вторгнуться, основать колонии на всех континентах. Ее не заботили гражданские войны ящеров. Короткохвостые бежали, искали убежища. Не думаю, что ее это волновало.
  - Ты думаешь, она знала о случившемся здесь?
  - Нет, или вернулась бы. Может, она мертва. Так много...
   "Ох, Икарий, не нужны тебе такие воспоминания".
  Икарий резко встал, обернулся. - Я проклят. Не эту ли тайну ты прячешь от меня? Припоминаю... кое-что... Отрывки. - Он поднял руку ко лбу - и тут же уронил. - Чувствую ... ужасные дела...
  - Да. Но они не твои, Икарий. Не друга, стоящего передо мной сейчас.
  - Ты - мой защитник, но эта защита - не то, чем кажется. Маппо, ты идешь рядом, чтобы защищать мир. От меня.
  - Все не так просто.
  - То есть?
  - Я здесь для того, чтобы защитить тебя, своего друга от... другого Икария...
  - Надо положить этому конец.
  - Нет.
  Икарий бросил взгляд на драконицу. - Лед, прошептал он. - Омтозе Феллак. - Повернулся к Маппо: - Нам пора уходить. Мы пойдем в Джаг Одхан. Я хочу найти свой род. Джагутов.
   "Просить заточения. Вечного льда, отрезающего от тебя жизнь. Но они не поверят тебе. Нет, они решат тебя убить. Предоставить тебя Худу. И они будут правы. Ведь их сердца не боятся выносить приговоры, а кровь... кровь их холодна как лед".
  
  ***
  
  В половине лиги к югу от И'Гатана виднеются шестнадцать курганов, каждый из в сто шагов в длину, тридцать в ширину и три человеческих роста в высоту. Помещенные внутри колонны и стены из грубого песчаника формируют вечно темные усыпальницы, дома для воинов - малазан. Недавно вырытые канавы соединили их с городом; по канавам текут зловонные отходы, привлекающие тучи мух. Да, горько подумал, Кенеб, чувства горожан трудно выразить более отчетливо.
  Пытаясь не обращать внимания на вонь, он послал коня к главному кургану, некогда увенчанному памятником павшим солдатам Империи. Статуя была разрушена, остался только пьедестал. Сейчас на нем стояли два человека и две собаки, и все они созерцали неровные, отбеленные солнцем стены И'Гатана.
  Могильник Дассема Альтора и его Первого Меча, никогда не видавший в себе ни Альтора, ни воинов его грозного отряда телохранителей. Воины погибли в схватках у стен. Большинство малазанских солдат знало правду. Легендарных воителей Меча похоронили в безымянных могилах, чтобы защитить от осквернения, а могила самого Дассема Альтора, как полагают, находится на Квон Тали, под Антой.
   "Возможно, пустая".
  Пес Крюк повернул тяжелую голову, заметив взбирающегося по склону коня Кенеба. Взгляд красных глаз, едва заметных среди сети рубцов, заставил малазанина содрогнуться. "Не надейся на дружбу с этим зверем. Лучше бы он умер вместе с Колтейном". Казалось, животное наспех составлено из рваных кусков непонятного происхождения, которым придана приблизительная форма собаки. Горбатая шея толщиной с бедро мужчины, перекошенные лопатки, бурящиеся мышцами ляжки, грудь широкая, как у пустынного льва. Если не считать тусклых глаз, вся морда состоит из громадной челюсти и кривого носа. Три последних клыка торчат наружу, даже когда пасть бывает закрыта: жестокие побои при Падении Колтейна сорвали большую часть кожи губ. Одно ухо отсутствует, другое неловко исцелено и торчит, словно флаг.
  Обрубок хвоста не пошевелился, когда Кенеб слез с коня. Да, если бы он шевельнулся - Кенеб поверил бы в возможность смерти от удивления...
  Чесоточная хенгезская собачка Мошка суетливо, словно крыса, подбежала и обнюхала сапог Кенеба, раскорячилась и помочилась на голенище. Малазанин с руганью отскочил, поднял ногу, намереваясь дать собаке пинка - да так и замер, услышав низкое рычание Крюка.
  Вождь Желч грубо хохотнул: - Мошка просто заявила права на эту кучу камней. Видит Худ, там нет никого, кто бы мог обидеться.
  - Жаль, что этого не скажешь про другие курганы, - ответил Кенеб, снимая кожаные краги.
  - Да. Но за это нужно обмочить ноги игатанцев.
  - Мошке нужно учиться терпению, Вождь.
  - Возьми нас Худ, солдат! Это же собачонка. Ты что, думаешь, ей на них мочи не хватит?
   "Думаю, ей не только мочи не хватает". - Да нет, хватит. В ней всякой дряни больше, чем в бешеном быке.
  - Плохое питание.
  Кенеб обратился к другому: - Кулак Темул, Адъюнкт желает знать, успели ли ваши виканы - разведчики объехать город.
  Юный воин больше не казался мальчиком. Со дня выхода из Арена он вырос на две ладони. Тощий, с ястребиным лицом, в черных глазах - следы слишком многих печалей. Давно уже утихли те старые воины, что так противились его назначению в командиры. Он смотрел на И'Гатан и, казалось, не слышал вопроса Кенеба.
   "Желч сказал, он с каждым днем все более похож на Колтейна". Кенеб понимал, что спешить не следует.
  Вождь откашлялся. - На западном тракте видны следы исхода, случившегося за день - два до нашего прибытия. Пять старых всадников клана Вороны просили позволения пойти по следу беженцев.
  - И где они сейчас?
  - Охраняют обоз, ха!
  Заговорил Темул: - Скажите Адъюнкту, что все ворота закрыты. У основания городского холма вырыта траншея, пересекшая все тракты; глубина ее примерно два роста, но ширина едва в два шага. Ясно, что врагу не хватило времени.
  Не хватило времени. Кенеб удивился. Поднажав на рабочих, Леомен мог вырыть гораздо больший ров всего за день. - Ладно. Ваши разведчики заметили признаки оборонительных машин на стенах или угловых башнях?
  - Малазанские баллисты, едва ли дюжина, - отвечал Темул. - Расставлены через равные промежутки. Признаков скопления вражеских войск нет.
  - Понятно, - хмыкнул Кенеб. - Леомен не так глуп, чтобы показать слабые места укреплений. Но на стенах есть люди?
  - Целые толпы. Они высмеивали моих воинов.
  - И показывали голые зады, - сказал Желч. Он отвернулся и плюнул.
  Мошка подскочила к блестящей слизи, понюхала и начала лизать.
  Кенеба чуть не стошнило. Он отвернулся и ослабил ремешки шлема. - Кулак Темул, есть предложения по месту первого штурма?
  Темул глянул с равнодушным видом. - Есть.
  - И?
  - И что, Кулак? Адъюнкту наши предложения не нужны.
  - Может и так, но я все равно хочу услышать.
  - Не входить в ворота. Использовать морантские припасы, пробить стену между башнями. С любой стороны. А еще лучше с двух сразу.
  - И как саперы переживут такой взрыв?
  - Мы атакуем ночью.
  - Большой риск.
  Желч обратил украшенное татуировками слез лицо к Кенебу. Во взоре его было некоторое удивление: - Друг, мы готовим осаду, а не Худом клятый танец мух.
  - Знаю. Но у Леомена должны быть маги. Ночь от них саперов не скроет.
  - Их можно встретить, - возражал Желч. - На то у нас и свои маги. Но давайте не тратить дыхания. Адъюнкт сделает, что сочтет нужным.
  Кенеб повернул голову направо, глянул на лагерь Четырнадцатой Армии, расположенный так, чтобы перехватывать всяческие вылазки, если Леомен решится на такую глупость. В следующие два, три дня произойдет тщательно продуманное окружение города. Места малазанских баллист на стенах уже известны, так что сюрпризов ждать не надо. И все же окружение потребует опасно растянуть малазанские силы. Придется держать посты наблюдения у каждых ворот; виканы, сетийцы и хундрилы Желча будут разделены на летучие отряды, способные ответить на любую Леоменову хитрость.
  Кулак покачал головой: - Одного не понимаю. Флот адмирала Нока прямо сейчас подходит к Лофалу с пятью тысячами морских пехотинцев на бортах. Даджек заставит капитулировать последний город и пойдет сюда, на подмогу к нам. Леомен должен сознавать безнадежность положения. Он не победит, даже если перемолотит нас. Мы все равно не снимем осады, дождемся подкреплений. Ему конец. Так почему он все еще борется?
  - Да уж, - согласился Желч. - Ему бы продолжать бегство к западу, в одханы. Там мы его могли бы вообще не найти, а он сумел бы восстановить силы, призвать новых бойцов.
  Кенеб оглянулся. - Так, Вождь, вы тоже тревожитесь насчет него?
  - Кенеб, он хочет пускать нам кровь. До самого своего падения пускать нам кровь. - Он взмахнул рукой. - Еще курганы вокруг проклятого города. Он умрет сражаясь и станет новым мучеником.
  - То есть причина для битвы - желание убивать малазан. Чем мы это заслужили?
  - Уязвленная гордыня, - сказал Темул. - Одно дело - проиграть на поле битвы, и совсем иное - проиграть, когда твой враг даже не потрудился вытянуть меч.
  - Он опозорился в Рараку, - кивнул в ответ этим словам Желч. - И душу разъедает рак. Его не изгонишь. Малазане должны познать боль.
  - Это же смехотворно, - ответил Кенеб. - Разве Собачьей Упряжки этим скотам не хватило?
  - Первая жертва среди осажденных заставит их забыть о совершенных ими преступлениях, - сказал Темул.
  Кенеб вгляделся в лицо юного воина. Приемыш Гриб проводил в его обществе многие часы; среди бессвязных высказываний странного паренька проскальзывали намеки на славу - может, и дурную - ожидающую Темула в будущем. "Конечно, этим будущим может оказаться завтрашний день. Да и сам Гриб может оказаться всего лишь сироткой со свихнутыми на сторону мозгами... ладно, я сам в это не верю. Слишком уж много он знает. Если хотя бы половина его речей несет смысл..." Ну, в любом случае Темул поражает Кенеба здравостью суждений, подходящих скорее зрелому мужу.
  - Отлично, Кулак Темул. Что бы сделали вы на месте Леомена?
  Молчание. Кенеб украдкой взглянул в угловатое лицо викана и заметил его удивление. Но через миг вернулась прежняя равнодушная маска. Воин пожал плечами.
  - Колтейн идет в твоей тени, - сказал Желч, проводя пальцами вниз по лицу, имитируя тем самым катящиеся слезы. - Я вижу его снова и снова...
  - Нет, Желч. Я уже сказал. Ты видишь просто пути виканов; все остальное - игра воображения. Колтейн отослал меня. Не ко мне он вернется.
   "Так он все еще тревожит тебя, Темул. Колтейн послал тебя с Дюкером, чтобы сохранить жизнь, не чтобы опозорить или наказать. Почему ты не веришь?"
   - Я видел многих виканов, - прогудел Желч.
  Это звучало как аргумент давнего спора. Кенеб со вздохом пошел к коню. - Что-то еще передать Адъюнкту? От вас обоих? Нет? Ладно. - Он вспрыгнул в седло, натянул уздечку.
  Пес Крюк смотрел на него мертвыми, песочного цвета глазами. Мошка нашла косточку и улеглась, растянув ноги и грызя кость со свойственной собакам бездумной сосредоточенностью.
  На полпути Кенеб сообразил, откуда она могла выкопать ту косточку. "Да, один хороший пинок - и пусть идет к Худу..."
  
  ***
  
  Капрал Мертвяк, Горлорез и Наоборот уселись за игру в "плошки". Когда Бутыл подошел, в стаканчике уже загремели черные камешки.
  - Где ваш сержант?
  Мертвяк поднял голову. И снова опустил: - Смешивает краски.
  - Краски? Какие краски?
  - Как принято у дальхонезцев, - сказал Наоборот. - Для маски смерти.
  - Перед осадой?
  Горлорез зашипел - Бутыл подумал, что это у него смех такой - и спросил: - Слышали? Перед осадой. Очень, очень умно.
  - Маска смерти, идиот, - бросил Наоборот. - Ее наносят, когда готовятся к смерти.
  - Отличное намерение для сержанта. - Бутыл озирался. Двое других солдат Восьмого взвода, Гвалт и Лоб, враждовали на предмет того, что кинуть в кипящий котел. Оба сжимали в руке по пучку трав; едва один подносил кулак к котлу, другой бил по ней рукой и пытался кинуть в варево свой пучок. Снова и снова. Вода кипела. Оба молчали. - Ясно. Но где Бальзам нашел краску?
  - У дороги маленькое кладбище, - сказал Мертвяк. - Думаю, может там.
  - Если я его не найду, передайте. Капитан желает сбора всех сержантов, на закате.
  - Где?
  - Овечий загон у фермы на юге, той, что с резной крышей.
  Котел выкипел полностью. Гвалт и Лоб сражались за кувшин с водой.
  Бутыл двинулся к следующей стоянке. Нашел сержанта Моака лежащим на куче скаток. Бородатый рыжий фалариец ковыряет рыбьей костью в длинных зубах. Его солдат нигде не видно.
  - Сержант. Капитан Фаредан Сорт созывает встречу...
  - Слышал, не глухой.
  - Где твой взвод?
  - Раскорячился.
  - Сразу весь?
  - Вчера я готовил. Всего-то желудки прослабило. - Сержант рыгнул. Бутыл уловил вонь, напомнившую ему о гнилой рыбе.
  - Возьми меня Худ! Где ты сумел рыбки наловить? Среди дороги?
  - Я не ловил. Нес с собой. Было трудновато, да, но настоящий служака со всем совладает. Вот осталось малость. Не хочешь?
  - Нет!
  - Целая армия трусливых сосунков! Не удивляюсь, что Адъюнкт не спит ночами.
  Бутыл шагнул прочь.
  - Эй, - крикнул Моак. - Передай Скрипу, что ставка в силе.
  - Что за ставка?
  - Между ним и мной. Все, что тебе надо знать.
  - Отлично.
  Сержант Мозель и его взвод разместились у сломанного фургона рядом с канавой. Они срывали доски; Острячка и Поденка вытягивали из дерева гвозди, клепки и прочие полезные мелочи, Таффо и Уру Хела под бдительным оком сержанта сражались с осью.
  Мозель поднял глаза: - Ты Бутыл, что ли? Четвертый взвод Скрипа? Если ищешь Непотребоса Вздорра, то зря. Только что мимо прошел. Гигант, примесь феннской крови.
  - Нет, не его. А ты видел Вздорра?
  - Ну, не сам я, но Острячка...
  Дородная женщина расслышала свое имя. - Да. Я слышала, что он уже тут. Эй, Поденка, кто нам сказал, что он уже тут?
  - Кто?
  - Непотребос Вздорр, толстая ты корова. О ком еще тут можно говорить?
  - Не знаю, кто это сказал. Я краем уха слушала. Думаю, Улыба. Вроде бы Улыба. Ну, я уж покаталась бы с таким парнем...
  - Улыба - не парень.
  - Да я о Вздорре...
  - Ты хочешь спать с Вздорром?
  Мозель подскочил к Бутылу: - Ты насмехаешься над моими солдатами, а?
  - Совсем нет, сержант. Просто пришел сказать, что встреча...
  - О да. Слышали.
  - От кого?
  - Не помню, - пожал плечами тощий сержант. - А это так важно?
  - Все сильнее убеждаюсь, что напрасно теряю время.
  - Не хочешь времени терять? Ну, ты не уникален.
  - А ось вроде не сломана.
  - А кто сказал, что сломана?
  - Тогда почему вы разобрали фургон?
  - Мы так долго глотали пыль из-под колес, что захотели отмщения.
  - Но где извозчик? Где грузчики?
  Острячка зловеще ухмыльнулась.
  Мозель дернул плечом, показал вниз, в канаву. В желтой траве неподвижно лежали четверо связанных, с заткнутыми ртами мужчин.
  Взводы сержантов Собелоне и Тагга сгрудились, пялясь на борцовский поединок. Бутыл увидел, что бьются Лизунец и Курнос. В дорожную пыль летели монеты, а грузные пехотинцы кряхтели и дергались, сплетясь ногами и руками. Он видел круглое, потное, покрытое пылью лицо Лизунца; солдат медленно моргал и двигал челюстями, как будто что - то жевал. Глаза его, как обычно, выражали непостижимую невозмутимость.
  Бутыл толкнул Толя, стоявшего справа: - Для чего они дерутся?
  Толь скривил тонкие, бледные губы. - Все очень просто. Два взвода, марширующие колонной, сначала один впереди, затем, соответственно, другой, делом доказывая, что пресловутое "боевое братство" есть всего лишь продукт плохой поэзии и вульгарных песен, коими барды тешат презренную толпу. Короче, вранье. Перед тобой кульминация, выявление их низменных, животных инстинктов...
  - Лизунец откусил Курносу ухо! - сказал капрал Рим, подошедший слева.
  - Ох. Его он и жует?
  - Угу. Неплохое занятие...
  - А Тагг и Собелоне знают об этой схватке?
  - Угу.
  - Значит, у Курноса теперь одно ухо и ни одного носа?
  - Угу. Придется лицо прикрывать.
  - А это не он женился на той неделе?
  - Угу. Вон, на Хенно. Она ставит против него. Ну, она в нем не лицо любит - если ты понимаешь, о чем я.
  Бутыл заметил краем глаза низкий холм, на котором стояли несколько кривых, согнутых деревьев гилдинга. - Это старое кладбище?
  - Ну, выглядит похоже.
  Бутыл молча протолкался сквозь толпу зрителей и вскоре был на земле мертвых. Сержант Бальзам нашелся в тесной яме, вырытой расхитителями гробниц; он двигался кругами, приплясывая, и монотонно бормотал себе под нос.
  - Сержант, капитан прик...
  - Заткнись. Я занят.
  - На закате, в овечьем загоне...
  - Прерви заупокойную молитву дальхонезца, и тысячи тысяч поколений твоего рода проведут жизнь под игом проклятия. Волосатые ведьмы украдут твоих детей и детей твоих детей, изрубят в куски, сварят с овощами и клубнями, добавив нити тончайшего шафрана...
  - Я закончил. Всех известил. До свидания.
  - ...дальхонезские шаманы с поясами из змей возлягут с твоей женщиной, и она родит ядовитых покрытых черными кудрями червяков...
  - Замолчи, сержант, или я сделаю твою куклу...
  Бальзам выскочил из ямы с вытаращенными глазами. - Злодей! Поди прочь! Я тебе ничего не сделал! - Повернулся и помчался в степь достойными газели прыжками.
  Бутыл повернулся и начал долгий путь в лагерь.
  
  ***
  
  Он нашел Смычка собирающим арбалет. Каракатица с интересом смотрел на это. Рядом с ним стоял ящик морантских припасов. Округлые снаряды виднелись из - под сдвинутой крышки - словно черепашьи яйца лежат в песке. Остальные солдаты взвода отошли подальше и подозрительно следили за сапером.
  Сержант поднял голову: - Бутыл, ты всех нашел?
  - Да.
  - Отлично. Как поживают в других взводах?
  - Славно поживают, - ответил Бутыл. Он смотрел на тех, что сидели вдели от костра. - В чем дело? Если коробка рванет, упадут даже стены И'Гатана, а вы и половина армии полетите кровавыми ошметками.
  Сослуживцы состроили овечьи морды. Корик вроде бы небрежно встал, хмыкнув: - Да я тут давно сидел. Потом Тарр и Улыба подошли, чтобы охладиться в моей тени.
  - Мужик врет, - сказала Улыба. - А ты, Бутыл, почему вдруг добровольно вызвался бегать по поручениям капитана?
  - Потому что не глуп.
  - Да ну? - буркнул Тарр. - Но ты же вернулся?
  - Я думал, они уже закончили. - Он отогнал зудевшую у лба муху, сел поближе к костру. - Сержант, вы представляете, что скажет капитан?
  - Саперы и щиты, - пробурчал Каракатица.
  - Щиты?
  - Да. Мы поползем на карачках, а вы остальные будете нас прикрывать от стрел и камней, пока не выроем мины; потом все побегут назад, но как бы быстро все не бежали, надо еще быстрее.
  - То есть это путешествие в один конец.
  Каракатица оскалился.
  - Все будет гораздо хитрее, - сказал Смычок. - Надеюсь.
  - Она полезет на рожон, вот что будет.
   - Может, да, может, нет. Она захочет, чтобы к моменту оседания пыли большая часть армии еще дышала.
  - Минус несколько сотен саперов.
  - Мы стали редкостью. Она не захочет нас напрасно тратить.
  - Для Малазанской Империи это будет не впервой.
  Сержант глянул на Каракатицу: - А может, просто убить тебя сейчас и покончить с проблемой?
  - Забудь. Я заберу с собой всех вас. Недоноски жалкие.
  Сержант Геслер появился со своим взводом. Они начали разбивать бивуак неподалеку. Бутыл заметил, что среди них нет капрала Буяна.
  Геслер подошел к ним. - Скрип.
  - Калам и Быстрый вернулись?
  - Нет. Они пошли дальше вместе с Буяном.
  - Дальше? Куда это?
  Геслер присел. - Лучше скажу, что рад снова увидеть твою уродливую морду. Может, они вернутся, может, нет. Скажу позже. Все утро провел с Адъюнктом. У нее много вопросов.
  - О чем?
  - О том, о чем скажу позже. Так у нас новый капитан.
  - Фаредан Сорт.
  - Кореланка?
  Смычок кивнул: - Похоже, со Стены.
  - Значит, ей не впервой получать тычки.
  - Да. И давать сдачи.
  - Ну, это славно.
  - Она ждет сегодня ночью всех сержантов.
  - Думаю, нужно идти назад и ответить еще на пару вопросов Адъюнкта.
  - Карак, ты не сможешь вечно избегать встречи.
  - Да ну? Следи за мой. Но куда послали капитана Добряка?
  Смычок пожал плечами: - Думаю, в такую роту, которой нужно придать форму.
  - А нам не нужно?
  - Нас труднее напугать, чем всю остальную армию. Думаю, он уже давно махнул на нас рукой. Я не жалею об ублюдке. Сегодняшняя ночная встреча, наверное, будет о вопросах осады. А может, она желает украсть у нас время духоподъемной речью.
  - Во славу империи, - скривил рожу Геслер.
  - Во имя мщения, - крикнул Корик, привязывавший очередные фетиши к перевязи.
  - Мщение славно, пока мстим мы.
  - Нет, не так, - отозвался Смычок. - Мщение - мерзкое дело, как ни посмотри.
  - Тише, Скрип. Я шутковал. Ты напряжен, потому что ожидаешь осады. Почему бы не сделать грязную работу парой - тройкой Рук Когтя? Понимаешь, просочиться в город и дворец, воткнуть ножик в Леомена - и все пошли по домам. Зачем нам настоящий бой, всякое месиво? Что теперь у нас за империя?
  Все помолчали. Бутыл следил за своим сержантом. Смычок испытывал струну арбалета, но думал явно о другом.
  Заговорил Каракатица: - Лейсин стянула их к себе. Держит на коротком поводке.
  Геслер бросил на него испытующий взгляд: - Слухи, Карак?
  - Один слушок. Что я могу знать? Может, она услышала что-то в шуме ветра.
  - ТЫ вот точно услышал, - буркнул Смычок, исследовавший связку арбалетных стрел.
  - Только что ветераны, остающиеся на Квон Тали, созваны в Малаз и в Анту.
  Смычок поднял голову: - В Малаз? Почему?
  - Слушок был темный. Только куда, но не почему. Что-то заварилось.
  - И где ты это выудил? - спросил Геслер.
  - У новой сержанта, Хеллиан из Картула.
  - Вечно пьяной?
  - Точно.
  - Удивлен, что она что-то может замечать. За что ее высадили здесь?
  - Она не хочет рассказывать. Аж лицо у ней перекашивается от вопросов. Видно, оказалась не в том месте не в то время. Но она сначала приплыла в Малаз, потом на транспорте в Нап, потом в Анту. Похоже, она никогда не напивается до полной отключки.
  - Ты пытался положить руку ей на бедро?
  - Слишком молода, Скрип. Но я и не на такое способен.
  - Мутноглазая жена, - фыркнула Улыба. - Думаю, Карак, большего не светит.
  - Когда я был мальчиком, - ответил Каракатица, вынимая снаряд (Бутыл с тревогой отметил, что это жулёк) и начиная им жонглировать, - каждый раз, как я изрекал что-то неподходящее, папаша спускал с меня штаны и бил до потери сознания. Нечто говорит мне, Улыба, что твой отец оказался слишком мягким. Не умел воспитывать девочек.
  - Только попробуй, Карак, и получишь ножом в глаз.
  - Будь я твоим отцом, давно бы самоубился.
  Она побледнела, но никто этого не заметил - все взоры приковывал летавший под головами снаряд.
  - Гренаду положи, - сказал Смычок.
  Каракатица иронически поднял брови, но жулёк положил в коробку. - Хеллиан, кстати, смогла найти способного капрала. Это говорит мне, что она умеет думать, пусть хлещет бренди как воду.
  Бутыл поднялся. - Вот про нее я забыл. Карак, где они встали?
  - Около фургона с ромом. Но про встречу она уже знает.
  Бутыл поглядел на ящик припасов. - Тогда мне надо прогуляться по пустыне.
  - Не заходи далеко, - ответил сержант. - Можно наткнуться на воинов Леомена.
  - Слушаюсь.
  Некоторое время спустя он приблизился к месту предполагаемой встречи. За развалинами виднелась куча мусора, примкнувшая к боку ближайшего кургана, поросшая кочками желтой травы. Никого не видно. Бутыл двигался к куче; шум лагеря стихал за спиной. Было уже за полдень, но ветер оставался горячим, как выбросы кузни.
  Отесанные камни стен и фундаментов, разбитые идолы, куски древесины, кости животных и битые горшки. Бутыл вскарабкался на склон кучи, отметив недавние поновления - горшки малазанского стиля, приземистые и покрытые черной глазурью с фрагментами типичных сюжетов: гибель Дассема под И'Гатаном, Императрица на троне, Первые Герои и пантеон Квон Тали. Местный стиль, образцы которого Бутыл видывал на марше, более элегантен: удлиненные формы, кремовая и белая глазурь на шейке, переходящая в красную на теле кувшина, многоцветные реалистические картинки. Он замер, увидев здесь один такой кусок, с изображением Собачьей Упряжки. Подобрал, стер пыль с броской сцены. Виднелась часть прибитого к кресту Колтейна, над ним стая яростных ворон. Под ним мертвые виканы и малазане, пес, проткнутый копьем. По спине пробежал холодок. Он выронил обломок.
  Бутыл постоял на вершине кургана, оглядел расползшуюся по сторонам тракта малазанскую армию. Носящиеся с донесениями и приказами вестовые; стервятники, бабочки - плащовки и ризаны, снующие вверху подобно туче мух.
  Как он ненавидит знамения!
  Стянув шлем, Бутыл отер пот со лба и повернулся в сторону южного одхана. Наверное, когда-то здесь были плодородные земли. Сейчас - пустошь. Стоит ли она борьбы? Нет, но и мало что другое стоит. Кажется, стоит борьбы жизнь солдата рядом с тобой - так ему часто говорили ветераны, ценящие только свое сомнительное братство. Эти связи родятся из отчаяния. Слияние душ, требующее заботы лишь о членах своего отряда. Что до всего остального мира - полное равнодушие, временами переходящее в озлобление.
   "Боги, что я здесь делаю?"
  Похоже, пути смертных весьма непривлекательны. Кроме Карака и сержанта, солдаты взвода ничем не отличаются от самого Бутыла. Молодость, нежелание оставаться одиноким и брошенным, бравада, призванная скрыть хрупкость души. Разве это удивительно? Юность кажется изменчивой, но на самом деле нет ничего более негибкого и застывшего. Ей нравятся крутые переживания; ей подавай жгучие приправы, чтобы они обожгли горло и воспламенили сердце. Она врывается в будущее, не сознавая себя; а будущее - просто точка, в которой ты оказываешься однажды, побитый и потрепанный, восклицающий: "Какого Худа я здесь делаю?" Понятно. Он предвидит всё это. Ему не надо бабушкиных шепотков, до сих пор отдающихся в мыслях.
  Конечно, если верить, что это голос бабушки. Он начинал подозревать нечто худшее.
  Бутыл перебрался через курган. С южной его стороны почва была изрыта, показывала наслоения более древних отбросов - красноглиняные осколки, тусклые рисунки колесниц, фигур в выспренних позах, в резных митрах и с удивительными мечами - крюками. Местные большие корчаги для оливкового масла включают в свои орнаменты эти старые сюжеты, передают "дух древности". Словно ушедший золотой век на самом деле чем-то отличался от века нынешнего...
  Да, это точно мысли бабушки. Ей не за что было хвалить Малазанскую Империю; но еще сильнее она не любила Антанскую конфедерацию, Лигу Ли Хенга и прочие деспотические режимы Квон Тали прежних дней. Ребенком она пережила длительные войны Итко Кана с Каун-Пором, набеги сетийцев, миграции виканов, поползновения Квона к гегемонии. "Кровь и глупость, раз за разом, - говорила она. - Тяни - толкай. Амбиции стариков, безрассудное рвение молодых. Император хотя бы положил этому конец - нож в спину для серых тиранов, битвы на далеких континентах для молодых да горячих. Это было жестоко - но где бывает лучше? Жестоко, говорю я - но я видела и худшее. Намного худшее".
  И вот он сам здесь, на одной из далеких войн. Но его мотив - не юношеское рвение. Нет, кое-что более жалкое. Скука. Но разве ей можно хвастаться? Лучше поднять рваное знамя "правоты и справедливости" и грубо размахивать им.
   "Карак толкует о мщении. Увы, он слишком неумело кормит нас подходящими мотивами, да и нас вовсе не распирает от ярости". Он не был уверен... но армия страдает от бессилия. В самой ее сердцевине - пустое место; оно жаждет быть заполненным, но Бутыл подозревал, что ожидание может длиться вечно.
  Он уселся на землю и начал безмолвные призывания. Вскоре по высохшей почве заспешили ящерицы. Две ризаны уселись ему на ногу, опустили крылышки. Паук - косинога, большой как конское копыто, зеленый - под цвет травы - спрыгнул с камня и приземлился на левое колено. Колдун оглядел пестрое сборище и решил, что этих хватит. Жесты, движения пальцев, безмолвные приказы - разнородные слуги побежали, один за другим, к сараю, в котором ожидалась встреча с капитаном.
  Всегда следует знать, насколько широко распахнутся врата Худа во время ближайшего боя.
  И тут появилось нечто иное.
  Бутыл разом вспотел.
  Она вышла из полуденного марева, двигаясь как животное. Добыча, не хищник - каждое движение пугливо и осторожно. Тело, покрытое тонким бурым мехом, лицо скорее человеческое, чем обезьянье, и на лице этом - выражение, или, по меньшей мере, способность выражать чувства. Сейчас это было удивление. Женщина была не ниже Бутыла, тощая, но с большими грудями и выпирающим животом. Она подходила все ближе.
   "Она же не настоящая. Привидение, явление. Память пыльной почвы".
  Он увидел, как она нагнулась, забрала в кулак горсть пыли, кинула в его направлении. И хрипло рассмеялась. Песок не долетел, лишь несколько камешков застучало по сапогам.
   "А может, это я привидение? В ее лице - удивление от встречи с богом. Или демоном". Он глянул за ее спину - там был призрак саванны, заросшей высокими травами, с рощами и стадами животных. Не то, что есть, а то, что было очень давно.
   "О духи, почему бы вам не оставить меня одного?"
  Она шла по следу. Следу армии. Могла унюхать ее, увидеть следы, знаки прохождения, может, даже услышать отдаленное клацанье мечей и стук деревянных колес, задевающих за камни старой дороги. Привлеченная страхом и восхищением, она шла за ними, не ведая, как это будущее может отдаваться в ее прошлом, посылать эхо в ее мир. Не ведая, как? Ну, он и сам этого не ведает. "Как будто все суть настоящее, как будто все моменты времени сосуществуют. И вот мы стоим лицом к лицу, слишком невежественные, чтобы разделить веру и понимание мира - и видим все времена в одном мгновении, и это может свести нас с ума. Осторожнее..."
  Но отвернуться невозможно, ведь позади ничего нет. Даже самого понятия "позади" - нет.
  Он все сидел на земле. Она подходила, издавая звуки странного гортанного языка, полного восклицаний и пауз. Показала на живот, провела по нему пальцем, обрисовывая форму, таящуюся внутри.
  Бутыл кивнул. "Да, ты несешь дитя. Это понятно. Но я тут при чем?"
  Она снова швырнула горсть песка, и теперь он упал ему на грудь. Бутыл отмахнулся, но все равно в глазах защипало.
  На удивление резкий рывок - и она держит его руку, тянет к себе, кладет на живот.
  Он посмотрел ей в глаза - и был потрясен до глубины сердца. Не безмозглая тварь. Эрес'ал. Желание, выраженное в темных, поразительно красивых очах, заставило его мысленно отпрянуть.
  - Ладно, - прошептал колдун, и осторожно послал свои чувства в ее чрево, к растущему внутри духу.
   "На каждое извращение должен быть ответ. Каждому врагу - свой противовес. Здесь, в Эрес'ал, такой ответ. Ответ на далекое извращение, на растление некогда невинного духа. Возродить невинность. Да... я вижу очень мало... не человек, даже не из нашего мира... от мира лишь то, что принесла сама Эрес'ал. Это пришелец. Из иного Королевства, из мира, лишенного невинности. Чтобы сделать их частью нашего мира, один из племени должен родиться ... вот так. Их кровь вольется в поток крови этого мира.
  Но почему Эрес'ал? Потому что... о боги... она - последнее невинное создание, последний невинный предок нашего рода. За ней... началась деградация духа. Сдвиг перспективы, отрыв от целого, проведение границ - по земле и в умах. После нее настали... всего лишь мы".
  Понимание - УЗНАВАНИЕ - опустошало его. Бутыл отдернул руку. Слишком поздно. Он уже знал слишком много. Отец... Тисте Эдур. Дитя во чреве - единственный чистый кандидат на трон Тени - на трон, повелевающий ИСЦЕЛЕННЫМ садком.
  У него будет много врагов. "Так много..."
  - Нет, - сказал он, качнув головой. - Ты не можешь молиться мне. Не должна. Я не бог. Я просто...
   "Но... для нее я должен выглядеть богом. Видением. Она в духовном поиске, хотя едва ли сознает это. Она идет наощупь, как и все мы... но в ней есть какая-то уверенность. О боги... это же вера..."
  Оробевший до потери дара речи, охваченный стыдом, Бутыл побежал, вскарабкался по склону кургана, попирая отбросы цивилизаций, черепки и куски штукатурки, ржавые куски металла. Нет, он не хочет. Не может вместить это... эту ее нужду. Он не сумеет быть её... её верой.
  Женщина подобралась сзади, обняла руками за шею, перевернула. Затрясла, оскалив зубы.
  Бутыл дергался в ее руках, задыхался.
  Она швырнула его на землю, оседлала, подняла кулаки, словно желая ударить.
  - Ты хочешь, чтобы я стал твоим богом? - пропыхтел он. - Отлично! Валяй! - Он уставился ей в лицо, обрамленное поднятыми руками и ослепительным светом солнца.
   "Вот так чувствуют себя боги?"
  Вспышка - словно кто-то вытянул меч. Ум его наполнило алчное шипение стали. Какой дерзкий вызов...
  Колдун заморгал. Он лежал на каменной осыпи, уставившись в пустое небо. Женщина пропала, но он все еще ощущал вес тела на бедрах и ужасающую эрекцию, вызванную видением ее раздвинутых ног.
  
  ***
  
  Кулак Кенеб вошел в шатер Адъюнкта. На сдвинутых столах лежала карта И'Гатана, доставленная неделю назад вестовым из Войска Однорукого. Ее составили ученые вскоре после гибели Дассема. Рядом с Таворой находился Тене Баральта; он усердно делал пометки угольной палочкой и говорил: - ... восстановлены здесь и здесь, в малазанском стиле, со сваями и контрфорсами. Инженеры нашли руины под улицами - карманы, старые залы, погрузившиеся в землю мостовые, колодцы и прокопы к стенам. Все нужно было снести, но один уровень развалин оказался крепче всех доступных ныне инструментов. Вот почему они бросили четвертый бастион недостроенным.
  - Понимаю, - отозвалась Адъюнкт. - Но я уже говорила вам, Тене Баральта, что не намерена штурмовать четвертый бастион.
  Кенеб заметил разочарование кулака. Он удержался от резких слов, просто бросил палочку и отошел от стола.
  В углу сидел кулак Блистиг, вытянув ноги - его поза граничила с неуважением к старшей по званию.
  - Кулак Кенеб, - сказала Тавора, не подняв глаз от карты, - вы встретились с вождем Желчем и Темулом?
  - Темул донес, что город эвакуирован - найдены следы исхода горожан в Лофал. Очевидно, что Леомен планирует долгую осаду и не заинтересован кормить лишние рты, кроме солдат и вспомогательного персонала.
  - Ему нужно пространство для маневра, - подал голос Блистиг. - Паника на улицах нам не поможет. Но не нужно таких подробностей, Кенеб.
  - Полагаю, - заметил Тене Баральта, - мы знаем слишком мало подробностей. Адъюнкт, я тревожусь. Вся эта ситуация нелепа. Леомен пришел не оборонять последний город мятежа. Он не будет защищать верующих - клянусь Семью Святыми, он же их выгнал из родных домов, из родных стен! Нет, И'Гатан ему нужен в тактических целях. Вот это и тревожит. Я ничего не понимаю.
  - Темул передал еще что-то, Кенеб? - спросила Адъюнкт.
  - Он замыслил ночную атаку - чтобы саперы выбили часть стены. Тогда мы могли бы ввести в брешь все силы, вонзиться глубоко в сердце И'Гатана. Прорвемся далеко - и сможем изолировать Леомена во дворце...
  - Слишком рискованно, - буркнул Баральта. - Темнота не скроет саперов от магов. Их истребят...
  - Без риска не обойтись, - возразила Тавора.
  Кенеб вскинул брови: - То же самое сказал Темул, когда речь зашла об опасности.
  - Тене Баральта, - продолжила Тавора, - вы с Блистигом пойдете в расположение своих частей. Поскорее начинайте подготовку. Я сама скажу капитану Фаредан Сорт, что требуется от ее взводов. Не будем тратить времени. Выдвигаемся ночью. Кулак Кенеб, прошу остаться. Остальные - можете идти.
  Кенеб поглядел в спины Баральты и Блистига, по мелким знакам - осанке, опущенным плечам, напряженному шагу - читая всю меру их деморализации.
  - Приказы не создаются всеобщим соглашением, - резко сказала Тавора, поглядев в глаза Кенебу. - Я отдаю приказы, мои офицеры должны повиноваться. Пусть удовлетворяются пониманием, что в случае неудачи вся ответственность ляжет на меня одну. Лишь мне отвечать перед Императрицей.
  Кенеб кивнул. - Как скажете, Адъюнкт. Но ведь офицеры чувствуют ответственность за солдат...
  - Большинство из которых умрут на поле брани, раньше или позже. Возможно, уже здесь. Это осада, а осады - сложное дело. У меня нет роскошной возможности уморить их голодом. Чем дольше держится Леомен, тем больше риск нового мятежа. В этом мы и Верховный Кулак Даджек полностью согласны.
  - Но почему вы, Адъюнкт, не приняли предложенные им подкрепления?
  Она молчала несколько ударов сердца. - Я знаю настроения во взводах. Но никто не понимает истинного состояния Войска Однорукого.
  - Состояния?
  Она шагнула ближе. - Их почти не осталось, Кенеб. Сердцевина - самый центр Войск - исчезла.
  - Но... Адъюнкт, он же получил пополнение!
  - Потерянное им пополнить невозможно. Рекруты. Генабарийцы, натийцы, половина гарнизона Крепи - о, если считать по количеству ног, они в полном порядке... но знайте, Кенеб - Даджек сломался. А с ним сломалось и Войско.
  Кенеб отвернулся, потрясенный. Он расстегнул ремешки, стащил потрепанный шлем, провел рукой по спутанным, потным волосам. - Возьми нас Худ! Последняя великая армия...
  - Кулак, теперь это Четырнадцатая.
  Он молча воззрился на нее.
  Тавора расхаживала по комнате. - Конечно, Даджек предложил помощь. Это же Даджек. Любой Верховный Кулак должен был сделать это. Но он - они - слишком многое вынесли. Сегодня их задача - показать присутствие Империи. Нужно молиться всем богам, чтобы никто не посмел проверить их решимость.
  - Вот почему вы так спешите.
  - Леомена нужно сразить. И'Гатан должен пасть. Сегодня ночью.
  Кенеб долго молчал. Затем спросил: - Адъюнкт, почему вы мне это говорите?
  - Потому что Гамет мертв.
   "Гамет? О, понимаю..."
  - Т'амбер никто не уважает. А вот вас, - она загадочно покосилась на него, - уважают все.
  - Вы желаете, Адъюнкт, чтобы я сообщил остальным кулакам?
  - Относительно Даджека? Решайте сами. Но советую прежде подумать очень тщательно.
  - Он они должны знать! По крайней, мере поймут...
  - Меня? Поймут меня? Может быть. Но это не самое главное.
  Он не понял. Сразу. Но потом - внезапное осознание. - Их вера покоится не на вас, не на Четырнадцатой Армии. На Даджеке. Пока они думают, что он стоит за спиной, готовый сразу придти на помощь, они будут выполнять все ваши приказы. Вы не желаете отрывать их от него... но тем самым приносите себя в жертву. Жертвуете доверием, которое могли бы заслужить...
  - Если допустить, Кулак, что такое доверие мне нужно. Не уверена. - Он отвернулась к столам с картой. - Вам решать, Кулак.
  Понаблюдав за ее работой с картой и рассудив, что можно идти, Кенеб покинул шатер. Ему было нехорошо. Войско - сломалось? Просто ее домыслы? Может быть, Даджек устал, и всё... но кто может знать лучше? Быстрый Бен - его здесь нет. Как и того ассасина, Калама Мекхара. Остается... еще один. Он помедлил у выхода, поглядел на солнце. Можно улучить момент, прежде чем Сорт выйдет к своим сержантам.
  Кенеб поспешил в лагерь морской пехоты.
  
  ***
  
  - Чего вы от меня ждете, Кулак? - сержант отложил дюжину тяжелых стрел. Он уже привязал жульки к двум и трудился над третьей.
  Кенеб уставился на глиняную гренаду в руках Смычка. - Не знаю сам. Но ответьте честно.
  Смычок помолчал. Взглянул, прищурившись, на солдат своего взвода. - Адъюнкт не надеется получить подкрепление, если дела пойдут паршиво? - спросил он тихим голосом.
  - Точно, сержант. Давно не надеется.
  - Итак, Кулак, - продолжал Смычок, - она думает, с Даджеком покончено. Как и с его Войском. Так она думает?
  - Да. Вы знаете Быстрого Бена. Ведь Верховный Маг был там. В Коралле. Его нет, так что спрашиваю вас. Адъюнкт права?
  Он прикручивал снаряд к древку стрелы.
  Кенеб ждал.
  - Кажется, - пробурчал сержант, - я ошибся в Адъюнкте.
  - То есть?
  - Она лучше читает знаки, чем я думал.
   "Худовы яйца! Я не хотел услышать такое!"
  
  ***
  
  - Хорошо выглядите, Ганоэс Паран.
  Он сухо улыбнулся: - Живу без забот, Апсалар.
  Крики матросов на палубе входящей в гавань Кансу караки, вопли чаек, тихий треск такелажа и шпангоутов. В окошко каюты ворвался свежий бриз, принеся запах соли и прибрежного ила.
  Апсалар изучала сидящего напротив мужчину. Затем вновь занялась обработкой одного из побывавших в деле кинжалов. Полированная рукоять гладкая, но это заставляет скользить потные пальцы. Поможет грубый точильный камень. Обычно она работает в перчатках, но не помешает позаботиться о менее удобных обстоятельствах. Идеал ассасина - выбирать, где и когда сражаться... но такая роскошь не гарантирована.
  Паран сказал: - Вижу, вы методичны как всегда. Хотя сейчас на лице больше чувств. Глаза...
  - Вы слишком долго были в пути, капитан.
  - Может быть. И я уже не капитан. Дни службы окончились.
  - Сожалеете?
  Он пожал плечами: - Иногда. Я не был для них тем, кем хотел быть. Только в самом конце. - Он помедлил. - Было уже поздно.
  - Может, это к лучшему. Меньше... забот.
  - Удивительно, насколько ход мыслей Сжигателя отличается от моего. Воспоминания, перспективы. Я оказался в числе выживших...
  - Выжившие. Они всегда есть.
  - Хватка, Дергунчик, Дымка, Колотун, еще немногие. Собственники "К'рул - бара" в Даруджистане.
  - "К'рул - бара"?
  - Да, старого храма, некогда посвященного Старшему Богу. Разумеется, в нем "нечисто".
  - Вы и не представляете, насколько.
  - Сомневаюсь. Апсалар, я узнал многое о множестве вещей.
  Послышался тяжелый удар в корпус судна: прибыл береговой патруль. Шлепанье канатов, скрип досок. Голоса.
  - К'рул играл активную роль в борьбе против Паннион Домина. Но сейчас его присутствие меня беспокоит. Старшие Боги снова в игре...
  - Да, вы уже говорили об этом. Они противостоят Увечному, и это можно лишь одобрить.
  - Противостоят? - Он качал головой. - Иногда я убежден, а иногда... Причаливаем. Мне надо отдать распоряжения.
  - Какие это?
  - Лошади.
  - Паран.
  - Да?
  - Вы возвысились?
  Его глаза широко раскрылись: - Не знаю. Никакой разницы. Даже не уверен, что именно означает "возвышение".
  - Это означает, что вас труднее убить.
  - Почему?
  - Вы вошли в силу, особой природы. Что ж, сила притягивает силу. Всегда. Не обычную, мирскую силу, но силы природы, потоки энергий. Вы начинаете видеть мир иначе, думать иначе. Окружающие замечают... Почти всегда это плохо. - Она вздохнула и внимательно вгляделась в него. - Может быть, не стоит предупреждать, но я скажу: берегитесь, Паран. Среди земель нашего мира есть две особо опасных...
  - Это ваше знание или Котиллиона?
  - Насчет одной - мое, насчет другой - его. Сейчас вы готовы вступить на одну из опасных земель. Семь Городов, Паран, нездоровое место, особенно для Властителя.
  - Знаю. Могу ощутить... что там творится, с чем придется иметь дело.
  - Если можете, заставьте сражаться за себя других.
  Он прищурился: - Да, отсутствие веры налицо.
  - Однажды я вас убила...
  - Но тобой владел бог, сам Покровитель Ассасинов!
  - Он играл по правилам. Но здесь так делают не все.
  - Я уделю этому внимание в своих размышлениях. Спасибо.
  - И помните - торгуйтесь с позиции силы или вообще не торгуйтесь.
  Он странно ухмыльнулся и пошел на палубу.
  Из угла раздался скребущий звук. Телораст и Кодл показались, стуча костяными ножками по полу.
  - Он опасен, Неапсалар! Отдались! О, ты слишком много времени провела с ним!
  - Не беспокойся за меня, Телораст.
  - Беспокоиться? О да, мы беспокоимся! Так, Кодл?
  - Бесконечно беспокоимся, Телораст. О чем это я? Мы совсем не беспокоимся.
  - Владыка Фатида знает о вас все, в том числе и ваши беспокойства.
  - Но он ничего тебе не сказал!
  - Ты уверена?
  - Конечно! - Птицеподобный скелетик качался и махал хвостом. - Подумай сама, Кодл! Если бы она знала, она нас раздавила бы! А не давит!
  - Может быть, задумала предательство более хитрое! Об этом ты подумала? Нет, ты же не думаешь. Я должна думать за двоих.
  - Ты не умеешь думать! Тебе и нечем!
  Апсалар встала. - Сбросили трап. Пора идти.
  - Спрячь нас под полой. Там же на улицах собаки!
  Апсалар вложила кинжал в ножны. - Только не щекочите.
  
  ***
  
  Кансу был ничем не примечательным, довольно неудобным портом; после высадки десанта с флота адмирала Нока четыре из шести пирсов и вовсе превратились в опасную груду обломков. Апсалар была довольна, что они с Параном быстро миновали россыпь убогих лачуг по сторонам ведущей в город дороги и увидели скопление также не очень красивых, но все-таки каменных зданий и рощи деревьев гилдинга. Между ними под присмотром ленивых пастухов бродили козы с горящими, словно у демонов, глазами. За городом начинались "фароки" - сады, в которых выращивались деревья с серебристой корой, ценимой в изготовлении прочных канатов. Неровные ряды стволов словно растворялись в дымке; уныло качались под порывами ветра кроны.
  Что-то было не так в этом городе: слишком маленькие толпы, приглушенные голоса. Самый разгар торгового сезона, а купеческих кораблей в гавани почти нет. Четыре судна стоят в отдалении от пирса; малазанские солдаты при воротах и вокруг причалов странно молчаливы и не склонны вступать в разговоры с гостями города. Паран тихо переговорил с торговцем лошадьми; Апсалар заметила, что из рук в руки перешла несообразно большая сумма.
  Они молча доехали до перекрестка. - Паран, - сказала Апсалар, - вы не заметили здесь ничего необычного?
  Он поморщился: - Не думаю, что нам нужно волноваться. Вами все же владел бог, а что до меня... короче, беспокоиться не нужно.
  - О чем это вы?
  - Чума. Неудивительно, учитывая, сколько в округе непогребенных трупов. Болезнь началась около недели тому назад под Эрлитаном. Идущие оттуда корабли не пускают в порт.
  - Полиэль, - помолчав, сказала Апсалар.
  - Да.
  - И нам не хватает целителей, чтобы помешать ей.
  - Купец рассказал, что чиновники обратились в храм Д'рек. Именно там обитают самые умелые целители. Они нашли внутри лишь множество трупов.
  Ассасин бросила взгляд на Парана. - Я еду на юг, - продолжал тот, сражаясь со своим костлявым мерином.
   "Да, ничего тут не скажешь. Воистину боги вступили в войну". - А мы за запад, - сказала Апсалар. Ее уже беспокоило неудобное семиградское седло. Ни она, ни Котиллион никогда не блистали кавалерийскими талантами; но эта кобылка, по крайней мере, кажется смирной. Апсалар распахнула плащ, вытащив сначала Телораст, затем Кодл и сбросив их на землю. Ящерицы побежали впереди, размахивая хвостами.
  - Как-то быстро расстаемся, - произнес Паран.
  - И хорошо, - кивнула она.
  Ему такой ответ не понравился: - Жаль, что вы так говорите.
  - Я не против вас, Ганоэс Паран. Просто... заново изучаю жизнь.
  - Например, сущность дружбы.
  - Да.
  - И есть в ней что-то, что вы не можете принять.
  - Дружба предполагает беззаботность.
  - Понятно. Именно этим она и ценна. Апсалар, я надеюсь, что мы еще свидимся.
  Она позволила ему эту сентиментальность. Кивнула: - Буду ждать с нетерпением.
  - Отлично. Для тебя еще есть надежда.
  Она проследила, как он удаляется. Сзади плелись две запасные лошади с поклажей. Непредсказуемы пути, на которых меняется человек. Кажется, этот может многое себе позволить... и она завидует ему. Увы, ей его уже не хватает. Мысль с налетом сожаления. "Слишком близко - слишком опасно. Вот и всё".
  Что до чумы, он, наверное, прав. Ни ему, ни Апсалар нечего бояться. А вот остальным...
  
  ***
  
  Жалкие остатки дороги делали восхождение на известняковые кручи мучительно медленным. Камни крошились под копытами, разлетались облачками пыли. Годы или десятилетия назад здесь пронесся мощный поток, обнаживший на крутых стенах обрыва бесчисленные слои осадочных пород. Семар Дев, шедшая пешком и тянувшая за собой лошадь и двух мулов с вещами, уставилась на эти слои. - Вода и ветер. Карса Орлонг, им нет конца. Вечный диалог времени с самим собой.
  Шедший в трех шагах впереди воин не ответил. Он двигался по руслу древнего потока, огибая рваные края утесов. Уже давно не видели они хижин. Воистину дикая страна. Вообще-то наличие дороги подразумевает, что она куда-то ведет; но никаких признаков цивилизации здесь давно уже нет. Но её мало интересует давно прошедшее. То, что будет - вот исток всех восхищений, прозрений, изобретений.
  - Карса Орлонг. Магия - вот сердце проблемы.
  - Что еще за проблема, женщина?
  - Магия не нуждается в изобретениях - кроме минимально необходимого, конечно. Мы постоянно задыхаемся...
  - К Лицам одышку, женщина. Ничего нет плохого в том, где мы и что с нами. Ты плюешь на удовлетворение, ты вечно недовольна и унижена. Я Теблор - мы живем просто, мы видим жестокость так называемого прогресса. Рабы, дети в цепях, тысячи обманов, чтобы сделать одного человека выше другого; тысячи обманов, чтобы убедить себя в том, что вещи должны быть такими, какими тебе хочется. Это не остановить. Безумие назвали здоровьем, рабство свободой. Хватит болтовни.
  - А мне не хватит. Чем ты лучше, если зовешь дикость благородством, а невежество мудростью. Если не пытаться улучшать жизнь, мы обречены вечно твердить молитву несправедливости.
  Карса въехал на перевал, повернулся к ней. Лицо его было искажено: - Лучшее никогда не такое, как ты думаешь.
  - Ну ты и сказанул...
  Он окаменел, подняв руку. - Тихо. Что-то не так. - Тоблакай медленно озирал округу. Глаза его сузились. - Тут ... запах.
  Она поспешила загнать кляч на ровную площадку рядом с Теблором. Высокие утесы по сторонам, сзади устье оврага - они стояли на гребне хребта остроконечных скал, а впереди виднелись новые ряды утесов. Одинокое, кривое дерево на одной из вершин. - Ничего не ...
  Тоблакай снял кремневый меч. - Поблизости залег зверь. Хищник, убийца. Думаю, он близко...
  Семар Дев вытаращила глаза, озираясь. Сердце тяжело застучало в груди. - Ты можешь быть прав. Здесь нет духов...
  Он хмыкнул: - Убежали.
   "Убежали. Ох..."
  
  ***
  
  Небо медленно приближалось, тяжелое как железные опилки, густое как сухой пар. Какая бессмыслица. Калам Мекхар понимал, что эти мысли рождены нарастающим ужасом, извлечены из осажденного ожиданием гибели воображения. Он прижался всеми частями тела к подножию выщербленного, грубого основания небесной крепости; то ли ветер, то ли чье-то дыхание овевало его, слабеющие конечности сотрясала дрожь. Быстрый Бен теряет остатки магии.
  Неожиданное, внезапное отсутствие волшебной силы - он не видел поблизости отатарала, никаких включений в черном, грубом базальте. Чем же объяснить? Перчатки порвались, кровь сочится из ладоней, вверху еще целая гора, на которую нужно карабкаться... и этот сухой туман сомкнулся вокруг. Где-то далеко внизу скорчились Быстрый Бен и Буян; первый, наверное, гадает, что же пошло не так и с надеждой ждет озарения, тогда как второй чешет подмышками и давит ногтями блох.
  Ну, нет смысла ждать, что случится, если того, что случится, все равно не избежать. Застонав от усилия, Калам подтянул себя еще на одну полку.
  Прежде он видел лишь Отродье Луны; его усеянные выбоинами стенки служили обиталищем тысяч Великих Воронов. К счастью, здесь подобного нет. Еще несколько саженей карабканья - и он окажется на более-менее уступчатом склоне летающей горы. Можно будет присесть, отдохнуть.
   "Вроде бы".
  Клятый колдун. Клятая Адъюнкт. Все они прокляты, ведь их здесь нет - один только Калам оказался достаточно глупым, чтобы ввязаться в безумную затею. О боги! Плечи горят огнем, бедра стерты и скоро онемеют. "А ведь это будет совсем нехорошо, не так ли?"
  Он уже слишком стар. Люди его возраста не участвуют в дурацких планах вроде этого. "Я размяк? Мозги у меня размякли..."
  Он перебрался через большой выступ, заболтав ногами в пустоте - и оказался наверху, растянулся, найдя полку, способную выдержать его вес. Издал стон, жалкий даже на его собственный слух, и замер.
  Немного отдохнув, ассасин поднял голову, огляделся в поисках подходящего камня, на который можно набросить веревку с петлей.
   "Веревка Быстрого Бена, сотворенная из ничего. Будет ли она работать или просто исчезнет? Дыханье Худа, я ничего не понимаю в магии. Даже Быстрого не понимаю, хотя знаю долгие и кровавые годы. Почему он не здесь?"
  Потому что - случись Короткохвостым заметить блох на коже своего жилища - Калама будет легче заменить, чем Верховного Мага. Теперь потребуется лишь выпустить снизу стрелу из арбалета. Калам поймает ее, привяжет веревку к камню... Что до Буяна - "по-моему, его гораздо легче заменить, чем меня!" - то он поклялся, что не умеет лазить по горам, что даже из колыбельки сам выбраться не мог.
  Как трудно представить, что этот заросший волосами здоровяк когда-то лежал в колыбельке.
  Калам восстановил дыхание и глянул вниз.
  Ни увидев ни Бена, ни Буяна. "Боги, да что же это?" Плоская, засыпанная пеплом равнина не давала возможности скрыться. Особенно если смотреть с высоты. И все же никого. Следы вели к тому месту, где ассасин их покинул, и там виднелось что-то темное, трещина в земле. Трудно понять размеры, но... "но, наверное,, достаточно большая, чтобы проглотить обоих ублюдков".
  Он продолжил поиски места крепления веревки. Ничего не нашел. "Ладно же. Думаю, пришло время. Котиллион, считай, что я дернул за ТВОЮ веревку. Извиняться не стану, проклятый божок. Мне нужна помощь".
  Он ждал. Бормотание ветра, леденящий холод, туман.
  - Не люблю этого садка.
  Калам повернул голову и увидел рядом Котиллиона. Тот держался за утес рукой и опирался ногой. Во второй руке было яблоко. Бог откусил от него.
  - Думаешь, это смешно?
  Котиллион пережевал, проглотил. - Немного.
  - Если ты еще не просёк: мы лезем на небесную крепость, а она полна жильцов.
  - Если вам нужно ее догонять, - заметил бог, - лучше использовать повозку или верховую лошадь.
  - Она не движется. Остановилась. Я пытаюсь пролезть внутрь. Быстрый Бен и моряк ждали внизу, да куда-то пропали.
  Котиллион изучил яблоко и откусил еще.
  - Руки устали.
  Пожевал. Проглотил. - Не удивлен, Калам. И все же придется потерпеть, ибо у меня есть вопросы. Начну с самого очевидного. Зачем вы пытаетесь влезть в крепость, полную К'чайн Че'малле?
  - Полную? Ты уверен?
  - На достаточном основании.
  - И чем они заняты?
  - Ждут. Насколько можно судить. Но вопросы тут задаю я.
  - Ну давай. Целый день впереди.
  - Ну, я думаю, хватит и одного. Нет, постой. Еще один вопрос. Не желаешь ли вернуться на твердую почву, чтобы продолжить беседу с большим удобством?
  - Да ты здесь развлекаешься!
  - Так редко выпадает оказия. К счастью, мы попали в тень этой крепости, так что спуск окажется сравнительно легким.
  - Всегда готов.
  Котиллион отбросил огрызок, схватил руку Калама. - Расслабься, предоставь все мне.
  - Погоди. Чары Быстрого Бена рассеялись. Вот почему я застрял...
  - Наверное, потому, что он без сознания.
  - Как?
   - Или мертв. Не пора ли проверить эти предположения?
   "Слушай, ты, болтливый кровосос - соплеглот..."
   - Рискованно придавать проклятиям форму молитв, - вмешался Котиллион. Резкий рывок; сорванный с утеса Калам завопил. И повис в пустоте - рука бога держала его за ворот. - Ах ты скотина. Я сказал "расслабься", но не до такой же степени...
  Еще тридцать ударов сердца - и ноги коснулись земли. Калам вырвал руку и поспешил к трещине, разверзшейся на предполагаемом месте ожидания Быстрого Бена и Буяна. Осторожно подошел к краю. Крикнул: - Быстрый! Буян! - Ответа из темноты не прозвучало.
  Котиллион встал рядом. - Буян? Не тот ли адьютант Буян? Синие глазки, волосы повсюду, дурацкая ухмылка...
  - Теперь он капрал. А Геслер - сержант.
  Бог фыркнул, но от комментариев воздержался.
  Ассасин внимательно поглядел на бога: - Думаю, ты пришел не в ответ на мои мольбы.
  - Я из породы богов, набитых сюрпризами под завязку.
  Глаза Калама сузились. - Проклятие, ты пришел слишком быстро. Как будто был рядом.
  - Рискованное обвинение. Но, как ни странно, правильное.
  Ассасин снял с плеча моток веревки, огляделся. И ругнулся.
  Котиллион со вздохом вытянул руку. Калам передал ему конец веревки. - Упрись покрепче, - сказал он и швырнул моток в пропасть. Послышался слабый шлепок.
  - Не беспокойся, - ответил Котиллион. - Буду держать, сколько понадобится.
   "Худом клятые боги". Калам перевалил через край и начал спуск в темноту. "Слишком много было карабканья. Или я набрал вес?" Подошвы наконец коснулись ровного камня. Он отошел от веревки.
  Сверху приплыл шарик туманного света, озаривший стену - сделанную руками разумных существ, прямую, составленную из больших, разрисованных картинами блоков. Калам изумленно уставился на них. Это не просто декор, нет, мастерская работа, творение рук искусника, щедро отмерившего мелкие детали. Величественные фигуры, более - менее похожие на людей, в тяжелых одеждах, с руками, поднятыми в экзальтации или мольбе; полные радости лица. А у их ног лежат разрубленные на куски трупы, залитые потеками красной краски, с точками, изображающими мух. Изуродованная плоть переходила на пол; Калам пригляделся и понял, что кровавые сцены заполняют все пространство комнаты, исчезая за пределами круга света.
  На полу местами лежит мусор, а в полудюжине шагов - два неподвижных тела.
  Калам поспешил к ним.
  Оба еще живы. Он испытал облегчение, установив это, хотя степень повреждений оценить было непросто. Буян сломал обе ноги - одну над коленом, вторую сразу под коленом. Задняя стенка шлема вдавилась внутрь, но дышал он ровно. Калам счел это добрым знаком. Быстрый Бен казался физически невредимым - по крайней мере, ни крови, ни торчащих костей. А вот внутренние травмы - другое дело. Калам поглядел в лицо колдуна, потом шлепнул по нему ладонью.
  Глаза Бена распахнулись. Он заморгал, огляделся и сел, закашлявшись. - Половина лица онемела. Что стряслось?
  - Без понятия. Ты и Буян упали в яму. Фалариец в плохом состоянии. Но ты остался невредимым. Как?
  - Невредимым? Похоже, челюсть сломана.
  - Нет. Наверное, ты ударился о пол. Щека опухла, но, будь сломана челюсть, ты не мог бы говорить.
  - Гм. Это хорошо. - Маг встал и пошел к Буяну. - О, с ногой дело плохо. Прежде чем исцелять, нужно сопоставить отломки.
  - Исцелять? Проклятие, Быстрый! Нас во взводе ты не исцелял.
  - Нет, потому что это задача Колотуна. Я же был мозгом отряда, помнишь?
  - Ну, много думать тебе не приходилось.
  - Это ты так считал. - Колдун замолчал и начал озираться. - Где мы? И откуда появился свет?
  - Благодари Котиллиона. Он на другом конце веревки.
  - О! Тогда пусть он и исцеляет. Призови его сюда.
  - А кто будет держать веревку?
  - Она нам не нужна. Эй, а ты влез на Отродье? Ага, вот почему пришел твой бог. Правильно.
  - Назови имя демона - и он придет, - сказал Калам, поднявший голову и увидевший, как Котиллион медленно, почти лениво пускается к ним.
   Бог встал рядом. Небрежно кивнул Быстрому Бену, нахмурился и склонился над моряком. - Адьютант Буян, что с вами случилось?
  - Вполне очевидно, - ответил за того Калам. - Сломал ноги.
  Бог перевернул моряка на спину, вытянул ему ноги и совместил концы костей. - Думаю, этого хватит.
  - Едва ли...
  - Адьютант Буян, - сказал Котиллион, - не вполне смертен. Закален в огне Тюрллана. Или Куральд Лиосана. Или Телланна. Или сразу во всех. Сами можете видеть: он поправляется. Ребра уже срослись, кишки вправились, как и тазобедренный сустав. И треснувший череп. Увы, мозгам внутри черепа ничто не поможет.
  - Он потерял разум?
  - Сомневаюсь, что было что терять. Он еще хуже Арко. По крайней мере у Арко есть интересы, путь нелепые и бесполезные.
  Буян застонал.
  Котиллион подошел к ближайшей стене. - Интересно, - сказал он. - Это был храм Старшего Бога. Не знаю, которого. Может, Килмандарос. Или Гриззин Фарла. Или даже К'рула.
  - На редкость кровавый культ, - буркнул Калам.
  - Лучший изо всех, - сказал Быстрый Бен, отряхивая одежду.
  Калам заметил косой взгляд, брошенный богом на Бена. "Бен Адэфон Делат, Котиллион кое-что о тебе знает... Колдун, у тебя слишком много тайн." Ассасин заметил, что веревка все еще свисает сверху. - Котиллион, к чему ты ее привязал?
  Бог улыбнулся и поглядел вверх: - Сюрприз. Мне пора. Господа... - Он начал таять и вскоре исчез.
  - Твой бог заставляет меня нервничать, Калам, - сказал Быстрый Бен. Буян застонал еще громче.
   "А меня заставляешь нервничать ты. Теперь..." Он бросил взгляд на Буяна. Прорехи на штанах - вот и все, что осталось от ужасной травмы. "Адьютант Буян, закаленный в священном огне. Но все равно глупо лыбящийся".
  
  ***
  
  Высокая скала из рваных осадочных пород окружала их лагерь. Сбоку росло старое дерево. Резак сидел около кизячного костерка, следил за ходящим вокруг стоянки Серожабом. Демон взволнованно моргал. Геборик, казалось, смотрел в никуда, и на руках его мерцали ленивые сполохи зеленого огня. Сциллара и Фелисин Младшая набивали трубки, собираясь предаться общему ритуалу конца обеда. Взгляд Резака вернулся к демону.
   "Серожаб, что тебя тревожит?"
  - Тревожно. Я имею предчувствие трагедии, быстрое приближение. Что-то... озабоченное и непонятное. В воздухе, в песке. Нам нужно уходить. Вернуться. Бежать.
  Резак почувствовал, как по лбу потек пот. Никогда демон не был таким... напуганным. - Нужно уйти с этого холма?
  Женщины подняли головы, потому что он сказал это вслух. Фелисин глянула на Серожаба, нахмурилась. Побледнела. - У нас беда.
  Сциллара встала, подошла к Геборику, толкнула его носком сапога. - Вставай.
  Дестриант Трича заморгал, понюхал воздух и вскочил одним текучим, быстрым движением.
  Тревога Резака все возрастала. "Дерьмо!" Он забросал костер песком. - Собирайте вещички, быстрее.
  Серожаб замедлил свой шаг. - Неизбежно? Не уверен. Беда, да. Нужда в панике? Смена планов? Глупость? Не уверен.
  - Зачем гадать? - ответил Резак. - Еще не стемнело. Мы сможем найти место более удобное для обороны.
  - Приемлемый компромисс. Нервы ослабили свое напряжение. Голову в песок? Не уверен.
  - Обычно, - прохрипел Геборик и сплюнул, - обычно, убегая от одного, натыкаешься на другое.
  - Ну спасибо, старик.
  Геборик неприятно улыбнулся. - Пожалуйста.
  
  ***
  
  Стену утеса покрывали пещерки, которые за бесчисленные столетия использовались и для ночевок странников, и для захоронений, и для сокрытия кладов. Некоторые были покрыты рисунками. Узкие "полки", по которым ходят путники, завалены слоями мусора, тут и там видны грязные пятна кострищ; но, на взгляд Маппо, среди этих расселин и трещин нет следов недавних гостей. Керамика под ногами, кажется, сохранилась еще со времен Первой Империи.
  Они приближались к перевалу. Икарий двигался впереди, направляясь к промытому ливнями оврагу. Садящееся слева от них солнце покраснело от пыли, поднятой далекой бурей. Кровомухи облепили странников; казалось, они обезумели от грозового дыхания шторма.
  Икария вело желание, ставшее едва ли подконтрольной ему одержимостью. Он хотел суда, хотел открыть истину своего прошлого; когда будет вынесен приговор, пусть суровый, он примет его, не подняв даже руки в свою защиту.
  Маппо не мог изобрести ничего, чтобы остановить друга. Разве что снова ударить, лишить сознания и памяти. Может быть, дойдет и до этого. Но в этой попытке таится опасность. Если у него не получится, ярость Икария явит себя. Все будет потеряно.
  Он видел, что Джаг добрался до оврага и исчез в нем из вида. Маппо поспешил следом, утерев пот и слегка отдышавшись на вершине. Бурные воды промыли себе путь среди песчаниковых утесов, создав обнесенный неровными стенами проход. Впереди Маппо смог разглядеть другой овраг. К нему и направлялся сейчас Икарий.
  В проходе было почти темно, насекомые вились тучами в ветвях скрюченного дерева, заслоняя немногочисленные лучи света. Еще три шага - и вокруг Трелля, казалось, взорвалась тьма. Он уловил движение - что-то обрушилось на Икария с вершины камня справа от тропки; потом на него самого набросились несколько тварей.
  Трель взмахнул руками, почувствовав контакт с плотью и костями, громкий хруст и треск. Брызнула кровь и слизь.
  Мускулистая лапа схватила его сзади за шею, потянула голову - но склизкая кожа подвела врага, и лапа соскользнула, не успев начать удушение. Спереди вырисовалась другая фигура; когти вонзились Треллю в живот. Он завопил, как в агонии, когда чудовище попыталось одним взмахом когтей вырвать ему кишки.
  Этого не случилось - шкура у Треллей толще, чем кожаные доспехи. Но все-таки потекла кровь. Тварь сзади снова схватилась за шею. Он ощутил весь ее немалый вес. Маппо не мог достать оружие. Он извернулся и прижался к стене. Сзади раздался треск черепа, тварь завизжала и захрипела.
  Тварь спереди не смогла вытащить когти из его живота, и ее протащило к Треллю. Он сомкнул руки на уродливой, костяной голове, сжал и бешено вывернул ее на сторону. Треснула шея. Еще один визг, как будто исходящий сразу со всех сторон.
  Маппо с ревом рванулся вперед, хватая рукой обвившую шею лапу. Тяжелый зверь ударился в спину, едва не заставив Трелля упасть.
  Уголком глаза Маппо видел, как упал Икарий под клубком темных, извивающихся существ.
  Он слишком поздно понял, что нога оказалась на краю. Впереди... открытый воздух. Зверь толкнул его, но увидел, должно быть, что сейчас оба упадут в пропасть, и ослабил захват.
  Но сам Маппо не отпускал его, решив упасть вместе с врагом.
  Еще один вопль. Ему наконец-то удалось разглядеть противника. Демон с раззявленным ртом, тонкими как иглы зубами - каждый был длиной с палец Маппо; блестящие черные глазки, вертикальные зрачки цвета свежей крови.
  Т'ролбарал.
  Как?!
  Он почуял ярость и страх твари, когда они упали вниз.
  Падение.
  Падение...
  Боги, это же...
  
  
  КНИГА ВТОРАЯ
  
  ПОД ИМЕНЕМ ЭТИМ
  
  
  В темноте он явился, жестокий убийца родни,
  Одичавший, без привязи, видом столь жуткий,
  Что вокруг все бежали. О, как же он чувствовал боль,
  Обжигающий душу забвения пламень. А духи
  Собирались, услышав противника зов -
  Беззащитного, смертного, но заградившего путь
  Истребителю жизни. Этот чудесный глупец
  Все на карту поставил и выиграл; холод слился с теплом,
  И введен был он в место, которого нет,
  И давно покоренные твари по слову его
  Поднимались.
  Кто б ему дал совет? Да никто,
  Тот, кто может и знает, давно не сочувствует жизни.
  Коль на зло против зла хочешь ставить и ты,
  Милый слушатель, сзади надежду оставь,
  Побыстрей на коня, и скачи.
  
  Мастер - слепец,
  Сэдевар из Вайдкат Джага
  
  
  Глава 7
  
  Никогда не имейте дела с тем, кому нечего терять.
  
  Речения глупца,
  Тенис Буле
  
  
  Лицо вывалившегося из дверей внутреннего святилища Леомена было покрыто блестящим потом. - Что, уже ночь? - прохрипел он.
  Корабб вскочил и тут же снова сел на скамью. В глазах потемнело - он слишком долго сидел, следя за попытками Воробушек протоптать канаву в каменном полу. Воин открыл рот, чтобы ответить, но малазанка опередила: - Нет, Леомен. Солнце еще мчится над горизонтом.
  - Видно движение во вражеском лагере?
  - Последний гонец доложился ползвона назад. Пока все тихо.
  Странно торжествующий блеск в глазах Леомена насторожил Корабба; но великий воитель пронесся мимо, не позволив задать вопросы. - Надо спешить. Назад, во дворец - дам несколько последних инструкций.
  Враг нападет сегодня ночью? Почему Леомен так уверен? Корабб снова встал, на этот раз осторожнее. Верховная Жрица запретила посторонним видеть ритуал; а когда явилась Королева Снов, даже жрица и ее помощники покинули зал - с недоумевающими лицами. Леомен остался с богиней наедине.
  Корабб пошел следом за вождем, стараясь не приближаться к этой проклятой Воробушек.
  - Их маги помешают обнаружить атаку, - говорила Третья. Они уже вышли из Храма.
  - Это не важно, - резко сказал Леомен. - Все равно у нас нет магов, достойных такого звания. И все-таки надо сделать вид, что мы пытаемся.
  Корабб нахмурил брови. Пытаемся? Он ничего не понимал. - Нужно больше солдат на стены! - крикнул он. - Всех, кого можем собрать!
  - Стены нам не удержать, - бросила Воробушек через плечо. - Мог бы и сам сообразить, Корабб Бхилан Зену'алас.
  - Тогда... тогда зачем мы здесь?
  Небо над головами темнело. Несколько мгновений до падения сумрака.
  Трое шагали по пустым улицам. Корабб хмурился все сильнее. Королева Снов. Богиня гаданий и кто знает чего ещё. Он презирает богов - конечно, кроме Дриджны Открывающей. Бездельники, обманщики, убийцы. Все как один. Леомен искал встречи с одной из них... это воистину тревожит.
  Вина Воробушек, подозревал он. Женщина. Жречество Королевы Снов по большей части состоит из женщин - по крайней мере, так он думает. Вот она, Верховная Жрица, черноглазая матрона, плывущая в облаке дурханга и множества иных субстанций. Просто встать рядом - как опьянеть. Слишком соблазнительно. Ничего хорошего не выйдет, совсем ничего.
  Они приблизились к дворцу, наконец обнаружив признаки активности. Воины бегали, бряцая оружием; на стенах кто-то кричал. Итак, внешние стены будут проломлены. Нет иного объяснения этим приготовлениям. Леомен ожидает второй осады, осады самого дворца - и очень скоро.
  - Воевода! - сказал Корабб, оттесняя Воробушек. - Дай мне командование воротами дворца! Мы сдержим малазанскую бурю! Во имя Откровения!
  Леомен задумчиво посмотрел на него - и покачал головой. - Нет, друг. Для тебя есть гораздо более важная задача.
  - Что же, Великий Воитель? Я готов на все.
  - Лучше бы это было так.
  Воробушек фыркнула.
  - Командуй, Командир.
  На этот раз она откровенно рассмеялась. Корабб оскалился.
  - Вот твоя задача на ночь, друг мой. Прикрой мою спину, - произнес Леомен.
  - Ага, так мы возглавим атаку, станем в первых рядах! Слава, о которой не забудут! Мы принесем малазанским псам участь, ими заслуженную.
  Леомен похлопал его по плечу: - Да, Корабб, нас не забудут.
  Они двинулись во дворец.
  Воробушек все хохотала.
  Боги, как Корабб ненавидит ее.
  
  ***
  
  Лостара Ииль откинула полог палатки и вошла внутрь. Жемчуг возлежал на шелковых подушках, держа под боком кальян с ароматизированным вином и дурхангом. Сквозь дымку он ответил на ярость женщины ленивым, пропитанным дурманом взором, отчего та разъярилась еще сильнее.
  - Вижу, ЧТО ты запланировал на сегодняшнюю ночь! И это когда наша клятая армия готова брать И'Гатан.
  Он пожал плечами: - Адъюнкт не желает моей помощи. Знаешь, я мог бы уже сейчас проползти во дворец - у них же нет стоящих магов. Мог бы в сей миг перерезать кинжалом горло Леомена. Но нет, она не хочет. Что же мне делать?
  - Она не доверяет тебе, Жемчуг. Если честно, я не удивлена.
  Он вскинул брови: - Дорогая, я поражен. Не ты ли лучше всех прочих знаешь, какие жертвы я принес ради сохранения хрупкой души Адъюнкта. Нужно ли говорить, - добавил он после очередной затяжки сладкого дыма, - что у меня родилось искушение уничтожить ей душу, рассказав истину о сестре. Просто злобы ради.
  - Твоя выдержка меня поразила. Кстати, если ты сделаешь что-то столь жестокое, я тебя убью.
  - Какое облегчение - знать, что ты заботишься о чистоте моей совести.
  - Не в чистоте дело, - ответила она. - По крайней мере, твоей.
  Он улыбнулся: - Всегда стараюсь выставить себя в выгодном свете.
  - Мне ясно, Жемчуг, что ты принял нашу краткую интрижку - если это можно так назвать - за проявление глубоких чувств. Это просто нелепо. Скажи, ты намерен вернуть меня в компанию Алых Клинков?
  - Пока что нет, как ни жаль.
  - Она дала нам новое задание?
  - Адъюнкт? Нет. Но, если помнишь, на нее мы работали из уважения. Наш долг - служба Императрице.
  - Отлично. И что приказала Императрица?
  Его веки стали набрякшими и поднимались с трудом. - Ждать, смотреть.
  - Она приказала ждать - смотреть?
  - Ладно, ладно. Если настаиваешь, тебя временно вывели из моего подчинения. Что, рада? Присоединись к морской пехоте или саперам, кого там Худ пошлет ночью в атаку. Если оторвут ногу или руку - не ползи ко мне. Боги, сам не верю, что такое сказал. Конечно, приползи ко мне - только не забудь захватить ногу или руку.
  - Ты не владеешь Высшим Деналом, Жемчуг. Зачем же нога и рука?
  - Просто погляжу на них.
  - Если я приползу назад, то чтобы вонзить нож тебе в горло.
  - И с этими ласковыми словами можешь идти.
  Она развернулась кругом и вышла из палатки.
  
  ***
  
  Кулак Кенеб присоединился к Тене Баральте на плацу, что был за северными пикетами. Воздух заполнили смутно различимые мошки и кусачие мухи. Над вырывшими окопы солдатами поднимались кучи каменистой земли - словно маленькие курганы. Открыто стояло лишь несколько взводов - они не желали преждевременно показывать противнику намерения армии, хотя Кенеб подозревал, что Леомен и его воины уже знают всё, что нужно. Но активности на стенах, возвышающихся над грудами мусора и земли, он не заметил, как ни всматривался. И'Гатан мертвенно - спокоен, почти не освещен. Ночь уже распростерла над ним свой плащ.
  Тене Баральта стоял в полном доспехе: кольчуга с воротником, наручи, сапоги с голенищами из кованой бронзы и железными полосами. Когда подошел Кенеб, он прилаживал шлем.
  - Блистиг недоволен.
  Баральта глухо засмеялся: - Ночь принадлежит вам и мне, Кенеб. Он подойдет, только если у нас возникнут трудности. Темул удивлялся... этот план не хуже его собственного. Вы дали совет Адъюнкту?
  - Да. Передайте Темулу, что она была довольна достоинствами его плана.
  - Ага.
  - Ваши отряды уже выдвинулись? - спросил Кенеб.
  Хмыканье. - Они доносят, что врага нет никто не встретил их. Нил и Нетер увидели то же самое. Думаете, Леомен потерял всех магов?
  - Не знаю. Вряд ли.
  - Я так понимаю, вы уже слышали молву?
  - О чем?
  - Чума на востоке. Она пронеслась по Эрлитану. Если мы провалим штурм и встретим утро снаружи города...
  Кенеб кивнул: - Тогда мы должны преуспеть, Тене Баральта.
  Сзади на дороге показался пришпоривающий коня вестовой. Оба воина обернулись, заслышав стук подков по плотной земле. - Срочное донесение? - удивился Кенеб, вглядываясь в скрытую серым плащом и капюшоном фигуру. Длинный меч у бедра, на ножнах какая-то белая эмаль... - Я не знаю...
  Всадник мчался прямо на них. Гневно заревев, Баральта отскочил в сторону. Кенеб бросился за ним, повернулся. Всадник мелькнул мимо; белый конь перепрыгнул окоп. Дозорные завопили. Звякнул самострел, стрела ударила чужака в спину и отскочила, канув в темноту. Мчащийся галопом всадник прижался к спине коня. Они миновали вырытый защитниками ров, помчались к воротам.
  Те открылись, блеснул потайной фонарь.
  - Дыханье Худа! - заорал Баральта, поднимаясь на ноги. - Враг проехал через всю армию!
  - Не одни мы храбрые, - отозвался Кенеб. - Признаю, что невольно восхищен. Рад, что довелось такое увидеть.
  - Вестник с новостями к Леомену...
  - Тене Баральта, он не донесет ничего, о чем Леомен уже не знает. Считайте это уроком, напоминанием...
  - Мне уроки не нужны, Кенеб. Поглядите-ка, мой шлем полон грязи. Серый плащ, белый конь и меч с эмалевой полосой. Я найду ублюдка, клянусь. Он поплатится за наглость.
  - У нас и так достаточно забот, - сказал Кенеб. - Если вы, Тене Баральта, станете охотиться за одним...
  Тот выскребал грязь из шлема. - Я вас слышу. Будем молиться Тричу, чтобы урод просто попался мне на пути.
   "Тричу? Фенер... ты так быстро исчез из памяти людей. Похоже, это напоминание всем богам..."
  
  ***
  
  Лейтенант Прыщ, капитан Добряк и кореланка Фаредан Сорт следили за своими частями. Слушок о шпионе, нагло прорвавшемся через всю армию, заставил каждого из солдат тревожиться еще сильнее - а ведь вот-вот прозвучит сигнал к выступлению. Саперы, скрытые магией, уже вышли вперед.
  Магия. "Гадость какая". Еще хуже саперов. Одно плюс другое - да вся ночь пойдет в Бездну. Прыщ гадал, куда подевался старик Эброн, участвует ли в ритуалах. Ему не хватало прежнего взвода. Хром, Звон и эта девица Синн - все стали тертыми солдатами. Ну, может, он их слишком плохо помнит. Опасные - прежде всего друг для друга.
  Капитан Добряк пытается прощупать взглядом стоявшую рядом женщину. Лейтенант улыбнулся, подумав об этом. "Прощупать. Пока что никому так близко подойти не удалось". Но как же неприятно - не понимать сослуживца - офицера. Холодное железо в бою - ведь на Стене долго не продержишься, если не окружишь душу слоями холода, жестокости и расчетливости. Но эта холодна и во всех иных смыслах. Не болтливая женщина - самая редкая штука на свете.
  Лейтенант снова улыбнулся.
  - Сотрите улыбку с лица, лейтенант, - сказал капитан Добряк. - Или я подумаю, что вы совсем потеряли рассудок. Тогда придется вас повысить.
  - Извините, капитан. Обещаю больше не улыбаться. Прошу, не повышайте меня.
  - Оба вы идиоты, - произнесла Фаредан Сорт.
   "Да, хороший способ прекратить беседу".
  
  ***
  
  Сержант Хеллиан взирала на колеблющуюся картину, проникнувшись покоем и ощущением полнейшей уместности всего происходящего. Вот только качание мира вызывает тошноту... Капрал Урб вышел из рядов и направился к ней.
  - Вы готовы к этому, сержант?
  - К чему этому? - Она скривилась, ибо блаженные чувства пропали. - Если бы ублюдок не скрылся, разве стала бы я ставить меч против кувшина местной бормотухи? - Она нашарила пустые ножны, предварительно помахав рукой в воздухе. - Урб, почему ты меня не остановил? То есть это же мой меч. Чем я теперь махать буду?
  Он беспокойно крякнул, склонился к уху: - Возьмите новый из оружейного склада.
  - Это дойдет до капитана. Нас ушлют в еще худшую дыру.
  - Худшую? Сержант, где хуже, чем здесь?
  - Корел. Тефтианский полуостров. Черный Коралл под незрячим оком Тисте Анди. Берег Крушений на севере Ассейла...
  - Там нет малазанских сил.
  - Нет, но там хуже, чем здесь.
  - Сказка, рассказанная списанным моряком в Картуле - и вы уже убеждены, что сам Худ таится в тени...
  - Да, он таится в нашей тони... то есть тени.
  - Слушайте, сержант - мы сейчас пойдем в бой.
  - Да ну? И где мой кувшин? - Она огляделась и нашла искомый предмет около чьей-то скатки. - Эй, кто из моих не собрал вещи?!
  - Это вы сами, сержант, - отвечал Урб.
  - Ох. - Она подобрала кувшин, потрясла и порадовалась прозвучавшему плеску. Подняла голову, нашла взглядом свой взвод. Два солдата - вот вам и взвод. Да уж. Капитан что-то говорила о новичках. - Ну, где же они?
  - Кто? Ваш взвод? Прямо перед вами.
  - Нерв и Увалень.
  - Так точно.
  - А где остальные? Разве не было пополнения?
  - Вчера с нами шли четверо, но они уже переведены.
  - Так что мой взвод - это капрал и два солдата.
  - Братья - близнецы, сержант, - сказал Нерв. - Но я старше. Уверен, вы и сами заметили.
  - Он умственно недоразвит, сержант, - отозвался Увалень. - Кто первым идет - слишком спешит. Вы и сами понимаете...
  Хеллиан отвернулась. - По мне, Урб, они на одно лицо. Ладно. Приказ уже пришел? Наверное, нам надо строиться. Где вот только?
  - Сержант, не хотите пустить кувшин по кругу? Не знаю, как вы трое, но я иду в бой, и меня уже четыре раза пронесло от предвкушения. Внутри все скрутилось.
  Услышав предложение Урба, Хеллиан прижала кувшин к груди. - Найди свой.
  - Сержант.
  - Ну ладно. По два глотка каждому, я допью остаток. Увижу, кто делает третий глоток -зарублю на месте.
  - Чем это? - сказал Урб, вытаскивая вино из цепких женских рук.
  Хеллиан набычилась. Чем? О чем это он? А... Она подумала и улыбнулась: - Конечно, займу меч у тебя. "Да, остроумное решение".
  
  ***
  
  Сержант Бальзам скорчился в грязи, изучая россыпь камешков, дисков и глиняных фишек, разбросанных по длинной доске "плошек". Он бормотал под нос, пытаясь разобраться: это сон или кошмар? Он не проснулся? Бросил взгляд на сержанта Моака и снова уставился на доску.
  Что-то не так. Он не видит смысла в раскладе. Забыл, как играть. Соломки, диски, галька - к чему это все? Что они означают? Кто выиграл? - Кто играл в чертову игру? - крикнул он.
  - Ты и я, проклятый хонезский хорек.
  - Похоже, ты меня дуришь. Никогда такого не видел за всю жизнь. - Он вгляделся в лица собравшихся смотреть на партию солдат, а они, в свою очередь, таращились на него. Странные выражения лиц. Он их раньше видел? Он сержант, не так ли? - Где мой клятый взвод? Я должен быть с чертовым взводом. Приказ пришел? Что мы здесь делаем?
  Он вскочил и постарался одним ударом ноги раздавить доску. Полетели куски; солдаты отпрыгнули.
  - Дурной знак! - зашипел один, отворачиваясь.
  Моак с рычанием встал, схватился за нож у пояса: - Болотная пена! Ты за это заплатишь. Я побеждал...
  - Нет, врешь! Это была мешанина? Дурь! Никакого смысла! - Сержант схватился за собственное лицо. - Что... это глина! Мое лицо покрыто глиной! Маска смерти! Кто нарисовал!!?
  Знакомый, порядком грязный солдат вышел вперед: - Сержант, ваш взвод здесь. Я Мертвяк...
  - Не каркай.
  - Капрал Мертвяк. Это Горлорез, Наоборот, Гвалт и Лоб...
  - Ладно, ладно, не слепой. Тише ты. Так был приказ? Мы ничего не слышали?
  Моак подошел поближе. - Я не закончил. Это проклятие, Бальзам. Ты наслал проклятие на меня и мой взвод, потому что я выигрывал. Ты проклял меня, клятый ведун...
  - Нет! Это случайно. Идем, Мертвяк, встанем в дозор. Мне надоело ждать.
  - Вы не в ту сторону смотрите, сержант!
  - Тогда веди ты! Кто так разбил дурацкий лагерь? Все без смысла!
  Сержант Моак сделал было шаг за ним следом, но капрал Дырокол потянул его назад. - Все путем, сержант. Я слыхивал про такое от деда. Это Конфузия. Приходит к некоторым перед боем. Они теряют след. Все устаканится, когда начнется драка - но иногда не устаканивается, но это будет беда для его взвода, не для нашего.
  - Ты уверен во всем этом, Дырокол?
  - Угу. Помнишь кулака Гамета? Слушай. Все путем. Надо проверить оружие. В последний раз.
  Моак спрятал нож. - Ладно. Хорошая идея. Давайте.
  В двадцати шагах Мертвяк потянул командира за куртку: - Умно. Вы точно проигрывали. А тут клятая Конфузия... Сержант, я поражен.
  Бальзам уставился на этого человека. Да кто он такой? О чем бормочет? На каком это языке, а?
  
  ***
  
  - Не хочется, - буркнул Замазка, бросая ломоть хлеба. Тут же подскочила собака, схватила еду и убежала. - Мне дурно.
  - Ты не один такой, - ответил Навроде. - Я туда же, если хочешь знать. Мы саперы. Легко сказать! Мы должны заложить заряды, то есть бежать с долбашками и хлопушками по неровной земле, перескакивать кучи мусора - и все это, верно, под огнем со стен. Потом что? Подойти к стенам - Худ знает, чего на нас выльют или скинут сверху. Кипяток, масло, горячий песок, кирпичи, помои, лохани с дерьмом. Значит, под эдаким ливнем заложить припасы, капнуть кислоту на воск - слишком много, и мы все летим вверх тормашками. Дюжины саперов, и если один ошибается, или какой кусок камня падает на снаряд - бабах! Спросишь меня - так мы уже мертвецы. Отбивные с кровью. Завтрак для местных ворон, вот и всё. Пошлешь письмецо моей семье, а? Навроде порван в клочья под И'Гатаном, и всё. Не надо мерзких деталей. Эй, куда ты? Боги, Замазка, ты решил драпануть? Нет? Возьми нас Худ, какая гадость. Эй, Балгрид! Смотри! у целителя кишки ослабли!
  
  ***
  
  Геслер, Смычок, Каракатица, Правд и Пелла сидели у гаснущего костерка, попивая чай.
  - От ожидания они разум потеряли, - сказал Геслер.
  - Мне тоже плохо перед боем, - признался Смычок. - Холод пробирает, все внутри опускается. Всегда так, не привык.
  - Но когда всё начинается, ты берешь себя в руки, - отозвался Каракатица. - Мы так умеем, потому что бывали в деле. Мы берем себя в руки, мы знаем, как брать. А большинство тех солдат ничего еще не видели. Они сами не знают, что сделают, когда начнется бой. Они так напуганы, что свернутся в клубок, как чертовы трусы.
  - Большинство из них. Это возможно, - сказал Геслер.
  - Ну, я не уверен, сержант, - вмешался Пелла. - Видывал я много солдат в Черепной Чаше. Когда начался мятеж - ну, они сражались, и сражались неплохо, если подумать.
  - Их взяли числом?
  - Да.
  - Так они умерли?
  - Почти все.
  - Так бывает на войне, - сказал Геслер. - Что бы ни говорили, сюрпризов там мало. И надежды. Геройские битвы обычно кончаются, когда падает последний из геройских бойцов. Они держались дольше, чем все надеялись - но в конце концов пали. Конец всегда один.
  - Клянусь Бездной, - пробурчал Смычок, - ты не умеешь вдохновлять.
  - Просто я реалист, Скрип. Проклятие, хотел бы я, чтобы Буян был со мной, следил за взводом.
  - Да, - вставил Каракатица. - Это обязанность сержантов.
  - Ты намекаешь, что Буян должен быть сержантом, я капралом?
  - Почему бы это? - возразил сапер. - Вы один не лучше другого. Вот Пелла...
  - Нет, спасибочки.
  Смычок хлебнул чая. - Просто следи, чтобы они держались вместе. Капитан видит нас концом копья - самого быстрого и меткого - так что нужно постараться. Остальные просто пойдут следом. Карак?
  - После взрыва стен я соберу саперов, мы встретимся по ту сторону. Где сейчас Бордюк?
  - Пошел на совещание. Похоже, в его взводе всех порядком прихватило. Бордюк брезгливый, предпочел отойти.
  - Ха, у наших у всех брюхо пустое, - сказал Каракатица. - Но вроде бы....
  - Навроде бы, - хохотнул Геслер. - Хорошо получилось. День не прожит зря, Карак.
  - Поверь, я не нарочно.
  
  ***
  
  Бутыл улыбнулся. Он сидел поодаль от всех, скрывшись за поросшим кустами холмиком. "Вот как ветераны готовятся к битве. Как и все прочие". Эму это показалось утешением. Почти. Ну, может, и нет. Лучше бы они были уверенными, наглыми и чванливыми. А так все предстоящее кажется слишком рискованным.
  Он только что вернулся с собрания магов. Пробы показали присутствие в И'Гатане противника - по большей части жрецов - но они казались то ли напуганными, то ли странно притихшими. Во время выдвижения саперов Бутыл должен будет тянуть энергию из Меанаса, поднимая клубы тумана и наводя темноту. Все это легко разрушит любой стОящий маг на стенах... но таких там, как будто бы, нет. Что самое тревожное - для работы с Меанасом Бутылу придется предельно сконцентрироваться, а это не даст пользоваться магией духов. Он станет таким же слепым, как любой солдат на стене.
  Он признался себе, что порядком трусит. В Рараку такого не было. А когда случилась засада Леомена в песчаной буре - ну что ж, это была засада, и пугаться времени не хватило. Все же он сам себе не нравился.
  Пригнувшись, он пересек впадину, потом выпрямился и как бы случайно подошел к лагерю своего взвода. Похоже, Смычок не намерен оставлять солдат наедине со своими мрачными мыслями и страхами, чтобы в последний миг - о чудо! - они смогли их обуздать.
  Корик привязывал новые фетиши к кольцам и петлям доспехов: полоски цветной материи, птичьи кости, обрывки цепей. Все это добавится к непременным костям, атрибутам Четырнадцатой. Улыба подбрасывала метательные ножи, наточенные лезвия тихо шлепали о кожу перчаток. Тарр стоял неподалеку: щит уже привязан к левой руке, в скрытой латной рукавицей правой руке короткий меч, лицо исчезло за пластинами шлема.
  Бутыл поглядел на далекий город. Темнота - кажется, над уродливыми, высокими стенами не горят ни один светильник. Да, он уже ненавидит И'Гатан.
  Тихий свист огласил ночь. Шевеление во тьме. Появился Каракатица. - Саперы, за мной. Пора.
   "О Боги, началось".
  
  ***
  
  Леомен стоял в тронном зале Фалах'да. Перед ним одиннадцать воинов - остекленевшие глаза, к кожаным доспехам привязаны куски конской упряжи, с них свисают петли и пряжки. Корабб Бхилан Зену'алас внимательно осмотрел избранных: все как один знакомые лица, хотя с трудом узнаваемые под полосками крови и рваными ранами на щеках. Носители Откровения, фанатики, присягнувшие смерти - они не узрят света грядущего дня. Самый вид этих накачанных зельями мужей ужаснул Корабба.
  - Вы знаете, что требуется от вас ночью, - сказал Леомен своим избранным воителям. - Идите же, братья и сестры, под чистым взглядом Дриджны. Увидимся у врат Худа.
  Они поклонились и вышли.
  Корабб смотрел их в спины, пока последний не скрылся за широкими дверями. Обернулся к Леомену. - Воевода, что будет? Что ты запланировал? Ты говоришь о Дриджне, но сегодня ночью вел дела с Королевой Снов. Поговори со мной, или я потеряю веру.
  - Бедный Корабб, - мурлыкнула Воробушек.
  Леомен метнул на нее горящий взор. - Нет времени, Корабб, но я скажу: я видел слишком много фанатиков, в этой жизни и в сотне других. Слишком много...
  В коридоре застучали сапоги. Все повернулись, встречая высокого, завернувшегося в плащ воина. Он откинул капюшон. Глаза Корабба широко раскрылись и надежда потекла по жилам его. - Верховный Маг Л'орик! Воистину Дриджна ярко сияет в небесах этой ночи!
  Пришедший поморщился, массируя плечо. - Лучше бы я прибыл внутрь городских стен. Слишком много магов зашевелилось в лагере малазан. Леомен, не думал я, что ты наделен силой Призыва. Я направлялся совсем в иное место...
  - Королева Снов, Л'орик.
  - Опять? Чего ей нужно?
  Леомен пожал плечами: - Боюсь, ты стал частью сделки.
  - Какой сделки?
  - Потом объясню. Ты очень нужен нам этой ночью. Идем, взберемся на Южную башню.
  Новый прилив надежды. Корабб знал, что Леомену можно верить. Святой Воитель разработал план, дьявольский, блестящий план. Было глупо сомневаться.
  Он поспешил за Воробушек, Л'ориком и Леоменом Молотильщиком.
   "Л'орик. Теперь можно сойтись с малазанами на равных. А в равном бою мы можем лишь победить!"
  
  ***
  
  Бутыл сидел в нескольких шагах от внешнего частокола лагеря; в темноте рядом стояли саперы, которых он должен будет прикрывать. Каракатица, Навроде, Хрясь, Яр и Наоборот. Поблизости находилась вторая группа, под присмотром Балгрида: Таффо, Ловкач, Гупп, Прыг, Шар. Он уже встречал их на марше. Теперь все оказались саперами или кандидатами в саперы. "Безумцы. Не думал, что в нашей роте так много сумасшедших". Смычок не входит в эти группы - он поведет прочие взводы в пролом, как только осядет пыль.
  Стены И'Гатана - полная неразбериха: ярусы древних построек, недавние укрепления малазанского стиля, с расширением к подножию. Ширина их достигает двадцати шагов. Насколько известно, саперам в первый раз доводится испытывать прочность имперских фортификаций. Вон как глаза горят!
  Кто-то подошел справа, присел; Бутыл долго напрягал глаза, пытаясь рассмотреть этого солдата. - Эброн, что ли?
  - Да. Ашокский полк.
  Бутыл усмехнулся: - Его больше нет, Эброн.
  Тот стукнул себя кулаком в грудь. - В твоей группе мой товарищ по взводу.
  - Тот, кого кличут Хрясь.
  - Да. Просто чтоб ты знал. Он опасен.
  - Разве все они не...
  - Ну, этот особенно. Его изгнали из Волонтеров Мотта на Генабакисе.
  - Извини, мне это ни о чем не говорит.
  - Тем хуже. Помни - я предупредил. Лучше рассказать и Караку.
  - Ладно, расскажу.
  - Удачи Опоннов тебе!
  - И тебе, Эброн.
  Солдат снова канул во тьму.
  Ожидание. Ни огонька на стенах и бастионах города. Ни движения за зубцами.
  Тихий свист. Бутыл встретился глазами с Каракатицей. Тот кивнул.
  Меанас, садок теней, иллюзий и обманов. Он сформировал мысленный образ садка - встающий стеной вихрь - и начал собирать волю, наблюдая, как открывается рана, вначале светло - красная, потом словно пылающая изнутри. В тело хлынула сила. "Хватит! Не больше. Боги, почему он так силен?" Тихий звук, какое-то движение, присутствие - там, за стеной садка...
  Потом... ничего.
  Конечно, нет никакой стены. Это просто концепция, изобретение мозга, придающее мысли видимость физической формы. Нечто, что Бутыл потом сможет сломать.
   "Да уж, просто. Но необычайно опасно. Мы, маги, сумасшедшие, если играемся с этим, упорствуем в создании заблуждений, которыми управляем, которые изменяем и корежим одним усилием воли.
  Сила - кровь.
  Кровь - сила.
  И кровь эта принадлежит одному из Старших Богов..."
  Шипение Каракатицы. Маг моргнул, кивнул и поспешил придать Меанасу форму. Туманы, пронизанные клочьями темноты, поползли по каменистой почве, зазмеились между руинами, а саперы пошли вперед, скрытые, незримые.
  Буты шагал в нескольких шагах позади них. Сами солдаты могли видеть, иллюзии не смущали их чувств. Обыкновенно иллюзии одно- или двумерны, а если поглядеть с иной стороны, ничего не увидишь. Конечно, настоящие мастера способны завивать свет на все стороны, формировать нечто, кажущееся физически ощутимым, двигающееся как должно, отбрасывающее тень, даже вздымающее иллюзорную пыль. Уровень Бутыла и близко к такому не поднимался. Балгриду вот удается. Едва - едва, это верно, но все же... впечатляет.
   "Ненавижу магию этого рода. Точно, она потрясает. Иногда приятно поиграться, но не сегодня, когда жизнь и смерть застыли на грани".
  Они перекинули доски через выкопанный солдатами Леомена узкий ров и подошли к стенам.
  
  ***
  
  Лостара Ииль подошла к Тене Баральте. Он стоял за частоколом, позади теснились ряды армии. Лицо прежнего ее командира выразило удивление.
  - Не думал увидеть тебя снова, капитан.
  Она пожала плечами: - Я растолстела, разленилась.
  - Твой Коготь - человек непопулярный. Было решено, что ему лучше остаться в своем шатре, на неопределенное время.
  - Не возражаю.
  В темноте можно было различить сгусток еще более темный. Он зловеще быстро приближался к стене города.
  - Ты готова, капитан, - спросил Баральта, - окровавить сегодня свой меч?
  - Вы даже не представляете, как готова, командир.
  
  ***
  
  Хеллиан следила, как магия подбирается все ближе к И'Гатану, и ее одолевали головокружение и тошнота. Это же И'Гатан? Она повернулась к стоявшему сзади сержанту. - Что за город? И'Гатан? Я все о нем знаю. Здесь малазане умирают. Кто ты? Кто ведет подкоп под стены? Где осадные орудия? Что это за осада такая?
  - Я Смычок. А ты кажешься пьяной.
  - Да ну? Ненавижу бои. Снимите с командования, закуйте в цепи, найдите темницу. Только без пауков! Найдете того ублюдка, что пропал, закуйте рядом со мной, чтоб дотянуться смогла. Мечтаю ему глотку перегрызть!
  Сержант молча смотрел на нее. Хеллиан оглянулась. Хоть этот не качается влево - вправо. Почти.
  - Ты ненавидишь сражения, но хочешь грызть глотку?
  - Не путай меня, Стручок. И так запуталась.
  - Где твой взвод, сержант?
  - Где-то там.
  - Где твой капрал? Как его имя?
  - Урба? Не помню.
  - Дыханье Худа!
  
  ***
  
  Пелла заметил, что его сержант перекинулся словом с Бордюком. Командир Шестого взвода имел в подчинении только троих - Замазку, Ибба и капрала Хабба; остальные ушли либо к магам либо к саперам. Да и в Пятом взводе Геслера остались лишь двое - сам Пелла и Правд. План состоит в соединении за проломом. Это тревожило Пеллу. Лучше бы слиться с теми, кто попадется, и плевать на "боевые порядки".
  Бордюк тянул себя за бороду, будто хотел вырвать. Хабб тоскливо таращился из-за его спины.
  А чертов Геслер выглядит почти скучающим.
  Пела задумался. "В них троих что-то странное. Геслер, Буян и Правд. Не только необычная золотистая кожа, нет..." Да, он сблизился с Правдом - парень до сих пор кажется простачком с широко раскрытыми глазами, хотя столько всего повидал. Проклятая галера, "Силанда", посланная Адъюнктом на север, куда-то в Кансийское море. Или на запад. С ним ушли вспомогательный флот и целый эскорт дромонов. Троица плавала на ней, делила палубы с отрезанными, но живыми головами - и кое-чем похуже в трюме.
  Пелла снова ощупал меч. Недавно он привязал к рукояти новый кожаный ремешок. Слишком длинный, пожалуй. И он еще не намочил его - вдруг к началу боя кожа окажется слишком мокрой. Затем снял с плеча арбалет, взял в руку стрелу, готовясь быстро взвести ворот, едва прозвучит приказ.
   "Кровавые моряки. Лучше бы я записался в простую пехоту. Надо перевестись. Еще лучше бы не записываться вообще. Черепной Чаши было более чем достаточно. Проклятие. Нужно было убежать, вот что нужно было..."
  
  ***
  
  Ночной ветер тихо свистел. Корабб, Леомен, Л'орик, Воробушек и отряд стражи стояли на тихо качающейся платформе, на вершине башни дворца. Город простерся во все стороны, пугающе темный и молчаливый.
  - Куда смотреть, Леомен? - спросил Л'орик.
  - Погоди, друг... о, вон! - Вождь ткнул пальцем в сторону крыши здания, ближайшего к западной стене. На плоской крыше мелькнул огонек потайного фонаря. И пропал.
  - И там!
  Другой здание, другой огонек.
  - Еще! Они повсюду! Фанатики! Проклятые идиоты! Возьми нас Дриджна, сработало!
  Сработало? Корабб нахмурился, оскалился. Поймал взгляд Воробушек. Она тут же послала ему воздушный поцелуй. О, как ему хотелось ее убить!
  
  ***
  
  Груды отбросов, битые горшки, вздувшийся собачий труп, россыпи костей - у стены нет ни одной ровной пяди земли. Бутыл почти наступал на пятки саперам: первый уступ, хрустят под сапогами куски кирпича, затем крики боли и ругань - кто-то наступил на осиное гнездо (лишь темнота спасла неудачника от мгновенной гибели - осы были сонными). Бутыл удивился, почему они вообще вылетели, но тут же увидел, что натворил солдат. Он подпрыгнул на скале и провалился ногой в самое сердце улья.
  Бутыл моментально опустил Меанас и нырнул в мельтешащие искорки осиных душ, успокаивая гнев и страх. Лишившиеся колдовского укрытия саперы на ближайших к стене уступах заскакали, словно испуганные жуки - прикрывшая их "стена" вдруг пропала. Эта группа успела к настоящей стене гораздо быстрее прочих. Они присели, освобождая связки морантских припасов.
  Бутыл скрючился рядом с Каракатицей. - Темнота вернется, - прошипел он. - Извините, но будь это черные осы, Навроде уже помер бы.
  - Не на того катишь. Это я ступил в клятое гнездо.
  - Сколько укусов?
  - Два, три - правая нога онемела, но сейчас лучше, чем пятнадцать ударов сердца назад.
  - Онемела? Карак, это плохо. Как только закончим здесь, сразу ищи Замазку.
  - Понял. А теперь заткнись, мне нужно сосредоточиться.
  Сапер вытащил из мешка связку припасов: две стянутых воедино долбашки, словно пышные женские груди, под ними две похожих на копья зажигательных хлопушки. Осторожно положив заряды на землю, Каракатица оглядел основание стены. Вынул из земли несколько кирпичей и камней, сформировав угловатую дыру, достаточную, чтобы поместить разрушительное устройство.
   "Это было самое легкое", напомнил себе Бутыл, следивший, как сапер кладет заряд в углубление. "Теперь пора капать кислоту на воск". Он глянул по сторонам - саперы у основания стены занимались тем же делом. - Не опереди остальных, - сказал маг.
  - Что умею, то умею, дружок. Знай свои чары, меня не тревожь.
  Заткнувшийся Бутыл снова начал оглядываться. Глаза его широко раскрылись: - Эй, что он делает? Карак, что делает Хрясь?
  Ветеран оглянулся и выругался: - Боги подлые...
  Сапер из взвода Корда припас не один, а три заряда - целый мешок, топорщащийся от долбашек и хлопушек. Блестя глазами и огромными зубами, он с трудом вытащил их и, перевернувшись на спину, положив заряды на живот, начал карабкаться в небольшой провал в стене. Послышался явственный треск - его затылок стукнулся о камни.
  Каракатица был уже рядом. - Ты! - зашипел он. - Сошел с ума? Вынь чертову штуку!
   Улыбка солдата угасла. - Но я сам ее сделал!
  - Тише, идиот!
  Хрясь перекатился на живот и затолкал массу припасов под стену. В правой руке появился крошечный блестящий флакон. - Сейчас все увидите! - прошептал он, снова расплывшись в улыбке до ушей.
  - Стой! Не сейчас!
  Шипение, курящийся дымок...
  Каракатица вскочил и побежал, приволакивая правую ногу. - ВСЕМ! НАЗАД! БЕЖАТЬ, ДУРНИ! БЕЖАТЬ!!! - орал он.
  Солдаты рассыпались. Бутыл был одним из первых. Хрясь пронесся мимо, словно колдун не бежал, а стоял на месте; нелепо длинные ноги дико вздымались в воздух, мелькали узловатые коленки, громадные сапоги молотили, как жнецы по гумну. Некоторые заряды остались не пущенными в дело, другие валялись в нескольких шагах от стены. Мешки с жульками, горелками и дымками попадались под ноги. "О боги, дело дрянь..."
  Крики со стены - голоса выражали растущую тревогу. Хлопнула баллиста; ее заряд накрыл толпу саперов. Бутыл ясно услышал стук и треск камней о землю.
  БЫСТРЕЕ... Он оглянулся через плечо и увидел ковыляющего Каракатицу. "Возьми нас Худ!" Бутыл затормозил, повернулся и поспешил к саперу.
  - Идиот! Вперед!
  - Обопрись на плечо...
  - Ты только что убил себя...
  Каракатица был не малышом - Бутыл зашатался, но все-таки побежал.
  - Двенадцать! - прохрипел сапер.
  Маг в панике озирал почву под ногами. "Где укрыться..."
  - Одиннадцать!
  Выход старого фундамента, солидный слой камня. Туда, десять шагов, девять...
  - Десять!
  Еще пять шагов - да, там хорошо - яма в склоне...
  - Девять!
  Два шага, вниз. Каракатица завопил: - Восемь!
  Ночь исчезла под градом пылающих огней. Солдаты упали за известняковое укрытие, в гущу гнилых растений. Земля поднялась навстречу - божий апперкот - и воздух покинул легкие Бутыла.
  Похоже, обрушилась гора. Стена песка, камней, огня, и над ней - сотни огненных языков...
  
  ***
  
  Сотрясение почвы сбило Лостару Ииль с ног через миг после того, как она удивленно уставилась на взводы морских пехотинцев, бешено мчащиеся от линии частокола. Они тоже все попадали, откатились назад перед нагрянувшей воздушной волной. Множество разрывов, беспорядочные всполохи пробежали вдоль стены... и тут удар молота выбил воздух из ее груди, повалил на землю.
  Камни летели почти горизонтальным градом, словно их выпустили из катапульты, ударяли в доспехи, глубоко врезались в плоть - треск костей, вопли...
  ... свет замигал и погас, сменившись очагами пожаров, видимых сквозь широченный пролом в стене И'Гатана. Оказавшаяся почти на линии его середины Лостара Ииль оперлась на локоть, храбро не обращая внимания на камнепад - и увидела, как медленно рушатся остатки стен, обваливаются этажи зданий, языки пламени рвутся в окна, будто гибнущие души...
  С неба теперь падали также куски тел.
  
  ***
  
  Стоявшие на вершине башни дворца Корабб и вожди мятежников упали. Сопровождавший их стражник перевалился через низкий парапет и с еле слышным воплем исчез из вида; башня зашаталась, вокруг нарастал рев, словно ярость тысячи демонов; тяжелые камни врезались в стену башни, более мелкие отскакивали, сокрушая здания внизу. Зловещий треск и стон башни заставил Корабба ногтями вцепиться в кирпичи. Он пополз к люку.
  - Рушится!
  Двое достигли выхода раньше его. Леомен и Воробушек.
  С треском и шорохом платформа башни начала неумолимо крениться. Поднялись клубы душной пыли. Корабб нырнул в люк головой вниз, подобно Леомену и малазанке змеей пополз по извитой лестнице. Левая пятка Корабба задела за чью-то челюсть. Послышался крик Лорика, ругань на неведомом языке.
  Этот взрыв - крушение стены - о боги, никогда он такого не видел. Как можно бороться с малазанами? Вся их клятая морантская взрывчатка, веселое пренебрежение правилами честного боя...
  Он запинался, шатался, полз через кучи мусора на полу главного уровня дворца - залы с левой стороны пропали, их снесла падающая башня. Увидел торчащую из-под провалившегося потолка ногу - странным образом чистую, даже без следов крови.
  Корабб закашлялся и встал. Глаза болели, тел покрыли бесчисленные синяки. Леомен был уже на ногах, счищал с одежды пыль штукатурки. Лорик и Воробушек с трудом выкарабкивались из груд кирпича и деревянных обломков.
  Молотильщик блеснул глазами: - Может быть, башня была не лучшим местом. Идемте, надо оседлать коней - если они уцелели - и скакать к Храму!
   "Храму Скалиссары? Но зачем? Почему?"
  
  ***
  
  Стук падающего гравия и шлепки более тяжелых камней, клубы пыли, душная жара. Бутыл открыл глаза. Повсюду шелуха себара, в носу свербит от тяжелого духа мякоти. Сок этих фруктов считается деликатесом - но не в такой концентрации - он понял, что никогда больше не захочет пить эту гадость. Стон из - под мусора, где-то слева. - Карак? Ты там?
  - Нога больше не немеет. Удивительно, что способен делать ужас.
  - А ты уверен, что нога еще при тебе?
  - Уверен.
  - Ты досчитал до восьми!
  - Что?
  - Сказал "восемь". И - бум!
  - А ты надеялся на "один"? У какого Худа мы в яме?
  Бутыл начал вылезать на поверхность, удивляясь, что оказался невредимым. Ни царапины.
  - В яме живых, сапер.
  Первый взгляд на пространство перед стеной не принес понимания. Слишком много света. Ведь была ночь? И тут он увидел в грудах развалин солдат - одни извивались от боли, другие вставали, кашляя, сбивая пыль с мундиров.
  Пробоина в южной стене города оказалась шириной в треть расстояния от углового бастиона до центральных ворот. Многие здания обрушились, а те, что еще стояли, ярко освещали окрестности огнями пожаров - хотя, на второй взгляд, большинство очагов возгорания образовалось от множества брошенных саперами горелок. Языки пламени плясали на потрескавшихся камнях, словно искали, куда перескочить после истребления всего деревянного.
  Оседающая пыль заставляла этот заполошный свет постепенно слабеть. Каракатица вылез из завала, стряхивая с доспехов гнилые фрукты. - Нам скоро в ворота - боги, когда я поймаю Хряся....
  - Вставай в строй, Карак. Эй, вижу Смычка... и наш взвод...
  
  ***
  
  Зазвучали рога. Солдаты спешили выровнять линию. Снова упала тьма - прогорели последние пожары в бреши. Под бесконечным дождем пепла кулак Кенеб подошел к строю атакующих; офицеры шли вокруг него, выкрикивая приказы. Во главе уже начавшей движение колонны он увидел Тене Баральту и капитана Лостару Ииль.
  Саперы напутали, это ясно. Некоторые назад не вернутся. "Проклятые дураки! Там ведь даже не было обстрела!"
  Пролом уже остывал, хотя по сторонам еще пылали особо прочные развалины. - Первый, второй, третий взводы, - крикнул Кенеб капитану Фаредан Сорт. - Первой идет тяжелая пехота.
  - Морпехи уже внутри, Кулак.
  - Знаю, капитан, но их нужно прикрыть, если дело пойдет плохо. Ведите.
  - Слушаюсь.
  Кенеб взглянул на склон над дальней стороной дороги и заметил несколько приближающихся людей. Адъюнкт, Т'амбер, Нил и Нетер. Кулак Блистиг, вождь Желч. Кулак Темул, вероятно, во главе конницы окружает город. Существует вероятность, что Леомен бросил соратников на произвол судьбы и попытается сбежать. Такое случается чаще, чем думают...
  - Сержант Корд!
  Вызванный солдат подбежал. Кенеб заметил на потрепанной кольчуге значок Ашокского полка, но предпочел не делать замечаний. Пока. - Ведите внутрь среднюю пехоту - с седьмого по двенадцатый взводы.
  - Слушаюсь, Кулак. Будем кусать тяжелых за пятки.
  - Отлично. Нас ждут уличные бои, сержант - если не думать, что ублюдки сейчас сдадутся.
  - Я бы не удивился, Кулак.
  - И я тоже. Идите, сержант.
  Наконец - то его отряды пришли в движение. Конец ожиданию. Четырнадцатая идет в бой. "Худ, погляди сегодня в другую сторону. Очень прошу".
  
  ***
  
  Бутыл и Каракатица присоединились к своему взводу. Сержант Смычок тащил тяжелый арбалет с вставленной стрелой и натянутой тетивой.
  - Есть путь через огонь, - пропыхтел он, вытирая пот со лба, и сплюнул. - Корик и Тарр - впереди. Карак - сзади, не выпускай из рук жульки. Мы с Улыбой идем в середине, Бутыл - за нами.
  - Еще иллюзий, сержант?
  - Нет, я хочу от тебя иного. Выпускай крыс, голубей, ящериц, пауков и кто там у тебя еще есть, Худа ради. Мне нужно заглянуть туда, куда наши глаза не достанут.
  - Ожидаем ловушки?
  - Для нее приготовлен взвод Бордюка. Первые в проломе, черт их дери. Вперед, по их следу!
  Они потрусили по неровной, заваленной обломками земле. Луна с трудом светила сквозь тучи пыли. Бутыл напрягал все чувства, отыскивая впереди живое - но находил лишь умирающее, страдающее, заваленное кучами кирпича или лишившееся сознания от взрывной волны. - Нужно выйти за пределы зоны взрыва, - сказал он сержанту.
  - Точно, - кинул Смычок через плечо. - Я так и задумал.
  Он вышли на край широкого, правильной формы кратера, сотворенного припасами Хряся. Взвод Бордюка уже карабкался по противоположному склону. Бутыл увидел, что этот склон представляет собой ярусы давно похороненных руин, упавших на полы потолков, разломанных стен, сползающих на дно кусков черепицы и плит. Балгрид и Навроде пережили взрыв - но скольких саперов и взводных магов они потеряли? Некий инстинкт подсказывал ему, что Хрясь тоже выжил, так что Бордюка и его взвод ожидает немало тяжелых минут.
  - Направо, - скомандовал Смычок. - Мы обойдем и окажемся впереди них!
  Бордюк, уже влезший на три четверти высоты склона, расслышал эти слова и обернулся: - Ублюдки! Балгрид, шевели толстым задом, Худ тебя дери!
  Корик отыскал путь вокруг кратера, Бутыл и остальные пошли за ним, перебираясь через кучи обломков. Бутыл слишком старался удержаться на ногах, поэтому времени ощутить мириады мелких жизней вокруг не было. Он надеялся, что позже ему это удастся.
  Продвижение полукровки - сетийца внезапно замедлилось. Маг поднял голову, понял, что Корик встретил препятствие - широкую трещину, открывшую взорам подземный этаж, высотой в рост человека. На пыльных плитках перекошенного пола можно было различить желтых птиц в полете. Из-за сильной деформации здания казалось: они летят вниз.
  Корик оглянулся на Смычка: - Вся плита шевелится, сержант. Не уверен, что она выдержит наш вес.
  - Возьми нас Худ! Ладно, Улыба, давай веревку.
  - Я ее бросила, - скривилась женщина. - Пока бежала. Слишком тяжелая...
  - А я подобрал, - вмешался Каракатица, снимая моток с левого плеча и передавая по цепочке.
  Смычок сделал шаг и двинул Улыбе кулаком в челюсть. Голова ее откинулась, глаза расширились от шока, а потом - от ярости. - Ты несешь то, что я приказал нести, - сказал сержант.
  Корик подобрал конец веревки, отошел на несколько шагов, разбежался - и перескочил расщелину. Ему удалось приземлиться на самом краю провала. Однако стало очевидным, что Тарр или Каракатица никогда не смогут прыгнуть так далеко.
  Смычок выругался. - Кто сможет прыгать как Корик - прыгайте. И больше снаряжение не бросать!
  Через мгновение Бутыл и Улыба приземлились за спиной Корика и натянули веревку. Сержант, захватив два мешка с морантскими припасами, полез по веревке; мешки свесились вниз, но он привязал их так, чтобы они не стучали друг о друга. Едва сержант ступил на край провала, Бутыл отпустил веревку и пошел помогать.
  За ним пошел и Каракатица. Затем Тарр обвязался веревкой и прыгнул в провал, сильно натянувшейся под его немалым весом. Раздался лязг оружия и доспехов. Взвод вытянул капрала вверх.
  - Боги, - просипел Каракатица. - Он весит не меньше клятого бхедрина!
  Корик смотал веревку, с ухмылкой бросил ее Улыбе. Взвод возобновил продвижение, перебравшись через кучу мусора в полуразваленную конюшню или склад. За обрушенной стеной завиднелась улица.
  Бордюк и его взвод уже вышли на нее, рассыпались, готовя самострелы. Бородач -сержант шел впереди, капрал Хабб на два шага сзади него, справа. Ибб двигался так же, но слева; за ними шли Тавос Понд и Балгрид, далее Замазка. Замыкал отряд сапер Навроде. Классический строй морской пехоты.
  Здания по сторонам были темными, тихими. Что-то в них странное, подумал Бутыл. Он пытался понять, что именно... "нет ставней - все окна открыты. Как и двери... каждая дверь, вот как..."
  - Сержант...
  Стрелы полетели из боковых окон верхнего этажа, и одновременно десятка два людей вскочили из дверей, завывая, подняв копья и скимитары, выставив щиты. Стрелки не заботились о нападающих: двое закричали, поймав телами зазубренные острия.
  Бутыл смотрел и видел: Бордюк поворачивается, из левого глаза торчит древко, вторая стрела вонзена в шею. Брызнула кровь, солдат зашатался, хватаясь руками за лицо, царапая горло. Капрал Хабб согнулся, обняв стрелу, торчащую из живота, упал на камни мостовой. Ибб получил стрелу в левое плечо; он тащил ее, яростно ругаясь - и тут подскочил вражеский воин, резанул скимитаром поперек лица. Шлем вогнулся, захрустела кость, потекла кровь. Солдат опустился на землю.
  Солдаты Смычка схватились с дюжиной воинов. Бутыл понял, что угодил в самую гущу: Корик слева отбивает длинным мечом вражеский скимитар, вонзает острие в шею; вопящее лицо надвигается на мага, словно враг решил порвать его зубами... Бутыл задрожал, увидев во взгляде мятежника безумие, потянулся разумом, нырнул в мальстрим злобных мыслей - всего лишь ломаных отрывков, окрашенных черной яростью - нашел самую примитивную часть мозга, сжег своей силой способность к координации движений. Враг согнулся, задергал руками и ногами.
  Бутыл покрылся холодным потом. Хотелось вытащить оружие; он отошел на шаг, но с собой оказался лишь короткий тесак.
  Бой шел со всех сторон. Крики, лязг металла, звяканье кольчужных колец, хрип, пыхтение.
  И поток стрел.
  Одна ударила Смычка в шлем, заставив упасть на колени. Сержант быстро повернулся, встал, поднимая арбалет. В окнах здания напротив стало заметно скопление стрелков.
  Бутыл схватил Корика за перевязь. - Назад! Все! У Скрипа долбашка! Назад!
  Сержант поднял оружие к плечу, прицелился...
  До них дошла тяжелая пехота. Бутыл заметил Таффо из взвода Мозеля - тот ворвался в толпу врагов и оказался в десяти шагах от здания - цели Смычка.
  ... арбалет дзинькнул, утолщенная стрела пошла верх, в пасть окна.
  Бытыл растянулся, закрыл голову руками...
  Верхний этаж взорвался, повалились целые секции стен, упали на улицу. Под Бутылом затряслась мостовая.
  Кто-то перекатился по нему. Маг ощутил, как рука стала горячей и влажной. Остро завоняло калом и желчью.
  Очертания камней мостовой. Жалобные причитания, языки пламени. Еще один громкий гул - это здание провалилось до подвалов. Ближайшая стена застонала и рассыпалась. Наступила тишина - если не считать отдельных стонов.
  Бутыл поднял голову. Рядом лежал капрал Хабрин - вернее, лишь верхняя его часть. Безжизненно смотрели в прорези шлема глаза, кишки вились по мостовой. Отпрянув, Бутыл пополз на руках по усеянной обломками камня улице. На месте схватки Таффо с кучкой воинов ныне лишь куча кирпича, из которой торчат неподвижные руки.
  Мимо прошел Корик, он вонзал меч в лежащие тела. Бутыл заметил и Улыбу, держащую в каждой руке по окровавленному ножу.
  Тела на улице. Некоторые медленно вставали, качали головами, сплевывали кровь. Бутыл скорчился, дернулся и выблевал на мостовую.
  - Скрипач! Ублюдок!
  Бутыл закашлялся, но желудок вроде бы на мгновение успокоился. К Смычку приближался сержант Мозель.
  - Мы сделали бы их! Мы уже входили в дом!
  - Так войдете вон в тот! - заорал Смычок, ткнув пальцем в здание на другой стороне. - Они просто отступили. Еще миг - и посыплются стрелы...
  Мозель выругался и послал оставшихся солдат - Поденку, Острячку и Уру Хелу - в сторону дверей здания. Они тяжело двинулись.
  Смычок вставлял в арбалет новую стрелу, на этот раз с жульком. - Балгрид! Кто остался в твоем взводе?
  Дородный маг дернулся. - Что? - заорал он. - Не слышу? Что?
  - Тавос Понд!
  - Здесь, сержант. Остался Навроде, Балгрид - но у него кровит из ушей. Замазка плох, но выживет - если вовремя исцелить. Мы выходим...
  - Худа вам выходите. Положите Замазку на видное место - подберет другой взвод. Остальные за мной.
  - Балгрид оглох!
  - Лучше бы онемел. Ты не помнишь условных жестов? Пусть и он вспомнит! Бутыл, помоги Тарру. Карак, иди с Кориком к тому углу, ждите нас. Улыба, вставь стрелу - держись начеку, проверяй крыши, глаз у тебя острый.
  Бутыл встал и поспешил к Тарру. Тот вылезал из груды обломков - на него обрушилась стена, но тяжелые доспехи и щит, похоже, смягчили удары. Поток брани, но никаких стонов. - Эй, возьми меня за руку...
  - Я в порядке, - ответил капрал, фыркая и отряхивая ноги. Он все еще сжимал меч, на конце которого виднелся кусок скальпа, пыльного и роняющего красные капли. - Погляди¸- взмахнул он мечом, показывая на улицу. - Тут даже Карак заткнулся.
  - У Скрипа не было выбора, - сказал Бутыл. - Слишком много стрел.
  - Я не жалуюсь. Совсем нет. Видишь, погибли Бордюк и Хабб? На их месте могли быть мы, если бы добежали первыми.
  - Возьми Бездна, я не подумал.
  Подошел взвод средней пехоты сержанта Корда (Ашокский полк и все такое). - Что тут случилось, во имя Худа?
  - Засада. Сержанту Смычку пришлось снести здание. Долбашкой.
  Корд вытаращил глаза: - Кровожадные моряки, - прошептал он и пошел к сутулившемуся Смычку. Бутыл и Тарр пошли за ним.
  - Вы встанете в строй? Мы пойдем сзади...
  - Мы готовы. Пошли весть: впереди много засад. Леомен желает, чтобы мы кровью залили каждую улицу. Возможно, кулак Кенеб решит послать вперед саперов под прикрытием морской пехоты - чтобы сносить здания. Это лучший способ.
  Корд оглянулся. - Лучший способ. Боги сохраните. Капрал Шип, ты слышал. Иди к Кенебу.
  - Слушаюсь, сержант.
  - Синн, - сказал Корд показавшейся рядом девчонке, - убери нож. Он уже мертв.
  Та оглянулась и отрезала у мертвого воина указательный палец. Подняла к глазам, осмотрела и кинула в сумку.
  - Хорошие у вас девушки, - заметил Смычок. - Нам бы такую. Тогда.
  - Шип! Стой! Пошлем с донесением Синн.
  - Не хочу назад! - крикнула Синн.
  - Тем хуже. - Корд поглядел на Смычка. - Мы сомкнемся с пехотой Мозеля. Позади вас.
  Смычок кивнул: - Да. Ладно, взвод, попробуем другую улицу, а?
  Бутыл едва удержался от нового потока рвоты. Поплелся вслед за сотоварищами. "Боги, как тут грязно".
  
  ***
  
  Сержант Геслер просто нюхом чуял неприятности. Ночь. Зияющие тьмой окна, распахнутые двери, звуки схваток из улиц и переулков. Но перед его взводом ни движения, ни шепотка - вовсе ничего и никого. Он поднял правую руку, согнул два пальца вниз. Шаги сзади - одна пара сапог слева, другая справа - замолкли. Солдаты встали у стен зданий. Слева был Правд, справа - Пелла; вставленные арбалеты, глаза устремлены на крыши и окна верхних этажей.
  Другой жест - и Песок подобрался, присел рядом. - Ну? - потребовал Геслер. В тысячный раз он сожалел, что с ними нет Буяна.
  - Плохо дело. Засады.
  - Да. А где наши? Пойди назад, позови Моака со взводом, позови Тагга - мне нужно, чтобы тяжелая пехота очистила дома, пока оттуда нам не задали. С нами есть саперы?
  - Во взводе Фома Тисси есть, - ответил Песок. - Ловкач, Прыг и Гупп. Хотя все они решили стать саперами сегодня, звона два тому назад.
  - Великолепно. У них есть припасы?
  - Да, сержант.
  - Безумие. Ладно. Приведи и взвод Фома. Я уже слышал одну долбашку - может, и нам они потребуются.
  - Ясно, сержант. Я скоро буду.
  Недоукомплектованные взводы в чужом, враждебном городе, ночью. Не сошла ли Адъюнкт с ума?
  
  ***
  
  Пройдя десяток шагов, Пелла низко присел, прижался спиной к глинобитной стенке. Ему показалось движение в высоком окне напротив, но он не был уверен - не настолько, чтобы звать на помощь. Может, это занавес или что-то подобное пошевелил ветерок.
   "Только ветра здесь нет".
  Не сводя глаз с этого окна, он поднял самострел.
  Ничего. Просто темнота.
  Вдалеке взрывы - жульки, подумал он. Где-то на юге. "Ожидалось, что мы пройдем по городу как таран. А вот сидим, увязли, не взяв одного ряда улиц. Думаю, Геслер стал слишком осторожным".
  Он услышал лязг мечей, доспехов, топот ног - прибыли новые взводы. Отведя взор от окна, Пелла стал смотреть, как сержант Тагг ведет пехоту к зданию на другой стороне улицы. Трое солдат Фома Тисси осторожно прошли в дверные проемы дома, у которого сидел сам Пелла. Прыг, Гупп и Ловкач. Пелла видел у них в руках жульки - и больше ничего. Он пригнулся еще ниже и снова поглядел на "свое" окно - ругаясь под нос, нетерпеливо ожидая, когда внутрь швырнут хоть одну гренаду.
  На той стороне взвод Тагга продвигался внутри здания. Послышался шум, лязг оружия, резкие крики...
  Раздались новые крики, на этот раз за спиной Пеллы. Трое саперов ворвались в дом. Пелла досадливо подумал: "Не так! Не несите их в дом, просто швырните!"
  Громкий треск. Стена затряслась, посыпался песок. Внутри дома закричали. Еще одно сотрясение - упав на землю, Пелла глянул на окно... поймал мгновенный блеск...
  ... почувствовал удивление...
  ... когда стрела вонзилась в плоть. Разрывающий треск. Голова откинулась, шлем ударился о стену. Что-то шевелились на краю зрения - но поле его зрения быстро сужалось. Он слышал, как арбалет лязгнул о мостовую, почувствовал слабую боль, когда колени коснулись камня, ободралась кожа. В детстве с ним было такое, на улице. Тогда он споткнулся, колени врезались в грязную, мокрую мостовую...
  Какая грязь, рассадник заразы, инфекции - мать так сердилась, сердилась и пугалась. Им пришлось идти к лекарю, тратить деньги - а деньги копили на переезд. В лучшую часть трущоб. Мечта... исчезла, и все потому, что он споткнулся.
  И сейчас так же. Темнота приливала.
   "Ох мама, я ободрал коленки. Прости. Мне так жаль. Я ободрал коленки..."
  
  ***
  
  Когда здания по сторонам улицы начали разрушаться, Геслер присел. Оглянулся назад - и увидел Пеллу. Из его лба торчала стрела. Солдат опустился на колени; еще миг - выпало оружие, и сам он упал на бок.
  В доме взрывались жульки, потом и кое-что похуже, горелка. Из нижних окон вырвались языки алого пламени. Вопль - кто-то вышел наружу, размахивая объятыми огнем руками. Малазанин. Он побежал, шатаясь, прямо на взвод Моака...
  - Прочь! - заорал Геслер, вскакивая и поднимая самострел.
  Моак сорвал плащ - его солдаты побежали к горящему собрату... они не видят... мешок, припасы...
  Геслер выстрелил. Стрела ударила сапера в живот. Но морантские припасы уже взорвались.
  Сержант упал, ударенный волной в грудь, перекатился и снова встал.
  Моак, Дырокол, Гуляка. Горелый, Как, Тина. "Все мертвы, одни ошметки и ломаные кости". В подножие стены ударился шлем с головой внутри, бешено завертелся и вскоре замер.
  - Правд, ко мне! - Геслер махнул рукой, уже метнувшись к дому, в которое вошли пехотинцы. Звуки боя становились все громче. - Видел Песка? - спросил он, перезаряжая самострел.
  - Н...нет, сержант. Пелла...
  - Пелле конец, парень. - Он увидел Фома Тисси и остаток его взвода - Тюльпана и Яра - спешащих к двери вслед за Таггом. "Хорошо, у Фома есть мозги..."
  Проглотившее Ловкача, Прыга и Гуппа здание превратилось в огненную массу. Жар истекал от него, будто от расплава в кузнице. "Боги, что они такое применили?"
  Он нырнул в дверь и резко встал. Дни побед сержанта Тагга миновали навеки - он лежит, из груди торчит копье. Изо рта тянется струйка кровавой желчи. В противоположной двери лежит Робелло, с раздробленной головой. Было слышно, что остальные где-то сражаются.
  - Держись сзади, Правд, - сказал Геслер, - прикрой нас арбалетом. Тисси, идем.
  Сежант кивнул, махнул рукой Тюльпану и Яру.
  Они вошли в коридор.
  
  ***
  
  Хеллиан наткнулась на вдруг вставшего Урба - словно налетела на стену. Замахала руками, упав на спину. - Ох! Кровавый бычара!
  Вокруг замелькали солдаты. Они выбегали с улиц, неся раненых товарищей.
  - Кто? Что?
  Рядом присела женщина. - Ханно. Мы потеряли Собелоне, сержанта. И Толя. Засада...
  Положив руку на плечо Ханно, Хеллиан смогла встать. Потрясла головой: - Понятно. - Что-то холодное и жесткое словно выпрямило ее, будто спина стала мечом или копьем. "Или еще чем-то несгибаемым. Ладно, его можно согнуть, но не сломать. Боги, меня тошнит". - Присоединяйся к моему взводу. Урб, какой у нас номер?
  - Ни малейшего понятия, сержант.
  - Неважно. Ты наша, Ханно. Засада? Отлично. Идем к этим уродам. Нерв, Увалень, вытаскивайте краденые гренады...
  Братья героически попытались изобразить невинность и праведный гнев. Потом вынули припасы. - Это всего лишь дымки, сержант. Еще одна хлопушка, и все, - сказал Нерв.
  - Дымки? Прекрасно. Ханно, веди нас к дому, из которого напали ублюдки. Нерв, бросишь свой из-за ее спины. Увалень, ты сделаешь то же. Мы не станем осматриваться, не станем даже соблюдать осторожность. Мне нужна быстрота. Быстрота.
  - Сержант?
  - Что такое, Урб?
  - Ничего. То есть... я готов.
   "Хорошо, хоть один готов. Как я ненавижу этот город!" - Готовьте оружие, солдаты, пришло время убивать.
  Они двинулись.
  
  ***
  
  - Все остались позади, - произнес Гвалт.
  - Кончай нытье, - бросил ему сержант Бальзам, утирая пот и грязь. - Мы просто поможем им. - Он метнул взгляд на своих солдат. Тяжелое дыхание, мелкие порезы - и всё. Они быстро и жестко пробились сквозь свою засаду. Все. Это ему нравится.
  Сейчас они попали на третий этаж. Пол завален обрывками тканей - целое состояние в шелках. Лоб сказал, они привезены из Даруджистана и других мест. Чертово состояние, да только все измазанное кровью, смешанное с кусочками плоти.
  - Надо бы проверить чердак, - предложил Горлорез. Он изучал зарубки на своих тесаках. - Вроде слышал шум какой-то.
  - Ладно. Идите с Наоборотом. Мертвяк, на лестницу...
  - Вверх? Это просто стремянка.
  - Отлично. Худом трахнутая стремянка. Лезьте по одному, прикрывайте переднего. Услышите любой скрип сверху - проверяйте, но сначала мне сообщите. Понятно?
  - Понятно. Как два пальца, сержант.
  - Хорошо. Вы трое пошли. Гвалт, встань у окна, следи за другим домом. Лоб, то же самое с другим окном. Дерьмо еще не кончилось, а нам надо дойти живыми.
  Через некоторое время шаги над головой прекратились. Мертвяк крикнул в люк, что Горлорез и Наоборот спустятся. Еще дюжина ударов сердца - и все трое оказались в комнате. Горлорез присел рядом с Бальзамом. - Сержант, - прошипел он.
  - Чего?
  - Мы что-то нашли. Нам не понравилось. Тебе тоже нужно поглядеть.
  Бальзам вздохнул и встал. - Гвалт?
  - Они там, на всех трех этажах.
  - Лоб?
  - То же самое. И на крыше человек с фонарем.
  - Ясно. Следите. Веди, Горлорез. Мертвяк, спустись в холл. Наоборот, разводи магию.
  Он полез за Горлорезом. Чердак имел низкий потолок. Мелкие комнатушки, стены из твердой глины.
  Горлорез направился к одной такой стене. На полу стояли большие корчаги и бочки. - Вот, нашли, - сказал он, поднимая одну корчагу, показывая сделанное вроде бы из тыквы горлышко.
  - Ясно, - ответил Бальзам. - Только что ясно?
  Солдат пнул одну из бочек: - Эти полные. А вот те корчаги пусты. Все.
  - Ясно...
  - Оливковое масло.
  - Да, город им славен. Продолжай.
  Горлорез бросил корчагу, вытащил нож. - Видишь мокрые пятна на стене? Здесь. - Он поковырял кончиком ножа в глине. - Глина мягкая. Недавно положена. Стены пустые.
  - Ради милостей Фенера, о чем ты?
  - Просто так. Я думал, эти стены - все здание полно масла.
  - Полно масла? Масла?
  Горлорез кивнул.
   "Полно масла? Что это, какая-то система перекачки в подвал? Нет, Худа ради, Бальзам, не будь идиотом". - Горлорез, ты думаешь, другие дома так же нафаршированы? Это твоя мысль?
  - Моя мысль, сержант, что Леомен сделал весь город большой ловушкой. Он ждет, что мы войдем, будем пробиваться все глубже...
  - А как насчет его сторонников?
  - Что насчет них?
   "Но... это же значит..." Он вспомнил лица врагов, фанатизм, блеск пьяного безумия в очах. - Возьми нас Бездна!
  - Нужно отыскать Кулака Кенеба. Или капитанов. Мы...
  - Знаю, знаю. Выходим отсюда, пока тот урод не кинул фонарь!
  
  ***
  
  Беспорядок становился все более беспорядочным. Однако после первого отступления, когда все новые и новые засады начали перемалывать передовые взводы моряков, кулаки Кенеб и Баральта перегруппировали свои роты, послали их занимать дом за домом, улицу за улицей. Где-то впереди, понимал Кенеб, остатки морских пехотинцев все еще ломились, пробиваясь сквозь отряды фанатичных, но плохо вооруженных и совершенно недисциплинированных последователей армии изгнанников Леомена.
  Ему доносили, что они накачаны одуряющими зельями, безумствуют, не обращая внимания на раны, и умирают, не отступая ни на шаг. Честно говоря, он этого и ожидал. Последний бой, героические мученики, смертники. И'Гатан таков, каким был всегда.
  Они возьмут город. Адъюнкт Тавора получит первую чистую победу. Кровавую, жестокую, но явную победу.
  Он стоял на ближайшей к пролому улице, посреди дымящих развалин, и смотрел на поток раненых, лишившихся сознания солдат, которых целители несли в лагерь. Видел свежую пехоту, вливающуюся в пролом, быстро проходящую очищенные районы. Они вливались в бой в центре - малазанский кулак сжимается вокруг Леомена и его последышей, на горле мятежа.
  Капитан Алых Клинков Лостара Ииль провела три взвода к бушующему вдалеке бою. Кулак Тене Баральта стоял неподалеку, разговаривая с капитаном Добряком.
  Кенеб послал капитана Сорт вперед, налаживать контакт с взводами авангарда. Они встретятся у стен дворца. Он надеялся, что дальше все пойдет по плану.
  Шум, крики тревоги - сзади. СНАРУЖИ ПРОЛОМА! Кулак развернулся и увидел огненный вал, вставший над пустым пространством перед стеной, там, где воины Леомена вырыли неглубокий ров. В траншее начали взрываться закопанные сосуды с маслом - раскаленные брызги полетели далеко. Колонна легкораненых разбежалась, но почти всех охватил огонь. Вопли, рев пламени...
  Испуганный взор уловил движение справа, на крыше одного из домов, смотрящих в сторону пролома. Человек с фонарем, в другой его руке пылающий факел - увешанный флягами, окруженный амфорами, он встал на самом краю, распростер руки, начал скидывать ногами сосуды - они оказались привязаны к лодыжкам, и тяжесть падающих корчаг увлекла его за собой.
  На кучу камней в бреши.
  Он упал, исчезнув из вида. Поток пламени полился на улицу...
  И Кенеб заметил на крышах домов, примыкающих к городской стене, новые фигуры. Они бросались вниз. Падение, потом всплески яростного пламени; они все поднимались, сближались, над бастионами вздыбились целые полотнища пожаров. Как будто начался огненный потоп.
   Жара насела на Кенеба, заставила сделать шаг назад. Масло из разбитых кувшинов, таившихся под развалинами стен и в подвалах домов, начало загораться. Брешь в стене стала непроходимой, демонический пожар лизнул мостовую.
  Кенеб оглядывался, его все сильнее охватывал ужас. Он заметил поблизости нескольких скорчившихся в развалинах сигнальщиков. Заорал что есть силы: - Трубите отход! Проклятие, солдаты, трубите отход!
  
  ***
  
  Темул с ротой виканских всадников въехал на склон холма, лежавшего над Лофальской дорогой, к северо-востоку от И'Гатана. Они никого не встретили. Ни одна душа не бежала из города. Конники Четырнадцатой Армии полностью окружили его. Виканы, сетийцы, Горячие Слезы. Бегство невозможно.
  Темул порадовался, поняв, что мысль Адъюнкта течет в том же направлении, что и его собственная. Внезапная атака, как вонзенный в грудь кинжал, удар прямо в сердце проклятого мятежа. Они услышали разрывы морантских припасов - громкие, громче, чем ожидали - и узрели вздымающиеся над южной стеной И'Гатана черные облака дыма.
  На дороге виднелись следы массового исхода горожан, покинувших дома всего несколько дней назад.
  Вспышки пламени, далекий рокот, раскатистей грома. Всадники, как один, повернули головы в направлении города. Стены огня восстали там над камнями стен, над бастионами; за воротами здание за зданием охватывал пожар.
  Темул смотрел, и ум его содрогался от увиденного, от понятого.
  Треть Четырнадцатой Армии уже в городе. Треть.
  И все они почитай что мертвы.
  
  ***
  
  Кулак Блистиг стоял подле Адъюнкта. Внутри нарастала тупая боль - чувство, которое, казалось ему, осталось далеко в прошлом. Но то место, то время словно вернулось. Он стоял на стене Арена, созерцая резню войска Колтейна. Без надежды, без возможности помочь...
  - Кулак, - резко сказала Адъюнкт, - еще солдат на тушение рвов.
  Он вздрогнул, повернулся и махнул рукой вестовой, стоявшей рядом. Она поняла и помчалась передавать приказ. "Залить ров, да. Но... зачем?" Пролом в стене перекрыт стеной пламени. Все больше пожаров возникало в городе, пылали ярусы стен, дома взрывались изнутри, свирепый рев горящего масла нарастал, глиняные кирпичи летели, словно смертельные снаряды. Огонь захватывал здания на главных перекрестках. Вот взлетело на воздух здание около самого дворца, взметнулись ввысь гейзеры горящего масла, рассеивая тьму, обнажая покрытое мрачными тучами небо.
  - Нил, Нетер, - сказала Адъюнкт ломким голосом, - соберите магов - всех - я желаю, чтобы пламя в проломе было потушено. Я желаю...
  - Адъюнкт, - оборвала ее Нетер, - у нас нет сил.
  - Древние духи земли, - уныло добавил Нил, - гибнут, бегут от огня. Сжигающая боль, бегство и смерть. Что-то вот-вот родится...
  Перед их глазами И'Гатан осветился заревом ужасного, бледного, невозможного дня.
  
  ***
  
  Кашляющие, шатающиеся солдаты, легко и тяжелораненые, столпились и давили друг друга - двигаться было некуда. Кенеб взирал на массу своих солдат, и глаза его щипал дым. Семьсот, восемьсот. Где остальные? Он знал.
  Ушли. Умерли.
  На улицах царил огонь, перепархивал с дома на дом, заполнял горячий, мятущийся воздух гласом веселого голода, демонического, алчного, наглого.
  Нужно что-то сделать. О чем-то подумать. Но жара, ужасная жара - легкие сдавило, каждое дыхание приносило режущую, расцветающую в груди боль. Вдох, вдох - но, казалось, сам воздух умер, из него высосана жизнь и взять больше уже нечего.
  Доспехи варили его заживо. Он уже стоял на коленях, как и все вокруг. - Доспехи! - захрипел Кулак, не зная, слышит ли его хоть кто-то. - Снять! Долой доспехи!
   "Боги подлые, эта боль... боль..."
  
  ***
  
  Схватка один на один, лицом к лицу; лезвия скрежещут друг о друга; когда воин сделал резкий выпад, Лостара Ииль поднырнула под вражеский скимитар, повела мечом вверх, достав до горла. Брызнула кровь. Она отступила, отбив кем-то брошенное копье - раздался треск, когда древко разлетелось на осколки. Зажатый в левой руке нож - кетра вонзился в брюхо врага, и она еще и еще раз повернула его в ране.
  Лостара оттолкнула падающего воина, и душу охватило мгновенное сожаление: умирая, оседая на мостовую, мужчина выкрикнул имя женщины.
  Повсюду ярилась битва, три ее взвода сократились до едва ли дюжины солдат, а из ближайших зданий выскакивали все новые фанатики - смертники; двери складов распахнулись, выбитые ногами, на улицу плеснула вонь раскаленного масла, послышалось шкворчание - какой-то гулкий звук, БУМ!!! - и все объяло пламя.
  Оно везде.
  Лостара закричала, предупреждая, и тут же на нее наскочил еще один вражеский воин. Она блокировала ножом его удар, ответила выпадом в горло, носком сапога сняла безжизненное тело с клинка. Его вес едва не вырвал оружие из руки.
  Страшные вопли сзади. Она резко крутанулась.
  Поток пылающего масла с ревом излился из стоящих вдоль улицы домов, пронесся между бойцами - по одежде, ногам; телабы, лен, кожа - огонь охватил все. Враг или друг - огню было все равно - он жрал каждого.
  Она отпрыгнула от реки смерти, зашаталась и упала на труп, вскочила на него за миг до того, как яростный поток накатил, закружился вокруг уже пылающего острова мертвой плоти...
  Взорвался ближайший дом, повсюду пронеслись огненные шары. Лостара завопила, вскинув руки, когда кипящая жидкость плеснула на тело...
  Рука сзади схватилась за перевязь...
  Боль... дыхание вырвалось из легких... а потом - ничто.
  
  ***
  
  - Пригнуться! - крикнул Бальзам, ведущий взвод по кривой улочке. За этим громоподобным советом последовала череда проклятий. Им конец. Они не сумели добраться до Кенеба и бреши, и теперь их загоняли языки огня. Только что в разрыве дымных полос мелькнул дворец - Бальзам думал, что они движутся прямо к нему - но мир вновь скрылся за стенами огня и дыма, клокочущая жара наступала на пятки. Словно она живая, словно она охотится.
  - Дом, сержант! Нам нужно из города!
  - Ты думал, я не понимаю, Наоборот?! Во имя Худа, куда мы идем, ты думал? Молчи уж...
  - Мы задыхаемся.
  - Уже задохнулись, идиот! Заткни пасть!
  Они встали на перекрестке. Перед ними раскрылись устья шести улиц, одинаково кривых и темных. Слева валил дым. У дальхонезца ломило голову, каждый вздох приносил все меньше воздуха и все больше боли. Он утер пот со лба и оглядел своих солдат. Мертвяк, Горлорез, Наоборот, Лоб и Гвалт. Все как один крутые ребята. Это плохой путь к смерти. Есть хорошие смерти, но эта не из них. - Боги, - пробурчал он, - никогда больше не подойду к очагу.
  - Тут ты прав, сержант, - закашлялся в знак одобрения Горлорез.
  Бальзам снял шлем. - Расстегнуть ремни, проклятые идиоты, пока не зажарились. Оружие не бросайте, если сумеете удержать. Сегодня не наш черед умирать. Вы поняли? Все слушают? Все меня поняли?
  - Так точно, сержант, - ответил Горлорез. - Мы слушаем.
  - Оч хорошо. Ну, Наоборот, магия проложит нам путь? Хоть что-то можешь?
  Маг покачал головой: - Хотелось бы. Может быть, скоро...
  - То есть?
  - Похоже, тут рождается огненный элементал. Дух огня, божок. На нашем пути огненный шторм, и это его знак - наши смерти. Мы умрем, если еще не умерли. Элементал живой. У него есть разум, воля, он чертовски голоден и склонен к убийству. Но он знает и страх - понимает, что долго такая ярость не длится. Едва ли дни. У него есть и другой страх, и с ним я, наверное, смогу что-то сделать. Иллюзии. Иллюзия воды, но не простой воды - водного элементала. - Он оглядел сослуживцев (все они пялились на него) и пожал плечами: - Может так, может, нет. Насколько умен элементал? Чтобы быть обдуренным, нужно иметь ум. Хотя бы как у пса. Проблема в том, что не все верят в существование элементалов. Лично я уверен, это хорошая теория...
  Бальзам шлепнул его по макушке: - Теория? Ты тратил воздух на ЭТО? О боги, Наоборот! Я намерен убить тебя на месте. - Он встал. Будем идти, пока не упадем. К Худу клятый дворец - мы пойдем в противоположном направлении, а когда навстречу попадется элементал, пожмем ему руку и пошлем в несуществующую Бездну. Вперед. А ты, Наоборот - чтобы ни слова больше.
  
  ***
  
  Солдат вернулся охваченный пламенем. Он бежал, бежал, но пути спасения не было. Капитан Фаредан Сорт подняла арбалет и спустила курок. Бедняга упал, а пламя все росло над телом, пожирало плоть, обугливало трещащую кожу. Она отвернулась, крикнув: - Последняя стрела! - и швырнула арбалет наземь.
  Ее новый лейтенант с труднопроизносимым именем Мадан'Тул Реде промолчал. Фаредан уже привыкла к этой его привычке и по большей части находила ее полезной.
   Но только не сейчас, когда они вот-вот поджарятся. - Ладно, сказала она, - мы пролезли, но вестовые остались позади. Теперь никого нет ни сзади, ни спереди, ни слева, ни справа. Есть предложения?
  Мадан'Тул Реде состроил кислую гримасу, скривил губы, пробуя кончиком языка гнилой зуб, сплюнул и покосился на дым. Отстегнул круглый щит и внимательно осмотрел его закопченные выбоины. Снова не спеша огляделся. - Нет.
  Они слышали свист и стон ветра, кружащего и кружащего над городом, разносящего пламя; потом увидели, как в одном месте его языки отползают, умирая, оставляя пятна копоти, и из центра пожарища появляется фигура. Пришелец шатался, одежда его дымилась, на мостовую падали пряжки и пуговицы.
  Он приблизился к ним, а пламя плясало на волосах, плясало, да не сжигало. Еще ближе. Фаредан Сорт поняла, что это девушка, и даже вспомнила имя. - Она из взвода Ашокцев. Синн.
  - И как ей такое удается?
  - Не знаю, но надеюсь, что удастся еще раз. Эй, солдат! Сюда!
  
  ***
  
  Верхний этаж полностью слетел, обрушился на мостовую в клубах пыли и дыма. Туда, где скорчился Шар. Хеллиан подумала, что он даже не заметил гибели. "Везет ублюдку". Она оглянулась на своих солдат. Обожжены, красны как раки. Доспехов нет, оружие брошено - слишком горячие рукояти. Моряки, тяжелая пехота. Она здесь единственный сержант. Два капрала - Урб и Рим - совсем скисли. Красные глаза, тяжелое дыхание... на головах ни волоска. "Похоже, недолго осталось. Боги, все бы отдала за глоток. Чего-нибудь деликатного. Холодного, тонкого. Он прошел бы по саднящему горлу мягко и сладко, и за ним явился бы последний тихий сон. Боги, когда дело доходит до выпивки, я поэт. Да уж". - Ладно, эта дорога закрыта. Пойдем в проклятую аллею...
  - Почему? - спросил Нерв.
  - Потому что я не вижу там огня. Мы будем идти, пока сможем идти, так ведь?
  - Почему бы не остаться здесь. Подождем, пусть другой дом упадет нам на головы.
  - Ты как хочешь, - захрипела Хеллиан, - а я ничего ждать не буду. Хочешь умирать - валяй, умри в одиночестве.
  Она зашагала.
  Все пошли за ней. А что еще оставалось?
  
  ***
  
  Восемнадцать солдат - Смычок провел их. Еще три засады, кровавые и беспощадные стычки, и малазане встали перед воротами дворца. Они зияли, из арки вырывалось пламя. Над крепостью нависло облако дыма, стены мерцали. Бутыл, тяжело дыша, упал на колени, оглянулся на товарищей. Несколько панцирников, весь взвод Смычка, кто-то из взвода Корда и остатки морских пехотинцев Бордюка.
  Они шли и молились, они надеялись дойти и встретить выживших - любые взводы, победившие ужасный пожар. Хотя бы на время. "Хотя бы на время, и всё. Этого хватило бы". Но они в одиночестве. Никаких признаков присутствия малазан.
  Если Леомен Молотильщик во дворце, он явно уже превратился в уголья.
  - Хрясь, Навроде, Каракатица - ко мне, - приказал Смычок, склонившийся над мешком. - Еще саперы? Нет? У кого есть припасы? Ладно, я проверил свои - воск размяк и почти плавится, так что надо их потратить с пользой. Горелки швыряйте, все остальное кладите прямо в пасть воротам...
  - Зачем? - спросил Корд. - То есть я... если у тебя появились мысли, как отсюда сбежать, я только рад.
  - Я хочу попытаться пробить дыру в огненной буре - оттолкнуть ее - и мы побежим через дыру, пока она не сомкнется. Один Худ знает, куда попадем. Но за дворцом я не вижу огня, этого мне достаточно. Будешь против, Корд?
  - Нет. Мне нравится. Блестяще. Гениально. Если бы не потерял шлем - отдал бы честь.
  Кто-кто засмеялся. "Хороший знак".
  Потом закашлялся. "Плохой знак".
  Раздался вопль. Бутыл дернулся и увидел выкарабкивающуюся из горящего дома фигуру. Человек, обвешанный бутылками и флягами, в одной руке кувшин, в другой факел - он бежит прямо на них. А самострелы не заряжены.
  Солдаты Корда заорали в ответ; один из них, Звон, рванул навстречу смертнику.
  - Назад! - крикнул Корд.
  Звон поднажал и врезался в противника в двадцати шагах от малазан. Оба упали.
  Бутыл шлепнулся на землю, откатился, ударяясь о других солдат - они сделали то же самое.
  Свист, новые вопли. Ужасающие вопли. Потом - волна жара, испепеляющего, яростного как пламя кузнечного горна.
  Смычок выругался и схватил свои мешки. - Прочь от дворца! Все!
  - Не я! - крикнул в ответ Каракатица. - Тебе нужна помощь.
  - Ладно. Все прочие! Не меньше шестидесяти, нет, семидесяти шагов! Если сможете, еще дальше. Давай!
  Бутыл встал, проследил, как Смычок с Каракатицей побежали к воротам дворца. И оглянулся. "Шестьдесят шагов? Здесь нет шестидесяти шагов..." Он видел пламя пожаров повсюду.
  Ну, как можно дальше. Он побежал.
  И столкнулся с кем-то. Тот схватил его за руку и повернул.
  Геслер. За ним Фом Тисси, еще несколько солдат. - Что эти дураки делают? - спросил Геслер.
  - Взрыв - дыра - через бурю...
  - О дряхлые боги Бездны! Песок - есть еще припасы?
  - Да, сержант...
  - Проклятые идиоты. Дай мне...
  - Нет, - встал между ними Правд. - Я возьму. Мы же ходили сквозь огонь, не так ли, сержант? - Тут он вырвал мешок из рук Песка и побежал к воротам...
  А Смычок с Каракатицей пятились назад - жар оказался слишком сильным, пламя протягивало к ним свои языки.
  - Проклятие! - прошипел Геслер. - Там был иной огонь...
  Бутыл вырвал руку. - Нам пора убегать! Прочь!
  Через миг мчались все - кроме Геслера, который направился к саперам, в сторону ворот. Бутыл колебался. Он не сможет помочь. Он должен увидеть...
  Правд добежал до саперов, вырвал мешки и у них, перекинул через плечо, что-то крикнул и бросился под арку.
  Саперы перехватили сержанта Геслера - похоже, тот вознамерился бежать за юным рекрутом - и оттащили назад. Он начал вырываться, обратил искаженное лицо к Правду...
  Но солдат уже скрылся в огне.
  Бутыл побежал к ним, чтобы помочь саперам утихомирить вопящего Геслера.
  Оттащить.
  Они успели пробежать шагов тридцать в сторону других солдат, прижавшихся как можно ближе к горящим зданиям, когда дворец позади взорвался.
  Огромные куски стен взлетели к небу.
  Бутыла ударил воздух, закружил бешеный вихрь; он вращался посреди воронки из крошащегося гравия, рук, ног, лиц с открытыми ртами. Все вопят - и тишина. Ни звука... ничего... ничего.
  Голова разрывается, в ушах тупой стук, виски сжало как прессом...
  Вихрь вдруг повернул, начав собирать в себя языки пламени с ближайших улиц. Давление ослабло. Пламень отступил, как будто втянул обратно щупальца.
  Воздух успокоился.
  Кашляя, Бутыл неуверенно встал на ноги.
  Центр дворца пропал, между двумя оставшимися частями не было ничего, кроме мусора, пыли и дыма.
  - СЕЙЧАС! - закричал Смычок, и голов его будто разносился на лиги. - Идем! Все! Идем!
  Ветер снова набрал силу, его вой перешел в скрежет. Их толкало вперед - по неровному пути между осевшими, иззубренными стенами дворца.
  
  ***
  
  Воробушек успела к дверям храма первой, широко распахнув их; в тот же миг взрывы и пламя озарили горизонт - вокруг города... "и внутри стен"!
  Корабб Бхилан Зену'алас, задыхающийся, с острой болью в спине, - как будто провернули нож - следовал за Леоменом и малазанкой в Храм Скалиссары. Л'орик был в двух шагах позади.
   "Нет, не Скалиссары - Королевы Снов. Скалиссара, покровительница оливкового масла, не допустила бы... да, не допустила бы такого. Не... так".
  Все приобрело смысл. Ужасный, мерзкий смысл - сложились отесанные камни, воздвигая барьер между человечностью... и тем, воплощением чего стал Леомен Молотильщик.
  Воины - те, что скакали с ними, жили с ними с начала восстания, сражались бок о бок с ними против малазан и сейчас дрались на улицах словно черти - они обречены на смерть. Весь город И'Гатан обречен на смерть.
  Они вбежали в центральный неф, и ветер словно бы повеял отовсюду и ниоткуда - холодный, пыльный, смердящий гнилью, разложением, смертью.
  Леомен повернулся к Л'орику: - Открой врата, Верховный Маг! Скорее!
  - Не делай этого, - сказал командиру Корабб. - Мы должны умереть сегодня ночью. Сражаясь во имя Дриджны...
  - К Худу Дриджну! - захрипел Леомен.
  Л'орик уставился на него, словно увидел и понял в первый раз. - Момент, - произнес он.
  - У нас нет даже момента!
  - Леомен Молотильщик, - прервал его маг, - ты заключил сделку с Королевой Снов. Опасная вещь. Эту богиню не интересует, где добро и где зло. Если у нее и было сердце, она давно его выбросила. Теперь ты вовлек в дело меня - ты использовал меня, и богиня, в свою очередь, сможет использовать меня. Я не...
  - Врата, проклятие! Если есть возражения, Л'орик, выскажи их ЕЙ!
  - Они все погибнут, - сказал Корабб, повернувшись к командиру спиной, - чтобы ты мог выжить.
  - Чтобы МЫ ВСЕ могли выжить, Корабб! Другого пути нет - думаешь, малазане когда-либо отвяжутся от нас? Куда бы мы не сбежали? Я готов целовать пыльные пятки Худа за то, что еще не задействован Коготь. Я не хочу прожить остаток жизни, постоянно оглядываясь! Я был телохранителем, черт подери - это ее дело, не мое!
  - Твои воины - они ждут, что ты умрешь с ними...
  - Они ничего такого не ждут. Идиоты решили умереть. Во имя Дриджны. - Он насмешливо оскалился. - Ну, счастливый путь! Пусть умирают! Самое лучшее, что они захватят с собой половину армии Адъюнкта! Вот тебе слава, Корабб! - Он подступил к помощнику, ткнув пальцем на дверь: - Хочешь соединиться с идиотами? Хочешь ощутить, как горят легкие, взрываются глаза и трещит кожа? Хочешь, чтобы кровь вскипела в венах?
  - В сравнении с ЭТИМ, Леомен Молотильщик, их смерть почетна.
  Леомен что-то буркнул и отвернулся. - Открой дверь - и не бойся, Л'орик, я не делал ей обещаний от твоего имени. Просто привел тебя сюда.
  - Огонь за стенами Храма обрел жизнь, - ответил Верховный Маг. - Я могу не суметь.
  - И твои шансы уменьшаются с каждым мигом, - зарычал Леомен.
  В его глазах плескалась паника. Корабб смотрел и поражался ощущению ее... неуместности. Здесь, на так хорошо знакомом лице. Казалось, он знает все его выражения. Гнев, холодная насмешка, презрение, отупение за прикрытыми веками - под действием паров дурханга. Каждое выражение... кроме одного. Паники.
  Внутри него все рушилось. Корабб почувствовал, будто тонет. Погружается все глубже, хватает руками гаснущий, дальний свет.
  Прошипев проклятие, Л'орик встал к алтарю. Его камни, казалось, светятся в полумраке - такие новые, необычные; мрамор, похоже, привезен с иного континента, подумал Корабб - он исчерчен прожилками и венами, которые как будто пульсируют. За алтарем был круглый бассейн. Его вода исходила паром. В прошлый раз бассейн прикрывали - он заметил медные панели, сложенные сейчас у стены.
  Воздух над алтарем вскипел.
  Она ждала на той стороне. Промельк, вроде бы отражение от глади бассейна; портал открылся, окружив алтарь, края разрыва поднялись, завились и закачались, словно занавеси. Л'орик прерывисто вздохнул, сражаясь с незримым весом. - Не смогу держать долго! Я вижу тебя, Королева!
  Из портала раздался холодный, вялый голос: - Я не желаю твоего порабощения, Л'орик, сын Оссерка.
  - Тогда чего ты желаешь?
  Миг молчания. Портал задрожал. - Ша'ик мертва. Богини Вихря больше нет. Один вопрос, Леомен Молотильщик. - Теперь в ее голосе появилось нечто новое, как будто ирония. - И'Гатан... то, чем вы его сделали... это ваше Откровение?
  Воин пустыни скривился. - Ну, пожалуй. - Пожал плечами. - Не такое большое, как мы надеялись...
  - Но, может быть, достаточное. Л'орик. Роль Ша'ик, Провидицы Дриджны, вакантна. Ее нужно занять...
  - Зачем?
   - Чтобы нечто иное, менее желательное, не надело ее мантию.
  - А вероятность подобного?
  - Это неизбежно.
  Корабб смотрел на Верховного Мага и ощущал бег мыслей за его веками: загадки и предположения прояснились от слов богини. - Ты избрала кого-то, - сказал он наконец.
  - Да.
  - Кого-то, кого нужно... защитить.
  - Да.
  - Он в опасности?
  - Весьма похоже, Л'орик. Воистину ты предвидел мое предложение. Торопись, мы можем опоздать.
  - Согласен.
  - Тогда выйди вперед. И другие. Не медлите - я с трудом удерживаю путь.
  Душа Корабба стала грудой угольев. Он смотрел, как маг входит в портал и пропадает, становясь мутным, кружащимся пятном.
  Леомен снова глядел на него. Голос стал почти умоляющим: - Друг мой...
  Корабб Бхилан Зену'алас покачал головой.
  - Ты не слышал? Новая Ша'ик - другая Ша'ик...
  - И ты найдешь для нее новую армию, Леомен? Новых идиотов, чтобы вести на смерть? Нет, я с тобой покончил. Бери малазанскую ведьму и убирайся с глаз моих. Я решил умереть с избранными воинами.
  Воробушек схватила Леомена за руку: - Портал рушится!
  Воитель, последний вождь Дриджны, повернулся и вместе с женщиной шагнул во врата. Через миг они распались. Никого.
  Никого и ничего, кроме необычного кругового вихря, пославшего маленькие смерчи по плиткам пола.
  Корабб моргнул и огляделся. Снаружи храма как будто умирал мир. Он вопил, и тембр этого вопля все повышался. "Нет... это не предсмертный крик. Что-то другое..."
  Услышав звук более близкий - возню в коридоре - Корабб вытянул саблю. Подошел к завесе. Откинул полотнище кончиком клинка.
  И увидел детей. Скорчившихся, жалких. Десять, пятнадцать - нет, шестнадцать. Грязные мордашки, распахнутые глаза. Все смотрят на него. - О боги, - прошептал он. - Они забыли вас.
   "Все они. Каждый из них".
  Он вложил оружие в ножны и сделал шаг. - Все хорошо. Мы найдем комнату, да? И подождем там.
   "Что-то еще..." Грохот, гибель зданий, полыхающие стены огня, вой ветров. "Вот что снаружи, во внешнем мире, это... о духи, Дриджна..."
  Снаружи все нарастали крики рождающегося Откровения.
  
  ***
  
  - Там! - показал Горлорез.
  Сержант Бальзам заморгал - жара и копоть превратили глаза в мутные стекляшки - и едва смог различить десяток человек, вышедших на улицу. - Кто?
  - Малазане, - ответил Горлорез.
  Сзади раздалось: - Отлично. Еще порция выпечки. Что за ночка...
  - Когда я приказал молчать, Наоборот, я приказал молчать, а не наоборот. Давайте пойдем к ним. Может, они не так потерялись, как мы.
  - Ну да? Смотрите, кто их ведет! Та пьяница, как ей имя? Похоже, ищет дорогу в кабак.
  - Я не шучу, Наоборот! Еще слово - и я тебя проткну!
  
  ***
  
  Широкая лапа Урба крепко схватила ее за локоть, развернула; Хеллиан увидела бредущий к ним взвод. - Слава богам, - прохрипела она, - они знают, куда идти...
  К ней на полусогнутых подошел сержант, дальхонезец, с перемазанным глиной лицом. - Я Бальзам, сказал он. - Куда бы вы ни шли, мы за вами!
  Хеллиан оскалилась: - Отлично. Только прибрели и уже на готовенькое!
  - Ты нас выведешь?
  - Да. Вниз по улице.
  - Почему туда?
  - Да потому что там нет огня, дальхонезская крыса! - Она махнула рукой своим солдатам и двинулась. Впереди что - то виднелось. Какой-то громадный, закопченный купол. Сейчас вокруг были храмы, с раскрытыми, хлопающими на дьявольски горячем ветру дверями. Оставшиеся на ней одежки задымились, на ткань присели сверкающие искры. Она ощутила вонь собственных горящих волос.
  Рядом появился солдат. В руках он держал по ножу. - Не надо проклинать сержанта Бальзама, женщина. Он провел нас через всё.
  - Как тебя звать?
  - Горлорез...
  - Мило. Иди-ка и перережь горло. Себе. Никто ни через чего не прошел, проклятый идиот. А теперь, ежели у тебя под рубахой не спрятана бутыль холодного вина - иди надоедай другим.
  - Пьяной ты была милее, - ответил солдат и отошел.
   "Ну, все милые, когда пьяны".
  
  ***
  
  В конце разрушенного здания левую ногу Хрома захватила трещина в камне. Его вопли могли поспорить с ревом ветра. Корд, Шип и другие из ашокского взвода помогли вынуть ногу, но сразу стало ясно, что она сломана.
  Впереди была площадь, что-то вроде рынка, а за ним, за высокими стенами, стоял купольный храм. Остатки позолоты дождем осыпались с боков купола. По улице полз дым, отчего храм казался летящим по вонючему, слабо светящемуся воздуху. Смычок приказал сомкнуться.
  - Мы идем в тот храм, - сказал он. - Похоже, это не поможет. Проклятая буря приближается. Никогда ее на себе не испытывал, и хотел бы, чтобы не пришлось. Но, - запнулся он и плюнул, - ничего другого придумать не могу.
   - Сержант, - нахмурился Бутыл, - в храме что-то чувствуется. Живое.
  - Ладно, нам придется сражаться за место для смерти. Чудно. Может, их там достаточно, чтобы нас быстро перебили. Тоже неплохо.
   "Нет, сержант. Никаких врагов. Но это не важно".
  - Ладно, давайте попробуем перейти площадь.
  Кажется, просто - но они выбились из сил, а кружащий над открытым пространством ветер обжигающе горяч. Никакого укрытия от стен. Бутыл понимал, что они могут не дойти. Колючий жар щипал ему глаза, песком влезал в горло при каждом мучительном вздохе. Сквозь туман и боль он заметил кого-то справа. Люди выбегали из дыма: десять, пятнадцать, многие дюжины, некоторые объяты пламенем, у других в руках копья.
  - Сержант!
  - Боги!
  Атакующие воины. Здесь, на площади, в этом... пекле. Объятые огнем падали, хватались руками за лицо, извивались... но другие продолжали наступать.
  - Стройся! - заревел Смычок. - Отступаем к стене храма!
  Бутыл смотрел на накатившую толпу. "Строиться? Отступать, обороняться? Зачем все это..."
  Рядом показался один из солдат Корда, показал что-то жестом. - Ты! Ты маг?
  Бутыл кивнул.
  - Я Эброн - нужно взять ублюдков магией - оружия нет...
  - Понятно. Делай, что можешь - я поддержу.
  Трое пехотинцев, все женщины - Острячка, Поденка и Уру Хела - вытянули кинжалы и встали в оборону. Через миг к ним присоединился Курнос, сжавший тяжелые кулачищи.
  Передовой ряд врагов подбежал шагов на пятнадцать и метнул копья, словно дротики. Пока они пролетали короткую дистанцию, Бутыл ухитрился заметить, что древки занялись огнем.
  Предостерегающие крики, глухие удары. Уру Хелу развернуло, из плеча торчало копье; его древко с треском врезалось в шею Поденке. Уру Хела встала на колени, а Поденка пошатнулась, но тут же выпрямилась. Сержант Смычок упал - копье поразило его в правую ногу. Он заорал, потянув за древко; левая нога задергалась, как у безумца. Тавос Понд набежал на Бутыла и уронил его; солдат вопил и шатался, пол-лица было снесено, глаз болтался на ниточке.
  За миг до того, как налетела основная волна врагов, стена магии поднялась серебристым дымом, набухла и поглотила воинов. Крики, падения; плоть чернела, кожа скручивалась с костей. Воцарился ужас.
  Бутыл не понял, какой вид колдовства применяет Эброн, но высвободил Меанас, прибавив дыму иллюзорной мощи и плотности. Воинов охватила паника. Они падали, выбегали из дыма, закрыв лица руками, содрогаясь. Мостовую покрыла рвота. Магия отразила атаку: когда ветер развеял ядовитое облако, солдаты увидели лишь спины противника. И груду трупов.
  Тела медленно загорались.
  Корик подскочил к Смычку, сумевшему вытащить копье из ноги, и начал вкладывать кусочки ткани в колотые раны. Бутыл подошел. Крови на ранах не было, но на мостовой ее скопилось довольно много. - Перевяжи сначала ногу! - сказал он полукровке. - Нам пора убираться с площади!
  Корд и капрал Тюльпан склонились над Уру Хелой, Слабак и Балгрид схватили и повалили на мостовую Тавоса Понда. Слабак вставил болтающийся глаз в орбиту и обвязал голову солдата тряпицей.
  - Тащите раненых! - призвал сержант Геслер. - Вперед, клятые дурни! К стене! Нужно найти путь внутрь!
  Одуревший Бутыл помогал Корику нести Смычка. Пальцы его рук посинели, уши оглохли, в голове раздавался рокот и все кружилось перед глазами.
   "Воздух. Нам нужен воздух".
  Впереди выросла стена. Они пошли вдоль нее, отыскивая вход.
  
  ***
  
  Они лежали друг на друге, умирая от удушья. Кенеб зачем-то забрался на вывалившийся каменный блок, начал раскидывать обломки. Ослепляющий дым, палящий зной, а теперь еще и распад рассудка - дикие, бессвязные видения. Он увидел женщину, мужчину и ребенка, выходящих из пламени.
  Демоны, служители Худа.
  Такие громкие голоса, бесконечные крики, они все громче... и тьма наползла от трех привидений, полилась на груду тел...
  Да, его рассудок погибает. Ибо он ощутил внезапное ослабление жестокого жара, сладкий воздух наполнил легкие. "Это же умирание, верно? Я прибыл. Ко вратам Худа. Боги, какое облегчение..." Чьи-то руки потянули его - какая боль от прикосновений к обожженной коже! - и перекатили.
  Он моргнул, уставившись в потное, закопченное лицо. Женщина. Он знал ее.
  И она говорила.
   "Да, все мы мертвы. Друзья мои. Собрание у врат Худа..."
  - Кулак Кенеб! Здесь сотни!
  - Да...
  - Еще живых! Синн отгоняет огонь, но надолго ее не хватит! Нужно попытаться выйти! Вы понимаете? Нам нужна помощь, нам нужны те, что еще стоят на ногах!
   "Что?" - Капитан, - прошептал он. - Фаредан Сорт.
  - Да! А теперь вставайте, Кулак!
  
  ***
  
  Над И'Гатаном воздвигся огненный шторм. Блистиг никогда не видывал подобного. Языки пламени танцевали, извивались, выбрасывали длинные щупальца, разбивавшие пелену густого дыма. Бешеный ветер поднимался к тучам и растворял их потоками огненных искр.
   "Жара - о боги, такое здесь уже бывало. Худом проклятый город..."
  Угловой бастион взорвался, набух огненным шаром, разбрызгивая извивающиеся сполохи...
  Налетевший из пустыни ветер заставил согнуться всех. В лагере осаждающих срывало с привязей шатры, они взлетали, раздувались и бешено неслись к И'Гатану. Ржали лошади, невидимые за полосами песка, обдирающего кожу, как самая сильная буря пустыни.
  Блистиг сам не понял, когда упал на колени. За воротник уцепилась рука в латной перчатке, развернула. Он глядел в лицо, но не сразу сумел опознать его. Грязь, пот, слезы, кривая гримаса паники - Адъюнкт. - Все в лагерь! Все!
  Он едва слышал ее, однако кивнул, повернулся и начал сражение с ветром, мчащимся от дороги. "Нил сказал, что-то готово родиться. Что-то..."
  Адъюнкт кричала. Еще приказы. Блистиг добрался до обочины и пополз по склону. Нил и Нетер прошли мимо, туда, где стояла Адъюнкт.
  Ветер уже не был таким могучим, как вначале; он не переставая дул в сторону города, где пожар возносил воздух ввысь.
  - Там солдаты! - завизжала Адъюнкт. - За брешью! Я хочу, чтобы их спасли!
  По склону вскарабкался Гриб, за ним собаки - Крюк и Мошка.
  Вокруг Блистига кишели какие-то люди. Хундрилы. Ведуны, ведьмы. Тонкие голоса, бормочущие заклинания, призывающие силу из истощенной земли. Кулак отвернулся. Ритуалы, магия - что они могут? Метнул взгляд на хаос лагеря и увидел среди мечущихся фигур офицеров. Они-то не дураки, уже начали сбор...
  Голос Нила, громкий: - Мы можем ощутить ее! Кого-то! Духи родные, что за сила!
  - Помогите ей, проклятие!
  Какая-то ведьма завопила и вспыхнула прямо посреди дороги. Еще миг - и стоявшие около Блистига ведуны согнулись и на глазах обратились в белый пепел. Кулак впал в оцепенение. "Помочь ей? Кому помочь? Что случилось?" Он снова поднялся на дорогу.
  И сумел различить черноту в сердце бури.
  Искры закружились вокруг еще одной ведьмы, но улетели, едва НЕЧТО прокатилось по дороге - холодная, сладкая сила - словно милосердное дыхание бога. Даже презирающий всякую магию Блистиг смог почуять эту эманацию, эту ужасную и прекрасную волю.
  Оттеснив пламень от пролома, открылся вращающийся черный тоннель.
  Оттуда вышли люди.
  Нетер опустилась на колени подле Адъюнкта - та единственная осталась стоять - и Блистиг увидел, как виканская девушка говорит Таворе: - Это Синн. Адъюнкт, эта девочка - Верховная Колдунья, хотя сама об этом не знает...
  Адъюнкт повернула голову и заметила Блистига.
  - Кулак, встать! Выдвигайте взводных целителей. Сейчас же! Они проходят... Кулак Блистиг, вы поняли? Им нужна помощь!
  Он сумел встать на колени, но и только. Уставился на эту женщину. Не более чем силуэт, мир за ее спиной не более чем пламя, растущий огненный шторм, все еще растущий. Нечто холодное, пропитанное ужасом, заполнило его грудь.
   "Видение".
  Он не мог отвести глаз.
  Тавора зарычала и подозвала вставшего рядом тщедушного мальчишку: - Гриб! Найди офицеров в лагере! Нам...
  - Да, Адъюнкт! Семь сотен и девяносто один, Адъюнкт. Кулак Кенеб. Кулак Тене Баральта. Живы. Я буду помогать.
  И он помчался вниз по склону, мимо Блистига, и собаки бежали вослед.
   "Видение. Да, знак. Теперь я знаю, что нас ждет. В конце. В конце долгой, долгой дороги. О боги..."
  Сейчас она повернулась к нему спиной. Она взирала на горящий город, на жалкую, нестройную колонну выживших, появившуюся из тоннеля. Семьсот девяносто один. Из трех тысяч.
   "Но она слепа. Она не видела того, что видел я.
  Адъюнкт Тавора. И пылающий мир".
  
  ***
  
  Дверь распахнулась, выпустив струю жаркого дыма; он пронесся на уровне коленей Корабба, заметался под давлением сквозняков и взвился вверх, вливаясь в заполняющий купол смог. Воин встал перед скрючившимися детьми и вытащил саблю.
  Он услышал голоса - малазанский язык - и увидел выходящих из сумрака солдат. Во главе их женщина. Они заметили Корабба и встали.
  Вперед выступил мужчина. На обожженном лице остались следы татуировок. - Ютарал Гвалт, - хрипло сказал он. - Я пардиец.
  - Изменник, - бросил Корабб. - А я Корабб Бхилан Зену'алас, Второй после Леомена Молотильщика. Ты предатель, пардиец.
  - Разве это важно? Все мы уже мертвы.
  - Хватит, - на ужасном эрлийском сказал темнокожий солдат. - Горлорез, иди убей мерзавца...
  - Стой! - крикнул пардиец, потом склонил голову и добавил: - Пожалуйста, сержант. Нет смысла в...
  - Эти ублюдки завели нас в ловушку, Гвалт.
  - Нет, - ответил Корабб, снова привлекая внимание к себе. - Нас завел в нее Леомен Молотильщик. Он, и он один. Мы... мы тоже преданы...
  - А где он скрывается? - спросил названный Горлорезом. Он поднял длинные кинжалы, в светлых глазах мелькнуло что-то кровожадное.
  - Бежал.
  - Тогда его перехватит Темул, - сказал сержанту Ютарал Гвалт. - Они окружили город...
  - Напрасно, - отрезал Корабб. - Он ушел не таким путем. - И показал рукой на алтарь. - Магические врата. Королева Снов - она забрала его отсюда. Его и Верховного Мага Л'орика и малазанку по имени Воробушек...
  Двери открылись снова. Малазане резко повернулись, но, когда послышались голоса - стоны, крики боли, кашель - расслабились. Их род, подумал Корабб. Еще проклятые враги. Но пардиец правильно сказал. Сейчас единственный враг - огонь. Он снова поглядел на детей за спиной и отпрянул, встретив полные ужаса глаза. Отвернулся - ему нечего было сказать. Нет ничего, что им стоило бы слышать.
  
  ***
  
  Ввалившись в коридор, Бутыл закашлялся. Холодный, пыльный воздух - откуда? как? Каракатица закрыл дверь и выругался, обжегши руки.
  Впереди проход к алтарному залу. Там были еще малазане. Бальзам и его взвод. Картулианская пьяница Хеллиан. Капрал Рим и часть пехотинцев Собелоне. А в самом нефе - одинокий вражеский воин. За ним - дети.
   "Но воздух... воздух..."
  Корик и Тарр пронесли мимо него Смычка. Поденка и Острячка вытянули свои кинжалы, но мятежник опустил саблю, гулко звякнув по плиткам пола. "О боги, хоть один сдался добровольно".
  Стены уже исходили жаром - огненный шторм снаружи не пощадит храм. Последние двадцать шагов вокруг угла здания едва не прикончили их - безветрие, воздух трещит, взрываются кирпичи, вспучивается мостовая, пламя, кажется, питается уже самим воздухом. Языки огня вились по улицам, вздымались над городом громадными клобучными змеями. А звук... он все еще слышит его за стенами - все ближе... "ужасно. Ужасно".
  Геслер и Корд подошли к Бальзаму и Хеллиан. Бутыл придвинулся поближе, чтобы услышать разговор.
  - Кто-нибудь поклоняется Королеве Снов? - спросил Геслер.
  Хеллиан пожала плечами: - Думаю, начинать поздновато. Ведь Корабб Бхилан Зену'алас - вон тот пленник - сказал, что Леомен заключил с Королевой сделку. Конечно, может быть, у нее не один любимчик....
  Внезапный хлопок заставил всех вздрогнуть. Алтарь треснул - Бутыл понял, что безумный диверсант Хрясь только что помочился на него.
  Хеллиан засмеялась: - Надо перенять прием.
  - Худовы яйца, - зашипел Геслер. - Убейте мерзавца, хоть кто-нибудь!
  Хрясь заметил всеобщее внимание. Огляделся с невинным видом. - Что такое?
  - Хочу сказать тебе пару слов, - начал Каракатица. - Насчет стены...
  - Это не моя вина! Я впервые использовал долбашки!
  - Хрясь...
  - И это не мое имя, сержант Корд. Меня звать Джамбер Бревно, я был верховным маршалом в Волонтерах Мотта...
  - Ну, ты уже не в Мотте, Хрясь. Ты больше не Джамбер Бревно. Ты Хрясь. Привыкай.
  Раздался голос сзади: - Он сказал - Волонтеры Мотта?
  Бутыл повернулся к Смычку. - Да, сержант.
  - Боги, кто записал в армию ЕГО?
  Бутыл подал плечами и задержал взгляд на Смычке. Корик и Тарр занесли его к началу нефа; сержант оперся спиной на колонну, вытянул раненую ногу. Лицо его было бледным. - Я бы лучше...
  - Не нужно, Бутыл. Стены скоро лопнут - ты же чувствуешь ужасный жар даже от колонн нефа. Забавно, что тут такой воздух... - Голос сержанта затих. Бутыл видел, как тот прижал ладони к полу и нахмурился.
  - Что такое?
  - Холодный воздух идет из-под плит.
   "Крипты? Погреба? Но там, наверное, слишком спертый воздух..." - Момент, сержант, - сказал он, направляясь к треснувшему алтарю. За ним исходил паром бассейн. Маг ощутил поток воздуха от полов. Остановился, встал на колени, оперся ладонями.
  И послал чувства вниз, отыскивая искорки жизни.
  Вниз, через плотные слои камня и мусора... движение в темноте, проблеск жизни. Паника, карабкается вниз, все ниже, воздух гладит мокрую шерсть. Крыса. Бегущие крысы.
   "Бегущие? Куда?" Его чувства плясали среди слоев под ногами, поглаживали тварь за тварью. Темнота, вздохи сквозняков. Запахи, эхо, сырой камень...
  - Эй, все! - вскочил Бутыл. - Нужно проломить пол! Ищите что хотите - нужно пробиться!
  Они смотрели, словно и он сошел с ума.
  - Мы зароемся! Город - он построен на руинах! Нужно найти путь под ними - проклятие! - воздух ОТКУДА-ТО течет!
  - А мы тебе кто? - вопросил Корд. - Мураши?
  - Там крысы - я вижу их глазами - я видел! Каверны, пещеры - проходы!
  - Ты видишь чем? - Корд подошел ближе.
  - Стой, Корд! - сказал Смычок, пытаясь встать. - Слушайте его. Бутыл - ты можешь следить за крысами? Можешь взять контроль над одной?
  Бутыл кивнул. - Но там фундаменты, под храмом - мы должны взломать...
  - Как? - спросил Каракатица. - У нас нет припасов...
  Хеллиан ткнула кулаком своего солдата: - Эй, Увалень! Хлопушка все еще у тебя?
  Все находящиеся в зале саперы вдруг оказались подле Увальня. Он дико заозирался. Вытащил покрытый медью снаряд в форме клина.
  - Отойти! - крикнул Смычок. - Всем. Кроме Карака. Карак, ты же сумеешь? Без ошибок.
  - Никаких ошибок, - ответил Каракатица, бережно принимая снаряд из руки Увальня. - У кого остался меч? Что-то твердое и достаточно большое, чтобы разбить плитки?
  - У меня. - Это сказал мятежник. - То есть была - вот эта сабля. - Он показал рукой.
  Кривая сабля тут же оказалась в руках Тюльпана, ударившего по полу с такой яростью, что куски плитки полетели во все стороны. Наконец в полу появилась неровная дыра.
  - Хватит, отойди, Тюльпан. Все отходите как можно ближе к стенам, прикройте лица, глаза, уши...
  - Как ты думаешь, по сколько у нас рук? - спросила Хеллиан.
  Смех.
  Корабб Бхилан Зену'алас смотрел так, словно рассудок потеряли все вокруг.
  Треск гулко отдался по всему храму, взметнулась пыль. Бутыл, как и все, поднял голову - увидел, как сквозь окно купола врывается огненный язык. Купол начал проседать. - Карак...
  - Вижу. Молитесь, чтобы эта хлопушка не обвалила его нам на головы. - Он взял снаряд. - Бутыл, какой путь укажешь?
  - В сторону алтаря. Там пустота в двух или трех саженях внизу.
  - Трех? О боги. Ну, поглядим.
  Стены храма раскалились как печи, помещение заполнило потрескивание - здание начало разваливаться. Они слышали, как стонут под сместившимся весом камни фундаментов. Жар нарастал.
  - Считайте от шести! - крикнул бросившийся в сторону Каракатица.
   "Пять... четыре... три..."
  Хлопушка взорвалась, жалящим градом полетели осколки камня и плитки. Солдаты закричали от боли, дети завизжали, воздух заполнился дымом и копотью; от пола донесся звук катящихся камней - они задевали за что-то внизу, падали все ниже... ниже...
  - Бутыл.
  Услышав голос Смычка, колдун пополз к зияющему пролому. Нужно найти крысу. Где-то внизу. "Крысу, на которой поедет моя душа. Крысу, что выведет нас отсюда".
   Он ничего не сказал сослуживцам о том, что открыл, перемещаясь среди жизненных искр почти бесконечных слоев мертвого, похороненного внизу города. Они бежали вниз и вниз, и вниз - воздух пах разложением, повсюду тьма, кривые, мучительные пролазы. "Вниз. Все крысы бегут вниз. Ни одна в пределах моих чувств не вылезла на свежий ночной воздух. Ни одна.
  Крысы будут бежать. Даже если бежать некуда".
  
  ***
  
  Мимо Блистига проносили обожженных и раненых солдат. Боль и шок, растрескавшаяся, тускло - красная плоть, словно жареное мясо... он вдруг понял, что оно и впрямь жареное. Белый пепел от волос - на теле, на блестящих макушках. Почерневшие остатки одежды, рукояти, припаявшиеся к рукам - он хотел отвернуться, отчаянно хотел, но не смел.
  Он стоял в пятидесяти шагах от границы выжженной травы, но все еще чувствовал жар. Огненный бог пожирал небо над И'Гатаном - И'Гатан выгорал, падал в себя, обращался в шлак - и гибель города казалась ему столь же ужасной, как вид выживших солдат Кенеба и Баральты.
   "Как мог ты сделать такое? Леомен Молотильщик, имя твое станет проклятием. Никогда его не забудут. Никогда".
  Кто-то встал рядом. Не сразу Блистиг оглянулся. И скривил губы. Коготь Жемчуг. Глаза ассасина были красны - дурханг, не иначе, ведь он проводил время в дальней палатке, равнодушный к ужасам ночи.
  - Где Адъюнкт? - тихо, хрипло спросил Жемчуг.
  - Помогает раненым.
  - Она сломалась? Она ползает на коленях среди кровавой грязи?
  Блистиг внимательно поглядел на него. Глаза... он рыдал? Нет. Дурханг. - Скажи так снова, Коготь, и тебе не жить.
  Высокий мужчина пожал плечами: - Поглядите на обожженных, Кулак. Есть вещи похуже смерти.
  - Среди них целители. Ведуны, ведьмы из роты...
  - Некоторые шрамы не исцеляются.
  - Что ты делаешь здесь? Иди назад в палатку.
  - Сегодня я потерял подругу. И делаю то, что хочу.
  Блистиг отвернулся. Потерял подругу. А как насчет двух тысяч малазанских солдат? "Кенеб потерял почти всех моряков и среди них - бесценных ветеранов. Адъюнкт проиграла свою первую битву - о да, имперские анналы отметят великую победу, уничтожение последнего очага мятежа Ша'ик. Но мы, бывшие здесь, будем помнить истину до конца жизни.
  А с Адъюнктом Таворой еще далеко не покончено. Я видел".
  - Иди к Императрице, - сказал Блистиг. - Расскажи правду об этой ночи...
  - И какой будет прок, Кулак?
  Он открыл было рот, но сразу закрыл.
  Жемчуг продолжил: - Весть дойдет до Даджека Однорукого, а от него вышлют рапорт Императрице. Но самое важное, чтобы понял Даджек. А он поймет, я уверен.
  - Понял что?
  - Что Четырнадцатая Армия более не является боевой силой Семиградья.
   "Это истина?" - Еще поглядим, - сказал он вслух. - Все же мятеж сокрушен...
  - Леомен сбежал.
  - Что?
  - Он сбежал. В садок Д'рисс, под защиту Королевы Снов. Думаю, лишь она сама знает, на что он ей пригодится. Признаюсь, это меня тревожит - боги по природе своей неисчерпаемо глубоки, по большей части - а она самая загадочная из всех. Я нахожу эту деталь... беспокоящей.
  - Тогда стой здесь и беспокойся. - Блистиг торопливо пошел к палаткам лекарей. Худ забери клятого Когтя. Чем скорее, тем лучше. Откуда ему знать? Леомен... жив. Ну, может, это обернется к лучшему - его имя станет проклятием на языках Семи Городов. Предатель. Командир, сразивший свою армию.
   "Но разве у нас не так? Пормкваль... чем он лучше? Да, его преступление - глупость. А Леомен... чистое зло. Если таковое существует в природе".
  Буря ярилась, расстилая сжигающие полотнища над округой. Стены исчезли - ничто, сложенное руками человеческими, не может устоять против демонической злобы. На востоке появилось слабое свечение. Солнце встает встретить дитя свое.
  
  ***
  
  Его душа скакала на спине мелкого, жалкого создания, питалась кровью его крошечного, бешено бьющегося сердца, смотрела сквозь его глазки на окружающую темноту. Бутыл ощущал и свое тело - это словно какой-то дух, связанный с ним тончайшей цепью, далеко вверху, копающийся в отбросах, рыхлой и сырой почве, опустив лицо и напрягая зрение. Израненные руки копали - это его руки, он уверен - и вокруг можно было различить голоса солдат, плач детей, щелчки задевающих за камни пряжек, шелест кожаных мундиров, шум царапаемой ногтями, раздвигаемой, поднимающейся на поверхность земли.
  Он не представлял, насколько они продвинулись. Крыса выбирала самые широкие и высокие пролазы, следуя за воющим, свистящим сквозняком. Если в храме остались люди, ожидающие очереди войти в мучительно прогрызенный тоннель, им никогда не дождаться: сейчас сам воздух горит, здание рушится, готовясь похоронить под расплавом камней изувеченные трупы.
  Смычок должен оказаться среди жертв - сержант настаивал, что пойдет последним, за Кораббом Бхиланом Зену'аласом. Бутыл снова вспомнил те моменты, когда разошлась пыльная туча и осыпались своды подвала...
  
  ***
  
  - Бутыл!
  - Я слежу! - Поиск внизу, через трещины и расселины, поиск жизни. Теплой крови. Жизни. Перебирание... все ближе к немому сознанию крысы, тощей, скользкой - и одержимой ужасом. Победа над ее ничтожной самозащитой, обретение железного контроля над душой - силой слабой, едва мерцающей, но достаточной для господства над вместилищем из плоти и костей. Хитрой, до странности гордой, согретой присутствием родичей, властью вожака стаи... но сейчас все погрузилось в хаос и стремление выжить затмило прочие желания. Бегство вниз, по следу, по потоку свежего воздуха...
  А потом она повернулась, полезла наверх - Бутыл ощущал крысиную душу в своей хватке. Полностью затихшую, переставшую сопротивляться плену. Наблюдающую, любопытствующую - но спокойную. Он всегда понимал, что существ в мире много, но очень мало тех, кто умеет понимать их - как понимает он - умеет захватить душу, сплести странную сеть из доверия, перевитого сомнением, из страха и любопытства, из верности.
  Он не ведет этот кусочек жизни на смерть. Он не сделает подобного, не сможет... и крыса каким-то образом почуяла, что ее жизнь обрела больший смысл и высшее предназначение.
  - Я взял ее, - услышал Бутыл свои слова.
  - Так идите вниз!
  - Не сейчас. Она должна найти путь наверх - чтобы потом повести нас вниз...
  - О боги!
  Геслер сказал: - Начинайте усыновление, солдатушки. Я хочу, чтобы ребенок шел перед каждым, кроме Карака, перед которым пойдет Бутыл...
  - Меня поставь последним, - ответил Смычок.
  - Твоя нога...
  - Это точно.
  - У нас есть еще раненые. Каждому выделим сопровождающего. Скрип...
  - Нет. Иду последним. Кто бы ни шел передо мной, нам придется завалить тоннель, чтобы огонь не пошел следом.
  - Там медные плиты. Они закрывали бассейн. - Это сказал Корабб Бхилан Зену'алас. - Я останусь с тобой. Вдвоем мы используем их для закрытия тоннеля.
  - Из Вторых - в последние? - фыркнул кто-то. - Ты просто убьешь Скрипа и...
   - Зачем, малазанин? Нет, если бы мне позволили, я шел бы последним. Я стоял за спиной Леомена...
  - Я рад слышать, - прервал его Смычок. - Тебя и меня будет достаточно, Корабб.
  - Погоди, - сказал Хеллиан. - Я вниз не пойду. Лучше убейте меня сейчас.
  - Сержант...
  - Не выйдет. Там внизу пауки...
  Послышался сочный удар кулаком, затем шлепок от падения тела.
  - Урб, ты только что лишил сознания своего сержанта.
  - Так точно. Видите ли, я ее давно знаю. Она хорошая сержант, что бы вы тут не думали.
  - Хм. Ладно.
  - Это пауки. Она бы туда не пошла - я ее свяжу по рукам и ногам, кляп вставлю - и потащу на спине...
  - Если это хороший сержант, Урб, то какие для тебя плохи?
  - Других не знал, и надеюсь не узнать.
  Внизу крыса влезла в давно замеченную Бутылом большую трещину и обнюхивала другую, широкую, но с низким потолком. Слишком низкая? Да нет, они смогут пролезть... а там, под ней, какая-то комната, перекошенная, но потолок по большей части сохранился - он послал крысу дальше, и за проемом... - Я нашел! Там улица! Часть улицы - не знаю, далеко ли...
   - Ладно! Веди, черт дери! Я уже прожарился. Скорее!
   "Отлично. Почему бы нет? По меньшей мере куплю нам еще немного времени". Он соскользнул в яму. Сзади слышались голоса, скрип сапог, болезненное шипение - когда кто-то касался кожей камня.
  Кто-то тихо сказал: - Горяча ли вода в бассейне? Кипит? Нет? Отлично, наполняйте фляги и меха, быстрее...
  В расселину... а крыса спешит пробежать по заваленной мусором улице, под потолком из спрессованных обломков...
  
  ***
  
  Бутыл ощутил, что его тело пролезло сквозь трещину, поползло вперед, к лазу, в который превратилась старая улица. Под ладонями камни, известка, черепки - они ломались, когда он двигался. Некогда по этой улице ходили стоя. Двигались фургоны, стучали подковы, носились ароматы, приятные и не очень. Запахи жаркого из окрестных домов, навоза от прошедших к рынку коров... Короли и нищие, великие маги и амбициозные священники. Все пропали. Стали прахом.
  Улица вдруг пошла вниз - мостовая тут просела, заполнив подземную комнату. Нет, это дренажная канава, облицованная кирпичом, в нее и полезла крыса.
  Расталкивая разбитые камни мостовой, он спустился в трубу. Внизу тонкая подстилка высохших экскрементов, хрустящие надкрылья насекомых, панцири черепах. Он полз дальше. Бледная ящерица длиной в руку тихо скользнула в боковую трещину. Лба коснулись нити паутины, достаточно толстые, чтобы порваться с громким щелчком. Он чувствовал, как что-то пробежало по левому плечу, спине и спрыгнуло.
  Бутыл слышал, как сзади кашляет в поднятой им пыли Каракатица. Сквозняк не ослабевал. Закричал и замолк ребенок. Теперь слышались лишь пыхтение и шлепанье рук и коленей. Впереди обвалившийся потолок. Крыса его миновала, так что маг понимал - препятствие проходимо. Он начал разбирать мусор.
  
  ***
  
  Улыба подтолкнула своего ребенка. - Вперед, - прошептала она, - держись. Уже недалеко. - Она слышала лишь пыхтение, не крик - еще нет, это лишь вездесущая, поднятая чередой карабкающихся людей пыль мешала ей дышать. Сзади ручонки то и дело касались ее израненных ног, взывая приступы боли, но она держалась, не позволяя себе стонать. "Проклятый недоносок не нарочно, да. И почему у них такие большие глаза, и так жалобно глядят? Словно умирающие от голода щенки". - Ползи, малыш. Совсем недалеко...
  Мальчик сзади помогал Тавосу Понду, чье лицо покрывали кровавые бинты. За ними полз Корик. Улыба слышала, как полукровка напевает одно и то же заклинание. Может быть, лишь оно удерживает беднягу от гибельной паники. Он же любит открытые саванны. Не душные, кривые тоннели, это точно.
  А ее они не пугали. Знавала она и худшее. Недавно она жила еще хуже. Можно рассчитывать лишь на то, что под рукой - и пока впереди есть путь, есть и надежда, и шанс.
  Если только парень или девка впереди не остановится. Еще толчок. - Вперед, подруга. Еще чуть - чуть...
  
  ***
  
  Геслер тащился в полной темноте, слыша впереди стоны Тюльпана, а сзади сводящее с ума пение Хряся. Толстому солдату, чьи голые пятки Геслер то и дело задевал, приходилось нелегко. Тюльпан протискивался по узкому лазу, сдирая кожу, оставляя за собой явственный запах крови. Хриплый кашель... нет, не кашель...
  - Бездна тебя забери, Тюльпан, - прошипел Геслер. - Что тут смешного?
  - Щекотка, - пропыхтел тот. - Ты. Щекочешь. Мне. Пятки.
  - А ты ползи быстрее, идиот!
  Сзади Хрясь все тянул дурацкую песню:
  
  А я грю, я грю деревья встали в строй
  Корни вырвали из мокрой из земли
  И по ветру машут мохом бородой
  Замутили глиной д воду на мели
  До зари вонючей жабами ползли
  Там на брюхах мы пиявок развели
  Их задавишь - из хвоста полезет гной
  В рот польется желтою струей
  Вшей вкусней
  Вшей вкусней
  Ихний сок вкуснее вшей!
  
  Геслеру хотелось завыть, как уже выл кто-то впереди. Завыть... но не хватало дыхания - дно было слишком близко, слишком воняло - некогда прохладный, гладящий кожу воздух смердел потом, мочой и Худ знает чем еще. Лицо Правда возвращалось к нему, стояло перед глазами как жуткое обвинение. Геслер и Буян провели рекрута через все проклятое восстание. Сохранили жизнь, показали способы оставаться в живых в этом Худом клятом мире.
   "И что он сделал? Вбежал в горящий дворец. С полудюжиной долбашек за спиной. Боги, в одном он был прав - пламя его не взяло, он заслонил собой вход и тем спас всех. На время. Отразил бурю. Спас всех..."
  Вокруг были обожженные, израненные солдаты. Каждая порция воздуха, вдыхаемая в опаленные легкие, вызывала приступы кашля. "Но не у меня". Он мог чувствовать божка этой огненной бури. Мог ощутить гнев ребенка, понявшего, что вскоре ему придется умереть. "Отлично. Ничего иного ты не заслужил". Огонь ему не вредит, но это же не значит, что нужно склониться перед ним в мольбе? Он ничего не просил. Ни он, ни Буян, ни Правд - и Правд уже мертв. О даже не ожидал...
  
  А я грю, я грю мост выдернул быки
  Камень ноги штукатурка белый зад
  И с него д хвостами машут барсуки
  И танцуют и зовут меня назад
  На веревки мы завили виноград
  Глиной ухи залепили невпопад
  Барсуков словили, вырвали кишки
  И набили жиром полные горшки
  Вшей вкусней
  Вшей вкусней
  Ихний жир вкуснее вшей!
  
   "Если мы выберемся, первым делом сверну его тощую шею. Верховный маршал? О боги..."
  
  А я грю, я грю что башня ведьмака...
  
  ***
  
  Капрал Тарр тянул Балгрида за руки и не обращал внимания на его вопли. Удивительно, как магу удалось остаться толстым за время бесконечного похода. Увы, сейчас толщина окажется роковой. Однако сало можно протащить там, где не пройдет кусок мяса. Хоть какая-то надежда.
  - Ты оторвешь мне руки! - заорал Балгрид, когда Тарр протащил его сквозь трещину.
  - Ты застрял, - отвечал Тарр. - Урб идет сзади, у него нож. Ого, да он его достал...
  Сзади раздался глухой голос: - Чертовски верно. Я тебя порежу как кабана, маг. Клянусь.
  Хуже всего тьма - не говоря уж о пауках, скорпионах и многоножках. Именно темнота вгрызалась в душевное здравие Тарра, жевала его. У Бутыла хоть есть возможность видеть глазами крысы. Ведь крысы видят во тьме? Или, может, нет? Может, просто тыкаются носом, усами, слушают. Может, они слишком глупы, чтобы сойти с ума...
   "Ох, они уже безумны. Нас ведет безумная крыса..."
  - Я снова застрял. Боги, не могу двинуться!!!
  - Хватит вопить, - сказал Тарр, снова разворачиваясь назад. Потянул за руки ведомого: - Слышал, Балгрид?
  - Что? ЧТО?!
  - Сам не понял. Кажись, Урб затачивает ножик.
  Маг рванулся вперед, дергая ногами и вцепляясь ногтями в стены.
  
  ***
  
  - Ты снова остановился, - буркнул Бальзам ползущему впереди ребенку. - Тебя ящерицы съедят. Заживо. Всех нас заживо съедят. Это же могильные ящерицы, клятый сосунок. Знаешь, на что они способны? Я тебе расскажу, на что. Они жрут человечину. Вот почему их зовут могильными. И от живого мясца не откажутся...
  - Ради Худа! - застонал сзади Мертвяк. - Сержант... не надо так...
  - Заткни хлебало! Он еще ползет, так? О да, ползет. Могильные ящерицы, недоносок! О да!
  - Надеюсь, сержант, у тебя нет племяшей.
  - Ты стал хуже, чем Наоборот. Капрал, кончай бубнить. Хочу новый взвод...
  - Никто с тобой не пойдет после такого...
  - Ты ничего не понимаешь, Мертвяк.
  - Будь я тем ребенком, что ползет впереди - обкакался бы тебе в лицо.
  - Тихо! Не подавай ему совета. Идиот! Сделаешь такое, парень, и я привяжу тебя здесь, на поживу могильным...
  - Слушай меня, малыш! - зычно крикнул Мертвяк. - Эти могильные ящерицы длиной с твой мизинчик. Бальзам просто...
  - Я тебя на вертел насажу, Мертвяк. Клянусь!
  
  ***
  
  Корабб Бхилан Зену'алас заставлял себя ползти. Малазанин позади хрипел - единственное доказательство, что он еще жив. Им удалось опустить одну из медных панелей на яму. Руки обожгли - глубокие ожоги, боль не утихает - Кораббу казалось, что ладони у него мягкие как воск, принимают форму камней и ступеней.
  Никогда он не чувствовал такой обжигающей боли. Тело его покрыто потом, конечности дрожат, сердце бьется, словно запертый в клетке зверь.
  Он пролез сквозь узкое место и упал на что-то вроде мостовой. При этом голова задевала за каменные руины. Он скользнул вперед, как ящерица, и услышал: сержант лезет следом.
  И тут почва содрогнулась, взлетела пыль, плотная как песок. Грохот, еще и еще содрогания, шум сверху. Сзади пронесся поток обжигающе горячего воздуха. Гарь, пыль...
  - Вперед! - завопил Смычок. - Пока потолок не...
  Корабб протянул руку назад, пошарил - и схватил руку малазанина. Солдата погреб под собой мусор, он задыхался под весом обломков. Корабб тянул все сильней.
  Малазанин дико вскрикнул. Корабб вытащил его, посыпались кирпичи, снова поднялась пыль.
  - Идем! - зашипел он. - Впереди яма, сержант - выгребная яма - все уже спустились. Хватай за лодыжки...
  Сквозняк оттеснял жар ко входу.
  Корабб нырнул в яму головой вперед, таща за собой Смычка.
  
  ***
  
  Крыса нашла вертикальную шахту, с достаточно неровными для ее лапок стенками. Ветер завывал, нес сухие листья, пыль и мертвых насекомых. Животное спускалось вниз. Бутыл лег на уступ, вгляделся в шахту. Пыль вызывала слезы.
   Ничего он не увидел. Бросил вниз кусок камня, стараясь не задеть крысу. Едущая на ней душа ощутила движение. Красные ушки напряглись, вслушались. Четыре удара человеческого сердца - и снизу донесся слабый стук камня о камень. Еще, и еще... и тишина. "О боги..."
  - Что-то не так? - сказал сзади Каракатица.
  - Шахта идет вниз, очень далеко.
  - Мы можем спускаться?
  - Крыса смогла.
  - А ширина?
  - Не очень широкая, а ниже еще сужается.
  - У нас раненые. Хеллиан всё ещё без сознания.
  Бутыл кивнул. - Сделай перекличку - я хочу знать, сколько человек сможет спуститься. Мне показалось, или храм за нами провалился?
  Каракатица повертел головой, приказал рассчитаться и послать ему веревки и ремни. Снова повернулся к магу. - Да. Упал. Ветер ворвался сюда. Хвала Худу, сквозняк его отбил - мы все задохнулись бы.
   "Ну, еще не поздно... Мы не прошли..."
  - Знаю, о чем ты думаешь.
  - Да ну?
  - Думаешь, есть ли бог у крыс. Надеюсь, что есть. Надеюсь, ты молишься горячо и искренне.
  Крысиный бог. Может быть. "Трудно сказать, что думают животные. Они не словами мыслят". - Полагаю, один из нас, сильный и крупный, может стать "краном" над шахтой. Поможет другим спускаться.
  - Да, если у нас хватит веревок и ремней. Тюльпан, или тот другой капрал. Урб. Но мимо них никто не протиснется.
   "Знаю". - Я попробую слазать вниз.
  - Где крыса?
  - Глубоко. Она долезла до дна. Ждет. А, вот, пошла. - Открывая садок Тюр, чтобы осветить темноту, он подполз к самому краю. Противоположная стенка казалась частью мощного здания - камни были искусно отесаны и скреплены. Попадались куски штукатурки. В середине почти горизонтально шел фриз. Та стенка была совершенно гладкой, и сужение шахты вызывали выступы на стене под Бутылом - фрагменты сложной лепнины на более грубой поверхности. Странное смешение стилей - ведь эти два здания стояли рядом. Однако оба здания без повреждений выдержали века под развалинами поздних поселений, под гнетом песка и камней. - Ладно, - сказал он подобравшемуся ближе Каракатице, - все не так уж плохо.
  - Тебе сколько лет? Двадцать? Ни одной раны, тонкий как копье...
  - Да, тут ты прав. - Бутыл высунулся дальше, вынес правую ногу за край. Оперся на выступ, осторожно спустился до уровня живота. - Проклятие, мои ноги не такие длин...
  Выступ треснул - он вдруг понял, что это всего лишь гнилая доска - и маг скользнул вниз.
  Он падал, дергая ногами, растопырив руки по сторонам. Грубые камни царапали спину; какой-то выступ ударил по затылку. Голова дернулась вперед. И тут ноги ощутили противоположную стенку провала.
  Его перевернуло. Вниз головой...
   " О Худ..."
  Вдруг что-то задержало его. Треск, все новые рывки, тормозящие падение.
   "Боги, это паутина..."
  Плечо застряло, и это снова перевернуло его вверх головой. Он задрыгал ногами, ощутил под стопой штукатурку. Правая рука, ухватилась за выступ, но он, словно губка, промялся под скорчившимися пальцами. Вторая нога коснулась стены; он вытянул ноги, пока не уперся спиной в неровный камень.
  Отовсюду сбегались пауки, большие - как вытянутая рука.
  Бутыл замер, стараясь даже не дышать.
  Лысые, коротконогие, бледно - янтарного цвета - он заметил, что твари светятся изнутри, как будто фонари в толстой, золотистой оболочке. Они облепили его тело. Высоко вверху безнадежно и испуганно взывал Каракатица.
   Бутыл потянулся разумом - и отпрянул, коснувшись слепой паучьей ярости. Вспышки воспоминаний - крыса - излюбленная добыча - как-то пробралась через все ловушки, незримо пролезла мимо, не зная, что на нее смотрят сотни глаз. А теперь... этот.
  Сердце застучало в груди. Колдун попытался снова. Вроде разума - улья, нет, большой семьи - они могут склеиваться, обмениваться пищей - когда ест один, едят все. Они никогда не видели света, кроме внутреннего, и до сей поры не ощущали ветра. "Испуганы... но, слава Худу, не голодны". Он попытался их успокоить и снова отпрянул: движение прекратилось, все внимание устремилось к нему! Скребущие по телу лапы замерли, твердые когти впились в кожу.
  Тихо. Нет нужны бояться. Случайность. Случится еще не раз, и тут ничего не поделаешь. Лучше вам всем идти по домам. Скоро вернется тишина, мы пройдем мимо, потом ветер кончится. Вы построите новые сети. Мир... прошу...
  Они не соглашались.
  Ветер вдруг утих. Сверху спустился клубок жара.
   "Бежать!" Он построил в воображении картину пожара, припомнив умирающих людей, разрушение...
  Пауки побежали. Три удара сердца - и он остался один. К коже липли лишь куски жилистых сетей, обрывки паутин. Вниз закапала кровь - из подошв, из предплечий.
   "Проклятие. Кажется, мне досталось. Боль нарастает - все болит. Слишком..."
  Сознание уходило.
  Сверху донеслось: - Бутыл!
  Он зашевелился, моргнул. Сколько же он здесь висит?
  - Я здесь, Каракатица! Лезу вниз. Думаю, недалеко осталось! - Морщась от боли, он начал двигать ногами - место довольно узкое, он мог ползти, упираясь в обе стены. Бутыл вздохнул, когда смог встать и оторвать спину от камня.
  Нечто ударилось о правое плечо, ожгло кожу. Он присел, ощутив, как предмет скользнул вдоль груди. Петля на веревке.
  Сверху: - Я слезаю!
  
  ***
  
  - Корик позвал сзади: - Шип, ты еще с нами?
  Названный солдат что-то бормотал - они все успели познать нежданный ужас. Ужас остановки. Движение означало сохранение здравого рассудка - ведь оно означало, что где-то там, впереди, ползет Бутыл, отыскивает путь. Едва все встали, по цепочке пополз страх, начал хвататься своими щупальцами за глотки и душить.
  Вопли, панические удары о твердые, недвижные камни и кирпичи. Руки хватались за ноги находящихся впереди. Рождалось безумие.
  Затем раздались голоса спереди: там нашли шахту, нужны веревки, пояса, перевязи - придется лезть вниз.
  Впереди еще есть путь!
  Корик безостановочно бормотал свое заклинание. Песнь Детской Смерти, сетийский ритуал перехода из отрочества во взрослую жизнь. Ритуал этот включал - и для мальчиков, и для девочек - могильное бревно (выдолбленный гроб) и ночное пребывание в семейном склепе. Похороны заживо - чтобы умерло дитя, чтобы родился взрослый человек. Тест на дух безумия, на червей, живущих в каждом, свернувшихся в основании черепа, туго стягивающих позвоночник. Червей, всегда готовых проснуться, выползти, прогрызть путь в черепную коробку. Наслать бормотание, рыдание, дикий смех - или все разом.
   Он пережил ту ночь. Он победил червей.
  Все, что нужно для сегодняшнего дня. У него есть все нужное.
  Он слышал, как черви жрут солдат впереди и солдат сзади. Черви перескакивали и в детей. Для поддавшегося страху человека нет худшего кошмара, чем ставший свидетелем его слабости ребенок. Это способно лишить всякой надежды, всякой веры.
  Корик не мог спасти никого из них. Не мог передать песнь, ведь они не понимали ее значения, они не проводили ночь в гробе. И он понимал, что скоро люди вокруг начнут умирать, или же безумие полностью пожрет их разумы, навсегда - и это принесет смерть все остальным. Каждому.
  Черви отступили, и он слышал лишь рыдания - не сумасшедшие, но облегченные. Рыдания, бормотания. Он понимал, что они почуяли вкус, оставленный червями, и молились: "Больше никогда. Не подходите, прошу. Никогда больше".
  - Капрал Шип?
  - Ч - ч - что, черт тебя?
  - Хром. Как он? Я его искал ногой, коснулся вроде бы руки... но он не шевелится. Ты можешь слазать вперед, поглядеть?
  - Его вырубило.
  - Почему?
  - Я пролез вперед и ударил его головой о стену. Чтобы не вопил.
  - Ты уверен, что он жив?
  - Хром? У него череп тверже камня.
  Корик услышал шум сзади. - Ну что?
  - Я докажу. Давай - ка согнем сломанную ногу...
  Хром завопил.
  - Рад, что ты вернулся, - сказал Шип.
  - Прочь от меня, урод!
  - Это не я паниковал. В следующий раз, как только вздумаешь паниковать, вспомни, что я совсем рядом...
  - Когда - нибудь я тебя убью, капрал...
  - Как пожелаешь. Только не паникуй.
  Корик вспомнил странные звуки, которые слышал недавно со стороны Шипа, но промолчал.
  Послышалось сопение. В руки Корику всунули груду веревок и кожаных ремней, по большей части обожженных. Он подтянул ее вперед и передал мальчишке, скорчившемуся позади Тавоса Понда. - Отдай дальше, паренек.
  - Ты, - ответил мальчик. - Я слышал тебя. Я слушал.
  - И тебе было хорошо, не так ли?
  - Да.
  - Я научу. В следующий раз.
  - Да.
  
  ***
  
  Кто-то выкрикнул приказ, прорезавшись сквозь лихорадку ужаса, и солдаты начали отвечать, стягивая с себя все, что могло служить веревкой. Дрожа под слоем замерзшего пота, Тарр уперся лбом в камни под собой, втянул запах пыли, смешанный с запахом недавнего своего страха. Когда связка дошла до него, он передал ее дальше, присоединив к жалкой коллекции останки своей перевязи.
  Теперь у них, по крайней мере, есть резон ждать. Они стоят не потому, что Бутыл не нашел пути.
  Держаться хоть за что-то. Он молился, чтобы этого хватило.
  Хотел бы я снова шагать по пустыне, - прошептал сзади Балгрид. - Дорога, и такой простор по бокам...
  - Слышу, - ответил Тарр. - Но я помню, как ты тогда бранился. Сухота, солнце...
  - Солнце. Ха! Я так прожарился, что солнца бояться нечего. Боги, я стану на него молиться, попомни. Если свобода - это бог, Тарр...
   "Если бы свобода была богом. Какая интересная мысль..."
  
  ***
  
  - Слава Худу, что вопли прекратились, - сказал Бальзам, шлепая по чему-то, ползущему по телу и щекочущему кожу. Словно сыпь от жары. Забавно...
  - Сержант, - проговорил Мертвяк, - это ты громче всех вопил.
  - Тише. Чертов лжец. Это не я, это ребенок передо мной.
  - Да ну? Не знал, что он знает дальхонезский...
  - Капрал, я тебя проткну. Еще одно слово... клянусь. Боги, что за зуд, словно я вывозился в "дурацкой пыльце".
  - Ты подцепил это от паники. Называется "пот страха". Ты хоть не обделался? Воняет...
  - Мертвяк, я вытаскиваю нож. Ты понял? Остается только повернуться - и ты больше не станешь бормотать.
  - Ты потерял нож. В храме...
  - Отлично! Я тебя залягаю до смерти!
  - Тогда давай сейчас. Не хочу ползти через твою лужу...
  
  ***
  
  - Войну выигрывает жар, - сказал Корабб.
  - Да, - слабым, ломким голосом отозвался сзади сержант Смычок. - Вот.
  Что-то коснулось ноги Корабба. Он протянул руку и нащупал конец веревки. - Ты ее тащил?
  - Она обвязана вокруг пояса. Видел, что Улыба ее бросила около храма - не удивительно, ведь пенька уже дымилась...
  Потянув веревку, Корабб ощутил на ней что-то склизкое, теплое. - Кровь? Ты истекаешь кровью?
  - Пустяки. Я в порядке.
  Корабб пополз вперед - между ним и передним солдатом, по имени Наоборот, оставалось пространство. Корабб мог бы ползти быстрее, но не хотел оставлять раненого сержанта. Враг или нет, такого делать нельзя.
  Он считал, что все они монстры, трусы и зверье. Он слышал, что они едят трупы сородичей. Но нет, это просто люди. Ничем не отличаются от самого Корабба. "Тирания лежит у трона императрицы. А эти... это просто солдаты. Всего лишь". Уйди он с Леоменом - понять такое не довелось бы. Он держался бы прежней яростной ненависти ко всем малазанам и всему малазанскому.
  И вот сейчас... Человек позади умирает. Фалариец по рождению - еще одно завоеванное империей место. Умирает, и к нему даже нельзя подобраться. Не сейчас.
  - Эй, - прохрипел он Наобороту. - Передай это.
  - Худ побери, настоящая веревка!
  - Да. Передавай скорее.
  - Не приказывай мне, ублюдок. Ты пленник. Помни.
  Корабб отполз.
  Жара нарастала, пожирала все сочившиеся снизу струйки свежего воздуха. Долго им не выдержать. "Нужно ползти".
  Смычок пробормотал: - Ты что-то сказал, Корабб?
  - Нет. Ничего особенного.
  
  ***
  
  Сверху доносились звуки - это Каракатица спускался по наспех связанной веревке, тяжело дыша, сопя. Бутыл стоял на осыпающемся дне провала. Трещина рядом плотно запечатана. Он тревожно шарил руками по стенкам. Крыса? А, вот... рука провалилась в полость с холодным воздухом. Край гладкого здания. Арка. Боги, что это за дом? Арка, держащая вес двух или трех этажей из камня. Ни стена, ни арка не прогнулись за все это время. "А вдруг легенды правдивы? И'Гатан некогда был первым из святых городов, величайшим городом мира. Когда он умер, при Великой Резне, ни один дом не был тронут, все осталось стоять. Они стояли, пока не были погребены песками".
  Он пригнулся и ногами вперед нырнул в арку, сразу ощутив что-то - мусор? - почти заполнившее комнату. Обломки катались и сдвигались, трещали под сапогами.
  Крыса подскочила, испуганная устроенным Бутылом шумом. Он потянулся и снова захватил своей волей душу зверька. - Тише, малышка. Надо работать... - Голос вдруг угас.
  Он лежал на рядах сосудов, уложенных в штабели почти до потолка. Ощупав их руками, колдун понял, что высокие амфоры запечатаны, покрыты железными крышками; края и верхушки крышек исчерчены причудливыми узорами. Керамика хорошо обожжена. Услышав призывный крик спустившегося Каракатицы, Бутыл побрел к центру комнаты. Крыса скользнула в другую арку, маг ощутил, как она лезет вниз, потом не спеша идет по ровному, свободному от обломков полу.
  Схватившись за край одной из крышек, он попытался убрать ее. Но запечатана амфора была плотно, ему не удалось поднять крышку. Тогда он попытался вращать ее влево, затем вправо. Ничего. Он потянул вверх изо всех сил. Крышка сдвинулась. Посыпался сухой воск. Маг потянул снова, но крышка не отходила. Тогда он снова начал вращать ее влево - и понял, что с каждым поворотом она поднимается. Он нащупал пальцем запачканную воском спиральную нарезку на освобожденном горлышке. Еще два витка - и железный колпачок упал.
  Комнату затопил жгучий, пряный запах.
   "Я знаю этот запах... Мед. Эти штуки полны меда". Сколько же они ждут здесь, спрятанные людьми, давно обратившимися во прах? Он сунул руку в горлышко и почти сразу рука погрузилась в холодное, густое содержимое. Бальзам для ноющих ожогов - и утешение вдруг проснувшегося голода.
  - Бутыл?
  - Сюда. Я в большой комнате у ровной стены. Каракатица, здесь кувшины, сотни амфор. Полных меда. - Он вытащил руку и лизнул кончики пальцев. - Боги, да он свежий. Смажь ожоги, Каракатица...
  - Только если ты обещаешь, что дальше мы не полезем через муравейник.
  - Внизу нет муравьев. Сколько с нами?
  - Все, что спустились.
  - Смычок?
  - Он еще жив, хотя жар чуть его не схватил.
  - Значит, веревок хватило. Хорошо.
  - Да уж. Пока они держат. Похоже, Урб решил стащить Хеллиан на спине.
  - Они будут следующими?
  - Да. Как снять крышку?
  - Вращай против. Вращай и вращай.
  - Бутыл услышал, как сапер возится с другой амфорой. - Он свежий, так что не может быть очень старым.
  - Знаки на крышках... Карак, я не могу их видеть, но могу ощупывать. У моей бабушки был ритуальный сосуд для магии - там те же знаки. Если не ошибаюсь, Карак, это джагутская работа.
  - ЧТО?
  - Но сами сосуды из Первой Империи. Проведи рукой по стенкам. Гладкая как яичная скорлупа - если бы был свет, клянусь, она оказалась бы небесно - голубой. При хорошей закупорке...
  - Я все еще чувствую аромат цветов.
  - Знаю.
  - А ты толкуешь о тысячах и тысячах лет.
  - Да.
  - Где твоя любимая крыса?
  - Отыскивает путь. Напротив другая комната, пустая - то есть мы можем пройти туда и искать следующие...
  - Что-то не так?
  Бутыл покачал головой: - Ничего. Просто чувствую себя... странно. Прикоснулся спиной к стене - она онемела...
  - Дыханье Худа, в меде какой-то мак? Я тоже начал... боги, голова кружится.
  - Да, лучше сказать остальным.
  Бутыл ничего не видел вокруг, но ему казалось, что мир вращается, кружится. Сердце ускорило бег. "Дерьмо!" Он полез к следующей арке. Попытался втащить себя за нее - и упал.
  Удар о камни показался далеким, хотя он явно падал не менее двух саженей. Он как бы вспомнил громкий треск, шлепок... сообразив, что это его макушка ударилась о плиты...
  Сверху на него упал Каракатица и перекатился, громко охнув.
  Бутыл нахмурился. Пошарил руками по полу. "Крыса... где она... Пропала. Я потерял ее. О нет, я потерял ее!"
  Миг спустя он потерял и все остальное.
  
  ***
  
  Корабб протащил бесчувственного Смычка по последнему отрезку тоннеля. Ощупал уступ, найдя веревку, свисающую от трех связанных вместе ножен, услышал неясные голоса далеко снизу. Жар клубился вокруг, словно змеи; он с трудом подтянул малазанина к краю.
  Схватил веревку, начал втягивать.
  Нижняя треть вся состояла из узлов - ее связали из ремней и портупей. Он проверил каждый узел, тщательно, но не нашел слабых звеньев. Корабб спутал руки малазанина у запястий и локтей, затем связал ноги - при этом ощупал покрытые запекшейся кровью раны от копий, обнаружив, что все бинты потерялись по дороге. Пропустив свою голову и левое плечо между рук Смычка, он привязал тело к себе, схватился за веревку и начал спуск.
  Он почти падал, потому что размер шахты оказался слишком большим и ноги едва касались стены. Руки все больше слабели. Но тут под ногой оказался выступ, на который можно было опереться. Ниже лаз сужался. Корабб смог отдохнуть.
  Боль ожогов, тяжелый стук сердца, хрип дыхания. Вскоре он возобновил спуск. Теперь лезть было легче - шахта становилась все уже.
  Наконец он был внизу. Слева раздалось нечто вроде хихиканья, быстро затихшего.
  Он пошарил рукой в том направлении и нашел арку. Кинул туда конец веревки и услышал, как она ударилась о тело.
   "Все уснули. Неудивительно. Я и сам готов уснуть".
  Он отвязал Смычка и ощупал всё вокруг. Ноги стоят на качающихся кувшинах, со всех сторон храп, тихое дыхание - и сладкий, приторный запах. Он протащил Смычка поближе.
  Мед. Много кувшинов меда. "Думаю, полезно для ожогов. И для ран". Найдя открытый сосуд, Корабб извлек пригоршню меда и начал наносить жидкость на колотые раны сержанта. Смазал ожоги - Смычка и свои. И уселся. Блаженное онемение захватило тело.
   "Ох, этот мед... это Карелбара - богоносец. Ох..."
  
  ***
  
  Кулак Кенеб вышел на утренний свет, встал и замигал, оглядывая хаос палаток, по большей части подпаленных, и солдат - бредущих, качающихся или стоящих, уставившись через выжженное поле на город. И'Гатан, мутный в потоках вздымающегося жара, бесформенная могила, оплывающая на склоны своего холма. Там и тут еще вспыхивали огни, выстреливали языки пламени, вначале бледно - оранжевые, потом тускло - красные.
  Воздух был полон праха. Прах падал, словно снег.
  Трудно дышать. У него проблемы со слухом - тот огненный шторм все ревет в ушах, и голод его не утолен. Как долго длилась буря? День? Два дня?
  Рядом были целители. Ведьмы с мазями, владеющие Деналом лекари из армии. Сплетение голосов - заклинания, шепот, иногда реальный, иногда воображаемый.
  Он подумал о жене. Сельв была далеко от проклятого континента, в безопасности родного имения на Квон Тали. Кесен и Ванеб, детишки. Они же выжили? Он был уверен, что выжили. Воспоминание было слишком сильным, чтобы сомневаться. Тот ассасин Калам, он что-то сделал с ними.
  Сельв. Они жили врозь два года перед восстанием, два года - два? - проведенные в гарнизоне, на Семиградье. Мятеж заставил их отринуть ссоры ради спасения себя и детей. Он подозревал, что она не скучает; а вот дети... Он подозревал, что она уже нашла себе другого, любовника, и его возвращение - последнее, о чем она мечтает.
  Ну, в жизни может быть и худшее. Он вспомнил о солдатах с жестокими ожогами - о боги, как они кричали.
  Кенеб уставился на город. Он ненавидел его всей душой.
  Пес Крюк лег рядом. Миг спустя появился и Гриб. - Отец, ты знаешь, что родится отсюда? Знаешь?
  - Откуда, Гриб?
  Мальчик показал голой, покрытой пеплом рукой на И'Гатан: - Она хочет, чтобы мы ушли. Как можно скорее. - Он ткнул в восходящее солнце. - Видите ли, там чума на востоке. Итак. Мы идем на запад. Найти корабли. Но я уже знаю ответ. Чтобы найти то, что внутри, нужно убрать все внешнее. Так?
  - Нет, Гриб, я не понимаю тебя.
  В поле его зрения показалась обнюхивающая землю хенгезская собачонка Мошка. Она начала бешено копать, будто впав в безумие. Пыль полетела во все стороны.
  - Что-то погребено, - сказал смотрящий на собачку Гриб.
  - Думаю, да.
  - Но она не желает видеть. - Мальчик глянул на Кенеба. - Как и ты.
  Гриб побежал прочь, Крюк увязался за ним. Мошка все рылась в земле, фыркая и чихая.
  Кенеб нахмурился, пытаясь припомнить... Что же такое Гриб говорил недавно - в ночь атаки? Перед тем, как рок обрушился на них? Нет ли в словах паренька скрытого предупреждения? Он не мог понять - мир до пожара казался рассудку обратившимся во прах, в ничто. Трудно было даже вспомнить имена жены и детей. "Не понимаю. Что со мной?"
  
  ***
  
  В командном шатре Адъюнкт стояла перед Нилом и Нетер. Кулак Блистиг прислонился к стенке - он едва мог стоять. Тавора приказала заниматься целением - размещать госпитали, руководить владеющими Деналом, ведьмами и ведунами. Два дня и одна ночь - или две ночи? - он с трудом мог припомнить хаос тех звонов, что последовали за ночью штурма. Если бы не подчиненные офицеры, его явно отстранили бы от командования еще до рассвета. Душа тонула в пропастях Бездны.
   Блистиг не был до конца уверен, что она выкарабкалась.
  Нил говорил монотонным голосом - слишком длительное использование магии сделало его подавленным. - ... только смерть и жара. Те, что смогли сбежать - их страдания оглушили меня - они довели духов до безумия. Духи бегут, обрывая цепи. Они проклинают нас за рану земли, за свершенные преступления...
  - Это не наши преступления, - бросила, отворачиваясь, Адъюнкт. Ее взор нашел Блистига. - Скольких мы потеряли сегодня, Кулак?
  - Тридцать одного, Адъюнкт. Но ведьмы говорят, что за ними последуют немногие. Тяжелораненые умерли, остальные выживут.
  - Начинайте приготовления к походу. У нас хватает телег?
  - Если солдаты понесут свой рацион сами. Кстати, пищи не хватит - нам придется жевать ремни, если не найти новые припасы.
  - Насколько ее хватит?
  - На неделю, если начать экономию. Адъюнкт, куда мы идем?
  Взор ее затуманился. - Чума оказалась... особо заразной. Думаю, это зараза самой Повелительницы, поцелуй богини. У нас мало целителей...
  - Лофал?
  Нил покачал головой: - Город уже поражен, Кулак.
  - Сотка, - сказала Адъюнкт. - Жемчуг доложил, что адмирал Нок не смог поставить флот и транспорты в доки к востоку от Ашока и полуострова Маадил, так что вынужден огибать его. Его ждут в Сотке через девять дней, ведь он зайдет за водой в Таксилу или Кольцо.
  - Девять дней? - воскликнул Блистиг. - Если чума уже в Лофале...
  - Теперь время наш враг, - отозвалась Адъюнкт. - Кулак, приказываю снимать лагерь. Как можно скорее. Восстание подавлено. Теперь наша задача - выжить. - Она поглядела на него. - Желаю выйти на тракт сегодня ночью.
  - Сегодня? Да, Адъюнкт. Я поспешу. - Он отдал честь и вышел. За входом встал и заморгал, не сразу придя в себя и вспомнив приказ.
  
  ***
  
  Едва шаги Кулака затихли вдали, Адъюнкт повернулась к Нетер. - Госпожа Чума. Нетер, почему здесь? Сейчас?
  Виканская ведьма пожала плечами: - Вы просите измерить замысел богини, Адъюнкт? Безнадежное дело. У нее может и не быть побудительных причин. Ведь чума - ее основное свойство. Она порождает ее. - Нетер замолчала, покачав головой.
  - Адъюнкт, - вступил в разговор Нил, - вы получили свою победу. Императрица будет довольна. Должна быть. Нам нужен отдых...
  - Жемчуг сообщает, что Леомен не мертв.
  Виканы промолчали. Адъюнкт повернулась к ним. - Так вы оба знали это?
  - Его забрали, - ответил Нил. - Богиня.
  - Какая богиня? Полиэль?
  - Нет. Королева Снов.
  - Повелительница гадания? Какой ей прок от Леомена Молотильщика?
  Нил дернул плечом.
  Снаружи застучали копыта; миг спустя в шатер вошел Темул. Он был покрыт пылью, вытирал кровь с трех параллельных царапин на лице. В руках он нес растрепанную девчонку. - Нашли, Адъюнкт.
  - Где?
  - Пыталась забраться в развалины. Она потеряла разум.
  Адъюнкт поглядела на Синн. - Лучше бы ей отыскать его. Мне нужны Верховные Колдуньи. Синн, погляди на меня. Погляди.
  Девушка не подала вида, что слышит Тавору. Голова болталась, перепачканные волосы закрывали лицо.
  Адъюнкт сказала со вздохом: - Возьмите ее, помойте. Не спускайте глаз - позже попробуем снова.
  Когда Темул вынес Синн, Нил спросил: - Адъюнкт, вы намерены преследовать Леомена? Как? Нет способа - Королева Снов могла уже перенести его на иной континент.
  - Нет, мы не будем преследовать. Но пойми, викан: пока он жив, в глазах Императрицы это не победа. И'Гатан останется тем, чем был - проклятием Империи.
  - Он не поднимется вновь.
  Тавора внимательно поглядела на Нила. - Молодежь ничего не знает об истории. Я хочу пройтись, а вы отдыхайте.
  Она ушла. Нил поглядел в глаза сестры. - Молодежь? Как быстро она забыла.
  - Они все забыли, брат.
  - Как думаешь, куда ушел Леомен?
  - Куда же еще? В золотой век. К славе Великого Восстания. Сейчас он шагает тропами мифов. Будут говорить - он возжег огонь. Будут говорить - в его очах видно Откровение. Будут говорить - он отплыл от И'Гатана по реке малазанской крови.
  - Местные верят, что Колтейн возвысился. Новый бог, Повелитель Ворон...
  - Глупцы. Виканы не возвышаются. Мы просто... повторяемся.
  
  ***
  
  Лейтенант Прыщ проснулся и поднял правую руку, чтобы приветствовать своего капитана (Добряк встал как раз у его матраца).
  - Говорят, лейтенант, у вас руки склеились.
  - Да, капитан. Левая рука.
  - Говорят, они сделали все, что могли, убрали боль. Может быть, в один прекрасный день сумеют разделить пальцы. Найдут целителя с Высшим Деналом и заставят вашу руку выглядеть и работать как раньше.
  - Да, сэр. А пока - ведь это рука для щита, и я могу...
  - Тогда почему, во имя Худа, вы валяетесь на тюфяке?
  - Гм... да, сэр, нужно найти одежду, и я с вами.
  Добряк оглядел ряды постелей. - Полгоспиталя заполнено блеющими ягнятками - лейтенант, вы решили стать волком? Выходим ночью. У нас мало фургонов и, что еще хуже, много носилок и паланкинов - на что стала похожа Армия, а?
  - Позор, сэр. Как поживает Кулак Баральта, сэр?
  - Потерял руку. Но вот он не хнычет, не плачет и не жалуется.
  - Нет?
  - Конечно, нет. Он все еще без сознания. Вставай на ноги, солдат. Завернись в одеяло.
  - Я потерял браслет, сэр...
  - Но на его месте остался ожог, не так ли? Они увидят его и поймут, что вы офицер. А также по суровому лицу.
  - Так точно, сэр.
  - Отлично. Хватит время тратить. Перед нами работа, лейтенант.
  - Так точно, сэр.
  - Лейтенант, если вы будете лежать через одно биение моего сердца... я скатаю матрац вместе с вами. Понятно?
  - Так точно, сэр!
  
  ***
  
  Она сидела неподвижно, разбросав ноги и руки, как кукла; старая виканка мыла ее, а другая стригла волосы. Они не подняли голов, когда вошла капитан Сорт.
  - Хватит и этого, - сказала она и сделала жест выйти. - Прочь.
  Заведя заунывные причитания - наверное, проклятия - старухи вышли.
  Фаредан Сорт поглядела на девушку: - Длинные волосы мешают зрению, Синн. Тебе без них лучше. Мне своих совсем не жалко. Ты не говоришь - но, думаю, я поняла, что происходит. Итак, слушай. Не отвечай, просто слушай...
  
  ***
  
  Уныло - серый летающий пепел поглотил остатки солнечного света; пыль с дороги клубами расходилась по полям. До Четырнадцатой Армии все еще доходили последние вздохи мертвого города - остатки огненной бури, печальное напоминание выжившим солдатам, ожидающим звуков рога.
  Кулак Кенеб поднялся в седло, натянул удила. Вокруг был слышен лишь кашель - и от людей, и от животных. Ужасный звук. Фургоны, полные замотанных тряпками раненых, выстроились на тракте, словно похоронная процессия. Они были закопчены, обуглены, они смердели пожарищем. В одном, думал он, лежит кулак Тене Баральта - лицо его страшно обожжено, целитель ухитрился спасти глаза, но загоревшаяся борода уничтожила большую часть губ и носа, а некоторые куски его тела и вовсе похоронены в общей могиле. Все беспокоились за здравие его рассудка; впрочем, он оставался без сознания. Милость богов... Но там много и других, о, сколь много...
  Он заметил, что к нему спешит Темул с двумя всадниками. Викан резко остановил коня, кивнул: - Нигде не можем найти, Кулак. Не удивляюсь - но запомни: у нас были и другие дезертиры, и всех удалось поймать. Адъюнкт приказала отныне убивать беглецов при обнаружении.
  Кенеб кивнул и отвернулся.
  - Отныне, - продолжил Темул, - виканы не примут от малазанских офицеров приказов иного свойства.
  Кулаку пришлось снова поглядеть на Темула. - Кулак, виканы - тоже малазане.
  Юноша скривил губы и пришпорил коня. - Теперь они ваша проблема. Высылайте поисковиков, если хотите - но Армия ждать не будет.
  Едва он натянул удила, как прозвучали рога. Армия пришла в движение.
  Кенеб встал на стременах, оглядел окрестности. Солнце почти село. Слишком темно, чтобы что-то рассмотреть. Капитан Фаредан Сорт и Синн. Дезертиры. "Проклятая капитан. Я думал, она... ладно, я не думал, что она способна..."
  И'Гатан ломал людей, ломал сильно - он не думал, что многие сумеют оправиться.
   "До конца дней своих..."
  Четырнадцатая Армия начала поход, вышла на западную дорогу к развилке на Сотку; за спинками солдат остались пыль, прах и разрушенный город.
  
  ***
  
  Голова ее была змеиной, вертикальные щелки зрачков светились зеленым; Бальзам видел, как болезненно - завораживающий, раздвоенный язык выскакивает из пасти. Толстые космы черных волос извивались, на конце каждой пряди имелась крошечная человеческая головка, разевающая рот в жалобном писке.
  Пожирательница Ведьм, Зезорма Раадиль, разодетая в шкуры зебр. Четыре ее руки устрашающе размахивали священными орудиями дальхзонезцев. Бола, кнут, кривой серп и камень. Он никогда не мог понять: куда делись более подходящие орудия смерти? Ножи? Копья? Луки? Кто вообще придумал такую богиню? Чей извращенный, больной, помраченный разум сочинил все эти ужасы? "Кто бы он ни был, я его ненавижу. Или ее. Наверное, ее. Это всегда она. Она же ведьма? Нет, Пожирательница ведьм. Значит, это был мужик, и вовсе не безумный. Кто-то же должен пожирать ведьм"?
  Но она приближалась к нему. К Бальзаму. К посредственному ведуну - нет, к негодному ведуну - нет, к простому солдату. Сержанту. Где, Худа ради, его взвод? Армия? Что он делает в саванне родной страны? "Я сбежал оттуда, о да. Пасти скот? Охотиться на диких, злобных зверей и называть это приятным препровождением времени? Не для меня. О нет, не для Бальзама. Я выпил столько коровьей крови, что могу отрастить рога, выпил столько молока, что могу иметь вымя..." - Так изыди, Пожирательница!
  Она засмеялась (вполне ожидаемо, что звук этот вышел шипящим) и сказала: - Я проголодалась по приблудным ведунам....
  - Нет! Ты ешь ведьм! Не ведунов!
  - Кто говорит о еде?
  Бальзам пытался убежать, он хватался руками, скреб ногтями по твердым камням, но вокруг одни скалы и выступы - он в ловушке.
  - Я в ловушке!
  - Отойди от него, похотливая змеюка!
  Громовый глас. Ну ладно, малость тихий для грома. Бальзам извернулся и увидел над собой громадного жука, вставшего на задние ноги. Клиновидная голова оказалась бы на уровне колен Бальзама - если бы Бальзам сумел подняться. То есть громадного в относительном смысле. "Импарала Ан, бог Навоза".
  - Импарала! Спаси!
  - Не бойся, смертный, - ответил Жук, помахивая усиками. - Она тебя не получит! Нет, ты нужен мне.
  - Тебе? Зачем?
  - Копать, мой смертный друг. Через обширную кучу земли! Лишь твой род, смертный, наделен таким ясным видением и таким необоримым аппетитом! Вы - поставщики отходов и созидатели свалок! Следуй за мной, и мы проедим путь в саму Бездну!
  - Боги, да ты воняешь!
  - Неважно, друг - скоро и ты...
  - Оставьте его в покое, оба! - Третий голос, очень резкий, приближался откуда-то сверху. - Лишь мертвые и умирающие выкликивают истину!
  Бальзам глянул вверх. Бризан Групп, богиня коршунов. Об одиннадцати головах. - Ох, оставьте меня! Все вы!
  Теперь голоса раздавались со всех сторон. Боги и богини, полное сборище отвратительных покровителей Даль Хона.
   "О, почему у нас так много вас?"
  
  ***
  
  Это была сестра, не она сама. Она вспомнила так ясно, словно это было вчера. Ночь лжи сгустилась над деревенькой в Итко Кане. Море оставалось пустым слишком, слишком долго. Наступила нехватка - нет, настоящий голод - и все современные, цивилизованные убеждения были отброшены. Во имя Пробуждения они вернули мрачные обычаи древних.
  Рыба ушла. Моря были безжизненны. Для спасения, для инициации Пробуждения нужна кровь.
  Они взяли сестру. Улыба была уверена. Да, вот они, заскорузлые, грубые руки стариков, тащивших бесчувственное, накачанное снадобьями тело по мокрому песку - отлив отошел далеко и терпеливо ожидает теплого дара - а она просыпается и в ужасе смотрит вокруг.
  Все неверно. Не так это случилось. Они взяли сестру - близняшку, ведь в Зеркальных Родах таится сила, и такое очень редко случается в маленькой деревне.
  Сестра. Вот почему она ушла от них. Прокляла каждое имя, каждое лицо, увиденное в миг отправления ритуала. Бежала и бежала, до самого города на севере - но знай она, ЧТО ее там поджидало...
   "Нет, я пошла бы снова. Да. Ублюдки. "Во имя жизни окружающих отдай свою, дитя. Это цикл рождения и смерти, вечная тропа пролегает через кровь. Отдай нам свою жизнь ради жизни других"".
  Удивительно, почему это жрецы никогда не избирают в "славные жертвы" себя? Почему не приказывают привязать себя к кольям, чтобы дождаться прилива и крабов, вечно голодных крабов?
   И, если это так славно, зачем лить в горло вонючий дурханг, пока глаза не становятся как черные жемчужины, пока девочка не лишается способности видеть, тем более говорить? И еще менее - понимать, что происходит, к чему она приговорена?
  Плывущая над собственным телом Улыба чувствовала, как собираются древние духи, жадные и радостные. А где-то в глубине за молом ожидает Старейший Бог. Сам Маэл, кормилец ничтожеств, жестокий хищник жизни и надежды.
  В душе заклокотал гнев. Улыба ощутила, что тело содрогается в тугих цепях онемения - она не станет лежать покорно, не улыбнется в ответ на прощальный поцелуй матери. Не станет сонно моргать, когда теплая вода коснется ее, захлестнет ее, польется в...
   "Слышьте меня! Все вы, проклятые духи! Я отвергаю вас!
  О да, идите прочь! Вы много знаете, потому боитесь. Да, клянусь, я возьму всех вас с собой. Всех заберу в Бездну, в лапы дьяволов хаоса. Это же цикл, видите сами! Порядок и хаос, цикл куда старее жизни и смерти. Не согласны?
  Итак, идите ко мне. Все".
  В конце концов, только в этом она уверена. Они взяли сестру, и она... "ладно, не надо таиться. Ты сама подарила прощальный поцелуй. Дурханг - не извинение, милочка".
  Бегство так и не помогло ей. Надо было бежать куда быстрее.
  
  ***
  
  Можно верить шлюхам. Он был рожден шлюхой, сетийской девочкой четырнадцати лет, от которой отвернулись родители. Конечно, тогда она еще не была шлюхой, но если надо кормить малыша - какой еще путь можно избрать?
  Он изучил культы шлюх, всех женщин, друживших с матерью, разделявших с ней страхи и все иное, происходящее из общей профессии. Они касались его нежно и уверенно - язык тела, самый знакомый им.
  Полукровка не может призывать богов. Полукровка бредет по канаве между двумя мирами, презираемый в обоих.
  Но он не был одинок. В некотором смысле именно полукровки крепче всех держались сетийских традиций. Чистые родом ушли на войну - юные копьеносцы и девы-лучницы; они встали под знамена Малазанской Империи. И вернулись уже не сетийцами. Малазанами.
  Тогда Корик погрузился в старые ритуалы - те, которые смог припомнить - хотя сознавал, что они пусты и безбожны. Они служат лишь интересам живых, скопищу полукровок.
  И в этом не было позора.
  Потом, гораздо позднее, пришло время, когда Корик нашел свой собственный язык, защищающий жалкие жизни женщин, первыми научивших его искусству пустого поклонения. Мирской диалект, связанный интересами живых, родных, стареющих людей вокруг. Выплатил долг детства никому ныне не нужным, отставным шлюхам. Изношенный язык, изодранный грубыми прикосновениями, равнодушным использованием горожан, прославляющих экстаз и поклонение, когда им это выгодно, а в иное время жрущих людскую плоть со спокойствием обсевших добычу грифов.
  Глубоко во сне Богоносца Карелбары Корик не видел гостей. Для него - лишь забвение. Что до фетишей... что ж, они служат иной цели. Совершенно иной.
  
  ***
  
  - Давай, смертный. Тяни.
  Хрясь поглядел сердито сперва на Порхающего Огрызка, Бога - Саламандру, Верховнейшего из верховных маршалов, потом на сумрачные болотища Мотта. Что он здесь забыл? Он не желает здесь быть. Что, если братья найдут?
  - Нет.
  - Давай, я знаю, ты хочешь. Возьми мой хвост, смертный, и смотри, как я стану трепыхаться - бог, пойманный руками человека. Не этим ли забавляетесь все вы?
  - Нет. Иди отсюда. Не желаю говорить. Иди.
  - О, бедный Джамбер Бревно. Ты так одинок. Но вдруг братья тебя отыщут - тогда ты захочешь иметь меня рядом. Да, захочешь. Если они найдут тебя... ох, ох!
  - Не найдут. Даже пытаться не станут.
  - Они ищут, глупый мой дружок...
  - Я тебе не дружок. Иди.
  - Они встали на след, Джамбер Бревно. За то, что ты сотворил...
  - Ничего я не натворил!
  - Хватай хвост. Вот, вытяни руку...
  Джамбер Бревно, ныне известный как Хрясь, вздохнул и сомкнул руки на хвосте Бога - Саламандры.
  Тот дернулся, и хвост остался в руке смертного.
  Порхающий Огрызок со смехом поскакал вдаль.
   "И отлично", подумал Хрясь. "Давно не шутили со мной".
  
  ***
  
  Корабб встал посреди пустыни, и кто-то подходил сквозь пыльную дымку. Дитя. Ша'ик Возрожденная, вернувшаяся провидица, готовая вести на смерть новых воинов. Он не мог ясно различить лицо - с глазами что-то не так. Может, сгорели. Или выбиты летящим песком - он не знал, но чувствовал боль, видя ее. Видеть ее было ужасно.
   "Нет, Ша'ик, прошу. Надо закончить это, покончить с этим. Мы получили свою долю священных войн - сколько крови хотят впитать пески? Когда утолится твоя жажда?"
  Она подошла ближе. Чем ближе оказывалась она к нему, тем сильнее болели глаза. Когда раздался ее голос, Корабб Бхилан Зену'алас был слеп.
  Но не глух.
  Она прошептала: - Спаси меня.
  
  ***
  
  - Открой глаза, друг.
  Но он не хотел. Всем нужны решения. От него, всё время... а он больше не может. Никогда больше. То, что сейчас - совершенство. Медленное погружение, шепотки, не значащие ничего, не оформленные в слова. Ничего иного, ничего больше не нужно.
  - Вставай, Скрипач. Еще раз, в последний раз - поговорим. Нужно поговорить, друг.
   "Ладно". Он открыл глаза и заморгал, желая видеть ясно - но туман не исчезал - и сделанным из тумана казалось склонившееся над ним лицо. - Еж. Чего тебе?
  Сапер ухмыльнулся: - Спорю, ты решил, что умер. Так? Вернулся к старым приятелям. Сжигатель Мостов - а ведь Сжигатели не умирают. Бессмертная армия - о, мы так надули Худа! Ха! Это ты думаешь? Ладно, тогда где Ходунок? Где остальные?
  - Ты скажи.
  - Скажу. Ты не мертв. Пока что. Наверное, на малое время. Вот почему я здесь. Тебе нужен пинок, Скрип, иначе Худ тебя отыщет и мы никогда больше не свидимся. Там, где ты сейчас, мир прожжен насквозь. Насквозь, королевство за королевством, садок за садком. Никто не может назвать его своим. Это надолго. Мертвое, выжженное до самой Бездны место.
  - Еж, ты призрак. Чего ты хочешь от меня? Зачем я тебе?
  - Ты должен идти, Скрип. Должен донести нас до конца...
  - Какого еще конца?
  - До конца. Все, что могу сказать...
  - Почему?
  - Потому что еще не случилось, идиот! Откуда мне знать! Это будущее. Я не вижу будущего. Боги, ты такой тупой. Всегда был.
  - Я? Я себя не подорвал, Ежик.
  - И что? Ты лежишь на куче кувшинов и истекаешь кровью: это лучше? Сладкий медок смешался с кровушкой...
  - Какой медок? О чем ты?
  - Лучше тебе вставать. Вы выбились из графика.
  - А где мы?
  - В никаком месте. В этом и проблема. Может, вас найдет Худ, а может, никто. Духи И'Гатана - они сгорели. Обращены в ничто. Уничтожены все воспоминания, тысячи и тысячи прядей. Тысячи лет... пропали. Ты не можешь вообразить величину потери...
  - Тихо. Ты говоришь как привидение.
  - Пора вставать, Скрип. Сейчас же. Идите...
  
  ***
  
  Пал мчался по равнине. Бутыл обнаружил себя лежащим на почерневших остатках травы. Рядом находились обугленные трупы - какие-то четвероногие травоядные; около них сидели шесть человекоподобных существ, голых, но покрытых тонким мехом. Они рубили жареное мясо острыми кремнями.
  Еще двое стояли на страже. Один из них... это ОНА!
   "Моя женщина" . Теперь она на сносях. Увидела его, подошла ближе. Бутыл не смог отвести взора от царственно спокойных очей.
  Некогда на острове Малаз обитали дикие обезьяны. Он припомнил, что в Джакатакане семилетним ребенком видел на рынке клетку с последней обезьяной, пойманной в лесах на северном побережье. Он забрел в деревню - молодой самец в поисках пары - но самок этого вида не осталось. Вскоре его, усталого и испуганного, загнали в конюшню, побили палками - и теперь он скорчился в грязной бамбуковой клетке, стоящей на грязном рынке.
  Семилетний мальчик встал перед клеткой, его глаза были на одном уровне с окруженными черным мехом и тяжелыми надбровными дугами глазками зверя - и на один миг, один бесконечный миг их взоры сплелись. Один миг, разбивший сердце Бутыла. Он увидел слабость, увидел разумность - существо, сознающее себя, но не сознающее, чем оно виновато и чем заслужило пленение. Оно не знало, разумеется, что осталось единственным в целом мире. Последышем своего вида. Именно это, по каким-то непонятным законам рода людского, и было преступлением.
  Да и ребенок не мог знать, что обезьяне, как и ему, исполнилось семь лет.
  Но оба знали, знали в глубинах душ своих - эти едва озаренные разумом существа, не принявшие еще свойственной их видам формы - что смотрят в глаза брату.
  И сердце его разбилось.
  Разбивая и сердце обезьяны - может быть, думал он позднее, это всего лишь вера, внушение, необходимость самобичевания. За то, что стоял вне клетки, за то, что кровь обезьян была на руках его племени.
  Душа Бутыла была разбита... и тем освобождена, одарена - или проклята? - способностью странствовать в поисках слабых искр жизни. И находить, что они вовсе не слабы, что неспособность ясно увидеть их принадлежит лишь ему самому.
  Сострадание возможно тогда и только тогда, когда ты можешь выйти за пределы себя, увидеть решетку со стороны.
  Много лет спустя Бутыл проследил судьбу последней обезьяны. Куплена ученым, одиноко проживавшим на диком берегу Гени, в лесах которого обитали стаи обезьян, мало чем отличные от малазских; ему нравилось думать, что сердце ученого не лишено было сострадания, а лесные обезьяны не отвергли своего кузена. Он надеялся: хоть эта жизнь получила отсрочку смертного приговора.
  Он страшился узнать, что чучело зверя стоит в пыльной комнате какого - нибудь замка как необычный трофей.
  Посреди пыли, в запахе жженой плоти женщина склонилась к нему и провела пальцем по лбу.
  Потом ее пальцы сложились в кулак. Кулак поднялся, метнулся вниз...
  
  ***
  
  Он отпрянул, широко распахнул глаза - но увидел лишь темноту. В спину впились жесткие края и осколки - "комната, мед, о боги, как болит голова..." Бутыл перевернулся, застонав, и черепки хрустели при каждом движении. Он был в комнате, следующей за складом меда; один кувшин последовал за ним, чтобы разбиться о холодный камень пола. Маг снова застонал. Весь перемазан в тягучем меде, в пыли... но ожоги, но боль - ушли. Он глубоко вздохнул и прокашлялся. Воздух мерзкий. Нужно отыскать путь - все они...
  - Бутыл? Это ты?
  Каракатица. Лежит рядом. - Да. Мед...
  - Да уж, здорово лягает. Мне снился ... тигр, он умер - был порублен на куски теми большими неупокоенными ящерами, что ходят на двух ногах. Умер, но возвысился, хотя мне рассказали лишь о смерти. Путь смерти - я не понимаю. Трич должен был умереть, думаю я, чтобы дойти. Смерть была необходима - я уверен, но... боги! Слушай сюда. Воздух гнилой - нам нужно уйти.
   "Да. Но я же потерял крысу", вспомнил он, "потерял" . Охваченный отчаянием Бутыл поискал животное...
  .. и сразу нашел. Она пробудилась от касания и вовсе не мешала его душе снова "оседлать" себя. Смотря глазами крысы, он привел ее в комнату.
  - Буди всех. Время.
  
  ***
  
  Геслер проснулся весь в поту, под звуки все более громких криков. Да, в такой сон он не стал бы возвращаться никогда. Если бы смог. Огонь, разумеется - много огня. Теневые фигуры танцевали со всех сторон. Ночь, озаренная пламенем, барабаны ног, заклинания на некоем варварском, невнятном языке. Он чувствовал, что душа отвечает, мерцает и распускается, словно призванная чуждым ритуалом.
  Тут Геслер нашел себя. Они танцуют вокруг очага. А он смотрит на них из самого пламени. Нет, он - это пламя.
   "Ох, Правд! Ты пошел и убил себя. Проклятый дурак".
  Со всех сторон побуждались солдаты - крики, бормотание, треск разбитых амфор.
  Странствие еще не окончено. Им надо идти, глубже и глубже, пока не упрутся в тупик, пока не кончится воздух, пока масса мусора на обрушится на головы.
   "Все, что захотите. Кроме огня".
  
  ***
  
  Как давно они внизу? Бутыл не имел ни малейшего понятия. Воспоминания о чистом небе, солнце и ветре - как приглашения сойти с ума; мысль обо всех этих считающимися бесплатными вещах походит на пытку. Мир ныне сузился до фрагментов кирпичной кладки, пыли, паутины, тьмы. Кривых, исчезающих, уводящих не туда проходов. Руки от прикосновений к слежавшимся обломкам стали кровавым месивом.
  Вот после долгого спуска он нашел место совсем непроходимое. Ощупал дыру онемевшими руками. Какой-то квадратный блок упал под острым углом с потолка. Его край рассек лаз на две узкие части.
  Бутыл уперся лбом в грязный пол. Воздух плыл мимо - слабый поток, всего лишь ленивое шевеление. По полу текла откуда-то вода.
  - Что такое? - спросил сзади Каракатица.
  - Мы в тупике.
  Молчание. Потом: - Крыса прошла? За завалы?
  - Да. Впереди есть вроде бы перекресток - там сверху дыра, воздух спускается в провал на полу. Но, Карак - путь заграждает большой отесанный камень. Прости. Нам надо идти назад...
  - К Худу мы пойдем. Пусти, надо ощупать всё самому.
  Это оказалось нелегко сделать, на перемену позиций ушло время. Бутыл прислушался: сапер бормотал под нос, потом начал ругаться.
  - Я же ска...
  - Тише. Я думаю. Можно попробовать его расшатать но тогда упадет весь потолок. Нет, лучше прорыться на этаж ниже. Дай нож.
  - У меня нет. Уронил в дыру.
  - Тогда попроси у кого - нибудь.
  - Карак...
  - Ты не сдашься на таком пустяке. Не можешь. Или ты проведешь нас, или мы покойники.
  - Черт дери, - зашипел Бутыл. - Тебе не приходило в башку, что пути может не быть? Откуда он? Крысы мелкие - о Худ, они тут живут. Кто бы позаботился создавать удобный для нас тоннель через весь проклятый город? Честно скажу: удивлен, что мы прошли так далеко. Слушай, мы можем вернуться в храм - вырыть прокоп под развалинами...
  - Да ты не догоняешь, солдат. Над местом, в котором мы засели, развалина величиной с гору. Целый город, а не храм. Вырыть? Забудь про это. Пути назад нет, Бутыл. Только вперед. Теперь найди нож, проклятие!
  
  ***
  
  Улыба достала один из метательных ножей и передала ползущему впереди ребенку. Что-то шептало ей, что вот они и пришли в тупик. Может быть, дети... Был приказ пропустить вперед детей. Может, они смогут проползти. Все их усилия... "ладно, пусть хотя бы половина спасется".
  Без Бутыла они так далеко не зашли бы. Гибкий ублюдок - только подумать. Человек, умеющий видеть глазами ящерицы, крысы, паука. Гриба. Да уж, соревнование умов. Трудно ему приходится.
  Все-таки он не плохой - понес половину груза, в тот день, когда капитан показала всю свою дурость. Так мило. До странности мило. Но мужчины иногда способны на благородство. Она этому никогда не верила, но теперь придется признать: они способны преподнести сюрприз.
  Ребенок сзади карабкался по ее спине: потные руки, ноги, сопливый нос. Вонючка. На редкость вонюч. Ужас с этими детьми. Самовлюбленные тираны. Мальцы - одни кулаки и зубы, девчонки - одни сопли и когти. Сбиваются в хнычущие стаи, ищут слабину - горе ребенку, не сумевшему показать себя сильным. Как акулы собираются вокруг раненого. Лучшая забава - кого-нибудь затравить.
   "Если эти недоноски выживут вместо нас, я стану злым духом. Стану преследовать их до конца дней". - Смотри, ты, - зарычала она (детский локоть заехал в нос), - держи грязные руки подальше! Иди скорее, обезьяна!
  - Тише там, - раздался голос сзади. - Ты сама была ребенком...
  - Ты ничего обо мне не знаешь. Заткнись!
  - Так тебя не мама родила? Ха! Охотно верю! Вывелась из яйца, змеюка...
  - Ну смотри, кто бы ты ни был. Даже не надейся пролезть мимо.
  - Даже близко не подойду.
  - Рада, что ты такой понятливый, - фыркнула она.
  Если пути вперед не будет - они все помешаются. Уж не сомневайся. Ну, у нее два ножа осталось - кто полезет, пожалеет.
  
  ***
  
  Дети проползали под камнем - хотя Каракатица все еще копал - и замирали на той стороне. Они плакали и жались друг к дружке. Сердце Бутыла плакало вместе с ними. Они еще обретут надежду - но сейчас, как кажется, ее не осталось.
  Хрипы и вздохи Карака - потом он выругался, сломав нож. Не особо обнадеживающие звуки. Впереди крыса кружит у провала, усы топорщатся, чуя теплый воздух сверху. Она может карабкаться по стенке. Бутыл желал, чтобы так и произошло - но, кажется, его контроль слабеет, животное начинает сопротивляться. Голова крысы дергается над провалом, когти цепляются за край, воздух проносится мимо...
  Бутыл нахмурился. Воздух опускается сверху, но и поднимается снизу, из дыры. Соединяясь, движется к ним.
  Но крыса... воздух снизу. Теплый, не холодный. "Теплый. Запах солнца".
  - Карак!
  Сапер замер: - Что?
  - Нужно пройти здесь! Дыра - у нее обработанные края. Это шахта, Карак, ее прорыли - кто-то копался в боку теля - другого объяснения нет!
  Плач детей утих. Бутыл продолжил: - Это все объясняет. Не так ли? Мы не первые лезем по этим тоннелям - люди прорыли руины в поисках сокровищ...
  Он услышал, как Каракатица шевелится.
  - Что ты делаешь?
  - Нужно вышибить блок...
  - Нет, стой! Ты же говорил...
  - Не могу пробить пол! Придется выбить клятый камень!
  - Карак, погоди!
  Рев, тяжелый хлопок - пыль и гравий посыпались сверху. Еще один хлопок. Пол сотрясся, потолок начал осыпаться. Через облако пыли донеслись крики ужаса. Бутыл пригнулся, закрыв глаза от потока камней и черепков - песок такой блестящий...
   "Блестящий!"
  Он не мог вздохнуть - едва мог двигаться под весом навалившегося камня.
  Сзади доносились встревоженные голоса. Поток битого камня ослабел.
  Бутыл поднял голову, сипло вздохнул, закашлялся.
  Увидел, как солнечные лучи пробивают себе дорогу. Они омыли ноги Бутыла, громадные камни фундамента под ним.
  - Карак?
  Покашливание. - О боги, клятая штука прошла между ног - еще малость, и ... Худ меня побери, тошнит...
  - Да ладно! Вон свет. Солнечный!
  - Зови крысу - я не вижу... далеко ли. Думаю, пролом узкий. Слишком узкий.
  Крыса карабкалась по детям. Он мог слышать биение ее сердечка.
  - Я ее вижу... твою крысу...
  - Возьми в руки, помоги влезть в пролом сверху. Да, там день - ох, узкий! - я смогу, может, еще Улыба - но другие...
  - Просто будешь рыть, когда вылезешь, Бутыл, ты расширишь дыру. Мы уже близко.
  - Дети смогут пролезть? За камень?
  - Гм... думаю, да. Тесно тут, но смогут.
  Бутыл повернул голову: - Передай по цепочке! Мы почти наверху! Прорыли путь! Мы почти вышли!
  Крыса лезла все ближе к источнику света.
  Бутыл освободился от битого камня. - Отлично, - сказал он, идя к Каракатице.
  - Следи, куда ползешь! - бросил тот. - Мое лицо уродливо и без следа твоих копыт!
  Бутыл встал под неровным провалом. - Я стану отгребать мусор. Где достану.
  - Давай.
  Имена, звучащие в перекличке... трудно сказать, сколько... наверное, почти все. Бутыл не мог позволить себе думать об этом. Он начал расшатывать камни, кирпичи и деревяшки, расширять шахту. - Падает!
  Как только крупный кусок шлепался на пол, Каракатица подбирал его и относил в сторону.
  - Бутыл!
  - Что?
  - Один из сирот упал в яму - я не слышал звука - похоже, ему конец.
   "Вот дерьмо" . - Передай веревку - сможет Улыба подойти к ним?
  Маг прорывался вверх. Расширение, потом снова сужение - почти можно дотянуться до отверстия. Слишком маленькое даже для руки, понял он. Он сбил со стены пролаза крупный камень и смог подобраться к дыре еще ближе. На полочке слева от его плеча восседала крыса. Ему хотелось поцеловать клятую тварь.
  Но не сейчас. Дыра выглядела ужасно - сплошь большие камни. По душе пронеслась паника.
  Бутыл ударил по ним обломком кирпича. Из - под ногтя хлынула кровь, но он почти не ощутил боли. Руки онемели. Удар, еще удар. Дождем сыпались осколки. Руки быстро устали - он исчерпал свои резервы, у него не осталось сил и воли. Но долбить он продолжал.
  Каждый новый удар слабее предыдущего.
   "Нет, черт дери! Нет!"
  Он ударил снова.
  Кровь оросила глаза.
  
  ***
  
  Капитан Фаредан Сорт остановила лошадь на гребне холма, что сразу к северу от мертвого города. Как правило, павший город вскоре обрастает стервятниками: старухи и дети шныряют вокруг, копаются в руинах. Но не здесь, не сейчас. Наверное, такого тут долго не будет.
  Пологие склоны холма, на котором стоял И'Гатан, таяли - текли ручейки свинца, золота и меди, образовывались реки и пруды застывшего камня, из которого выступали черепки, куски кирпичной кладки. Все покрывала пыль.
  Сорт подала руку Синн, помогая пуститься с седла. Девушка толкала ее, вертелась, взвизгивала - чем быстрее угасал день, тем сильнее она беспокоилась. Четырнадцатая Армия ушла прошлой ночью. Капитан и сидящая сзади Синн объехали тель не один раз, не два - они осматривали его с восхода.
  Капитан начала сомневаться, верно ли она прочитала Синн, точно ли почуяла, что это полусумасшедшее, вроде бы глухое создание что-то знает, что-то слышит... ведь она так рвалась к холму. В этом не было очевидной причины.
  Или вполне очевидная тут причина - безумное горе, тоска по мертвому брату?
  Еще раз осматривая обломки на северной стороне холма, Сорт заметила, что хотя бы один стервятник все же явился: девочка, вся в пыли, со спутанными волосами, бродила шагах в тридцати от стены.
  Синн тоже видела ее. Она поспешила вниз по склону, издавая нелепые мяукающие звуки.
  Капитан отстегнула шлем, сняла и поставила на луку седла. Утерла соленый, темный пот. Дезертирство. Ну, это уже не первый раз. Если бы не магия Синн, виканы ее нашли бы. Наверное, казнили бы. Она захватила бы нескольких за собой, даже если бы Синн противилась. Люди должны понимать, что она дорогого стоит. Сорт никогда не уставала доказывать это.
  Синн пробежала мимо малолетней мародерки и полезла на тель.
   "Зачем?"
  Надев шлем - потная кожа коснулась лба, подарив немного прохлады - и тщательно затянув пряжку на шее, Фаредан Сорт схватилась за уздечку и послала лошадь по осыпи.
  Девочка рыдала, терла глаза грязными руками. Вся эта пыль, паутина в волосах - капитан понимала, что это истинный лик войны. Лицо ребенка бередило память, соединяясь со многими другими лицами. Сколько она живет, столько воюет...
  Синн молча карабкалась на грубую стену, высотой в два роста взрослого человека.
  Это уж слишком, подумала Сорт. Девушка свихнулась. Она глянула на мародерку, которая, казалось, не заметила их приезда. Она все закрывала глаза руками. По подбородку текла струйка крови, на запыленных щеках виднелись царапины. Она упала? Откуда?
  Капитан остановила лошадь около Синн. - Идем вниз. Нужно разбить лагерь, Синн. Спускайся, это бесполезно - солнце почти село. Попробуем завтра.
  Синн еще крепче ухватилась за выступы кирпича и камня.
  Капитан скривилась и подвела лошадь еще ближе. Нагнулась, желая втащить девушку в седло.
  Та с криком вырвалась, сунула руку в какую-то щель...
  
  ***
  
  Сила и воля покинули его. Передышка. Потом он сможет начать снова. Короткая передышка. Голоса внизу смолкали. Неважно. Спать, сейчас, сладкое объятье тьмы - она затягивала все глубже... проблеск желтого света, травы, колеблющиеся под ветром...
  ... и он освободился. Боль пропала. Это не сон. Это смерть, возврат к древнейшим воспоминаниям, похороненным в каждой человеческой душе. "Разнотравье, солнце и ветер, тепло, гул насекомых, вдали темные стада, одиночные деревья с широкими, тенистыми кронами, в тени дремлют львы, высунув языки... мошки облепили равнодушные, полузакрытые глаза..."
  Смерть - и это давно зарытое семя. "Мы возвращаемся. Возвращаемся в мир..."
  И тут его коснулась ОНА. Потная рука, маленькая и мягкая, оторвала его пальцы от камня, в который они так сильно вцепились, к которому будто припаялись кровью. Она потянула его руку, словно одержимая великой нуждой, и он знал - дитя в ее чреве тоже зовет, зовет на своем молчаливом языке, так настойчиво, так требовательно...
  Ногти впились в раны на руке...
  Бутыл задергался, просыпаясь, заморгал. День почти потух - и маленькая рука протянулась к нему снаружи, хватаясь за его руку.
   "Помощь" . - Помоги - там, наверху - помоги нам...
  
  ***
  
  Сорт сильно склонилась в седле, пытаясь оторвать Синн. Увидела, как та дернула головой, увидела что-то, какую - то искру в ее глазах.
  - Ну что... - и тут раздался слабый голос из камней. Глаза Фаредан расширились: - Синн?..
  Рука, засунутая в трещину - она за что-то держится...
   "Кого-то держит!"
  - О боги!
  
  ***
  
  Снаружи послышался хруст, топот сапог по камням; потом рядом с рукой девушки показалась латная перчатка. - Вы, там - кто вы? Можете слышать?
  Женщина. Акцент... эрлитанский?.. знакомый. - Малазане, - ответил Бутыл. - Четырнадцатая армия.
  Девушка вцепилась в него еще сильнее.
  - Удача Госпожи, солдат, - сказала женщина по - малазански. - Синн, отпусти его. Мне нужно пространство. Расширить дыру. Отойди от него - ты была права - все хорошо. Мы сейчас их вытащим.
  Синн? Крики снизу стали громче. Каракатица, кричит что-то о пути наружу. Бутыл извернулся, чтобы лучше слышали. - Карак! Нас нашли! Они хотят копать! Пусть все знают!
  Синн отпустила его руку.
  Женщина сказала: - Солдат, отойди от провала - я использую меч.
  - Капитан? Это вы?
  - Да. А теперь отойди и закрой глаза. Что? Откуда детишки? Их провела эта из взвода Скрипача? Спустись вниз, Синн. Там другая дыра. Помогай им.
  Острие меча вонзилось в слежавшиеся камни. Полетели осколки.
  Каракатица, пыхтя, поднимался снизу. - Мы расширили там, Бутыл. Та девчонка выскочила. Потом послали Улыбу. Тоннель изгибался кзади и кверху. Лаз мародеров. Дети вышли все...
  - Хорошо. Карак, это капитан. Адъюнкт... она должна была ждать нас, послала команды...
  - Это не имело смысла...
  - Ты прав, - вмешалась капитан. - Они ушли. Тут только я и Синн.
  - Они оставили вас позади?
  - Нет, мы бежали. Синн знала - знала, что вы еще живы. Не спрашивайте, откуда.
  - Ее брат внизу, - сказал Каракатица. - Капрал Шип.
  - Жив?
  - Думаю, да. Сколько дней прошло?
  - Три. Четыре ночи с момента атаки. Хватит вопросов. Закройте глаза.
  Она рубила мечом по дыре, раскачивала камни и кирпичи. Внутрь хлынул воздух, холодный и, невзирая на пыль, ставший сладким в груди Бутыла. Фаредан Сорт врубилась в особо прочный камень и сломала меч. Поток корелских ругательств.
  - Это меч со Стены, капитан? Мне жаль...
  - Не будь идиотом.
  - Но ваши ножны...
  - Да, мои ножны. Меч предназначается для того, чтобы остаться позади... в ком-то. Ну, не сбивай мне дыхание. - Она рубила обломком клинка. - Худом клятый кусок фаларийской дряни... - Громадный камень застонал и откатился,, захватив с собой и капитана.
  Снизу послышался глухой, сочный удар - и новые образчики брани.
  Бытыл пролез через дыру, подтянулся на руках - и вдруг шлепнулся брюхом, покатился по склону.
  Через показавшийся очень долгим миг он смог вдохнуть и поднять голову - обнаружив себя у ног капитана. Бутыл выгнулся, поднял руку и отдал честь - очень коротко.
  - В прошлый раз вышло лучше, Бутыл.
  - Капитан, я Улыба...
  - Знаешь, солдат, хорошо, что ты принял половину назначенного Улыбе груза. Если бы так не сделал - ну, наверное, уже не был бы в живых...
  Он увидел, что она резко поворачивается. Поднялся сапог, сдвинулся на сторону, нависая...
  ... над крысой Бутыла...
  ... и опустился. Но его рука смогла молниеносным движением убрать зверька из-под пяты. Капитан запрыгала и выругалась. - Ты ум потерял...
  Бутыл подкатился к крысе, взял ее в руки и прижал к груди, усаживаясь на склоне. - Не в этот раз, капитан. Это моя крыса. Она нас спасла.
  - Мерзкая, отвратительная тварь.
  - Не она. Не Игатана.
  Фаредан Сорт уставилась на него: - Ты назвал крысу Игатаной?
  - Да. Только что решил.
  Каракатица спускался к ним: - Боги, капитан...
  - Тихо, сапер. Если у тебя остались силы - лучше бы так и было - иди помогать остальным.
  - Да, капитан. - Он повернулся и полез на склон.
  Так и не поднявшийся с земли Бутыл закрыл глаза. Погладил гладкую шерстку Игатаны. "Дорогая моя. Ты со мной. А, ты голодна - мы уж постараемся. Скоро ты снова раздобреешь, ты и твой помет будете... боги, да в тебе детеныши? Без проблем. Для вашего рода не бывает недостатка в пище..."
  Маг заметил, что рядом стоит и пялится на него Улыба. Выдавил слабую улыбку, гадая, что она услышала, о чем догадалась.
  - Все мужики - сволочи.
   "Вот уж открытие!"
  
  ***
  
  Кашляющие, стонущие, плачущие солдаты лежали на земле вокруг Геслера, а тот пытался произвести подсчет. Имена, звания - утомление сделало лица похожими одно на другое. Он видел Шипа с сестрой Синн: она обняла его, как ребенок, и заснула, а в уставившихся в пустоту глазах капрала выражалось лишь потрясение. Рядом сидел Тюльпан - все его тело представляло собой одну рану, но он выполз сам, не прося помощи, и теперь тихо истекал кровью.
  Хрясь присел на булыжник, камнем вырубая кусок застывшего, сплавившегося со свинцом золота. На его длинном лице застыла дурацкая ухмылка. А Улыбу окружили дети - внимание ее явно смутило; Геслер заметил также, что она то и дело смотрит на звездное небо. Он хорошо понимал ее чувства.
  Бутыл вытащил всех. При помощи крысы. "Игатана" . Сержант покачал головой. "Почему бы нет? Отныне все мы крысопоклонники. О, нужна перекличка..." Сержант Корд, Эброн. Хром со сломанной ногой. Сержант Хеллиан - челюсть вздулась в двух местах, один глаз подбит, в волосах кровь - только что подошла. Ее нежно поддерживал капрал Урб. Тарр, Корик, Улыба и Каракатица. Тавос Понд, Балгрид, Поденка, Острячка, Лизунец, Ханно, Курнос и Мазан Гилани. Беллиг Харн, Навроде, Увалень и Нерв. Мертвяк, Лоб, Гвалт и Песок. Сержанты Фом Тисси и Бальзам. Наоборот, Уру Хела, Яр, Недотык и Рим. Горлорез... Взгляд Геслера скользнул назад, к Каракатице и Улыбе.
   "Дыханье Худа!"
  - Капитан! Мы потеряли двоих!
  Все повернули головы.
  Капрал Тарр вскочил и зашатался как пьяный.
  Бальзам прошипел: - Скрипач... и тот пленник! Ублюдок зарезал его и таится в подземелье! Ждет, пока мы уйдем!
  
  ***
  
  Корабб тащил умирающего малазанина, пока были силы. Но теперь оба выдохлись. Застряли в узком тоннеле. Темнота пожирала их. Корабб не был уверен даже, что они шли в нужном направлении. Сделали круг? Он не слышит никого... совсем никого. Столько тащились... они сделали круг, он уверен.
  Все равно. Идти было некуда.
  И больше он никуда не пойдет. Два скелета под мертвым городом. Для воина Откровения и малазанского солдата не найти кургана лучше. Это казалось справедливым, даже поэтичным. Он не хотел жаловаться; встав рядом с сержантом у врат Худа, он станет гордиться компанией.
  Столь многое в нем изменилось. Больше он не верит в причинность. Уверенность - это иллюзия, это ложь. Фанатизм - яд души, и первой жертвой в его долгом списке является сочувствие. Как можно говорить о свободе, если твоя душа в цепях?
  Теперь он думал, что понимает Тоблакая.
   Слишком поздно. Это великое откровение. "Я умираю мудрецом, не дураком. Но есть ли разница? Я же умираю.
  Нет, разница есть. Я чувствую ее. Я сбросил цепи. Я порвал их!"
  Послышался разрывающий кашель. - Корабб?
  - Я здесь, малазанин.
  - Где? Где это здесь?
  - Увы, в нашей могиле. Прости. Сил больше нет. Меня предало собственное тело. Прости.
  Через недолгое время до него донесся тихий смех: - Все равно. Я был без сознания... ты мог меня бросить... где остальные?
  - Не знаю. Я тащил тебя. Нас оставили позади. Теперь мы потерялись. Вот и всё. Прости...
  - Хватит, Корабб. Ты тащил меня? Это объясняет ссадины. Как долго? Как далеко?
  - Не знаю. Кажется, день. Воздух был теплым, потом стал холодным - он будто вдыхается и выдыхается, но что тут вдох и что выдох? Не знаю. А теперь ветра вовсе нет.
  - День? Ты сошел с ума? почему не бросил меня?
  - Если бы я сделал так, малазанин, твои дружки убили бы меня.
  - А, вот почему. Знаешь, я тебе не верю.
  - Ты прав. Все проще. Я не смог.
  - Все ясно.
  Корабб закрыл глаза - держать их открытыми было трудно и незачем. Наверное, он ослеп. Рассказывали, что пробывшие слишком долго в подвалах замка пленники выходят слепыми. А за слепотой приходит безумие.
  И вот он расслышал звуки, все ближе... откуда-то. Он слышал их уже не в первый раз. Теперь слышал и отдаленные крики. Может, это реальность. Демоны паники захватили солдат, одного за другим. - Сержант, тебя звать Смычок или Скрипач?
  - Смычок для обмана, Скрипач - когда я говорю правду.
  - Ага, это свойство малазан? Странно...
  - Нет, это мое личное свойство.
  - И как мне тебя звать?
  - Скрипач.
  - Ладно. "Лестный дар". - Скрипач, я тут подумал... Вот я в ловушке. Но лишь теперь я сбежал из тюрьмы. Забавно, не так ли?
  - Чертовски весело, Корабб Бхилан Зену'алас. Что там за звуки?
  - Ты тоже слышал? - Корабб затаил дыхание. Все ближе...
  И что-то коснулось лба.
  Корабб с воем рванулся в сторону.
  - Стой! Проклятие, стой!
  Скрипач крикнул: - Геслер, ты?
  - Да. Успокой своего дружка, ладно?
  Корабб замер, хотя сердце стучало все сильнее. - Мы потерялись, малазанин. Прости...
  - Тише! Слушай сюда. Вы всего в семидесяти шагах от выхода наружу - мы все уже там, понял? Бутыл вывел нас. Его крыса вывела. Вас блокировал обвал - я прорылся...
  - Ты заполз назад? - спросил Скрипач. - Геслер...
  - Верь мне, это была самая трудная штука в жизни. Не знаю - или знаю - через что прошел Правд, побежав во дворец. Возьми меня Бездна! Я весь трясусь.
  - Веди же нас, - сказал Корабб, хватаясь за упряжь со Скрипачом.
  Геслер попытался пролезть мимо него: - Я сам смогу...
  - Нет. Я тащил его досюда.
  - Скрип?
  - Ради милостей Худа! Геслер, я никогда не был в лучших руках.
  
  
  
  Глава 8
  
  
  Сарканос, Ивиндонос и Ганат стояли и смотрели на груды тел, на куски плоти и обломки костей. Поле боя знает лишь потерянные мечты, знает лишь пугливых духов, прижавшихся к почве. Духи помнят только место, где расстались с жизнью. Мрачная тишина повисает в воздухе, когда смолкает лязг оружия и рассеиваются вопли умирающих.
  Они не бились здесь, но все же появились здесь. Никому не ведомы мысли Джагутов и их замыслы, но кто-то услышал их беседу.
  - Все сказано, - произнесла Ганат. - Гнусная сказка окончена, никого не осталось, чтобы поднять знамя и объявить себя победителем.
  - Это темная равнина, - ответил Ивиндонос. - У меня хорошая память, но никогда не видел я такого горя.
  - Память твоя недостаточно хороша, - сказал Сарканос.
  - Смелое обвинение, - оскалил в гневе клыки Ивиндонос. - Скажи, к чему я остался слеп. Скажи, где было большее горе, чем увиденное нами сейчас.
  И Сарканос отвечал: - Впереди лежат равнины еще более темные.
  
  
  Фрагмент стелы из Ят Альбана,
  Анонимный автор
  
  
  Бывают времена, размышлял капитан Ганоэс Паран, когда человек не должен верить ни во что. Ни один избранный путь не изменит будущее, и будущее это остается неведомым даже богам. Он ощущал подводные течения и ждущее впереди потрясение, он лишился сна и отдыха, но все сильнее подозревал, что все его попытки придать будущему форму - лишь самообман.
   Он гнал лошадей, избегая деревень и поселков, по которым разбросала ядовитые семена Госпожа Чума, вбиравшая в себя зараженную кровь и раздававшая взамен десять тысяч смертей. Он сознавал, что вскоре счет пойдет на сотни тысяч. Несмотря на все его усилия, вонь смерти была неистребима, она прилетала то с одной стороны, то с другой, непонятно откуда, неважно, сколь большое расстояние лежало между ним и населенными местностями.
  Чего бы ни желала Полиэль, ее замыслы были обширны. Паран страшился, что так и не понимает ведущейся здесь игры.
  Там, в Даруджистане, в безопасности Дома Финнест, известная как Семь Городов страна казалась такой далекой от центра событий - от тех мест, которые он посчитал центром грядущих событий. Их загадка была среди причин, пославших его в путь - он искал способа понять, как случившееся здесь встроено в более широкую схему. Если такая схема вообще существует.
  Он также полагал, что война богов породит мальстрим хаоса. Ему говорили, что и раньше являлись Владыки Колоды Драконов. Ему говорили, что в нем есть необходимость. Паран начал подозревать, что он появился слишком поздно. Сеть стала слишком большой и запутанной, чтобы ум одного человека смог изучить ее.
   "Разве что ум Крюппа, знаменитого Угря из Даруджистана... боги, хотел бы я, чтобы он оказался на моем месте. Почему не он стал Владыкой Фатида?" А может, его непобедимый апломб - всего лишь хвастовство, и под этой маской Крюпп дрожит от ужаса?
   "Воображаю, что подумал Раэст..." Паран улыбнулся. Одним ясным утром толстяк - коротышка постучал в двери Финнеста, побледнев, а потом просияв при виде неупокоенного Джагутского Тирана, вставшего на пороге и устремившего на него взор глазных провалов. Размахивая пухлыми ручками и что-то бормоча о важнейшей встрече, Крюпп сумел проскользнуть мимо стража Азата, ввалился в прихожую и со вздохом полнейшего удовлетворения плюхнулся в кресло у камина.
  Нежданный гость к завтраку: кажется, даже Раэст ничего не мог с этим поделать. Или не хотел. Джагут ведь обыкновенно отмалчивается.
  Так Паран обнаружил себя сидящим напротив всем известного человека, Супротивника Каладана Бруда (этот жирный типчик в выцветшем плаще действительно встал на пути самых могучих Властителей Генабакиса) и наблюдающим, как он ест. Ест и ест. В то же самое время умудряясь болтать.
  - Круп знает печальную дилемму о, воистину печального и озадаченного Владыки. Дважды печального? Нет, трижды печального! Четырежды печального - ах, как повторение слова умножает его роковую значительность! Прекратите, Государь Крюпп, или мы ударимся в бесконечный плач! - Поднялся грязный палец. - Ага, Владыка удивляется, не правда ли, откуда ничтожному Крюппу всё это известно? Что именно, спросил бы он также, выпади случай - но Крюпп перейдет случаю дорогу, дав своевременный ответ. Конечно, если у Крюппа имеется таковой. Но смотрите! У него такового нет. Разве это не самое чудесное изо всего?!
  - Ради милостей Худа... - начал было Паран.
  - Воистину! Воистину ради милостей Худа, о, вы столь умны и достойны титула Владыки Фатида, а также звания "Лучший Друг Крюппа!" Худ - Капюшон в самом центре событий, о да, вот почему вы должны поспешить на Семиградье.
  Паран ошалело взирал на гостя, гадая, какой именно пункт рассуждений пропустил.
  - Что?
  - Боги, о дорогой, драгоценный друг Крюппа. Они же воюют, не так ли? Ужасная штука - война. Ужасные штучки и сами боги. Объединение этих двух ужасов наиболее ужасательно!
  - Ужаса... как? А, не обращайте внимания...
  - Крюпп никогда не обращает.
  - Почему Семиградье?
  - Даже боги отбрасывают тени, Владыка Колоды Драконов. Но что отбрасывают тени?
  - Не знаю. Богов?
  Лицо Крюппа исказила болезненная гримаса. - О, увы мне, ответ непонимающего. Вера Крюппа в сомнительного друга дает трещину. Нет, уже дала. Не трещину, а большой разлом. Нет, не богов. Как можно отбрасывать богов? Не отвечайте - риторические вопрошания требуют лишь молчаливого согласия. О чем это Крюпп? А! На Семиградье творятся самые ужасные преступления. Яйца отложены, планы начерчены. Готов взорваться один особо крупный заряд, взорвется по вашем прибытии - что означает ясно как день: чего вы ждете?!! Фактически, глупый вы человек, вы уже опоздали или опоздаете, в самом зловещем смысле этого слова. Так что вам нужно плыть, пусть и слишком уже поздно - советую отправляться поутру, используя садки и прочие пути не всем доступного ускорения, дабы подстегнуть ваш безнадежный квест. Не вовремя, но в нужное время и должное время все же вы прибудете, и придется вам войти в особую тень - между, если будет позволено Крюппу вслух произнести столь жуткие слова - жизнью и смертью. Что за вялая и размытая метафора явлений, безмерно ее превосходящих в своей равнодушной реальности. Вы уже утомили уши Крюппа, растянули пояс на его обширных брюках и всеми иными способами ослабили его великий интеллект.
  Он встал, рыгнул и погладил брюшко.
  - Весьма приемлемый перекус, хотя Крюпп советует сказать повару - фиги просто-таки мумифицировались - верно, они из личных запасов Джагута, э?
  В этом болоте словоблудия таился весомый смысл, подумал Паран позднее. Он порядком напугал его и подвигнул на новое изучение Колоды Драконов. Хаос выражался в ней сильней, чем когда-либо ранее. В сердцевине мерцало подобие пути выхода - может быть, просто воображение, иллюзия? - но ему нужно попытаться. Сама мысль о такой попытке ужасала.
  Он не годится для такого. Он спотыкается, он слеп к запутанному схождению сил, ему стоит усилий поддерживать даже иллюзию контроля.
  Встреча с Апсалар стала нежданным подарком. Уже не девочка - но, похоже, так же опасна, как тогда. В ней открылось что-то вроде человечности, иногда проблескивающей во взоре. Он гадал, через что же довелось ей пройти после того, как Котиллион оставил ее под Даруджистаном - что случилось такого, о чем она ему не рассказала... он гадал, удастся ли ей пройти путь до конца, до нового рождения.
  Капитан встал в стременах, чтобы размять ноги, и оглядел юг, отыскивая многозначительное сияние, способное открыть ему цель странствия. Но там всего лишь полуденное марево, лысые холмы, торчащие над равниной словно оладьи на сковородке. Семиградье - земля горячая, выжженная; он подумал, что она не особенно привлекательна даже без чумы.
  Один из холмов вдруг исчез в туче пыли и кусков мусора. По земле прокатился мощный грохот, лошади заплясали. Он начал успокаивать животных - в особенности своего мерина, решившего возобновить усилия по собственному освобождению, начав скакать и брыкаться. Но тут он почуял, что из разваленного кургана вылезло кое-что еще.
   "Омтозе Феллак!"
  Кое-как усмирив коня, Паран послал его медленным галопом к разрушенному холму.
  По приближении он смог расслышать из глубины могильника - а это явно был могильник - скрежещущие звуки. Затем из провала вылетело сухое тело, с треском покатившись по осыпи. Когда труп остановился, одна рука резко поднялась - и тут же упала. За телом вылетел череп в шлеме, покатился по праху, взмахивая прядями слипшихся волос.
  Паран натянул удила и стал следить за высокой, тощей фигурой, выбравшейся из кургана и осторожно выпрямившей спину. Серо - зеленая кожа в пыльной паутине, кожаные ремни с серебряными пряжками, кольчужный пояс, с которого свешиваются кинжалы в медных ножнах - все металлы заржавели или покрылись патиной. Ткань одежды давно сгнила.
  Это была женщина из Джагутов. Черные ее волосы свисали до пояса длинной косой. Клыки покрыты серебряными, давно почерневшими колпачками. Она медленно оглядывала окрестности, затем заметила Парана - и уставилась на него. Из-под тяжелых надбровий сверкали глаза с вертикальными зрачками. Джагута нахмурилась. - Что ты за порода?
  - Очень породистая и покладистая, - попытался улыбнуться Паран. Она заговорила на джагутском... и он как-то понял. Один из многих даров, причитающихся Владыке? Или результат близости к вечно бормочущему Раэсту? Как бы то ни было, Паран сам себе удивился.
  Она нахмурилась еще сильнее: - Ты говоришь по-нашему, словно Имасс... но кто из Имассов потрудился бы учить язык? Или как Джагут, у которого язык вырвали.
  Паран глянул на валявшийся неподалеку труп: - Имассы вроде этого?
  Женщина поджала тонкие губы (капитану это показалось улыбкой): - Он оставался на страже. И потерял бдительность. Немертвым свойственны скука и беззаботность.
  - Т'лан Имассам.
  - Если другие рядом, они придут за мной. Мало времени.
  - Т'лан Имассы? Нет, Джагута. Поблизости их нет.
  - Ты уверен?
  - Да. На достаточном основании. Ты освободилась... почему?
  - Свобода нуждается в оправдании? - Она стряхнула пыль и паутину с истощенного тела и поглядела на запад. - Один из моих ритуалов расшатан. Нужно восстановление.
  Паран подумал над этими словами. - Ритуал связывания? Кто-то или что-то заточено в тюрьму и ищет свободы, как и ты?
  Сравнение ей не понравилось: - В отличие от них, я не желаю завоевать мир.
   "Ох" . - Я Ганоэс Паран.
  - Ганат. Ты выглядишь жалко, как недокормленный Имасс. Будешь мне мешать?
  Он покачал головой: - Ганат, я просто проходил мимо. Желаю удачи...
  Она резко повернулась и вгляделась в восточный горизонт.
  - Что там? Т'лан Имассы?
  - Не уверена. Может быть... ничего. Скажи, на юге море?
  - А оно там было, когда ты сидела в... могиле?
  - Да.
  Паран улыбнулся: - Ганат, на юге действительно море, и к нему я направляюсь.
  - Тогда я с тобой. Зачем ты туда едешь?
  - Поговорить кое с кем. А ты? Я думал, ты спешишь восстановить ритуал?
  - Да. Но есть потребность еще более неотложная.
  - И это...
  - Потребность в купании.
  
  ***
  
  Слишком обожравшиеся для полета стервятники с криками поскакали по сторонам, забили уродливыми крыльями, открывая взору остатки пиршества на человечьих трупах. Апсалар пошла медленнее, не уверенная, что ей хочется продолжать движение по главной улице; но ведь карканье и клекот сытых птиц звучали и с других улиц, заставляя подумать, что ничего иного здесь не обнаружишь.
  Жители деревни умерли в страданиях - чума немилосердна, она делает путь к вратам Худа долгим и извилистым. Раздутые железы медленно сдавливают горло, делая невозможным вначале глотание твердой пищи, а затем само дыхание превращая в хрип агонии. В кишках и желудке скапливаются газы. Вскоре, не находя выхода, они взрывают стенку желудка и позволяют кислоте переварить внутренности. А до этого - лихорадка столь сильная, что вскипают мозги, почти сводя человека с ума - из этого состояния нет спасения, даже если сама болезнь прекращается. Из глаз течет слизь, из ушей кровь, суставы заполняются жидкостью - вот она, Госпожа Чума, во всем своем мерзком великолепии.
  Сопровождавшие Апсалар скелеты - рептилии давно разбежались по сторонам, занявшись распугиванием стервятников и глотанием мух. Мух тут были целые рои. Сейчас они мчались к ней, беззаботно прыгая по вздувшимся телам.
  - Неапсалар! Ты слишком медлительна!
  - Нет, Телораст, - крикнула Кодл, - недостаточно медлительна!
  - Да, недостаточно медлительна! Нам тут нравится - мы хотим поиграть!
  Апсалар пошла вниз по улице, ведя лошадку в поводу. На площадь - вероятно, в последней жалкой попытке сбежать - сползлись дюжины жителей деревни. Они умерли, царапая и кусая друг дружку. - Можете оставаться здесь сколько пожелаете, - сказала она двум тварям.
  - Не можем, - отвечала Телораст. - Мы же твоя охрана. Твои бессонные, вечно бдительные часовые. Мы станем за тебя, какой бы больной и гнилой ты не была.
  - А потом выковыряем глаза!
  - Кодл! Не говори так!
  - Ну, подождем, пока она не уснет. От жара.
  - Точно. Тогда она сама нас попросит.
  - Знаю, но мы миновали две деревни, а она не заболела. Не понимаю. Все смертные умерли или умирают. Что сделало ее такой особенной?
  - Она избрана узурпаторами Тени - вот почему мы идем за ней, словно собачки. Придется ждать, пока не выпадет случай выковырять глаза.
  Апсалар перешагнула кучу трупов. Дальше сразу показался край деревни, и там стояли дочерна сожженные здания. На ближайшем холме под одинокой гилдингой расположилось захваченное воронами кладбище. Черные птицы сидели на ветвях в сердитом молчании. Несколько второпях сложенных погребальных платформ указывали, что жители пытались соблюсти церемонии. Разумеется, надолго их усилий не хватило. Из тени дерева за Апсалар следили белые козлы. В сопровождении Телораст и Кодл она пошла по дороге.
  Что-то произошло далеко на северо-западе. Нет, она может сказать точнее. В И'Гатане. Была битва... и свершено ужасное преступление. Жажда И'Гатана к малазанской крови вошла в легенды; Апсалар боялась, что город еще раз дополна хлебнул ее.
  Во всех странах имеются места, видящие битву за битвой - бесконечное шествие жестокостей. Зачастую такие места совсем плохо защищены и имеют малое стратегическое значение; но как будто сами камни и почва смеются над потугами завоевателей достаточно глупых, чтобы предъявить на них претензии! Это были мысли Котиллиона. Он не боялся видеть тщетность человеческих усилий и удовольствие, с которым мир срывает "грандиозные" планы человека.
  Она миновала последние пожарища и обрадовалась пропаже тяжелой вони. К гниющим телам она уже притерпелась, но здесь царил некий иной запашок, предупреждением въевшийся в легкие. Темнело. Апсалар вскочила в седло и натянула уздечку.
  Можно использовать садок Тени, хотя уже поздно - в И'Гатане все кончилось. Но, по меньшей мере, она сможет поглядеть на оставленные трагедией раны и подобрать выживших. Если таковые остались.
  - Она думает о смерти, - сказала Телораст. - И она очень зла.
  - На нас?
  - Да. Нет. Да. Нет.
  - О, открывает садок! Тень! Безжизненный путь по безжизненным холмам. Мы умрем от скуки. Скорее! Не оставляй нас!
  
  ***
  
  Они вылезли из ямы, чтобы оказаться в ожидающем их пиршественном зале. Длинный стол, четыре антанских стула с высокими спинками, в центре стола канделябр с четырьмя толстыми восковыми свечами - их золотые огоньки мерцали, отражаясь в серебряных блюдах с малазанскими деликатесами. Запеченная в глине маслянистая рыба сантос с отмелей Картула, с маслом и пряностями; ломтики маринованной оленины с миндальной подливой в стиле северного Д"Аворе; сетийские куропатки, фаршированные бычьей ягодой и шалфеем; дальхонезские жареные змеи и тушеные тыквы; овощное ассорти и четыре бутылки вина - белое малазское из имений Паранов, теплое рисовое Итко Кана, темно-красное из Гриза и славящийся оранжевым оттенком белак с напанских островов.
  Калам изумленно уставился на манящее видение, а Буян с бурчанием подошел к столу, стуча сапогами по пыльному полу, и уселся в кресло, сразу потянувшись за гризианским красным.
  - Чудно, - сказал, отряхиваясь, Быстрый Бен. - Вот это мило. Как думаете, для кого четвертое кресло?
  Калам глянул вверх, на громаду небесной крепости. - Я стараюсь об этом не думать.
  Буян захлюпал губами, впившись в оленину.
  - Ты подозреваешь, - продолжил усевшийся Бен, - что выбор блюд таит некий смысл? - Он взял алебастровый кубок и налил себе вина Паранов. - Или же хозяин просто хочет утереть нам носы щедростью?
  - Мой нос в полном порядке, - сказал Буян, дернув головой и выплюнув кость. - Боги, я смогу съесть все один! Может, так и сделаю!
  Калам вздохнул и присел к столу. - Ну, мы хотя бы получили время все обдумать. - Он заметил, что Быстрый Бен подозрительно смотрит на Буяна. - Успокойся, Быстрый! Не думаю, что он нас услышит. Слишком громко чавкает.
  - Ха! - хохотнул фалариец (изо рта у него полетели куски, один плюхнулся прямо в кубок колдуна). - Да я не дам Худова ногтя за ваши спесивые тайны! Хотите наболтаться до посинения - давайте, я слушать не намерен.
  Быстрый Бен отыскал серебряную шпажку для мяса и осторожно выловил из вина кусочек оленины. Затем отпил глоточек, состроил рожу и выплеснул вино. - Ну, я не особенно уверен, что Буяну не нужно участвовать в нашей беседе, - заметил он, налив новый кубок.
  Рыжебородый солдафон поднял лицо от тарелки. Глазки его сощурились от беспокойства: - Я очень постараюсь стать вам ненужным, - проворчал он, хватая бутылку красного.
  Калам следил, как дергается кадык - Буян делал глоток за глотком.
  - Дело в том мече. Мече Т'лан Имасса. Откуда он у тебя, Буян?
  - Гм, тут сантос. В Фаларе эту гадость едят только самые бедные, а Картул считает ее деликатесом! Идиоты. - Он взял одну и стал счищать глиняную оболочку с жирной кожи. - Мне его дали на сохранение.
  - Т'лан Имассы? - спросил Калам.
  - Да.
  - Так его хозяин намерен вернуться?
  - Если сумеет.
  - Почему какой-то Имасс дал тебе меч? Они дорожат ими и часто используют. Для дела.
  - Не там, куда он направлялся. А это что? Птица?
  - Да, - сказал Быстрый Бен. - Куропатка. Так куда направлялся тот Имасс?
  - Куропатка. А что это - вид утки? Он ушел в большую дыру в небе, чтобы ее закрыть.
  Колдун выпрямил спину: - Тогда скоро его не жди.
  - Ну, он захватил с собой голову Тисте Анди, и она была живой - это заметил только Правд - даже Гадающая по костям не видела. Маленькие крылья - удивляюсь, как она вообще летала. Раз поймали, значит, не очень хорошо! - Он бросил под стол пустую бутылку гризианского. Бутылка глухо стукнула о толстый покров пыли. Буян придвинул к себе напанский белак. - Знаете, в чем ваши проблемы? Я так скажу. Скажу, в чем ваши проблемы. Вы слишком много думаете, и думаете, что много думая, придете к чему-то иному, чем думы. Неправда. Все просто. Если что-то ненужное встает у вас на пути - убейте его, а когда убьете - прекратите о нем думать!
  - Интересная философия, Буян, - усмехнулся Быстрый Бен. - А если "что-то" слишком большое, или его слишком много, или оно круче тебя самого?
  - Тогда, маг, я рублю его на части.
  - А если не получится?
  - Тогда ищите кого-то, у кого получится. Может, они порубят друг друга. Двойная выгода. - Он помахал полупустой бутылкой. - Думаете, все будет по вашему плану? Идиоты. Я раскорячусь и нагажу на ваши планы!
  Калам улыбнулся Быстрому Бену: - Похоже, и Буян на что-то пригодится.
  Колдун хмурился: - Раскорячиваться?
  - Нет, искать кого-то, кто сделает грязную работу. Мы же с тобой уже старички, а, Быстрый?
  - Мы просто закалились. - Бен поглядел на крепость. - Ладно. Дай подумать...
  - О, тогда нам крышка!
  - Буян, да ты пьян, - сказал Калам.
  - Я не пьян. Две бутылки мне нипочем. Буяну нужно целое море.
  - Вопрос, - сказал колдун, - в том, кто в первый раз победил К'чайн Че'малле? И жива ли еще эта сила? Когда мы найдем ответы...
  - Я же сказал, - пробурчал фалариец, - вы болтаете и болтаете, да ничего не набалтывается.
  Быстрый Бен потер глаза. - Хватит. Давай, Буян, порази нас перлами красноречия.
  - Во-первых, вы сразу решили, что ящерицы вам враги. В-третьих, если правдивы сказания, ящерицы сами себя побили, так какого Худа вы пачкаете штаны? Во-вторых, Адъюнкт хочет знать о них всё и куда они летят. Ну, крепости никуда не летят, что внутри, мы уже знаем - работа сделана. Идиоты, вы хотите вломиться внутрь. Зачем? Хоть намекните. И в - пятых, вам белое вино требуется? Я рисовую мочу не пью.
  Быстрый Бен придвинулся к столу и толкнул бутыль к Буяну.
  Трудно придумать более ясный жест поражения в споре, подумал Калам. - Кончайте есть, - сказал он, - нам пора уходить из клятого садка назад, к Четырнадцатой.
  - Я хотел бы, - ответил Бен, - обсудить кое-что еще.
  - Так давай, - порывисто сказал Буян, взмахнув ножкой куропатки. - Буян даст ответы, если сумеет.
  - Я слышал истории о малазанской эскадре, столкнувшейся с чужими кораблями у побережья Гени. По описаниям эти противники похожи на Тисте Эдур. Буян, как звался ваш корабль?
  - "Силанда". Повсюду на палубе мертвые серокожие, а капитан пришпилен копьем к сиденью в Худом клятой рубке - черт дери, какая рука так...
  - И Тисте Анди... головы...
  - Тела были внизу, сидели на веслах.
  - Серокожие - это Эдур, - продолжил Быстрый Бен. - Похоже, не могу сложить два и два. Это и беспокоит. Откуда пришли эти Тисте Эдур?
  Калам хмыкнул: - Мир велик, Быстрый. Они могли приплыть издалека, сбитые бурей. Или это исследовательская миссия.
  - Скорее набег, - вмешался Буян. - Ведь они напали сразу. Да и там, где мы в первый раз нашли "Силанду", была битва. С Тисте Анди. Месиво.
  Быстрый Бен снова потер глаза и вздохнул: - Около Коралла, во время Паннионской войны, нашли тело Эдур. Оно всплыло из глубин моря. - Он покачал головой. - Кажется мне, мы их видели не в последний раз.
  - Королевство Теней, - сказал Калам. - Оно принадлежало им, и они хотят вернуть его.
  - Тебе Котиллион сказал? - прищурился Быстрый Бен.
  Калам пожал плечами.
  - Снова к Темному Трону? Не удивительно, что я беспокоюсь. Скользкий, ловкий ублюдок...
  - Худовы яйца, - зарычал Буян, - дайте хоть рисовой мочи. Вы без конца болтать будете. Темный Трон не страшен. Темный - просто Амманас, а Амманас - всего лишь Келланвед. Как Котиллион - всего лишь Танцор. Видит Худ, я знаю императора. И Танцора. Они что-то затеяли? Как странно... Они вечно что-то затевали, с самого начала. Скажу вам прямо, - тут он прервался, чтобы глотнуть рисового. Скривился и продолжил: - Когда осядет пыль, они засияют как жемчужины на вершине навозной кучи. Боги, Старшие Боги, Драконы, неупокоенные, духи, сама страшнолицая Бездна - у них ни шанса нет. Хочешь беспокоиться о Тисте Эдур, маг? Давай. Они когда-то правили Тенью, но Темный Трон их побьет. И Танцор. - Он рыгнул. - Знаете, почему? Я скажу. Они всегда нечестно играют.
  Калам глянул на пустое кресло. Глаза его медленно сужались.
  
  ***
  
  Спотыкающиеся, еле бредущие или ползущие по ковру белого пепла, все они собирались вокруг Бутыла. Он сидел под медленно кружащимися звездами. Солдаты молчали, но каждый повторял один и тот же жест - осторожно касался головы крысы Игатаны.
  Нежно, очень почтительно - пока она не кусала протянутый палец. Тогда солдат с глухим проклятием отдергивал руку.
  Так Игатана перекусала всех.
  Она голодна, объяснял Бутыл, и носит выводок. Он объяснял - или пытался объяснять, хотя никто не слушал. Кажется, им было все равно - укус стал частью ритуала, платой, жертвой крови.
  Тем, кто спрашивал, он отвечал, что его она также укусила.
  Это было ложью. Не его. Не она. Их души загадочно связаны. Это слишком сложно, чтобы объяснять. Он изучал животное. Да, слишком - подходящее слово.
  Маг погладил черную голову. "Моя милая крыска. Моя сладкая... о, черт! Чтоб тебя, сука!"
  Блестящие глазки смотрели на него, подергивались усы.
   "Мерзкая, отвратительная тварь".
  Он положил крысу на землю. Пусть хоть в пропасть падает. Но крыса просто свернулась клубком около левой ноги и заснула. Бутыл оглядел на скорую руку разбитый лагерь, но скопление сонных лиц. Никто не разжигал костров. Забавно - если у тебя извращенное чувство юмора.
  Они прошли. Бутыл сам не верил. А Геслер даже вернулся назад. Вылез с Кораббом, который тянул бесчувственное тело Смычка. Мятежник сразу упал. Уже полночи Бутыл слышал, как тот сопит в мирном сне.
  Сержант выжил. Похоже, втертый в раны мед помог не хуже Высшего Денала, доказывая тем самым, что он не простой мед: как будто странные видения - недостаточное доказательство. Однако мед не может заменить потерянную кровь, так что сержант еще в опасности. Он спит, неспособный защититься от смерти, но еще живой.
  Бутылу хотелось бы устать до одурения - сонное одурение казалось сейчас милым и привлекательным. Вместо этого его нервы были взвинчены, память всё возвращалась к кошмарным эпизодам подземного странствия по костям И'Гатана. Возвращала горькое чувство тех моментов, когда все казалось потерянным.
  Капитан Сорт и Синн вскрыли запасенные ими фляги с водой и пакеты с провиантом, но, как чувствовал Бутыл, даже река воды не могла бы вымыть изо рта привкус пепла и дыма. В душе таилось и кое-что еще. Адъюнкт бросила их, капитану Сорт и Синн пришлось дезертировать. Он полагал, что обида тут неразумна - но душа страдала.
  Каптиан толковала о чуме, надвигающейся с востока, о необходимости спасти армию. Адъюнкт ждала столько, сколько могла. Бутыл все понимал... но...
  - Знаешь, мы покойники.
  Он глянул на Корика. Тот сидел скрестив ноги, баюкал какого-то ребенка. - Если мы покойники, - ответил маг, - почему в душе так мерзко?
  - По мнению Адъюнкта, мы покойники. Можно просто... уйти.
  - Куда? Полиэль шерстит Семиградье...
  - Чума нас не убьет. Не сейчас.
  - Ты думаешь, мы стали бессмертными? - Бутыл покачал головой: - Да, мы выжили, но это ничего не значит. Худ вполне может придти за нами и всех перемолотить по-быстрому. Кажется, ты себя почувствовал неприступным для всех бед? Поверь, это не так.
  - Лучше так, чем иначе.
  Бутыл подумал над словами солдата. - Думаешь, нас использует некий бог? Спас по какой-то причине?
  - Или так, Бутыл, или твоя крыса - гений.
  - Корик, у крысы четыре ноги и хороший нос. Ее душа была связана. Мною. Я смотрел ее глазами, нюхал все, что она...
  - А она видела твои сны, когда ты спал?
  - Ну, не знаю...
  - Почему же не сбежала?
  - Ну...
  - Она ждала, пока проснешься. Чтобы ты снова схватил ее душу.
  Бутыл молчал. - Если бог решит меня использовать, - тихо проворчал Корик, - он об этом пожалеет.
  - На тебе столько амулетов, - заметил Бутыл, - что я думал: тебе польстит божье внимание.
  - Ты неправ. Я ношу их не ради благословений.
  - Тогда зачем они?
  - Чары.
  - На всех?
  Корик кивнул: - Они делают меня невидимым. Для богов, демонов, духов...
  Бутыл всмотрелся сквозь сумрак. - Похоже, не работают.
  - Это зависит.
  - От чего?
  - От того, мертвы ли мы или нет.
  Улыба засмеялась: - Корик разум потерял. Не удивляюсь. Такая мелкая вещица, и так темно было...
  - Я же не о духах, - улыбнулся Корик. - У тебя разум девятилетней девочки.
  Бутыл моргнул.
  Что-то ударилось о скалу рядом с Кориком. Солдат вздрогнул: - Что, во имя Худа...
  - Это был нож, - сказал Бутыл, ощутивший, как тот пролетел рядом. - Забавно. Она сохранила один - для тебя.
  - Не один. Корик, я целилась не в ногу.
  - Я сказал, что мы уязвимы, - заметил Бутыл.
  - Я... ладно.
   "Ты хотела сказать: я все-таки жива. Но мудро промолчала".
  
  ***
  
  Геслер присел около капитана. - Мы лишились волос, но в остальном быстро выздоравливаем. Капитан, не знаю, почему вы так поверили в Синн, что сбежали из армии. Но благодарен.
  - Вы были моими, - сказала она. - Потом вы ушли далеко вперед. Я сделала все, что смогла, чтобы найти вас, но дым, пламя... слишком трудно. - Она отвернулась. - Я не хотела бросать вас.
  - Скольких потеряли легионы? - спросил Геслер. Она пожала плечами: - Может быть, две тысячи. Солдаты все умирали. Я, кулаки Баральта и Кенеб с восемьюстами солдатами попали в западню за стенами. Если бы не Синн, отбросившая пламя... Не спрашивай, как. Говорят, она вроде Верховной Колдуньи. В ту ночь она не ошиблась; я подумала, что она не ошибается, когда решила вернуться в город.
  Геслер кивнул и замолчал. Вскоре он встал. - Хотелось бы поспать... но похоже, не один я лишился сна. Почему бы...
  - Звезды, сержант. Они блестят.
  - Да, может, всего лишь это.
  - Всего лишь? Думаю, вполне хватит и этого.
  - Да. - Он посмотрел на укус на пальце правой руки. - И еще клятая крыса.
  - Похоже, все вы идиоты. Заразились чумой.
  Он вздрогнул - и улыбнулся: - Пусть только попробует.
  
  ***
  
  Бальзам стер остатки глины с лица, оскалился на капрала: - Мертвяк! Думаешь, я не слышал, как ты там молился и стонал? Теперь меня геройским видом не обманешь!
  Тот прикрыл глаза и ответил: - Сержант, ты все упорствуешь. Но я знаю. Мы все знаем.
  - О чем?
  - Зря ты нас забалтываешь.
  - О чем это ты?
  - Ты рад, что выжил. Ты рад, что взвод шел сразу за тобой, и сзади был один Смычок да вроде бы Хеллиан. Мы же были зачарованы. На славу защищены. А ты все не веришь. Будь иначе, где бы мы сейчас были?
  Бальзам сплюнул в пыль. - Уши болят от твоего хныканья. Еще сувениров здесь наберите. Узнать бы, кто меня так зачаровал, что я от вас не отвяжусь никак! Насчет Скрипача согласен. Он же Сжигатель, а Сжигатели даже богов в бегство обращают. Но ты... ты никто, и ничем не будешь. Удивляюсь я, кому таких ничтожеств понадо...
  
  ***
  
   "Урб. Он не лучше пропавшего жреца. Отставного жреца - как там его имя? Как он выглядел? Не как Урб, в этом я уверена. Но он был таким же подлым, продажным и предательским, как там его имя.
  Больше не быть ему капралом, уж это точно. Я хочу его убить... о боги, как болит голова. И челюсть. Зубы шатаются.
  Капитан сказала, нужны еще сержанты. Ну, пусть забирает его. Какой бы взвод он не взял - заранее выражаю сочувствие. Точно. Сказали, там были пауки, так и кишели, и если бы я не впала в беспамятство, то сошла бы с ума. Если я не сошла с ума, то почему чувствую, как волосатые мерзкие лапы шарят по коже? Они повсюду. Везде. И он их не стряхивал.
  Может, у капитана припрятана бутылочка? Может, позвать ее и поговорить здраво и спокойно, сладким голоском. Может, тогда они меня развяжут. Я Урба не убью. Обещаю. Можешь его забирать, капитан. Вот что я скажу. И она посомневается - я бы сомневалась - но потом кивнет - идиотка! - и разрежет веревки. Вручит мне бутылочку. Я ее мигом высосу. Все увидят и скажут: ладно, она в порядке. Вернулась в разум.
  И тогда-то я доберусь до его горла. Зубами загрызу... нет, зубы шатаются, не годятся. Найду ножик, вот чего я сделаю. Или меч. Поменяю бутылку на меч. Я уже меняла меч на бутылку? Вроде да. Полбутылки. Другую половину выпью. Полбутылки и полмеча. Ножик. Я воткну его в горло, проверну, а потом выменяю на другие полбутылки. У меня и нож будет, и две полбутылки.
  Но сначала пусть меня развяжет. Это честно...
  Я в порядке, все видят. Смирная, задумчивая..."
  - Сержант?
  - Что такое, Урб?
  - Думаю, вы все еще желаете меня убить.
  - Почему ты так говоришь?
  - Догадался по тому, как вы скрипите зубами.
   "Не я, уж будь уверен.
  Ох, вот почему зубы болят. Я их расшатываю. Боги, я мечтаю, а зубы расшатываются. Урод меня ткнул в лицо. Чем он лучше того ублюдка, как его имя..."
  
  ***
  
  Острячка заворочалась в песке, еще сильнее углубив вмятину от своего тяжелого тела. - Хотелось бы.
  Поденка поджала губы и поправила нос, уже в который раз сломанный. Движения вызывали тихий хруст, который ей почему-то нравился. - Тебе хотелось бы чего?
  - Хотелось бы знать.
  - Что знать?
  - Ну, послушай Бутыла. И Геслера, и Мертвяка. Они умные. Они думают о многом и все такое знают. И я хотела бы.
  - Ну ну, все большие мозги напрасно работают.
  - Ты о чем?
  Поденка фыркнула: - Ты и я, Острячка - мы тяжелая пехота? Мы стоим и упираемся, вот ради чего нас наняли. А зачем упираемся - нам знать не надо.
  - Но Бутыл...
  - Пустое, Острячка. Ради Трича, они все солдаты. Солдаты. Зачем солдату мозги? Солдату мозги не нужны, в том и беда. Они служат, а мозги варят, и в один день вдруг они решат не воевать и все такое.
  - Почему они решат не воевать из-за мозгов?
  - Все просто, Острячка. Поверь мне. Если солдаты все время думают, зачем воевать, они не успевают воевать.
  - А вот почему я устала, а заснуть не могу?
  - Это тоже просто.
  - Ну?
  - Ну, вот вверху звезды. А мы ждем солнца. Мы хотим увидеть солнце, потому как думали, что больше его не увидим.
  - Да. - Последовало долгое молчание. - Хотелось бы.
  - А теперь чего?
  - Чтобы быть такой умной, как ты. Ты такая умная, что не думаешь, и они умные, а думают, вот я и подумала - зачем ты время тратишь в солдатах?
  - Я не умная, Острячка. Поверь. Хочешь знать, как я узнала?
  - И как?
  - Вот так... там, внизу - я и ты и Курнос и Лизунец и Уру Хела, тяжелая пехота. Мы не испугались, ни один из нас. Вот почему.
  - Там было не страшно. Просто темно, и бесконечно, но мы ждали, когда Бутыл выведет. Иногда ждать уставали, эт точно.
  - Ну, а пламя тебя напугало?
  - Ну, ожоги - это больно.
  - Точно.
  - Мне не нравится, когда больно.
  - И мне.
  - А что мы теперь делать станем?
  - Четырнадцатая? Не знаю. Может, мир спасать?
  - Да. Может. Мне хотелось бы.
  - И мне.
  - Эй, это солнце всходит?
  - Ну, восток побелел, так что думаю - оно.
  - Отлично. Я ждала. Вроде.
  
  ***
  
  Каракатица обнаружил сержантов - Фома Тисси, Корда и Геслера - собравшимися около холма, закрывающего западную дорогу. Похоже, восход солнца их не занимал. - Вы какие-то серьезные, - сказал сапер.
  - Предстоит поход, - ответил Геслер. - Вот и все.
  - У Адъюнкта не было выбора. Случилась огненная буря - она не могла знать, что мы выжили - что мы пробираемся под землей.
  Геслер оглянулся на других и кивнул: - Верно, Карак. Мы понимаем. Мы не замышляем убийство или еще чего.
  Каракатица встал лицом к лагерю. - А вот многие солдаты думают иначе.
  - Точно, - отозвался Корд. - Но к вечеру мы их приструним.
  - Хорошо. Но я, - он неуверенно поглядел на сержантов и повернулся к ним спиной, - я тут думал... Кто нам поверит, во имя Худа? Скорее решат, что мы тоже сговорились с Королевой Снов. Ведь с нами офицер Леомена. Во главе с капитаном - дезертиром и беглой девчонкой - нас явно объявят предателями или что.
  - Мы не торговались с Королевой Снов, - сказал Корд.
  - А ты уверен?
  На него уставились три пары глаз.
  Каракатица пожал плечами: - Бутыл - странный парень. Может, он с кем-то заключил союз. Может, с Королевой, может, с другим богом.
  - Ну, он бы нам сказал, а? - произнес Геслер.
  - Трудно судить. Скользкий он ублюдок. Я вздрагивал каждый раз, как крыса нас кусала. Как будто она знает, в чем дело. В отличие от нас.
  - Просто дикая крыса, - сказал Фом Тисси. - К людям не привыкла, вот и покусала.
  Геслер заявил: - Слушай, Карак, ты будто ищешь новые поводы беспокоиться. Зачем это? Перед нами долгая прогулка, нет ни оружия, ни доспехов, даже белья считай что нет - солнце всех зажарит.
  - Нужно найти селение, - отозвался Корд. - И молить Худа, чтобы чума не нашла его до нас.
  - А тут ты привалил, - подмигнул Каракатице Геслер, - и принес новый повод для тревог.
  
  ***
  
  Паран начинал подозревать, что его мерин предвидит будущее: на всем пути вниз он дергался, плясал и упирался, раздувая ноздри. Пресноводное море волновалось, мутные валы набегали на выцветшие под солнцем камни. Мертвые кусты полоскали в воде скелеты ветвей, над грязными отмелями клубились тучи насекомых.
  - Это не древнее море, - заметила, подойдя к воде, Ганат.
  - Нет, - признал Паран. - Полгода назад Рараку была пустыней. Уже тысячи лет. А потом случилось... возрождение.
  - Не надолго. Все проходит.
  Он покосился на Джагуту. Она смотрела на охряные волны совершенно неподвижно; но через дюжину ударов сердца пошагала в воду. Паран спешился, повел за собой лошадей, едва избежав укуса от несшей его капризной твари. Распаковал тюки, начал складывать костер. Вокруг было много сушняка, даже целые деревья, так что вскоре запылал огонь.
  Закончив купание, Ганат встала неподалеку от огня. Вода стекала ручьями с гладкой цветной кожи. - Пробудились духи глубоких родников, - сказала она. - Кажется, место стало молодым. Молодым, грубым. Я не понимаю.
  Паран кивнул: - Молодым, ранимым.
  - Да. Зачем мы здесь?
  - Ганат, думаю, тебе будет безопаснее уйти.
  - Когда ты начнешь ритуал?
  - Уже начал.
  Она огляделась. - Странный ты бог. Скачешь на одре, который мечтает тебя убить. Готовишь на огне, сам дрова собираешь. Скажи, в новом мире все боги такие?
  - Я не бог. Вместо старых Плиток Оплотов - не уверен, что именно так они назывались - но вместо них существует Колода Драконов, фатид Высоких Домов. Я Владыка этой Колоды...
  - Владыка, каким был Странник?
  - Кто?
  - Владыка Оплотов в мои времена.
  - Думаю, что да.
  - Он был властителем, Ганоэс Паран. Ему поклонялись как богу анклавы Имассов, Баргастов и Треллей. Они лили ему в рот кровь. Он никогда не знал жажды. И покоя. Интересно, как же он пал?
  - Думаю, эти детали я не хотел бы знать, - сказал потрясенный словами Джагуты капитан. - Мне никто не поклоняется.
  - Будут. Ты возвысился недавно. Даже в вашем мире, уверена я, нет отбоя от поклонников, от жадно желающих верить. Они охотятся на иных, загоняют их. Они будут резать их и наполнять кубки невинной кровью - во имя твое, Ганоэс Паран, взыскуя твоего вмешательства, твоего одобрения всему, что они вообразили праведным. Странник желал избавиться от них - как пожелаешь и ты - и потому стал богом перемен. Он шел путем нейтралитета, с удовольствием срывая по дороге цветы непостоянства. Врагом Странника была скука, застой. Вот почему Форкрул Ассейлы старались его уничтожить. Как и его смертных поклонников. - Она помедлила. - Может, им это удалось. Ассейлы никогда не сворачивают с избранного курса.
  Паран не ответил. В ее словах звучали истины, он чувствовал их тяжесть, чувствовал волнение своего духа. Бремя, рожденное потерей невинности. Наивности. Невинные жаждут потерять невинность, а потерявшие завидуют и скорбят об утрате. Им не понять друг друга. Паран чувствовал, что завершил свое внутреннее странствие, и обнаруженное в результате место не нравилось ему. Неужели невинность вечно сопряжена с невежеством, и обретение знания означает потерю другой ценности?
  - Я встревожила твой разум, Ганоэс Паран.
  Он небрежно пожал плечами: - Это было... вовремя. Хотя это принесло мне горе, - снова пожал плечами он, - может быть, все к лучшему.
  Она обратила взор к морю, и он поглядел туда же. Бухта успокоилась, хотя вдали волны все метались пенными барашками. - Что происходит?
  - Они идут.
  Послышался далекий звон, будто исходивший из некой пещеры; закат окрасился болезненной желтизной, его лучи хаотически заметались, будто тысячи восходов и закатов повели небесную войну. Окоем заволокли грозовые тучи, в наступающей тьме вдалеке поднимались столбы песка и пыли.
  Под прозрачной водой залива началось движение. Всплывал ил, непокой охватывал все море.
  Ганат сделала шаг назад: - Что ты сделал?
  Приглушенный, но быстро нарастающий гул и ропот, хрип перерезанных горл, стук тысяч солдатских сапог, лязг столкнувшихся щитов, тимпаны гремящих друг о друга стальных и бронзовых мечей, скрип и скрежет мчащихся по выбитым колеям колес; все более громкое эхо, топот копыт, визг коней, наткнувшихся на ряды вздыбленных пик - все эти звуки наполняли воздух и затихали, чтобы раздаться снова, еще сильнее, ближе... По воде залива протянулась полоса мутно - красной глины, она все расширялась и набегала на берега. Теперь слышались и голоса - крики, воинственные или жалобные вопли, какофония бессчетных жизней, и каждая ищет способа отделить себя, выразить свое бытие, уникальное, бытие существа с разумом и голосом. Хрупкие души цепляются за воспоминания, но память рвется словно ветхие знамена при каждом потоке пролитой крови, при каждом поражении. Солдаты, гибнущие, вечно гибнущие...
  Паран и Ганат смотрели, как бесцветные стяги пробили поверхность воды, в воздух поднялись источающие ил древки - знамена, штандарты, флажки, пики с мрачными трофеями. Они заняли весь берег.
  Рараку отдавала своих мертвецов.
  В ответ на зов одного человека.
  Белые - словно знаки отсутствия - костяные руки держали почерневшие палки знамен; затем поднялись предплечья в гнилых латах и рваной коже, шлемы и под ними - лишенные плоти лица. Баргасты, люди, Имассы, Джагуты. "Все расы и их расовые войны. О, если бы привести сюда летописцев, чтобы они смогли узреть подлинный ход истории, торжество ненависти и разрушения.
  Все ли они будут старательно отыскивать причины, поводы и оправдания? Считать вину, преступления и наказания..." Поток мыслей прервался. Паран вдруг осознал, что, как и Ганат, отступает шаг за шагом перед ликом откровения. "О, эти посланники вызовут так много... неудовольствия. Их будут поносить и проклинать. А мертвецы будут смеяться. Им ясны все ухищрения нашей самозащиты. Они высмеивают нас, даже не открывая ртов...
  Все мы поборники разума - но не разума как божества, как силы, спокойной и рассудительной. Того разума, что в прочном доспехе ведет в бой орды ненавидящих мир и терпимость. О боги, я потерялся среди них. Нельзя сражаться без причины и обоснования. Все эти мертвецы знают - и говорят нам - что истинный наш враг есть самоуверенность".
  - Эти, - прошептала Ганат, - эти покойники не дадут тебе крови, Ганоэс Паран. Они не пойдут следом. Они не увидят отсвет славы в твоих очах. Они покончили со всем этим. Что ты видишь, Ганоэс Паран, в прежде бывших глазами дырах? Что ты видишь?
  - Ответы, - сказал он.
  - Ответы? - ее голос был сух от ярости. - На что?
  Паран заставил себя сделать шаг вперед. И еще шаг.
  Первый ряд был уже на отмели, и пена кипела вокруг костяных ног; сзади виднелись тысячи тысяч их собратьев. Они держали оружие из дерева, костей, рогов, кремня, меди, бронзы и железа. Тела скрывали обрывки мехов, кож, кольчуг. Они стояли, тихие, молчаливые.
  Небо над головами стало мрачным, низко нависло, словно буря вдохнула перед первым ударом - и задержала дыхание.
  Паран осматривал угрюмый строй. Он не знал, что получится - он даже не был уверен, что его призыв подействует. А теперь... их так много. Он откашлялся и начал выкрикивать имена:
  - Голень! Лентяй! Недомер! Деторан! Бакланд, Еж, Пальцыног, Мульча, Ходунок! - Еще имена - он рылся в памяти, вспоминая каждого павшего Сжигателя Мостов. Павшего в Коралле, под Крепью, в Чернопсовом лесу и в чащобах Мотта, на севере от Генабариса и на северо-востоке от Натилога - имена, впечатавшиеся в память, когда он по приказу Лорн исследовал величественную и мрачную историю Сжигателей. Он назвал и имена дезертиров, хотя не ведал, живы они или тоже погибли, стоят ли они в этой толпе - всех, пропавших в переходах под Черным Псом и недосчитанных после взятия Мотта.
  Когда имена кончились, когда он не мог вспомнить ни одного - капитан начал снова.
  Он заметил, что один из стоявших в первом ряду растворился, превратившись в бесформенную массу, растекшуюся по мелководью. На его месте возник человек хорошо ему знакомый; обожженное, измолоченное лицо улыбалось - Паран не сразу сообразил, что это не радость встречи, а всего лишь предсмертная гримаса. Гримаса - и следы ужасного взрыва.
  - Недомер, - шепнул Паран. - Черный Коралл...
  - Капитан, - бросил покойный сапер, - что вы тут делаете?
   "Хотелось бы мне, чтобы меня спрашивали о другом" . - Мне нужна помощь.
  В передних рядах появлялось все больше Сжигателей. Деторан. Сержант Бакланд. Еж, ступивший за черту воды. - Капитан. Я всегда удивлялся, почему вас так трудно убить. Теперь знаю.
  - Неужели?
  - Да. Вы обречены вечно преследовать нас! Ха! Ха!
  Сотни тысяч голосов присоединились к этому смеху. Звук, которого Ганоэс Паран никогда не пожелал бы услышать снова. К счастью, он быстро затих: армия мертвецов словно бы забыла, над чем смеялась.
  - Ну, - сказал наконец Еж, - мы ужасно заняты, как можно видеть. Ха!
  Паран махнул рукой: - Нет! Прошу, не начинай смеяться.
  - Типичное дело. Нужно умереть, чтобы понять настоящий смысл смеха. Знаете, капитан, с этой стороны мир видится забавным. Забавным своей нелепостью и бесцельностью...
  - Достаточно, Еж. Думаешь, я не ощущаю вашего отчаяния? Вы в беде. Более того, вы нуждаетесь в нашей помощи. Живых то есть. Пусть вам этого не хочется признавать...
  - Я признал это вслух, - ответил Еж. - Перед Скрипачом.
  - Скрипачом?
  - Да. Знаете, он тут недалеко. В Четырнадцатой.
  - В Четырнадцатой?! Он с ума сошел?
  Еж по-дурацки ухмыльнулся: - Почти что. Но он в безопасности - благодаря мне. Мы не первый раз ходим среди живых, капитан. Боги, видели бы вы, как мы крутили за волосы Корболо Дома и его Собакодавов - вот ночка была, расскажу я вам...
  - Нет, не надо. Но помощь мне нужна.
  - Ладно, да будет так. В чем?
  Паран колебался. Ему нужно было прийти сюда, но теперь это место показалось ему самым нежеланным на свете. - Вы здесь, в Рараку. Это море - клятые врата между кошмарным миром, где живете вы, и моим миром. Вы нужны мне, Еж, чтобы призвать... кое-что. С той стороны.
  Толпа духов разом отпрянула, да так резко, что над морем пронесся порыв ветра.
  Мертвый маг Голень спросил: - Что вы имеете в виду, капитан? И что оно должно сделать?
  Паран глянул назад, в сторону Ганат. - Кое-что сбежало. Здесь, в Семи Городах. Его нужно отыскать и уничтожить. - Он запнулся. - Не знаю, может, здесь есть существа, на это способные... но искать их нет времени. Видите ли, это... они ... оно питается кровью, и чем больше крови выпьет, тем сильнее становится. Худшая ошибка Первого Императора, пытавшегося создать Старшего Бога - но вы же знаете, о чем - о ком - я толкую? Вы понимаете... оно здесь, на свободе, рыскает и...
  - О да, оно охотится вволю, - согласился Еж. - Они отпустили его на поводке, они отдали ему свою кровь - кровь шестерых Верховных Магов, кровь Безымянных жрецов и жриц. Дурачье принесло в жертву самих себя.
  - Зачем? Почему они освободили Деджима Небрала? Какой поводок они к нему приладили?
  - Всего лишь отправили по нужному пути. Возможно, он приведет его туда, куда было нужно им. Возможно, нет. Деджим Небрал теперь полностью свободен и просто охотится.
  Голень подозрительно спросил: - Капитан, чего же вы хотите? Как уничтожить проклятую тварь?
  - Я знаю лишь одну... сущность, на это способную. Ту, что уже делала это. Голень, я хочу, чтобы вы нашли Дераготов.
  
  
  
  
  Глава 9
  
  
  Если бы удалось поймать грозу, заперев в камне страстные раскаты грома, и позволить сотням и тысячам лет невозбранно грызть и царапать лик получившегося монумента страданию - как потрясены были бы люди, узревшие и постигшие суть такого камня! Таковы были мои думы при виде древних руин, сохранивших отблеск прежнего величия - и таковыми они остаются спустя десятилетия.
  
  Потерянный город Пат'Апур,
  Принц И"фарах Бакунский (987 - 1032 гг. Сна Бёрн)
  
  
  
  Он смыл почти всю засохшую кровь и теперь наблюдал, как исчезают синяки с кожи. Удары в голову представляли бОльшую опасность - от них произошла лихорадка, разум осадили легионы демонов, начавших бесконечную, безостановочную битву. Но потом жар сражения разума с самим собою ослабел. Вскоре пополудни второго дня он заметил, как открылись глаза.
  Непонимание должно было бы вскоре пропасть, но не пропадало; Таралек Виид решил, что этого и следовало ожидать. Он налил травяного чая, едва Икарий медленно сел. - Вот, друг мой. Ты покинул меня надолго!
  Джаг потянулся за жестяной кружкой, осушил ее одним глотком и попросил еще.
  - Да, жажда, - сказал изгнанник - гралиец, наполняя кружку. - Неудивительно. Потеря крови. Жар.
  - Мы сражались?
  - Да. Внезапная, беспричинная атака. Д'айверс. Он убил моего коня, сбросил меня наземь. Когда я пришел в себя, понял: тебе удалось прогнать нападавшего, но удар по голове лишил рассудка и тебя тоже. - Он помедлил. - Нам повезло, друг.
  - Бой. Да, кое-что помню. - Нечеловеческие глаза Икария испытующе уставились на Виида.
  Гралиец вздохнул: - Это случается слишком часто. Ты меня не помнишь?
  - Я... я не уверен. Спутник...
  - Да. На долгие годы. Твой спутник. Таралек Виид, некогда член племени Граль, но отныне присягнувший более высокому служению.
  - То есть?
  - Идти с тобой, Икарий.
  Джаг резко опустил взгляд на кружку в своих руках. Прошептал: - На долгие годы, сказал ты. Высокое служение... не понимаю. Я... никто. Ничто. Я потерялся... - Глаза поднялись: - Я потерялся, - повторил он. - Ничего не знаю о высоком служении, способном оторвать тебя от родного племени. Ты пойдешь рядом, Таралек Виид. Зачем?
  Гралиец харкнул в ладони, потер их, смазал мокротой волосы. - Ты величайший воитель, какого видывали в этом мире. Но ты проклят. Как ты и сказал, ты навеки потерян. Вот почему тебе нужен спутник. Он напомнит о великой задаче.
  - И какова же она?
  Таралек Виид встал. - Ты поймешь, когда придет время. Задача будет ясной, совершенно ясной, и столь важной, что ты поймешь - тебя создали как ответ на этот вызов. Хотел бы я сказать точнее, Икарий...
  Взор Джага обежал их скромную стоянку. - А, вижу, ты нашел мой лук и мой меч.
  - Да. Ты достаточно здоров для путешествия?
  - Думаю, да... хотя голоден.
  - В мешке есть вяленое мясо. Этого зайца ты сам убил три дня назад. Можем поесть на ходу.
  Икарий осторожно встал на ноги. - Да. Чувствую тягу. Словно я уже давно ищу нечто. - И улыбнулся гралийцу: - Может, мое прошлое...
  - Когда ты отыщешь искомое, друг мой, вся память вернется. Так предсказано.
  - Ах. Ну хорошо, друг Виид. Куда мы направлялись?
  Таралек собрал пожитки. - На север и запад. Мы ищем дикий берег напротив острова Сепик.
  - Ты помнишь, зачем?
  - Ты говорил - тебя ведет инстинкт. Чувство, будто тебя... призвали. Верь инстинктам, Икарий, как ты делал в прошлом. Они проведут нас к цели, кто бы или что бы ни желало встать на пути.
  - Кому нужно вставать у нас на пути? - Джаг пристегнул меч к поясу, потом допил остатки чая.
  - У тебя есть враги, Икарий. Даже сейчас за нами охотятся. Вот почему медлить нельзя.
  Взяв лук и подойдя к гралийцу, чтобы отдать кружку, Икарий помедлил и сказал: - Ты будешь охранять меня, Таралек Виид. Я чувствую... я чувствую, будто не заслужил такой преданности.
  - Это невеликое бремя. Да, я оставил жену и детей. Родное племя. Но от долга не отступить. Я делаю то, что должен делать. Икарий, ты избран сонмом богов, чтобы освободить мир от великого зла; в глубине души я чувствую, что ты сумеешь это сделать.
  Воин - Джаг вздохнул: - Если бы я мог разделить твою веру в меня...
  - Э'напата Н'апур - это название тревожит память?
  Икарий нахмурился, покачал головой.
  - Город зла, - поясни гралиец. - Четыре тысячи лет назад - тогда рядом с тобой был некто другой - ты извлек наводящий ужас меч и ворвался в его ворота. Пять дней, Икарий. Пять дней. Столько понадобилось тебе, чтобы умертвить тирана и каждого солдата в городе.
  Лицо Джага исказил ужас: - Я... я сделал такое?!
  - Ты понял неизбежность, Икарий. Ты часто встречался со злом. Ты также понял, что никто не должен сохранить память о злодеяниях города. Поэтому нужно было убить каждого мужчину, женщину и ребенка в Э'напата Н'апуре. Ни оставить никого живого и дышащего.
  - Нет! Я не сделал бы так. Таралек, прошу тебя - не бывает преступлений столь ужасных, чтобы вынудить меня к...
  - Ах, дорогой спутник, - горько сказал Таралек Виид, - это битва, которую ты будешь вести вечно. Вот почему тебе нужны такие, как я. Мы поддерживаем в тебе истину о мире и о тебе самом. Ты Губитель. Ты идешь Дорогой Крови, и это прямая и строгая дорога. Холодная, но чистая справедливость. Столь чистая, что временами даже ты сам отшатываешься. - Он положил руку на плечо Джага. - Пойдем. Я расскажу тебе по пути. Я произносил эти слова много, много раз, друг мой, и каждый раз было одно и тоже: ты желал убежать от себя, от своей сути. Увы, это невозможно, Икарий, и тебе снова предстоит закалить душу.
  Твой враг - зло. Лик нашего мира - зло. Поэтому, друг, твой враг - это...
  Воин отвернулся. Таралек едва расслышал его шепот: - Мир.
  - Да. Хотелось бы утаить истину, но тогда как мог бы я звать тебя другом?
  - Да, ты прав. Хорошо, Таралек Виид, давай обсудим всё по пути на север и запад. Берег напротив острова Сепик. Чувствую... там кто-то есть. Он ждет нас.
  - Ты должен быть готов.
  Икарий кивнул: - И я буду готов, друг мой.
  
  ***
  
  Каждый раз возвращение было странствием все более трудным, далеким, непонятным. Кое-что могло бы его облегчить. Например, понимание, где он был и как туда вернуться. "Вернуться к... здравому уму?" Может быть. Но Геборик Руки Духа плохо понимал, что такое здравый ум, на что он похож, чем пахнет. Возможно, он никогда его не знал...
  Камень - кости. Песок - плоть. Вода - кровь. Осадок сгущался, пласт за пластом, и на слои падали новые слои, пока не возник мир, пока смерть не уплотнилась настолько, чтобы держать ногу стоящего. Прочная подстилка. Поднимающийся мир. "Смерть держит нас". Вдохи и выдохи создали воздух, задали ритм времени и жизни, всякой жизни. Словно зарубки на камне. Сколькие из вздохов - последние? Выдох насекомого, зверя, человека, чти глаза застилает пленка смерти. Как же можно втягивать ЭТО в легкие? Как жить, зная, что вокруг смерть, что воздух напоен неудачами и капитуляциями?
  Такой воздух душит его, застревает в горле, на вкус он как горчайшая кислота. Он растворяется и пожирается, пока не станет... осадком.
  Его спутники так юны. Им не понять, какой грязью они дышат, в каком мареве двигаются. Они забирают это в себя, чтобы извергнуть, добавив в смесь и свои мерзкие отбросы. Во сне, каждую ночь, они пустеют. А Геборик ночью сражается с откровением, что мир больше не дышит. Нет, теперь мир тонет.
   "И я тону с ним. Здесь, в проклятых пустошах. В песке, пыли, зное. Я тону. Каждую ночь. Тону".
  Что может дать Трич? Дикарский бог, одержимый страстями, голодом, желанием. Он бездумно жесток, он словно бы хочет вернуть себе все выдохи, отрицая покой, отвращаясь от стареющего, тонущего в смерти мира. Его избрали по ошибке, так твердит каждый встречный дух - не словами, нет, они просто окружают его, подавляют молчаливыми, обвиняющими взорами.
  Дело еще хуже. Шепотки во снах, голоса из нефритового моря. Они ищут его. Он странником прошел меж ними; он проник в зеленую темницу - такое не удавалось еще никому. Они молились ему, просили вернуться. Зачем? Чего они хотят?
  Нет, он не хочет знать ответов. Он готов вернуть проклятый дар нефрита, чуждую силу. Он хочет бросить его обратно в Бездну и забыть.
  Такое упорство, такое повторение удерживает от безумия и смерти. Если мучения можно считать жизнью. "Тону, я тону, и все же... проклятые кошачьи дары, обострение чувств, столь сладких, столь сильных... я ощущаю их соблазн. Они ведут назад, в мир мгновений".
  Солнце вскарабкивалось на небо, восток покраснел, как только что извлеченное из горнила лезвие меча. Он созерцал сияние, разгоняющее тьму, и удивлялся наполнившему спокойный воздух чувству неминуемости.
  Из груды одеял, в которые укуталась Сциллара, послышалось ворчание: - Что за блаженный яд...
  Геборик подпрыгнул, вдохнул и медленно выдохнул. - Какой блаженный яд, Сциллара?
  Последовало новое ворчание - она пыталась сесть. - Голова болит, старик. Спина, бедра. Везде. Не могу уснуть, как ни лягу - неудобно. И писаю каждый миг. Ужасно. Боги, почему женщины делают это? Снова, и снова, и снова. Они все безумны?
  - Тебе лучше знать. Но скажу - мужчины не менее странны. Нелепо думают, нелепо поступают.
  - Чем скорее звереныш вылезет, тем лучше, - ответила она, хватаясь за круглое пузо. - Погляди. Я обвисла. Везде.
  Остальные тоже проснулись. Фелисин смотрела на Сциллару круглыми глазами - после времени открытий (она лишь недавно поняла, что подруга беременна) для юной девушки пришло время поклонения. Но казалось, что уже близится период разочарований.
  Резак отбросил одеяло и сразу начал воскрешать огонь в кострище. Демона не было видно. Серожаб пошел охотиться, как подумал Геборик.
  - Старик, сегодня твои руки особенно зелены, - заметила Сциллара.
  Геборик не потрудился ответить. Он явственно чувствовал давление инородной силы. - Всего лишь духи, - произнес он наконец. - Они из-за завесы, из самых глубин Бездны. О, как они кричат. Некогда я был слеп. Хотел бы я стать глухим.
  Спутники снова странно покосились на него. Истина. Его истина, которой не понять и не увидеть никому иному. Неважно. Он знает, что он знает. - Перед нами большой пустой город. Жители убиты. Все сразу. Это сделал Икарий. Давно. К северу есть похожий город - когда там узнали, что случилось, они пришли сюда. Увидели и решили похоронить Э'напата Н'апур. Весь. Они зарыли его целиком. Прошли тысячи лет, ветры и дожди стерли покровы, и древняя быль открылась взорам.
  Резак налил воду в оловянный кувшин и повесил его на крючок над костром. - Икарий. Я странствовал вместе с ним. С Маппо и Скрипачом. - Он скорчил гримасу. - И с Искаралом Пастом, хорьком безумным. Он был Верховным Жрецом Тени. Верховным Жрецом! Ну, если это лучший слуга Темного Трона... - Он качал головой. - Икарий. Да, он был... трагичен. Но без причины он не стал бы нападать на город.
  Геборик грубо засмеялся: - Да, в мире полно причин. Король запер врата, не позволил ему войти (слишком много мрачных легенд окружает Икария). Солдат на стене пустил предупредительную стрелу. Она отскочила от камня и царапнула Икария по левой ноге. А потом угодила в рот спутнику - бедняга захлебнулся кровью. Тогда гнев Икария вырвался на свободу.
  - Если никто не выжил, - спросила Сциллара, - откуда ты все знаешь?
  - По округе бродят духи. - Геборик махнул рукой, улыбнулся. - Прежде пустыни тут стояли фермы. Да, сейчас базарный день. Только я вижу дороги - они полны тележек, идет скот, проходят женщины и мужчины. Дети, собаки. По сторонам бредут стада коз, пастухи машут посохами и свистят. Старухи вышли из бедных хижин, чтобы собирать навоз для удобрения полей.
  - Ты видишь все это? - прошептала Фелисин.
  - Да.
  - Сейчас?
  - Лишь глупцы думают, что прошлое невидимо.
  - А эти духи - они видят тебя?
  - Возможно. Те, что видят, понимают, что они умерли. Другие не знают этого - потому не видят меня. Осознание своей смерти - страшное дело. Они бегут от истины, они стараются забыть - и тогда я пропадаю и появляюсь. Я лишь мираж. - Он встал. - Скоро мы подойдем с городу, там будут солдаты. Они видят меня, да, они взывают ко мне. Но что я могу сказать, если не понимаю, что им нужно? Они кричат, они будто узнали меня...
  - Ты Дестриант Трича, Летнего Тигра, - сказал Резак.
  - Трич был Первым Героем. Солтейкеном, избежавшим Резни. Как Рилландарас и Рикктер, Толен и Денесмет. Вы не видите? Призрачные солдаты не поклоняются Тричу! Нет, их бог войны принадлежит к Семерым - тем, что потом станут Семью Святыми. Один из обликов Дессимбелакиса - всего лишь. Я для них никто, Резак. Почему они не оставляют меня в покое?
  Резак и Фелисин вздрогнули от взрыва его ярости. Сциллара улыбнулась.
  - Ты находишь меня забавным? - вопросил он, гневно взирая на женщину.
  - Точно. Глянь на себя. Ты был жрецом Фенера, стал жрецом Трича. Оба боги войны. Геборик, как ты думаешь - сколько обликов у Бога Войны? Тысячи. За все эти эпохи - тысячи тысяч. У каждого племени - свой. Разные, но одинаковые. - Она разожгла трубку, и дым закрыл лицо. - Не удивлюсь, если все эти боги - аспекты одного, и войны - доказательства, что бог безумен.
  - Безумен? - Геборик трясся. Сердце словно превратилось в угрюмого демона, решившего проломить изнутри грудную клетку.
  - А может, просто ошеломлен. Толпы злобных поклонников, каждый считает истиной свою точку зрения. Вообрази миллион молитв от миллиона поклонников, каждый верит во что-то свое, но все падают на колени перед одним алтарем. Вообрази Священные Писания - ни одно не совпадает с другим, но все "дословно повторяют" речения бога. Вообрази две армии: они режут друг дружку, и каждая во имя одного и того же бога. Кто с ума не сойдет?
  - Да, - произнес в наступившей тишине Резак, - а чай-то готов.
  
  ***
  
  Серожаб распластался на камне, поглядывая вниз, на своих жалких спутников. Живот демона был приятно полон, хотя козел все еще брыкал ногами. "Печально. Они не сдружились. Тяжелая дитем красотка мучается от боли и неудобства. Младшая красотка чувствует страх и одиночество. Но явно желает отвергнуть нежную привязанность Серожаба. Ассасин обеспокоен и терзается нетерпением. Почему, не знаю. И жуткий священник. Ах, что за одержимость! Какое неудовольствие! Разлад. Возможно, мне следует отрыгнуть козла и разделить с ними трапезу. Брыкливую трапезу. Хуже несварения не бывало!"
  - Серожаб! - крикнул Резак. - Что ты там делаешь?
  - Друг Резак. Дискомфорт. Сожалею о рогах.
  
  ***
  
  Семар Дев радовалась, что до сих пор указания карты были верными. Из зарослей кустарника на равнину, покрытую островками лиственного леса среди болотистых лугов и упрямых остатков степи. Два, три дня на север - и они достигнут границы таежных лесов.
  Скудной, дикой землей пользовались мелкие группы охотников на бхедринов. Они видели их издалека, натыкались на следы стоянок; однако очевидным было, что дикари - кочевники не желали вступать в контакт. Ведьма не удивлялась: одно только лицо Карсы Орлонга способно напугать любого, а тут еще набор клинков и копий, шкура белого медведя на широких плечах, громадный джагский жеребец...
  Бхедрины, дойдя до осиновых рощ, делились на меньшие стада. Семар Дев полагала, что в таких миграциях больших быков мало смысла. Да, сухой и жаркий сезон заканчивался, ночи стали холодными, так что закручивалась и желтела листва на деревьях - но в семиградских зимах нет особой суровости. Больше дождей, впрочем, но не достигающих внутренних районов - Джаг Одхан никогда не менялся.
  - Думаю, - произнесла она, - это память о далеком прошлом.
  Карса хмыкнул. - По мне, это больше похоже на лес.
  - Нет, я о бхедринах. Вон тех здоровенных тушах под деревьями. Похоже, некий старый инстинкт гонит их на север, в лес. Память тех времен, когда зимы приносили в одхан снежные бури.
  - Дожди напоят траву, Семар Дев, - сказал Теблор.- Быки приходят, чтобы подкормиться.
  - Да, это звучит разумно. Наверное. Радость для охотников. - Несколькими днями ранее они миновали место большого забоя. Охотники отделили часть стада и загнали на край утесов. Разделывать добычу собралось пятьдесят - шестьдесят человек: мужчины рубили туши, женщины разводили костры и навешивали полосы мяса на сушилки. Полудикие псы - скорее полуволки - набросились на Карсу и Семар, едва они подъехали ближе. Ведьма заметила, что у зверей нет клыков - вероятно, их удалили еще в щенячьем возрасте - но собаки все равно казались опасными. Они решили не вторгаться на поле забоя.
  Ведьма восхищалась пограничными дикарями, обитающими на краю степи; она полагала, что для них ничего не меняется долгие тысячи лет. О, есть железные ножи и топоры, намекающие на кое-какую торговлю с более цивилизованными племенами востока - но вот лошадей у них нет, что странно. Для перевозки используются собаки. Вместо глиняной посуды - корзины: это понятно, если учесть кочевой, но безлошадный образ жизни.
  Тут и там над прерией возвышались одинокие стволы, и они казались местами культа - на ветвях висели фетиши, в развилках были закреплены рога и черепа бхедринов, некоторые столь древние, что обросли корой. Всегда около святых мест находились кладбища, заметные по высоким настилам, на которых лежат обернутые кожей тела - и, разумеется, по скоплениям черных ворон.
  Карса и Семар не подходили к таким святилищам. Хотя ведьма подозревала, что Теблор с охотой вступил бы в череду схваток и засад, для того чтобы развеять скуку странствия. Несмотря на всю свою жестокость, Карса Орлонг оказался удобным спутником - он был малость угрюмым и ворчливым, но, чем бы ни был омрачен его дух, это не ее дело. Он не пытался загрузить ее своими проблемами - достаточно редкая черта для мужчины.
  - Я подумал, - вдруг сказал он, заставив ее вздрогнуть.
  - О чем же, Карса Орлонг?
  - Бхедрины и охотники у подножия утесов. Не меньше двух сотен быков. Они ободрали их до костей, потом сварили сами кости. А вот мы едим только кроликов и иногда оленя, Семар Дев. Вот я и подумал, мы должны убить одного из этих бхедринов.
  - Не дай себя одурачить, Карса Орлонг. Они быстрее, чем кажутся. И хитрее.
  - Но они стадные твари.
  - И что?
  - Быки больше будут заботиться о десятке самок с детенышами, чем об одной отбившейся самке.
  - Наверное, так. Ты составил план отбить одну корову? Не забывай, они умные - могут сбить тебя вместе с конем, дай только шанс. А потом растоптать.
  - Не я должен беспокоиться, Семар Дев, а ты.
  - Это почему бы?
  - Конечно, потому, что ты станешь приманкой. Постарайся быть ловкой и быстрой.
  - Приманкой? Погоди...
  - Ловкой и быстрой. Я займусь остальным.
  - Не скажу, что мне пришлась по сердцу твоя идея. Карса Орлонг, мне вполне достаточно кроликов и оленей.
  - Ну, а мне нет. И нужна шкура.
  -Зачем? Сколько шкур ты намерен одеть?
  - Найди группу зверей - твоего коня они не так боятся, как моего.
  - Потому что джагские кони иногда едят детенышей. Я так читала... где-то.
  Теблор оскалился, словно нашел эту идею забавной.
  Семар Дев вздохнула. - Вон маленькое стадо, впереди слева - они перешли на лужок.
  - Отлично. Когда выедем из рощи - нужно, чтобы ты поскакала на них.
  - Они выставят вперед быка. Карса, как близко мне подъезжать?
  - Так, чтобы бык бросился.
  - Не стану! Это ничего не даст...
  - Самки побегут прочь, женщина. Из них я изберу жертву. Как думаешь, долго бык будет гнаться за тобой? Нет, он вернется к гарему...
  - И станет твоей проблемой.
  - Хватит болтать.
  Они пробрались между осин и тополей. Кони с треском раздвигали заросли кизила. Затем появилась другая лужайка, длинная и с многочисленными травяными кочками, что указывало на высокую влажность почвы. Шагах в сорока смутно виднелись сквозь листву деревьев два десятка пасущихся бхедринов.
  - Это болото, - заметила Семар Дев. - Найдем других...
  - Скачи, Семар Дев.
  Она натянула удила. - А если не поеду?
  - Упрямое дитя. Конечно, я брошу тебя здесь. Ты слишком медленная.
  - Ты хотел задеть мою гордость, Карса Орлонг? Хочешь убить бхедрина, просто чтобы показать самому себе, что ты лучший охотник. Так что не будет ни утеса, ни кораля, ни ловушки, ни стаи полуволков, чтобы загнать зверя. Нет, ты решил прыгнуть со спины коня, повалить быка наземь и задушить, или бросить о дерево... а может, ты поднимешь его над головой и будешь крутить, пока скотина не умрет от головокружения? Ты осмелился МЕНЯ назвать ребенком? - Она захохотала, ведь, как известно, смех способен жалить сильнее слов.
  Но его лицо не омрачилось яростью, глаза остались спокойными. Теблор улыбнулся: - Узри же меня.
  Он выехал на луг. Копыта жеребца выбили из почвы черную воду; зверь громко зафыркал и понесся к стаду. Бхедрины рассеялись, захрустели ветки, затрещали кусты. Двое животных помчались прямо на Карсу.
  Семар Дев вдруг поняла, что было ошибкой думать: в стаде всего один самец. Два, один явно моложе другого, но оба зверя огромные, обезумевшие от ярости. Глаза сверкали красным, вода просто-таки взрывалась под копытами. Они кинулись в атаку.
  Джагский жеребец Ущерб внезапно свернул в сторону, присел - и поднялся, намереваясь ударить копытами по спине старшего быка. Бык оказался проворным: он взмахнул рогатой головой, нацелил рога в подбрюшье коня.
  Это движение принесло ему гибель, ибо Карса встретил голову острием меча, вонзив его в мозг и попутно перерезав позвоночник.
  Ущерб перепрыгнул павшего бхедрина, приземлившись в брызгах грязи; он был довольно далеко от младшего самца, который на удивление резво развернулся и рванул за Карсой.
  Воин послал коня влево; застучали копыта - Ущерб помчался вдоль опушки леса, за полудюжиной выскочивших на поляну коров и телят. Второй бык бежал сразу за ним.
  Коровы и детеныши снова рассыпались, причем одна побежала не в том направлении, как все прочие. Ущерб свернул и вскоре уже был сзади коровы. Бык начал собирать оставшихся самок; они ушли в лес, треща ветками кустарников.
  Семар Дев увидела, как Карса склонился а сторону и взмахнул мечом, прорезав спину животного как раз перед тазом.
  Задние ноги коровы отказали. Она осела, забилась в грязи, пытаясь двигаться дальше.
  Наконец подломились и передние ноги. Корова затихла.
  Остановив коня, Карса спрыгнул и подошел к мертвой корове. - Разбивай лагерь, - крикнул он Семар Дев.
  Она молча смотрела на него. Потом сказала: - Отлично. Ты показал мне то, о чем я не просила. И что теперь? Ожидаешь, что я стану разбивать лагерь. Может, я и свежевать тушу должна? Может, ночью лечь под тебя в довершение роли покорной рабыни?!
  Теблор вытащил нож и встал на колени в грязь перед тушей. - Если хочешь.
   "Варварский ублюдок... ну, разве я ожидала иного?" - Ладно, я тут подумала... нам понадобится мясо - страна камня и озер на севере, без сомнения, обильна зверем, но ловить его там будет труднее.
  - Я возьму шкуру, - ответил Карса, вспарывая брюхо коровы. Кишки выперло наружу, они упали в грязную воду. Над мертвой тушей уже клубились мухи. - Тебе самой нужна шкура быка, Семар Дев?
  - Почему бы нет? Если на ледниках мы не станем мерзнуть, это будет чудом.
  Он оглянулся через плечо: - Женщина, ледники нас не догонят. Они ползут медленно.
  - Зависит от того, кто их создал.
  Он оскалил зубы: - Меня не впечатлили сказки о Джагутах. Лед - это всегда медленно текущая река.
  - Если ты в это веришь, Карса Орлонг, ты знаешь намного меньше, чем думаешь.
  - Ты собираешься весь день просидеть на коне, женщина?
  - Пока не найду подходящее место для стоянки. - Она натянула удила.
   "Узри меня, сказал ты. По-моему, ты уже как- то так говорил. Стань свидетелем? Какой-то племенной обряд. Да, я видела многое. Как и этот варвар, пришедший из теней далекого ледника. Надеюсь, местные не считают бхедринов собственностью, иначе нас ждет череда веселых дней и ночей. Карса будет доволен. А я, вероятно, буду мертва.
  Ну, волноваться уже поздно".
  Она принялась гадать, много ли у Карсы Орлонга было спутников, думавших так же. Давно ли варвар путешествует в одиночестве?
  
  ***
  
  Рваные края утесов бросали неровные тени на нижележащие уступы; из этих теней пять пар глаз с щелевидными зрачками следили за поднявшейся над долиной тучей пыли. Торговый караван: семь фургонов, две телеги, двадцать стражников верхом. И три сторожевых пса.
  Вначале их было шесть, но трое недавно учуяли запах Деджима Небрала; тупые твари пустились на охоту. Им удалось найти Д'айверса - плоть и кровь подкормили пять оставшихся у него тел.
  Трелль оглушил Т'ролбарала. Сломал одну из шей - даже Тартено Тоблакай не сумел бы такого сотворить (а один однажды попытался!) Потом сбросил другое тело вниз с края скалы, и оно нашло смерть на камнях. Такую наглость нельзя прощать. Ослабевший и раненый Деджим Небрал покинул место засады, скитался, почти сошедший с ума от боли и голода, пока не набрел на след каравана. Т'ролбарал не имел представления, сколько миновало дней и ночей. Был голод, была потребность восстановления - только эти нужды заполняли разум Д'айверса.
  А сейчас перед ним забрезжило спасение. Много крови, чтобы размножить потерянных в засаде; может быть, достаточно крови, чтобы создать новое, восьмое тело.
  Он нападет на закате, в тот миг, когда караван встанет на ночь. Вначале зарежет охрану, потом остаток собак, оставив на закуску жирных слабаков в фургонах. Купца, его гарем, вереницу молчаливых детей, прикованных один за другим. Это был караван торговцев живым товаром.
  Деджим Небрал понял это, и его затошнило. Во время Первой Империи были подобные негодяи, и их наследие живо. Когда Т'ролбарал станет владыкой этой земли, на осквернителей плоти упадет восстановленное правосудие. Вначале Деджим напитается ими, потом другими преступниками - убийцами, палачами духа, швыряющими камни и терзающими плоть.
  Создатель Небрала намеревался сделать подобных ему стражами Империи. Он слил кровь разных существ, внес в душу чувство совершенства, богоподобия. Слишком сильное. Т'ролбаралы не стали покоряться несовершенному хозяину. Нет, править должны были они, ибо лишь они понимали суть правосудия.
   "Правосудие. И природный голод, разумеется". Необходимость, закон природы, и этот закон никто не сможет отрицать. Став владыкой, Деджим Небрал сумеет установить баланс между двумя главными силами души Д'айверса, и если плоть смертных будет страдать под весом его правосудия... пусть так и будет. Они заслужили узреть истину своих вер, заслужили на себе ощутить острые грани раздутых "добродетелей", которые стали просто словами, оружием. Справедливо, что оружие обернется против своих носителей.
  Солнце спускалось, и тени уже сползли на равнину. Деджим Небрал крался в тенях - пять пар глаз, один разум. Фокус, неумолимое и абсолютное единение.
  Восторг резни. Пролить кровь во славу тускло - красного света солнца.
  Когда он ступил на равнину, послышалось брехание псов.
   "Они жалеют себя. Тупые... но даже подобные им понимают, что такое судьба".
  
  ***
  
  С некоторым трудом он сумел разогнуться и слезть, рыча от боли в мышцах, с широкой спины мула. Несмотря на боль и неуклюжесть, не пролил ни капли из драгоценного ведра. Бурча под нос какое-то заклинание - он сам не помнил, то ли это Святая Песнь из толстой книги, или еще что, да и важно ли это? - протащил тяжелое ведро к плещущим волнам моря Рараку, зашел на мелководье, минуя проседающие песчаные отмели и колеблемые ветром тростники.
  И вдруг замер.
  Настороженно оглядел сумрачный простор, понюхал сырой воздух. Еще один обзор - глаза обыскивали каждую тень, замечали каждое шевеление тростинка и всклокоченных кустов. Потом присел, омочив ветхую рясу в воде. Теплой, прогретой солнцем воде.
  Еще один сторожкий взгляд по сторонам - бдительность никогда не помешает - и он со вздохом опустил ведро в море.
  Блестя глазами, увидел, как десятки юрких мальков устремились во все стороны. Ну, не совсем устремились - скорее замерли, оглушенные свободой или шоком от изменившейся температуры, от изобилия богатств, которые можно глотать, на которых они вскоре разжиреют, станут большими и ловкими.
  Первая рыба Моря Рараку.
  Потом Искарал Паст покинул отмель, таща за собой ведро. - Напряги спину, мул! Я сейчас запрыгну, о да, и ты не удивляйся, если я пошлю тебя в галоп - о, поверь мне, мул, ты знаешь, что такое галоп - это не та глупая рысь, от которой у меня болят зубы! О нет, мы полетим как ветер! Не как слабый порыв, но как мощный, постоянный поток, громоподобный ураган, летящий через весь мир вслед за нашей скачкой. О, какой радугой заблестят твои копыта!
  Подойдя к мулу, Верховный Жрец Тени подпрыгнул.
  Мул в тревоге отошел на шаг в сторону.
  - Ты огорчил меня, животное! Я думал¸ ты мне друг! Но если ты так думаешь, отныне я не согласен! Позор! Как тебе понравится вот это, глупая тварь!? - Верховный Жрец Тени встал и отряс пыль с рясы. - Он думал, я его ударю. Ударю большой палкой. Тупой мул. О нет, я гораздо коварнее. Я удивлю его добротой... пока он не ослабит внимание, не потеряет бдительность... и тогда, ха! Я ударю его кулаком в нос! Как он удивится! Никакой мул не сравнится со мной в хитрости. О да, многие пробовали, но все провалились!
  Он состроил на сожженном солнцем лице добрую улыбку и подошел к мулу. - Нужно ехать, - пробормотал он, - тебе и мне. Нужно приложить старания, друг мой, иначе мы опоздаем, а опаздывать не годится. - Он добрался до места, с которого мог схватить болтавшиеся на боку мула поводья. Но сначала поглядел животному в глаза. - О хо хо, милый слуга, я замечаю в этих очах злобу? Ты хочешь меня укусить. Как плохо. Здесь только я имею право кусаться. - Он схватил поводья, едва увернувшись от щелкнувших зубов, и забрался на покатую спину мула.
  Двадцать шагов от линии моря - и воздух изменился, во все стороны потекли серые тени. Искарал Паст склонил набок голову, удовлетворенно огляделся и потрусил дальше.
  
  ***
  
  Миновало сто ударов сердца с момента исчезновения Верховного Жреца Тени, и из ближайших кустов вылезла уродливая, волосатая дальхонезка, тащившая за собой пивную флягу. Там было не пиво, а вода. Крышка плотно вколочена.
  Бурча и вздыхая от усилий, Могора поднесла флягу к воде. Сбила крышку, повернула сосуд набок - и с беззубой улыбкой на морщинистом лице проследила, как в море скользнули шесть молодых пресноводных акул.
  Она пнула флягу и вылезла на сушу. Кашляя и яростно взмахивая руками, открыла свой садок и исчезла в нем.
  
  ***
  
  Перебирая тени, Искарал Паст торопливо прошел десятка два лиг. Он наполовину видел, наполовину ощущал пустыню, холмы и хаотические складки оврагов, каньонов; он миновал их, не уделяя особенного внимания, пока, спустя день путешествия, не уловил краем глаза движение слева. Пять темных форм.
  Жрец остановил мула на гребне холма и прищурился, изучая далеких существ. Они напали на караван. - Наглые щенки, пробурчал он и вогнал пятки в бока мула. - Скачи, я сказал! Скачи, жирный ленивый ублюдок!
  Мул с громогласным ревом побежал вниз.
  Пять тварей услышали, повернули головы.
  Т'ролбарал мчался навстречу Искаралу Пасту.
  Мул заревел еще громче.
  Д'айверс обходил противника с двух сторон. Его тела бесшумно скользили над землей. Голод и злоба были почти ощутимы - словно облако над его головами; энергия мерцала и потрескивала, собираясь в складке между садком Теней и внешним миром.
  Твари слева и справа разворачивались, готовясь броситься; три твари, бежавшие прямо, замедлились, решив напасть одна за другой.
  Искарал Паст с трудом следил за всеми, бешено вертясь на спине мула. Когда Т'ролбарал приблизился на тридцать шагов, мул резко встал. Верховного Жреца Тени сбросило; он схватился за голову животного, кувыркнулся и приземлился в туче гравия и пыли.
  Первая тварь подоспела, выставив когти и загребая руками воздух, приземлилась на то место, где упал Паст - но обнаружила, что место опустело. Вторая и третья твари на миг замешкались, обнаружив пропажу добычи - и почуяли ее рядом. Дернулись головы - но поздно: в них ударила волна магии. Темная сила затрещала, как молния; звери взлетели в воздух, оставляя след крови. Они упали наземь в пятидесяти шагах, покатились и задергались в судорогах.
  Тогда атаковали двое Д'айверсов, бежавших по бокам. Когда Искарал Паст снова исчез, они столкнулись - грудные клетки смачно хрястнули, когти и клыки порвали кожу. Шипя и ворча, твари отскочили друг от дружки.
  Явившись в двадцати шагах, Искарал Паст послал новую волну колдовства, заставив ее ударить по всем пяти тварям, и поглядел, как брызнула кровь и тела разлетелись, дергая ногами. Сплел магическую сеть. Камни лопнули и вырвались из земли, взлетели, словно копья или гейзеры, и кровь струями брызнула в стороны.
  Т'ролбарал исчез, убравшись из садка во внешний мир. Там его части разбежались, ибо всякие мысли о караване пропали, заменившись паническим ужасом.
  Верховный Жрец Тени стряхнул пыль, прошел к мулу. - Ну, ты мне помог! Мог бы убежать, но, видно, устал бегать! Зачем мулам четыре ноги? Идиот! Никакой пользы! Ба! - Он помолчал и поднес заскорузлый палец к сухим губам. - Но постой! Что, если оно стало действительно злым? Если решило закончить бой любой ценой? Что тогда? Месиво? О да! Нет, лучше уйти. Пусть его приканчивает кто-нибудь другой. Нельзя отвлекаться. Вообрази! Бросить вызов Верховному Жрецу Тени всего Семиградья! Т'ролбаралы тупей котов. Никакой жалости к ним!
  Он влез на мула. - Ну, это было забавно. Тупой мул. Думаю, сегодня поужинаем мулятиной. Как тебе? Пора принести великую жертву! Как тебе? Да кому нужны твои соображения? Едем! Благодари богов, что хоть я знаю, куда ехать! Вон туда, мул, и побыстрее. Скачи, проклятый! Скачи!
  Обогнув караван с лающими собаками, Искарал Паст снова исчез в Тенях.
  
  ***
  
  Когда он достиг пункта назначения, уже спустилась тьма. Усталый мул остановился у подножия скалы.
  По уступам скалы скакали стервятники, окружившие трещину, но неспособные - или боящиеся? - войти внутрь. Одна сторона трещины была обагрена кровью, а среди камней на другой стороне виднелись остатки мертвого зверя. Хотя стараниями грифов от него остались лишь кости и полоски кожи, опознать жертву было еще можно. Одно из тел Т'ролбарала.
  Стервятники недовольно заорали, когда Верховный Жрец спешился и подошел к расселине. Выкрикивая ругательства, он разогнал уродливых и весьма напоминавших ему Могору птиц и полез внутрь. Воздух вонял кровью и гнилым мясом.
  Трещина сужалась на высоте человеческого роста, и там лежало тело. Искарал Паст уселся рядом. Положил руку на широкое плечо, не трогая торчащих из-под кожи сломанных костей. - Сколько дней прошло, друг? Ах. Только Трелль мог выжить после такого! Сначала вытащим тебя, и в этом вся надежда на верного, упорного мула. Потом... потом... ну, вот тогда и посмотрим...
  
  ***
  
  Мул не проявил ни особенного упорства, ни верности. Его нежелание сотрудничать весьма замедлило операцию по извлечению Маппо; только ночью Трелль был наконец вынут из трещины и положен на выглаженный ветрами уступ скалы.
  Два перелома руки оказались самыми малыми из травм. Сломаны обе ноги, выступ скалы содрал со спины Маппо изрядный кусок кожи и плоти - показавшиеся наружу мышцы кишели личинками мух, края раны казались совершенно неисцелимыми, они стали зелено-черными и пахли трупом. Искарал Паст срезал их и бросил в провал.
  Затем он склонил ухо к груди и выслушал дыхание Трелля. Редкое, слабое - еще день, и он умер бы. Да, может, еще и умрет. - Травы, друг мой, - сказал Верховный Жрец, очищая видимые раны. - Мази, эликсиры, микстуры, притирания, припарки с Высшим Деналом... не позабыл ли я чего? Нет. Думаю, нет. Внутренние повреждения, о да. Сломаны все ребра слева. Кровотечения, но не такие, что убивают сразу. Замечательно. Ты почти так же упорен, как мой слуга... - Он бросил взгляд наверх. - Эй, животное, разведи огонь, разбей лагерь! Сделай все это, и я покормлю ТЕБЯ. А не сделаешь - покормлюсь ТОБОЙ, хе хе!
  - Ты идиот! - Этот крик раздался из темноты. Миг спустя появилась Могора.
   "Темнота, да, это все объясняет". - Что ты здесь забыла, карга?
  - Хочу спасти Маппо, конечно же!
  - Как? Я уже его спас!
  - Спасти его от тебя, идиот! - Она подобралась ближе. - Что за склянка у тебя в руке? Да это яд паральта! Клятый дурак, ты его убьешь! После всего, что я перенесла!
  - Паральт? Да, жена, это паральт! Ты пришла, и я решил его выпить!
  - Искарал Паст, я видела твои дела с Т'ролбаралом.
  - Да ну? - Он склонил голову. - Обожание стало полным! Как она сможет не обожать меня? Пора уже преклоняться, как пред богом. Вот почему она идет за мной. Не может покинуть. Со всеми то же самое - никак не отвяжутся...
  - ...от меня, сильномогучего Верховного Жреца Тени, - закончила Могора, одновременно доставая из сумки множество снадобий, - который не выживет без доброй женщины рядом. Не нашел доброй - так меня подцепил и приклеился, колдунишка. А теперь пусти меня к бедному, несчастному Треллю.
  Искарал Паст отошел. - И чем мне заняться? Ты сделала меня бесполезным, женщина!
  - Совет подать нетрудно. Займись лагерем, муженек.
  - Я уже приказал им заняться мулу.
  - Он же мул. А ты идиот... - Речь ее увяла, когда снаружи замелькали искры от костра. Она повернулась и увидела большую брезентовую палатку, умело и ровно поставленную, а рядом - очаг из камней, на котором уже кипел котел о трех ножках. Мул стоял рядом и жевал овес из сумы. Могора нахмурилась и покачала головой. - Тогда налей чаю. Будь полезным!
  - Я был полезным, пока ты не приперлась и все не испортила! Сильномогучему Верховному Жрецу Тени всего Семиградья не нужна женщина! Фактически это самая ему ненужная вещь!
  - Ты и ноготь на пальце не исцелишь, Искарал Паст. В жилах Трелля течет черный яд, именуемый "мерцающий веногрыз". Против него нужен не только Денал...
  - Вот ты как заговорила! Бормочешь, как ведьма. Высший Денал победит этот яд...
  - Может быть. Но мертвая плоть не оживет. Он останется скрюченным, полубезумным, его сердце ослабеет. - Он сверкнула очами: - Тебя послал к нему Темный Трон? Зачем?
  Искарал Паст мило улыбнулся: - Ох, какие мы нынче подозрительные. Но я ничего не скажу. Разве что намек, мельчайший намек на мою великую мудрость. Да, я поистине знаю хитрость ума моего бога - хотя это хаотический, искаженный ум хорька-пролазы! Я так много узнал, что лишился речи - ха, гляньте на нее! Эти жучьи глазки подозрительно щурятся, будто она осмелилась понять всю меру моего невежества в вопросах относительно моего обожаемого идиотобога. Да, она осмелилась и скоро бросит мне открытый вызов. Конечно, я не устою перед ее натиском. - Он помедлил, заставил себя улыбнуться и простер руки: - Дорогая Могора, к сожалению, Верховный Жрец Тени должен хранить тайны даже от собственной жены. Я умоляю не давить на меня, дабы не навлечь на себя необузданный гнев Темного Трона...
  - Ты совершенен в глупости, Искарал Паст.
  - Пусть так думает, - хихикнул он. - О, она поражается, чему это я смеюсь - нет, не смеюсь, но хихикаю, что, если поразмыслить, должно вызывать большую тревогу. Я имею в виду - это прозвучало как хихиканье, хотя я в первый раз попробовал хихикнуть по такому поводу. Вот фырканье - это другое дело. Увы, я недостаточно толст, чтобы фыркнуть. Иногда я желаю...
  - Иди и сядь у костра, твоим мулом разожженного, - вмешалась Могора. - Я приготовлюсь к ритуалу.
  - Смотрите, как хихиканье ее растревожило! Конечно, дорогуша, иди играйся в ритуальчики. Как мило. А я приготовлю чай для себя и мула.
  
  ***
  
  Согревшись огнем и чаем из тральба, Искарал Паст наблюдал за работой Могоры - насколько мог разглядеть подробности в темноте. Сначала она собрала куски камня, все как один ломаные, грубые, зазубренные; положила их на песок, окружив Трелля овалом. Затем помочилась на камни, раскорячившись подобно крабу и обходя камни противосолонь. Искарал подивился совершенству контроля над мышцами, не говоря уж об объеме мочевого пузыря Могоры. В последние годы его потуги к мочеиспусканию заканчивались переменным успехом, так что своевременное начало и окончание процесса казалось ему величайшим из висцеральных умений.
  Удовлетворившись видом образованной лужи, Могора начала выдирать волосы из головы. Волос у нее оставалось немного, и эти немногие поддавались с таким трудом, что Паст страшился увидеть, как после выдирания очередной прядки развалится череп. Однако его предвкушениям не суждено было сбыться: держа в руке семь седых прядей, Могора ступила в овал и раскорячилась, встав над телом Трелля. Бормоча ведьмовские заклинания, швырнула волосы во тьму.
  Инстинкт заставил Паста проследить за полетом серебристых прядей; он с немалым беспокойством осознал, что над головой нет звезд. А вот над горизонтом они сияли четко и ярко. - Боги! Женщина, что ты натворила?
  Не отвечая, она вышла из овала и затянула песню на Женском Языке, который, разумеется, был совершенно непонятен уху Искарала Паста. Точно так же Мужской Язык - который Могора называла бормотанием - был за пределами ее понимания. Искарал Паст знал, что Мужской Язык и БЫЛ простым бормотанием, придуманным, чтобы смущать женщин. "Суть в том, что мужчинам не нужны слова. У нас же есть члены. Зачем слова, если есть член? А вот у женщин две груди, что предполагает диалог, и каждый мужчина знает, что окончить этот диалог может лишь его выпирающий знак препинания.
  Что стряслось с миром? Спроси мужчину, и он скажет: не спрашивай. Спроси женщину, и ты помрешь, ожидая окончания ответа. Ха ха".
  Над светом костра пронеслись нити паутины - и упали на тело Трелля.
  - Что это? - вопросил Паст. И вздрогнул: коснувшись тыла ладони, он снял паутинку, на конце которой был паук размером меньше блохи. Жрец тревожно поглядел в небо. - Там пауки? Что за безумие? Что они делают в небе?
  - Тихо.
  - Отвечай!
  - Небо полно пауками, муженек. Они летят по ветру. Я ответила: закрой рот, или я пошлю в него тысячу моих сестричек.
  Он с лязгом сомкнул челюсти и придвинулся к костру. "Сгорите, сволочи. Сгорите!"
  Нити покрыли тело Трелля. Тысячи, сотни тысяч - пауки обертывали его.
  - А теперь, - произнесла Могора, - время луны.
  Тьма над головами вдруг сменилась потоком серебристого, яркого света. Искарал Паст с визгом упал на спину, очень пораженный переменой, и обнаружил себя под огромной, тяжелой луной. Казалось, до нее можно достать рукой. Если осмелиться. Он не осмелился. - Ты стянула вниз луну? Сошла с ума?! Она раздавит всех!
  - Ох, хватит. Только видимость - ну, может, я малость потянула ее - но я же сказала, что это серьезный ритуал!
  - ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С ЛУНОЙ?
  Она зловеще, маниакально закаркала. - Всего лишь ритуал, дорогой. Как тебе нравится?
  - Прекрати!
  - Струсил? Давно пора! Я женщина! Ведьма! Лучше спрячь тощую задницу в палатку, муженек. Здесь настоящая сила, подлинная магия!
  - Нет! То есть это не наша магия, не дальхонезская - я не знаю, ЧТО это...
  - Ты прав, это не она. Будь хорошим мальчиком, Искарал Паст, иди в постельку, а я спасу жизнь ничтожному Треллю.
  Искарал попытался возразить, но решил сдаться. Он заполз в палатку.
  Снаружи донеслось: - Что ты там бормочешь, Искарал?
   "Ох, тише".
  
  ***
  
  Лостара Ииль открыла глаза и медленно села.
  Возле арки стоит фигура в серых одеждах, под капюшоном. Грубые стены, формирующие круглую комнату с Лостарой, лежащей в середине на каком-то алтаре. Лунный свет обтекал стоявшего, но свет, казалось, движется - как будто луна быстро опускается с небес.
  - Что?.. - сказала она и жестоко закашлялась. Легкие болели. Едва справившись с кашлем, женщина очистила глаза от слез и снова осмотрелась.
  Он повернулся к ней лицом.
   "Теневой Танцор. Бог. Котиллион". Как будто в ответ на незаконченный вопрос, он сказал: - Я сам не знаю. Где-то в пустыне творят опасное колдовство. Свет луны... украден. Признаюсь: ничего подобного не видывал.
  Память Лостары устремилась назад. И'Гатан. Огни повсюду. Обжигающий жар. Жестокие ожоги - о, как она кричала от боли. - Что... что... со мной?
  - Ох, вот ты о чем. Извини, Лостара Ииль. Коротко говоря, я вытащил тебя из огня. Боги редко вмешиваются, но Т'рисс открыла там дверь...
  - Т'рисс?
  - Королева Снов. Она же создала прецедент! Почти вся твоя одежда сгорела - извини, если подобранная мной не годится...
  Она поглядела на свое тело, на грубые шерстяные одежды.
  - Туника неофита. Ты в Храме Рашана. Тайном храме. Он покинут во время мятежа. Мы в полутора лигах от того, что называлось И'Гатаном. До дороги на Сотку сорок шагов. Храм отлично спрятан. - Он махнул рукой в перчатке, указывая на арку. - Вот единственный вход и выход.
  - Почему... почему ты спас меня?
  Он колебался. - Придет время, Лостара Ииль, когда тебе выпадет выбор. Тяжелый выбор.
  - Какой?
  Он помолчал, вглядываясь в ее лицо. - Насколько глубоко твое чувство к Жемчугу?
  Она вздрогнула и пожала плечами: - Временное увлечение. К счастью, миновавшее. В последние дни он был неприятен.
  - Я могу понять, - загадочно заметил Котиллион. - Тебе придется выбирать между верностью Адъюнкту... и тому, что представляет Жемчуг.
  - Между Адъюнктом и Императрицей? Бессмысленно...
  Он остановил ее, подняв руку. - Не нужно решать немедленно, Лостара. Я бы не советовал. Все, чего я прошу - обдумать не спеша.
  - Что происходит? О чем ты узнал, Котиллион? Ты планируешь месть Лейсин?
  Его брови поднялись: - Нет, ничего подобного. Фактически я в эти... вопросы... не вовлечен напрямую. Суть в том, что я кое-что предвижу, и одно можно разрешить, а другое - нельзя. - Он снова повернулся к порталу. - Тут есть пища. Подожди до утра, потом можешь уйти. На дорогу. Там ты найдешь... приятную компанию. Скажи так: ты выбралась из города но, ослепленная дымом, упала, ударилась головой, потеряла сознание. Когда пришла в себя, Четырнадцатая Армия ушла. Разумеется, ты мало что помнишь.
  - Это точно, Котиллион.
  Он повернул голову, слегка улыбнулся: - Боишься, что задолжала мне. Что однажды я вернусь и потребую расплаты.
  - Такова работа бога, не так ли?
  - Некоторых. Но, видишь ли, Лостара, сделанное в И'Гатане четыре дня назад было лишь расплатой за мой должок.
  - За что?
  Вокруг Котиллиона собрались тени, и женщина едва расслышал ответ: - Ты забыла, я однажды видел, как ты танцуешь...
  Он исчез. Лунный свет лился, как серебряный поток. Она сидела, омытая лучами, и обдумывала сказанное.
  
  ***
  
  Храп из палатки. Могора сидела на плоском камне в пяти шагах от прогоревшего костра. Искарал Паст будет спокоен. Луна вернулась туда, где ей положено быть. Не то чтобы она действительно передвинула ее. Это было бы слишком тяжело - и привлекло бы слишком много внимания. Однако она украла ее силу, на короткое время, достаточное для исцеления Трелля.
  Кто-то вышел из тени. Сделал круг около недвижного тела Маппо, встал над Могорой.
  Она скривила губы и кивнула на палатку: - Искарал Паст - неужели он Маг Высокого Дома Тени?
  - Впечатляющее исцеление, Могора, - ответил Котиллион. - Но ты понимаешь, что такой дар может стать проклятием?
  - Ты послал Паста на поиски?
  - На самом деле не я, а Темный Трон. Так что не знаю, какое место в его решении занимала жалость к Треллю.
  Могора снова поглядела на парусину. - Маг... этот бормочущий идиот!
  Котиллион твердо взглянул ей в глаза: - Ты из служителей Ардаты?
  Женщина рассыпалась клубком пауков.
  Бог увидел, как они прячутся в каждую трещинку. Еще миг - все пропали. Он вздохнул, огляделся, встретив тупой взор мула, и пропал в завихрении теней.
  
  
  
  Глава 10
  
  
  И тогда день тьму призвал
  А немой бродяга - ветер
  Звезды с пеплом замешал
  В опустевших водоемах у развалины
  Стены
  Где течет песок неспешный
  Гран за граном в никуда
  Где фундаменты трясутся, но недвижен
  Горизонт
  Я друзей давнишних встретил
  И был счастлив, ведь
  Отныне
  Некому сказать "прощай".
  
  
  Умирающий солдат,
  Рыбак Кел Тат
  
  
   Они вышли из садка в дым и летящий пепел; впереди под утренним солнцем простирался мертвый город. Трое молча замерли на месте, пытаясь осознать увиденное.
  Первым раскрыл рот Буян: - Как будто Имперский Путь выплеснулся и сюда.
  Прах и затхлый воздух, беспокойный свет - Калам не удивился замечанию моряка. Они покинули место смерти и одиночества, чтобы обнаружить себя в другом, похожем месте. - Я узнаю его. Это И'Гатан.
  Буян сплюнул и проворчал: - Осада.
  - Армия ушла, - заметил Быстрый Бен, осматривавший следы на месте лагеря. - На запад.
  Буян нехотя ответил: - Погляди на дыру в стене. Кажись, целый фургон морантских припасов.
  Из пролома вытекала вязкая "река". Сейчас она уже почти застыла и спокойно мерцала под солнцем. Расплавы стекла и металла. Калам понял, что тут случилась огненная буря. Еще один удар по несчастному И'Гатану. Это устроили саперы?
  - Оливковое масло, - резко сказал Быстрый Бен. - В городе должен был храниться урожай. - Он помолчал. - Интересно, было ли это случайностью.
  Калам глянул на колдуна: - Быстрый, ты впадаешь в крайности. Я кое-что слышал о Леомене, и он не показался мне способным принести себя в жертву.
  - Если он оставался внутри...
  - Мы понесли потери, - заметил Буян. - Под пеплом есть могилы. - Он указал рукой. - Чертовски большие. Или они хоронили мятежников?
  - Для них роются отдельные ямы, - сказал Калам. Хотя и сам Буян отлично всё понимал. Дела выглядят плохо, но никто из них не готов сказать это вслух. - Следы оставлены всего несколько дней назад. Полагаю, нам надо догонять Армию.
  - Вначале обойдем руины, - покосился на мертвый город Бен. - Тут что-то... какой-то осадок... ну, не знаю. Только...
  - Весомый аргумент для Верховного Мага, - сказал Буян. - Я поверил.
  Калам бросил взгляд на высокий курган и стал гадать, сколько его друзей поймано землей? Они лежат в вечном мраке, личинки и черви уже принялись снимать с них все признаки живой личности. Такие мысли неприятны, но если он не постоит здесь несколько мгновений и не отдаст им дань, памяти - кто это сделает?!
  
  ***
  
  Обожженный мусор на тракте и по сторонам его. Колышки палаток скрыты кусками почерневшей парусины, в траншеях около ведущей к остаткам городских ворот дороги лежат трупы лошадей со вздутыми брюхами и торчащими к небу обрубками обсиженных мухами ног. Недвижный воздух напоен запахами свалки.
  Апсалар натянула удила, когда краем глаза уловила движение шагах в ста слева. Поудобнее уселась в седле - в походке и чертах вышедших из руин И'Гатана людей было нечто знакомое. Телораст и Кодл поспешили к ее лошади.
  - Ужасные новости, Неапсалар! - крикнула Телораст. - Нас поджидают трое страшных мужчин. Не стоит ехать дальше. Или ты желаешь их уничтожить? Тогда вперед. Желаем успеха. Но лично я советую бегство. Скорее!
  - Согласна, - добавила Кодл. Она приседала, костяная головка моталась на длинной шее, хвост бил по воздуху.
  Лошадь подняла переднее копыто - и демоническая ящерица отскочила, по опыту зная, что близость к зверю - опасный риск.
  - Двоих я знаю, - ответила Апсалар. - Да и они нас увидели. - Она послала лошадь вперед, медленно приближаясь к магу, ассасину и малазанскому солдату. Они сменили направление и шли к ней, явно соблюдая осторожность.
  - Нас сотрут! - зашипела Телораст. - Я могу... о, этот маг, он совсем не добрый...
  Два скелетика помчались прятаться.
  Уничтожение. Такой исход возможен, думала Апсалар, припоминая историю отношений с Быстрым Беном и Каламом. Но оба знали, что она была одержима; а потом она долгие месяцы ехала с Каламом через Глубины Искателя, из Даруджистана в Эрлитан, и за это время не случилось ничего неподобающего. Так что она не особенно волновалась, поджидая мужчин.
  Калам заговорил первым: - Мир часто кажется мне нелепым, Апсалар.
  Она пожала плечами: - У каждого из нас свои странствия, Калам Мекхар. Лично я не удивлена, обнаружив, что наши дороги снова пересеклись.
  - А вот это тревожное заявление, - сказал Быстрый Бен. - Не вижу никакого резона пересекаться с нами, если только ты не выполняешь приказы Темного Трона, а он возжаждал мщения. Не здесь. Не сейчас. Меня не толкал и не тянул сюда никакой бог...
  - Вокруг тебя аура Худа, Быстрый Бен, - сказала Апсалар. Это замечание вызвало тревогу спутников мага. - Такой остаток происходит от долгих бесед с Повелителем Смерти. Если хочешь, полагай себя независимым, но твои мотивы и поступки могут быть не столь чисты, как тебе хотелось бы. - Она перевела взор на Калама. - А наш ассасин недавно был в присутствии Котиллиона. Что до солдата - фаларийца, его дух связан с Т'лан Имассом, с культом Огня Жизни, который служит Имассам вместо религии. Итак, огонь, тень и смерть, соединенные вместе - как будто эти силы и боги этих сил желают сразиться против общего врага. Однако я должна вас предостеречь: враг у вас не один. Возможно, их с самого начала было много. А нынешние союзы могут оказаться эфемерными.
  - Не это ли, - заметил Быстрый Бен, - радует меня в жизни?
  Калам резко повернулся к нему: - Может, Быстрый, ты ощутил мое желание - а я едва могу сопротивляться ему - врезать тебе кулаком по роже? Повелитель Смерти? Что случилось в Коралле, во имя Бездны!?
  - Выгодный союз, - бросил колдун. Он не отрывал глаз от Апсалар. - Вот что случилось. Вся эта проклятая война с Домином. Надо было понимать с самого начала - союз Даджека с Каладаном Брудом всего лишь первое нарушение важнейших правил.
  - Так что, ты работаешь на Худа?
  - Не попал, Калам. Скорее он работал на меня.
  - Работал? А теперь?
  - А теперь, - он кивнул на Апсалар, - как она сказала, боги воюют. - Он неловко пожал плечами. - Я должен был получить сведения об обеих сторонах. У меня были вопросы. Мне нужны ответы.
  - И Худ на них отвечает?
  Ответный взгляд был уклончивым - или неуверенным? - Неохотно. Медленно.
  - И что Худ получил взамен?
  Колдун взял себя в руки. - Пытался ты согнуть руку трупа? Невозможное дело. - Он переводил взгляд с Апсалар на Калама и обратно. - Слушай. Помнишь игры Ежа и Скрипа? Колоду Драконов? Они идиоты, но не важно. Суть в том, что они придумали правила и соблюдали их. И мне приходится. Проклятие, даже гений вроде меня ограничен!
  Фалариец громко рассмеялся (Апсалар увидела все его зубы).
  Колдун метнулся к нему. - Кончай, Буян! Ты и твой клятый меч! - Он махнул рукой на город. - Тебе это смешно?
  - Еще смешнее будет порубить любимого мага Адъюнкта в капусту. И подать Худу холодненьким. - Он с широкой улыбкой схватился за имасский меч. - И я как раз большой спец по...
  - Да успокойтесь вы, - бросил Калам. - Ладно, Апсалар, мы все здесь, это странно, но бывает и хуже. Плевать. - Он обвел рукой себя, Бена и Буяна. - Мы возвращаемся в Четырнадцатую Армию. Вернемся к ней, когда обойдем город и Быстрый убедится, что он такой мертвый, каким выглядит...
  - О, - вмешался маг, - он на самом деле мертвый. Но мы все равно его обойдем. - Он ткнул пальцем в Апсалар. - Что до тебя, женщина, ты странствуешь не одна! Где они спрятались? И кто они? Духи - покровители?
  - Можно и так сказать.
  - Ну, где они спрятались?
  - Не знаю. Думаю, близко. Они такие... стеснительные. - Она замолчала, с удовлетворением наблюдая гримасу колдуна.
  - Куда ты едешь, Апсалар? - спросил Калам.
  Она подняла брови: - Куда? Туда же, куда и вы.
  Это их явно не обрадовало; но никто не возразил. Пока она была довольна. Удачное завершение этой части странствий. Совпадение с главной задачей, подход к последней мишени. К убийству, которое нужно осуществить во что бы то ни стало.
  Она всегда знала, что Котиллиону свойственно тонкое коварство.
  
  ***
  
  - Ну ладно, - сказала Хеллиан. - Который из вас хочет стать новым капралом?
  Нерв и Увалень обменялись взглядами.
  - Что? - спросил Нерв. - Мы? У вас есть Балгрид и Тавос Понд. И даже...
  - Это мой новый взвод, мне и решать. - Она покосилась на подчиненных. - Балгрид - колдун. И Тавос Понд тоже. - Скривилась на названных солдат: - Не люблю магов, они вечно пропадают, когда нужно о чем-то спросить. - Затем скользнула взором по двум последним. - Навроде - сапер, этим все сказано. Замазка - наш целитель. Остаются... вы двое.
  - Отлично, я капрал, - сказал Нерв.
  - Постой. Я хочу быть капралом! Сержант, я от него приказов не приму. Никогда. Я получил все мозги...
  Нерв фыркнул: - Но ты не знал, что с ними делать, и выкинул.
  - Ты жирный врун...
  - Тихо! - Хеллиан потянулась за мечом, но вовремя всё вспомнила и схватилась за нож. - Еще одно слово, и я зарежу. Себя.
  Взвод уставился во все глаза.
  - Я женщина, и в нас, женщинах, главное - как мы обращаемся с мужиками. Вы мужики. Дайте лишь повод, и я воткну нож себе в руку. Или ногу. Или отрезать сосок? Вам, ублюдкам, придется с этим жить! До конца дней вы будете жить с сознанием, что Хеллиан изуродовала себя по вашей, жопы эдакие, вине!
  Молчание.
  Хеллиан с улыбкой вложила нож в ножны. - Хорошо. Итак, Нерв и Увалень, я решила. Вы оба капралы. Вот так!
  - Но если я захочу ему приказать...
  - Лучше не хоти.
  Увалень поднял палец: - Стой. А если мы отдадим разные приказы одновременно?
  - Не волнуйтесь, - вмешался Навроде, - мы вас слушать все равно не станем. Оба идиоты, но сержант сделала вас капралами. Отлично. Плевать. Идиоты - лучшие капралы.
  - Ну и хорошо, - встала Хеллиан. - Дело сделано. Никому не разбредаться, капитан хочет видеть нас готовыми к маршу. - Она пошла к холму, чтобы подумать.
  Капитан утащила Урба и сделала сержантом. Безумие. Похоже, правило "идиоты - лучшие капралы" распространяется и на сержантов; но тут ничего не поделать. Нет, можно пойти и зарезать его. Но возникнут осложнения. Урб большой парень, и спрятать труп будет трудно. Поблизости некуда, как подумала она, осмотрев склон с россыпью камней и битых горшков.
  Нужно найти селение. Она сможет обменять нож... нет, не сможет - это сделает пустяшными ее угрозы, взвод взбунтуется. Но в следующий раз она придумает новое оружие. Пообещает выцарапать себе глаза ногтями. Как-то так. Она опустила взгляд: от ногтей остались огрызки. Что за беспорядок...
  
  ***
  
  - Смотрите на нее, - говорил Навроде. - Приказала не разбредаться, а сама? Разбрелась. Нашла себе холм. Для чего? Похоже, чистит ногти. Ох, они обломаны! Боги, у нас в сержантах настоящая женщина. О Худ...
  - Она не настоящая, - ответил Нерв. - Сапер, ты ее не знаешь. А вот мы, я и Увалень, мы первыми пришли в клятый Картульский храм, когда случился тот кошмар...
  - О чем это ты? - спросил Балгрид.
  - Кто-то вошел и вырезал всех жрецов Д'рек, и мы первыми это обнаружили. Вы же знаете, каково это. Мы дежурили по кварталу. Но как мы могли дежурить внутри храмов? Так что вина не наша. Но давно ли империей правят справедливость и здравый разум? И нас сослали. Наверное, чтобы мы погибли и правда не вышла нару...
  - Как раз вышла, - сказал Тавос Понд, все это время чесавший лицо под заскорузлыми бинтами.
  - Так о чем вы? - снова спросил Балгрид. - И что там делала сержант?
  Навроде глянул на Замазку: - Он оглох. Сделай что-нибудь!
  -Слух вернется, - дернул плечом целитель. - Потребуется время.
  - И все равно, - продолжил Нерв. - Она не настоящая женщина. Она пьет...
  - Точно, - вмешался Увалень. - Но почему пьет? Потому что боится пауков!
  - Неважно, - сказал его брат. - А теперь она стала трезвой. Это плохо. Слушайте, вы все...
  - Что? - заорал Балгрид.
  - Слушайте, вы, все, кроме него. Нужно держать ее под мухой, и все будет ладком...
  - Идиот, - отозвался Навроде. - Может быть, вы не поймали убийцу жрецов, потому что она была пьяной. В И'Гатане она сделала что надо, правильно? Без нее мы все погибли бы...
  - Это в прошлом. Погоди, сержант... То есть смотри - она над ногтями чахнет больше, чем над нами...
  
  ***
  
  Принять в отряд тяжелых пехотинцев - трудное дело. Геслер не был уверен, что они вообще умеют думать. И что они вообще люди. Скорее нечто среднее между смертными Имассами и Баргастами. И вот у него четверо. Курнос, Острячка, Уру Хела и Поденка. Острячка, похоже, победит быка в перетягивании каната, к тому же она напанка - хотя удивительные синие глаза унаследованы от кого-то еще; а Курнос явно привык терять части тела, и трудно угадать, до чего дойдет дело после носа и уха. Уру - клятая кореланка, если бы не сбежала на борту купеческого судна, попала бы на Стену. Поденка... эта явно не слабее других, хотя и выглядит недалекой.
  Панцирников тяжело подчинить. Нужно подумать, как формировать новую команду. "А вот Буяну они придутся по душе. Если он появится".
  Может быть, перетасовка взводов и была разумным делом - но сержант не угадывал замыслов капитана. К тому же это прерогатива кулака Кенеба, а он, наверное, решит разделить ветеранов по разным взводам. Они все теперь бывалые. Да пусть у клятых офицеров головы болят! Сейчас его сильнее заботит тот факт, что все они без оружия и доспехов. Набегут два десятка повстанцев или даже обычных бандитов - и под солнцем пустыни забелеют новые малазанские кости. Нужно двигаться, нужно догнать клятую армию.
  Его взор устремился в сторону западной дороги за холмами. Он заметил, что Хеллиан уже там. Странная баба, но должно в ней быть что-то... она провела солдат через всю мясорубку. На И'Гатан Геслер предпочитал не глядеть. Каждый раз возвращался образ: Правд хватает тлеющие тюки, бежит в дым и пламя... Скрипач и Каракатица бегут обратно, от неминуемого взрыва. Нет, не стоит оборачиваться и бросать последний взгляд на проклятый город.
  Вынес ли он хоть что-то стоящее из этой битвы? "Леомен завлек нас всех, сделал город безвыходной сетью... но мы же нашли выход! Однако... сколько не успело убежать?" Капитан сказала. Больше двух тысяч, так. "Все, чтобы уничтожить несколько сотен фанатиков, которые, не будь нас, с радостью перебили бы друг дружку ради своих безумных идей. Дав убить малазан, мы подсластили им и так роскошный прощальный ужин. Все ради того, чтобы у какого-то бога засияли глаза.
  Да полируй хоть какую безделицу - в конце концов она засияет".
  Солнце подняло над горизонтом блестящий глаз. Время выступать.
  
  ***
  
  Десять или еще больше детенышей, извивающихся и пищащих в сброшенном взрывом со стены ласточкином гнезде. Бутыл пялился на них, на гнездо в руках. Мамаша сидела на плече и явно задумывала ловкий прыжок - то ли к лишенным присмотра потомкам, то ли на шею мага.
  - Успокойся, дорогая, - зашептал он. - Она мои не меньше, чем твои.
  Рядом кто-то сдавленно фыркнул и захохотал.
  Бутыл поглядел на Улыбу. - Ничего ты не понимаешь, жалкая овца.
  - Не могу поверить, что ты потащишь с собой эту гадость. Ладно - ладно, она нас вывела. Так оставь ее здесь. Да ты не сумеешь их сохранить! Детенышей надо кормить, и ей придется рыться в отбросах. И где тут отбросы? Мы пойдем по пустыне, дурак.
  - Мы справимся. Крысы - стайные животные. Да и отбросов хватит. Только Игатане нужно много еды. Это же сосунки.
  - Стоп. Меня тошнит. В мире хватает крыс. Оставь большую, но детенышей отдай воронам.
  - Она меня не простит.
  
  ***
  
  Сидевший неподалеку Корик понаблюдал за ссорой и встал.
  - Не уходи далеко, - сказал Смычок.
  Полукровка что-то буркнул и побрел к северу, где край низины пятнали черные ямы. Встал на краю одной, поглядел вниз. Когда-то здесь добывали горшечную глину, а потом на поверхность выступила вода. Когда эти "колодцы" истощились, им нашли новое применение: бросали мусор, в том числе тела бедняков.
  Ближайшие к стене ямы содержали лишь кости - высохшие, наваленные грудами, сохранившие полоски саванов.
  Он еще постоял - и полез вниз по осыпающемуся краю.
  Солдаты потеряли почти все кости, привязанные к мундирам и доспехам. Кажется правильным, показалось Корику, чтобы давно умершие жители И'Гатана отдали взамен свои. "В конце концов, мы карабкались по костям самого города. Мы сами не помним, что оставили позади" .
  Он стоял по колено в костях. Недостатка в фетишах не предвидится. Удовлетворенный Корик начал подбирать подходящие...
  
  ***
  
  - Без доспехов ты выглядишь прямо таки голым.
  Капрал Тарр скривил губы: - Сержант, без доспехов я вправду голый.
  Улыбнувшись, Смычок поглядел в сторону и заметил Корика, который как раз вылезал из земли. По крайней мере, так ему показалось. Странный, нелюдимый человек. Но если он решил закопаться в землю, это его дело. Вот если откажется идти в поход...
  Каракатица сидел у очага, наливал себе остаток чая, заваренного из смеси шести местных травок, которые Бутыл счел подходящими на вкус. А вот об их безвредности он высказывался осторожно.
  Оглядев так весь свой взвод, сержант вернулся к сбриванию бороды. Он неловко резал подпаленные клочки, действуя единственным доступным инструментом - походным ножом.
  Привязавшаяся к нему девчонка сидела рядом и смотрела широко раскрытыми глазами; ее круглое личико было покрыто гарью, из носа текли две тонкие полоски соплей. Периодически она слизывала их языком.
  Смычок покосился на нее, поднял бровь: - Подружка, тебе нужно помыться. Как только найдем речку, бросим тебя в нее.
  Она скривила лицо.
  - Даже не проси, - продолжал он. - Малазанские солдаты Четырнадцатой Армии обязаны поддерживать известный уровень чистоты. Пока что капитан особенно на это не напирает, но попомни: скоро... - Он замолчал, поняв, что девочка не слушает. Ее глаза устремились не на него, а на что-то за его левым плечом. Смычок повернулся и проследил за ее взглядом.
  Увидел всадника и троих человек пешком. Они двигались с дороги, окружающей И'Гатан. Прямо к ним.
  Справа раздался голос Геслера: - Это Буян - его походочку я везде узнаю. Калам, Быстрый. Женщину на лошади не знаю...
   "А я знаю". Смычок встал. Пошел вниз по склону, навстречу им. Сзади раздались шаги Геслера.
  - Возьми нас Худ, - сказал Смычок, поглядев сперва на Апсалар, потом на Калама и Быстрого Бена. - Половина моего старого взвода. Все здесь.
  Быстрый Бен уставился на него. - Ты побрился. Я уже забыл, что ты молод. Борода старит. - Он запнулся. - Вот бы сюда Колотуна.
  - Забудь. Он разжирел в Даруджистане и последнее, чего он желает - снова видеть наши мерзкие рожи. - Он закашлялся. - Полагаю, и Паран там, сидит задрав ноги и пьет холодное салтоанское.
  - Оказался хорошим капитаном, - чуть подумав, отозвался маг. - Кто бы сразу сказал, а?
  Смычок кивнул женщине на лошади: - Апсалар. Где же Крокус Свежачок?
  Она пожала плечами: - Теперь он зовется Резаком, Скрипач.
   "Ого".
  - Во всяком случае, - продолжила она, - мы расстались довольно давно.
  Буян подошел ближе к Геслеру. - Он потерян?
  Геслер отвернулся и кивнул.
  - Что стряслось?
  Ответил ему Смычок: - Правд спас наши шкуры. Сделал то, чего не обязан был делать. Когда было необходимо. Без слова сожаления. Отдал за нас свою жизнь. Хотел бы я, чтобы все сложилось иначе... - Он покачал головой. - Знаю, как это трудно, когда ты молод.
  И по обожженным щекам бывалого солдата побежали слезы. Замолчав, он отошел от них и двинулся назад, в лагерь. Геслер не сразу, но пошел следом.
  Оставшиеся долго молчали.
  - У меня было предчувствие, - наконец оборвал тишину Быстрый Бен. - Вы выбрались из И'Гатана, но армия уже ушла.
  Скрипач кивнул: - Им пришлось. С востока ползет чума. К тому же казалось невозможным, чтобы кто-то уцелел под огненной бурей.
  - Как вам удалось? - воскликнул Калам.
  - Пора выходить в путь, - ответил Скрипач, когда на дороге появилась капитан Сорт. - Расскажу по пути. И, Быстрый - в моем взводе есть маг, с которым ты должен встретиться. Этот он нас вывел.
  - И что мне делать? - ответил колдун. - Пожать ему руку?
  - Ну, если желаешь быть укушенным...
   "Ха, поглядите на его лицо. Умею я озадачить..."
  
  ***
  
  
  Мост сделан из черного камня, грубо отесанных, но превосходно совмещенных глыб. Достаточно широкий, чтобы пропустить два фургона сразу. А вот отсутствие ограждений над изношенными, хрупкими на вид краями наводит на Парана тревогу. Особенно потому, что под мостом нет ничего. Совсем ничего. Безбрежное море серого тумана. Серый туман поглотил и сам мост, невидимый далее двадцати шагов; серый туман навис над головами вместо неба.
  Наполовину родившееся, но умершее в родах королевство. Воздух холоден, вязок, повсюду вонь гнилой воды. Паран поплотнее натянул плащ. - Ну, - пробормотал он, - все как я видел.
  Призрачная фигура Ежа, вставшего на самом краю широкого моста, медленно заколебалась. - Капитан, вы уже были здесь?
  - В видениях. Вот и все. Надо пересечь этот...
  - Да, - шепнул сапер. - В давно забытый мир. Он принадлежит Худу? Трудно сказать. - Казалось, взор темных глаз призрака переместился на Ганат. - Джагута, тебе лучше переменить решение.
  Паран тоже посмотрел на нее. Лицо непроницаемое, но в позе есть какая-то скованность. Руки дрожали, когда она поднесла их к лицу, снимая капюшон наколдованного недавно плаща.
  - Да. Лучше бы.
  - Это место старше Оплотов, так? - спросил Паран. - И ты узнала его, Ганат?
  - Скажу "да" в ответ на оба вопроса. Место принадлежит Джагутам - нашим мифам. Это наше видение нижнего мира, Владыка Фатида. Вердит'анат, Мост Смерти. Нужно найти иной путь к тем, кого ты ищешь, Ганоэс Паран.
  Он покачал головой: - Нет, боюсь, это он и есть.
  - Не может быть.
  - Почему?
  Она не ответила.
  Паран с сомнением сказал: - Это место моих видений. Я должен начинать здесь. Хотя... да, мои грезы не показывали дальнейшего - я не видел, что лежит там, за мостом. У меня есть лишь знание этого моста и того, что провести по нему может лишь дух. - Он поглядел на нависшие туманы. - Похоже, есть два способа понимать их.
  - Понимать что? - спросила Ганат.
  - Разрозненность моих видений. Я могу действовать двумя путями. Отказаться от всяких изменений и в точности следовать открывшемуся, из страха, что отступление равно катастрофе - или принять неточности как возможности и дать полную волю воображению.
  Еж дернулся так, как будто сплюнул, хотя в тени рта не появилось ничего похожего на слюну. - Понимаю, капитан, вы выбрали последнее.
  Паран кивнул и повернулся к Джагуте. - В ваших мифах... кто или что охраняло мост?
  Она покачала головой: - Место это лежит глубоко в земле под ногами Худа. Он может знать о нем, но не желать власти над его обитателями. Это первичное место, Владыка Фатида, и его зовут домом древнейшие силы. Не заблуждайся, думая, будто у смерти одно обличье. Как и во всем, есть слои под слоями, и постепенно самое древнее становится забытым - хотя оно придало форму всему, что лежит сверху. - Помолчав и поглядев на Парана, она закончила: - Ты несешь отатараловый меч.
  - Без особой охоты, - сказал он. - Большую часть времени он пролежал закопанным возле задней стены имения Коля в Даруджистане. Я удивлен, что ты его почуяла - ножны сделаны из меди и железа, чтобы нейтрализовать эффект.
  Джагута пожала плечами. - Защита несовершенна. Жители этого королевства - если наши мифы правдивы, а они всегда правдивы - предпочитают магии грубую силу. Меч будет просто мечом.
  - Ну, я и не собирался его использовать.
  - Итак, - вмешался Еж, - мы просто перейдем мост и посмотрим, что нам встретится?
  Капитан, я, конечно, сапер, к тому же мертвый, но даже мне это кажется плохой идеей.
  - Согласен. Но я планировал кое-что иное. - Паран извлек из заплечного мешка нечто круглое, маленькое, и бросил его на землю. - Не придется ждать долго, - сказал он. - Им велели приблизиться к нему.
  Миг спустя сквозь туман пробились звуки: стук подков, громкий скрип массивных колес. Показалась вереница мотающих головами, с фырканьем сбрасывающих с губ пену лошадей, а за ними большущая карета или скорее фургон на трех осях. К выступам и украшениям на боках повозки прицепились охранники. Некоторые привязались ремнями. Они пристально всматривались в туман, в руках блестели клинки.
  Возчик натянул поводья и предостерегающе крикнул. Лошади затормозили, топая копытами и разбрасывая камни, колеса фургона стали вращаться все медленнее.
  Стражники спрыгивали с боков, окружали поезд, натягивали тетивы самострелов. Возчик опустил тормоз, повесил поводья на крюк, потом вытащил фляжку и жадными глотками исчерпал ее содержимое. Рыгнул, завернул крышку, спрятал фляжку - и медленно полез по ступенькам. Паран уловил также движение за зарешеченным окошком.
  Открылась дверь. Из нее выбрался рослый, полный мужчина в пропитанных потом шелках. На пухлых руках и щеках блестели капли.
  Паран заговорил: - Вы, должно быть, Карполан Демесанд. Я Ганоэс Паран. Благодарю за столь быстрое появление. Конечно, мне известна репутация Трайгальской Торговой Гильдии, и я не удивлен.
  - И не должны удивляться! - ответил купец. Широкая улыбка показала ряды зубов в золотых с бриллиантами коронках. - Эй, вы! - Он махнул рукой двух ближайшим охранникам. Это были женщины - пардийки, обе в ужасных шрамах. - Нисстар, Артара, прошу встать по краям моста, чтобы вести нас через туман. Внимательно изучайте края - без перил мы поистине в опасности. - Сверкающие глазки снова глянули на Парана. - Простите меня, Владыка, я вне себя от утомления! Ох, как жестоко здешние земли используют силы бедного Демесанда! После миссии мы поспешим вернуться на горячо любимый и родной континент Генабакис! Семиградье - одна сплошная трагедия. Поглядите, как я потерял в весе! Бедствия! Плохая еда! - Он щелкнул пальцами, и из фургона, держась одной рукой за стенку, вылез слуга, как-то при этом ухитрявшийся сохранить равновесие подноса, полного кубков и хрустальных графинов. - Вперед, друзья! Нет, не вы, проклятые дольщики! Стоять на страже, идиоты! Там таятся ОНИ, и вы знаете, что будет, если ОНИ наскочат! Нет, я говорю с гостями! Ганоэс Паран, Владыка Колоды Драконов, его призрачный спутник и колдунья - Джагута. Присоединяйтесь, нетерпеливая троица, к произнесению тоста за мир и покой... прежде чем начнется мясорубка!
  - Благодарю за приглашение, - отозвался Еж, - но я все-таки дух...
  - Но вовсе, - прервал его Демесанд, - вовсе не проклятый невещественностью¸ уж поверьте моему опыту! Итак, - и он протянул саперу кубок, - пейте, друг мой! Вспомните еще раз чудесный вкус вина, не говоря уже о действии алкоголя!
  - Ну, если вы говорите... - Еж принял кубок, пригубил. Туманное его лицо стало видимым гораздо яснее. - О боги! Купец, вы обрекли себя на ужасную участь! Теперь я буду преследовать ваш фургон веки вечные!
  - Увы, друг мой, эффект не сохраняется надолго. Ведь иначе на всех живых давила бы невыносимая тяжесть! Теперь прошу вас, Джагута. Уверен, мириады оттенков вкуса не ускользнут от вас. - Он с сияющей улыбкой вручил ей кубок.
  Она отпила, оскалила клыки в том, что, по мнению Парана, было улыбкой. - Бик"трара - ледяные цветы - недавно вам пришлось странствовать в ледяных полях, созданных кем-то из Джагутов, чтобы отыскать такую редкость.
  - Действительно так, дорогая моя! Джагутские ледники и еще многое! Хочу объяснить: Трайгальская Торговая Гильдия перемещается через садки - и на подобное не способен ни один купец в целом мире! Но и наши цены соответственно высоки. - Он послал Парану широкую улыбку. - Очень высоки, о чем прекрасно знает Владыка. Кстати говоря: плата при вас?
  Паран кивнул.
  Карполан передал ему третий кубок: - Я заметил, Владыка Фатида, что вы привели лошадей. Вы намерены ехать рядом с нами?
  - Думаю, да. Есть трудности?
  - Трудно судить - мы еще не знаем, что можно встретить на этом заброшенном мосту. Вам следует ехать рядом, чтобы попасть под нашу защиту. А если у вас есть свои способы, зачем было вызывать нас?
  - Да, да, мне понадобится ваша защита, - уверил его Паран. - Именно поэтому я вызвал ваш поезд. - Он отпил вина и нашел его кружащим голову. - Впрочем, - продолжил он, созерцая золотистую жидкость, - если я отопью еще, то вряд ли смогу удержаться в седле!
  - Привяжитесь покрепче, Ганоэс Паран. К седлу и стременам. Поверьте мне: в таком путешествии лучше быть пьяным или надышаться парами дурханга. Лучше и то, и то сразу. А теперь я должен начать приготовления - хотя я никогда не посещал именно этот садок, начинаю подозревать, что мост станет ужасным испытанием.
  - Если ты руководитель, - сказала ему Ганат, - я поеду рядом с тобой.
  - Польщен. Советую вам, Джагута, держать наготове свой садок. Это может потребоваться в любой миг.
  Паран посмотрел, как они залезли в карету, и повернулся к Ежу.
  Сапер успел прикончить вино и поставил кубок на поднос. Поднос все еще находился в твердых руках слуги - старика с красными от усталости глазами и седыми волосами, кончики которых казались подпаленными. - Сколько путешествий ты выдержал? - спросил его Еж.
  - Больше, чем могу счесть, господин.
  - Я так полагаю, Карполан Демесанд - Верховный Маг?
  - Верно, господин. И мы, дольщики, благословляем его имя каждый день.
  - Кто бы сомневался. - Еж отвернулся к Парану. - Если не хотите напиться, капитан, оставьте вино. Надо потолковать.
  Паран рискнул еще одним глотком и поставил кубок, последовав за кивнувшим Ежом к началу моста.
  - Что-то созрело в твоем призрачном уме, сапер?
  - Многое, капитан. Но вначале вот что. Вы знаете, когда я швырнул ту долбашку, в Черном Коралле, я все понимал. Видит Худ, выбора не было, и будь все снова, я сделал бы так же. И все-таки... - он помедлил, подыскивая слова. - Вначале была... просто темнота. Иногда проблески далеких огоньков, как будто возвращалось разумение. - Он покачал головой, взглянул Парану в глаза: - Это было так, будто... будто некуда идти. Моей душе, то есть. Совсем некуда. Поверьте мне, это было неприятное чувство.
  - Но потом ты нашел, - отозвался Паран, - куда пойти.
  Еж кивнул и обратил взор к окружающему туману. - Вначале услышал голоса. Затем... старые друзья вышли из тьмы. Знакомые лица, верные друзья. Но не только. Знаете, капитан, среди Сжигателей было немало подонков. Когда солдат проходит через все это, через Рараку, Чернопсовый лес - получаются два сорта людей. Или ты становишься чертовски скромным, или начинаешь верить, что сама Императрица достойна лишь целовать все, что вылезает у тебя из задницы. И не только Императрица, но и все вокруг. Ну, я никогда не терял время на подобных уродов при жизни - еще меньше захотел проводить с ними вечность.
  Паран подумал и не спеша кивнул. - Продолжай.
  - Мы, Сжигатели... у нас есть работа, хотя не всем нам она нравится. То есть мы же мертвые? Так разве не хорошо помочь живым друзьям, а может, и всему человечеству, если придется. Не хочу каркать, но может и такое потребоваться. Так лучше прекратить задавать вопросы, на которые нет ответов.
  - Это как?
  Сапер скривился. - Проклятие. Звучит ужасно, но... что нам за дело до вас? Мы обнаружили себя в армии покойников, в море, которое было пустыней. Мы отвоевали свое, конец боям - а тут что получается, нам снова в поход? Долгий поход, дольше, чем вы можете вообразить. Но ведь это НАШ путь, а?
  - И куда он приведет, Еж?
  Сапер качал головой. - Что значить - умереть? Что значит возвыситься? Не значит же это, что каждый получит десять тысяч поклонников в мире живых? Я имел в виду... все, что между нами, мертвецами, общего - то, что мы солдаты, не сумевшие пережить бой. Мы войско неудачников. - Отрывистый смех. - Хотел бы я служить напоминанием всем ублюдкам. Пролезть им прямо под шкуры.
  Паран бросил взгляд на карету. Внутри ни движения, хотя слуга уже скрылся. Вздохнул: - Властители. Объяснять - не лучшая роль, Еж. Фактически я пролистал все ученые трактаты в библиотеках Даруджистана, но еще не составил ясного представления, что такое "возвыситься". Потому изобрел свою собственную теорию.
  - Послушаем, капитан.
  - Тогда начнем вот с чего. Властители, нашедшие поклонников, становятся богами - и эта связь все крепче соединяет стороны. Властители без поклонников, в некотором смысле, не связаны. Свободны, в терминологии Колоды Драконов. А боги, имевшие поклонников, но потерявшие их, остаются властителями, но как бы кастрированными - пока не возобновится культ. Для Старших Богов это означает пролитие крови в местах прежних святилищ. Для более примитивных духов это просто вспоминание или открытие их имен, или другая форма пробуждения ото сна. Запомни, что если властитель полностью уничтожен, возобновление культа ему уже не поможет.
  Итак, возвращаясь назад - властители и боги, все обладают некоей силой. Возможно, магической, или личной, или еще какой. Что важнее, они наделены необычайной эффективностью...
  - Чего?
  - Они слишком опасны, вот что это значит. Смертный может ткнуть кого-то в нос и просто сломать кость. Властитель ткнет кого-то - и проломит стену за ним. Нет, я не буквально - хотя иногда это так и бывает. Не обязательно физическая сила, так же действует и сила воли. Когда властитель действует, волны бегут... повсюду. Вот почему они так опасны. Например, до изгнания Фенера Трич был одним из Первых Героев - старое название властителей - и никем иным. Проводил время, сражаясь с другими Героями, а в последнее время блуждал в форме Солтейкена. Если бы не произошло ничего необычного, его сила властителя постепенно исчезла бы, затерялась в примитивном разуме гигантского тигра. Но случилось нечто... даже две вещи. Изгнание Фенера и необычная гибель Трича. И эти два события изменили мир.
  - Понятная теория. Пока. Но куда вы клоните, капитан?
  - Каждая горная гряда имеет высочайший пик, и история являет нам гряду за грядой - их больше, полагаю я, чем мы можем представить - это горы человечества, Джагутов, Т'лан Имассов, Эресов, Баргастов, Треллей и так далее. Целые горные хребты. Я полагаю возвышение природным феноменом, необоримым законом вероятности. Возьмите массу людей, существ любой расы, и под достаточным давлением поднимется горная гряда, и в ней будет пик. Вот почему так много властителей стали богами - многие поколения людей сделали имена великих героев священными, начали почитать их как выходцев из "золотого века". Так все и происходит.
  - Если я понял вас, капитан - признаю, это не так просто, как вначале показалось - в наши дни давление слишком велико, появилось много властителей и дела идут все хуже.
  Паран пожал плечами: - Может, и так. Возможно, всегда было так. Но иногда происходят коллизии, горные хребты сталкиваются, вершины рушатся, превращаясь в забытый прах.
  - Капитан, вы не собирались сделать новую карту в наборе Драконов?
  Паран долго всматривался в силуэт духа. - Во многих Домах уже есть роль Солдата...
  - Но нет свободных солдат, капитан. Нет... нас.
  - Ты сказал, сапер, что перед нами путь. Откуда ты знаешь? Кто тебя ведет?
  - У меня нет ответов. Вот почему мы требуем, в качестве платы за сделку, нарисовать карту для нас. Это будет похоже на то, как бросают пригоршню муки на невидимую прежде паучью сеть.
  - Плата за сделку? Нужно было сказать вначале, Еж.
  - Нет, капитан, лучше сказать тогда, когда уже слишком поздно.
  - Для вас, да. Ладно, я буду думать. Признаюсь, ты меня озадачил. Ведь я не думаю, что армией призраков кто-то манипулирует. Скорее к вам взывает нечто гораздо более эфемерное, первичное. Природная сила. Словно восстановлен давно забытый закон, и вам выпало его воплотить. В конечном счете.
  - Интересная мысль, капитан. Я всегда знал, что у вас есть мозги. Теперь я получил намек, для чего они годятся.
  - А теперь ответь еще на один вопрос.
  - Если необходимо...
  - Долгий путь впереди. Ваш поход... вы идете на войну, так? Против кого?
  - Скорее это...
  Сзади раздался шум. Дольщики бросились к карете, защелкали пряжки - это полтора десятка женщин и мужчин пристегивали себя ремнями к стенкам. Внезапно заволновавшиеся лошади мотали головами, раздували ноздри и били копытами. Возчик уже схватил поводья.
  - Вы двое! - прорычал он. - Пора!
  - Думаю сесть рядом с возчиком, - сказал Еж.- Капитан, постарайтесь скакать рядом, как советовал маг. Я знал, как привести вас сюда, но еще не знаю, что вскоре случится.
  Паран кивнул и поспешил к мерину. Еж влез на фургон; две пардийки вернулись от моста и заняли позиции на крыше, достав тяжелые арбалеты и связки стрел с раздвоенными наконечниками.
  Паран вскочил в седло.
  Шторка на боковой двери откинулась, капитан смог увидеть круглое, лоснящееся лицо Карполана Демесанда. - Мы движемся очень быстро, Владыка. Если с вашим конем случится некая трансформация, постарайтесь соскочить.
  - А если "некая трансформация" случится со мной?
  - Ну, мы сделаем все, чтобы вас не бросить.
  - Очень ободряюще, Карполан Демесанд.
  Последовала быстрая улыбка, и окошко захлопнулось.
  Возчик дико крикнул и щелкнул вожжами. Лошади пошли вперед, карета качнулась и покатилась на каменный мост.
  Паран скакал сбоку, напротив одного из дольщиков. Он послал ему полубезумную усмешку и ухватился окованной железом рукавицей за длинный малазанский арбалет.
  Они взобрались на склон и въехали в туман.
  Он сомкнулся вокруг словно стены.
  Еще дюжина ударов сердца - и начался хаос. Как будто бы из-под самого моста вылезли существа цвета охры. Длинные лапы с когтями, короткие обезьяньи ноги, головы, казалось, состоящие из одних зубов. Твари насели на бока кареты, пытаясь сорвать дольщиков.
  Крики, звяканье арбалетов, шипение поймавших стрелы тварей. Конь Парана встал на задние ноги и забил копытами - один из зверей пролез под брюхо. Капитан вытащил меч и вонзил его в спину твари, выгрызавшей куски плоти из ноги висящего на фургоне дольщика. Заметил, что удар сразу рассек мышцы и обнажил ребра. Кровь хлынула рекой. Зверь завизжал и упал.
  Все больше тварей наседало на карету; Паран видел, как упала с крыши одна из дольщиц, громко выругалась, ударившись о камни - и над ней сомкнулся жадный клубок скользких тварей.
  Капитан повернул мерина и направился к куче.
  Тут не требовалось особого умения - просто рубящие удары, пока не отвалилось последнее окровавленное тело.
  Женщина лежала на мокрых камнях. Казалось, ее долго жевала акула, а потом выплюнула. Но жизнь в ней еще теплилась. Паран вложил меч в ножны, спрыгнул с коня и забросил оглушенную болью женщину на плечо.
  Тяжелее, чем выглядит. Он сумел взвалить тело на спину коня, потом сам взобрался в седло.
  Карета уже пропадала в дымке, тяжело перекатываясь через тварей, оставляя след из порубленных тел.
  Между поездом и Параном стояло едва ли не полсотни существ. Они разом обернулись, щелкая когтями и клыками. Он выхватил меч и вдавил стремена в бока мерина. Животное недовольно фыркнуло и рванулось, грудью расталкивая тварей. Паран махал мечом направо и налево, видел, как разваливаются черепа и отлетают лапы. Чьи-то когти вцепились в дольщицу и попытались стянуть с коня. Паран повернулся в седле и рубил, пока лапы не исчезли.
  Другая тварь прыгнула ему на поясницу.
  Тяжелое дыхание с явственным привкусом перезрелых персиков. Широко раскрылась зубастая пасть - тварь готова была откусить капитану лицо.
  Он ударил ее лбом, носовой пластиной шлема разбив рот и высадив зубы. В лицо хлынул поток крови. Тварь отпрянула. Паран поднял меч и замолотил рукоятью по черепу. Два потока крови брызнули из пробитых ушей. Он опустил меч и столкнул убитого зверя.
  Конь еще двигался, взвизгивая, когда когти и клыки царапали ему грудь и шею. Паран лег на холку мерина и начал рубить насевших спереди.
  Твари отстали. Конь переходил на все более быстрый галоп. Вскоре показалась изрубленная стенка фургона. Повозка ехала, содрогаясь и качаясь, но свободная от нападающих. Паран стал натягивать удила, пока мерин не поехал с той же скоростью. Махнул рукой дольщикам: - Она жива... возьмите...
  - Едва ли жива, - сказал ближайший мужчина, отворачиваясь и сплевывая густой кровью.
  Паран видел, что кровь течет также из рваных ран на ноге, и струйки становятся все слабее. - Тебе нужен целитель. Скорее...
  - Поздно, - ответит тот, принимая бесчувственное тело от Парана. Ему помогли многочисленные руки с крыши; женщину подняли наверх. Умирающий дольщик устало прижался к карете и послал Парану багряную улыбку. - Множественные ранения, - сказал он, - удваивают мою долю. Надеюсь, жена будет благодарна. - Еще не договорив, он схватился за пряжку ремня и неловко отстегнул ее. Упал, напоследок кивнув капитану.
  Послышался шлепок... и он замер на камнях.
  Паран оглянулся. Вокруг тела собралась стая тварей. "Боги, эти люди совсем разума лишились".
  - Стебар получил свое! - крикнул кто-то с крыши. - Кто позаботится о его детях?
  Другой отозвался: - Спрячь его дощечку. Как там Тюрс?
  - Выкарабкается, но такой красоткой уже не будет.
  - Знаю ее. Предпочла бы полный расчет...
  - Вряд ли, Эфрас. Зачем двойная доля, если нет родни?
  - Ты весельчак, Ёрад, хотя сам себя не ценишь.
  - И что я такого сказал?
  Бег кареты замедлялся: под колесами попадалось все больше мусора. Куски ржавых лат, сломанные мечи, кучки рваной одежды.
  Паран поглядел вниз и заметил пластину, похожую на доску для игры в "плошки"; казалось, какая-то тварь пыталась ее съесть, но лишь обглодала. "Даже в забытом мире смерти есть существа, нуждающиеся в еде. То есть живые. То есть не местные. Пришельцы, как и мы". Он принялся гадать, кем были павшие перед ордой охряных тварей. Зачем они пришли сюда? Случайно, или, как сам Паран, по некоей необходимости?
  - Еж!
  Сидевший рядом с возницей дух склонился: - Капитан?
  - Это Королевство - что тебе известно?
  - Ну, вы же сюда приехали? Полагаю, вам и должно быть известно.
  - Бессмыслица. Ты ведешь, я следую. Таков был уговор?
  - Вы желали прибыть туда, куда ушли Старшие. И вот мы здесь.
  - Но где "здесь"?
  Сапер пожал плечами и откинулся на спинку сиденья.
  Следовать своим "нутряным" чувствам - сплошная глупость, подумал Паран. Откуда они приходят, что их питает - остается только гадать.
  Примерно через третью часть лиги идущая вверх дорога очистилась от обломков и мусора. Хотя туман оставался густым, он как-то просветлел, будто над горизонтом поднялось белое солнце. Конечно, если здесь есть горизонт...
  В каждом садке свои правила - это Паран уже уяснил.
  Возчик вдруг выругался и всем весом налег на рычаг тормоза. Паран остановил коня одновременно с остановкой заскрипевшей повозки.
  Впереди какая-то куча - большая груда в центре и мелкие обломки по сторонам.
  Другая повозка.
  Все молчали. Потом из голосовой трубы около крыши раздался голос Демесанда: - Нисстар, Артара, исследуйте завал, если вы не против.
  Паран слез с мерина с мечом наголо, присоединился к пардийкам, уже осторожно зашагавшим к остаткам фургона.
  - Это Трайгальская Торговая Гильдия, не так ли? - спросил он тихо.
  - Тсс.
  Они дошли до места. Паран встал позади, а дольщицы, обмениваясь жестами, окружили остатки повозки. Их самострелы были наготове. Вскоре они скрылись из вида.
  Повозка лежала на боку - Паран смотрел на ее крышу. Не хватало одного колеса. Медные листы потолка казались изодранными, а в нескольких местах изглоданными. В двух железных петлях оставались обрывки кожаных ремней.
  Одна из женщин влезла на верхний бок, присела около дверцы и вгляделась внутрь кабины. Еще миг - и она исчезла внутри. Вторая дольщица обошла повозку сбоку. Паран всмотрелся в нее. Недавно ей сломали нос, понял он, и под глазами видны синяки. Глаза полнились страхом.
  Карполан Демесанд вылез из кареты и в сопровождении Ганат и Ежа медленно пошел к разведчицам.
  Паран обернулся и поглядел в бледное лицо Верховного Мага. - Вы узнали эту повозку, не так ли?
  Кивок. - Торговый Мастер, госпожа Дарпарет Вейд. Пропавшая два года назад вместе с дольщиками. Ганоэс Паран, я должен поразмышлять... она была сильнее меня в магических искусствах. Я глубоко опечален открытием, ведь она была мне другом. Опечален и встревожен.
   - Вы помните детали последней ее миссии?
  - Ах, правильный вопрос. Обыкновенно, - он помялся, обнял себя руками, - такие детали остаются секретом Гильдии. Вы можете вообразить, что конфиденциальность - основа нашей репутации. Клиенты платят за нее, полностью веря, что мы ничего не разгласим. Однако в данный момент две причины мешают соблюсти секретность. Первая: как кажется, двигаясь дальше, мы натолкнемся на то, что уничтожило Дарпарет. Вторая: она не смогла завершить последнюю миссию. Очевидно, мы не желаем повторить ее судьбу. Так что давайте сейчас сольем свои таланты, дабы определить, во - первых, что же уничтожило ее поезд, а во - вторых, выработать подходящую защиту от вероятного противника.
  Первая пардийка показалась над повозкой, увидела Демесанда и покачала головой.
  - Тел нет, - сказал Паран. - Конечно, встреченные нами прожорливые твари могли очистить фургон впоследствии...
  - Думаю, что нет, - отозвалась Ганат. - Я подозреваю, они тоже страшатся ожидающего впереди и не заходят за мост. Да и повреждения кареты причинены кем-то большим и сильным. Если у моста есть исконный страж - возможно, несчастные путешественники его повстречали.
  Паран нахмурился: - Страж. Зачем здесь стража? Это как волшебная сказка. Как часто кто-либо пытался пересечь мост? Как кажется, редко. У стража было много свободного времени. Почему же он не ушел? Если у этого создания были хоть какие-то мозги, такая задача свела бы его с ума...
  - И свела, если он разорвал первых встречных, - вставил Еж.
  - А может, он просил почесать за ушком? - буркнул Паран. - Все бессмысленно. Животные нуждаются в пище и компании...
  - А если у стража был хозяин? - сказала Ганат.
  - Это не Оплот. Здесь нет хозяина, нет правителя.
  Карполан хмыкнул. - Вы уверены, Владыка Фатида?
  - Уверен. Более или менее. Этот мир похоронен, забыт.
  - Может быть, - предположил Карполан, - кое-кому надо сообщить твари, что ее задача потеряла смысл? То есть освободить от службы.
  - Если страж существует. Возможно, тут попросту встретились две силы, стремившиеся в одно место.
  Глазки Мастера трайгаллов сузились: - Вам известно больше, Ганоэс Паран?
  - Какова была миссия Дарпарет Вейд?
  - А, меняемся тайнами... Ну ладно. Припоминаю, клиент был из Даруджистана. Из Дома Орр. Заказ передала женщина, племянница покойного Турбана Орра. Госпожа Седара.
  - А суть заказа?
  - Кажется, этот мир является домом множества сущностей, сил - забытых и заброшенных еще в древности. Миссия состояла в исследовании этих существ. Госпожа Седара отправилась с поездом, так что других деталей нет. Предположительно она знала, чего ищет. А теперь ваша очередь, Ганоэс Паран.
  Нахмурившийся Паран подошел поближе к разрушенной повозке. Изучил погрызы и разрывы на обшивке. - Я давно гадал, куда они пропали, - сказал он, - и теперь понял, куда же. - Он повернулся к Карполану Демесанду: - Не думаю, что тут есть страж. Скорее путники столкнулись на мосту и Дарпарет с Седарой Орр не повезло. Повозку уничтожили Гончие Тени.
  - Вы уверены?
   "Да. Я их чую. Моя... родня" . - Полагаю, нужно сбросить этот мусор в пропасть.
  - Еще вопрос. Что случилось с телами?
  - Гончие имеют привычку таскать и подбрасывать в воздух свои жертвы. Иногда они их едят, но чаще забавляются убийством - а в тот миг они были и раздраженными, и возбужденными. Они едва - едва освободились из Драгнипура, меча Аномандера Рейка.
  - Невозможно! - бросил Верховный Маг.
  - Возможно, хотя очень трудно.
  - Откуда вы все узнали? - воскликнул Карполан.
  - Потому что я освободил их.
  - Тогда... вы отвечаете за произошедшее!
  Паран смело встретил ставший вдруг холодным и грозным взор здоровяка. - Очень сожалею. Видите ли, они там оказались не по заслугам. И я там не должен был быть. Я не знал, куда они сбежали и сбежали ли вообще. Тогда казалось - я послал их в забвение. В саму Бездну. Но вот оно как вышло... - добавил капитан, отворачиваясь к обломкам. - Я хотел как раз этого - хотел, чтобы они отметили путь. Да, лучше бы они никого не повстречали на пути. Легко забыть, какие они злобные...
  Карполан Демесанд закричал на дольщиков: - Все вниз! Нужно очистить дорогу!
  - Капитан, - пробормотал Еж, - вы заставляете меня нервничать. Взаправду...
  
  ***
  
  Обломки заскрипели и скользнули за край, пропав в дымке. Дольщики собрались в начале моста и ожидали звука удара - но его не последовало. По приказу Карполана они заняли свои места на трайгальской повозке.
  Казалось, что Верховный Маг утратил охоту вести светские беседы с Параном; он также заметил косой взгляд входящей в повозку Джагуты. Капитан вздохнул. Кто доставляет плохие вести, тому и достается - он подумал, что отныне, если он попадет в беду, вниз протянется мало рук помощи. Паран вскочил в седло и натянул удила.
  Поезд тронулся. Теперь мост шел под уклон - длина его составила уже не менее лиги. Невозможно было судить - разве только залезть под мост? - какие колонны или "быки" поддерживали это сооружение; или, может быть, оно просто висит, свободное и лишенное опор, над пустым простором.
  Впереди завиднелась неясная форма; подъехав ближе, они различили широкий проход, означавший конец моста. Боковые столбы сужались кверху и имели наклон внутрь ворот - как будто их почти сломил вес громадной каменной перемычки. Все сооружение было покрыто густым мхом.
  Карполан остановил повозку перед самыми воротами и, как всегда, послал вперед двух пардиек в проход. С ними ничего не случилось. Когда обе вернулись и доложили, что путь свободен (насколько они смогли увидеть), дольщики провели повозку в ворота.
  Сразу за ними поезд встал - копыта передних лошадей заплескались в мутной воде озера или моря.
  Паран подвел коня к краю водоема. Нахмурился, поглядев влево и вправо, проследил ход береговой линии.
  Еж сказал с повозки: - Капитан, что-то не так?
  - Да. Озеро - вот что не так.
  - И почему?
  - Не предполагалось ему быть здесь.
  - Откуда вы знаете?
  Паран спешился и присел у воды. Волн нет - совершенный покой. Он сложил ладонь и зачерпнул холодной, илистой воды. Понюхал, сморщился: - Пахнет гнилью. Это вода потопа...
  Его прервал донесшийся откуда-то снизу протяжный, зловещий рев.
  - Дыханье Худа! - зашипел Еж. - Легкие, способные на такое, огромны!
  Паран встал и напряг зрение, всматриваясь в туман, в ту сторону, с которой донесся вой. Он прыгнул в седло. - Похоже, я ошибся насчет отсутствия стражи.
  Земля задрожала, воздух наполнился далеким громом. ОНО приближалось. - Пора идти, - сказал Паран. - Вверх, от озера. И поскорее.
  
  
  
  Глава 11
  
  
  Моя вера в богов такова: они равнодушны к моим страданиям.
  
  Томлос, Дестриант Фенера,
  827 (?) год Сна Бёрн
  
  
  
  Его руки дотянулись до иного мира. И снова. Давая и принимая. Геборик не знал, что именно. Может быть, это всего лишь подобие движений языка, трогающего больной зуб - бесконечные касания, ответная боль, доказывающая, что дела не улучшаются. Он потянулся и коснулся чего-то: импульсивное действие, горькое, словно благословение, как будто он может лишь бесконечно подражать касанию рук целителя.
  Закованным в обломки нефритовых гигантов душам Геборик способен предложить только ложь. О, его касание говорит о присутствии, о внимании, а они в ответ вспоминают о жизнях, которыми некогда владели; но что это за знание, что это за дар? Он не возглашает обещаний, а они тем не менее верят в него. Это хуже пытки - и для него, и для них.
   Мертвый город остался в двух днях пути позади, но старика до сих пор томило его бездумное самодовольство, все эти духи со своими бесчувственными, механическими повторениями размеренных жизней. Напрасный труд, обнажающий много истин - но Геборик не нуждался в напоминаниях о тщетности усилий.
  Небо пятнали не по сезону обильные облака, за ними солнце незримо катилось по вечной колее. Прохладный воздух заполнили кусачие мошки, они тучами плясали над старым трактом, по которому ехали Геборик и его спутники.
  Лошади фыркали, пытаясь очистить ноздри, дергали кожей на шеях и боках. Сциллара пополняла свой и без того впечатляющий набор ругательств, отражала атаки насекомых, окружая голову клубами дыма ржавого листа. Фелисин Младшая делала то же самое, только без замысловатых тирад. Резак скакал впереди и, как вскоре понял Геборик, был ответственен за привлечение мошек, хотя сам успевал избегать их нападений.
  Похоже, Сциллара тоже заметила это. - Почему ему не ехать сзади? Тогда кровомухи и чиггеры станут доставать всех. Кошмар, кошмар!
  Геборик молчал. Серожаб бродил где-то к югу от тракта, не отставая от остальных. С той стороны простирались пустынные заросли кустарников, а к северу виднелась гряда холмов - охвостье горной цепи, у которой таился город.
  Наследие Икария. Он оставлял за собой кровавые следы, словно спустившийся гулять по земле бог. "Таких тварей нужно уничтожать. Такие твари - мерзость". А вот Фенер... Фенер просто пропал. Едва бог - Вепрь был стащен в наш мир, как потерял почти все силы. Показать себя - все равно что призвать собственную смерть. Охотники найдутся. "Мне нужно найти способ, путь, чтобы вернуть Фенера обратно". А если Тричу не понравится - извини, приятель. Вепрь и Волки могут разделить Трон Войны. В этом есть смысл. На войне всегда есть две стороны. "Мы и они, и никто не может встать в стороне" . Да, тут возможна симметрия.
  - Правда, - произнес он, - я никогда не верил в простые ответы, не верил в... противоборство неповторимых и оригинальных сущностей. Силы могут иметь тысячи обличий, но в глубине все они одинаковы. Они одно и то же. - Бывший историк заметил, что Сциллара и Фелисин уставились на него во все глаза. - Да какая разница, - сказал он им, - говорить про себя или вслух. Все равно никто не слушает.
  - Трудно слушать, - отозвалась Сциллара, - когда ты несешь нелепицы.
  - Понимание смысла требует усилий.
  - О, я скажу тебе, старик, что имеет смысл. Дети - проклятие женщин. Они начинают, отягощая тебя изнутри, потом давят на тебя снаружи. Как долго? Нет, не дни, не месяцы, даже не годы. Десятки лет. Дети! Лучше бы они рождались с хвостами и на четырех ногах, чтобы поскорее убегали и забивались в норы. Лучше бы умели прокормить себя, едва вылезут из чрева. Вот это был бы смысл!
  - Если бы было так, - сказала Фелисин, - им не нужны были бы семьи, дома и города. Мы жили бы в полной дикости.
  - А сейчас мы живем в тюрьме. Мы, женщины. Точно.
  - Все не так плохо, - настаивала Фелисин.
  - Ничего тут не изменишь, - произнес Геборик. - Мы попадаем в жизнь, и все тут. Кое-что можно изменить, но почти весь выбор сделан за нас.
  - Да уж, - бросила Сциллара, - как ты можешь думать иначе? Но погляди хотя на наше дурацкое странствие. Да, вначале мы просто бежали из Рараку, от проклятого моря, залившего пески. Потом появились дурацкий жрец Теней и Резак, и мы вдруг потащились за тобой - куда же? На остров Отатарал. Зачем? Кто знает. Но все связано с твоими призрачными руками, с каким-то "исправлением ошибки". А я забеременела.
  - А это тут при чем? - удивленно вскрикнула Фелисин.
  - Просто сошлось. Нет, не хочу объяснений. Боги подлые, жуки меня задушили! Езжай позади, безмозглый пень!
  ГеБорик позабавился, видя изумление на лице обернувшегося молодого человека. Дарудж натянул удила и остановил лошадь.
  Когда они подъехали, он был весь облеплен насекомыми.
  - Теперь сам почувствуешь! - бросила Сциллара.
  - Надо ехать быстрее, - ответил Резак. - Все согласны? И для лошадей лучше - пусть ноги поразомнут.
   "Думаю, это нам всем надо". - Установи скорость, Резак. Уверен, что Серожаб не отстанет.
  - Он скачет с открытым ртом, - сказала Сциллара.
  - Может, и нам.... - начала Фелисин.
  - Ха! Я и так весь рот забила ими!
  Ни один бог не достоин своих служителей. "Это всегда неравный размен", сказал про себя Геборик. Смертные посвящают всю жизнь, чтобы установить контакт с избранным богом, и чем им платят за такую преданность? Малым, иногда вообще ничем. Легкое касание кого-то или чего-то, явно превосходящего вас в силе - этого достаточно?
   "Когда я коснулся Фенера..."
  Вепрю пришлось бы на пользу скорее Гебориково равнодушие. Он понял это, и мысль вошла в сердце словно тупой, зазубренный нож, грубо и жестоко. Следуя за помчавшимся Резаком, Геборик мог лишь стискивать зубы, борясь с душевной болью.
  Из боли родился хор голосов. Они просили его, взывали к нему. А он ничего не мог дать. Так чувствуют себя боги? Их заливает поток жалоб и просьб о благословении, о прощении, исторгаемый мириадами душ. Такой бурный, что боги могут лишь отпрянуть, ошеломленные и оглушенные, и отвечают на молящие голоса молчанием.
  Но прощение - не дар. Прощение надо заслужить.
   "И потому мы скачем к..."
  
  ***
  
  Сциллара поравнялась с Резаком. Изучала его, пока юноша не заметил ее внимание, не закрутил головой.
  - Что? Что-то не так?
  - Кто сказал?
  - Ну, от тебя, Сциллара, в последнее время идут бесконечные жалобы.
  - Нет, их мало. Я просто повторяюсь.
  Она увидела, как он пожал плечами, вздохнул. - Нам осталось около недели до побережья. Я уже сомневаюсь, что путешествие через все эти ненаселенные земли было хорошей идеей. Мы урезали пайки, страдали от голода - разве что кроме тебя и Серожаба. Мы стали параноиками, убегая от каждого пыльного следа, от каждого перекати-поля. - Он потряс головой. - За нами нет никого. Нас не преследовали. Никто не даст за нас гроша, никому нет дела, где мы и куда едем.
  - А если ты неправ? - спросила Сциллара. Она повесила поводья на луку седла и стала набивать трубку. Лошадь дернулась, заставив ее покачнуться. Женщина поморщилась. - Дам тебе, Резак, совет. Если забеременеешь, не езди на лошади.
  - Постараюсь не забыть. Но ты права. Я могу ошибаться. Но так не думаю. Мы не мчались как ураган, так что охотники могли нас настигнуть уже давно.
  У нее был очевидный ответ, но произносить его она не стала. - Ты оглядывался по сторонам, Резак? За время странствия? За все недели в якобы пустыне?
  - Только если было нужно. А что?
  - Геборик избрал эту дорогу не случайно. Да, сегодня это пустыня, но таковой она была не всегда. Я заметила кое-что, и не только очевидное, вроде тех руин. Мы едем по старым дорогам. Когда-то они были шире, выше, шли по насыпям. Пути давно пропавшей цивилизации. А погляди на ту землю, - она указала на юг. - Видишь неровности? Это борозды от плуга, старые, почти исчезнувшие, но когда свет падает под углом, ты еще можешь их различить. Здесь были поля. Плодородные почвы. Я вижу их уже недели. Дорога Геборика ведет нас через кости мертвых веков. Почему?
  - Почему не спросить его?
  - Не хочу.
  - Ну, раз он прямо позади тебя, то, наверное, слышал сам.
  - Мне все равно. Я спросила тебя.
  - Тогда скажу: не знаю.
  - А я знаю.
  - О. И почему?
  - Геборику нравятся его кошмары. Вот почему.
  Резак встретил ее взор, обернулся к Геборику.
  Тот молчал.
  - Смерть и умирание, - продолжала Сциллара. - Мы высасываем землю. Мы вытягиваем краски из каждой картины, пусть даже эти картины показывают рай. Всё это мы делаем и друг с другом. Мы подавляем друг друга. Даже в лагере Ша'ик были уровни, иерархия, державшая людей на своих местах.
  - Не нужно мне рассказывать, - ответил Резак. - Я жил в подобном мире, в Даруджистане.
  - Я еще не закончила. Вот почему Бидитал находил последователей для своего культа. Силы ему давала несправедливость, неравноправие, желание ублюдков всегда выигрывать. Он наслаждался своей силой - а потом прибыли малазане и все разрушили, и Бидитал обнаружил, что бежит, словно обычный заяц от волков. Он желал возвращения силы - для себя; и новый культ служил этому желанию. Проблема в том, что он был гением или баловнем судьбы - ведь идея его культа, не мерзкие обряды, а ИДЕЯ - была сильна. Она взывала к обездоленным, вот в чем блеск...
  - Это не его идея, - сказал Геборик.
  - Тогда чья?
  - Она принадлежит Увечному Богу. Скованному. Это сломанное существо, преданное, раненое, несовершенное на манер уличных уродов-попрошаек, беспризорников, психически и физически поврежденных. Он обещал нечто лучшее за самой смертью - тот рай, о котором упомянула Сциллара - но этот рай никто не смог бы лишить красок. Иными словами, это сон о месте, недоступном для наших природных излишеств и недостатков; оно живет внутри нас, под всеми излишествами и недостатками. Нужно только умереть...
  - Ты не чувствуешь страха, Геборик? - спросила Сциллара. - Ты описал весьма соблазнительную веру.
  - Да. Но если сутью этой веры является ложь, нашим оружием должна стать истина, и оружие это в конце концов должно коснуться самого Увечного. Слишком трусливо было бы в конце не бросить вызов самой глубокой несправедливости, самому наглому из возможных предательств.
  - Если это ложь. Почему? Как ты узнал?
  - Женщина, если существует абсолютное избавление, тогда все, что мы здесь делаем, лишено смысла.
  - Ну, может, оно и лишено...
  - Тогда зачем поднимать вопрос о восстановлении справедливости? Справедливость не важна. Ты призываешь анархию - ты призываешь сам хаос.
  Женщина покачала головой: - Нет, потому что есть сила еще более могучая.
  - О! И какая? - сказал Резак.
  Сциллара засмеялась: - Та, о которой я уже сказала. - Она обвела рукой старые поля. - Оглядись, Резак, оглядись.
  
  ***
  
  Искарал Паст похлопал по толстым слоям паутины, покрывшей широкую грудь Маппо Коротыша. - Убери это, старая карга, пока он не пришел в себя! Ты и твоя проклятая луна - глянь, дождь собирается. Это пустыня - откуда тут дождь? Все твоя вина. - Он злобно улыбнулся, созерцая небо. - Она ничего не подозревает. Ох, жалкая корова. А я не могу ждать! - Он встал, он поспешил к найденной недавно бамбуковой палке ("бамбук, откуда, богов ради?") и продолжил высверливать дырочки в нижней ее части.
  Скрученные из проволочек глазки, привязанные сырыми кишками через равные промежутки. Тщательно заостренный конец. Вырезанная из дерева, тонко отполированная катушка с полулигой волос Могоры, сплетенных и склеенных - нить достаточно прочная, чтобы выудить что угодно, включая саму эту старую бабу, если она станет бродить по отмели. Да, он может подождать еще год - другой, пока мальки не достигнут нужной длины. Может, нужно добавить тварей побольше - он видел громадных сомов в затопленном мире, и другие существа слонялись там у берега. Искарал Паст вздрогнул от воспоминаний. Но лишь истинный любитель рыбалки сознает силу пристрастия, гонящего его на лов стОящей добычи! Пусть даже придется истреблять демонов и прочее... Да, то посещение вышло малость тяжелым. Но он еще сходит туда и вернется с длинной связкой редкостей.
  Еще малышом он мечтал освоить искусство рыбной ловли; но женщинам и старикам деревни это было не интересно. Нет, только свивай сети, насыпай плотины. То был сбор урожая, не рыбалка, но Искарал Паст - уже успевший убежать с караваном и целые полтора дня созерцавший чудеса города Ли Хенг, пока мать не отыскала его и не притащила, вопящего, как резаный поросенок, обратно в племя - Искарал Паст все-таки оценил совершенство творческой охоты. Той охоты, которая - каждый знает - является идеалом достойного мужчины.
  О, вскоре он и его мул получат хорошую причину покинуть служащий им жилищем скудный храм. "Пойдем на рыбалку, дорогой". Ах, как он жаждет произнести эти слова.
  - Ты идиот, - сказала Могора.
  - Умный идиот, женщина, то есть поумнее тебя. - Он помолчал, упершись в нее взглядом. - Теперь все, что мне нужно - дождаться, пока она не уснет. Тогда срежу все ее волосы - она и не заметит, ведь вокруг нет серебряных зеркал. Нет ведь? Я смешаю волосы из ушей, с головы, с ног...
  - Думаешь, я не знаю, что ты задумал? - сказала Могора и захрипела так страшно, что можно было подумать - ее родили гиены. - Ты не просто идиот. Ты еще и дурак. Надутый, незрелый, одержимый, жалкий, злобный, надменный, высокомерный, скрытный, агрессивный, невежественный, завистливый, непостоянный, противоречивый. И урод в придачу.
  - И что?
  Она раззявила беззубый рот: - У тебя мозги как пемза - брось что-то, и всосется! Исчезнет. Пропадет. Даже если я помочусь - моча сделает "пшш" и нет ее! Ох, муженек, как тебя ненавижу. Со всеми пакостными, неопрятными привычками - боги, да ты собственные сопли ел! Меня всякий раз тошнит, как вспомню - это проклятие, никак не забыть...
  - Тихо ты. Каждому известно, что в соплях таятся полезные вещества...
  Их прервал тяжкий вздох. Дальхонезцы поглядели на Маппо. Могора подбежала к Треллю и начала сдирать с израненного лица паутину.
  Искарал Паст склонился рядом. - Что с его лицом? Оно все в полосах и швах. Что ты натворила, женщина?
  - Паучьи метки, о Маг. Цена исцеления.
  - Каждая паутина отпечаталась!
  - Ну, он и до того был не красавец.
  Раздался стон. Маппо поднял руку, хотя она тут же упала. Новый стон.
  - Похоже, ему паук в мозги забрался, - изрек Паст. - Теперь он будет питаться сосанием. А ты посмела назвать неопрятными мои скромные жеваные сопли!
  - Ни одно уважающее себя существо не делает так, как ты сделал тем утром, Искарал Паст. Ты видел, чтобы пауки жевали сопли? Нет, я клянусь!
  - Ну, не видел. Однако воображаю себе паука, восемь ног которого торчат из твоего носа. Кстати, тебе пора постричься. Я готов помочь.
  - Подойди ко мне с такими намерениями, и я тебя ударю. Подходить разрешаю только с любовными намерениями.
  - Любовными! Что за жуткая идея...
  - А что, если я беременна?
  - Убью проклятого мула!
  Она бросилась на него. Супруги покатились по земле, рыча и плюясь.
  Мул невозмутимо следил.
  
  ***
  
  Раздавленные и разбросанные плитки, что некогда составляли мозаику жизни Маппо Коротыша, едва мерцали, как будто упали на дно колодца. Он мог разглядеть лишь отдельные фрагменты с неясным значением. Он словно всплывал, медленно и неотвратимо, с неведомого дна.
  Но потом появились, спустились нитями дождя серебряные паутинки, замелькали в окружившей его вязкой субстанции. Он ощутил их касание, потом их тяжесть; его движение затормозилось, и Маппо снова начал тонуть. Приближаться к осколкам на глубоком дне.
  Там таилась боль. Не плотская - у него еще не было плоти - но раны души, множество рубцов. Измены, ошибки, самообвинения. Словно кулаки разбивали то, чем он был... до падения.
  А нити, равнодушные к его агонии и жалким стонам протеста, склеивали осколки.
  Он обнаружил, что стоит среди леса сужающихся кверху колонн и камней причудливой формы. Тяжкие, словно железные, тучи покрывали полнеба, а по другой половине неслись вращающиеся полосы, втягиваясь за завесу. Небо словно кто-то проткнул, и теперь оно медленно залечивало рану. Маппо понял, что колонны тянутся во все стороны, их сотни, и они формируют рисунок, который нельзя различить отсюда, снизу. Колонны отбрасывали на почву бледные тени, и его взор не отрывался от теней. Вначале он просто смотрел, потом понял: тени лежат в невероятных направлениях, образуя расползающуюся, чуть дрожащую сеть.
  И сам Маппо стоит в центре сети.
  Из-за одной из колонн показалась юная женщина. Длинные волосы цвета гаснущего пламени, глаза оттенка расплавленного золота. Плывущие по ветру черные шелка. - Это, - сказала она на языке Треллей, - было давно. Некоторые воспоминания лучше не тревожить.
  - Я не хотел, - отвечал Маппо. - Я не знаю этого места.
  - Джакуруку, Маппо Коротыш. Четыре или пять лет со дня Падения. Еще один суровый урок о том, что гордость опасна. - Она подняла руки, проследила, как ниспадают шелка, обнажая мраморную кожу совершенных рук. - Ах, погляди. Как странно, что я считала себя толстой. Разве это не свойственно всем нам: понимание себя меняется со временем? Многие ли готовы бороться с неизменностью однообразной жизни? Конечно, если ты живешь так долго, как я, иллюзии исчезают. - Она подняла взор. - Но ты сам все знаешь, Трелль. Тебя окутал дар Безымянных, твои очи долгожителя блестят тускло, как поцарапанные каменья - ты износил красоту, ты забыл, что такое самообман.
  - Кто ты?
  - Королева, которую вот-вот сгонят с трона, отлучат от власти. Мое тщеславие готово встретиться с позорным поражением.
  - Ты Старшая Богиня? Кажется, я знаю... - Он взмахнул рукой: - Эта обширная сеть, незримый рисунок среди кажущегося хаоса... Готов назвать твое имя...
  - Лучше не делай этого. Я изучила искусство маскировки. Я не желаю величаний. Старая ведьма Могора пожалеет об этом дне. Но помни: ее не в чем винить. В тенях слышен шепоток о тебе, Маппо Коротыш. Скажи, почему ты интересуешь Повелителя Теней? Или его интересует Икарий?
  Трелль вздрогнул. "Икарий! Я потерял его - о Бездна, что случилось?"
  - Он еще жив?
  - Жив, и Безымянные нашли ему нового спутника. - Она слабо улыбнулась. - Тебя... отправили в отставку. Интересно, почему? Возможно, твои неудачи, ошибки - ты потерял преданность клятве, не так ли?
  Маппо отвернулся. - Но почему они не убили его?
  Женщина пожала плечами: - Полагаю, предвидят нужду в его талантах. Ах, мое замечание устрашило тебя? Неужели ты до сего мига сохранил веру в Безымянных?
  - Нет. Я встревожен твоим тоном. Икарий - не их оружие!
  - Глупец! Он именно оружие. Они изготовили его и ныне решили использовать... да, теперь я поняла Темного Трона. Умный ублюдок. Конечно, я возмущена, что он так нагло записал меня в союзницы. Возмущена очень сильно, ведь его предположение оказалось верным. - Она вздохнула и дернула плечом. - Пора вернуть тебя обратно.
  - Постой... ты сказала что-то... что Безымянные ИЗГОТОВИЛИ Икария. Я думал...
  - Он выкован их руками и потом снова и снова заточен - с помощью таких как ты опекунов, Маппо. Был ли он столь же смертоносен, когда впервые встал над обломками своей - ими сокрушенной - молодости? Столь же опасен, как сейчас? Не думаю так. - Женщина внимательно всмотрелась в него. - Мои слова ранят. Знаешь, я все больше ненавижу Темного Трона, ведь всякое слово и всякий поступок совпадают с его планами. Я раню тебя и понимаю, что именно этого он хотел. Как сумел он все узнать заранее?
  - Посылай меня назад.
  - След Икария едва различим.
  - Скорее.
  - О, Маппо, ты заставляешь меня рыдать. По молодости такое случалось, иногда. Хотя слезы по большей части вызывала жалость к себе самой. Ах, все мы меняемся. Иди, Маппо Коротыш. Делай, что должен.
  
  ***
  
  Он понял, что лежит на земле. Над головой сияло солнце. Поблизости дрались два чудища - нет, как понял он, повернув голову, два человека. Покрытые пылью, слюной и потом, они пинали и кусали друг дружку.
  - О боги, - шепнул Маппо. - Это дальхонезцы.
  Они прекратили драку. - Не обращай внимания, - ухмыльнулся кровавым ртом Искарал Паст. - Мы женаты.
  
  ***
  
  Им было не уйти. Зверь, покрытый чешуей и похожий на медведя; громадное, словно карета трайгаллов, существо двигалось дергаными прыжками, и утомленные, испуганные лошади ему проигрывали. Черно-красные зазубренные чешуи размером каждая с небольшой щит оказались почти непроницаемыми для стрел, что доказывали многочисленные торчащие древки. У приближавшегося зверя оказался один громадный глаз с фацетами, как у насекомого; его надежно защищал круглый выступ черепа. На тяжелых челюстях виднелись ряды саблевидных клыков, длиной в руку взрослого мужчины. Плоская голова была помечена рубцами, следами давних битв.
  Дистанция между охотником и жертвами уже сократилась до двухсот шагов. Паран прекратил оглядываться на хищника и пришпорил мерина. Они мчались вдоль скалистого берега. Дважды под колесами трещали кости мертвых чудовищ размером с кита, покореженные и поломанные кем-то до них. Впереди дорога вела к какому-то холму - к тому, что в этом плоском мире сходило за холм. Паран махнул в ту сторону рукой. - Скорее туда! - крикнул он возчику.
  - Зачем! - заорал тот. - Ты с ума сошел?
   - Поднажми еще раз! Потом дело за мной!
  Старик покачал головой, но направил лошадей вверх по склону, так сильно ударив их, что вязнущие в грязи животные смогли втащить тяжесть повозки на холм.
  Паран остановил коня, заметил краем глаза сгрудившихся у кареты дольщиков. Они пялились на него, вставшего между каретой и зверем.
  Сотня шагов.
  Паран попытался успокоить паникующего мерина, одновременно вытягивая из седельной сумы деревянную табличку. Начертил на ней ногтем полдюжины линий. Поднял голову - пятьдесят шагов... голова опущена, пасть распахнута... "О, еще поближе..."
  Две новых глубоких линии на карте - и он отбросил ее под ноги нападающей твари.
  Прошептал два слова...
  Карта не упала, а повисла в воздухе.
  Чешуйчатый медведь добежал до нее, заревел - и пропал.
  Конь Парана попятился и сбросил всадника: сапоги вылетели из стремян, Паран заскользил по крупу и тяжело ударился о грязную землю. Вскочил, потирая зад.
  Дольщики подбежали к нему.
  - Как вам удалось?
  - Куда оно делось?
  - Эй, если ты мог эдак, почему мы бежали?
  Паран пожимал плечами: - Куда - кто знает? Что касается "как" - я же Владыка Колоды Драконов. Не зря ношу такой звонкий титул...
  Перчатки хлопали его по спине - сильнее, чем необходимо, но он видел, что люди успокаиваются, ужас пропадает из глаз.
  Подошел Еж: - Чудно, капитан. Я не думал, что вам удастся. Но кажется мне, что вы подпустили его слишком близко. Еще чуть - чуть... У вас губы шевелились. Заклинание или что? Не знал, что вы маг...
  - Я не маг. Я сказал "надеюсь, сработает".
  Все снова уставились на него.
  Паран пошел к коню. Еж сказал вслед: - Ну, Верховный Маг велел передать: с этого холма видна наша цель...
  
  ***
  
  С вершины холма были видны в отдалении пять громадных черных статуй. К ним вели заливные луга, испещренные озерцами. Паран долго созерцал сооружения. Дикого вида псы на корточках, гигантские, но с точно переданными пропорциями. Сплошной черный камень.
  - Этого вы ждали? - спросил влезший на повозку Еж.
  - Не уверен. Пять... или семь. Две Гончих Тени из Драгнипура нашли свои... подобия и соединились с ними. Потом, кажется, кто-то их освободил.
  - Кое-кто нанес нам визит, - ответил Еж, - в ту ночь, когда мы, духи, уничтожали Собакодавов. В лагере Ша'ик.
  Паран поглядел на призрака: - Сапер, ты об этом не рассказывал.
  - Ну, они долго не протянули.
  - И что это значит, во имя Худа?
  - Это значит, что кое-кто их убил.
  - Убил? Кто? Вас навестил бог? Один из Первых Героев? Какой-то Властитель?
  Еж хмуро ответил: - Всё слухи, сам не видел; но я почти уверен, что это был Тоблакай. Один из телохранителей Ша'ик, друг Леомена. Боюсь, что мне известно только его имя, или прозвание, потому что это не настоящее имя...
  - Телохранитель - Тоблакай убил двух Гончих Тьмы?
  Дух пожал плечами. - Да, точно.
  Паран стянул шлем и провел рукой по волосам - "боги, пора мыться..." - и снова поглядел на далекие статуи, на местность. - Озера выглядят мелкими - мы проедем без труда.
  Открылась дверь кареты, вышла колдунья Ганат. Поглядела на черные изваяния: - Дессимбелакис. Одна душа стала семью - он верил, что сделается бессмертным. Властитель, жаждавший стать богом...
  - Дераготы много старше Дессимбелакиса, - ответил Паран.
  - Подходящие сосуды. Их род почти вымер. Он нашел немногих выживших и нашел им применение.
  Паран хмыкнул: - Это было ошибкой. Дераготы имеют свою историю, свое "сказание". Они не жили в пустоте...
  - Да, - согласилась Ганат, - Эрес'алы, усыновленные Дераготами, одомашненные ими. Эрес'алы, однажды давшие начало Имассам, которые однажды дали начало человечеству.
  - Все так просто? - сказал Еж.
  - Нет. Все очень сложно, - ответила Джагута, - но для краткого обзора сойдет.
  Паран вернулся к коню. - Мы почти на месте - хватит медлить, едем туда.
  
  ***
  
  Вода пахла гнилью, дно было покрыто толстым слоем ила и, как вскоре выяснилось, служило обиталищем пиявок, похожих на морские звезды. Упряжка с трудом тащила повозку по грязи, хотя Паран ощущал, что Карполан Демесанд использует магию для облегчения веса. Песчаные отмели давали передышку, но на них гнездились орды кусачих насекомых. Шедшие пешком дольщики то срывали пиявок с ног лошадей, то отгоняли тучи мух. Одна такая отмель подвела их к берегу.
  Длинная, пологая полоса смешанного с грязью гравия. Въехав на вершину чуть впереди поезда, Паран натянул удила.
  Рядом стояли два пьедестала, лишенные статуй, но окруженные обломками. В жиже сохранились следы ног, признаки какой-то возни. Сразу далее возвышался первый из нетронутых монументов, и его черный камень был пугающе похож на гладкую кожу и мускулы. У подножия виднелась постройка.
  Карета подъехала, и Паран услышал, как щелкает, открываясь, дверь. Дольщики спешили построиться в оборонительный круг.
  Паран слез с коня и зашагал к домику. Еж увязался за ним.
  - Этот клятый дом кто-то построил.
  - Непохоже, что в нем жили.
  - Да, сейчас непохоже.
  Собранная из плавника хижина была грубо прямоугольной и примыкала к пьедесталу. Ни окон, ни входа. Паран оглядел ее и пошел к дальнему концу. - Скорее ее сооружали не как дом, - сказал он, - а как храм.
  - Возможно, это правда - деревяшки не имеют соединений, дыры не заткнуты. Любой зодчий, поглядев на это, скажет нам, что здание предназначалось для временного использования. Да, храм или загон для скота...
  Они обогнули угол и увидели полукруглый лаз. В глину воткнуты ветки, формирующие нечто вроде аллеи. Дорожка натоптана - множество следов, но все давние.
  - Они носили кожаные туфли, - заметил Еж, склонившийся над ближайшими следами. - Швы идут сверху, кроме пятки, на которой виден крестовидный шов. Если бы мы были на Генабакисе, я сказал бы, что это ривийцы... только...
  - Что?
  - Ну, у этих большие лапы. Действительно большие.
  Голова духа медленно поворачивалась в сторону входа. - Капитан, там кто-то умер.
  Паран кивнул: - Я уже унюхал.
  Они оглянулись на Карполана и Ганат - те приближались в сопровождении двух пардиек. Трайгалльский купец - маг скривился, едва до него дошел смрад разложения. Он неприязненно покосился на вход: - Ритуальное пролитие крови. - Паран не ожидал, что он так грубо плюнет себе под ноги. - Дераготы нашли поклонников. Владыка Фатида, это создаст проблемы?
  - Только если они покажутся, - ответил Паран. - Увы, вскоре им придется переменить веру. Вот будет трагедия...
  - Вы передумали?
  - Хотелось бы иметь такую роскошную возможность. Ганат, не исследуешь со мной внутренности храма?
  Ее брови поднимались все выше. Наконец Джагута кивнула. - Разумеется. Я вижу, что внутри царит тьма - тебе нужен свет?
  - Не помешает.
  Отойдя от остальных, они пошли к входу. Ганат тихо сказала: - Ганоэс Паран, ты подозреваешь то же, что и я.
  - Да.
  - Карполан Демесанд не дурак. Он скоро поймет.
  - Да.
  - Так что нужно действовать быстро.
  - Согласен.
  Встав у лаза, Ганат сделала жест. Тусклый синеватый свет медленно разгорался в хижине.
  Они ступили через порог.
  Один зал, без перегородок. Пол глиняный, утоптанный множеством ног. Центр занимает широкий пень, его корни выступают из земли, словно дерево росло на скале, посылая свои щупальца во все стороны. В середине этого алтаря выдолблено корытце, заполненное черной, сухой кровью. К корням привязаны два женских трупа, раздувшиеся от газов, а потом сгнившие. Плоть будто поплыла, размякла до состояния желе, там и тут торчат кости. Вокруг лежат кучи мертвых червяков.
  - Седара Орр, - предположил Паран, - и Дарпарет Вейд.
  - Это кажется разумным допущением. Учитывая, что колдунья трайгаллов была умелой, ее, должно быть, сначала ранили.
  - Да, тот фургон превратили в кашу.
  - Точно. Мы увидели все, что нужно, Ганоэс Паран?
  - Кровавый ритуал - ублажение Старших. Полагаю, Дераготы подошли очень близко.
  - Да. Это значит, что у тебя будет мало времени, когда ты освободишь их.
  - Надеюсь, Карполан поможет. - Он бросил на Джагуту быстрый взгляд: - Ганат, ты сможешь помочь в случае... особой срочности?
  - Может быть. Как тебе известно, я недовольна твоими планами. Но перспектива быть порванной на куски Псами Тьмы меня удовлетворяет еще меньше.
  - Разделяю твое мнение. Отлично. Итак, если я попрошу помощи, ты будешь знать, что сделать?
  - Да.
  Паран отвернулся. - Возможно, это звучит странно, - сказал он, - но я почему-то все меньше тревожусь за судьбы здешних культистов.
  - Да, это странно. Ваш род поклоняется страху и от страха. Здесь ты освободишь пять ликов страха. Так что пусть бедняги пострадают.
  - Если бы они не желали привлечь внимание богов, они не разливали бы тут кровь.
  - Кто-то среди них искал выгод, силы от их явления. Верховный жрец, шаман...
  - Ну, если Верховного жреца не убьют Псы, это сделают их поклонники.
  - Суровый урок, Ганоэс Паран.
  - Скажи это мертвым женщинам.
  Джагута промолчала.
  Они вышли из храма, и свет погас за ними.
  Паран увидел взгляд купца, напряженный, полный ужасного предчувствия, и кивнул. Мастер - трайгалл отвернул лицо. Он и так был утомлен, а сейчас, казалось, его силы десятикратно уменьшились.
  Подошел Еж: - Это могли быть дольщики...
  - Нет, - ответила Ганат. - Две женщины в роскошных одеяниях. Можно заключить, что дольщики встретили свой рок где-то в ином месте.
  Паран сказал Ежу: - Теперь твоя работа, сапер. Призывание Дераготов - но сначала подумай, они близко, нужно время...
  - Побегу как дерьмо из Худовой задницы. Ясно. - Еж показал мешок. - Если хотите спросить, где я все это прятал, не трудитесь. Здесь, в этом месте. Детали не важны. - Он ухмыльнулся. - Некоторые мечтали взять в последний путь золото. А я всегда предпочитал морантские припасы. Ведь никогда не угадаешь, что ждет на той стороне. Так что нужно сохранить возможность взорвать всё к чертям!
  - Мудрый совет. Припасы здесь сработают?
  - Не сомневайтесь, капитан. Смерть когда-то назвала это своим домом.
  Паран посмотрел на статую. - Ты намерен взорвать их.
  - Да.
  - Рассчитанная отсрочка взрыва.
  - Да.
  - Да вот только у тебя пять зарядов, и до последней статуи двести или триста шагов.
  - Да. Это будет трудно - нет, назовем это вызовом. Вот Скрип был в этом искуснее. Но скажите, капитан - вы уверены, что Дераготы не станут просто околачиваться поблизости?
  - Абсолютно. Они вернутся в родной мир - разве это не пытались сделать двое первых?
  - Да. Но у них есть тени. Может, эти решат сперва поохотиться за ними.
  Паран нахмурился: - Я не подумал. Да... В Королевство Теней.
  - Если Гончие Тени сейчас там.
   "Проклятие". - Ладно, ставь заряды, сапер. Но не начинай отсчет.
  - Сделаем.
  Паран поглядел в спину Ежа. Вытащил Колоду Драконов. Помедлил, глянул на Ганат, потом на Карполана. Они увидели, что у него в руках. Трайгалл явно побледнел и поспешил скрыться в карете. Спустя миг Ганат, бросив на капитана загадочный взор, последовала за магом.
  Паран позволил себе тихо улыбнуться. "Да, зачем показываться тому, кого я вызову?" Присев на корточки, он разложил карты на настиле из прутьев. Поднял одну, отложил в сторону. "Высокий Дом Тени - кто тут главный, клятая Колода, я или ты?"
  - Амманас, - промурлыкал он, - я требую твоего внимания.
  Темное изображение Дома осталось безжизненным. Лакированная деревяшка.
  - Ну ладно. Скажу иначе. Темный Трон, поговори со мной здесь и сейчас, или все, что ты задумал и сделал, окажется буквально порванным в клочки.
  Дом еще сильнее затемнился, замерцал, и явилось что-то вроде смутной фигуры на черном троне. Голос прошипел: - Лучше бы это оказалось важным. Я занят и, к тому же, сама идея Владыки Колоды Драконов меня раздражает. Давай.
  - Дераготы сейчас будут освобождены, Темный Трон.
  Явное оживление. - Какой тупоголовый идиот это сделает?
  - Боюсь, все уже решено...
  - ТЫ!
  - Слушай, у меня есть причины, и они находятся в Семиградье.
  - Ох. - Фигура откинулась на спинку трона. - Причины. Да, да. Умно. Но все же непроходимо глупо.
  - Темный Трон, - продолжил Паран, - те две Гончих, убитых Рейком. Взятых Драгнипуром.
  - И что с ними?
  - Я не уверен, что именно ты знаешь, но я освободил их из меча. - Он ожидал нового взрыва показного гнева. Ничего. - Ага, уже знаешь. Хорошо. Да, я открыл, куда они ушли... сюда, где соединились со своими подобиями. Потом их освободили - нет, не я. Недавно я узнал, что их уже успели убить. И к лучшему.
  Темный Трон поднял длиннопалую руку, и она заполнила почти всю карту. Затем сжал пальцы в кулак. - Давай-ка поглядим, - забурчал он, - хорошо ли я понял. - Один палец распрямился: - Безымянные идиоты освободили Деджима Небрала. Почему? Потому что идиоты. Они попали в ловушку собственной лжи, и потому им пришлось избавиться от слуги, исполнявшего их же приказ, но слишком рьяно! - Голос Амманаса все повышался. Над кулаком показался второй палец. - Затем ты, Владыка Идиотов, решил освободить Дераготов, чтобы избавиться от Небрала. Но погоди! Еще краше! - Третий палец. - Некто ДРУГОЙ, особо буйный бродяга по Семиградью убил двух Дераготов, и этот буйный все еще бродит поблизости, явно готовый привязать новые трофеи к хвосту чертова жеребца! - Его голос стал криком. - И еще! Еще! - Рука снова сжалась в кулак, он потряс им. - Ты желаешь, чтобы я послал Гончих на Семиградье! Потому что до плесневелого орешка, что у тебя вместо мозгов, наконец-то дошло: Дераготы не займутся Небралом, пока не найдут моих Гончих! И если они ворвутся в поисках в мое королевство, их никому не остановить! - Он замер. Затем пальцы начали хаотически корчиться, принимая самые невероятные положения. Темный Трон зарычал, спрятал взбесившуюся руку. Раздался шепот: - Великий гений. Почему я такого не придумал? - Он вновь закричал: - Почему? Потому что я не идиот!
  С этим присутствие бога пропало.
  Паран хмыкнул. - Ты так и не сказал, пришлешь ли Гончих на Семиградье.
  Показалось, что он расслышал слабый крик ярости... но, может быть, это всего лишь воображение. Паран вернул карту в колоду, положил колоду в карман сумки, медленно встал. - Ну, - вздохнул он, - все было совсем не так плохо, как я ожидал.
  
  ***
  
  Когда Еж вернулся, Ганат и Карполан вышли из повозки. Они бросали на Парана озабоченные взгляды.
  Призрак подозвал капитана ближе и спокойно прошептал: - Так, как мы хотели, не получается. Слишком большая дистанция - пока я подберусь к ближней, дальняя взорвется... если Псы близко, то... ну, в общем, не сработает.
  - И что предлагаешь?
  - Вам не понравится. Но это единственный путь.
  - Давай, сапер!
  - Оставьте меня здесь. Уходите. Сейчас.
  - Еж...
  - Слушайте! Смысл есть. Я уже умер - я выберусь.
  - Может быть, Еж, ты выберешься. Но скорее твои остатки разорвут на куски - если не Дераготы, то скопище иных местных чудовищ.
  - Капитан, мне не нужно это тело - оно для удобства, чтобы вы видели, с кем разговариваете. Верьте мне. Это единственный для вас путь выйти отсюда живыми.
  - Давай попробуем компромисс. Мы будем ждать, сколько сможем.
  Еж пожал плечами: - Как хотите. Только, капитан, не опоздайте убежать.
  - Тогда делай свое дело. И... спасибо, Еж.
  - Всегда равный размен, капитан.
  Дух удалился. Паран обратился к Демесанду: - Вы уверены, что сможете быстро извлечь нас отсюда?
  - Это будет сравнительно легко, - отвечал трайгальский колдун. - Когда найден путь в садок, становится известно его положение относительно других мест. Успехи Гильдии целиком зависят от Обозрения. Это набор карт, Ганоэс Паран. С каждой миссией они становятся более точными.
  - Весьма ценные документы. Думаю, они хорошо скрыты.
  Карполан Демесан улыбнулся, промолчав.
  - Тогда готовьте путь, - сказал Паран.
  Еж уже скрылся из вида где-то в темноте за ближней статуей. В ложбинах скопился туман. Похожее на ртуть небо казалось очень высоким, однако Паран отметил, что свет меркнет. Они провели здесь всего один день?
  Кажется... неправдоподобным.
  Его слух потревожил звук разрыва. Жулёк. - Это сигнал, - воскликнул капитан, бросившись к коню. - Первой падет самая дальняя статуя. - Он вспрыгнул в седло и подвел мерина к повозке, в которой уже скрылись Ганат и купец. Едва он подъехал, окошко раскрылось.
   - Капитан...
  Их прервал гром взрыва; Паран увидел вдали столб дыма и пыли.
  - Капитан... кажется... я удивлен, но...
  Второй взрыв, ближе. Статуя сразу исчезла.
  - ... мои возможности оказались гораздо меньшими, чем я думал...
  Вдалеке раздалось низкое, злобное рычание.
   "Первый Дерагот..."
  - Ганоэс Паран! Я сказал...
  Третья статуя детонировала, ее пьедестал пропал в раздувающейся туче дыма; полетели камни и пыль. Передние лапы отвалились и статуя склонилась вперед, покрылась трещинами. Начался обвал.
  Карета подпрыгнула и закачалась на рессорах. Внутри разбилось что-то стеклянное.
  По земле пошла рябь.
  Лошади взбесились и, вращая глазами, начали рваться из упряжи.
  Воздух разорвал новый рев.
  Паран прищурился, всматриваясь сквозь клубы пыли, отыскивая Ежа между последними двумя статуями. Ни движения в сгустившейся тьме. И тут взорвалась четвертая статуя. Причуды столкнувшихся взрывных волн заставили ее упасть набок, повалив последнего каменного зверя.
  - Пора сваливать!
  Это заорал Карполан Демесанд.
  - Погодите...
  - Ганоэс Паран, я не уверен в...
  - Просто стойте...
  На рев третьего Дерагота отозвались два других, и голоса их звучали ОЧЕНЬ БЛИЗКО!
  - Дерьмо. - Он не видел Ежа. Последняя статуя, уже покрытая сетью трещин, упала, едва разорвались заряды в подножии.
  - ПАРАН!
  - Ладно - открывай клятые врата!
  Лошади попятились и рванули. Повозка рывками развернулась и покатила вниз. Паран с руганью пришпорил коня, бросил последний взгляд назад...
  ... и увидел, как из тучи пыли показался громадный, сутулый зверь. Его пламенные глаза следили за отступающим поездом. Тяжелая голова с узким лбом опустилась к земле - и Дерагот рьяно помчался следом.
  - Карполан!
  Портал открылся - словно сорвали пластырь с пустоты - и прямо на поезд хлынули струи жидкой крови или какой-то похожей на кровь жидкости. Налетел пахнущий могилой ветер.
  - Карполан! Куда...
  Упряжка визжащих лошадей влетела в дыру, и миг спустя за ними последовал Паран. Он услышал, как разрыв с треском сомкнулся за спиной. И началось безумие.
  Сгнившие лица, скрюченные руки тянулись кверху, открывались плесневелые рты, глаза жалобно умоляли...
  - Возьмите нас!
  - Возьмите нас с собой!
  - Не уходите!
  - Он забыл про нас... прошу, сжальтесь...
  - Худу плевать на нас...
  Костяные пальцы вцепились в Парана, потянули, вонзая ногти под кожу. Другие руки смогли найти выступы повозки, их обладатели теперь тащились за ней.
  Жалобы сменялись взрывами гнева.
  - Возьми нас - или порвем на части!
  - Порвем их - кусайте их - рвите их!
  Паран сумел высвободить правую руку, дотянулся до эфеса и вытащил меч. Замолотил им что есть сил.
   Лошади визжали - словно глас самого безумия - и вместе с ними вопили дольщики. Они рубили нападающих по рукам и головам.
  Изворачиваясь в седле, чтобы ударить по вцепившимся сзади рукам, Паран мельком заметил, что происходит вокруг. Равнина извивающихся силуэтов - неупокоенные, их лица обращены к ним - десятки тысяч неупокоенных - они так столпились, что могут только стоять, до самого окоема. Хор отчаяния...
  - Ганат! - заревел Паран. - ВЫНИМАЙ НАС ОТСЮДА!
  В ответ послышался треск льда. Их окружил жгуче-холодный вихрь, земля стала отдаляться.
  Снега, льды. Мертвецы пропали.
  Кружение синего неба. Расселины гор...
  Лошади спотыкались, брыкались; их крик стал еще страшнее. Карета остановилась, ее заднюю часть занесло. На стенках еще держалось несколько живых покойников.
  Они стояли на леднике. Нет, уже не стояли - их несло вниз со всё большей скоростью.
  Паран ясно расслышал, как кто-то из дольщиков крикнул: - О, это еще лучше!
  Тут мерин забился, бешено заскользил под ним - пришло время и капитану спускаться по... он увидел это - по склону высокой горы.
  Лошади скользили на одном уровне с фургоном. Мерин Парана оказался более ловким: он постепенно развернулся головой вперед, передние ноги били по насту, отыскивая опору. Наконец он пробился до почвы и немедленно рванул в карьер. Споткнулся... но земля уже выравнивалась - конь бежал ровнее и медленнее, бока тяжело вздымались - Паран оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как неуклюжая повозка опрокидывается и ломается.
  Тела дольщиков были неподвижно раскиданы по склону: ноги и руки согнуты под неестественными углами, людей трудно отличить от неупокоенных трупов и россыпи камней. Лошади оторвались от кареты и все, кроме одной, упали, перепутав постромки. Образовался большой клубок из шлей, ремней, хомутов.
  Сердце Парана било в стенки груди, как молот по наковальне. Он успокоил коня, развернул его головой к склону и повел усталое животное назад, к руинам кареты.
  Несколько дольщиков встали. Они ошеломленно оглядывались. Один выругался и осел - подломилась сломанная нога.
  - Спасибо, - захрипел некий труп, поднимаясь из грязи. - Сколько я тебе должен?
  Карета лежала на боку; сломались задевшие за камни колеса - три с одной стороны и два c другой. Последнее колесо крутилось, словно мельничный жернов. Люки сзади кареты распахнулись, вывалив разнообразное содержимое. На крыше ремни держали тело дольщика: кровь лилась, как талая вода с черепитчатой крыши, конечности болтались, тело превратилось в один громадный сизый синяк.
   Одна из пардиек выкарабкалась из грязной лужи и захромала к углу кареты, где стоял Паран. - Капитан, - сказала она, - думаю, пора разбить лагерь.
  Он уставился на нее: - Ты в порядке?
  Женщина поглядела на него в ответ, отвернулась и сплюнула кровь. Утерла рот, пожала плечами: - Видали мы поездочки и похуже...
  
  ***
  
  Грубый разрыв магического портала закрылся, но его след еще пятнал пыльный воздух. Еж вылез из укрытия в тени одного из пьедесталов. Дераготы ушли - им явно не хотелось оставаться в столь мрачном, негостеприимном месте.
  Да, он малость ошибся. Ничего, результат все равно достигнут.
   "Я здесь. В моей собственной, Худом забытой яме. Капитан, надо было все продумывать заранее. В общении с мертвыми нет ничего приятного, и лишь дураки решаются на такое. Ну, все мы мертвы по своей глупости. Пора выучить этот урок".
  Он огляделся, пытаясь все оценить. В таком месте одно направление не отличается от другого. Кроме проклятого моря. "Ну, одно дело сделано. Пора исследовать..."
  Призрак оставил за спиной развалины статуй. Одинокая, почти невещественная фигура, бредущая по бесплодной, болотистой земле. Ноги колесом - как и при жизни.
  Впрочем, мертвым детали не важны. И, будьте уверены, павших не ждет избавление.
  Избавление приходит не от мертвых, а от живых. Еж хорошо знал, что заслужить его трудно.
  
  ***
  
  Она вспоминала. Вот теперь, годы спустя. Мать - походная шлюха, раздвигавшая ноги под солдатами Ашокского полка, пока его не послали на Генабакис. Едва полк ушел, она умерла, как будто не могла дышать без солдатиков. Потеряла смысл жизни, выдохнула - и не вдохнула, как-то так. Ее отпрыски остались сами по себе, неприкаянные, нелюбимые.
  Безумные жрецы, извращенные культы, новый лагерь для дочки, достойной своей мамочки. Любой шаг в сторону независимости оказывался тупиком, он только углублял колею, вырытую матерью для детей. Она понимает это.
  Потом Геборик, Дестриант Трича, вытащил ее - она уже готова была выдохнуть и... - но увы, до него был Бидитал и его отупляющие дары, его шепоток о страданиях жизни, кои являются только оболочками куколки, о смерти, в которой бабочка явит всю славу свою, развернет радужные крылья. Рай.
  О, это было заманчивым обещанием, и ее гибнущая душа прилепилась к утешению. Продолжая падать в смерть. Однажды ей снился сон о том, как она берет нож и отсекает все удовольствия у юных, большеглазых жреческих служек. "Ничтожество любит - нуждается - в компании; делиться - не значит быть альтруистом. Самовлюбленность вскармливает злобу и нападает на все, что вокруг".
  Она слишком многое повидала за короткую жизнь, чтобы поверить в иную проповедь. Бидиталова "любовь к страданию" соответствовала ее тяге к онемению души. Он был бесчувствен, и потому умел приносить боль. Тот сломанный бог, которого он провозглашал - Увечный - знал, что никогда ему не придется отвечать за лживость своих обещаний. Он держал живых в вечной неуверенности, а смерть позволяла ему отбрасывать использованных людей. Она поняла, какое это утонченное порабощение: вера, главный тезис коей - недоказуем. Такую веру не убьешь. Увечный Бог всегда найдет хор смертных, готовых подтверждать его пустые обещания, и противоречивость культа отлично скроет растущие внутри зло и скверну.
  Вера, полагающаяся на боль и вину, не может претендовать на чистоту морали. Вера, укорененная в крови и мучениях...
  - Мы падшие, - внезапно произнес Геборик.
  Сциллара фыркнула, забила в трубку еще ржавого листа и затянулась дымом. - Жрецу войны такие слова и подобают? А как насчет великой славы, рожденной великими побоищами? А, старик? Или ты не веруешь в необходимость равновесия?
  - Равновесие? Иллюзия. Словно сосредоточиться на единой точке света, не обращая внимания на световые реки, на целые миры. Везде приливы и отливы, все в движении.
  - Как проклятые мошки.
  Скакавший впереди Резак оглянулся. - Я как раз дивился. Трупные мухи - мы едем к месту битвы? Что думаете, Геборик?
  Тот покачал головой, и янтарные глаза вспыхнули закатным светом. - Ничего не чувствую. Местность впереди такая же, как здесь.
  Они приближались к низине, местами помеченной кочками и пучками сухой, желтоватой травы. Почва была почти белой, потрескавшейся - будто разбитая мозаика. Кое-где виднелись большие курганы, составленные из тростника и палок.
  Она встали на краю. На берегу мертвого озерца. Там валялись рыбьи кости, перемешанные ветрами; около ближайшего кургана виднелись кости птиц и разбитая скорлупа. Болото высохло внезапно, в сезон гнездования.
  Мухи здесь кишели, вились, образуя гудящие тучи.
   - Боги подлые! - сказала Фелисин. - Нам здесь ехать?
  - Не так уж плохо, - отозвался Геборик. - Тут недалеко. Если тронемся вокруг, не успеем до темноты. К тому же, - махнул он рукой в сторону мух, - мы еще не двинулись, а они нас нашли. И на краю найдут. Эти не кусаются.
  - Давайте поскорее проедем, - сказала Сциллара.
  Серожаб рванулся в низину, раскрыв пасть и щелкая яжыком - он будто пытался проложить след.
  Резак послал лошадь рысью, а потом, когда набросились мухи, заставил перейти в галоп.
  Спутники поехали за ним.
  
  ***
  
  Мухи бешено стремились к его коже. Геборик щурился - по лицу стучали бесчисленные твердые тельца. Даже солнечный свет померк под напором этой своры. Мухи попадали в рукава, в штанины, садились на шею - он скрипел зубами, твердо решив считать все это мелкими помехами.
  Равновесие. Слова Сциллары почему-то его растревожили - нет, наверное, не слова, а таившиеся под ними чувства. Прежде священнослужитель, ныне он отринул все формы культа - он отказался от веры и, несмотря на вмешательство Трича, еще не обрел ее вновь. Ведь богам войны не нужны особые слуги - у них есть и всегда будут целые легионы.
   "Дестриант. Кто сокрылся под именем этим? Пожинающий души обладатель силы - и права - убивать во имя бога. Убивать - исцелять, приносить справедливость. Но справедливость в чьих глазах? Я не могу забрать жизнь. Никогда больше. Ни одну. Ты плохо выбрал, Трич.
  Все эти мертвые, эти духи..."
  Мир достаточно суров - миру не нужны он и ему подобные. Нет перевода дуракам, готовым вести себе подобных в битву, ликовать при виде резни и оставлять позади сочащийся слезами и гноем след убожества, страдания, горестей.
  С него хватит.
  Сейчас он желает лишь освобождения - это единственный повод оставаться в живых, тащить невинных спутников на пустой, выжженный остров, некогда очищенный воюющими богами от всех форм жизни. О, им он тоже не нужен.
  Вера и желание мести лежат в сердцевине всех армий, в сердцах фанатиков с их жестокой, злобной уверенностью. Каждое общество порождает их, словно мух. "Но достойно пролить слезы над храбрецами, не трусами - а наши армии состоят из трусов".
  Лошади вынесли людей из низины, но стаи мух бездумно полетели следом.
  Они вышли на тракт, выходивший от побережья, от причалов и доков. Старую линию берега исчертили глубокие овраги - когда низина была озером, дожди размыли землю, ведь когти наводнений не встретили сопротивления корней. Древние леса давно срублены, разорены, уничтожены.
   "Мы оставляем за собой лишь пустыню".
  Они въехали на гребень, где дорога пьяно запетляла между известняковыми холмиками; вдалеке, в трети лиги, показалась жалкая деревушка. Пустые корали, выпасы. Вдоль дороги, у окраины деревни, лежало полсотни стволов - дерево было серым, как камень, а местами закопченным, словно сопротивлялось разрушению даже после смерти.
  Геборик понимал такое упорное сопротивление. "Да, сделайте себя бесполезными для людей. Только так вы сможете выжить, даже если выживут лишь кости. Являйте послание, милые деревья, нашим вечно слепым очам".
  Серожаб сейчас скакал в десяти шагах от лошади Резака. Казалось, даже демон достиг предела раздутия своего желудка, ибо его рот закрылся, и почти сомкнулись белые вторые веки. От насевших насекомых здоровенная тварь казалась почти черной.
  Как и спина юного Резака. И конь под даруджем. Со всех сторон почва кишела, шевелилась, блестела.
   "Как много мух.
  Как много...
  "Тайну... узришь... сейчас...""
  Вдруг вспомнив, где и когда он слышал слова в мушином жужжании, Геборик пробудился - выпрямился в седле быстро, словно зверь...
  
  ***
  
  Лошадь Сциллары шла сразу за лошадью Геборика, немного слева. За ней ехала Фелисин. Сциллара бранилась и все сильнее беспокоилась, потому что мухи окружили всадников, погасив свет - как будто наступила полночь; их жужжание превращалось в слова, и слова эти тысячами ножек щекотали ее мозг. Она едва удерживалась от вопля...
  Ее лошадь закричала в агонии, а снизу клубилась пыль, поднимаясь и находя форму.
  Ужасный влажный звук, хруст - между лопатками лошади показалось что-то длинное, острое, из раны хлынула густая, алая кровь. Лошадь зашаталась, выбросив вперед ноги, и упала. Сциллара слетела с седла...
  Она увидела, что лежит на ковре из хитиновых шкурок мертвых мух; копыта лошади Геборика били воздух над ней - животное визжало от боли, заваливаясь на левый бок - нечто с рычанием скользнуло с умирающей лошади - полосатая шкура, по-кошачьи текучие движения...
  И фигуры словно ниоткуда возникли в клубах пыли, взмахивая кремневыми лезвиями - звериный вой - на землю широкими полосами полилась кровь - ее мгновенно облепили мухи - мечи рубили, резали, вонзаясь в плоть - режущий ухо вопль, все повышавшийся в тоне, воспламенение гнева и ярости - нечто ударилось в нее, когда Сциллара попыталась встать на колени. Она оглянулась. Рука в тигровую полоску, отсеченная прямо между плечом и локтем; рука, вспышка вялой, умирающей зелени среди мушиных полчищ.
  Сциллара встала, шатаясь, чувствуя боль в животе, задыхаясь - насекомые забили рот при невольно глубоком вздохе.
  Рядом показалась какая-то фигура: поднят длинный каменный меч, сухое мертвое лицо повернуто к ней... лезвие дернулось, вонзилось, как пламя, в грудь Сциллары, зазубренный край пересчитал ребра и прошел под ключицей, вырвавшись наружу у лопатки.
  Сциллара опустилась на землю, на спину, почувствовав, как тело соскользнуло с меча.
  Привидение снова пропало в облаке мух.
  Она слышала лишь жужжание, видела лишь хаотический рой, сгустившийся над раной в груди, из которой брызгала кровь - как будто мухи стали кулаком, и он рвался внутрь нее. Проник...
  
  ***
  
  Резак не успел среагировать. Налет пыли и песка, и голова коня вдруг пропала; кровь струями рванулась из артерий, словно надеясь догнать отсеченную голову. Передние ноги подогнулись, обезглавленное животное упало.
  Резаку удалось высвободиться, вскочить на ноги в мальстриме мух.
  Рядом появился кто-то - он отскочил, выхватив нож и резанув, блокировав удар изогнутого кремневого меча - скимитара. Лезвия столкнулись, и меч врага просто прошел сквозь нож Резака - сила удара казалась необоримой...
  Он смотрел, как лезвие входит в живот, смотрел, как оно выходит... и за ним выпадают кишки.
  Схватив их обеими руками, Резак упал - жизнь покинула его ноги. Он неверующе взирал на массу в ладонях... повалился на левый бок, свернулся клубком вокруг непоправимой раны...
  Пропал слух. Только собственное дыхание, и мушиный зуд... Мухи сомкнулись, как будто заранее знали, что тут случится...
  
  ***
  
  Нападающие возникли из пыли справа от Серожаба. Дикая боль - громадный халцедоновый клинок прорезал переднюю лапу демона, отделив ее и вызвав поток зеленой крови. Второй удар оторвал заднюю лапу, и демон упал оземь, беспомощно дергая оставшимися конечностями.
  В тускнеющих глазах мелькнула последняя сцена, зернистая от страдания и мух. В пяти шагах широкоплечая звероподобная тварь, едва ли не одни кожа и кости, переступает через левую лапу Серожаба, а она дергается сама по себе. Входит в мушиный рой.
  - Неудовольствие. Не могу больше прыгать.
  
  ***
  
  Едва он соскочил со спины лошади, как два каменных меча дотянулись - один вонзился в плоть, отрубив руку, второй прошел сквозь грудь. Горло Геборика заполнил звериный рев. Он отчаянно изогнулся, пытаясь освободиться от пронзившего тело лезвия. Оно следовало за ним, нанося раны, перерубая ребра, протыкая легкие, печень - и наконец выйдя из бока в сопровождении осколков, брызг крови и мяса.
  Дестриант упал и покатился по земле; рот наполнился горячим, кровь брызнула на песок.
  Два Т'лан Имасса поспешили туда, куда он упал. Их мечи были покрыты ошметками плоти.
  Геборик смотрел в их безжизненные, пустые глазницы, созерцал, как немертвые снова и снова рубят его тело. Созерцал, как клинок движется к лицу, вонзается в шею...
  Голоса - мольбы, далекий хор отчаяния и страха - он больше не может слышать их, все эти души из поглощенного нефритом водоворота, всё более и более отдаляющиеся - "говорил же я, не ждите меня, несчастные создания. Видите наконец, как легко меня сломить?
  Я слышал мертвых, но я не смог служить им. Я жил, ничего не создавая".
  Сейчас он ясно вспоминал - один ужасный нескончаемый миг - вечность - тысячи образов - как много бесполезных поступков, пустых деяний - как много лиц - это те, для кого он ничего не сделал. Боден, Кульп, Паран, Л'орик, Сциллара... Блуждания в чужих странах, в садах, ставших усталой пылью на жестоком, сожженном солнцем ветру - лучше бы он умер в рудниках Черепной Чаши. Не было бы всех измен. Фенер сидел бы на троне. Отчаяние душ в нефритовых тюрьмах, свободно летящих сквозь Бездну, о, это устрашающее отчаяние - оно могло бы оставаться не услышанным, не замеченным - и тогда не было бы фальшивых обещаний спасения.
  Боден не медлил бы в попытках освобождения Фелисин - "о, я не сделал ничего, достойного уважения, за всю долгую жизнь. Призраки рук, вы создали лишь иллюзию контакта - ни благословения, ни спасения тем, кого вы осмелились касаться. Возрожденные глаза с кошачьим зрением - вы тускнеете, в вас видно лишь то, что каждый охотник видит в очах убитой жертвы".
   Так много воинов, великих героев - хотя бы в своих собственных глазах - так много людей бросалось за Тричем, превратившимся в тигра - гиганта... они ничего не знали об этом звере. Они желали победить его, встать над трупом, заглянуть в тусклые очи, надеясь схватить нечто... хоть что-то... величие, восторг... и вобрать это в себя.
  Но истину не найти, если взыскующий слаб духовно и морально. Благородство и славу нельзя украсть, нельзя стяжать, насильственно отнимая жизнь. "Боги, что за жалкое, разящее, зверски жестокое заблуждение... как хорошо, что Трич убил всех таких идиотов. Без жалости. Ах, какое ясное послание".
  Но он знал: убившие его Имассы ничего не сознают. Они действуют, исходя из необходимости. Может быть, там, глубоко в памяти о временах, когда они были живыми - есть воспоминание о попытках присвоить не принадлежащее им. Но все это уже не важно.
  Геборик не будет ценным трофеем.
  И это хорошо.
  Это последнее его падение, и хорошо, что не остается свидетелей. Ему это подходит. Пусть мысли о славе останутся здесь.
   "Ну разве не показательно? Последняя мысль - о том, как я оказался недостоин сам себя".
  Он понял, что тянется к... чему-то. Тянется, но не достает. Нет ничего. Совсем ничего.
  
  
  
  КНИГА ТРЕТЬЯ
  
  ТЕНИ КОРОЛЯ
  
  
  
  Кто сможет сказать, где разница между истиной и сонмом желаний, совместно придающих форму памяти? Каждая легенда многослойна, и внешний ее рисунок фальшиво сочетает форму и намерение. Мы искажаем сознательно; мы подгоняем глубокий смысл под лекала воображаемой нужды. Ложь приносит одновременно и неудачу, и дар; ибо, отрицая истину, мы вольно или невольно признаем некое универсальное значение. Частное отдает дань общему; детали служат величию целого, и в сказках мы превосходим наши мирские "я". Свивая слова, мы поистине привязываем себя к идее человечества...
  
  Предисловие к "Среди обреченных",
  Геборик
  
  
  
  
  Глава 12
  
  
  Он говорил о тех, кому суждено пасть, и в холодных очах его виделась истина: те, о ком он говорит - это мы. Слова его - о сломанном тростнике, о заговоре отчаяния, о сдаче как даре и об уничтожении во имя спасения. Он говорил о расплескивании войн, он советовал нам бежать в дикие земли, где мы сможем избежать напрасной траты жизней...
  
  Речения Железного Пророка Искар-Джарека
  В передаче анибаров (Народа Прутьев)
  
  
  Только что прогалина между древесными стволами была пуста; миг спустя Семар Дев случайно глянула - и задохнулась, заметив людей. Со всех сторон на солнечных местах, окруженных черными елями, папоротниками и колючими кустами, стояли дикари. - Карса Орлонг, - шепнула она. - У нас гости...
  Теблор - руки его были покрыты запекшейся кровью - отодрал еще один кусок мяса от бычьего бедра и только потом поднял голову. Хмыкнул - и вернулся к мясницкой работе.
  Они осторожно приближались, выходя из лесного сумрака. Низенькие, жилистые, в крашеных шкурах, руки обвиты кусками меха. Кожа их была цвета болотной воды, грудь и плечи покрывали ритуальные рубцы. Вокруг рта у каждого была нанесена краска из пепла, отчего дикари казались бородатыми; темные глаза обведены кольцами серого и голубоватого цветов. Они несли топоры, копья, на кожаных поясах висели различные ножи. На многих были украшения из холоднокованой меди, имитирующие разные фазы луны; один из воинов имел ожерелье из костей какой-то крупной рыбы, внизу которого поблескивал золотым ободком диск из черненой меди - вероятно, он представлял полное затмение. Этот человек - очевидно, вождь - вышел вперед на три шага и, освещенный ярким солнцем, медленно склонился перед равнодушным Карсой.
  Семар заметила, что у него есть что-то в руках. - Карса, обрати внимание. Твои поступки определят, пройдем ли мы здесь мирно или получим ночью копье в спину.
  Теблор перехватил длинный нож, которым кромсал мясо, и с силой вонзил его в остатки бхедрина. Затем встал и обратился лицом к коленопреклоненному дикарю.
  - Встань.
  Тот вздрогнул и опустил голову.
  - Карса, он предлагает дар.
  - Пусть предложит стоя. Его народ прячется в диком лесу, потому что слишком часто кланяется. Скажи, что нужно встать.
  Они переговаривались на торговом языке, и что-то в реакциях воина подсказывало Семар, что он понимает предложение... ибо он неловко встал на ноги. - Муж Великих Деревьев, - сказал он с грубым и гортанным акцентом, - Несущий Разрушение. Анибары предлагают этот дар и просят в ответ даровать...
  - Тогда это не дарение, а мена, - прервал его Карса.
  В глазах воина мелькнул страх. Другие члены его племени - анибары - стояли между деревьев тихо и неподвижно; однако Семар уловила их растущее беспокойство. Вождь начал снова: - Это язык обмена, Несущий, ты прав. Яд, который приходится глотать. Он плохо служит нашей цели.
  Карса скривился, бросив Семар Дев: - Слишком много никуда не ведущих слов. Объясни, ведьма.
  - Это племя следует обычаю, утерянному иными народами Семиградья, - сказала она. - Традиции обмена дарами. Дар является мерилом множества вещей, существуют тонкие и сложные способы определения ценностей. Анибары поневоле научились торговать, но они ценят в вещах не то, что мы, и потому обыкновенно проигрывают в сделках. Полагаю, они не умеют вести себя сообразно хитрости и подлости цивилизованных купцов. То есть...
  - Достаточно, - прервал ее Карса. Он махнул рукой вождю - тот снова вздрогнул - и сказал: - Покажи мне дар. Но вначале назовись.
  - На отравленном языке я зовусь Лодочник. - Он поднял предмет повыше. - Мужественный сук великого отца бхедринов.
  Семар Дев поглядела на Карсу, подняв брови: - Это должен быть сушеный член быка.
  - Я знаю, что это, - прорычал он. - Лодочник, чего ты хочешь взамен?
  - В лес пришла нечисть, теснит кланы северных анибаров. Они режут всех на своем пути без всякой причины. Эти выходцы не умирают, ибо владеют воздухом, так что каждое брошенное копье обращается на бросивших его. Так мы слышали. Мы потеряли много имен.
  - Имен? - удивилась Семар.
  Он метнул на нее взор, кивнул: - Родичей. Восемьсот и сорок семь имен из северных кланов, моей свиты. - Он показал на безмолвных воинов. - Столь же много имен потерял каждый стоящий здесь. Мы скорбим по себе самим, но больше всего по детям. Мы не можем вернуть имена - они ушли и никогда не придут, и потому мы уменьшаемся.
  - Вы желаете, чтобы я убил этих выходцев, - сказал Карса, - в обмен на дар?
  - Да!
  - И сколько же их?
  - Они приходят на больших серокрылых судах и посылают в лес охоты. Каждая из двенадцати голов. Их ведет гнев, но, что бы мы ни предлагали, этот гнев не утолить. Мы не знаем, что сделать.
   "А может, предложить им клятый член?" Но Семар Дев не высказала свою мысль.
  - И сколько было таких охот?
  - Пока двадцать, но корабли не уходят.
  Лицо Карсы страшно потемнело. Семар Дев никогда еще не видела его в таком гневе и даже испугалась, не разорвет ли он маленького человека. Вместо этого он сказал: - Отбросьте свой позор. Отбросьте его, все вы! Убийцам не нужна причина, чтобы убивать. Это их развлечение. Для таких тварей достаточно уже вашего существования. - Он ступил вперед и принял "сук" из руки Лодочника. - Я убью их всех. Я потоплю их мерзкие суда. Так я...
  - Карса! - завопила Семар.
  Он сверкнул глазами.
  - Прежде чем ты произнесешь столь... крайнюю клятву, подумай о более приемлемом варианте. - Она заторопилась, увидев выражение его лица: - Ты мог бы, к примеру, удовлетвориться выдворением чужаков с суши на корабли. Сделать лес недоступным.
  Последовало напряженное молчание. Наконец Теблор вздохнул: - Да. Это сойдет. Хотя мне так и хочется поплыть за ними.
  Лодочник следил за Карсой полными восторга и трепета глазами.
  Семар показалось на миг, что Теблор, против обыкновения, шутит. Но нет, великан серьезен. К своей досаде, Семар ощутила, что верит в обещания воина, не находя в них ничего абсурдного. - Ну, время принять такое решение еще есть, не так ли?
  - Да. - Он скривился, повернувшись к Лодочнику: - Опиши выходцев.
  - Высокие, но не так, как ты. Их плоть цвета смерти. Глаза как холодный лед. Они несут железное оружие, и среди них шаманы. Их дыхание - хворь, ужасные облака ядовитого пара - кого они коснутся, тот умирает в муках.
  Семар Дев сказала Карсе: - Думаю, термин "выходец" означает всех и всё, что не из нашего мира. Но он сказал, они плывут на кораблях. Непохоже на настоящих неупокоенных. Дыхание шаманов - наверное, магия.
  - Лодочник, когда я закончу здесь, отведешь меня к выходцам.
  Кровь отлила от лица вождя. - Это много, много дней пути, о Несущий. Я думал послать вести о твоем приходе на север...
  - Нет. Ты идешь со мной.
  - Но... но почему?
  Карса сделал шаг и схватил рукой Лодочника за шею. Подтянул к себе. - Ты узришь и, став свидетелем, станешь больше, чем ты есть сейчас. Ты подготовишься к тому, что ожидает тебя и твой жалкий народец. - Он отпустил руку. Вождь, задыхаясь, закачался на месте. - Некогда мой народ верил, что может спрятаться, - оскалил зубы Теблор. - Он заблуждался. Я понял это - и ты поймешь. Ты думал, что выходцы - это все, вам грозящее? Глупец. Они лишь первые.
  Великан вернулся к разделке мяса.
  Взор Лодочника наполнился ужасом. Он поспешно отвернулся и зашипел на своем наречии. Шестеро воинов рванулись к Карсе; на ходу они вытаскивали ножи.
  - Теблор! - крикнула Семар.
  Лодочник поднял руки: - Нет! Несущий, тебе не хотят причинить вреда. Они просто помогут с разделкой туши. У меня много людей, так что не стоит терять времени...
  - Я хочу, чтобы выделали шкуру.
  - Да.
  - И чтобы ее и копченое мясо доставили к нам.
  - Да.
  - Тогда идем немедленно.
  Голова Лодочника дернулась вниз, как будто, услышав этот приказ, он вдруг потерял голос.
  Карса с неприятной гримасой взял нож и пошел к луже солоноватой воды, в которой вымыл от крови сперва нож, потом руки.
  Семар Дев подошла поближе к вождю и войнам, продолживших разделку бхедрина. - Лодочник...
  Он бросил на нее рассеянный взор. - Ты ведьма - так тебя звал Несущий.
  - Точно. Где ваши женщины? Ваши дети?
  - За болотом, к северу и западу. Там земля повышается, там озера и речки, в которых мы находим черное зерно, а на берегу ягоды. Мы окончили великую охоту на равнине, и женщины возвращаются на стоянки с годовым запасом мяса. Но мы, - показал он на своих воинов, - мы пойдем за вами. Мы видели, как Несущий убил бхедрина. Он скачет на костяной лошади - мы никогда не видели, чтобы костяных лошадей объезжали. Он несет меч из род-камня. Железный Пророк говорил нашему народу о таких людях - держащих род-камни. Он сказал, они придут.
  - Я не слышала об этом Пророке, - нахмурилась Семар Дев.
  Лодочник сотворил знамение и поглядел на юг: - Если говорить об этом, это застывшее время. - Затем он сомкнул глаза, тон его внезапно изменился. - Во время Великого Убийства, что в застывшем времени прошлого, анибары жили на равнинах и странствовали до самой Восточной реки, где над землей возвысились великие круг-стоянки угари, и анибары менялись с угари - мясо и шкуры на железные орудия и мечи. Потом к угари пришло Великое Убийство, и многие бежали к анибарам. Но Убийцы преследовали их - угари называли их мезла - и случилась великая битва, и все, кто нашел прибежище среди анибаров, пали перед мезла.
  Страшась возмездия за помощь угари, анибары приготовились к бегству - глубже в одхан - но тут вожак мезла нашел их. Он пришел с сотней темных воинов, но остановил их железо. Анибары нам не враги, сказал он, и предостерег - придут другие, и они не знают пощады. Они уничтожат анибаров. Этим вожаком был Железный Пророк, король Искар-Джарек, и анибары приняли его слова и потому бежали на запад и север, пока их домом не стали здешние леса и озера. - Он глянул на Карсу (тот уже уложил пожитки и садился на джагского жеребца), и его голос вновь изменился: - Железный Пророк сказал, что во времена величайшей угрозы нас придут защищать держащие род-камень. Потому, увидев, кто странствует в нашей земле и какой меч в его руках... наше время скоро станет временем застывшим.
  Семар Дев не сводила глаз с лодочника. Потом поглядела на Карсу: - Не думаю, что ты сможешь ехать на Ущербе. Впереди трудные уступы.
  - Пока не приедем к ним, я буду на коне, - ответил Теблор. - Если желаешь, веди лошадь за собой. Даже неси на спине, если уступы окажутся особо трудными.
  Ведьма раздраженно направилась к лошади. - Чудно. Отныне я еду за тобой, Карса Орлонг. По крайней мере, так мне не грозят удары ветвей по лицу - ты сломаешь все деревья на пути.
  Лодочник подождал, пока они не соберутся, и направился к северному краю влажной поляны; там он ловко поднырнул под полог деревьев, пропав из вида.
  Карса остановил Ущерба и гневно уставился на густые переплетенные кусты, на заросли черных елей и лиственниц. Семар хохотнула, заслужив разъяренный взгляд.
  Теблор спрыгнул со спины жеребца.
  Они обнаружили, что Лодочник поджидает неподалеку; на раскрашенном сером лице было виноватое выражение. - Звериные тропы, о Несущий. В лесах водятся олени, медведи, волки и лоси - даже бхедрины иногда бродят рядом с опушками. На севере встречаются карибу и большие лоси. Ты видишь, что эти тропы низкие. Даже анибары наклоняются, чтобы идти быстро. В ненайденном времени, о котором мало что можно сказать, мы обнаружим больше плоских скал и путь станет легче.
  Бесконечное и однообразное низколесье делало странствие медленным и тяжелым, тропы петляли и заводили в никуда - как будто лес стремился помешать им. Скалы часто выступали из почвы россыпями неровных пурпурных и черных валунов, жилами кварцитов - и вся поверхность была изогнута и как бы помята, целиком состояла из оврагов, бугров, каменных чаш. Повсюду лежали обросшие зеленым мхом плиты; упавшие стволы черных елей, с их грубой корой и торчащими в стороны жесткими и колючими сучьями.
  То тут, то там в лес пробивались прямые лучи солнца, порождая пятна ярких цветов посреди этого сумрачного как пещеры мирка.
  На закате Лодочник подвел их к опасной осыпи и полез на нее. Карса и Семар повели коней за собой; каждый шаг становился все более сложным, неуверенным, мхи проваливались словно гнилая кожа, показывая острые выступы камней и глубокие провалы, каждый из которых мог сломать ногу человека или лошади.
  Покрывшись потом и грязью, вся исцарапавшись, Семар Дев наконец вылезла на вершину и повернулась, чтобы втянуть лошадь. Дальше лежали более или менее ровные скалы с ковром серых лишайников. В скромных ложбинах укоренились белые низенькие сосны, а иногда всклокоченные дубы, колючие можжевельники. Повсюду виднелись клочки черничников, поросли каких-то вечнозеленых кустов. В лучах заходящего солнца метались крупные словно воробьи стрекозы, охотившиеся среди туч более мелких насекомых.
  Лодочник показал рукой: - Тропа на север ведет к озеру. Там заночуем.
  Они двинулись в путь.
  Вокруг не было видно возвышенностей; смотревшая на бесконечные выходы скальных пород, отделенные друг от друга ложбинами и платформами, Семар Дев начала понимать, как просто было бы заблудиться здесь. Лодочник прошел к восточному краю, долго осматривался и выбрал для продолжения пути гребень справа.
  Повторяя его маршрут, Семар поглядела вниз с утеса и увидела то, что он искал: извилистый ряд булыжников, формирующих изображение змеи - ее голова сделана из громадного, отесанного в виде клина валуна, а хвост представляет собой камешек едва ли больше ногтя на мизинце. Камни покрыты лишайниками, намекая, что сложили их мастера давно минувших дней. Трудно было судить, как причудливые извивы тела "змеи" помогают выбрать направление - разве что голова смотрела туда же, куда двигались они.
  - Лодочник, - крикнула ведьма, - как вы читаете каменную змею?
  Тот оглянулся. - Змея всегда ползет от сердца. Сердце тропы - черепаха.
  - Если так, почему вся фигура выложена внизу? Вы же не можете видеть ее.
  - Когда мы несем черное зерно, нам тяжело. Очень тяжело. Тогда мы идем этой каменной тропой. Змея и черепаха никогда не подведут.
  - Где вы собираете урожай?
  - В дальних лагерях, на равнинах. Каждое племя. Мы собираем урожай в одну кучу, потом делим, чтобы никто не остался без еды. Озера, реки, берега - им нельзя доверять. Иногда урожай богат, иногда скуден. Вода поднимается и уходит. Всегда по иному. Кажется, что скалы одинаковы по всему миру, но это не так - поэтому вода прибывает и убывает. Мы не признаем неравенства, дабы не потерять честь, не поднять нож на нож.
  - Древние обычаи борьбы с нуждой, - кивнула Семар.
  - Обычаи застывшего времени.
  Карса Орлонг оглянулся на Семар: - Ведьма, что такое застывшее время?
  - Прошлое.
  Его глаза задумчиво сощурились; Теблор кивнул: - А ненайденное время - это будущее. Это значит, что подвижное время - это настоящее...
  - Да! - воскликнул Лодочник. - Ты высказал главную тайну жизни!
  Семар Дев рассудила, что по гребню можно ехать на лошади, и влезла в седло. Двигаться нужно осторожно. Женщина увидела, что Карса последовал ее примеру. Ей казалось, что по телу разливается странное спокойствие, рожденное словами вождя. "Главная тайна жизни. Подвижное время еще не застыло и вот сейчас находит ненайденное будущее". - Лодочник, Железный Пророк пришел к вам давно - в застывшем времени - но говорил он о времени ненайденном.
  - Да, ведьма, ты понимаешь. Искар-Джарек говорил на своем языке, но в его словах всё и вся. Он Железный Пророк. Король.
  - Ваш король?
  - Нет. Мы его тени.
  - Потому что существуете лишь в подвижном времени.
  Вождь повернулся и отвесил уважительный поклон, вызвав волнение Семар. - Твоя мудрость достойна почтения, ведьма.
  - Где же, - спросила она, - дом Искар-Джарека?
  В глазах мужчины блеснули слезы: - Мы еще не отыскали ответа. Он потерян...
  - В ненайденном времени.
  - Да.
  - Искар-Джарек был мезла.
  - Да.
  Семар Дев открыла рот, чтобы задать еще вопрос - но поняла, что он будет излишним. Она уже знает ответ. Тогда ведьма сказала: - Лодочник, скажи, есть ли мост из застывшего времени в подвижное?
  Его улыбка была мечтательной: - Есть...
  - Но вам не пересечь его.
  - Нет.
  - Потому что он горит.
  - Да, ведьма. Мост горит.
   "Король Искар-Джарек и горящий мост..."
  
  ***
  
  Спускавшиеся подобно гигантским ступеням неровные каменные уступы доходили до бурлящей пены моря. Яростный ветер до самого горизонта раздирал темные волны, и вдали небеса закрыли штормовые тучи цвета вороненой стали. За спинами, вдоль западного берега, поднимались ряды скрюченных сосен, кедров и елей; ветра давно изогнули и обтрепали их мощные ветви.
  Задрожав, Таралек Виид поплотнее подоткнул меховой плащ и повернулся спиной к бушующим валам. - Мы двинемся к западу, - крикнул он достаточно громко, чтобы перебить рев урагана. - Проследуем вдоль берега до того места, где он изогнется на север. Там снова пойдем прямо на запад, в земли камня и озер. Будет трудно, потому что дичи там мало - хотя мы сможем ловить рыбу. Еще хуже, что там обитают кровожадные дикари, слишком трусливые, чтобы нападать днем. Только ночами. Нужно быть готовыми. Нам предстоит устроить резню.
  Икарий промолчал. Он не сводил нечеловеческих глаз с надвигающихся туч.
  Таралек скривил губы и вернулся на окруженную каменной стенкой стоянку; скорчился под благословенной защитой стены, почти прикасаясь красными, ободранными руками к огню костерка. Сейчас в Джаге осталось немного его легендарного, почти мифического спокойствия. Он темен, гневен. Переделка Икария, проводимая руками Виида, хотя и по тщательным указаниям Безымянных. "Лезвие затупилось. Ты станешь точильным камнем, граль".
  Но камни бесчувственны, равнодушны к лезвию и руке, что его держит. Одержимому страстями воину почти невозможно создать и поддерживать в себе подобное бесчувствие. Теперь он чувствует все растущую тяжесть, сознает, что однажды позавидует быстрой, милосердной смерти Коротыша Маппо.
  Они идут очень быстро. Икарий неутомим. Только задавай направление. А Таралек, со всей своей ловкостью и терпеливостью, уже вымотался. "Я не Трелль, и это не просто прогулка. Уже нет. Для Икария - никогда больше".
  Кажется, и для Таралека Виида.
  Он поднял голову, когда услышал шелест, и увидел спускавшегося Джага.
  - Дикари, о которых ты рассказал, - сразу начал тот. - Почему они захотят напасть на нас?
  - Их богами забытый лес полон святых мест.
  - Нам следует просто избегать их...
  - Святилища трудно увидеть. То линия камней на земле, почти скрытая мхами и лишайниками. То кварцитовая жила, покрытая каплями крови. Или это будет каменоломня - всего лишь расселина в скале, из которой огнем и ледяной водой откалывают длинные камни. А может, медвежья тропа, протоптанная многими поколениями зверей. Все тут "священно". Разум дикаря не поймешь.
  - Кажется, ты много знаешь. Но ты не рассказывал, что бывал здесь прежде.
  - Я много слышал о них, Икарий.
  Взор Джага вдруг отвердел: - И кто же так заботливо информировал тебя, Таралек Виид из племени Граль?
  - Я странствовал далеко, друг мой. Я помню тысячи сказаний...
  - Тебя подготовили. Ко мне.
  Таралеку легко удалось изобразить подходящую теме тихую улыбку: - Многие странствия мы делили с тобой. Хотел бы я подарить тебе память о проведенном вдвоем времени...
  - Хорошо было бы, - согласился усевшийся у огня Икарий.
  - Конечно, - продолжил Таралек, - там было бы много темного, много мрачных и отвратительных деяний. Слишком тяжело, чтобы счесть это даром. Отсутствие памяти, Икарий - и проклятие, и благословение. Ты же сам понимаешь?
  - В беспамятстве нет благословения, - покачал головой Джаг. - Все, мною свершенное, не может найти оценки, занять подобающее место. Отложиться в душе. И потому я остаюсь неизменным, наивным...
  - Невинным...
  - Не невинным. В незнании нет оправдания, Таралек Виид.
   "Ты назвал меня по именам, не "другом". Недоверие уже отравило тебя?" - Это моя задача - каждый раз возвращать тебе потерянное. Увы, это трудно, это стало тяжким бременем. Моя слабость... причина ее - в желании избавить тебя от самых гнусных воспоминаний. В моем сердце слишком много жалости, и в поисках облегчения я всего лишь сильнее тебя раню. - Он сплюнул на ладони и намазал зачесанные назад волосы. Простер руки к пламени костра. - Ну ладно, друг мой. Однажды, очень давно, тебя увлекло желание освободить отца, которого захватил Дом Азата. Неудача породила силу необычайно гибельную и мощную - твою ярость. Ты расшатал раненый садок, ты уничтожил Азат, выпустив в мир орду демонов, искавших лишь тирании и господства. Некоторых ты сразил, но многим удалось убежать от твоего гнева, рассеиваясь по миру, словно ядовитые семена.
  Самое горькое и смешное в том, что отец твой не искал освобождения. Он добровольно выбрал роль Хранителя Азата, и, верно, пребывает в ней по сей день.
  После причиненного тобой разрушения культ, с начала времен посвященный Азату, решил создать собственных хранителей. Избранных воинов, что станут сопровождать тебя, куда бы ты ни шел - ибо ярость и распад садка стерли все твои воспоминания о прошлом - и ты, как кажется, был обречен вечно искать истину о прошлом. Снова и снова впадать в гнев, начиная разрушение.
  Так культ Безымянных решил отыскивать тебе спутников. Например, меня. Да, друг мой, были и другие, задолго до моего рождения, и каждого напитывали магией, замедляющей старение, защищающей от всех болезней и ядов - до тех пор, пока хранитель истово выполняет свой долг. Наш долг - руководить твоим гневом, направляя его на морально безупречные дела, а прежде всего - быть твоими друзьями. Да, эта задача снова и снова оказывалась самой простой и воистину самой соблазнительной - ведь так легко найти в себе глубокую и преданную любовь к тебе. Ты добр, ты верен нам, в тебе таится нерушимая честь.
  Уверяю, Икарий, что твое чувство справедливости сурово, но всегда и везде сопряжено с глубочайшей честностью. Сейчас нас ждет враг. Враг, которому лишь ты сможешь противостоять на равных. Вот почему мы странствуем, и вот почему всех, кто нам противостоит, нужно сбрасывать с пути - по каким бы причинам они не вставали на пути. Во имя высшего блага. - Теперь он снова позволил себе улыбнуться, но на этот раз с легким намеком на кипящее, но сдерживаемое беспокойство. - Ты гадаешь, достойны ли Безымянные такой ответственной роли? Способны ли их моральные качества и чувство чести сравняться с твоими? Ответ - в неизбежности, и прежде всего - в данном тобою примере. Ты ведешь Безымянных, друг мой, ведешь каждым деянием своим. Если они не исполнят клятв, то потому, что ты не исполнил своей задачи.
  Довольный, что в точности вспомнил заданную ему речь, Виид смотрел на освещенного пламенем, вставшего пред ним воителя. Икарий спрятал лицо в ладонях, будто ребенок, верящий - невидимое не существует.
  Икарий плачет, наконец понял он.
   "Хорошо. Даже он. Даже он будет питаться собственными страданиями, превращая их в соблазнительный нектар, в сладкий опий самоуничижения и боли.
  Так пропадают сомнение и недоверие.
  Ибо от них нельзя ждать утешения".
  Брызнул холодный дождь, вдалеке пробурчал гром. Скоро их накроет буря. - Я хорошо отдохнул, - начал вставать Таралек. - Нас ожидает далекий переход...
  - Не нужно, - сказал Икарий, не открывая лица.
  - Что ты...
  - Море. Оно полно ладей.
  
  ***
  
  Всадник появился с холмов вскоре после нападения. Баратол Мекхар - его толстые, покрытые шрамами и пятнами руки обагрены кровью - встал над телом внимательно осмотренного им мертвого демона. Воин был в доспехах и шлеме. Он высоко поднял секиру.
  Со дня визита Т'лан Имассов прошли месяцы - он думал, что они давно ушли, ушли даже до того, как сошел с ума старый Кулат. Он не мог вообразить - да и кто бы мог? - что все это время устрашающие немертвые твари таились рядом с ними.
  Они вырезали группу странников. Засада была так ловко устроена, что Баратол даже не сразу понял, что происходит. Потом было уже поздно. Джелим и Филиад вдруг ворвались в кузницу, вопя об убийствах прямо у деревни. Он подхватил оружие и поспешил за ними на западную дорогу - лишь чтобы понять, что враги выполнили свой план и скрылись. Вдоль тракта валялись умирающие кони, неподвижные тела лежали, как будто упали с неба.
  Послав Филиада за старухой Нуллис, кое-как умевшей исцелять, Баратол вернулся в кузню и надел кольчугу, шлем - что заняло немало времени. Т'лан Имассы, подозревал он, действуют тщательно. "У нас еще хватит времени, чтобы убедиться: все жертвы уничтожены". Увы, старая Нуллис не сможет помочь несчастным.
  Однако вернувшись за дорогу, он обнаружил, что дряхлая семкийка выкрикивает приказы Филиаду. Она склонилась над телом мужчины. Ускорившему шаг Баратолу показалось, что старуха влезает руками прямо в его тело. Руки двигались, как будто целительница месила тесто. Но глаза ее не отрывались от лежавшей рядом женщины. Та стонала, дергая ногами, прочерчивая борозды в пыли. Вокруг ее тела растеклась лужа крови.
  Нуллис заметила его, подозвала. Баратол увидел, что у мужчины выпущены кишки. Старуха запихивала их обратно. - Ради милостей Худа, женщина, - прорычал он, - оставь его. С ним покончено. Ты набиваешь грязь в полость живота...
  - Кипяток на подходе, - отрезала она. - Я хочу промыть. - Потом она кивнула в сторону молодой женщины: - У этой рана на плече. И еще она рожает.
  - Рожает! О боги. Слушай, Нуллис, кипяток не поможет - или ты решила сделать суп из его печени?
  - Иди к дурацкой наковальне, безголовая обезьяна! Это чистая рана - я видела, как кабаны рвут плоть клыками, там было гораздо хуже...
  - Может, вначале она была чистая...
  - Я сказала, что промою! Мы же не понесем его с кишками, волочащимися по земле?
  Баратол смущенно озирался. Ему хотелось кого-нибудь убить. Весьма понятное желание... но он понимал - убивать некого, и это здорово портило настроение. Кузнец пошел к третьему телу. Старый мужчина, в татуировках, безрукий. Т'лан Имассы изрубили его почти что в куски. "Ясно. Он был целью. Прочие стояли на пути. Им было все равно, мертвы они или еще живы". А вот этот бедняга так мертв, как только возможно.
  Помедлив, Баратол направился к последней жертве. Жители деревни спешили сюда, двое несли тряпки и ковры. Сторак, Фенар, Хейриз, Стак - как один съежившиеся, бледные, дрожащие от ужаса. Нуллис снова начала выкрикивать распоряжения.
  Перед ним лежало тело какого-то демона. С одной стороны отсечены обе лапы; крови мало, но что-то быстро прикончило тварь. Она выглядела... сдувшейся, как будто плоть под кожей начала рассасываться, таять. Многочисленные глаза уже высохли и потрескались.
  - Кузнец! Помоги поднять этого!
  Баратол пошел назад.
  - На одеяло. Сторак, ты станешь с братом по ту сторону. Фенар, ты со мной поднимешь эти края...
  Хейриз, почти такая же старая, как сама Нуллис, держала в руках тряпки. - А я? - спросила она.
  - Сиди у женщины. Забей раны тряпками - мы зашьем позже. Если роды пойдут трудно...
  - С такой потерей крови, - нахмурила брови Хейриз, - она не сможет пережить...
  - Как знать. Пока просто сиди рядом. Держи за руку, черт подери, и разговаривай...
  - Да, да, ведьма, ты тут не одна умная.
  - Хорошо. Займись ею.
  - Хочешь от меня избавиться?
  - Тихо, корова неудойная.
  - Ваше Стервейшество Великая Жрица Нуллис!
  - Кузнец, - простонала Нуллис, - соблаговоли ударить ее секирой!
  Хейриз взвыла и убежала.
  - Помоги. Надо его поднять.
  Мекхару это казалось бесполезным, но он выполнил просьбу. Удивился, услышав уверения, что юноша все еще жив.
  Когда Нуллис и мужчины унесли его, Баратол вернулся к расчлененному телу татуированного старца. Присел рядом. Будет неприятно - но Баратол надеялся узнать кое-что об этом человеке по его пожиткам. Он перекатил торс и замер, взирая на мертвые глаза. Глаза кота. Он с новым интересом оглядел татуировки и осторожно сел рядом.
  Только сейчас он заметил мертвых мух. Они покрывали землю по всем сторонам - больше мух, чем он видел в жизни. Баратол встал и вернулся к демону.
  Он внимательно всматривался в него, когда слуха достиг стук копыт.
  Деревенские вернулись за беременной. Как раз в этот миг показался всадник.
  Он скакал на взмыленной лошади цвета отбеленной солнцем кости. Покрытые пылью доспехи, изготовленные из белоснежной эмали. Лицо за шлемом выглядит бледным, осунувшимся от горя. Спрыгнув с седла, он, не обращая внимания на Баратола, заспешил к демону. Пал перед ним на колени.
  - Кто... кто это сделал!?
  - Т'лан Имассы. Пятеро. Изувеченные куда хуже обычных Имассов. Засада. - Кузнец ткнул пальцем в сторону старика. - Думаю, они пришли за ним. Жрец культа, посвященного Первому Герою Тричу.
  - Трич стал богом.
  Баратол хмыкнул. Оглянулся на скопище ветхих хижин деревни, которую привык именовать домом. - Там еще двое. Они живы, хотя молодой долго не протянет. Вторая женщина, она прямо сейчас рожает...
  Приезжий уставился на него: - Двое? Нет, их должно быть трое. Девочка...
  Баратол нахмурился: - Я думал, целью был жрец - они изрубили его - но теперь вижу, что он просто представлял самую большую угрозу. Они пришли за девочкой, потому что ее нет...
  Человек поднялся. Он был не ниже Баратола, хотя уступал в ширине плеч. - Может быть, она убежала в холмы...
  - Может быть. А я-то, - кузнец кивнул на труп лошади, - гадал, почему эта лошадь зарублена в стороне от прочих.
  - Понимаю. Да, ее взяли.
  - А ты кто? И кто для тебя пропавшая девочка?
  На лице гостя была написана скорбь. Он недоуменно моргнул и ответил не сразу: - Меня зовут Л'орик. Девочка... она была для Королевы Снов. Я ехал забрать ее и моего духа - хранителя. - Он опустил глаза на тело демона, и лицо снова исказило горе.
  - Да, удача отвернулась от тебя, - сказал Баратол. И тут ему пришла в голову мысль: - Л'орик, ты умеешь исцелять?
  - Что?
  - Ты же один из Верховных Магов Ша'ик...
  Л'орик пораженно глянул ему в лицо: - Ша'ик мертва. Восстание сокрушено...
  Баратол пожал плечами.
  - Да, - признал Л'орик, - если необходимо, я могу призвать Денал.
  - Тебя заботит лишь жизнь девчонки? - Кузнец показал на демона. - Для друга ты ничего не сможешь сделать. А как насчет ее спутников? Юноша умрет, если еще не умер. Ты будешь стоять и горевать над уже пропавшими?
  Вспышка гнева. - Советую быть осторожным, - тихо сказал Л'орик. - Ты был солдатом, это очевидно - но ты прячешься, как трус, когда все Семиградье восстало, мечтая о свободе. Не такому, как ты, корить меня.
  Черные глаза Баратола окинули Л'орика. Потом он отвернулся и пошел к домам. - Пришлем кого-нибудь, - бросил он через плечо, - приготовить мертвых к похоронам.
  
  ***
  
  Нуллис избрала под лазарет старую гостиницу. Роженицу поместили на перину из номера, а молодой человек лежал на обеденном столе. В камине дымился котел с кипятком, Филиад палкой доставал проваренные тряпки и подавал их Нуллис по ее команде.
  Она снова извлекла ком кишок, но, не обращая на него внимания, шарила внутри живота. - Мухи! - прошипела женщина Баратолу. - Вся полость забита проклятыми мухами!
  - Тебе его не спасти, - ответил Баратол, подходя к стойке бара и опуская секиру на пыльную, выщербленную поверхность. Она лязгнула о твердое дерево. Кузнец стягивал рукавицы, оглядываясь на Хейриз. - Она родила?
  - Да. Девочку. - Хейрит мыла руки в лохани. Она кивнула на сверток, прильнувший к груди молодой женщины. - Уже сосет. Я думала, что дело дрянь. Так-то, кузнец. Ребеночек вышел синий, хотя пуповина и не обвилась вокруг шеи.
  - Теперь она покраснела?
  - Что ты. Синяя. Отец у нее явно был напан.
  - А что с матерью?
  - Жива. Нуллис мне не понадобилась. Я сама знаю, как зашить рану. Ах, я же следовала за армией Святого Фалах'да Хиссарского, повидала немало битв. И ран много очистила. - Старуха стряхнула с рук воду и вытерла их о тунику. - Конечно, будет жар, но она точно выживет.
  - Хейриз! - закричала Нуллис. - Беги сюда, прополоскай тряпки, потом снова прокипяти - о боги, я его теряю! Сердце останавливается!
  Дверь распахнулась. Все поглядели на медленно входящего Л'орика.
  - Это кто, во имя Худа? - сказала Хейриз.
  Баратол снял шлем. - Это Верховный Маг Л'орик, беглец из числа мятежников Откровения.
  Хейриз кашлянула. - Ну, как раз туда прибежал, где нужен! Привет тебе, Лорик! Наложи себе тарелку углей и налей кружку пепла. Закуси с нами. Эй, Фенар, кончай пялиться! Отыщи Чаура и Урдана - там конские туши, их надо разделать - не хочу, чтобы первыми до мяса добрались волки!
  Баратол следил за Л'ориком, прошедшим к склонившейся над столом Нуллис. Она вытаскивала тряпки, совала новые - кровь не прекращала течь. Неудивительно, что у молодого человека слабеет сердце.
  - Отойди в сторону, - сказал Л'орик. - Я не владею Высшим Деналом, но по крайней мере очищу и закрою рану, устранив риск заражения.
  - Он потерял слишком много крови, - прошипела Нуллис.
  - Может быть. Но дадим сердцу шанс.
  Нуллис отодвинулась. - Как прикажешь, - фыркнула она. - Я больше ничего не могу сделать.
  Баратол прошел за стойку, резким движением сорвал и швырнул на пол одну из дверок шкафа. За ней было три пыльных кувшина. Взяв один, он поставил его на стойку, тщательно вытер ближайшую кружку и, откупорив сосуд, налил кружку доверху.
  Все следили за ним - кроме Лорика, стоявшего около юноши и возлагавшего ему руки на грудь. Хейриз спросила почтительным тоном: - Откуда они, кузнец?
  - Запасы старого Кулата. Не думаю, что он вернется за ними.
  - И чем пахнет?
  - Фаларийский ром.
  - Да благословятся боги небес и земли!
  Все присутствовавшие жители деревни ринулись к бару. Нуллис с рычанием оттолкнула Филиада: - Не ты... слишком молод...
  - Молод? Старуха, мне двадцать шесть!
  - Ты меня слышал! Двадцать шесть? Молокосос! Не тебе пробовать фаларийский ром!
  Баратол вздохнул: - Не жадничай, Нуллис. Там еще два кувшина. - Он подобрал свою кружку и отошел от толпы. Филиад и Джелим забились в угол, отпихивая друг дружку.
  От раны на животе юноши остались лишь красный рубец и капли засыхающей крови. Лорик стоял рядом, сложив руки на груди. Услышав приближение Баратола, он открыл глаза и отошел на шаг. - Сердце крепкое. Увидим... Где другая?
  - Там. Рана в плечо. Рану зашили, но я гарантирую - заражение крови неминуемо. Оно убьет ее, если ты не поможешь.
  Лорик кивнул. - Ее имя Сциллара. Юношу не знаю. - Он хмурился. - Геборик Руки Духа... - он потер лицо, - Я было подумал... - и оглянулся на Баратола. - Когда Трич избрал его Дестриантом, было так много... силы. Т'лан Имассы? Пятеро увечных Т'лан Имассов?
  Баратол пожал плечами. - Я не видел самой засады. Имассы появились месяцы назад, казалось, они затем ушли. Ведь тут нет ничего, что могло бы их интересовать. Даже я...
  - Слуги Увечного Бога. Несвязанные из Высокого Дома Цепей. - Он направился к женщине, названной Сцилларой. - Боги поистине вступили в войну...
  Баратол смотрел вслед. Он выпил полкружки рома и снова встал рядом с магом. - Боги, сказал ты.
  - Лихорадка уже шепчет в ней. Так не годится. - Сомкнув глаза, он начал что-то бормотать. Вскоре отступил и поглядел в глаза Баратолу: - Вот что грядет. Пролита кровь смертных. Невинные жизни... разрушены. Даже здесь, в гнилой деревушке, тебе не укрыться от вихря событий - они найдут тебя, найдут всех нас.
  Баратол допил ром. - Ты продолжишь поиск девочки?
  - И один отобью у Несвязанных? Нет. Если бы я и знал, где искать - это невозможно. Гамбит Королевы Снов провалился - и она наверняка уже знает. - Он глубоко, прерывисто вздохнул; Баратол только сейчас понял, как утомлен этот человек. - Нет, - сказал он снова, и лицо стало несчастным. - Я потерял хранителя... но... - он качал головой, - но боли нет - с разделением приходит боль... не понимаю...
  - Верховный Маг, здесь есть свободные комнаты. Отдохни. Я пришлю Хейриз с едой, а Филиад уведет коня в стойло. Погоди здесь до моего возвращения.
  Кузнец поговорил с Хейриз и покинул гостиницу, возвращаясь на западную дорогу. Он увидел, как Чаур, Фенар и Урдан снимают упряжь с павших лошадей. - Чаур! Отойди от этой - нет, не сюда. Стань там, не шевелись. Так. Не двигайся.
  Лошадь девочки. Он подошел и внимательно осмотрел место, ища следы.
  Чаур (этот большой мужчина имел разум ребенка) тревожно мялся. А ведь до сих пор вид крови не пугал его.
  Не обращая внимания, Баратол читал знаки царапин, борозд и сдвинутых камней, и наконец нашел отпечаток детской ноги, всего один и порядком смазанный у пятки. Рядом были следы побольше: кости и местами полосы кожи.
  Итак. Она спрыгнула с раненой лошади, но едва нога коснулась земли, Т'лан Имассы схватили ее и подняли. Конечно, она отбивалась - но против такой нечеловеческой, неумолимой силы была совершенно беспомощна.
  А потом Т'лан Имассы пропали. Превратились в прах. Как-то взяв с собой и ее. Он не думал, что такое возможно. Однако... никаких следов, ведущих от побоища.
  Разочарованный Баратол пошел к гостинице. Сзади раздался скулящий звук. Он обернулся: - Все хорошо, Чаур. Можешь заняться тем, чем хочешь.
  Ответом послужила ослепительная улыбка.
  
  ***
  
  Войдя, Баратол сразу понял: что - то изменилось. Деревенские прижались к стенке за баром. Л'орик стоял в середине комнаты лицом к вставшему в двери кузнецу. Верховный Маг обнажил меч, и лезвие его сверкало белизной.
  Л'орик заговорил, не сводя глаз с Баратола: - Я тут услышал одно имя.
  Кузнец пожал плечами.
  Бледное лицо исказилось. - Полагаю, ром развязал им языки. Или они забыли твой приказ держать в тайне такие детали.
  - Я не отдаю приказов, - сказал Баратол. - Эти люди ничего не знают о внешнем мире, а знать хотят еще меньше. Что до рома... - Он скользнул взглядом по толпе. - Нуллис, осталось пойло?
  Та молча кивнула.
  - Тогда поставь на стойку, если не против. Вон там, около секиры.
  - Я не такой глупец, чтобы подпустить тебя к оружию, - сказал Л'орик, поднимая меч.
  - Все зависит от того, желаешь ли ты драться со мной, - ответил кузнец.
  - Я помню сотни имен тех, кто не колебался бы на моем месте.
  Брови Баратола поднялись. - Сотни имен? И сколько имен принадлежат живым людям?
  Губы Л'орика плотно сомкнулись.
  - Ты полагаешь, - продолжал Баратол, - что я тогда просто вышел из Арена? Верховный Маг, я не один выжил в резне. Они шли за мной. Долгий путь из Арена в Карашимеш оказался одной чертовой битвой. Последнего я оставил умирать в придорожной канаве. Ты можешь знать мое имя, ты можешь думать, что знаешь мое преступление... но тебя там не было. Те, что там были - мертвы. Ты серьезно желаешь бросить мне перчатку?
  - Говорят, ты открыл ворота...
  Баратол фыркнул и прошел к кувшину, поставленному Нуллис. - Смехотворно. Т'лан Имассам ворота не нужны. - Семкийская ведьма нашла кружку, шлепнула ей о стойку. -О, я таки открыл их - когда бежал на быстром коне. К тому времени резня уже началась.
  - Но ты не остался ведь? Ты не сражался, Баратол Мекхар! Возьми меня Худ, приятель - они восстали под твоим именем!
  - Очень плохо. Нужно было сперва спросить меня самого! - Прорычав это, кузнец налил ром в кружку. - Убери проклятый меч, Верховный Маг.
  Л'орик колебался. Наконец он поник и медленно вложил клинок в ножны. - Ты прав. Я слишком устал. Я слишком стар. - Он нахмурился и расправил спину. - Ты считал, что Т'лан Имассы пришли за тобой?
  Баратол поглядел на него из-под кружки - и промолчал.
  Л'орик провел рукой по волосам и начал озираться, будто забыл, где находится.
  - Кости Худа! Нуллис, - вздохнул Баратол, - найди бедняге кресло. Прошу...
  
  ***
  
  Серая дымка перестала мельтешить слепящими серебристыми искрами; Фелисин Младшая снова обрела телесные ощущения - вонзившиеся в колени острые камни, запах пыли, пота и страха в воздухе. В рассудок хлынули видения хаоса и резни. Говорить она не могла, так что все, что оставалось - фиксировать происходящее рядом. Перед ней растрескавшаяся каменная стена; через трещины льются прямые лучи солнечного света. Груды наметенного ветрами песка покрывают широкие и пологие ступени, ведущие, как кажется, прямо в каменную стену. Ближе - торчащие из-под бледной, морщинистой кожи костяшки пальцев. Рука сжимает ее правый локоть прямо над суставом, натянутые сухожилия дергаются и издают странные звуки, вроде шелеста. Захват не разжать - она потеряла последние силы, пытаясь сделать это. Одуряющее зловоние старой гнили, качающийся и все время попадающий в поле ее зрения кровавый меч с неровным лезвием, широким у крючковатого конца и сужающимся к покрытой кожей рукояти. Черный, блестящий кремень, по краям заточенный до прозрачности.
  Вокруг стояло еще несколько ужасных Имассов. Забрызганные кровью, без частей тела, у одного отрублено пол-лица... но это старая рана, поняла Фелисин. Недавняя битва, простая засада, не нанесла им урона.
  Ветер уныло завывал в расселинах скалы. Фелисин с трудом встала, смахнула каменные крошки с коленей. "Они мертвы. Все они мертвы". Она говорила это себе снова и снова, как будто лишь сейчас услышала некое иностранное слово - но так и не поняла его значения. "Все мои друзья мертвы". Зачем говорить это вслух? Но слова просились на язык вновь и вновь, будто отчаянно желая услышать ответ - любой ответ.
  Раздался новый звук. Скрежет, доносившийся из - под каменной стены. Заморгав, чтобы убрать из глаз соленый пот, она заметила, как одна трещина вроде расширилась. Края ее отлетали словно под ударами кирки... и на свет показалась согбенная фигура. Старик в жалких лохмотьях, покрытый пылью и песком. На руках его виднелись гнойные, источающие жидкость нарывы.
  Он увидел ее - и пал на колени: - Ты явилась! Они обещали - да и зачем им лгать? - Слова вылетали из его рта с противными щелчками. - Я возьму тебя сейчас. Ты увидишь! Все отлично. Ты в безопасности, дитя, ибо ты избрана.
  - О чем ты толкуешь? - спросила Фелисин, снова пытаясь вырвать руку. На этот раз ей удалось - беспощадный захват разжался. Девушка пошатнулась.
  Старик встал и теперь изучал ее. - Ты утомлена - и это неудивительно. Так много правил нарушено, чтобы привести тебя...
  Она отпрянула и подошла к теплой стене, опершись ладонью. - Где это мы?
  - В древнем городе, о Избранная. Он был погребен, но снова оживет. Я лишь первый из обязанных тебе служить. Придут и другие - уже идут, ибо многие слышат Шепот. Знаешь ли, его слышат убогие - и ох как много таких в мире. - Снова послышались щелчки - старик держал во рту камешки.
  Фелисин оторвала руку от утеса и повернулась, осматривая просторы пустых, безжизненных земель. Признаки старых дорог, остатки полей... - Мы проходили здесь - недели назад! - Она сверкнула очами. - Ты притащил меня назад!
  Он ухмыльнулся, показав выщербленные, стесанные зубы. - Город твой, о Избранная...
  - Прекрати так меня называть!
  - О, прошу! Ты доставлена сюда, кровь пролита ради доставки - тебе выпало освятить...
  - Освятить? Это было убийство! ОНИ УБИЛИ МОИХ ДРУЗЕЙ!
  - Я помогу твоему горю, ибо в этом моя слабость. Я всегда скорбел о себе самом - из-за пьянства - и всегда ощущал жажду. Слабости. Склонись перед ними, дитя. Преврати их в объекты поклонения. Смысла бороться нет - горечь мира гораздо сильнее, чем ты можешь вообразить. И это тебе тоже предстоит понять.
  - Я хочу уйти.
  - Невозможно. Несвязанные доставили тебя. Да и куда бы ты пошла? Мы в лигах и лигах от любого места. - Он пососал камешки и сглотнул слюну. - У тебя не будет воды. Еды. Прошу, о Избранная! В руинах города готов храм - я так тяжело трудился, так долго старался для тебя. Там есть и вода, и еда. А скоро будет и много слуг, и каждый будет самозабвенно стараться ублажить любое твое желание. Если ты примешь то, что должна принять. - Он замолчал и снова улыбнулся; Фелисин увидела их - черные, отполированные камни размером с костяшку пальца. - Вскоре ты поймешь, кем стала - предводительницей величайшего в Семи Городах культа! Он будет расширяться через моря и океаны - он примет в себя весь мир...
  - Ты безумец.
  - Шепот не лжет. - Старик потянулся к ней. Девушка попятилась от влажной, покрытой гнойниками руки. - А. Тут же чума, знаешь ли. Сама богиня Полиэль склонилась перед Скованным - так должны сделать мы все, даже ты. Лишь тогда ты получишь всю причитающуюся тебе силу. Чума - она прожорлива, она заполнила черными трупами целые города - но некоторые выжили благодаря Шепоту, они были отмечены - язвами, скрюченными членами, слепотой. У некоторых отнялись языки. Они начали гнить и выпали, сделав людей немыми. У других кровь льется из ушей, они оглохли к звукам мира. Ты поняла? Это слабость, и Скованный Бог показывает, что слабость может стать силой. Я ощущаю их, ибо я первый. Твой сенешаль. Я чую их. Они идут.
  Фелисин не отрывала взора от мерзостной руки. Вскоре он отдернул ее.
  Брякнули камешки. - Прошу, следуй за мной. Позволь показать, что я сделал.
  Девушка закрыла лицо руками. Она ничего не соображала. Все здесь лишено смысла. - Как твое имя? - проговорила она.
  - Кулат.
  - А мое? - Это прозвучало еле слышно.
  Он поклонился: - Они не понимают. Никто не понимает. Откровение - не просто война и мятеж. Это Апокалипсис, разрушение. Разрушение земли - это всего лишь следствие! Апокалипсис творится в духе. Сокрушенном, сломанном, ставшем невольником собственных слабостей. Только такая изуродованная душа способна принести разруху на землю, ко всем ее обитателям. Нужно умереть изнутри, чтобы убить всё, что снаружи. Лишь потом, когда нас возьмет смерть, лишь тогда найдем мы спасение. - Он склонился еще ниже. - Ты Ша'ик Возрожденная, Избранная быть Дланью Апокалипсиса.
  
  ***
  
  - Планы меняются, - бормотал Искарал Паст, вроде бы без всякого смысла метавшийся вокруг освещенного костром круга. - Смотри! она пропала, корова шелудивая! Несколько страшных теней в ночи и пафф! Одни пауки, лезущие во все щели и трещины. Ба! Хнычущая трусиха. Я подумал, Трелль, что нам надо бежать. Да, бежать! Ты идешь этим путем, а я тем - то есть ты впереди, я сзади. Конечно, я тебя не оставлю. Даже учитывая, что встало на пути... - Он замер, дернул себя за волосы - и возобновил бешеные метания. - Но почему нужно тревожиться? Не был ли я верен? Эффективен? Столь же блестящ, как всегда? Так почему ОНИ здесь?
  Маппо вытащил палицу из мешка. - Никого не вижу, - сказал он, - а слышу лишь тебя, Верховный Жрец. Кто сюда идет?
  - Я сказал, что сюда кто-то идет?
  - Точно.
  - Что поделаешь, если ты совсем разум потерял? Но почему - вот что я хотел бы узнать. Почему? Непохоже, что мы нуждаемся в компании. Как тебе кажется, ведь это последнее место, где им хотелось бы быть, если я чую то, что чую, а я не чуял бы этого, если этого бы здесь не было, ведь верно? - Он замолчал и склонил голову набок. - Так что я чую? И о чем я вообще... Не обращай внимания. Ну, давай поверим в невероятное. Под невероятным я имею в виду здравый ум Темного Трона. Да, да это абсурдно звучит. Согласен. Но все же, если дела обстоят так, тогда он знает, что делает. У него есть причины, и важные причины.
  - Искарал Паст, - воскликнул Маппо, вскакивая от костра, - нам угрожает опасность?
  - Знавал ли Худ лучшие денечки? Конечно, мы в опасности, туповатый придурок - ох, лучше держать свои мнения при себе. Как тебе? Опасность? Ха ха, приятель! Никакой опасности! Ха ха. Ха. О, вот и они...
  Из темноты вынырнули крупные существа. С одной стороны вспыхнули янтарные глаза, с другой зеленые; потом еще, медные и золотистые. Молчаливые и жуткие твари.
  Псы Тени.
  Где-то далеко в степи завыл волк или койот, завыл так, будто учуял саму Бездну. Но рядом молчали даже сверчки.
  Волосы встали дыбом на затылке у Трелля. Он тоже чуял нежданных гостей. Кислая, острая вонь. Она пробудила горькие воспоминания. - Чего им нужно от нас, Жрец?
  - Тихо. Мне нужно подумать.
  - Не напрягайся, - сказал кто-то из темноты. Маппо обернулся и увидел входящего в круг свет человека. Высокий, под серым плащом - но в остальном ничем не примечательный. - Они просто... мимо проходили.
  Искарал Паст отпрянул, и лицо его озарила деланная радость. - Ах, Котиллион - ты не видишь? Я сделал все, о чем просил Темный Трон...
  - В столкновении с Деджимом Небралом, - ответил бог, - ты превзошел все наши ожидания - признаю, вообразить не мог в тебе такого мастерства. Амманас умело выбрал своего Мага.
  - Да уж, он полон сюрпризов. - Верховный Жрец проковылял к костру, склонил голову набок. - А сейчас чего нужно этому? Послать меня на отдых? Он никогда не даст мне передышки. Навести Гончих на след еще одного бедняги? Надеюсь, это ненадолго. Жалко того беднягу. Нет, всё не то. Он здесь, чтобы смутить меня, но я все-таки Верховный Жрец Тени, и меня невозможно смутить. Почему? Потому что я служу самому смущающему богу, вот почему. Итак, нужно ли беспокоиться? Конечно. Но вот ему видеть не нужно. Он и не узнает, а? Точно, я просто улыбнусь богу убийц и скажу так: не желаешь ли кактусового чайку, Котиллион?
  - Спасибо, желаю.
  Маппо опустил палицу и сам сел. Искарал Паст налил чаю. Трелль снова боролся с опустошающим отчаянием. Где-то к северу Икарий сидит перед языками костра, такими же, как эти, и страдает от потери памяти. Теперь он одинок. "Нет, мое место занял другой". Вроде бы повод почувствовать облегчение - но Трелль чувствовал лишь страх. "Нельзя доверять Безымянным - я понял это много лет назад". Нет, Икарий идет за тем, у кого за Джага душа не болит...
  - Я рад видеть, Маппо Коротыш, что ты в добром здравии.
  - Псы однажды сражались на нашей стороне, - ответил Маппо. - На Пути Рук.
  Котиллион кивнул, отхлебывая чай: - Да, тогда вы подошли близко.
  - Близко? Что ты имеешь в виду?
  Бог - покровитель ассасинов не спешил с ответом. Громадные Гончие вроде бы устраивались на ночлег за пределами лагеря. - Это скорее не проклятие, - произнес он наконец, - а некий остаток. Смерть Дома Азата высвобождает множество сил, энергий - и не только принадлежащих обитателям курганов. Глубоко в душе Икария угнездилось нечто вроде инфекции или, скорее, паразита. Его природа - хаос, его проявление - разрыв связности. Он отрицает планомерное развитие мысли, духа, самой жизни. Маппо, эту заразу необходимо изгнать, если ты хочешь спасти Икария.
  Трелль боялся дышать. За все века рядом с Икарием, среди наказов Безымянных, среди советов ученых и философов половины мира - он нигде и никогда не слышал подобного. - Ты... ты уверен?
  Неспешный кивок. - Насколько это возможно. Темный Трон и я, - он поглядел вверх и дернул плечом, - мы шли к Возвышению через Дома Азата. Были годы - долгие годы - когда никто во всей Империи не мог найти человека, известного как Император Келланвед. Ибо мы начали новый поиск, более смелую игру. - Костер отражался в черных глазах. - Мы решили составить карту Азата. Каждого Дома, во всем мире. Мы хотели овладеть его силой...
  - Но это невозможно, - отозвался Маппо. - Вы не преуспели - будь иначе, вы стали бы сверхбогами...
  - Точно, по крайней мере на сегодняшний день. - Бог всматривался в чай, плескавшийся в кольце его рук, в глиняной чашке. - Однако мы кое-что поняли, постигли путем трудного опыта и неустанного усердия. Во - первых, вот это: наш квест потребует куда большего, чем позволяет жизненный срок смертных. Прочие выводы... ну, пожалуй, я оставлю их на другую ночь, другое время. Во всяком случае, когда мы осознали, что игра потребует действий, на которые мы - как император и глава ассасинов - не способны... пришлось применить знания, к тому времени нами обнаруженные.
  - И стать богами.
  - Да. Делая это, мы обнаружили, что Азаты - намного большее, чем Дома - тюрьмы для могущественных существ. Эти дома также и порталы. Мы с уверенностью знаем: Азаты - хранилища Потерянных Стихий.
  Маппо нахмурил лоб: - Никогда не слышал таких слов. Потерянные Стихии?
  - Обыкновенно ученые признают существование всего четырех стихий: вода, воздух, земля и огонь. Но есть и другие. Эти другие и дают Домам Азата их неизмеримую силу. Маппо! Любой, составляющий планы, окажется в проигрыше, если учитывает лишь четыре точки опоры, когда на самом деле их больше, невидимых и неучтенных в схеме.
  - Котиллион, эти Стихии - они связаны с аспектами магии? Это садки, Королевства в Колоде Драконов? Или скорее, древние Оплоты?
  - Жизнь, смерть, тьма, свет, тень... возможно. Но даже это усеченная схема. Как насчет времени? Прошлое, настоящее, будущее? А желание и действие? Звук и тишина? Или эти последние - всего лишь аспекты воздуха? Принадлежит ли время свету? Или это точка между светом и тьмой, но не то же самое, что тень? Как насчет веры и отречения? Ты начинаешь понимать, Маппо, всевозможные сложности связей?
  - Если считать, что они существуют не только в теории.
  - Верно. А может быть, теории - это все, что нужно? Если назначение стихий - придавать форму и смысл всему, что окружает нас, то пусть они ведут нас изнутри.
  Маппо выпрямил спину. - И вы решили овладеть такой силой? - Он взирал на Котиилона, удивляясь, что боги способны так заблуждаться, лелеять такие безмерные амбиции. "Но они начали свой поиск задолго до того, как стали богами..." - Признаюсь: я желаю вам с Темным Троном поражения. Описанная вами мощь не должна попасть в руки бога или смертного. Нет, оставьте ее Азату...
  - Мы так и сделали бы, не узнай мы, что Азат теряет контроль. Безымянные, скорее всего, пришли к тому же выводу - и он привел их на край отчаяния. Увы, я полагаю, что последнее их решение еще больше подтолкнет Азат к хаосу и саморазрушению. - Он кивнул в сторону Искарала Паста. Тот скрючился неподалеку и бормотал себе под нос. - Отсюда наше решение... вмешаться. Слишком поздно, увы, чтобы предотвратить освобождение Небрала и засаду. Но... ты же жив!
   "Итак, Котиллион... вы искали способы покорить Азат - и обнаружили, что служите ему. Желание против действия". - Снять проклятие с Икария. - Трелль покачал головой. - Необычайное предложение. Котиллион, я разрываюсь между надеждой и сомнением. - Он вымученно улыбнулся. - Теперь я понял, что такое чистая теория.
  - Икарий заслужил избавление от страданий, - сказал бог, - Не правда ли?
  - Что я должен делать?
  - Сейчас - делай что делаешь, преследуй друга. Не сходи со следа, Маппо. Надвигается столкновение сил такой величины, что они не поддаются осмыслению. Кажется, боги не понимают, что встали на краю обрыва... да, я снова и снова включаю в число непонимающих и самого себя.
  - Ты не кажешься непонимающим.
  - Ну, тогда... возможно, лучше подходит определение "беспомощный". Мы поговорим снова, когда что-то изменится. А сейчас - отринь всякие сомнения. Ты нужен. Нам, каждому смертному и, прежде всего, Икарию. - Он поставил чашку и поднялся.
  Слуха Маппо достиг слабый шорох - это вставали и готовились к уходу Гончие.
  - Знаю, что говорю лишнее, - добавил бог, - но все же говорю: не теряй надежды. Для тебя главный враг - отчаяние. Когда придет твое время и ты встанешь между Икарием и планами Безымянных... да, я верю, ты сделаешь правильный выбор.
  Маппо смотрел в спину Котиллиону, уходившему во тьму. Гончие шагали за ним. Затем Трелль глянул на Искарала Паста. Встретил прямой, ясный взгляд.
  - Верховный Жрец, ты намерен сопровождать меня?
  - Увы, должен отказаться. - Дальхонезец отвернулся. - Трелль безумен! Он не сумеет! Конечно, он не сумеет! Он считай что мертвец, ах! Мне невыносимо даже смотреть на него! Все целения Могоры - насмарку! Лишняя трата сил! - Паст потер нос и вскочил на ноги. - Передо мной слишком много важнейших задач, о Маппо Коротыш. Ах, мы двинемся путями различными - на данный момент - но одинаково ведущими к славе! Верь Котиллиону. Ты сумеешь. Как и я. Победа будет за нами! - Он потряс костистым пальцем, угрожая небу. И обхватил себя руками. - О боги, нам крышка!
  Послышался кашель Могоры: она возникла ниоткуда с охапкой дров, которые нарубила не хуже мастера - дровосека. Дрова упали рядом с костром. - Повороши-ка угли, дражайший супруг.
  - Не смей командовать, карга! Повороши сама! Передо мной стоят жизненно важные задачи!
  - Например?
  - Ну... например, пописать.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  
  Собрались они толпой
  Дабы павшего почтить
  Был то муж или же сын
  Воин, шут или король
  Как узнать, ведь статуй нет
  И ни фреска, ни доска
  Не хранят героя лик?
  Но они стояли там
  Пировали у столов
  Пили сладкое вино
  Руки алым оросив
  Капли падали на пол
  И слетелись тучи ос
  Перед лютою зимой
  Жажду жизни утолить
  Поднимался пьяный шум
  Голос с голосом сплелись
  И звучал, звучал вопрос
  Отовсюду: ПОЧЕМУ?
  Истина находит путь
  И в собранье дураков
  Был вопрос не "почему
  Умер он", не "стОят ли
  Этой жертвы те, что здесь
  Заливают жизнь вином
  Ублажая снулых ос
  Собственную суть забыв
  Словно эхо или сон"?
  Нет, вопрос тот означал:
  "Почему мы собрались"?
  Имени он не имел
  Но любое из имен
  Наших мог принять, и лик
  Мог забрать себе любой
  Вспышкою открылось нам
  (Словно при смерти оса
  Излила последний яд)
  Что мертвы мы все, что мы
  Призраки в уме шута
  Короля иль батрака
  Или воина, что он
  В пьяной дреме вдруг решил
  Вспомнить всех - друзей, врагов
  Жизнь свою перелистать...
  
  Собрание у Источника,
  Рыбак Кел Тат
  
  
  
   Даже получив четыре новых колеса, повозка трайгаллов оставалась жалкой развалиной. Две тягловые лошади погибли во время спуска. Раздавлены трое дольщиков, еще один сломал шею. Карполан Демесанд сидел на складном стуле, жадно хлебая чай. Голова его была покрыта кровавыми бинтами.
  Они вышли из ледяного Омтозе Феллака, и сейчас поезд окружали знакомые пустоши, солончаки и песчаные дюны Семиградья; за покрывалом облаков солнце близилось к зениту. Против обыкновения, прошел дождь, и воздух пах влагой. Над головами с жужжанием сновали насекомые.
  - Так проявляется рождение нового моря, - сказала Ганат.
  Паран оглянулся на нее, затем снова принялся подтягивать подпругу и укреплять ремни у седла своего мерина. Тот задерживал дыхание и надувал живот, словно надеялся, что плохо наложенная упряжь позволит в самый неподходящий момент сбросить хозяина. Лошади так часто не по собственной воле сопутствуют людям в опасных приключениях, разделяя всякие неприятности и беды - Паран вполне мог понять присущую животному несговорчивость.
  - Ганат, - сказал он, - ты точно знаешь, где мы?
  - Эта долина приводит к морю Рараку, там, за хребтом. К востоку ведет путь на Г'данисбан - это малоизвестный перевал. - Она колебалась. - Очень давно не была я так далеко на востоке... так близко к городам вашей расы.
  - Г'данисбан. Отлично. Надо пополнить припасы.
  Она поглядела ему в глаза: - Я выполнила твое задание, Владыка Фатида. Дераготы выпущены, Д'айверс Деджим Небрал из охотника превратился в жертву. Теперь ты вернешься в Даруджистан?
  Он поморщился: - Увы, пока не могу.
  - Собираешься выпускать в мир новые силы?
  От ее тона он чуть не подскочил на месте. - Нет, если это зависит от меня. Ганат, куда ты направишься?
  - На запад.
  - Ах да, исправлять поврежденный ритуал. Интересно, кого он пленил?
  - Небесную крепость К'чайн Че'малле. И... кое-что другое.
   "Небесную крепость? Боги сохраните!" - И откуда она появилась?
  - Думаю, из садка.
  Он подозревал, что Джагуте известно больше, но решил не повторять вопрос. Капитан закончил подтягивать подпругу и произнес: - Благодарю тебя, Ганат, за помощь - без тебя мы могли не выжить.
  - Возможно, однажды я попрошу ответной услуги.
  - Согласен. - Он вытащил из тюка длинный, обернутый в тряпку предмет. Понес к купцу.
  - Верховный Маг...
  Толстяк поднял глаза: - А, плата!
  - Миссия выполнена. Желаете, чтобы я развернул?
  - О Худ! Нет, Ганоэс Паран - мой череп не распадается на части только благодаря магии. Даже через ножны и тряпки я чувствую энтропию меча.
  - Да, оружие неприятное, - ответил Паран.
  - К тому же осталось еще одно дело. - Карполан махнул рукой; подошла одна из пардиек и приняла отатараловый меч, некогда принадлежавший Адъюнкту Лорн. Отнесла на некоторое расстояние, бросила на землю и отошла. Другой дольщик держал в руках тяжелую палицу. Встав над обернутым в тряпки оружием, он примерился и с размаху опустил палицу. Еще и еще раз. Каждый удар ломал лезвие из отатарала. Мужчина запыхался. Он оглянулся на Карполана Демесанда.
  Тот, в свою очередь, глянул на Парана. - Забирайте свой осколок, Владыка Фатида.
  - Благодарю. - Малазанин склонился над порванной тряпкой. Некоторое время осматривал осколки цвета ржавчины, затем выбрал кусок размером не больше указательного пальца. Тщательно завернув металл в кусок кожи, Паран положил его в кошель на поясе, выпрямился и вернулся к магу.
  Демесанд вздохнул и не спеша встал со стульчика. - Нам пора домой.
  - Желаю приятного путешествия, Верховный Маг.
  Купец постарался улыбнуться, но эта попытка прогнала с лица последние остатки румянца. Идти назад к карете ему помогал один из дольщиков.
  - Молюсь, - сказала Ганат тихим голосом, - чтобы он не встретил врагов на пути через садки.
  Паран подошел к коню. Положил руку на седло - и бросил взгляд на Ганат: - В этой войне, - произнес он, - станут участвовать Старшие силы. Уже участвуют. Т'лан Имассы могут верить, что уничтожили расу Джагутов, но теперь ясно, что это не так. Ты здесь. Есть и другие, не так ли?
  Она пожала плечами.
  Позади раздался треск - это открывался портал. Свистнули поводья, заскрипели колеса.
  - Ганат...
  - Джагутам не нужна война.
  Паран еще немного поглядел на нее - и кивнул. Вставил ногу в стремя, взлетел на коня, взял поводья. - Как и ты, я чувствую себя ушедшим слишком далеко от дома. Удачного путешествия, Ганат.
  - И тебе того же, Владыка Фатида.
  Паран поскакал по узкой долине, на восток. Пробившая ее река давно высохла, но извивы русла еще прослеживались: группы кустов и сухих деревьев на месте последних скоплений воды, кривые старицы и наносы ила. Через лигу долина стала широкой. На севере ее ограничивали иззубренные утесы, на юге склоны были более пологими и рыхлыми. Впереди, между полосами оврагов, виднелась дорога.
  Доехав до нее, Паран спешился и повел коня за собой. Становилось все жарче, необычная влажность воздуха буквально удушала. Далеко на западе, наверное, над морем Рараку, собирались темные тучи. К тому времени, когда он поднялся из низины, тучи закрыли солнце, и в спину подул прохладный, сулящий дождь ветерок.
  На востоке среди холмов капитан увидел пасущихся коз и дорогу, ведущую к тракту более значительному. Она шла с севера на юг вдоль утесов; южнее дорога поворачивала к востоку, где на горизонте клубился дым и поднималась пыль. Паран предполагал, что это Г'данисбан.
  Он снова сел на мерина послал его в легкий галоп.
  Вскоре он миновал первую пастушью деревеньку, выжженную и разграбленную; козы по-прежнему толпились около загонов, приведенные сюда привычкой. Начинало темнеть. Он не заметил признаков захоронений и не был намерен искать их среди руин. Чума, незримое, тихое дыхание Серой Богини. Похоже, город давно сжат тисками ужаса.
  В спину ударили первые капли; вскоре вокруг зашумел ливень. Скалистый путь сразу стал скользким и опасным, Парану пришлось замедлить бег коня. Видимый мир сократился до дюжины шагов в каждую сторону; окрестности смыло стеной серебристой воды. Вода была теплой, но Паран все же накрыл голову и плечи военным плащом с капюшоном, невольно пригнулся к спине мерина. Набитый тракт превращался в поток; мутная вода неслась между камней и плит. Мерин пошел шагом, но все же они продвигались.
  Между двух холмиков дорога пропадала под огромной лужей. Тут Паран обнаружил себя в присутствии двух солдат.
  Рука в латной перчатке схватила поводья. - Ты едешь не в том направлении, странник, - прогудел солдат по - малазански.
  Второй держал в руках арбалет. Незаряженный. Из - под капюшона раздался голос: - Ты добыл плащ в бою? Или стянул с тела мертвого малазанина?
  - Нет, - отвечал Паран. - Он выдан мне как солдату. Так же, как вам обоим.
  Впереди, насколько он смог разглядеть через струи дождя, был лагерь. Два, а может, и три легиона. Палатки покрыли несколько холмов, дымы костров быстро угасали под ударами стихии. Дальше, на пригорке, уже вырисовывались стены Г'данисбана. Он снова поглядел на солдат: - Кто командир вашей армии?
  Солдат с арбалетом ответил: - Как насчет моего вопроса? Ты дезертир?
   "Гм. Строго говоря, да. К тому же я числюсь в списке павших". - Я хочу говорить с вашим командиром.
  - Уж этого тебе не избежать. Слезай с коня, чужак. Ты арестован по подозрению в дезертирстве.
  Паран соскользнул с седла. - Отлично. Теперь скажете, что за армия?
  - С тобой удача Госпожи. Ты пленник Войска Однорукого.
  
  ***
  
   До Парана постепенно дошло, что армия не ведет осады. Несколько рот расположено вдоль ведущей в Г'данисбан дороги, основный лагерь сформирован полукольцом вдоль северной и западной стен - но ближе чем на четыреста шагов до выглядящих безлюдными бастионов города воинские посты не подходят.
  Один из солдат повел мерина к ряду привязей, а второй приказал Парану следовать за ним вдоль мокрых палаток. Около них виднелись силуэты в плащах, но ни на ком не было боевых доспехов.
  Они вошли в офицерский шатер.
  - Капитан, - сказал солдат, сбрасывая капюшон, - мы нашли человека, пытавшегося въехать в Г'данисбан по дороге из Рараку. Вы сами видите, сэр, на нем малазанский военный плащ. Мы думаем, он дезертир. Наверно, из Четырнадцатой Армии Адъюнкта.
  Он обращался к женщине, лежавшей навзничь на низком лежаке около дальней стены шатра. Миниатюрное светлое личико окружала грива роскошных рыжих кудрей. Женщина повернула голову к вошедшим, но вскоре так же уставилась на потолок: - Отведите его к ограде. У нас же есть ограда? О, и узнайте подробности - какой полк, легион и так далее. Надо сначала записать, а потому уж казнить. И валите отсюда оба, вы водой набрызгали.
  - Погодите, капитан, - сказал Паран. - Я желаю говорить с самим Верховным Кулаком.
  - Невозможно. И не припоминаю, чтобы разрешала тебе говорить. Вырви - ка ему ногти, Футгар. Ну, не прямо сейчас, а...
  В прежние годы капитан сделал бы... да ничего не сделал бы. Подчинился бы правилам писаным и написанным, тянул бы время. Но сейчас он промок, он хотел горячей ванны. И устал. К тому же он уже проходил через подобное, тогда, на весьма далеком отсюда континенте. Да, там был простой сержант, и с усами - но те же огненные волосы. Разница не больше, чем между двумя ножами ассасина.
  Упомянутый Футгар стоял немного сзади и левее Парана. Капитан молча качнул плечо вправо и с размаху врезал левым локтем в солдатский нос. Треснули кости. Солдат плюхнулся на пол, словно мешок с дынями.
  Капитан резко села и уже успела вскочить на ноги, когда Паран шагнул к ней и крепко ударил кулаком в челюсть. Выкатив глаза, женщина повалилась на лежак. У лежака сломались ножки.
  Массируя руку, Паран огляделся. И Футгар, и капитанша в отключке. Ропот ливня гарантировал, что звуков потасовки снаружи не слышали.
  Он прошел к походному сундуку и открыл его. Начал перерывать лежавшие вперемешку одежду и части доспехов. Вскоре набралось достаточно материала, чтобы связать обоих и вставить им кляпы. Оттащив Футгара подальше от входа, Паран изъял у него нож - вилку, стилет и широкую кетру, а также отстегнул пояс с мечом. Затем скомкал кусок тряпки, готовясь вставить кляп, но решил, что сломанный нос не даст солдату дышать. Так что сначала капитан крепко связал руки и ноги, потом обмотал длинную тряпку вокруг головы, оставив напротив рта узкое отверстие - солдат сможет дышать, но не высунет язык. От него можно ждать лишь невнятного мычания.
  Женщину он связал подобным же образом, только вставив и закрепив ремешком настоящий кляп. Напоследок он привязал обоих к обломкам ножек лежака, а лежак - к центральному столбу шатра, чтобы они не выползли наружу. Ну, по крайней мере пока он тут не закончит.
  Капитан бросил на внутренность шатра последний, удовлетворенный взгляд, накинул капюшон и вышел.
  Найдя главную улицу лагеря, капитан двинулся к высокому шатру в середине. Сновавшие вокруг солдаты не обращали на него внимания. Это Войско Однорукого - но ему не встретилось ни одного знакомого лица. Неудивительно: он был командиром Сжигателей Мостов, а они пропали. Большинство нынешних солдат - новобранцы или переведенные из гарнизонов Крепи, Натилога, Генабариса. Все пришли после Паннионской войны. И все же он рассчитывал обнаружить хоть кого-то из первоначального состава армии, прошедшей весь путь до Коралла и пережившей кровопролитие.
  У шатра Даджека стояли четверо стражей. Неподалеку был кто-то еще. Он держал под уздцы покрытого грязью коня.
  Паран подошел поближе и всмотрелся внимательнее. Знакомый - но капитан не узнавал его. Вестовой... но вроде бы из армии Каладана Бруда... "хотя могу и ошибаться. Как там его имя?"
  Светло - коричневые глаза словно вцепились в Парана. Он угадал на полузакрытом лице проблеск узнавания - и смущения. Вестовой выпрямил спину и отдал честь.
  Паран замотал головой. Поздно. Часовые уже обратили внимание. Паран ответил на приветствие небрежным жестом и поспешил встать рядом. - Солдат, - прошептал он, - вы знаете меня? Говорите потише, прошу.
  Кивок. - Капитан Ганоэс Паран. Я не забываю лиц и имен, сэр. Но мы слышали, что...
  - Да, и пусть так и останется. Ваше имя?
  - Харлочель.
  - Да, теперь вспомнил. Вы иногда были и хронистом, не так ли?
  Пожатие плеч. - Я записывал события, сэр. Что вы здесь делаете?
  - Нужно переговорить с Даджеком.
  Харлочель оглянулся на стражу и скривил губы: - Идите за мной, сэр. На них не обращайте внимания. Они новички и не успели запомнить всех офицеров.
  Харлочель ответ своего коня в боковой проход. Паран шел за ним.
  - Почему шатер командующего охраняют новобранцы? Ничего не понимаю. А почему вы стоите за пределами Г'данисбана?
  - Да, капитан, у нас были трудные времена. Чума, понимаете ли - целители сохраняли армию, но то, что творилось с мирными семиградцами... боги! Капитан, трупы громоздятся десятками тысяч. Может, уже сотнями тысяч. В каждом городе. Каждой деревне. На караванных стоянках... повсюду. Кстати, с нами были Золотые Моранты, своего рода ренегаты. А в Г'данисбане есть храм. Великий Храм Полиэли. Именно из него неслось злое поветрие, и чем дальше, тем сильнее. - Харлочель стер воду со лба.
  - И Даджек решил ударить в самое сердце?
  - Так точно, сэр.
  - Продолжайте.
  - Мы подошли сюда месяц назад. Верховный Кулак сформировал роты из ветеранов, взял и Золотых Морантов. Они решили вторгнуться в проклятое капище. Да, они ждали встречи с Верховными Жрицами, и были к ней готовы. Но вот чего не ждали - так это присутствия самой богини.
  Глаза Парана широко раскрылись. - И кому удалось выйти?
  - Почти всем, сэр, кроме Золотых. Но... они все больны, сэр. Чума забрала их. Они живы только благодаря усилиям целителей - и целители проигрывают сражение. Вот такие у нас дела. Мы застряли здесь, и нет никого достаточно дерзкого, чтобы принять командование и отдать приказы. - Харлочель замялся. - Или вы здесь именно за этим, капитан? Надеюсь от всей души!
  Паран отвел взор: - Официально я мертв, вестовой. Даджек исключил из списков меня и еще ...
  - Других Сжигателей.
  - Да.
  - Ну, сэр... если кто и заслужил отдых на теплом солнышке...
  Паран состроил гримасу. - Да, я уверен, что солнца там достаточно. И все же я не решусь принять командование - я простой капитан...
  - Вы старший по званию, сэр. Даджек взял с собой в храм всех офицеров. У нас почти десять тысяч солдат и единственная, кто могла бы принять командование - капитан Чистая Криница. Представляете, она фаларийская княгиня.
  - Огненно - рыжая?
  - Да, сэр. Дикие кудри и красивое личико...
  - И вспухшая щека. Мы встречались.
  - Вспухшая щека?
  - Это была неприятная встреча.
  Паран колебался. Потом кивнул, вымолвив крепкое словцо. - Ладно. Я сохраню ранг капитана... пока он здесь старший. Но возьму новое имя...
  - Капитан Добряк, сэр.
  - Добряк?
  - Сэр, старые солдаты говорят о нем такое... монстр, которым впору пугать детей. Здесь его никто не знает. По крайней мере из тех, кто не подхватил лихорадку и сохранил ясный разум.
  - Ясно. И где должен быть настоящий Добряк?
  - В Четырнадцатой, сэр. Армия Адъюнкта, к западу от Рараку. Откуда вы прибыли?
  - С запада.
  - Думаю, это кстати. Сэр, я сделаю вид, что узнаю вас. Обо мне никто ничего не знает, кроме того, что я передавал послания Верховному Кулаку.
  - Если я ехал принимать командование, почему дал двум солдатам себя арестовать?
  - Да ну? Гм... может, вы решили проверить нашу бдительность?
  - Сойдет. Еще вопрос, Харлочель. Почему вы не с Брудом, на Генабакисе?
  - Союз распался, сэр, после того как Тисте Анди поселились в Черном Коралле. Ривийцы ушли на свои равнины, Баргасты - в свои холмы. Багряная Гвардия просто пропала - никто не знает, куда они ушли. Когда Войско Однорукого грузилось на корабли - ну, мне показалось, с ними будет куда интереснее.
  - Вы пожалели?
  - Жалею каждый миг, сэр. - Вестовой нахмурился. - Вы сказали, капитан Чистая Криница повредила щеку?
  - Я ударил ее в челюсть. И еще солдата по имени Футгар. Они лежат связанные в капитанском шатре. Хотя, может, уже выбрались...
  Молодой человек неприятно ухмыльнулся: - Капитан, вы сбили с ног фаларийскую княгиню? Идеально. О Добряке хотят истории как раз подобного сорта. Прекрасно!
  Паран заморгал и потер нос. "Боги, что мне до высшей власти..."
  
  ***
  
  Осторожно выйдя из сокрытого храма, она увидела внизу на дороге вереницу оборванных людей. Начала спускаться по каменистому пыльному склону. Ее заметили, когда до отряда оставалось шагов пятнадцать. Что за странная встреча выживших - и в ее, и в их глазах читалось одинаковое недоверие... потом узнавание и рождение чувства общности... а в глубине - неиссякаемый поток горя. Им почти не понадобилось слов.
  Зашагав вместе с солдатами, Лостара Ииль поравнялась с капитаном Сорт, рассказавшей о событиях после гибели И'Гатана. - Твой кулак - Тене Баральта - задержался на пороге смерти. Скорее не плотской смерти, но смерти духа. Он потерял руку - она так обгорела, что исцеление было невозможно... да и лицо... мало что от него осталось. Похоже, он любил свою внешность.
  Лостара хмыкнула: - Клятая борода, вечно мокрая от ароматического масла. - И она начала вспоминать Тене Баральту. Никогда его особенно не жаловала. Не просто самовлюбленный. По правде говоря, тайный трус, несмотря на все героические позы и заявления. Она вызвала в памяти то, как поспешно он бросился в отступление после убийства старшей Ша'ик; и как он старался приписать себе малейшие успехи, даже если дела клонились к катастрофе. В этом мужчине есть садистическая жилка, и Лостара боялась, что теперь она станет разрастаться, что Баральта будет искать способы ублажить раненое самолюбие. - Почему армия бросила вас позади?
  Фаредан Сорт пожала плечами: - Они решили, что никто из запертых в пределах стен не мог пережить огненной бури. - Помедлила и добавила: - Это было разумным допущением. Только Синн знала, что все не так, и нечто заставило меня поверить девчонке. Мы оставались бдительными.
  - Они в обносках... и без оружия.
  - Точно. Потому нам надо догнать Армию как можно скорее.
  - Синн может вступить в магический контакт с Четырнадцатой? Или Быстрым Беном?
  - Такого вопроса я не задавала. Не знаю, насколько ее способности являются сырым талантом. Такие существа иногда рождаются - и без обучения у мастера они становятся проводниками хаоса. Да, сила, но дикая и ненаправленная. Хорошо уже, что она смогла отразить стену огня и спасти роты Кенеба... хотя бы частично.
  Лостара бросала взгляды на Сорт и идущих сзади солдат.
  - Вы кореланка?
  - Точно.
  - И стояли на Стене?
  Ответом послужила натянутая, быстро угасшая улыбка. - Никому не позволено покидать эту службу.
  - А правда, что Бурегоны при атаках используют ужасное волшебство?
  - Всякое волшебство ужасно, оно убивает без разбора, зачастую с большого расстояния. Это разрушает самих людей, владеющих подобной силой - будь то смертные или кое-кто иной.
  - Лучше видеть глаза врага, когда он забирает твою жизнь?
  - По крайней мере вы даете им шанс защититься. Пусть Опонны решают, в чьих глазах погаснет свет.
  - Опонны. Я думала, все дело в мастерстве.
  - Ты еще слишком молода, капитан Лостара Ииль.
  - Неужели?
  Фаредан Сорт улыбнулась: - С каждой битвой моя вера в мастерство уменьшается. Нет, каждый раз, всегда и всё решают рывки Повелителя или поддавки Повелительницы.
  Лостара промолчала. Она не согласна с таким суждением, и не только по причине надменности этой женщины. Умный и ловкий воин выживает там, где гибнет неуклюжий тугодум. Мастерство - монета, на которую покупается благосклонность Опоннов. Как может быть иначе?
  - Ты пережила И'Гатан, - снова заговорила Сорт. - Сколько в этом от удачи Повелительницы?
  Лостара думала недолго: - Нисколько.
  
  ***
  
  Однажды, давным - давно, несколько десятков солдат выбрались из пределов обширной трясины. Они были в крови, они почти потеряли рассудок; от недель скитаний по гнилой воде даже кожа у них отслоилась и висела грязными полосами. Калам Мекхар был среди них, как и трое шедших ныне рядом. Казалось, что изменилось лишь число выживших...
  Черный Пес жестоко отсортировал Сжигателей. Это была бесконечная кошмарная война среди сосновых рощ, в болотах и лагунах - столкновения то с Волонтерами Мотта, то с Первой Натийской армией, то с Багряной Гвардией. Выжившие словно онемели - выйти из царства ужасов означало избавиться от отчаяния... но ничего не спешило занять место отчаяния в их душах. Так мало осталось. "Поглядите на нас, - сказал тогда Еж, - мы просто пустые изнутри колоды. Мы прогнили насквозь, как и всякое клятое дерево в здешней болотине". Ну, оптимизма Ежу всегда недоставало.
  - Какой ты задумчивый, - произнес Быстрый Бен.
  Калма мрачно хмыкнул. - Просто гадаю, Быстрый: тебе не утомляют воспоминания?
  - Неподходящая тема.
  - Ну, не думаю. Я уже стар. Чувствую себя стариком. Смотрю на всех этих солдат позади - боги, какие юнцы! Вот только глаза... Думаю, и мы такими были. Когда-то. Но... что такого мы совершили за всю жизнь? Чертовски мало стоящего.
  - Признаю, я тоже на тебя удивляюсь. Вот насчет того Когтя, Жемчуга.
  - Который ударил меня в спину? И что?
  - Почему ты его не убил до сих пор? Калам, для тебя такое смирение не характерно. Или ты боишься не совладать?
  Скрипач подал голос сзади: - Так это Жемчуг был в Малазе той ночью? Дыханье Худа! Калам, этот тип ошивается около Четырнадцатой с самой Рараку. То-то у него на лице хитрая ухмылочка каждый раз появляется...
  - Мне плевать на Жемчуга, и убивать его не хочу, - тихо проговорил Калам. - Перед нами стоят проблемы поважнее. Что задумала Адъюнкт? Каковы ее планы?
  - Кто сказал, что она вообще что-то планирует? - Отозвался Скрипач. Он нес девочку, одну из сирот И'Гатана. Девочка спала, положив себе пальчик в рот. - Она преследовала Леомена, а сейчас бежит от чумы и пытается соединиться с транспортным флотом. Что потом? Лично я считаю - мы вернемся на Генабакис или поплывем на какой-нибудь кореланский полуостров. Такова солдатская доля, такова солдатская жизнь.
  - А я думаю, ты неправ, - сказал Калам. - Все куда сложнее закрутилось.
  - То есть?
  - Ключ ко всему - Жемчуг. Зачем он околачивается здесь? Зачем шпионит за Адъюнктом? Какой смысл ему плестись по пятам Армии? Говорю тебе, Скрип, дальнейшие действия Адъюнкта зависят от Императрицы Лейсин и ни от кого больше.
  - Она нас не бросит, - пробурчал Скрипач. - Ни Адъюнкта, ни Четырнадцатую. Мы единственная армия, достойная такого названия. У нее больше нет командиров... ну, какие-то есть, но если бы мне пришлось отдавать им честь - покрутил бы пальцем у виска. Малой кровью или нет, но Тавора положила конец мятежу. Это чего-то стоит.
  - Скрип, - сказал Быстрый Бен, - война у нас более важная, чем тебе кажется, и она только началась. Трудно сказать, на чьей стороне Императрица.
  - О чем ты, во имя Худа?
  Апсалар вмешалась: - О войне между богами, сержант. Недавно о ней говорил и капитан Паран...
  Калам и Бен одновременно уставились на нее.
  - Ганоэс Паран? - проговорил ассасин. - Быстрый сказал, он остался в Даруджистане. При чем тут он? И когда ты виделась с ним?
  Апсалар вела свою лошадь в трех шагах позади Скрипача; в седле покачивались трое сонных от жары детишек. Услышав вопрос, она дернула плечом: - Он Владыка Колоды Драконов. И в этом качестве прибыл на Семиградье. Наши пути разошлись к северу от Рараку. Калам Мекхар, я уверена: ты и Быстрый Бен попали в самый центр другой схемы. Ради всего святого, советую быть осторожнее. В игре слишком много неизвестных сил, и среди них находятся Старшие Боги и даже Старшие Расы. Вы считаете, что узнали главные ставки, но...
  - А ты узнала? - бросил Быстрый Бен.
  - Не полностью. Но ограничиваю свои... цели... тем, что реально достижимо.
  - Ты меня заинтриговала, - сказал Скрипач. - Вот ты идешь одной дорогой с нами, а ведь я полагал - ты осела в приморской деревушке Итко Кана и вяжешь шерстяной свитер для папочки. Да, Крокуса ты могла бросить, но кажется мне - все остальное тащишь с собой.
  - Мы идем одной дорогой, - ответила она, - в данный момент. Сержант, тебе не надо меня бояться.
  - А как насчет остальных? - спросил Быстрый Бен.
  Женщина промолчала.
  Калам ощутил укол тревоги. Он украдкой поглядел в глаза Бену и снова уставился вперед. - Давайте для начала поймаем нашу клятую армию.
  - Хотелось бы мне знать, где сейчас Жемчуг, - сказал маг.
  Беседа угасла. Нечасто колдун выражает свои желания так... откровенно. Калам с дрожью осознал, что дела их плохи. Может быть, безнадежны. Но не на тех напали... "Словно крыши Даруджистана - незримые противники со всех сторон - смотришь и никого не видишь.
  Жемчуг, некогда бывший Салком Эланом. Садок Мокра... и огонь клинка в моей спине. Все думают, что глава Когтя - Супер... но смог бы ты взять его, дружище Калам? Быстрый сомневается - и предлагает помощь. Боги, я действительно старею".
  - Ты так и не ответил мне, - сказал он Бену.
  - А о чем ты спрашивал?
  - Ты не устаешь от воспоминаний?
  - О, об этом...
  - Ну?
  - Калам, ты даже не представляешь.
  
  ***
  
  Скрипачу последний разговор не понравился. Он уже начинал беситься и почувствовал себя спокойнее, когда все замолчали. Они брели по пыльному тракту, и каждый шаг отдалял проклятый город. Он понимал, что должен бы идти сзади, со своим взводом, или спереди, пытаясь выудить новости у Фаредан Сорт - в том, что капитан полна сюрпризов, он не сомневается. Она спасла их шкуры - это точно - но это не значит, что ей можно доверять. Нельзя. Хотя поверить ХОЧЕТСЯ - по причинам, самому ему неясным.
  Девочка шмыгала во сне и стискивала рукой его левое плечо. Палец другой руки она засунула в рот и сосала, издавая чмокающие звуки. Почти невесома.
  Его взвод прошел город без потерь. Только Бальзам и, может быть, Хеллиан могут похвалиться тем же. Итак, три взвода из... десяти? Одиннадцати? Тридцати? Солдат Моака выбило полностью - Одиннадцатый взвод пропал, и этот номер навсегда останется вакантным в Четырнадцатой Армии. Капитан установила новое деление, добавив Тринадцатый для Урба; выходило, что Четвертый взвод Скрипача стал фактически первым. Эта часть Девятой роты сильно уменьшилась, и сержант не питал иллюзий, что другой части - той, что не вошла в Храм - повезло больше. Что еще хуже, они потеряли много сержантов. Бордюк, Мозель, Моак, Собелоне, Тагг...
   "Эй, ладно тебе. Нас потрепали, но мы живы".
  Он отстал на несколько шагов, поравнявшись с Кораббом Бхиланом Зену'аласом. Последний выживший из мятежной армии Леомена - если не считать самого Леомена - оказался молчаливым, хотя по хмурому лицу было понятно: его терзают нелегкие думы. На плечах пленного качал головой тощий сонный малец.
  - Я тут подумываю, - навал Скрипач, - приписать тебя в наш взвод. Нам одного не хватало еще до...
  - Так вот просто, сержант? Странные люди малазане. Я не могу быть солдатом вашей армии, ибо еще не насадил младенца на копье.
  - Корабб, "живая кровать" - изобретение семиградское, не малазанское.
  - И как это прикажешь понимать?
  - Так и понимать. Мы не сажаем детей на копья.
  - У вас нет такого ритуала посвящения?
  - Кто тебе наболтал? Леомен?
  Воин нахмурился: - Нет. Такие слухи ходили среди сторонников Откровения.
  - А Леомен не его сторонник?
  - Думаю, что нет. Никогда не был. Я слепец! Леомен верил в себя и больше ни во что. Пока та мезла не встретила его в И'Гатане.
  - Так он нашел себе женщину? Не удивляюсь, что тут же сбежал на пляж.
  - Он сбежал не на пляж, а в садок.
  - Фигура речи.
  - Он пошел с той женщиной. Она его погубит. Я уверен. И теперь этому только порадуюсь. Пусть Воробушек доведет его до полного...
  - Стой, - прервал его Скрипач. По спине пробежал холодок. - Ты назвал ее Воробушек?
  - Да, так она назвалась.
  - Малазанка?
  - Да. Высокая и тщедушная. Она смеялась надо мной. Надо мной, Кораббом Бхиланом Зену'аласом, что был Вторым, пока не стал Третьим, тем, кого Леомен с радостью бросил, чтобы я умер со всеми его людьми.
  Скрипач почти не слышал его. - Воробушек, Воробушек...
  - Ты знал эту ведьму? Эту стерву? Эту развратную искусительницу?
   "Боги, да я на коленках ее качал!" Он обнаружил, что тянет себя за остатки опаленных волос и уже исцарапал ногтями весь лоб, что глаза залило слезами боли. Девочка заворочалась. Он незрячими очами посмотрел на Корабба и - побежал вперед, чувствуя головокружение, чувствуя... трепет. "Воробушек. Сейчас ей должно быть за двадцать. Наверное, лет двадцать пять. Что она забыла в И'Гатане?"
  Он втерся между Быстрым Беном и Каламом. Оба вздрогнули.
  - Скрип?..
  - Потянуть Худа за колбасу, пока не завоет! Утопить треклятую Королеву в собственном пруду! - заорал сапер. - Друзья, вы не поверите, с кем Леомен ушел в садок. Вы не поверите, с кем он делил постель в И'Гатане. Нет, вы не поверите ни одному моему слову!
  - Бездна побери, - воскликнул Калам, - чего ты несешь?
  - Воробушек. Вот кто идет по правую руку Леомена. Воробушек. Младшая сестренка Вискиджека... не знаю, что тут думать... да чего думать, когда хочется кричать! Да и о чем кричать, тоже не знаю. Боги! Быстрый, Калам, что все это значит? В чем тут смысл?
  - Тихо ты, - напряженным голосом отозвался Бен. - Думаю, что для нас, сейчас, ничего это не значит. Чертово совпадение... а если не совпадение, то нелепость. Просто... странность. Мы знаем - она была упорным диким дьяволенком, мы давно знаем... и ты знаешь лучше нас, Скрип. Мы с Каламом ее один раз видели в Малазе. Вот ты - ты был ей вместо дяди родного. Сам и объясняй!
  Скрипач выкатил глаза. - Я? Ты разум потерял, Быстрый. Послушайте - ка его! Стыдишь меня за нее? Я ни при чем!
  - А ну молчать оба! - вмешался Калам. - Солдат перепугаете. Мы все слишком нервные, чтобы судить хоть о чем, хоть какой смысл искать. Если он вообще тут есть. Люди выбирают, как жить, куда идти, и не всегда их подталкивают боги. Итак, сестра Вискиджека стала любовницей Леомена Молотильщика, и они прячутся в мирке Королевы Снов. А ведь это лучше, чем лечь горелыми костьми в И'Гатане, не так ли?
  - Как сказать, - буркнул Скрипач.
  - Как это, Худа ради?
  Скрипач тяжело вздохнул. - Мы должны были тебе сказать, это ж не тайна или что... но мы ей самой не все говорили... она ничего не слышала, а мы отнимали у ней силу...
  -Скрипач!
  Сапер заморгал от силы Каламова гнева. - И кто кого пугает?
  - Ты меня напугал! Уже трясусь! Плевать на других - ты меня напугал, проклятие...
  - Ладно тебе. Она родилась от мертвой - от мачехи Вискиджека, которая умерла в родах... и девочка - Воробушек - ну, она долго не выходила, должна была умереть внутри... ну, ты понимаешь? Вот почему старейшины отдали ее в Храм Худа. Отец уже умер, далеко от Квон Тали, а Вискиджек... ну, он был учеником у того ремесленника. Мы молодые были. Ну, мы вдвоем вломились и выкрали ее... она была уже посвящена, получила Худово благословение - и мы уничтожали ее силу шуточками над смертью, хи - хи, ха - ха, свет ночью не гасили... все такое... она выросла нормальной. Вроде. Кажется... - Он отошел, избегая смотреть в изумленные глаза друзей, и с размаху отодрал корку с ожога. - Думаю, не помешала бы сейчас Колода Драконов...
  
  ***
  
  Шедшая в четырех шагах сзади Апсалар усмехнулась, увидев, что маг и ассасин одновременно врезали сержанту Скрипачу под дых. Ухмылка быстро увяла. Тревожное откровение. Вискиджек вечно молчал о своей жизни, о том, кем был до армии. Тайна, глубокая, как руины под песком. Он некогда был каменщиком, зодчим. Строитель склепов, из тех, что отливают в граните страницы истории, возводят памятники былому величию и даже поражение обращают во взнесенный к небесам дольмен. Во многих Домах Фатида есть роль Каменщика, и карта эта означает одновременно постоянство и иллюзорность всякого постоянства. "Вискиджек... каменщик, отложивший инструменты искусника ради искусства убиения. Вела ли его рука самого Худа?"
  Многие верят, что Лейсин организовала кончину Дассема Альтора, а Дассем был Смертным Мечом Худа - если не формально, то по существу - и сердцем набиравшего популярность среди солдат культа. Империи не нужны боги - покровители, какими бы щедрыми не кажутся их посулы. Лейсин проявила исключительную прозорливость, и не направлял ли ее действия сам Император Келланвед? А Вискиджек - он был членом культа Дессембрэ? Возможно - хотя она не видит никаких тому признаков. Он был человеком, явно лишенным веры.
  Кажется невероятным, что Королева Снов сознательно приняла присутствие аватары Худа в своем садке. "Или бог и богиня - союзники в нынешней войне?" Ее угнетала сама идея войны, идея, что боги так же жестоки и злобны, как смертные. "Сестра Вискиджека могла быть таким же невольным игроком, как все мы". Апсалар не готова была ни обвинять эту женщину, ни считать ее союзницей.
  Она вновь принялась гадать, что замыслили Калам и Быстрый Бен. Оба мастера своего дела, оба умеют прятать суть своих методов глубоко под покровами иллюзии, обмана. "Когда настанет пора открывать карты, они удивят нас всех".
  Двое, которым никто не может доверять. Двое, которых не понимают даже боги - что тут таить.
  Она сообразила, что, встав в солдатский строй, она попалась в чью-то сеть, и нет никаких гарантий, что удастся выпутаться. Вовремя.
  Слишком все смешалось, и это тревожит. Она не уверена, что выйдет победительницей из схватки с Каламом. "В бою лицом к лицу - шансов мало..." Сейчас он настороже. Честно говоря, она сама виновата. Пыталась оценить его бдительность... да и просто заносилась. "И еще - старалась послать по неверному следу".
  Ну, похоже, они тоже играли с ней.
  Неупокоенные ящерицы Кодл и Телораст шли на значительном отдалении от взводов, хотя Апсалар все время ощущала их присутствие где-то в пустошах, к югу от тракта. Причины их желания не отстать от нее непонятны, но сейчас они хотят всего лишь наблюдать. Ясно, у них есть тайные цели и замыслы; среди этих замыслов, вполне вероятно, есть и предательство. "И в этом сходство всех нас, здесь собравшихся..."
  
  ***
  
  Они шли по каменистой дороге. Сзади Бутыла бранился сержант Бальзам. Этот обмотанный тряпьем вояка в шлепающих драными подметками, обгорелых сапогах громко озвучивал свалившиеся на всех вышедших из-под И'Гатана беды. Они шли все медленнее, потому что камни врезались в подошвы, лопались мозоли, солнце воздвигало на пути стену нестерпимой жары. Движение стало неравной, изматывающей борьбой за каждый шаг.
  Если каждый солдат нес по ребенку, то Бутыл тащил маму - крысу и ее выводок. Крыса восседала на плече, ее отпрыски таились в тряпке на сгибе локтя. Это уже не смешно, а скорее отвратительно... он сам понимал, но не мог бросить новых... союзников.
  Рядом с Бутылом двигался сетийский полукровка Корик. Он увешался свежими костяшками пальцев, и больше на нем ничего не было. Каждая фаланга привязана к косичке - шаги вызывали бряцание и тихий шелест. Звуки, просто-таки пугавшие Бытыла.
  Корик тащил целый запас в кувшине с отбитым краем, который нашел на дне одной из разграбленных могил. Разумеется, намерен раздавать амулеты солдатам. "Вот только найти бы подходящую одежду".
  Маг уловил короткий стук в одном из сухих русел слева. "Клятые скелеты - ящерицы. Ловят моих шпионов". Интересно, чьи они. Разумно считать, что они связаны со смертью и являются слугами Худа. Он не знал среди солдат отряда магов, использующих садок Худа - но ведь умеющие это делать никогда не хвастаются. Целитель Мертвяк? Но зачем ему здесь духи - помощники? К тому же, чтобы связать двух духов, нужно быть могучим магом или жрецом. Нет, не Мертвяк. Кто же?
  Быстрый Бен. Вокруг колдуна слишком много садков. Скрипач обещал свести их накоротке, но сам Бутыл не горел желанием. К счастью, сержант позабыл про свой взвод, захваченный в плен внезапным явлением старых приятелей.
  - Проголодался? - спросил Корик.
  Бутыл удивленно оглянулся: - Ты о чем?
  - На первое сосунки на вертеле, на второе тушеная крыса - ты ведь за этим их несешь?
  - Ты больной.
  Улыба повернула голову и одарила их мерзким смешком. - Точно подмечено. Корик, кончай - ты уже выбрал годовую квоту на шутки. А Бутыл крыс не съест. Он женился на мамочке и усыновил помет - ты, Корик, просто пропустил церемонию. Охотился за костями. Жаль, ведь мы все рыдали.
  - Упустили шанс, - кивнул сетиец Бутылу. - Нужно было забить ее до бесчувствия и бросить в тоннелях.
   "Хороший знак. Дела идут почти как обычно. Вот только загнанный блеск в глазах..." У каждого солдата, прошедшего через пламя И'Гатана. В некоторых культурах, вспомнил маг, есть ритуалы похорон и воскресения. Обряды перехода. Но у них возрождение получилось горьким. Вышли они не очищенными, не обновленными. Нет, груз на плечах кажется еще большим. Возбуждение выживших, улизнувших из самой тени под вратами Худа оказалось на редкость краткосрочным.
  А должно было быть иначе. Чего-то не хватает. Сжигателей Мостов закалила Святая Пустыня Рараку - "а нам что, И'Гатана недостаточно?" Казалось, что солдат закаляли слишком долго, отчего все стали хрупкими и ломкими. Еще один удар - и рассыплются.
  Впереди капитан объявила остановку; за звуком ее голоса последовал хор проклятий и стонов облегчения. Тени тут нет, но движение сквозь зной еще хуже, чем отдых на обочине. Хоть мозоли и ожоги на ногах перестанут болеть. Бутыл проковылял в канаву и сел на камень. Сквозь пот следил, как Мертвяк и Замазка ходят среди солдат, исполняя долг целителей.
  - Видел капитана Алых Клинков? - спросила присевшая рядом Улыба. - Похоже, будто только что с парада.
  - Нет, - отозвался капрал Тарр. - Она закопчена и обожжена, как и должно быть.
  - Но волосы остались.
  - Ага, вот в чем дело, злюка, - сказал Корик. - Бедняжка Улыба. Ты уже поняла, что они не отрастут? Никогда! Быть тебе лысой до конца дней...
  - Врешь!
  Бутыл услышал затаенную дрожь в голосе и сказал: - Да врет он всё.
  - Знаю. А что насчет черноволосой на коне? Кто-нибудь ее узнал?
  - Скрипач узнал, - сказал Тарр. - Думаю, из Сжигателей.
  - Она меня нервирует. Похожа на ассасина Калама. Не терпится кого-нибудь убить.
   "Подозреваю, что ты права. Но Скрипач не особенно боится".
  Тарр продолжил: - Корик, когда начнешь делить собранные кости?
  - Хочешь сейчас? Бери.
  - Давай.
  
  ***
  
  В горле першит, кожа покрылась слоями пота, хотя по спине пробегает озноб... Сержант Хеллиан встала на дороге. Она слишком утомлена, чтобы идти, и слишком больна, чтобы сесть на обочине - боится, что встать не сможет, просто свернется в дрожащий комочек, пока муравьи не закончат ползать под кожей и кожа не отвалится кусками, как у линяющего оленя. Тогда гады выйдут из - под нее торжественным маршем, тоненькими визгливыми голосками распевая песнь победы. Ясно, все дело в выпивке. Точнее, в отсутствии выпивки.
  Мир вокруг слишком резок, слишком отчетлив; всё неправильно, вообще всё не так. На лицах видны лишние детали - все эти морщинки и пятна никогда не были так заметны. Она с потрясением осознала, что вовсе не является среди них самой старой (не считая чудища Каракатицы). Ну, хоть одно хорошее последствие вынужденной трезвости. Но если бы лица исчезли вместе с морщинами, она была бы счастлива. Увы, они не только не исчезают, но и морщины показывают. Как тут быть счастливой!
  Уродливые люди посреди уродливого мира. Вот единственный вывод из трезвого воззрения на вещи. Куда лучше, когда мир размыт - она не замечала ничего, ни пятен, ни вони, ни бородавок, ни волос в носах, ни косых взглядов. Не слышала сочувственных замечаний и шепотков за спиной.
  Хеллиан резко повернулась, уставившись на капралов. - Думаете, не слышу? Тихо, или я отрежу себе ухо. Вам же хуже будет.
  Нерв и Увалень перекинулись взглядами. Нерв сказал: - Мы вообще молчим, сержант!
  - Хорошая попытка.
  Суть проблемы в том, что мир оказался больше, чем она воображала. Больше логовищ для пауков, чем смертный сможет счесть за тысячу жизней. Да оглянитесь вокруг! Тут не одни пауки. Тут есть мухи, кусающие и втискивающие яйца под кожу. Громадные серые бабочки, любящие по ночам скусывать струпья с ваших ран. Подбираются совсем незаметно... Скорпионы разламываются надвое, когда на них наступишь. Комары, приносящиеся с ветерком. Черви, гнездящиеся в уголках ваших глаз: они прокладывают красные ходы под склерами, а когда подрастут, заползают в ноздри. Песчаные клещи, пиявки, летучие ящерицы и жуки в дерьме.
  У нее все тело паразитами кишит. Она чувствует. Под кожей крошки - муравьи и скользкие глисты, впиваются в плоть, жуют мозги. Когда выветрился сладкий запах алкоголя, им захотелось наружу.
  Каждый миг она ожидала, что взорвется, что мерзкие твари полезут наружу, а тело сожмется, как пустой бурдюк. Сто десять тысяч мелких гадов, всем опохмелки надо.
  - Однажды я его отыщу, - сказала она слух. - Однажды.
  - Кого?
  - Того жреца - беглеца. Я намерена его отыскать, связать и набить тело червяками. Засунуть в нос, в пасть, в глаза. И в остальные дырки.
  Нет, взрываться нельзя. Пока. Пусть кожаный мешок остается целым. Она заключит с муравьями и червями сделку. Перемирие. Кто сказал, что жуков нельзя убедить?
  - Тут дело в жаре, - произнес Нерв.
   На него уставились все.
  
  ***
  
  Геслер осматривал солдат, усевшихся или лежащих у дороги. Солнце готово закончить то, что не удалось огню. Солдаты сбросили порванную одежду, как змеи кожу, и дочерна загорелые руки - ноги - лица контрастировали с бледными торсами. Но белизна давно уступила место красным ожогам. Сам Геслер оказался исключением среди обгоревших выходцев И'Гатана: его золотистая кожа не поддавалась лучам жгучего солнца пустыни.
  - Боги, им нужна одежда.
  Буян сзади фыркнул. Самое большее, чего от него можно было добиться после известия о гибели Правда.
  - Они скоро сгорят, - продолжал Геслер. - Замазка и Мертвяк делают, что могут. Пора догнать Четырнадцатую. - Он отыскал взглядом начало колонны и встал. - У всех мозги не работают, даже у капитана.
  - Чему тут удивляться, - уныло ответил изможденный Скрипач.
  Геслер кивнул в сторону Апсалар: - Она могла бы поехать вперед, остановить армию. Заставить их привести лошадей, мундиры и оружие. Воду, еду. Иначе мы застрянем.
  Апсалар медленно вставала, отряхивая пыль с лосин. - Я могу, - сказала она спокойно.
  Калам встал и чуть не столкнулся с капитаном Фаредан Сорт. - Сержант прав. Мы упустили из виду очевидное.
  - Кроме того, что доверять ей нельзя, - чуть помедлив, отозвалась капитан. - Лучше, если лошадь возьмет один из наших.
  Апсалар нахмурилась, пожала плечами. - Как хотите.
  -Кто тут лучший ездок? - спросил Калам.
  - Мазан Гилани, - ответил Скрипач. - Она из панцирной пехоты, но...
  Фаредан Сорт уже обшаривала взглядом тракт. - Из какого взвода?
  - Тринадцатый, взвод Урба. Вот та, что стоит. Высокая дальхонезка.
  
  ***
  
  Миндалевидные глаза Мазан Гилани еще сильнее сузились, когда она увидела идущих к ней ветеранов.
  - У тебя проблемы, - буркнул Слабак. - Ты что-то натворила, им нужна твоя кровь.
  Все казалось очевидным. Мазан даже не стала тратить слова. Вместо этого принялась вспоминать все, что случилось недавно. Много чего случилось... но вряд ли хоть что-то могло так скоро выйти наружу. - Эй, Слабак, - проговорила она.
  - Что?
  - Помнишь крюк - нож у меня в мешке?
  У солдата даже глаза засияли. - И?
  - Он не тебе. Пусть берет Лизунец.
  - Спасибо, Мазан! - сказал Лизунец.
  - Я всегда знал, - встрял Ханно, - что ты запала на Лиза. Я всегда чую такое.
  - Да нет. Просто не люблю Слабака.
  - Почему это ты меня не любишь?
  - Просто не люблю.
  Все замолчали, потому что подошли старшие. Сержант Геслер обратился к Мазан: - Ты нужна нам, солдат.
  - Очень мило. - Она видела, что его взор задержался на почти голом теле, особенно на больших, с темными сосками грудях. Сержант моргнул и взглянул ей в глаза.
  - Нам нужно, чтобы ты взяла лошадь Апсалар и догнала Четырнадцатую. - Это сказал Смычок, или Скрипач, или как там его. А Геслер, похоже, язык проглотил.
  - Всего - то?
  - Да.
  - Ясно. Хорошая лошадь.
  - Ты должна убедить Адъюнкта, что мы живы, - говорил Скрипач. - Попросить припасов и лошадей.
  - Слушаюсь.
  Женщина, которая, очевидно, и была Апсалар, подвела лошадь и передала поводья. Мазан Гилани вскочила в седло. - У кого есть запасной нож или что-то такое?
  Апсалар достала нож из - под плаща и отдала солдату. Тонкие брови Мазан поднялись: - Кетра? Подойдет. Когда увидимся - верну.
  Апсалар кивнула.
  Дальхонезка послала лошадь вскачь.
  - Она доедет быстро, - заметил Геслер, увидев, как обогнавшая колонну женщина подгоняет лошадь.
  - А мы немного отдохнем, - сказала Сорт, - и возобновим движение.
  - Можно просто подождать, - предложил Смычок.
  Капитан молча покачала головой.
  
  ***
  
  Солнце опускалось к горизонту, окрасив воздух багрецом - словно над землей протянулись полосы свежесодранной кожи. Небо заполнили криками и мельтешением крыл тысячи устремившихся к югу птиц. Они летели высоко - мелкие пятнышки, мечущиеся без видимого порядка - но голоса их хорошо слышались на поверхности. И звучали они хором ужаса.
  К югу, за грядой стертых временем холмов и извилинами пересохших ручьев, равнина превращалась в солончаки, за которыми лежало море. Некогда тут возвышалось плато, за тысячи тысяч лет размытое и обрушенное подземными реками и потоками. Прежде большие пещеры завалило камнями, а некоторые стали озерцами или лужами густого ила; в темноте, под слоями грязи, таились потолки и стены, расписанные древними Имассами, а также скопища их окаменевших костей.
  На том плато стояло селение, маленькое и скромное, однако обнесенное стенами - хаотическое скопление домов, бывших жилищами не более чем для двадцати семей. Высокие стены не имели без дверей: входили и выходили обитатели через крыши, по лестницам - шестам.
   Ядет Гарат, первый город человеческой расы, стал ныне всего лишь обломками, потонувшими в иле, глубоко погрузился, незримый никому, в соленое болото. История не сохранила ничего, кроме исковерканных на разные лады вариантов его названия. От поколений, населявших его, не осталось ни имен, ни сказаний, ни самих костей.
  Деджим Небрал припоминал населявший эти руины народ рыбаков. Они строили на солончаках приземистые хижины, пересекали озера на круглых кожаных лодках, ходили по платформам, перекинутым над извитыми каналами и болотинами. Они вовсе не были потомками строителей Ядет Гарата. Они не знали, что таится под наносами ила. Вот несомненная истина: даже память истлевает и умирает, и у жизни не было единого ростка. Ядет Гарат не был стволом, от которого произошел род людской - нет, род людской подобен лесу, и когда падает одно прогнившее дерево, оно быстро пропадает под корнями других, в вязкой глине.
  Деджим Небрал припоминал народ рыбаков, их кровь, отдававшую моллюсками и рыбой, несвежую, мутную, пропахшую глупостью. Если мужчина или женщина не умеет помнить, он или она заслужили свою участь: смерть, уничтожение, растворение. Это не воля богов - это воля самой природы, законов мироздания. Равнодушный закон, столь пугающий и удивляющий человеческие умы.
  Земля опускается. Море нападает. Дожди идут, а потом кончаются. Леса умирают и встают вновь, и умирают еще раз. Мужчины и женщины собираются в темных хижинах, прижимая к себе детей, и умоляют о милости... напрасно... ибо всем суждено стать серыми и белыми кусочками почвы, недвижными, как недвижна память звезд в давно умершем небе полуночи.
  Воплощать законы природы - таково назначение Деджима. Для забывающих опасны даже их собственные тени. К забывающим смерть приходит неожиданно.
  Т'ролбарал вернулся к месту, на котором был Ядет Гарат, словно влекомый отчаянным инстинктом. Деджим Небрал умирает от голода. После атаки на караван и столкновения с магом он бредет сквозь пустые, бесплодные земли. Здесь нет ничего, кроме вздувшихся, почерневших трупов. Зараженная плоть не способна его напитать.
  Разум Д'айверса сдался под напором животных желаний; эти ужасные путы влекли его по тропе старых воспоминаний о местах хорошей охоты, где свежая кровь лилась когда-то в семь горл.
  Канарбар Белид: только пыль. Вифан Та"ур, великий город на уступе утеса: пропал даже сам утес. Кажущиеся гравием мелкие обломки керамики - вот что он нашел на месте Миникенара, города, процветшего на берегах высохшей ныне реки. От череды деревень к северу от этого города не осталось ничего. Деджим Небрал усомнился в собственных воспоминаниях.
  Он тащился между неровными холмами и вонючими болотами, отыскивая очередную деревню рыбаков. Увы, в прошлый раз он оказался слишком усердным, и никто не решился поселиться на месте резни. Может быть, ужасные воспоминания остались, витают над бледной водой болот. Может быть, болотные газы выносят на воздух вопли и стоны - и подплывшие слишком близко лодочники - островитяне бормочут "чур меня" и резко выворачивают кормила.
  Слабеющий, сгорающий от жары Д'айверс брел через изъеденный временем мир.
  Пока его носов не достиг слабый запах.
  Животное и женщина. Живые, дышащие. Близко.
  Т'ролбарал - пять темных порождений кошмара - поднял головы и посмотрел на юг. Глаза его сузились. Там, за холмами, на неровной тропе, бывшей проторенным трактом в Миникенар... Д'айверс побрел туда, и пыль медленно оседала за ним.
  
  ***
  
  Мазан Гилани замедляла бег коня, потому что тени сгущались, говоря о близости ночи. Дорога стала опасной - множество камней, узких промоин. Многие годы не случалось ей скакать налегке - никаких доспехов, лишь набедренная повязка - и мысли блуждали, возвращаясь к жизни на равнинах Даль Хона. Тогда она была стройнее. Высокая, изящная, с юной кожей, блестящая, невинная. Налитые груди, полосы жира на бедрах и пояснице - это пришло потом, с двумя детьми, которые остались на попечении матери, дядюшек и тетушек. Всякий взрослый человек имеет право странствовать; но до малазанского завоевания немногие выбирали этот путь. Почти все навек оставались среди взрастивших их родичей, среди заботящихся об их здоровье шаманов, ведуний и знахарок.
  Конечно, Малазанская империя изменила всё. Старики оставались дома, но уже во время молодости Мазан Гилани многие мужчины и женщины отправлялись исследовать мир. Рождалось меньше детей, стало больше полукровок, ведь воины возвращались с женами, а воительницы - с мужьями; новые обычаи проникли в жизнь Даль Хона. Но одно правило сохранилось. "Мы всегда возвращаемся домой. Когда кончается срок странствий".
  Ей недоставало степей, молодых и свежих ветерков. Нависающих дождевых туч, грома бредущих по привычным путям диких стад. И особенно скачек на могучих, едва прирученных дальхонезских конях, чьи бока исчерчены слабыми, но вполне различимыми полосками - следами смешивания с зебрами. Они мчались - и словно тростник колыхался под ярким солнцем. Ярые, любящие взбрыкнуть и укусить, сверкающие злыми красными глазами. О, как она любит коней!
  Конечно, лошадь Апсалар более изысканной породы. Длинноногая, грациозная - Мазан не переставала восхищаться игрой крепких мышц под кожей, блеску разума в черных, текучих глазах.
  Тут лошадь вдруг бросилась в сторону, замотала головой. Удивленная Мазан потянулась за ножом кетра, вложенным в складку луки седла.
   Вокруг прорисовались тени - и ринулись на нее. Лошадь завизжала, попятилась. Брызнула кровь.
  Мазан Гилани перекатилась через круп лошади, освободив бьющееся животное. Приземлилась в полуприседе и сразу вонзила лезвие в темнокожую тварь. Почувствовала, что нож вошел глубоко, отрезая концы лап. Крик животной боли - чудище отпрянуло и встало на все четыре лапы. Обрубленные передние лапы захромали.
  Перехватив нож, она подскочила поближе и вонзила острие в чешуи кошачьей шеи. Зверь сжался и начал падать.
  Слева раздался звук падения - лошадь была на земле, четыре твари вгрызались в ее бока. Судорожно дергались ноги; затем животное перевернулось, обнажив брюхо. Чудища с рычанием выпустили ей кишки.
  Мазан перескочила через убитого демона и побежала в темноту.
  За ней увязался другой демон.
  Слишком быстрый. Шаги звучали прямо за спиной. Потом замерли.
  Женщина бросилась ничком, перекатилась и заметила промельк вытянутого тела сверху. Мазан успела полоснуть ножом, повредив сухожилие на задней правой лапе.
  Демон завизжал, дернувшись в полете; пораненная лапа согнулась, отчего он, приземлившись, неловко упал.
  Мазан метнула нож. Тяжелое лезвие ударило под лопатку демона, оторвав порядочный кусок мышцы, и отлетело в темноту.
   Дальхонезка успела вскочить на ноги и бросилась на шипящего зверя.
  В правое бедро впились когти, заставив женщину потерять равновесие. Она упала, больно ударившись о кучу камней; левое плечо онемело. Пытаясь затормозить скольжение вниз по склону, к демону, Мазан уперлась ногой в землю и пропахала глубокую борозду. Потом полезла наверх, швыряя назад пригоршни песка и гравия.
  В левую руку воткнулось что-то острое - она обнаружила лежащий на склоне нож. Мазан схватила рукоять скользкими пальцами и продолжила отчаянно карабкаться.
  Еще один прыжок - и зверь был рядом с ней. Однако склон провалился, и его, шипящего и плюющегося, понесло вниз.
  Мазан добралась до вершины холма, встала и вслепую побежала в темноту. Сзади слышался шелест почвы: демон еще раз попытался вылезти - и снова сполз книзу.
  Ей удалось не упасть в глубокий и узкий овраг. Еще два шага - и женщина припала к земле, услышав, как тьму вспорол оглушительный вой.
  На него ответил другой вой. Звук, отдающийся эхом в расселинах - будто тысячи душ падают в Бездну. Ноги Мазан сковал ледяной страх, воля и силы покинули ее. Она лежала на колючих камешках, и тяжелое дыхание поднимало облачка праха перед губами; глаза широко раскрылись, но не видели ничего, кроме россыпи скальных выступов вокруг овражка.
  Откуда-то снизу, где остался растерзанный конь, послышалось шипение трех или четырех горл. Эти странные, почти человеческие голоса полнились страхом, паникой.
  Темноту заполнил третий рев, пришедший с юга; она чуть не потеряла рассудок. Заметила, что прочертила пальцами правой руки глубокие полосы в почве. Левая все еще сжимала рукоять кетры - так крепко, как позволял остаток сил.
   "Это не волки. О боги, что за глотки способны издать такие..."
  Слева, очень близко, послышалось громкое ворчание. Она невольно повернула голову, и мороз пробрал парализованное ужасом тело, спустился в спекшуюся землю, будто намереваясь пустить корни. Волк, но не обычный волк, спускался по уступам прямо к тому оврагу, где лежала она - больше волка, ростом с дикую лошадь, серый или черный - темнота не дала понять. Замер, стоя в профиль к ней - его внимание привлекло что-то внизу, на дороге.
  Затем тяжелая голова повернулась; Мазан Гилани поняла, что светящиеся янтарные глаза смотрят прямо на нее. Будто два провала, ведущие к безумию.
  Сердце замерло в груди. Она не могла вздохнуть, тем более - отвести взор от угрожающих глаз зверя.
  Потом глаза медленно - очень медленно - сомкнулись, став щелками. Голова повернулась вперед.
  Зверь потопал к гребню холма. Помедлил, глядя вниз, и исчез из вида, спустившись по склону.
  Воздух, полный пыли, вдруг хлынул в легкие. Она закашлялась - а кто бы смог вытерпеть? - и сжалась в комочек, задыхаясь и перхая, сплевывая густую мокроту. Беспомощная, сдавшаяся - отказавшаяся от всякого действия. Мазан Гилани кашляла и ожидала возвращения чудовища, которое подхватит ее громадными челюстями, перекусит шею, позвоночник, раздавит ребра, вырвет сердце.
  Дыхание медленно восстанавливалось. Она лежала на пропитавшемся потом грунте, дергаясь и содрогаясь.
  Слыша крики птиц высоко в небе. Небесные голоса, уходящие на юг. Летящие так быстро, как позволяют крылья.
  А ближе... ни звука.
  Мазан Гилани перевернулась на спину и уставилась вверх незрячими глазами. Кровь капала из порванного бедра. "Вот бы Лизунец и другие услышали..."
  
  ***
  
  Деджим Небрал мчался сквозь тьму: три быстрых зверя и четвертый, хромающий и уже далеко отставший. Он слишком ослаб, обезумел от голода, потерял ловкость - поэтому еще один член Д'айверса был убит простой женщиной, и притом безо всякого труда. Она также сумела одним движением ножа изуродовать второго.
  Т'ролбарал нуждался в пище. Кровь лошади едва начала утолять безграничную жажду, но даже от этой порции по телам пронесся отзвук силы, надежды на выздоровление.
  За Небралом охотятся. Какая наглость! Вонь врагов заполнила воздух; казалось, ветер приносил ее со всех сторон, кроме той, что впереди. Ярость древней жизни, смертельная угроза - Т'ролбарал страдал от этого ощущения. Что за звери за ним гонятся?
   Четвертое тело, плетущееся уже в половине лиги позади, чувствовало близость преследователей. Они шли незаметно, как будто не желали слишком приближаться, приканчивать раненого Д'айверса. Их присутствие обнаружил рев... но с тех пор за спинами была тишина и чувственное ощущение чьей - то близости.
  Они просто играют с Небралом. Понимание раздражало Т'ролбарала, кислотой кипело в тяжело стучащих сердцах. Будь он здоров, будь его семь, а не три и обрубок сзади - твари познали бы страх и боль. Даже сейчас Небрал планировал залечь в засаду, используя раненое тело как приманку. Но это очень рискованно - никто не смог бы предсказать, сколько тварей охотятся за ним.
  Да, шансов мало. Он отчаянно бежит, как заяц. Он беспомощен в чужой игре.
  Передовые трое Д'айверсов перестали чуять запах врага. Неудивительно. Немногие способны померяться с Деджимом Небралом в скорости. Похоже, они удовлетворятся забавой с раненым, дав оставшимся троим возможность разглядеть врагов, опознать и запомнить, готовя жестокую месть.
  Но таинственные твари не показывались, не спешили рвать на куски раненого. Даже отставший член своры переставал чуять вражью вонь.
  Бессмыслица.
  Деджим Небрал замедлил бег. Он чувствовал любопытство и, в немалой степени, беспокойство.
  
  ***
  
  Благословенная прохлада сменилась промозглым холодом. Ночь опустилась на бредущих солдат, вызвав поток новых жалоб. Баюкая на груди девочку, Скрипач шел в дух шагах сзади Калама и Бена; за ним почти неслышно ступала Апсалар.
  Лучше, чем палящее солнце и жара... но не намного лучше. Обгорелая кожа на плечах быстро теряла тепло, производимое утомленными телами. Наиболее пострадавшие уже тряслись в ознобе, словно заблудившиеся в лесу дети, и лихорадка окружала их видениями. Уже не раз кто-то кричал от ужаса, углядев в темноте громадных чудищ. Они бродили вокруг, сверкая глазами - углями оттенка стылой крови. Так рассказывала Поденка, поражая окружающих нежданно проснувшимся поэтическим талантом.
  Но, как все чудовища, рождаемые воображением детей, они не подходили близко, не показывали себя. Поденка и Гвалт клялись, что видели... кого-то. Они мчались рядом с колонной, но много быстрее, и вскоре пропали впереди. Всего лишь видения лихорадящего ума, сказал себе Скрипач.
  Но даже он чувствовал нарастающую тревогу. У них действительно появилась компания, там, во тьме, среди канав, оврагов и каменных осыпей. Недавно ему послышались голоса, как будто вдалеке кто-то спускался с небес. Но голоса скоро утихли. А вот нервы его не успокаивались. Похоже, он сдается усталости; похоже, лихорадка захватывает и его рассудок.
  Быстрый Бен резко повернулся и начал всматриваться во тьму.
  - Что там? - тихо спросил сапер.
  Колдун поглядел на него, потом снова во тьму, и промолчал.
  Еще десять шагов. Калам вытащил кинжалы из ножен.
   "Вот дерьмо!"
  Он замедлил шаг, чтобы оказаться рядом с Апсалар, и попытался задать вопрос, но она жестом приказала молчать.
  - Будь настороже, сапер. Думаю, нам бояться нечего... но и я могу ошибаться.
  - Так кто там? - требовательно сказал он.
  - Часть сделки.
  - И что это должно значить?
  Она рывком вскинула голову и будто понюхала ветер. Голос прозвучал громко и тревожно: - Все с тракта - на южную сторону - БЫСТРО!
  Команда пролетела вдоль старинной дороги, родив слабое эхо ужаса. Оказаться без оружия, без лат - что может быть страшнее для солдат? Они падали на обочину, прячась среди теней, затаив дыхание и широко раскрыв глаза. Уши малазан пытались уловить в темноте самые слабые звуки.
  Низко пригнувшись, Скрипач двинулся к своему взводу. Если сюда приближается недруг, лучше погибнуть со своими подчиненными. Он уловил шумок сзади и обернул голову. Корабб Бхилан Зену'алас. Воин сжимал толстую, расширенную на конце палку - не сук, а скорее обломок корня гилдинги. - Где ты его нашел? - прошипел сапер.
  Ответом послужило дерганье плеч.
  Дойдя до взвода, Скрипач замер. Рядом показался Бутыл. - Демоны, - зашептал он, - вон там... - Кивок указал на северную сторону дороги. - Сначала я думал, это покров морского зла с побережья, тот, что вспугнул птиц в заливе...
  - Покров чего?
  - Но это не он. Ближе. Я заметил ризан и заставил подойти поближе к твари. Чертовски большой зверь, сержант. Нечто среднее между волком и медведем, но размером с бхедрина. Он двигался на запад...
  - Ты не разорвал связь с ризанами?
  - Они слишком голодные, чтобы повиноваться - а я еще слаб, сержант...
  - Не беспокойся. Ты сделал все, что смог. Итак, волкобык или медведебык бредет на запад...
  - Да, он прошел от нас в пятидесяти шагах. Не верю, что он мог нас не учуять. Похоже, его добыча - не мы.
  - Так мы ему не интересны?
  - Надеюсь, сержант.
  - И что это значит?
  - Ну, я послал туда плащовку, чтобы изучить воздух - они могут чувствовать зверей, когда те движутся и нагревают воздух - жар тела остается на некоторое время видимым, особенно в холодную ночь. Бабочки - плащовки нуждаются в таком чувстве, чтобы избегать ризан - хотя это не всегда им...
  - Бутыл, я не натуралист. Что ты увидел или почуял через треклятую бабочку?
  - Ну, эти твари быстро бегут на запад, сходясь...
  - Выражаю благодарность командования! Рад, что ты наконец добрался до сути.
  - Эээ... ну... Тише! Думаю, нам надо лежать тихо - и происходящее нас не коснется.
  - Ты уверен? - вмешался Корабб.
  - Ну, это кажется вероятным...
  - Если они не действуют сообща, готовя нам западню...
  - Сержант, - ответил Бутыл, - мы не такие уж важные особы.
  - Может, мы и нет. А что насчет Быстрого Бена, Калама, Синн и Апсалар?
  - Я мало о них знаю, сержант. Но вам нужно их предупредить, что тут происходит. Если они еще сами не узнали.
   "Если Быстрый еще все не разнюхал, он заслуживает, чтобы башку с плеч оторвали..." - О них не беспокойся.
  Скрипач вгляделся в окружающий сумрак. - Есть возможность найти укрытие получше? За это я гроша не дал бы.
  - Сержант, - изменившимся голосом прошипел Бутыл, - уже поздно.
  
  ***
  
  Разведя свои тела на десять шагов друг от друга - одно по середине старой дороги, два других около неглубоких канав по сторонам - Деджим Небрал скользил, низко прижавшись к земле, напрягая глаза и тонкие кожаные опахала ушей.
  Что-то не так. В полулиге позади четвертый его член ковылял, ослабев от страха и кровопотери - но если враги оставались рядом, сейчас они не издавали ни звука. Задний Д'айверс встал и присел, качая головой, изучая окрестную темноту. Ничего. Ни движения, кроме порхающих бабочек и ризанских ящериц.
  Трое на дороге уловили запах людей, и дикий голод поборол все прочие мысли. Смертные воняли страхом - этот запах придаст крови в глотках Д'айверса кислый, металлический привкус. Небрал любит этот привкус.
  Что-то выскочило на тракт в тридцати прыжках впереди.
  Громадное, черное. Знакомое.
   "Дерагот". Невозможно - они пропали, поглощенные ими же созданным кошмаром. Всё не так.
  Воздух на юге разорвал вой, и четвертый его член крутанулся на месте, зарычал.
  Передовые Д'айверсы рванулись, устремив взоры на одинокого Дерагота. "Если он один, ему конец..."
  Зверь бросился навстречу, устрашающе заревев.
  Деджим Небрал поддал ходу.
   Боковые тела Д'айверса попытались отклониться, когда из тьмы вырвались новые Дераготы - по два с каждой стороны. Разинув пасти, так что губы полностью обнажили громадные клыки, Дераготы громоподобно заревели. Крепкие зубы вонзились в плоть боковых Д'айверсов, распарывая мышцы, разгрызая кости. Твари забили лапами. Из - под содранной кожи показались ребра.
  Боль - какая боль! - средний Д'айверс прыгнул, желая встретить Дерагота, повалить его. Правая лапа угодила в капкан челюстей; Деджим Небрал задергался в воздухе. Кости выскочили из суставов, голень затрещала, превращаясь в груду обломков.
  Тяжело ударившийся о землю Д'айверс пытался извернуться, царапал широкую голову Пса Тьмы когтями. Дотянулся до глаза и вырвал его. Глазное яблоко полетело в темноту.
   Дерагот отпрянул, завыв от жгучей боли.
  И тут за загривке этого тела сомкнулись другие челюсти. Брызнула кровь, когда зубы вгрызлись в хрящи и связки, проникая до костей.
  Собственная кровь наполняла ныне горло Небрала.
   "Нет, так кончиться не может..."
  Двое других тоже умирали. Дераготы успели порвать их в клочья.
  Далеко на западе одинокий выживший Д'айверс скорчился и упал на землю.
  К нему подскочили трое Псов Тени. Прежде чем подойти, они переглянулись между собой - уловки - это значит...
  Волчьи челюсти зажали шею Небрала, оторвали от грунта.
  Т'ролбарал ожидал последнего их сжатия, убийства... но вместо этого зверь побежал, таща его над землей, и другие последовали за ним. На запад, на север, потом на юг, в пустоши.
  Они неутомимо мчались в холодной ночи.
   Беспомощный остаток Деджима Небрала не сопротивлялся - сопротивление было бесполезным. Быстрой смерти не будет - твари придумали ему какую - то иную участь. Он сообразил, что, в отличие от Дераготов, эти звери имеют хозяина. Хозяина, желающего сохранить жизнь Небралу. Непонятное, хрупкое положение - "но я еще жив. Еще жив..."
  
  ***
  
  Яростная битва закончилась. Калам, лежавший около Быстрого Бена, прищурился и кое-как различил силуэты демонов - они помчались на запад, вдоль тракта, не бросив на людей и одного взгляда.
  - Похоже, охота не окончена, - буркнул ассасин, стирая со лба едкий пот.
  - О боги! - пробормотал Бен.
  - Ты слышал этот вой, - продолжал Калам. Он сел. - Гончие Тени, не так ли, Быстрый? Итак, тут котоящеры, и громадные медведи-псы вроде тех, что убил Тоблакай в Рараку, и Гончие... маг, я не хочу больше идти по середине дороги.
  - Боги, - снова прошептал человек рядом.
  
  ***
  
  Радостный союз лейтенанта Прыща с Госпожой Удачи распался, когда через три дня после И'Гатана его патруль попал в засаду. Сброд голодных бандитов. Они побили их, но лейтенант получил арбалетный болт прямо в левое плечо и удар мечом прямо над правым коленом - мышцы там отделились, обнажив кость. Целители сумели залатать раны, нарастив грубые рубцы, но стреляющая боль никуда не делась. Он ехал в задней части забитого ранеными фургона. Наконец в поле зрения показались северное море и капитан Добряк.
  Добряк молча забрался на повозку, ухватил Прыща за здоровую руку и вытянул наружу. Лейтенант чуть не упал, встав на правую ногу, и зашатался. Капитан тянул его за собой.
  Прыщ сказал, задыхаясь: - Что за спешка, капитан? Я не слышу тревоги...
  - Ты просто не слушал, - бросил в ответ Добряк.
  Прыщ огляделся - нервно и торопливо - но не заметил ни бегущих солдат, ни дующих в трубы сигнальщиков. Лагерь быстро разрастался, люди в плащах и капюшонах толпились у костров - с моря задувал резкий бриз. - Капитан...
  - Мои офицеры не страдают от пары вырванных из носа волосков. В фургонах полно тяжелораненых, и вы им мешаете. Целители с вами закончили. Пора разминать раненую ногу. Пора снова стать солдатом - прекрати хромать, черт тебя дери! - вы подаете дурной пример окружающим, лейтенант.
  - Простите, сэр. - Потный Прыщ старался не отстать от командира. - Могу задать вопрос? Куда мы идем?
  - Поглядеть на море. Потом вы примете командование над побережными постами, первая смена. Настоятельно советую произвести проверку доспехов и оружия, ибо я намерен вскоре сам все там осмотреть.
  - Слушаюсь, сэр.
  Впереди, над серым, покрытым белыми барашками волн морем, стояли высшие офицеры Четырнадцатой Армии. Адьюнкт, Нил и Нетер, Кулаки Блистиг, Темул и Кенеб. Неподалеку находились завернувшаяся в тяжелый кожаный плащ Т'амбер, вождь Желч и его вечный помощник Имрал, а также капитаны Рутан Гудд и Мадан'Тул Реде. Не хватало лишь Тене Баральты; лейтенант уже успел услышать, что Кулак по - прежнему плох, лишился глаза и руки, и лицо его страшно обожжено. Капитан Добряк за ним не явился, что означало - Алый Клинок будет лечиться и дальше.
  Рутан Гудд тихо говорил Реде и двум хундрилам: - ... просто упал в море - те рифы, там, где волнуется море - это место городской крепости. Ее окружал островок - кольцо земли - и к берегу вел мост - от него остались только опоры, видимые при отливах. Говорят, причиной стало падение анклава Джагутов далеко на севере.
  - Как остров мог затонуть? - воскликнул Желч. - Чепуха, капитан.
  - Т'лан Имассы сломали джагутскую магию - лед ослаб, растаял, и уровень морей поднялся. Достаточно, чтобы подрыть молы и само основание крепости. Все это случилось тысячи лет назад...
  - Так ты не просто солдат, а историк? - спросил вождь. В свете заходящего солнца его татуированное лицо окрасилось тусклым пурпуром.
  Капитан пожал плечами: - Лучшая карта Семиградья, которую я видел, была фаларийской. На ней отмечены опасные места побережья - до самого Немила. Ее копировали множество раз, а оригинал восходит к тем временам, когда пользовались лишь оловом, медью, свинцом и золотом. Торговля Фалара и Семи Городов имеет долгую историю, Вождь Желч. Это понятно, ведь Фалар лежит между Квон Тали и Семиградьем.
  - Капитан Добряк заметил: - Странно, но вы не похожи на фаларийца. И имя у вас не тамошнее.
  - Я родом с острова Бой, капитан. Он лежит напротив Внешних Глубин. Это самый отдаленный из цепи островов; наши предания говорят, что мы - остатки первоначального населения Фалара. Рыжие и русые островитяне, которых вы зовете фаларийцами - на самом деле пришельцы из восточного океана, с той стороны Пучины Искателя или с неведомых островов, ускользнувших от глаз наших путешественников. Они не помнят своей прародины, даже думают, что вечно жили здесь. Но древние карты говорят иное: все наши земли назывались Боевыми островами, а слово "Фалар" было картографам неизвестно.
  Прыщ не мог расслышать, о чем беседовала Адъюнкт с приближенными - ветер и бормотание Гудда заглушали всё. Нога лейтенанта сильно болела, он не мог найти положения, в котором было бы удобно стоять. И еще ему становилось холодно. Пот готов был замерзнуть на коже. Лейтенант мог думать лишь об одеялах, оставшихся в палатке.
   "Бывают времена", - мрачно подумал он, - "когда мне очень хочется убить капитана Добряка".
  
  ***
  
  Кенеб смотрел на тяжелые волны Кокаральского моря. Четырнадцатая Армия обошла Сотку и уже удалилась от города на тринадцать лиг. Его слух ловил обрывки разговоров ехавших сзади офицеров, но свист ветра заглушал почти все слова. Да и слишком уж внимательно прислушиваться не стоило.
  Маги и офицеры, скакавшие рядом с Кенебом, молчали. Сказывались усталость и желание поскорее перевернуть страшную, наводящую на тягостные воспоминания страницу истории Четырнадцатой.
  Марш был напряженным. Сначала армия шла на юг, потом на запад, потом повернула на север. Где-то в окрестных морях поджидал флот галер и транспортных судов. Слава богам, их скоро погрузят на борт. Потрепанные легионы смогут покинуть чумной континент.
   "Поплывем... вот только куда?"
  Он надеялся, что домой. На Квон Тали. Хотя бы временно - организоваться, получить пополнение. Выплюнуть последние песчинки Худом целованной пустыни. Он вернется к жене и детям - и пусть встреча поднимет старые обиды и трения! В их совместной жизни было слишком много ошибок; даже редкие моменты единения окрасились в памяти горькой желчью. Минала. Его невестка сделала то же, что сделали многие жертвы: спрятала раны, сделала вид, что жестокого насилия не происходило, заставила себя поверить, будто вся вина лежит на ней, не на безумце - муже.
  Кенеб боялся, что смерти ублюдка окажется недостаточно. Придется кропотливо извлекать корни и нити, сплетшиеся в беспорядочную сеть. О, этот проклятый гарнизон! Жизни, связанные незримыми, но прочными веревками невысказанных обид и не оправдавшихся надежд, обманов и самообманов - чтобы порвать их, понадобилось восстание размахом в материк. "Но раны так и не исцелились".
  Он прошагал далеко, только чтобы видеть, как Адъюнкт и ее клятая Армия оплетаются теми же нитями. Наследием измены, осознанием невыносимой истины: некоторые деяния не отменить и не исправить.
  Пузатые кувшины заполняют рынки, и на их боках одна сцена: тучи мелких желтых бабочек, сквозь которые едва различимы фигурки и поток мутной реки. Ножны с вороньими перьями. Псы, нарисованные на городских стенах, и каждый прикован к соседу костяной цепью. Базары, на которых торгуют реликвиями, будто бы принадлежавшими героям Седьмой Армии - Балту, Луллю, Ченеду и Дюкеру. И, разумеется, самому Колтейну.
  Когда враг обнимает твоих собственных героев, чувствуешь себя странно... обманутым, обокраденным. Как будто похищение жизней стало лишь началом, и ныне похищены легенды, история вышла из - под контроля. "Колтейн принадлежит нам! Как они смеют?" Но все чувства, рожденные темными закоулками души, не имеют смысла. Выскажи их - покажешься идиотом. Мертвецов всегда используют, они не могут защититься от желающих использовать их имена - честно или бесчестно - желающих истолковывать их подвиги и заслуги. Ах, это такое унижение... такая несправедливость.
  Новые культы с уродливыми иконами - они ничего не прибавят к славе Собачьей Упряжки. И не намерены. Кенебу казалось, что они просто стараются привязать себя к моменту прошлой славы, к месту недавнего подвига. Нет сомнения - Последняя Осада И'Гатана вскоре обретет статус мифа; и ему хотелось поскорее уплыть подальше от земли, на которой возможно рождение и вскармливание подобного святотатства.
  Заговорил Блистиг: - Здешние воды опасны для бросания якорей. Адъюнкт, что, если переместиться несколько...
  - Нет.
  Блистиг глянул на Кенеба.
  - Ветер переменится, - сказал Нил.
   "Дитя, чье лицо усеяно морщинами. Истинное наследие Собачьей Упряжки. Морщины и вечно обагренные руки" .
  Темул, юный викан, командир недовольных, ворчливых стариков, все еще мечтающих о мщении убийцам Колтейна. Он ездит на лошади Дюкера - тощей кобыле, глаза которой - Кенеб готов поклясться! - полны неизбывного горя. Он носит с собой свитки, вроде бы содержащие записи Дюкера, но никому не хочет показать их. Юноша, отягощенный последними месяцами жизни солдата Старой Гвардии, как-то сумевшего запасть в душу викана. Это само по себе необычайно, думал Кенеб, но его история останется нерассказанной, ибо знает ее лишь сам Темул, а степной всадник не умеет слагать баллады и даже связно излагать детали. "Он просто проживает их. Этого жаждут культисты, и этого им никогда не получить. Подлинности чувства".
   Кенеб не слышал шума громадного лагеря. Но он не мог забыть одного из шатров наспех разбитого походного городка. Обитатель шатра молчит целые дни. Его очи взирают в пустоту. Остаток Тене Баральты исцелен... то есть кости и плоть. Увы, дух - иное дело. Родина неласково обошлась с Алым Клинком. Но Кенеб сомневался, желает ли этот изувеченный человек покидать родную землю.
  - Чума стала еще злее. Серая Богиня гонится за нами, - сказала Нетер.
  Адъюнкт дернулась. Блистиг ругнулся и ответил: - Но, идя бок о бок с повстанцами, Полиэль убьет почти всех!
  - Я сама не понимаю, - признала Нетер. Покачала головой. - Однако ясно, что ее алчный взор устремлен на малазан. Она охотится, она подходит все ближе.
  Кенеб зажмурился. "Что же, нам еще недостаточно бед?"
  
  ***
  
  Вскоре после восхода они наткнулись на убитую лошадь. Между тучами плащовок сновали две костяных ящерицы, подпрыгивали на задних лапах, мотали головами, жевали, сбивали насекомых ударами хвостов.
  - Дыханье Худа, - пробормотала Лостара Ииль. - Кто это?
  - Телораст и Кодл, - ответила Апсалар. - Духи, привязанные к скелетикам. Они некоторое время идут со мной.
  Калам присел у трупа лошади. - Котоящеры, - сказал он. - Набежали со всех сторон. - ассасин выпрямился и начал изучать окрестные камни. - Не думаю, что Мазан Гилани пережила нападение.
  - А вот и ошибся, - прозвучал голос справа.
  Солдат сидела на гребне холма, выпрямив одну ногу. Вторая была сплошь, до сапога, покрыта кровью. Глаза Мазан Гилани помутнели от боли, кожа стала пепельной. - Не могу остановить кровь. Я убила одного урода и ранила другого. Тут пришли Гончие...
  Капитан Сорт повернула голову: - Мертвяк! Сюда, быстро!
  - Спасибо за нож, - сказала Мазан.
  - Возьми себе, - ответила Апсалар.
  - Извини. Не печалься из - за лошади...
  - Печаль мне привычна... но тебя я не виню.
  - Ну, нам все же предстоит долгая прогулка, - заметил Калам.
  
  ***
  
  Бутыл подошел вслед за Мертвяком, встав достаточно близко, чтобы внимательно рассмотреть птицеподобные скелетики, увлеченно ловящие бабочек на костяке лошади. Он следил за резкими движениями, взмахами костяных хвостов, видел, как темнота их душ сочится через трещины костей.
  Кто-то встал рядом. Скрипач, понял он, подняв голову. Голубые глаза сапера смотрели на неупокоенных рептилий.
  - Что видишь, Бутыл?
  - Сержант?
  Скрипач взял его за руку и отвел подальше. - Не здесь...
  - Духи, овладевшие связанными костями.
  Сержант кивнул: - Апсалар сказала то же. Но что за духи?
  Бутыл хмурился, колебался.
  Скрипач выругался сквозь зубы.
  - Ну, я полагал, она знает, но по неким причинам не сказала, так что думал, и мне будет неудобно...
  - Солдат...
  - То есть она была вашей сослуживицей, и все такое...
  - Сослуживица, которой довелось быть одержимой богом Веревкой все то время, что мы служили вместе. Если она чего-то не говорит, я не удивляюсь. Скажи, Бутыл, какая плоть была родной для этих духов?
  - Вы так намекаете, что не доверяете ей?
  - Я даже тебе не доверяю.
  Бутыл нахмурился и отвернулся. Поглядел на Мертвяка, хлопотавшего над Мазан Гилани, услышал шепот магии Денала... и уловил дыхание самого Худа. "Ублюдок - некромант. Проклятие!"
  - Бутыл.
  - Сержант? О, простите. Я удивлялся.
  - Чему же ты удивлялся?
  - Ну, почему Апсалар таскает двух драконов на веревочке.
  - Они не драконы. Они - мелкие ящерицы...
  - Нет, сержант. Это драконы.
  Глаза Скрипача раскрывались все шире.
  Бутыл так и знал, что новость ему не понравится.
  
  
  
  Глава 14
  
  
  
  В идеи "рая после смерти", друзья мои, есть нечто глубоко циническое. Это уклончивое обещание, приманка. Это возможность самооправдания. Будто бы человек не обязан принимать на себя ответственность за мир, какой он есть, вообще не должен тревожиться о нем. Чтобы бороться за перемены, за истинную благость подлунного мира, человек должен в глубине души признавать за смертной реальностью самостоятельную ценность, принадлежащую не ему, а его детям и детям его детей. Видя в жизни всего лишь короткую пробежку по пути скверны и страданий - принесенных его собственным равнодушием - человек оправдывает все виды несчастий и нищеты, налагает кары на еще не родившиеся жизни.
  Я отрицаю идею рая за костяными Вратами. Если душа поистине переживает переход в иной мир - тогда подобает всем нам, друзья мои, взращивать в себе веру в подобие. Ожидающее нас является отражением того, что осталось позади; расточая понапрасну дни смертной жизни, мы теряем возможность понять, что такое добро, лишаем себя практики сочувствия, сострадания, помощи и целения. Мы оставляем эти блага на обочине, устремившись в место славы и красоты, которых мы еще не заслужили - и, разумеется, уже не успеем заслужить.
  
  Апокрифические писания Таноанского Странника Духа Кимлока,
  Эрлитанское десятилетие
  
  
  
  Чаур взял ребенка, вроде бы собираясь покачать на колене, но Баратол положил тяжелую руку ему на плечо. Кузнец покачал головой: - Она еще мала. Держи крепче, Чаур, но не сломай кости.
  Простак, ответив широкой улыбкой, продолжил баюкать и качать дитя.
  Баратол Мекхар откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и сомкнул ненадолго глаза, стараясь не вслушиваться в спор за стеной. Там Сциллара отражала совместную атаку Л'орика, Нуллис, Филиада и Урдана, требовавших принять ребенка во имя материнского долга, материнской ответственности и кучи других высокоморальных понятий. Они кидались обвинениями и требованиями, как камнями. Баратол не мог припомнить, чтобы жители деревни проявляли подобное рвение. Да, добродетель дается им легко, ведь выплачивать ее цену должна будет чужачка, не они сами.
  Кузнец готов был признаться, что восхищается этой женщиной. Дети действительно большая обуза. Девочка не стала плодом любви, так что отсутствие материнской привязанности понять можно. А вот жесткость соседей начинала его сердить и даже немного пугать.
  Хейриз появилась из соседней комнатушки. Она не произнесла ни слова во время спора, просто сидела у кушетки Сциллары. - Идиоты, - закачала старуха головой. - Напыщенные, болтливые зануды! Только послушай их бормотание! Баратол, ты подумаешь, что дитя - возрожденный Император!
  - Боги сохраните, - пробурчал Баратол.
  - Джесса, из последнего дома к востоку... у нее последний ребеночек вышел с сухими ногами, расслабленный. Вот она не откажется от дара. Все знают.
  Баратол рассеяно кивнул, думая совсем о другом.
  - У Джессы даже третий этаж есть. Она не кормила пятнадцать лет, но мать она хорошая. Деревня сможет вытянуть одну девчонку... и пусть ее крики заглушат вопли подросших сорванцов. Отдадим ее к Джессе, и все будет путем.
  - Тут Л'орик...
  - И что?
  - Ничего. Кажется, он опаляет все, к чему прикасается. Или поджигает.
  - Ну, это же не его дело?
  - Хейриз, таким людям есть дело до всего на свете.
  Старуха подтащила стул, уселась рядом с кузнецом. Прищурилась. - Долго будешь терпеть?
  - Пока паренек Резак не оправится. - Баратол потер лицо. - Слава богам, весь ром выпили. Я уже забыл, как он на людей действует.
  - Так все дело в Л'орике?
  Он поднял брови.
  - Его появление тебя не просто опалило, а сожгло. Кажется, в прошлом ты сотворил дурное дело. - Она фыркнула. - Думаешь, мы чем-то отличаемся? Ты воображал, что сможешь вечно здесь отсиживаться - а теперь понял, что не сможешь. Разве что, - ее глаза стали щелками, - убьешь Л'орика...
  Кузнец оглянулся на Чаура. Тот строил девочке рожи и сюсюкал, а она в ответ пускала пузыри, блаженно не сознавая, какое уродливое лицо у самозваной няньки. Баратол вздохнул. - Я не желаю никого убивать, Хейриз.
  - Так ты поедешь с ними?
  - До побережья.
  - Едва Л'орик расскажет, за тобой начнется охота. Добравшись до берега, Баратол, сядь на первое же судно и беги с клятого континента. Пока можешь. Мне тебя будет не хватать - ты был здесь единственным мужиком с мозгами. Видит Худ, все в мире переменчиво.
  Они подняли головы, когда вышел Л'орик. Верховный Маг побледнел, на лице застыло удивленное выражение. - Просто не понимаю...
  - А тебе и не понять, - фыркнул кузнец.
  - Вот до чего докатилась цивилизация, - сказал маг, скрестив руки на груди и сверкая глазами.
  - Точно замечено. - Баратол не спеша поднялся на ноги. - Не слышал, чтобы Сциллара звала тебя сюда.
  - Я тревожусь о ребенке.
  Кузнец начал прохаживаться по комнате. - Ну нет. Ты заботишься о собственности. О твоей версии этого понятия, пред которым все другие должны преклонять колени. А Сциллару твоя версия не впечатлила. Слишком она умная.
  Баратол пошел в другую комнату и схватил Нуллис за край платья. - Ты, - зарычал он, - вон отсюда. И другие тоже. - Он дотащил плюющуюся, бранящуюся семкийку до выхода, вытолкнул и встал у двери. Остальные толкались, спеша поскорее выбежать.
  Вскоре Сциллара и Баратол остались наедине. Кузнец поднял глаза. - Как рана?
  Женщина скривилась. - Та, что превратила руку в бесполезную палку, или та, из-за которой я буду ходить раскорякой, как краб?
  - На плече. Сомневаюсь, что раскоряка продержится долго.
  - Тебе откуда знать?
  Кузнец пожал плечами. - Любая женщина в деревне родила двоих или троих. И все ходят нормально.
  Она смотрела с подозрением. - Ты тот, кого зовут Баратол. Кузнец.
  - Точно.
  - Мэр дыры, которую почему-то называют селением.
  - Мэр? Не думаю, что мы выбирали мэра. Нет, я всего лишь самый большой и самый скучный из здешних обитателей. Это и сделало меня заметным.
  - Л'орик говорит, ты предал Арен. Ты отвечаешь за гибель тысяч людей, когда Т'лан Имассы подавляли мятеж.
  - У всех у нас бывали неудачи.
  Сциллара засмеялась. Смех прозвучал на редкость безрадостно. - Ну, спасибо, что изгнал отсюда этих дураков. Или ты хочешь продолжить с того пункта, которым они закончили?
  Кузнец покачал головой: - Есть вопросы о твоих приятелях и спутниках. Кажется, Имассы устроили засаду с целью похитить молодую женщину, Фелисин Младшую.
  - Л'орик то же говорит, - ответила Сциллара. Она уселась прямее; это усилие заставило ее заморгать. - Но она никто. Чушь какая-то. Думаю, они пришли не ее украсть, а Геборика убить.
  - Она была приемной дочерью Ша'ик.
  Женщина дернула плечом (и снова заморгала). - Таких в Рараку было много.
  - А откуда появился Резак?
  - Из Даруджистана.
  - Как раз туда вы и ехали?
  Сциллара закрыла глаза. - Теперь это не важно, не так ли? Вы уже похоронили Геборика?
  - Да. Он же был малазанином? У нас тут полно диких собак и шакалов.
  - Лучше выкопайте его, Баратол. Не думаю, что Резак оставит тело здесь.
  - Почему же?
  Ответом послужило неопределенное движение головы.
  Баратол пошел к выходу. - Выспись, Сциллара. Нравится тебе или нет, ты одна можешь накормить ребенка. Или нам уламывать Джессу из последней хижины? Так или эдак, девочка скоро проголодается.
  - Голодная, - пробурчала женщина ему в спину. - Как кошка с глистами.
  В главной комнате ребенок перешел в руки Верховного Мага. Многочисленные оспины на лице здоровенного дурачка Чаура покрылись слезами, но Л'орик, качавший завозившуюся девочку, этого не замечал.
  - Один вопрос, - обратился к магу Баратол. - В какой возраст нужно войти, чтобы потерять твое расположение?
  Маг нахмурился: - О чем ты?..
  Кузнец отвернулся и пошел к Чауру. - Нам с тобой надо выкопать труп. Помашем лопатами. Чаур, ты это любишь.
  Чаур кивнул, выдавив кривую улыбку и шмыгнув носом.
  Баратол вышел и повел дурачка к кузнице, где они взяли лом и лопату, а затем направился к западу от деревни. Ночью прошел необычный для этого времени года дождь, но сейчас следов почти не осталось - яростное солнце иссушало все. Могила находилась около ямы, в которую свалили остатки освежеванных лошадей. Урдану велено было их сжечь, но он, разумеется, забыл. На костях и кишках уже попировали стервятники, шакалы и волки, а сейчас они кишели мухами и червяками. В двадцати шагах валялось нетронутое падальщиками вздувшееся тело мертвого демона.
  Чаур начал выкапывать тело Геборика, а Баратол уставился на уродливый труп демона. Растянувшаяся кожа покрылась белыми полосами, будто трещинами. Баратолу показалось, что вокруг трупа разлилось что-то черное, будто он уже лопнул.
  - Я сейчас, Чаур.
  Тот ухмыльнулся.
  Кузнец подходил ближе - и хмурился всё сильнее. Пятно оказалось тысячами дохлых мух. Демон так же неприкасаем для них, как и безрукий старик. Баратол замедлил шаг, остановился в пяти шагах от мерзкого тела. Он заметил, что оно дергается - вот снова! Что-то пыталось вылезти из кожи.
  И тут кузнец услышал голос внутри головы.
  - Нетерпение. Прошу, будь так добр, крайне осторожно прорежь мою несносную шкуру.
  Кузнец вытащил нож и подошел к телу. Склонился и провел острым лезвием вдоль одной полосы. Толстая шкура внезапно лопнула; Баратол отскочил с руганью - из разреза хлынула желтая жижа.
  Что-то вроде пальцев, затем целой руки показалось, расширяя разрез; еще миг - и весь зверь выскользнул наружу, заморгал четырьмя глазами. В отличие от спавшейся оболочки, у него были все четыре ноги, две явно меньше и бледнее, но вполне подвижные.
  - Голод. У тебя есть еда, незнакомец? Или ты сам еда?
  Баратол вложил нож в ножны и вернулся туда, где Чаур уже вытягивал труп Геборика. Демон зашлепал следом.
  Кузнец схватил торчавший из могилы лом и повернулся, взвешивая инструмент в руках. - Что-то мне подсказывает, - обратился он к демону, - что новый мозг у тебя не вырастет, ежели проткнуть нынешний.
  - Возбуждение. Я трясусь от ужаса, незнакомец. Забавно. Серожаб просто шутил, побуждаемый твоим выражением ужаса.
  - Это не ужас был. Отвращение.
  Нелепые глаза демона завращались в орбитах, когда он попытался заглянуть за спину кузнеца: - Мой брат идет. Он здесь, я чую его.
  - Поспеши, - бросил Баратол. - Он желает нового демона - хранителя. - Он глянул на Чаура. Здоровяк стоял над завернутым в саван телом, пялясь на воскресшего демона.
  - Все нормально, - сказал Баратол. - Чаур, неси тело на доски позади кузни.
  Дурачок снова заухмылялся и поднял тело Геборика. До кузнеца донеслась вонь разложения.
  Он пожал плечами и поднял лопату.
  Серожаб прыгал в сторону ближайших хижин.
  
  ***
  
  Дремавшая Сциллара подскочила, когда ее голову заполнил восторженный голос: - Радость! Дражайшая Сциллара, кончилось время стражи! Доблестный и стойкий Серожаб защитил твою святость, и выводок кишит в руках Л'орика!
  - Серожаб? Но они говорили, ты умер! И почему ты говоришь? Раньше никогда со мной не разговаривал...
  - Женщина с выводком должна защищаться тишиной. Все натиски и атаки беспокойства отражены смелым Серожабом. К счастью, отныне я волен насытить твое чудесное я моей неумирающей любовью!
  - О боги! Вот это приходилось терпеть всем остальным? - Сциллара ухватилась за трубку и порцию ржавого листа.
  Еще миг - и демон ворвался в дверь в сопровождении Л'орика, державшего на руках ребенка.
  Сциллара скривилась и яростно застучала кресалом.
  - Девочка проголодалась, - сказал маг.
  - Чудно. Она сдуется и перестанет исходить какашками. Ладно, отдавай маленькую пиявку.
  Верховный Маг подошел и протянул ребенка. - Признай же, Сциллара, что это дитя принадлежит тебе.
  - Да, да, она моя. Вижу по блеску жадности в глазах. Молись, Л'орик, ради спасения мира, чтобы от отца ей досталась лишь голубая шкурка.
  - Ты знаешь, кто он был?
  - Корболо Дом.
  - А. Думаю, он еще жив. Гостит у Императрицы.
  - А мне плевать. Я тонула в дурханге. Если бы не Геборик, я стала бы одной из зарезанных прислужниц Бидитала. Геборик... - Он прищурилась, разглядывая сквозь клубы дыма прильнувшую к груди девочку. Потом сверкнула глазами на Л'орика: - Какие-то клятые Т'лан Имассы убили его! Почему?
  - Он был слугой Трича. Сциллара, началась война богов. А платим за нее мы, смертные. Быть подлинным поклонником - опасное дело. Кому или чему бы мы ни поклонялись. Кроме, разве что, Хаоса - ведь в эту эпоху он единственный усиливается и возвышается.
  Серожаб не спеша вылизывался, вроде бы сосредоточившись на отросших конечностях. Демон выглядел... уменьшившимся.
  Сциллара сказала: - Итак, ты вновь обрел приятеля. Что означает: теперь ты можешь идти, куда бы тебе ни нужно было идти. Так иди, и поскорее уберись подальше отсюда! Я подожду пробуждения Резака. Думаю, двинусь за ним. Наш "великий поход" окончен. Покинь нас.
  - Только если поверю, что ты не бросишь ребенка на произвол судеб.
   - Какой там произвол. Его будущее столь же туманно, как и у любого другого. Здесь есть женщина Джесса, а у нее дочка, тоже Джесса. Они о ней позаботятся. Вынянчат - похоже, им это дело нравится. Я рада за них. Смотри, как я милосердна: не продаю ребенка, не так ли? Нет, просто ОТДАЮ, как дура последняя.
  - Чем чаще и дольше ты будешь держать дитя у груди, тем меньше тебе захочется с ним расставаться. Материнство - этот состояние духа. Скоро ты поймешь.
  - Отлично. Но ты тут при чем? Ясно. Я остаюсь рабыней, куда бы ни убегала.
  - Духовное возрождение - не рабство.
  - Ну-ка, Верховный Маг, покажи глубину своих познаний!
  - Должен для начала сказать: твои слова удручают Серожаба.
  - Переживет. Кажется, он вообще неистребим. Ну, я сейчас открою титьки. Решил поглазеть?
  Л'орик резко отвернулся и вышел.
  Выпученные глазищи Серожаба моргнули. - Я не удручен. Брат недопонял. Выводок вылезает и разбредается, чтобы каждый отпрыск жил сам по себе. Воспоминания. Многие опасности. Переходные мысли. Горести. Надо сопровождать бедного брата, ибо многие тревоги мира его воистину гнетут. Теплота. Я сохраню великую привязанность к тебе, ибо весьма редкая добродетель - быть недосягаемой в полной доступности. Согласись, неуклюже получается.
  - Неуклюже - не первое слово, приходящее мне на ум. Спасибо за комплименты, даже такие гадкие и нелепые. Слушай! Постарайся вразумить Л'орика. Хотя бы малому научи. Скромности. А его дурацкую самоуверенность сбивай, выбивай напрочь! Он стал такой назойливый...
  - Увы, это семейное. Родители Л'орика... гм, не нужно о них. Прощай, Сциллара. Чудные фантазии, медленно и тонко разворачивающиеся во тьме сырых болот воображения - вот что нужно, чтобы поддерживать мой плодоносный дух!
  Демон пошлепал наружу.
  В ее правый сосок вцепились десны. "Боль и радость, о боги! Что за жалкий, смущающий союз". Ну, хотя бы симметрия восстановлена. Нуллис все время клала девочку к левой груди, и Сциллира начинала чувствовать себя неправильно нагруженным мулом.
  В той комнате раздались голоса. Она не внимала.
  Похищена Фелисин Младшая. Самое худшее изо всего. Геборик хотя бы обрел покой от всяких мучений, да он был уже стариком. Свое отбыл.
  А вот Фелисин...
  Сциллара уставилась на существо у груди, на тонкие синие пальчики. Затем прислонила затылок к стене и начала набивать трубку.
  
  ***
  
  Его разум заполняло нечто бесформенное и безвременное; но после нескольких вздохов вернулось понимание, мгновения потекли из прошлого в будущее. Резак открыл глаза. Серые балки потолка, в щелях обрывки паутины с трупиками мух и мошек. Два фонаря на крюках, с почти сгоревшими фитилями. Он пытался вспомнить, как оказался в этой незнакомой комнатке.
  Даруджистан... кружащаяся монета... ассасины...
  Нет, это было слишком давно. Треморлор - Дом Азата... Моби... одержимая богом девушка - Апсалар, о, любовь моя... Несколько слов от Котиллиона, бога, что некогда смотрел ее очами. Он был на Семиградье; он странствовал с Гебориком Руки Духа, Фелисин Младшей и Сцилларой, и демоном Серожабом. Он стал носителем кинжалов, убийцей... как только выпал шанс....
  Мухи...
  Резак застонал, рука потянулась к животу, скомкав одеяло. Разрез стал тонким рубцом. Он же видел... как выпали внутренности. Чувствовал ужасающее отсутствие веса, чувствовал, как кишки тянули к земле. Холодно, так холодно.
  Все мертвы. Должно быть. Но тогда и он сам должен быть мертв, понял Резак. Его же вспороли. Он осторожно повернул голову, осматривая узкую комнату. Вроде бы чулан или склад. Полки почти пустые. Он один.
  Движение утомило - он уже не смог даже вернуть руку на место.
  Закрыл глаза.
  Десять медленных, ровных вдохов - и он почувствовал, что оказался в ином месте. Стоит на ногах. Сад, запущенный и высохший, словно дожди не шли многие годы. Небо над головой белое, ровное. Впереди обрамленный камнем прудик, вода гладка и спокойна. Воздух тих, невыносимо горяч.
  Резак приказал себе двигаться, но обнаружил, что остался на месте. Будто ноги пустили корни.
  Слева затрещали кусты, листья сморщились, завились, будто в воздухе открывалась дыра. Еще миг - и сквозь врата вышли двое. Женщина и мужчина. Портал сразу сомкнулся, оставив завихрения и кольцо сожженных растений.
  Резак попытался заговорить, но не обрел голоса. Вскоре он понял, что его не видят. Он дух, незваный свидетель.
  Женщина высокая, по виду малазанка, а вот мужчина - явно иного племени. Он был красив, но то же время суров и опасен.
  А на краю бассейна сидела другая женщина. Белокожая, изящная, с золотистыми волосами, искусно заплетенными во множество кос. Одна ее рука погрузилась в бассейн, но по воде не пошла рябь. Женщина изучала водную гладь и не поднимала головы навстречу пришедшим.
  Гостья выпрямила спину и заговорила: - Что теперь?
  Ее спутник похож на воина пустыни - лицо темное и спокойное, глаза - щелочки в паутине морщинок. У пояса висят два зловещего вида кистеня. Прочные доспехи. Он уставился на сидящую женщину. - Ты никогда не объясняла своих планов, Королева Снов. Меня тревожит эта часть сделки.
  - Поздно сожалеть, - промурлыкала сидящая.
  Резак уставился на нее. Королева Снов, богиня. Казалось, она не знает о присутствии Резака. Но это ее Королевство. Как такое возможно?
  Мужчина скривил губы, услышав насмешливый тон богини. - Ты желаешь служения. Какого же? Я покончил с руководством армиями, с пророчествами. Дай приказ, если желаешь, но сделай это прямо. Убить кого-то, защитить кого-то - нет, не защитить, с этим я тоже завязываю.
  - Именно твой... скептицизм... я ценю больше всего, Леомен Молотильщик. Но признаюсь, что разочарована. Тебя сопровождает не тот, кого я желала бы видеть.
  Названный Леоменом оглянулся на малазанку, но промолчал. Затем его глаза стали удивленно раскрываться. - Корабб?
  - Избранник Опоннов, - сказала Королева Снов. - Возлюбленный Госпожи. Его присутствие было бы полезно... - Она слабо вздохнула, нахмурилась и продолжила, не поднимая взгляда: - Вместо него я получаю другого человека, отмеченного другим богом. Почему, вот что интересно. Использует ли ее бог? Так, как делают все боги? - Она еще сильнее наморщила лоб. - Я не откажусь от такого... союза. Полагаю, Худ тоже понимает это. Но в глубине вод пруда видно нечто... тревожное. Воробушек, ты знаешь, что отмечена? Нет, полагаю, не знаешь - ведь тебя посвятили в младенчестве. Потом брат украл тебя из храма. Худ не простил его и в конце концов насладился местью, просто помешав целителю закончить лечение. А ведь одно движение руки лекаря могло бы изменить мир, избавить кое-кого от старинного проклятия. - Богиня помедлила. - Думаю, Худ сожалеет о своем решении. Недостаток скромности, его вечный порок. Думаю, что в тебе, Воробушек, он ищет возмещения...
  Малазанка побледнела. - Я слышала о смерти брата, - тихо проговорила она. - Но всякая смерть приходит от руки Капюшона. При чем тут возмещение?
  - От руки Капюшона. Верно... он сам выбирает время и способ. Но лишь очень редко он открыто вмешивается в судьбу отдельного человека. Учитывай обыкновенную... запутанность... рисунка наших жизней. Не одна только костлявая рука Худа прядет нить жизни - по крайней мере, до того момента, когда образуется узел.
  - Погрузитесь в тонкости теологии в другое время! - воскликнул Леомен. - Я уже устал от этого места. Пошли нас куда-нибудь, Королева, но сначала скажи - какой службы требуешь.
  Она наконец подняла голову и дюжину ударов сердца всматривалась в лицо воина пустыни. - От вас я сейчас... ничего не потребую.
  Наступила тишина. Резак заметил, что смертные гости не движутся. Не видно даже дыхания. "Замерли... как я".
  Королева Снов медленно поворачивала голову. Встретила взор Резака и улыбнулась.
  Внезапное, паническое бегство - он очнулся, вздрогнул под грубым одеялом, под перекрещенными балками, под наслоениями трупиков мертвых насекомых. Но улыбка осталась, текла по жилам словно кипящая кровь. Она знала, конечно, знала... она привела его туда на миг, сделала свидетелем. Но зачем? Леомен Молотильщик, беглый командир армии Мятежа, тот, за кем гонится Армия Адъюнкта Таворы. "Ясно, что ему пришлось заплатить за путь к бегству. Может, в этом весь урок - не заключай сделок с богами?"
  Он услышал слабый звук. Назойливый плач ребенка.
  Затем раздались звуки погромче, вроде потасовки; занавес на двери дернулся, на него уставилось незнакомое юное лицо. Сразу же исчезнув. Голоса, тяжелые шаги, и занавес был решительно отброшен в сторону. Вошел здоровенный черный мужчина.
  Резак смотрел на него: выглядит знакомым... но он знал, что никогда его не встречал.
  - Сциллара спрашивала о тебе, - сказал незнакомец.
  - Этот вопящий ребенок - ее?
  - Сейчас - ее. Как самочувствие?
  - Я слаб, но не так, как недавно. А вы кто?
  - Местный кузнец. Баратол Мекхар.
   "Мекхар?" - Калам...
  Гримаса. - Дальний родственник. Мекхар - это имя рода. Он уничтожен Фалах'дом Энезгурой Аренским в дни одного из походов в западные земли. Немногие выжившие рассеялись по дальним странам. - Он пожал плечами. - Я принес еду и питье. Если ведьма - семкийка ворвется сюда и пожелает включить тебя в список уговорщиков, просто прогоняй.
  - Какой такой список?
  - Твоя подружка Сциллара желает оставить ребенка здесь.
  - О.
  - Ты удивлен?
  Резак поразмыслил. - Не особенно. Насколько я понял, в Рараку ей было нехорошо. Я ожидал, что она решит оставить позади все напоминания о том времени.
  Баратол фыркнул и повернулся лицом к двери. - Да что такое с беглецами из Рараку? Резак, я скоро вернусь.
   "Мекхар". Дарудж выдавил улыбку. Этот выглядит достаточно сильным, чтобы схватить Калама в охапку и кинуть через всю комнату. Если Резак правильно прочитал выражение его лица в тот момент, когда произнес имя Калама - Баратол не преминул бы сделать именно так, выпади шанс.
   "Слава богам, что у меня ни брата, ни сестры... да и кузенов нет".
  Улыбка внезапно угасла. Кузнец упомянул Сциллару - и больше никого. Резак подозревал, что не по причине забывчивости. Баратол непохож на человека, беззаботно относящегося к словам. Сбереги Беру...
  
  ***
  
  Л'орик вышел из дома. Его взор перемещался по улочке, с одного дома на другой, такой же кривой, скользил по жалким остаткам некогда процветавшей общины. Она сама готовила себе гибель, хотя, разумеется, в те дни мало кто об этом задумывался. Леса казались нескончаемыми или бессмертными, так что сбор древесины производился с великим усердием. Но деревья пропали, с ними унеслись прочь потоки звонкой монеты, оставив в руках лишь песок. Большинство хищников уехало в поисках новых рощ, упорно стремясь к быстрой выгоде. "Сотворяя одну пустыню за другой... пока пустыни не слились".
  Он потер лицо, ощутив, что после пребывания здесь на щеках остались слои грязи. Но ведь было и полезное, упрекнул он себя. Родилось дитя. Серожаб снова рядом. Он преуспел в спасении жизни Резака. "И Баратол Мекхар, имя, вызывающее десять тысяч проклятий..." Ну что ж, преступник Баратол не таков, каким вообразил его Л'орик. Люди вроде Корболо Дома лучше подходят под стереотип предателя, а представлению об извращенном безумии вполне соответствует Бидитал. Однако Баратол, офицер Алых Клинков, зарезал аренского кулака. Его арестовали, посадили в темницу, лишив всех званий; соотечественники - Алые Клинки жестоко избили его, видя в Баратоле первое и грязнейшее пятно на воинской чести. Его измена еще сильней подхлестнула в них яростное желание доказать делом преданность Империи.
  Баратола должны были распять перед воротами Арена. Но город восстал, истребив малазанский гарнизон и выдавив Клинков на равнину.
  Потом пришли Т'лан Имассы, преподав суровый и наглядный урок имперского мщения. Десятки свидетелей видели, как Баратол открывал северные ворота...
   "Но ведь правда - Имассам ворота не нужны..."
  Одного вопроса никто не задавал: почему же офицер Алых Клинков убил кулака?
  Л'орик подозревал, что Баратол не даст ему удовлетворительного ответа. Этот человек не желает защищаться, по крайней мере на словах. Верховный Маг сумел разглядеть в темных глазах вот что: бывший солдат давно потерял человеческое достоинство. Он не находит для себя места в рядах человечества. Он не хочет оправдывать свои поступки; гордость и честь не взывают к самооправданию или самоосуждению. Лишь пропащая душа забывает о возможности искупления. Однажды случилось нечто, полностью лишившее Баратола веры, открывшее тропу для измены.
  Однако местные жители просто - таки поклоняются Баратолу Мекхару, и этого Л'орику никогда не понять. Даже узнав истину, узнав, ЧТО их кузнец сотворил много лет назад, они не оправдали ожиданий Верховного Мага. Он был озадачен, чувствовал себя до странности беспомощным.
   "Но признай же, Л'орик: ты сам никогда не умел находить последователей, какими бы благородными не были твои намерения". О да, тут он нашел союзников своему гневу против Сциллары, ее ужасающего равнодушия к собственному ребенку... но он хорошо понимал, насколько эфемерно и случайно это единение. Они могут осуждать позицию Сциллары, но ничего не станут делать; кроме Нуллис, все уже смирились с мыслью, что девочка попадет в руки двух Джесс. "Тем и решится вопрос. Но это же одобрение греха!"
  Демон Серожаб шлепал рядом, волоча раздувшееся брюхо по пыли. Он лениво мигал всеми четырьмя глазами, не делясь мыслями, но посылая Л'орику едва слышимый поток сочувствия. Магу от этого было лишь тревожнее.
  Он вздохнул: - Знаю, друг мой. Если бы я научился спокойно проходить по земле, не обращая внимания на всё противоестественное, великое и малое! Думаю, такое приходит после череды неудач. В Рараку, в Куральд Лиосане, с Фелисин Младшей... о боги, что за скорбный список. Я не сумел помочь и тебе, мой Серожаб...
  - Не особенно важно, - сказал демон. - Брат, я хочу рассказать сказку. На заре истории клана, много столетий назад, родился новый культ - будто газовый пузырь поднялся из глубины. Избранный им бог был наиотдаленнейшим, наинепостижимейшим из всего пантеона. Этот бог, по сути, был равнодушен с жизни моего клана. Этот бог не говорил со смертными, не вмешивался в их дела. Нездорово. Вожди культа объявили себя голосами бога. Они сочиняли законы, правила, запреты, проклятия, наказывали за непослушание, отступничество и споры. Все происходило скрытно, мало - помалу, пока культ не достиг господства и, с господством, абсолютной власти.
  Ужасное насилие, великие преступления творились во имя молчаливого бога. Приходили все новые вожди, все сильнее извращая суть ловкими словами, произносимыми во имя амбиций и желанного единства. Целые пруды были отравлены. Другие осушались, их ил засыпался солью. Они давили яйца. Разрубали на куски женщин. Мой народ погрузился в рай ужаса, а законы благословляли пролитие крови во имя великой нужды. Лживое сочувствие - и леденящий блеск в очах. Спасения не было, и каждое новое поколение страдало пуще прежнего.
  Л'орик искоса поглядел на демона. - И что случилось?
  - Семь великих воителей из семи кланов отправились на поиски Молчаливого бога, желая установить, действительно ли он благословил все творимое во имя его.
  - И они нашли своего бога?
  - Да, и также нашли причину его молчания. Бог умер. Он умер с пролитием во имя его первой капли крови.
  - Понимаю. И какую важность ты нашел в легенде, пусть и не особенную?
  - Может быть, такую: существование многих богов привносит в жизнь смертных великую сложность. Но и наоборот: если бог один, это отрицает сложность. Побуждает сделать мир проще. Это не вина бога, а ошибка его приверженцев.
  - Если богу не нравится то, что творят во имя его, он должен действовать.
  - Но если каждое преступление "во имя его" крадет его силы... боюсь, что вскоре он не сможет действовать и погибнет.
  - Ты пришел из странного мира.
  - Да.
  - Я нахожу эту сказку очень беспокоящей.
  - Да.
  - Серожаб, перед нами дальнее путешествие.
  - Я готов, брат.
  - В том мире, что известен мне, - сказал Л'орик, - многие боги питаются кровью.
  - И многие смертные.
  Верховный Маг кивнул. - Ты уже попрощался?
  - Попрощался.
  - Тогда покинем здешние места.
  
  ***
  
  Филиад показался у входа в кузницу, привлекая внимание Баратола. Кузнец еще пару раз покачал меха, снял кожаные рукавицы и поманил парня внутрь.
  - Верховный Маг ушел. С гигантской жабой. Я видел, как дырка открылась в воздухе. Из нее полился ослепительный свет, они просто пропали внутри, и дырка захлопнулась!
  Баратол перебирал коллекцию железных прутов, пока не обнаружил подобающий его замыслу. Перенес его на наковальню. - Он оставил коня?
  - Что? Нет, провел под уздцы.
  - Плохо.
  - И что теперь?
  - Ты о чем?
  - Ну... э... обо всем.
  - Иди домой, Филиад.
  - Да ну? О. Ладно. Понял. Увидимся.
  - Не сомневаюсь, - сказал Баратол, надевая рукавицы.
  Едва Филиад вышел, кузнец взял щипцы и положил прут в горнило, начав качать меха ногой. Четыре месяца назад он обменял последние из краденых аренских монет на здоровенную кучу угля; запасов хватит как раз на его последнюю работу.
  Т'лан Имассы. Одна кожа и кости. Быстрые и смертельно опасные мастера засад. Баратол все эти дни размышлял об их особенностях, о способах сражения, ибо подозревал - ублюдки еще попадутся на пути.
  Секира способна нанести большую рану, если крепко ударить. Но у них кремневые мечи - длинные, заостренные. Встав за пределами досягаемости, они...
  Похоже, он нашел решение проблемы.
  Кузнец все качал меха, пока не удовлетворился белизной пасти горна. Следил, как железо принимает оттенок небесной голубизны.
  
  ***
  
  - Сейчас мы следуем змее, что выводит к лагерю собирателей черного зерна на берегу озера; потом мы два дня идем по плоскому камню до другого лагеря, самого северного. То, что за ним, принадлежит и подвижному, и ненайденному.
  Семар Дев оглядывала длинную извилистую цепь камней слева и снизу от них. Каждый камень окружен коркой серых и зеленых лишайников, "кораллами" пыльного мха и клочками красных цветочков. Между ними более темные разновидности мхов, сырых и мягких. На тропе, по которой они двигаются, покров растительности содран, открывая розовый неровный гранит. Повсюду видны упавшие с утесов плоские гранитные глыбы. Тут и там в трещинах проглядывают черные лишайники, подобные акульей коже. Она заметила сброшенные во время брачного сезона оленьи рога, обглоданные на концах мышами. Да, надо помнить - в природе ничего не пропадает зря.
  В расселинах скал выросли черные ели, частью давно уже засохшие; на более солнечных местах лежат плоские можжевельники, а края этих зарослей окаймлены черничниками и зимозеленниками. На вершинах морщинистых, бесформенных тесов стоят, словно часовые, пихты.
  Суровый и опасный пейзаж, не принимающий идеи о господстве человека. Изо всех виденных Семар Дев мест это выглядело самым древним. Оно неприветливее даже глубин Джаг Одхана. Говорят, что под любой поверхностью мира, будь то море или пустыня, луг или чаща, таится твердый камень, сплющенный и скривленный незримым давлением. Но здесь - здесь всякая возможная кожура соскоблена, обнажая жилистые мускулы.
  Эта страна соответствует Карсе Орлонгу - воину, сбросившему все оковы цивилизации, кому мышц, воли и тайного напряжения. А анибар Лодочник, по странному контрасту, кажется случайным прохожим, почти нахлебником - каждое движение пугливо, будто отягощено чувством вины. На этом ломаном, обнаженном выходе скал, среди чистых озер и корявых лесов Лодочник и его племя собирают черное зерно и шкуры зверя, рвут тростники, сдирают березовую кору для изготовления корзин и плетней. Слишком робко, чтобы изуродовать это место, чтобы объявить себя его покорителями.
  Что до нее самой - ей на разум приходят идеи о невырубленном лесе, о все еще полных рыбой водоемах, о более эффективных способах сбора урожая зерна - его надо обмолачивать, складывать в длинные долбленки анибаров и молотить более тщательно ударами пестов. Она умеет думать лишь о ресурсах и наилучших способах их добывания. С каждым днем это казалось все менее достойным.
  Они продвигались по тропе во главе с Лодочником. Карса шел за ним, ведя коня. Семар Дев предоставлялась возможность созерцать конский круп и мотающийся хвост. У нее ломило ноги, каждый шаг отдавался болью в спине - должны быть способы ослаблять сотрясение, думала она, может быть, многослойные стельки и подошвы. Надо додумать на досуге. И эти тигровые мухи... Лодочник срезал ветки можжевельника, привязав шарфом так, что они торчали перед лицом и спускались по шее. Вроде бы это работает, но выглядит он смешно. Ее искушал соблазн отринуть гордость и нарядиться так же. "Ладно, потерпим".
  Карса Орлонг двигался так, словно путешествие превратилось в некий квест. Его ведет желание свершить месть, и неважно, кто станет ее объектом, в каких условиях. Она начала понимать, каким устрашающим может быть варвар, и понимание питало в ней растущее восхищение. Она уже почти верила, что этот муж способен прорубить дорогу сквозь воинство всех богов мира.
  Они отклонились, выйдя на болотистую почву, где сквозь мхи пробивались зазубренные пальцы упавших сучьев. Справа стоял скрюченный столетний дуб, помеченный шрамами от молний; молодая поросль под его ветвями давно погибла, как будто часовой выделял некий яд. Слева возвышалась стена вывороченных сосновых корней высотой с Карсу. Стволы сосен лежали в черном пруду.
  Ущерб резко встал. Семар услышала ворчание Карсы. Обогнула джагского жеребца, чтобы рассмотреть вал из кривых корней. Среди них застряло иссохшее тело, почерневшее, с выпрямленными руками и ногами; от головы осталась лишь нижняя челюсть. Казалось, грудная клетка была просверлена, а позже срослась с трухлявой сердцевиной дерева. Лодочник стоял рядом, чертя рукой обереги в воздухе.
  - Деревья упали недавно, - произнес Карса Орлонг. - Но тело было тут долгое время. Посмотри, как скапливавшаяся у корней вода вычернила кожу. Семар Дев, - сказал он, поглядев в глаза, - дыра в груди - как такое могло произойти?
  Она покачала головой: - Я даже не знаю, что это за существо.
  - Джагут. Я видел таких раньше. Тело становится деревом, но дух внутри живет.
  - Хочешь сказать, что эта тварь жива?
  - Не знаю - дерево ведь упало, умирает...
  - Смерть не обязательна, - вмешался Лодочник. Его зрачки расширились от суеверного ужаса. - Часто дерево снова вырастает к небесам. Но столь жестоко плененный обитатель его - он не мог выжить. У него нет сердца. Нет головы.
  Семар Дев подошла поближе, чтобы осмотреть спавшуюся грудь. И вскоре отпрянула, встревоженная чем-то неясным. - Кости продолжают расти под плотью. Но это уже не кости, а дерево. Подозреваю, применена магия Д'рисса. Лодочник, насколько старо дерево, по твоему мнению?
  - Застывшее время. Может, тридцать поколений. А упало не более семи дней назад. И было потревожено.
  - Я что-то чую, - сказал Карса, передавая поводья Лодочнику.
   Семар Дев следила, как гигант осторожно прошел к противоположному склону, встав на скальном выступе. Не спеша отстегнул кремневый меч.
  Она тоже смогла почуять в воздухе слабую горечь, запашок смерти. Шагнула к Карсе.
  За скальным выходом тропа круто спускалась к краю маленького заболоченного озера. На другом берегу была поляна с остатками временной стоянки - трех юрт из шестов и кож. Две сгорели, третья превратилась в груду рваных оленьих шкур и ломаного дерева. Ведьма насчитала шесть мертвых тел в лагере и около; одно тело лежало головой в воде, и длинные волосы качались как водоросли. У тропы лежали три каноэ с продавленной берестой бортов.
  Лодочник догнал Карсу и встал на гребне лощины. Он издавал скулящие звуки.
  Карса распутывал следы вдоль тропы. Семар Дев помедлила и присоединилась к нему.
  - Останься в лагере. Я должен все увидеть.
  Она видела, как он переходит от одной фигуры к другой, осматривая грунт и все места, где его тонкая пленка была сковырнута. Он подошел к костру и пошевелил пальцами золу, угли, докапываясь до черной земли. где-то над озером протяжно и печально закричала гагара. Свет угасал, солнце скрылось за стеной леса. Плач Лодочника стал громче.
  - Скажи, чтобы замолчал, - прорычал Карса.
  - Не думаю, что скажу. Оставь его наедине с горем.
  - Его горе скоро станет нашим.
  - Ты боишься невиданного врага?
  Теблор выпрямил спину. Он стоял над остатками лодок. - Недавно здесь прошел четырехногий зверь. Большой. Он схватил одно тело... не думаю, что ушел далеко.
  - Значит, уже нас услышал, - ответила Семар. - Кто это? Медведь?
  Лодочник рассказал, что черные медведи ходят по тропам анибаров, он указывал на их следы. Обычно они не опасны, добавил он тогда. Но дикие звери непредсказуемы. Если этот съел тело, он мог счесть побоище своим охотничьим угодьем.
  - Медведь? Может быть. Такие водятся на моей родине, их высота в крестце равна половине высоты Теблора. Но этот другой - у него лапы в чешуе.
  - Чешуе?
  - Думаю, он весит как четверо взрослых воинов - Теблоров. - Карса поднял взор. - Удивительное существо.
  - Лодочник не рассказывал о таких тварях.
  - Он не был единственным хищником. Анибары убиты копьями и кривыми мечами. Потом с них срезали украшения, инструменты и оружие. Тут был ребенок - его утащили с собой. Убийцы пришли по озеру на длинных лодках с килями. Не менее десяти взрослых. Двое носили сапоги, но форма подошвы мне незнакома. Остальные были в мокасинах с искривленными швами.
  - Искривленными? Они шились на левую и правую ногу, скорее всего.
  - Семар Дев, я знаю этих захватчиков.
  - Старые приятели?
  - Сегодня мы не говорим о дружбе. Позови Лодочника. Есть вопросы...
  Он не закончил речь. Замер, глядя на деревья за каноэ. Семар повернулась, увидела громадную сгорбленную фигуру, пробирающуюся через молодые деревья, ломающую их. Чешуйчатая голова поднялась над скошенными плечами, глазки уставились на Теблора.
  А тот поднял двуручный меч над головой и рванулся в атаку.
  Рев чудовищного зверя перешел в визг. Он рванул обратно в лес. Треск, тяжелое топанье...
  Карса преследовал.
  Семар Дев обнаружила, что сжимает побелевшей рукой кинжал.
  Треск и панический визг чешуйчатого медведя отдалялись.
  Она повернула голову, заметив притулившегося рядом Лодочника. Его губы шептали молитвы, глаза не отрывались от прогалины в деревьях.
  Семар вложила кинжал в ножны, скрестила руки на груди: - Ставишь на варвара или на монстра?
  Лодочник плюхнулся на сырую землю и начал раскачиваться из стороны в сторону.
  
  ***
  
  К моменту возвращения Карсы Семар Дев закончила закапывать уже второе тело. Теблор подошел к разведенному ей костру и положил меч. Лодочник сидел там же, скорчившись, закрыв голову шубой, издавая полное горя бормотание.
  - Убил его? - спросила женщина. - Наверное, отрубил лапы, ободрал еще живого, уши отрезал и повесил на пояс, а потом раздавил грудь в объятиях?
  - Он улизнул, - прорычал воин.
  - Думаю, он уже на полпути к Эрлитану.
  - Нет. Он голоден, вернется. Но не раньше, чем уйдем мы. - Он указал на оставшиеся тела: - Бесполезно. Выкопает.
  - Ты сказал, он голоден.
  - Умирает от голода. Это не его мир. Здешние земли предлагают мало еды - ему будет лучше на южных равнинах.
  - На карте здешняя земля обозначена как Олфарские горы. Карта указывает много озер; полагаю, наше соединяется с другими, а к северу лежит река.
  - Это не горы.
  - Они были выше тысячи лет назад. Износились. И все же по пути с юга мы поднялись на значительную высоту.
  - Ничто не может сгрызть горы до таких обрубков.
  - Тем не менее. Нужно подумать, как починить каноэ - путешествовать по воде легче...
  - Я не брошу Ущерба.
  - Тогда нам не догнать твою добычу, Карса Орлонг!
  - Они не бегут. Они исследуют, ищут.
  - Чего же?
  Тоблакай не ответил.
  Семар Дев утерла грязные руки и прошла к очагу. - Думаю, наша охота - ошибка. Анибары могли бы просто убежать, оставив бесплодные земли. Ну, пока пришельцы не уйдут восвояси.
  - Странная ты женщина, - провозгласил Карса. - Желала исследовать страну, но нашла себя беспомощной перед ней.
  Она даже вздрогнула: - Почему беспомощной?
  - Здесь нужно быть как звери. Проходить тихо, ибо глушь не выдает своих тайн и говорит молчанием. За это время нас трижды выслеживали медведи, шагающие по скалам бесшумно, будто духи. Они пересекали наш путь. Кажется, легко заметить большого зверя - но нет. Здесь больше знамений, Семар Дев, чем я встречал раньше, даже на родине. Ястребы кружат над головой. Совы следят из дупел сухих деревьев. А скажи, ведьма, что случилось с луной?
  Семар смотрела в огонь. - Не знаю я. Кажется, она ломается. Крошится. Нет записей о подобном, о том, как она стала больше, о свойствах окружившей ее странной световой короны. - Она покачала головой. - Если это знамение, то его видит весь мир.
  - Народ пустыни верит, что на луне живут боги. Может быть, они начали воевать между собой?
  - Бредни и предрассудки. Луна - дитя мира... последнее дитя, потому что были и другие. Раньше. - Она помолчала. - Возможно, еще две столкнулись, хотя как убедиться - они были плохо видны даже в лучшие времена. Темные, смазанные, далекие - всегда в тени мира или большой луны, которую мы видим ясно. Сейчас в воздухе много песка.
  - В небесах много огнемиров, - сказал Карса. - Перед самой зарей можно увидеть десятки за три моих вздоха. Они падают из тьмы. Каждую ночь.
  - Когда дойдем до берега, поймем больше. Изменятся приливы.
  - Почему?
  - Они - дыхание луны. Мы мерим ее вдохи и выдохи по приливам и отливам. Законы природы.
  - Законы нарушены, - фыркнул Тоблакай. - Природа не соблюдает правил. Природа - то, что существует, а существование требует борьбы. В конце концов всякая борьба ведет к поражению. - Он вытащил из мешка связку сушеного мяса. - Единственный закон природы, стояний такого названия.
  Семар внимательно смотрела на него. - Это вера Теблоров?
  Он оскалил зубы: - Однажды я вернусь к моему народу. И разрушу все, во что он верит. И скажу отцу своему: "Прости меня. Ты был прав в неверии. Ты был прав, презирая сковавшие нас законы". А деду вообще ничего не скажу.
  - У тебя есть жена из родного племени?
  - Я использовал, но не женился.
   "Какая грубая откровенность". - И ты намерен извиниться, Карса Орлонг?
  - Это сочтут слабостью.
  - Значит, ты все еще в цепях.
  - За озером есть поселение натиложцев, и они сделали мой народ рабами. Каждый день рабы забрасывают сети в озеро, и каждую ночь их запирают, сковав общей цепью. В одиночку эту цепь не порвет самый сильный Теблор. Вместе, объединив силу и волю, они порвут любую цепь.
  - Так что, при всех претензиях на разрушение веры своего народа, его помощь понадобится тебе. Похоже, Карса Орлонг, тебе придется просить прощения не у одного отца.
  - Я возьму то, что мне надо.
  - Ты сам был рабом в натийской деревне?
  - Недолго.
  - И чтобы бежать (ясно же, что ты сбежал), пришлось просить помощи собрата - Теблора. - Она кивнула своим словам. - Вижу, как это грызет твою душу.
  Он поднял глаза. - Ты поистине умна, Семар Дев, ты понимаешь, как соединить части головоломки.
  - Я долго изучала натуру человека, наши мотивации, истины, что тревожат нас. Не думаю, что Теблоры очень отличаются.
  - А если ты начала с ошибки, с иллюзии, отвечающей желаемому результату?
  - Я не стремлюсь к безошибочности.
  - Ясно. - Он передал ей кусок мяса.
  Семар скрестила руки, отвергая дар. - Ты намекаешь, что я начала с ошибки, неверного допущения, и потому не знаю тебя, думая, что знаю. Ловкий аргумент, но не особо убедительный. Или ты уточнишь?
  - Я Карса Орлонг. Я знаю меру каждого моего шага с тех пор, как стал воином. Твое самомнение меня не касается, ведьма.
  - О боги! Дикарь поучает меня!
  Он снова протянул мясо: - Ешь, Семар Дев, или станешь такой слабой, что не сможешь сердиться.
  Она сверкнула глазами - и приняла мясо. - Карса Орлонг, твой народ живет, лишенный даже той утонченности, что свойственна анибарам. Я понимаю, что некогда все народы Семи Городов жили в том же состоянии тупости и примитивного равнодушия, искали "знамения" и избегали непостижимого. Не сомневаюсь также, что и мы создавали хитрые системы верований, шатких и нелепых, чтобы оправдать необходимость выживания и борьбы. Какое счастье, что это позади. Мы открыли сияние цивилизации - а вы, Теблоры, всё держитесь за невежество и выставляете его как добродетель. Великие дары цивилизованности вам недоступны...
  - Я хорошо всё понимаю, - пробурчал набивший рот Карса. - Дикари переходят к цивилизованности путем улучшения...
  - Да!
  - Улучшения способов убийства себе подобных.
  - Постой...
  - А также наращивания всяческих видов нищеты и убожества.
  - Карса...
  - Наращивания способов унижать, пытать, оправдывать упоминанием о "неизбежности" уничтожение дикарей, слишком тупых и легковерных. Способов полностью истребить их. Кого нужно больше бояться анибарам, - продолжил он, глотая, - тебя или меня?
  - Не знаю, - проскрежетала она. - Почему не спросить вон его?
  Лодочник поднял голову и искоса оглядел Семар Дев. - В застывшем времени, - тихо сказал он, - Искар Джарек говорил о Ненайденном.
  - Искар Джарек не был богом. Он был смертным с горсточкой умных слов. Легко изрекать предостережения! Гораздо труднее остаться и помочь вам избежать будущих бед.
  - Искар Джарек открыл нам тайны, Семар Дев, и мы приготовились в застывшем времени, готовимся в подвижном и будем готовы в ненайденном.
  Карса хохотнул: - Хотел бы я делить тропу с Искаром Джареком. Нам совсем не пришлось бы спорить.
  - Поделом мне, - буркнула Семар. - Не суйся в компанию варваров.
  Голос Тоблакая изменился: - Здешние захватчики полагают себя цивилизованными. И убивают анибаров. Почему? Потому что могут. Других причин не нужно. Карса Орлонг несет им ответ, Семар Дев. Наши дикари не глупы и не легковерны! Я отвечу их обидчикам, клянусь душами меча!
  Тут упала ночь и холод потек по тихому лесу.
  Далеко на западе раздался волчий вой. Семар Дев увидела, что Карса улыбается.
  
  ***
  
  Однажды, много лет назад, Маппо Коротыш стоял среди тысячи воинов - Треллей. Они заняли хребет Орстанц, господствующий над долиной Байен Экар, названной по имени узкой каменистой реки, текущей на север, в мифическое море. Мифическое для Треллей, никто из которых не отходил так далеко от родных степей и равнин. На противоположном склоне и у берега реки, в пятнадцати сотнях шагов, стояла армия Немила во главе с наводящим ужас генералом Сейлан'мафасом.
  К тому времени погибло много Треллей - не в бою, но от тягот походной жизни, в осадах вражеских фортов, постов и поселений. Граница давно сделалась пустым, устаревшим понятием. Сам Маппо бежал из разоренного села, найдя убежище среди еще полных сил горных кланов.
  Тысяча воинов, противостоящих восьми тысячам немильцев. Палицы, топоры и мечи стучали о края щитов, из глоток вырывалась песнь смерти - ее громоподобные звуки катились в долину, распугивая низколетящих птиц; казалось, птицы от ужаса забыли о небесном убежище, предпочитая метаться среди облепивших реку серолистных деревьев, усаживаться на ветви и кусты.
  На том берегу быстро перемещались взводы стрелков, пращников, копьеносцев, наводящая ужас панцирная кавалерия - всадники в тяжелых доспехах, на грузных конях, с круглыми щитами и покоящимися в гнездах копьями. Они тяжелой рысью двигались на фланги, явно готовясь ударить в спину Треллям, когда те сцепятся с пехотой Немила.
  Река Байен Экар, по колено глубиной, не представляла для них преграды. Панцирники промчатся по ней, не замедляя коней.
  Сейлан'мафас со свитой показался на краю низины. Над наводящим страх командующим развевались флажки, словно змеящиеся шелковые кинжалы Бездны, решившей разрубить самый воздух. Когда группа командующего пронеслась по гребню, солдаты подняли оружие, но не издали воинственных криков: по обычаю его вышколенная армия наступала в зловещем, устрашающем, чреватом смертью молчании.
  Дерзкий отряд Треллей привел из глубины степей старейшина Тринигарр. Это была его первая битва. К старику относились к некоторым пренебрежением, ведь он славился угрюмым молчанием, никогда не спешил проявлять мудрость и давать советы. "Тринигарр молчалив и бдителен как ястреб". Такое замечание обыкновенно сопровождалось насмешливой улыбкой или, хуже того, взрывом грубого смеха.
  Он стал вождем по причине трезвости, ибо трое других старейшин пять ночей назад напились отвара кактуса "рыдающая джегура", настоянного в течение трех дней на "восьми специях шамана". Считалось, что такая смесь дает возможность слышать и видеть богов земли, но в этот раз отвар испортился - при первом вымачивании кактусов в канаву незаметно попал и утонул в воде ядовитый паук - антелоп, и примесь яда довела старейшин до комы. Из которой они так никогда и не вышли.
  Десятки молодых, жадных до крови воинов желали взять командование... но привилегию старшинства так легко не отменить, ведь святость древних обычаев лежала в самом сердце той войны. Поэтому власть досталась Тринигарру, такому мудрому, что ему нечего сказать.
  Он стоял перед воинами, молчаливый и спокойный, и изучал врага; а враг перестраивался, пока, наконец, кавалерия не сосредоточилась на флангах, в трех тысячах шагов от центра, не развернулась и не начала спуск к реке. На каждом фланге пять рот, пятьсот великолепно обученных, дисциплинированных, покрытых тяжелой броней воителей, часто родных братьев, благородных в трех поколениях, отпрысков ретивых отцов и буйных матерей. Кровожадность - основа немильского образа жизни. Тут можно было встретить целые семьи, сформировавшиеся в отряды и избравшие себя капитанов. Самая опасная кавалерия земель к западу от Джаг Одхана.
  Итак, Тринигарр следил за врагом, а Маппо следил за воеводой. Старик ничего не делал!
  Панцирники пересекли реку и развернулись лицом к Треллям, после чего замерли. Одновременно пехота двинулась вниз; застрельщики перебежали поток, за ними проследовала средняя и тяжелая пехота. Они заняли позиции, построившись клином.
   Воины - Трелли все еще вопили, надрывая глотки, но в интервалах между криками и стуком оружия о щиты можно было почти услышать растущий ужас. Боевой задор покидал их, и обычные страхи и тревоги смертных начинали возвращаться в души.
  Видя отсутствие отпора, клин начал расширяться, чтобы принять в себя основные силы немильцев. В этот миг олень выбежал из подлеска и пронесся между враждующими армиями.
  Многие века Трелли сражались, напустив на себя боевую ярость. Как и в прежних битвах, они должны были рвануть вниз, набирая скорость: каждый воин старается перещеголять соседей и заслужить посмертную славу героя, первым ворвавшись в строй ненавистного противника. Это была бы лавина - Трелли полностью умели использовать преимущества телосложения, роняя передовые шеренги, разбивая фаланги и начиная резню.
  Иногда это получалось. Но чаще они проваливали бой. О да, первый набег сбивал несколько рядов вражеских солдат, иногда они даже взлетали в воздух; рассказывали, что триста лет назад такая атака опрокинула на задницы целую фалангу. Но немильцы изучили их тактику, и теперь передовые отряды шли, опустив пики. Бегущие Трелли нанизывались на острые лезвия; подвижные каре немильцев легко перемещались назад, гася энергию первого столкновения. Трелли падали с пик или продолжали стоять нанизанные, умирая перед строем врага.
  Но сейчас Трелли не двинулись, оставшись пугалами торчать над гребнем долины. Сейлан'мафас выехал за реку, уставившись на Тринагарра и словно пытаясь проникнуть в планы его упрямого ума. Очевидно, что генерал был недоволен: теперь для битвы с Треллями ему придется послать пехоту в гору, что ставит ее в невыгодное положение. Маппо думал, что он недоволен, но не особенно встревожен. Фаланги великолепно обучены, они смогут разделиться и открыть проходы, ударами копий и пик загнать в них бегущих Треллей. Однако кавалерия потеряла большую часть своей значимости - ей придется остаться на местах. Тут Маппо увидел, что вестовые поскакали от генерала на фланги. Вероятно, панцирники поднимутся на гребень и зайдут в тыл шеренге Треллей. Удар с двух сторон заставит их встать в круг, но это не поможет - Трелли не знают способов отражать атаку кавалерии.
  Как только кавалеристы начали понукать коней и двигаться по склону, Тринигарр взмахнул руками, будто отгоняя нечто от себя. Воины передали его сигналы на юг и север, к скрытым в лесу засадным отрядам, прячущимся напротив масс не знающей о них кавалерии. Они бегом бросятся к гребню, чтобы успеть до появления всадников, но не встанут на краю лощины, а помчатся вниз, навстречу поднимающейся кавалерии. Трелли не умеют отражать кавалерийскую атаку - но уж лечь под ноги лошадям, использовать их собственную инерцию сумеют...
  Послышались звуки резни, поднялась пыль над далеким лагерем к западу от реки: пятнадцать сотен Треллей, за три дня до битвы посланные Тринигарром на другую сторону, напали на обоз и тыловые части Немила.
  Вестовые заметались взад и вперед по дну долины; Маппо заметил, что кортеж генерала замер, лошади крутились на месте, отражая панические движения офицеров Сейлан'мафаса.
  На флангах толпы Треллей перевалили за гребень и грозно ринулись на смешавшиеся вдруг отряды кавалеристов.
  Сейлан'мафас, уже предвкушавший разгром врага, был вынужден срочно переходить от атаки к необходимой защите. Он разделил пехоту; стоявшие на флангах легионеры побежали в стороны, резкие звуки горнов дали знать всадникам, что нужно отходить вниз. Части легкой кавалерии, что ждали на другом берегу реки приказа добивать бегущих Треллей, были посланы к невидимому лагерю; но им приходилось взбираться на крутой склон. Когда они прошли полпути, наверху встали несколько сотен Треллей, приготовивших свои копья, вполовину короче немильских. Они присели, уперев копья в землю, наклонив их вперед. Кавалеристы медленно и нехотя подскакали к ощетинившемуся строю. Всадники начали спрыгивать - они потеряли преимущество, и Трелли двинулись вперед, сея смерть.
  Генерал остановил движение войск и сформировал большое каре; пики взметнулись сверкающим лесом, словно рога стада диких зверей, обложенных хищниками.
  Неподвижный Тринигарр, Молчаливый Мудрец, склонил голову набок и взмахнул рукой. Строй Треллей распался, пропуская отряды лучников.
  Но разве это подходящее слово? Да, среди них были воины с длинными кривыми луками, которые не натянуть человеку, со связками длинных тяжелых стрел. Но другие несли дротики и копьеметалки, пращи и боло. Некоторые шли с длинными шестами, а за ними везли тележки с удлиненными мешками. От тряски по коже мешков пробегала рябь.
  Шестнадцать сотен стрелков, многие женщины. Потом они шутили, что война помогла им вычистить свои юрты. Они шли по склону, а массы воинов двинулась следом.
  Вниз, навстречу сердцевине армии Немила.
  Тринигарр двигался с ними, ничем не отличимый от обычного воина, кроме возраста. В тот миг он не командовал. Все части хитрого плана вступили в действие, результат теперь зависел от храбрости и стойкости молодых бойцов и опытных вождей. Это был жест, выражение крайнего доверия и уважения к подчиненным. Битва идет здесь и сейчас, ее ритм - взмахи оружия. Он сказал всё делами, искусно усилив мощь Треллей и ослабив возможности немильцев, их самонадеянного генерала.
  Так воссияла слава того дня, слава битвы в долине, проходившей под крики птиц и стук копыт перепуганных оленей.
  Немильские лучники на том берегу реки, развернувшиеся частью на запад, частью на восток, снова и снова посылали поток гибельных стрел; их острия стучали по щитам, врезались в плоть, рождая крики, пока передовые Трелли, зарубившие последних кавалеристов, не перестроились под огнем и не подняли пики. Первый же натиск смел стрелков и их скудное охранение. Затем они начали бить в спины тех лучников, что посылали стрелы через головы немильцев в каре, и уничтожили их всех.
  Стрелы Треллей падали внутри каре, тяжелые древки пробивали щиты и доспехи. Затем посыпался дождь дротиков. Прореженные ряды немильцев зашевелились - это задние солдаты спешили занять места павших. Трелли метали в них топоры; когда до врага оставалась дюжина шагов, над строем Трелей поднялись шесты, выбросив в воздух мешки; они пролетели над головами и, задевая за копья, упали, разорвались, высыпав сотни черных скорпионов. Вот почему женщины шутили, что очистили все углы своих юрт ради подарка проклятому Немилу!
  Не такое уж грозное оружие... но в тот день, в тот миг оно оказалось последней соломинкой. Ось немильской телеги сломалась. Панические вопли, потеря дисциплины. Жесткие, холодные клешни скорпионов на шее, под пластинами брони, в раструбах рукавиц... резкие, болезненные, жгучие укусы, мучительная боль в теле... Этого оказалось достаточно и даже более чем достаточно. Фаланги рассыпались на глазах Маппо, солдаты бегали, извивались и дико плясали, роняя щиты и мечи, срывая шлемы и части лат.
  Стрелы и копья вонзались в толпу, а тех, кто сумел выбежать, встречали удары секир, дубин, мечей. Маппо, как и все его сородичи, впал в бешенство, причиняя все новые смерти врагу.
  Великий генерал Сейлан'мафас умер под ногами собственных солдат. Никто не понимал, зачем он слез с коня перед атакой Треллей; его конь остался невредимым, он прибежал в лагерь с аккуратно намотанными на переднюю луку поводьями, с переброшенными через седло стременами.
  Чистопородные воины - панцирники были уничтожены, как и легионы пехотинцев, подошедших слишком поздно. Все погибли под копытами коней, под смачный стук трелльских палиц и стоны аристократов.
  Немильцы видели тысячу воинов и полагали, что это все силы Треллей. Разведчики подвели их дважды - сначала поверив распущенным среди кланов слухам о распаде военного союза, потом в дни перед битвой. Тринигарр разослал кланы по отдельности, дав каждому точное задание. Они знали эту страну, смогли незаметно пройти безлунными ночами, затаиться в расселинах и оврагах до нужного дня.
  Тринигарр, выиграв первую битву, встречал немильских захватчиков еще шесть раз, каждый раз победоносно, пока не был заключен договор, оставивший степи за Треллями. Старик умер много позже, на улице какого-то города, когда сдался последний клан: немильцы и служившие им Трелли - полукровки тщательно вырезали стада бхедринов, вызвав голод и массовый исход.
  Маппо слышал, что в последние свои годы Тринигарр много пил и распускал язык, бормотал, заполняя воздух обрывочными воспоминаниями и пустой похвальбой. Так многие немудрые слова заполнили мудрую некогда тишину...
  В трех шагах позади Маппо Коротыша вел под уздцы зловещего тусклоглазого мула и беспрерывно бормотал Искарал Паст, Верховный Жрец и уважаемый Маг Дома Теней. Слова летели по воздуху как сорванные ветром осенние листья, и смысла в них было не больше; иногда их перемежало хлюпанье ног по грязи, шлепанье ладони по шее (это он давил насекомых) и шмыганье вечно простуженного носа.
  Маппо давно понял, что слышит мысли жреца - блуждающий, бесцельный внутренний диалог безумца, щедро отдаваемый на волю ветров. Все намеки на гений оказывались химерами, ложным путем - таким же, как и тот "короткий путь", на который они свернули и который грозил утопить их среди равнодушного черного торфа.
   Он было поверил, что Искарал решил покинуть его, вернуться к Могоре - если она действительно ушла от них, а не пряталась за гнилым деревьями и моховыми кочками - и к тайному монастырю в утесах. Но вот он, здесь. Нечто непонятное изменило планы Верховного Жреца. Еще один повод для тревоги.
  Маппо хотел бы идти в одиночестве. Икарий - его ответственность, что бы там не решали Безымянные. В их суждениях нет истины - они не раз предавали его. Они заслужили вечную ненависть Маппо; возможно, в один прекрасный день он явит им всю величину своего недовольства.
  Наглое предательство после многих лет тяжких трудов. Маппо считает их главными врагами. Он опекун Икария. Друг. Ясно, что нынешний спутник Джага ведом лихорадочным страхом беглеца, понимающего, что за ним идет охота, что он стал частью заговора. Маппо не устанет преследовать его.
  Ему не нужна помощь Паста. Маппо начал подозревать, что сотрудничество Верховного Мага обусловлено сомнительными мотивами. К примеру, это он посоветовал идти по болоту, обещая, что всего через два дня они попадут на тракт у побережья и сильно сократят время погони. Да, пять дней - это не два. И конца болоту не видно. Но Трель не мог понять возможных мотивов Паста (или всего Дома Теней?), не мог понять, к чему его задерживать.
  Икарий - оружие, которое не решится использовать ни бог, ни человек. Если Безымянные думают иначе - это признак их безумной наглости. Не так давно они направили стопы Икария и Маппо к Дому Треморлор, способному на веки веков заключить в себе Джага. Таков был их замысел; но Маппо, даже понимая его разумность, отказался помогать в пленении друга. Столь внезапная перемена планов убедила Трелля, что Безымянные потеряли путь или что древний культ подчиняется ныне иной силе.
  Искарал Паст вдруг вскрикнул - над странниками скользнула широкая тень и пропала. Глаза Маппо обшаривали заросли замшелых деревьев, ничего не находя; однако он еще чувствовал поток холодного воздуха, устремившегося вслед... кому-то. Трелль повернул голову у жрецу: - Искарал Паст, в этих топях водятся энкар'алы?
  Глазки старика были широко раскрыты. Он облизывал губы, непроизвольно заглатывая остатки раздавленных комаров. - Не имею понятия, - сказал он и высморкался в руку, вздрогнув при этом, как дитя, застуканное за ужасным проступком. - Надо идти назад, Маппо Коротыш. Совершена ошибка. - Он склонил голову набок. - Он верит мне? Как не верить! Уже пять дней! Мы шли не поперек болота, а вдоль его северного рукава! Энкар'ал? Боги, они жрут людей! Так это энкар'ал? Хотелось бы! Но нет. Не он. О мудрый мой разум, сумей чего поумнее сказать! - Он поскреб заросший седой щетиной подбородок, просиял: - Это всё Могора! Ее идея! Всё не так!
  Маппо огляделся. Рукав болота? Им нужно было срезать к западу. Но пять дней назад Маппо страдал головокружением и не мог видеть, куда они идут. Вроде бы на север? Он и сейчас не уверен, что избавился от тумана в голове.
  В душе что-то проснулось, загорелись уголья гнева. Он поднял голову и повернулся.
  - Куда это ты? - спросил Паст, спеша следом. Мул заревел.
  Трелль не потрудится ответить. Он боролся с желанием свернуть тощую стариковскую шею.
  Вскоре земля начала ощутимо подниматься, стала более сухой; впереди показался ряд окруженных березником полян.
  Посреди поляны, небрежно откинувшись на камень, сидела женщина. Высокая, с кожей цвета свежей золы, свободно свисающими прядями волос. Она носила кольчугу поверх серой рубахи с капюшоном и мягкие серые брюки. Сапоги из кожи какого-то чешуйчатого зверя доходили до колен. На поясе были две рапиры с чашевидными гардами.
  Женщина жевала кроваво - красное яблоко.
  Большие черные глаза со складкой эпиканта смотрели на Маппо, и в них читались ленивое пренебрежение и вялый интерес. - О, - пробормотала она, - вижу руку Ардаты. Ты исцелен Королевой Пауков - опасный союз, Опекун. - Тут она прижала ладонь к устам и широко раскрыла глаза. - Как грубо! Ты больше не Опекун. Как же называть тебя, Маппо Коротыш? Отставник? - Она встала, отбросив яблоко. - Нам есть о чем поговорить наедине.
  - Я не знаю тебя, - отвечал Трелль.
  - Мое имя Злоба.
  - Ох, - вмешался Искарал Паст. - Подходящее имя. Я уже разозлен.
  - Союзники не обязательно должны дружить, - ответила женщина, сверкнув глазами. Затем она бросила косой взгляд на мула. - Я не имею друзей и не ищу их.
  - Куда уж, с таким - то именем!
  - Искарал Паст, Гончие поступили верно, захватив Деджима Небрала. Я только сейчас поняла всю тонкость их игры - ведь рядом были Дераготы. Твой хозяин умен. Отдаю должное.
  - Мой повелитель, - прошипел Паст, - не нуждается в союзе с тобой.
  Она улыбнулось, и Маппо подумал, что это прекрасная улыбка. - Верховный Жрец, я ничего не хочу от тебя и твоего хозяина. - Она снова смотрела на Трелля. - Я нужна тебе, Отставник. Мы пойдем вдвоем. Услуги Мага Теней больше не требуются.
  - От меня так просто не избавишься! - сказал Паст, широко улыбнувшись. Ехидство улыбки было сильно подпорчено скопившимися у корня единственного кривого зуба трупиками недоеденных комаров. - О нет, я буду как пиявка в складках одежды, жадно ползущая насосаться твоей крови. Я буду зубастым нетопырем, что повиснет на твоей груди, лакая, лакая и лакая сок жизни. Я мухой влечу тебе в ухо и поселюсь там вместе со всеми домочадцами. Я буду комаром...
  - ... вроде того, которого ты не доел, Верховный Жрец? - Злоба устало махнула рукой. - Отставник, до берега пол - лиги. Там есть рыбацкая деревня. Увы и ах, она освобождена от жизни, но нам это не помешает.
  Маппо не двигался. - Есть ли у меня причины заключать союз с тобой?
  - Тебе потребуется мое знание, Маппо Коротыш, ибо я одна из Безымянных, освободивших Деджима Небрала с целью убить тебя и придать Икарию нового хранителя. Ты, наверное, удивишься, - продолжала она, - но я была рада неудаче Д'айверса. Безымянные изгнали меня - и это доставляет не меньшую радость. Желаешь узнать, что замышляли Безымянные? Желаешь узнать участь Икария?
  Он уставился на нее и сказал: - Что ждет в деревне?
  - Корабль. С припасами и командой... особого рода. Чтобы догнать Икария, придется пересечь полмира.
  - Не слушай ее!
  - Помолчи, Искарал Паст, - бросил Маппо, - или уйди отсюда.
  - Глупец! Да, вполне ясно, что мое присутствие в сей мерзкой компании не просто возможно, но необходимо! А ты берегись, Злоба! Я не позволю предать смелого, честного воина! И будь осторожна со словами, дабы их поток не свел его с ума!
  - Если он вытерпел твою болтовню, - ответила она, - то уже получил иммунитет к безумию.
  - Женщина, будет мудро вообще молчать.
  Она улыбнулась.
  Маппо вздохнул. "Ах, Паст, лучше бы сам внял своему совету".
  
  ***
  
  Мальчику было девять лет. Он долго болел - дни и ночи, измеренные лишь спутанными видениями - мука в глазах родителей, холодные оценивающие взгляды сестер, будто бы уже представляющих жизнь без старшего братца, без дразнилок и оплеух, но и без надежной защиты от жестоких сверстников.
  А потом случилась вторая жизнь, отличимая от первой: стены со всех сторон, крыша - черная ночь, и звезды, несущиеся над головой, будто водомерки по пруду. Мальчик был совсем один в то время, в той комнате; он пробуждался от жажды и находил рядом с постелью миску с мутной водой и роговой черпак, который мама доставала на праздники. Ему снилось, что он просыпается и тянется к черпаку, погружает в миску, с трудом достает, сражаясь с весом воды, и теплая жижа струится через потрескавшиеся губы в горло, подобное раскаленной печи.
  Однажды он очнулся и понял, что попал в третье время. Он был слаб, но смог слезть с постели, поднять миску и выпить воду, кашляя и ощущая на языке вязкий ил. В животе было голодно - словно он проглотил яйца в скорлупе и теперь цыплята вылупились, стучат носами и когтями в стенки желудка.
  Тяжелое, долгое странствие - и он оказался снаружи, заморгал от яркого света - такого сильного и злого, что невозможно открыть глаза. Вокруг звучали голоса, они отражались от стен домов и крыш, высокие, говорящие на неслыханном языке. Он засмеялся, но тут же почувствовал возбуждение и страх.
  Еще воды. Нужно побороть ослепление, увидеть. Понять источник веселых звуков - это праздник, или в деревню прибыл караван? Труппа актеров, певцов и музыкантов?
  Никто не видит его, стоящего здесь на четвереньках? Ведь лихорадка ушла и жизнь вернулась к нему!
  Его толкнули; он пошарил рукой и обнаружил плечо и загривок собаки. Мокрый нос прошелся по руке. "Очень упитанный песик", подумал он, ощутив под ладонью толстый слой жира и тугие мышцы, плотное объемистое брюхо. Он слышал и других собак - они сбегались к нему, терлись, повизгивая от удовольствия, когда он трогал их рукой. Все как одна жирные. Был праздник? Забой стада?
  Зрение возвращалось, такое острое, к какому он не привык. Мальчик поднял голову, огляделся.
  Голоса принадлежали птицам. Грачи, голуби, грифы скакали в пыли, подпрыгивая в воздух при появлении собак; а собаки защищали растерзанные тела, валявшиеся по улицам. Почти что одни кости и жилы, даже черепа прогрызены, мозги вылизаны шершавыми языками.
  Мальчик вскочил, почувствовав позыв к рвоте. Очень нескоро он решился повернуть голову и взглянуть на родной дом, вспоминая - что же ощущал, пробираясь по нему? Никого, пустота...
  Псы окружили его в отчаянной надежде обрести хозяина; их хвосты мотались из стороны в сторону, спины извивались, глаза вспыхивали при малейшем движении его руки. В ладонь тыкались холодные носы. Мальчик понял: они так разжирели, потому что съели всех людей.
  Люди умерли. Все. Его мать и отец, сестры, сверстники. Собаки, принадлежавшие всем и никому конкретно, вечно голодные и грызущиеся за отбросы, ныне наслаждались нежданной роскошью, избавлением от страданий. Радость полного брюха, изобилие, погасившее все распри стаи. Мальчик узрел в этом нечто глубинное, детские иллюзии уступили место жестокой истине мира.
  Он пошел прочь.
  Некоторое время спустя он заметил, что оказался на северном перекрестке за последним домом, а стая новообретенных питомцев по - прежнему кружит рядом. В самой середине перекрестка высилась пирамидка из камней.
  Голод ушел. Он поглядел на свое тело и увидел, каким тощим стал; увидел также непонятные алые узелки, высыпавшие на локтях, коленях, плечах. Они не болели и, казалось ему, таили в себе некую силу.
  Пирамидка - это послание на пастушьем языке; он хорошо понимал их знаки, потому что сам не раз ходил с деревенским стадом. Она велит идти на север, в холмы. Там ожидает убежище. Значит, есть выжившие. Неудивительно, что они бросили его за собой - от лихорадки Синего Языка лечения нет. Душа живет благодаря решимости выжить - или умирает благодаря отсутствию таковой.
  Мальчик заметил, что на лугах не осталось скота - его либо загрызли волки, либо увели жители соседних деревень. Ведь убежище нуждается в молоке и сыре, мясе и воде.
  Он пошел по северной дороге, и псы бежали следом.
  Вот они счастливы. Рады, что есть за кем идти.
  Солнце вдруг стало не таким уж палящим. Мальчик понял, что перешел порог и живет в четвертый раз. Он не знал лишь, когда всё это закончится.
  
  ***
  
  Фелисин Младшая лениво глядела на тощего юнца, приведенного Оскопленными Слугами. Еще один уцелевший в поисках защиты и руководства, в поисках веры, которую не смогут унести заразные ветра.
  Припухлости на суставах говорили, что он стал Носителем. Наверное, заразил всю деревню. Узелки выделяли влагу и с ней яд, и все вокруг погибали. Мальчик явился к воротам города утром в сопровождении дюжины полудиких псов. Носитель - в наше месте, в наше время это не проклятие, а нечто противоположное. Кулат возьмет его в свое крыло, обучит путям паломника - это его новое призвание. Нести чуму по миру, находя среди выживших последователей новой религии. Веры Сломанных, Меченых, Оскопленных - будут созданы всяческие секты, и записывать в них станут по характеру причиненных чумой увечий. А Носители станут самой редкой и ценимой кастой.
  Кулат предсказал все это. Выжившие приходили - сначала горстка, потом сотни; их вела сюда рука бога. Они рылись в давно заброшенном городе, сооружая дома-ямы среди полчищ привидений прежних горожан, что кишели в комнатах, на крышах, на улицах. Молчаливые и недвижные духи следили за возрождением города, и на смутно различимых лицах читался спектр эмоций от отвращения до ужаса. Да, живые смогли устрашить мертвецов...
  Пастухи пригоняли большие отары коз и овец, длинноногих эрагов, которые считаются вымершими тысячи лет назад (Кулат рассказал, что на холмах были найдены дикие стада). Собаки вспоминали, что были некогда приручены именно ради охраны скота от волков и серых орлов, способных утащить в когтях даже молодого бычка.
  Приходили и художники, вскоре начавшие производить картины, рожденные болезненным воображением: Бог-в-Цепях, сонмища Сломанных, Меченых и Оскопленных. Ремесленники переносили рисунки на керамику, на стены, расписывая их древней смесью охры и крови эрага, резали каменные статуэтки для Носителей. Ткали гобелены, на которых посреди кричащих, лихорадочных красок и нарочитых узлов шерстяной пряжи, символизировавших чумные бубоны, представала сама Фелисин, Ша'ик Возрожденная, носительница истины Апокалипсиса.
  Она не понимала, что со всем этим делать. Она раз за разом впадала в ступор от увиденного, от знаков поклонения и обожания. Со всех сторон ее окружали ужасы физического уродства, душа немела и замыкалась в себе. Страдание обрело язык, сама жизнь предстала наказанием и пленом. "Такова паства моя".
  По крайней мере, ее последователи готовы выполнить всякое желание. Кроме одного - растущего сексуального аппетита. Она входила в возраст, тело приобретало женственные формы, начались месячные кровотечения, а сны наполнились соблазнительными образами. Но касания рабов не нравились ей - а ведь все вокруг рабы, добровольно принявшие иго места, называемого Ханар Ара, Город Падших.
  Кулат сказал, сражаясь с камешками во рту: - И в этом проблема, о Высочайшая.
  Фелисин моргнула. Она прослушала... - Что? Какая проблема?
  - Этот Носитель, пришедший с юго-востока. С собаками, покорными лишь ему.
  Она разглядывала Кулата, старого уродца, обнаружившего в последнее время склонность с сексуальным томлением говорить о вине - как будто слова стали для него наивысшим из удовольствий, заменяли само пьянство.
  - Объясни.
  Кулат пососал камешек, проглотил слюну. - Погляди на бутоны, о Высочайшая, на бутоны болезни, на множественные Уста Синего Языка. Они уменьшаются. Они высыхают и отпадают. Он сам так сказал. Они уменьшились. Этот Носитель в один несчастный день перестанет быть носителем. И потеряет полезность.
   "Полезность". Она посмотрела на паренька внимательнее, увидев суровое, угловатое лицо преждевременно постаревшего мужчины, ясные глаза, слишком большие для этой ссохшейся оправы. Может быть, он откормится - пищи у них стало предостаточно. Юнец, готовый стать взрослым. - Он останется во дворце.
  Глаза Кулата расширились: - О Высочайшая...
  - Я сказала. Открытое Крыло, где стойла и дворики. Он найдет там место для собак...
  - О Высочайшая, есть план превратить это крыло в твой личный сад...
  - Не перебивай меня больше. Я сказала.
   "Мой личный сад". Мысль понравилась ей, и рука потянулась за кубком. "Да. Я увижу, как он растет".
  Занятая приятными мечтами Фелисин не заметила, как омрачилось лицо Кулата. Он поклонился и ушел.
  У мальчика есть имя, но она даст новое. Более соответствующее ее видению грядущего. Она тут же улыбнулась. Да, его будут звать Крокус.
  
  
  
  
  Глава 15
  
  
  
  Старик - солдат
  С глазами цвета ржи
  В позеленевших латах
  Пришел на пир...
  Как выбраться сумел из грязной ямы
  Куда упал, ударенный ножом
  Во время бегства
  С поля боя при атаке
  Молодых героев?
  Принес он нам мечту глупцов
  О славе
  Знамена хвастовства плескались
  Над главой его, и духи
  Безмолвно раскрывали рты -
  Провалы черепов
  И скальпы ветер шевелил.
  "О, слушайте меня, -
  Кричал он, будто на вершину
  Взошел, - я опишу заслуги
  Мои, величие мое, открою
  Богатства прошлого, я, бывший молодым
  Как все вы. Слушайте меня!"
  И я сидел в Тапу
  За тем столом, макая
  Жаркое в жир и, древний кубок взяв
  Вино водою разбавлял
  Соединив
  Со сладким пресное. Был рядом
  Этот шут
  Болтливый враль, что некогда стоял
  В одном строю со мной
  И щит дрожал в руке его
  И пот тек по лицу
  А через миг
  Он бросился бежать
  Как пьяный, запинаясь. Но теперь
  Он молодых на битвы зазывал
  Готовил поколение рубак
  И почему? Да потому что сам
  Сбежал! О, слушайте меня:
  Кто раз сбежал, бежит всегда
  Почтеннейший судья
  Вот вам причина
  По которой
  Мой нож застрял в его спине.
  Он был солдатом, пробудившим
  Меня от снов.
  
  Оправдания Бедуры, из "Убийства короля Квалина Беллидского".
  Переложено в стихи Рыбаком Кел Татом
  в Малазе, в последний год правления Лейсин.
  
  
  
  От Ното Свара пахло мазью и склепом. Ротный хирург, родом из Картула, бывший жрец Солиэли, долговязый, тощий и сутулый, стоял и ковырял в нездорового вида зубах рыбьей косточкой. Он так увлекался этим занятием, что успел прокопать канавку вокруг каждого зуба, отчего улыбка его походила на ухмылку черепа.
  За все время общения с капитаном Параном улыбка впервые появилась на желтом лице; Паран тут же почувствовал, что одного раза более чем достаточно.
  Целитель казался погруженным в раздумья и утомленным жизнью. - Не могу сказать наверняка, капитан Добряк, - выдал он наконец.
  - Что именно?
  Мутные глаза под спутанными прядями блеснули серым. - Ну, э, вы же задали вопрос?
  - Я не задал вопрос. Я отдал приказ.
  - Так точно. Я так и сказал.
  - Я приказал отойти.
  - Капитан, Верховный Кулак очень болен. Вы не получите пользы, потревожив умирающего. А вот подхватить ужасную заразу сможете.
  - Нет, я не заражусь. А умирание - как раз та проблема, которую я пытаюсь решить. Я желаю видеть его. Вот и все.
  - Капитан Чистая Криница...
  - Лекарь, капитан Чистая Криница больше не командует. Я командую. Отойдите с дороги, или я назначу вас промывать кишки лошадям. Учитывая плохое питание, они...
  Ното Свар смотрел на косточку. - Я отмечу это в журнале. Капитан Добряк, я являюсь главным лекарем, и возникают некоторые сомнения о главенстве. В нормальных обстоятельствах мой ранг выше капитанского...
  - Обстоятельства у нас ненормальные. А я теряю терпение.
  Выражение мягкого неудовольствия. - Да, я слышал о том, что бывает, когда в теряете терпение. Даже когда вы неправы. Должен напомнить, что лечить сломанную челюсть капитана Чистой Криницы предстоит мне. - Он сделал шаг в сторону от шатра. - Прошу, капитан. Всегда вам рады.
  Паран со вздохом миновал хирурга и откинул полог.
  Полутьма, воздух густо напоен благовониями, которым не удается скрыть вонь разложения. В первой комнатке четыре лежака с командирами, из которых только двое знакомы Парану. Они спят или без сознания, руки и ноги раскиданы по пропитанным потом матрацам, шеи раздуты от бубонов, дыхание напоминает хриплый хор висельников. Потрясенный капитан поскорее прошел во внутреннее помещение, занятое кулаком.
  Его тело едва виднелось сквозь спертый, пыльный воздух. Паран подумал, что Даджек Однорукий уже мертв. Старческое бескровное лицо покрылось пурпурными кровоподтеками, закрытые глаза залепила слизь. Распухший, цвета аренской стали язык высунут изо рта, губы высохли и потрескались. Кто-то, вероятно, Ното Свар, покрыл шею Даджека смесью глины, пепла и грязи; она засохла, охватив шею подобием рабьего ошейника.
  Но через миг капитан услышал тяжелый вдох, неровный и слабый, заметил содрогания грудной клетки. Воздух со свистом вышел из легких.
   "О боги! Этому человеку не дожить до утра!"
  Капитан сообразил, что у него немеют губы и ухудшается зрение. "Эта чертова кадильница... д'байанг..." Он постоял еще полдюжины ударов сердца, смотря вниз, на высохшее тело величайшего из живых полководцев Империи, и резко отвернулся.
  Два шага по внешней комнате - и его остановил хриплый голос: - Кто ты, во имя Худа?
  Паран поглядел на заговорившую. Она привстала в постели, сумев бросить взгляд на капитана. Темная кожа, однако тело без поджарости, свойственной жителям пустыни; большие, очень темные глаза, черные прямые волосы, коротко обрезанные, но выдающие природную курчавость. Круглое лицо от страданий припухло, отчего глаза глядели словно из ям.
  - Я капитан Добряк...
  - К Бездне ты Добряк. Я служила с ним в Натилоге.
  - Ну, это обескураживающая новость. А вы?
  - Кулак Руфа Бюд.
  - Новое назначение, я не слышал о вас. Даже не могу сообразить, откуда вы родом.
  - Шел - Морзинн.
  Паран нахмурил лоб. - Запад Немила?
  - К юго-западу.
  - И как вы попали в Натилог?
  - Проклятие! Дайте воды, во имя Худа.
  Паран начал озираться, нашел бурдюк и подал женщине.
  - Вы дурак, - пробормотала она. - Явиться сюда... Теперь вы умрете вместе с нами. Не могу пить, влейте в рот.
  Он вынул пробку и наклонился. Женщина закрыла прекрасные, сверкающие глаза, запрокинула голову и открыла рот. Трещины на шее открылись, сочась густой жидкостью. Капитан сжал бурдюк, стараясь, чтобы вода попадала в горло.
  Женщина жадно глотнула, закашлялась.
  Он отодвинул бурдюк. - Довольно?
  Она с трудом кивнула и снова закашлялась, бранясь на неведомом языке. - Проклятый дым. Рот немеет, даже непонятно, глотаешь ты или не глотаешь. Едва сомкну глаза, д'байанг насылает грезы. Как от Красного Ветра.
  Он молчал.
  - Я покинула Шел - Морзинн... спешно. На судне Синих Морантов. Денег хватило до городка Дегть около Генабариса. Оттуда добралась до Натилога. В животе было пусто, вот и завербовалась.
  - А куда вы стремились попасть?
  Она сморщилась: - Туда, куда деньги доведут. Идиот. Перечить Троим - лучший способ укоротить жизнь. Они не гнались за мной, поцелуй за меня Опоннов.
  - Трое?
  - Правители Шел - Морзинна... в последнюю тысячу лет. Вы узнали имя нашей империи. Другие и его не слышали.
  - Я знаю лишь имя. Оно есть на некоторых малазанских картах.
  Женщина хрипло засмеялась: - Малазане. Достаточно умны, чтобы первый визит к нам стал последним.
  - Не уверен, что мы к вам вообще заплывали.
  - Император. И Танцор. На флагманском судне "Захват". Боги, один этот корабль заставил Троих задуматься. Обыкновенно они уничтожают всех незнакомцев. Мы не торгуем ни с кем, даже с Немилом. Трое презирают чужаков. Если бы они хотели, захватили бы весь континент, включая Семь Городов.
  - Не экспансионисты. Потому никто о них и не слышал.
  - Еще воды.
  Он поспешил исполнить просьбу.
  Совладав с кашлем, она поглядела в его глаза. - Так скажете мне, кто вы на самом деле?
  - Капитан Ганоэс Паран.
  - Он погиб.
  - Не совсем.
  - Допустим. Зачем лгать?
  - Даджек отправил меня в отставку. Официально я не имею звания.
  - Тогда что здесь делаете, Худа ради?
  Он улыбнулся: - Долгая история. В данный момент я желаю всего лишь выплатить долг. Я много задолжал Даджеку. К тому же не годится позволить богине шастать по миру смертных. Особенно богине, пирующей на наших несчастьях.
  - Они все на них пируют.
  - Гмм... да.
  Она показала ряды зубов, ровных, но потемневших от болезни. - Капитан, вы думаете - мы пошли бы в храм, знай, что там Полиэль? А вот вас в незнании не обвинишь. Остается подумать, что вы сумасшедший.
  - Капитан Чистая Криница согласилась бы с вами, - отозвался Паран, опуская мех с водой. - Мне пора. Буду признателен, Кулак Руфа Бюд, если вы прилюдно назовете меня Добряком. - И он зашагал к выходу.
  - Ганоэс Паран.
  Что-то в ее голосе заставило его резко повернуться.
  - Сожгите мой труп, - сказала она. - В идеале нужно залить масло в легкие, чтобы они взорвались и освободили измученную душу. Так делается в Шел - Морзинне.
  Он неуверенно кивнул.
  У шатра стоял Ното Свар, изучавший окровавленный кончик рыбьей кости. Вскоре он снова засунул ее в рот. - Капитан Добряк, - пробормотал лекарь, - вас ищет вестовой Харлочель. По его намекам я догадался, что вы задумали нечто... рисковое.
  - Лекарь, если альтернатива в том, чтобы стоять и ждать, пока все умрут, я предпочитаю... нечто рисковое.
  - Ясно. Но как вы планируете эту свою атаку? Ведь вам встретится сама Серая Богиня. Сомневаюсь, что даже ваша репутация заставит солдат подойти к Великому Храму. Скорее вы едва сумеете их загнать в город Г'данисбан.
  - Я не беру солдат.
  Тощий собеседник задумчиво кивнул: - Ага, армия из одного человека? Согласен, - продолжил он, оценивающе оглядев Парана, - о вашей необычайной жестокости ходят... сказания. Правда ли, что однажды вы держали Фалах'да висящим за краем балкона его собственной башни? А ведь он считался нашим союзником... За какое преступление? А, он неправильно подобрал цвета одежд во время Императорского Фестиваля. И какие же цвета вас возмутили?
  Паран помедлил, улыбнувшись. - Синий и зеленый.
  - Но, капитан, это вполне сочетаемые оттенки.
  - Лекарь, я никогда не претендовал на эстетический вкус. О чем мы тут? О да. Армия из одного человека. Точно. Я намерен вести за собой одного человека. Мы вдвоем нападем на Серую Богиню, чтобы изгнать из нашего мира.
  - Надеюсь, вы выбрали мудро. Харлочель казался весьма спокойным. Или он еще не знает, к чему надо готовиться?
  - Не особенно, - ответил Паран. - Ведь он со мной не идет. Идете вы.
  Рыбья кость вышла через верхнюю губу хирурга. В его взоре отразились боль и непонимание. Рука вырвала проклятую кость; через миг он зажал рот обеими руками, а глаза его чуть не выскочили из орбит.
  Паран похлопал Свара по плечу. - Поживем - увидим, не так ли? Готовьтесь. Выходим через ползвона.
  
  ***
  
  Он уселся на походный сундук, осторожно оперся спиной о парусину шатра, вытянул ноги. - Хотелось бы напиться вдрызг перед подобным...
  Харлочель, казалось, утратил способность улыбаться. - Ради богов, капитан. Нужно снять лагерь. Сосчитать потери. Умоляю пересмотреть план, сулящий лишь смерть еще одного хорошего воина и капризного, но очень хорошего полевого хирурга.
  - Ах да. Ното Свар. Он был жрецом Солиэли, сестры Полиэли.
  - Он больше не жрец. Нарушившие клятву не имеют веса перед лицом Властителей.
  - Солиэль. Повелительница Лечения, Благодетельница, богиня Целебных Слез. Как думаете, сейчас она должна наплакать целый океан?
  - Неразумно насмешничать над ней у порога Храма, капитан.
  - Почему бы нет? Скажите, Харлочель, разве вечная скорбь над мучениями смертных принесла им пользу? Легко рыдать, если ты стоишь в стороне и больше ничего не делаешь. А мы тут считаем каждого выжившего, каждого бросившему вызов Худу на пороге его Королевства. - Он ощерился, подняв взор к потолку: - Самыми виноватыми считаю я так называемых "добрых и сострадательных" богов. - Тут Паран сверкнул глазами на вестового: - Видит Худ, остальные не скрывают своего нечестия. Слава им за это. А вот предлагать спасение, сочувствие и так далее, но реально ничем не сопротивляться судьбе и року... проклятие, Харлочель, им придется дать ответ!
  Вестовой смотрел широко открытыми, немигающими глазами.
  Паран опустил лицо. - Извините. Некоторые мысли лучше не высказывать. Вечная моя небрежность.
  - Капитан... миг назад ваши глаза СВЕТИЛИСЬ. Как у зверя.
  Паран снова поглядел на собеседника: - А теперь?
  - Капитан, я готов поклясться пяткой Худа на его же члене!
  Ганоэс Паран вскочил.
  - Передать приказ офицерам: армия выходит через четыре дня. В полдень третьего дня желаю увидеть всех на смотру, с оружием и полной выкладкой. После выхода лагерь должен остаться чистым. Сжечь все отходы, закопать нужники. Пусть солдаты будут заняты - они загнили изнутри. Вам все ясно, Харлочель?
  Вестовой улыбнулся и повторил приказ слово в слово.
  - Отлично. Постарайтесь убедить наших офицеров, что дни лежания и сопения в подушки закончились. Скажите, что первой пойдет самая опрятная рота. Остальным придется глотать пыль.
  - Капитан, а куда мы пойдем?
  - Без понятия. Я об этом подумаю.
  - А что с Верховным Кулаком и офицерами в этом шатре?
  - Думаю, они так скоро не оправятся. Тем временем...
  - Тем временем командуете вы, сэр!
  - Да.
  Харлочель резко отсалютовал и повернулся кругом.
  Паран смотрел ему в спину. "Хорошо, хоть кто-то мне рад".
  Через некоторое время они c Ното Сваром сели на лошадей на краю лагеря и посмотрели вниз, на расчищенное пространство перед городскими стенами, на бледный песчаник самих стен, покрытый символами, отпечатками рук, скелетообразными фигурами. Раньше за валами всегда слышался шум, в небо поднимались клубы пыли и столбы дыма. Утром большие ворота открывались, выпуская поток конных и пеших, купцов и рабочих. В бойницах боковых башен виднелись лица солдат. Сегодня же единственный шум издавали стаи голубей, взлетавших и круживших, словно скопище поднятых ветром воздушных змеев; иная, мрачная "армия" - шеренга пустынных воронов - обсела зубцы.
  - Капитан, - сказал хирург (в зубах его снова торчала кость, а дырка от прежней превратилась в припухшую, сочащуюся сукровицей точку), - вы считаете меня способным атаковать всю эту мерзость?
  - Я думал, вы отреклись от клятв.
  - Так я о том и говорю! Сейчас я не смею просить у Солиэли даже простого покровительства. Вероятно, вы слепы к истине. Так я скажу: воздух над городом кипит, это дыхание хаоса. Течения сворачиваются и переплетаются - о, даже взгляд со стороны делает меня больным. Мы оба умрем за воротами через десять шагов.
  Паран потрогал рукоять меча у пояса, затянул ремень шлема. - Я не так слеп, как вы считаете. - Он поглядел на город и натянул поводья. - Скачите рядом, Ното Свар.
  - Капитан, ворота выглядят закрытыми, и крепко. Нас не ждут.
  - Плевать на клятые ворота. - Паран пришпорил коня.
  Ното Свар бросил взгляд за плечо: там сотнями собрались солдаты, они смотрели вслед. - Боги... ну почему я не среди них? - прошептал он.
  И поглядел на капитана Добряка. Он однажды спустил невинного человека с парапета башни. "А теперь проделывает то же со мной!"
  
  ***
  
  Однажды ее послали ловить младшего брата, выслеживать его по городу - о, он знал, что она идет за ним, знал, что она способна схватить его за тощую лодыжку, подтащить к себе и вытрясти мозги из черепа. Пришлось ей побегать той ночью! Ему было десять, и он успел выйти из - под контроля. Глаза, блестящие словно смоченные слюной мраморные шарики, зубы белые словно волчьи клыки, мосластые ноги, шаловливые ручонки... Непоседливый злыдень.
  Он собирал... кое-что. Тайно. Пряди волос, обрезки ногтей, гнилые зубы. Со всех членов семейства, весьма обширного. Сорок два человека, если считать четырехлетнюю Минаралу. Он ее посчитал, выродок. Безумец менее изобретательный удовлетворился бы изготовлением полчища мерзких кукол, над которыми измывался бы, причиняя родне незначительные, но хронические страдания и питая ненасытимую злобу... однако братец, понятное дело, видел более обширное поприще для своей подлости. Не удовлетворяясь человекоподобными куклами, он сделал из палок, веревок, соломы, шерсти и рогов стадо овец. Сорок две головы. Запер их в ограде из прутиков, подобранных во дворе поместья. Затем он вырвал себе молочный зуб, обточил в подобие волчьего клыка и соорудил для себя волка из клочков меха. Кукла была такого размера, что могла проглотить тех овец в единый кус.
  Использовав извращенную магию, он поместил волка в стадо.
  Вопли и стоны оглашали всю ночь несколько домов города - жильцов терзали кошмары, вонь ужаса и овечьей шерсти, стук копыт, отчаянные попытки спастись от когтей и клыков громадного рычащего волка, бегство... Зверь вволю потешился над каждым. Ох, ей еще долго не забыть тех мучений.
  В течение следующего дня дяди, тети, племянники и все остальные собрались, бледные и дрожащие, и поняли, что разделили один и тот же кошмарный сон. Не сразу, но сумели они осознать и причину этих кошмаров. Разумеется, причина уже успела сбежать и спрятаться в одном из бесчисленных логовищ. Она намеревались отсиживаться там, пока не утихнут гнев и раздражение близких.
  Когда преступления совершают малолетние дети, их родственники обычно сменяют гнев на простую озабоченность. Но это касается обычных детей, нормальных детей; а Бен Адэфон Делат зашел слишком далеко. Опять.
  Торахвель Делат получила задание выследить брата и осуществить подобающее наказание. Она быстро придумала кару. Содрать шкуру! Овцы, вот как? Она захватила волчью куклу, намереваясь использовать ее для жестокой пытки. Она не так талантлива, как младший братец, и уж конечно не так изобретательна... но она сумеет превратить существо в подобие поводка и следовать за братом, куда бы тот не бежал.
  Ему удавалось держать дистанцию весь день и всю ночь; но за звон до рассвета она поймала его на крыше в аренском квартале Прелид. Выхватила из кармана куклу волка и с силой развела ее задние ноги.
  Братец упал на спину и тут же перевалился на живот. Он визжал и смеялся, и насмешка чуть не заставила ее оступиться. Торахвель еще сильнее вывернула волчьи ноги.
  Немедленно упав на плоскую крышу. Бедра словно загорелись.
  Брат все вопил, но и смеялся одновременно.
  Задыхаясь и моргая, она в первый раз рассмотрела куклу. Было еще темно, но все же ей удалось понять, что тельце волка обернуто куском меховых панталончиков - ее белья, пропавшего неделю назад с веревки; природу твердой внутренней части куклы она предпочла не разгадывать.
  Он знал, что она побежит за ним. Знал, что она отыщет кукольное стадо в дворике. Знал, что она догадается использовать волка, ставшего вместилищем его анима и так беззаботно брошенное. Он знал заранее... всё.
  В ту ночь, перед рассветом, Торахвель решила, что будет ненавидеть брата до скончания дней. Страстно, яростно, выжигая в себе все земное.
  Легко ненавидеть умных, даже если они оказываются родичами. Особенно родичей.
  Вернуться от воспоминаний к нынешней жизни оказалось нелегко: ее отвлекала навязчивая мысль о том, что она попала в кошмарный сон, из которого уже не выбраться.
  Брат давно уже не дергается на крыше, задыхаясь от хохота. Тогда он быстро распустил узлы заклинаний на кукле, прекратив боль. Ее брат, жив они или мертв - куда вероятнее, что мертв - находился очень далеко. И всем сердцем желала она, чтобы он оказался рядом.
   Бормоча как безумный попрошайка, Бридток сидел справа от нее за гранитным столом, руки с длинными ногтями переставляли столбики золотых и серебряных монет. Он искал способ классифицировать их, но, вполне очевидно, не преуспевал в своей затее. Денежные сундуки храма Полиэли оказались бездонными - как им довелось понять, в самом буквальном смысле. Как бы глубоко не запускали они руки в их ледяные недра, там оказывались новые слои золота и серебра, всех видов и сортов. Продолговатые слитки, золотые зубы, пустотелые шары, браслеты и кольца, свитки шелков с золотой вышивкой, такие маленькие, что умещаются в ладони; монеты квадратные, треугольные, трубчатые, дырчатые, в виде полумесяцев; искусно гравированные коробочки, цепочки, бусины, даже литейные формы. Ни одно изделие не было знакомо собравшимся - и запертым - в Г'данисбанском храме сумасшедшей, устрашающей богини. Торахвель и понятия не имела, что в мире столько языков. Надписи на монетах - буквы вроде рисунков, строчки, идущие наискосок, вертикально или по спирали, знаки из крошечных точек.
  Они из других миров, настаивал Бридток. Более привычные деньги можно найти в комнате за алтарем. Целая комната, забитая проклятым золотом. В одной этой комнатушке сложена казна, достойная империи. Наверное, он прав. Первые же слухи о чуме помогли ускоренно пополнить запасы Храма. Однако старика больше всего интересовали иноземные монеты. Они стали навязчивой идеей. "Каталог Королевств", утверждал он, станет вершиной науки.
  Странно выглядит научный уклон в человеке, так пропитавшемся амбициями властолюбия, что они кажутся единственной причиной, по которой он еще дышит, по которой стучит злобное сердце.
  Он распускал так много слухов о своей смерти, каждый год новых; чтобы отвадить охотников, утверждал он. Ей думалось: ему просто - напросто нравится собственная изобретательность. Из собравшихся идиотов - заговорщиков Бридток был, похоже, самым ярким. Ни Септуне Анабин, ни Средал Пурту не вдохновляли на доверие или уважение. Что до Срибина... ну, Срибин вообще стал неузнаваем.
  Похоже, такова судьба тех, кого Серая Богиня выбрала в любовники. Утомившись прогнившей, бормочущей тварью, которой стал Срибин, сучка выберет следующего из запаса изнемогающих от ужаса узников. Мужчину, женщину, ребенка или взрослого - Полиэли это не важно.
  Бридток настаивал, что культ Ша'ик возродился и стал гораздо, гораздо возвышенней прежнего. Где-то там стоит Город Павших, в нем обитает новая Ша'ик; Серая Богиня собирает для нее урожай безумных калек. В их понимании все смертное принадлежит горю и нищете, близнецам чрева Полиэли. А еще где-то, смутно различимый в серых миазмах хаоса, таится Увечный Бог, кашляет и извивается в цепях, укрепляя нечистые союзы.
  Что знала Торахвель о войне богов? Ей было бы все равно, если бы не ужасное влияние войны на ее жизнь, ее личный мир.
  Младший брат ступил на неверную тропу; теперь на другую, но тоже неверную тропу ступила она сама. Надежды нет.
  Бормотание Бридтока внезапно прервалось вздохом. Он привстал в кресле, глаза его расширились.
  По телу Торахвель прошло содрогание. - Что такое? - спросила она.
  Старик встал. - Она вызвала нас.
   "Наверное, я сошла с ума. Что есть в этой жизни, ради чего стоит жить? Почему я все цепляюсь за край Бездны, когда она манит самым желанным? Забвением. Концом. Боги... покончить со всем..." - Не просто вызвала, - сказала она. - Ты выглядишь... потрясенным.
  Не отвечая и не поднимая глаз, мужчина вышел в коридор. Торахвель следовала за ним, вполголоса ругаясь.
  Однажды, давным-давно, братец - ему было лет пять, и он еще не взрастил в себе зло - с плачем проснулся посреди ночи, и она села у кровати, чтобы успокоить его. Наивные слова раскрыли суть кошмарного сна. Он умер, но все же шагал по миру, ибо что-то позабыл. Позабыл и не мог вспомнить, как ни старался. Труп его бродил с вопросом на устах, обреченный задавать его всем, кто попадался на пути. "Что? Что я забыл?"
  Трудно поверить, что дрожащий в ее объятиях испуганный, большеглазый мальчик через несколько лет стал мерзким бузотером.
  Может быть - так думала она, спеша за развевающимися одеждами Бридтока - за эти годы Бен Адэфон Делат вспомнил всё. А может, он тоже стал подобием трупа, слоняющегося по миру смертных. Как она сама.
   "Зачем жить?"
  
  ***
  
  - Я думал, день для того, чтобы спать, - пробурчал Бутыл, когда сержант снова потянул его за руку. Солдат снова сказал себе, что тень от валуна, в которой он скрючился, позволяет ему остаться в живых. Сегодня самый жаркий день. Насекомые жарились на раскаленных камнях, хитиновые шкурки разлетались, как шелуха семечек. Всё молчало, всё замерло. Отряд охвачен видениями, вызванными жаждой. Бутыл уже не в первый раз засыпал; вот и сейчас сон тянет к нему тугие, вялые объятья.
  Если бы клятый Скрипач не приставал...
  - Идем со мной, Бутыл. Вставай.
  - Если ты, сержант, нашел флягу с холодной водицей, я твой. Иначе...
  Скрипач поднял его и потащил за руку. Маг едва видел землю под ногами; язык его стал клубком жеваных шнурков. Прочь с дороги, между источенных ветрами скал, туда и сюда. Почти ослепнув от яркого солнца, он не сразу заметил: они встали на ровном песке, в круге валунов, и тут их поджидают двое.
  Сердце живее забилось в груди. Сидящий со скрещенными ногами - Быстрый Бен. Справа от него присел ассасин Калам - на руках потертые черные перчатки, кинжалы прижаты лезвиями к предплечьям. Казалось, он готов кого-нибудь убить. Впрочем, Бутыл заподозрил, что это обычное выражение его лица.
  Быстрый Бен смотрел на него лениво, но угрожающе. Будто леопард, играющий с раненым зайцем. Но в его взоре таилось кое-что еще. Страх?
  Обменявшись взглядами с Верховным Магом, Бутыл заметил на песке коллекцию кукол. И непроизвольно дернулся вперед.
  - Древнее искусство, - заметил Бен. - Солдат, ты ведь с ним знаком?
  - Вы в тупике, - отвечал Бутыл.
  Маг вскинул брови и обменялся с Каламом непроницаемыми взглядами. - Да, в тупике. Как ты понял? И почему так... быстро?
  Бутыл пожал плечами.
  Быстрый Бен скривился, услышав веселое хмыканье Скрипача: - Ну ладно, клятый чертенок. Есть мысли, что нам еще сделать?
  Бутыл провел рукой по грязным остаткам волос: - Скажите сначала, что вы пытаетесь сделать.
  - Не твое дурацкое дело, солдат!
  Бутыл со вздохом сел на песок, принимая ту же позу, что человек перед ним. Изучил фигурки, ткнул в одну: - Кто она?
  Быстрый Бен вздрогнул: - Я не знал, что это "она".
  - Догадываюсь, что ее вы сделали первой. Похоже, вы проснулись от дурного сна, не понимая, в чем дело, но где-то что-то не так, это связано с вот этой женщиной. Думаю, она ваша родственница. Мать? Дочь? Сестра? Да, сестра. Она думала о вас. Недавно. Много. Поглядите на россыпь теней вокруг нее - будто стоит в траве... только травы тут нет, и россыпь принадлежит чему-то иному.
  - Раздави Худ мои яйца, - прошипел Бен. Его взор метался по расставленным куклам. Казалось, он растерял все высокомерие. - Торахвель? Во что она вляпалась, во имя Бездны? И почему все другие не могут бросить на нее тень?
  Бутыл поскреб бородку, заметил вшу, поймал и сбросил ее.
  Калам вздрогнул и ругнулся: - Смотри у меня!
  - Извините. - Бутыл показал на другую куклу, в черном шелке. Казалось, она отбрасывает две тени - будто две вороны сидят на плечах. - Это Апсалар? Она участница событий, но не сейчас. Думаю, она намеревалась пересечься с вашей сестрой, но не получается. Ее намерение не исполнено, и радуйтесь этому. Этот - Котиллион и да, он танцует чертов котильон, но вся его роль - сбросить с горы первый камешек, и пусть лавина рушится на тех, кто обречен. Итак, вы были правы, избирая Дом Теней. Инстинкт? Неважно. Он - ваша проблема. - Он указал на другую куклу, в черном плаще с капюшоном.
  Быстрый Бен моргнул и нахмурил брови: - Вряд ли. Это Темный Трон, он в центре событий. С ним все связано. И это не просто инстинкт, черт тебя дери!
  - О, он точно в центре, но видите: его тень не касается...
  - Знаю, что не касается! Потому что стоит не там, где надо!
  Бутыл протянул руку и схватил куклу.
  Быстрый Бен начал с рычанием подниматься; Скрипач толкнул его назад.
  - Убери лапы, сапер, - проговорил колдун, но довольно тихим тоном.
  - Я предупреждал, - ответил сержант. - Разве нет? - Он отдернул руку и Бен сел так, словно на плечи ему давил незримый груз.
  Тем временем Бутыл торопливо переделывал куклу, сгибал проволочки рук и ног. Сам он редко их применял - слишком дорогой материал - но сейчас кукла оказалась весьма удобной. Удовлетворившись, он поставил ее на прежнее место.
  Все молчали, взирая на фигурку Темного Трона на четвереньках, с поднятыми правой рукой и левой ногой - кукла будто вытянулась, стремясь вперед, с трудом сохраняя равновесие. Тень ее на палец не достала до куклы Торахвели Делат.
   "Темный Трон... теперь изменился..."
  Калам прошептал: - Чуть - чуть, но не...
  Бутыл скрестил руки на груди и опустился спиной на песок. - Погоди... - сказал он и сомкнул глаза, мгновенно спадая в забытье.
  Скорчившийся рядом с Беном Скрипач протяжно вздохнул.
  Колдун с трудом оторвался от созерцания Темного Трона и блеснул глазами: - Скрип, он был в полусне.
  Сержант пожал плечами.
  - Нет, продолжил маг, - ты не понял. Полусон. Кто-то в нем. Был в нем. Имеешь ли ты понятие, как далеко тянется симпатическая магия? К самому началу. К первом проблеску, Скрип. Проблеску сознания. Рождению разума. Ты понял меня?
  - Ты ясен, как нынешняя луна, - скривил губы сапер.
  - Эрес'алы, Распрямившиеся. Прежде чем по миру прошел первый человек, прежде Имассов, даже прежде К'чайн Че'малле. Скрипач, здесь была Эрес. Сейчас. Самолично. В нем.
  Сапер бросил взгляд назад, на Темного Трона. Он на четырех ногах, он бежит - но тень, им отбрасываемая, совсем не такова. Большая голова, выступающие челюсти, распахнутые, сжавшие что-то. Схваченный ими объект извивался и дергался, как пойманная змея.
   "Что такое, во имя Худа? Ох. Ох, погодите..."
  
  ***
  
  Апсалар растянулась на вершине скошенного валуна, внимательно следя за происходящим на песке в тридцати шагах. Тревожная беседа, особенно последняя часть - про Эрес. "Еще одно древнее чудище. Пусть бы оставалось подальше". За солдатиком Бутылом надо следить.
  Торахвель Делат... одно из имен в списке шпиона Мебры из Эрлитана. Сестра Быстрого Бена. Увы, как неудачно... похоже, и Котиллион и Темный Трон желают видеть ее мертвой, а они обычно получают то, чего пожелали. "Стараниями моими... и людей, мне подобных. Боги вкладывают ножи в руки смертных и ожидают в сторонке".
  Убийца следила за Быстрым Беном, оценивая его растущее волнение, начиная подозревать, что колдун что-то узнал о той пропасти, у края которой оказалась сестра. Узнал и, благодаря кровным узам, решил чем-то помочь заблудшей родственнице.
  Апсалар не стала мешкать. Соскользнув по невидимой им стороне камня, она легко приземлилась на плотный песок в тени. Проверила, удобно ли прилегает одежда, осмотрела окрестности и вытащила два кинжала.
  Есть музыка в смерти. Актеры и музыканты знают о ней. В сей миг эту музыку слышала и Апсалар.
  Женщина начала Танец Теней, пробираясь на только ей слышимые звуки жалобного хора.
  
  ***
  
  Прятавшиеся в трещине около валуна Телораст и Кодл дружно вылезли.
  - Она ушла в свой мир, - сказала Кодл, не повышая голоса. Ее костяная головка дергалась, хвост нервно мотался из стороны в сторону. Неапсалар плясала, так погрузившись в тени, что ее едва можно было разглядеть. Жители этого мира вообще не сумели бы.
  - Не связывайся с ней, - зашипела Телораст. - Никогда.
  - И не думаю. Как и ты.
  - Как и я. К тому же наша судьба... что мы должны делать?
  - Не знаю.
  - Создавать проблемы.
  Крошечные челюсти щелкнули. - Это мне нравится!
  
  ***
  
  Быстрый Бен резко встал. - У меня нет выбора.
  Калам выругался, потом ответил: - Ненавижу, когда ты такое говоришь.
  Колдун взял еще дну куклу, у которой были длинные ниточки. Поместив ее на расстоянии руки от остальных, он кивнул Каламу.
  Ассасин скривил губы, вытащил нож и вонзил его в песок.
  - Не отатараловый, идиот!
  - Извини. - Калам вытащил нож и вложил обратно, затем швырнул в песок другой.
  Быстрый Бен нагнулся, аккуратно подобрал ниточки и причудливыми узлами привязал к рукояти ножа. - Если они натянутся...
  - Я возьму нож и вытяну тебя обратно. Не в первый раз...
  - Знаю. Извини.
  Маг снова уселся со скрещенными ногами.
  - Погоди, - забурчал Скрипач. - Что тут такое? Вы не планируете очередную глупость? Точно! Проклятие, Бен...
  - Тихо. - Маг сомкнул глаза. - Мы с Темным Троном, - прошептал он, - старые друзья.
  И он улыбнулся.
  Калам не отрывал взгляда от куклы, ставшей единственной связью между телом Быстрого Бена и его душой. - Он ушел, Скрип. Не болтай, я должен сконцентрироваться. Нити могут натянуться, так медленно, что ты не заметишь, и вдруг...
  - Нужно было подождать. Я не закончил свою речь, а это важно. Калам, у меня плохое предчувствие. Скажи, Быстрый и Темный Трон действительно старые друзья? Калам? Скажи, что он не шутил.
  Ассасин метнул на сапера быстрый взгляд, облизал губы и снова уставился на куклу. Нити дернулись? Нет, пока нет. - Он не шутил, Скрип.
  - Хорошо.
  - А вроде и шутил...
  - Плохо. Слушай, а не вытянуть его прямо сейчас? Думаю, нам надо...
  - Потише, ты! Я должен следить. Я должен концентрироваться.
   "У Скрипа дурное предчувствие. Погано".
  
  ***
  
  Паран и Ното Свар подскакали к стене и встали в ее тени. Капитан спешился, шагнул к выветренной поверхности стены и прочертил острием кинжала широкую арку, начав ее дугу слева у основания и окончив там же справа, на расстоянии двух шагов. Затем он нарисовал что-то в середине и отошел, вкладывая кинжал.
  - Следуйте за мной, - приказал он, берясь за поводья.
  И двинул мерина вперед. Тот замотал головой и взбрыкнул, но тут же коснулся передними ногами стены - и прошел сквозь нее. Миг спустя всадник оказался на замусоренной улице. Пустые, безжизненные дома с закрытыми ставнями; место разрушения, место, в котором цивилизация погибла, явив всем шаткость своих основ. Тут и там валялись груды белых костей. Раздувшаяся крыса скользнула в канаву.
  Лекарь появился не сразу - он провел лошадь под уздцы. - Моя кобылка, - сказал он, - не так глупа, как ваш мерин. Увы.
  - Просто он опытнее, - отозвался Паран, оглядываясь вокруг. - Садитесь в седло. Сейчас тут никого нет, но все может измениться.
  - О боги, - зашипел Ното Свар, влезая на спину лошади. - Что тут творилось?
  - Вы не были в первой группе?
  Они медленно двигались по улице в центр Г'данисбана.
  - В рейде Даджека? Разумеется, нет. Ах, как хотелось бы, чтобы Кулак остался во главе Войска!
   "Мне тоже". - Великий Храм стоит на главной площади. А где храм Солиэли?
  - Солиэли? Капитан Добряк, я не могу войти туда. Никогда не смогу.
  - Почему вы отвергли клятву, Свар?
  - Ното Свар, если вы не против. Имело место несогласие... политического свойства. Вероятно, нечестивое, пошлое и извращенное болото храмовой жизни соответствует чаяниям большинства священников. К сожалению, я обнаружил, что не могу мириться с таким существованием. Вообразите себе: истинное поклонение для них на последнем месте. Я совершил ошибку, обличив эти мерзкие и противоестественные обычаи.
  - Весьма благородно с вашей стороны. Как ни странно, я слышал версию совсем иную. А именно - что вы потерпели поражение, борясь за власть в храме Картула. Нечто насчет использования храмовых богатств.
  - Естественно, события могут иметь разные трактовки. Скажите, капитан... раз уж вы умеете проходить сквозь саженные стены, нет ли у вас и магической сверхчувствительности? Вы ощущаете этот злодейский голод вокруг? Отвратительно. Оно жаждет нас, нашей плоти, хочет прорасти в нее и высосать суть жизни. Дыхание Полиэли - оно уже захватывает нас.
  - Мы не одни, лекарь.
  - Нет. Я удивился бы. Она щадит своих последователей, носителей. Она...
  - Тише. - Паран натянул поводья. - Я имел в виду, мы уже не одни.
  Ното Свар завертел головой, оглядывая улицы. - Там, - прошептал он, ткнув пальцем в сторону аллеи.
  Из тени вышла молодая женщина. Она была обнажена и пугающе худа. Глаза темные, широко раскрытые, сияющие; губы потрескались, грязные волосы сбились в космы. Беспризорная из трущоб, обирающая мертвецов... или...
  - Не носительница, - прошептал Паран. - Я вижу... полное здравие.
  Ното Свар кивнул: - Да. Внешность - лишь видимость. Капитан Добряк, девушку избрала... сама Солиэль.
  - Похоже, в бытность жрецом вы в такое даже не верили.
  Хирург молча покивал головой.
  Девушка подошла ближе. - Малазане, - сказала она хрипло (ее голосовые связки давно не знали употребления). - Однажды. Давно. Год? Давно были малазане. Один из них назывался гралем, но я видела доспех под одеждой. Видела из - под телеги значок Сжигателей. Я была молода, но недостаточно молода. Они спасли меня, эти малазане. Они отогнали охотников. Они спасли меня.
  Паран прокашлялся. - А теперь Солиэль избрала тебя... чтобы помочь нам.
  - Ибо она всегда любезна к тем, кто добр, - шепнул Свар. Его голос дрожал от восторга. - Солиэль простила меня...
  - Здесь тоже охотники. Идут. Они знают что вы здесь. Чужаки, враги богини. Их вождь ненавидит все на свете. Страховидный, искалеченный, он питается чужими мучениями. Идемте со мной...
  - Благодарим, но нет, - отвечал Паран. - Твоя поддержка нам в радость, но я намерен встретиться с охотниками. Хочу, чтобы они провели меня к Серой.
  - Страховид не позволит. Он убьет вас и ваших лошадей. Лошадей первыми, потому что он ненавидит их сильнее всего иного.
  Ното Свар прошипел: - Капитан! Прошу, это предложение самой Солиэли...
  - Предложение Солиэли, - сурово сказал Паран, - пригодится мне позже. Одна богиня за раз. - Он повел коня вперед, но оглянулся на хирурга и остановился.
  - Идите с ней. Встретимся у ворот Великого Храма.
  - Капитан, чего вы ждете от меня?
  - Я? Ничего. Я ожидаю, что Солиэль использует вас, но не так, как эту девушку. Мне нужно нечто большее. - Паран потянул за поводья. - И я не приму отрицательного ответа, - добавил он под стук подков.
  
  ***
  
  Ното Свар проследил, как безумец въезжает на главную улицу, и повернул лошадь головой к девушке. Вытащил рыбью кость и заложил за ухо. Прокашлялся. - Богиня... дитя. Я не желаю умирать, но прошу заметить: этот человек меня не слушает. Если ты решишь сокрушить его за непочтительность, я не найду в сем ничего несправедливого или незаслуженного. Фактически...
  - Тихо, смертный, - сказала девушка голосом зрелой женщины. - В этом человеке равновесие всего мира, и я не желаю оказаться той, что нарушит баланс. Любым способом. Готовься скакать - я поведу, но не стану искать тебя, если ты потеряешься сзади.
  - Я думал, ты намерена вести меня к...
  - Это сейчас не важно, - усмехнулась она. - Ты сказал бы, что все извратилось самым неподобающим образом. Нет, я желаю, чтобы ты стал свидетелем. Понимаешь? Свидетелем! - Тут женщина отвернулась и зашагала. Лекарь с руганью пришпорил лошадь и поспешил вслед.
  
  ***
  
  Паран быстро проехал по главной улице Г'данисбана, которая ныне выглядела скорее дорогой к кладбищу, нежели оживленной торговой артерией. Впереди показалась толпа человек в тридцать - сорок с одним мужчиной во главе; в его правой руке был сжат крестьянский серп, "украшенный" окровавленным конским хвостом. Растрепанное воинство казалось сборищем выходцев из погребальной ямы бедняцкого района: скрюченные, покрытые коростой и язвами руки, перекошенные, безумные лица. У некоторых были мечи, другие сжимали ножи и мясницкие топоры, копья, сучья и пастушеские посохи. Большинство из них, казалось, едва стоит на ногах.
  Но их вожак, тот, кого девушка назвала Страховидом, казался сильным. Его лицо действительно было страшно, до костей, изуродовано шрамом, идущим диагонально от правой щеки через нос до нижней челюсти. Капитан догадался, что его когда-то укусил конь.
   "Лошадей первыми, потому что он ненавидит их ..."
  Глаза ярко сверкали в глубине вдавленных орбит. Они не отрывались от лица Парана. На безобразно перекошенных губах появилось нечто вроде ухмылки.
  - Ее дыхание недостаточно сладко для тебя? Весьма силен, можешь противиться. Ей нужно будет понять, кто ты такой. Прежде, - губы искривились еще сильнее, - прежде чем мы убьем тебя.
  - Серая Богиня не знает, кто я такой. Потому что я отвернулся от нее. Она бессильна передо мной.
  Страховид вздрогнул: - В твоих глазах... зверь. Покажи себя, малазанин. Ты не такой, как все.
  - Скажи ей, что я пришел с предложением.
  Мужчина склонил голову набок: - Ты решил подразнить Богиню?
  - Можно и так сказать. Но у нас мало времени.
  - Мало? Почему же?
  - Проведи меня к ней, и я объясню. Скорее!
  - Она не боится тебя.
  - Отлично.
  Мужчина еще некоторое время смотрел на Парана. Затем взмахнул серпом. - Иди за мной.
  
  ***
  
  Торахвель Делат за свою жизнь преклоняла колени перед многими алтарями и открыла несомненную истину. То, чему поклоняются, является всего лишь отражением поклоняющихся. Каким бы благим ни был бог, его искажают миллионы масок, слепленных из тайных страстей, желаний, радостей и страхов людей, лицемерно изображающих почтение и покорность.
  Верующие тонут в вере, служители растворяются в служении.
  Но есть и иная истина, вроде бы противоречащая первой. Чем добрее и благороднее бог, тем злее и свирепее поклонники, ибо им приходится удерживать уверенность, подавлять несогласных лишь силой собственной воли. Они будут убивать, будут пытать во имя божье; они изгонят конфликт из своих сердец и будут спокойны даже с окровавленными руками.
  Руки самой Торахвели покрыты кровью - сейчас скорее фигурально, но в прошлом... Она старалась заполнить некую дыру в душе, она тонула и растворялась, отыскивая внешнюю "руку спасения", искала то, чего не могла найти в себе самой. Касания божьих рук, были ли те боги любвеобильными или жестокими, казались ей одинаковыми. Она едва чувствовала их сквозь онемелую одержимость своих желаний.
  На нынешний путь она ступила так же легко, как на множество иных; однако на этот раз, кажется, выхода не найти. Ее глаза не видели никаких альтернатив, никаких шансов. Первые нити паутины, в которую угодила она, свились пятнадцать месяцев назад в городе Карашимеше на берегу внутреннего моря Карас, который она выбрала как место жительства. Она сама, поддавшись соблазну пассивности, позволяла сети все сильнее обвивать ее.
  Соблазн исходил от Серой Богини, ставшей духовной любовницей ядовитого Скованного Бога. Сладость оправдания пороков была так приятна. "И так опасна. Для нас обоих". Она думала об этом, бредя за Бридтоком по Галерее Славы в трансепт. Как будто обоих влекла незримая, но прочная веревка. Сожаление пришло слишком поздно. Если вообще пришло.
   "Возможно, это вполне подходящий конец для дуры, не понявшей, ради чего следует жить".
  Сила Серой Богини клубилась вокруг входа, пуская серые щупальца. Она столь ядовита, что гниет и крошится даже камень.
  У порога Торахвель и Бридтока поджидали остальные служители злосчастного культа. Септуне Анабин из Омари и Средал Пурту, бежавший год назад из И'Гатана после неудачной попытки убить малазанскую ведьму Воробушек. Они оба выглядели иссохшими - субстанция их душ выпита, растворилась в ядовитых миазмах, как соль в воде. В глазах светится панический ужас.
  - Срибин умер, - зашептал Септуне. - Она выберет еще кого-то.
  И она выбрала.
  Невидимая рука, громадная, когтистая - больше пальцев, чем может вообразить здравый рассудок - схватила грудь Торахвели, оттащив ее от остальных. Они сжались, на лицах выразились сочувствие и облегчение. Облегчение явно перевешивало. По жилам Торахвели прокатилась ярость. Она отчаянно боролась, покидая алтарную комнату; глаза обожгло кислым чумным туманом, когда она подняла взор на Полиэль.
  И увидела голод, желание.
  Боль взорвалась в теле - и отступила. Когти втягивались, рука оставила ее.
  Торахвель встала коленями на мозаичный пол, бессильно растянулась в луже своего пота.
   "Думай, о чем молишь. Думай, чего ищешь".
  В Галерее Славы послышался приближающийся стук копыт.
   "Всадник? Что - кто осмелился - о боги! Благодарю тебя, кто бы ты ни был. Благодарю". Она еще не упала за край. Вдох, еще - несколько мгновений...
  
  ***
  
  Оскалившийся Страховид оттолкнул жрецов плечом. Паран поглядел на согбенные, дрожащие фигурки и нахмурился: все трое упали перед ним на колени, склонили головы.
  - Чем они больны? - спросил он.
  Лающий смех Страховида всколыхнул застоявшийся воздух. - Отлично сказано, чужак. В тебе есть стальной стержень. Отдаю должное.
   "Идиот. Я не шутил".
  - Сойди с клятого коня, - сказал Страховид, заслоняя вход. Он облизнул уродливые губы, крепче сжал рукоять серпа.
  - Даже не подумаю. Зная твою любовь к лошадям...
  - Ты не можешь ВЪЕХАТЬ в алтарный зал!
  - Отойди. Мой мерин не кусается - предпочитает бить копытами. Скажу честно - хруст костей приводит его в восторг.
  Конь двинулся к дверям, раздувая ноздри и мотая головой. Страховид попятился, оскалив кривые зубы, и зашипел: - Ты не чуешь ее гнев? Ее ярость? О, глупец!
  - А она чует мой гнев?
  Паран пригнулся, когда мерин прошел в двери, и тут же выпрямился. На плитах пола извивались женщина - темная кожа покрыта потом, длинные ноги и руки трясутся. Вокруг плавали кольца чумного воздуха, нежно касаясь тела - будто поцелуи любовника.
  За телом женщины начинались ступени подножия. На них валялись осколки алтаря. В центре возвышения на месте алтаря стоял трон из перекрученных, уродливых костей. Сидящая на нем излучала такую силу, что ее было плохо видно. Длинные, сочащиеся ядом руки, обнаженный торс, сморщенный, потерявший признаки женского пола; ноги, казалось, имели слишком много суставов, а стопы походили на лапы энкар'ала - широкие, с тремя когтями. Глаза Полиэли стали мерцающими в середине черных провалов точками. Потрескавшиеся, истекающие вонючей слизью губы растянулись в улыбке.
  - Солтейкен, - тонким голоском сказала богиня, - не пугай меня. Я было подумала... но нет, ты для меня ничто.
  - Богиня, - ответил Паран, выпрямив спину. - Я отвернулся от тебя. Это мой выбор, и ты видишь лишь то, что я позволяю тебе видеть.
  - Кто ты? Или что ты?
  - В обычных обстоятельствах, Полиэль, я всего лишь арбитр. Я пришел сделать приношение.
  - Так ты понимаешь сокрытую истину? Кровь была ИХ путем. И мы решили ее отравить.
  Паран нахмурился - и пожал плечами, засовывая руку в складки плаща. - Вот мой дар, - сказал он и заколебался. - Сожалею, Полиэль, но обстоятельства... необычные.
  Серя Богиня начала: - Я не понимаю...
  - Лови!
  Какой-то маленький сверкающий объект вылетел из его ладони.
  Она подняла руки, защищаясь.
  За столкновением последовал тихий, скулящий звук. В руку вонзился кусочек металла. Отатарала.
  Богиня содрогнулась Воздух разорвал страшный животный вопль. Сила хаоса порвалась в клочья и разлетелась - языки серого огня заметались словно бешеные звери, и мозаика пола начала взрываться.
  Сидевший на брыкающемся коне Паран наблюдал за ее агонией... и гадал, не совершил ли он ошибку.
  Затем он обратил взор на смертную, корчащуюся на полу. На ее тень, порванную в клочья непонятно чем. "Ну, этого я ожидал. Время близится".
  
  ***
  
  Другой трон, такой смутный, что кажется полосами слабых теней, протянувшихся по равнине грязного льда. Быстрый Бен подумал, что с прошлого посещения он очень изменился.
  Как и прислонившийся к спинке трона тощий, призрачный бог. Да, тот же капюшон скрывает лицо, и та же артритическая черная рука сжимает навершие прогулочной трости - насест одноногого стервятника. Та же эманация исходит от Темного Трона - будто пересыщенная ладанная смесь, притупляющая все чувства мага волнами отвратительного, приводящего в ярость самодовольства. Ничего необычного. И все же... что-то...
  - Делат, - пробурчал бог, с великим удовольствием пробуя каждый звук имени.
  - Мы не враги друг другу, - ответил Быстрый Бен. - Давно не враги. Ты не можешь не видеть этого.
  - Ах, но ты желаешь сделать меня слепым, Делат! Да - да, желаешь. Слепым ко всем прошлым изменам и обманам, ко всем наглым оскорблениям и плевкам!
  - Обстоятельства изменились.
  - Да неужели!?
  Колдун почувствовал, как пот потек по телу. Что-то здесь... но что?
   "Неправильно, вот что".
  - Ты знаешь, - спросил он, - почему я пришел?
  - Она не заслужила милости. Даже от тебя, колдунишка.
  - Я ее брат.
  - Есть ритуалы для разрыва такой связи, - заявил Темный Трон. - Твоя сестра исполнила их все!
  - Исполнила? Нет, попыталась их исполнить! Некоторые нити не разорвет никакой ритуал. Я позаботился. Я не мог поступить иначе.
  В ответ раздалось фырканье. - Нити. Ты так наслаждаешься, плетя их? Конечно, Адэфон Делат. Величайший твой талант - немыслимые плетения. - Капюшон начал раскачиваться из стороны в сторону, когда Амманас затянул: - Сети, ловушки и мрежи, лески, крючки и наживки, сети, лову... - Он дернулся на троне: - Скажи, за что следует пощадить сестру? И откуда - скажи, откуда - у меня появится сила, чтобы ее спасать? Разве она моя? Разве она здесь, в Твердыне Теней? - Он наклонил голову к плечу. - Увы мне. Как раз сейчас она при последнем издыхании - она стала смертной любовницей Серой Богини. Признайся, чего ты ждешь от меня?
  Быстрый Бен молча смотрел на него? Серая Богиня? Полиэль? Ох, Торахвель... - Подожди. Бутыл подтверждает - и это не слепая догадка - что ты вовлечен в игру. Где бы они ни находились, они связаны с тобой!
  Темный Трон закашлял так сильно, что все члены его призрачного тела затряслись. - Ты задолжал мне, Адэфон Делат! Признай это, и я пошлю тебя к ней! Сейчас же! Признавай долг!
   "Проклятие. Сначала Калам, потом я. Проклятый Темный Трон..." - Ладно! Я должен тебе! Признаю долг!
  Бог Тени лениво махнул рукой.
  Быстрый Бен пропал.
  Темный Трон поудобнее устроился на престоле. - Такой хрупкий... Такой беззаботный, не обративший внимания на просторный, пустой зал. Бедный человек. Бедняга, бедняга... Ага, что у меня в руках? - Он взглянул на очутившийся рядом короткий серп. Прищурился и оглядел сумрачный покой. - Посмотрим на них! Нити! Хуже, паутина! Она повсюду - дворец явно нуждается в тщательной уборке! Нет, так не годится. Вовсе не годится. - Он провел лезвием серпа по магическим нитям и проследил, как они рвутся и растворяются. И улыбнулся: - Вот, теперь тут полная гигиена. Гораздо лучше.
  
  ***
  
  Он пробудился от хватки стальных рук, замолотил руками и упал на колени. Лицо Калама придвинулось вплотную к его лицу, и в глазах ассасина Бутыл увидел полнейший ужас.
  - Нити!
  Бутыл оттолкнул его руки и поглядел на ровный песок. - Похоже, их начисто обрезали!
  Стоящий рядом Скрипач воскликнул: - Найди его, Бутыл! Ищи его... приведи назад!
  Молодой солдат изумленно уставился на сослуживцев: - Как? Как мне это сделать? Он вообще не должен был начинать! - Бутыл обошел тело колдуна, поглядел в замершие глаза. - Ушел. Прямо в логово Темного Трона. О чем он думал вообще?
  - Бутыл!
  - Ох, - сказал солдат, заметив еще что-то, - поглядите! Что такое? Что она задумала?
  Калам оттолкнул Бутыла и упал на четвереньки, уставившись на кукол. И сразу вскочил: - Апсалар! Где она?
  Скрипач застонал: - О нет, только не снова...
  Ассасин уже вытащил оба кинжала. - Возьми ее Худ! Где эта треклятая сука?
  Бутыл тихо улыбнулся, глядя, как двое мужчин побежали, сами не зная куда. "Идиоты. Но ведь так все и кончается, не правда ли? Если ничего никому не рассказывать. Ни о чем!" - Он обратился к наблюдению за куклами. - О, тут все интереснее и интереснее...
  
  ***
  
  - Дурак пошел и самоубился, - сказала капитан Чистая Криница. - И лучшего целителя утащил прямо в проклятые Худовы врата!
  Харлочель скрестил руки на груди: - Не думаю...
  - Слушайте меня, - бросила капитан. Стоявший рядом Футгар усиленно закивал. - Теперь я главная, и в треклятом мире нет ни одной треклятой вещи, которую я...
  Тирада осталась незаконченной: с северной стороны лагеря раздался вопль, затем воздух разорвал громовый вой - так близко и так громко, что Харлочель почувствовал, будто у него раскололся череп. Он присел и развернулся, увидев, как некий солдат пролетает над крышами палаток, роняя оружие... затрещали веревки... земля под ногами затряслась...
  Явилась чудовищная, черная, размытая форма - и подобно молнии помчалась прямо к ним.
  Ударная волна, словно тараном, поразила всех троих за миг до нападения зверя. Харлочель подлетел, упал на плечо и покатился, задыхаясь - мельком успев заметить, что капитан, словно сломанная кукла, отлетела в сторону, а Футгар попросту исчез в грязи, когда тварь прошла по его спине...
   "Худовы зенки..."
  В лагерь ворвались новые звери - лошади заржали, солдаты завопили в панике, сила атаки заставила сдвинуться повозки - и Харлочель рассмотрел одно чудище. "Нет, невозможно..."
  Мир тревожно потемнел. Он скорчился, парализованный, неспособный даже дышать. Но спазм быстро пошел. Какая радость - наполнить легкие сладким, пыльным воздухом!
  Рядом кашляла капитан. Она встала на четвереньки, выплюнула сгусток крови.
  Со стороны Футгара раздался жалобный стон.
  Заставив себя встать, Харлочель увидел, как Гончие ворвались в город - его глаза расширились, когда целая секция толстой стены взорвалась - к небу полетели кирпичи и камни, поднялась туча пыли, а потом до него докатилась новая волна...
  ... мимо пронесся конь с белыми от страха глазами....
  - Не к нам! - пропыхтела Чистая Криница, силясь встать. - Слава богам - они просто мимо пробегали - просто....
  Она снова закашлялась.
  Ноги Харлочеля подогнулись, он опустился на песок. - Бессмыслица, - прошептал вестовой, дергая головой. Здания в городе рушились под напором...
  - Что?
  Он глянул на Криницу. "Ты не понимаешь... я поглядел в глаза черной твари, женщина!" - Я видел... видел...
  - Что?
   "Я видел чистый ужас..."
  Земля снова затряслась. Новые крики сзади - он выкрутил голову и увидел, как пятеро зверей прокладывают пути по разоренному лагерю - больше, еще больше, чем... о боги...
  
  ***
  
  - Он велел ждать... - начал Ното Свар и завопил, когда лошадь под ним дернулась столь резко, что захрустели кости (он готов был поклясться в этом!), повернулась задом к проклятому храму и рванулась так резво, что хирург поленом вылетел из седла.
  Приземлился он неудачно - услышав, как хрустнули ребра - но боль исчезла под давлением более опасного несчастья. Рыбья кость вонзилась в гортань!
  Он захрипел. Небеса сверху потемнели, глаза выпучились...
   Девушка склонилась над ним. Нахмурилась.
   "Глупый глупый глупый..."
  Она протянула руку к зияющему горлу и выдернула кость.
  Застонав от благости свободного дыхания, Ното Свар тут же зажмурился, вновь ощутив колющую боль, которую рождал в ребрах каждый вдох. Глаза открылись, наполнившись слезами.
  Девушка все еще нависала над ним, но ее внимание было отвлечено. Она смотрела не на вход храма, а на улицу.
  Туда, где кто-то бил в барабаны преисподней. Грохот заставил плясать мостовую под ним - новая боль...
   "А день начинался так хорошо..."
  
  ***
  
  - Не Солтейкен, - сказал Паран. Богиня извивалась на троне - вонзившийся в руку кусок отатарала поставил ее на грань пребывания в мире. - Вовсе не Солтейкен. Хотя может так казаться. Увы, Полиэль, все гораздо сложнее. Вестовой недавно сказал, поглядев в мои глаза... да, этого оказалось достаточно и, судя по этому вою, я все рассчитал верно...
  Капитан поглядел на женщину, лежащую у ног богини. Без сознания, может, уже мертва. Он не думал, что Гончие озаботятся ей. Капитан подобрал поводья и выпрямился. - Боюсь, мне нельзя задерживаться. Скажу напоследок: ты совершила ужасную ошибку. К счастью, долго расплачиваться не придется.
  Город сотрясали все более близкие удары.
  - Смешайся со смертными, Полиэль, - добавил Паран, разворачивая мерина, - и заплатишь.
  
  ***
  
  Человек, названный Страховидом - когда-то он имел другое имя и вел иную жизнь - скорчился в углу. Трое жрецов убежали в коридор. Он остался в одиночестве. "Так одиноко. Снова". Жалкий мятежник, молодой и гордый своими делами. Все пропало в единый миг.
  Гральская лошадь, дыхание с ароматом свежей травы, зубы, словно резаки, вгрызаются в кости, срезав по пути плоть. Он везде видел зеркала своего уродства - всякий, взглянувший на него, корчил рожи и отворачивался, а иногда - хуже того - взирал с извращенным удовольствием. Ужас его положения пустил глубокие корни, наполнив душу алчными позывами видеть боль и страдания окружающих, видеть, как вокруг формируется легион жалких уродов, солдат нового знамени. Где каждый столь же мерзок, как он сам.
  Явление Полиэли стало даром судьбы - а ныне мерзавец убил ее, медленно убивал ее - отнимая у него все. Снова.
  По плитам пола застучали подковы. Он отпрянул, и всадник промчался по широкому коридору, переходя в быстрый галоп.
  Страховид смотрел вслед, его глаза излучали ненависть.
   "Потеряно. Все потеряно".
  Он обратил лицо к алтарной комнате...
  
  ***
  
  Быстрый Бен приземлился, словно кот; но поток ядовитого страдания сидящей в трех шагах плененной богини заставил его скорчиться, закрыв голову руками. "О, Темный Трон, ты умеешь позабавиться". Он повернул голову и нашел взглядом Торахвель, недвижно лежавшую у подножия алтаря.
   "Бедная девочка... я никогда не мучил ее так. Но... покажите мне милосердного ребенка, и я во всеуслышание поклянусь, что верю в чудеса. Я просто отдавал должок. Ее привела сюда излишняя чувствительность. Но к чему жизнь, если нет тысячи поводов раскаиваться?"
  В комнате присутствует отатарал. Нужно схватить ее и вытащить наружу. Подальше от этого отравленного дурдома - и все будет хорошо. Итак, Темный Трон играет честно. Как удивительно...
  Тут он услышал завывание Псов, громким эхом разнесшееся по коридорам.
  
  ***
  
  Паран выехал из прохода и резко дернул коня вправо - он едва успел разминуться с черным Шеном, мчащимся прямо в Храм. За ним показался Руд, затем Барен; в огромной пасти Барена извивалась и шипела рептилиеобразная пантера - она пыталась замедлить бег своего пленителя, цепляясь когтями за камни пола, но без всякого успеха. Далее бежали Слепая и Геар.
  Вбежав в храм, Геар взвыла, и в ее голосе слышалась дикая радость, как будто один миг отделял Гончих от давно замышленной мести.
  Паран поглядел им вслед, потом заметил Ното Свара, над которым склонилась безымянная девушка. - Худа ради, - бросил он. - Времени нет - поставь его на ноги. Солиэль, мы идем в твой храм. Свар, а где, во имя Бездны, ваша лошадь?
  Девушка выпрямилась и поглядела на улицу: - Близится гибель моей сестры.
  Капитан взглянул туда же и увидел Дераготов.
   "Ох. Ведь это я все начал..."
  Храм за их спинами содрогнулся, по стенам побежали трещины.
  - Пора!
  
  ***
  
  Быстрый Бен схватил сестру за капюшон и потащил к стене. Он понимал, что это бесполезно. Гончие пришли за ним, а в комнате витает дух отатарала.
  Темный Трон никогда не играл честно, и колдун готов был признать: в этот раз его обхитрили. "В первый раз, он же и последний..."
  Он поднял голову, услышав клацанье когтей по плитам коридора...
  
  ***
  
  Страховид посмотрел на атакующего зверя. Демон. Прекрасное, чистое создание. С ним уже покончено, у него нет ничего, ради... "Да, пусть меня сразит красота".
  Он встал на пути демона...
  ... и получил сильный толчок, ударившись о стену и чуть не потеряв сознание. Не устояв на ногах, мужчина упал, ощутив, что вокруг клубятся, извиваются тени, наступает тьма...
  Демон навис над ним. И появился другой силуэт - изящный, весь в черном, с ножами в руках. Лезвие глубоко вонзилось в плечо зверя.
  Демон заревел в ярости и боли. Отскочив, развернулся навстречу новому врагу.
  А его уже там не было, он оказался напротив - руки и ноги так быстро двигались, что движения казались странно размытыми. Ножи вновь коснулись демона. Он прижался к стене, сверкая глазами.
  По коридору, грозно лязгая когтями, приближались новые демоны. Они замедляли шаги...
  ... потому что силуэт оказался между ними. Сверкание лезвий, уже покрывшихся кровью - будто танец в воздухе, там и тут. Пришелец кружился на месте, его руки извивались, словно змеи; нога с не меньшей ловкостью взметнулась, ударив ближайшего зверя по голове (голова у него была длиннее и шире лошадиной) - и голова эта поднялась вверх, за ней последовали плечи и торс. Демон с нелепым изяществом взлетел, переворачиваясь через спину, и с размаху врезался в стену.
  Кирпичи разлетелись осколками, стена обрушилась в соседнее помещение; тело демона влетело туда же, пропав в туче пыли.
  Остальные твари недоуменно замерли, а тень внезапно оказалась прямо пред носом Страховида.
  Темноволосая женщина, вытирающая кровь с кинжалов.
  По полу что-то зацокало. Он поглядел вниз: по сторонам ее стояли два птичьих скелетика. Клювы открыты, из пустых гортаней доносятся шипящие звуки. Один прыгнул, дернув головой и щелкнув зубами...
  ... и демоны попятились.
  Раздалось шипение более громкое - зверя, висящего в демонской пасти. Страховид заметил, что его жуткие глаза наполнились ужасом, переходящим в панику...
  Женщина покойно сказала, явно обращаясь к Страховиду: - Иди за колдуном и его сестрой - они нашли пролом позади тронного помоста - думаю, у них есть время убежать. И у тебя, если поспешишь.
  - Я не хочу, - ответил он, не удержав слез. - Я хочу умереть. Немедленно.
  Эти слова заставили женщину оторвать взгляд от демонов.
  Он смотрел в удивительные глаза, черные как эбеновое дерево, миндалевидные. На лице ее нет ни единого признака отвращения - всего лишь взгляд... и за ним нечто вроде... печали.
  - Иди в Храм Солиэли, - произнесла она.
  - Она отворачивается от меня...
  - Не сегодня. Не с Ганоэсом Параном, схватившим ее за шкирку. Иди. Исцелись.
  Это невозможно - но как посмеет он перечить ей?
  - Спеши. Не знаю, каким образом Телораст и Кодл сдерживают угрозу и насколько их хватит...
  Едва она произнесла эти слова, из коридора донесся новый рык. Демоны сбились в кучу у порога, яростно взвизгивая.
  - Вон оно как, - пробурчала женщина, поднимая кинжалы.
  Страховид вскочил и помчался в алтарную комнату.
  
  ***
  
  Неверие. Быстрый Бен не понимал, что задержало Псов - он уловил звуки яростного боя, злобное рычание, визг боли... бросил взгляд в коридор, втаскивая Торахвель в боковой проход и вроде бы увидел... что-то. Кого-то призрачного среди теней, обороняющего вход.
  Кто бы там не сражался, он подарил магу жизнь. И его сестре. Такую монету Быстрый Бен не разменяет на мелочь.
  Бросив Торахвель на плечо, он как мог скорее поспешил по узкому коридору.
  Вскоре кто-то увязался следом. Быстрый Бен выругался, разворачиваясь (при этом Торахвель ударилась головой о стену и застонала).
  Подбежал человек с уродливым лицом. Колдун догадался, что его когда-то укусил конь. - Я помогу! - крикнул он. - Быстро! Сама судьба ворвалась в храм!
   "Не он ли сражался с Гончими?" Сейчас неважно. - Бери ее за ноги, дружище. Чем быстрее мы выйдем с освященной земли, тем меньше достанется Худу...
  
  ***
  
  Гончие явно решили броситься на Апсалар скопом. Она вложила кинжалы в ножны. - Кодл, Телораст, хватит шипеть. Время смываться.
  - Тебе не весело, Неапсалар? - пискнула Кодл.
  - Да уж точно! - сказала Телораст, угрожающе мотая головой. Было заметно, что Псов ее угрозы пугают все меньше.
  - Где она? - спросила Кодл.
  - Пропала!
  - Без нас!
  - За ней!
  
  ***
  
  Полиэль, Серая Богиня чумы, болезни и страдания, оказалась запертой в собственном кошмаре. Сила ушла, воля таяла. Она сидела на троне, содрогаясь, и в ладони торчал кусок гибельного металла.
  Измены, так много измен - мощь Увечного Бога пропала, покинула ее - а этот неизвестный, смертный убийца с ледяными глазами - он НИЧЕГО не понимает. Во чье имя? Ради чьего освобождения ведется война? Проклятый идиот.
  Какое проклятие - увидеть в конце все пороки, все мерзости рода человеческого выставленными на всеобщее обозрение, при свете дня! Разве не все ее последователи ищут, сознательно или бездумно, чистоты самоуничтожения? Одержимые, они вбирают смерть в себя, но их мучения - слабое отражение смертей, приносимых ими земле, воздуху, воде. Люди разрушают себя - и делают жертвой весь мир.
  Апокалипсис редко приходит внезапно; нет, среди смертных он крадется исподволь, неотвратимый, усердно портящий жизнь, здоровье, красоту.
  Больные умы и порочные душонки затянули ее в свой мир; ради спасения земли, ради возможности исцелить ее, уничтожив главнейших вредителей, она старалась искоренить род людской распространением чумы. Едва ли они заслужили иной участи! И вот, она сама умирает.
  Богиня задрожала. "Измена!"
  В зал вошли пять Гончих Тени.
  Ее смерть. "Темный Трон, ты глупец".
  Одна Гончая выплюнула что-то из пасти, и оно покатилось к ступеням подножия, извиваясь и брызгая слюной.
  Даже в тисках боли Полиэль сохранила здравость рассудка. Она опустила взор, пытаясь понять (а Гончие уже успели обежать подножие ее трона, направившись к пролазу жрецов), зачем здесь чешуйчатая пантера с гангренозной лапой, с переломанными бедрами. Она не может убежать. Псы бросили ее здесь - почему?
   "А, разделить мою участь..."
  Последняя мысль, едва ли утешительная - появились Дераготы, пылающие злобой и голодом, древние как любой Старший бог. Они упустили одну добычу, но с удовольствием порвут другую.
  Искалеченного, вопящего от страха и ярости а.'
  Искалеченную богиню, искавшую способ исцелить Бёрн. Ибо такова была истинная причина лихорадки, таков был тщательно выверенный жребий болезни. Лишь люди - последним усилием напомнила она самой себе - "лишь люди полагают объектом спасения свой род и только свой род".
  А потом Дераготы, первые поработители человечества, схватили ее.
  
  ***
  
  - Она теперь Носительница, - сказал Страховид. - И даже больше. Чума станет свободно истекать из нее, пусть даже погибнет Полиэль. Один раз начавшись, поветрие будет развиваться и дальше. Прошу, идем со мной, - добавил он, следя за попытками незнакомца пробудить Торахвель.
  Тот поднял безнадежный взор. - Идти? Куда?
  - В храм Солиэли.
  - Равнодушная сука...
  - Прошу, - настаивал Страховид. - Ты увидишь. Я не могу не верить ее слову.
  - Какому слову?
  - Это рядом. Ее нужно исцелить. - Он нагнулся, поднимая женщину за ноги. - Как раньше. Недалеко.
  Чужак кивнул.
  Из храма позади них вырвался короткий вопль, столь пронзительный, что по толстым стенам пошла паутина трещин. Из них вырывались струйки пыли. Фундаменты начали проседать со стонущим гулом, следом прогибались мостовые.
  - Нужно торопиться! - сказал Страховид.
  
  ***
  
  Спешившись и взяв трепещущего, задыхающегося Свара за воротник, Паран пнул ногой двери храма. Вспышка силы скромная, но достаточная, чтобы намекнуть Солиэли на его нынешнее умонастроение.
  Когда он вошел в двери, девушка проскочила мимо, бросив на удивление восторженный взгляд, и спешно удалилась в главный зал.
  Стены коридоров расписаны фигурами, коленопреклоненными, с головами, опущенными в поклонении, мольбе или отчаянии. Для этой мерзкой богини, скорее, верно последнее, подумал Паран. С арок свисали похоронные пелены, без сомнения, готовившие паству к самому худшему.
  Едва они вошли в зал, как полы задрожали - обваливался Великий Храм Полиэли. Паран подтолкнул шатающегося Ното Свара к алтарю. "При удаче он похоронит треклятых Дераготов. Но биться об заклад не стану".
  Капитан вытащил карту и швырнул на пол: - Солиэль, призываю тебя.
  Девушка, стоявшая справа от алтаря, вдруг начала падать - но тут же выпрямилась и подняла голову, близоруко моргая. Ее улыбка стала еще шире.
  Паран навеки запомнил каждую мелочь в облике Солиэли - столь сильна была ее обузданная ярость. Богиня появилась за алтарем, столь же бесполая, как покойная ее сестрица; ее тонкие пальцы, которым привычнее было закрывать веки покойникам, сейчас сжимались в кулаки. - Ты совершил ужасную ошибку... - захрипела она.
  - Я не закончил, - бросил капитан. - Раскрой свою силу, Солиэль. Соверши исцеление. Можешь начать с присутствующего здесь Ното Свара; потом вложи в него мощь, достаточную по величине и длительности для излечения всех в лагере за городской стеной. Когда ты закончишь с ним, подойдут другие - последыши Полиэли. Исцели всех и пошли... - Его голос отвердел. - Семь Городов слишком много страдали, Солиэль.
  Она долго смотрела на него, а потом дернула плечиком: - Ладно. Что до страданий, разбираться с ними я предоставляю тебе. Не по своей воле.
  Паран нахмурился и повернулся, услышав удивленный возглас позади. Моргнул, улыбнувшись: - Быстрый Бен!
  Колдун и Страховид несли женщину - он уже видел ее пред алтарем Великого Храма. Паран сразу всё понял, но тут же понял, что понял не всё. Или вообще ничего.
  Быстрый Бен глянул в сторону алтаря. Глаза его сузились: - Она? Дыханье Худа, вот уж не думал... ладно. Ганоэс Паран, это твоих рук дело? Ты знал, что Гончие придут за мной?
  - Не совсем... хотя понимаю, почему ты думаешь так. Ты играл с Темным Троном? Ради нее, - он указал на бесчувственную женщину.
  Колдун криво ухмыльнулся: - Сестра моя.
  - Он высвободил Дераготов, - сурово и обвиняюще сказала Солиэль. - ОНИ РАЗОРВАЛИ ЕЕ В КЛОЧКИ!
  Сестра Бена замычала и подобрала ноги.
  - Дерьмо, - шепнул маг. - Мне пора бежать. К остальным. Пока она не очнулась.
  Паран вздохнул, скрестив руки на груди. - Быстрый, ты же не...
  - Тебе не хуже меня известно, что такое гнев сестры! - бросил маг, делая шаг в сторону. И оглянулся на Страховида. Тот стоял столбом, не сводя взора с богини. - Давай. Ты был прав. Иди к ней.
  Страховид с тонким всхлипом двинулся к алтарю.
  Паран увидел, что Быстрый Бен открывает садок. Он помедлил и оглянулся на капитана: - Ганоэс. Скажи мне кое-что.
  - Что?
  - Тавора. Можно ей доверять?
  Прямой вопрос повис в воздухе словно свист кнута. Капитан заморгал. - Колдун, в нужное время Тавора сделает то, что потребуется.
  - Потребуется ей или солдатам? - настаивал Бен.
  - Для нее, друг, это одно и то же.
  Их взоры скрестились еще на миг. Колдун вздохнул: - Когда все кончится, я поставлю тебе кружку пива.
  - Я не забуду, Быстрый.
  На устах колдуна мелькнула незабываемая, приводящая в ярость улыбка. Он исчез в портале.
  Едва он с шелестом сомкнулся, сестра встала на четвереньки. Волосы свесились на лицо, но Паран расслышал, что она шепчет: - Там был волк.
  Он склонил голову набок. - Пес Тени.
  - Волк, - повторила она. - Самый милый, самый сладкий волк на свете...
  
  ***
  
  Быстрый Бен открыл глаза, огляделся.
  На песчаной прогалине оставался один Бутыл, сидевший скрестив ноги. Неподалеку слышались громкие, возбужденные, обещающие скорую драку голоса. - Ловко, - сказал Бутыл. - Темный Трон бросил вас на пути Гончих, и если бы они вас поймали, сейчас я хоронил бы тело. А вы использовали его садок, чтобы придти сюда. Ловко. Какая-то нить должна была остаться, колдун. Темный Трон ее не увидел.
  - А что тут творится?
  Солдат пожал плечами: - Похоже, старые споры. Калам и Скрипач нашли Апсалар с окровавленными кинжалами. Они решили, что вы мертвы, хотя как ...
  Быстрый Бен уже вскочил на ноги и набирал скорость.
  К моменту его прибытия дела шли к катастрофе. Калам надвигался на Апсалар, подняв длинные клинки. Отатараловое лезвие уже тянулось к ее горлу. Скрипач с растерянным видом стоял рядом.
   Апсалар просто смотрела на грузного разъяренного ассасина. Никаких кинжалов в руках, на лице нечто вроде покорности судьбе.
  - Калам!
  Тот подпрыгнул - как и Скрипач.
  - Быстрый! Мы нашли ее! Кровь на клинках - и ты...
  - Хвати, - бросил колдун. - Отойди от нее, Калам.
  Ассасин пожал плечами и вложил кинжалы. - Она не пожелала объясняться, - сказал он разочарованно. - Как всегда. Готов поклясться, Быстрый, она сама хотела...
  - Хотела чего? Ты видишь, чтобы она вытаскивала оружие? Это боевая стойка, Калам? Разве она не Танцовщица Теней? Проклятый идиот! - Он сверкнул глазами на Апсалар и понизил голос. - То, что она хочет... не нам ей дарить...
  Сзади заскрипели сапоги. Быстрый Бен поворотился и увидел, что подошли Бутыл и капитан Сорт.
  - Вот где вы все, - сказала капитан, с трудом убирая с лица выражение крайнего любопытства. - Пора в поход. При везении мы достигнем Армии к ночи. Синн так считает.
  - Хорошие новости, - отозвался Бен. - Ведите, капитан. Мы за вами.
  Однако сам он задержался, подождал, пока Апсалар пройдет мимо, и коснулся рукой ее рукава.
  Женщина оглянулась.
  Быстрый Бен не сразу решился сказать: - Я знаю, это была ты. Спасибо, Апсалар.
  - Маг, я не имею представления, о чем ты.
  Он отпустил ее. "Нет, мы не дадим ей того, чего она желает. А желает она смерти".
  
  ***
  
  Покрытый пылью, изнуренный Котиллион вошел в тронный зал, остановился.
  Гончие собрались у трона: две лежали, тяжело дыша и высунув языки, Шен ходил кругами, его черная шкура дергалась, с боков сочилась кровь. Котиллион понял, что раны получили все.
  Темный Трон восседал на престоле, походя на бурлящее грозовое облако. - Погляди на них, - угрожающе прошипел он. - Внимательнее погляди.
  - Дераготы?
  - Нет, не Дераготы.
  - Да, похоже, не они. Как будто ножевые раны?
  - Я поймал его. И упустил.
  - Кого же?
  - Кошмарного тысячеликого колдунишку, вот кого! - Костлявые пальцы призрачной руки сжались. - Я держал его в кулаке, как тающий снежок. - Бог зарычал и подскочил на троне. - ЭТО ТВОЯ ВИНА!
  Котиллион моргнул: - Стой. Не я нападал на Гончих!
  - Это ты так думаешь!
  - Как это?
  Поднялась вторая рука, также сжимая воздух в бессильной злобе. Еще один рык - и бог исчез.
  Котиллион поглядел на Барена и протянул руку.
  Последовало грозное ворчание. Рука отдернулась.
  - Это не я! - закричал он.
  Псы глядели на него, явно не соглашаясь.
  
  ***
  
  Нависшая над лагерем пыль стала неразличима в сумерках, когда Паран с мерином в поводу, Ното Свар и девушка, имя которой было Невель Д'нафа, взобрались по склону и миновали первый ряд охранных постов.
  Лагерь выглядел как после внезапной бури. Солдаты чинили палатки, связывали канаты, таскали вещи. Сорвавшиеся с привязи кони бродили вокруг, не позволяя никому подойти и обработать раны.
  - Псы, - сказал Паран. - Они пробегали здесь. Как, подозреваю, и Дераготы. Неудачно. Надеюсь, ранений не очень много.
  Ното Свар глянул на него оскалившись: - Капитан Добряк? Вы обманули нас. Ганоэс Паран, имя из списков павших.
  - Имя, с которым слишком многое связано.
  - Вы понимаете, капитан, что две последние оставшиеся на Семиградье армии подчиняются брату с сестрой? Ну, на данный момент. Едва Даджек поднимется на ноги...
  - Погодите, - промолвил Паран.
  Харлочель и Чистая Криница приближались со стороны шатра. Они уже увидели Парана и его спутников.
  В лице вестового что-то такое...
  Они подошли. - Харлочель? - спросил Паран.
  Тот опустил голову.
  Криница прокашлялась. - Капитан Ганоэс Паран, Верховный Кулак Даджек Однорукий умер два часа назад.
   "Что до страданий, разбираться с ними я предоставляю тебе. Не по своей воле..."
  Она знала. Уже знала.
  Криница все говорила: - ... лихорадка окончилась часа два назад. Они пришли в себя и сказали, кто вы такой. Капитан Паран, вы слушаете? Они прочитали дневники Даджека. Все офицеры. Вы понимаете? Как полагается, голосование было анонимным. Мы объявили вас Верховным Кулаком. Теперь это ваша армия.
  Она знала.
  Все, что он сделал... слишком поздно.
  Даджек Однорукий мертв.
  
  
  
  Глава 16
  
  
  И сытые бездельники все шли, поспевая за наемными армиями. Безногий солдат - отставник прислонился к стене словно сброшенная, разбитая статуя, и на ладони его было начертано предостережение: даже армии не могут питаться золотом. Но юные, не нюхавшие битв не могут заглядывать далеко; им мнится, будто пути перед их детьми уже очищены; и пусть камни мостовых разобраны для постройки грубых стен и хижин, но мир все еще достоин восторга, он бросает к ногам сокровища, смоченные кровью. Вот они, лица цивилизованных людей - и ох, как же мы, падшие дураки, желаем оказаться среди их толпы, радостно черпать из бездонного корыта.
  Как мы докатились до такого? Я все сижу, скрючившись у стены, и единственная брошенная мне монетка несет изображение лица какого-то древнего бездельника, знатного и сытого в свое время. Он тоже брел позади армий, да, пока... пока армии эти не пробудились с пустыми животами. О, что за гордость, что за лоск! Взгляните на дорогу! Я убежал бы от потока не познавших битвы, я бежал бы... когда б я не сражался за них, бездумных опустошителей будущего, когда бы сохранил ноги. Так созерцай же балдахины знати, гляди, как голод собирает множество людей и рождает гнев, как обращенные на меня взоры полнит алчность. Я убежал бы, вот только ноги...
  
  Последние дни Первой Империи,
  Согрунтес
  
  
  
  Полоса темного песка, прерывающая зубчатые базальтовые утесы, скрылась под пандусами, грудами снаряжения, группами лошадей и солдат; большие шлюпки чертили полосы по воде, спеша на рейд, к скоплению транспортных судов. Уже третий день Четырнадцатая Армия грузится, готовясь бежать с зачумленной земли.
  Кулак Кенеб еще немного поглядел на кажущийся хаос и, поплотнее натянув терзаемый северным ветром плащ, отвернулся от моря. Он шел к скелетообразным остаткам лагеря.
  Проблем у них столько, что всех не припомнишь. Настроения солдат - комбинация из облегчения, горечи, гнева и покорности судьбе. Кенеб начинал всерьез бояться мятежа - задержка флота, нехватка пищи и воды раздували уголья недовольства. Раздраженную армию держало в рамках лишь отсутствие выбора - вести из городов на западе, востоке и юге были одинаковы. Чума. Лихорадка синего языка стала очень заразной и не щадит никого. Единственный путь спасения - флот.
  Кенеб разделял некоторые настроения солдат. Сердце Четырнадцатой разбито под И'Гатаном. Удивительно, что горстка ветеранов была "духом жизни и жизнью духа" для тысяч воинов. Особенно если они, по мнению Кенеба, еще ничем не заслужили уважения.
  Или способность выживать - сама по себе великая заслуга? Выживать - до И'Гатана. Как бы то ни было, в сердцевине армии образовалась явственно ощущаемая дыра, и она все расширяется.
  Командование видело всё - но и оно раскололось. "У нас своя гниль в сердцевине. Тене Баральта. Алый Клинок... жаждущий собственной смерти". В Четырнадцатой не осталось целителей, способных стереть жуткие шрамы с лица Кулака; чтобы восстановить руку и глаз, требуется владение Высшим Деналом, а такой талант встречается все реже. По крайней мере, в Малазанской Империи. "Эх, если бы Баральта потерял заодно и язык!" Каждое его слово отравлено, в нем слышится растущая злоба ко всему на свете, в том числе к самому себе.
  Приблизившись к шатру Адъюнкта, Кенеб увидел Нетер. Лицо у нее было мрачное, напряженное. Пастуший пес Крюк подковылял было к ней, но тут же ощутил настроение - покрытый шрамами здоровяк встал, якобы чтобы почесаться, и обратил все внимание на собачонку Мошку. Они вдвоем потрусили в сторону.
  Кенеб тяжко вздохнул и подошел к юной ведьме. - Похоже, Адъюнкта не порадовал твой доклад.
  Девушка сверкнула глазами: - Не наша вина, Кулак. Чума просочилась в садки. Мы потеряли всякую связь с Войском Даджека с тех пор, как они встали под Г'данисбаном. Что до Жемчуга, - тут она скрестила руки на груди, - он ходит куда хочет, и мы не можем выследить его. Пусть дурак бравирует готовностью ходить в садки, мы не обязаны отыскивать его кости.
  Что может быть хуже Когтя в лагере? Только таинственное исчезновение этого Когтя. Но тут ничего не поделаешь. - Как давно вы говорили с Верховным Кулаком Даджеком? - спросил Кенеб.
  Виканка раздраженно отвернулась. - До И'Гатана.
  Кенеб поднял брови. "Так давно? Адъюнкт, вы многое скрываете от нас". - А адмирал Нок? Его маги преуспели?
  - Им еще хуже, - бросила она. - Мы хотя бы на земле.
  - Пока, - сказал кулак, не сводя с нее глаз.
  - То есть? - оскалилась Нетер.
  - Ничего... разве что... такая гримаса может стать постоянной. Ты слишком молода, чтобы уродовать лицо морщинами.
  Ведьма с рычанием отвернулась.
  Кенеб поглядел ей в спину, пожал плечами и вошел в командный шатер.
  Брезент еще хранил запах гари, тяжкое напоминание об И'Гатане. Стол для карт оставили - он не помещался в шлюпки - и вокруг него сидели Адъюнкт, Блистиг и адмирал Нок. Карт на столе не было.
  - Кулак Кенеб, - произнесла Тавора.
  - Думаю, еще два дня, - доложил он, расстегивая тяжелый плащ.
  Кажется, адмирал держал речь перед его приходом. Он кашлянул и продолжил: - Я все еще полагаю, Адъюнкт, что в приказе нет ничего неподобающего. Императрица не видит дальнейшей нужды в присутствии Четырнадцатой. Это все вопрос чумы - пока вам удавалось сдерживать ее, но это ненадолго. Особенно когда у вас кончатся припасы и придется искать продовольствие в округе.
  Блистиг грустно хмыкнул: - В этом году плохой урожай. Кроме одичавшего скота, тут ничего не осталось. Нам придется идти к какому - нибудь городу.
  - Точно так, - согласился адмирал.
  Кенеб поглядел на Тавору: - Простите, Адъюнкт...
  - После того как я послала вас оценивать ход погрузки, мы оформили структуру командования. - Это было сказано очень сухим тоном. Блистиг фыркнул. - Адмирал Нок наконец - то доставил приказы Императрицы. Мы возвращаемся в Анту. Трудности - в определении пути возвращения.
  Кенеб моргнул. - Как? Конечно, на восток и потом на юг. Другой путь...
  - Будет дольше, - вмешался Нок. - Да. Тем не менее, в данное время года нам помогут течения и ветра. Хотя такой курс менее разведан: большинство карт запада континента получены из иностранных источников, что делает их сомнительными. - Он провел пальцами по сухому удлиненному лицу. - Но все это не так уж страшно. Адъюнкт, мы осматривали все порты, и ни один не показался безопасным. У нас тоже на исходе продовольствие.
  Блистиг спросил: - А где адмирал, вы надеетесь пополнить запасы на западе?
  - Для начала на Сепике. Остров отдаленный, так что надеюсь - он свободен от чумы. К югу от него лежат Немил и многочисленные королевства вплоть до Шел-Морзинна. От южной оконечности материка путь на Квон Тали фактически короче, чем через цепь Фаларских островов. Мы постараемся избежать встречи с Плавучим Авалю, и нам откроется Генийский пролив, а к северу окажется побережье Даль Хона. Течения опять - таки будут попутными.
  - Звучит очень заманчиво, - промычал Блистиг, - но что, если Немил и "многочисленные королевства" решат, что продавать нам воду и пищу невыгодно?
  - Придется их убедить, - сказала Адъюнкт. - Всеми доступными средствами.
  - Будем надеяться, что не мечами.
  Блистиг сказал так - и явно смутился: заявление должно было показать здравую озабоченность, а показало скорее неверие в силу армии Адъюнкта.
  Она молча взирала на него, с непроницаемым видом - но по шатру словно прокатилась волна холода.
   Адмирал Нок выглядел недовольным. Он подхватил накидку из шкуры тюленя. - Пора вернуться на флагман. За время нашего перехода дозорные трижды замечали чужой флот на северном горизонте. Не сомневаюсь, что нас также увидели; но столкновений не последовало. Я полагаю, что они не опасны.
  - Флот, - произнес Кенеб. - Немильский?
  - Возможно. Говорят, что к западу от Сепика видели Мекрос. Несколько лет назад. Но опять - таки, - он отдернул полог выхода и глянул на Адъюнкта, - как быстро передвигается плавучий город? Мекросы иногда грабят, иногда торгуют; возможно, что флот Немила выслан отгонять их от берега.
  Адмирал вышел.
  Блистиг произнес: - Прошу прощения, Адъюнкт...
  - Не трудитесь, - бросила она, отворачиваясь. - Однажды я прикажу повторить извинения, но не передо мной, а перед вашими солдатами. А теперь будьте добры навестить Кулака Тене Баральту и пересказать главное.
  - Ему не интересно...
  - Его интересы меня не волнуют, Кулак Блистиг.
  Воин поджал губы, отдал честь и вышел.
  - Момент, - задержала Адъюнкт пошедшего следом Кенеба. - Как себя чувствуют солдаты?
  Он неуверенно ответил: - По большей части чувствуют облегчение, Адъюнкт.
  - Я не удивляюсь.
  - Следует ли известить их, что мы плывем домой?
  Она чуть улыбнулась: - Не сомневаюсь, слухи уже ползут. Но все же, Кулак - нет причины держать это в секрете.
  - Анта, - протянул Кенеб. - Там, верно, моя жена и дети. Разумеется, Армия там долго не задержится.
  - Верно. Нам пришлют пополнение.
  - А потом?
  Она пожала плечами: - Думаю, на Корелри. Нок полагает, что грядет новое наступление на Тефт.
  Кенеб не сразу сообразил - она сама не верит высказанным догадкам. "Почему бы не Корелри? Что у Лейсин припасено для нас, кроме новой войны? Что подозревает Тавора?" Он скрыл смущение, нарочито медленно возясь с застежками плаща.
  Когда он решился поднять голову, Адъюнкт внимательно смотрела на закопченную стенку шатра.
  Стоит, всегда стоит - он не мог припомнить, чтобы она сидела. Разве что верхом на коне.
  - Адъюнкт?
  Она вздрогнула. Кивнула: - разрешаю идти, Кенеб.
  Выбираясь из шатра, он чувствовал себя трусом, стыдился, что испытывает облегчение. А еще в нем угнездилась новая причина для беспокойства. Анта. Жена. "Что было, того не вернешь. Я достаточно взрослый, чтобы понять эту истину. Все меняется. Мы..."
  - Растяни на три дня.
  Кенеб заморгал, опустил взгляд, увидев Гриба с эскортом из Крюка и Мошки. Внимание громадного пса приковало что-то на юго-востоке, а собачонка обнюхивала потертые туфли мальчишки. Большой палец выпирал через рваный шов. - На три дня, Гриб?
  - До отхода. Три дня. - Мальчишка утер сопли.
  - Покопайся в запасах, Гриб, и найди тряпье потеплее. Море холодное и скоро будет совсем ледяным.
  - Я в порядке. Нос текёт, но у Крюка с Мошкой то же самое. Мы в порядке. Три дня.
  - Уложимся в два.
  - Нет. Нужно три дня, или мы никуда не приплывем. Погибнем в море через два дня после острова Сепик.
  По спине кулака пробежал холодок. - Откуда ты узнал, что мы идем на запад?
  Мальчик поглядел на Мошку, лизавшую ему палец. - Сепик. Там будет плохо. В Немиле будет хорошо, потом плохо. Потом мы найдем друзей. Дважды. Потом мы кончим тем, чем начали, и это будет очень плохо. А как раз тогда она поймет всё - почти всё, но этого будет достаточно. - Он посмотрел на кулака просиявшими глазами. - Я нашел кость для свистка и храню для него, потому как он захочет. Мы пошли собирать ракушки!
  Троица тут же помчалась к берегу.
   "Три дня, не два. Или все мы умрем". - Не беспокойся, Гриб, - шепнул он, - не все взрослые дураки.
  
  ***
  
  Лейтенант Прыщ вгляделся в собранное солдатом: - Что это, во имя Худа?
  - Кости, сэр, - ответила женщина. - Птичьи кости. Они падают с утеса - смотрите, твердые как камень - мы решили добавить их к коллекции. Те есть мы, панцирники. Ханфено, он в них дырки делает - для других. Мы уже сотни насобирали. Хотите, сэр, для вас сделаем?
  - Давай несколько, - протянул он руку.
  Она бросила в его ладонь две косточки ног длиной с палец, потом нечто похожее на сустав, чуть пошире костяшки его пальца. - Дура. Это не птичья.
  - Не могу знать, сэр. Может, череп?
  - Она не пустая.
  - Дятел?
  - Иди к взводу, Сенни. Когда доберетесь до причала?
  - Похоже, к утру, сэр. Солдаты Кулака Кенеба запоздали - он всех отозвал, вот была куча! Какие офицеры у нас негодн... гм, разрешите идти, сэр!
  Он махнул рукой, и женщина отбежала. Лейтенант Прыщ собрал косточки в горсть, чтобы они не выпали, и подошел к капитану Добряку. Он стоял около четырех сундуков с имуществом его роты. Двое ординарцев усердно паковали остатки; Прыщ заметил набор гребней, разложенных на верблюжьем коврике. Двадцать или больше, и ни одного похожего. Из кости, рога, раковин, черепахового панциря, слоновой кости, дерева, сланца, серебра, золота и красной меди. Они собирались за долгое время службы, став отчетом о его перемещениях, о разных культурах, племенах и кланах, либо замиренных, либо уничтоженных. И все же... Прыщ нахмурился. "Гребни?"
  Добряк почти лыс.
  Капитан наставлял ординарца, как правильно упаковать его вещички. - ...эти хлопковые шарики и козью шерсть, или как ее там. Каждый по отдельности и осторожно - найду царапинку, скол или сломанный зубец, и ничего не останется, кроме как убить вас обоих. А, лейтенант. Надеюсь, вы полностью оправились от ран? Отлично. Что такое, дружище? Вы подавились?
  Лицо Прыща побагровело, язык высунулся наружу. Он подождал, пока капитан подойдет ближе, и начал сипло перхать, прижав правую руку ко рту. Наконец он харкнул, ловко уронив кости на землю. Затем лейтенант принялся глубоко дышать, качая головой и откашливаясь.
  - Простите, капитан, - едва смог вымолвить он. - Похоже, внутри остались сломанные кости. Как раз решили выйти.
  - Ну как, все вышли?
  - Так точно, сэр.
  Ординарцы во все глаза смотрели на косточки. Один взял себе сустав.
  Прыщ стер со лба воображаемый пот. - Выкашлял! Как удачно. Клянусь, в бою кто - то ткнул мне кулаком в ребра!
  - И кости свои оставил вам на память! - сказал ординарец.
  - Благодарю, солдат.
  - Если вы думали, что это забавно, то ошибались, - буркнул Добряк. - А теперь объясните задержку.
  - Не могу знать. Солдаты Кулака Кенеба получили приказ вернуться. Не вижу подходящего объяснения этому.
  - Как всегда. Армиями управляют дураки. Дайте мне армию - и увидите, все будет иначе. Не терплю ленивых солдат. Я лично убил больше наших лентяев, чем врагов Империи. Будь это моя армия, лейтенант - мы вошли бы на треклятые суда за два дня, а всех не успевших ко сроку оставили бы на берегу - голыми, с корочкой хлеба и приказом маршировать на Квон Тали.
  - По воде?
  - Рад, что вы меня поняли. А теперь стойте и охраняйте мое добро. Я пойду отыщу приятелей - Мадан'Тула Реде и Рутана Гудда. Они полные идиоты, но забьем на это.
  Прыщ посмотрел капитану в спину, затем улыбнулся ординарцам. - Вот было бы здорово? Верховный Кулак Добряк, командир всех малазанских армий.
  - По крайней мере мы всегда бы знали, чего ждать, - отозвался один из солдат.
  Глаза лейтенанта сузились. - Тебе нравится, что капитан думает за вас?
  - Я солдат, не так ли?
  - А если я скажу, что капитан Добряк сошел с ума?
  - Проверяете? Мне плевать, безумный они ли нет, пока он знает, что делать, и доводит это до нашего сведения. - Он толкнул под руку товарища: - Так ведь, Зикбурд?
  - Правильно вполне, - промямлил тот, осматривая гребни.
  - Малазанского солдата учат думать, - сказал Прыщ. - Это традиция от Келланведа и Дассема Альтора. Вы забыли?
  - Нет, сэр. Мы помним. Есть думанье и думанье, вот и всё. Солдаты думают так, а командиры эдак. Не годится мешать в кучу.
  - У тебя все легко и просто.
  Кивок. - Так точно, сэр.
  - Если твой дружок поцарапает этот восхитительный гребешок, капитан убьет обоих.
   - Зикбурд! Положь!
  - Какой красивый!
  - Тридцать два зуба во рту тоже красиво. Хочешь сохранить?
   "И с такими вот солдатами мы создали империю?"
  
  ***
  
  Лошади оказались не первой молодости. Ничего, и такие сойдут. А мул понесет все припасы и в придачу спеленутое тело Геборика Руки Духа. Клячи ожидали в начале восточной дороги, отмахиваясь хвостами от полчища мух; жара уже досаждала им, хотя еще не наступил полдень.
  Баратол Мекхар в последний раз поправил пояс с оружием, озадаченно поняв, что прибавил в весе и раздался в животе. Покосился на Резака и Сциллару, вышедших из гостиницы.
  Беседа женщины с обеими Джессами оказалась образцом краткости: не дав никаких наказов, она весьма легкомысленно попрощалась. Итак, всеми забытая деревня обрела нового, юного обитателя. Девочка вырастет, играя со скорпионами, ризанами и дырокрысами, мир будет казаться ей бесконечным, здешнее палящее солнце нависнет над головой словно лик жестокого бога. Но - в общем и целом - ее будут любить и лелеять.
  Кузнец приметил кого-то, притулившегося в тени входа. "Ах. Хоть один будет тосковать о нас".
  Баратол пошел к остальным, ощущая смутную грусть.
  - Лошадь свалится под вами, - сказал Резак. - Она слишком старая, а вы, Баратол, слишком большой. Один топор чего стоит. Даже мул зашатается.
  - Кто там стоит? - спросила Сциллара.
  - Чаур. - Кузнец влез на лошадь. Она шагнула и прогнула спину, когда он начал искать удобное положение. - Думаю, пришел проводить нас. В седла!
  - Самая жаркая часть дня, - возразил Резак. - Кажется мне, мы вечно привлекаем к себе худшие свойства вашей страны.
  - К закату доберемся до родника, - ответил Баратол. - Как раз когда почувствуем настоящую жажду. Переждем следующий день в тени, потому что тот переход будет длиннее.
  Они выехали на дорогу, быстро ставшую узкой тропой. Некоторое время спустя Сциллара заметила: - За нами едут.
  Они оглянулись и увидели Чаура, сжимавшего в руках парусинный сверток. На его потном лице застыло упрямое выражение.
  Кузнец со вздохом остановил лошадь.
  - Ты убедишь его вернуться? - спросила Сциллара.
  - Вряд ли. Упорный и глупый - самое неудачное сочетание. - Он спустился на землю и пошел навстречу здоровяку. - Эй, Чаур, давай положим узел на спину мула.
  Чаур с улыбкой отдал тючок.
  - Путь у нас долгий, Чаур. Несколько дней придется идти пешком. Понял? Поглядим -ка, что у тебя на ногах... Дыханье Худа!
  - Он босой! - воскликнул Резак.
  - Чаур, - попытался объяснить Баратол, - тут одни острые камни и горячий песок.
  - В поклаже есть толстая кожа бхедрина, - разжигая трубку, сказала Сциллара. - Где-то завалялась. Ночью я сошью сандалии. Или остановимся прямо здесь?
  Кузнец опустил секиру и согнулся, принявшись стаскивать сапоги. - Раз уж я верхом, пусть ходит в моих.
  
  ***
  
  Резак смотрел, как Чаур пытается натянуть чужие сапоги. Большинство людей бросило бы Чаура на произвол судьбы. Дитя в теле великана, тупой и почти бесполезный, обуза. Наверное, они били бы дурачка, пока он не убежал бы обратно - били бы во имя его же блага, и не без основания. А этот кузнец... он едва ли похож на убийцу тысяч людей, каким его рисуют. Предатель Арена, человек, убивший кулака. А теперь сопровождающий их до побережья.
  Резак обнаружил, что мысль о такой подмоге ему нравится. Кузен Калама... "Склонность к убийствам, похоже, у них в крови". Хотя громадный двуручный топор не кажется оружием, подходящим для ассасина. Он подумывал расспросить Баратола, что же произошло в Арене, услышать его версию - но кузнец казался неразговорчивым, и он имеет право хранить личные тайны. Как Резак хранит свои.
  Они снова двинулись в путь. Чаур спотыкался позади, с трудом привыкая к новой обуви. Но улыбался.
  - Чтоб этим раздутым титькам... - забурчала Сциллара.
  Резак бросил косой взгляд, не зная, как следует отвечать на такую жалобу.
  - И ржавый лист кончается.
  - Жаль.
  - И чего именно тебе жаль?
  - Ну, что я так долго оправлялся от ран.
  - Резак, у тебя же кишки на ляжки намотало. Кстати, как самочувствие?
  - Не особенно. Но ведь я плохой ездок. Вырос в городе. Аллеи, крыши, таверны, балконы поместий - вот весь мой прошлый мир. Боги, как я скучаю по Даруджистану. Тебе бы там понравилось...
  - Ты сошел с ума? Не помню ни одного города. Для меня ближе пески и сожженные солнцем холмы. Шатры, глинобитные хижины.
  - Под Даруджистаном таятся пещеры с газом, и по трубам газ выведен на улицы, освещает их приятным синим светом. Сциллара, это самый величественный город мира...
  - Так почему ты бросил его?
  Резак промолчал.
  - Да ладно, - продолжила она вскоре. - О другом потолкуем? Мы взяли тело Геборика... а куда везем?
  - Остров Отатарал.
  - Это большой остров. Какое-то конкретное место?
  - Геборик рассказывал о пустыне в четырех - пяти днях пути на север и запад от Досин Пали. Говорил, там гигантский храм, или статуя из храма.
  - Так ты все же слушал.
  - Да, иногда он говорил ясно. Называл ее Нефритом, силой благословенной и проклятой одновременно... желал вернуть ее. Что-то такое.
  - Но если он умер, - спросила Сциллара, - как ты можешь ждать, что он вернет силу статуе? Резак, как мы найдем одну статую в сердце пустыни? Подумай сам: желания Геборика нынче ничего не значат. Т'лан Имассы убили его и Тричу придется искать нового Дестрианта; а если у Геборика была иная сила - она или рассеялась или прошла за ним во врата Худа. Так или эдак, мы ничего не можем сделать.
  - Его руки стали материальными.
  Она вздрогнула: - Что?
  - Прочный нефрит - не чистый, запятнанный. Какие-то пороки, частицы в глубине вроде грязи или пепла.
  - Ты осматривал тело?
  Резак кивнул.
  - Зачем?
  - Серожаб вернулся к жизни...
  - Ты думал, старик устроит нечто подобное.
  - Как возможность. Но непохоже, что такое случится. Он быстро мумифицируется.
  Баратол Мекхар вмешался: - Его пелена пропиталась соленой водой, а потом туда положили чистой соли. Личинки мух умирают. В отверстия тела воткнули тряпки. В старину вынимали внутренности, но местные с тех пор обленились. Тогда задействовали магические умения. Сейчас это искусство почти забыто. Умеют лишь сохранять тело сухим.
  Резак глянул на Сциллару и пожал плечами: - Геборик был избран богом.
  - Он не оправдал доверия.
  - Это были Т'лан Имассы!
  Сциллара ответила, выпуская клубы дыма: - Когда вокруг заклубятся мухи, будем знать, чего ждать. - Взглянула ему в глаза. - Слушай, Резак, мы сами по себе. Ты да я. Баратол идет только до берега. Хочешь дотащить тело Геборика на остров - пожалуйста. Если его руки живые, они сами поползут к хозяину. Положим тело в прибой и оставим.
  - А потом?
  - Даруджистан. Думаю, что захочу ощутить его величие. Ты сказал, крыши и аллеи? Кто ты, вор? Наверное. Кому еще известны крыши? Тогда будешь меня учить воровской жизни. Я пойду в твоей тени. Видит Худ, тащить все что плохо лежит - не самое худшее, чем можно заняться в мире.
  Резак отвел взгляд. - Нехорошо... идти в чужой тени. Там есть люди и получше, тебе с ними надо связываться. С Муриллио или даже Колем.
  - Однажды я пойму, что ты меня сейчас оскорбил? - поинтересовалась она.
  - Нет! Разумеется, нет. Я люблю Муриллио! А Коль - член Совета. У него особняк и все такое.
  - Видел¸ как ведут барана на заклание? - спросил Баратол.
  - Что это значит?
  Но тот просто покачал головой.
  
  ***
  
  Набив трубку, Сциллара поудобнее расположилась в седле. Малая доля милосердия заставила ее на миг ослабить нападения на Резака. Милосердие и, в некоторой степени, тонкий намек Баратола: оставь парня в покое.
  Старый убийца оказался хитрым типом.
  Не то чтобы она затаила злобу на Резака. Совсем наоборот. Ее удивил намек на энтузиазм в разговоре о Даруджистане. Резак тянется к утешению воспоминаний о прошлом - это означает, что в настоящем он страдает от одиночества. "Женщина, что его бросила. Подозреваю, именно с ней он впервые покинул Даруджистан". Одиночество и чувство бесполезности - ведь Геборик умер, а Фелисин Младшая похищена. Может быть, он также терзается виной: он не сумел защитить Фелисин и саму Сциллару. Не то чтобы он ставила ему в упрек... Это ж были Т'лан Имассы!
  Но Резак, будучи молодым и будучи мужчиной, видит ситуацию иначе. В мире так много мечей, на которые мужчина готов броситься с радостью при малейшем толчке со стороны некой особы... особы, которая для него много значит. Лучше удерживать его от подобных мыслей - малая толика флирта смутит юнца и посеет в его душе смятение.
  Она надеялась, что он последует ее совету похоронить Геборика. Хватит им пустынь. Образ города, озаренного синим огнем, полного людей, которым ничего от нее не нужно, мысли о новых друзьях - и Резаке под боком - воистину способны заинтриговать. Новое приключение, и к тому же вполне цивилизованное. Экзотическая еда, изобилие ржавого листа...
  Она опять - на несколько мгновений - удивилась полнейшему отсутствию в себе печали по ребенку. Ведь она носила его под сердцем девять месяцев... Неужели в ее душе недостает морали, неужели она порочна и способна вызывать в глазах матерей, бабушек и даже маленьких девочек один лишь ужас? Неприятные, но краткие мысли. Суть в том, что ей плевать на мысли других людей, и если большинство видят в ней угрозу... какую-то там... их представлению о семейном долге... Ну, тем хуже для них! Похоже, само ее существование соблазняет окружающих вести жизнь, полную безответственности и разврата.
   "Ну разве не смешно? Самые опасные искусители - те, что призывают к удобству. Когда ты чувствуешь себя в безопасности, только если все вокруг точно такие же, как ты - тогда ты стал Худом проклятым трусом... а может, и зародышем подлого тирана".
  - Скажи, Баратол Мекхар, что ждет тебя на побережье?
  - Чума, наверное.
  - О, какая прелесть. И как ты сможешь выжить?
  Он пожал плечами: - Сяду на корабль и уплыву. Никогда не видывал Генабакиса. И Фалара.
  - Если ты попадешь на Фаларские острова или подвластный империи Генабакис, тебе припомнят старые грехи.
  - Пусть вначале поймают.
  - То ли ты равнодушен к своей жизни, Баратол, то ли неколебимо веришь в себя. Ну?
  - Выбирай сама.
   "Умный. Мне его не подловить. Не стану и пробовать". - Как думаешь, на что похоже странствие по океану?
  - Как по пустыне, - сказал Резак. - Только воды больше.
  Наверное, нужно было обиженно сверкнуть глазами... но ответ, признаем это, был остроумный. "Ладно. Наверное, они оба умные, на свой манер. Думаю, путешествие будет интересным".
  Так они ехали по дороге, и солнце превращало окрестности в пылающую печь. Сзади плелся Чаур.
  
  ***
  
  Джагута Ганат взирала на расселину. Навеянные ей чары оказались... разрушенными. Чтобы понять причину, ей не нужно было спускаться вниз, входить в захороненную небесную крепость. Пролита драконья кровь. Одного этого было недостаточно. Но между садками был высвобожден хаос, пожравший Омтозе Феллак, как кипящая вода топит лед.
  Однако последовательность событий, приведших к таким изменениям, виделась ей смутно. Будто само время искривилось вокруг летучей громады. Следы впаявшейся в самые камни ярости, а потом - необычайно сложная схема возвращения порядка.
  Хотелось бы ей оказаться здесь с товарищами. Особенно с Циннигигом. И Фирлис. Стоя одна в таком месте, она остро ощущала свою уязвимость.
   "Наверное, потому что недавно я была не одна. С Ганоэсом Параном, Владыкой Колоды Драконов". На удивление замечательный человек. Склонен к риску, что вызывает определенное опасение. Придется его излечить. Обязательно. Но...
  Нелюдские глаза Ганат обратились в сторону от темной расселины - как раз вовремя, чтобы заметить движущиеся по плоским каменистым пустошам тени - справа, слева, сзади... Громадные рептилии вскакивали, окружая ее.
  Джагута вскрикнула, в панике открыла садок Омтозе Феллак. Но твари уже бросились на нее. Нет времени. Поздно...
  Тяжелые кирки врезались в плоть и кости. Она упала на колени; вокруг брызгала кровь. Ее кровь. Край трещины оказался почти рядом, и она потащила себя к нему - лучше умереть в падении, чем...
  Когтистые лапы в рваных кожаных обмотках выбили пыль из земли около ее лица. Неспособная пошевелиться, чувствующая, как каплями вытекает жизнь, Ганат заметила, что пыль оседает на лужи ее крови, покрыв их тоненькой тусклой плевой. Как много грязи, кровь не любит этого, она испортится...
  Нужно очистить. Нужно собрать кровь, вернуть в тело, в зияющие раны. Есть надежда, что сердце сумеет очистить каплю за каплей.
  Но сердце слабело, а кровь продолжала изливаться из вен. В носу и во рту образовалась пена.
  Внезапно она поняла, как здесь восстановился порядок. К'чайн Че'малле вернулись. Воспоминания о них пробудились так много лет спустя. Но это не слуги хаоса. Нет, не Длиннохвостые. Они ИНЫЕ, слуги машин, слуги жестокого порядка. На"рхук.
  Они тоже вернулись? Почему?
  Лужи крови впитались в светлую известняковую почву, кровь бежала мутными ручейками по проведенным когтями бороздкам. "Вечные законы эрозии, картина разрушения, написанная в миниатюре, но от этого не менее впечатляющая".
  Ей стало холодно. Хорошо. Приятно. Она же из расы Джагутов.
   "Ныне отпускаете..."
  
  ***
  
  Женщина смотрела в сторону материка. Она была чем-то встревожена. Маппо Коротыш потер нос. Он дьявольски устал от маниакальных тирад Искарала Паста, обращенных к команде широкопузой каравеллы. А члены команды метались по палубе без всякого порядка, прыгали и хватались за разнообразные подпорки и хлипкие ручки. И к тому же дико орали. Однако маленькое, но ходкое суденышко успешно поймало ветер и двигалось к северо - западу.
  Команда из одних лишь бхок'аралов. Разве такое вообразимо? Очевидно, что это бред. Но твари поджидали их на судне - без сомнения, краденом. Оно стояло на якоре, когда Маппо, Искарал и назвавшаяся Злобой женщина пробились через густой кустарник, выйдя на каменистое побережье.
  Это не просто сброд остроухих обезьянок, нет - яростные вопли Искарала открыли, что перед ними его нахлебники, обитатели скальной крепости, что стоит за многие лиги к востоку, на берегу моря Рараку. Как они сумели попасть сюда и завладеть каравеллой - тайна, которая совсем нескоро будет раскрыта.
  Среднюю палубу покрывали связки фруктов и кучи раковин. Бхок'аралы с гордостью указывали на них, словно на дары богам, когда трое подплыли на ждавшей у берега шлюпке и вскарабкались на борт. Маппо, к своему полному потрясению, обнаружил, что черноглазый мул Искарала уже там!
  И воцарился хаос.
  Если у бхок'аралов есть бог, то он явился как раз в облике малопочтенного Искарала Паста. Верховный Жрец явно сходил с ума от их беспрестанного бормотания, писка и дикарских танцев у его ног. Или становился еще безумнее, чем был.
  Злоба следила за ним с явным удовольствием, игнорируя вопросы Маппо. "Как они доплыли сюда? Куда повезут нас? Мы действительно будем преследовать Икария?" В ответ - молчание.
  Сейчас берега медленно проплывали мимо, качаясь в такт набегающим волнам. Высокая женщина стояла на надстройке, обнаруживая замечательную устойчивость к качке, и прищуренными глазами следила за южным горизонтом.
  - Что такое? - спросил, не ожидая ответа, Маппо.
  Как ни странно, она ответила. - Убийство. Безбожные снова ступили на пески Семиградья. Похоже, я понимаю мотивы этого союза. Разумеется, они весьма запутанны, а ты всего лишь пастух - Трелль.
  - Не разбирающийся в сложностях, да. Но все же объясни. Какой союз? Кто такие "безбожные"?
  - Едва ли это важно для тебя. И объяснить трудно. Все дело в природе богов, Маппо Коротыш, и в сущности веры.
  - Я слушаю.
  - Допустим, что понятия "божий дар" и "смертный мир, в котором живет верующий" - не совпадают. Тогда нам открывается путь к подлинной божественности. К религии неверия, если хочешь. - Она оглянулась и направилась поближе к нему. - Ага, я уже вижу, что ты хмуришься в смятении...
  - Я хмурюсь, просчитывая следствия твоего допущения...
  - Неужели? Я удивлена. Приятно удивлена. Отлично. Тогда ты понимаешь меня. Война богов - это не простое дело. Это не значит, что такая-то богиня выцарапала глаза такому-то богу. Это не значит также, что армия приверженцев одного Храма напала на соседний Храм. Война богов ведется не ударами молний, не землетрясениями... конечно, и такое возможно, хотя крайне маловероятно. Это война запутанная, поле ее битвы плохо различимо; даже главные противники с трудом понимают, что именно является оружием, что причиняет раны, а что безвредно. Что еще хуже, подобное оружие опасно для хозяина не меньше, чем для врага.
  - Фанатизм порождает фанатизм, о да. - Маппо закивал. - Каждый определяет себя по врагу своему.
  Она обворожительно улыбнулась. - Цитата? Чья?
  - Келланведа, основателя Малазанской Империи.
  - Ты воистину уловил суть моих речей. Суть фанатизма подобна дереву - много ветвей, один корень.
  - Пристрастность.
  - По крайней мере, вера в неравенство и различия, будь они истинными или выдуманными. Конечно, чаще всего никаких реальных различий нет. Это ядовитое семя, приносящее горчайшие плоды. Мирское процветание всегда основано на костях - или громоздящихся до небес, или глубоко схороненных. Увы, достигшие процветания редко когда понимают, чем их одарили, и потому неосмотрительно демонстрируют свои богатства. Суть непонимания вот в чем: владеющие богатствами стремятся преумножить их, а не владеющие - достичь, и подобное стремление заглушает мысли о несправедливости, эксплуатации, подавляет жалость. Это может показаться до некоторой степени правильным, но в итоге приводит к великим бедам. Когда большинство бедняков понимают, что богатство для них недостижимо - они теряют всякую человечность и воцаряется анархия. Я говорила о войне богов. Маппо, ты понял связь?
  - Не вполне.
  - Хвалю за честность, мой Трелль. Подумай вот о чем: когда пристрастность порождает вспышку насилия, сами боги бессильны. Боги желают править - а их тащит, их влечет за собой воля приверженцев. Представим, что у богов есть мораль, личные убеждения - они становятся первыми жертвами войны. Или же бог решает защищать свои убеждения, уничтожая своих поклонников. Союзники они ему или враги? Разве в данном сценарии есть место для примитивных и одномерных объяснений, о Маппо Коротыш?
  Трелль взирал на катящиеся волны, на бесконечную череду следствий, вызванных далекими причинами: ломаными линиями течений, суровыми ветрами, всеми тайными движениями мира. Если смотреть долго, примитивное колебание волн... завораживает. - Мы - словно почва и море, - произнес он.
  - Еще цитата?
  Пожатие плеч. - Нас тащат незримые силы, мы в движении, даже когда стоим. - Он сражался с приливом отчаяния. - Хотя бойцы называют себя всего лишь солдатами богов...
  - Но творимое ими во имя богов... по сути глубоко безбожно.
  - Настоящие безбожники - те, о которых ты только что упоминала - найдут в святотатственных "поклонниках богов" главную свою опору.
  Она так долго молчала, что он забеспокоился.
  - Что толкает Икария на битву? - спросила она наконец.
  - Когда он контролирует себя, то... пристрастность. Несправедливость.
  - А когда не контролирует?
  - Э ... все что угодно.
  - Разница лишь в масштабе.
  Он бросил на нее косой взгляд. - В мотивах!
  - Уверен? Разве "несправедливость", однажды вызвав в нем жажду убийства, заставив перейти порог, не приводит к уничтожению всего и вся? Маппо Трелль, я верю, что мотивы мало что значат. Резня есть резня. Лица солдат на обеих краях поля брани одинаково кривятся от глупой злобы, и тогда дым застилает горизонты, горят поля и плодородная земля становится солью. "Несправедливость" исправляется, когда на поле брани не остается никого. Возможно, - добавила она, - это истинная причина, по которой Безымянные готовы спустить Икария с поводка. Единственный способ закончить нынешнюю войну.
  Маппо Трелль не сводил с нее взора. - В следующий раз, Злоба, не забудь напомнить причины, по которым ты противостоишь Безымянным. Мне это интересно.
  Она улыбнулась. - Ага, ты сомневаешься, что мы союзники?
  - А кто бы не стал?
  - Таковы уж войны богов.
  - Мы не боги.
  - Мы их руки и ноги, своенравные и несговорчивые. Мы сражаемся по причинам, по большей части, совершенно нелепым. Хотя в разумных и правильных объяснениях недостатка нет. Два королевства, одно в верховьях, другое в низовьях реки. Нижнее видит, что вода полна грязи, помоев, соли. Верхнее видит, что все его попытки орошения не удаются, плодородная почва смывается в низовья. Они спорят и вступают в войну. Нижнее идет вверх по реке, и происходят битвы, города покоряются, жители обращаются в рабство. Поля засыпаны солью, плотины брошены. Наконец, остается одно нижележащее королевство. Но эрозия неустанна. Без плотин и арыков в верховьях реки ливневые воды текут неуправляемо, известь и соль оседает на полях, отравляя их. Наступает голод, болезнь, пустыня охватывает цивилизацию. Прежние победоносцы сброшены с престола. Имения разграблены. Мародеры буйствуют повсюду. Еще поколение - и не остается никаких королевств, ни верхних, ни нижних. Справедливо? Разумеется. Осознание "полного права на защиту" спасло победителей от поражения? Разумеется, нет.
  Воюющая цивилизация избирает себе самого очевидного противника, и зачастую он оказывается также самым слабым. Но это не главный враг, не истинная угроза цивилизации. Так цивилизация находит ЛОЖНОГО врага. Маппо Коротыш, какое из придуманных нами речных королевств было по-настоящему опасным?
  Он молча покачал головой.
  - Да, ответить трудно, ибо угрозы многочисленны, по - видимости различны и появляются время от времени. Охота, приведшая к вымиранию дичи; вырубленные леса; козы на горных лугах; сами арыки и плотины. Более того: избыток пищи порождает прирост населения, оно заваливает все отходами; приходят болезни, почва истощается... Короли, один за другим, борются с очевидными врагами и не желают - а потом и не могут - побороть опасности настоящие.
  Увы, - продолжала она, облокотившись на поручень и подставив лицо ветру, - этому сонмищу опасностей противостоять трудно. Вначале нужно распознать их; для этого человек должен мыслить в широких категориях. Потом, нужно обнаружить тонкие связи между разными явлениями, пути, которыми одна проблема питает другую. Придется измыслить решения и, наконец, побудить население действовать сообща. И не только свое население, но и жителей соседнего государства, ибо они также участвуют в медленном саморазрушении. Скажи, видел ты такого сильного вождя? Вождя, способного прожить так долго, чтобы преуспеть? Я не видела. Сильные и богатые соберутся, чтобы уничтожить такого мужа. Или женщину. Разумеется, проще найти врага внешнего и начать войну. Одного не понимаю: почему богатые верят, что уцелеют в любой войне? А они верят и верят. Верят даже, что переживут падение самой цивилизации.
  - Злоба, ты оставила для цивилизации мало надежды.
  - О, мое неверие касается не только цивилизации. Трелли были кочевниками? Вы водили стада полудиких бхедринов по равнине Масаи. Вполне достойный образ жизни.
  - Да. Пока не пришли торговцы и поселенцы.
  - Они жаждали ваших земель - кто ради наживы, кто по недостатку земли в родной стране. Или из-за переполненности городов. Они искали новых источников богатства. Увы, сначала им пришлось истребить ваш народ.
  Искарал Паст возник сбоку Трелля: - Послушать вас двоих! Поэты и философы! Да что вы знаете? Талдычите и талдычите, а я между тем осажден и истощен ордами визгливых тварей!
  - Это твои служки, Верховный Жрец, - бросила Злоба. - Ты их бог. Вижу в этом сразу две нелепости.
  - Ты меня не обдуришь, женщина. Если я их бог, почему они совсем не слушаются?!
  - Может быть, - сказал Маппо, - они ждут, чтобы ты сказал верное слово?
  - Да ну? И какое, тупой пень?
  - Ну, такое, которого ты еще не сказал.
  - Она уже отравила тебя! - Верховный Жрец отскочил. Глаза его были широко раскрыты. Бешено дернув себя за остаток шевелюры, он побежал к каюте. Трое сопровождающих его бхок'аралов бросились следом, вопя и дергая себя за уши.
  Маппо повернулся к Злобе: - Кстати, куда мы плывем?
  - Для начала в Отатаральское море, - улыбнулась она.
  - Зачем?
  - Какой живительный бриз!
  - Чертовски холодно.
  - Да. Чудно, не так ли?
  
  ***
  
  Просторная овальная яма с известняковыми стенами; затем кирпичная кладка, формирующая купол. Единственный вход обрамлен известняковыми плитами, на замковом камне арки высечены символ Империи, имя и звание Верховного Кулака Даджека Однорукого. В гробницу поставили лампы, чтобы побыстрее высыхал строительный раствор.
  У входа в неглубокой грязной луже грелась большая жаба. Помаргивая сонными глазами, она следила, как имперский художник Ормулоган смешивает краски. Дюжина масел, каждое с особыми свойствами; пигменты минеральные, яичные, приготовленные из сушеных морских созданий, листьев, корней и ягод. Кувшинчики с другими снадобьями: белые яйца, - черепашьи, змеиные, птичьи; жеваные личинки, мозги чаек, кошачья моча, собачьи слюни, сопли сутенера...
   "Ну, может и не сопли, и не сутенера", - подумал Гамбл, - "но с моим загадочным компаньоном разве можно быть уверенным?.." Достаточно помнить, что использующие подобные зелья люди становятся безумцами - если не сразу сходят с ума, то через несколько лет работы с ядами.
  А вот придурок Ормулоган как-то держится, хотя вечно пачкает руки, слизывает краски с кончиков кистей. Борода разноцветная: он применяет забавную технику разбрызгивания красок, смешанных во рту. Перепачкан и нос - он дергает его пальцами, теми же грязными, потертыми и вымокшими пальцами, которые вытирает о разноцветный зад...
  - Знаю, о чем ты подумал, - изрек Ормулоган.
  - Неужели? Прошу, воспроизведи мои мысли.
  - Ушная сера шлюхи, грязное то и грязное это. Комментарии быстро сводятся к абсурду - да чего еще ждать от существа, не умеющего думать, не впадая в юношескую гиперболизацию. Не сомневаюсь: ты потрясен! Теперь напрягай свои жалкие, предсказуемые мозги и угадывай, о чем я думал! Сможешь? Ха! Думаю, что нет!
  - Говорю тебе, о краскомес, мои мысли совершенно не соответствуют убогой мешанине звуков, кои ты называешь "общением". Твоя неудача меня вовсе не удивляет: я мастер красноречия, тогда как ты всего лишь подмастерье художника, лишенный как умелого руководства, так и - увы! - таланта.
  - Ты мастер произносить речи перед интеллектуально недоразвитыми, не так ли?
  - А ты рисуешь для слепых. Да-да, - вздохнул Гамбл (что привело к ужаснувшему даже его самого уменьшению размеров, и он вновь торопливо надулся). - Мы с тобой ведем бесконечную войну. Чем украсить стены гробницы великого человека? Ясно, что ты пойдешь по проторенному пути. Пропагандистская пышность, политически корректное подтверждение статус кво. Героические подвиги на службе империи, еще более героическая смерть. Да, в эту эпоху, как и во все другие, мы нуждаемся в героях. Мертвых героях. В живых мы не верим. Все благодаря тебе...
  - Мне? МНЕ?
  - Твоя сильная сторона - умение выгодно показать порок. О! Ормулоган, задумайся над моим заявлением! Его звучная ирония впечатлила даже меня самого. Показать пороки героического субъекта - все равно что метнуть в героизм отравленное копье. Твой алчный реализм портит все, что и...
  - Нет, нет, дурак. Не все. Ормулоган Великий ничего не портит. Почему же? Все очень просто, хотя не настолько просто, чтобы ты сумел понять. Всё же говорю: великое искусство - не выгодный показ. Великое искусство есть ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Великое искусство возвышает, а возвышение духовно в наивысшем духовном смысле...
  - Я уже указывал, - прогнусил Гамбл, - что тебе не свойственны краткость и ясность слога. К тому же это определение "великого искусства" я слышу далеко не впервые. Оно звучало и в иных обстоятельствах, а именно: сопровождаемое стуком кулака по столу или по черепу, или даже ударом колена по почкам. Звучит - то оно здорово. Плохо, что ты никогда не умел доказать его практически...
  - Гамбл, у меня есть молоток. Сейчас я докажу практически...
  - Ты разобьешь чудесную чашу.
  - Гм. Я пролил в нее слезинку. Но так даже лучше для смеси.
  - Даджек Однорукий пред сломанными вратами Черного Коралла. Даджек Однорукий на переговорах с Каладаном Брудом и Аномандером Рейком. Даджек Однорукий и Тайскренн пред Крепью за день до штурма. Три главные стены, три панели, три картины.
  - Ты подглядывал в мои наброски! Боги, как я тебя ненавижу!
  - Нужды не было. Простое дело, глупое, да и приводящее к душевному унынию.
  Ормулоган торопливо подхватил некоторые краски, кисти и смеси и пошел в гробницу. Гамбл остался снаружи. Он планировал половить мух.
  
  ***
  
  Ганоэс Паран смотрел на уложенные доспехи. Доспехи Верховного Кулака. К кольчуге приделан новый рукав. Такое наследство рождало во рту горький привкус. Его избрали, вот как? Как будто в карьере его есть хоть что-то, достойное уважения. Любой кулак этой армии более достоин командовать. Что же Даджек исказил и прямо фальсифицировал в отчетах, если Паран предстал героическим капитаном, командиром Сжигателей? Он хотел было прочитать - но не решился. Он и так чувствует себя самозванцем. Разумеется, у Даджека были резоны. Наверное, он старался защитить и даже повысить репутацию Дома Паранов, тем самым негласно поддерживая его сестру Тавору, новую командующую Четырнадцатой Армии.
  Отчеты и официальные дневники пишутся по политическим соображениям. "Я подозреваю, что той же политикой будут определяться мои действия. Или нет? Как я осмелюсь? Проклятие всему роду... Это моя армия? Да будет так. Императрица может снять меня с командования. Не сомневаюсь, так она и сделает, едва услышит о решении офицеров". А пока он может делать что заблагорассудится.
  Стоявший сзади Харлочель прокашлялся. - Верховный Кулак, кулаки встали на ноги, но еще очень слабы.
  - Вы имеете в виду, что они ждут меня?
  - Так точно, сэр.
  - Смехотворно! Ладно, на доспехи нет времени.
  Они прошли к выходу. Харлочель откинул полог шатра. Паран заморгал от яркого света. Вся армия стояла навытяжку - знамена взметены, доспехи сверкают. Во главе кулаков находилась Руфа Бюд, бледная и слишком тощая для своих доспехов. Она отдала честь: - Верховный кулак Ганоэс Паран, Войско ожидает инспекции.
  - Благодарю, Кулак. Как скоро оно будет готово к маршу?
  - К завтрашнему утру, Верховный Кулак.
  Паран смотрел на строй. Ни звука, не слышно даже лязга оружия. Стоят как пыльные статуи. - И чем именно, - прошептал он, - я это заслужил?
  - Верховный Кулак, - пробормотал Харлочель, - вы въехали в Г'данисбан вдвоем с целителем, а потом собственноручно сразили богиню. Изгнали из нашего мира. Затем вы заставили ее сестру наделить дюжину смертных даром исцеления...
  - Сила скоро их покинет.
  - Тем не менее. Верховный Кулак, вы уничтожили чуму. Даджеку это не удалось. Солдаты ваши, Ганоэс Паран, что бы там не решила Императрица.
   "Но я не хочу командовать клятой армией!"
  Руфа Бюд продолжила: - Учитывая потери, Верховный Кулак, нам хватит запасов на шесть - семь дней пути, если считать, что собрать продовольствие по дороге не удастся. Конечно, в Г'данисбане есть продовольственные склады, а населения почти что нет...
  - Да, - бросил Паран. - Почти что нет. Это не кажется вам странным, Кулак?
  - Сама богиня...
  - Харлочель сообщает, что его вестовые видели выживших, идущих на север и восток. Паломничество.
  - Да, Верховный Кулак...
  Она видел, что она не поняла. - Кулак, мы пойдем за паломниками. Подождем еще два дня. За это время склады Г'данисбана нужно использовать для пополнения армейских запасов - оставив достаточно для обитателей города. Собрать фургоны и телеги. Пригласите горожан и местных солдат ехать с нами. По крайней мере, они найдут среди нас пищу, воду и защиту. Передайте капитанам: я обращусь к подразделениям в утро отбытия, когда будет освящен и закрыт курган. А сейчас можете разойтись.
  Кулаки отдали честь. Команды офицеров привели солдат в движение, ряды начали рассыпаться.
   "Нужно было сказать им что-то сейчас. Предостеречь от излишних надежд. Нет, не пойдет. Что говорят новые командующие? Особенно после смерти великого лидера, настоящего героя? Черт дери, Ганоэс! Лучше молчи. Сейчас не говори ни слова. А когда мы отпустим старика с миром, скажи кратко: "мы пойдем за паломниками. Почему? потому что я желаю знать, куда они бегут". Как-то так". Мысленно пожав плечами, Паран повернулся. За ним зашагали вестовой Харлочель и, в десяти шагах, юная гданийка Невель Д'нафа. Она, кажется, стала частью его "свиты".
  - Верховный Кулак?
  - Что такое, Харлочель?
  - Куда мы?
  - Навестить имперского художника.
  - А, этого. Могу спросить, зачем.
  - Зачем подставлять себя под пытку? Ну, у меня есть для него работа.
  - Верховный Кулак?
   "Нужна новая Колода Драконов". - Как вы думаете, он умелый живописец?
  - Предмет постоянных споров.
  - Неужели? Среди кого? Среди солдат? Сильно сомневаюсь.
  - Ормулогана везде и всюду сопровождает критик.
   "О, бедняга!"
  
  ***
  
  Тело валялось на дороге: руки и ноги изгрызены, дубленая куртка черна от засохшей крови. Лодочник склонился над ним. - Находчик, - произнес он. - Ушел в застывшее время. Мы делили сказания.
  - Кто-то отрубил ему пальцы, - заметил Карса Орлонг. - И остальные раны от пыток - кроме удара копьем под лопатку. Смотри на следы. Убийца вышел из засады и ударил в спину. Находчик не бежал, а еле шел. Они играли с ним.
  Семар Дев положила руку на плечо Лодочника. Анибар дрожал от горя. - Как давно? - спросила она Карсу.
  - Неважно, - пожал Теблор плечами. - Они близко.
  Она испуганно оглянулась: - Насколько близко?
  - Они устроили лагерь и не укрывают отбросы. - Он снял каменный меч. - У них есть еще пленники.
  - Откуда ты узнал?
  - Чувствую запах боли.
   "Невозможно. Разве такое бывает?" Она поискала более достоверных признаков истинности сказанного Тоблакаем. Справа, неподалеку от каменистой тропы, начиналась торфяная низина. Там росли, клонясь на стороны, серокорые сосны с осыпавшимися ветвями. Словно полотнища прозрачного стекла, их связывали нити густой паутины. Слева - выходы скальных пород, спрятавшиеся в зарослях можжевельника.
  Семар нахмурилась: - Какой засады? Ты сказал, убийца вышел из засады и нанес удар копьем в спину. Но тут негде прятаться.
   - Теперь нет.
  Она скривила губы. - Они, по - твоему, обмотались ветками и листьями?
  Карса сбросил плащ.- Есть и другие способы, женщина.
  - Например?
  - Магия. Жди здесь.
   "Худа тебе!" Она побрела за Карсой. Тоблакай двигался быстрым скользящим шагом, держа меч обеими руками. Четыре таких шага - и ей пришлось бежать.
  Он молча побежал. Все быстрее и быстрее.
  Семар усердно пыхтела, спеша за широченной спиной. Но воин все равно пропал из вида.
  Затем Семар резко остановилась, заслышав вопль откуда-то слева. Карса успел обежать ее, оказаться сзади и углубиться в лес, несмотря на то, что там были сплошные кусты, скользкие булыжники, упавшие деревья. Следов он не оставлял.
  Раздались новые крики.
  Сердце стучало в груди ведьмы. Семар Дев пошла в лес, разрывая паутину; та натягивалась и неохотно лопалась, осыпая голову каскадами сосновых игл и коры...
  ... а где-то впереди шла резня.
  Лязг железа о камень. Треск расщепленного дерева - смазанное движение, бегущие силуэты - тело, летящее вверх тормашками в алых брызгах - она достигла края лагеря чужаков...
   И увидела Карсу Орлонга, а также полсотни серокожих воинов, размахивающих саблями, копьями, ножами и секирами. Они толпой шли на Тоблакая.
  Путь Карсы был отмечен мрачным следом из тел мертвых и умирающих врагов. Но живых слишком много...
  Длинный кремневый клинок взметнулся над беснующейся ордой, расплескав вокруг осколки костей и тугие струи горячей крови. Двое воинов упали, третий получил удар столь сильный, что взлетел и перевернулся в воздухе, и ноги его выбили копья из рук еще двоих врагов. Тоблакай рванулся в образовавшийся разрыв, ловко увернувшись от дюжины выпадов. Скорость движений великана была поразительной - о нет, она была УСТРАШАЮЩЕЙ.
  Потерявшие копья воины пытались отскочить, выйдя из пределов досягаемости Карсы - но его меч сверкнул, врезавшись в шею стоявшего слева противника - голова мигом слетела с плеч - лезвие сменило угол падения, отрубив руку другого воина по самое плечо.
  Карса оторвал левую руку от рукояти меча, перехватив древко направленного ему в лицо копья, и притянул копьеносца ближе; затем он отпустил копье, схватив врага за шею. Изо рта, носа и глаз брызнула жидкость - таким свирепым было давление; шея переломилась легко, словно пергаментный свиток. Резкий толчок послал тело на соседних врагов, выбивая из их рук оружие...
  Семар Дев едва успевала уследить за всем происходящим: левая рука Карсы еще только удалялась от эфеса, когда меч рванулся вправо, отбивая вражеский удар, затем метнулся вверх; пока противник слева задыхался в дикарском захвате, лезвие перерубило чью-то саблю и вошло в плоть - ключица, а потом и ребра словно взорвались...
  Карса вырвал меч, развалив тем самым грудную клетку врага; Семар потрясенно увидела сердце, еще бьющееся, но уже выпавшее из своего гнезда и висящее на артериях. Воин упал как подкошенный.
  Кто-то голосил далеко слева - вне битвы - там виднелись обрывистая береговая линия и ряд длинных, низких ладей на открытой воде. Семар заметила тощую, светловолосую женщину - человеческой расы! - выкрикивавшую заклинания.
  Но каким бы колдовством она не владела, толку от него не было. Невозможно, но факт: Карса смог пробиться из плотного окружения; он встал спиной к толстой сосне, орудуя мечом с почти презрительной легкостью. Казалось, Тоблакай решил передохнуть.
  Семар не верила своим глазам.
  Раздались новые крики: некий воин встал за спинами беснующейся толпы и проревел приказ. Его сотоварищи начали отступать от Карсы Орлонга.
  Семар увидела, что Теблор вздохнул полной грудью и воздел меч над головой, и возопила: - Карса! Не атакуй, черт тебя...
  Его холодный взгляд заставил ведьму отпрянуть.
  Гигант махнул мечом: - Видишь, женщина, что осталось от анибаров? - Голос его был глубоким, слова падали как удары боевого барабана.
  Ведьма кивнула. Глядеть еще раз на ряд пленников ей не хотелось. Их привязали к рамам на краю лагеря, голых, окровавленных; они висели вниз головами над дымящимися угольями. Воздух смердел дымом и горелой плотью. Карса Орлонг был движим гневом, но эмоции не заставили меч великана дрожать; он держал лезвие плашмя, и неподвижность громадного клинка словно бы обещала грядущий прилив беспощадного истребления. - Вижу, - сказала она. - Но слушай, Карса. Если ты убьешь всех - я вижу, именно этого ты и жаждешь... Слушай! Если ты убьешь всех, придут другие в поисках пропавших родичей. Снова и снова, Тоблакай! Этому не будет конца - пока ты не привлечешь стольких врагов, скольких даже ты не сумеешь победить. Это будет ошибкой. Ты не сможешь быть везде и сразу, и анибары продолжат погибать.
  - И что же ты предлагаешь, женщина?
  Семар двинулась к нему, не обращая внимания на серокожих и соломенноволосую ведьму. - Они боятся тебя, и ты должен использовать их ужас... - Она замолчала, заметив движение возле то ли хижин, то ли палаток на берегу. Двое воинов кого-то тащили. Еще одного человека. Лицо было покрыто синяками, но в остальном он выглядел невредимым. Семар осмотрела его и поспешила к Карсе. Голос стал хриплым шепотом. - Карса, они нашли переводчика. Видишь наколки на его руках? Он из Таксилы. Слушай. Скорее используй их ужас. Скажи, что рядом твои товарищи, союзники анибаров, что вы первые вестники идущей на помощь орды. Карса, прикажи им убираться к Худу из этой страны!
  - Если они уйдут, я не смогу их убивать.
  Среди воинов завязался спор. Командующий самым очевидным образом отвергал яростные требования светловолосой ведьмы. Таксилианин, которого держали под руки, следил за спором, но лицо его было слишком опухшим, чтобы выражать чувства. Тут его глаза обратились к Карсе и Семар; мужчина медленно, со значением подмигнул им.
   "О боги. Хорошо же..." Он кивнула в ответ и быстро отвернулась, чтобы не навлекать на переводчика наказание. Перед глазами была сцена жестокой резни: бормочущие мужчины лежат в лужах собственной крови, обломки копий разбросаны повсюду, словно тут перевернулась телега с дровами. Но по большей части вокруг были недвижимые тела, отрезанные конечности с торчащими костями, обрывки кишок.
  Карса Орлонг даже не запыхался. Эти нелюди такие плохие воители? Она сомневалась. Судя по одежде и украшениям, они из общества, культивирующего воинские доблести. Но подобные культуры, отставая в развитии или попадая в длительную изоляцию, превращают воинские искусства в набор строго формализованных приемов. Они привыкли к одному стилю битвы, знают некоторые вариации, но с трудом приноравливаются к новому... "например, к Тоблакаю с несокрушимым кремнем длиной больше человеческого роста". К Тоблакаю, наделенному поразительной скоростью и холодным расчетом профессионального убийцы.
  Карса говорил ей, что уже однажды сталкивался с этим племенем.
  Главарь серокожих приблизился к ним; таксилианина волокли следом. Соломенноволосая поспешила следом, но командир взмахнул рукой, веля ей оставаться на шаг позади.
  Семар заметила, с какой ненавистью тщедушная ведьма сверкнула глазами в спину главаря. С ее шеи что-то свисало, что-то маленькое, продолговатое. "Отрубленный палец. Воистину ведьма, мастерица старой школы духовной магии, давно утерянной... ну, не совсем утерянной. Ведь я, сучка эдакая, изучаю именно такие пути". Тонкие светлые волосы, овальное лицо, голубые глаза напомнили Семар о небольших, слабых племенах центра субконтинента, из таких старых городов, как Халеф, Гуран и Карашимеш. Или с дальнего запада, из Омари. Возможно, из малоизвестной ветви... но нет, говорит она не непонятном языке.
  Таксилианин кивнул, когда ведьма окончила говорить. Он поглядел на Карсу, потом на Семар Дев, и сказал: - Кому из вас я должен передать слова Преды?
  - Почему не обоим? Мы оба понимаем тебя, таксилианин.
  - Очень хорошо. Преда спрашивает причину, по которой Тартенал подло напал на воинов Меруде.
   "Тартенал?" - Мщение, - поспешно сказала Семар, стараясь удержать Карсу от нового кровопролития. Она ткнула пальцем в сторону распятых на дыбах. - Страдающие от ваших притеснений анибары воззвали к давним союзникам - Тоблакаям...
  При этом слове ведьма вздрогнула, а миндалевидные глаза Преды чуть заметно расширились.
  - ... и этот воитель, самый слабый из двадцатитысячного клана Тоблакаев, оказался рядом - чисто случайно - и начал то, что, к моему сожалению, станет лишь прелюдией великого мщения. Если ваш Преда столь глуп, чтобы ждать их подхода...
  В глазах таксилианина мелькнуло некое удовлетворение. Он поспешно потупился, передавая слова Семар ведьме.
  Она обратилась к Преде с речью вдвое более длинной.
   "Преда. Это не вариант слова "предал"атр", командир легиона среднего периода Первой Империи? Но... бессмыслица. Они даже не люди".
  Главарь прервал речь ведьмы и заговорил сам.
  В тоне переводчика прозвучало удивление и даже восторг: - Преда желает выразить уважение мастерству этого воителя. Он спрашивает, удовлетворил ли он жажду мести.
  - Едва начал, - рявкнул Карса.
  Преде оказалось достаточно его тона. Он еще что-то сказал. Лицо светловолосой внезапно замкнулось, и она передала речь главаря странно сухим голосом.
   "Она тайно радуется". Семар Дев почувствовала подозрение. "Что нас ждет?"
  Таксилианин произнес: - Преда отлично понимает... позицию Тоблакая. Он даже сочувствует, ибо сам Преда крайне недоволен тем, что ему приказано творить на вашем побережье. Но он следует приказу Императора. Короче говоря, Преда объявит полное отступление сил Тисте Эдур на корабли. Тоблакай удовлетворен?
  - Нет.
  Таксилианин кивнул. Преда заговорил снова.
   "И что теперь?"
  - Преда не может ослушаться приказаний Императора. Если вам угодно, ему задана длительная миссия. Император - величайший воин всего мира, и он рад доказать свою мощь в поединке. Он предстал перед тысячью воинов из разных стран. Но он все еще живет, непобедимый и торжествующий. Его Величество приказал солдатам искать воителей, любой расы и любого языка, и доставлять ко Двору. Император пригласит этих воителей на дуэль со смертельным исходом. Никто не посмеет вмешаться в поединок, какой бы оборот он не принимал; вызвавший Императора получает права Гостя. Солдаты Императора получили распоряжение выполнять все прихоти воителей, готовых принять вызов, и доставлять их к Императору.
  Преда продолжал вещать.
  Семар Дев почувствовала озноб, непонятный страх. Что-то тут не так, очень и очень не так.
  Таксилианин заговорил снова: - Итак, если охотник - Тоблакай желает сладчайшей мести, он может бросить вызов повелителю солдат, причиняющих такие мучения всем встреченным. Преда, соответственно, приглашает Тоблакая - и его спутницу, если ей угодно - стать Гостем Тисте Эдур в путешествии обратно к Летерийской Империи. Вы согласны?
  Карса моргнул. - Они приглашают меня убить Императора?
  - Кажется так. Но...
  - Скажи Преде, что я согласен.
  Командир улыбнулся. - Преда Ханради Халаг приглашает вас к Тисте Эдур, - сказал таксилианин.
  Семар Дев поглядела на трупы, лежащие по всей стоянке. "А на павших сородичей Преде Ханради Халагу уже наплевать? О боги, тут явно неладно..."
  - Семар Дев, - сказал Карса. - Ты остаешься?
  Она качнула головой.
  - Отлично, - буркнул он. - Приведи Ущерба.
  - Сам приведи.
  Великан ухмыльнулся: - Стоило попытаться.
  - Карса, кончай дурацкие шутки. Похоже, ты не понял, с чем именно связался. Слышишь лязг кандалов? Они приковали тебя к этому... абсурдному вызову. И к бледнолицым Эдур.
  Лицо Карсы омрачилось: - Цепи не удержат меня, ведьма!
   "Ох, они держат тебя, и крепко держат".
  Она увидела, что соломенноволосая ведьма жадно смотрит на Карсу.
   "Непонятно, что это значит. И почему я так испугана?"
  
  ***
  
  - Кулак Темул, - произнес Кенеб. - Каково это - вернуться домой?
  Молодой долговязый викан (недавно он приобрел полную татуировку клана Вороны, угловатый рисунок, сделавший лицо похожим на мозаику) следил, как его воины ведут коней по спускам на прибрежный песок. Он пожал плечами: - Среди родного племени я увижу то, что уже вижу здесь.
  - Но вы не будете одиноким, - заметил Кенеб. - Эти воины внизу... они ваши душой и телом.
  - Точно ли?
  - Я так чувствую. Они ведь больше не оспаривают ваше старшинство, право отдавать приказы?
  - Лично я считаю, - ответил Темул, - что большинство виканов покинут Армию сразу по прибытии в Анту. Вернутся в семьи и ничего не будут рассказывать о наших приключениях. Даже если их попросят. Я помню, Кулак Кенеб, что они чувствуют стыд. Не оттого, что не слушались моих приказов. Нет, они стыдятся службы в Армии Неудач. - Взор его был мрачным и суровым. - Они или слишком стары, или слишком молоды. Те и другие жаждут славы, но эта красавица не дается им.
  Темул не был умелым оратором; Кенеб впервые слышал от угрюмого викана столько слов сразу. - Тогда они жаждут смерти?
  - Да. Они присоединились бы к Колтейну, Балту и остальным, будь такое возможным. Погибнуть в битве с их врагом. Для того они плыли через океан, для того покинули селения. Они считали, что назад не вернутся. Потому путешествие на Квон Тали сломает их.
  - Проклятые идиоты! Извините...
  Темул улыбнулся еще горше, покачал головой: - Не извиняйся. Они дураки, и будь я мудрецом, я не смог бы подарить им часть мудрости.
  В разобранном лагере позади них завыли собаки. Кулаки удивленно обернулись. Кенеб бросил взгляд на Темула: - Что такое? Почему...
  - Сам не знаю.
  Они решили вернуться в лагерь.
  
  ***
  
  Лейтенант Прыщ следил за Крюком. Пастуший пес мчался к дороге, и пыль завивалась по его следу. Лейтенант уловил бешеный блеск глаз на уродливой морде - и пес исчез из виду. "Пришлось дойти до океана, чтобы узнать: они боятся воды. Ну и отлично. Можно оставить уродцев позади". Он покосился на линию виканов и сетийцев, грузящих своих тощих лошадей. Немногие переживут морское путешествие. Ценный источник свежего мяса. Тоже хорошо. "Моряки называют едой то, что соскребли с днища и смыли с палуб". Да, всадники станут плакаться - но на раздаче мясной похлебки окажутся в числе первых.
  Добряк очень старался во всех знойных подробностях донести до Адъюнкта свое недовольство некомпетентным кулаком Кенебом. Всем известны дерзость и неуемная мегаломания капитана. Но сейчас он в чем-то прав. Из - за Кенеба они потеряли полтора дня. Какому Худу нужна проверка снаряжения каждого взвода - причем посередине трапов? Боги, что за хаос был! Кенеб потерял разум? Как раз это первым делом спросил Добряк. Что-то в ответной гримасе жалкой бабы подсказало Прыщу: она ничего не знала и явно не может дать разумного объяснения проделкам Кенеба.
  Чему тут удивляться? Она слишком занята - боги знают чем - в палатке с холодной красоткой Т'амбер. Даже адмиралу от этого не по себе. По войскам ходит слух, что Тавора в шаге от понижения, что в И'Гатане она могла бы управиться и получше. Когда доходит до тактики, каждый чертов солдат становится знатоком. Прыщу уже не раз пришлось делать отбивную из любителей изменных речей. Не так важно, что Нок и Тавора враждуют; не так важно, что Тене Баральта превратился в рассадника мятежных настроений среди офицерства; не так важно, что сам Прыщ еще не решил, могла бы Тавора управиться в И'Гатане получше... Слухи сами по себе хуже любой Полиэлевой заразы.
  Он предвкушал нелегкую посадку на транспорты и долгий, скучный поход к дому. Бездельные солдаты опаснее червя в килевом бревне - так говорят матросы, с ужасом взирая на пропыленных бранящихся мужиков и баб, вбегающих по трапам, чтобы замереть, сгрудившись в тесных трюмах подобно овцам и заводя унылые песни. Хуже всего, что для солдата моря и океаны безмерно враждебны. Пехота встретит смертельную опасность не моргнув глазом, если есть возможность сражаться или хотя бы отступать; но море неуязвимо для острых мечей, не боится свиста стрел и стены щитов. "Видит Худ, мы уже достаточно наглотались беспомощности. Словно еж в горле сидит".
  Вот даже проклятые овчарки с цепи сорвались.
   "Что дальше?" Прыщ пошагал туда, куда скрылся Крюк. Он сам не понимал, зачем. На восточную дорогу мимо шатра командующей, через внутренние посты, к выгребным ямам - там лейтенант увидел уже дюжину собак. Они собрались пестрой неопрятной кучей, бегая и бешено лая - по дороге приближался источник их возбуждения. Пеший отряд.
   "Кто такие, во имя Королевы?" Разведчики уже вернулись - он уверен, он недавно видел сетийцев, блюющих с трапов. Они заработали морскую болезнь от одного вида отмелей! А виканы давно отдали лошадей погрузочной команде.
  Прыщ завертел головой и нашел солдата, ведущего к берегу трех коней. - Эй! Стой где стоишь. - Он подошел ближе. - Дай одного.
  - Сэр, они не оседланы.
  - Неужели? Как ты догадался?
  Солдат удивленно показал на конские спины.
  - Идиот. Дай мне поводья. Нет, не этого.
  - Это конь Адъюнкта...
  - Я сам знаю. - Он вырвал поводья и влез на коня, направив его на дорогу. Найденыш Гриб составил ему компанию. Подмышкой он тащил мелкую гадость, похожую на мохеровый шарфик, пережеванный и выплюнутый коровой. Не обращая на них внимания, Прыщ пришпорил коня, направившись на восток.
  Он уже мог назвать имя идущей во главе отряда. Капитан Фаредан Сорт. Дальше - Верховный Маг Быстрый Бен, жутковатый ассасин Калам и... "о боги, они все здесь... нет, не все. Морпехи. Проклятые морпехи!.."
  Он слышал крики от шатра Адъюнкта: в лагере объявили тревогу.
  Прыщ не верил глазам. Выжившие в огненной буре - такое невероятно! "Хотя они выглядят страшно. Фактически полумертвые. Будто Худ прочищал ими свои волосатые уши". А вот Лостара Ииль... она не так плоха, как все остальные...
  Лейтенант осадил коня около Фаредан Сорт. - Капитан...
  - Скорее воды, - сказала она. Слова с трудом выскочили из обожженных, потрескавшихся, искусанных губ.
   "Боги, вот ужас". Прыщ так резко повернул коня, что чуть не выпал из седла. И как мог скорее поскакал к лагерю.
  
  ***
  
  Кенеб и Темул добрались до главного прохода, когда полог шатра откинулся, явив Тавору и Блистига, а мгновением позже - адъютант Т'амбер. С восточного конца доносились неразборчивые выкрики солдат.
  Адъюнкт заметила подходящих кулаков. - Кажется, мой конь пропал.
  Кенеб вздернул брови: - И поэтому подняли тревогу? Адъюнкт...
  - Нет, Кенеб. На восточной дороге замечен отряд.
  - Отряд? Нас атакуют?
  - Не думаю. Ну, за мной. Придется идти пешком. Что даст вам, Кулак Кенеб, достаточно времени для объяснения причин задержки ваших отрядов на погрузке.
  - Адъюнкт?
  - Не прикидывайтесь непонимающим.
  Он бросил косой взгляд. На спокойном, сухом лице появилась тень некоего переживания. Намек, не более того... он не смог определить, что она чувствует. - Гриб.
  Адъюнкт наморщила лоб: - Полагаю, вам надо объяснить подробнее.
  - Он сказал, Адъюнкт, задержать погрузку.
  - Совет безграмотного, полудикого мальчишки - для вас основание достаточное, чтобы ослушаться моего приказа?
  - Не то чтобы... Трудно объяснить... но он что-то знает. То есть то, чего не может знать. Например, он знал, что мы плывем на запад. Назвал все порты, в которые...
  - Подслушивал за шатром, - бросил Блистиг.
  - Вы видели, чтобы он когда-нибудь где-нибудь прятался?
  Кулак ощерился: - Не видел. Потому что хорошо прятался.
  - Адъюнкт, Гриб сказал, нужно задержаться на день - или мы умрем. Все. В море. Я начинаю верить...
  Она подняла руку в перчатке так резко, что Кенеб замолчал. Тавора прищурилась, разглядывая...
  Всадника, рьяно погоняющего неоседланного коня.
  - Это лейтенант Добряка, - подсказал Блистиг.
  Вскоре стало ясно: всадник не намерен останавливаться или хотя бы снижать темп. Командиры посторонились.
  Лейтенант торопливо отдал честь - его едва было видно в клубе пыли - и промчался мимо, выкрикивая что-то вроде: - Воды! Им нужно воды!
  - И ваш конь, Адъюнкт, - добавил Блистиг, отмахиваясь от пыли.
  Кенеб смотрел на дорогу, борясь с жжением в глазах. Какие-то фигуры. Еле идут. Непонятно... это же Фаредан Сорт или...
  - Возвращается дезертир, - буркнул Блистиг. - Глупо с ее стороны, ибо побег карается смертью. Но кто те люди за ней? Что они несут?
  Адъюнкт замерла, едва заметно пошатнувшись.
  Быстрый Бен. Калам. Еще лица, в пыли, словно белые духи - "духи и есть. Кому еще там быть?" Скрипач, Геслер, Лостара Ииль, Буян - он узнавал одно знакомое лицо за другим. Невозможно. Обожженные, шатающиеся как пьяные. На руках дети, усталые, дрожащие...
   "Мальчик знает то, чего... Гриб..."
  А вот и он, в окружении беснующихся собак беседует с Синн.
   "Синн! Мы думали, ты сошла с ума от горя... потерять брата... потерять и снова обрести".
  Фаредан Сорт правильно утверждала, что Синн бредит по иной причине. Подозрение достаточно сильное, чтобы толкнуть на дезертирство.
   "Боги! Мы слишком легко сдались. Но город... пожар... мы ждали несколько дней, ждали, пока не остыли треклятые руины. Мы почти что просеяли пепел. Никто не мог выжить".
  Отряд подошел к Адъюнкту.
  Капитан Сорт выпрямила спину, чуть вздрогнув, и отдала честь, прижав кулак к груди. - Адъюнкт, - проскрежетала она, - я взяла на себя смелость сформировать новые взводы...
  - Это должен одобрить Кулак Кенеб, - невыразительным голосом ответила Тавора. - Не ожидала увидеть вас вновь, капитан.
  Кивок. - Адъюнкт, я понимаю необходимость поддержания дисциплины. Потому сдаюсь на ваш суд. Прошу лишь оказать милость Синн - учтите ее тогдашнее состояние, молодость...
  На дороге застучали копыта - вернулся Прыщ с другими всадниками. У седел качались, словно сосцы, бурдюки с водой. Целители, все до одного, включая виканов Нила и Нетер. Кенеб видел, что на их лицах написано полное смятение.
  Вперед вышел Скрипач. На руках его спал - или был без сознания? - крошечный мальчик. - Адъюнкт, - прошептал он сухими губами, - без капитана никто не покинул бы чертов город - ловушку. Она вырыла нас своими собственными руками. От нас остались бы тлеющие кости... - Он подошел ближе, но не сумел понизить голос. Кенеб расслышал: - Адъюнкт, если повесите капитана, приготовьте побольше веревок. Мы покинем сей жалкий мир вместе с ней.
  - Сержант, - по видимости невозмутимо ответила Адъюнкт. - Я так понимаю, что вы и эти вот взводы были похоронены под И'Гатаном в разгар огненного шторма, но не поджарились, а выбрались наружу под землей?
  Скрипач наклонил голову и сплюнул кровью, а затем улыбнулся жуткой улыбкой - по сторонам рта раскрылись красные трещины. - Да, - захрипел он. - Мы пошли на охоту... в самый костяк проклятого города. А потом выкарабкались из могилы при помощи капитана.
  Адъюнкт отвела взгляд от оборванного воина и медленно осмотрела ряд высохших лиц. Мрачные как смерть глаза, розовая блестящая кожа под слоем пыли. - И вправду Охотники за Костями. - Помолчала, подождав, пока Прыщ разнесет бурдюки. - Добро пожаловать назад, солдаты.
  
  
  
  
  
  КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  ОХОТНИКИ ЗА КОСТЯМИ
  
  
  
  Кто станет отрицать, что нам свойственно доверие самым мерзким слухам о ближних? Как раз когда культы Колтейна Крылатого (он же Черное Перо), а также всей Собачьей Упряжки распространились по всему Семиградью, сливаясь в единую религию; когда капища росли прямо на пустошах вдоль злосчастного пути, бывших местами сражений, и в этих капищах прославлялись павшие герои - Балт, Лулль, Мясник, Сормо Э"нат, даже Бариа и Мескер Сетралы из Алых Клинков, а также кланы Глупого Пса, Горностая, Вороны и Седьмая Армия как таковая; когда в древнем монастыре, увенчивающем Гелорский хребет (неподалеку от места одного из боев) возник новый культ, посвященный коням - именно тогда, в разгар этой духовной лихорадки, в самом сердце Империи таинственные агенты распространяли легенды противоположного свойства. Они говорили, что Колтейн предал Империю; что он был изменником, тайно связанным с Ша'ик. Они твердили: если бы малазанские колонисты остались в городах, мирно приняв власть мятежников, если бы Колтейн и кровожадные виканы не потянули их за собой; если бы не исчез при загадочных обстоятельствах лучший кадровый маг Кульп, тем самым оставив Седьмую армию на потребу подлым и злокозненным виканским ведьмам и ведунам - ничего страшного не произошло бы! Не было бы резни, не было бы жестоких испытаний, когда люди брели через половину континента, подвергаясь нападениям многообразных дикарских племен пустыни. Но самое ужасное Колтейн (якобы) оставлял под конец: он в союзе с предателем - имперским историком Дюкером выманил из Арена местный гарнизон, что повлекло вероломное истребление всей Армии во главе с беспомощным Верховным Кулаком Пормквалем, который стал первой жертвой мерзкой измены. Отчего же еще, прибавляли агенты, мятежные жители Семиградья поклоняются таким деятелям, если не оттого, что видят в них героических союзников [...] В любом случае яростные преследования виканов, даже если их не инспирировала власть, вспыхнули организованно и умело подпитывались подходящим топливом.
  
  Год десяти тысяч клевет,
  Кайессан
  
  
  
  Глава 17
  
  
  Что тут непонятного? Выбор - иллюзия. Свобода - заблуждение. Руки, контролирующие каждую вашу мысль, каждый шаг, тянутся не от богов, ибо боги не менее нас беспомощны. Нет, друзья мои, эти руки тянутся к нам... от каждого из нас.
  Вы, может быть, думаете, что цивилизация оглушает нас тысячами голосов. Но вслушайтесь в этот гвалт: каждый новый взрыв мириад отдельных криков пробуждает древнюю силу, и она сближает голоса, пока не образуются два враждующих хора. Кровавые линии проведены, и отворачиваются лица, затыкаются уши, нарастает холодное отречение. Все понимают наконец, что словесный спор не стоит медного гроша.
  Неужели вы, друзья мои, всё еще верите, будто вера способна изменять нас изнутри? Что воля и разум превозмогают холодное отречение?
  Всё, всё уже понятно. Безумный водоворот держит нас неослабно; ты, с копьем и в боевой маске; ты, со слезами и протянутой рукой; ты, прячущий трепет и ненависть к себе под сардонической ухмылкой; даже ты, стоящий в стороне безмолвным свидетелем катастрофы нашего растворения, слишком беспомощный, чтобы действовать - вы все заодно. Вы все - одно. Мы все - одно.
  Так идите ближе, друзья мои, и загляните в мою скромную тележку. Что за прекрасный товар! Эликсир Забвения, Настойка Бездумных Танцев... а вот моя любимица Мазь Бесконечной Мужской Удали. Если бы я к тому же смог гарантировать вам, солдатики мои, бесконечное возвращение с полей брани...
  
  Речь разъездного торговца,
  Записано Вайлан Виндер, в Малазе, в год переполнения городской канализации (1123 Сна Бёрн)
  
  
  Ручейки смешанной с мочой воды текли по ступеням, ведущим к постоялому двору "У Повешенного", одному из низкопробных заведений в Портовом Квартале Малаза. Банашар, бывший жрец Д'рек, стал завсегдатаем этой таверны, принадлежащей некоему Щупу. Впрочем, с недавних пор он перестал отличать одно заведение от другого: разочарование и нарастающая паника прорвали плотину его решимости, парализовали дух. Последовавший за этим потоп оказался неожиданно приятным, пусть его воды и заливали с головой.
  Это мало чем отличается, думал он, шагая по предательски скользким ступеням, от проклятого дождя. Или того, что называют дождем местные старожилы. Ведь небо над головой чистое! Обыкновенно вода течет сверху вниз, говорили ему, но иногда она сочится из-под земли, сквозь искрошенные плиты мостовых; тогда подвальные заведения вроде Щупова обращаются в болотные омуты. Вход в них охраняют тучи ноющих москитов, а запашок поднявшихся стоков становится таким густым, что завсегдатаи встречают его словно гостя - пусть не долгожданного, но вполне терпимого для этой гнусной компании парня по имени Воняй.
  Да, Банашар нашел себе на редкость гнусную компанию. Отставные солдаты, убегающие от трезвости, словно от проклятия; шлюхи, давно истощившие золото сердец - если считать, что у них когда-то было такое золото; плюгавые юнцы со скромными амбициями; сползающиеся с окрестных переулков бандиты - неудачники... Бывал тут и главарь воров, явно одержимых хронической нищетой; и отвратительный мошенник с "четками" из пятидесяти узлов на веревке - каждый узел отмечал персону, имевшую неосторожность довериться ему. Разумеется, не обходилось без типичного набора мускулистых телохранителей, в ту или иную пору детства переживших недостаток доступа воздуха в мозги, контрабандистов и псевдоконтрабандистов, стукачей и тех, кому они стучали: имперских шпионов и шпионов за шпионами. Заходили многочисленные коробейники с запрещенным товаром, а также любители нырять при помощи их товара в Бездну забвения. Иногда попадались люди непонятного разряда, никогда не выдававшие прошлого, своих историй и тайн.
  И сам Банашар в прежние дни мог отнести себя к этой категории. Но с недавних пор он уже не претендовал хоть на какое-то прошлое величие. Сегодня он с вечера поспешил в таверну, надеясь протянуть до наступления ночи, обильно смачивая горло; а это в свою очередь гарантировало долгий и благословенно легкий период бессознательности в одной из набитых вшами крысиных дыр на втором этаже.
  Совсем легко, подумал он, нырнув под притолоку и замерев у порога, счесть слитный шум единым существом, выпускающим множество голов, или принять здешний гул за рев грязной воды, текущей с крыши прямиком в канализацию. Но сегодня Банашар нашел новое сравнение для шума, исторгаемого людскими глотками. Большинство болтают, чтобы не думать, меньшинство - словно хватаются за спасательную веревку слов, чуть не утонув в минуту ужасной, чреватой отчаянием паузы. Но есть и третья категория. Ее представители используют окружающий гвалт как барьер, создав место уединения, отрезав от себя внешний мир.
  Банашар довольно часто искал сомнительного удовольствия их компании - ведь прежде он был жрецом, привыкшим парить в потоке голосов, повторяющих молитвы и славословия.
  Сквозь дым дурханга и ржавого листа, сквозь столбы кислого чада от фитильных ламп и густого тумана, обосновавшегося под самым потолком, он увидел знакомую фигуру, скрючившуюся у стола за одной из перегородок. Знакомую в том смысле, что Банашар не раз сидел с этим типом за одним столом, хотя так и не узнал ни подробностей его жизни, ни даже имени, довольствуясь кличкой Иноземец.
  Действительно иноземец, говорящий по-малазански с незнакомым акцентом. Само по себе странно, ведь бывший жрец немало странствовал, повидав Натилог и город Птенцов на Генабакисе, добравшись на юге до Корелри, Тефта и Маре, на севере до Фалара и Арена. В странствиях своих он встречал иноземцев, передававших истории о странах, даже не обозначенных на картах храма: Немиле, Напасти, Шел-Морзинне, Элингарте, Юдоли, Джакуруку, Стратеме. Однако мужчина, к которому Банашар сейчас приближался, отмахиваясь от дыма и расталкивая полуденную толпу матросов, убийц и ветеранов, изъясняется с совершенно неслыханным выговором.
  И все же приближение к тайне завораживает сильнее, чем миг откровения; Банашар готов был смириться с незнанием. В других вопросах он очень даже сведущ - и что, много он имел от этого благ?
  Скользнув на скамью напротив высокого чужака, бывший жрец пошевелил плечами, освобождаясь от плаща. Раньше - кажется, так давно! - собственное равнодушие к непрезентабельному виду мятой одежды ужаснуло бы его; но с той поры, как он провел пару ночей на нечистой мостовой, храпя на этом самом залитом рвотой плаще, приличное поведение перестало казаться моральной необходимостью. Увы и ах. Так что он повозился, уютнее прижимаясь спиной к сброшенной рванине.
  Тем временем одна из девок Щупа поднесла кружку водянистого, забродившего эля (сорта, весьма подходяще названного хозяином "Пиявкин Сблёв"). В соответствии с новейшей местной модой Банашар прищурился перед первым глотком, взглянув одним глазом на медно - желтое пойло.
  Иноземец поднял голову, когда Банашар подсел к нему, криво улыбнулся, вскоре вернувшись к созерцанию глиняной кружки с вином, которую держал обеими руками.
  - Джакатаканская лоза очень хороша, - сказал беглый жрец. - Но вот местная вода превращает вино в змеиную мочу.
  - Да, похмелье от него тяжкое, - согласился Иноземец.
  - А тебе что, нравится?
  - Да. Оно будит меня каждый звон, и каждый раз пузырь чуть не лопается. Если бы я не просыпался - он бы взаправду лопнул!
  Банашар кивнул и огляделся. - Тут больше лбов, чем обычно.
  - Ты так думаешь, потому что давно не забегал. Три дня назад пришли три транспорта с Корелри.
  Бывший жрец начал рассматривать посетителей пристальнее. - Они много болтают?
  - Кажется.
  - О новой компании?
  Иноземец пожал плечами: - Иди сам спроси, если хочешь.
  - Нет. Слишком много усилий. Вопросы плохое дело...
  - Потому что на них получаешь ответы. Да, ты уже говорил.
  - И это тоже плохо. Мы повторяемся и повторяемся.
  - Ты, а не я. Ты каждый раз все дурнее.
  Банашар глотнул и вытер рот рукой: - Дурнее. Точно подмечено.
  - Неприятно видеть человека в спешке.
  - В гонке, - ответил Банашар. - Добегу я до края и упаду, или подмога приспеет раньше? Поставь пару монет. Я бы ставил на первое, но это только тебе, по секрету.
  Здоровяк (он редко встречался взором с собеседниками, и руки его были покрыты множеством рубцов и кольцевых шрамов) покачал головой: - Если спасение - женщина, только дурак станет ставить на тебя.
  Банашар состроил гримасу, поднял кружку. - Отличная мысль. Друг, поднимем тост за погибшую любовь. За все погибшие страсти мира. Что стряслось с твоей? Или это слишком интимный вопрос для случайного знакомого?
  - Ты не на тот камень прыгнул. Моя любовь не умерла. Может быть, иногда я замышляю поменяться местами с тобой. Но не сегодня. Не вчера и даже не позавчера. Подумай сам...
  - Да ладно. Мое спасение не в женщине. А если и в женщине, то не в женском естестве. Ты меня понимаешь?
  - Мы просто гипотетически болтаем или как?
  - Ты учил малазанский у образованного моряка? Думаю, слово "гипотетически" плохо подходит к теме. Лучше скажем "метафорически".
  - Уверен?
  - Разумеется, нет. Но разве в этом дело? Женщина - это разбитое сердце. Или грязь, проваливающаяся под ногами, пока не похоронит тебя. Всех нас. - Банашар прикончил эль, помахал кружкой в воздухе и поставил, громко рыгнув. - Слышал, как напанский моряк выдул десять галлонов "Пиявки", а потом пёрнул, стоя слишком близко к свечке? Снесло всю заднюю стену. Как думаешь, в городе стало больше света?
  - Да. Но ненадолго.
  Банашар молча удовлетворился ответом. Служанка принесла кувшин и наполнила кружку бывшего жреца. Он следил, как она уходит, расталкивая толпу. Женщина, у которой есть срочные дела.
  Легко счесть этот остров изолированным - многие его обитатели разделяют такую, узкую точку зрения, порожденную смесью наглости и пустого самомнения - но изоляция эта лишь видимая, совершенно иллюзорная. Осушите море - покажется соединяющее континенты каменистое дно; последователи Д'рек Осенней Змеи хорошо понимают это. Слухи, привычки, мода и религиозные убеждения связывают мир цепями, носящимися над водой легко, как ветер; то, что придется по вкусу местным жителям, быстро окажется "само собой разумеющимся". Они даже станут утверждать, что их островок был прародиной всего ценного.
  Недавно прошла чистка, и воздух все еще вонял гарью над Мышатником, где толпа напала на несколько обитавших там виканских семей - конюших, седельщиков, изготовителей кожаных доспехов и попон; досталось и старухе, целившей мулов и коней. Всех яростно и ретиво тащили из хижин - детей и взрослых; растащив все имущество, толпа пустила огонь. Затем виканы были забиты камнями.
  Колтейн не умер, вопили эти люди. Вся его история - вранье, как и рассказы о Ша'ик, убитой Адъюнктом. Самозванка, жертва, призванная обмануть армию карателей. Ее мятеж так и не подавлен. Мятежники скрылись, предатели снова замаскировались, спрятав оружие под телабами. Да, Адъюнкт сейчас гонится за Леоменом Молотильщиком, она зажала его в И'Гатане... но и это обман. Алые Клинки освобождены в Арене, кости преданного Кулака Пормкваля разбросаны по Аренскому тракту, высокие травы проросли сквозь курганы его армии.
  Разве пронырливые жители Арена не выходили на место, известное как Курганы Павших? Разве не копали могилы в поисках костей проклятого Колтейна? А также Балта, Мясника, Лулля? Что же нашли они? НИЧЕГО! Эти предатели просто скрылись, в том числе Дюкер, имперский историк. Его измена Императрице - и самой империи - стала самой позорной.
  Потом пришли новые вести. О несчастной осаде. О чуме в Семиградье. Разрозненные догадки падали, словно дрова в костер, разбрасывая искры повсюду. Повсюду шепчутся тихо, но убежденно: объявилась Ша'ик Возрожденная, созывает сторонников, и они приходят в ужасающем количестве.
  Словно последняя соломинка в повозке.
  В Мышатнике толпа действовала самочинно. Ей не понадобились вожди и имперские директивы - толпа нуждается в правосудии, а на этом острове, колыбели Империи, правосудие всегда обагряет руки. Порванные, освежеванные тела сбросили в реку, но местный поток оказался слишком медленным, слишком забитым грязью и мусором, узкие пролеты мостов не дали телам уплыть в море.
  Это также приняли за знамение. Старший бог морей отверг жертву. Маэл, вернувший силы благодаря оживлению веры островитян, не принимает трупы в соленый залив. Каких еще доказательств вам надо?
  Во дворе Мертвого Дома видели дух Императора. Призрак питался душами убитых виканов.
  Из храмов Д'рек в Джакате и Малазе исчезли жрецы и жрицы. Шептались, что их послали выслеживать в ночи последних виканов острова - тех, что сумели избежать чистки - ибо сама Осенняя Змея возжаждала их кровушки.
  Гражданское ополчение собралось на старых границах виканских земель, на материке, дабы пойти в поход и разгромить предателей в собственных вонючих, гнилых хижинах. Разве имперские легионы пошли разгонять их? Нет. Потому что Императрица РАЗРЕШИЛА...
  Имперский Верховный Маг Тайскренн на острове, укрылся в Замке Обманщика. Что привело его сюда? К чему публичный визит - странный колдун славится умением передвигаться скрытно, действовать за сценой ради блага империи. Он же главная основа власти Лейсин, левая ее рука, если правой считать Коготь. Если он здесь, то следит за...
   "Он здесь". Банашар чувствовал мерзавца - нависшую над Замком зловещую ауру. День за днем, ночь за ночью. "Почему? О, какие вы дураки. Он здесь потому же, что и я".
  Шесть посланников. Шесть, и всем заплачено щедро, чтобы обеспечить верность. Все клялись, что свободно вошли и передали срочные послания стражу ворот, согбенному существу, которое считается таким же древним, как и сам Замок Обманщика. Он кивал каждый раз, обещая передать письма лично Верховному Магу.
  Но никаких ответов. Никакого вызова.
   "Кто-то перехватывает мои письма. Чем еще объяснить? Да, я писал уклончиво - но разве можно иначе? Тайскренн опознал бы мою руку, понял бы... и сердце застучало бы в груди, пот потек по коже, затряслись ладони... он все понял бы. Сразу".
  Банашар не понимал, что делать. Последний вестник вернулся неделю назад.
  - В твоих глазах отчаяние, - произнес сидевший напротив и криво улыбнулся, сразу же отвернувшись.
  - Ты мною очарован?
  - Нет, скорее заинтересован. Слежу уже месяц. Ты сдаешься. Постепенно. Большинство делают это за миг. Встают с постели, подходят к окну, смотрят не видя, тупо стоят, пока внутри все падает и сворачивается с едва слышным шорохом, не поднимая пыли, и остается пустота.
  - Лучше бы ты продолжал изображать гребаного моряка, - буркнул Банашар.
  - Чем больше пью, тем умнее становлюсь.
  - Дурной знак, дружище.
  - Я обожаю дурные знаки. Не ты один дуреешь от ожидания.
  - Месяцы!
  - Для меня - годы. - Собеседник сунул палец в кружку, выуживая приводнившуюся моль.
  - Наверно, ты должен был сдаться давным - давно.
  - Может быть. Но я обрел нечто вроде веры. Уже недолго, клянусь я себе. Скоро.
  Банашар фыркнул: - Тонущий беседует с шутом, ночь бродячих акробатов, клоунов и плясунов, один за другим, два гроша купят тебе бесконечное - я точно говорю, бесконечное - развлечение.
  - Друг, я слишком близко знаком с утопленниками.
  - То есть?
   - И что - то мне подсказывает: у тебя те же отношения с шутами.
  Банашар поглядел в сторону, заметил другого здоровяка - пониже ростом, но столь же широкого в плечах. Его лысина была покрыта темными пятнами, на теле виднелись бесчисленные шрамы. Он как раз взял кружку "Темного Малазанского". Бывший жрец возвысил голос: - Эй, Темп! Тут есть местечко! - Он подвинулся, пока крепкий старикан - без сомнения, бывалый воин - пробирался к ним.
  Уж теперь беседа скользнет в безопасное русло бессмысленности.
  И все же... "Еще один ублюдок, ждущий... чего-то. Но для него все обернется худо. Предсказываю".
  
  ***
  
  Где-то в подвале далекого города гниет настенный ковер. Смотанный, ставший домом для мышей, плод гения ткачей медленно проигрывает войну против хруща, тавринской моли и шерстяных червей. И все же темнота сохранила свежесть красок, там и тут, и некоторые сцены громадного ковра не утеряли смысл рассказанного. Он проживет еще лет пятьдесят, прежде чем сдаться напору небрежения.
  Алрада Ан знал: мир равнодушен к необходимости сохранения истории, важных и значительных сказаний о прошлом. Ему нет дела до забытого, до памяти и знания, не способных остановить вечное возвращение злодейской глупости, раз за разом поражающей племена и цивилизации.
  Тот ковер некогда украшал целую стену справа от Обсидианового Трона, с коего до аннексии отдавал свои приказы Высокий Король Синей Розы, Верховный Служитель Чернокрылого Лорда; рядом сидел Совет Ониксовых Колдунов, облаченных в мантии из волшебного жидкого камня. Но нет, не эти чудеса, а ковер завладел воображением Ана.
  Сказание его начиналось в дальнем конце зала. Три фигуры на темном фоне. Братья, рожденные в чистой Тьме, возлюбленные матерью. Сейчас все они отринуты ей, каждый в свое время. Андарист, в котором она увидела предателя - все знали, что обвинения ложны, но сеть обмана сжималась все крепче, и разорвать ее должен был только сам Андарист... а он этого сделать не смог или не захотел. Он исполнился великого горя и принял изгнание, сказав так: любимый или отвергнутый, он станет продолжать служение Матери Тьме, и оно станет смыслом одинокой жизни его. Но даже услышав такое, она отвернулась. Второй ее сын не стерпел такого вероломства и прямо бросил вызов. Какими словами обменялись они - никому неведомо, но ужасное следствие видели все. Аномандарис Пурейк отвернулся от матери. Он ушел, отрицая Тьму своей крови и призывая Хаос, вечно бурлящий в жилах. Сильхас Руин, самый загадочный из братьев, казался нерешительным. Он попался в ловушку непосильных усилий смягчения и примирения; не преуспев, он свершил самое ужасное злодейство. "Союз с Тенью. И между Тисте началась война, ведущаяся до сего дня".
  В ней случались победы, поражения, массовые избиения. В качестве жеста крайнего отчаяния Сильхас и его сторонники заключили союз с легионами Тени и их жестоким вождем Скабандари - впоследствии известным как Кровавый Глаз - ради прорыва через врата. "В этот мир. Но измена словно преследует троих братьев" . В миг полного триумфа над К'чайн Че'малле Сильхас Руин получил нож в спину, а его сторонники пали от мечей Эдур.
  Это была вторая сцена ковра. Измена, резня. Но резня получилась отнюдь не тотальной. Тисте Анди выжили - раненые, отставшие, дети и женщины за пределами поля брани. Они видели всё. И бежали.
  Третья сцена изображала их торопливое бегство, отчаянную оборону силами двух незрелых магов - ставших основателями Ониксового Ордена - и достойную победу, позволившую избежать преследования, создать убежище за складками магических завес...
  В пещерах под горами у внутреннего моря, в которых росли сапфировые цветы, изящные как розы. От них получили имя горы и море. Синяя Роза.
   "И последняя, четвертая сцена. Самая близкая к трону, самая мучительная для сердца моего".
  Его народ, несколько тысяч выживших, снова прячется в глубине пещер, спасаясь от тирании Эдур, безумием пролетевшей над Летером. "И это безумие пожрало меня".
  Хиротская бирема громко шлепала днищем по волнам сурового северного моря, которое местные зовут Кокакальским. Алрада сжимал поручень обеими руками. Ледяная морось раз за разом била в лицо, словно гнев божий. Если так, то он заслужил его сполна.
  Он был рожден от шпионки; поколение за поколением их семья жила в сердце Эдур, невозбранно процветая среди хаоса вечных племенных ссор. Ханнан Мосаг положил сварам конец... но ради этой возможности и жили Дозорные, такие, как сам Алрада, заботливо внедренные и смешанные с лучшими родами.
  Отбеливающие составы для кожи, тайный язык жестов Анди, тонкие манипуляции, позволявшие проникать на важнейшие собрания - такова была жизнь Алрады Ана - и не покинь Эдур северные селения, она текла бы вполне сносно, до тех пор пока он не вернулся бы из набега, оплакиваемый сородичами. А на самом деле он уйдя за кромку льдов, пробегая лиги и лиги, спеша в Синюю Розу. Пока не добрался бы домой.
  Но дом стал совсем иным. Убежище под осадой - неожиданные враги, не знающие о сети катакомб под горами. Но они правили, убежденные в высшем праве на власть, из чего проистекали многочисленные жестокости и несправедливости. "Император цедит свою дурную кровь повсюду..." Летерийцы никогда не порочили себя так, как "знать" Рулада. "Молю, да окончится всё это. Молю, чтобы в один прекрасный день историки назвали этот период Кошмарной Эрой, сделали уроком для грядущих правителей".
  Он сам себе не верил. Ни одному слову молитв, повторенных десять тысяч раз. "Мы видели, на что способен Рулад. Видели, когда Император проклял родного брата. Боги, я сам был в Зародыше. Я был среди его "братства", новоявленного семейства трусливых льстецов. Прости меня Чернокрылый Лорд! Я смотрел, как убивали единственного Эдур, которого я уважал. Нет, не просто смотрел. Я вплетал свой голос в Руладов ритуал "отсечения" Тралла. А каково было его преступление? Всего лишь отчаянная попытка вернуть Рулада домой. Ах, клянусь Матерью Тьмой..." А вот сам Алрада никогда не решился на такое, нет, он отворачивался, не помогал Траллу и словом. Ведь тот принял бы слово поддержки как дар. "Я был трусом. Моя душа бежала риска. Теперь этого не исправить".
  В дни после воцарения Рулада на летерийском престоле Алрада Ан вел отряд арапаев на поиски "изменивших Императору" - брата Фира и раба Удинааса. Они не смогли найти следов, и Алрада Ан увидел в этом маленькую победу. Ярость Рулада должна была привести к массовым казням, Алрада и его подчиненные оказались бы первыми - но калека Ханнан Мосаг сумел взять над Императором некую власть. Руладу нужны воины Эдур - не только для покорения и удержания Летера, но и для запланированных обширных экспедиций.
   "Вроде этой". Знай он, что придется делать в этих походах - Алрада Ан лучше подставил бы себя под одну из казней времен покорения Летераса.
   "Чего только не сотворили мы во имя его.
  Мы следовали его приказам. Мы всего лишь рабы? О, Тралл, ты был прав. И ни один из нас не решился встать рядом с тобой, когда это было нужно".
  Алраду Ана тревожила память о Тралле Сенгаре. Нет, его тревожила помять обо всем этом, но образ одинокого, благородного воина Эдур стал фокусом всех сожалений.
  Он стоял на носу большой ладьи, ледяные брызги беспокойного моря заставили онеметь лицо. По сторонам ворочалось еще много кораблей - половина Третьего Императорского Флота огибала громадину здешнего материка. Под палубами кряхтели латерийские гребцы, они же составляли часть команды. А повелители их бездельничали, пили вино и пожирали мясо, затаскивали в койки рабынь - летериек, а тех, что обессиливали и страдали от эдурского семени, оказавшегося ядовитым для людей, выбрасывали за борт, на поживу серым акулам и личинкам прожорливых дхенраби.
  Половина их флота, под командой Томада Сенгара, отца Императора.
   "И что мы получили, дорогой Томад? Пригоршню сомнительных "чемпионов", воителей, готовых предстать перед маниакальным взором твоего сынка.
  Никогда не забывай, как ты нашел твоих сородичей. Откуда они взялись? Сами они давно забыли. Мы приняли их как родню? Распахнули объятия? Нет, они стали низшей кастой, дурной кровью, лишенцами. Мы наградили их презрением и назвали это свободой.
  Но я думал о поборниках и ненасытной жажде Рулада, посылающего флотилию за флотилией. Томад, справимся ли мы?"
  Он подумал о недавних Гостях, что под палубой, и словно шепоток пролетел по его гнилой, источенной молью душонке: "возможно, в этот раз мы поймали кое-кого стоящего". Того, кто зальет горло Рулада кровью, еще и еще раз...
  А потом, еще и еще раз, раздастся ужасный крик...
   "Мы сделали, но не сделали, и так оно и будет. Вечно.
  Я никогда не вернусь домой".
  
  ***
  
  Глазами цвета выветренного гранита командующая летерийскими Морскими Силами Атрипреда Яни Товис, известная среди подчиненных как Полутьма, посмотрела на больного. В трюме было сыро, от окружающих киль лужиц блевоты и маслянистой грязи нестерпимо воняло. Каждый удар о волну рождал в корпусе треск и стон. Раскачивались фонари, заставляя тени метаться по углам. - Эй, - сказала она. - На, пей.
  Мужчина поднял голову. Его глаза казались цвета китового жира. - Пить? - Само это слово, должно быть, вызвало новые позывы к рвоте; однако он мужественно боролся с невольным позывом.
  - Я говорить на твоем язык плохо. Пей. Два глоток. Жди, потом еще.
  - Не удержу, - ответил мужчина.
  - Неважно. Два, чувствовать хорошо. Потом еще. Болесть уйдет.
  Трепещущей рукой он взял матовую бутылочку.
  - Цеда делать, - сказала Полутьма. - Делать поколения назад. Болесть уйдет.
  Он глотнул, и еще. Замер, перекатился на бок. Последовали кашель и хрипы. Потом: - Возьмите меня духи! И точно.
  - Лучше?
  Кивок.
  - Пей остаток. Я стою тут.
  Он выпил и сел, прикрыв глаза. - Лучше. Да, лучше!
  - Хорошо. Теперь иди к нему. - Она показала в сторону носа, где в двадцати шагах скорчился у выступа другой. - Преда Томад Сенгар сомневаться. Поборник не переживать путешествия. Не есть и пить. Отброс. Иди к нему. Ты утверждать его мастерство. Мы видеть иначе. Мы видеть одна слабость.
  Лежащий в проходе не желал встречаться с ней взором. Однако медленно сел, неловко встал. Пошатнулся и выпрямился, широко расставив ноги. Сплюнул на ладони, покатал шарик слюны и втер в волосы.
  Затем Таралек Виид поднял взор. И нахмурился: - Теперь ты сама кажешься больной. Что такое?
  Полутьма покачала головой. - Иди. Преду надо убеждать. Или он бросить вас на сторону.
  Гралийский воин неуклюже пошагал по проходу. С обеих сторон виднелись прикованные к веслам фигуры. Темно-серые, как и их захватчики, высокие, с чертами, явно показывающими эдурское происхождение - однако они гниют в собственном дерьме. Сонные, безнадежные взоры провожали Таралека к носу.
  Гралиец склонился и тронул Икария за плечо. Джаг вздрогнул.
  - Друг мой, - прошептал гралиец. - Знаю, что не болезнь плоти тревожит тебя. Это болезнь духа. Борись с ней, Икарий.
  Джаг скорчился, прижав грудь к коленям, обхватив ноги руками - поза напоминала Таралеку о похоронных обычаях эрлийцев. Он долго не отвечал; затем по телу прошла судорога. - Я не могу сделать этого, - сказал Икарий, поднимая отчаянный взор. - Я не хочу... я не желаю убивать НИКОГО!
  Таралек потер нос. "Духи подлые, напиток Полутьмы творит чудеса! Я смогу" . - Икарий. Погляди на трюм. Погляди на этих грязнуль. Им сказали, что пришли освободители. Они уверовали, что Эдур спасут их. Но нет. Нечистая кровь. Разжиженная кровь - и вот они рабы! Падшие, забывшие свою историю, славу прошлого - но какую это славу, интересно мне? Погляди на них! Что за демоны эти Эдур и их клятый император? Кто они, чтобы так обходиться с родичами?
  Теперь скажи, Икарий, что я принес тебе? Скажи!
  Взгляд воителя блуждал, в нем читались ужас и нечто еще. Отблеск дикости. - То, что увидели мы, - зашептал он. - За то, что они сделали...
  - Месть, - кивнул Таралек Виид.
  Икарий уставился на него, словно тонущий. - Месть...
  - Но этот шанс может уйти, Икарий. Преда потерял веру в тебя - в меня - мы перед опасностью оказаться в пасти акул...
  - Они просят убить императора, Таралек Виид. Бессмыслица...
  - То, чего они просят, - оскалился гралиец, - и то, что ты дашь им - разные вещи.
  - Месть, - сказал Икарий, словно пробуя слово на вкус, и прижал руки к лицу. - Нет, нет. Не для меня это. Слишком много крови - от еще одного потока пользы не будет. Я не буду отличаться от них! - Он резко схватил Таралека и подтянул к себе. - Не видишь? Новые невинные жизни...
  - Невинные? Ты глупец, Икарий. Ты не понимаешь? Невинность - ложь! Никто не невинен! Ни один! Покажи мне, что я заблуждаюсь. Я умоляю тебя! - Он с трудом повернулся в железной хватке Джага и ткнул пальцем в скорченных рабов: - Мы оба видели, не так ли? Вчера! Двое дураков душили третьего - Икарий, они все были в кандалах, умирали от голода! Какая-то старая ссора, старая дурость нашла выход. Жертвы? О да, нет сомнений! Невинные? Ха! Поразите меня духи земли и неба, если я сужу ложно!
  Икарий смотрел на него. Пальцы медленно разжимались, отпуская кожаную куртку.
  - Друг мой, поешь. Храни свою силу. Империя Тисте Эдур - извращение, ею правит безумец, искусный лишь с мечом. Он желает, чтобы и слабый и сильный склонялись перед ним. Бросить вызов сильному - накликать порабощение и гибель. Тебе ли не знать? Ты и ты один, друг Икарий, наделен способностью уничтожить это извращение. Ты рожден ради этого. Ты последнее оружие правосудия - так не сдавайся напору неравенства. Питайся тем, чему стал свидетелем - что видели мы оба - тем, что мы еще увидим в этом путешествии. Питайся, питая правосудие в себе - пока оно не заблестит ослепительной силой. Икарий, не позволяй жутким Эдур сломить тебя. Именно этим они и заняты.
  Сзади раздался голос Полутьмы: - Преда подумывать проверку. Для твоего воина.
  Таралек поворотился к ней: - Что это значит? Какая проверка?
  - Мы вести много войн. Мы идти путями Хаоса и Тени.
  Глаза гралийца сузились: - Мы?
  Она скривила губы: - Эдур править Летером. Они вести - летерийцы обязаны следовать. Эдурские мечи проливать реки крови, а за кровью литься рекой золото. Верные становиться богатыми, очень богатыми.
  - А неверные?
  - Их сажать на весла. Они Должники.
  - А ты, Атрипреда? Ты верна им?
  Она помолчала, сказав через полдюжины ударов сердца: - Каждый поборник верить, что Император упасть от его меча. Вера и истина - разные вещи, - произнесла она, странно переиначив слова Таралека. - Я верна тому, что истинно. Преда придумать проверку.
  - Отлично, - ответил гралиец. Он невольно затаил дыхание, ожидая протеста Икария. Но тот смолчал. "Ага. Хорошо".
  Женщина ушла. Ее кольчуга хрустела, словно брошенные в песок монеты.
  Таралек смотрел ей в спину.
  - Она таится, - грустно, тихо произнес Икарий. - Но душа в ней умирает.
  - Ты думаешь, друг мой, - сказал гралиец, поворачиваясь к Джагу, - что она одна страдает молча? Она одна трусит, у нее одной гордость попрана необходимостью?
  Икарий качал головой.
  - Подумай о ней, когда дрогнет твоя решимость. Друг, помни о Полутьме. И всех, кто подобен ей.
  Тусклая улыбка. - Ты сказал, нет невинных.
  - Здравое наблюдение, вовсе не отвергающее правосудия.
  Взгляд Джага скользнул вниз, сосредоточившись на грязных планках помоста. - Нет, - уныло прошептал он, - Нет, не отвергающее.
  
  ***
  
  На каменных стенах выступила роса - будто свидетельство невыносимого давления на мир. Появившийся словно ниоткуда мужчина замер. Серый плащ с капюшоном делал его трудноразличимым в полутьме, но существа, ставшие свидетелями его прихода, были слепы и равнодушны. Только черви извивались в изодранных, гниющих телах, разбросанных по узкому коридору.
  Вонь была невыносимой. Котиллион находил ее подозрительно знакомой и привычной - словно это запах самого существования. Были времена - он почти уверен - когда он знал неподдельную радость... но воспоминания об этих временах потускнели и казались ностальгическим самообманом. У людей все так же, как у цивилизаций: каждый индивид тоскует по невозвратному "золотому веку" истинного мира и благополучия.
  Чаще всего это тоска по детству, поре, в которую воспитательные влияния еще не касались души; взросление делает простое сложным, ядовитый цветок разворачивает множественные лепестки, пропитывая всё миазмами распада.
  Это тела юношей и девушек - слишком молодых, чтобы быть солдатами. Но именно солдатами они и являлись. Память о спасении стерта, как и память о доме - том месте, в котором их, не ведающих за собой вины, прибивали гвоздями к крестам. Разумеется, за ними и не было никакой вины, и кровь, столь щедро пролитая ими, была одного оттенка - ни название племени, ни цвет кожи, ни разрез глаз не делают кровь менее чистой или драгоценной.
  Злобные дураки с жаждой расправ в гнилых башках думают иначе. Они делят мертвецов на невинных жертв и справедливо наказанных и не питают ни малейшего сомнения, что встали на правую сторону. Отсутствие сомнений так облегчает погружение ножа в плоть!
  Они стойко держались, думал он, заставляя себя двинуться с места. Суровая битва и организованное отступление. Доказывает хорошую подготовку, дисциплину и ярое нежелание отступать, не взяв хорошую цену. Враг вынес свои тела, а для молодых бойцов склепом станет пещера. "Мы спасли их от распятия... ради вот этого".
  Так много... неотложных задач. Важнейших нужд. "Мы пренебрегали отрядом, хотя сами же и поставили его сюда - охранять то, что объявили своим. А потом, кажется, и вовсе о нем забыли". Он понимал, что они решат именно так - и будут вполне правы. "Но нас осадили со всех сторон. Самый отчаянный момент. Именно сейчас... Мне так жаль, павшие друзья мои..."
  Живые напрасно воображают, будто их речи могут утешить мертвых. Живые желают бормотанием своим получить утешение от мертвых. Но павшие доносят до живущих единственное послание, и оно не содержит утешений. "Помни, Котиллион. Всегда помни, что повторяют и повторяют мертвые тебе и всем живым".
  Он расслышал шум впереди. Глухой скрежет - словно лезвие о наждак - и тихие шлепки мокасин.
  Природный проход сузился. В узком месте стоял Т'лан Имасс, опустив конец меча на пол. Он следил за приближением Котиллиона. За спиной неупокоенного тускло светили лампы и мелькали тени. Наконец кто-то вышел вперед.
  - Подвинься, Ибра Гхолан, - произнесла Минала.
  Доспехи ее были изрублены. Копье вырвало кольца и кожу над левой грудью, прямо под ключицей. Края покрылись запекшейся кровью. Отлетела боковая платина шлема, и видимая часть лица была покрыта синяками и ссадинами. Прекрасные серые глаза, не отрывались, взирали на Котиллиона. Она миновала Т'лан Имасса. - Враг приходит сквозь врата. Садок серебряного огня.
  - Хаос, - ответил он. - Доказательство союза, которого мы так страшились. Минала, сколько атак вы отбили?
  - Четыре. - Она помедлила, поправляя шлем, затем стащила его. Потные, грязные волосы змеились по плечам. - Дети мои... потери были тяжкими.
  Котиллион не мог более выдерживать ее взор. Не при такой теме разговора.
  А она продолжила: - Если бы не Т'лан Имассы... и Апт, и Эдур - ренегат, проклятый Первый Трон уже достался бы армии кровожадных варваров.
  - Так вас атакуют одни Тисте Эдур? - предположил Котиллион.
  - Да. - Она все глядела на него. - Этому должен быть конец. Так ведь?
  Котиллион опять уставился на Имасса.
  Минала настаивала: - Эдур - просто застрельщики? Или они не особенно стараются исполнить свою работу? Почему?
  - Их так же мало, как и нас.
  - Ах! Я не могу ожидать новых Апторианов. Как насчет других демонов вашего Королевства? Азаланов? Диналов? Ты ничего не дашь?
  - Могу, - ответил он. - Но не сейчас.
  - Когда?
  Он поднял глаза: - В миг величайшей нужды.
  Минала сделала шаг. - Недоносок. У меня было тринадцать сотен. Сейчас биться способны четыре сотни. - Палец ее обвел арену недавней резни. - Еще три сотни умирают от ран - и я НИЧЕГО НЕ МОГУ ДЛЯ НИХ СДЕЛАТЬ!
  - Темный Трон узнает, - обещал Котиллион. - Он придет. Исцелит всех...
  - КОГДА?
  Это было уже почти рычание.
  - Отсюда я прямиком направлюсь в Твердыню. Минала, я должен поговорить с другими.
  - С кем? О чем?
  Котиллион нахмурился. - Ренегат. Ваш Тисте Эдур. Есть вопросы.
  - Никогда не видела такого мастерства с копьем. Тралл Сенгар убивает и убивает, а когда все кончено, он плачет по колено в крови сородичей.
  - Они узнают его? Зовут по имени?
  - Нет. Он сказал, это молодые денрафы. Едва омытые кровью. Но это лишь вопрос времени. Сумевшие отступить донесут о присутствии Эдур среди защитников Первого Трона. Тралл сказал - среди нападающих появится член его родного племени, он узнает его. Тогда придут тысячи, с ведунами. Котиллион, он стенает, что навлек гибель на нас всех.
  - Замыслил побег? - предположил Котиллион.
  Женщина скривила губы: - На такой вопрос не отвечает. А я не стала бы его корить. И, - продолжала она, - если он решит остаться, я использую его имя как последнее проклятие. А может быть, фамилию.
  Бог понимающе кивнул: - Тралл Сенгар обесчещен среди родных.
  - И его гордость ведет нас к гибели.
  Котиллион провел рукой по волосам, вяло удивившись, насколько они отросли. "Нужно найти цирюльника. Такого, которого можно подпустить к шее с бритвой". Он принялся обдумывать это. "Разве удивительно, что бог должен сам себя обслуживать в мелочах? Да услышь себя, Котиллион! С ума сойти, какой стыд. Имей смелость говорить со смелой женщиной".
  - Появление эдурских ведунов окажется серьезной трудностью...
  - У нас есть гадающий по костям, - ответила она. - Он остается скрытым. Не действует. Ведь он окажется магнитом, как и Тралл Сенгар.
  Котиллион кивнул. - Ты проведешь меня, Минала?
  Она молча повернулась, жестом приглашая идти следом.
  Пещера оказалась кошмарным зрелищем. Воздух вонял бойней. Кровь покрывала пол словно сморщенный, вязкий ковер. Бледные лица - такие молоденькие - повернулись к Котиллиону, и глаза их были глазами потерявших надежду старцев. Он увидел Апт. Черная шкура демоницы покрылась полосами серых, плохо залеченных рубцов. У передней ноги скрючился Панек, блеснувший на бога громадным фасетчатым глазом. На лбу его красовался грубо зашитый шрам - чей-то удар сорвал кожу до правого виска.
  Из темноты показались трое, зашагали к Котиллиону. Покровитель Убийц замер. "Монок Охем и лишенный клана Имасс, известный как Онрек Сломанный. Эдурский изменник Тралл Сенгар. Интересно, хватило бы их троих, а также Гхолана? Нужно ли было кидать юнцов Миналы в здешний ужас?"
  Но вскоре Котиллиону удалось разглядеть их более четко. Избитые, изрубленные, изрезанные. У Онрека снесло половину черепа. Ребра его вдавило внутрь, вертельный выступ бедра отсутствовал, срезанный так чисто, что обнажилась пористая внутренность кости. Тралл стоял без доспехов. Очевидно, что он и сражался без них: большинство порезов и проколов были на ногах - результат тактики копейщика, защищающего серединой древка грудь и плечи. Эдур едва двигался, опираясь на иссеченное копье, словно на палку.
  Котиллион с трудом встретил и его утомленный, отчаянный взор. - Когда потребуется, помощь придет, - сказал он серокожему воину.
  Ответил ему Онрек Сломанный: - Когда они захватят Трон, то поймут истину. Он не для них. Они могут удержать его, но не использовать. К чему гибель наших доблестных защитников, о Котиллион Теневик?
  - Может быть, мы всего лишь отвлекаем их, - предположил Монок Охем. Голос Гадающего был столь же ровным, как и голос Онрека.
  - Нет, - ответил Котиллион. - Не просто отвлекаете. Когда они совершат неприятное открытие, они сделают кое-что. Высвободят садок Хаоса здесь, в зале Первого Трона. Монок Охем, они уничтожат его и его силы.
  - Такое ли плохое дело? - спросил Онрек. Потрясенный Котиллион промолчал.
  Монок Охем взвился, торопясь повернуться к Онреку: - Он говорит на языке Несвязанных. Он бьется на в защиту Первого Трона. Он сражается лишь ради Тралла Сенгара. Он - единственная причина, что Эдур еще жив.
  - Верно, - сказал Онрек. - Я не приемлю никакого авторитета, кроме моей воли, кроме желания, ради которого стоит действовать. Я сам сужу себя. Это и означает свободу, Монок Охем.
  - Не надо... - начал Тралл Сенгар, обращаясь к нему.
  - Что, Тралл?
  - О нет, Онрек! Ты не понял? Ты выбрал для себя смерть только потому, что я не знаю, что делать. Я никогда не мог ни на что решиться. Я такой же связанный, как тогда, когда был найден в Зародыше.
  - Тралл Сенгар, - помедлив, отвечал Онрек, - ты сражаешься ради спасения жизней. Жизней молодых людей. Ты снова и снова вставал на их защиту. Благородный выбор. От тебя я узнал дар сражения во имя чести, дар достойной причины существовать. Я не таков, каким был недавно. Я не похож на Монока Охема и Ибру Гхолана. Целесообразности - недостаточно. Целесообразность - ложь убийц.
  - Худа ради, - обратился Котиллион к Моноку. Он чувствовал себя разбитым, разочарованным. - Ты не можешь призвать сородичей? Пару сотен Т'лан Имассов. Неужели они не таятся поблизости, зарывшись в пыль и ничего не делая, как обычно?
  Пустые глазницы оставались пустыми. - Котиллион Теневик. Твой компаньон занял Первый Трон...
  - И ему достаточно лишь приказать...
  - Нет. Другие ушли на войну. Войну ради выживания...
  - К Худу Ассейл! - Голос Котиллиона загремел по всей пещере. - Одна клятая гордыня! Вы не победите! Посылаете клан за кланом в одни и те же грызущие челюсти! Проклятые идиоты! Откажитесь! Кошмарный континент не стоит драки. Вы не поняли? Для тамошних Тиранов это лишь игра!
  - Это природа моего племени, - ответил Онрек, и Котиллион уловил в тоне нечто вроде зловредной насмешки, - веровать в собственную непревзойденность. Они желают выиграть, Котиллион Теневик, или заслужить забвение. Никаких альтернатив. Гордыня? Это не гордыня. Это причина, чтобы существовать.
  - Мы перед лицом бОльших угроз...
  - А им наплевать, - бросил Онрек. - Пойми же, Котиллион Теневик. Однажды, давно - по людским понятиям - твой компаньон обнаружил Первый Трон. Занял его, обрел власть над Т'лан Имассами. Но это была неверная власть, ибо сила Трона ветха. Она слабеет. Темный Трон смог пробудить клан Логроса - одну армию, обнаружившую, что еще привязана к Трону. Всего лишь географическая близость. Он не смог подчинить Имассов Крона, кланы Бентракт, Ифайле или еще более отдаленные. Когда Амманас последний раз восседал на Первом Троне, он был смертен, он не обрел новых аспектов. Не возвысился. Но теперь он нечист, и нечистота ослабляет власть. Котиллион, чем сильнее твой компаньон теряет материальность, тем сильнее он теряет и... правомочность.
  Котиллон взирал на калеку. Потом перевел взор на Монока Охема и Ибру Гхолана. - Итак, вы тут, чтобы... изображать верность обету? - тихо произнес он.
  - Мы обязаны сохранить свой род, - отвечал Гадающий.
  - А если Первый Трон будет потерян?
  Лязгнули кости - Гадающий пожал плечами.
   "Боги подлые. Теперь я понимаю, почему мы потеряли армию Логроса в разгар Семиградской кампании. Они тогда просто... ушли". Его взор отыскал Онрека Сломанного. - Возможно ли, - спросил бог, - восстановление силы Первой Империи?
  - Не отвечай, - приказал Монок Охем.
  Половинка головы Онрека не спеша поворачивалась в сторону Гадающего. - Ты не подчинишь меня. Я не связан.
  Ибра Гхолан, будто подчинившись неслышному приказу, поднял оружие на Онрека.
  Котиллион воздел руки: - Стойте! Онрек, не отвечай. Будем считать, что я даже не спрашивал. Нет нужды... у нас и так много врагов.
  - Ты опасен, - сказал ему Монок Охем. - Ты думаешь то, о чем нельзя думать, высказываешь то, о чем нельзя говорить. Ты словно охотник, идущий по невидимой никому тропе. Нам нужно обдумать последствия. - Гадающий отвернулся и заскрипел суставами, двинувшись к залу Первого Трона. Миг спустя Гхолан опустил клинок и пошел следом.
  Котиллион снова погладил волосы - обнаружив, что лоб покрылся потом.
  - Итак, - слабо улыбнулся Тралл Сенгар, - ты измерил нас, Котиллион. Встреча принесла горькие плоды и тебе, и нам. Стало ясно, что наши усилия по обороне Первого Трона лишены смысла. Ты решил удалить нас отсюда? - Глаза его прищурились, кривая ухмылка уступила место... чему-то иному. - Похоже, нет.
   "Действительно, я шагаю по невидимой тропе - невидимой даже мне - но необходимость следовать ей как никогда велика". - Мы не оставим вас.
  - Ты так говоришь, - буркнула сзади Минала.
  Котиллон отошел в сторону. - Я призвал Темного Трона.
  Ответная гримаса была неприятной. - Призвал?
  - Мы позволили друг другу делать это, при большой нужде.
  - Полное доверие к компаньону. Я думала, что ты его прислужник. Теперь все не так?
  Он вымученно улыбнулся: - Мы хорошо знаем таланты друг друга. Они взаимодополняющие. - С этими словами бог собрался уходить.
  - Времени не хватило, - бросила она ему в спину.
  - На что?
  - На обучение. Требовались годы. Чтобы вырасти. Чтобы пожить.
  Он молча признал ее правоту.
  - Забери их, - продолжала Минала. - Сейчас. Останемся я, Апт и Панек. Котиллион, прошу, забери их.
  - Не могу.
  - Почему!?
  Он глянул на Онрека. - Потому что я иду не в Твердыню Теней...
  - Куда бы ты ни шел, - сурово закричала она, - там лучше, чем здесь!
  - Увы, не могу сказать того же.
  - Он не может, - согласился Онрек. - Минала, он воистину на невидимой тропе. Думаю, больше не увидимся.
  - Спасибо за доверие, - сказал Котиллион.
  - Мой друг не в лучшей форме, - сказал Тралл, хлопнув Онрека по спине. Стук вышел гулкий, как по пустому ведру; полетела пыль, в груди что-то хрустнуло. - Ох, я сильно повредил?
  - Нет, - ответил Онрек. - Сломанный наконечник копья. Он застрял в кости.
  - И тревожил тебя?
  - Только стучал немного при ходьбе. Спасибо, Тралл Сенгар.
  Котиллион уставился на них. Какой смертный назовет другом Т'лан Имасса? "О, они сражались бок о бок. Мне нужно лучше понять Тралла". Но времени нет, как и на многое другое. Он снова повернулся к выходу и заметил - "бутылочное горло" вместо Ибры Гхолана охраняет Панек.
  Бог направился к нему.
  Панек поворотил голову. - Мне не хватает его.
  - Кого?
  - Ходящего-По-Краю.
  - Почему? Не думаю, что этот мешок с костями сможет пробить хотя бы берестяной гроб.
  - Не чтобы сражаться, Дядя. Мы удержимся. Мама слишком беспокойная.
  - Какая мама?
  Улыбка мальчика была ужасна. - И та, и та.
  - Так зачем тебе Ходящий-По-Краю?
  - Для сказок.
  - Ох. Ясно.
  - Драконы. Глупые, умные, живые и мертвые. Если все миры - клетки на игральной доске, то они - фигуры. Но ничья рука не двигает их. Каждый дик, каждый волен над собой. И еще есть тени. Ходящий-По-Краю объяснил мне. Те, что вы не видите.
   "Объяснил, вот как? Да, наш жуткий ублюдок любит тебя сильнее, чем меня".
  - Они отбрасывают тени, Дядя, - сказал Панек. - В наше Королевство. Каждый из них. Вот почему в нем так много пленников.
  Котиллион нахмурился. Понимание росло медленно, но неотвратимо. Глаза бога раскрывались все шире.
  
  ***
  
  Тралл Сенгар увидел, что бог пробирается мимо Панека, держась одной рукой о каменную стену; казалось, Котиллион вдруг опьянел. - Интересно, с чего бы это? Как будто Панек пнул его промеж ног.
  - Если так, мальчик заслужил поцелуй.
  - Слишком ты сурова, Минала, - ответил Тралл. - Я Котиллиону сочувствую.
  - Тогда ты идиот. Но это я уже несколько месяцев как знаю.
  Он молча улыбнулся ей.
  Женщина уже глядела на кривой проход к Тронному залу. - Что они там делают? Раньше не входили.
  - Думаю, обдумывают последствия.
  - И где Темный Трон? Предполагалось, что он явится немедленно. Если сейчас атакуют...
   "То нам конец". Тралл тяжело оперся на копье, освобождая левую ногу, болевшую сильнее правой. Но ненамного сильнее. "Мне точно конец. Но если сородичи решат взяться за нас всерьез - разницы не будет, исцелен я или нет". Он не понимал слабости их приступов, направления незрелых юнцов из племени Ден-Рафа. И зачем вообще беспокоиться? Если им нужен трон, то Трон Тени, а не здешнее костяное уродство. "Но если подумать, смысл обнаруживается. Союз со Скованным Богом и Несвязанными Т'лан Имассами, слугами того же бога. Однако мы, Тисте Эдур, придаем мало значения договорам с инородцами. Наверное, все это - лишь показное кровопролитие. Нужен один ведун, отряд зрелых воинов - и празднику конец".
  И они придут. "Придут, едва узнают обо мне". Он не может скрыться от их глаз; не может встать сзади, пока режут молодых людей, не познавших жизни, не ставших настоящими солдатами. Детям не следует учить уроки жестокости и кровожадности, хотя следует знать о возможности таковых. Мир, в котором детей подвергают подобному - это мир, в котором слова о "сочувствии" звучат пустой насмешкой и наглым обманом.
  Четыре атаки. Четыре - и Минала стала матерью семи сотен страдальцев, и половине из них грозит смерть... если не появится Темный Трон с дарами, опять - таки холодными и расчетливыми.
  - Лицо предало тебя, Тралл Сенгар. Ты снова готов зарыдать.
  Эдур поглядел на Онрека, потом снова на Миналу и Панека. - Ее ярость - ее доспех. Величайшая моя слабость в том, что я не могу соорудить себе такого доспеха. Просто стою, ожидаю. Новой атаки, новой музыки - криков, стонов, оглушающего рокота, создаваемого глупой кровожадностью... каждым столкновением копий и мечей.
  - Но ты не сдаешься.
  - Не могу.
  - Ты слышишь не всю музыку боя, друг.
  - То есть?
  - Даже стоя рядом с тобой, я слышу молитвы Миналы. Даже когда она тащит убитых и раненых от опасности, она молит, чтобы не пал ты, Тралл Сенгар. Чтобы ты сражался и не лишал ее чуда, творимого тобою и твоим копьем. Чтобы ты никогда не оставил ее детей.
  Тралл Сенгар отвернулся.
  - О, - продолжал Онрек, - я ошибся, друг мой, и вызвал поток слез. Я пытался поддержать в тебе гордость, вместо этого сломав твою броню и глубоко ранив. Породив отчаяние. Прости. Так много забыто с той поры, когда я был жив. - Изрубленный воин молча глядел на Тралла. - Может быть, я смогу сказать и нечто более... утешительное.
  - Прошу, попробуй, - прошептал Тралл.
  - Иногда я чувствую в этой пещере нечто. Присутствие. Оно мягкое и живое. Оно... утешает меня, не знаю почему. Я не могу понять его источника. Временами мне кажется, Тралл Сенгар, что за нами следят. На нас смотрят незримые очи, и в них великое сочувствие.
  - Ты сказал это, чтобы облегчить мою боль?
  - Нет, я не стал бы обманывать.
  - Что... от кого это исходит?
  - Не знаю - но вижу, что оно затронуло и Монока Охема. Даже Ибру Гхолана. Чувствую их тревогу, и она меня тоже радует.
  - Ну, - проскрипел чей-то голос, - это явно не про меня. - Тени слепились, создавая горбатый силуэт в плаще с капюшоном. Он колебался, словно не желая помещать себя в одно лишь измерение, привязывать к одному существованию.
  - Темный Трон.
  - Исцеление? Да, хорошо. Но у меня мало времени. Нужно спешить, понятно? Спешить!
   "Очередное обновление перед лицом грядущего боя. Хотел бы я уметь молиться. Утешительные слова в голове... заглушающие все вопли и стоны вокруг. Чтобы утопить себя в словах".
  
  ***
  
  Где-то в трюме Карса пытался успокоить Ущерба; но стук копыт по настилу, заставивший трястись всю палубу под ногами Семар Дев, подсказал, что животное утихнет не сразу. Она не удивлялась поведению жеребца. Воздух внизу спертый, смердит болезнью и смертью, и в нем есть привкус безнадежности.
   "Но у всех у нас одна участь. Мы Гости, потому что мой спутник - гигант убьет Императора. Идиот. Самонадеянный, самолюбивый дурак. Нужно было остаться с Лодочником на диком берегу. Повернуться и начать путь обратно". Она так мечтала о путешествии ради открытий и приключений, жаждала далеких чудес, их ожидающих. Но вместо этого оказалась пленницей империи одержимых безумцев. Самодовольство, почитающее себя великим даром, достойным поклонения. Словно сила излучает собственную мораль, а способность сделать нечто уже дает право делать это "нечто". Мышление уличного громилы, имеющего два или три правила, по которым кроится все личное существование и по которым он пытается судить мир. Есть те, кого он может запугать и поставить на колени, и те - немногие - которым он готов подражать, которым завидует. Всегда и всюду отношения господства. Семар Дев тошнило от отвращения, она боролась с приступами паники. Сухие доски под ногами не мешали ощущать, будто она тонет.
  Пытаясь держаться подальше от людей из парусной команды судна, она наконец нашла место, с которого ее не сгоняли толчками или руганью: на самом носу, у лееров, под ударами поднимающих и бросающих ладью волн. Как ни странно, каждый лишающий веса толчок вызывал чувство облегчения.
  Кто-то подошел. Она не удивилась, поняв, что это светловолосая, синеглазая ведьма. Она была не выше плеча Семар, короткие рукава показывали жилистые, привычные к постоянной работе руки. Они рассказали кое-что о ее характере. Суровая, высокомерная, даже недоверчивая. Тугие мышцы были напряжены, словно ее сжигало внутреннее томление, и горючий этот состав притекал непрерывно.
  - Меня звать Пернатая Ведьма, - сказала женщина. Семар Дев несколько удивилась, поняв, что она очень молода. - Ты понимать моей слова?
  - Мои слова.
  - Мои слова. Он учить не хорошо.
   "Это о таксилианине. Не удивляюсь. Он понимает, что, едва перестанет быть нужным..."
  - Ты учить меня.
  Семар Дев протянула руку и коснулась свисавшего с шеи сухого пальца. Это заставило чужачку отпрянуть и выругаться. - Я учить тебя... ничему.
  - Я заставить Ханради Халаг убить твоя.
  - Тогда Карса Орлонг убьет всех ублюдков на этом корабле. Кроме скованных.
  Пернатая Ведьма наморщила лоб, разбирая сказанное. Поняв, зарычала и рывком отвернулась.
  Семар Дев снова обратила взор к штормовому морю. Действительно ведьма, и не желающая честно играть с духами. Не понимающая, что такое честь. "Опасна. Она попробует... все, что сумеет. Даже убить меня и придать этому вид случая. Есть вероятность, что ей удастся. Надо предупредить Карсу. Если я умру, он поймет- это не случайность. И перережет всех мерзких тварей".
  Такие мысли потрясли ее саму. "Ах, что за стыд. Я начинаю считать Карсу Орлонга оружием. Можно владеть им, действовать - разумеется, во имя славной мести". Но кто-то или что-то уже играют с ним в такую игру. Придется разбираться в этой тайне, пока не отыщется ответ. "А потом? Права ли я, думая, будто Карса не знает, что его используют? Что, если он уже понял? Подумай, женщина...
  Хорошо. Примем такое допущение... временно. Если он решит, что пришло время обратиться против невидимых кукловодов - так и сделает, и они пожалеют, что влезли в его жизнь. Да, это соответствовало бы неколебимому самомнению и надменности Карсы. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь - я права. Первые шаги по тропе, ведущей к раскрытию тайны. Чудесно".
  - Что ты сказала ей, во имя Худа?
  Семар Дев вздрогнула. Это был подошедший таксилианин. - Что? Кому? А, ей...
  - Осторожно, - сказал мужчина. Он показал замаранной рукой на синяки, покрывшие лицо. - Видишь? Пернатая Ведьма. Я не смею отбиваться. Даже закрываться не смею. Посмотри ей в глаза. Думаю, ее саму в детстве били. Такое повторяется из поколения в поколение.
  - Да, - удивленно ответила Семар. - Думаю, ты прав.
  Мужчина состроил нечто вроде улыбки: - Я был достаточно глуп, чтобы попасться. Это не делает меня вечным дураком.
  - А как это было?
  - Паломничество. Я заплатил за проезд на дрейке в Руту Джельбу. Я пытался убежать от чумы. Поверь, плата была высокой.
  Семар Дев кивнула. Дрейками назывались суда таноанских пилигримов, длинные и крепкие, боящиеся лишь самых свирепых ураганов; на борту каждого плыл Странник Духа или, по меньшей мере, Странствующий Инок. На таких кораблях чуме не место - многие понимали это, и большая часть пассажиров ехала в одну сторону.
  - Занялась заря, мы были в двух днях от Джельбы. Тогда нас окружили иноземные ладьи. Вот этот флот. Странник Духа связался с ними, а поняв, что Эдур рассматривают нас как трофей, попытался начать переговоры. О боги, женщина, что за магию они выпустили на него! Ужасно. Она помрачила сам воздух. Он сопротивлялся - дольше, чем они ожидали (потом я понял это по разговорам), достаточно долго, чтобы вызвать озлобление. Но в конце концов несчастный ублюдок погиб. Эдур выбрали одного из нас -меня - а прочим выпустили кишки и скормили акулам. Видишь ли, им нужен переводчик.
  - А каково твое ремесло, если позволишь узнать?
  - В Таксиле я зодчий. Нет, не особо известный. Я боролся за славу. - Он пожал плечами. - Охотно бы вернулся к ТАКОЙ борьбе.
  - Ты ловчишь, обучая Пернатую Ведьму.
  Он кивнул.
  - Она поняла.
  - Да, но сейчас у нее связаны руки. Эта часть флота уже пополнила припасы. Мы не пойдем к земле, а что до кораблей Семиградья - чума ведь сделала моря пустыми. Нам предстоит плаванье на запад. Пока я в безопасности, ведь замены не предвидится. А Пернатая еще долго не станет знатоком языка, или она много умнее, чем я думаю.
  - Как тебе удается?
  - Я учу ее сразу четырем языкам, не делая различий даже в правилах и синтаксисе. На каждое слово четыре перевода. Потом я придумываю запутанные системы подбора слов к нужному контексту. Она поймала меня на лжи только однажды. Итак, она овладевает малазанским, ученым диалектом Таксилы, эрлийским вариантом всеобщего языка и наречием моей тетки, из племени Рангала.
  - Рангала? Я думала, оно исчезло.
  - Нет, пока она жива. Готов поклясться, что карга будет жить вечно.
  - Как тебя зовут?
  Он замотал головой: - В имени таится сила - нет, я не сомневаюсь в тебе - это из-за Тисте Эдур. И Пернатая - если она узнает мое имя...
  - Сможет заклясть. Понимаю. Ну, тогда буду называть тебя Таксилианином.
  - Сойдет.
  - Я Семар Дев, а мой спутник - Тоблакай... Тоблакай Ша'ик. Он называет себя Карса Орлонг.
  - Ты рискуешь раскрытием имен...
  - Рискует Пернатая Ведьма. Я сильней в древнем искусстве. Что до Карсы, то... пусть попробует. - Она пристально посмотрела на него: - Ты сказал, мы пойдем на запад?
  Он кивнул: - Ханради Халаг командует менее чем половиной флота. Остальные где-то к востоку. Они ходили у берега, взад и вперед, несколько месяцев. Почти полгода. Они как рыболовы - только хватают рыбку на двух ногах и с мечами. Местных сородичей они нашли случайно, и их приниженное положение привело Эдур в ярость. Не знаю, где соединятся два флота - возможно, к западу от Сепика. После этого мы идем назад в их империю.
  - И где она?
  Еще одно движение плечами. - Очень далеко. Больше ничего сказать не смогу.
  - Поистине далеко. Никогда не слышала об империи, в которой Эдур правят людьми. А летерийский язык? Ты заметил, что он походит на многие наречия Семи Городов? Все здешние наречия восходят к Первой Империи, словно ветви к древу.
  - Ага. Это объясняет, почему я быстро стал понимать по-летерийски. В общении с Эдур они используют иное наречие - смесь двух языков. Язык торговли, и его я тоже начал понимать.
  - Советую никому этого не показывать, Таксилианин.
  - Не покажу. Семар Дев, твой спутник - тот самый Тоблакай, что охранял Ша'ик? Рассказывали, он убил двух демонов в ночь ее гибели, одного задушил голыми руками.
  - До недавних пор, - отвечала Семар, - он таскал за собой гниющие головы демонов. Он подарил их Лодочнику - тому анибарскому шаману, что вел нас. Белая шкура на плечах - от Солтейкена. Третьего демона он убил рядом с Угаратом, еще одного выследил в лесах анибаров. Он одной рукой убил быка - бхедрина; вот это лично могу засвидетельствовать.
  Таксилианин качал головой: - Эдурский император - тоже демон. Серокожие ублюдки оправдывают его приказом каждое свое зверство. Император, призывающий собственную смерть - кем же он может быть?
  - Не знаю, - признала она. "Незнание больше всего и страшит". - Бессмыслица, как ты и говоришь.
  - Одно известно точно. Император ни разу не терпел поражения. Иначе его правление уже окончилось бы. Может быть, он поистине величайший воитель мира. Может быть, никто и никогда не сумеет сразить его, даже Тоблакай.
  Она обдумывала его рассказ, а большой, заполнивший все пространство по сторонам судна, эдурский флот двигался к северу. На горизонте виднелся иззубренный силуэт безлюдного Олфарского полуострова. "Север, потом на запад - к Сепику".
  Семар Дев хмурилась все сильнее. "О, они уже там побывали. Сепик, островное королевство, вассал Малазанской Империи. Замкнутый, необщительный народ с двумя кастами. Подъяремное местное племя Рулан"тал Вен"ор - Грязнокожие".
  - Таксилианин. Эти рабы - откуда они взялись?
  - Не знаю. - На избитом лице улыбка вышла кривой. - Они "освободили" их. Что за сладкая ложь. Даже думать не желаю, Семар Дев.
   "А я думаю, ты лжешь".
  Из гнезда дозорного что-то закричали, матросы на вантах передали слова вниз. Поворачивались головы, Тисте Эдур спешили на нос.
  - Сзади замечены корабли, - сказал Таксилианин.
  - Остальной флот?
  - Нет. - Он поднял голову, прислушиваясь к дозорным, передававшим подробности. - Чужаки. Много кораблей. По большей части транспортные - на две трети, и одна треть военные дромоны. - Он хмыкнул: - Пока я на борту, мы видели их два раза. Каждый раз уходили.
  - Ты объяснил им, чей это флот?
  Таксилианан покачал головой.
   "Малазанский имперский Флот. Это должен быть Адмирал Нок" . Она уловила волнение Эдур. - Что такое? Чем они так возбуждены?
  - Бедные малазане, - дико ухмыльнулся переводчик. - Понимаешь, Эдур готовятся к бою.
  - То есть?
  - Если те идут по нашему курсу, чтобы обогнуть полуостров с севера, они обречены.
  - Почему?
  - Потому что другая половина флота - все силы Томада Сенгара - находится позади них.
  Семар Дев вдруг ощутила режущий ветер, он пробрал холодом до костей. - Они хотят атаковать?
  - Они хотят уничтожить их, - ответил Таксилианин. - Я видел эдурскую магию и скажу тебе - Малазанская империя вот-вот потеряет весь свой Флот. Погибнут все корабли, каждый несчастный мужчина и женщина на борту. - Он наклонился, намереваясь сплюнуть, но сообразил - ветер дует в лицо, и только оскалился. - Кроме, быть может, одного - двух... чемпионов.
  
  ***
  
   "Хоть что-то новенькое", - подумал Банашар, спеша по залитым дождем улицам к таверне Щупа. За ним следят. Раньше подобное привело бы его в ярость; он быстро обработал бы дураков, а потом, узнав все подробности, еще быстрее обработал бы их заказчика. Но сейчас большее, на что он способен - горький и тихий смех. "Да, хозяин (или хозяйка), он встал пополудни, как и всегда, шесть звонов провел за зеванием, чесанием и грызением орешков, вышел на улицу, направившись, о хозяин (или хозяйка), в одно из шести сомнительных заведений, где, как всегда, обсуждал с завсегдатаями природу религии. Или то были вопросы налогообложения и портовой десятины? Внезапное падение успеваемости в корабельных школах Джакатаканского побережья? Низкий уровень мастерства каменщика, божившегося, будто закроет трещину в левой опоре - вон она, видите? Разумеется, хозяин (или хозяйка), это хитроумный код, но не будь я пронырливейшим из проныр, если не взломаю его..."
  Единственным занятием его остались воображаемые ночные беседы. "Боги, как патетично. Но пафос всегда меня веселил". Чтобы не потерять веселый настрой, он напивается, дожидаясь нового прохода солнца и звезд по бессмысленному небосводу. Если небосвод еще не рухнул. Как угадать - ведь остров уже неделю накрыт плотной серой пеленой, и никаких признаков прояснения. "Еще немного дождя - и мы просто потонем в волнах. Торговцы с материков будут долго кружить над бывшим островом. Круг за кругом, лоцманы чешут затылки..." Он шагал дальше, воображая уже новую жалостную сцену, слегка окрашенную презрением к человеческой расе - ее незрелости, глупости, лени и неумению. "Поглядите на него, он ковыляет будто одноногий ловец акул - но он не ловец, а сапожник, только без сапог. Очень подозрительно, не так ли?
  Да, Императрица, мне все понятно. Проклятый мерзавец наполовину викан, и он заплатил за это. Благодарю Ваше Величество, что не сдержали толпу. Его загнали в угол, о Великолепная, кирпичами и палками, ловко не давая подойти к причалам. Ведь тогда он мог бы просто утопиться. Смотрите, он потерял все инструменты и пожитки. Увы мне, да, я проклят жалостливостью - да, Императрица, вас такое чувство мало тревожит, и радуйтесь. Но я... Я о чем? А, я распят жалостью, пронзен милосердием. Видит Худ, он нуждался в монете больше, чем я, хотя бы для похорон сына. Он все таскает с собой его тельце. Видите, вот оно, с проломленным черепом?
  Нет. Хватит, Банашар.
  Хватит".
  Бесцельные игры ума, не так ли? Лишенные всякой ценности. Всего лишь оправдания перед собой и более широкой аудиторией - призраками с их шепотками, подозрениями и завуалированными оскорблениями, унылыми и скучающими. О, эта аудитория... "они мои свидетели, о да, море смутных ликов в зале театра, и я отчаянно играю, пытаясь коснуться души человека, но находя лишь нетерпение и волнение, и желание посмеяться". Увы, все его умственные речи служат лишь ему самому, и плохо служат. Все остальное - ложь.
  Тот ребенок с разбитой головой являл не одно лицо, кривое и вялое в смерти. Нет, в нем десяток, тысяча, десять тысяч. Это люди, о которых он не смеет вспомнить, цепляясь за прозябание. День да ночь, сутки прочь. Они как костыли, глубоко вогнанные в почву, приколотившие то, что он тащит за собой - каждый шаг увеличивает сопротивление, одежда обвивается вокруг шеи - "То, что мы видели, душит нас; мы гибнем, пытаясь идти вперед и только вперед. Так не годится. Ладно вам, дорогая Императрица. Я вижу, что трон ваш - святилище чистоты".
  Ах, вот и они - ступени вниз. Добрый старый "Повешенный", каменная лестница, на которой через ступеньку не прыгнешь, покрытая грязью, ненадежная. Только ли спуск в таверну? "Или это теперь мой храм, Храм Пития, заполненный гулкими молитвами собратьев... о, как сладостны их рукопожатия..."
  Он толкнул дверь и помедлил на плохо освещенном пороге, под капающей крышей. Ноги оказались в выбоине, ставшей лужей; осадки изрядно увеличили ее обычную глубину. Полдюжины лиц, испитых и темных, словно луна после пылевой бури, повернулись в его сторону... но тут же вновь отвернулись.
   "Обожающая меня публика. Да, вернулся твой трагический фигляр".
  За одним из столиков сидел человек чудовищного вида. Ссутулившийся, блестящий темными глазами из-под сросшихся бровей. Волосатый сверх всякой меры. Пучки иссиня-черных волос торчали из ушей, свисая до чаячьего гнезда бороды, а борода закрывала шею и опускалась на широкую грудь, братаясь с тамошней растительностью; бакенбарды полностью маскировали щеки; из ноздрей торчало по пучку - словно он заткнул нос вырванными с корнем деревьями; жилистые веревки бровей сливались с шевелюрой, отчего покатый лоб выглядел ужасающе узким. Несмотря на возраст этого человека - никто не знал точно, но слухи ходили поразительные - вся волосяная масса была сплошь чернильно-черного цвета.
  Он потягивал красный чай местного производства (часто употребляемый также как мор для муравьев).
  Банашар пробрался и сел рядом. - Если подумать, можно сказать, что я всегда тебя искал, старший сержант Бравый Зуб.
  - Но думаешь ты не всегда, так? - Здоровяк не потрудился поднять голову. - Думающие меня не ищут. Видишь ли - я сюда спасаюсь бегством, да нет, даю деру. Худ знает, почему эти мозги размером с орех решили, что подходят в рекруты. В Малазанскую Армию, клянусь Бездной! Мир сошел с ума. Совсем сошел.
  - Хранитель врат. Верхнего входа в Замок Обманщика. Страж... Бравый Зуб, полагаю, ты знаешь его. Кажется, он здесь так же давно, как ты муштруешь солдат.
  - Есть знание и знание. Тот старый краб, спина колоколом... давай - ка расскажу про него. Я могу посылать легион за легионом чистеньких новеньких рекрутов вверх по ступеням, дав всякое оружие, какого попросят - и они не оттеснят его. Почему? Я скажу почему. Не то что Люббен какой Поборник или Смертный Меч. Нет, все потому, что я пальцем из левой ноздри больше мозгов выковыряю, чем найдется у всех этих рекрутов так называемых.
  - Это ничего не говорит о Люббене. А твое мнение о рекрутах, Бравый Зуб, я уже изучил.
  - Точно так, - закивал старший сержант.
  Банашар потер лицо. - Люббен. Слушай, мне нужно потолковать кое с кем. Он затаился в Замке. Я посылаю письма, они попадают в руки Люббена и... ничего.
  - А с кем потолковать?
  - Не хочу говорить.
  - А, с НИМ.
  - Так Люббен швыряет мои послания в поток, столь поражающий взоры созерцателей внешней стены Замка?
  - Срозер... озер... Нет. Рассказать тебе как я забирался туда и таскал его за эту его старомодную косу на голове его раза два или три?
  - Не вижу, чем это мне поможет.
  - Ну, меня всегда тешит. Тут не какая обида, а так, из принципа. Так ты хочешь, чтобы я потолковал с ним, или не хочешь, чтобы я толковал о нем?
  - Мне нужно поговорить с НИМ.
  - Важно, да?
  - Да.
  - Безопасность Империи?
  - Ну, я так не думаю.
  - Так тебе скажу, я схвачу его за косу его красивую и свешу со стены. Можешь подавать знаки снизу. Я покачаю его туда - сюда и это будет значить: "Конечно, поднимайся, милый друг". А если я просто брошу его, это будет значить совсем другое. Но может, у меня просто рука устанет. Или коса выскользнет.
  - Никакой от тебя помощи, Бравый Зуб.
  - Вот если бы я бы сидел у твоего стола, а не ты у моего...
  Банашар со вздохом отстранился. - Ладно. Эй, я заказываю еще чаю...
  - Решил отравить?
  - Как насчет кувшина "Темного Малазанского"?
  Здоровяк склонился над столом и впервые поднял глаза на Банашара. - Уже лучше. Видишь ли, я в трауре.
  - Ох?
  - Вести из И'Гатана. - Он фыркнул. - Всегда из И'Гатана, не так ли? Я потерял друзей.
  - Ах.
  - И потому сегодня напьюсь. За них. Не могу плакать, пока трезвый, понимаешь...
  - А к чему чай?
  Бравый Зуб увидел вошедшего и послал ему мрачную улыбку. - Позови Темпа. Почему красный чай, скользкий пьяница?
  - Планируешь сегодня плакать, Бравый Зуб?
  Старший сержант кивнул.
  Темп плюхнулся в тревожно затрещавшее кресло. Уставился воспаленными глазами на Банашара. - От него слезы краснеют. Как кровь. Рассказывают, он делал так однажды - когда погиб Дассем Альтор.
   "О боги, я должен стать свидетелем?"
  - Так я делаю, - пробурчал Бравый Зуб, снова опуская голову, - чтобы верить в то, что слышу.
  Банашар нахмурился. "Это что должно означать?"
  Кувшин прибыл, словно родившись от совместного желания. Банашар, радуясь избавлению от размышлений и прочих досадных принадлежностей рассудка, устроился поудобнее. Еще одна ночь, считай, проведена.
   "Да, хозяин (или хозяйка), он сидел с ветеранами, намекая, что тоже не промах. Конечно, это один обман. Сидели они там, пока Щуп не выставил. Где он сейчас? Разумеется, в своей грязной, вонючей конуре, мертвый для мира. Да, воистину Банашар мертв для мира".
  
  ***
  
  Ливень рушился потоками, бил по крепостным стенам, вода ревела в желобах; тучи все снижались, уже поглощая вершину башни. Стекло окна, в которое смотрел Жемчуг, некогда представляло собой вершину островных технологий: сорта песка, смешанные так, что пузырьки и пестрые полоски почти не мешали прохождению света. Сейчас, столетие спустя, поверхность покрылась патиной от постоянных дождей, и мир снаружи выглядел заплатанным - словно незаконченная мозаика, поврежденная всепожирающим пламенем. Жемчуг не видел пламени, но с жуткой уверенностью знал: без него не обойдется, и никакие ливни ничего не изменят.
  Именно пламя погубило его мир. Пламя забрало ее, единственную женщину, когда-либо им любимую. Им не довелось обняться на прощание, шепнуть друг другу слова утешения и надежды. Они танцевали с обнаженными лезвиями, и ни Лостара, ни сам Жемчуг не понимали, желание это или презрение.
  Даже здесь, за маленьким оконцем и толстенными стенами, он слышал хруст и скрежет просоленного флюгера, визжащего под порывами осадившей Замок Обманщика непогоды. Они с Лостарой Ииль не отличались от этого флюгера - крутились и метались туда - сюда, став беспомощными жертвами внешних сил. Сил за пределами контроля и даже понимания. Ну, убедительно звучит? Вряд ли.
  Адъюнкт послала его на поиски, а после мрачного итога Жемчуг сообразил, что это только прелюдия - по крайней мере, для него. Что его ожидает иной поиск. Может, и вполне простой - объект искания сам объявил бы о достижении цели. Может, ОНА и была целью. Но Жемчуг не уверен. Теперь. Лостара Ииль умерла, а побуждение не утихло. Оно одолевает с еще большей силой.
   "Худ побери проклятый вонючий городишко. Почему вехи имперской истории связаны именно с ним?" Потому что, ответил он себе, на Генабакисе есть Крепь, на Корелри - Буревая Стена. "На Семиградье - И'Гатан. А в сердце Малазанской империи - город Малаз. Где все началось, там все и случается. Опять и опять. Гноящиеся неисцелимые нарывы - поднимается лихорадка и кровь льется внезапным потоком".
  Он представил себе кровь, сочащуюся из-под города, поднимающуюся по утесам, плещущую в основания Замка. Зальет ли она его?
  - Моя мечта, - произнес мужчина, сидевший скрестив ноги сзади его.
  Жемчуг не повернулся. - То есть?
  - Не понимаю вашего нежелания, Коготь.
  - Уверяю вас, суть моего доклада Императрице перевернет вашу хлипкую тележку. Я видел, я был там....
  - Вы видели то, что хотели увидеть. Истинный свидетель - только я, смотрящий на события с отдаленной перспективы. Пересматривающий их. Таковы все события, таково ремесло когтистых стервятников, именующих себя историками. Пересмотр, жажда вкуса, просто вкуса страданий трепещущих душонок. Авторитетное провозглашение, о да - хотя, по правде говоря, не всякий провозглашающий наделен авторитетом. Я единственный выживший свидетель. Я единственный видел, чуял, вкушал аромат измены.
  Жемчугу не следовало поворачиваться к этому жирному, скользкому человеку. Он не смел, ибо страшился: подведут инстинкты, он поддастся побуждению поднять руку, вот так шевельнуть запястьем, метнуть ядовитую стрелку в складки шеи Маллика Реля, джистальского жреца Маэла.
  Он понимал, что не преуспеет в этом. Умрет прежде, чем поднимет руку. Это комната Маллика Реля, его резиденция. Чары вбиты в пол, ритуалы висят в затхлом воздухе... магии тут столько, что сводит зубы и волосы встают дыбом. О, официально эта отлично обставленная комната - тюремная камера, но абсурдное название долго не продержится.
  Агенты ублюдка повсюду. Шепчут сказки в тавернах, на углах, между раздвинутых ног проституток и дам. Жрец - джисталь скоро станет героем - "единственным выжившим под Ареном. Единственным лояльным Империи, то есть. Тем, кто смог избежать хватки предателей, будь они из лагеря Ша'ик или из непокорного Арена. Маллик Рель, клянущийся, что он один знает истину".
  Жемчуг вспомнил: на сетийских равнинах растет некая трава, семена коей столь хитро зазубрены, что почти не снимаемы, если уцепятся за что-либо или за кого-либо. Колючая шелуха потом высохнет, сморщится и упадет - но к этому времени носитель успеет уйти далеко. Таковы и слухи. Их зубья цепляются не за одного носителя, а передаются по цепочке. "А когда подойдет нужное время и они окажутся на местах... что тогда? Что развернется по приказу Реля?" Жемчугу не хотелось и думать об этом.
  Но и не думать он не мог. Слишком был испуган.
  - Коготь, поговорите с ним.
  - С ним? Не могу понять, кого вы имеете в виду, жрец. Как не могу измерить глубину ваших замыслов. Тайскренн вам не друг...
  - И не дурак, Коготь. Наш Тайскренн смотрит далеко вперед. Нет, я не побуждаю вас убеждать Верховного Мага Империи. Его позиции стали еще более шаткими. Вы желаете другого мнения? Тогда настоятельно рекомендую сойти в катакомбы и поговорить с Корболо Домом. Вы не выслушали его версию. Скромно советую сделать это сейчас.
  Жемчуг уже не смотрел на сцену ливня за стеклом. - Разумеется. Он на самом деле агент Лейсин, хотя выглядел сражающимся за дело Ша'ик. Его Собакодавы готовились повернуться против Ша'ик и сокрушить ее, в том числе убить Тоблакая и Леомена Молотильщика. Но потом, во время Собачьей Упряжки, он наткнулся на измену более опасную. О да, Маллик Рель, я понимаю, что вы и он вывернулись - представляю, вам пришлось долго и упорно трудиться во время многочисленных "тайных" встреч в катакомбах. Да, я знаю о них - Коготь остался вне вашего контроля, и таким и останется. Уверяю вас!
  - Лучше подумайте над моими скромными предложениями, Коготь, - свистящим голосом произнес жрец. - Ради блага вашей секты.
   "Ради блага... О боги, он уже угрожает Когтю! Как далеко зашло безумие? Нужно переговорить с Супером - или уже поздно?.."
  - Дождь, - пришепетывал сзади Маллик Рель, - поднимает уровень морей. Не так ли?
  
  
  
  Глава 18
  
  
  Правда давит, и я уже вижу, как мы отворачиваемся. Но, друзья мои, от истины не убежишь.
  
  Год десяти тысяч клевет,
  Кайессан
  
  
  
  Ризанская ящерица прилепилась к косым складкам имперского штандарта; забыв голод, жизнь и тлеющую внутри искру, они внимательно слушала долгую беседу.
  Дромон пробирался между транспортных судов, ведя на буксире изящный боевой корабль с черным корпусом; с берега за ними наблюдали Адъюнкт, адмирал Нок, а также Кулак Кенеб, Быстрый Бен и Калам Мекхар. До прибытия сержанта Геслера и капрала Буяна они изредка перебрасывались словами; но теперь разговор пошел более интересный.
  Адъюнкт, - приветствовал Тавору Геслер. - Это наше суденышко. Это "Силанда"!
  Адмирал окинул взором золотистого моряка. - Сержант, я так понял, вы утверждаете, что ходили на этом мерзком корабле?
  Кивок. - Да, с двумя взводами. Что до команды на веслах... ну, когда нужно грести, они гребут.
  Буян добавил: - Мы пробыли среди них долго, чтобы не пугаться, сэр; сейчас даже Геслер не подпрыгивает каждый раз, как поглядит в свое серебряное зеркальце. И головы не пускают нам мурашей по коже. Уже нет...
  - Кончай болтать как моряк, адьютант Буян, - сказал Нок.
  В колючей рыжей бороде проглянула улыбка: - Адмирал, я больше не адьютант .
  Нок поднял брови. - Значит, звание наделяет умом?
  - Так точно, сэр, - кивнул Буян. - Вот почему Геслер сержант, а я простой капрал. Мы с каждым годом всё тупее.
  - И Буян этим гордится, - сказал Геслер, хлопая приятеля по спине.
  Адъюнкт потерла глаза. Посмотрела на швы кожаных перчаток - и начала медленно их стаскивать. - Вижу по ватерлинии, что на галере полно припасов...
  - В трюме пища не портится, - ответил Нок. - Мои маги точно установили это. Кроме того, там нет крыс и прочих вредителей. - Он с сомнением вздохнул: - Но найти матросов, готовых служить на "Силанде", я не смог. Насиловать не желаю. - Он дернул плечами: - Адъюнкт, если они действительно желают...
  - Хорошо. Сержант Геслер, ваш взвод и еще два.
  - Четвертый и Девятый, Адъюнкт.
  Она прищурилась, смотря на Кенеба: - Кулак? Это ваши воскресшие взводы.
  - Четвертый - взвод Смычка...
  - Ради Худа. Его имя Скрипач, - бросила Адъюнкт. - Самый плохо охраняемый секрет нашей армии.
  - Разумеется. Мои извинения, Адъюнкт. Взвод Скрипача и Девятый - это... это взвод Бальзама. О Бездна! Геслер, вы собрали кучу бузотеров.
  - Так точно, сэр!
  - Разрешаю. - Кенеб нерешительно поглядел на Тавору.
  - Адъюнкт, могу посоветовать, чтобы "Силанда" всегда прикрывала ваш флагман с фланга?
  Геслер изобразил на лице насмешку и ткнул Буяна в бок. - Они не доверяют нам.
  - Если учесть, что им известно... не удивлен.
  - Да, и я тоже. Черт побери, они умнее, чем я думал.
  - Сержант Геслер, - сказала Адъюнкт, - идите отсюда. И капрала забирайте.
  - Слушаюсь, Адъюнкт.
  Моряки ушли. Адмирал Нок тихо вздохнул и произнес: - Адъюнкт, нужно сказать, мне... полегчало.
  - Когда "Силанда" перешла к этим идиотам?
  - Нет, Тавора. От неожиданного прибытия выживших в И'Гатане, с такими солдатами как Скрипач, Каракатица, Геслер и Буян и... и... - он поглядел на Быстрого Бена и Калама, - и вы тоже. Преображение вашей армии, Адъюнкт, было... ощутимым. Командиры часто забывают о роли прославленных ветеранов - особенно для молодежи, для неопытных солдат. Прибавим к этому их необыкновенную способность выживать даже под улицами И'Гатана. - Он покачал головой. - Весьма ободряющее развитие событий.
  - Согласна. - Тавора глянула на Кенеба.- Именно эти солдаты в самом начале переделали то, что все сочли ужасным знамением, в знак силы. Никто из нас этого сразу не понял, но именно на первом параде в Арене родились Охотники за Костями.
  Все уставились на нее. Тавора недоуменно подняла брови.
  Кенеб прокашлялся. - Адъюнкт, Охотники могли родиться в тот день в Арене, но первый вздох они сделали вчера.
  - То есть?
  - Мы тут гадали, - сказал ей Калам, - откуда это украшение. То знамя, что вы собственноручно передали капитану Сорт и колдунье Синн.
  - Ах, это. Не могу приписать инициативу себе. Рисунок знака принадлежит руке Т'амбер. Насколько я знаю, в ее семье были златокузнецы, она сама в юности провела в ученичестве несколько лет. На мой взгляд, церемония поднятия знамени - только подтверждение того, что уже существует.
  - Адъюнкт, - возразил Кенеб, - им было нужно ваше одобрение. Чтобы все стало реальным. Не хочу вас рассердить... но прежде вы были адъюнктом. Вы принадлежали Лейсин. Были ее собственностью.
  Лицо командира сразу стало холодным и сердитым. - А теперь? Говорите, Кулак.
  Но ответил ей Калам: - Теперь вы принадлежите Четырнадцатой.
  - Вы наша, - сказал Кенеб.
  Дальше говорить в таком ключе было нельзя, и все это понимали. Все ясно. Да, момент полной ясности. Но на лице Таворы появилось выражение растущего... неудовольствия. И страха.
  Вначале эти эмоции показались им неуместными. Если только...
   "Если только она не может ответить нам столь же искренней преданностью".
  И тогда родилось сомнение - будто змейки вылезли из яиц, вонзая тонкие, ядовитые зубы в присутствующих. Все они прочитали истину на ее лице.
   "Откровение. На лице женщины со сверхчеловеческой выдержкой..."
  Ящерица дернулась, возвращаясь к жизни, взлетела с насеста, кувыркнулась в воздухе и пронеслась над берегом, приземлившись под боком сломанного штормом большого дерева; там животное застыло, широко расставив лапы и тяжело дыша. Разочарованный и испуганный Бутыл тихо ткнул пальцем в лоб ризаны, облегчая ей освобождение жизненной искры. Животное мигом исчезло, трепеща крыльями и мотая хвостом.
  Сегодня, пять дней спустя, Бутыл находился на палубе "Силанды", прячась между носовой надстройкой и грудой отрубленных голов, которые Буян звал "мое мозговое сокровище". Да, забавно... однако Бутыл понимал, что глаза немертвых пронизывают ветхий брезент, смотрят на него. Ожидают. "Чего? Проклятие, я не могу вам помочь. Бедные дурачки. Вам придется смотреть и дальше!"
  У него много других забот. Так много, что, честное слово, он не знает с чего начать.
  Он видел знамя с эмблемой, которое Адъюнкт вручила Фаредан Сорт на том собрании, что сошло за военный трибунал. И немой девице Синн. Бутыл знал, что она на самом деле не немая. Просто она мало с кем говорит, кроме брата Шипа. Эмблема... на серебряном поле городская стена в рубиновом пламени; под городом холм из золотых черепов. Похожесть на знак Сжигателей Мостов не была случайной. "Просто гениально. Т'амбер гениальная женщина".
  К концу того же дня стальные иголки и шелковые нитки засновали в грубых пальцах, более или менее умелых; солдатские плащи обрели новый знак Четырнадцатой Армии. Конечно, остались и костяшки пальцев, как и птичьи косточки и просверленные зубы.
  Пока все лучше, чем могло бы быть. Первые дни Бутыл и его друзья ощущали всеобщее внимание. Это нервировало; он все пытался понять, что таится за жадными взглядами. "Ну да, мы живые. Неправдоподобно, да, но тем не менее верно. И что вы в нас видите?"
  Воспоминания о времени под руинами города всплывали в каждой паузе между словами. Они подпитывали ночные кошмары выживших - Бутыл уже привык просыпаться от сдавленного вопля кого-то из солдат его взвода - Улыбы, Каракатицы или Корабба Бхилана Зену'аласа. Воплю непременно вторили крики со стороны соседних взводов.
  В их отсутствие сослуживцы, согласно обычаю, вскрыли вещмешки и поделили оставшиеся вещи и оружие. В первый день возвращения солдаты понесли всё это обратно. На закате каждый выживший имел больше, чем до начала похода - и мог лишь в изумлении взирать на кучу брелоков, пряжек, застежек и амулетов, заштопанных плащей, почищенных ватников, починенных портупей и ремней. И кинжалов. Кучи кинжалов, самого личного и изящного из видов оружия. "Последний довод бойца. Инструмент, позволяющий забрать собственную жизнь во избежание куда худшей участи. И какой смысл из этого извлечь?"
  Неподалеку Корик и Тарр скрючились над игральными костями (Тарр нашел их среди приношений). Матросская версия: ларец с крышкой, глубокий, чтобы не дать костям выпасть при качке; на нижней стороне оправленные железом орлиные когти, позволяющие прочно установить набор на палубе или скамье галеры. Тарр все время проигрывал - уже раз двадцать - и Корику и Улыбе, но не сдавался. Бутыл еще не видывал человека, столь страстно желающего быть высеченным.
  В каюте капитана поместились Геслер, Буян, Скрипач и Бальзам; разговор они вели беспорядочный и вялый. В глубокой тени под столом для карт скорчилась Игатана, крыса Бутыла... "Мои ушки, мои глаза... мои болящие соски".
  На судне нет других крыс и, если бы не его постоянный контроль, Игатана вместе с выводком давно прыгнула бы за борт. Бутыл сочувствовал ей. Судно окутывала аура злобного, замешанного на безумии колдовства. Оно не любило живых, не поддавшихся диктату воли Хаоса.
   "А особенно оно ненавидит... меня. Только... Геслер и Буян невосприимчивы. Что за ублюдки - заставить нас лезть на негостеприимный, зловещий плавучий погост".
  Бутыл подумывал поговорить со Скрипачом, но передумал. Скрипач похож на Калама, а тот похож на Апсалар, которая похожа на Быстрого Бена. Все... злые.
   "Ну ладно, не злые, а... не такие. Сам не знаю что. Все эти Тени - что они задумывают? Калам, готовый вонзить ножи в Апсалар. Апсалар, похоже, желавшая именно этого. Быстрый Бен, восставший, чтобы влезть между ними. Как будто старый спор, старая, еще открытая рана".
  Тавора приказала Бену, Каламу и Апсалар присутствовать на флагмане, "Пенном Волке" - дромоне, построенном на Квон Тали из дерева напау; киль и металлические части были совершенно иного стиля. Феннского - среди опустившихся аборигенов осталась едва пригоршня резчиков и кузнецов, но киль и стальные детали сделали они... и в них есть что угодно, кроме инертности и бездушия "деталей". Бутыл был рад, что троица плывет на соседнем судне, режущем волну в трех ширинах корпуса по правому борту. Не так далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности, но сойдет. Только представить себе двух скелетообразных ящериц, снующих по трюму в поисках крыс...
  - Так это Гриб насвистел? - спросил Скрипач Геслера.
  Бутылова крыска под столом насторожила рваные уши.
  - Да, Кенебов малец. Что-то в нем странное такое. Сказали, он знал, что мы придем. Может, я и сам верю. Может, и нет. Главное, что нас дождались.
  - Тоже верно. - Бутылу было слышно, что Буян скребет подбородок. - Я чувствую себя дома...
  - Это шутка? - рявкнул Геслер. - В прошлый раз ты, Буян, всё прятался по углам.
  - Просто привык не сразу, вот и все.
  - Глядите, какая драгоценность попалась мне в "дарах", - сказал Скрипач. Что-то шлепнулось на стол.
  - О боги, - прошептал сержант Бальзам. - Полная?
  - Трудно сказать. Тут карты, которых я прежде не видел. Одна для Откровения - Апокалипсис, свободная карта - и еще какой-то Дом Войны. Главная карта в нем - пустой костяной трон, по бокам два волка. Еще есть Наемник и еще - эту рисовала другая рука - называется Гвардия Мертвых. Призрачные солдаты, стоящие на горящем мосту...
  Последовало молчание. Геслер спросил: - Узнал лица, Скрип?
  - Не желаю приглядываться. Вот Дом Цепей. Король - Король-в-Цепях - сидит на престоле. Сцена темная, проглочена тенями - но могу поклясться, что ублюдок КРИЧИТ. А поглядеть ему в глаза...
  - Еще что? - сказал Бальзам.
  - Не напирай, болтливая дальхонезская жаба.
  - Если не желаешь раздавать, Скрипач, передай мне.
  - Да, и ты разложишь всё прям тут, на борту?
  - И что?
  - Откроешь двери кошмарным садкам Тисте и Телланну? И самому Увечному?
  - Ох.
  - Как бы там ни было, есть новые Свободные карты. Владыка Колоды Драконов. Этого я узнаю. И Цепь - узел в центре, звенья во все стороны. Не нравится она мне.
  - Это дар, Скрип.
  - Да уж. Как камень тонущему.
  - Отложи ее, - посоветовал Геслер.
  Крыса расслышала, как колоду сдвинули на край.
  - У нас проблема, - произнес Геслер.
  - Только, - добавил Буян, - мы сами не знаем, в чем она. Что-то тревожит Кенеба и твоего друга - ассасина, Скрип. Всех их аж трясет.
  - Адъюнкт, - ответил Скрипач. - Калам и Быстрый Бен не рассказали мне, но им неуютно. - Он помолчал. - Жемчуг пропал сразу после И'Гатана, наверное, потащился с докладом Императрице. Обычный Коготь, спешащий с рапортом? Может быть. Но у меня все равно горько во рту - он слишком торопится, не успев сделать выводы - как будто произошедшее под И'Гатаном просто подтвердило его давние подозрения. Подумайте - ка: много ли хорошего прозвучит в таком докладе?
  - Она убила Ша'ик, - напористо бросил Бальзам. - Она разворошила проклятое осиное гнездо Рараку, и мало кому удалось улететь. Она сломила Корболо Дома, послала его домой в цепях. И сделала все так, что почти никто не погиб. По крайней мере, много меньше павших, чем можно было ожидать. Затем она загнала Леомена в И'Гатан. Осады - кровавое дело, если некому открыть ворота изнутри. Особенно если нет времени ждать. У нас не было времени, не так ли? Проклятая чума хватала за пятки!
  - Потише ты, - сказал Скрипач. - Мы и через это прошли, помнишь?
  - Да. Разве кто мог подумать, что Леомен поджарит своих людей? Обратит целый город в кучу пепла, пустит свинцовые реки? Скажи же, Скрип, мы там хорошо себя показали. Если подумать.
  - Бальзам прав, - снова почесался Буян. - Скрипач, ты учуял в той колоде, в Доме Войны, Трича? Волки меня озадачили.
  - У меня большие сомнения, - отвечал Скрипач, - насчет всего Дома. Думаю, изготовитель ошибся или то, что она видела, было ошибочным...
  - Она?
  - Похоже, рука женская. Кроме грубой Мертвой Стражи. Ее рисовал мужик.
  Голос Буяна почему-то дрогнул: - Бери их снова. Поглядим на Дом Войны - какие там еще карты?
  Послышалось шуршание. - Покажу по одной. Не на столе, а из руки. Ладно? По одной. Давайте. Я буду читать, что написано по краям. - Через несколько мгновений: - Повелители Войны. Волк и волчица. По - моему, волчицу надо было называть Повелительницей. Тут важно, что их двое, а не пустота трона. Все поглядели? Хорошо, беру следующую. Охотник. Да, это Трич...
  - А что за полосатое тело перед ним? Безрукий старик.
  - Без понятия.
  - Следующую, - потребовал Буян.
  - Гвардия Мертвых...
  - Дай-ка. Ого. Стой...
  - Буян, - вмешался Бальзам, - ты бы рассказал, что видишь.
  - Дальше? - буркнул капрал. - Быстрее!
  - Армия и Солдат - не понимаю - два названия, зависит от контекста или что...
  - Еще есть?
  - Две, и они мне не нравятся. Вот Губящий жизнь...
  - Джагут?
  - Полукровка, - мрачно сказал Скрипач. - Этого я знаю - роговой лук, односторонний меч. Губящий жизнь - Икарий. А его защитника Маппо Коротыша не видно.
  - Не обращай внимания, - пробормотал Буян. - Последняя?
  - Что-то вроде противоположности Икария. Губящий смерть.
  - И кто бы это мог быть, во имя Бездны? Невозможно.
  Скрипач недовольно хмыкнул: - Кто? Давай поглядим. Кривая лачуга из кож и палок, чадящая жаровня, внутри скрюченная фигура со сломанными ногами, цепи уходят в грунт. Кто бы это мог быть?
  - Невозможно, - повторил Геслер слова Буяна. - Как он может быть двумя сразу?
  - Почему нет? - Скрипач вздохнул. - Вот и все. И что же зажгло огнем твои очи, Буян?
  - Я знаю, кто нарисовал карты.
  - Неужели? - недоверчиво спросил Скрипач. - Как ты дошел?
  - Карта Стражи, так кладка моста какая-то такая... И в двух последних черепа... очень похожи на медальон Фаредан Сорт. Если уж вижу сходство, то вижу.
  На это последовало долгое молчание.
  Бутыл следил, и в уме его укладывалась схема - укладывалась, а потом элементы ее начали взрываться, как пыльные смерчи. "Адъюнкт хотела, чтобы эта колода попала в руки Скрипачу. Они или Т'амбер, или Нил с Нетер - кто-то переполнен тайным знанием и не тревожится от этого. А Скрипач никогда не делал расклады. Он играл.
  Адъюнкт что-то знает. Как она знала насчет духов в Рараку... и возвращения моря. Но у нее отатараловый меч. А виканы уже не те, что раньше. Так все считают. Это должна быть рука Т'амбер.
  Что нам уготовано?
  Поэтому Быстрый и прочие так взволнованы?
  Что если..."
  - Кто-то коснулся моей ноги. Кто это, крыса? Под столом?
  - Только не на "Силанде", Буян...
  - Я тебе говорю, Гесл... вот она!
  Скрипач выругался. - Крыса Бутыла! Хватай!
  - Лови!
  Заскрипели сиденья, зазвенела полсуда, послышалось топанье ног.
  - Убегает!
  На корабле так много мест, куда может уйти крыса. Игатана успешно отступила, несмотря на всю их ругань и топанье.
  Миг спустя на палубе показался Скрипач. Он порыскал взглядом, отыскивая Бутыла, и начал расталкивать солдат. Маг сидел, прислушиваясь к шуму сержантских сапог.
  Бум-бум-бум уже над головой.
  - Бутыл!
  Он сонно заморгал. - Сержант!
  - Меня не обдуришь! Ты подслушивал и шпионил!
  Бутыл посмотрел на Корика с Тарром, а те подняли головы от игрального ящика и поглядели на него. - Спроси их. Я тут сижу, ничего не делаю почти целый звон. Спроси их.
  - Твоя крыса!
  - А, эта. Я потерял ее след еще ночью, сержант. Пока не стараюсь поймать. Зачем бы? Она никуда не денется, да и детенышей не бросит.
  Геслер, Буян и Бальзам уже стояли сзади Скрипача, а тот, кажется, был готов в отчаянии рвать на себе бороду. - Если ты соврал...
  - Разумеется, соврал, - буркнул Бальзам. - Будь он я, я бы тоже врал.
  - Ну, сержант Бальзам, - ответил Бутыл, - вы не я, и в этом великая разница. Ибо мне случается говорить правду.
  Скрипач с рычанием развернулся и пошел к средней палубе. Остальные двинулись следом; Бальзам напоследок сверкнул глазами - видно, до него не сразу дошла суть оскорбления.
  Когда они ушли. Корик тихо хмыкнул. - Бутыл, мне тут довелось случайно оторвать взор от игры - как раз когда Скрипач собрался уходить - и возьми меня Худ, если по твоей роже не проскользнули одно за другим пятьдесят разных гримас.
  - Неужели? - невинно спросил Бутыл. - Скорее тучи скользили по солнцу.
  Тарр сказал: - У крысы еще есть сосунки? Значит, ты их тащил весь переход. Если бы их тащил я, все были бы уже съедены. В рот плюх, хрум - хрум, мням - мням. Сладко, вкусно.
  - Ну не ты же их нес, так? Почему все хотят быть на моем месте?
  - Мы не хотим, - сказал Тарр, снова вперившийся в ящик. - Просто мы по очереди пытаемся намекнуть, Бутыл, какой ты пропащий идиот.
  - Ладно, - фыркнул Бутыл. - Как я понимаю, вам двоим вовсе не интересно, о чем толковали в капитанской каюте.
  - Иди сюда, - простонал Корик, - следи за игрой и рассказывай. Или мы идем к сержанту ябедничать.
  - Спасибочки. - Бытыл встал и размял руки. - Пойду вздремну. Потом расскажу. Может быть. А ваша игра меня утомляет.
  - Думаешь, мы не скажем Скрипу?
  - Разумеется нет.
  - Почему?
  - Потому что в ином случае вы никогда - подчеркиваю, никогда! - не услышите от меня тайных сведений.
  - Лживый, сопливый, скользкий выродок...
  - Ну - ну. Потише.
  - Ты стал хуже Улыбы, - заявил Корик.
  - Улыбы? - Бутыл замер на трапе. - Кстати, где она?
  - Наверное, бродит под луной с Кораббом.
   "Неужели?" - Лучше бы не бродила.
  - Почему?
  - Удача Корабба не обязана распространяться на окружающих.
   - И что это должно значить?
   "Это значит, что я разболтался". - Ничего особенного.
  Корик повысил голос: - Они достанут твоих крысенышей, Бутыл! Рано или поздно...
   "У всех мозги набекрень. О боги, Корик - ты думаешь, это беззащитные розовые сосунки? Увы, но они уже вполне самостоятельные. У меня уже не одна пара глаз и ушей. Нет, друзья, у меня есть Дитятко Корик, Дитятко Улыба, Дитятко Тарр... всех уже не упомнишь..."
  На полпути к трюмному люку его застали сигналы тревоги, словно рев демона разнесшиеся над бурунами. Ветер принес запах... нет, вонь.
  
  ***
  
   "Худ меня побери, ненавижу недостаток информации". Калам влез на ванты, не обращая внимание на раскачивание "Пенного Волка", легшего на новый курс к северо-востоку. Корабль намеревался пройти через щель, по неумению или недосмотру образованную строем галер сопровождения. Пока ассасин ловко карабкался вверх, мельком заметил чужие суда, возникшие как раз в направлении щели. Их паруса когда-то были черными, но давно посерели от солнца и соли.
  Раздалась какофония тревожных сигналов и криков. Одно было очевидным: они пришли прямо в ловушку. Корабли на севере стояли полукругом, успев равномерно разойтись для атаки. С северо-востока к малазанам быстро приближался другой строй. Третья линия кораблей создавала заслон на юге, опираясь на отмели и расходясь дугой к северу.
   "У нас явно мало судов. Транспорты перегружены солдатами. Мы как блеющие овцы в загоне бойни".
  Калам замер на месте. Достаточно видно и отсюда. "Кто бы они ни были, мы в капкане". Он полез вниз, что было так же опасно, как и подниматься. По палубе метались матросы и солдаты, офицеры громко выкрикивали команды.
  Флагман Адъюнкта и "Силанда" справа от него начали движение к щели. Ясно, что Тавора решила атаковать надвигающийся строй врага. Ветер был попутным для чужих кораблей, и они намеревались копьем вонзиться в неуклюжий строй транспортов. Адмирал Нок двинул свой эскорт на север, желая блокировать атаку врага, и многие транспорты попытались идти за ним - "но врагу всего лишь надо прижать их к мелководью или посадить на здешние камни".
  Калам прыгнул, со стуком приземлившись на палубу. Сверху кто-то вопил. Он поспешил на нос. Адъюнкт и Быстрый Бен стояли у бушприта. Ветер развивал плащ Таворы. Верховный Маг оглянулся, заслышав Калама.
  - Они подтянули паруса, зарифили или как там это называют моряки. Замедляют ход.
  - К чему бы это? - спросил Калам. - Бессмысленно. Ублюдкам надо бы напирать на нас.
  Быстрый Бен молча кивнул.
  Ассасин поглядел на осматривавшую вражеский строй Адъюнкта, но не сумел понять, что она намеревается сделать. - Адъюнкт, - сказал он, - может, вам взять меч?
  - Пока не время. Что-то происходит.
  Он проследил, куда она смотрит. "Боги, что это?"
  
  ***
  
  На "Силанде" сержант Геслер взялся за костяной свисток. Весла вздымались и опускались - гребцам не мешало сильное волнение - и корабль стонал, но не отставал от флагмана. Моряки зарифили паруса и спустились на палубу, надевая доспехи и готовя оружие.
  Скрипач скрючился над ящиком, пытаясь унять всегдашнюю рвоту. "Боги, ненавижу море, все эти вверх вниз и туда сюда. Нет, хочу умереть на сухом песочке. Всего лишь. Никаких условий, только сухие ноги..." Он развязал ремни и поднял крышку. Оглядел ряды снарядов, заботливо уложенных на войлоке. - Кто умеет далеко бросать? - спросил он, посмотрев на бойцов. И что-то скользкое будто проползло по кишкам.
   - Я могу, - сказали разом Корик и Улыба.
  - К чему вопрос? - сказал Каракатица.
  Корабб сидел скрестив ноги, слишком больной, чтобы двигаться. На вопрос он ответить явно не мог.
  Тарр пожал плечами: - Если они будут прямо перед, я, может, и доброшу.
  Но Скрипач едва слышал их. Глаза его не отрывались от Бутыла, а маг застыл, смотря на приближающиеся суда. - Бутыл? Что там?
  Лицо Бутыла стало пепельным. - Плохо дело, сержант. Они наводят чары.
  
  ***
  
  Семар Дев плотно прижалась спиной к прочной древесине главной мачты ладьи Ханради Халага. Перед ней встали четверо Эдур, накапливая трещащую, дикую магию; словно цепи протянулись между ними, заблестели и расцвели серые молнии - перед ныряющим носом ладьи вздымалась трепещущая волна, достигавшая неба...
  Брызжущие искрами цепи силы вылетели от каждого из четверых ведунов, влево и вправо, соединяясь с такими же от соседних кораблей. Затем стена потянулась дальше - и самый воздух, казалось, умер в груди Семар. Словно магия вытянула из него некую суть. Она задохнулась, оседая на палубу, прижимая колени к животу. Кашель волнами затряс ее тело...
  ... но вдруг живительный воздух вернулся в легкие. Кто-то встал слева. Она с трудом подняла голову.
  Карса Орлонг неподвижно созерцал растущую волну волшебства. - Что это? - требовательно спросил он.
  - Старшая магия, - сказала она хрипло. - Они решили их уничтожить. Желают разорвать в клочья десять тысяч душ. Или больше?
  - Что это за враг?
   "Карса, как это ты сумел вернуть мне дыхание и жизнь?"
  - Малазанский Имперский флот, - произнес Таксилианин. Он вышел на палубу вместе с Пернатой Ведьмой и Предой Ханради Халагом. Все трое смотрели вверх, на ужасающий, хотя и обузданный цепями, магический шторм.
  Тоблакай скрестил руки на груди.
  - Малазане не враги.
  Ханради Халаг оглянулся на Карсу и спросил запинаясь, с грубым акцентом: - Они Тисте Эдур?
  Великан прищурился, не отрывая взгляда от сплетения чар. Оно начало издавать низкий рев - словно слились миллионы яростных голосов. - Нет.
  - Тогда они враги, - бросил Преда.
  - Если вы уничтожите малазан, - сказал Карса, - к вам придут новые.
  - Мы не бояться.
  Воин - Тоблакай бросил косой взгляд на Халага, и дрожащая Семар различила в нем презрение. Однако Карса промолчал, просто отвернувшись и садясь рядом с Семар Дев.
  Ведьма прошептала: - Ты чуть не зазвал его дураком. Я рада, что не вслух - Тисте Эдур не желают понимать критику.
  - Что делает их еще большими дураками, - пророкотал великан. - Но мы знаем, Семар Дев. Они думают, их Император побьет меня.
  - Карса...
  Разноголосый хор стонов донесся со стороны ведунов - они одновременно содрогнулись, как будто чья-то жестокая рука проникла в тела, жестоко вцепившись в спинные хребты. "Ритуал искажает их... о, что за боль..."
  Громадная стена оторвалась от поверхности моря, ставшего вдруг спокойным. Она все росла - и в щели под нею, эдакой насмешке на нормальную погоду, стали видимы малазанские суда. Их паруса перепутались, строй нарушился - несчастные поддались панике. Кроме двух кораблей, боевого дромона и галеры с черным корпусом, яростно вздымавшей ряды весел.
   "Что..."
   Ханради Халаг, заметивший странную галеру, сделал шаг вперед. Семар Дев не могла видеть его лица, но заметила, как спина и шея высокого чужеземца внезапно напряглись.
  Потом началось...
  
  ***
  
  Магическая стена оторвалась от моря, таща за собой столбы бурлящей воды, белыми копьями извивавшейся на пути вниз; ярящаяся серая завеса вздымалась все выше. Перед ней катился рокот, звучный и сердитый, словно клич атакующего войска.
  Голос Адъюнкта оставался спокойным и невыразительным: - Быстрый Бен?
  - Не садки, - ответил явно потрясенный колдун. - Старшая магия. Не садки, Оплоты, но пропитанные Хаосом, гнилые...
  - Увечный Бог.
  Колдун и Калам разом глянули на нее.
  - Вы полны сюрпризов, Адъюнкт, - заметил Бен.
  - Можете ответить?
  - Адъюнкт?
  - Я о Старшей магии, Верховный Маг. Вы можете ответить ей?
  Ассасин вздрогнул, поймав взгляд Быстрого Бена. Голос мага задрожал. - Если не смогу, мы покойники.
   "Ты, ублюдок ... что-то задумал?.."
  - Уже пора, - сказала Адъюнкт. - Если не сумеешь, - добавила она, отворачиваясь, - у меня меч поблизости...
  Калам смотрел, как она удаляется, и сердце ухало в груди. Пенящаяся, дрожащая магическая масса заполнила все небо на севере. - Быстрый, тебе мало осталось... как только она вернется с мечом...
  - Сомневаюсь, что от меча будет польза, - бросил маг. - Может, на этом корабле. Что до остальных...
   "Тогда сделай что-нибудь!"
  И Быстрый Бен бросил Каламу усмешку, которую тот видел уже сотню раз. Этот свет в глазах - такой знакомый, такой...
  Колдун плюнул на ладони и потер руки, разворачиваясь лицом к магии Старших. - Они решили замешать в дело Оплоты... ну и я...
  Калам оскалился: - У тебя есть спинной хребет.
  - Что?
  - "Полна сюрпризов", сказал ты ей.
  - Да, лучше пусть не мешает. Пока. Иногда я бываю... грубым. - И он воздел руки.
   "Так знакомо, так... угрожающе..."
  
  ***
  
  "Силанде" уже недалеко от выхода за пределы эскорта. Бутыл что-то почуял. Его голова дернулась, глаза впились в переднюю надстройку "Пенного Волка". Быстрый Бен одиноко стоит на носу, широко распростер руки - как будто делает жертвоприношение...
  ... а вокруг Верховного Мага вздымается пламя цвета грязи, смешанной с золотым песком. Движется наружу, вперед - "так быстро, так яростно - возьмите меня боги! - тише, терпение, дурак! Если они..."
  Зашептав молитву, Бутыл влил в заклинание мага всю свою силу. "Тише, дурак. Тише! Здесь другой оттенок, гуще... растеклось во все стороны - словно селевой поток, но кверху... пламя как ливень, да... языки зловещего золота, да, вот так...
  Нет, не мешай мне, черт дери! Мне все равно, что ты в панике. Страх испортит все дело. Внимательнее!"
  Вдруг через разум Бутыла пронесся... запах шерсти. Тихое прикосновение нечеловеческой руки - и судорожные попытки Бутыла подавить чрезмерный энтузиазм Бена перестали что-то значить... ибо воля его была сметена словно паутинка...
  
  ***
  
  Скорчившийся на ступенях ведущего к носовой надстройке трапа Калам видел, как Быстрый Бен широко расставил ноги и поднялся над палубой. Словно невидимая рука мощно схватила его за ворот плаща, потянула вверх и затрясла.
  - Что, во имя Худа...
  В ответ на серую стену вражеской магии поднялась стена, подобная пронизанной вулканическими потоками земле, она волновалась, кипела и падала в себя; дикая, взрывная воля поддавалась влиянию некоей еще более могучей силы... "когда он высвободит это, произойдет столкновение... о Худ, никто не уцелеет..."
  
  ***
  
  Замерший на месте Ханради Халаг несколько мгновений смотрел, как в ответ на магию эдурских ведунов встает стена Старшей магии. Ужасающий вызов волшбе сотни эдурских магов бросил ОДИН ЧЕЛОВЕК, поняла Семар Дев. Все исходит от человека на носу переднего малазанского дромона, чернокожего мужчины, с раскинутыми руками парящего над палубой.
  Преда содрогнулся и выпрямил спину, проревев приказ - повторяя одну и ту же фразу. Он неловко зашагал к ведунам.
  А они словно сдулись, один за другим падая на доски под ударами гигантского кулака, извиваясь, испуская пену и мочу...
  Нависшая серая масса взорвалась, выбрасывая щупальца, тающие в воздухе или ударяющие по пенному морю; фонтаны взлетели в небо,, сливаясь с серыми тучами. Поднялся пар. Рев внезапно затих.
  Магическое облако рушилось, соединявшие магов цепи рассыпались, взрываясь так звонко, словно на самом деле состояли из железа.
  Палуба пьяно задрожала. Даже Карса Орлонг пошатнулся.
  Семар Дев отвела взгляд от Теблора и снова уставилась на темную, землистую магическую стену - она тоже опадала - "да, эдурские дураки высвобождают подобное, не заботясь о последствиях. Когда им никто не противостоит. Но ты, малазанин, кто бы ты ни был - ты не такой дурак.
  Мы отходим. Малазанин посрамил эдурских хвастунов. Он запугал их - о, колдун, дай тебя расцеловать - я и на большее согласна. Боги, ты..."
  - Что кричат Эдур? - спросил Карса Орлонг.
  Таксилианин нахмурился. - Они не верят своим...
  - Не верят? - каркнула Семар. - Они потрясены, Таксилианин. До самых поджилок.
  Тот кивнул и оглянулся на Пернатую Ведьму. Она следила за ними. - Тоблакай, Эдур кричали, что у малазан цеда на борту.
  Карса сморщился: - Не знаю такого слова.
  - Зато я знаю. - Семар Дев улыбнулась солнечному лучу, прорвавшему тучи и неожиданным теплом погладившему лицо. - Скажи им, Таксилианин, что они правы. Точно. Это Цеда. У малазан есть Цеда, и они НЕ БОЯТСЯ спесивых Эдур. Скажи им, Таксилианин, чтобы поняли!
  
  ***
  
  Калам упал на колени пред Быстрым Беном, разом заметив закрытые глаза и запавшие щеки. И хлопнул по лицу. Сильно.
  Быстрый Бен выругался и сверкнул на ассасина глазами: - Я раздавлю тебя как жука!
  - Тихо. Не лучше ли просто полежать? Адъюнкт идет. Тихо! Идиот, ты потратил слишком...
  - Хватит, Калам. Мне нужно подумать. Крепко подумать.
  - И давно ты играешься со Старшей магией?
  Быстрый Бен не отвел взгляда: - Давно? Никогда, идиот.
  - Что?..
  - Это была иллюзия. Худ побери! Слава богам в хлевах их, что идиоты проглотили крючок... но слушай, все сложнее. Мне нужна была помощь. И я получил ее!
  - Как это?
  - Не знаю! Дайте подумать.
  - Нет времени. - Калам распрямил спину. - Адъюнкт здесь.
  Рука Быстрого Бена метнулась, схватив Калама за воротник. - Боги, - прошептал он. - Дружище, я никогда так не пугался! Я содеял иллюзию. Просто иллюзию, но тут...
  Послышался голос Адъюнкта: - Верховный Маг, нам надо потолковать.
  - Я не...
  - Бен Адэфон Делат, нам нужно потолковать. Сейчас.
  Калам встал и отошел. Но Тавора махнула рукой, останавливая его: - Нет, нет, ассасин. Ты тоже нужен.
  Калам удивился, подумал и сказал: - Адъюнкт, беседа... не только вам придется отвечать на вопросы.
  Она нахмурилась и медленно кивнула.
  
  ***
  
  Скрипач задержался у повалившегося на палубу Бутыла. - Эй, солдат.
  Глаза его были закрыты, а от звука сержантского голоса еще и зажмурились. - Не сейчас, прошу.
  - Солдат, - повторил Скрипач, - ты устроил... гм... беспорядок. В развилке. Сам пощупай.
  Бутыл застонал.
  Скрипач бросил взгляд на взвод. Они слишком заняты. Пока что. "Хорошо". Он присел. - Проклятие, Бутыл, вставай и отмывайся. Если другие заметят... постой, мне нужно знать. Просто интересно, ЧТО ТЫ ТАКОГО НАШЕЛ ВОЗБУЖДАЮЩЕГО ВО ВСЕМ ЭТОМ!!!
  Бутыл перекатился на бок. - Вы не понимаете, - промямлил он. - Она любит так делать. Дай только шанс. Не знаю почему. Не знаю.
  - Она? Кто? Никого нет, Бутыл!
  - Она играла со мной. С ... ним.
  - Кто-то точно играл. С ним. Иди в трюм и помойся. Улыба увидит - и вся жизнь твоя станет пыткой.
  Солдат пополз вниз. "Возбудился. Нас тут чуть не растерли в порошок. Всех и каждого. А он фантазировал о какой-то старой подружке.
  Дыханье Худа!"
  
  ***
  
  Таралек Виид долго следил за смятением на палубе, хмурился, видя, как Томад Сенгар меряет ее шагами, а эдурские воины то и дело прибегают, передавая сигналы с бесчисленных ладей. Томад словно бы получил ошеломляющий удар - его поразил не магический ритуал врага, а некая новость, полученная во время попыток малазанского флота вырваться из окружения. Корабли неслись, сходясь на расстояние арбалетного выстрела, моряки и солдаты крутили головами, следя за разрывом строя, и на их лицах явно читалось облегчение. Таралек видел, как один из малазан помахал ему рукой. Впрочем, сосед тут же врезал ему по уху.
  Тем временем две эдурские флотилии соединялись - непростая задача, учитывая неспокойное море, наступающий сумрак и количество вовлеченных в маневр кораблей.
  А на лице Томада Сенгара, адмирала громадного флота захватчиков, читалось глубокое личное горе. Он получил весть о потере. Ужасной потере.
  Да, поистине любопытно.
  Воздух давил на судно, он все еще смердел эдурской магией. Эдур - извращение, они так безрассудно высвобождают колдовские силы. Они вообразили, что управляют ими... но силы Старших и Хаос - "это то, что всегда забирает власть и контроль себе".
  Малазане ответили подобающе. Ужасное откровение, совершенно неожиданный уровень тайного знания. Ведь сила малазанского ритуала превзошла возможности десятков эдурских ведунов! Необычайно. Не будь Таралек Виид свидетелем, никогда бы не поверил, что Малазанская империя овладела такими возможностями. Только почему тогда они их раньше не использовали?
  Ага. Еще миг раздумий - и ответ нашелся. "Малазане могут быть кровожадными тиранами, но они не безумцы. Они понимают, что такое осторожность. Самоограничение.
  Тисте Эдур лишены такого понимания, к сожалению.
  К сожалению для Тисте Эдур, то есть..."
   Он заметил Атрипреду Полутьму; она шла между летерийскими солдатами, что-то говоря спокойным тоном, отдавая тихие приказы. Похоже, взволнованные людишки действительно успокаивались за ее спиной.
  Гралиец пошел к ним.
  Полутьма поглядела ему в глаза и кивнула.
  - Как поживает твой компаньон внизу? - спросила она, и Таралек подивился, как быстро она осваивает язык.
  - Он ест. Сила возвращается, Атрипреда. Однако он остался равнодушен к событиям этого дня.
  - Скоро его испытают.
  Таралек пожал плечами. - Его это не заботит. А что тревожит Томада Сенгара? - спросил он тихо, подойдя ближе к ней.
  Женщина долго колебалась. - Прошел слух, что среди малазанского флота есть корабль, некогда захваченный Эдур. В ином океане. Его передали под командование одного из сыновей Томада. Он путешествовал в Зародыш с миссией, о цели которой Император Рулад никому не рассказывал.
  - И Томад думает, что сын его мертв.
  - Другой возможности не существует. А потеряв одного сына, он, по правде, потерял и другого.
  - Как это?
  Она поглядела искоса и качнула головой: - Неважно. Но сегодня в Томаде Сенгаре родилась пламенная ненависть. К малазанам.
  Гралиец пожал плечами: - Им уже встречалось немало врагов. Каладан Бруд, Соррел Таврит, Казз Д"Аворе, Аномандер Рейк...
  При звуке последнего имени глаза Полутьмы чуть заметно расширились, губы шевельнулись. Она посмотрела за левое плечо Таралека. Сзади раздался мужской голос: - Это невозможно.
  Гралиец отступил и повернулся к подошедшему.
  Какой-то Эдур.
  - Его звать Алрада Ан, - объяснила Полутьма, и в ее голосе прозвучал намек на некое тайное знание, разделяемое ими. - Как и я, он учит ваш язык. Быстрее, чем я.
  - Аномандер Рейк, - сказал Эдур, - это Чернокрылый Лорд. Он пребывает у Врат Тьмы.
  - Насколько я слышал, последнее время он пребывает в летающей крепости, называемой Отродье Луны. Он провел магическую битву с малазанами над городом Крепь. Аномандер Рейк был побит. Но не погиб.
  На сухом, усталом лице воина - Эдур боролись недоверие и потрясение. - Ты должен рассказать еще. Скажи, как описывают этого Аномандера Рейка?
  - Я мало что знаю. Высокий, чернокожий, серебряные волосы. Он носит проклятый двуручный меч. Точно ли это? Не знаю... но вижу по твоим глазам, Алрада Ан, что подробности точные. - Таралек помедлил, раздумывая, много ли можно им открыть - следующее его заявление показывает причастность к тайному знанию, разделяемому далеко не всеми. Но... "поглядим, что получится". Он постарался сказать по - летерийски: - Аномандер Рейк из Тисте Анди. Не Эдур. Судя по твоей реакции, воин, ты получил от меня неприятную весть. Ты потрясен, как и Томад Сенгар.
  Воин вдруг начал прятать глаза. Он посмотрел на Полутьму, отвернулся и ушел.
  - Есть вещи, - сказала Атрипреда, - о которых ты не имеешь понятия. И пусть так и будет. Незнание защищает тебя. Неразумно было показывать знакомство с летерийским языком.
  - Думаю, - отвечал гралиец, - что Алрада Ан не настроен передавать кому бы то ни было содержание этого разговора. - Он улыбнулся, отыскав ее глаза: - Как и ты, Атрипреда.
  - Таралек Виид, ты безрассуден.
  Он сплюнул на ладони и провел по волосам, вновь удивившись гримасе отвращения на ее лице. - Атрипреда, скажи Томаду Сенгару так: это он безрассуден, рискуя всем ради испытания мастерства Икария.
  - Ты кажешься очень уверенным.
  - В чем?
  - Что твой спутник явится самой великой угрозой для Императора Рулада. Увы, практика показала: все, бывшие столь же уверенными в себе, мертвы. Таралек Виид, их было ТАК МНОГО. Томад Сенгар должен быть уверен. Нужно заставить его поверить, прежде чем он решится привести твоего товарища к сыну.
  - Сыну?
  - Да. Император Рулад - младший сын Томада. Теперь он остался последним. Трое других пропали или погибли. Скорее погибли.
  - Мне вдруг подумалось, - отвечал гралиец, - что Томаду нужно не доказательство мастерства Икария, а доказательство его слабости. Какой же отец желает гибели единственному сыну?
  Вместо ответа Полутьма уставилась ему в глаза. А потом отвернулась.
  Таралек Виид остался один. Лицо его мрачно нахмурилось.
  
  ***
  
  Сержант Хеллиан отыскала запасы рома и теперь бродила по палубе с блаженной ухмылкой. Ползвона назад она весело голосила картульскую заупокойную молитву - ведь сама Бездна разверзлась над головами вместо небес.
  Мазан Гилани, носящая сейчас не панцирь, а тяжелый шерстяной плащ, укуталась от холодного ветра и присела с группой солдат, не желающих попадаться под ноги матросам. Вражеский флот остался где-то к югу, затерялся во тьме. И доброго пути.
   "Теперь у нас есть Верховный Маг. Настоящий. Этот Быстрый Бен был Сжигателем. Настоящий Верховный Маг, и он спас нам шкуры. Отлично".
  Плащ ее украшал новый значок - серебро, огонь и золотая нить. Она гордилась работой своих рук. "Охотники за Костями. Да, мне нравится такое имя". Не такое зловещее, как Сжигатели Мостов. Значение его малость непонятно, но это и хорошо - ведь история Четырнадцатой тоже достаточно темная. Они успели так замутить водичку, что им самим все происходящее неясно и непонятно.
   "Куда мы плывем, например. Что дальше? Почему Императрица отзывает нас? Разве Семиградье не надо восстанавливать, пополнять все брошенные гарнизоны?" Но ведь континент всё ещё держит за горло чума, и продыху нет.
   "Но у нас есть Верховный Маг".
  Молодая Синн придвинулась поближе, и Мазан Гилани распахнула плащ. Синн приникла к ней, повозилась и прикорнула на плече.
  Рядом сержант Корд снова распекал Хряся, того, что так глупо помахал врагу с борта. Как будто битва была уже выиграна. Это Хрясь все испортил под стеной И'Гатана, припомнила она. А потом бежал, поднимая ноги выше оттопыренных ушей. Теперь он слушает сержанта с дурацкой улыбкой, расплываясь в восторге при каждом замысловатом коленце сержантской брани.
  Если так пойдет дальше, подозревала Гилани, сержант бросится на Хряся и сдавит руками тощее горло с выпирающим кадыком (размером с большое яблоко). Просто чтобы стереть улыбку с глупого лошадиного лица.
  Ручка Синн начала играться с грудью Гилани, выписывая круги у соска.
   "Неужели чертовке такого тепла захотелось?" Мазан осторожно убрала руку, но та вскоре вернулась. Чудно. Черт побери, это первая рука, что хватает ее за весь поход.
  - Все мертвы, - пробормотала Синн.
  - Что? Кто "все мертвы", девочка?
  - Они все мертвы. Тебе нравится? Думаю, нравится.
  - Какие холодные пальцы. Кто мертвы?
  - Большой.
  Пальцы отдернулись, вместо них появился теплый розовый язык. И затанцевал.
   "Дыханье Худа! Что ж, есть и худшие способы завершить проклятый день".
  - Это моя сестра у тебя сидит?
  Мазан Гилани подняла голову. Капрал Шип. - Да.
  На лице солдата появилось виноватое выражение. - Она не рассказала... что произошло там, в поместье. С... ней. - Он заколебался. - Твой плащ не первый, под который она заползла. Но к женщине - в первый раз.
  - Гм. Понимаю.
  - Я хочу знать, что случилось. Понимаешь? Мне нужно.
  Мазан Гилани кивнула.
  - Я все могу понять, - сказал он, отвернувшись и потирая лицо. - Каждый справляется как умеет...
  - Но ты ей брат, - кивнула она снова. - Ты будешь следить за ней, чтобы никто не совершил с ней неподобающего.
  Вздох его был тяжким: - Спасибо, Мазан Гилани. Насчет тебя я не беспокоюсь...
  - Не думаю, что ты должен беспокоиться о ком-то из нас. Эти взводы...
  - Знаешь, - ответил он, и по щекам потекли слезы, - это меня и удивляет. Все, с кем я говорил - прошедшие через брюхо города - отвечают одними словами.
  - Шип, - спокойно сказала она, - ты все еще из Ашокского Полка? Ты и другие?
  Он покачал головой: - Нет. Теперь мы Охотники за Костями.
   "Отлично". - У меня остались нитки. Может быть, в один прекрасный теплый день я одолжу у тебя плащ...
  - Рука у тебя умелая. Я и другим расскажу. Не против?
  - Не против. На этих раздувшихся гиппопотамах все равно заняться нечем.
   - Я всё понимаю. То есть вообще всё...
  - Иди поспи, капрал. Судя по дыханию, твоя сестричка занялась именно этим.
  Он кивнул и ушел.
   "Если солдат, не имеющий отношения к нашему скорбному странствию, попытается прихвастнуть... мы всем скопом сдерем с него кожу. Сорок человек и еще одна. Капитан Сорт".
  По палубе пробежали четверо детей. Один залился хохотом. Синн завозилась в надежных руках Мазан и прижала губы к твердому соску. Дальхонезка смотрела на ребятишек и радовалась, что они справляются, находят свои способы исцеления. "Да, мы все справляемся как умеем".
  Кого же видела Синн, когда говорила "все мертвы"?
   "О боги, лично я знать не желаю. Сегодня - точно. Пусть спит. Пусть дети играют, а потом забираются под одеяльца. Давайте все поспим под качания морского зверя. Быстрый Бен одарил нас".
  
  ***
  
  Брат и сестра стояли на носу корабля, обернувшись в теплые плащи, и смотрели на заполнившие северное небо звезды. Стонали над головами канаты, хлопали паруса - судно меняло курс, направляясь на запад, к темнеющей на фоне ночного моря гряде Олфарского полуострова.
  Долгое молчание нарушила сестра. - Это окажется невозможным.
  Брат фыркнул и отозвался: - Точно. Самая суть.
  - Тавора не получит желаемого.
  - Знаю.
  - Ей не привыкать.
  - Да уж. Имея дело с нами...
  - Знаешь, Нил, он спас нас всех.
  Его кивок остался незамеченным под толстым виканским плащом.
  - Особенно Быстрого Бена.
  - Согласна. Итак, мы согласны, что его присутствие нам на пользу?
  - Думаю, да, - ответила Нетер.
  - Сестра, ты так говоришь потому, что любишь его. Как женщины любят мужчин.
  - Не будь дураком. Это сны... а то, что она делает...
  Нил снова фыркнул: - Заставляет тебя тяжело дышать? Звериная рука, хватающая его за...
  - Хватит! Я не о том. Просто... да, хорошо, что он с нашей армией. Но она... гм, я не знаю, как она относится к нему...
  - То есть ты ревнуешь.
  - Брат, мне надоели детские дразнилки. В том, как она его использует, есть что-то жестокое...
  - Да, с этим я согласен. Но для нас с тобой гораздо важнее другое. Эрес'ал что-то нужно. Она преследует нас, словно шакал.
  - Не нас. Его.
  - Точно. Суть проблемы вот в чем: должны ли мы сказать Адъюнкту?
  - Сказать что? Что некий солдатик в мокрых штанах важнее для нее и для ее армии, чем Быстрый Бен, Калам и Апсалар, сложенные вместе? Слушай, давай подождем, пока Верховный Маг не объяснит ей, что случилось.
  - То есть если он скажет слишком мало, или объявит, что ничего не понял...
  - Или станет задирать нос, выдавая себя за Первого Героя. Тогда и решим, что рассказать.
  - Ладно.
  Они помолчали в течение нескольких ударов сердца. Потом Нил сказал: - Не волнуйся так, Нетер. Полу-зверь-полу-женщина в пушистом меху не сумеет завоевать его сердце. Надеюсь.
  - Но не моя рука... - Она резко оборвала себя, разразившись потоком самых гнусных виканских ругательств.
  Нил улыбался в темноте. И радовался, что сестра не видит его лица.
  
  ***
  
  Моряки заполонили трюм, растянувшись или свернувшись клубками под одеялами. Так много тел, что Апсалар невольно начала чувствовать, будто попала в общую могилу. Она встала, сбросив одеяло. Над головой качались две почти прогоревшие лампы. Воздух был спертым. Она схватила плащ и начала пробираться к люку.
  На средней палубе воздух хлынул в легкие морозным, но благословенно свежим потоком. Она увидела двоих на носу. Нил и Нетер. Она решила пойти на корму, но там тоже кто-то стоял. Солдат, невысокий, плотный, обнаживший голову порывам холодного ветра. Он был почти лыс, только клочки волос на висках и затылке вяло мотались под ледяными потоками. Этот человек был ей незнаком.
   Апсалар помедлила и, пожав плечами, встала рядом. Он услышал и повернул голову.
  - Ты хочешь заболеть, солдат? - спросила она. - Хотя бы капюшон накинь.
  Старик тихо проворчал что-то.
  - Я Апсалар.
  - Ты хочешь услышать мое имя? Но если я скажу его, будет только хуже. Молчание. Всегда лучше молчать.
  Она проследила за пенным следом, выходившим из - под кормы. Вода слабо светилась. - Я не принадлежу к Четырнадцатой Армии, - сказала она.
  - Не имеет значения. Мои дела ни для кого не секрет.
  - Я недавно вернулась на Семиградье. - Апсалар помолчала. - Ты не один несешь груз прошлых поступков.
  Он снова поднял голову: - Ты слишком юна, чтобы страдать от прошлых деяний.
  - А ты, солдат - ты слишком стар, чтобы раскаиваться.
  Он резко хохотнул и отвернулся.
  Облака сползли с лика луны, но свет ее остался тусклым, туманным.
  - Посмотри, - сказал он. - У меня хорошее зрение, но луна остается размытой. Или на ней тоже есть облака? Это иной, далекий мир. Другое Королевство, и другие армии крадутся через ее туманы, убивая друг друга, снова и снова взмахивая красными клинками и вытаскивая детей на улицы. Ручаюсь: сейчас они смотрят вверх и удивляются, что поднятые ими облака пыли мешают видеть наш мир.
  - В детстве, - ответила Апсалар, - я думала, что там есть города, но нет войн. Просто прекрасные сады, в которых цветы цветут вечно, день и ночь, лето и зиму, заполняя воздух сладкими ароматами... знаешь, однажды я рассказала об этом другому. Потом он признался, что полюбил меня в ту ночь. За эту сказку. Понимаешь, он тоже был юным.
  - А теперь он стал пустотой в твоих глазах?
  Апсалар отпрянула: - Если ты решил разгадывать тайны моей души, представься.
  - Но это все порушит. Все. Сейчас я просто солдат, один из тысячи. Ты поймешь, кто я такой, и все исчезнет. - Он поморщился и сплюнул в волну. - Ну хорошо. Ничто не вечно, в том числе незнание. Меня зовут Косой.
  - Не хочу уколоть твое самолюбие - пусть и страдающее - но это имя мне ничего не открыло.
  - Не врешь? Нет, вижу, что нет. Я не ожидал.
  - Ну, ничего не изменилось. Так ведь? Ты ничего не знаешь обо мне, а я о тебе.
  - Я уже забыл, на что это похоже. Тот молодой человек. Что с ним стало?
  - Не знаю. Я бросила его.
  - Ты его разлюбила?
  Апсалар вздохнула: - Косой, все так сложно. Прошлое догоняет нас. Я любила его слишком сильно, чтобы спокойно следить, как он живет моей жизнью. Тем, чем была моя жизнь. И есть. Он заслужил лучшего.
  - Женщина, ты полная дура. Посмотри на меня. Я одинок. Раньше я не спешил измениться. Но однажды проснулся - и было уже поздно. Сейчас только одиночество дарит мне покой. Неприятный покой. Вы любили друг друга - знаешь ли ты, как редко такое явление? Думаю, ты погубила себя - да и его тоже. Слушай! Найди его, Апсалар! Найди его и держись рядом с ним. Так у кого здесь больное самолюбие, а? У тебя, решившей, что перемены бывают только к худшему.
  Сердце ее забилось. Апсалар не могла найти возражений. Любой довод, казалось, таял на устах. По коже ее потек холодный пот.
  Косой отвернулся. - О боги, это была искренняя беседа. Острые углы, жизнь... я уже забыл. Мне плохо, голова кружится. - Он помолчал. - Не возражаешь, если мы поговорим еще? Просто Косой и Апсалар, между которыми ничего общего, кроме незнания друг друга.
  Она с трудом склонила голову: - Я буду... только рада, Косой.
  - Хорошо.
  Женщина слушала, как затихают шаги за спиной. "Бедняга. Он правильно сделал, добив Колтейна, но он единственный не может жить с этим воспоминанием".
  
  ***
  
  Спустившись в трюм, Косой замер, схватившись за веревочные поручни по сторонам трапа. Он мог бы сказать ей много чего еще, но не ожидал, что с такой легкостью пробьется сквозь защиту. Неожиданная ранимость.
   "Любой бы подумал, что одержимая богом женщина становится гораздо круче и сильнее".
  
  ***
  
  - Апсалар.
  Она узнала голос и не повернула головы. - Привет, Котиллион.
  Бог подошел и склонился над фальшбортом. - Нелегко было найти тебя.
  - Я удивлена. Я все делаю по твоему приказу.
  - В самом сердце Малазанской Империи. Этого никто не мог предполагать.
  - Жертвы не стоят в ожидании ножа. Даже не подозревая, что стали жертвами, они могут все изменить.
  Он помолчал. Апсалар чувствовала нарастающее напряжение. В мутном свете луны лицо бога выглядело усталым, в глазах появился лихорадочный блеск.
  - Апсалар, я был... безответственным...
  - Котиллион, в тебе много пороков, но безответственность в их число не входит.
  - Значит, слишком легкомысленным. Случилось кое-что - и трудно понять, как именно. Как будто необходимые подробности утонули в пруде, и я могу только идти ощупью, полуслепой и не понимающий, что именно ищу.
  - Резак.
  Он кивнул: - Было нападение. Засада. Даже воспоминания земли, на которой все случилось, спутаны. Я мало что смог прочесть.
   "И что же стряслось?" Она хотела спросить сейчас, пока он встревожен и уязвим... "не встревожен... он хочет что-то скрыть..."
  - Рядом была деревушка - ее жители рассказали мне...
  - Он мертв.
  - Не знаю - там не было трупов, кроме мертвых лошадей. Одна могила, но ее раскопали и вынули тело. Не знаю, кто в ней лежал. Во всяком случае, контакт с Резаком потерян, и это тревожит сильней всего.
  - Контакт потерян, - тупо повторила она. - Значит, Котиллион, он умер.
  - Признаюсь в полном неведении. Есть лишь две детали, в которых я уверен. Хочешь узнать?
  - Это важно?
  - Решать тебе.
  - Давай же.
  - Одна из женщин, Сциллара...
  - Да.
  - Она родила и пережила роды. Ребенок остался на попечение жителей деревни.
  - Это хорошо. А еще что?
  - Геборик Легкокрылый мертв.
  При этих словах она повернулась - но не к нему, а в сторону далекой мутной луны. - Руки Духа.
  - Да. Сила - аура этого старика - она горела зеленым пламенем, она приобрела дикую ярость Трича. Безошибочное узнавание...
  - И все же он погиб.
  - Да.
  - Там была еще другая женщина, скорее девочка.
  - Да. Мы хотели получить ее. Темный Трон и я. Мне удалось понять, что она жива и находится именно в том месте, куда мы хотели ее поместить. С одной маленькой разницей...
  - Ей управляете не вы с Темным Троном.
  - Апсалар, мы хотели вести ее, а не управлять. К сожалению, о новом хозяине такого не скажешь. Это Скованный Бог. - Он нерешительно добавил: - Фелисин Младшая стала Ша'ик Возрожденной.
  Апсалар кивнула: - Словно меч убивает своего создателя... циклы правосудия.
  - Правосудие? Ради богов, Апсалар, правосудием здесь и не пахнет.
  - Да неужто? - Она взглянула ему в глаза. - Я прогнала Резака, опасаясь, что он погибнет, если останется рядом. Я прогнала его - и этим убила. Ты желал использовать Фелисин Младшую - и она стала пешкой в руке другого бога. Трич желал, чтобы его Дестриант вел поклонников на войну - а его убили посреди пустыни, ни за что. Раздавили череп, как тигренку. Так много возможностей потеряно. Скажи, Котиллион, какое задание получил Резак, войдя в их компанию?
  Бог промолчал.
  - Ты, наверное, велел ему защищать Фелисин? Он не смог. Жив ли он? Может быть, в мертвых ему будет лучше.
  - Неужели ты говоришь искренне, Апсалар?
  Она закрыла глаза. "Нет, не искренне. Боги, что мне делать с такой болью? Что мне остается?"
  Котиллион осторожно протянул к ней руку, предварительно сняв черную перчатку. Провел пальцами по щеке. Она ощутила холодную влагу. Апсалар и не знала, что плачет.
  - Ты замерзла, - тихо произнес он.
  Женщина кивнула и внезапно затрясла головой: внутри ее все рушилось. Она бросилась в объятия бога и неудержимо зарыдала.
  - Я найду его, Апсалар, - сказал он. - Клянусь. Я найду истину.
   "Истина, о да. Словно один камень падает за другим. И еще, и еще. Свет угасает, вокруг смыкается тьма, сыпется песок и гравий, и воцаряется тишина. Последний камень положен. А теперь попробуй вздохнуть, дурачок. Один вздох".
  Вокруг луны быстро собирались тучи. Сады умерли, один за другим.
  
  
  
  Глава 19
  
  
  Жестокое непонимание, ты выбираешь форму и размер
  Ты глину мокрую в руках сжимаешь
  И снова кружится гранита колесо, сосуды
  В огне твердеют, дел твоих становятся щитами
  И непонятные решенья в темноте таят
  Невидимыми под слоистой коркой, ожидая
  Прибытия усталой смерти, окончания пути
  И в них ты спишь. Тогда, слепцы в печали, мы
  Тебя поднимем высоко, восславим громко
  Все то, чем ты и не бывало никогда
  И понесем к могиле гниль внутри сосуда
  Я встану среди плакальщиков, недовольный
  И полный подозрений, а сосуд взорвется прахом -
  О, как я ненавижу похороны!
  
  Тайны Глины,
  Панит Фенал
  
  
  Его глаза открылись. Темнота. Он лежал неподвижно, пока разум не смог различить звуки. Они из двух источников, решил Баратол. Один далеко, другой совсем рядом. Осторожность советовала уделить внимание первому.
  Шорох простыней, потревоженных руками, тихий скрип песка, приглушенный шепот. Растянутый выдох, смена положения тел; звуки стали ритмичными, дыхания двух людей слились в одно.
  Вот и хорошо. Видит Худ, Баратолу совсем не нравилось затравленное выражение глаз Резака. Он неслышно помолился, чтобы Сциллара в будущем не омрачила жизнь мальчика изменой. Если такое случится, Резак почувствует такое отвращение к жизни, что не сможет выдержать.
  Но всё это от него не зависит. Тоже хорошо.
  Итак... другой, далекий звук. Ритмичный шелест, более медленный, чем все ускорявшееся соитие по ту сторону чадящего очага. Как будто ветер тревожит верхушки деревьев... но тут нет деревьев. И ветра.
   "Это море".
  Наступало утро, восток побелел. Баратол услышал, как Сциллара откатилась и легла на бок, успокаивая частое дыхание. Резак натягивал одеяло; затем он повернулся на бочок и тут же захрапел.
  Сциллара села. Щелчок железа по кремню, искры. Она раскуривает трубку. Последние монеты были потрачены женщиной на запас ржавого листа - вчера им встретился небольшой караван, идущий вглубь материка. Они внезапно столкнулись на узкой горной тропе. Обмен косыми взглядами; на лицах торговцев появилось явное облегчение.
  Чума прекратилась. Об этом объявили таноанские Странники Духа, снявшие самочинную блокаду острова Отатарал.
  Баратол и его спутники стали первыми людьми, встреченными караваном после пустой деревни, где их высадило морское судно. Купцы, привезшие повседневные товары из Руты Джелбы, начинали страшиться, что едут в страну духов.
  Два дня грубостей Сциллары - и Баратол начал жалеть, что покинул свою кузницу. "Ржавый лист и любовные забавы. Женщина успокаивается, и слава Худу".
  Сциллара сказала: - Хочешь, я приготовлю завтрак?
  Он перевернулся на спину и сел, рассматривая ее в слабом свете.
  Пожатие плеч. - Женщины это умеют. Ты встревожен?
  - Почему бы? - пророкотал он. И посмотрел на неподвижную спину Резака. - Он действительно уснул?
  Сциллара кивнула: - Много ночей он почти не спит - боится кошмаров. К тому же он устал, поёрзав на мне. Надеюсь, это поможет спать спокойно.
  - Рукоплещу твоему альтруизму, - буркнул Баратол, садясь с очагу и вороша уголья кончиком ножа. Из полумрака показался ухмыляющийся Чаур.
  - И правильно, - ответила Сциллара.
  Он поднял лицо: - Между вами лишь это?
  Женщина отвернулась, резко затянувшись дымом.
  - Не повреди ему, Сциллара.
  - Дурак ты, что ли? Я делаю как раз наоборот.
  - Я так и подумал. Но что, если он влюбится в тебя?
  - Не влюбится. Не сможет.
  - Почему бы?
  Она встала и пошла к тюкам. - Разведи огонь, Баратол. Горячий чай поможет изгнать холод из костей.
   "А у тебя в костях есть что-то кроме холода?"
  Чаур подошел к Сцилларе и погладил по волосам. Она, не обращая внимания, начала выкладывать пакеты с едой.
  Чаур зачарованно следил за каждым клубом выдыхаемого ей дыма.
   "Да, парень, сказки говорят - некоторые демоны дышат огнем".
  
  ***
  
  Они не будили Резака. Он проснулся в начале дня, подскочив со сконфуженным, виноватым выражением лица. Солнце было яркое, но мягкий восточный бриз не давал земле слишком сильно раскалиться.
   Баратол следил за Резаком. Парень отыскал взглядом Сциллару, сидевшую спиной к камню, и вздрогнул, когда она подмигнула ему и послала воздушный поцелуй.
  Чаур кружил у лагеря, словно возбужденный пес. Рокот волн стал громче - его доносил ветер - и дурачок не мог сдержаться, стремясь открыть источник незнакомых звуков.
  Резак с усилием отвел взор от Сциллары и поглядел на Чаура. - Что это с ним?
  - Море. Он никогда его не видел. Даже не знает, что оно такое. Резак, у нас есть чай, а те пакеты перед Сцилларой - завтрак.
  - Уже поздно, - сказал он, вставая. - Нужно было разбудить. - И вдруг замер: - Море? Сбереги Беру, мы так близко?
  - Разве ты не чуешь его, не слышишь?
  Резак улыбнулся - искренней улыбкой, первой, которую Баратол заметил на его лице.
  - Кто-нибудь заметил вчерашнюю луну? - спросила Сциллара. - Она была потрепанной. Странной, как будто в ней прогрызены дырки.
  - Некоторые из дырок, - отозвался кузнец, - стали больше.
  Она облегченно кивнула: - Да, я так и думала, только не верила себе. Что бы это означало?
  Баратол пожал плечами: - Говорят, что луна - другой мир вроде нашего, и на ней живут люди. Иногда что-то падает с небес нашего мира. Камни. Огненные шары. Рассказывают, что падение Увечного Бога было чем-то вроде этого. Целые горы свалились сверху, разрушая континенты и заполнив дымом и пеплом полнеба. - Он обвел взором Сциллару и Резака. - Думаю, на луне стряслась такая же беда.
  - Как будто бог упал на нее?
  - Да, вроде того.
  - И что же означают темные пятна?
  - Откуда мне знать. Может, пепел и дым. Или куски, отвалившиеся от мира.
  - Она стала больше...
  - Да. - Баратол снова задвигал плечами. - Дым и пепел распространяются. Это вполне понятно.
  Резак торопливо приканчивал завтрак. - Простите, что заставил ждать. Пора в путь. Хочу поглядеть, что там в покинутой деревне.
  - Все, что нам нужно - нечто плавучее.
  - Надеюсь, мы его найдем. - Резак стряхнул крошки, кинул в рот последнюю фигу и вскочил. - Я готов, - пробормотал он с набитым ртом.
   "Ну, Сциллара, ты сотворила чудо".
  
  ***
  
  По улице рыбачьего селения разбросаны сухие, погрызенные кости. Двери хижин, таверны и складов малазанского купца распахнуты, песок уже засыпал пороги. По обеим сторонам каменной пристани привязаны полузатопленные лодки, а в мелкой гавани стоят на якорях две небольшие караки.
  Чаур застыл на том месте, с которого его взор впервые упал на море с его белопенными волнами. Он улыбался, но по щекам текли невольные, неудержимые слезы; казалось, он пытается петь, не открывая рта, издавая странное мяуканье. Из носа текло, и в мелком песке под ногами уже образовались куличики.
  Сциллара бродила по деревне, отыскивая все, что может пригодиться в путешествии. Веревки, корзины, фляжки, сухофрукты, сети, багры, соль для рыбы - все, что попадется. По большей части ей попадались оскверненные собаками останки рыбаков. У пристани стояло два прочных склада, оба на замке. Баратол помог открыть двери, и внутри они нашли больше припасов, чем могли бы унести.
  Резак поплыл обследовать караки, вскоре вернувшись с сообщением, что обе целы и во всем подобны друг дружке. Суденышки оказались близнецами по длине, осадке и оснащению.
   - Делал один человек, - сказал Резак. - Думаю так. Баратол, ты смог бы судить вернее.
  - Верю на слово, Резак. Мы можем брать любую.
  - Да. Разумеется, они могут быть собственностью тех торговцев...
  - Нет, они джельбанские. Как называются?
  - Левая "Хвост Дхенраби", вторая "Горе Санала". Интересно, кто такой Санал?
  - Мы возьмем "Горе". Не спрашивай, почему.
  Сциллара засмеялась.
  Резак обошел лодки у пристани. - Нужно поднять одну из них, чтобы перевезти припасы.
  Баратол поднялся: - Я выберу припасы на складе.
  Сциллара посмотрела в спину грузному мужчине и перенесла все внимание на даруджа. Тот отыскал черпак из тыквы и освобождал одну из лодок от воды. - Хочешь, помогу?
  - И так ладно. Наконец-то можно хоть что-то делать.
  - А ночью делать было нечего?
  Он метнул ей пугливый взгляд: - Никогда не пробовал молока.
  Она улыбнулась, набивая трубку: - Пробовал. Только забыл.
  - Ах. Думаю, ты права.
  - Ты был нежнее, чем моя краснолицая кровомушка.
  - Ты ей даже имени не дала?
  - Нет. Пусть новые мамаши перессорятся.
  - Даже мысленно? Ну, кроме "кровомухи", "пиявки" и "лошадиной глисты".
  - Резак, ты не понимаешь. Если я дам ей настоящее имя, придется развернуться и поспешить назад. Придется принять дитя.
  - Извини, Сциллара. Ты права. Я ничего ни в чем не понимаю.
  - Нужно больше доверять себе.
  - Нет. - Он помолчал, уставившись на восточное море. - Я ничего не сделал, чтобы... доверять себе. Посмотри, что случилось, когда Фелисин Младшая мне доверилась. Даже Геборик - он сказал, я стремлюсь к лидерству, сказал, пусть так и будет. Значит, он мне тоже доверял.
  - Проклятый идиот. Нас подловили Т'лан Имассы. Ты думаешь, мы хоть что-то смогли бы сделать?
  - Не знаю. В том и дело.
  - Геборик был Дестриантом Трича. Они убили его легче, чем хромую собаку. Они отрубили ноги Серожабу, словно он был мясной закуской. Резак, люди вроде тебя и меня не способны остановить подобных тварей. Они зарубили бы нас и перешагнули через тела, вот и все. Да, это трудно принять. Мы ничтожества, мы ничего не значим. От нас никто ничего и не ждет. Так что лучше пригибаться пониже и не попадаться на глаза существ вроде Имассов, богов и богинь. Ты, я, Баратол и Чаур. Мы те, кто - если удастся - сможем выжить и убрать за ними, сложить все на места. Вернуть нормальный мир. Именно это мы и делаем, когда можем - посмотри, ты воскрешаешь мертвую лодку - возвращаешь ей функцию. Смотри, Резак, она стала похожа на нормальную. Разве не приятно?
  - Ради Худа, - замотал головой Резак, - Сциллара, мы не рабочие термиты, расчищающие тоннель после того, как над ним протопал беззаботный бог. Этого слишком мало для нас.
  - Я не говорю, что этого достаточно. Я говорю, что нам надо с чего-то начать. Восстановить деревню и наши жизни.
  Баратол все это время сновал туда - сюда, перенося вещи. Теперь и Чаур робко приблизился к воде. Немой снял поклажу с лошадей, в том числе и запакованный труп Геборика, и животные - без седел и уздечек - махали хвостами, бродя вдоль полосы прибоя.
  Резак начал загружать лодку.
  Вскоре он остановился и криво усмехнулся: - Разжигать трубку - отличный способ увиливать от работы.
  - Ты сам сказал, что помощь не нужна.
  - При вычерпывании.
  - Чего ты не понимаешь, Резак, это потребности духа в вознаграждении, не упоминая уже о ясности ума, исходящей от отдыха. Не понимая, ты чувствуешь негодование, отравляющее кровь твоего сердца. Ты становишься злым, а такая злоба убивает, ест человека изнутри.
  Он долго смотрел на нее. - То есть я просто завидую?
  - Разумеется. Но я сочувствую тебе и потому милосердно воздерживаюсь от суждений. Скажи, ты способен на то же самое?
  Баратол притащил подмышками пару фляг. - Поднимай задницу, женщина. Ветер попутный - чем скорее мы выйдем, тем лучше.
  Она отдала честь и вскочила: - Иди же, Резак, человек склонный к лидерству. Смотри на него, слушай и учись.
  Дарудж озадаченно смотрел на нее. На его лице читалось: "Ты же только что сказала"...
   "Да, сказала, мой юный любовник. Мы, люди, противоречивы, но этого не нужно бояться, даже если ты озадачен. Составь список людей, любящих постоянство - и поймешь, что в нем одни тираны или склонные к тирании. Желающие править тысячами, или мужем, или женой, или трусливым ребенком. Не бойся противоречий, Резак. Они - самая суть разнообразия".
  
  ***
  
  Чаур держал руль, пока Резак и Баратол работали с парусами. День выдался ясный, ветер был силен; карака неслась по волнам, будто дерево ее ожило. Нос то и дело нырял в воду, поднимая тучу брызг, и Чаур по-детски хохотал от чистой радости.
  Сциллара уселась в середине палубы, растянулась, подставив лицо ласковому солнцу.
   "Мы плывем на караке под названием "Горе" с трупом на борту. Резак намерен доставить тебя в место последнего упокоения. Геборик, ты знал, что рядом, в тени твоей, существует такая преданность?"
  Баратол пробежал куда-то; Чаур в очередной раз захохотал, и женщина увидела ответную улыбку на помятом, покрытом шрамами лице волна. "О да, воистину благословенная музыка. Так неожиданно, так невинно, так необходимо..."
  
  ***
  
  К Онреку Сломанному возвращались свойства смертного; он вспомнил, что жизнь несовершенна. Не то чтобы ранее он питал иллюзии. Нет, он не питал иллюзий ни в чем. И все же прошло немало времени - неслышимой фугой - пока Онрек не сообразил, что он ощущает... нетерпение.
  Враг вернется. Пещера огласится стонами, звоном оружия, яростными боевыми криками. Онрек встанет рядом с Траллом Сенгаром, они будут в бессильной ярости следить за гибелью все новых детей Миналы.
  Разумеется, слово "дети" к ним больше не подходит. Будь они Имассами, битва сошла бы за обряд перехода во взрослые. Они могли бы уже брать жен, возглавлять охоты, присоединять свои голоса к ночным песням клана, когда тьма приходит, напоминая: в конце жизненной тропы всех поджидает смерть.
  Возлежание с любимой также принадлежит ночи, ибо первый костер жизни возгорелся в сердце истинной тьмы, замигав, изгоняя извечное отсутствие света. Возлежать с любимой - означает прославлять сотворение огня. "Из огня внутреннего - во внешний мир".
  Но здесь, в расселине, тьма царит невозбранно, ибо нет здесь огня души, жара любви. Есть только обещание смерти.
  И Онреку не терпелось встретить смерть. В ожидании забвения нет славы. Если жизнь полна смысла и имеет цель, забвение придет неожиданно, незримо. Полнота бытия и, миг спустя - все пропало.
  Онрек был Т'лан Имассом клана Логроса и хорошо знал тяжкую цену войн на истощение. Дух утомляется сверх всякого предела, и впереди не видно спасения. Только бесконечные повторы. Родичи падают по сторонам, разрубленные, недвижные, с остановившимися взорами - созерцая сцену, которую им предстоит видеть вечно, отмеряя одно равнодушное столетие за другим. Боязливое животное пробежало мимо, зеленые ростки пробили почву после дождя, птицы склевали семена, муравьи построили замок...
  Тралл Сенгар подошел туда, где стоял Онрек, закрывая телом узкий вход. - Моноч Охем сказал, что Эдур удалились от нас. На время. Похоже, что-то заставило мой род отступить. Друг, я полагаю, что нам дана передышка. Нежеланная. Не знаю, смогу ли я сражаться, если остыну.
  - Когда ты не сможешь сражаться, тебе подарят забвение и равнодушие.
  - Я не думаю, что они перестанут подчиняться ей. Но в этом был бы смысл. Думаю, она желает, чтобы дети ушли, оставив небольшую группу обреченных. Обреченных, как и мы. - Он пожал плечами. - Панек не удивился бы.
  - Другие дети следуют за ним. Они его не бросят. И матерей не бросят.
  - Оставшись, они разобьют наши сердца.
  - Да...
  Тисте Эдур огляделся: - Ты сожалеешь, Онрек, что вернул себе чувства?
  - Пробуждение души служит напоминанию.
  - О чем?
  - О том, отчего я назван "Сломанным".
  - Ты не более сломан, чем все мы.
  - Не как Моноч Охем или Ибра Гхолан.
  - Да, не как они.
  - Тралл Сенгар, когда начнется атака, знай - я уйду от тебя.
  - Неужели?
  - Да. Я намерен бросить вызов их вождю. Сразить его или пасть в бою. Возможно, если я заставлю их заплатить великую цену, они отринут союз со Скованным Богом. Или хотя бы отступят надолго.
  - Понимаю. - Тралл улыбнулся. - Друг, мне будет недоставать тебя в последние мгновения жизни.
  - Если я преуспею, Тралл, я вернусь к тебе.
  - Тогда убей их вожака поскорее.
  - Таково мое намерение.
  - Онрек, я слышу в твоем голосе нечто новое.
  - Да.
  - И что это?
  - Это означает, что Онрек Сломанный открыл не только нетерпение, но и кое-что еще.
  - Что же?
  - Вот что: мне надоело защищать незащитимое. Мне надоело видеть гибель друзей. В грядущем бою ты ужаснешься мне. Ты увидишь то, чего не могут достичь Ибра Гхолан и Моноч Охем. Тралл Сенгар, ты увидишь Т'лан Имасса, возродившего в себе гнев.
  
   ***
  
  Банашар открыл дверь и пошатнулся на пороге, схватившись рукой за косяк. Вошел в жалкую комнатушку. Кислая вонь измятой постели, засохшая еда на столике под заколоченным окошком. Он помялся, раздумывая, зажигать ли лампу - но масло почти кончилось, а купить нового он позабыл. Бывший жрец почесал щетину на подбородке, и ему показалось, что кожа онемела.
  Треск стула, стоявшего в шести шагах, у дальней стены. Банашар застыл, пытаясь пронзить взором тьму. - Кто тут?
  - Мало в нашем мире есть вещей более жалких, - сказал сидевший на стуле, - нежели бывший Демидрек в полном отчаянии. Ты напиваешься каждый вечер и лежишь в этом мерзком клоповнике. Почему бы?
  Банашар шагнул вправо и тяжело плюхнулся на койку. - Не знаю, кто ты таков, - ответил он, - и не вижу причин отвечать.
  В ответ послышался вздох. - Ты посылаешь одно таинственное послание за другим. Ты все отчаяннее молишь о встрече с Верховным Магом Тайскренном.
  - Тогда ты должен бы понять, - сказал Банашар, пытаясь избавиться от пьяной тупости (чему очень способствовал ужас), - что дело касается лишь посвященных Д'рек...
  - Это понятие больше не относится ни к тебе, ни к Тайскреннну.
  - Есть нечто, что не может быть оставлено позади. Это знает Тайскренн, знаю и я...
  - Сейчас Верховный Маг не знает ничего. - Незнакомец помолчал и, кажется, начал изучать собственные ногти. Затем сказал иным тоном: - Пока не знает. А может, и никогда не узнает. Видишь ли, Банашар, это решать мне.
  - Ты кто?
  - Тебе еще рано знать об этом.
  - Зачем ты перехватываешь мои письма?
  - Ну, строго говоря, я ничего такого не делал.
  Банашар нахмурил лоб: - Ты только что сказал, что все решаешь.
  - Да, решаю. Решаю, остаться ли мне в сторонке, как и раньше - или вмешаться. Если, гм... причина будет достаточно весомой.
  - Тогда кто блокирует мои усилия?
  - Пойми, Банашар, что Тайскренн прежде всего маг Империи. Его прошлое более не важно...
  - Не так. Если учесть, что я узнал...
  - Расскажи мне.
  - Нет.
  - Попробуй вначале убедить меня.
  - Не могу, - сказал он, комкая простыню по бокам.
  - Безопасность Империи?
  - Нет.
  - Ну, начало положено. Ты сказал, что дело касается бывших последователей культа Д'рек. Могу предположить, что это имеет отношение к череде таинственных смертей жрецов Змеи. Смертей? Скорее жестоких убийств. Скажи, остался ли хоть кто-то? Хоть один человек?
  Банашар молчал.
  - Разумеется, кроме тех, - продолжал незнакомец, - что по разным причинам отпали от культа. От поклонения.
  - Тебе известно слишком многое, - сказал Банашар. Нужно было покинуть эту комнату. Нужно было ночевать каждый раз в разных местах. Но он не думал, что хоть кто-то знающий его остается в живых. Неужели не все убиты? "И я знаю, за что. О боги, хотелось бы мне сохранить неведение".
  - Тайскренна изолируют, - произнес незнакомец. - Тщательно и весьма эффективно. Как профессионал, признаюсь в некотором восхищении. Увы, мое восхищение сопряжено с не меньшей тревогой.
  - Ты Коготь.
  - Отлично. В тебе осталась хоть капля прежней мудрости, пьянчуга Банашар. Да. Мое имя Жемчуг.
  - И как ты нашел меня?
  - Важно ли это?
  - Для меня - важно.
  Новый вздох, взмах руки. - О, как это скучно. Я выследил того, кто, в свою очередь, выслеживал тебя - с кем ты говоришь, куда ходишь, все как следует.
  - Следует? Интересно, для чего это?
  - Ну, могу предположить, для подготовки убийства. Когда хозяин шпиона решит, что время пришло...
  Банашар задрожал, по телу потек холодный, липкий пот. - Тут нет ничего политического, - прошептал он, - ничего, касающегося Империи. Никакого повода для...
  - Есть. Ты сам подставил себя, Банашар. Не забудь, что Тайскренна изолируют. Ты хочешь прорвать блокаду, пробудить Верховного Мага...
  - Почему он допускает такое? - воскликнул Банашар. - Он не глупец...
  Послышался тихий смех. - О да, Тайскренн не глупец. В этом и кроется ответ.
  Банашар близоруко заморгал. - Я должен увидеться с ним, Жемчуг.
  - Пока что ты меня не убедил.
  Последовало долгое молчание. Банашар сомкнул глаза и закрыл их ладонями, как будто молясь о прощении. Сейчас ему могут помочь только слова. Слова, сказанные этому типу. О, как ему хочется, чтобы слов... хватило. "Коготь, готовый стать моим союзником? Почему? Потому что у Когтя появился... соперник. Новая организация, посчитавшая нужным возвести непроницаемую стену вокруг Верховного Мага Империи. И как это характеризует новую организацию? Они видят в Тайскренне врага, или желают отдалить его от дел, так, чтобы бездействие казалось лучшим выходом даже ему самому. Они знают, что он знает, и хотят посмотреть, будет ли он сопротивляться. Однако он не сопротивляется, заставляя их думать, что стал слабым. Все ждут. О боги, во что мы ввязываемся?"
  Банашар заговорил, не отрывая рук от лица: - Я хочу спросить у тебя кое-что, Жемчуг.
  - Давай.
  - Представь себе замысел самый обширный. Представь, что он измеряется тысячелетиями. Представь стареющие лики богов, богинь, вер и цивилизаций...
  - Представил. И в чем вопрос?
  Жрец колебался. Он медленно опустил руки и вгляделся сквозь полутьму в смутное, серое лицо напротив. - Какое преступление хуже, Жемчуг: когда бог предает своих поклонников, или когда они предают своего бога? Если поклонники решились творить зверства во имя бога? Что хуже, Жемчуг? Скажи.
  Коготь был неподвижен в течение дюжины ударов сердца. Потом дернул плечом: - Ты спрашиваешь у лишенного веры.
  - Кто сможет судить лучше?
  - Боги предают поклонников постоянно. Насколько я могу судить. Каждой не принятой мольбой, каждым отвергнутым призывом о помощи. Полагаю, в этом и суть веры.
  - Неудача, молчание и равнодушие богов? Так ты понимаешь веру, Жемчуг?
  - Я же сказал, что не гожусь в судьи.
  - Но где здесь ИСТИННОЕ предательство?
  - Это зависит... Если бог почитаем ради благ почитания, ради удовлетворения поклонника... Если между ними нет морального соглашения - то нет смысла и в понятии "предательство".
  - Для кого, ради кого действует бог? - воскликнул Банашар.
  - Если придерживаться вышеупомянутого допущения, бог действует лишь ради себя самого или себя самой.
  - В конце концов, - склонился к нему Банашар (голос его стал хриплым), - кто мы такие, чтобы судить?
  - Как скажешь.
  - Да.
  - Не если между богом и поклонником заключен нравственный договор, тогда каждый отказ от помощи означает предательство...
  - Это при условии, что просящий милости у бога сам связан некоторой моралью.
  - Верно. Муж, просящий, чтобы его жена погибла в ужасной катастрофе и он смог бы взять в жены любовницу, вряд ли может рассчитывать на сочувствие сколько - нибудь уважающего себя бога.
  Банашар расслышал в голосе Когтя иронию, но решил игнорировать ее. - А если жена - тиранша, избивающая детей?
  - Ну, тут хороший бог должен действовать, не дожидаясь молитв.
  - То есть сама молитва эта будет злом, невзирая на ее мотивы?
  - Ну, Банашар, в моем сценарии любые мотивы становятся сомнительными. Учти наличие любовницы...
  - А если любовница станет весьма доброй и любящей мачехой?
  Жемчуг фыркнул, рубанув рукой по воздуху: - Проклятие! Хватит болтовни. Валандайся с моральными парадоксами в одиночку. Не вижу никакого смы... - Его голос затих.
  Банашар молчал. Сердце его стало грудой пепла. Он пытался не дать себе зарыдать вслух.
  - Они не умоляли, не просили, не искали помощи, - сказал Жемчуг. - Их молитвы были требованием. Предательство... с их стороны. - Коготь склонился на стуле. - Банашар. Ты намекаешь, что Д'рек убила их всех? ВСЕ СВОЕ СВЯЩЕНСТВО? Они изменяли ей! Каким образом? Чего они требовали?
  - Идет война, - уныло ответил Банашар.
  - Война. Между богами, да... о боги! Ее поклонники встали не на ту сторону!
  - Она услышала их, - Банашар заставлял себя отвечать. - Она поняла, что они сделали выбор. Выбрав Увечного Бога. Они требовали силу крови. Хорошо, решила она, если они так жаждут крови... она даст им желаемое. - Он уже шептал. - Все, чего они желают.
  - Банашар, погоди... Почему сторонники Д'рек избрали кровь и силу крови? Это путь Старших. В твоих словах нет смысла.
  - Культ Змеи весьма древний. Даже мы не смогли определить, насколько он стар. В "Глупости Готоса" - в тех фрагментах, что есть в Храме - упоминается о богине Повелительнице Гниения, Госпоже Червей. Полудюжина титулов. Однако недавно эти свитки пропали...
  - Когда?
  Банашар горько улыбнулся: - В ночь бегства Тайскренна из Великого Храма Картула. Он захватил их. Они должны быть у него. Понимаешь? Что-то не так! Совсем не так! Мое знание и знания Тайскренна - его доступ к "Глупости" - мы должны потолковать, мы должны найти смысл произошедшего, его значение. Это важнее высшей власти. Война идет между богами - но скажи мне, чья кровь прольется? Случай с культом Д'рек - только начало!
  - Боги предадут нас? - Жемчуг откинулся на спинку стула. - Нас. Смертных. Верим мы или нет, наша кровь оросит землю. - Он помолчал. - Возможно, мы сможем убедить Тайскренна. Если выпадет случай. Но как насчет других жрецов - ты взаправду веришь, что убедишь и их? И что ты им скажешь? Банашар, ты будешь призывать к реформации? К некоей революции среди верующих? Они посмеются тебе в лицо.
  Банашар отвернулся. - Мне... наверное... Но Тайскренн...
  Собеседник замолк. Комнату залил тусклый свет - наступал день, холодный и унылый. Наконец Жемчуг вскочил одним плавным безмолвным движением. - Это дело Императрицы...
  - Ее? Не будь дураком...
  - Осторожнее, - тихо сказал Коготь.
  Банашар старался думать четко. Его не отпускало отчаяние. - Она вступит в игру, освободив Тайскренна от должности Имперского Мага. Тогда он сможет действовать. Если верить слухам о Серой Богине, терзающей Семиградье, становится ясно: война богов уже началась, они мириадами способов манипулируют миром смертных. Будет мудро с ее стороны противостать угрозам.
  - Банашар, - ответил Жемчуг, - слухи преуменьшают истину. Умерли уже сотни тысяч. Может, и миллионы.
   "Миллионы?"
  - Я расскажу Императрице, - повторил Жемчуг.
  - Когда ты уходишь? "И что с теми, что изолируют Тайскренна? Теми, что планируют убить меня?"
  - Нет надобности, - сказал, направившись к двери, Коготь. - Она прибудет сюда.
  - Сюда? Когда же?
  - Скоро.
   "Зачем?" Но он промолчал, ибо Коготь уже вышел.
  
  ***
  
  Искарал Паст влез на мула и заставил его ходить кругами по палубе. Он заявил, что животному необходимо упражняться. Со стороны казалось, что он трудится больше, чем его нелепый слуга - каждые пятьдесят ударов сердца приходилось спрыгивать со спины и уговаривать мула продолжать движение.
  Больной и усталый на вид Маппо прислонился спиной к стене рубки. Он плакал во сне каждую ночь, а просыпаясь, понимал, что кошмару удалось проникнуть сквозь барьер сновидений. Все дни он проводил лежа под какой-то шкурой, трясясь от лихорадки. Болезнь эта была рождена от страха, вины и стыда. Слишком много неудач, слишком много ошибочных решений; слишком долго он брел на ощупь.
  Ради дружбы он предал единственного друга.
   "Я отомщу за все. Клянусь в том перед всеми духами Треллей".
  Стоявшая на носу женщина по имени Злоба почти исчезла за сизо-бурой завесой из песка и дыма. Ни один из мотавшихся по палубе бхок'аралов к ней близко не подходил.
  Она беседовала. Так объяснял Искарал Паст. С духом, который "не отсюда". Даже на взгляд Маппо эта дымка, напоминавшая пылевую бурю над желтеющей травой, была совершенно не к месту посреди моря.
  Пришелец, наделенный силой... и эта сила все увеличивалась.
  - Маэл, - дико захохотав, сказал Паст. - Он сопротивляется и получает по носу. Ты чуешь его ненависть, Трелль? Его бешенство, его ярость? Хе - хе. Но она его не боится, о да, она никого не боится!
  Маппо не понимал, кого он называет "она", и не находил в себе силы спросить. Сначала он подумал, что Верховный Жрец говорит о Злобе; но вскоре стало совершенно ясно, что явившаяся на носу сила ничем не похожа на силу Злобы. Ни драконьего зловония, ни холодной жестокости. Нет, доносившиеся до Маппо порывы ветра были теплыми, сухими, пахли степными травами.
   Разговор начался на рассвете, а сейчас солнце прямо над головами. Да, кажется, у них нашлось много тем для обсуждения...
  Маппо заметил двух паучков, огибающих его мокасин. "Клятая ведьма, ты никого не обдуришь!"
  Какая тут связь? Безымянное судно, два шамана из Даль Хона, страна желтых трав, акации, громадные стада и большие кошки - саванны - а теперь... посетительница, шагающая через чуждые моря.
  - О да, он в гневе, - прокричал Паст. - Но ты чуешь его нежелание? О, он борется, но знает, что она, решившая быть не во многих местах, а лишь в одном, гораздо сильнее его! Осмелится ли он сосредоточить себя? Ха, он даже не желал нынешней глупой войны! Но именно противоречивость и дает его последователям свободу делать что хочешь!
  Тут Верховный Жрец Тени упал с мула и дико заорал. Животное дернулось, заскакало, заревело, пытаясь повернуться мордой к несчастному хозяину. Потом мул издал нечто, на слух Маппо, слишком похожее на смех.
  Искарал Паст замер и поднял голову. - Она ушла.
  Ветер стал ровным и сильным. Разумеется, он дул в нужном направлении.
  Маппо увидел, что Злоба уже сошла с носового возвышения. Она выглядела усталой и чем-то недовольной. - Ну и? - спросил Паст.
  Взгляд Злобы скользнул по лежащему на палубе. - Ей придется на время оставить нас. Я пыталась отговорить но, увы, не сумела. Это означает, что мы... рискуем.
  - Чем это? - вмешался Маппо.
  Она скользнула взглядом и по нему: - Разумеется, попасть под действие капризов природы. Зачастую мир оказывается ареной опасных случайностей. - Она снова обратилась к Искаралу Пасту. - Верховный Жрец, прошу вернуть хотя бы некоторый контроль над бхок'аралами. Они развязывают узлы, не говоря уже, что повсюду набросали всякую гадость в качестве приношения тебе.
  - Некоторый контроль? - сказал Паст, севший и состроивший дикую гримасу. - Но они сами управляют судном!
  - Не будь дураком! Судном управляют духи. Прежде всего духи Тисте Анди. Конечно, думать иначе было весело... но сейчас твои тупоголовые поклонники стали помехой.
  - Помехой? Ты да же не представляешь, какой! Ха! - Он склонил голову набок. - Да, пусть подумает. У нее появляется такая милая морщина на лбу... Больше чем милая, признаюсь - она рождает желание. О да, я не такой уж дряхлый, как всем кажется, пусть эти кажимости почти что убедили в моей дряхлости меня самого! Да и сама она меня хочет. Я - то знаю. К тому же я уже был женат. Не как присутствующий здесь зверообразный Маппо, которому никакая жена не грозит. А я - разве я не опытен? Разве я не способен на тонкость, вежливость и обольстительность? Разве не избран я неким идиотским, постоянно ошибающимся божеством?
  Злоба покачала головой и прошла к Маппо. - Следует ли мне рассказывать тебе, Трелль, о важности терпения и веры? Мы наткнулись на возможность совершенно исключительного союза.
   "Союзы. Они вечно разваливаются. Столкновение мотивов влечет насилие, друг предает друга".
  - Ты так и будешь пожирать собственную душу, Маппо Коротыш?
  - Не понимаю, о чем ты. Зачем ты присоединилась к моему странствию, что тебе до моих целей?
  - Все дело в том, что я знаю, куда ты идешь.
  - Перед тобой открыто будущее?
  - Не четко, не полностью. Но я чувствую, что предстоящее схождение сил будет ужасным, Маппо, оно превзойдет все, что творилось в этом и любом другом мире. Падение Увечного Бога, буйство Каллора, Разрыв Морна, Сковывания - все это покажется мелочью перед ликом грядущего. И ты будешь там, ты будешь частью схождения. Как и Икарий. Так и я в конце концов встречусь со своей злодейкой - сестрой, и только одна из нас уйдет живой.
  Маппо уставился на нее. - Я, - прошептал Трелль, - я остановлю его? В конце? Или он и есть конец для всего на свете?
  - Не знаю. Может быть, Маппо Коротыш, все зависит от того, как ты приготовишься к этому мигу, каковы будут твоя вера, твоя решимость.
  Он вздохнул и медленно сомкнул глаза. Кивнул. - Я понял.
  Конечно, он не увидел, как Злоба вздрогнула, и не расслышал страстный тон своих слов.
  Когда он снова поглядел на нее, то увидел лишь спокойствие и терпение. Холодное, оценивающее. Трелль кивнул: - Ты говоришь правильно. Я... буду стараться.
  - Я меньшего и не ожидала.
  - Тихо! - прошипел Искарал Паст, тем временем перекатившийся на живот. Он принюхивался. - Чуете ее? Я чую. О, чую! Она на корабле! Ах ты, корова безудойная! Где ты?!
  Мул снова заревел.
  
  ***
  
  Таралек Виид склонился перед Икарием. Джаг стал бледнее, чем когда бы то ни было, и кожа его приобрела дьявольски противный зеленый оттенок. Последствия дней и дней в трюме. Долгое время слышался лишь шелест стального лезвия о точильный камень; затем гралиец прокашлялся и сказал: - Еще неделя, не меньше. Эти Эдур выжидают. Как и ты, Икарий, они начали готовиться.
  - Зачем они ищут врага для меня, Таралек Виид?
  Вопрос прозвучал так равнодушно, что гралиец начал думать - он риторический. Виид вздохнул и погладил себя по голове, удостоверяясь, что волосы в порядке - ветер наверху был яростным - и начал: - Друг мой, им нужно показать пределы твоего... боевого мастерства. Враг, с которым они сталкивались - очевидно, уже не раз - оказался и стойким и жестоким. Эдур потеряли много воинов.
  Икарий продолжал точить выщербленное лезвие. Потом замер, не сводя взгляда с одностороннего меча. - Я чувствую... чувствую... что они делают ошибку. Их идея... испытать меня, если ты верно рассказал о происходящем. Все эти рассказы о моем необузданном гневе... - Он покачал головой. - Знаешь ли ты, против кого мы выйдем?
  Таралек Виид пожал плечами: - Нет, я знаю немногое - они не верят мне, да и почему бы должны? Я им не союзник... МЫ им не союзники, на самом деле...
  - Но вскоре будем биться ради них. Ты не видишь здесь противоречия?
  - В грядущей битве нет правильной стороны. Они дерутся очень давно, потому что обеим сторонам недостает навыка или воли, или еще чего. Они одинаково жаждут крови врага. Мы с тобой видели такое и раньше. Противостоящие силы, каким бы разным не было их происхождение, по каким бы праведным мотивам не начинали они войну - становятся неотличимыми друг от друга. Жестокость на жестокость, дурость на дурость. Ты хочешь, чтобы я расспрашивал Тисте Эдур? Об их "жестоком и коварном" враге? Зачем? Тут, друг мой, дело в жажде убийства. Вот и всё. Уже поздно. Ты же понимаешь это?
  - Жажда убийства, - прошептал Икарий и снова весь ушел в заточку меча.
  - А этот предмет, - закончил Таралек, - тебе хорошо знаком.
  - Это моё.
  - Так покажи им себя. Закончи битву. Навсегда.
  - Закончить. Все их убийства. Закончить навсегда.
  - Да, друг мой. Таково твое предназначение.
  - На мече я принесу мир.
  - О да, Икарий, ты можешь и сделаешь это. "Маппо Коротыш, ты бы глупцом. Какую пользу ты мог бы извлечь из Джага? Ради всего святого! Икарий - это меч. Он выкован, чтобы сражаться. Как и любое оружие.
  Итак, он оружие, сулящее мир. Глупый Трелль, ты намеревался убежать от истины?"
  
  ***
  
  К северу от Олфарского полуострова ветер посвежел, наполнив паруса, и корабли стаей дхенраби понеслись по полуночной морской синеве. Небольшая "Силанда" старалась держаться вровень с дромонами и громоздкими транспортами.
  Уставший не меньше моряков Бутыл слонялся по палубам, пытаясь игнорировать ссоры сослуживцев, подавлять растущее беспокойство. "Что в этом ветре... что-то..."
  - Костомол, - сказала Улыба, ткнув острием ножа в сторону Корика. - Ты со всеми твоими косточками напоминаешь мне нищего знахаря. Помню, один такой бродил по деревням - я имею в виду, по деревням, что были рядом с моим роскошным поместьем. Он собирал кости из отбросов, молол и ссыпал муку в горшки. С наклейками. Собачьи челюсти от зубной боли, кобыльи бедра для деторождения, черепа птиц от слабого зрения...
  - Сушеные члены для молодых милашек, - буркнул Корик.
  Нож мигом сменил положение в руке Улыбы - теперь она держала его за кончик двумя пальцами.
  - Даже не думай, - зарычал Каракатица.
  - К тому же, - встрял Тарр, - не один Корик таскает костяной набор. Дыханье Худа, Улыба, ты сама...
  - Умеренно, - проворчала она, не отпуская ножа. - А всякий избыток выглядит по-дурацки.
  - По последней моде Анты? - Каракатица иронически вздернул бровь.
  Тарр хохотнул: - Изящно и скромно, последний писк - костяшки пальцев, соединенные в цепочку. Дамы пухнут от зависти.
  Бутыл заметил, что Корабб Бхилан Зену'алас молчал, пялясь на того из солдат, кто начинал нести чушь. На лице его было написано полное непонимание.
  Из кабины капитана донеслись звуки спора. Снова. Геслер, Бальзам, Буян и Скрипач.
  Один из детенышей Игатаны подслушивал, но Бутыла разговор заинтересовал мало - старый спор, Буян и Бальзам опять уговаривают Скрипа сыграть в Колоду Драконов. Самое важное сейчас - снаружи, шепоток в воздухе, надвигающаяся буря, запах, почти незаметный среди соленых брызг...
  Бутыл встал у фальшборта, поглядев на далекий южный берег с его скалами. Смутный, странно размытый, он на глазах исчезал, хотя расстояние было не очень большим. Даже ветер был коричневатым, словно нес песок из пустыни.
   "Мы покинули Семь Городов. Хвала богам" . Ему не хотелось бы снова ступить на ту землю. Песок стал шершавой патиной души, расплавленной штормами, жарой, воспоминаниями о множестве оставленных позади тел. Следы Семиградья никогда полностью не покинут его легкие, его плоть. Он ощущает смерть, слышит крики товарищей.
  Курнос и Острячка боролись на палубе, рыча и кусаясь, словно пара псов. Что за жгучая страсть! Бутыл гадал, какой части тела лишится Курнос в этот раз. Тут раздались вопли и ругательства - борцы вкатились в толпу игравших в кости солдат Бальзама и смешали разброс. Мгновение - и началась всеобщая потасовка.
  Бутыл повернулся как раз, чтобы увидеть, как Поденка хватает Лба. Несчастный солдат взлетел на воздух и упал на пирамиду отрубленных голов.
  Новые крики - жуткие шары раскатились повсюду, сверкая глазами...
  Битва окончилась. Солдаты спешили вернуть чужие трофеи под смоленую парусину.
  Из кабины показался Скрипач. Выглядел он утомленным. Помедлив и покачав головой при виде безобразия, он прошел к борту, встав рядом с магом.
  - Корабб должен был бросить меня в тоннелях. - Сержант поскреб под бородой. - Хотя бы покой я там обрел.
  - Да просто Бальзам... - заговорил Бутыл, но тут же заткнулся.
  Поздно. - Я знал, проклятый ты ублюдок. Ладно, замнем это - но как ответную услугу, расскажи что думаешь. Что там насчет Бальзама?
  - Он из Даль Хона.
  - Идиот. Я что, не знаю?
  - Ну, у него по коже мурашки ползут.
  - И у меня тоже.
   "Ах, это все объясняет" . - Она с нами. Сейчас. То есть снова.
  - Она?
  - Вы знаете, кто.
  - Та, что игралась с твоим...
  - Та, что также исцелила вас, сержант.
  - И при чем тут Бальзам?
  - Я не уверен. Скорее она там, где живут его люди.
  - Почему она помогает нам?
  - Помогает, сержант? - Бутыл внимательно поглядел на Скрипача. - То есть... Да, в последнее время... Иллюзия Быстрого Бена, прогнавшая вражеский флот. И что? Теперь нам в спину дует ураган, несет на запад, быстрее, чем это кажется возможным - головной корабль должен быть уже к югу от Монкана! На такой скорости мы дойдем до Сепика еще к вечеру. Нас ГОНЯТ, и это нервирует меня. К чему такая спешка?
  - Может, просто чтобы увеличить дистанцию между нами и серокожими дикарями.
  - Тисте Эдур - вряд ли дикари, сержант.
  Скрипач хмыкнул: - Я сталкивался с Тисте Анди и они использовали Старшую магию. Куральд Галайн. Ничего похожего на то, что мы увидели неделю назад.
  - То были не садки. Оплоты - старше, грубее, слишком близкий к хаосу путь.
  - Это было, - продолжал Скрипач, - недостойно войны.
  Бутыл засмеялся. Просто не смог удержаться. - То есть, сержант, нам пошла бы на пользу порция крутой резни? Вроде того, что мы делаем на поле брани. Выслеживать бегущих солдат и взрывать им черепа изнутри, так?
  - Я не пытаюсь быть убедительным, Бутыл. Я только вслух сказал, что кишки прошептали. Я бывал в битвах, в которых магия была спущена с поводка - во всю силу - но эти Эдур делали совсем не то. Они желают выигрывать войны, не вынимая мечей из ножен.
  - И какая разница?
  - Она в том, что победа не заслужена.
  - А императрица заслуживает побед, сержант?
  - Будь осторожнее.
  - Ну, - настаивал тот, - она просто сидит на троне, а мы тут...
  - Думаешь, Бутыл, я ради нее сражаюсь?
  - Э...
  - Если ты так думаешь, то клятый И'Гатан ничему тебя не научил. - Скрипач отвернулся и ушел.
  Бутыл пялился ему в спину. Потом взглянул на горизонт. "Ладно. Он прав. Но все же мы деремся за ее денежки, вот так".
  
  ***
  
  - Что ты там внизу забыл, во имя Худа?
  - Я прячусь. А что, похоже на что-то другое? Вечная твоя проблема, Калам. Нечуткость. Рано или поздно она тебя доведет... Еще ночь?
  - Нет. Слушай, что там за буря такая? Какая-то не такая она.
  - Ты тоже заметил?
  Калам скривился в темноте. Ну, Быстрый Бен хотя бы нашелся. "Верховный Маг Четырнадцатой Армии прячется между флягами, горшками и мешками. О, как здорово это ободряет!" - С тобой желает поговорить Адъюнкт.
  - Разумеется, желает. Я бы тоже желал, если бы был ею. Но я же не она? Нет, она загадка - ты заметил, она почти никогда не носит свой меч? Скажу тебе, что я рад оказаться прикованным к нашей клятой армии. Помнишь небесные крепости? Калам, мы оказались в самой середине чего-то. И Адъюнкт знает больше, чем показывает. Намного больше. Откуда-то. Императрица отзывает нас. Почему? И почему сейчас?
  - Ты бредишь, Быстрый. Мне тревожно.
  - Сам побредь, если хочешь. Тебе не пришло в голову, что мы все прохлопали?
  - Что?
  - Дриджна, Апокалипсис, все это пророчество - мы никогда не понимали - а тебе и мне, Калам, нам надо было понять. Восстание. Чего оно достигло? Резня, анархия, гниющие трупы там и сям. А что началось потом? Чума. Откровение, Калам, было не войной, а чумой. Так что мы вроде победили, а вроде и проиграли. Одновременно. Понял?
  - Дриджна никогда не подчинялась Увечному Богу. Как и Полиэль...
  - Это неважно. В конце все они получили чего желали, не так ли?
  - Мы не можем сражаться со всем сразу. Было восстание. Мы подавили его. А дела проклятых богов и богинь - не наше дело. Это не битва империи, в том числе и лично Лейсин. Она не увидит во всем этом нашего поражения. Тавора сделала что приказали и теперь мы плывем назад. Потом нас пошлют куда-то еще. Вот и всё.
  - Тавора послала нас в Имперский садок, Калам. Зачем?
  Ассасин пожал плечами. - Ладно, ладно. Она загадка, как ты и говорил.
  Быстрый Бен пролез в узкое пространство между грузами. - Здесь есть место.
  Калам присоединился к нему. - У тебя тут есть еда? Выпивка?
  - Естественно.
  - Отлично!
  
  ***
  
  Когда впередсмотрящий объявил о появлении Сепика на горизонте, Апсалар поспешила на переднюю надстройку. Там уже собрались Адъюнкт, Нил, Кенеб и Нетер. Низкое солнце висело на западе, придавая появляющимся по правому борту (два пункта от носа) очертаниям суши золотистый оттенок.
  Встав у ограждения, Апсалар уже смогла рассмотреть притаившийся в изогнутой бухте городок. Ни дымка у причалов; лишь несколько суденышек стоят на якорях, причем ближайшее из них, похоже, потеряло кормовой якорь и получило пробоину - правый борт почти черпает воду.
  Кенеб сказал: - Увидим Сепик через четыре или пять дней. - По его тону было ясно - он повторяет чьи - то слова.
  Апсалар увидела, как две галеры скользнули к берегу. Одна из них - флагман адмирала Нока.
  - Что-то не так, - заявила Нетер.
  - Кулак Кенеб, - спокойно произнесла Адъюнкт, - людей наверх не вызывать.
  - Адъюнкт?
  - Мы не будем высаживаться.
  Передний дромон внезапно замедлил ход, как будто едва не наткнулся на что-то; команда муравьями забегала по палубе, паруса заполоскали. Через мгновение то же случилось с флагманом Нока. По флагштоку побежали сигнальные флажки.
  А город Сепик за ними ожил.
  Чайки. Десятки тысяч чаек поднимались с улиц и крыш. Между ними темными пятнами вороны, стервятники - словно клочья сажи и пепла среди белого дыма. Они взлетали, кружились, бросая на город хаотические тени.
  Нил прошептал: - Они все мертвы...
  - Тисте Эдур навестили, - буркнула Апсалар.
  Тавора поглядела ей в глаза: - Резня - их ответ всем и на всё?
  - Они нашли здесь своих сородичей. Остатки древней расы, подъяремные, почти рабы. Эти Эдур не привыкли сдерживать гнев.
  - Откуда ты это знаешь, Сжигатель?
  Апсалар бросила: - А вы откуда узнали, Адъюнкт?
  Тавора отвернулась.
  Кенеб переводил взор с одной женщины на другую, снова и снова.
  Апсалар снова поглядела на гавань. Чайки вернулись к пиршеству; галеры поспешно уходили, и паруса их снова наполнились ветром. Корабли, намеревавшиеся идти вслед за ними, меняли курс.
  - Мы поищем продовольствия в Немиле, - сказала Адъюнкт. Пошла было прочь, но помедлила, бросив через плечо: - Апсалар, найдите Быстрого Бена. Если хотите, привлекайте своих костяных служителей.
   - Верховный Маг прячется в трюме, среди груза.
  Брови Таворы высоко взлетели: - Никаких колдовских штучек?
  - Нет.
  Когда затих стук каблуков Адъюнкта, Кенеб подошел к Апсалар. - Эдурский флот... Вы думаете, он преследует нас?
  - Нет. Они возвращаются домой.
  - И откуда вам это известно?
  Ответила ему Нетер: - Кулак, ее посетил бог. Он приходит, чтобы разбивать ей сердце. Снова и снова.
  Апсалар показалось, что грудь ей пронзил клинок. Удар отозвался в костях, сердце застучало неровно, по венам хлынул поток жара. Но она ухитрилась сохранить наружное спокойствие.
  Голос Кенеба наполнился яростью: - Это было так необходимо, Нетер?
  - Не обращайте внимания на сестренку, - сказал Нил. - Она сохнет кое по кому.
  - Выродок!
  Молодая виканка убежала. Нил посмотрел ей в спину, потом перевел взгляд на Апсалар с Кенебом и пожал плечами.
  Миг спустя он тоже ушел.
  - Примите мои извинения, - обратился к Апсалар Кенеб. - Я не ожидал такой грубости... знай я заранее, я бы не...
  - Ладно, Кулак. Не надо извиняться.
  - И все же больше я не буду любопытствовать.
  Она смотрела ему в лицо. Кулак неловко кивнул и удалился.
  Остров теперь лежал на пять пунктов по правому борту. "Он приходит, чтобы разбивать ей сердце. Снова и снова". О, на таком корабле тайн не сохранишь. А вот Адъюнкту, кажется, хранить тайны удается...
   "Не удивляюсь, что Быстрый Бен прячется".
  
  ***
  
  - Они убили всех, - сказал, вздрогнув, Бутыл. - Целый треклятый остров народу. И Монкан тоже - ветер свидетельствует.
  - Радуйся ветру, - отозвался Корик. - Мы уходим от здешних кошмаров быстро, очень быстро. Разве это не хорошо?
  Каракатица выпрямил спину и поглядел на Скрипача: - Сержант, Сепик был вассалом Империи?
  Тот кивнул.
  - Тогда действия Тисте Эдур - акт войны?
  Бутыл и остальные уставились на сержанта. А он состроил рожу, будто пытаясь не подавиться словами Каракатицы. - Технически, да. Увидит ли это Императрица в том же свете? Озаботится ли? У нас и так врагов хватает.
  - Адъюнкт отошлет рапорт и так далее, - сказал Тарр. - К тому же мы уже столкнулись в бою с их флотом.
  - Может быть, они и сейчас нас выслеживают, - скривился Каракатица. - А мы приведем их в самое сердце Империи.
  - Отлично, - заявил Тарр. - Сможем ублюдков раздавить.
  - Или они раздавят нас, - пробормотал Бутыл. - То, что сделал Быстрый Бен, было не настоящее...
  - Поначалу, - сказал Скрипач.
  Бутыл замолчал. Затем: - От некоторых союзников лучше держаться подальше.
  - Почему? - спросил сержант.
  Ну, - начал объяснять Бутыл, - есть союзники, которых не поймешь, мотивы которых неясны или чужды нашим - вот я о чем толкую, сержант. Поверьте мне, нам не захочется войны с магией Оплотов. Она нам не понравится.
  Теперь все смотрели на него.
  Бутыл опустил голову. - Протащить его под килем, - предложил Каракатица. - Мигом все выложит.
  - Это искушение, - согласился Скрипач. - Но у нас есть время. Много времени.
   "Дураки. Время - это как раз то, чего у нас нет. Это она и пытается нам показать, проталкивая волшебным ветром сквозь владения Маэла - а он и поделать ничего не может. Так тебе и надо, Маэл, корявая устрица!
  Время? Забудьте. Она тащит нас в сердце бури".
  
  
  
  
  Глава 20
  
  
  
  Дисциплина - наилучшее оружие против самоуверенности. Реагируя на зверства фанатиков, мы должны трезво соизмерять достойный ответ. И да не заявим мы, обуянные риторикой благочестия, что среди нас самих фанатиков нет; ибо любая традиция порождает самоуверенность, и в особенности тогда, когда традиция эта чувствует себя под угрозой. Фанатизм легко рождается в окружении морального упадка (реального или воображаемого), но также и в окружении узаконенного беззакония, под знаменами "сложившейся практики".
  Дисциплина - это умение противостоять не только врагу внешнему, но и самим себе; ибо без здравой критичности - признаем это - оружие, на котором мы присягали, принесет миру простое убийство.
  И первой его жертвой станет объективная правота нашего дела.
  
  Слово к приверженцам,
  Смертный Меч Брукхалиан, из Серых Мечей
  
  
  
   "Становится все труднее не сожалеть о принятых решениях", думал Ганоэс Паран. Разведчики докладывали, что Дераготы не преследуют армию, двигавшуюся на северо-восток по практически пустым землям; однако само их отсутствие заставляло тревожиться. В конце концов, если монстры не бегут за ними, тогда что они замыслили?
  Джагутская волшебница Ганат постаралась намекнуть, что решение выпустить на свободу древних зверей будет ошибкой. Наверное, ему следовало ее послушать. Какая самонадеянность - полагать, что он сможет свободно манипулировать всеми силами, натравленными на Т'ролбарала. Возможно, он пренебрегает способностями уже населяющих мир Властителей. Дераготы - первобытная мощь, но мир вышел из первобытности и не желает подчиняться таким необузданным силам.
   "Ну, достаточно. Что сделано... Пусть на этот раз за мной все подчищает кто-нибудь другой. Для разнообразия".
  Он нахмурился. "Хотя, наверное, это как раз обязанность Владыки Колоды Драконов. Но я титула не домогался".
  Паран ехал с одной из рот, где-то в середине колонны. Он не желал окружать себя свитой или создавать отдельный отряд. Сегодня в авангарде кулак Руфа Бюд - Паран часто ставил одного из кулаков на временное командование, сам оставаясь в сопровождении одного Ното Свара и, иногда, Харлочеля. Вестовой вернулся к исполнению прямых обязанностей, хотя, по счастью, срочных приказов приходится отдавать мало.
  - Знаете, вы выглядели более грозным, - сказал Ното Свар, - под именем капитана Добряка.
  - Тихо, вы.
  - Это наблюдение, Верховный Кулак, не жалоба.
  - У вас, лекарь, каждое наблюдение походит на жалобу.
  - Обидно, сэр.
  - Вы не поняли... Расскажите что-то интересное. Например, о Картуле. Там вы поклонялись Д'рек?
  - О Худ, нет! Ну хорошо. Если желаете интересного, я расскажу о себе. В молодости я был лаполомом...
  - Кем - кем?
  - Я ломал лапы собакам. Но только беспородным. Хромые псы имели большое значение для праздника...
  - Ах, вы имеете в виду фестиваль Д'рек! Мерзкий, варварский день прославления грязи! Так вы ломали лапки бедным, беспомощным животным, чтобы одуревшие детишки забили их камнями до смерти.
  - К чему вы это, Верховный Кулак? Да, я именно этим и занимался. Три полумесяца за собаку. На жизнь хватало. Увы, я уже начинал уставать...
  - Малазане запретили фестиваль...
  - Да, как раз вовремя. На редкость неудачное решение. Мой народ страдал, искал иные способы выразить наше...
  - .. ваше извращенное, болезненное стремление причинять страдания и унижения!
  - Ну, да. Так мне рассказывать или вас слушать?
  - Возьми меня Бездна! Примите извинения. Прошу продолжать. Но только чтобы меня не стошнило...
  Ното Свар задрал нос. - В молодости я не всаживал богиням отата ...
  - И я. Впрочем, как любой молодой мужчина - не собачий лаполом - всадить я был не прочь ... Богинь я любил. Хотя бы статуи. Взять к примеру Солиэль...
  - Солиэль! Подобие, энергично преувеличенное, дабы побудить зрительниц к материнству...
  - Неужели? По-моему, слишком уж откровенно побуждающее...
  - Помните, - примирительно сказал Ното Свар, - что вы были молоды...
  - Точно, был. Давайте о чем - нибудь другом. Итак, что было дальше, когда ваша лаполомная карьера закончилась пшиком?
  - О, сэр, как это смешно. Считаю своим долгом упомянуть, что Солиэль, Явившая Себя в Г'данисбане...
  - Да, чертовски обескураживает. Вы и вообразить не сможете, сколько юношеских фантазий она разбила в тот миг.
  - А я думал, вы закончили эту тему.
  - Да. Продолжайте.
  - Некоторое время я подвизался в учениках целителя...
  - Сращивали лапки собакам?
  - Сэр, это было лишь побочным доходом. Произошло недоразумение, вследствие коего мне пришлось оставить его компанию. Спешно. Как нельзя вовремя случился рекрутский набор. Малазане редко получали более пригоршни картулианцев, в - основном преступников и бродяг...
  - ... а вы отвечали сразу обоим определениям.
  - Они весьма обрадовались моему появлению, ведь я был целителем. Как бы то ни было, первый боевой опыт я обрел в Кореле (походы на Тефт), и там мне посчастливилось получить покровительство целителя, позднее ставшего печально знаменитым... Ипшенка.
  - Да неужто?
  - Именно его, сэр. А также я встречал и Манеска. Нужно сказать - вы, Верховный Кулак, как никто иной поймете эту необходимость - что Ипшенк и Манеск хранили верность Седогривому. До конца. Ну, я так полагаю - к тому времени я стал лекарем целого легиона, и нас перевели на Генабакис. Как положено...
  - Ното Свар, - прервал его Паран, - кажется мне, что у вас исключительный талант связываться со знаменитыми людьми. Особенно с печально знаменитыми.
  - Ну... да, сэр. Полагаю, этого не отнимешь. Вы гадаете, к какой категории я отношу вас?
  - Меня? Мне все равно.
  Хирург намеревался продолжить, но помешало прибытие Харлочеля.
  - Верховный Кулак.
  - Вестовой.
  - Сэр, дорога впереди нас до сих пор носила следы небольшого числа так называемых пилигримов. Но теперь, похоже, к их паломничеству присоединилось целое конное войско.
  - И сколько их?
  - Больше пятисот, Верховный Кулак. Может, и тысяча. Они едут несколькими отрядами, следы путаются.
  - Отрядами. Интересно, кто бы это мог быть? Ладно, Харлочель, выдвигайте разведку. Насколько они нас опережают?
  - На четыре - пять дней, сэр. По большей части скачут галопом.
  - Хорошо. Благодарю вас.
  Вестовой отъехал к главной колонне.
  - Что бы это значило, Верховный Кулак?
  Паран пожал плечами. - Думаю, мы скоро выясним, Свар.
  - Ното Свар, если вы не против, сэр.
  - Хорошо, - не смог сдержаться Паран, - что вы носите ланцет, а не копье.
  - Если вы не против, сэр... там впереди кто-то жалуется на натертость от седла. - Целитель пришпорил коня.
   "Увы, он предпочитает моему обществу натертую задницу. Ну, каждому свое..."
  
  ***
  
  - Верховный Кулак Паран, - пробурчала капитан Чистая Криница. - Почему он едет позади, и к чему его приказ не отдавать честь? Плохо для дисциплины. Мне наплевать, что думают солдаты - мне даже не интересно, что он командовал Сжигателями Мостов - в конце концов, он принял их перед самым уничтожением. Я просто говорю: так не годится. Совсем не годится.
  Кулак Руфа Бюд искоса глянула на Криницу. Глаза ее сверкают, кровь прилила к лицу. Ясно, что капитан не собирается забывать свернутую челюсть. "Ну, наверное, я сама не простила бы чего-нибудь эдакого".
  - Думаю, кулакам надо собрать встречу...
  - Капитан, - рявкнула Бюд, - вы забываетесь.
  - Прошу прощения, сэр. Но если мы идем по следу какой-то армии, я не хочу кончить как Сжигатели. Вот и все.
  - Даджек Однорукий доверял этому человеку, и его восхищения для меня достаточно. И для остальных кулаков. Настоятельно советую вам подавить гнев и вспомнить о дисциплине. Что до армии впереди - ну, тысяча конников едва ли представляют угрозу Войску. Мятеж окончен - тут никого не осталось, чтобы бунтовать. Или чтобы покорять. - Он обвела окрестности рукой в латной перчатке: - Даже пилигримы разбегаются.
  Неподалеку от неровной дороги виднелась кучка камней - могила еще одного неудачливого пилигрима. Над ней торчал посох, украшенный вороньими перьями.
  - Неладно это, - бурчала Чистая Криница. - Поклонение Колтейну...
  - Эта страна рождает культы, как гнилое мясо - личинок.
  Криница фыркнула: - Весьма подходящее сравнение, Кулак.
  Капрал Футгар проговорил сзади: - Сэры, а это что такое?
  Обе женщины обернулись в седлах и проследили, куда указывает подчиненный. А указывал он на восток. Со стороны солдат донеслись крики удивления и слова молитв.
  Полоса солнц, двенадцать солнц, маленьких, но достаточно ярких, чтобы прожечь ослепительные дыры в синем небе. Два оставляли за собой хвосты дыма. Солнца вытянулись дугой лука, и над ними виднелось подернутое дымкой, выщербленное лицо луны.
  - ЗНАМЕНИЕ СМЕРТИ! - крикнул кто-то.
  - Капитан, - сказала Руфа Бюд, - заткните пасть дураку!
  - Слушаюсь, сэр!
  
  ***
  
  - Небо падает, - сказал Ното Свар, подъезжая к Верховному Кулаку.
  Паран прищурился, наблюдая странное небесное явление, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в увиденном. "Чем бы это ни было, оно мне не нравится".
  - Не верите? - спросил целитель. - Верховный Кулак, я был на землях Корела. Я видел кратеры, оставленные упавшими с неба камнями. Вы изучали карту Корелри? Весь северный субконтинент и масса островов... бросьте пригоршню гравия в грязь и посмотрите, как впадины затянет водой. Таков Корелри, сэр. Его народы до сих пор рассказывают о спуске множества огней с неба - так пал Увечный Бог.
  - Скачите в голову колонны, Ното Свар.
  - Сэр?
  - Прикажите остановиться. Немедленно. Пришлите Харлочеля и его разведчиков. Я должен узнать об особенностях местности. Нам может понадобиться укрытие.
  На этот раз целитель не тратил времени на жалобы.
  Паран не сводил глаз с полосы огней. Они росли. Словно залп из самой Бездны. "Проклятие, где тут Ормулоган? Нужно найти его, и лучше бы он уже приготовил карты - хоть наброски, годные для нанесения красок. О боги, лучше бы он успел сделать хоть что-то, потому что мне не хвати..." Его мысли застыли. Он мог ощущать ЭТО - он чувствовал нарастающий жар. Разве такое возможно?
   "Проклятая луна... я должен был обратить внимание. Я должен был разведать, что происходит там, в позабытом мире".
  Следующая мысль заставила его задрожать от холода. "Война богов. Это нападение? Это действительно залп?"
  Паран оскалился. - Если там кто-то есть, - шепнул он, глядя в восточное небо. Конь плясал. - Эй, вы там, вы нечестно играете. И мне это не нравится. - Он заставил коня успокоиться, огляделся.
  - Ормулоган? Где ты, во имя Худа!
  
  ***
  
  - Против этого, - пробормотал Искарал Паст, - я ничего не могу сделать. - Он обхватил себя руками. - Пора бы уже удариться в безумное бормотание. Да, это наилучший выход. Бешеный блеск глаз. На губах слюна, а потом и пена. Да. Кто меня осудит? НАМ ВСЕМ КРЫШКА!
  Этот выкрик пробудил Маппо от унылого забытья. Он поднял голову, отыскивая Верховного Жреца Тени. Дальхонезец скорчился, прячась за мулом. Оба они были омыты странным зеленоватым светом. О нет, понял Трелль - этот свет повсюду.
  Злоба сбежала с мостика. В ее глазах плескалась холодная ярость. - Мы в опасности, - проскрежетала она. - Не вовремя... я надеялась... ну ладно... - Внезапно она поворотилась, смотря на юго-запад. Глаз сузились. - О... а ты кто, Худа ради? Что ты надумал, а? - Она замолчала, все сильнее хмурясь.
  Маппо Коротыш заморгал и встал. Небо было в огне. Почти над головами. Солнце вроде бы разродилось дюжиной отпрысков, чередой сверкающих жемчужин, окруженных нефритовой каймой. Они росли... опускались. "И что это такое?"
  Казалось, море взбесилось: волны сталкивались и смешивались друг с дружкой. Воздух стал горячим и каким-то хрупким, ветер затих. А там, над землей, что была берегом острова Отатарал... Маппо оглянулся на Паста. Верховный Жрец упал и закрыл голову руками. Вокруг собрались воющие и мычащие бхок'аралы, и каждый пытался ухватить старика лапками. А он бормотал: - Мы такого не планировали, так? Я не помню... боги, я ничего не помню! Могора, милая карга, где ты? Се миг наивысшей нужды! Хочу секса! Даже с тобой! Потом я выпью белый паральт - а что еще остается? Или так, или вечная память о миге наивысшей слабости! О, я не выдержу! Не лапайте меня, мерзкие обезьяны! Темный Трон, безумная тень! Где ты прячешься? И нет ли там местечка для вернейшего служителя, твоего Магуса? Лучше бы было! Возьми меня, черти тебя дери. О других не беспокойся. Возьми меня! Конечно, у тебя есть местечко! Ты, глистосклизлый тучепёр, колено тебе под дых! Спасай меня!
  - Духи подлые, - пробурчала Могора на ухо Треллю, - послушайте это жалкое создание! Подумать только, я замужем за ним!
  Злоба вдруг взвилась и побежала на нос (бхок'аралы поспешно уступали ей дорогу). Едва оказавшись там, она закричала: - Вижу их! К ним, дурачье! Скорее!
  И тут же она замерцала, вздымаясь над ныряющим, качающимся судном; широко простерлись серебристые крылья. Она стала клубящимся туманом, вихрящимся, уплотняющимся; наконец, над кораблем, посрамляя его размерами, нависла громадная драконица. В зловещем зеленом свете ее глаза сверкали ртутью. Тонкий жилистый хвост твари змеей скользнул вниз и обвился вокруг носового бревна. Драконица изогнулась, бешено забив крыльями...
  ... и корабль с устрашающей скоростью рванулся вперед.
  Маппо покатился и упал на стену рубки - дерево затрещало под спиной. Трелль запыхтел, восстанавливая равновесие, и пополз к носу.
   "Видит их? Кого?"
  Небеса заполнились копьями зеленого огня, устремившимися прямо к ним.
  Искарал Паст завизжал.
  
  ***
  
  Где-то на тысячу миль западнее Бутыл вместе с остальными пялился на восточный горизонт - туда, где должна бы быть тьма, показывающая конец очередного природного круговорота, смерть дня и рождение ночи. Вместо этого они отчетливо видели дюжину огненных мух, опускающихся, заполняющих треть неба сверкающим зеленым светом.
  - Ох, - зашептал маг, - это нехорошо.
  Скрипач потянул его за рукав. - Ты понимаешь, что это? - сурово прохрипел сержант.
  Бутыл покачал головой.
  - Это... это новый Увечный Бог?
  Бутыл широко раскрыл глаза. - Новый? Боги сохраните!
  - Это он?
  - Откуда мне...
  Скрипач выругался и толкнул его. Бутыл врезался плечом в Бальзама - тот едва ли заметил - и пробился сквозь толпу солдат, спеша к борту. На юге немильские суда - военные биремы и транспорты с припасами - подставляли ветру каждый квадратный дюйм парусов, пытаясь добраться до родного берега. Задние нагоняли передовые, многие корабли не успели перегрузить припасы. Снабжение флота адмирала Нока сорвалось.
   "Да, каждый дурак сам за себя. Но когда ЭТИ ударят - волна накатит быстро. Она раздавит всех. Бедняги, вам не успеть. Даже вашим уродливым биремам".
  Слабый ветер вроде бы стихнул совсем - или набирал дыхание - потому что он вернулся с удвоенной силой, заставив зашататься всех стоящих на палубах. Захлопала парусина, затрещали мачты и шпангоуты. "Силанда" просела под ногами.
   "Быстрый Бен! Вылезай поскорее и делай что можешь! Против того, что приближается... тут иллюзиями не обойдешься. А Тисте Эдур... ну что ж, им тоже конец. Сочту это утешением.
  Да, бабушка, верно ты говорила: умереть мне на море".
  
  ***
  
  Сержант Хеллиан бродила по палубе, удивляясь ставшим вдруг зеленым миру. Немильское бренди - как удар по брюху. Люди вопят или стоят столбами - но так обычно и бывает, в те редкие разы, когда она случайно - бррр - выпадает из мутного состояния полной отключки. Хотя от зелени малость тошнит.
  Худ бы побрал немильское бренди - что за идиоты пьют такую дрянь? Ладно, она охотно поменяет его на фаларийский моряцкий ром. Тут много идиотов, не знающих, что почем; надо найти всего одного. Морячка.
  - Эй. Ты. Смотри, я сбренди... с бренди, но хочу рома. Так? Заплатила десять месяцев, точняк, это много... но мои солдаты меня любят. Купили в коллекцию. Так что я что... хочу поменять. Бутыль на бутыль. Да, я почти все выпила, но она больше стоила. Так что, сам понимаш, я брашдаваш...
  Она выжидающе замолчала.
  Морячок попался высокий. Суровый на вид. Остальные пялились - но это ж их проблемы.
  Мужик взял бутылку, покачал ее туда - сюда и нахмурил лоб. Затем выпил в три глотка.
  - Эй...
  Он полез под этот свой нелепый плащ, достал фляжку и передал ей. - Пей, солдат. Иди вниз и напейся. Пока все не кончится.
  Она схватила флягу обеими руками, подивилась полированной серебряной поверхности и рваной царапине поперек бока, и милым значкам на другом боку. Имперский Скипетр, и четыре других по сторонам - они означали флагманы старого Флота. Она такое уже видала. Вот этот означал Картерона Сухаря, этот - Арко; третьего она не знает... а четвертый точняк как у этого самого морячка на гюйсе. "Что за странность, а?" Она моргнула. - Не могу. У меня приказ...
  - Я отменяю твои приказы, сержант.
  - А ты можешь...
  - Учитывая обстоятельства, да.
  - Тогда ладно. Никогда добра не забываю. Помни и ты. Где тут люк?..
  Он провел ее в нужном направлении, твердо взяв за руку. Прижимая прекрасную и сладостно булькающую флягу к груди, Хеллиан брела по пути зеленых огней мимо взирающих рож. Показав им всем язык.
   "Себе пусть сами достанут".
  
  ***
  
  Апсалар услышала вздох Адъюнкта и повернула голову.
  Выражение лица взирающей на восточный горизонт Таворы было.. философичным. - Не правда ли, это подавляет?
  - Да, Адъюнкт. Думаю, это так.
  - Все наши планы... наши хитрости... ведь примитивные силы нашей воли как-то умеют убедить, будто всё вокруг неизменно, будто окружающий мир только и ждет наших слов и поступков.
  - Боги...
  - Да, знаю. Но к этому, - она кивнула на восток, - они не причастны.
  - Не причастны?
  - Слишком это опустошительно, солдат. Ни одна сторона еще настолько не отчаялась. А перед этим, - она пожала плечами, - все их игрища выглядят бледно.
  - Адъюнкт, - ответила Апсалар, - вам недостает веры.
  - И во что же это?
  - В нашу сопротивляемость.
  - Может быть.
  Однако Апсалар ощущала, как крошится ее собственная вера, заменяясь одной - единственной мыслью. Хотя и этой единственной мысли недостает решимости.
   "Это... это было предвидено. Кем-то. Должно быть..."
  Кто-то знал, что такое случится.
  Большинство людей слепо, сознательно или бессознательно. Но есть и зрячие.
   "Итак, мой неведомый прозорливый друг, тебе пора что-то предпринять и поскорее".
  
  ***
  
  Ормулоган в сопровождении своей жабы подковылял к Парану. В руках он держал кожаный портфель. Жаба тоном удовлетворенного пессимиста что-то блекотала насчет сумасшедших живописцев и жестокого мира. Ормулоган споткнулся и упал к ногам Парана, портфель раскрылся и вывалил содержимое - в том числе десятки деревянных карт. Большинство было пустыми.
  - Ты едва начал! Проклятый идиот!
  - Совершенство! - провизжал Ормулоган. - Вы сказали...
  - Да ладно, - бросил Паран. Он глянул на восток. Копья зеленого огня падали дождем. - Материк? Море? - гадал он вслух. - Или Отатарал?
  - Наверное, и туда, и туда, и туда тоже. - Ното Свар облизнул губы.
  - Чудесно. - Паран наклонился и расчистил пространство на песке. - Море хуже всего. Это означает... - Он начал чертить указательным пальцем.
  - Кое-что готово! - пискнул Ормулоган, роясь в картах.
   "Маэл. Надеюсь, ты обратишь внимание - надеюсь, ты уже готовишь ответ". Он осмотрел начерченные линии. "Хватит? Хорошо бы" . Он закрыл глаза и напряг волю. "Врата передо мной..."
  - Вот она!
  Крик над ухом прозвучал так громко, что Паран все же открыл глаза - и увидел перед собой карту...
  И вся его сила устремилась в нее.
  Он опустился на колени, продавив песок; взмахнул руками, удерживаясь от дальнейшего падения. Серый воздух, вонь паленого мяса. Паран поднял голову. Ворота перед ним были массой скрученных костей и бледной, помятой плоти; из нее торчали пучки волос, взирали многочисленные глаза... а сзади нависало мутное забвение.
  - Ох, Худ.
  Он оказался на самом пороге. Он едва не пролетел сквозь.... О черт.
  В проходе появилась высокая фигура в черном плаще, под капюшоном. "Это не один из слуг. Это жуткий ублюдок самолично..."
  - Есть ли время на такие обидные мысли, смертный? - Голос звучал мягко, хотя в нем присутствовал и хрип. - То, что вот-вот случится... Ганоэс Паран, Владыка Колоды Драконов, ты встал в самом неудачном месте. Или ты желал оказаться растоптанным множеством ног всех тех, что вскоре окажутся на пути ко мне?
  - Да ладно, Худ, - прошипел Паран, пытаясь встать. Потом он подумал, что это не лучшая идея. - Помоги мне. Нам. Останови это... оно разрушит...
  - Слишком многое. Да. Слишком многие планы. Я мало что могу. Ты выбрал не того бога.
  - Знаю. Я искал Маэла.
  - Напрасно... - Однако что-то в голосе Капюшона подсказывало Парану, что бог сомневается.
   "Ага, ты тоже подумал..."
  - Подумал. Хорошо, Ганоэс Паран. Сделка.
  - Возьми меня Бездна! Нет времени!
  - Тогда думай быстрее.
  - Чего тебе нужно, Худ? Больше всего? ЧЕГО ТЕБЕ НАДОБНО?
  И Худ сказал ему. А среди тел, рук и голов в воротах одно лицо вдруг стало особенно напряженным, пара глаз широко открылась. Переговорщики этого не заметили.
  Паран с недоумением посмотрел на бога. - Ты это не серьезно.
  - Смерть всегда серьезна.
  - Не надо зловещего дерьма! Ты уверен?
  - Ты сможешь сделать это, Ганоэс Паран?
  - Сделаю. Как - нибудь.
  - Клянешься?
  - Клянусь.
  - Отлично. Уходи. Я должен открыть врата.
  - Зачем? Они и так нараспашку!
  Однако бог уже отвернулся. Паран едва расслышал: - Не с моей стороны.
  
  ***
  
  Чаур завопил, когда огненный град забарабанил по воде едва в трех саженях от караки. Последовал выброс пара, воздух наполнился резким свистом. Резак налег на рулевое весло, пытаясь оседлать волну - но у него не хватило сил. "Горе" не сдвинулось. "Ну, у него один путь - ко дну".
  По палубе что-то застучало; весь корпус застонал в ответ, из дыры размером в кулак вырвался столб пара. "Горе" словно присело.
  Баратол с руганью побежал к пробоине, таща груду тряпья. Но едва он начал забивать его в дыру, в борт ударились еще два камня - один оторвал нос, другой мелькнул мимо левой ноги Резака. Он увидел брызги и столб горячего пара.
  Воздух кипел, как в кузнице. Казалось, огонь охватил все небо.
  Парус загорелся и порвался надвое.
  Еще одно сотрясение. Половина ограждения борта пропала в облаке щепок и огненных искр.
  - Тонем! - завизжала Сциллара, хватаясь за ограждение другого борта. "Горе" резко накренилось.
  Сверток с Гебориком скользнул к борту.
  Резак с криком попытался перехватить его, но он стоял слишком далеко - труп упал в воду...
  ... и Чаур с воплем кинулся за ним.
  - Нет! - заревел Баратол. - Чаур! Нет!
  Толстые руки немого великана обняли Геборика. Миг спустя оба пропали в волнах.
  
  ***
  
   "Море. Бара звал это морем. Теплое, мокрое. Было хорошее. Сейчас небо плохое и море плохое - там, наверху. Но тут хорошее. Темно, ночь. Ночь пришла. Уши болят. Уши. Болят уши. Бара не велел дышать морем. Нужно вздохнуть. Ох, больно! Вздохнуть!"
  Он наполнил легкие; в груди взорвался огонь... а потом холод, покой. Судороги прекратились. Тьма объяла его, но Чаур уже не боялся. Холод ушел, жара ушла, голову заполнило онемение.
  Он так полюбил море.
  Завернутое тело тянулось вниз, отрубленные руки и ноги, которые он собрал по приказу Бары, словно сами собой задвигались под парусиной.
  Теперь тьма была внутри и снаружи. Нечто горячее и буйное пронеслось мимо копьем света. Чаур отпрянул. Сомкнул глаза, чтобы отдалиться от помехи. Боль ушла из легких.
   "Я сплю".
  
  ***
  
  К небесам возносились гейзеры, взрывы рвали воздух и волновали море. Оно кипело, рябило; Резак видел, как Баратол нырнул вслед за Чауром. "Тело... Геборик... Чаур... О боги".
   Он добрался до Сциллары и прижал ее к себе. Она ухватилась за мокрую куртку. - Я так рада, - зашептала она, а "Горе" со стоном накренилось еще сильнее.
  - Чему же?
  - Что оставила ее. Там. Я оставила ее.
  Резак обнял ее крепче.
   "Прости, Апсалар. За все..."
  Вдруг над ними захлопали крылья, пронеслась тень. Он поднял взор... глаза широко раскрылись при виде снижающегося чудовища...
   "Дракон. Что еще?"
  Он услышал крики - и тут "Горе" словно взорвалось.
  Резак обнаружил себя в воде, задрожал. Пробудилась паника, кулаком ударив по сердцу.
  
  ***
  
   "...дотянуться... дотянуться...
  Что за звуки? Где я?"
  Миллион голосов - вопящих, падающих навстречу ужасной гибели - о, они проносились в пустоте слишком долго, невесомые, видящие впереди лишь обширное... ничто. Равнодушное к их спорам, дискуссиям, яростным дебатам, оно глотало их. Полностью. Затем... наружу, на другую сторону. Сеть силы, жаждущая массы, становящаяся все сильнее, и путешествие вдруг стало безумным, грубым полетом - мир внизу - так много погибло там - а за ним другой мир, больше...
   "Ох, услышь нас. Так много... уничтожено. Горы рассыпались в прах, скалы улетели в темноту, тучи заслонили свет солнца. А теперь? Этот дикарский мир, что заполнил наше зрение - это дом?
  Мы прилетели домой?
  Дотянуться..." нефритовыми руками, пыльными, шершавыми, еще не отполированными до зеркального блеска.
   "- Я помню... ты должен был умереть, Трич, не так ли? До восхождения, до истинного обожествления. Ты долен был сначала умереть.
  Был ли я твоим Дестриантом?
  Мой ли это титул?
  Нужно ли было мне умирать?
  Дотянуться..." - эти руки, незнакомые, непонятные руки... "- Как я отвечу на их стоны? Миллионы душ в разбитой тюрьме - я касался их однажды, кончиками пальцев... о, голоса...
  Это не спасение. Мы просто помрем. Разрушение...
  Нет, нет, глупец. Дом. Мы дома...
  Разрушение - не спасение. Где он? Где наш бог?
  Говорю вам: искание кончается!
  К чему тут споры.
  - Слушайте меня.
  Кто это? Он вернулся! Тот, что снаружи - брат!
  - Слушайте меня. Прошу. Я... не брат вам. Я никто. Я думал... Дестриант... но разве мне было доказано? Я лгал себе? Дестриант... может и да, может и нет. Может, все мы врем. Может, даже Трич ошибался.
  Он повредился в уме.
  Забудьте его - смотрите, смерть, ужасная смерть - она близка...
  Безумец? И что. Лучше послушаю его, чем всех вас. Он сказал послушать, он сказал, и я слушаю.
  Мы все слушаем, идиот. Какой у нас выбор?
  - Дестриант. Мы не поняли! Видите? Все, что сделано... не исправить. Никогда не исправить... он отослал меня. Даже Худ - он отверг меня, выбросил назад. Но... все истончается, уходит... я пропадаю...
  Пропадаю, падаю... какая разница...
  - Дотянуться.
  Что?
  - Мои руки - видишь их? Их отрубили, вот что случилось. Руки... отрезаны. Стали свободны от меня. Я не могу, но они - могут. Понимаете?
  Что за чепуха.
  Нет, постой..."
  Не Дестриант.
  Надежный Щит.
   "- Дотянитесь... смотрите на меня. Все вы! Видите руки? Видите их? Они тянутся... тянутся к вам!
  Они тянутся..."
  
  ***
  
  Баратол погружался в темноту. Он видел... ничего он не видел. И никого. "Чаур... о боги, что я наделал?" Он отчаянно рвался вниз. Лучше утонуть самому - он не сможет жить, помня, что стал причиной смерти беззащитного взрослого ребенка - не сможет...
  Дыхание сперло, грудь защемило, в висках билась тупая боль. Он ничего не видел...
  Изумрудная вспышка ниже, расцветшая, ослепительная - а в середине ее... "о боги, погоди... дождись меня..."
  Неловкий Чаур запутался в саване; он тонул, раскинув руки. Веки сомкнуты, рот... открыт...
   "Нет, нет, нет!"
  Пульсирующее сияние обжигало - откуда такой жар? - а Баратол старался подплыть. Грудь была готова лопнуть... ниже, тянись ниже...
  
  ***
  
  Почти вся задняя часть оторвалась от груды измочаленных обломков судна. Пламенные шары падали со всех сторон; Резак помог Сцилларе влезть на достаточно плавучий фрагмент. Эти шары - они вообще-то меньше гальки, а дыры в бортах проделали размером с кулак. Меньше гальки - скорее песчинки, светящиеся зеленым, подобные брызгам стекла. Когда частицы падали в воду, их цвет почти мгновенно становился ржаво-красным.
  Сциллара заплакала.
  - Тебя ранило? О боги... нет...
  Она изогнулась. - Смотри! Худ нас забери! Смотри туда! - Она подняла руку, ткнув в восточном направлении.
  Волна подняла их, и стал виден остров Отатарал.
  Он ... воспламенился. Нефритово-зеленый мерцающий купол размером во весь остров зыбко колыхался, устремляясь к небу, а через него показывались... руки. "Нефритовые. Как... как у Геборика". Вздымаются как деревья. "Руки... громадные ... их десятки". Разворачивались ладони, спирали зеленого пламени срывались с пальцев, из обвивших мускулы вен и артерий. Частокол зеленых лезвий поднялся к небесам. Руки слишком большие - трудно поверить глазам - пронизывали купол и тянулись кверху...
  ... а наполнявшие небеса огни, казалось, замедляются, трепещут...
  Началось СОЕДИНЕНИЕ.
  Над островом, над лесом нефритовых рук, сквозь пульс зеленого света.
  Первое солнце ударило по куполу.
  Звук был подобен грохоту барабана, призванного оглушать богов. Пухлые бока купола запульсировали, раздулись, почти задев поверхность моря - у Резака кости как будто зазвенели, резко заболело в ушах - а солнца одно за другим падали в покрывающийся рЯбинами купол. Ассасин кричал, но не слышал сам себя. В глазах покраснело... он чувствовал, что скользит к краю плота, падает в пену морскую...
  Но тут здоровенная когтистая лапа протянулась к Резаку и Сцилларе; та как раз схватила Резака за руку, втягивая на обломок; когти - скимитары сомкнулись вокруг них обоих. Подъем над взбитой волной, все выше...
  
  ***
  
   "- Тянитесь, да...
  Ко мне, ближе, ближе.
  Боль не важна.
  Она не надолго. Обещаю. Я знаю, ибо помню.
  Нет, этого не забудешь.
  Может быт, вы сумеете... и я сумею... чувствуете, что это необходимо? Я не чувствую... я был не прав, когда коснулся... там, в пустыне. Я ничего не понимал, и Боден так и не догадался, что случилось, чем я отмечен.
  Отмечен, да. Ради этого мига, ради вашей нужды.
  Вы слышите меня? Ближе - видите тьму? Туда, ибо я в ней".
  Миллионы голосов плачут, кричат, голоса полнятся желанием - он слышит все...
   "- Ах, боги, кто я? Не помню.
  Только что... Тьма окружила меня. Да, да, все вы, все мы сможем переждать в этой тьме.
  Боль не важна. Ждите со мной. В темноте".
  И голоса, все миллионы, все охваченные необоримой и великой нуждой, поспешили к нему.
  К Надежному Щиту, который сможет взять их боль, ибо помнит, что такое боль.
  Тьма объяла их... и вот тогда Геборик Руки Духа, Надежный Щит Трича, постиг ужасную истину.
  Никто не способен помнить боль во всей ее полноте.
  
  ***
  
  Два тела сломанными куклами упали на палубу. Маппо поспешил к ним, а Злоба снова полетела прочь. Он мог ощущать мучительную боль драконицы, слышать ее тяжелое дыхание. В воздухе завоняло горелой чешуей и плотью.
  Огненный дождь давно стал потопом, диким, как град, и вдесятеро более опасным; однако корабль не ударила ни одна частица - Маппо как-то понял, что эту защиту даровали не Злоба, не Искарал Паст или Могора. Нет, Верховный Маг всё домогался жены, чмокая мокрыми губами... Некий загадочный блеск в черных глазах мула обличал истинного виновника.
  Животное спокойно стояло, не двигаясь и выглядя равнодушным - только хвост мотался из стороны в сторону. Хотя мух тут нет. Мул моргал, словно не мог проснуться, и двигал губами.
  А вот мир вокруг корабля сошел с ума, другое судно уже разломилось на части...
  Маппо упал возле одного из чужаков. Лицо в крови - струйки из носа, из ушей, из уголков глаз - но он узнал этого человека. Знакомый. "Крокус - дарудж. Эй, парень, как ты до такого дошел?"
  Тут глаза молодого человека открылись, явив его страх и тревогу.
  - Тише, - проговорил Маппо, - ты в безопасности.
  Второй чужак, женщина, выкашливала морскую воду; кровь текла из левого уха, проходя струей по щеке и падая с подбородка. Она встала на четвереньки и встретила взор Трелля.
  - Ты в порядке?
  Она кивнула и поползла к Крокусу.
  - Он будет жить, - ободрил ее Трелль. - Похоже, все мы выжили... Я и не думал...
  Искарал Паст завопил.
  И показал пальцем.
  Рука, широкая и черная, схватилась за борт. Словно скользкий угорь, рука ухватилась за дерево, мышцы напряглись.
  Маппо подполз к утопающему.
  Человек этот держал другого, мужчину не менее крупного, чем он сам; было похоже, что второй выбился из сил. Маппо протянул руки и вытащил обоих.
  - Баратол, - захрипела женщина.
  Маппо следил за этим Баратолом, а он споро перекатил спутника за спину и начал выдавливать воду из груди.
  - Баратол...
  - Тихо, Сциллара...
  - Он был там слишком...
  - Тихо!
  Маппо старался припомнить, на что это похоже - такая преданность, такая настойчивость. И припомнил... почти. "Он же утонул. Видите, сколько воды?" Но Баратол не прерывал усилий, надавливая на вялое тело там и тут, разводя руки; затем он поднял голову и плечи, положил себе на колени и обнял голову утопленника, словно малого ребенка.
  Лицо его в горе было ужасным. - Чаур! Слушай меня! Это Баратол. Слушай! Я хочу, чтобы ты... зарыл лошадей! Слышал? Надо зарыть лошадей! Пока волки не пришли. Я не прошу, Чаур. Ты понял? Я приказываю!
   "Он сошел с ума. Спасения нет. Уж я-то знаю..."
  - Чаур! Я рассержусь. Понял? Я уже зол на тебя! НА ТЕБЯ, ЧАУР! Ты хотел разозлить Баратола? Ну держись...
  Кашель, поток воды; содрогание... здоровяк, столь нежно сжатый ручищами Баратола, свернулся клубком, поднял руку. Из уст его вместе с пеной и слизью исходил воющий крик.
  - Нет, дружище, - запыхтел Баратол, покачивая мужчину. - Я не злой. Нет, не злой. Забудь о лошадях. Ясно? О, Чаур, я не сержусь.
  Но мужчина завывал, дергаясь и суча ногами, как младенец.
   "Он дурачок". Иначе этот Баратол не сюсюкал бы так. "Этот Чаур - ребенок в теле взрослого..."
  Маппо смотрел на двух здоровенных мужей, рыдающих в объятиях друг друга.
  Злоба встала рядом. Трель ощутил ее боль - и ее волю, ожесточенно прогоняющую страдание - отвел взгляд от рыдающих на палубе и посмотрел на женщину.
   "Отгоняя, отгоняя все страдания..."
  - Как? Как тебе удается? - проговорил он.
  - Ты что, слепец, Маппо Коротыш? Смотри на них. Чаур - теперь его страх пропал. Он верит Баратолу, верит в него. Крепко, без сомнений. Как ты можешь не ощутить этого, смысла этого?
  Маппо Коротыш, ты видишь радость. Чистую радость. Перед лицом такого я не поддамся моей боли, моим страданиям. Ни за что.
   "Ах, духи земные! Женщина, ты разбиваешь мне сердце". Он глядел на обнявшихся мужчин, потом на Сциллару, держащую в объятиях Крокуса, гладящую его по волосам. "Я раздавлен. Снова. Я... уже забыл..."
  Искарал Паст плясал вокруг Могоры, а она смотрела на него, скривив губы. Лицо ее стало походить на перезрелую сливу. Когда Верховный Жрец подскочил особенно близко, жена пинком сбила его с ног. Паст с грохотом плюхнулся на палубу и начал ругаться: - Презренная женщина! Женщина? Я сказал "женщина"? Ха! Ты шкура, сброшенная змеюкой! Больной змеюкой! Покрытая рубцами, прыщами, гнойниками, нарывами и...
  - Ты только что домогался меня, отвратительный соплюк!
  - Я пытался! От отчаяния. Но даже смертельной угрозы оказалось недостаточно. Поняла? Недостаточно!
  Могора шагнула к мужу. Искарал Паст взвизгнул и отполз за ноги мула. - Подойди ближе, карга, и мой слуга лягнет тебя! Знаешь, сколько дур каждый год умирает от удара копытом? Ты бы поразилась, сколько!
  Дальхонезская ведьма зашипела и рассыпалась клубком пауков. Они побежали во все стороны - еще миг, и пропали с глаз.
  Верховный Жрец дико озирался; затем начал скрестись под одеждой, крича: - Ох! Мерзкая тварь!
  Невольно развеселившегося Маппо отвлек Крокус, подошедший к Баратолу и Чауру.
  - Баратол? - сказал дарудж. - Не было возможности?
  Тот обернулся и покачал головой: - Прости, Резак. Но он спас жизнь Чаура. Даже мертвый, он спас жизнь.
  - Как это?
  - Тело светилось, - ответил Баратол. - Ярко-зеленым светом. Потому я и нашел его. Чаур запутался в одежде - мне пришлось срывать ее. Я не мог вытянуть обоих - я едва...
  - Ясно.
  - Он тонул, вниз, вниз - и сияние слабело. Тьма поглотила его. Но слушай! Ты был прав - понимаешь? Не совсем, но почти прав. Что бы тут ни случилось, что бы ни спасло нас - оно происходило от него.
   Маппо вмешался: - Крокус - теперь ты Резак? Резак, о чем ты говоришь? Кто-то все же утонул?
  - Нет, Маппо. То есть не совсем. Мой друг умер - ну, я пытался отвезти тело на остров - видишь ли, он хотел бы этого. Что-то вернуть.
   "Что-то". - Надеюсь, с твоим другом все в порядке. Ты привез его очень близко. Даже смерть не помешала ему сотворить нечто...
  - Его звали Геборик Руки Духа.
  - Я запомню это имя. С благодарностью.
  - Ты... ты стал иным, - сказал Резак, нахмурившись. - Это что, татуировки... - Тут его глаза расширились, и прозвучал вопрос, который так боялся услышать Маппо: - Где? Где он?
  В душе Трелля с грохотом захлопнулись раскрывшиеся было двери. Он отвел глаза. - Я потерял его.
  - Потерял?
  - Он ушел. "Я не справился. Я подвел всех". Маппо не мог поднять глаз. Он не вынесет. "Позор..."
  - Ох, Маппо, какая печаль...
   "Какая... что?"
  На плечо опустилась рука. Это уже слишком. Он почувствовал, как по щекам текут горестные слезы. И отпрянул. - Моя вина... моя вина...
  
  ***
  
  Злоба не шевелилась, следя за ним. "Маппо Трелль. Шедший рядом с Икарием. Ах, как он корит себя. Понимаю. Увы, это... так не вовремя. Но ведь именно таков был наш план. И тут виден шанс - очень нужный мне шанс. Икарий... ты сможешь задать хороший прием моей сестрице. Пока все не полетит в пропасть. О, что это будет за сладостное зрелище! Его вкус я запомню надолго. Ты близко, Зависть? Ты можешь подслушать мои мысли? Мои ... желания? Надеюсь". Но нет, не время для таких мечтаний, какими бы чудесными они ни были.
  Раны еще болели. Злоба посмотрела на дико клубящиеся над островом тучи. Разноцветные бутоны, языки пламени, фонтаны огня срывались с великанских рук, искрились вокруг пальцев, лизали разоренную землю. Ночь над зыбким куполом сменилась полумраком пыли и дыма, и сквозь него то и дело прорывались куски падающий материи.
   Злоба обратилась лицом к западу, к континенту. "Кто бы ты ни был... спасибо".
  
  ***
  
  Паран со вздохом открыл глаза и понял, что лежит уткнувшись лицом в песок и гравий. Он дернулся, застонав от усилия, и руки, словно растянутые канаты, неохотно подчинились, перекатив тело набок. Затем он оказался на спине.
  Сверху было кольцо озабоченных лиц.
  - Верховный Кулак, - сказала Руфа Бюд, - вы только что спасли мир?
   И нас заодно? - добавил Ното Свар. И нахмурился: - А что такого, сэр? Если внимательно подумать над вопросом Кулака, из него неизбежно вытекает...
  - Тише. Если я спас мир - а я вовсе не претендую - то у меня уже рождается раскаяние в содеянном. У кого - нибудь есть вода? От того места, в котором я только что был, во рту горчит.
  В поле зрения появились бурдюки.
  Но Паран поднял руку: - На востоке... как там?
  - Могло быть гораздо, гораздо хуже, сэр, - заверила Руфа Бюд. - Там изрядный тарарам, но он уже СОВСЕМ НЕ ТОТ. Если вы меня поняли...
  - Хорошо. "Да, хорошо!
  О Худ, ты действительно этого хочешь?
  Боги, почему я не умею вовремя прикусывать язык..."
  
  ***
  
  Всю ночь на востоке бушевал тусклый, беззвучный шторм. Стоя рядом с Адъюнктом, Нилом и Нетер, кулак Кенеб дрожал под тяжелым плащом - хотя ветер был на редкость теплый. Он не понимал, что там творится - ни сейчас, ни раньше. Нисхождение зеленопламенных солнц, бушующий мальстрим. Какое-то прилипчивое недомогание охватило всех - казалось, от грядущего ни спрятаться, ни откупиться. Никакой надежды на жизнь.
  Эта мысль, как ни странно, утешила. Если борьба невозможна, к чему напрягаться? Кенебу пришло в голову, что такая точка зрения имеет свои преимущества. В конце концов, разве смерть не придет ко всем? Она неизбежна - так к чему дергаться и рыть землю в попытках улизнуть?
  Увы, утешение оказалось кратковременным. Смерть сама о себе заботится. Ценность есть лишь в жизни, в живущих. Деяния, желания, мотивы и страхи, дары радости и горечь неудач - "пир, на котором все мы должны присутствовать.
  Пока нас не выведут".
   Звезды дрожат над головой, полосы облаков собираются на севере. Кенебу они напомнили о снеге. "А я стою тут и потею, пот холодит кожу - холод рожден не ночью и ветром, а усталостью". Никто не хотел говорить об ураганном ветре, его настойчивости. О воле, стоящей за ним. Это неестественно. "Итак, какой-то бог снова дергает нас за ниточки".
  Эту полосу берега патрулировал флот Немила. Галеры их были примитивны, неуклюжи на вид; они никогда не уходили далеко от скалистого берега. Побережье исстари принадлежало Треллям, но войны вели целые поколения, и теперь немильские форпосты пятнали заливы и бухточки, а Треллей, несведущих в морском деле, оттеснили вглубь. Их вымирающие деревни ныне окружены поселенцами. Кенеб видел на немильских купеческих судах, привезших припасы, много полукровок.
  Немильцы, конечно, враждовали с Треллями, но при виде вошедшего в их территориальные воды громадного малазанского флота агрессивности не проявили. Их мудрые предвидели это визит; жажда наживы выслала навстречу флотилию торговых кораблей. Из ряда гаваней пришли также разномастные корабли сопровождения, как частные, так и королевские. Процесс торговли походил на торопливое насыщение изголодавшихся зверей; а уж когда небо на востоке внезапно озарилось дикими огнями...
  Сейчас ни одного немильского судна рядом не было. Ко второму ночному звону берег остался позади. Колокол в руках вахтенного при песочных часах прозвучал глухо. Ближайшие корабли отразили звук, между бортами имперского флота разнеслось негромкое эхо.
  От капитана одного из немильских кораблей были получены интересные новости; именно их и обсуждали до сих пор Адъюнкт и виканы.
  - В малазанских источниках есть сведения о народах за Катальским морем? - спросила Тавору Нетер.
  - Только одно название, - ответила Адъюнкт. - Кенеб, как вы сказали?
  - Напасть.
  - Да.
  - И больше о них ничего не известно? - сказала Нетер.
  Ответа не прозвучало, однако казалось, что виканы чего-то ждут.
  - Это интригует, - сказала наконец Адъюнкт. - А учитывая ураганный ветер, нам вскоре на личном опыте предстоит узнать, что за народ в этой Напасти.
  Капитан сообщил - пересказал слухи - о другом эдурском флоте, что видели на день раньше. Далеко к северу около двадцати ладей стремились пробиться на восток против нескончаемого ветра. Корабли в плохом состоянии, заявлял капитан. Поврежденные, с креном. Это или шторм, или недавняя битва. Как бы то ни было, они не желали бросить вызов Немилу - само по себе необычно, ведь рейдеры Эдур грабили торговые корабли почти два года, и в те случаях, когда их не сопровождал военный эскорт¸ последствия для устарелых бирем оказывались катастрофическими.
  Любопытные вести. Адъюнкт выпытывала у капитана сведения о Напасти, о жителях большого гористого полуострова на западе от Катальского моря (это море, по сути, представляет собой глубокий залив, на южной оконечности которого находится сердцевина Немильского королевства). Но капитан лишь мотал головой, будто онемев.
  Нетер тогда предположила вслух, что эдурский флот столкнулся с этой Напастью; однако капитан продолжал упорствовать.
  Сейчас малазанский флот шел через устье Катальского залива, как он назван на имперских картах. Немилец утверждал, что корабли пройдут его за четыре дня - это при идеальных условиях. Однако головные суда флота уже миновали четверть расстояния.
  Тут не только ветер. "Магия или что - горизонт странно смазан, особенно в стороне суши..."
  - Об Эдур эти немильцы говорят охотно, - заметила Нетер.
  - А вот о Напасти молчат, - добавил Нил.
  - Нелегкая у них история, - произнес Кенеб.
  Все поглядели на него.
  Кенеб пожал плечами: - Я просто предположил. Немил явный экспансионист, а это предполагает... дерзость. Они поглотили племена Треллей, доказав тем самым свою силу и "правоту". Наверное, Напасть представляет символ противоположного рода. Что-то, устрашившее или умалившее Немил. Ни то, ни другое чувство не соответствует их представлениям о величии. Потому и молчат.
  - Ваша теория не лишена правдоподобия. Спасибо, Кулак, - ответила Адъюнкт. Она не спеша оглядела мятущееся небо востока. - Умалившее, да, - пробормотала она. - В своих писаниях Дюкер упоминает о множестве уровней военного противостояния - от солдата лицом к солдату до богов, вступивших в смертельный поединок. На первый взгляд, кажется дерзостным полагать, что такие крайности могут сходиться... но Дюкер далее заявляет, что причина, рождающая великие последствия, может исходить от обоих полюсов.
  - Утешительно так думать, - согласился Кенеб. - Мало я знаю богов, с которыми захотел бы столкнуться прямо сейчас.
  - Может быть, - ответила Адъюнкт, - кое-кто согласился бы с вами.
  Кенеб нахмурился: - О ком вы, Адъюнкт?
  Она бросила косой взгляд.
   "Итак, моменту необычайной откровенности конец. Да уж. Что же она пыталась сказать? Что она готова ко всему? - но это я и так знаю. Что-то еще?
  Нет".
  
  ***
  
  Калам протолкался между ящиков и сел рядом с Быстрым Беном. - Это официально, - сказал он в пыльную тьму трюма.
  - То есть?
  - Мы все еще живы.
  - О, это же хорошо, Калам. Я вертелся как на угольях, ожидая такой новости.
  - Этот образ мне ближе реальности.
  - То есть?
  - То есть тебя, прячущегося в трюме с внезапно раздувшимися подштанниками и лужицей вокруг.
  - Ты ничего не понимаешь. А я... Я понимаю больше, чем хотелось бы...
  - Невозможно. Ты пьешь тайны, как Хеллиан ром. Чем больше ты знаешь, тем веселее и навязчивей становишься.
  - Ах так? Я знал секреты, которые ты захотел бы услышать, и собирался рассказать. Но теперь - передумал...
  - Говори, колдун, или я иду к Таворе и рассказываю, где ты сидишь.
  - Так нельзя. Мне нужно подумать, черт тебя.
  - Говори. Можешь подумать в процессе, ибо для тебя эти два дела явно не связаны.
  - Отчего ты такой злой?
  - От тебя.
  - Лжешь.
  - Ладно. От себя.
  - Уже лучше. А я знаю, кто нас спас.
  - Неужто?
  - Ну, он хотя бы пустил первый камень с горы.
  - Кто он?
  - Ганоэс Паран.
  Калам оскалился: - Ну, я удивился меньше, чем ты ждал.
  - Тогда ты идиот. Он сделал это, побеседовав с Худом.
  - Откуда знаешь?
  - Я был там и слушал. У Худовых врат.
  - И зачем ты там околачивался?
  - Как? Мы же собирались умереть?
  - И ты хотел оказаться первым в очереди?
  - Необычайно остроумно. Нет, я собирался торговаться, но теперь неважно. Как раз Паран и заключил сделку. Худ кое-что сказал. Он хотел кое-чего... клянусь его дыханьем, я поразился. Дай расскажу...
  - Давай рассказывай.
  - Нет. Нужно подумать.
  Калам закрыл глаза и оперся спиной о какой-то тюк. От тюка пахло овсом. - Ганоэс Паран. - Он помолчал. - Думаешь, она знает?
  - Кто, Тавора?
  - Да кто же еще?
  - Не знаю. Но не удивился бы. Фактически никакое открытие относительно нее меня не удивит. Может, она прямо сейчас нас подслушивает...
  - Ты чувствуешь?
  - Калам, сегодня что-то бродит по флоту, и что бы это ни было, оно мне не нравится. Как будто совсем близко - а едва я соберусь схватить за горло, оно уплывает прочь.
  - Так ты действительно прячешься!
  - Разумеется, нет. Уже нет. Я сижу, чтобы поставить западню.
  - Западню. Чудно. Весьма умно, о Верховный Маг.
  - Согласен. В следующий раз оно подойдет ближе.
  - Ты думаешь, я на это куплюсь?
  - Верь или не верь, Калам. Что мне. Хотя если старейший друг мне не верит...
  - Худа ради, Быстрый. Я НИКОГДА тебе не верил!
  - Как обидно. Мудро, но все же обидно.
  - Скажи мне кое-что... Как ты ухитрился спрятаться у врат Худа, когда рядом стояли и смотрели Паран и сам Худ?
  Раздалось фырканье. - Они же были отвлечены. Нет лучшего места скрыться, чем на самом виду.
  - А они как раз мир спасали.
  - Толкнули камешек в лавину. Остальное свершил кто-то другой. Не знаю кто или что. Скажу лишь, что эти падающие солнца... они были полны голосов.
  - Голосов?
  - Громадные куски камня. Нефрит, плывущий со звезд. И в этих разломанных горах или что они там, в них были души. Миллионы душ, Калам. Я СЛЫШАЛ ИХ!
   "Боги! Теперь понимаю, Быстрый, почему ты внизу". - Это... сверхъестественно. Я трясусь как в ознобе от одного рассказа.
  - Знаю. Со мной то же.
  - Так как ты спрятался от Худа?
  - Разумеется, стал частью врат. Еще один труп, еще одно взирающее лицо.
  - Эх, вот это было умно.
  - Еще бы.
  - И каково было среди всяких костей, тел и прочего?
  - Вроде бы... уютно...
   "Могу себе представить". Калам снова оскалил зубы. "Погоди... интересно... все ли в порядке с нами?" - Быстрый, ты и я...
  - Что?
  - Думаю, мы безумцы.
  - Ты - нет.
  - Как это?
  - Ты тормозишь. Нельзя думать, что ты безумец, если ты уже безумец. Понял?
  - Нет.
  - Я же сказал, тормозишь.
  - Ну, - пробубнил ассасин, - это утешение.
  - Для тебя. Шш! - Маг схватил Калама за рукав. - ОНО ВЕРНУЛОСЬ! Ближе!
  - Совсем рядом? - шепотом спросил Калам.
  - Боги! Надеюсь, что нет!
  
  ***
  
  Один жилец на каюту; в окружающих закутках и кабинках ютится оцепление Алых Клинков, яростно защищающих ожесточенного, сломленного командира, но не желающих оказаться с ним в одном помещении. Хотя помещений на корабле очень не хватает. За солдатами хундрилы клана Горячих Слез, все до одного обуянные морской болезнью - воздух под палубой пропитался горечью желчи.
  Итак, он остается один. Закутан спертым, вонючим воздухом. Ни один фонарь не отгоняет тьму, и это хорошо. То, что снаружи, соответствует тому, что внутри. Кулак Тене Баральта снова и снова повторял себе, что это хорошо.
  И'Гатан. Адъюнкт послала их в малом числе, зная, что случится резня. Она не желала, чтобы ветераны подрывали ее авторитет. Она хотела избавиться от Клинков и моряков - от солдат вроде Каракатицы и Скрипача. Она, вероятно, работала над этим, сговорившись с самим Леоменом. Слишком совершенны, слишком хорошо подгаданы пожар и всеобщая гибель. И сигналы были - те самые дураки с лампами на крышах и вдоль стен.
  Да и время года... Город, полный масла, урожай оливок - она не гнала армию за Леоменом, она вовсе не спешила, хотя любой верный командир успел бы затравить мерзавца задолго до входа в И'Гатан.
  Да, поистине... дьявольская точность.
  И вот он изуродован, заперт в скопище проклятых предателей. Но снова и снова ход событий, как кажется, стремится сорвать изменнические, человеконенавистнические планы Адъюнкта. Выжившие среди морской пехоты, среди них Лостара Ииль. Быстрый Бен неожиданно сумел отразить атаку магов Эдур. О да, солдаты доносят ему все крупицы новостей. Они поняли - хотя ничем не обнаруживают подозрений - но он видит по глазам, поняли. Необходимое свершится. Скоро.
  Если бы их смог вести сам Кулак Баральта! Тене Баральта, Калека, Преданный. О да, таковы будут его прозвища. Будет и культ его имени, как есть уже культы малазанских героев. Колтейн. Балт. Бариа Сетрал и его брат Мескер из Алых Клинков.
  Тене Баральта должен оказаться в их компании. "Только их компания достойна меня", повторял он.
  Один глаз еще может видеть. Почти... При свете дня перед ним клубится дымка, и боль, такая боль - он не может даже шевелить головой - о да, целители работают - с тайным приказом ошибаться, оставлять его в преисподней тугих рубцов и фантомных болей. Он знает: едва выйдя наружу, они хохочут, радуются видимому успеху своих обманов.
  Ну, он сумеет вернуть им "дары" с большим привеском. Всем этим "лекарям".
  В теплой, мягкой тьме он лежит на койке и смотрит в потолок. Трещат и стонут невидимые вещи. Крыса снует вдоль и поперек убогой каюты. Его часовой, его страж, его пленная душа.
  Странный запах донесся, сладкий, обволакивающий, вызывающий онемение; он чувствовал, что боли утихают, дергающие нервы успокаиваются.
  - Кто здесь? - прокаркал раненый.
  Ответ прозвучал хрипло: - Друг, Тене Баральта. Тот, чье лицо поистине подобно твоему. Как и ты, преданный всеми. Нас с тобой бьют и терзают, чтобы снова и снова напомнить: не доверяйте тому, кто не отмечен рубцами. Никогда. Истина в том, друг мой, что лишь смертный, что был сломан, может выйти с другой стороны исцеленным. Новым и - для упавших перед ним врагов - ослепительно ярким. Так? Сверкающее белое пламя правоты. Обещаю тебе - этот миг будет сладостен!
  - Привидение, кто послал тебя? - зашипел Баральта. - Адъюнкт? Демон - убийца, чтобы закончить...
  - Конечно, нет. Даже бросая такие обвинения, Тене Баральта, ты понимаешь их ложность. Она могла бы убить тебя в любое время.
  - Солдаты защитят меня...
  - Она не убьет тебя, - раздавалось во тьме. - Зачем? Она уже выбросила тебя, жалкую, бесполезную жертву И'Гатана. Ей неведомо, Тене Баральта, что твой разум жив, что он остр, как и всегда, что ты готов судить и лить кровь нечестивых. Она слишком довольна собой.
  - Кто ты?
  - Я Гетол, Глашатай Дома Цепей. Я здесь ради тебя. Только ради тебя - ибо мы ощутили, о, как мы ощутили, что ты рожден для величия.
   "Ах, какая страсть в его голосе... но нет. Погоди, будь сильным, покажи этому Гетолу свою силу". - Величие. Да, Глашатай, я всегда знал это.
  - И время пришло, Тене Баральта.
  - Неужели?
  - Ты чувствуешь наш дар? Ослабление боли?
  - Да.
  - Хорошо. Этот дар твой, будут и иные.
  - Иные?
  - Твой глаз, Тене Баральта, заслужил не только туманную нечеткость. Не так ли? Острота зрения должна равняться остроте ума. Это кажется справедливым, естественным, правильным.
  - Да!
  - Такова будет награда, Тене Баральта.
  - Если я сделаю... что?
  - Потом. Детали будут не сегодня. Перед новой беседой испытай свою совесть, Тене Баральта. Подготовь планы. Ты возвращаешься в Малазанскую Империю, не так ли? Отлично. Знай, что тебя ожидает Императрица. Тебя, как никого иного в армии. Готовься.
  - О, я буду готов, Гетол.
  - Мне придется уйти, дабы не обнаружить себя. Слишком много шпионов притаилось в армии. Осторожнее. Никто не...
  - Я верю своим Алым Клинкам.
  - Если необходимо, можешь использовать их. До встречи, Тене Баральта.
  Снова тишина, мрак снаружи и внутри, неизменный и ничего не меняющий. "О да, рожденный для величия. Они увидят. Когда я поговорю с Императрицей. Они увидят".
  
  ***
  
  Лежавшая в гамаке (днище верхнего, плетеная сетка и грязный матрац, находилось на расстоянии руки) Лостара Ииль старалась дышать тихо и ровно. Она могла расслышать даже биение своего сердца, даже шум крови в ушах.
  Солдат с койки внизу хмыкнул и негромко произнес: - Он начал разговаривать сам с собой. Плохо дело.
  На протяжении примерно пятидесяти ударов сердца за стенкой каюты Тене Баральты бормотал голос. Сейчас он, вроде бы, смолк.
   "С самим собой? Вряд ли. Это, черт меня дери, была беседа!" При этой мысли она закрыла глаза, желая заснуть, забыв о мерзком кошмаре, в который превращается командир: маслянистый блеск глаз, мышцы, ставшие жиром на угловатом костяке, уродливое лицо, обмякшее и перекошенное везде, где его не держат грубые рубцы. Бледная кожа, пучки слипшихся от давнишнего пота волос.
   "Основа его души выгорела. Теперь там лишь злоба, пестрый сплав низких, недостойных побуждений.
  А я теперь снова капитан под его командой. Чего он хочет от меня? На что надеется?"
  Тене Баральта прекратил разговор. Ей тоже пора заснуть - если только рассудок сможет избавиться от бешеного течения мыслей.
   "Ох, Котиллион, ты знал. Ты знал, что так будет. Однако оставил мне выбор. Выбор стал проклятием.
  Котиллион, ты всегда играл нечестно".
  
  ***
  
  Западное побережье Котальского моря изрезано фиордами, высокими черными утесами и огромными валунами. Поднимающиеся сразу над полосой прибоя скалы пестрят можжевельником с иглами такого темно-зеленого оттенка, что кажется черным. Большие вороны с красными хвостами кружат, хрипло и грубо кричат - словно хохочут - пикируя на зловещего вида корабли, которые приближаются к малазанскому флоту. Вороны опускаются к самой воде, чтобы снова лениво подняться на тяжелых крыльях.
  Корабль Таворы сейчас рядом с флагманом Нока; адмирал только что перебрался на борт Адъюнкта, чтобы встретить Напасть.
  Кенеб восхищенно следил за надвигающимися судами. Каждое представляло собой два больших дромона, соединенных арками, чтобы создать циклопических размеров катамаран. Ветер утих, и корабли Напасти выставили по два ряда весел (с внутренней стороны каждого корпуса они были укорочены).
  Кулак насчитал тридцать одно гигантское судно. Они шли широким клином, оставляя между собой значительную дистанцию. Носовые балки были украшены волчьими головами, за ними виднелись баллисты; по бортам висели ряды прямоугольных бронзовых щитов, отражавших тусклое солнце.
  Когда передовой корабль приблизился, гребцы подняли и втянули весла.
  Один из офицеров Нока произнес: - Посмотрите на пространство между корпусами. Под водой тоже есть поперечные балки, и на них укреплены тараны.
  - Было бы поистине неумно, - отозвался Нок, - напрашиваться на бой с этой Напастью.
  - Но кто-то уже напросился, - указала Адъюнкт. - На обшивке передового судна повреждения от магического огня. Адмирал, ваши соображения о возможной численности команды на бортах?
  - Полагаю, до двух сотен морской пехоты - или как она у них зовется - на каждом дромоне. Четыреста матросов, включая тех, что на веслах. Или там сидят рабы?
  Они заметили, что между корпусов флагманского катамарана спускают боевой челн, солдаты в доспехах прыгают в него и берутся за весла. Затем к ним присоединились еще трое. Двое из них носили железные шлемы с длинными нащечными пластинами и кольчужными воротниками. Серые плащи, кожаные рукавицы. Третий - высокий, худой, лысый мужчина - носил длинную, тяжелую рясу из темно-серой шерсти. Кожа у них была светлая; остальные намеки на их происхождение скрыты доспехами.
  - Слишком много кольчуг для одного челна, - буркнул какой-то офицер. - Перевернется - и дно моря украсят двадцать кучек ржавчины.
  Челн прошел над подводным тараном и полетел словно на крыльях - так быстро и слаженно вздымались весла. Через несколько мгновений тихий приказ заставил весла исчезнуть - кроме одного, у матроса на корме. Он развернул его, заставляя челн причалить к борту малазанского флагмана.
  По команде Нока моряки бросились на помощь прибывшим.
  Первым на борт ступил широкоплечий здоровяк в черном плаще. Под толстой шерстью тускло блестела смазанная, также черная кольчуга. На эфесе длинного меча виднелось украшение в виде волчьей головы. Представитель Напасти помедлил, осматриваясь, и пошел к Адъюнкту. В это время показались другие. Среди них был человек в рясе; он крикнул что-то тому, кого Кенеб счел начальником. Тот замер и повернул голову. Голос из - под глухого шлема заставил Кенеба вздрогнуть: он был явно женским.
   "Чертова великанша - даже наша тяжелая пехота дрогнет при встрече с такой..."
  Она тоже сказала что-то. Лысый мужчина ответил одним словом; женщина в доспехах поклонилась и отошла в сторону.
  Мужчина в рясе ступил вперед, глядя в глаза Адъюнкту. - Мезлане, привет вам, - произнес он.
   "Он знает малазанский. Да, это поможет договориться".
  - Привет и вам, Напасть, - ответила Тавора. - Я Адъюнкт Тавора Паран, а это Адмирал Нок...
  - О да, ваши имена известны нам, сиры. - Говоривший низко поклонился Ноку, который явно удивился, но ответил тем же.
  - Вы хорошо знаете наш язык, - отметила Тавора.
  - Извините, Адъюнкт. Я Дестриант Ран'Турвиан. - Он показал на стоявшую рядом великаншу. - Это Смертный Меч Кругхева. - Затем он шагнул вбок и поклонился солдату, стоявшему в двух шагах сзади: - А это Надежный Щит Танакалиан. - Дестриант перешел на родной язык; по его слову Смертный Меч и Надежный Щит сняли шлемы.
   "Да уж, это крутые, тертые солдаты". Волосы у Кругхевы были стального оттенка, глаза синие; угловатое обветренное лицо покрыто шрамами, однако черты довольно приятные. Надежный Щит, напротив, был молод. Ростом он уступал Смертному Мечу, но шириной плеч превосходил. Волосы были светлыми, соломенного оттенка, а глаза темно - серыми.
  - Ваши корабли прошли через бой, - заметил адмирал Нок.
  - Да, сир. Мы потеряли четыре судна.
  - А Тисте Эдур, - спросила Адъюнкт? - Они сколько потеряли?
  Дестриант вдруг поклонился Смертному Мечу. Женщина ответила на сносном малазанском: - Не уверена. Может, двадцать, ведь мы отбили их колдовство. Ладьи у них верткие, но недостаточно крепкие. Тем не менее бились они стойко и пощады не просили.
  - Вы преследуете оставшихся?
  - Нет, сир, - ответила Кругхева и замолкла.
  Дестриант снова взял речь: - Благородные сиры, мы ожидали вас. Мезлан.
  Он повернулся и занял место рядом с Надежным Щитом.
  Кругхева подошла к Адъюнкту. - Простите меня, адмирал Нок, - сказала она, не сводя взгляда с Таворы, и обнажила меч.
  Все малазанские офицеры - и Кенеб, разумеется - начали нашаривать рукояти клинков.
  Однако Адъюнкт даже не вздрогнула. Оружия при ней не было вовсе.
  Во всю длину выскользнувшей из ножен стальной полосы была нанесена гравировка: два волка в стремительном беге. Каждый завиток шерсти отчетливо виден, клыки зверей отполированы особо тщательно и сверкают, глаза - черненые пятна. Клинок был превосходно выкован и блестел, тщательно смазанный; по краю шел ряд зазубрин.
  Смертный Меч прижала меч к груди, держа его горизонтально; в словах ее звучала торжественная скованность. - Я Кругхева, Смертный Меч Серых Шлемов из Напасти, клятвенник Зимних Волков. Смиренно приемля то, что грядет, я передаю свою армию под твое начало, Адъюнкт Тавора. Наш вклад: тридцать и один "Престол Войны", тринадцать тысяч и семьдесят девять братьев и сестер Ордена. Адъюнкт Тавора, нас ждет край мира. Во имя Тогга и Фандерай мы будем сражаться, пока не умрем.
  Все молчали.
  Смертный Меч преклонила колено и положила меч к ногам Таворы.
  
  ***
  
  На носовой надстройке стояли Калам и Быстрый Бен, наблюдали церемонию на главной палубе. Колдун все время бормотал под нос; это раздражало Калама настолько, что он оторвал взор от сцены внизу (Адъюнкт как раз, столь же торжественно, как и Смертный Меч, поднимала меч и возвращала его Кругхеве).
  - Потише, ты! - зашипел ассасин. - Да что такое?
  Маг бросил на него полубезумный взгляд: - Я узнаю этих... эту Напасть. Титулы, чертова обрядность и высокий стиль. Я узнаю этих людей!
  - И?
  - И... ничего. Но скажу тебе, Калам... Если теперь на нас нападут - горе нападающим.
  - Ассасин хмыкнул: - Серые Шлемы...
  - Шлемы, Мечи... ради всех богов! Мне нужно потолковать с Таворой.
  - Наконец-то!
  - Мне действительно нужно.
  - Иди и представься, Верховный Маг.
  - Ты с ума спя...
  Калам глянул на толпу внизу, отыскивая причины внезапной немоты Быстрого Бена: Дестриант Ран'Турвиан смотрел прямо в глаза магу. Носитель рясы улыбнулся и приветственно поклонился.
  Все повернули головы.
  - Вот дерьмо, - простонал Быстрый Бен.
  Калам состроил рожу. - Великий маг Бен Адэфон Делат, - шепнул он, - Повелитель Высокого Стиля.
  
  
  
  Глава 21
  
  
  
  Книга Пророчеств открывает дверь. Нужна другая книга, чтобы ее закрыть.
  
  Жизнь Странника Духа Кимлока,
  Торбора
  
  
  
  Служанка серебряными щипчиками возложила на курильницу еще одну круглую пачку ржавого листа. Фелисин Младшая потянулась к трубке, взмахом руки прогоняя служанку и с удовольствием наблюдая, как старуха согнулась столь низко, что чуть не раскроила лоб о камни, встала на четвереньки и выползла наружу задом наперед. Еще одно Кулатово правило обхождения с Ша'ик Возрожденной. Ей уже надоело спорить - если дураки желают поклоняться ей, пусть поклоняются. В конце концов, она в первый раз в жизни оказалась в ситуации, когда каждое ее желание ревностно ублажают; а эти желания - она сама удивляется - день ото дня растут в числе.
  Душа ее словно стала котлом, требующим наполнения - но на самом деле бездонным. Они все время кормят ее - она стала тяжелой, покрылась складками нежного жира под грудями, на животе, на заду, на бедрах, даже подмышками. Нет сомнения, так же изменилось и лицо (она запретила размещать зеркала в тронном зале и комнатах).
  Не только пищи было в избытке. Вино, ржавый лист, а теперь и любовные забавы. Дюжина слуг из ожидающих снаружи взята специально, чтобы доставлять удовольствия плоти. Поначалу Фелисин была шокирована, даже разгневана - но надолго ее не хватило. Она поняла - это еще одно извращенное правило Кулата. Он предпочитал вуайеризм; много раз она слышала хлюпанье и стук камешков - это старик сладострастно и возбужденно подглядывал за ней из-за занавеса или ширмы.
  Теперь она поняла суть нового бога. Наконец-то. Бидитал был совершенно неправ - это не вера воздержания. Апокалипсис проявляется в излишествах. Мир тонет в неумеренности; как ее душа - бездонный котел, так и душа всего человечества. Она - просто показательный пример. Как они пожирают всё вокруг, так и она будет.
  Она Ша'ик Возрожденная, ее роль - ярко блеснуть и быстро умереть. В смерти лежит истинное спасение, тот рай, о котором всё твердит Кулат. Фелисин Младшая пыталась вообразить себе рай - и, как ни странно, он представлялся ей продолжением нынешнего состояния. Когда каждая блажь удовлетворяется без возражений и колебаний. Тревожит ее только одна мысль: все это предназначено лишь одной Фелисин, держится на указах Кулата. Не будет ли нынешняя роскошь - парад наслаждений, обещанный другим только в посмертии - вознаграждена посмертием жестокого рабства и служения чужим капризам?
  Кулат уверял, что беспокоиться не нужно. В жизни она - воплощение рая, символ и обещание. А после смерти она получит прощение. Она же Ша'ик Возрожденная, а эту роль не получает случайная прохожая. Ей оказано доверие.
  Доверие оказалось самой глубокой формой порабощения. Кулат умел убеждать, хотя тонкая ниточка сомнений сохранилась глубоко внутри - мысли, робко пролетающие одна за другой: "без излишеств мне было бы лучше. Я стала бы прежней, такой, как в пустошах с Резаком и Сцилларой, с Серожабом и Гебориком Руки Духа. Никаких слуг. Я могла бы сама заботиться о себе, ясно видя, что жизнь умеренная и подвластная воле лучше нынешнего разврата. Я поняла бы, что в их смертном раю насаждают не цветы, а пороки, кормят ядовитые побеги, высасывающие из меня жизнь... пока я не оказываюсь лишь с... с этим вот.
  Этим вот... Даже разум изменяет". Фелисин Младшая старалась сосредоточиться. Перед ней двое мужчин. Они стоят тут уже долго, поняла она вдруг. Кулат представил их, хотя это было не обязательно - она знала, что они явятся; она узнала обоих. Суровые, побитые жизнью лица, потоки пота под слоями пыли, рваные кожаные доспехи, круглые щиты, скимитары у бедер.
  Один совсем близко - высокий, злой. "Матток, командовавший в армии Откровения племенами пустыни. Матток, друг Леомена".
  В шаге за его спиной телохранитель Т'морол, подобный волку - почему-то без шерсти и на задних лапах, но с холодным и жестоким блеском в глазах. Хищник.
  Они привели свои армии, воинов.
  Они доставили не только это...
  Фелисин Младшая отвела глаза от лица Маттока и посмотрела на потертую обложку книги в его руках. Святая Книга Дриджны Открывающей. Когда Леомен Молотильщик вел малазан по диким местам в ловушку, которой стал И'Гатан, Матток и его пустынные воины передвигались тихо, скрытно, никому не являя себя. Матток объяснил, что они намеревались встретиться в И'Гатане, но разразилась чума, а к шаманам племен начали приходить видения.
  О Ханар Аре, Городе Падших. О Ша'ик, вновь возродившейся. В И'Гатан пойдете - костей не соберете, говорили Маттоку шаманы. Эта засада закончилась всесожжением. Тогда командир развернул армию и устремился в поход с целью отыскать Город Падших. Отыскать ее. Доставить Святую Книгу ей в руки.
  Трудное странствие, без сомнения, достойное войти в легенды.
  И вот Матток перед ней, его армия стоит лагерем вокруг города, а Фелисин сидит на подушке собственного сала, окутавшись дымом, и раздумывает, стоит ли говорить ему то, что он жаждет услышать. Как настаивает Кулат.
  Ладно, она будет... откровенной. - Благодарю тебя, Матток, за доставленную Книгу Дриджны. Благодарю также, что привел армию. Увы, оба дара мне ни к чему.
  Брови Маттока поднялись: - Ша'ик Возрожденная, с Книгой можешь делать что хочешь. А вот воины мои тебе весьма нужны. Приближается армия малазан...
  - Знаю. Но вас не хватит. К тому же воины мне не нужны. Моя армия не марширует колоннами. Моя армия не носит оружия, не защищена латами. Завоевывая, моя армия никого не убивает, не порабощает, не насилует детей. Сила моей армии - спасение, Матток. Обещание. Приглашение.
  - А как насчет малазан? - хрипло крикнул оскаливший зубы Т'морол. - Эта армия имеет и оружие, и латы. Эта армия марширует колоннами, о Святая, и прямо сейчас она ГОТОВА СХВАТИТЬ НАС ЗА ЗАД!
  - Кулат, - промолвила Фелисин. - Найди место для Святой Книги. Прикажи мастерам изготовить новую, с пустыми страницами. Это будет вторая священная книга. Моя Книга Спасения. На первой странице, Кулат, запиши все здесь сказанное и воздай присутствовавшим по их заслугам. Матток и Т'морол, мы в Городе Падших очень рады вам. Как и вашим воинам. Поймите лишь, что дни войны и смертоубийства кончены. Отложите свои мечи и щиты, отложите луки. Расседлайте коней и пустите пастись на горных лугах у Денет'инарского источника. Они закончат здесь свою жизнь, сытые и довольные. Матток и Т'морол, вы согласны?
  Командир опустил взгляд, уставившись на древнюю книгу в руках; лицо его исказила ухмылка. Он развел руки - книга упала, приземлившись на корешок, отчего разорвалась надвое. Старинные страницы разлетелись по залу. Отвернувшись от Фелисин, Матток сказал Т'моролу: - Собирай воинов. Нужно пополнить запасы - и сразу уходим.
  Т'морол подошел к трону и плюнул у подножия. Затем почти выбежал наружу.
  Матток помялся, снова взглянув на Фелисин. - Ша'ик Возрожденная, ты, без сомнения, примешь моих шаманов с большим почетом. Оставляю их с тобой. Тебе. Что до твоих слов, твоего мерзкого обрюзгшего мира и отравленного "спасения" - мне это не нужно. Ради чего погиб Леомен? Ради чего сгорел И'Гатан?! - Он впился в нее глазами, а потом развернулся и вышел.
  Кулат упал на колени перед разорванной книгой: - Она уничтожена? - воскликнул он полным ужаса голосом.
  Фелисин кивнула: - Откровенно говоря, да. - И улыбнулась собственной шутке.
  
  ***
  
  - Я бы сказала, четыре тысячи, - произнесла Руфа Бюд.
  Армия мятежников расположилась на гребне. Конница, копьеносцы, стрелки - но оружия они не поднимали. Круглые щиты привязаны к спинам, колчаны закрыты, луки не натянуты и приторочены к седлам. Двое всадников отделились от строя и спускались по крутому склону туда, где поджидали их Паран и его офицеры.
  - Что думаете, Верховный Кулак? - спросил Харлочель. - Похоже на сдачу в плен.
  Паран кивнул.
  Двое достигли дна долины и пришпорили коней, подъехав к авангарду Войска на четыре шага.
  - Я Матток, - сказал тот, что слева. - Прежде из армии Откровения.
  - А ныне?
  Он дернул плечом: - Мы обитали в Священной пустыне Рараку, а она стала морем. Мы бились как мятежники, но мятеж подавлен. Мы веровали. Теперь не веруем. - Он отстегнул скимитар и бросил на песок. - Сдаюсь на вашу милость.
  Паран выпрямил спину. Набрал воздух в легкие - и медленно выдохнул. - Матток, ты и твои воины можете идти куда захотите. Я, Верховный Кулак Ганоэс Паран, данной мне властью прощаю вас. Как ты сказал, война окончена, и я не из тех, кому нужны репарации и кары. Производя новые зверства в ответ на старые, ничего хорошего не достигнешь.
  Грузный воин справа от Маттока перекинул ногу через седло и соскользнул на землю, от толчка заморгав и согнувшись в пояснице. Подойдя к скимитару командира, он стряхнул пыль с клинка и рукояти и вернул оружие Маттоку.
  Паран сказал: - Вы пришли из места паломничества.
  - Да, из города падших. Ты намерен разрушить его, Верховный Кулак? Он беззащитен.
  - Я хотел бы переговорить с вождем.
  - Зря потратишь время. Она объявляет себя Ша'ик Возрожденной. Если это истина, то культ впал в необратимое разложение. Ша'ик разжирела и отравила себя. Я едва ее узнал. Воистину она падшая. Ее сторонники - лизоблюды, думающие лишь об оргиях и разврате. Они помечены болезнями и почти безумны. Ее верховный жрец следит за совокуплением госпожи из-за занавески и ублажает себя рукой. В нем и в ней царит ненасытимая и необузданная похоть.
  - Тем не менее, - заявил Паран, - я чувствую здесь силу.
  - Не сомневаюсь, - ответил Матток, сплюнув на сторону. - Вырежи их, Верховный Кулак, и избавишь мир от новой чумы.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Религию сломанных и искалеченных. Религию, обещающую спасение - только вначале ты должен умереть. Предвижу, что культ окажется заразительным.
   "Наверное, он прав". - Я не режу невиновных, Матток.
  - Тогда однажды самый верный и ревностный из них зарежет тебя.
  - Может быть. Это моя забота. А пока передо мной иные задачи.
  - Ты будешь говорить с Ша'ик?
  Паран помедлил, потом покачал головой: - Нет. В этом нет смысла, как ты и сказал. Я вижу возможную разумность в том, чтобы вырвать ростки культа, прежде чем они пустят корни - но нахожу это слишком жестоким.
  - Тогда куда - если мне позволено спрашивать, Верховный Кулак - вы пойдете?
  Паран колебался. "Стоит ли отвечать? Ну, самое время услышать всем". - Мы поворачиваем, Матток. Войско идет на Арен.
  - Вы идете воевать? - спросил командир.
  Паран нахмурился. - Мы армия, Матток. Очевидно, что когда-то нам придется воевать.
  - Вы примете нашу службу, Верховный Кулак?
  - Что?
  - Мы кочевники, - объяснил Матток. - И дома теперь у нас нет. Семьи наши рассеялись, и нет сомнений, что многие погибли от чумы. Нам некуда идти и не с кем биться. Если вы отринете нас и прогоните, наша армия рассыплется. Мы будем умирать, нас зароют в песок или забросают соломой. Воин повернется против воина, и кровь прольется ни за что. Примите нас в свое Войско, Верховный Кулак Ганоэс Паран, и мы будем сражаться на вашей стороне и умирать с честью.
  - Ты не имеешь понятия, Матток, куда именно я веду Войско.
  Старый воин - спутник Маттока резко засмеялся. - Пустыня, исчерченная следами стоянок, или пустыня невиданная никем - есть ли разница? - Он поглядел на командира. - Матток, друг мой, шаманы говорили, что он убил Полиэль. За одно это я пойду за ним в Бездну - если он обещает головы, которые можно рубить, и парочку женщин, которых можно любить. Именно этого мы ищем, не так ли, пока боги не поймают нас на аркан и мы не спляшем в последний раз... Да я устал бегать!
  Взиравший на Парана Матток только кивнул.
   "Четыре тысячи или вроде того. Лучшая легкая кавалерия континента, все до одного опытные воины". - Харлочель, вы назначаетесь связным при командоре Маттоке. Командор, вы теперь Кулак, и Харлочель ожидает списка офицеров, действующих и потенциальных. Малазанская армия использует кавалерию единицами по пятьдесят человек, по сотне и три сотни. Соответственно перестраивайте структуру подразделений.
  - Будет исполнено, Верховный Кулак.
  - Кулак Руфа Бюд, обеспечьте разворот колонн. И... Ното Свар, найдите Ормулогана.
  - Снова?
  - Идите.
   "Да, снова. Я задумал новую карту. Назову Спасением. В настоящий момент она в сфере влияния Дома Цепей. Но что-то мне подсказывает - вскоре она из него вырвется. Грязь стечет с нее. Эта карта будет Свободной. Во всех смыслах слова. Свободной - и, возможно, ей предназначено стать самой опасной силой нашего мира.
  Черт побери! Я должен был быть жестоким. Эта Ша'ик Возрожденная и ее уроды - последователи... нужно было вырезать всех. Как и настаивает Матток".
  Он сделал бы то, на что сам кочевник не решился. "Мы с ним похожи. Оба...слабаки.
  Не удивительно, что он уже мне нравится".
  
  ***
  
  Харлочель поехал рядом с Маттоком назад, к гребню холма, к строю воинов пустыни. Вестовой поглядел на новоиспеченного кулака: - Сэр, когда вы говорили о Ша'ик Возрожденной, было что-то... что вы едва узнали ее.
  - Точно. Она одна из приемных дочерей прежней Ша'ик. Конечно, и Леомен и я знали, что она... не такая, какой кажется. О, она избрана богиней Вихря, нет сомнений - но она была не дочерью пустыни.
  - Не здешней?
  - Нет, она была малазанка.
  - ЧТО?
  Спутник командора хмыкнул и сплюнул: - Да, мезла. Адъюнкт и не узнала. Я так слышал. Она зарубила женщину в шлеме и доспехах. И ушла. Тело потом пропало. Мезла убила мезлу - ох, как должны были смеяться боги...
  - Или, - пробормотал Харлочель, - рыдать. - Он хотел было задать новые вопросы про эту Во'зрожденную, но в воображении всплыла череда трагических образов, вариантов рокового поединка в Рараку, после которого пустыня стала морем. Он промолчал, взбираясь на склон вслед за двумя воинами, а затем с головой ушел в заботы по формированию новой структуры Маттоковой конницы.
  Занятый делами, он не доложил Верховному Кулаку об этой беседе.
  В трех лигах от Города Падших Паран развернул войско, направил на дорогу к далекому Арену. На путь, который увел их от Семи Городов.
  Чтобы никогда не вернуться.
  
  ***
  
  Саур Батрада и Хольб Харат вошли в деревушку, лежащую в четырех лигах от портового города Сепик. Она вели двадцать воинов Эдур и сорок летерийских морских пехотинцев. Там они собрали порабощенных выродков - полукровок, ритуально освободили их, ничего не понимающих, от символических цепей, а затем сковали цепями вполне осязаемыми и погнали назад, к городу и эдурским ладьям. После этого Саур и Хольб стащили местных людей к овину, который предварительно подожгли. Они заставили матерей, одну за одной, бросать своих детей в ревущее пламя. Потом женщин изнасиловали и обезглавили. Их мужей, братьев и сыновей заставляли смотреть на все это. Наконец, оставшимся в живых деловито отрубили руки и ноги, бросив истекать кровью среди блеющих, забрызганных алым овец.
  В тот день в сердце Алрады Ана родился стон, и он, отчаиваясь и ужасаясь, день и ночь слышал его. Тень Рулада накрыла Тисте Эдур, и не важно было, как далеко отсюда находится трон и оседлавшая его безумная тварь. В тени роились кошмары, от которых не будет пробуждения.
  Память все стонала, все являла крики, вырывавшиеся из глоток горящих детей, их извивающиеся в пламени тела, отражения огней на равнодушных лицах Эдур. Летерийцы тогда отвернулись, ошеломленные ужасом. Если бы сам Алрада мог сделать так же, не выдавая себя! Вместо этого он стоял, один из многих, и не выдавал внутренней ярости. Ярости, готовой сломать... все. "Во мне", думал он той ночью в Сепике, когда за стенами звучали звуки погрома, - "во мне не осталось ничего стоящего". В ту ночь он впервые в жизни обдумывал возможность самоубийства.
  Признак слабости. Окружающие восприняли бы это именно так - они не готовы не только на протест, но даже на пассивную сдачу - они плевали бы на его труп. "Воители" вроде Хольба Харата и Саура Батрады вытянули бы ножи и, склонившись, изуродовали бесчувственное тело, ибо эти двое уже полюбили кровь и боль. И были не одиноки в такой любви.
   Король Сепика умер последним. Ему пришлось стать свидетелем гибели своего народа. Говорят, он был добрым правителем - "ох, как Эдур презирали такие речи, для них они стали злым и намеренным оскорблением". Несчастный извивался в руках двоих воинов, которые хватали его за седые волосы, чтобы поднять голову, чтобы он ВИДЕЛ. Ох, как он рыдал и кричал. Потом Томаду Сенгару наскучили его вопли, и он приказал сбросить короля с башни. В падении его плач превратился в стон избавления. "Он смотрел на камни мостовой, ожидая скорой встречи с ними как спасения. Таков наш дар. Единственный, на который мы способны".
  Алрада Ан снова вытянул две мерудские сабли, изучил глубокие зазубрины. Они надежно и почти ласково лежали в его мозолистых ладонях. Он услышал оживление собравшихся на палубе воинов и поднял голову: тот, кого зовут Таралек Виид, проталкивался сквозь толпу, за ним шли Атрипреда Яни Товис и Джаг по имени Икарий.
  Грустный на вид, высокий - выше всех Эдур - воитель вооружился лишь старым односторонним мечом. Ни лука, ни ножен для клинка, никаких доспехов. Однако по спине Алрады Ана пробежал холодок. "Действительно ли он несравненный боец? Что мы увидим сегодня за вратами?"
   Двести эдурских воинов, ведун из арапаев Сатбаро Рангар - с трудом тащивший обезображенное тело и, похоже, вот-вот готовый столкнуться с Икарием - и шестьдесят лучников - летерийцев. Все наготове, все жаждут резни.
  Ведун покосился на Джага, задрав голову. Икарий остановился перед ним - не из страха или простого уважения, но только потому, что скорченный старик загородил ему путь. - Я вижу в тебе, - прохрипел Сатбаро Рангар, - вижу в тебе... ничто. Обширную пустоту, как будто ты не здесь. Твой приятель назвал тебя великим воином? Думаю, он врет нам.
  Икарий молчал.
  Смертный по имени Таралек шагнул к ним, поплевал на ладони и размазал мокроту по волосам. - Ведун, - произнес он на сносном торговом наречии, - когда начнется битва, ты узришь рождение того, что сокрыто в нем. Я обещаю. Икарий рожден для уничтожения, живет ради битв, и это все, что можно сказать...
  - Тогда почему он заплакал при твоих словах? - спросил Томад Сенгар, стоявший за спиной Алрады.
  Таралек Виид повернулся к нему, низко поклонился. - Преда, он скорбит по потерянному, по тому, что ощутил твой ведун... Отсутствие, пустой сосуд. Но это не влияет...
   "Не влияет". Алрада Ан не поверил. Не мог поверить. "Глупцы! Взгляните на него! Сатбаро Рангар, ты увидел не просто "ничто". Это нехватка. Никто из вас не понимает все значение этого? Не понимает, что мы навлекаем на себя?" Этот Таралек Виид, дурно пахнущий дикарь, "видите, как он нервничает, как будто уже устрашился грядущего. Нет, я не слепой, я вижу блеск предвкушения в его глазах - но вижу также и ужас. Ужас вопиет каждым его жестом.
  Во что мы сейчас ввяжемся?"
  - Ведун, готовь тропу, - приказал Томад Сенгар.
  Все принялись проверять оружие. Саут Батрада и Хольб Харат пойдут первыми, за ними будет сам Сатбаро Рангар, потом Таралек и его подопечный. Летерийцы с натянутыми луками будут в конце, за группой Эдур.
  Первый поход Алрады Ана против хранителей Трона. Он много чего слышал. Битва без пленных. Битва без жалости к врагу - как и все, что ведут Эдур. Он удобнее перехватил рукояти сабель и занял место в передней шеренге. Донеслись тихие приветствия - Эдур были ободрены, видя, что среди них сам Алрада Ан. "Преломляющий копья. Бесстрашный. Как будто жаждущий смерти.
  О да, я жажду. Смерти. Своей смерти.
  И все же... разве мне не снится путь домой?"
  На его глазах кривая щель разорвала воздух, расширилась, окаймленная серыми огнями. В пасти портала ничего, кроме мутной тьмы.
  Ведун отошел в сторону; Саур и Хольб нырнули внутрь и пропали во мраке. Сатбаро Рангар последовал за ними; то же сделали Таралек с Икарием. Пришел черед Алрады. Он понудил себя двинуться вперед, через завесу...
  ... споткнулся о кучу жирного суглинка. Воздух свежий, лесной. Как и в оставленном ими мире, вечереет. Алрада Ан двигался и осматривался. Вокруг никого, они движутся без помех.
  Он расслышал вопрос Икария: - Где мы?
  Ведун - арапай повернулся: - На Плавающем Авалии. Там, где пребывает Трон Тени.
  - И кто хранит его? - вопросил Таралек Виид. - Где ваши яростные враги?
  Сатбаро поднял голову, будто принюхиваясь, и удивленно хмыкнул: - Демоны бежали. Бежали? Почему? Как они решились оставить трон? Сдали после стольких битв? Не понимаю...
  Алрада Ан посмотрел на Икария. "Демоны... бежали".
  - Не понимаю, - твердил ведун.
   "Кажется, я понимаю. О Сестры, кого мы зазвали к себе?"
  Он вздрогнул от едва слышного шелеста, рывком развернулся, поднимая клинки.
  Но это была всего лишь сова, скользнувшая над тропкой.
  В почве что-то шевельнулось. Хищник выпустил когти. Сова нырнула и вновь поднялась; в крепком захвате дергался кто-то маленький.
  - Ладно, - заявил ведун-арапай. - Идемте брать наш трон.
  Он двинулся по тропе, приволакивая ногу, скрючив спину.
  
  ***
  
  Озадаченный Таралек поглядел на Икария: - Что ты чуешь? В этом месте?
  Встретившие его взор глаза равнодушны. - Демоны Теней убежали при нашем появлении. Тут был еще... человек... но и он ушел. Недавно. Только с ним я желал бы встретиться.
  - Он достаточно умел, чтобы развязать твой гнев?
  - Достаточно умел, чтобы убить меня.
  - Невозможно!
  - Нет ничего невозможного, - сказал Икарий.
  Они двинулись вслед за дюжиной воинов, спешивших присоединиться к ведуну Рангару.
  Еще пятнадцать шагов по тропе - и они заметили следы битвы. Вздутые тела демонов - Азаланов и Апторианов. Таралек Виид знал: такие не отдают жизнь задаром. Он слышал об ужасающих потерях среди Эдур и, в особенности, летерийцев. Свои тела они унесли.
  Еще немного - и показалась стена заросшего сада. Ворота разбиты. Таралек Виид - Икарий брел на шаг сзади - подошел к эдурским воинам. Джаг схватил гралийца за плечо: - Дальше не надо.
  - Почему?
  На лице Джага появилось странное выражение.
  - Нет нужды.
  
  ***
  
  Алрада Ан, Саур и Хольб сопровождали ведуна в затемненную, полную мусора комнату, в которой стоял трон. Престол Тени, душа Куральд Эмурланна, трон, который должен обрести хозяина перед тем, как разрушенный садок вернется в прежнее состояние, нальется силой.
   "Может быть, с этой силой Рулад сумеет разорвать..."
  Сатбаро Рангар закричал - ужасный звук! - и пошатнулся.
  Алрада Ан забыл, о чем только что думал. Он молча смотрел.
  Трон Тени, там, на возвышении в дальнем конце зала...
  "Он разрушен".
  Разбит в щепки, черное дерево расщеплено, обнажая кроваво-красную сердцевину. "Демоны отдали нам... ничего не отдали! Трон Куральд Эмурланна потерян".
  Ведун упал на колени и орал, задрав лицо к потолку. Саур и Хольб стояли, подняв мечи, но не в силах пошевелиться.
  Алрада Ан подошел к Сатаро Рангару и схватил ведуна за ворот, подняв на ноги. - Хватит дурить, - заявил он. - Соберись! Мы опоздали здесь, но у нас еще есть возможность... ты знаешь. Сейчас воины жаждут смертоубийства. Вернись к вратам - есть другой трон, который надо завоевать, и его защита не разбежится, как здешняя. Подумай сам, Сатбаро Рангар!
  - Да, - зашипел ведун, вырываясь из хватки Ана. - Да, ты верно говоришь, воин. Убийства - вот чего нам нужно! Идем, отправляемся - ах, во имя Отца Кровавого Глаза, НАДО ПОКИНУТЬ ЭТО МЕСТО!
  
  ***
  
  - Возвращаются, - сказал Таралек Виид, когда Тисте Эдур показались у входа в храм. - Ведун выглядит... горюющим. Что случилось?
  Икарий молчал, но глаза его странно поблескивали.
  - Джаг, - зарычал Сатгаро Рангар, ковыляя мимо, - соберись. Нас ждет настоящая бойня.
  Смятение в рядах Эдур, они перебрасываются словами - и звучат крики, брань, вопли ярости. Гнев распространяется подобно вольному огню, пожирающему все, что осмелится встать на пути. Они разворачиваются и бегут к мерцающим вратам.
  Они не вернутся на корабли.
  Таралек слышал от Полутьмы, что один из эдурских вождей по имени Ханради Халаг посылает воинов против иного врага, через врата - путешествие в несколько дней и некая секретная война. И теперь тот тайный враг встретится с гневом здешних Эдур. "И гневом Икария.
  Так они наконец увидят. Хорошо".
  Со стороны Джага донесся звук, изрядно удививший гралийца. Тихий смешок.
  - Тебя что-то позабавило? - хрипло прошептал он.
  - Обе Тени, - загадочно отвечал Джаг, - и ткач, обманувший поклонников. Но я больше ничего не скажу. Я же пуст.
  - Ничего не понял.
  - И на надо, Таралек Виид. Не надо.
  
  ***
  
  Тронный зал снова пуст, оседает пыль, тени пустились в вечную охоту. Разбитый трон слабо засветился, углы обломков сгладились, вся картина будто пошла волнами - зрелище, способное напугать свидетеля. Однако такового в зале не оказалось.
  Раздробленные, поломанные куски древесины растеклись.
  И на помосте снова предстал Трон Тени. От него отошла тень более отчетливая, чем все прочие. Горбатая, низкая, облаченная в складчатый плащ цвета полуночи. На смутно видимом лице на миг мелькнули и тут же пропали глаза.
   Фигура двинулась от трона, к дверям... серебряная и эбеновая трость стучала по полу.
  Вскоре тень добралась до выхода и выглянула наружу. В ворота двора уходили последние. Гралиец и наводящая трепет и дрожь тварь, называемая Икарием.
  Горбатая тень под аркой издала сдавленный вздох, когда Джаг помедлил и бросил взгляд назад.
  Темный Трон уловил на лице Икария что-то вроде ухмылки, потом легчайший кивок. Джаг отвернулся.
  Бог склонил голову к плечу, прислушиваясь к шагам отряда, спешащего вернуться на тропу.
  Вскоре они ушли и пропали за вратами.
  Тщательнейшая иллюзия, сотворенная гением, просыпающаяся при приближении чужаков - строго говоря, любого существа, кроме самого Темного Трона - пробудившаяся, чтобы претворить трон в груду обломков. Меанас в смешении с Мокра затянул всю комнату незримой сетью, паутиной, заплетшей вход. Мокра - нити внушения, приглашение отказаться от природного скептицизма, помогающее узреть уничтоженный престол.
  Малые садки, но сплетенные рукой бога... и не первого попавшегося бога. "Моей рукой!"
  Эдур ушли.
  - Идиоты.
  
  ***
  
  - Три короля - чародея, - рассказывал Ран'Турвиан, - правят Шел-Морзинном. Они помешают нашему проходу, Адъюнкт Тавора Паран, и это недопустимо.
  - Мы могли бы вступить в переговоры, - сказала Адъюнкт. - Мы даже хотели закупить у них провизию. Почему они враждебно встретят нас?
  - Потому что это их забавляет.
  - Они так могущественны?
  - Могущественны? Может случиться так, - ответил Дестриант, - что даже при поддержке ваших чародеев, включая присутствующего Верховного Мага, мы понесем серьезные, опустошительные потери, если столкнемся с ними. Потери, способные заставить нас отступить. Нас могут вообще уничтожить.
  Адъюнкт нахмурилась, смотря на адмирала Нока и Быстрого Бена.
  Колдун пожал плечами: - Я не знал о них, но уже ненавижу.
  Кенеб хмыкнул. "Тоже Верховные Маги".
  - Так что вы предлагаете, Дестриант Ран'Турвиан?
  - Мы готовились к этому, Адъюнкт, и при помощи ваших чародеев, как кажется, сумеем осуществить свой план.
  - Портал, - сказал Быстрый Бен.
  - Да. Королевство Тогга и Фандерай имеет моря. Суровые, бурные моря, но тем не менее доступные для судоходства. Будет неразумно оставаться там надолго - слишком много рисков - но я думаю, мы проживем достаточно долго, чтобы выйти в мир, оказавшись у дальхонезского Рога, то есть у Квон Тали.
  - И долго это продлится? - спросил Нок.
  - Дни вместо месяцев, сир, - ответил Дестриант.
  - Риски, - произнес Кенеб. - О каких рисках вы говорите?
  - О природных силах, Кулак. Бури, плавучий лед; в том мире уровень моря понизился, ибо лед захватил многие земли. Это мир, захваченный в разгаре катастрофических перемен. И все же время года сейчас самое спокойное - нам очень повезло.
  - Извините меня, Дестриант, - фыркнул Бен, - но я не вижу тут никакой удачи. У нас есть некий дух саванны, влачивший нас ветрами, как будто каждый миг мог стать роковым. Ради Худа, дух саванны! А ваш ритуал должен быть начаться месяцы назад...
  - Два года, Верховный Маг.
  - Два года! Вы сказали, что почему-то ожидали нас - знали, что мы придем - но ДВА ГОДА? Так сколько же духов и богов толкали нас сюда?
  Дестриант промолчал и сложил ладони над столом для карт.
  - Два года, - пробубнил Быстрый Бен.
  - От вас, Верховный Маг, нам потребуется сырая сила - это будет неприятно, но не так опасно, чтобы причинить вред.
  - Очень мило.
  - Верховный Маг, - сказала Адъюнкт, - приказываю оказать помощь Серым Шлемам.
  Тот вздохнул - и кивнул.
  - Как скоро, Дестриант? - спросил адмирал Нок. - И как построить флот?
  - Не более трех судов в ряд, на дистанции двух кабельтовых - так, чтобы от борта до борта могла долететь стрела малого арбалета. Советую начать приготовления незамедлительно, сир. Врата откроются на заре.
  Нок поднялся: - Тогда я должен идти. Адъюнкт.
  Кенеб следил за Быстрым Беном, как и за всеми на той стороне стола. Маг выглядел жалко.
  
  ***
  
  Словно приливная волна океана столкнулась с потоком буйной реки - белые водяные стены поднялись с обеих сторон, забурлили водовороты, и "Силанда" рванулась, черпнув носом, в мальстрим широкого портала. За ним преобразилось само небо: стальное, серебряное и серое, полное атмосферических завихрений и несущихся вниз ураганов, словно готовых вот-вот сокрушить первую двадцатку кораблей. На взгляд Бутыла, тут все было неправильно. Миг назад его судно шло в кабельтове от "Пенного Волка" - а сейчас флагман Адъюнкта оказался в трети лиги, словно проглоченный нависшими тучами и тяжелыми валами.
  Вцепившись в поручень и скорчившись, Скрипач выблевал остатки завтрака совсем рядом с Бутылом. Он слишком слаб, чтобы ругаться, слишком испуган, чтобы поднять голову и поглядеть...
  И неплохо для него, решил Бутыл, слыша, как "травят" все без исключения солдаты вокруг, как панически вопят матросы на идущем сзади транспорте.
  Геслер бешено засвистел в проклятый костяной свисток, и корабль подскочил над громадным валом - Бутыл чуть не заорал, заметив, что корма "Пенного Волка" нависла почти над их форштевнем. Он поворотился и посмотрел назад: магические врата, пасть бешеной собаки, выплевывающая корабли - уже далеко. Корабли выруливали - и внезапно оказывались сразу за кормой "Силанды".
   "Клянусь Бездной, мы почти летим!"
  По правому борту виднеются скопления айсбергов, пришедших от белого горизонта - он понял, что там ледник. По левому борту встает неровный берег, украшенный редкими кронами - дубы, земляничные деревья, кучки белых сосен. Высокие стволы качаются под порывами яростного ветра. Между флотом и побережьем в воде тюлени, их головы виднеются там и тут, все пляжи заполонены неуклюжими тушами.
  - Бутыл, - прокаркал не решавшийся поднять взор Скрипач, - доложи хоть одну хорошую новость.
  - Мы прошли врата, сержант. Тут суровое место. Кажется, справа на нас надвигается куча айсбергов - нет, нет, они не близко, мы их обгоним. Готов спорить, что уже весь флот прошел. Боги! Катамараны Напасти, похоже, сделаны как раз для здешнего моря! Везучие ублюдки. Да вообще говорят, мы здесь не надолго. Сержант?
  Тот уползал в сторону люка.
  - Я сказал - хорошие новости, Бутыл! Не про то, как мы шлепнемся за край мира. Другие какие-нибудь.
  - Ох. Ну, - маг закричал, чтобы ползущий по палубе Скрипач смог расслышать, - тут есть тюлени!
  
  ***
  
  В ночь зеленого шторма, что бушевал на севере, в гавань Малаза вползли четыре дромона. Их флаги показывали, что это Джакатаканский флот, чья задача - патрулировать воды от острова Малаз до Гени и Рога на материке. Несколькими месяцами ранее произошло нападение иноземного флота, но захватчиков отогнали, хотя дорогой ценой. Весь Джакатаканский флот состоял из двадцати семи боевых дромонов и семнадцати вспомогательных судов. Прошел слух, что одиннадцать дромонов затонули в ходе стычек с неизвестными варварами, однако Банашар полагал, что количество или преувеличено, или же - в соответствии с имперским обыкновением преуменьшать потери - занижено. По сути, он ни во что теперь не верил, из каких бы источников слухи не исходили.
  У Щупа было переполнено. Завсегдатаи то и дело выбегали наружу - поглядеть на северный горизонт (ночной тьмы в ту ночь считай что не было) - и возвращались строить все более невероятные предположения, что вскоре вызывало очередной исход. И так далее.
  Банашар остался равнодушен к окружающей суете. Люди как гончие на тропе, мечущиеся от хозяина к дому и обратно. Бесконечно и бездумно. Да уж.
  Что бы там ни происходило, оно происходило далеко за окоемом. Хотя, неохотно признал Банашар, происходило что-то БОЛЬШОЕ.
  Далеко так далеко. Он быстро потерял интерес к загадке, по крайней мере после первого же кувшина эля. Впрочем, он успел расслышать, что те четыре галеры привезли десятка два бедолаг, найденных на некоем рифе к юго-западу от Рога (и что там делали галеры, мимоходом подивился Банашар). Подобрав терпящих бедствие, четыре корабля повели упорную борьбу с протечками, но все же в ту же ночь успешно высадили спасенных в славной гавани Малаза.
  Спасение терпящих бедствие - в наши дни вполне обычное дело; интерес вызывал тот факт, что только двое из них были малазанами. Что до остальных... Банашар поднял голову над кружкой, прищурившись на ставшего обычным его партнером старшего сержанта Бравого Зуба и на новичков, ссутулившихся за столом у стенки. Не один только бывший жрец бросал взгляды в том направлении, однако спасенные явно не желали вступать в беседы с кем-то, кроме своих товарищей. Да и между собой они неохотно переговариваются, заметил Банашар.
  Двое малазан выглядят пьяными, жалкими и унылыми. Остальные пьют мало - на семерых стоит один графин вина.
  Чертовски неестественно, как подумал Банашар.
  Но само по себе не удивительно, не так ли? Все семеро - Тисте Анди.
  - Знаешь, я знаю одного из двух, - заметил Бравый Зуб.
  - Что?
  - Я о малазанах. Они увидели меня. Раньше, едва вошли. Один побледнел. Вот почему я знаю.
  Банашар хмыкнул: - Почти все ветераны, входя сюда и видя тебя, делаются белыми. Некоторые - не только в первый раз. Интересно, каково это - вызывать ужас во всех, кого ты муштровал?
  - Мне нравится. К тому же я не всех муштровал. Только почти всех. Уж это я умею.
  - Почему бы не притащить тех двоих сюда? Пусть порасскажут, какого Худа делали вместе с треклятыми Анди. Понюхай воздух снаружи - все шансы на то, что им не дожить до рассвета. Виканы, семиградцы, корелане, Тисте Анди - всё чужаки. А у здешних носы поднимаются и волосы дыбом встают. Город готов взорваться.
  - Никогда такого не видывал, - признал Бравый Зуб. - Такой... злобы. Старая империя была не такая. Проклятие, она ж была совсем другая. Оглядись, Банашар, если сможешь оторвать глаза от выпивки - и все поймешь. Страх, паранойя, закрытые умы и раскрытые пасти. Пожалуйся громко на новые времена - и тебя порвут в куски в темном переулке. Такого не бывало, Банашар. Никогда.
  - Притащи хоть одного.
  - Я уже слышал их историю.
  - Неужели? Разве ты не со мной всю ночь сидишь?
  - Нет, я отходил на целый звон. Ты даже не заметил, головы не поднял. Банашар, ты как морская губка. Чем больше пьешь, тем больше жаждешь.
  - За мной следят.
  - Это ты уже врал.
  - Они хотят меня убить.
  - Зачем? Лучше посидеть и подождать, пока ты сам не окочуришься.
  - Они нетерпеливы.
  - Снова спрошу - зачем?
  - Он не хотят, чтобы я добрался до него. То есть до Тайскренна. Все дело в Тайскренне, запертом в Замке. Они принесли кирпичи, но раствор замешивает он сам. Я хочу поговорить, они не позволят. Убьют, едва я попытаюсь. - Он дико взмахнул рукой. - Вот сейчас выйду и пойду на Ступени - и я покойник.
  - Банашар, что тебя убьет - так это твоя клятая тайна. Она тебя уже убивает.
  - Она меня прокляла.
  - Тайна?
  - Нет, разумеется. Д'рек. У меня Червь в мозгу, в кишках, он жрет и сосет изнутри. Так что там за история?
  Бравый Зуб поскреб щетину на шее и откинулся на скамье. - Морпех Ябеда. Плевать на имя, с каким он пришел. Я нарек его Ябедой. Подходит. Всегда мои клички подходят. Он крутой парень, способный выживать - и уже доказал это. Второго звать Гентур. Канезец, верно - он не из моих. Так вот, они оказались в море после битвы с флотом серокожих. Оказались на Плавучем Авалю, а там тоже заваруха оказалась. Похоже, те серокожие варвары тоже присмотрели себе Плавучий Авалю. Так там жили Тисте Анди, и плюнуть никто не успел, как началась большая битва между ними и варварами. Жуткая. Затем Ябеда и другие дрались на стороне Анди вместе с каким-то Скитальцем. Короче говоря, Скиталец приказал им уходить, сам - де разберется с варварами и остальные ему как помеха. Они так и сделали. То есть ушли. Только начался клятый ураган и их выкинуло на атолл, где они сидели месяцами, грызя устриц и цедя кокосовое молочко. - Бравый Зуб потянулся за кружкой. - Так говорил Ябеда, пока был трезвый. Сейчас уже не трезвый. Этот Скиталец, вот он меня интересует... что-то знакомое, как его Ябеда живописует, как он дрался - всех мигом перебил даже не вспотев. Плохо, что он не с ними.
  Банашар пялился на грузного собеседника. О чем он там? Все несет и несет что-то... Скитания? Перебои? Ябеды и драки с варварами. Совсем бухой. Бухой и дурной. - Ну-ка, расскажь еще раз.
  - Уже.
  - Что там насчет Тисте Анди? Их перебьют...
  - Нет, не перебьют. Видишь самого высокого, длинные белые волосы? Его звать Нимандер Голит. А красавица рядом - Фаэд, его старшая дочь. Все они родичи, кузены и кузины, но Нимандер главный, потому что старший. Нимандер говорит, он первенец Сына.
  - Что?
  - Сына Тьмы, Банашар. Знаешь такого? Это Аномандер Рейк. Погляди, они все выводок Рейка - внучкИ по большей, кроме Нимандера, который некоторым отец. Но не всем. Ну, если кто-то и затаил ненависть к иноземцам - ты думаешь, есть такой реально тупой, чтобы нападать на щенка Аномандера Рейка?
  Банашар повернулся и косо взглянул на сидящих. Заморгал и потряс головой. - Только если самоубийца.
  - Точно. Ты все еще что-то соображаешь, верно?
  - Так если Аномандер отец Нимандера, кто ему мать?
  - Да, ты еще не ослеп. Видишь кое-что? Разные матери у них. И одна из матерей не Тисте Анди была. Погляди на Фаэд...
  - Я вижу один затылок.
  - И что? Я ее видел, и задал себе тот же вопрос.
  - Какой?
  - "Кто же была твоя мать?"
  - Моя?
  - А она улыбнулась - и я почти что умер, Банашар. Почти что. Кровь в мозгах вскипела, почти что наружу пошла. Тогда бы умер точно. Но она мне сказала, и это не андийское имя было, и по виду видно, что она наполовину человек, но опять - таки, кто может реально судить? Не я.
  - Так как там было имя?
  - Леди Зависть, которая порвала с самим Аномандером Рейком и отомстила, взяв в любовники его сына. Круто, а? Ну, если она такова, как дочка, с такой улыбкой... да, зависть - слово подходящее для любой женщины на свете. Боги... Эй, Банашар, что не так? Тебя что, затошнило вдруг? И эль не плох, не такой, как прошлой ночью, это так. Смотри, если задумал заполнить тарелку, то тарелок тут нет. Понял? А доски на полу кривые - я поскользнусь и ногу ушибу, и стану очень печальным. Ради Худа, человече, подыши поглубже!
  
  ***
  
  Опершись на перекошенную, покрытую пятнами барную стойку в пятнадцати шагах от них, человек, которого Банашар нарек Иноземцем, поглаживал флягу с "Малазским темным". К этому напитку он пристрастился, невзирая на стоимость. Он слышал бестолковые препирательства бывшего жреца и старшего сержанта за столом позади. Последнее время они часто так. В другую ночь Иноземец подумал бы: а не сесть ли к ним, насладиться интересным, хотя обыкновенно грустным, представлением?
  Но не сейчас.
  Не с НИМИ, сидящими вон там.
  Надо подумать, и подумать крепко. Нужно принять решение; он с трепетом страха ощутил, что решение это изменит его судьбу.
  - Щуп, не подашь ли еще темного?
  
  ***
  
  Карака "Топленая Крыса", казалось, страстно желает оторваться от пирса, что на южной стороне реки - отлив мягко тянул ее за собой. Покрытая царапинами обшивка, свежая краска, необычная косая оснастка и большое рулевое весло на корме - все это притягивало внимание немногочисленных моряков и рыбаков, забредавших сюда в последние дни. "Это раздражает", думал капитан, "однако Опонны все еще мило улыбаются - двумя устами - и вскоре мы будем далеко. Наконец-то. Прочь от проклятого города, чем скорее, тем лучше".
  Первый помощник Чешуя лежал, скорчившись, на палубе, все еще страдая от синяков и ссадин, полученных в пьяной толпе. Уклончивый взор капитана скользнул по нему лишь на миг. Они причалили, набили трюмы, Мыш сидит в своем громоздком "гнезде" - человек этот безумен, словно белка со сломанным хвостом! - и все выглядит спокойным. Таким спокойным, что нервы капитана ходят ходуном.
  Дело не только в лихорадке злобы, поразившей почти всех в клятом городе - все эти ядовитые слухи о измене и убийствах на Семиградье, неофициальный погром виканов - дело еще в кое-чем.
  Почесав стерню на бритом темечке, Картерон Сухарь поворотился и устремил взор на замок Обманщика. Разумеется, почти все окна темные. Огонек в домике у верха Ступеней - это должен быть Люббен, горбатый хранитель. Наверное, ходит взад и вперед - как всегда, когда Замок навещают нежеланные гости. Конечно, все гости нежеланны, хотя новый кулак, прибывший месяц назад, этот Араган - он бывал здесь прежде и знает, как лучше себя вести. То есть держаться незаметно и не поднимать голову над парапетом. "Как знать? Может, Араган сейчас пьет с Люббеном".
  Незваные гости... Вроде Верховного Мага Тайскренна. Давным-давно Картерон Сухарь слишком часто общался с этим змеем, стараясь не совершить ничего, о чем пришлось бы жалеть. "Не мне. Императору, наверное. Определенно самому Тайскренну. Но не мне". Хотелось бы ему оказаться наедине с ним. На один миг. Все, что нужно. Руки на тощую шею, проворот, рывок. И все дела. Просто. Нет проблемы.
   "Какой проблемы?" Так спросил бы Келланвед, по обыкновению болезненно пыхтя. У Сухаря нашелся бы ответ. "Сам не знаю, Император, но полагаю: парочка проблем точно пропала". Он полагал, что ответ остроумный - хотя Келланвед мог бы не согласиться. "А Танцор - да. Ха-ха".
  - Четыре дромона! - крикнул сверху Мыш.
  Сухарь воззрился на идиота. - Мы в гавани! Чего ты ждал? Мыш, больше обедов посылать не буду. Тащи тушу вниз!
  - Идут с севера, капитан. На мачтах... какое-то серебро...
  Улыбка Сухаря превратилась в гримасу. Чертовски темно тут. Но Мыш не ошибается. "Серебро...это нехорошо. Нет, это очень плохо!" Он подошел к Чешуе и толкнул его. - Вставай. Пошли остаток команды в склады. Мне плевать, кто там охраняет - подкупите ублюдков. Хочу, чтобы мы сели поглубже и уползли как трехногий краб.
  Моряк вылупил глаза: - Капитан?
  - Они тебе весь разум из мозгов выбили? Неприятности.
  Первый помощник сел и огляделся. - Стража?
  - Нет, куда хуже.
  - Вроде?
  - Вроде Императрицы, дурак.
  Чешуя был уже на ногах. - Припасы, так точно, сэр. Летим!
  Сухарь смотрел в спину спешащего придурка. Команда пьяна. Тем хуже для них. И мало людей вообще. Плохая была идея - нырять в залив вслед за тонущей "Тряпичкой-Затычкой". Все эти акулы... потеряли той ночью четырех хороших моряков. "Хорошие моряки, плохие пловцы. Удивительно, как часто такое бывает".
  Он снова начал озираться. "Проклятие, опять забыл. Нет шлюпок. Ну, что-нибудь всегда найдется".
  Он уже и сам разглядел четыре дромона, огибающие край бухты, освещенные худшим из виденных им штормов. Ну, хотя не совсем... он такое уже видел... "И чем все окончилось? Ничем... не считая горы отатарала..."
  Передовой дромон - флагман Лейсин, "Угрюмый". Еще три следом. Три - слишком много. "Кого она притащила, во имя Худа? Треклятую армию?"
  Незваные гости.
   "Бедняга Араган".
  
  
  
  Глава 22
  
  
  
  Кто же эти чужаки с такими знакомыми лицами? Они выходят из толпы со столь равнодушными взорами, и кровь стекает по рукам их. То, что прежде таилось, маскировалось под миролюбие и безвредность, ныне выражено на озверелых лицах, и жертвы трепещут под пятой мгновенно вспыхнувшей ненависти. Кто ведет и кто следует, и почему огонь разгорается в темноте, а утром мы безразлично и непонимающе глядим на наследие разбуженной злобы? Меня не одурачить покаянными стонами. Меня не затронуть выражениями горя. Ибо я помню тусклый свет, помню, чье лицо отразилось в кровавой луже. Мое. Кто же этот чужак со знакомым лицом, смешавшийся с хаотически мелькающей толпой? Буря бушует в моем черепе, бешено кипит кровь, пока я с головой погружаюсь в ненависть и лишаю жизни невинных; злоба на их слабость переворачивает котел, и в потоке тону я, чужак, чужак...
  
  На заре я забрал жизнь мою
  или Виканский погром,
  Кайессан
  
  
  
  Шлюпка с флагмана Джакатаканского флота причалила к борту "Пенного Волка", и на корабль торопливо взошли офицер и четверо моряков.
  Все они были антанцами в роскошных, начищенных доспехах; командир оказался человеком со скошенным подбородком, водянистые его глазки глядели уклончиво и тревожно. Он вначале отдал честь адмиралу Ноку, а потом Адъюнкту.
  - Мы ждали вас несколько месяцев, Адъюнкт Тавора.
  Кулак Кенеб стоял неподалеку, скрестив руки, опершись спиной о мачту. Он услышал слова офицера и переместил внимание на моряков. "Это у вас что, парадная форма?" И тут он заметил, с каким недоверием, какой ненавистью они глядят на Нила и Нетер. Кенеб начал неуверенно озираться.
  - Ваше имя, командор? - спросила Тавора.
  Кивок вышел небрежным. - Прощу прощения, Адъюнкт. Я Эксент Хадар из дома Хадаров, первый сын...
  - Я знаю ваше семейство, - резко оборвала его Адъюнкт. - Командор Хадар, прикажите подчиненным стать смирно. Если я увижу еще одну руку, случайно схватившуюся за меч - обратно им придется плыть.
  Бледные глаза офицера скользнули по лицу адмирала Нока. Тот промолчал.
  Кенеб расслабился. Он уже готов был выйти и сбросить овечьи шкуры с этих волков. "Адъюнкт Тавора, вы никогда ничего не упускаете? Как вам удается без конца удивлять меня? Нет, не так - почему я все время удивляюсь?"
  - Снова прошу прощения. - Даже жесты Хадара, отдавшего приказ морякам, выдавали его неискренность. - У нас произошли... гм... откровения...
  - Насчет чего?
  - Насчет соучастия виканов в истреблении Верной Армии Пормкваля, Адъюнкт.
  Кенеб был просто ошеломлен. - Соучастие? - Голос стал хриплым, так что ему едва удалось вымолвить это слово.
   Выражение лицо Адъюнкта стало столь свирепым, что прежде Кенеб не поверил бы, что такое возможно. Однако первым заговорил Нок: - Что за безумие, командор Хадар? Верная служба виканов не подлежит сомнению.
  Офицер дернул плечом: - Как скажете, Адмирал. Откровения.
  - Не будем об этом, - сказала Тавора. - Командор, почему вы патрулируете здешние воды?
  - Приказом Императрицы зона нашей ответственности расширена. По двум причинам. Прежде всего, случились столкновения с черными кораблями неизвестного врага. Мы уже имели шесть стычек. Вначале корабельные маги оказались неспособными противостоять колдовству черных кораблей, и мы понесли урон. Однако затем мы увеличили численность и повысили ранг кадровых магов. Подавление чужой магии помогло уравнять шансы.
  - Когда была последняя стычка?
  - Два месяца назад, Адъюнкт.
  - А вторая причина?
  Моряк слегка поклонился: - Перехватить вас, Адъюнкт. Я уже упоминал, что мы не ждали вас так рано. Как ни странно, два дня назад приказ от самой Императрицы приказал нам срочно изменить дислокацию. Нужно ли говорить, что в условиях необычно сильных штормов мы с трудом успели вовремя.
  - Вовремя?
  Снова пожатие плеч. - Очевидно, к встрече с вами. Кажется ясным, - продолжал он, - что Императрица предугадала ваше раннее появление. В таких делах она всезнающа, но разве можно было ожидать иного?
  Адъюнкт подумала над сказанным. - Вы станете нашим эскортом в Анту?
  - Нет, Адъюнкт. Мне приказано передать вам о необходимости изменить курс флота.
  - И направиться куда?
  - В город Малаз.
  - Зачем?
  Командор Хадар покачал головой.
  - Скажите, если знаете - где сейчас Императрица?
  - Ну, в Малазе, как я думаю. Адъюнкт.
  
  ***
  
  - Видишь того моряка, слева? - прошипел Калам.
  - И что? - пожал плечами Быстрый Бен.
  - Он Коготь.
  Друзья стояли на носовой надстройке, следя за происходящим внизу. Воздух стал теплым, дул сильный ветер, но море, на удивление, оставалось спокойным. Клятый рай, как показалось ассасину после трех дней в диком, необузданном садке Тогга и Фандерай. Кроме катамаранов Напасти, все суда потрепало. В особенности транспортные. Однако, по счастью, ни одно судно не затонуло, ни один моряк не пропал. Дюжина коней сломала ноги во время бури, но этого следовало ожидать, и никто не отказался от свежей конины в котелках. Если верить, что ветер останется попутным, до острова Малаза им едва два дня пути.
  Сообщив приказы, командор Хадар отбыл с очевидной торопливостью. Казалось, ни Нок, ни Тавора не стремились его задержать.
  Когда визитеры сели в шлюпку, сзади Калама и Быстрого Бена раздался тихий голос: - Я верно расслышала? Мы идем к Малазу?
  Калам вздрогнул. Он ничего не заметил. Опять. - Да, Апсалар...
  А вот Быстрый Бен взвился, не пытаясь сдержать гнев: - Проклятые ступени перед нами! Как ты прошла, Апсалар? Во имя Худа! Ты дышишь нам в спины!
  - Очевидно, - канезка лениво прищурила миндалевидные глаза, - вы оба потеряли бдительность. Скажи мне, Калам Мекхар: у тебя есть теория, зачем агент Когтя сопровождал морского офицера?
  - Теорий у меня много. Но с тобой делиться не стану.
  Она поглядела на него и сказала: - Вы еще колеблетесь, не так ли?
   "О, как мне хочется врезать ей. Сильно. Сейчас". - Ты не знаешь, о чем болтаешь, Апсалар. И я тоже.
  - Такая вот бессмыслица...
  - Ты права, - бросил Бен. - Бессмыслица. Сойди с нашей тени, черт тебя!
  - Верховный Маг, мне кажется - ты не совсем понимаешь. Гончие Тени в Г'данисбане пришли ЗА ТОБОЙ.
  - По дороге подвернулся!
  - Разумеется, тебе хочется в это верить. Но из этого следует - даже для такого равнодушного к логике, как ты - что я действовала одна. Выбор был моим и только моим.
  - О чем это она? - спросил Калам.
  Но друг его замолчал, изучая женщину. Затем сказал: - Почему?
  Она засмеялась: - Причин у меня много, но сейчас я с вами делиться не намерена.
  Апсалар отвернулась и направилась на нос.
  - А это именно так, а? - пробормотал Бен.
  - О чем ты?
  - Колеблемся, Калам. Мы все колеблемся, как подвешенные. Разве не так? - Он отвернул лицо, отыскивая Адъюнкта.
  Ассасин занялся тем же.
  Тавора и Нок тихо обсуждали что-то. Голоса уносил ветер.
  - А она? - продолжал Быстрый Бен.
   "Колеблемся? Непонятно на чем". Калам скривился. - Малаз. В последний раз визит был нерадостным. Мурашки бегут, Быстрый? У меня - да. И сильно.
  - Заметил? Этот офицер - он не задал ни одного вопроса о кораблях Напасти. Сейчас Коготь уже должен докладывать через садок, Суперу или Императрице. Поэтому...
  - Итак, она знает, что с нами гости. Наверное, потому и не желает прибытия флота в Анту.
  - Да. У Лейсин поджилки затряслись.
  Калам хмыкнул и тихо сказал: - Я понял еще кое-что.
  - Что?
  - Адъюнкт... она спрятала Дестрианта в каюте. И не пригласила командира к себе, хотя бы формально. Нет, она провела встречу на открытом воздухе. Похоже, Адъюнкт не желает, чтобы командир или тот Коготь видели Ран'Турвиана или беседовали с ним.
  - Не дура.
  - Просто игра в "плошки", а? Быстрый Бен, что тут творится?
  - Мы разузнаем, Калам.
  - Когда?
  Верховный Маг оскалился: - Этот миг еще колеблется, друг мой.
  
  ***
  
  Выползший из трюма "Силанды" Скрипач походил на давленую крысу - бледный, грязный, с растрепанными волосами. Он нашел глазами Бутыла и медленно, мучительно поднялся по трапу. Бутыл забрасывал леску. Тут были отмели, он видел, как рыбы прыгали из воды, спасаясь от неведомых охотников. Одна из джакатаканских галер направлялась к выходу из порта; она прошла в броске камня от борта "Силанды", и остатки взводы стали у борта, дразня чужую команду.
  Бутыл покачал головой и посмотрел на сержанта. - Чувствуете себя лучше?
  - Похоже. Боги, думаю, меня исцелил тот кошмарный Путь.
  - А на вид вам не лучше.
  - Спасибо. - Скрипач уселся и начал озирать подчиненных. - Дыханье Худа! Что вы делаете?
  Корик, Улыба, Каракатица и Тарр, так же как Мертвяк, Горлорез и Наоборот, стояли вдоль борта и глядели на проходящий дромон. У каждого подмышкой голова Тисте Анди.
  Скрипач разразился руганью. На палубу выскочили Геслер и Буян.
  Моряк быстро понял, что происходит, и крикнул: - Помашите им!
  Солдаты повиновались. Она начали приветливо махать руками толпе матросов, солдат и - Бутыл прищурился, разбирая - даже офицеров.
  Улыба сказала: - Все путем, сержант. Мы думаем, смена обстановки им понравится.
  - Кому?
  - Как кому? Головам, конечно.
  Тут Буян побежал на корму, где стащил штаны и выставил за борт голый зад. Разумеется, он издал дикарский рык и начал испражняться.
  Сослуживцы нарушили строй, пялясь на придурковатого капрала; а Бутыл застыл на месте, увидев на лицах отрубленных голов мрачный восторг. "Улыбки..." Леска размоталась и незаметно вырвалась из его рук. Живот скрутило.
  Он метнулся к противоположному борту.
  
  ***
  
  Капитан Добряк издал звук, как будто его душат. - Отвратительно.
  Лейтенант Прыщ кивнул: - Согласен. Боги, что он ест, если производит ТАКОЕ?
  На палубе столпились матросы и солдаты, весело обсуждавшие творящееся впереди, на корме "Силанды". Джакатаканская галера уже выходила из гавани; зрители на ее палубе молчали.
  - Чертовски необычно, - комментировал Прыщ. - Они не схватили наживку.
  - Они слишком многое повидали, - пожал плечами Добряк.
  - Значит, наши морячки собрали коллекцию голов.
  - Идиот. Головы живые.
  - Они какие?
  - Живые, лейтенант. Я знаю из достоверных источников.
  - Даже если так, почему малазане такие вялые?
  Добряк посмотрел на помощника, как смотрят на раздавленную гниду. - У вас воистину жалкие способности к наблюдению. Корабль полон антанцев. Неженки, благородные сосунки. Посмотрите на форму. Единственные пятна - от птичьего дерьма, и то потому, что чайки принимают их за мертвых, вздувшихся тюленей.
  - Остроумно, сэр.
  - Еще один комментарий в таком духе, лейтенант, и я позову парусинщика, чтобы вам пасть зашил. Ха, меняем курс.
  - Сэр?
  - Ради Худа, что творят эти дураки?
  Прыщ проследил взгляд капитана: на корме их корабля уселась папочка пехотинцев со спущенными штанами. - Посмею догадаться, сэр, что Ханфено и Сенни вносят посильную лепту.
  - На корму, лейтенант. Заставьте их остановиться!
  - Сэр?
  - Вы меня слышали! И пусть подойдут с докладом!
  - Остановить, сэр? И как?
  - Советую пробками. Ну, пошел!
  Прыщ принялся протискиваться. "О, прошу, прошу... пусть они закончат прежде, чем я начну..."
  
  ***
  
  Уход Джакатаканского флота воодушевил команду каждого малазанского корабля. Чайки слетались за лиги на дармовое угощение, бешено вопя и ныряя к волнам. Адъюнкт быстро ушла с палубы, но приказа прекратить дефекацию не отдала. Как и адмирал Нок. Хотя Кенеб заметил, что матросы его судов в представлении не участвовали. Это был жест исключительно Четырнадцатой Армии.
   "И, может быть, не такой уж плохой. Трудно сказать в таких случаях", размышлял Кенеб.
  Ветер понес их на юго-восток; прежде чем прозвучали очередные четвертные склянки, Джакатаканский флот был далеко.
  Дестриант Ран'Турвиан показался на палубе и застал солдатское представление. Он нахмурился, потом заметил Кенеба и поспешил к нему. - Сир, - начал он, - я малость сконфужен. У военнослужащих мезланской пехоты нет чести?
  - Чести? Ну, не совсем то слово, Дестриант. Для них превыше всего честь отряда, соперничество, и иногда оно принимает преувеличенные формы. Это вы и видели на "Силанде".
  Дестриант понимающе кивнул: - Само это судно пропитано магией, остановившей время.
  - Вы узнаете особенности магии?
  - Куральд Эмурланн, Телланн, Телас и следы Тоблакаи. Хотя в последнем случае природа силы ... неясная. Разумеется, продолжал он, - в этом нет ничего необычного. Среди древних Тоблакаев - как говорят сказания - встречались индивидуумы, воители, становившиеся чем-то вроде садков в самих себе. Их мощь была различной, и может оказаться, что с каждым поколением цивилизации Тоблакаев способности слабели. Как я сказал, на "Силанде" присутствуют лишь следы. Тоблакаи. Очень интересно. Считается, что раса гигантов вымерла.
  - Говорят, есть остатки, - заметил Кенеб, - на Феннском Хребте, в северной части Квон Тали. Примитивные, скрытные...
  - О да, - сказал Ран'Турвиан, - есть народы смешанной крови. К примеру, Трелли и раса, называемая Баргасты. Как вы и говорили, они забыли прошлую славу. Кулак, могу я задать вопрос?
  - Конечно.
  - Адъюнкт Тавора... Кажется, отношения с Императрицей стали натянутыми. Я правильно предполагаю? Тревожная новость, если учесть, что нас ждет.
  Кенеб отвел взгляд, прокашлялся. - Дестриант, я не имею представления, что нас ждет. В отличие от вас. Что до Императрицы, то я не могу предполагать взаимное недоверие. Адъюнкт - Длань Императрицы. Продолжение воли Лейсин.
  - Значит, Императрица не будет склонна отрубить собственную руку? Рад слышать.
  - Хорошо... Почему?
  - Потому что, - Дестриант тоже отвел взгляд, - вашей Четырнадцатой будет недостаточно.
  
  ***
  
  Калам Мекхар безостановочно мерил шагами палубу. У него пропал аппетит, в животе словно все скрутилось. Когда он начал тринадцатый с заката проход, рядом появился Быстрый Бен.
  - Лейсин ждет нас, - заявил Верховный Маг. - И Тайскренн там - как скорпион в норе. Калам, все, что я могу...
  - Знаю, дружище.
  - Все как под Крепью, тогда...
  Они медленно пошли вместе. Калам почесал подбородок. - Там у нас был Вискиджек. И Даджек. Но сейчас... - Он что-то пробурчал и напряг мышцы.
  - Давно этого не видал, Калам. Как ты ворочаешь плечами.
  - Гм.
  - Я так и думал. - Верховный Маг вздохнул и вдруг схватил ассасина за руку. Из тьмы проступил чей-то силуэт.
  Адъюнкт. - Верховный Маг, - тихо сказала она, - я хочу, чтобы вы перешли на "Силанду". Через садок.
  - Сейчас?
  - Да. А что-то может помешать?
  Калам уловил в ее голосе нерешительность и прокашлялся. - Адъюнкт. Имперский Маг Тайскренн, он... гм, чертовски близко.
  - Он не ищет нас. Не так ли, Быстрый Бен?
  - Так. Откуда вы узнали?
  Она не обратила внимания на вопрос. - Немедленно в садок, Верховный Маг. Нужно собрать Скрипача и солдата, которого зовут Бутыл. Скажите сержанту: время пришло.
  - Адъюнкт?
  - Для игры. Он поймет. Вы втроем вернетесь сюда, найдете меня в моей каюте. Со мной будут Калам, Кулак Кенеб, Т'амбер и Апсалар. Даю четверть звона, Верховный Маг. Калам, прошу со мной.
   "Одна из игр Скрипача.
  Боги подлые, ИГРА!"
  
  ***
  
  Чьи-то башмаки застучали рядом с Бутылом. Он застонал, с трудом покидая сон. - Ты, Улыба? Не сейчас...
  Это была не Улыба. Сердце застучало дикарским барабаном. - Ох, Верховный Маг. Ух. Гмм... Что?
  - Вставай, - прошипел Бен. - И тихо, проклятие!
  - Слишком поздно, - буркнул лежавший на соседнем матраце Корик.
  - Лучше бы ты молчал. Еще звук - и я засуну твою голову в зад соседа.
  Голова вынырнула из-под одеяла. - Лучше смотреть туда, сэр, чем на... - Он снова улегся.
  Бутыл, вдруг вспотевший на холоде, встал на ноги.
  И увидел за спиной мага несчастную рожу Скрипача. - Сержант?
  - Просто иди на корму.
  Троица осторожно шагала через спящих.
  В воздухе странный запах, заметил Бутыл. Знакомый, но ... - Сержант, вы несете новую Колоду...
  - Ты и твои треклятые крысы! Я знал, лживый выродок.
  - Это не я, - начал Бутыл и замолк. "О боги, даже для меня слишком неуклюже. Придумай что получше". - Я просто смотрю на вас. Как будто пальцем плотину затыкаете...
   - Хм. Где-то я такое уже слышал. А, Быстрый?
  - Тихо вы оба. Мы переходим. Захватите пояса...
  Бутыл моргнул - и оказался на другой палубе. Перед ними были ступени. "Быстро, возьми меня Бездна. Быстро и... устрашающе". Быстрый Бен взмахами руки подгонял их, идя впереди. Он ударился о низкий потолок, прошел по коридору и постучал в дверь слева. Она открылась тотчас же.
  Т'амбер глазами янтарного цвета осмотрела троих мужчин в узком коридоре, и отступила.
  Адъюнкт стояла за командирским столом. Еще трое сидели на стульях; Бутыл беспокойно озирался. Кулак Кенеб. Апсалар. Калам Мекхар.
  Скрипач жалобно застонал.
  - Сержант, - произнесла Адъюнкт, - вы получили игроков.
   "Игроков?
  Ох.
  О нет!"
  
  ***
  
  - Не думаю, что это хорошая идея, - сказал сержант.
  - Возможно, - отозвалась Адъюнкт.
  - Согласна, - добавила Т'амбер. - В частности, мое участие в качества игрока... Я уже говорила, Тавора...
  - Тем не менее, - отрезала Адъюнкт, отодвигая свободное кресло и садясь слева от Кенеба. Она стащила перчатки. - Объясните правила, пожалуйста.
  Кенеб увидел, что Скрипач бросает отчаянные взгляды на Калама и Бена, но те отводят глаза и выглядят такими же жалкими. Сержант медленно подошел к последнему стулу, сел. - Ну, Адъюнкт, правил тут нет, кроме тех, что я придумаю.
  - Отлично. Начинайте.
  Скрипач поскреб седеющую бороду и уставился на Т'амбер, сидевшую слева от Таворы, напротив Кенеба. - Это твоя Колода, - сказал он, поднимая её и бросая на стол. - В ней новые Карты.
  - И что? - спросила молодая женщина.
  - Просто сказал. Кто ты, во имя Худа?
  Пожатие плеч. - Это важно?
  Сидевший справа от Кенеба Калам хмыкнул. За ассасином, слева от Скрипача, сидела Апсалар. Бутыл был справа от сержанта, за ним Верховный Маг. "Кто здесь лишний, так это я. Где Блистиг? Нок? Темул, Нил и Нетер?"
  - Последний шанс, - сказал сержант. - Мы можем разойтись...
  - Начинайте, сержант.
  - Бутыл, найди вина.
  - Что?
  - Первое правило. Вино. Каждый получает чарку. Кроме раздающего - ему достается ром. Иди искать, Бутыл.
  Едва юноша встал, Скрипач поднял карты. - Игрок справа от раздающего разливает вино во время первой раздачи. - Он бросил карту рисунком вниз; она косо упала перед Быстрым Беном. - Верховный Маг получил последнюю карту. Она самая главная, но ее не откроют до конца.
  Бутыл принес чарки. Поставил одну перед Адъюнктом, потом перед Т'амбер, Кенебом, Быстрым Беном, Каламом, Апсалар и Скрипачом. Последняя досталась пустому стулу, с которого он недавно встал. Затем он сходил за кувшинами вина и фаларийского рома. Скрипач поднял руку, остановив его.
  Сержант быстро раздал карты, следуя порядку, в котором Бутыл расставлял чарки.
  Наконец восемь карт рисунками вверх заняли свои места, и Скрипач, приказав Бутылу налить себе рома, заговорил: - Раздающий получает Солдата Высокого Дома Жизни, но это горькая радость, ибо она для него и для него одного до последнего часа. Пустой стул получает Ткача Жизни, ему нужно помыться, но никто этому не удивится. Итак, у нас две жизни в самом начале. - Скрипач подождал, пока Бутыл наливает ром. - Вот почему Калам смотрит на Свободную. Обелиск, Спящая Богиня - тебе выпала крышка, Калам, но тут уж ничего не поделаешь. - Он выпил ром и поднял кубок, помешав Бутылу разливать вино. - Апсалар получает Ассасина Высокого Дома Тени, и это не сюрприз. Другой карты ей не будет...
  - То есть я выбываю? - Апсалар иронически подняла брови.
  - Ты не побеждаешь и не проигрываешь. Ловко ты вмешалась. Но не возводите в моду - никто больше звука ни издаст, если не хочет поплатиться. - Он прикончил вторую чарку. - Бедный Быстрый Бен получает Губящего жизнь, ему с ним разбираться, и он падает в дыру - но не в ту дыру, о которой подумал. Теперь Т'амбер, она открывает игру своей картой. Трон. Он все время вращается. Поворотная карта...
  - Что за поворотная карта? - спросил усевшийся наконец Бутыл.
  - Ублюдок. Знал я, тебе нельзя доверять. Конечно, это ось. Выпей вино - теперь тебе предстоит пить ром. Хитрец, а? Теперь Кулак Кенеб. О, как интересно. Повелители Волков, тронная карта Высокого Дома Войны, и они выглядят совсем не злобными. Кулак, где прячется Гриб?
  - На судне Нока, - ответил удивленный и почему-то испуганный Кенеб.
  - Да, это выводит вас из игры, но вы получите еще четыре карты, ибо мы изменили курс и земля встала на два пункта на северо-востоке. Через семьдесят ударов сердца мы подойдем к скалистому побережью, корабль Нока будет ближе всех и Гриб упадет за борт. Он найдет в утесах трех друзей из пещеры, и вот их карты... - Он кинул карты на середину стола: - Венец, Скипетр, Держава. Гм... их мы игнорируем пока.
  Кенеб привстал: - Упадет за борт!
  - Спокойно, он же вернется. Теперь карты Адъюнкта. Дом Войны, Гвардия Мертвых. Хотя написано на ней еще что-то... Стражи Дорог? Решать вам. - Он бросил вторую карту, упавшую поперек первой. - Опонны. Так я и думал. Придется принимать решения. Будет это Толчок или Рывок? А тут что? - Карта упала посредине между Каламом и Быстрым Беном. - Глашатай Высокого Дома Смерти. Явно неактивная и просроченная. Но я вижу "Ржавую Рукавицу"...
  - Что? - спросил Калам.
  - Прямо передо мной. Новый напиток, только что придуманный одуревшим Бутылом. Ром и вино - пятьдесят на пятьдесят. Солдат, налей нам - да, и себе тоже, и не надо делать такое лицо.
  Кенеб потер свое лицо. Он выпил всего одну чарку вина, но чувствовал себя пьяным. "Как тут жарко". Он увидел, что рядом с его картой легли четыре новых.
   - Пряха Смерти, Королева Тьмы, Королева Жизни и, ого! Король-в-Цепях. Как камни поперек ручейка, не так ли? Надеетесь вскоре увидеть жену и сына, Кулак: забудьте. Она бросила вас ради благородного антанца... ох ты, это ж Эксент Хадар - клянусь, он отводил взгляд, в упор вас не видел. И вина, и наглость. Наверное, его слабый подбородок похитил ее сердце. Но погляжу на вас, сэр - вы же радуетесь! Эта рука подбрасывает нас всех, и когда вы вне игры, игра идет к выигрышу, а когда возвращаетесь - к проигрышу. Но вы выиграете, когда будете проигрывать, так что расслабьтесь.
  - Ну, - пробормотал Бутыл, - надеюсь, я никогда не поставлю на один к тысяче.
  - Нет, - сказал Скрипач, - тебе везет. Она играет и она берет, так что... - Еще одна карта шлепнулась перед осовевшим солдатом. - Губящий смерть. Можешь спать, Бутыл, ты сегодня сделал все что смог.
  Глаза юноши тут же закрылись, он скользнул со стула, и Кенеб расслышал, как тело стукнулось о доски. Один раз.
   "Вот так так. Эксент Хадар! Ты даешь, женщина!"
  - Как же Калам перейдет от Глашатая Смерти к Обелиску? Поглядим. Ага, Король Высокого Дома Тени! Он в любой дыре затычка, ну разве не славно! Выглядит молодцом, вот только пот на губе. Отчего тут так душно? Руки вверх, пожалуйста.
  Калам, Т'амбер, затем и Апсалар неохотно подняли руки.
  - Ну, что плохо началось, то так и продолжается. Апсалар, распорядись бутылками, раз Бутыл отрубился. Эта для тебя, Т'амбер. Дева Смерти. Подходяще. Ты выходишь из игры, расслабься. Калам еще держится, но другой карты не получит, потому что она ему без надобности. Я теперь понял, кого тянут и кого толкают, и готов добавить имя в поминальный список. Теперь к разгоряченным. Быстрый получает Супругу Цепей - но он семиградец и только что спас сестру, так что все не так уж плохо. На, держи. Теперь кто остался?
  Последовало молчание. Кенеб ухитрился поднять свинцовую голову, выпятив глаза на россыпь карт на столе.
  - Остаемся мы с вами, сержант, - тихо сказала Тавора.
  - Вы держитесь? - спросил Скрипач, хлопнув очередную чарку "Ржавой Рукавицы".
  - Нет.
  - Пьяны?
  - Нет.
  Скрипач кивнул, отодвигая пустую чарку. Апсалар смешала воду и ром. - Да. - Он послал карту через весь стол. Она упала на первую. - Владыка Фатида. Ганоэс Паран. Ваш брат, Адъюнкт. Даже холодное железо нуждается в закалке. - Он снял еще одну карту и положил перед собой: - Жрец Жизни, ха. Это хорошо. Игра окончена.
  - Кто выигрывает? - шепотом спросила Адъюнкт. Лицо ее стало бледным как воск.
  - Никто, - отвечал Скрипач. - Это Жизнь для вас. - Он резко вскочил и, шатаясь, направился к выходу.
  - Стой! - закричал ему в спину Быстрый Бен. - Передо мной перевернутая карта! Ты сказал, она кончает игру.
  - Она и кончила, - промямлил сержант, сражаясь с защелкой.
  - Не переворачивать?
  - Нет.
  Скрипач вывалился в коридор. Кенеб слышал неверные шаги, поднимающиеся к палубе. Кулак сам встал, качая головой, и оглянулся.
  Остальные сидели.
  Затем Апсалар зарычала и выбежала. Если он так же опьянела, как сам Кенеб, признаков видно не было.
  Миг спустя Быстрый и Калам последовали примеру.
  Бутыл сопел под столом.
  Адъюнкт и Т'амбер смотрели на рубашку последней карты. Тавора раздраженно зашипела и перевернула ее. Привстала, сгибаясь над столом, чтобы прочитать название. - Рыцарь Тени. Никогда не слышала о такой карте. Т'амбер, кто тебя...
  - Это не я.
  - Что не ты?
  Т'амбер подняла глаза: - Тавора, я никогда не видела такой карты. И, разумеется, не я рисовала.
  Обе помолчали, уставившись на странную карту. Кенеб пытался разглядеть мутный рисунок. - Это один из тех серокожих.
  - Тисте Эдур, - мурлыкнула Т'амбер.
  - С копьем, - продолжал кулак. - Серокожий, как те на черных ладьях... - Кенеб отстранился. Голова его кружилась. - Плохое чувство...
  - Прошу остаться, Кулак. Т'амбер, что здесь произошло?
  Женщина замотала головой: - Никогда не видела подобного расклада. Он... хаотичен... то есть не в природном смысле. Как будто валун упал в ущелье, отскакивает от стенок - но куда бы ни попал, попадает точно.
  - Ты сможешь все истолковать?
  - Не совсем. Пока нет. - Женщина нерешительно разглядывала россыпь карт. - Присутствие Опоннов... неожиданно.
  - Потяни - подтолкни, - сказал Кенеб. - Кто-то что-то не решил, колеблется, как сказал бы Скрипач. Но кто это?
  - Калам Мекхар, - ответила Адъюнкт. - Но вмешался Глашатай Смерти...
  - Не Глашатай, - бросила Т'амбер, - а его неактивная версия. Деталь, возможно, критически важная.
  Приглушенные досками крики с палубы возвестили о прибытии в гавань Малаза. Адъюнкт обратилась к Кенебу: - Кулак, вот приказы на сегодняшнюю ночь. Вступаете в командование Четырнадцатой. Никому не сходить на берег, кроме тех, кого вызову лично я. Все корабли, кроме "Пенного Волка", встанут на рейде - приказы причалить к молам или пирсам следует игнорировать, пока я не разрешу.
  - Адъюнкт, такие приказы придут от самой Императрицы. Их тоже игнорировать?
  - Их неправильно понимать, Кулак. Детали неправильного понимания оставлю на ваше усмотрение.
  - Куда вы, Адъюнкт?
  Она молча смотрела на него; наконец приняла решение. - Кулак Кенеб, Императрица ожидает меня в Замке Обманщика. Полагаю, что она не будет медлить до утра. - По лицу ее пробежал след эмоций. - Похоже, солдат Четырнадцатой Армии не встретят как победителей. Я не подвергну их жизни неоправданному риску. В особенности я имею в вид виканов и хундрилов. Что до Напасти, сущность нашего союза будет зависеть от мнения Императрицы. Учитывая обстоятельства, я думаю, что Лейсин одобрит их помощь - но следует получить ее личное согласие. Решать Смертному Мечу Кругхеве - сойдут ли представители Напасти на берег и представятся Императрице, как я, или - обернись дело неладным образом - уплывут. Я считаю, Кенеб, что решать они должны сами.
  - А мнение Адмирала Нока?
  - Мы с ним согласны.
  - Адъюнкт, - сказал Кенеб, - если Императрица решит остановить Напасть, дело может кончиться битвой в гавани Малаза. Малазане против малазан. Мы можем устроить клятую гражданскую войну.
  Тавора нахмурилась: - Не предвижу ничего столь экстремального, Кулак.
  - Но, - настаивал Кенеб, - Боюсь, вы не всё понимаете. НАПАСТЬ ПРИСЯГНУЛА ВАМ, А НЕ ИМПЕРАТРИЦЕ.
  - Она не прислушается, - сказала Т'амбер тоном, полным неожиданного разочарования. Она подошла к Бутылу и пнула его. Последовал стон, затем кашель. - Встать, солдат, - произнесла Т'амбер, не обращая внимания та то, что Тавора прожгла ее недовольным взглядом.
   "А ты не дурак, Кенеб. Но не забывайся".
  - Вы получили приказы, Кулак, - бросила Адъюнкт.
  - Так точно, Адъюнкт. Прикажете также вытащить морпеха?
  - Нет. Я должна потолковать с Бутылом наедине. Идите, Кенеб. Благодарю за помощь этой ночью.
   "Чертовски уверен, что меня не выпустили бы". От двери он снова посмотрел на карты. Повелитель Волков, Пряха Смерти, Королевы Тьмы и Жизни, Король-в-Цепях. "Повелитель Волков... Это, должно быть, о Напасти.
  О боги! Думаю, началось".
  
  ***
  
  Жемчуг стоял на обращенной к гавани стене замка, следя за медленно вползающими в спокойные воды темными формами кораблей имперского флота. Большие транспорты - словно неуклюжие бхедрины; юркие дромоны эскорта - как волки по бокам стада. Глаза Когтя сузились, когда он начал разглядывать иноземные суда в середине строя. Громадные, с двумя корпусами... необыкновенно. Их, как кажется, очень много.
  Как они дошли столь быстро? И откуда Императрица успела узнать об их прибытии? Единственный возможный ответ на первый вопрос: через садок. Однако кто из приближенных Адъюнкта способен создать проход такой величины и силы? Быстрый Бен? Жемчуг так не думал. Ублюдок любит играться с тайнами, любит изображать слабака - и одновременно сверхмогущественного чародея. Жемчуга ни та, ни другая ложь не впечатляют. Нет, Верховный Маг Таворы не способен на открытие такого разрыва.
   "Остаются проклятые иноземцы". Что само по себе очень тревожит. Возможно, настал момент для некоего предупредительного, скрытного действия. Раз Императрица самолично прибыла сюда, такое вполне вероятно. И целесообразно. "Ибо мы не имеем малейшего представления, кого же они привели в сердце империи. Иностранный флот, вышедший без сопротивления... на расстояние прямого удара по Императрице".
  Ночка предстоит хлопотливая.
  - Жемчуг.
  Голос был тихим, однако ему не понадобилось поворачиваться, чтобы узнать говорившую. Он к тому же сознавал, что Императрица Лейсин недовольно нахмурится, если он увидит ее лицо. Старые привычки. "Нет, просто паранойя".
  - Добрый вечер, Императрица.
  - Нравится вид?
  Жемчуг скривил губы: - Она прибыла. Точно вовремя... для всех заинтересованных лиц.
  - Ты ждешь новой встречи?
  - Я много путешествовал в ее компании, Императрица.
  - И?
  - И... отвечая на ваш вопрос... остался равнодушным.
  - Моя Адъюнкт не вызывает доверия?
  - Во мне - не вызывает, Императрица. Как и в солдатах Четырнадцатой Армии. На мой взгляд.
  - Но разве она хоть раз ошиблась и подвела их?
  - И'Гатан...
  Бесплотный голос прервал его: - Не будь дураком. Мы с тобой говорим начистоту и наедине. Случившееся в И'Гатане никто не мог бы предвидеть. Учитывая это - действия Адъюнкта Таворы были разумны и вполне достойны похвалы.
  - Очень хорошо, - ответил Жемчуг, вспоминая ночь огня... далекие вопли, слышанные им из палатки... "в которую я, разгневанный и испуганный, спрятался, словно малое дитя". - Факты зависят от угла зрения, Императрица.
  - Совершенно верно.
  - Адъюнкт Тавора редко выходит из событий - даже случайных или благоприятных - без нового пятна на репутации. Лично я не понимаю, почему.
  - Наследие Колтейна.
  Жемчуг кивнул темноте. И нахмурился. "Ах, Императрица, я начинаю понимать..." - Итак, павший герой... оскоплен. Его имя стало проклятием. Его подвиги - ложью. "Нет, будь все проклято! Я видел достаточно, чтобы понимать истину!" Императрица, это не сработает.
  - Почему же?
  - Нет. Мы сами запачкаемся. Вера и преданность падут. Наша гордость станет грязью. Малазанская Империя останется без героев, а без героев она начнет разрушаться.
  - Тебе недостает веры, Жемчуг.
  - Во что же?
  - В прочность цивилизации.
  - То, что вы назвали "верой", Императрица, скорее походит на сознательное неведение. На отказ узнавать симптомы болезни, ибо так спокойнее. Самодовольство приводит только к слабости.
  - Я могу быть всякой, - заметила Лейсин, - но только не самодовольной.
  - Простите, Императрица. Я не имел в виду...
  - Флот тех катамаранов, - сказала она, помедлив, - выглядит зловеще. Ты можешь ощутить текущую от них силу?
  - Частично.
  - Не следует ли заключить, судя по очевидности, что инородцы заключили союз с Таворой, увидев в ней нечто, чего мы не видим? Интересно, что.
  - Не могу вообразить их мотивов, Императрица. Я с ними еще не встречался.
  - Хотел бы, Жемчуг?
   "Как я и предполагал" . - Честно говоря, их мотивы мне мало интересны.
  - Кажется, теперь тебе вообще мало что интересно, Жемчуг.
   "И кто же донес тебе об этом?" Он молча пожал плечами.
  - Флот стал на якоря, - резко сказала Императрица, подходя и становясь рядом с Когтем. Руки в перчатках легли на вытертый камень. - Только два корабля идут к причалу. Что она себе вообразила, отдав такой приказ? Еще интереснее, что адмирал Нок не стал возражать - его флаги все еще видны, команды ясны любому.
  - Императрица, вся гавань не вместила бы их флот. Возможно, корабли будут подходить к причалам по мере...
  - Нет.
  Он замолчал. По телу тек пот.
  - Ее первое действие, - прошептала Императрица, и в тоне было возбуждение - или мрачное удовлетворение.
  Со стороны флюгера на крыше донесся пронзительный скрип. Жемчуг вздрогнул. "А ведь ночь безветренная..." Он посмотрел вниз, на город. На улицах много факелов. "Искры и трут. Весть о прибытии передалась из уст в уста, и все взъярились. Вернулись виканы, и толпа собирается снова.
  Итак, Императрица... тебе нужно, чтобы корабли подошли ближе, чтобы надежно закрепились у причалов.
  Нужно, чтобы жертвы сошли на берег. Тогда возгорится пламя".
  Лейсин отвернулась. - Иди за мной.
  Они шли по крытой галерее, по верхнему двору крепости. Шаги Императрицы звучали твердо, как бы нетерпеливо. В арку, между двоих неподвижных, скрывших головы под капюшонами Когтей - он чувствовал, что они открыли садки, сила бурлит между невидимых ладоней.
  Длинный полутемный коридор, плиты пола местами вспучились, показывая, что некогда по замку прошла гигантская трещина. "Однажды все клятое здание рухнет в залив. И доброго пути ". Разумеется, маги и инженеры уверяют, что такое стрясется минимум через полвека. "Какая жалость".
  Еще переход. Императрица повела его налево - о да, это место ему знакомо. Здесь она сидела несколько лет назад, убив Императора и Танцора. "Убийство. Так ли это называется? Скорее подстрекательство и попустительство". Еще один перекошенный коридор и, наконец, двери приемной. У них стояли еще двое Когтей; левый заметил их, повернулся и открыл дверь, чтобы Императрица могла пройти, не сбавляя шага.
  Жемчуг пошел за ней, а войдя в комнату - замер.
  Стол в виде буквы Т, приготовленный словно для суда. Он стоял в середине. С другой стороны, напротив длинной части стола, поставили скромный трон; по бокам в креслах уже сидели двое. При появлении Лейсин они встали.
  Маллик Рель.
  И Корболо Дом.
  Жемчуг постарался убрать с лица недовольное выражение. Перед ним, вдоль короткой части стола, были стулья. - На какой сесть, Императрица? - нерешительно спросил он.
  Она села на трон и оглядела его. Тонкая бровь поднялась: - Жемчуг, я не нуждаюсь в твоем присутствии. В конце концов, ты признался, что не особо желаешь новой встречи с Адъюнктом. Избавляю тебя от этой докуки.
  - Понял. Чего от меня ждут?
  Сидевший слева от госпожи жрец - джисталь откашлялся. - Вам выпала тяжкая, но неотложная миссия. Требуется... организация - так это называется? Подготовка Руки, которую вы найдете у выхода. Одно умерщвление. Пьяница из завсегдатаев трактира "У Повешенного", что принадлежит Щупу. Имя: Банашар. После вернетесь в казарму и будете ждать дальнейших распоряжений.
  Жемчуг не сводил взора с Императрицы, но она смотрела непроницаемо, будто дожидаясь, чтобы он сказал очевидное: "Должен ли Коготь получать приказы от джистальского жреца Маэла? От того, кто был доставлен сюда в цепях?" Он понял, что в молчании уже содержится ответ. Отвел взгляд, оглядев Корболо Дома. Мерзавец напан нацепил регалии Верховного Кулака. От выражения его наглого, надменного лица у Жемчуга зачесались руки. "Два моих излюбленных ножа срежут эту ухмылку вместе с лицом - боги, не думай так - можно погрузить лезвие в горло - может, я и успею. Или нет. В том-то и все дело. Спрятанный в комнате Коготь отбросит меня - но может, они не ждут... Не будь глупцом, Жемчуг..." Он снова взглянул в лицо Императрице и как-то понял, что она догадывается о всех его чувствах... и забавляется.
  Он все колебался. Понимал, что сейчас самое время для громкого протеста. Для попытки убедить ее, что усевшимся по бокам стервятникам нужна не та, что появится в комнате очень скоро - нет, им нужен трон, который они окружили. "Лейсин, они убьют тебя. Они тебя убьют".
  - Можете идти, - шипящим голоском сказал Рель.
  - Императрица, - выдавил из себя Жемчуг, - прошу вас тщательно обдумать то, что скажет Тавора. Она ваш Адъюнкт, и ничто этого не изменит. Никто...
  - Благодарю за совет.
  Он открыл рот - и тут же закрыл. Поклонился Императрице и вышел из комнаты. "Итак, Жемчуг, ты всё свалил на Тавору. Всё. Проклятый трус.
  Но кто же убил Лостару Ииль?
  Адъюнкт, придется вам поплясать нынешней ночью!"
  Да будет так. Ночи принадлежат Когтям. Корболо Дому он посвятит другую ночь, на досуге, и позабавится вволю. Может, и с улыбчивым ящером - жрецом. Почему бы нет? Супер пропал, может быть, убит. Жемчуг будет действовать во имя Империи. Не во имя Лейсин, но во имя Империи, ведь - теперь он понял это - эти два вида преданности не совпадают. "Как для любого Когтя, как для тебя прежней, Императрица, выбор тут очевиден. И неизбежен".
  Он шел вниз, и поверх таких смелых мыслей другой голос шептал, то и дело проникая в разум. Другое слово, жгущее хуже кислоты, одно слово....
  Трус.
  Оскалившийся Жемчуг проходил этаж за этажом. Рука ожидает указаний по умерщвлению бывшего жреца, ныне пьяницы. И тут он, Жемчуг, слишком долго медлил. Он мог бы пробиться к Тайскренну, хотя ублюдок почти похоронил себя. Однако оставил множество скрытых помощников. О, Верховный Маг Империи желает быть близко к событиям, но не встревать в них.
  Бедняга Банашар, одержимый и одураченный ученый. Он жаждет всего лишь потолковать со старым другом. Но Маллик Рель не желает, чтобы того беспокоили. "Ибо у него свои планы".
  Неужели Лейсин такая дура? Невозможно доверять таким, как эти. Какой тогда смысл в присутствии их в комнате? Выбить Тавору из равновесия? "Из равновесия? Более походит на плевок в лицо. Неужели это необходимо, Лейсин? Не Тавора тут важна - важно, что нельзя опираться на людей вроде Реля и Дома. Они гадюки, они ужалят хозяйку".
  Когда распространяешь ложные слухи, есть опасность, что операция окажется слишком успешной и лжец попадется в ловушку собственной лжи. Жемчуг начал понимать... возможности. Чтобы опозорить имя Колтейна, нужно было возвеличивать имена его врагов. Корболо Дом из предателя становится героем. Как-то... "нет, не желаю знать подробностей". Лейсин не может казнить или заключить в тюрьму героя, не так ли? Ей пришлось возвысить его. "Императрица, ты поймала сама себя. Не могу поверить, что ты еще не осознала..."
  Он шагал все медленнее. Уже нижний уровень, десять шагов до задней двери, выводящей к основанию стены. Дальше темный путь до Врат.
   "Так что ты пытаешься показать Адъюнкту? Крайне опасное положение, в котором оказалась? Ты просишь Тавору... о помощи? Сможет ли она, войдя в ту комнату, различить твои намеки? Ради Худа, Лейсин! Все это очень, очень ненадежно".
  Жемчуг запнулся. Он может сделать то, что нужно. Прямо сейчас. Пройти к восточной башне, выбить дверь Тайскренна. Выдать дураку все, что ему следует знать. Он мог бы даже...
  К нему шагнули двое в плащах с капюшонами. Когти. Они поклонились; стоявший слева заговорил: - Коготь, нас информировали, что цель находится в таверне "У Повешенного". На улочке сзади есть отхожее корыто, ночью он часто будет посещать его.
  - Да, - ответил Жемчуг. Он внезапно очень устал. - Это идеально.
  Капюшоны молчали.
  - Чего вам еще?
  - Вы должны распорядиться еще насчет...
  - Насчет чего?
  - Сэр, можно ли убирать свидетелей.
  - Да. Идите.
  - И еще, сэр... Цель передана нам ... кое-кем. Тем, кто требует серьезного отношения к себе.
  Жемчуг прищурился. И сказал: - Сегодняшнее убийство... вы не исполните задание без прямого моего приказа.
   - Мы желаем... подтверждения.
  - Разве Императрица не подтвердила слова джисталя?
  - Никак нет, сэр. Она... промолчала.
  - Но присутствовала.
  - Так точно.
   "Гм, и что мне делать?" Она просто отпускает поводок? Или она тоже боится Тайскренна и потому с радостью натравливает Маллика Реля на Банашара? "Проклятие! Я ничего тут не понимаю!" Так что выбора нет. - Хорошо. Подтверждаю приказ.
   "Коготь не стал твоим, Маллик Рель. А Императрица... отстраняется. Нет, похоже, до возвращения Супера Коготь стал моим. Как удобно, Лейсин, что ты привезла шесть сотен..."
  Ассасины поклонились и исчезли за дверью.
  Но почему же ему кажется, будто его используют? Хуже того - будто о нем больше не заботятся. Нехорошо это. Сегодняшней ночью он не будет думать. Только подчиняться. Завтра... ну, завтра будет другая ночь, не так ли? "Завтра я разберусь с тем, что наворотят сегодня. Решу, что нужно будет решить. Получи что захотела, Лейсин. Завтра новый Глава Когтя займется очисткой дома. Может быть... может быть, этого от меня и ждут. Этот "зал суда" предназначался для демонстрации именно мне, не Адъюнкту? Ты просто передала мне командование над шестью сотнями ассасинов - магов, так? Иначе зачем они здесь?"
  Истина в том, что ему не понять замыслы Императрицы Лейсин, и не ему одному.
  Нервы заворочались в животе; его охватил непонятный ужас. "Шестьсот...
  Прими это, Жемчуг. Адъюнкт не убивала Лостару. Ты прогнал ее, и она погибла. Вот и всё.
  Ничего это не меняет. Я буду делать то, что задумал.
  Пусть все они умрут".
  Жемчуг повернулся и пошел к своей комнате. Ожидать новых приказов. "Спустить с поводков шесть сотен убийц. Вот только на кого?"
  
  ***
  
  Хеллиан решила, что ненавидит ром. Хотелось чего-то еще, не такого сладкого, более подобающего ее натуре. Было темно, теплый ветерок пахнул влагой; казалось, гавань Малаза шепчет, приглашает. Словно дыхание любовника на затылке.
  Сержант стояла, следя, как "Пенный Волк" отходит от массы судов. За ним пошла "Силанда". Увы, отовсюду слышался скрежет опускаемых якорных цепей, палуба под ногами вздрогнула - корабль остановился. Хеллиан шатнулась, выругалась. - Капрал!
  - Я? - спросил за спиной Нерв.
  - Я? - спросил Увалень.
  - Точно, вы. Что тут творится? Смотрите-ка, на пристанях солдаты и толпа встречающих. Почему мы не там? Они машут руками. - Хеллиан помахала в ответ, но не было похоже, что ее видят. Флот почти не освещен. - Сумрак и сумрак, - пробормотала она, - будто мы приползли домой побитыми псами.
  - А может, просто поздно, - отозвался Увалень, - и никто вроде не подозревает, что вы были с дружком вашей мамочки, но мамочка почему-то уже сторожит с большой сковородкой. Знаете, старухи, они иногда хуже чертей.
  - Все совсем не так, идиот, - зашипел Нерв. - Скорее это была дочка жреца. Боги подлые, ты бежишь, но от проклятия не скрыться, жрец свое дело знает, и твоя жизнь уже обречена, а Бёрн плевать, она всё спит. Как вам?
  Хеллиан посмотрела в пространство между двумя солдатами. - Слушай, капрал. Соберись, но не болтай. Мне не интересно. Я задала вопрос - если не знаете ответа, не разевайте рта.
  Солдаты переглянулись. Увалень пожал плечами: - Мы не сойдем на берег, сержант. Уже все знают.
  - Они с ума посходили? Разумеется, мы сойдем. Мы прошли миллион лиг. Даже пять миллионов. Мы шли сквозь огонь и бури и зеленые светы в небе и ночи и змей и сломанные зубы и проклятую ризанью мочу, что там кличут вином. Вон там Малаз, именно Малаз, и я туда иду, капрал Нервный Увалень, и мне плевать, сколько у тебя рук, меня не задержишь. - Она отвернулась, подошла к борту, перевалилась и исчезла из вида.
  Увалень и Нерв переглянулись. Раздался тяжелый всплеск.
  - Что теперь? - спросил Нерв.
  - Ну, она утопилась. Так?
  - Лучше сообщить кому-нибудь.
  - Сообщим, и нам конец. Мы же стояли тут? Они скажут - мы ее столкнули.
  - Но мы не!
  - Кому важно. Ведь и спасать не бросались?
  - Я не умею плавать!
  - И я.
  - Тогда надо поднять тревогу.
  - Давай.
  - Нет, ты.
  - Может, просто пойти вниз, сказать: мы ее ищем, но найти не можем.
  Тут они замолчали и начали оглядываться. В полутьме маячили матросы, занятые матросскими делами.
  - Никто не видел, не слышал.
  - Похоже на то. Отлично.
  - Не отлично. Так идем вниз? Руками помашем, но молча.
  - Как молча? Скажем, нигде ее не нашли.
  - Точно, я так и хотел. То есть нигде, особенно у борта и за бортом. Ничего вообще не видели.
  Кто-то заорал сзади: - Эй, вы что делаете на палубе?
  Капралы обернулись. - Ничего, - сказал они хором.
  - Вниз, там и сидите.
  Они поспешили исполнить приказ.
  
  ***
  
  - Три идут к берегу, - сказал щегольски одетый юноша, не сводя глаз с игральных костей (действительно костей, фаланг пальцев). Кости легли на выветренный камень.
  Его близняшка стояла, созерцая далекую громаду Замка; ночной ветерок трепал кричаще-пестрые шелка ее одежд.
  - Видишь, каково здесь играть? - спросил брат, собрав кости одним взмахом руки. - Скажи, ты хоть отдаленно понимаешь, как яростно я пытался удержать нашу карту в той ужасной игре? До сих пор усталый, голова кружится. Он хотел выкинуть нас, раз за разом. Мне страшно.
  - Воистину ты герой, - мурлыкнула она, не оборачиваясь.
  - Три идут к берегу. Как... неожиданно. Думаешь, во всем виноват страшный камнепад над островом Отатарал? Я имел в виду, ответственен за того, что встал на путь?
  Он выпрямился и двинулся к сестре.
  Близнецы стояли на подходящей башне, неподалеку от Малаза, на южном берегу реки. Большинству горожан башня кажется грудой руин, но это иллюзия, поддерживаемая живущим в нижних комнатах колдуном. Колдун сейчас вроде бы спит. Бог и богиня, известные как Опонны, получили верх башни в свое полное распоряжение.
  - Вполне возможно, - согласилась она, - но разве не в этом самый смак игры, любимый? - Она показала на залив, что виднелся справа. - Они прибыли, и сейчас среди жалких смертных на бортах идет шевеление. Особенно на "Силанде". А в Замке напротив пробудилось гадючье гнездо. Ночью нам предстоит много работы.
  - О да. И тебе и мне. Потяни, подтолкни, потяни, подтолкни. - Он сложил ладони. - Не терпится.
  Она резко обернулась: - Можно ли быть уверенным, брат, что мы разгадали всех игроков? Всех-всех? Что, если один сумел скрыться? Всего один... дикий, неожиданный, особо коварный... мы можем попасть в неприятности. Мы можем даже... умереть.
  - Проклятый солдат, - фыркнул брат. - Он тянул нашу силу! Какая наглость - отнимать у нас нашу любимую игру! Хочу его крови!
  Она улыбнулась во тьме: - Ах, что за пламя в твоих словах. Да будет так. Брось костяшки, загадай его судьбу. Давай. Бросай!
  Он уставился на нее, улыбнулся. Рука взметнулась, раскрылась ладонь - кости покатились, стуча и переворачиваясь, и наконец улеглись.
  Близнецы одновременно затаили дыхание, склоняясь, спеша посмотреть на итог.
  Будь там кто-то, видящий их - он увидел бы на лицах удивление. Нахмуренные лбы, смятение в бессмертных очах... и первые лучи зари явили бы чистый ужас богов.
  Этот несуществующий свидетель покачал бы своей головой (или покачала). "Никогда, милые боги, никогда не смешивайтесь со смертными".
  
  ***
  
   "Гриб и трое друзей играют в пещере. Солтейкен с похищенным мечом. Тогг и Фандерай и проклятые жертвы кораблекрушения..."
  Запертый после гадания Скрипача в крошечной каюте "Пенного Волка", Бутыл доделывал куклу, давно лежавшую в кармане. В приказах Адъюнкта никакого смысла - но нет, поправил он себя и криво ухмыльнулся, это не Адъюнкт. Это - все это - исходит от янтарноглазой красотки Т'амбер. "Кто она, во имя Худа? Ладно. Задаю сей вопрос всего в тысячный раз. Но у нее такой взгляд, такие глаза. Знакомый взгляд, как будто она погружается в глубины моего сердца.
  Но ей мужчины не нравятся, не так ли?"
  Он смотрел на куклу и хмурился все сильнее. - Вы, - зашептал он, - вы знаете, что я вас первый раз вижу? Но вы здесь, и кусок железа в кишках - боги, это должно быть больно. Он все время режет изнутри. Вы, сэр, где-то в Малазе, и она хочет, чтобы я вас нашел. Вот так. Понимаете, целый город, и время дано до зари.
  Разумеется, кукла может оказаться полезной, если бедняга появится близко от Бутыла, и маг взглянет ему в глаза и узнает выражение боли, кривящее сейчас неровные кусочки ракушек - лицо куклы. Боль - и старые рубцы на руках. Но таких людей там много, не так ли?
  - Мне нужна помощь, - пробормотал солдат.
  Сверху раздавались голоса матросов - корабль становился к причалу - и какой-то более низкий звук, доносящийся из самого порта. И он кажется... неприятным.
   "Нас предали. Всех нас".
  Сзади распахнулась дверь.
  Бутыл сомкнул веки.
  Голос Адъюнкта: - Мы близко. Верховный Маг готов перекинуть вас туда. Найдите его в моей каюте. Солдат, я надеюсь - вы готовы.
  - Так точно, Адъюнкт. - Он повернул голову и попытался в сумраке коридора разглядеть ее лицо. Лишь морщинки, обравшиеся вокруг глаз, выдавали напряжение эмоций. "Отчаяние".
  - Не провались, Бутыл.
  - Адъюнкт, вероятность против меня...
  - Т'амбер говорит, тебе нужно искать помощи. Она сказала: ты знаешь, у кого.
   "Т'амбер, женщина с такими странными глазами. Да что такое с ее глазами, черт побери!?" - Кто она, Адъюнкт?
  В глазах начальницы мелькнуло что-то вроде симпатии. - Она та... что переросла себя, солдат.
  - И вы доверяете ей?
  - Доверяю. - Она тихо улыбнулась. - Ты должен знать, хотя ты и молод, что истина открывается при касании друг друга. Всегда.
  Нет, он не знал этого. И не понимал. Ничего не понимал. Бутыл со вздохом встал, пряча нескладную куклу под одежду. Она уютно примостилась под левой рукой, рядом с ножом. Ни мундира, ни значков, выдающих в нем солдата Четырнадцатой Армии - отсутствие фетишей заставило его чувствовать себя уязвимым, нагим.
  - Как скажете.
  Она провела его в каюту, задержавшись у входа. - Иди. Я должна быть на палубе.
  Бутыл неуверенно сказал: - Будьте осторожны, Адъюнкт.
  Глаза ее чуть расширились. Женщина отвернулась и пошла наверх.
  
  ***
  
  Калам встал на носу и, напрягая зрение, вгляделся во тьму, в которой были стоящие на якоре транспорты. Казалось, в паре кабельтовых поскрипывают весла шлюпки. "В нарушение всех треклятых приказов, отданных Адъюнктом на эту ночь". Ну, даже ему эти приказы не понравились.
  Быстрый Бен создал врата, или, скорее, щель в воздухе - но даже щель можно засечь. Плохая новость для бедняги Бутыла. Он ступил прямо в гнездо Когтей. Никаких шансов. Да и кто смог бы пройти невредимым через такое?
  Слишком рискованно. Слишком... экстремально.
  Он напряг мышцы плеч, потом поднял руки, чтобы стряхнуть напряжение. Однако миг спустя скованность вернулась. Ладони зудели под изношенными перчатками ассасина. "Решай, черт тебя подери. Просто решай".
  Нечто застучало по палубе справа. Он повернул голову, увидел скелет рептилии, высотой ему по колено; длинная шея моталась из стороны в сторону, пустые глазницы пялились на него. Дернулся длинный хвост.
  - Ты хорошо пахнешь? - прошипела тварь, ритмично щелкая челюстями. - Он хорошо пахнет, Кодл?
  - О да, - отозвался второй голосок, на этот раз слева. Он посмотрел туда, увидел очень похожий скелет, забравшийся на фальшборт почти в пределах досягаемости руки. - Кровь и сила и воля и бездумие - он ровня нашей ненаглядной. Вообрази схватку между ними, Телораст. Вот было бы зрелище!
  - А где она? - пророкотал Калам.- Где таится Апсалар?
  - Она ушла, - сказала, мотнув головкой, Кодл.
  - Куда?
  - Ушла, - пискнула Телораст, сильней замахав хвостом. - Только я и Кодл тут прячемся. Нам нужно, ты понимаешь.
  - Целесообразность. Там снаружи страшно. Ты даже не представляешь как. Совершенно.
  - Видишь ли, мы знаем, кто там. ВСЕХ знаем.
  Калам уже ясно слышал скрип уключин. Да, кто-то действительно спустил шлюпку и уже причаливает. "Проклятые дураки - толпа разорвет их на части". Он обернулся посмотреть на среднюю палубу.
  По правому борту был виден высокий причал; корабль все ближе подходил к нему. Ассасин приблизился к Адъюнкту, вышедшей из надстройки.
  - У нас проблемы, - сразу начал он. - Кто-то высаживается со шлюпки.
  Тавора кивнула: - Мне уже доложили.
  - О. И кто?
  Заговорила Т'амбер: - В этом есть известная... симметрия. Увы, довольно горькая. В той лодке, Калам Мекхар, находятся Тене Баральта и Алые Клинки.
  Ассасин нахмурил лоб.
  - Вполне вероятно, - продолжала Т'амбер, - что присланный из Замка Обманщика эскорт окажется неспособным разогнать толпу. - Но в тоне женщины звучало неверие и понимание более глубокого смысла происходящего. Она будто приглашала Калама додумать остальное.
  - Алые Клинки, - бросила Адъюнкт, - снова хотят показать свою верность.
   "Верность..."
  - Калам Мекхар, - Тавора подошла ближе, не сводя взгляда с ассасина, - я надеюсь, мне будет дозволено взять свою охрану. Небольшую, разумеется. Т'амбер и, если не возражаете, вы.
  - Это не приказ, Адъюнкт?
  - Нет, - тихо, почти робко отвечала она. И замолкла в ожидании.
   Калам огляделся. "Дракон потяни Худа за волосы в носу!" Так однажды сказал Скрипач во время своей игры. Кажется, под Натилогом, годы назад. Или не так? Почему он сейчас вспомнил это? "Потому что я сейчас понимаю, что чувствовал Худ, борясь с драконом.
  Эх, я могу решиться на это, а все остальное пусть дальше "колеблется". Могу? Разумеется". - Согласен, Адъюнкт. Я стану частью вашего сопровождения. Войдем в Замок.
  - Да, войдем в Замок. Именно этого я и прошу.
  Она отвернулась; Калам нахмурился и глянул на Т'амбер, которая показалась ему чем-то недовольной. - Что-то не так? - спросил он у молодой женщины.
  - Бывают времена, когда терпение Адъюнкта превосходит даже мое терпение. А это кое-что значит.
  "Пенный Волк" подошел к причалу.
  
  ***
  
  Немного дальше у того же причала заскребла по камням шлюпка. Канаты были быстро вдеты в каменные кольца; Лостара Ииль проследила за самым ловким из Клинков, что влез на стенке, от кольца к кольцу, таща за собой веревочный трап. Вскоре он оказался наверху, привязал трап к основным причальным кольцам.
  Тене Баральта влез первым, неловко и медленно, используя только одну руку и ворча при каждом движении.
  Чувствуя жжение в желудке, Лостара ползла за ним, готовясь подхватить, если он сорвется.
   "Сплошной обман. Всё обман".
  Она оказалась наверху, помедлила, поправляя оружие и плащ.
  - Капитан, - проскрежетал Баральта, - постройте людей. Ожидаем Адъюнкта.
  Она увидела, что справа приближается отряд Имперской Стражи во главе с офицером, расталкивает кипящую толпу.
  Тебе Баральта тоже заметил их: - Как я и подозревал, их слишком мало. Если толпа учует поживу...
  Лостара повернулась лицом к Клинкам, сохраняя невозмутимость. В голове проносилось: "Как скажете, Кулак. Только не надейтесь, что я верю хоть одному слову".
  В этот миг воздух прорезал густой рев, небо над гаванью озарилось сполохами.
  
  ***
  
  Банашар прищурился, пытаясь рассмотреть толпу сквозь чад, и хмыкнул: - Его здесь нет. Фактически я его несколько дней не видел. Кажется. А ты как, старший сержант?
  Бравый Зуб пожал плечами, что, наверное, послужило знаком для Ябеды.
  Солдат оглянулся на молчаливого Гентура и сказал: - Так точно, старший сержант. Вначале мы его упустили, потом кое-что услышали, а сложив то и это... Понимаете?
  Волосатый старик показал зубы: - О да, Ябеда. Поди прочь, пока я не приказал тебе дважды обежать гавань с полной бочкой за плечами.
  - Он нам уже не начальник, так? - спросил Гентур.
  Но Ябеда побледнел. - Вы в отставку никогда не уйдете, так, сэр?
  - Объясни это приятелю. Не здесь. Советую переулок.
  Солдаты поспешил уйти, перешептываясь, и сели за свой стол.
  - Я всегда считал, - заметил Банашар, - что дурная репутация обычно бывает незаслуженной. "Злодей" просто использует намеки и сомнения. К тому же я иногда верю в величие человеческого рода, рано или поздно умеющего добиться свободы. Но глядя на тебя, Бравый Зуб... любой оптимизм кажется самообманом.
  - Точно. И что?
  - Ничего.
  Послышался шум на улице, множество голосов - но вскоре всё стихло. Каждый вечер так. Банды идиотов носятся, отыскивая жертву. Настроение в городе царит мрачное и злобное, и усугубляется с каждым пробитым звоном, хотя явных причин нет... Увы, теперь есть, напомнил себе Банашар.
  Ну, это тоже не настоящая причина. Просто подходящая цель.
  - Кто-то играется с ножиком, - сказал Бравый Зуб.
  - Это имперский флот. Не вовремя, учитывая, что на борту виканы; да и другие иноземцы сейчас, по-моему, лишние.
  - Ты мало выпил, Банашар. Что, заболел?
  - Хуже. Принял решение. Началась осень. Ты можешь ощутить ее в ветре. Черви кишат на берегу. Это сезон Д'рек. Сегодня я буду говорить с Имперским Магом.
  Старший сержант скривил губы: - Но ты же сказал: едва попробуешь, станешь покойником. Ты именно этого захотел?
  - Я планирую оторваться в толпе от преследователей, - тихо проговорил Банашар, склонившись над столом. - Пойду по набережной, хотя бы до моста. Слышал, там стоит Городская Стража, отгоняет безмозглых дураков. Боги, они совсем тупые? На кораблях целая армия!
  - Я же говорю, кто-то играется. Хорошо бы его повстречать. Воткнуть кулак в морду и посмотреть, как он выйдет через затылок. Способ грязный, но быстрый. Ублюдок заслужил худшего.
  - Что ты собираешься делать?
  - Неважно.
  - Ну, - сказал бывший жрец более храбро, чем чувствовал себя на самом деле, - сегодня или никогда. Завтра приходи, поставлю кувшин "Темного Малазского"...
  - Да, вспомнил. У тебя деньжищ много - откуда это, а?
  - Из храмовых сундуков, Бравый Зуб.
  - Ты украл деньги из здешнего храма Д'рек?
  - Здешнего? Точно. И из всех, которые посетил. Спрятал в такое дупло, что никто не узнает. Беда в том, что каждый раз, доставая краденое, я терзаюсь виной. Я трачу немного - в том, чтобы угоститься пивом, нет особого греха. Так я себя утешаю. Но вина остается.
  - Так если тебя зарежут сегодня ночью...
  Банашар ухмыльнулся, разведя руками: - Пшшш! Пропало. Всё. Навеки.
  - Ловкий трюк.
  - Ты хочешь, чтобы я тебе оставил?
  - Худа ради, нет! Что мне делать с сундуками монеты?
  - Сундуками? Дражайший старший сержант, скорее уж с комнатами. Ну, утром или увидимся - или нет. Было приятно познакомиться, Бравый Зуб.
  - Да ладно. Завтра, говоришь?
  Банашар кивнул, встал и начал пробираться к выходу.
  
  ***
  
  Оставшись за столом в одиночестве, Бравый Зуб поднес кружку к губам и почти сомкнул веки. Тем, кто стоял хотя бы в двух шагах, они казались совсем сомкнутыми, так что тип, поспешно вскочивший и ужом скользнувший за Банашаром, не понял, что старший сержант впился в него своими глазками. Высоченный волосатый старик тремя глотками прикончил кружку, резко встал и пошатнулся, махнув рукой.
  Он неуклюже подошел к Ябеде и Гентуру. Оба выглядели виноватыми и испуганными, точно обсуждали что-то нехорошее. Бравый Зуб склонился над столом. - Слушайте, недоумки, - прошептал он.
  - Мы просто поджидаем Иноземца, - выпятил глаза Ябеда. - И все. Мы никогда...
  - Тихо. Видите ту змею, что ползет наружу? Скорее!
  - Он... ушел, - сказал, покосившись на дверь, Гентур. - Змея? Скорее уж...
  - Вы правы. Его цель - не кто иной, как Банашар. Ну, вы готовы сегодня удивить Когтя? Соглашайтесь - и я стану думать о вас гораздо лучше.
  Солдаты были уже на ногах.
  Гентур сплюнул на ладони и потер их: - Я о такой ночи давно мечтаю. Идем, Яб, а то упустим.
  - Идут к набережной, - сказал Бравый Зуб. - Там, севернее, начинаются Ступени, так?
  Солдаты поспешили к задней двери. Они казались даже слишком старательными.
  Старший сержант знал, что Ябеда крепче, чем кажется. Да и вряд ли Коготь думает, что его будут выслеживать. Все эти толпы... ну, не особенно трудно. "Солдаты любят убивать ассасинов..."
  Кто-то в углу низкого зала швырнул на стол кости.
  Бравый Зуб чуть не подпрыгнул.
   "Похоже, я размяк".
  
  ***
  
  Среди собиравшихся у гавани толп мелькало много хорошо вооруженных фигур, хотя пока что их лезвия оставались под плащами: агенты занимали заранее избранные позиции. Они обменивались тихими кивками, перешептывались.
  Городская Стража стояла редкой линией; пики нервно колебались в руках стражников, когда особо наглые негодяи подскакивали с криками и угрозами.
  На кораблях виканы.
   "И мы поджидаем их".
  Предатели все до одного. Расправа с предателями - казнь, вершимая народом. Разве сама Императрица не присутствует в Замке? Она здесь, чтобы увидеть гнев Империи - "она так всегда делала, когда командовала Когтем.
  Наплюйте на офицеров, дураки - сигналы подняты, огни зажжены. Приглашают ублюдков подойти, причалить, спуститься на берег. Смотрите, что за трусы! Они знают, что пришло время отвечать за измены!
  Поверьте, мы завалим виканскими головами всю гавань - ну разве не прекрасное утреннее зрелище?
  Боги! Это что такое?"
  Так или примерно так бормотали голоса толпы, когда - все подняли головы, указали пальцами, проследили глазами - с запада прилетел шар яркого огня, оставив след сине-серого дыма, как след угря в песке. Шар рос в размерах с угрожающей скоростью.
  Потом... пропал... через мгновение по гавани разнесся громкий треск, над водой поднялся широкий столб дыма.
   "Близко! Треть лиги?
  Ближе.
  А всплеск небольшой.
   Значит, был меньше, чем показался.
  Прошел над головами, прямо...
  Знак! Знамение!
  Голова викана! Не заметили, что ли? Это была голова викана! Отрубленная самими богами!"
  
  ***
  
  Чуть отвлеченный зрелищем летящего огненного шара, плюхнувшегося куда-то в залив, Коготь Сайген Марел снова двинулся вперед. Ассасину нравилась плотность толпы, которую он расталкивал; она смыкалась снова и снова, предвкушение нарастало.
  Впереди толпа замедляет шаги бывшего жреца, что хорошо. Потому что ничто не идет как планировалось. Цель должна была засесть у Щупа на всю ночь, а Рука - собраться в переулке позади таверны, ожидая его, чтобы выполнить последние формальности.
  Пометить черепушку, так они это называли. Опознать жертву здесь и сейчас, в последний раз. Хорошая награда за неделю выслеживания этого дурака. Реальное умерщвление. Но сейчас события разворачиваются так, что ему, возможно, придется окровавить собственные руки. Решение убить пьяницу - окончательное.
  Оно отлично соответствует двойной преданности Сайгена Марела. Он учился на Имперского Когтя с детства, с тех пор, как его четырнадцатилетнего отняли от бока мертвой матери (тогда, во время "устранения" свечных ведьм в Мышатнике). Постепенно в нем родилось недовольство Императрицей, росло год за годом и наконец нашло выход и цель в служении Господину Джисталю. Разумеется, знание о том, как именно погибла его мать, весьма сильно помогла ему выбрать нового господина.
   Империя прогнила насквозь; он сознавал, что не является единственным Когтем, это понявшим. Не он один следует приказаниям Господина Джисталя - из Рук, выходящих сейчас из Замка Обманщика, большинство принадлежит к Черной Перчатке - неуловимой организации Маллика Реля. Трудно предположить, сколько именно агентов Когтя переметнулось: каждый знает лишь троих, формирующих "ячейку" - классическая структура Когтя.
  К тому же сам Глава Когтя Жемчуг подтвердил приказ убить Банашара. Это успокаивает.
  Он оставался в десяти шагах за спиной бывшего жреца, он ощущал кипящую злобу толпы, радуясь идиотским крикам про "знамение" и "голову викана". Он нес на себе вещички с вложенными чарами, гарантирующими отсутствие внимания окружающих, снижающими накал их гнева, путь даже он грубо и болезненно расталкивает их локтями.
  Они сейчас близко от гавани; в толпе кишат агенты Господина Джисталя, хорошо рассчитанными выкриками и призывами все сильнее возбуждающие озлобленных людей. Едва полусотня солдат Стражи смотрит ныне в лица многих сотен горожан - недостаток сил был в нужное время создан офицерами ближайших казарм, ловко изображающими "нерасторопность".
   Он подметил в толпе группу тяжеловооруженных солдат во главе с офицером; они шли к докам, у которых маячил силуэт флагмана Адъюнкта. Капитан доставит ей приказы самого ободряющего свойства. Вслед за ее уходом начнется такая резня, какой город еще не видывал. Померкнет даже знаменитая Бойня в Мышатнике.
  Ассасин усмехнулся. "Добро пожаловать, Адъюнкт!"
  Тут он прерывисто вздохнул: левое плечо зачесалось под одеждой - маленький кусок металла, вшитый под кожу, информировал, что за агентом увязался некто с намерением убить его. "Как неуклюже. Убийца всегда должен маскировать даже свои мысли. Ведь Мокра - самый распространенный природный талант, не требующий особого обучения. Шепот беспокойства, поднявшиеся на затылке волосы - столь многие обладают подобным чутьем".
  Но ведь даже самый неловкий убийца может удостоиться Поддавков Повелительницы, а опытный и готовый ко всему Сайген Марел - попасться на роковой Рывок Повелителя.
  Банашар был в пятнадцати шагах - он выбирался из толпы, и Сайген ощутил его садок. "Да, тоже Мокра, вызывает действие, подобное влиянию моих зачарованных вещичек. Отсутствие интереса, тревога, внезапное бегство - чем острее разум, тем сильнее он поддается таким скрытым атакам". Конечно, быть убийцей означает быть неуязвимым для такой магии. Достаточно просто знать о ловушке, так что Сайген Марел не беспокоился. У него очень ясное намерение.
  Разумеется, сначала надо избавиться от охотников.
  Банашар идет к Ступеням. Не очень рискованно, если Сайген ненадолго задержится. Он заметил слева начало улочки, народу там было мало. Ассасин направился в ту сторону; обойдя последнего человека, он быстро свернул налево и исчез в недрах улочки.
   Темнота, мусор под ногами, кривой, извилистый проход. Он углубился на пять шагов, нашел нишу и притаился.
  
  ***
  
  - Он, похоже, ищет выпивки, - зашипел Гентур. - Кругами будет ходить...
  - Идем за ним, - прошептал Ябеда, толкая приятеля.
  Они вошли на улочку, начали пробираться вперед.
  Нишу застилали тени слишком плотные и непроницаемые, чтобы быть естественными - но оба солдата миновали ее, ничего не заподозрив.
  Что-то тихо свистнуло, пролетев мимо плеча Ябеды; Гентур хрюкнул, взмахнув руками и падая лицом вперед. Ябеда развернулся, одновременно приседая - но присел недостаточно низко - вторя стрелка ударила его в грудь, прямо над сердцем. Солдат продолжал по инерции поворачиваться, хотя ноги уже отказали. Он тяжело упал, ударившись о камни мостовой затылком.
  
  ***
  
  Сайген Марел осмотрел два бесчувственных тела и начал перезаряжать пружинный самострел на предплечье. "Первый выстрел в основание черепа. Второй - в сердце. Везучий ублюдок, я намеревался вмазать в кишки. Да, думаю, он не ожидал такой боли! Тем хуже для него. Ведь... что ты, по твоему, хотел учинить? Замочить МЕНЯ! Ладно, всему конец".
  Он поправил рукава, спрятав оружие, и поспешил в погоню за Банашаром.
  Спустя шестую часть звона Коготь понял, что потерял цель. В нарастающей панике начал обыскивать улицы и переулки. Холодный ветер поднял опавшие листья, укладывая их на мостовые причудливыми узорами.
  Листья тихо звякали. Словно падающие кости.
  
  ***
  
  "Пенный Волк" прижался к стене причала, сплющивая подвешенные к ней большие мотки каната, и вновь отошел; затем тросы, наброшенные на швартовые тумбы, были крепко затянуты. Сходни застучали, становясь на место как раз вовремя, чтобы встретить капитана гарнизона и его стражников. Они шли вдоль причала, подчеркнуто игнорируя отряд Алых Клинков, вставших во главе с одноглазым, одноруким командиром вдоль борта.
  Что-то ударило по поверхности воды сразу за флотом, и громоподобный звук падения отдавался эхом, хотя темнота уже поглотила свет ослепительно-яркого огненного шара. В воздухе висел тяжелый запах дыма.
  Кенебу показалось, что это необычное событие встретили со странным равнодушием - в особенности Адъюнкт и Т'амбер. Среди матросов поднялась волна криков и ритуальных жестов, но этого и следовало ожидать.
   "Ну, признаем, произошло это падение как-то очень своевременно". Кенеб не сомневался, что встречающая их многотысячная толпа кричит сейчас о знамениях.
  Внимание кулака снова привлек приближающийся отряд.
  - Они хотят взойти на борт, Адъюнкт, - сказал он. Тавора как раз намеревалась сойти на берег. Она нахмурилась, покачала головой и отошла назад. Т'амбер встала за ее левым плечом.
  Сапоги застучали по трапу. Капитан остановился в шаге от палубы. Огляделся, будто решая, что делать дальше.
  Кенеб подался вперед: - Добрый вечер, капитан. Я кулак Кенеб, Восьмой легион Четырнадцатой Армии.
  Тот помялся и отдал честь. - Кулак Кенеб. У меня приказы для Адъюнкта Таворы Паран. Могу я войти на борт?
  - Разумеется.
  Со стороны облепившей строй стражников толпы раздались неразборчивые крики и ругань. Было ясно, впрочем, что большинство насмехается над Алыми Клинками. Услышав это, капитан едва заметно моргнул, а затем прошел к Адъюнкту. - Императрица ожидает вас, - сказал он, - в Замке Обманщика. В ваше отсутствие командовать Четырнадцатой Армией временно придется мне. Я позабочусь о высадке и размещении войск.
  - Ясно, - ответила Адъюнкт.
  Капитан неловко задвигался: он как будто ожидал протеста, и такая вялая реакция на его слова была ему непонятна. - Кажется, ваши транспортные суда встали на рейде, Адъюнкт.
  - Да, капитан, мне тоже так кажется.
  - Следует немедленно отдать противоположный приказ.
  - Капитан, как ваше имя?
  - Адъюнкт? Прошу прощения. Я Рюнаг. Капитан Рюнаг из Имперской Антанской Гвардии.
  - А, так вы прибыли на остров вместе с Императрицей. Ваше положение - офицер Дворцовой Гвардии.
  Рюнаг прокашлялся. - Правильно, Адъюнкт, хотя мои полномочия, разумеется, могут распространяться...
  - Т'амбер, - оборвала его Адъюнкт, - прошу найти Калама Мекхара. Он, полагаю, где-то на корме. - Она снова глядела на капитана. - Императрица приказала мне прибыть одной?
  - Она, гм, не уточняла...
  - Отлично...
  - Извините, Адъюнкт, есть одно исключение.
  - О?
  - Да-да. Верховный Маг Бен Адэфон Делат останется на борту до дальнейших распоряжений.
  Тавора на миг нахмурилась. - Хорошо.
  - Думаю, мы говорили об отмене приказов...
  - Оставляю на ваше усмотрение, капитан Рюнаг, - сказала Адъюнкт. Т'амбер вернулась, таща за собой Калама. - Мы используем ваш эскорт и Алых Клинков Тене Баральты, чтобы обеспечить проход сквозь толпу.
  Она сделала жест адъютанту Т'амбер и ассасину следовать за ней и сошла на берег.
  Капитан озадаченно смотрел, как они движутся по причалу. Короткая команда стражникам Гвардии, небрежный взмах рукой Тене Баральте - "следуйте за мной" - и два отряда неуклюже сомкнулись, защищая Тавору и ее спутников. Группа двинулась в город.
  Рюнаг повернулся к Кенебу: - Кулак?
  - Да?
  - Ээ...
  - Все не так, как задумано? - Кенеб подошел к капитану, шлепнул по плечу. - Подумайте - могло быть хуже. Нет. Все уже хуже.
  - Хватит вам, - рассердился капитан. - Теперь я командую Четырнадцатой Армией, Кулак Кенеб, и вот мои приказы. Сигнальте Адмиралу Ноку: корабли сопровождения должны немедленно сняться с якорей и отправиться в Анту. Сигнальте иноземному флоту: они должны стать на якоря вне гавани, у отмелей севернее Замка. Их поведет лоцманское судно. Наконец, сигнальте транспортам: мы устанавливаем такой порядок - по пятнадцать кораблей поднимают якоря и подходят к соответствующим причалам. Начать высадку как можно скорей. Солдаты должны быть без оружия, их вещи следует отдать на хранение.
  Кенеб скреб щетину на подбородке.
  - Почему вы еще здесь, Кулак Кенеб?
  - Я пытаюсь решить, с чего начать, капитан.
  - Что это значит?
  - Да так просто. Во-первых, хотя вы командуете Четырнадцатой Армией, по рангу вы ниже Адмирала. Сигнальте ему сами. Он сделает так, как захочет.
  - Я получил приказы от самой...
  - Он пожелает лично посмотреть ваши приказы, капитан. Адмирал очень ценит протокол. Полагаю, приказы у вас с собой?
  - Разумеется с собой! Так сигнальте ему, вызывайте на борт!
  - Увы, он не согласится.
  - Что?
  - Теперь насчет Напасти. Это иноземный флот, капитан Рюнаг. Сейчас они будут подчиняться только своим приказам. Если хотите, посылайте сигналы, но будьте осторожны. Пусть это будут именно сигналы, а не угрозы. Вам не понравится, если они начнут защищаться.
  - Вы не оставляете мне выбора, Кулак. Отстраню от должности!
  - Извините?
  - Я отдал приказы, а вы стоите...
  - Вот как раз суть проблемы, капитан. Ни один из ваших приказов нельзя исполнять, ибо неотменяемые чрезвычайные обстоятельства не подвластны ни вам, ни даже самой Императрице.
  - О чем вы?
  Кенеб вздохнул. - Идите за мной, капитан.
  Они прошли на корму. Громады транспортных кораблей качались в гавани, словно спящие чудовища.
  - К сожалению, темнота мешает, иначе вы уже сами бы все поняли. Позвольте указать, куда вам смотреть, капитан. Вот верхний сигнальный флаг на каждом корабле. И на флагманском дромоне Нока тот же сигнал. Сейчас тучи заслонили луну, и - благословение Опоннов! - света слишком мало, чтобы увидеть. Капитан, существует эдикт касательно выживания личного состава. Вы, кажется, забыли - но Четырнадцатая армия и флот прибыли с Семиградья.
  Тучи соскользнули с туманного, мутного лика луны, и свет лизнул волны, корабли и мачты. Рюнаг увидел. И чуть не поперхнулся. - Боги подлые...
  - А Семиградье, - спокойно продолжал Кенеб, - поражено особо заразной чумой. Увы, вы видите, что мы неосторожно привезли ее с собой. Капитан, понимаете, почему мы не можем исполнить ваши приказы?
  Бравый вояка вихрем повернулся, глядя полными ужаса и паники глазами: - А ваш клятый корабль? - захрипел он. - И тот, другой, что подошел к причалам? Кулак Кенеб...
  - Оба свободны от чумы, капитан, как и корабль, с которого прибыли Алые Клинки. Будь иначе, мы не причалили бы. Итак, между кораблями нет сообщения, кроме сигнальных флагов. Причины понятны. Если вы полагаете, что Императрица стала бы настаивать на высадке, несмотря на опустошение, которое наше присутствие может вызвать на острове Малаз и, впоследствии, на континенте - можете попытаться противодействовать нашим стараниям. Хотя они продиктованы жалостью и милосердием. В этом случае имя капитана Рюнага войдет в легенды - по крайней мере, в легенды культа Полиэли. Всегда надо думать о лучшем, не так ли, капитан?
  
  ***
  
  Сопровождение Адъюнкта все ближе подходило к заслонившей устья улиц воинственной стене. Калам наполовину вытянул кинжалы из ножен. Он оглянулся: рядом шла капитан Лостара Ииль, и лицо у нее было несчастное.
  - Советую уже сейчас обнажить оружие, - сказал ассасин. - Этого должно хватить, чтобы их отогнать.
  Женщина хмыкнула: - Или они начнут швырять кирпичи.
  - Сомневаюсь. Мы для Императрицы, не для этих. Люди жаждут вонзить зубы в тех, кто на кораблях. Виканы. Хундрилы Горячих Слез.
  - Хитрая уловка, эти флаги, - прошептала Ииль.
  - Кулак Кенеб.
  - Неужели?
  - Да. - Калам улыбнулся: - Ткач Смерти. Лучшей лжи и не придумать. Скрипач, должно быть, лыбится от уха до уха. Если не утонул.
  - Утонул?
  - Он был за бортом "Силанды", прежде чем та убрала весла. Думаю, с ним также Геслер и Буян.
  Они достигли шеренги Городской Стражи. Солдаты расступились, пропуская отряд.
  Алые Клинки сдвинули щиты, со свистом достали мечи из ножен.
  Как и предсказал Калам, мрачная толпа поджидала молча, отодвигаясь с дороги отряда.
  - Итак, - шепнул ассасин, - нам предстоит длинная, скучная прогулка. Твой капитан правильно сделал, решив действовать самовольно.
  От ее взгляда Калама прошиб пот. - Правильно?
  - Ну...
  Она уже смотрела прямо перед собой. - Кулак, - шепнула Лостара, - еще и не начинал действовать.
   "Э... ну, все это совсем не здорово".
  Толпа смыкалась за отрядом. Послышались новые вопли - на этот раз вопли страха.
  - Чумные флаги! Там, на транспортах!
  - Чумные флаги!
  Воинственность мгновенно пропала, словно моча стекла по ногам - и теперь ужас крепко ухватил толпу промеж этих самых ног - СДАВИЛ СО ВСЕЙ СИЛЫ - люди побежали во все стороны. От полной паники их отделял едва ли волосок.
  Калам сдержал усмешку.
  
  ***
  
  Этот тихий звук, стук катящихся и бренчащих костей, встревожил Банашара. Сегодня ночь пробуждения Змеи, и с ней к беглому жрецу вернулась былая чувствительность к шепоту магии. За краткое время, в которое он успел сойти с мостовой, отыскать тупик и скорчиться в нем, Банашар ощутил множество магических биений - врата, разорвавшие едва заросшую прореху, яростное раздирание незримого гобелена и, наконец, содрогание почвы, как будто на сушу острова ступило нечто громадное и ужасное.
  Ошеломленный наплывами ядовитых колдовских сил, Банашар неуверенно встал, держась рукой за стену, и пошел назад, к гавани.
   "Нет выбора, нет выбора. Я должен увидеть и понять..."
  Подойдя ближе, он ощутил в воздухе кислую и острую вонь паники; мимо замелькали бегущие люди - начинался исход. Лица скомканные страхом сменялись лицами, потемневшими от злости - как будто кто-то опрокинул их планы, и нет времени перегруппироваться, нет возможности продумать свои действия.
   "Что-то случилось.
  Может быть, связанное с тем упавшим камнем".
  В прежние дни такое происшествие - в начале осени, в канун прихода Д'рек на землю смертных... "Да, мы запрудили бы улицы. Выбежали бы из храмов, вознося голоса к небу. Сундуки переполнились бы, ибо нет сомнений..."
   Мысли унеслись прочь, оставив лишь привкус пепла во рту. - "Мы были так глупы. Небо падает, земля переворачивается, море смывает всё. Ничто из этого - ничто! - не связано с нашими драгоценными богами!"
  Он вышел на широкую улицу, ведущую к причалам. Люди носились туда и сюда. Если в них оставался гнев, они уже не понимали, куда его излить. Жадное желание... осквернено.
  Банашар схватил за руку проходящую мимо старуху: - Эй! Что стряслось?
  Она так уставилась на него, как будто прикосновение несло заразу. - Чумные корабли! Отойди от меня! - завизжала старуха.
  Он отпустил ее и устремил взор в сторону гавани и заполнивших ее судов.
   "А, эти флаги..."
  Банашар принюхался. "Полиэль? Ничего не чувствую... не здесь. Да и нигде ее нет, если подумать". Его глаза сузились. На губах появилась улыбка.
  Тяжелая рука хлопнула Банашара по плечу, разворачивая кругом...
  Кто-то пронзительно заорал.
  
  ***
  
  Поднимается над бурлящей мутной водой. Выпрямляется, слизь и грязь стекают, жаждущие крови угри шлепаются, извиваясь на мокрых камнях, битой черепице и обломках кирпичей, устилающих подножие дока. Шаг вперед, еще один, тяжелый, скрежещущий.
  Впереди грубая стенка, обнажающая взору слои старых улиц, укреплений, сточных канав, восходящих ко дням юности города - к тем векам, когда человек еще не ковал железо (тогда канализационная система совершенной сетью подземных тоннелей покрывала пространство под улицами). Так много устойчивых структур, являющих завидные упорство, мощь и волю.
  Существо было в избытке одарено всеми тремя этими качествами.
  Еще шаг.
  Оно принялось карабкаться. Чужак явился в город Малаз.
  
  ***
  
  Хватая ртом воздух, она прислонилась к стене. Что за глупость - плыть в полном доспехе! Еще и угри проклятые! Из воды она вышла, вся покрытая мерзкими тварями. Руки, ноги, шея, голова, лицо зудели и чесались. Похоже, они все опьянели, и никому из них не пришлось по вкусу отрывание. Сожми покрепче, и они истекают кровью, какой-то черной дрянью и еще вонючей дрянью. Но жать нужно очень сильно, потому что их пасти держатся прочно, оставляют на коже круглые, вспухшие и вонючие рубцы.
  Она выбрела на берег словно какая-то червяная ведьма или демон - ха, обнюхавший ее пес бросился бежать! Тупые псы.
  Сточная канава шла достаточно круто, но под ноги попадалось достаточно выступов; она шагала, а потом пришлось лезть вверх. Она чуть не померла, но не дождетесь! Жажда - суровая хозяйка. Самая суровая из хозяек. Она свалила доспехи под ноги, в грязь подле киля клятого корабля - чуть голову ей не оторвал, зацепившись за шлем. Если бы застежка вовремя не лопнула... Она даже перевязь с оружием бросила. Заложить нечего. Плохо. Разве что ножик, но у нее только он и остался.
  Так что жажда усиливалась. Ей нужно избавиться от вкуса прибрежной "похлебки", особенно если учесть, что первый судорожный вдох воздуха пополам с водой пришелся рядом с омерзительным трупом крысы. Она опять чуть не померла: подумала, что, если крыса еще живая и полезет в горло? Однажды ей привиделось такое. Во время отворота от пьянства. Но ведь отворот от пьянства такое и делает - напоминает, что мир суров и жесток и гадок¸ в нем множество тварей, и все хотят тебя достать. Пауки, крысы, угри, гусеницы.
  Что там была за толпа? Сейчас осталось мало людей, а те, что подбегали к ней, тут же отбегали с жуткими воплями слепой паники. Она потерла зудящие следы на лице, заморгала, подняла лицо и огляделась.
   "Ой, а это кто тут у нас?"
  Внезапно пришло отрезвление, пришла собранность - сполох ослепительного света озарил ее мозги и что еще там есть в башке.
   "Ой, ой, ой, кто это тут у нас, кто это тут? Прямо перед - нет, не поворачивайся, слишком поздно. Хе, хе, хе, поздно, поздно, поздно!"
  Хеллиан кралась так тихо, как только могла. Встала прямо у него за спиной. Правой рукой взялась за нож, протянув вперед левую руку. Еще пять шагов...
  
  ***
  
  Сайген Марел вышел из переулка. Цель петляла. Сволочь. Но вот он, в десяти шагах, и вокруг почти никого. Подходяще. Пора кончать со скрытностью. Иногда горожанам полезно напоминать, что Когти везде и всюду, и они готовы совершить необходимое.
  Ассасин вытянул из-под плаща смазанный ядом паральта кинжал, умело перехватил рукоять и двинулся к жертве.
  На Банашара пялилась какая-то женщина дикого вида, мокрая, с угрем, свисающим у левого уха и следами присосок других угрей по всему телу. Видевшие ее люди разбегались в стороны. "Да, она похожа на зачумленную, но это не так. В воду упала или еще что. Неважно".
  Он сосредоточил все внимание на спине цели, скользнул, не издавая ни звука. Нужно развернуть дурака и поглядеть, как смерть отразится в глазах. Убийце всегда нравилось так делать - по телу пробегала волна силы, когда сталкивались взоры и расцветало понимание, рождалась боль и внезапное понимание неизбежности конца.
  Да, он пристрастился к такому. Но ведь не он один, не так ли?
  С легкой улыбочкой Сайген Марел подошел со спины, схватил пьяницу за плечо и повернул; одновременно кинжал выскользнул из-под полы и устремился...
  
  ***
  
  Вопль огласил всю улицу.
  Банашара развернуло. Он увидел на лице стоявшего напротив мужчины потрясение, испуг...
  Рука женщины сжимала предплечье мужчины - в ладони был поблескивающий, покрытый пятнами кинжал - недоумевающий Банашар увидел, что женщина отняла руку и рубанула ладонью по локтю противника, переломив его. Кинжал кувыркнулся и зазвенел, упав на мостовую; женщина, что-то неразборчиво бурча, дернула сломанную руку вниз и врезала коленом в лицо мужчины.
  Резкий треск; брызнула кровь, голова мотнулась назад, выпучились глаза - а женщина заломила его руку, вынудив противника упасть лицом на мостовую. Опустилась сверху, схватила за волосы обеими руками и принялась усердно вколачивать голову в камень.
  С каждым ударом она изрыгала по слову:
  -Ну
  Хрясть!
  уж
  Хрясть!
  Нет!
  Хрясть!
  Он
  Хрясть!
  МОЙ!!!
  Устрашенный Банашар протянул руки, схватив женщину за мокрую куртку, и оттащил. - Ради милостей Худа! Женщина, ты раздробила ему череп! В кашу! Хватит! Хватит!
  Она извернулась к нему и с необычайной ловкостью установила кончик ножа прямо под глазом. Грязное, покрытое какими-то язвами лицо ощерилось в ухмылке: - Ты! Наконец! ТЫ АРЕСТОВАН!!!
  Кто-то заорал неподалеку. Опять.
  
  ***
  
  В тридцати шагах Скрипач, Геслер и Буян уставились на заварушку, устроенную в конце улицы. Попытка убийства, предотвращенная - с необычайной жестокостью - некоей женщиной...
  Геслер схватил Скрипача за руку: - Эй, это же Хеллиан!
   "Хеллиан? Сержант Хеллиан?"
  Они услышали, как она объявила об аресте.
  Тут со стороны моря раздались вопли, люди побежали от воды. "Да что тут?.. Нам какое дело..." Он не сводил глаз с Хеллиан, которая боролась с беднягой таким же пьяным, как она сама. Муж? Скрипач с сомнением покачал головой: - К такой не вернется. Ни шанса.
  - Тут ты прав, - заметил Геслер. - Итак, Скрип, встреча через один звон?
  - Да. Пока.
  Трое солдат почти стразу разошлись: Геслер и Буян направились к югу, что должно было привести их на другой берег реки через ближайший мост, а Скрипач двинулся на запад, в сердце Центрального района.
  Безумные крики со стороны Главных Доков у набережной звучали теперь за его спиной. Но вроде бы приближались.
   "Чума. Умница Кенеб. Интересно, насколько хватит такой уловки?"
  Он достиг весьма знакомых мест - края парка "Вороний Холм" - и по душе пробежал поток удовлетворения.
   "Эге, я дома. Вообразить только! Дома".
  Впереди, шагах в десяти, маленькая витрина, просто дверь под скособоченным навесом, на котором качается потемневший оловянный диск с вытравленным знаком. Горящая мышь. Скрипач встал и постучал в дверь. Она оказалась гораздо крепче, чем выглядела с виду. Сапер постучал еще и расслышал скрип вынимаемого засова. Дверь с треском приоткрылась. В щели показался слезящийся глаз, глянул на гостя - и пропал.
  Хозяин потянул створку, и дверь распахнулась.
  Скрипач прошел внутрь. Комната и ступени наверх. Хозяин был уже на полпути; он хромал, подволакивая негнущуюся ногу, а иссиня-черная сорочка волочилась следом, словно мантия императора. Лампа в руке болталась взад и вперед, отбрасывая сумятицу теней. Сержант пошел следом.
  Магазин на втором этаже был переполнен. Словно это добыча грабителей после сотни битв, из сотни разоренных городов. Оружие, доспехи, каменья, гобелены, штуки тонкого шелка, штандарты погибших армий, статуи неизвестных героев, королей и королев, богов и богинь, чертей и духов. Скрипач оглядывался. Тем временем старик зажег еще две лампы.
  - Хорошо поживаешь, Так.
  - А ты все спустил?
  Сержант моргнул. - Уж извини.
  Так обошел лакированный стол и осторожно уселся в плюшевое кресло (оно вполне могло быть троном одного из квонских корольков). - Скрипач, ты безответственный ублюдок. Знаешь же, я делаю только один за раз. Не для продажи. Да, я держу свои обещания. Работаю с душой, каждый раз, но любовь к работе желудок не наполняет, жен и щенков, что так похожи на меня, не кормит. - Глазки его блестели, как похоронные монетки. - Так где он?
  Скрипач скривился. - Под И'Гатаном.
  - И'Гатан. Лучше он, чем ты.
  - Я в этом уверен.
  - Теперь смотришь на мир иначе?
  - Слушай, Так, я больше не рекрут с вытаращенными зенками. Прекрати болтать так, будто я твой подмастерье, а ты чертов мастер.
  Старик вздернул кустистые брои: - Ну, Скрипач, я даже не думал. Просто у тебя в тупой черепушке прошлое всколыхнулось. Старые привычки, все такое. Я сказал что сказал. Лучше он, чем ты. Кстати, тебе сколько?
  - Да ладно, - пробормотал сержант, подтаскивая к себе стул и плюхаясь на него. - Я же сказал, ты хорошо поживаешь, Так. Расскажи, как бедро?
  - Я старался не лечить. Хромота вызывает сочувствие, спору нет. Что еще лучше, я помалкиваю, и все решили, будто я ветеран войны. Покупатели не скупятся. Потом, мои домашние... Жены счастливы, когда знают - я не могу их поймать.
  - Жены. Как ты вообще согласился?
  - Гм, если четыре женщины сходятся и решают женить тебя на себе, возражать трудно, а? Дело не в моем мужественном виде, и даже не в детородном стручке промеж ног. Дело было в новой лавке и таинственных денежках, что помогли мне подняться. Дом в Центральном районе! Думаешь, я единственный в Мышатнике разорился?
  - Все хорошо, что делает счастливым. Ты стараешься хромать. И стараешься держать слово. Ну?
  Так улыбнулся и сунул руку под стол, открывая запоры. Скрипач услышал, как скрипит потайной ящик. Старик отодвинул свой трон, вытянул большой ящик, осторожно извлек из него замотанный в кожу предмет. Поставив на стол, стянул обмотку. - Некоторые улучшения, - промурлыкал он. - БОльшая дальнобойность.
  Устремив взор на необычного вида самострел, Скрипач спросил: - Насколько бОльшая?
  - Полагаю, увеличена на пятьдесят шагов. Хотя не пробовал. Но погляди на ребра: десять стальных полосок, соединенные вместе. Та, что внутри, самая упругая, дальше - меньше и так далее. Тетива из четырехсот жил, скрученных в двадцать жгутов, обмотанных кожей бхедрина и смоченных маслом дхенраби. В твоем старом было вдвое меньше жил. Теперь смотри на зарядник. У меня есть только имитация долбашек, жульков и горелок, но сделаны точно по весу настоящих...
  - Жульки и горелки?
  Старик оживленно кивнул: - Я подумал, почему только долбашки? Потому что они то, что надо и зарядник мы под них делали? Имитации натолкнули меня на мысль. - Он снова влез в ящик и достал глиняную гренаду размером с долбашку. - Я изготовил зарядник под такой вот размер, и в него уместилось пять жульков или три горелки. Моранты всегда были аккуратны с размерами. - С этими словами он взял глиняный снаряд и начал поворачивать верх и низ в разные стороны, пока не послышался треск и полая капсула не открылась. - Вот они, улучшения. Можно заряжать что хочешь, даже не сменяя зарядник на самостреле. У меня готово десять штук. Пустые, они легкие и удобные. Ты не полетишь во врата Худа, если случайно уронишь мешок.
  - Так, ты гений.
  - Скажи мне то, чего я не знаю.
  - И сколько ты запросишь?
  Старик нахмурился: - Не будь идиотом, Скрипач. Ты спас мне жизнь, ты и Даджек вытащили меня из Мышатника всего-то со сломанным бедром. Ты дал мне денег...
  - Так, мы хотели, чтобы ты делал арбалеты, как и твой предшественник. Старик был мертв, а ты еще нет...
  - Какая разница. Назови это пожизненной гарантией.
  Скрипач покачал головой, залез в карман и достал настоящую долбашку. - Посмотрим, как подходит.
  Глаза Така блеснули. - О да, давай! Подними арбалет, проверь баланс. Видишь упор для плеча, вот он? Предназначен для облегчения веса и точного прицеливания. Руки не устанут, сколько не целься. - Он встал. - Я скоро вернусь.
  Скрипач рассеянно кивнул. Он уже положил долбашку в зарядник и вдавил эту открытую корзиночку вниз, что привело к подъему зубчатого рычажка спереди, предназначенного удерживать заряд от выпадения, когда оружие будет опущено. Рычаг был, в свою очередь, соединен со спусковым крючком, позволяющим вовремя опустить рычаг, не создавая помехи выходу снаряда. - Ого, - шептал сапер, - ты действительно умен, Так. Этот арбалет не нуждается в стреле, заряд сам вылетает.
  Старик рылся в сундуках кладовки.
  - Так скажи мне, - крикнул Скрипач, - сколько ты таких сделал?
  - Его. Это единственный.
  - Точно. Так где остальные?
  - В ящике у тебя над головой.
  Скрипач поднял голову и заметил длинный ящик, установленный на двух балках потолка. - И сколько там?
  - Четыре.
  - Таких же?
  - Более или менее.
  - А еще?
  - Много. Если потеряете эти пять.
  - Я хочу взять те четыре, Так. Сколько заплатить...
  - Бери, и не надо о деньгах. Бери и уничтожай типов, что тебе не нравятся. - Старый мастер выпрямил спину и пришел назад, к столу.
  В руках он держал нечто, заставившее Скрипача вытаращить глаза. - О боги, Так...
  - Нашел много лет назад. Хотел оставить себе. Да, ведь случается всякое. Стоила мне четырех медных полумесяцев.
  Так передал скрипку в руки сержанта.
  - Да тебя ограбили. Самый уродливый кусок мусора, какой я видел...
  - И что? Ты никогда не играл на клятой безделушке!
  - Точно подмечено. Беру.
  - Две тысячи золотых.
  - Возьми двенадцать бриллиантов.
  - И сколько они стоят?
  - Может, все четыре тысячи.
  - Ладно, тогда за скрипку шесть. Хочешь купить и смычок?
  - Почему нет?
  - Еще две тысячи. Видишь конский волос? Белый! Я знал этого коня. Он тянул тележки с мусором из храма самого Худа. Потом, в один прекрасный день, у возчика лопнуло сердце и он упал под копыта своего коня. Конь запаниковал и понес, упал прямо через ограду Четвертого моста...
  - Стой! В то большое свинцовое окно? На Четвертом мосту?
  - Да, под которым была казарма рекрутов...
  - Точно! Старый храм...
  - И ты не поверишь, кто стоял там над полудюжиной рекрутов с расквашенными носами, когда безумный конь ворвался в комнату...
  - Бравый Зуб!
  Так кивнул: - А он повернулся вот эдак, бросил взгляд и врезал кулачищем животине промеж глаз. Конь упал как подкошенный. Увы, на ноги одному бедолаге. Сломал подчистую. Парень в крик, а Бравый Зуб снова повернулся и говорит чинуше - тот и глаза выкатил - ну, я слышал все в подробностях от одного из рекрутов - и говорит: "Эти жалкие дырокрысы возвращаются в Ашокский полк. Проследи, чтобы у них бурдюки не протекали". Потом смотрит на вопящего переломанного рекрута и говорит: "Теперь тебя звать Хром. Да, не особо изобретательно, но мне нравится. Ты не слышишь смех Худа? Ну, а я слышу". Вот от какого коняги эти волосы.
  - Две тысячи за смычок?
  - Если прибавить историю - это удачная сделка.
  - Заметано. Ящик оставь - он мне не нравится. Взвалю их на плечо, и все дела...
  - Они без тетивы.
  - Давай натянем. У тебя есть еще жилы?
  - Три на каждый. Возьмешь пустые гренады?
  - Обязательно. В моем мешке есть горелки и жульки, давай зарядим, проверим вес и так далее. Но быстро.
  - Скрипач, ты знаешь, что на улицах неладно? Особенно этой ночью. Вонь как в старом Мышатнике.
  - Знаю. Вот почему не хочу выходить, пока долбашки не вставлю.
  - Рад, что ты не викан.
  - Первый противник виканов, который мне попадется, отведает на завтрак собственные яйца. Скажи, Бравый Зуб все живет в старом доме, в Нижнем районе? Подле башни Обо?
  - Точно.
  
  ***
  
  Хеллиан тащила Банашара по извилистой улице - по крайней мере, их путь был извилистым, так как они сторонились грязных домов. И говорила: - Точняк, ты думал, что смылся. Никаких шансов. Нет, ты имеешь дело с сержантом Хеллиан! Думал, я не выслежу тебя через проклятые полмира? Чертов дурак...
  - Это ты дура. Проклятые полмира? Я пошел прямо на пристань и отплыл в Малаз.
  - И ты думаешь меня обдурить? Забудь. Да, след был холодный, да не совсем. И я тебя взяла, подозреваемый. И доставлю на допрос.
  Улочка вывела их на улицу более широкую. Слева показался мост. Хеллиан ухмыльнулась, направляя пленника туда.
  - Я сразу же все сказал, сержант! - бросил Банашар. - Я ни при чем - та же резня произошла в каждом клятом храме Д'рек, причем в одно и то же время. Ты не понимаешь. Я должен попасть в Замок Обманщика. Я должен увидеть Верховного Мага Империи...
  - Этого змея! Заговор, я так и знала! Ну, с ними мы позже разберемся. Я всегда говорила: каждому серийному убийце - свое время.
  - Что за безумие, сержант! Отпусти - я объясню...
  - Не надо мне твоих объяснений. У меня есть вопросы, и тебе лучше на них ответить!
  - Чем ответить? - скривился он. - Объяснениями?
  - Нет. Ответами. Тут большая разница...
  - Неужели? И какая?
  - Объяснения нужны тем, кто желает врать. Я всегда так говорила, потому как объяснения ничего не объясняют и они смотрят на тебя так, будто все стало четко, хотя все стало совсем наоборот и они знают это и ты знаешь это и они знают это и ты знаешь что они знают тебя и они знают что ты знаешь их и может быть ты и выпьешь их кувшин но кто заплатит по счету? Вот чего хотелось бы знать.
  - Ясно. А ответы?
  - Ответы это то, что отвечает на вопросы. Когда у тебя нет выбора. Я спрашиваю - ты отвечаешь. Я опять спрашиваю, ты говоришь больше. Затем я ломаю тебе пальцы, потому как мне не нравятся твои ответы, потому что твои ответы ничего не объясняют!
  - Ага! Так тебе нужны все-таки объяснения!
  - Нет, пока не дашь ответов!
  - И какие у тебя вопросы?
  - Кто сказал, что у меня вопросы? Я уже знаю, что ты ответишь. Так что смысла в вопросах реально нет.
  - Тогда нет и смысла ломать мне пальцы. Сержант, я сдаюсь.
  - Хорошая попытка. Не верю.
  - О боги...
  Хеллиан остановила его и начала озираться. Нахмурилась.
  - Где мы?
  - Это зависит... Куда ты тащишь меня?
  - На корабли.
  - Идиотка - мы шли не туда. Тебе нужно было просто повернуться, когда поймала меня...
  - Ну, не повернулась, и что теперь? А это что? - Она ткнула пальцем.
  Банашар поглядел на расползшуюся темную массу за низкой стенкой, у которой они остановились. Выругался сквозь зубы. - Это Мертвый Дом.
  - Какой-то бар?
  - Нет. Даже не думай тащить меня внутрь.
  - Пить хочу.
  - Сержант, у меня идея. Пойдем к Щупу...
  - И далеко?
  - Прямо впереди...
  - Забудь про свою ловушку. - Сержант толкнула пленника. Они двинулись вдоль фасада Мертвого Дома, потом через короткий, окруженный неровными стенами переулок. Затем Хеллиан снова толкнула бывшего жреца влево. - Что это за место?
  - Это "Смешинка". Тебе туда не захочется. Там даже крысы вешаются...
  - Отлично. Купишь мне выпивку. Потом назад на корабли.
  Банашар провел ладонью по черепу. - Как прикажешь. Говорят, тамошний эль варят на воде, текущей из-под Мертвого Дома. И потом хозяин...
  - Что хозяин?
  - Ходит слух, что он связан со старым Императором. Ты же знаешь, этим местом владел Келланвед.
  - Император держал кабак?
   Держал, вместе с Танцором. Там еще была служанка по кличке Угрюмая...
  Сержант дернула его: - Я задаю вопросы, но не прошу ответов. Особенно такого рода ответов. Молчать!
  - Прости.
  - Одна выпивка, потом идем к кораблям и ныряем...
  - Чего?
  - Тише. В гавани никаких топленых пауков?
  - Нет, только кровососущие угри. Как тот, что свисает у тебя за ухом. Уже из половины лица кровь высосал. Скажи, у тебя кожа онемела?
  Женщина сверкнула глазами: - Не давала разрешения задавать вопросы. Это мое дело. Помни. - Она потрясла головой, и нечто темное застучало по шее. Сержант сорвала тварь. - Фу! - Она поглядела на извивающегося в руке угря, бросила на мостовую и растоптала. Во все стороны брызнула черная слизь. - Видал, Банашар? Создай мне проблемы - так же с тобой будет.
  - Думаешь, я вопьюсь тебе в ухо? Сержант, это смехотворно...
  Сзади раздалось бормотание, и они повернулись. С Лобной улицы вышло человек тридцать; некоторые несли луки, к спинам других были приторочены канистры с маслом. - Куда это они? - спросила Хеллиан.
  - Они думают, на флоте чума, - объяснил бывший жрец. - Полагаю, собираются поджигать транспорты.
  - Чума? Никакой там чумы...
  - Ты это знаешь и я знаю. У нас другая проблема, - заметил он. Толпа обнаружила их, от нее отделилась дюжина головорезов, зловеще медленно подбираясь к чужакам. - Эти язвы на тебе... их легко принять за знаки чумы.
  - Что? О боги, бежим в таверну.
  Они рванулись, проталкиваясь в двери.
  Внутри чернильная тьма, ослабляемая лишь парой сальных свечей на почерневших столах. Единственный посетитель сидит у дальней стены. Потолок низкий, пол завален всяческим мусором. Спертый воздух напомнил Хеллиан о нестиранных носках.
  Справа показался хозяин - тощий как жердь дальхонезец неопределенного возраста и с глазами, смотрящими в разные стороны (причем ни один глаз не смотрел прямо на Банашара и Хеллиан). Он сладко улыбнулся, потирая руки: - Ах, долгожданное свидание! Идемте, у меня есть свободный стол! Специально для вас берег!
  - Закрой мерзкую пасть или я сама зашью, - рявкнула Хеллиан. - Просто проведи к клятому столу и неси кувшин того, что не польется обратно через ноздри.
  Закивав головой, мужчина подскочил к столу; далеко не с первого раза ухватившись за спинки стульев, он попытался их отодвинуть. Грязь на полу не позволила.
  Банашар начал было садиться, но вздрогнул: - Боги, что за свеча...
  - О да! - радостно заявил дальхонезец. - Немногие выжившие свечные ведьмы весьма заботятся о "Смешинке". Рассказать мою историю?
  Снаружи раздались резкие голоса. Хозяин заморгал. - Незваные гости. Один момент, я их прогоню.
  Хеллиан наконец разжала руку, отпуская бывшего жреца, и плюхнулась на стул. - Даже не пытайся. Я не в настроении.
  Хозяин подошел к двери и открыл ее. Пара реплик, затем новые угрозы.
  Хеллиан заметила, что Банашар смотрит ей за спину - ему достался стул с хорошим обозрением входа. Вдруг он вскочил, широко раскрыв глаза. Толпа разразилась паническими воплями, послышался топот ног.
  Скривившись, Хеллиан повернулась на стуле.
  Трактирщик куда-то исчез. На его месте стоял демон, такой здоровенный, что заполнил весь дверной проем. В ручищах чудища извивался человек; сержант увидела, как демон оторвал вопящую голову, высунулся из двери и кинул голову вслед убегающим горожанам. Затем туда же полетело обезглавленное тело.
  Демон пошел странными пятнами, в таверну хлынул поток сладко и пряно пахнущего воздуха. Тварь пропала, на ее месте, вытирая руки о грязный фартук, стоял дальхонезец. Он повернулся и вошел в зал, снова растянув в улыбке рот под перекошенными глазами: - Да - да, кувшин лучшего эля. Уже несу!
  Хеллиан осела на стул. Взор ее метался между хозяином и единственным гостем. Женщина у стены. Шлюха. Сержант хмыкнула и сказала: - Ты тут много зарабатываешь?
  Та фыркнула, бросив: - А тебе что?
  - Тихо вы обе! - полузадушенным голосом пробормотал Банашар. - Это был демон - Кенрилл"ах!
  - Он не такой уж злой, - заметила шлюха, - когда поближе познакомишься.
  Из-за стойки бара послышались треск разбитого горшка и ругательства.
  
  ***
  
  Толпа начала возвращаться на Центральную набережную - сперва отдельными группами, потом целыми бандами. У людей появилось больше оружия, в том числе луки. Запылали факелы, уверенные голоса раздавали приказы.
  Прижавшийся к фальшборту на носу "Силанды" - она стояла как раз за шлюпкой, на которой приплыли Алые Клинки - Корик некоторое время следил за творящимся на берегу, затем пошел на среднюю палубу.
  - Сержант Бальзам.
  - Что?
  - Скоро у нас возникнут проблемы.
  - Типично, - нервно вскочил на ноги Бальзам. - Скрип пропадает. Геслер пропадает. Остался только я и без свистка. Что делать? Мертвяк, иди внутрь, поговори с кулаком Кенебом. Пусть скажет, чего от нас ждут.
  Капрал пожал плечами и направился к трапу.
  Тарр надевал панцирь. - Сержант, у нас внизу припасы Скрипа...
  - Худовы яйца, ты прав! Каракатица, иди вниз. Горелки и жульки, все, что сможешь унести. Горлорез! Ты что там забыл?
  - Я подумываю проникнуть в толпу, - сказал солдат (он уже перекинул одну ногу через борт, собираясь прыгнуть в темную воду). - Тут все не так, не так ли? Там вожаки Когтя - ты знаешь, как я люблю резать эту сволочь. Я смогу устроить замешательство, хотя уже и так всё...
  - Идиот, тебя порвут в клочки. Нет, оставайся. Нас и так слишком мало.
  Корик присел рядом с Тарром и Улыбой. - Скрипач не зря ушел, так?
  - Расслабься, - сказал Тарр. - Если нужно, я и пехота Геслера удержим пристань.
  - Ты прямо-таки напрашиваешься! - обвиняюще бросила Улыба.
  - Почему бы нет? Разве виканы заслужили такую ненависть? Толпа жаждет Четырнадцатой армии - зачем ее разочаровывать?
  - Потому что нам приказано оставаться на борту.
  - Легче удерживать пристань, чем позволить ублюдкам прыгать на борт.
  - Едва они увидят головы, - предсказал Корик, - как начнут прыгать обратно.
  - Корик, мне не терпится в бой.
  - Отлично, Тарр. Давай готовься. Я, Улыба и Каракатица будем за твоей спиной, с парой дюжин жульков.
  К ним подошел Корабб Бхалан Зену'алас. Он взял круглый щит. - Я стану сбоку, капрал Тарр. Я нашел саблю, а с саблей я хорошо управляюсь.
  - Рад такой компании, - отвечал Тарр. И глянул туда, где Острячка, Курнос, Поденка и Уру Хела помогали друг дружке надеть панцири: - Первая линия - шесть человек. Пусть попробуют пройти мимо.
  Каракатица вернулся с ящиком.
  - Раздай их, сапер, - приказал Бальзам. - Потом выходим и зовем толпу в гости.
  Корик проверил самострел, шлепнул Тарра по плечу: - Давайте, пойдем поглядим. Я тоже в настроении убить кого ни попадя.
  Капрал сплюнул на сторону. - Разве не все мы?
  
  
  
  Глава 23
  
  
  
  Встали Близнецы на башне
  А внизу пошла резня
  Кости падали, стуча,
  К их полному восторгу.
  
  Но внезапно изменилась
  Презабавная игра
  В смертных, что цедили кровь
  И во тьме кричали -
  
  Поднялась иная буря,
  Ветер планы разметал
  Силы, коих не понять,
  Сыграли Близнецами.
  
  Луна Убийц,
  Ватан Урот
  
  
  Завидев впереди Крепостной Путь - ступени к замку Обманщика - Калам Мекхар снова оглянулся. Толпа осторожно смыкалась, двигаясь как будто бы назад, к гавани. Кто стоит за всем этим? Каковы причины?
  Четырнадцатую не заманить на бойню. Нет, реальный результат будет совсем иным: сотни горожан погибнут, прежде чем остальные дрогнут и сбегут. На пристанях осталась лишь горстка морских пехотинцев, но Калам точно знал, что морантских припасов у них достаточно. Да еще Быстрый Бен...
   "Только не надорвись, дружище. Похоже..." Ассасин пошарил под плащом, удостоверяясь, что не потерял данный ему Верховным магом желудь. "Заткнуть плотину пальцем..." Когда потребуется, он призовет Бена. "Похоже..."
  Адъюнкт без колебаний взошла на ступени Крепостного Пути. Остальные двинулись следом.
  Их ожидает долгий и утомительный подъем, пролет за пролетом. Каждая ступень впитала немало пролитой крови. У Калама не осталось приятных воспоминаний об этой лестнице. "Она наверху, так что кровь течет и течет вниз". Сейчас они на уровне Верхних Имений, дорогу затянули клочья пропитанного дымом тумана. Стенку слева покрывает роса, как будто сама скала начала потеть.
  По городу внизу носились люди с факелами. То тут, то там звучали рога Городской Стражи; одно из зданий вдруг запылало, повалил черный дым, зловеще подсвеченный снизу. До них донеслись ослабленные расстоянием крики.
  Группа двигалась молча и без остановок. Только тихий лязг и хруст доспехов, топот сапог, все более тяжелое дыхание. Мутная луна показалась, бросив болезненный свет на город, на бухту, явив Старый Дозорный остров на краю гавани, серебристые тростники острова Грязи, а на юге, напротив устья Краснопещерной реки, остров Змеи с руинами давно брошенного храма Д'рек. Чистые воды по эту сторону острова Грязи были заполнены транспортными кораблями, а эскорт Нока стоял между флотом и четырьмя дромонами Императрицы Лейсин (пришвартованными у Имперских Доков, напротив самого Замка).
  Мир вдруг показался взору Калама маленьким, плоским - набором изящных детских игрушек. Если бы не масса факелов, сходящихся к Центральной набережной, не мечущиеся по улицам и переулкам фигурки людей, не отдаленные вопли захваченного судорогами города - картина показалась бы ему вполне живописной.
  Не видит ли он предсмертные конвульсии Малазанской Империи? На том острове, где родилась она, будет объявлено о ее падении; эта ночь узрит водоворот хаотического, бессмысленного насилия. "Адъюнкт сокрушила мятеж Семи Городов. Возвращение должно было стать триумфом. Лейсин, что ты творишь? Дикий зверь сорвался с твоего поводка?"
  Он знал, как тонка вуаль цивилизованности. Как легко ее сбросить ... а подстрекать к этому еще легче. В мире достаточно негодяев - негодяй может носить и одеяния аристократа, и рясу жреца, и мантию ученого - и все они жаждут хаоса и открывающихся в нем возможностей. Возможностей безумного произвола, высвобождения ненависти, убийства и насилия. Им подойдет любое оправдание. Да никаких оправданий и не нужно!
  Адъюнкт неутомимо шагала вперед, словно взбираясь на строительные леса. Похоже, она смирилась с приговором судьбы. Правильно ли он понимает ее? Калам сомневался.
  Но близится момент - он страшно близок - когда ассасину придется решиться.
  Он надеялся. Он молился. Молился, чтобы в этот момент выбор стал очевидным и даже неизбежным. Однако в душе затаилось подозрение, что выбор окажется более суровым, чем он смеет воображать.
   "Я выберу жизнь - или смерть?"
  Он посмотрел направо, на четыре корабля внизу.
   "Она привезла кучу народа, не так ли?"
  
  ***
  
  На середине пути до "Вороньего Холма" Бутыл встал у некоей двери; сердце его стучало, пот тек по лицу. По всем улицам текла магия. Мокра. Исказить рассудки доверчивых и беззаботных, наполнить черепа жаждой насилия. Те немногие, что шли против потока, становились долгожданными жертвами. Ему самому пришлось сделать изрядный крюк на пути к заветной двери, пробираться узкими, кривыми переулками, выходить на северный берег реки, брести по лодыжки в грязи среди туч кусачих насекомых. Но наконец путь окончен.
  Он вытащил нож и, страшась поднимать шум, поскреб по створке дверей. Улица позади была сейчас пустой, но он слышал отзвуки поднявшегося бунта: треск дерева, визг умирающей лошади... повсюду лаяли собаки, как будто в них пробудились древние воспоминания.
  Он поскреб еще. Дверь внезапно распахнулась. На него бесстрастно уставилась высокая седовласая женщина.
  - Агайла, - сказал Бутыл. - Мой дядя женат на сестре мужа вашей тети. Мы близкая родня!
  Женщина шагнула назад: - Заходи. Или ты так глуп, что хочешь быть порванным на куски?
  - Я Бутыл, - продолжил он, следуя за ней в аптечную лавку, пропитанную ароматами трав. - Это не настоящее имя, но...
  - Ох, да ладно тебе. Какие грязные сапоги. Откуда ты пришел, почему решил посетить Малаз именно в эту самую ночь? Чайку?
  Бутыл заморгал и кивнул. - Я из Четырнадцатой Армии, Агайла...
  - Ну, разве это не глупо?
  - Простите?
  - Дорогой малыш, нужно было прятаться на кораблях, как другие.
  - Я не мог. То есть меня послала Адъюнкт...
  Женщина обернулась: - Ко мне? И зачем бы?
  - Нет, не так. Найти вас - моя идея. Я разыскиваю кое-кого. Это важно - мне нужна помощь.
  Она опять стояла спиной, разливая травяной настой в две чашки. - Бери чаёк, Бутыл.
  Едва он сделал шаг, Агайла развернулась, схватила его за края плаща и вытрясла куклу. Быстро осмотрела ее, скривилась и подняла фигурку к лицу Бутыла: - А это что такое? Ты хоть понимаешь, с чем играешься, малыш?
  - Малыш? Погодите...
  - Этого человека нужно найти?
  - Ну... да...
  - Ты мне не оставляешь шансов, так?
  - Извините?
  Она снова запихнула куклу ему в карман и в очередной раз отвернулась. - Пей чай. Потом потолкуем.
  - Вы поможете мне?
  - Спасти мир? Разумеется, да.
   "Спасти мир? Адъюнкт, об этом вы умолчали".
  
  ***
  
  Корик размял плечи, чтобы приспособиться к тяжести плотной кольчуги. Длинный меч и щит лежали на камне, в руках он держал арбалет. В трех шагах слева встала Улыба с жульком в руке; белые зубы матово поблескивали в тусклом свете луны. Справа был Каракатица, склонившийся над набором сложенных на дождевик припасов, среди которых виднелась и долбашка.
  - Постой, Карак, - сказал Корик, заметив большую гренаду. - Отправь-ка долбашку назад. Или ты решил взорвать всех нас, не упоминая о "Силанде" и "Пенном Волке"?
  Сапер скосил на него глаза: - Если она захватит сотню гадов, я буду счастлив. Не обращай внимания - она на крайний случай. Ты уж верно будешь к тому времени на земле.
  - Может, еще живым...
  - Приятель, постарайся умереть вовремя. То, что захочет с тобой сделать толпа, тебе не понравится...
  Скрививший губы Корик снова поглядел на надвигавшуюся толпу. В двадцати шагах, кипит, изрыгает угрозы и злобные выкрики. Много серьезного оружия. Городская Стража исчезла; казалось, единственное, что удерживает дураков на месте - строй плотно сомкнувших щиты солдат. Тарр, Корабб, Уру Хела, Поденка, Курнос и Острячка. Через промежуток иногда летели камни и обломки кирпичей, и тогда щиты почти лениво поднимались, отражая их.
  На краях толпы кто-то готовил горящие стрелы.
   "Они решили сначала поджечь корабли. Это нехорошо". Он не думал, что "Силанда" загорится, ведь Геслер кое о чем ему рассказал. Но "Пенный Волк" - иное дело. Он оглянулся на капрала Мертвяка, вставшего на сходнях. К тому присоединился кулак Кенеб.
  - Сержант Бальзам.
  - Слушаю, Кулак.
  Кенеб огляделся. - Где Геслер и Скрипач?
  - На разведке, сэр.
  - На разведке. Так вы за них?
  - Стрелы, сэр...
  - Дестриант Ран'Турвиан уверяет, что стоящие на якоре суда будут в безопасности. Транспорты - другое дело. Мы передали на ближайшие, чтобы они выходили за пределы выстрела. Это значит, сержант, что вы и ваши солдаты остались сами по себе. Единственная помощь - баллиста "Пенного Волка".
  - Понятно, сэр. - Бальзам глядел как-то неуверенно. - Когда начнется осада?
  - Простите?
  Мертвяк кашлянул и сказал: - Не обращайте внимания, сэр. Как только начнется, он будет в порядке. Кулак, вы сказали, стрелы не подожгут корабли. Когда они это поймут, начнут стрелять в нас.
  Кенеб кивнул и поглядел на Каракатицу: - Сапер, приказываю уничтожить стрелков на флангах. Не ждите, пока они ударят. Жульками, если долетят.
  Каракатица распрямил спину. - Легко, сэр. Гвалт, Лоб, подойдите и возьмите по паре жульков - не долбашку, Гвалт! Идиот! Вон те маленькие круглые. Два, черт тебя, не больше. Нужно будет еще - вернетесь...
  - Может хоть три....
  - Нет! Подумай, Лоб. Сколько у тебя рук? Куда ты денешь третий - за щеку? Два, и не уроните - иначе взлетит вся пристань и мы с ней. - Он повернул голову. - Кулак, ударить прямо сейчас?
  - Думаю, да. При удаче остальные разбегутся.
  Полетели горящие стрелы, отыскивая паруса "Пенного Волка". Однако пылающие дуги исчезали, не достигнув цели.
  - Хитро! - крякнул Корик. - Карак, давай действуй. Следующий залп пойдет в нашу сторону. Спорить готов.
  Карак пошел направо, Лоб с Гвалтом налево; все трое подняли глиняные гренады. Прозвучал приказ.
  Сотрясение земли, треск, как от разбитого камня... вверх взлетели вопящие, извивающиеся тела...
  Основная толпа рванулась вперед, издавая утробный рев.
  - ДЕРЬМО! - крикнул кто-то из панцирников.
  Улыба швырнула свой жулек в середину атакующего вала.
  Еще один взрыв, на этот раз в десятке шагов от стены щитов. Солдаты инстинктивно попятились, поднимая щиты и пригибая головы. Крики. Падающие тела, кровь и куски мяса; упавшие мешали бежать задним рядам толпы, и середина атакующей массы смешалась. Сзади всё ещё напирали.
  Корик сдвинулся вправо: он расслышал, как суровый, уверенный голос отдает приказы - явно малазанский офицер! - и решил достать ублюдка.
  Баллиста на носу "Пенного Волка" содрогнулась, громадная стрела пролетела над головами, ударившись в середину толпы. Снова брызнула кровь. Снаряд, предназначенный пробивать прочные корпуса кораблей, без всякого труда пронзил сразу несколько тел.
  В сторону солдат пронеслось несколько стрел - и тут толпа накрыла строй.
  Недисциплинированная масса, убежденная, что все решит натиск и количество бросившихся на стену щитов тел, оказалась не готова к слаженному ответу тяжелой пехоты. Щиты ударили им в лица, рванулись вперед лезвия мечей.
  Один из солдат - Корабб Бхилан Зену'алас - был непривычен к сражению в малазанской стене щитов; Корик заметил, что Улыба становился позади воина, который начал размахивать саблей. Напротив него оказался здоровенный мужчина, орудовавший двумя тесаками (одним он рубил, другим колол). Корабб был вынужден уйти в глухую защиту, заслоняясь и щитом, и саблей - а Улыба, скользнув в просвет, бросила нож в горло его противнику. Тот склонился; Корабб прыгнул вперед, с хрустом разрубив беззащитную голову.
  - Закрой просвет! - крикнула Улыба, толкая Корабба.
  Корик краем глаза заметил некую фигуру на краю толпы - "Это не командир... боги, это маг, и он открывает садок!" - и поднял арбалет, спустил крючок.
  Стрела заставила противника закувыркаться.
  Еще три жулька разорвались в гуще наседающий массы. Атака захлебнулась; стена щитов двинулась - шаг, второй - замелькали мечи, приканчивая раненых. Люди начали разбегаться. Корик увидел на расстоянии кого-то, выкрикивающего команды, говорящего, где собираться для нового натиска. Сейчас его мало кто слушал.
   "Первая атака отбита".
  По всей платформе причала валялись десятки тел, кровь сочилась на мостовую, воздух заполнили стоны и жалобные крики.
   "Боги подлые! Мы же своих бьем..."
  
  ***
  
  На палубе "Пенного Волка" Кенеб повернулся к капитану Рюнагу. Он с большим усилием сдерживал ярость. - Капитан, в толпе были солдаты. Без формы.
  Рюнаг побледнел: - Кулак, я ничего об этом не знаю.
  - Какой смысл? Четырнадцатую им не разбить.
  - Я... я не знаю. Это все виканы. Они хотят их. Погром начался, и нет способа его остановить. Карательная экспедиция выслана, армия движется на Виканские равнины...
  - Армия? Что за армия?
  - Ну, просто сброд... но их десять тысяч, есть там и опытные солдаты...
  - Императрица разрешила? Да ладно. - Кенеб снова оглядел город. Ублюдки перегруппировались. - Ладно, - повторил он. - Придется мне забыть о приказе Адъюнкта. Я высажу всю армию...
  - Кулак, вы не имеете...
  Кенеб подпрыгнул. - Только что ты настаивал на этом!
  - Чума, Кулак! Вы вызовете опустошение...
  - И что? В подобных обстоятельствах лучше наступать. И если Императрица не спрятала в городе еще одну треклятую армию, Четырнадцатая сумеет положить конец бунту. Видят боги, к этому мы уже привыкли. Признаюсь, такая мысль греет мне душу.
  - Кулак...
  - Вон с корабля, капитан. Немедленно.
   Тот вытаращился: - Вы угрожаете мне?
  - Угрожаю? Колтейна распяли на кресте около Арена. Вся армия Пормкваля отсиживалась за стенами. Капитан, у меня большое искушение приколотить тебя подобным же образом, прямо здесь и сейчас. Дар неверующим, свидетельство, что не все забыли истину. Я сделаю еще три вдоха, и если ты...
  Капитан уже смылся.
  
  ***
  
  На глазах Корика капитан сбежал по трапу, миновал строй панцирной пехоты. Казалось, он спешит соединиться с толпой, кипевшей в начале ближайшей улицы.
  Если бы Корик привык долго думать, он обнаружил бы в голове целый клубок темных мыслей - и каждая с нетерпением выкрикивала бы подходящие оправдания. Но он не раздумывал. Нужно сказать, оправдания ему не требовались.
  Корик поднял арбалет.
  Выпустил стрелу.
  Она ударила капитану между лопаток, отчего он споткнулся и закувыркался, раскинув руки.
  Тарр и остальные молча смотрели на сетийца. Шлемы скрыли выражение их лиц.
  Улыба удивленно хохотнула.
  По сходням застучали сапоги, Кенеб сурово крикнул: - Кто это сделал?
  Корик повернулся к нему лицом: - Я, сэр.
  - Солдат, ты только что убил офицера Дворцовой Гвардии.
  - Так точно, сэр.
  Тарр сказал: - Они собираются к новому броску! Похоже, Корик, ты их взбесил.
  - Рад стараться, - прорычал полукровка, начиная перезаряжать самострел. Он ждал, когда же Кенеб откроет рот, отдавая Бальзаму приказ его арестовать.
  Однако кулак промолчал, отвернулся и взошел на борт "Пенного Волка".
  Улыба прошипела: - Погоди, Корик. Вот Скрип узнает...
  - Скрип? - вопросил сержант Бальзам. - Как насчет Адъюнкта? Ты сам себе веревку на шею накрутил.
  - Будь что будет. Лично я сделал бы это снова. Уроды хотели, чтобы мы выдали своих виканов.
  
  ***
  
  Онемевший Кенеб взошел на палубу. "...чтобы мы выдали своих виканов". Солдаты и матросы взирали на него. Дестриант Ран'Турвиан показался из каюты.
  - Кулак Кенеб, неудачная ночь, не так ли?
  Кенеб моргнул. - Дестриант?
  - Налицо полный распад дисциплины...
  - Простите, - бросил Кенеб, - вы явно не поняли. Недавно Адъюнкт объявила о рождении Охотников за Костями. Что она увидела в нас? Я едва ли чувствовал, смутно воображал. Но теперь... - Он потряс головой. - Три взвода на причале держатся, и почему?
  - Кулак, они отвечают на угрозу нападения.
  - Мы могли бы поднять паруса. Однако остаемся у причала. Мы стоим, готовые разбить носы всем, кто сунется. Дестриант, сегодня по городу, словно бог, разгуливает Измена. - Он прошел на нос. - Баллиста готова?
  Один из команды заряжающих кивнул: - Так точно, сэр.
  - Хорошо. Они наступают, и быстро.
  Дестриант встал рядом с Кенебом. - Кулак, я не понимаю.
  Кенеб отвел взгляд от сотен людей, напирающих на солдат. - А я понимаю. Я видел. Мы держим причал, и ни один чертов солдат слова против не скажет! Почему? - Он ударил кулаком по фальшборту. - Потому что мы ждем. Ждем Адъюнкта. Дестриант, теперь мы её. Её, и пусть провалится вся клятая империя!
  Глаза собеседника широко раскрылись - он удивился вспышке гнева кулака. Затем воин кивнул и тихо улыбнулся. - Как скажете, Кулак. Как скажете.
  
  ***
  
  Последняя дверь по коридору самого верхнего этажа. Как типично. Лезвие тихо скользнуло между рамой и дверью, поднялась задвижка. Осторожный толчок заставил дверь открыться. Петли почти не заскрипели.
  Скрипач вошел и огляделся в полумраке.
  Звериный храп и фырканье со стороны лежака, в спертом воздухе вонь несвежего пива.
  Двигаясь очень медленно, Скрипач опустил у порога свою коллекцию арбалетов (на что ушло почти тридцать ударов сердца). Спящий все же несколько раз прерывал тяжкое сопение.
  Избавившись от груза, сапер подкрался поближе, затаив дыхание, и наконец склонился над встрепанной головой жертвы.
  И начал едва слышно бормотать: - Мы духи... мы вернулись... мы тебя не оставим в покое, ни на миг не оставим... о да, дорогой Бравый Зуб, это я... Скрипач, мертвый, но беспокойный... я дух, вернулся, чтобы травить тебя до...
  Кулак возник из ниоткуда, с солидным чваканьем врезался Скрипачу под дых. Воздух покинул легкие. Сержант упал на пол, скорчился от мучительной боли.
  Бравый Зуб встал. - Не смешно, Скрипач. А вот как ты свернулся, стало смешно.
  Заткни пасть, - выдавил сапер. - Найди мне стул.
  Старший сержант помог ему встать. Шатаясь, Скрипач осторожно выпрямил спину; каждое движение сопровождалось шипением сквозь зубы и морганием.
  - Ты живой?
  Скрипач сумел кивнуть. - Да ладно, я заслужил...
  - Этот точно, - согласился Бравый Зуб.
  Они вгляделись друг в друга сквозь сумрак, потом обнялись. Молча.
  Миг спустя дверь распахнулась. Они оглянулись, увидев Геслера и Буяна. Один моряк тащил три каравая, второй - две бутылки вина.
  - Дыханье Худа! - хохотнул Бравый Зуб. - Все старые мерзавцы в сборе!
  Геслер и Буян поставили подношения на стол; Скрипач осматривал скрипку, сняв ее со спины. Повреждения только старые, с радостью заметил он. Вытащил смычок, осмотрелся (Бравый Зуб как раз зажег фонарь) и сел на стул.
  Трое друзей пялились на него.
  - Понимаю. Бравый Зуб, ты вспомнил, как я играл в последний раз...
  - Это был не последний раз?!
  - Точно. С тех пор многие погибли. Друзья. Люди, которых мы полюбили. Их отсутствие - как раны в наших сердцах. - Он тяжело вздохнул. - Это так долго копилось внутри... Так что, старинные мои друзья, вспоминайте имена.
  Бравый Зуб сел на койку и навал чесать подбородок. - Запоминай новое. Солдат, которого я послал на задание этой ночью. Он погиб. Звали его Гентур. Его приятель Ябеда был при смерти - но, похоже, сама Госпожа Удачи ему улыбается. Мы нашли парня вовремя и успели помочь.
  Скрипач кивнул: - Гентур. Хорошо. Геслер, ты?
  - Кульп. Боден. Думаю, также и Фелисин Паран - она вовсе удачи не изведала. Если дела шли хорошо (а было это слишком редко), она не знала, что говорить и что думать. - Он пожал плечами. - Разрушь человека изнутри, и он станет рушить все снаружи. Да, помянем и ее. - Он задумался. - Пелла, Правд.
  - И Колтейн, - сказал Буян. - И Дюкер, и вся Седьмая.
  Скрипач начал настраивать инструмент. - Хорошие имена, одно к одному. Добавлю еще. Вискиджек. Еж. Ходунок. И еще... не имя - дела не так плохи... пока... - Он морщился. - Звучит слишком грубо, и никакая канифоль не поможет. А, пустяки. Траур в голове просится наружу...
  - Так грустно, Скрип?
  - Не совсем. Вы обо мне не раз вспомните - я буду шептать, показывать, что знаю, как вы живете и что чувствуете. Садитесь же - наполни чаши доверху, Геслер - мне нужно приноровиться.
  Он начал играть.
  
  ***
  
  Тяжелые двери в конце Крепостного Пути открывались со скрипом; на пороге показалась объемистая, горбатая фигура в плаще с капюшоном. Адъюнкт ступила на порог, и человек отошел в сторону. За Таворой в привратницкую ступили Т'амбер и кулак Баральта. Калам зашел в затхлую комнатенку последним. В воздухе висел сладкий запашок рома.
  Ассасин помедлил, глядя на хранителя: - Люббен.
  Тот пророкотал: - Калам Мекхар.
  - Хлопотливая ночка?
  - Не все ходят через дверь.
  Калам молча кивнул. Он прошел дальше, на двор крепости: перекошенные плиты под ногами, слева старая башня, сам Замок справа. Адъюнкт уже пересекла половину двора. За спиной Калама отряд Антанской Гвардии отделился, спеша уйти в казармы у северной стены.
  Калам покосился на мутную луну. Легкий ветерок погладил лицо, тихий и влажный. Высушил пот на лбу. Где-то сверху скрипнул флюгер. Ассасин двинулся дальше.
  Вход в Замок сторожили два Когтя, не обычная охрана. Калам подивился, где же сейчас местный кулак и его гарнизон. "Думаю, в погребах, в стельку пьяные. Видит Худ, я именно так бы и поступил на их месте". Старина Люббен не таков. Жуткий горбун стар, как сам Крепостной Путь - он был тут всегда, по крайней мере с начала времен Императора. Если верить слухам, он был тут и в правление Обманщика.
  Когда Калам проходил между ассасинами, те одновременно склонили головы. Насмешливый привет - или что-то худшее? Он не отвечал, держа путь в просторный холл Замка.
  Там их поджидал еще один Коготь со скрытым лицом. Он повел их по лестнице.
  Два уровня вверх, коридор, прихожая - Тене Баральта приказал Алым Клинкам остаться тут, взяв лишь капитана Лостару Ииль. Адъюнкт невозмутимо следила за ним; Калам испытывал искушение спросить кулака, к чему этот акт явного самоволия. Тене Баральта словно бы желает отделить себя и Клинков от всякой связи с Адъюнктом и Четырнадцатой Армией!
  Вскоре Коготь повел их через проход в другой коридор. В конце обнаружились створки дверей. Калам знал, что это не обычный зал для приемов. Этот меньше - если судить по входу - и расположен в редко посещаемой части крепости. Здесь были еще два Когтя, повернувшиеся, чтобы открыть дверь.
  Калам посмотрел в спину вошедшей Адъюнкта и замер на месте. Как и Т'амбер, и Тене Баральта. Лостара судорожно вздохнула за спиной ассасина.
  В зале ожидал трибунал: напротив были Императрица Лейсин, Корболо Дом (в мундире Верховного Кулака) и еще кто-то, незнакомый Каламу, круглолицый и толстый, в синих шелках. Волосы у него были коротко остриженные, блеклые, блестящие от масла. Сонные глазки уставились на Адъюнкта с предвкушением палача.
  Столы были расположены в виде буквы Т. Пришедших ожидали стулья с высокими спинками.
  Адъюнкт помедлила, шагнула вперед и отодвинула центральный стул. Села с выпрямленной спиной. Т'амбер заняла место слева. Тене Баральта жестом приказал Лостаре Ииль помочь и двинулся к правому стулу. Он не сел, а встал за спинкой, внимательно смотря на Императрицу.
  Калам вздохнул и прошел к последнему стулу. Сел, положил руки в перчатках на потертую столешницу.
  Масляный человечек устремил взор на ассасина и подался вперед: - Калам Мекхар, да? Великое удовольствие, - проговорил он, - встретиться так скоро.
  - Неужели? Я рад за вас... кто бы вы ни были.
  - Маллик Рель.
  - И в какой вы здесь роли? Главного змея?
  - Лучше помолчи, - сказала Императрица. - Сиди, если смеешь, но молчи. Помни: тебя я сюда не приглашала.
  Калам уловил в ее словах скрытый вопрос. И пожал плечами. "Ну нет, Лейсин, от меня тебе нечего ждать".
  Лейсин перенесла внимание на командира Алых Клинков. - Тене Баральта, я так понимаю, вы решили сопроводить Адъюнкта и ее свиту через город. Очень благородно. Полагаю, Адъюнкт вас не приглашала, но и не противилась вашему намерению. Становится очевидным, что вы желаете говорить со мной от имени Алых Клинков.
  Изуродованный мужчина поклонился. - Да, Императрица.
  - Начинайте.
  - Алые Клинки были включены в состав Четырнадцатой Армии в Арене. Меня Адъюнкт назначила на должность Кулака. Почтительно прошу отменить ее приказ. Алые Клинки всегда служили Малазанской Империи как независимая военная сила, в соответствии с уникальным статусом первых и важнейших Хранителей Семи Городов Империи.
  Императрица кивнула: - Не вижу оснований отказывать, командир. Адъюнкт желает возразить?
  - Нет.
  - Отлично. Командир Тене Баральта, можете разместить Алых Клинков в казармах замка. Пока идите.
  Баральта поклонился и вышел в коридор. Капитан пошла за ним.
  Двери сомкнулись.
  Лейсин поглядела на Адъюнкта. - Добро пожаловать домой, Тавора.
  - Благодарю, Императрица.
  - Корабли в гавани подняли чумные флаги. Ты и я знаем, что солдаты твоей армии не заражены. - Она покачала головой. - И что я должна подумать о таком обмане?
  - Императрица, Кулак Кенеб, вероятно, решил не учитывать советы капитана Рюнага, поняв, что в Малазе зреет бунт, и Кулак Кенеб обеспокоился безопасностью Армии, буде та сойдет на берег. Ведь со мной приплыли виканы. Должна заверить, что их преданность Империи не подлежит сомнению.
  Кроме них, на кораблях есть значительные силы хундрилов клана Горячих Слез, также служивших со всем старанием. Высадить такие войска - все равно что инициировать кровавую баню.
  - Кровавую баню? - Лейсин вздернула брови. - Капитану Рюнагу были даны указания разоружить солдат Четырнадцатой Армии перед высадкой.
  - Это значило бы выдать их на потребу разгоряченной толпы, Императрица.
  Лейсин недовольно повела рукой.
  - Императрица, - продолжила Адъюнкт, - полагаю, что в сердце Империи родилось неправильное понимание сути событий, известных как Собачья Упряжка, и того, что случилось потом в Арене. Родилось напрасное подозрение. - Она помолчала. - Я вижу, что Корболо Дом, командовавший отступниками - Собакодавами, пойманный и арестованный в Рараку, снова освободился и даже стал Верховным Кулаком. Более того, жрец - джисталь, подозреваемый в пособничестве истреблению армии Арена, Маллик Рель, сидит тут как ваш советник. Нужно ли говорить, насколько я смущена. Приходится предположить, что Семиградский мятеж получился на удивление успешным, несмотря на мои победы в Семи Городах.
  - Дорогая Тавора, - отвечала Императрица, - я признаю, что ты можешь быть ошеломлена. Ты держишься за детские представления, будто иные истины могут быть несомненными и неизменными. Увы, во взрослом мире все сложнее. Любая истина поддается перековке. История при необходимости может быть переписана. Неужели, Тавора, ты еще не заметила, что подданные нашей империи равнодушны к истине? Истина потеряла силу. Она больше не вызывает перемен. Наоборот, воля народа - увы, рожденная на невежестве и страхе - способна искажать и переделывать истину, способна, если угодно, превращать удобную ложь в веру, а вера не любит, когда в ней сомневаются.
   - Сомневаясь, - уловив миг задержки, добавила Адъюнкт, - человек совершает измену.
  Императрица усмехнулась: - Тавора, ты стареешь буквально с каждым вздохом. Можно погоревать о потерянной невинности... но времени слишком мало. Малазанская Империя находится в опасности, все колеблется и повисло на краю. Мы потеряли Даджека Однорукого во время чумы; похоже, жертвой чумы стала и вся его пропавшая армия. В Кореле дела все хуже и хуже. Сокращение населения Семиградья наносит почти смертельный удар экономике, и в особенности видам на урожай. Не успеет континент оправиться от войны, как наступит голод. Стало необходимым, Тавора, придать Империи новую форму.
  - И что предусматривает "новая форма"?
  - Увы, жертвы, - заговорил Маллик Рель. - Пролитие крови, истребление слабых. Жаль, что иного пути нет. Все мы заранее скорбим.
  Тавора моргнула. - Вы хотите, чтобы я отдала виканов.
  - И хундрилов, - добавил Маллик Рель.
  Корболо Дом резко склонился вперед: - Еще вопрос, Тавора Паран. Кто на этих катамаранах, Худа ради?
  - Солдаты народа, известного как Напасть.
  - Зачем они здесь? - требовательно спросил напан, оскалив зубы.
  - Они поклялись в служении, Верховный Кулак.
  - Малазанской Империи?
  Адъюнкт колебалась. Она устремила взор на Лейсин: - Императрица, мы должны поговорить наедине. Некоторые вопросы касаются лишь Императрицы и ее Адъюнкта.
  Маллик Рель что-то прошипел под нос. - Вопросы, задаваемые отатараловым мечом, хочешь ты сказать! Я именно этого и боялся, Императрица! Она теперь служит другому. Она вонзит холодный металл в горло Малазанской империи!
  Лицо Таворы скривилось - она взирала на жреца с явным отвращением. - Империя навеки отринула всяческих покровителей из числа бессмертных. Именно благодаря этому мы выжили и становимся все сильнее. ЧТО ТЕБЕ ЗДЕСЬ НАДО, ЖРЕЦ?
  - Кому ты сейчас служишь, женщина? - выкрикнул Маллик Рель.
  - Я Адъюнкт Императрицы.
  - Тогда выполняй ее приказы! Отдай нам виканов!
  - Вам? А, я поняла. Ты плутуешь, приписывая себе подвиги под Ареном. Скажи мне, кто незадолго до ареста выдал приказ Кулаку Блистигу, командующему Аренской Городской Стражей, требуя от него покинуть город? Он не подчинился. Только благодаря ему Арен устоял!
  Лейсин бросила: - Но разве не Блистиг арестовал Алых Клинков?
  - По приказу Пормкваля. Прошу, Императрица, нам надо поговорить наедине.
   Калам уловил в глазах Лейсин нечто такое, чего раньше не видел. Проблеск страха.
  Но тут заговорил Корболо Дом: - Адъюнкт Тавора, отныне я Верховный Кулак. После смерти Даджека я старший из Верховных Кулаков. Более того, приняв звание и ответственность Первого Меча Империи, я занял пост, пустующий со времен безвременной гибели Дассема Альтора. Поэтому я беру на себя командование Четырнадцатой Армией.
  - Тавора, - спокойно сказала Лейсин, - командование армиями не входит в обязанности Адъюнкта. Необходимость подавить восстание Семиградья двигала мной. Но теперь это в прошлом. Ты выполнила все мои приказы. Я не слепа, я вижу твою преданность. Жаль, что эта встреча стала поводом для вражды - ты продолжение моей воли, Тавора, и я не раскаиваюсь в своем выборе. Даже сейчас. Похоже, пришла пора объяснить детали моего плана. Ты должна выступить на моей стороне еще раз. В Анте. Маллик Рель, разумеется, наделен многими талантами в управлении, но некоторых ему недостает - я нуждаюсь в твоих талантах, Тавора. Ты должна дополнить джисталя. Перед тобой задача пересмотра системы управления империей. Новый Первый Меч примет командование всеми армиями. Пришло время, Тавора, отложить свой меч.
  Молчание. Тавора не выказала ни малейших переживаний. - Как прикажет Императрица.
  Каламу почудилось, что тело его объяли языки пламени. Пот потек ручьями; он ощутил, что и лицо и шея покрылись влагой. Он опустил голову, не сводя взора с кожаных перчаток, с неподвижно лежащих на столе рук.
  - Рада слышать, - сказала Лейсин.
  - Мне придется на краткое время вернуться на пристани. Сомневаюсь, что Кулак Кенеб поверит в смену командующего, если не услышит новости из моих уст.
  - Необычайно преданный человек, - пробурчал Маллик Рель.
  - Точно, он таков.
  - А эта Напасть? - вопросил Корболо Дом. - Они вызовут неудобства? Они подчинятся моей власти?
  - Не могу отвечать за них полностью, - равнодушно сказала Тавора. - Но они не отвергнут ваших предложений без зрелого размышления. Что до их воинских умений - думаю, они достаточны, по крайней мере, для использования их в качества вспомогательных войск.
  - Еще что-то можете сказать?
  Адъюнкт небрежно пожала плечами: - Они чужаки, Первый Меч. Дикари.
   "Дикари на самых совершенных судах нашего проклятого океана. Да уж..."
  А вот Корболо Дом, при всей его проницательности и хитрости, согласно кивнул.
  Снова последовало молчание. Так много можно было бы сказать сейчас; Малазанская империя могла бы в эти мгновения обрести новые, более прочные основы. Молчание. Но Каламу слышался стук закрываемых дверей, грохот опущенных решеток; он видел залы и улицы, на которых гасли последние огоньки и воцарялась тьма.
  Если Императрица все же решится переговорить с Адъюнктом наедине ... да, если эти звуки и видения окажутся ложными...
  Маллик Рель произнес: - Адъюнкт, обсудим двух виканов, ведуна и ведьму.
  Тавора не отвела взгляда от Лейсин. - Конечно. К сожалению, они бессильны. Последствия душевных травм, перенесенных при виде смерти Колтейна.
  - Тем не менее Коготь арестует их.
  Императрица произнесла: - Этого не избежать, Тавора. Даже с остатками прежней силы они способны устроить избиение горожан Малаза. Этого нельзя допустить.
  - Сегодняшняя ночь увидит пролитие крови виканов и хундрилов, - без всякого выражения сказала Адъюнкт.
  - Это необходимо, - пробормотал жрец - джисталь, изображая, будто с новой силой охвачен печалью.
  - Тавора, - снова заговорила Лейсин, - станут ли хундрилы сопротивляться приказу сложить оружие? Кажется, их не менее двух тысяч?
  - Хватит одного моего слова.
  - Я рада это слышать, - слегка улыбнулась Императрица. - Итак, теперь ты поняла необходимость того, что произойдет этой ночью. Если мыслить более широко, Тавора, то жертва окажется весьма скромной. Всякому очевидно: виканы стали бесполезны. Старые соглашения с племенами нужно пересмотреть теперь, когда Семиградье опустошено и поставки зерна сорваны. Иными словами, нам нужны виканские равнины. Придется забить скот, вспахать пустоши и засеять их. Семиградье преподало жестокий урок: не следует полагаться на доставку необходимых Империи ресурсов из отдаленных земель.
  - В этом случае, - сказал Маллик Рель, простирая руки, - необходимость диктуется экономикой, не так ли? Грустно, но неизбежно, что нам придется вырвать с корнем отсталые и дикие народности.
  - Вам лучше об этом знать, - сказала Тавора. - Ведь распространенная на Гедорийско- Фаларских островах секта Джисталь была подобным же образом уничтожена Императором Келланведом. Полагаю, вы - один из очень немногих уцелевших.
  Круглое, маслянистое лицо Маллика Реля побледнело, растеряв остатки цвета.
  - Незначительное событие, упомянутое в анналах имперской истории. Трудно было разыскать. Хотя советую внимательно просмотреть работы Дюкера, там можно найти подходящие ссылки. Разумеется, "незначительное" - термин относительный. Виканский погром, думаю я, в будущем также опишут как незначительное событие. Но для самих виканов он будет каким угодно, только не незначительным...
  - И что, женщина? - бросил Маллик Рель.
  - Иногда бывает полезным остановиться, повернуться и пройти по пути немного назад.
  - Зачем же?
  - Ради понимания своих мотивов, джисталь. Кажется, сегодняшняя ночь станет временем разрыва соглашений и союзов. И распутывания воспоминаний...
  - Подобные дебаты, - оборвала их Императрица, - можете вести потом. Толпа в городе обратится против себя самой, если не подставить ей подходящие жертвы. Ты готова, Адъюнкт?
  Калам заметил, что затаил дыхание. Он не видел глаз Адъюнкта, но почему - то понял: она не сводит взгляда с лица Императрицы, и в этот миг что-то происходит между ними. Глаза Лейсин становились все более спокойными, пустыми, странно бесцветными.
  Адъюнкт встала: - Готова, Императрица.
  Встала и Т'мбер; Калам тоже поспешил подняться.
  - Адъюнкт, - тихо проговорил он, - увидимся за дверями.
  - Когда покончишь с любезностями, - сказала ему Императрица, - вернись сюда, пожалуйста. Я никогда не принимала твоей отставки как члена Когтя, Калам Мекхар. Поистине я убеждена, что задолжала тебе значительную должность. Супер, как кажется, пропал в Имперском садке, и должность Главы Когтя вакантна. Не могу придумать, кто, кроме тебя, заслужил такое назначение.
  Калам вздернул брови: - Вы воображаете, Императрица, что я приму мантию и просто усядусь в Западной Башне Анты, окружив себя шлюхами и блюдолизами? Вы хотите нового Супера?
  Пришла пора и императрице говорить прямо. - Разумеется нет, Калам Мекхар.
   "Весь Коготь под моим контролем. Боги, кто падет первым? Маллик Рель. Корболо Дом...
  Она это знает. Она это и предлагает. Я смогу иссечь раковую ткань... но вначале умрут виканы. И... не только виканы".
  Калам не решился заговорить, ибо не понимал, что же именно скажет, открыв рот. Он просто поклонился и вышел из комнаты вслед за Таворой и Т'амбер.
  Они прошли двадцать три шага по коридору, до прихожей. Алые Клинки уже ушли. Тавора замедлила шаг, сделала жест Т'амбер, которая обогнала ее и заняла позицию у дальней двери. Адъюнкт закрыла дверь, через которую они вошли.
  И повернулась к Каламу.
  Но первой заговорила Т'амбер: - Калам Мекхар, сколько Рук поджидают нас?
  Он отвел взгляд. - Каждая Рука обучена работать в одиночку. В этом и сила, и слабость.
  - Сколько?
  - Внизу стоят четыре галеры. Возможно, сто двадцать.
  - Сто двадцать?!
  Ассасин кивнул. "Ты мертва, Адъюнкт. И ты, Т'амбер". - Она не даст вам вернуться на корабли, - сказал он, не поднимая глаз. - Иначе начнется гражданская война...
  - Нет, - произнесла Тавора.
  Калам нахмурился и посмотрел на нее.
  - Мы покидаем Малазанскую Империю. По всей вероятности, мы никогда не вернемся.
  Он прошел к стене и оперся на нее. Сомкнул веки. Пот струился по лицу. - Вы поняли, что она мне предлагает? Я могу вернуться туда и сделать то, чего она ждет - то, что ей нужно от меня. Мы с ней выйдем, оставив сзади два трупа, две головы, отпиленные и украсившие собою клятый стол. Черт побери, Тавора! Сто двадцать Рук!
  - Я понимаю. Иди же. Я не буду плохо думать о тебе, Калам Мекхар. Ты подданный Малазанской Империи. Служи ей.
  Но он не шевельнулся, не открыл глаз. - А тебе Империя уже не важна, Тавора?
  - У меня другие заботы.
  - Объясни.
  - Нет.
  - Почему нет?
  Ответила ему Т'амбер. - Сегодня в Малазе состоится схождение сил. Бешеная игра, действия и противодействия... да, Маллик Рель участвует в ней, хотя двигающая им рука незаметна и отдалена. Устрани его, как ты предлагаешь - и сильнейший удар нарушит баланс. Это может спасти не только Империю, но и весь мир. Как мы смеем возражать тебе?
  - И...
  - Да, - сказала Тавора. - Мы просим тебя, Калам. Без тебя у нас ни шанса...
  - Шестьсот убийц, черт тебя дери! - Он ударил затылком по стене, не в силах смотреть на двух женщин, не желая видеть отчаянную нужду в их глазах. - Я один не справлюсь. Ты же понимаешь. Мы погибнем, а Маллик Рель останется в живых!
  - Как скажешь, - ответила Тавора.
  Он хотел, чтобы она сказала еще что-нибудь. Попросила в последний раз. Он ждал, что Т'амбер снова станет его уговаривать. Но женщины молчали.
  - Оно того стоит, Адъюнкт?
  - Выиграй битву, Калам - или выиграй войну.
  - Один человек.
  - Да.
   "Затыкай плотину пальцем..."
  Перчатки его отсырели, ладони зачесались. - Джистальский жрец затаил обиду.
  - Да, и давно, - согласилась Т'амбер. - И еще он жаждет власти.
  - Лейсин в отчаянии.
  - Да, Калам.
  - Почему вам не подождать здесь? Подождите, пока я убью их. Подождите, пока я уговорю Императрицу отменить погром. Прямо сейчас. Хватит проливать кровь. В городе шесть сотен ассасинов - мы можем сокрушить безумие, выжечь заразу...
  - И никакой крови, Калам Мекхар?
  Вопрос Т'амбер заставил его поежиться. Калам качнул головой: - Убрать вожаков, и все.
  - Очевидно, до тебя кое-что не доходит.
  - И что же?
  - Коготь... Он поражен. В нем измена. Джисталь не сидел без дела.
  - Откуда тебе знать?
  Она промолчала.
  Калам протер лицо руками. - О боги...
  - Можно вопрос?
  Он фыркнул: - Давай, Т'амбер.
  - Раньше ты негодовал по поводу чистки "старой гвардии". Ты даже проник в этот самый город, не так давно, и намеревался умертвить Императрицу.
   "Как она узнала? Откуда ей все известно? Кто она?" - Продолжай.
  - Тебя вело негодование, вела ярость. Твои воспоминания были объявлены ложными, и ты желал наказать ревизионистов, оскорбивших самое для тебя святое. Ты хотел посмотреть в глаза той, что приговорила Сжигателей Мостов к смерти - ты хотел увидеть истину. Поняв истину, ты начал бы действовать. Но она отговорила тебя...
  - Ее там просто не было.
  - И ты это понял? Неважно. Разве одно это помешало бы тебе отплыть в Анту? Помешало бы охотиться на нее?
  Он покачал головой.
  - Но где же твое негодование, Калам Мекхар? Колтейн из клана Вороны. Имперский историк Дюкер. Седьмая Армия. А теперь и виканы из Четырнадцатой. Кулак Темул. Нил и Нетер. Желч из хундрилов. Клан Горячих Слез, отбросивший Корболо Дома у Санимона - опозоривший его, обесценивший победу под Ареном. Предатели сидят в тронном зале...
  - Я могу укоротить их жизни.
  - Можешь. Если ты решишь так, мы с Адъюнктом умрем хотя бы с чувством удовлетворения. Но тогда умрут многие, многие еще. Больше, чем ты можешь вообразить.
  - Ты спросила, где мое негодование. Оно живо. Оно во мне. Я готов убить, и прямо сейчас.
  - Убийство Маллика и Корболо, - сказала Т'амбер, - не спасет виканов и хундрилов. Не предотвратит войну с Напастью или опустошение виканских земель. Императрица в отчаянии, и потому готова обменять жизнь Адъюнкта на жизни двух предателей, пробравшихся в самое сердце. Но скажи: неужели Маллик Рель не разгадал суть ее предложения тебе?
  - Это и есть вопрос?
  - Да.
  - Корболо Дом - глупец. Он явно ничего не понял. Увы, джисталь гораздо умнее. Он готов. - Калам замолчал, хотя мысли его неслись во все стороны одновременно. Возможности, вероятности... - Он может не знать, что у меня отатараловый клинок...
  - Он пользуется силой Старшей магии.
  - Итак, что ни говори, я могу проиграть.
  - Можешь.
  - И тогда мы все проиграем.
  - Точно.
  Калам открыл глаза и увидел, что Адъюнкт отвернулась. А вот Т'амбер не сводила с него зловещего взгляда золотистых глаз.
   "Шесть сотен". - Скажи мне, Т'амбер: чья жизнь важнее, твоя или Адъюнкта?
  - Адъюнкта, - отвечала она без колебаний.
  Тавора вздрогнула, но не повернула головы.
  - А, - продолжал Калам, - выбирая между тобой и мной?
  - Твоя.
   "Ого" . - Адъюнкт, прошу выбрать между собой и Четырнадцатой Армией.
  - К чему все это? - скрежещущим голосом спросила Тавора.
  - Выбирайте.
  - Кулак Кенеб получил приказы.
  Калам снова медленно сомкнул веки. Где-то, на самом краю сознания, звучал слабый звук. Музыка. Полная горя. - Садки посреди города, - тихо сказал он. - Много, и преисполненных силы. Быстрый Бен будет под атакой, даже если я смогу пробиться к нему - он не сможет открыть врата. Адъюнкт, понадобится ваш меч. Отатарал впереди... и позади.
  Странная музыка, непривычная мелодия... но он узнал ее.
  Калам открыл глаза. Одновременно Адъюнкт повернулась к нему лицом.
  Такая боль в глазах - словно удар в сердце.
  - Спасибо, - сказала она.
  Ассасин глубоко вздохнул и поиграл плечами. - Ладно. Не будем заставлять их ждать.
  
  ***
  
  Жемчуг вошел в комнату. Маллик Рель ходил из угла в угол, Корболо Дом откупорил бутылку и наливал себе вина. Императрица оставалась в кресле.
  Она начала без подготовки: - Трое уже близки к выходу.
  - Понимаю. Калам Мекхар сделал свой выбор.
  Ему почудилась вспышка недовольства. - Да, Жемчуг, он на пути отсюда.
   "Ах ты сука. Предлагала ему Коготь? А я куда должен был деться при таком раскладе?" - Между нами неразрешенный спор, Императрица.
  - Не позволяй личным счетам затмить главное. Калам - самая малая из целей. Ты понял? Избавься от него, конечно же, но затем исполни главный приказ.
  - Разумеется, Императрица.
  - Когда вернешься, - улыбка осветила невыразительное лицо Лейсин, - узнаешь, какой сюрприз я готовлю для тебя. Очень приятный.
  - Не сомневаюсь, что вернусь скоро...
  - Что мне в тебе больше всего не нравится, так это излишнее самомнение.
  - Императрица! Один человек!..
  - Ты вообразил, что Адъюнкт беззащитна? Жемчуг, она носит отатараловый меч - магические засады Когтя не сработают. Дело будет грубое. К тому же с ней Т'амбер, а она остается неизвестной величиной. Для всех нас. Не желаю, чтобы ты вернулся утром и доложил об успехе - и о том, что на улицах валяются двести агентов.
  Жемчуг склонил голову.
  - Иди же.
  Тут к нему обернулся Маллик Рель: - Глава Когтя, когда выполните основное задание, потрудитесь послать две Руки на "Пенного Волка" с приказом убить Нила и Нетер. Если подвернется возможность, уничтожьте и кулака Кенеба.
  Жемчуг нахмурился: - На том корабле Быстрый Бен.
  - Оставь его на меня, - произнесла Императрица.
  - Он не станет защищать цели?
  - Его сила - одна иллюзия, - равнодушно сказал Рель. - Звания Верховного Мага он не заслужил. Полагаю, нынешнее положение ему нравится, и он не станет показывать реальную слабость своих талантов.
  Жемчуг нахмурил лоб. "Неужели, Маллик Рель?"
  - Высылай отряды, - приказала Императрица.
  Глва Когтя вновь поклонился и покинул комнату.
   "Калам Мекхар. Теперь мы покончим с этим. Спасибо, Императрица".
  
  ***
  
  Они дошли до привратницкой. Люббен горбатой тенью скорчился за столиком в углу. Хранитель поднял голову - и снова опустил. В руках его была большая бронзовая кружка.
  Калам помедлил. - Оставь нам немного, а? Мы вернемся.
  - Заметано.
  Они прошли ворота.
  Люббен сказал сзади: - Помни о последней ступеньке.
  - Помню.
   "И спасибо тебе, Люббен".
  Они вышли наружу.
  Там и тут в городе внизу пылали пожары. По улицам двигались факелы - словно черви кишат в гниющей плоти. Доносились вопли и крики. Масса народа столпилась на Центральной набережной.
  - Солдаты на пристани, - сказала Адъюнкт.
  - Держатся, - кивнула Т'амбер, вроде бы старясь утешить Тавору.
   "Боги, в толпе не менее тысячи человек!" - Адъюнкт, там едва три взвода.
  Она промолчала и начала спускаться. Т'амбер двинулась следом. Бросив последний взгляд на набережную, Калам пошел за ним.
  
  ***
  
  Тене Баральта вошел в роскошный зал, помедлил, оглядываясь, и захромал к обитому плюшем креслу. - Во имя Семи, - громко вздохнул он, - наконец мы покончили с тусклоглазой сучкой! - Он сел, выпрямляя ноги. - Налей вина, капитан.
  Лостара Ииль подошла к командиру: - Не время. Позвольте, сэр, я помогу стащить доспехи.
  - Хорошая мысль. Призрак моей руки так болит. И шея словно стала связкой скрюченных стальных прутьев.
  Лостара стянула рукавицу с единственной руки командира, положила на стол. Обошла кресло, расстегнула плащ. Он приподнялся, помогая ей стащить его. Лостара тщательно свернула плащ, положила на сундук подле широкой, усыпанной подушками кровати. Затем вернулась к Баральте. - Извольте ненадолго встать, сэр. Снимем кольчугу.
  Он кивнул и выпрямился. С трудом им удалось стащить тяжелую кольчугу. Капитан поместила ее около кровати. Ватник Баральты пропитался потом, особенно подмышками, и пах весьма неприятно. Она стащила и его, обнажив тело командира. Рубцы от ожогов стали бледными, мышцы ослабли и покрылись слоями жира.
  - Высший Денал, - сказала Лостара. - Императрица не замедлит отдать приказ и подобающе исцелить вас.
  - Точно, - согласился он, усаживаясь. - Тогда, Лостара, ты не станешь отворачиваться, увидев меня. Я много думал о тебе и мне...
  - Неужели? - Она снова встала сзади и начала разминать тугие узлы мышц на шее.
  - Да. Думаю, это сама судьба.
  - Вы припоминаете, сэр, - сказала она, - как мы шли по следу Калама Мекхара? Давно это было. Навестили один гарнизон. Я сидела совсем рядом с ассасином. На стол случайно вывалили Колоду Драконов. Если память не изменяет, выпали почти сплошь карты Смерти и Тени. Хотя за память свою не поручусь. Во всяком случае, точно следуя вашему приказу, я усердно убила всех присутствующих. Разумеется, когда Калам уже ушел.
  - Лостара, ты всегда выполняешь приказы с завидной точностью.
  Она нежно провела рукой по его скуле. - Тот день резни остается самым худшим событием моей жизни, командир. Это были сплошь невиновные люди.
  - Не позволяй сожалениям отягощать свою душу, милая.
  - Трудное дело, сэр - приобрести необходимое хладнокровие.
  - Ну, тут у тебя исключительный талант.
  - Полагаю, так, - сказала она, прикоснувшись ладонью к его перекошенным губам и закрывая рот. Нож в другой руке скользнул по дыхательному горлу, всё углубляясь в плоть.
  Кровь потекла по ладони, послышался хрип. Сквозь пальцы пробивались пузырьки воздуха. Тело в кресле задергалось, но тут же тяжело скользнуло вниз.
  Лостара отошла. Вытерла нож и руки о шелк простыней. Вложила лезвие в ножны, подобрала перчатки и двинулась к двери.
  Широко распахнув её, чтобы все видели, как она выходит, Лостара сказала двум стоявшим на страже Клинкам: - Командир уснул. Не беспокоить.
  Солдаты отдали честь.
  Лостара закрыла дверь и ушла.
   "Ну - ну, Котиллион. Ты был прав насчет него.
  И снова я обрела необходимое хладнокровие".
  
  ***
  
  Уру Хела упала, крича и сворачиваясь вокруг пронизавшего тело копья. Корик с руганью надавил щитом, оттесняя нападающих, пока не встал над ее телом. Улыба поднырнула сзади, схватила умирающую за пояс и потащила к себе.
  Взорвался еще один жулек, полетели кровавые тела, красное плеснуло Корику под забрало. Он заморгал, избавляясь от горячей жидкости, принял на щит удар палицей и ответил, вонзив кончик меча в пах врага. Вопль раненного чуть не оглушил его. Корик выдернул меч.
  Сзади раздались крики, но он не понимал, что случилось. Уру Хела вышла из боя, Курнос захромал - во время последней схватки ему резанули мечом по бедру - и передняя линия стала угрожающе редкой. Подошли на замену Лоб и Гвалт. Мертвяк трудился, останавливая кровотечение у Курноса, Наоборот героически отражал нападения при помощи Мокра - вражеский колдун насылал на них панику и смятение. Взводный маг явно проигрывал.
   Где же Быстрый Бен, во имя Худа? Куда подевался? Почему не выходит на палубу "Пенного Волка"?
  Корик заметил, что уже выругался на всех известных ему языках. Им не устоять.
  И кто там пиликает такую дурацкую музыку?
  Он сражался.
  И не видел, что происходит позади. Тень от громадного, увенчанного волчьей головой катамарана упала на пристань. Заскрипела, падая на камень причала, громадная сходня. По ней пошли отряды тяжеловооруженной пехоты; среди них были и лучники, натягивающие тетивы.
  Корик рубанул мечом, увидел, как какой-то несчастный малазанин потерял половину лица - челюсть отлетела, хлынул поток крови - под обеими ушами блеснула белая кость - человек начал валиться на спину, глаза наполнились ужасом и неверием...
   "Убиваем своих...о боги... своих же..."
  Вдруг сержант Бальзам прогремел сзади: - Отходим! Морская пехота, отходим!
  Сказалась привитая дисциплинированность - так косматый старший сержант орал на плацу - кажется, это было много лет назад - и Корик, зарычав, попятился, таща за собой щит, напоследок отбивая выпад копья...
  Тут солдаты разошлись в стороны, и новая стена щитов сомкнулась с толпой.
  Стрелы запели хором, отыскивая цели в гудящей массе, врезаясь в плоть.
  Корик развернулся, проведя концом меча по неровной мостовой. Зашагал в тыл.
   "Напасть.
  Они пришли.
  Вот вам!"
  Гвалт хохотал: - Первая стычка, сержант. И с малазанами!
  - Ну, - ответил Бальзам, - конечно, лучше смех, чем слезы. Закрой-ка пасть!
  В начале пристани пошла суровая рубка; морпехи утомленно опускались на мостовую или шли искать воду. Стирая с глаз брызги крови, онемевший и одуревший Корик огляделся. На палубе "Пенного Волка" стояли двое в плащах с капюшонами. Виканская ведьма и ее брат.
  - Корик - сетиец, - сказала Нетер.- Где Бутыл?
  - Без понятия, - покосился он на юную женщину. - Где-то там... - он кивнул на город, - там где-то.
  Нил сказал: - Он не сможет вернуться. Сквозь такую орду...
  Корик сплюнул на камни. - Найдет дорожку.
  - Не беспокойся, - добавила Улыба, поднося полукровке мех с водой.
  Нетер заговорила: - Ты так в нем уверена?
  Улыба вручила мех Корику и ответила: - Не тревожь нежные желания сердца. Нетер, он же взял с собой свою крысу.
  - Свою кого?
  - Он все прячет ее; но я не раз видала, как он....
  - Хватит, - тихонько буркнул Корик.
  Улыба состроила рожу. - Не порти удовольствие.
  - Вы двое, идите на корабль, - сказал Корик Нилу и Нетер. - Там безопаснее... случайная стрела...
  - Солдат, - отрезала Нетер, - ты сражаешься сегодня за виканов и хундрилов. Мы хотим видеть.
  - Отлично. Видьте с палубы. Какая будет польза, если один из вас упадет со стрелой в горле?
  Помедлив, брат и сестра поклонились - не только Корику, но всем солдатам - и отвернулись, восходя по трапу.
   "Боги, никогда не видел, чтобы они кланялись. Никому".
  
  ***
  
   "Последняя ступенька..."
  Калам встал сразу за Адъюнктом. Еще двадцать ступеней. - На шестой снизу, - шепнул он, - медленно смещайтесь влево.
  Та кивнула.
  Четыре дромона на якорях; на палубах никого не видно. Впереди от основания Пути простерлась площадь. На том ее краю три официальных здания - тюрьма, таможня и крепкий, хорошо защищенный арсенал Городской Стражи. Там тоже нет часовых, окна строений темные.
  Семь ступеней до низа. Калам вытащил кинжалы, держа их под плащом.
  Адъюнкт нерешительно шагнула влево.
  Калам размытым пятном мелькнул мимо, поднимая отатараловый клинок. Взвился в воздух, миновав шесть ступеней одним прыжком.
  Казалось, пять силуэтов возникли ниоткуда. Один человек присел, встречая Калама, но тут же отпрянул, чтобы избежать столкновения. Резанул отатараловый кинжал, глубоко вонзаясь в шею Когтя; из открытой артерии хлынул целый фонтан.
  Приземляясь на согнутые ноги, Калам отразил выпад слева, и еще один - этот Коготь успел вынуть два кинжала. Черненое лезвие мелькнуло между ними - Калам поймал кинжал противника насечкой на клинке, провернулся, приседая еще ниже на одну ногу, а второй сбил Когтя. Тот тяжело упал на бедро.
  Калам резким движением отдернул клинки к ножнам у пояса, а затем упал на колено, вгоняя его в грудь Когтя. Грудина с тошнотворным хрустом подалась, ребра выпучились. Еще в падении Калам переместил вес кпереди, вытянул руки, вонзая один из кинжалов в правый глаз Когтя.
  Почувствовал, как клинок взрезает плащ на его спине, скользит по кольчужным звеньям... и подался вперед, согнув плечи, переворачиваясь через голову и ложась на спину.
  Нападающий рванулся следом. Он был почти таким же быстрым; Калам крякнул, когда Коготь врезался в него. Кончик кинжала проник через звено кольчуги на левом бедре; враг сильно надавил, Калам ощутил, что оружие слегка оцарапало кожу, разрезало еще пару колец - и застряло. Противник пытался удержаться и не упасть следом - Калам весил гораздо больше, чем он (или она?) - одновременно вторым кинжалом нанося удар сверху. Ответный выпад ранил эту руку, кинжал выпал из онемевших пальцев. Выпустив свой кинжал, Калам резанул по другой руке нападающего, повредив сухожилия на запястье. Затем он бросил и второй кинжал, левой рукой схватив Когтя за куртку; правой ухватил между ног - "мужик" - и толкнул тело над собой, влево. Перевернулся и ударил врага головой о камни.
  Голова скрылась под складками капюшона, но Калам увидел, как вытекает белое вещество.
  Оттолкнув обмякшее тело, Калам подобрал кинжал и обернулся навстречу последним членам Руки.
  Они уже погибли. Адъюнкт стояла над одним, ее меч был покрыт кровью. Т'амбер, похоже, сошлась с другим Когтем врукопашную, сломав ему шею; но и он успел вонзить в нее оба ножа. Калам вытаращил глаза: она вытянула оба лезвия - одно из правого плеча, другое из бока - и брезгливо отбросила прочь, словно насекомых.
  Он взглянул в глаза юной женщине. Что-то золотистое мелькнуло в них - и она небрежно отвернулась. - Заткни дыры, - сказал он, - или истечешь кровью.
  - Не обращай внимания. Куда теперь?
  Во взгляде, который Адъюнкт бросила на свою возлюбленную, сквозило страдание; ей явно стоило труда не протянуть руку.
   Калам нашел второй свой кинжал. - Куда, Т'амбер? Засады ждут на каждом углу прямого пути к набережной. Заставим их собраться и пойти следом, чтобы задержать нас. Адъюнкт, идем на запад, вглубь города. Потом повернем к югу, через Центральный район; потом через один из мостов в Мышатник - те места я хорошо знаю. Если сумеем пройти так далеко, попадем на берег и снова двинемся на север. Если получится, украдем лодку и будем грести к "Пенному Волку".
  - Полагаю, нас уже сейчас видят.
  Калам кивнул.
  - Они понимают, что магия не поможет.
  - Точно так.
  - Придется им действовать ... более прямо.
  - Очень скоро, - сказал Калам, - нападут сразу несколько Рук. Это будет по-настоящему тяжело.
  Адъюнкт слабо улыбнулась.
  Калам обратился к Т'амбер: - Придется идти быстро...
  - Я не отстану.
  - Почему ты не покончила с этим дураком ударом меча?
  - Он был слишком близко к Адъюнкту. Я подошла бы сзади, но он был достаточно ловок, чтобы ударить ее.
   "Да, не очень хорошее начало". - Ну, обе раны не особенно кровят. Пора двигаться.
  Они двинулись на запад; стена выступающего в море утеса виднелась по правую руку. Адъюнкт спросила: - Что, все мужчины отскакивают о тебя как от камня, Калам Мекхар?
  - Быстрый всегда твердит, что я самый упругий из всех людей.
  - Еще одна Рука, плохо маскируется, - произнесла Т'амбер. - Они идут параллельно нам.
  Калам покосился влево. Никого. "Откуда она знает? Я что, сомневаюсь? Вовсе нет". - Они сближаются с нами?
  - Пока что нет.
  Они миновали еще несколько государственных учреждений, вышли к первым из особняков района Молний. "Ни следа мародерства и бунта. Неудивительно". - Хотя бы улицы широкие, удобные, - пробормотал он. "Более или менее" .
  - К Старым Верхним Имениям ведут только три прохода, - сказала вскоре Адъюнкт. - Мы скоро поравняемся с последними воротами.
  - Да, дальше к западу сплошная стена, и чем дальше, тем выше. Однако есть там одна усадьба, старая, давно заброшенная. Надеюсь, пустая. От нее ведет дорога вниз. Если повезет, Когти о ней не знают.
  - Еще одна Рука прошла последние ворота, - сообщила Т'амбер. - Они соединяются с первой.
  - Только две на все Молнии?
  - Пока что.
  - Ты уверена?
  Она оглянулась: - У меня необычайно острый нюх, Калам Мекхар.
   "Нюх?" - Не знал, что ассасины Когтя перестали мыться.
  - Не такой нюх. Агрессия, страх.
  - Страх? Нас тут всего трое, Худа ради!
  - Один из троих - ты, Калам. И все же они желают стать той Рукой, что повергнет тебя. Это будет честь для них.
  - Идиоты. - Он указал вперед: - Вон та, с высокими стенами. Света не видно...
  - Ворота распахнуты, - заметила Адъюнкт, когда они подошли ближе.
  - Забудьте, - бросила Т'амбер. - Они здесь.
  Трое обернулись.
  Подавляющий магию эффект меча Адъюнкта намного превосходил действие кинжала Калама; десять закутанных фигур открылись взорам уже в тридцати шагах до цели. - Берегись! - прошипел Калам, приседая.
  В тусклом лунном свете блеснули серебристые стрелки потайных арбалетов. Они со звоном ударились в поросшую мохом стену. Калам встал и выругался, увидев, что Т'амбер бежит на врагов.
   "Их десять, черт подери!"
  Он устремился за ней.
  В пяти шагах от наступающих Когтей Т'амбер выхватила меч.
  Есть старая пословица насчет того, что любые страхи, скрывающиеся в рукавах ассасина, бледнеют перед ужасом в руке профессионального солдата. Т'амбер, не замедляя бега, взмахнула клинком так быстро, что он показался размытым пятном. Тела падали, брызгала кровь; ножи зазвенели, падая на мостовую. В воздухе просвистел кинжал, глубоко вонзившись в правую половину груди Т'амбер. Она словно не заметила; Калам вытаращил глаза, увидев, как голова противника сваливается с плеч после небрежного движения длинного меча... Тут он сам вступил в бой.
   Двое Когтей проскочили вне досягаемости Т'амбер, устремившись к Адъюнкту. Калам повернул влево, чтобы перехватить их; один из убийц встал на его пути, давая второму возможность добраться до Таворы.
  Коготь начал бешено размахивать лезвиями, хотя Калам еще не вынул своих кинжалов. Он узнал стиль - "Паутина" - боги, ну ты дурак, - пробурчал он и вытянул руки, встревая клинками в пляску противника, срывая ритм. Лезвия врага скользнули по предплечьям, оставив поверхностные порезы.
  Ассасин закричал, когда Калам развел руки и со всей силы врезал ему лбом в лицо. Голова под капюшоном дернулась назад - и встретила кончик правого кинжала Калама - он успел вытянуть руку и развернуться, встав сбоку. Кинжал с хрустом вошел под основание черепа. Едва Коготь упал, Калам перешагнул через тело и устремился вслед за вторым убийцей.
  Адъюнкт спокойно следила, как Коготь бросается на нее. Ответный выпад поразил его в ямку между ключицами; тяжелое лезвие проникло сквозь трахею и позвоночник, выйдя сзади, натянув, но не прорвав плащ на спине.
  За мгновение до того, как его пронзил меч, Коготь швырнул оба ножа, и Адъюнкт с трудом увернулась, встав в боковую позицию.
  Калам остановился, развернулся - и увидел Т'амбер.
   "Восемь мертвых Когтей. Чертовски впечатляет. Хотя при этом пришлось получить нож в легкое".
  С подбородка Т'амбер текла пенящаяся кровь. Она вытащила нож из раны; кровь потекла сильнее. Однако шаги ее остались твердыми.
  - Теперь пора в ворота, - сказал Калам.
  Они прошли во двор - заросший травой и полный мусора. В середине виднелся фонтан, чаша его полностью заполнилась грязью. Насекомые тучей взвились из чаши, заметались и зажужжали вокруг. Калам показал кинжалом на дальнюю стену: - Старый колодец. Под нами, в песчаной скале, была цистерна. Некий предприимчивый вор проломил ее снизу и украл все сокровища жившей здесь семьи. До нитки разорил. Давно это было - груда золота позволила Келланведу начать морской разбой в проливах между Малазом и Напанскими островами.
  Адъюнкт оглянулась. - Этим предприимчивым вором был Келланвед?
  - Скорее Танцор. Это было поместье семьи Обманщика и, разумеется, его состояние также стало результатом двадцати лет пиратства. Вскоре после этого Келланвед сверг Обманщика и захватил весь остров. Так родилась Малазанская Империя. Среди тех немногих, кто знает об этом, он называется Колодцем Изобилия.
  Т'амбер кашлянула, выплюнув кровавый сгусток.
  Калам отыскал ее взглядом. Даже в сумраке прекрасное лицо казалось бледным.
  Он снова посмотрел на колодец: - Пойду первым. Глубина примерно в два человеческих роста. Если сможете, используйте неровности в стенках. Адъюнкт, вы слышите музыку?
  - Да. Слабо.
  Калам кивнул и направился к горловине колодца, начав спуск. "Не только я. Скрипач, ты разрываешь мне сердце".
  
  ***
  
  Четыре Руки: оружие наготове, глаза под капюшонами обшаривают все вокруг. Жемчуг встал над телом. Голова несчастного вдавлена в мостовую, вбита так сильно, что превратилась в кашу; челюсть вошла в шейный отдел позвоночника, сами позвонки стали мелким крошевом.
  Есть в Каламе Мекхаре черта, о которой стараешься забыть или, что еще опаснее, которой пытаешься пренебречь. Ублюдок силен как зверь.
  - К западу, - шепнул один из лейтенантов. - Движутся по Молниям, вероятно, к последним воротам. Они стараются идти кругом, обходя заранее выставленные засады...
  - Не все, - возразил Жемчуг. - Я ни на миг не поверил бы, что он станет ломиться напрямик. На самом деле сейчас он бежит прямо в гущу моей маленькой армии.
  Лейтенант явственно хихикнул. Жемчуг поглядел ему в глаза. - Возьми две Руки, выследи его. Не приближайтесь, но показывайтесь почаще. Толкайте их.
  - Они устроят засаду, Глава Когтя.
  - Возможно. Наслаждайся ночкой. Иди.
  Хуже этого хихиканья мог быть лишь откровенно злорадный смех.
  Жемчуг поднял левый рукав просторной шелковой куртки. Головка стрелы, смазанная толстым слоем воска, уже торчала из самострела. Легко будет выстрелить в нужное время, а пока он не хотел бы, чтобы яд паральта стекал с острия.
   "Нет, его вкус для тебя, Калам.
  Ты подавляешь магию. Так что выбора у меня нет... и плевать на Кодекс".
  Он спустил рукав и оглядел избранные Руки, десятерых фаворитов, мастеров убийства. Ни один из них не маг. Их талант самого простого рода. Высокие, мускулистые, во всем подобные бугаю Каламу. - Мы встанем около Адмиральского моста, в начале Мышатника.
  - Вы думаете, они дойдут так далеко? - спросил один из ассасинов.
  Жемчуг отвернулся. - Идем.
  
  ***
  
  Калам полз по узкому, низкому тоннелю. Впереди уже виднелся сад, маскирующий выход. Ветки сломаны, повсюду вонь желчи и крови. "И что же там?" Он вытащил кинжалы, осторожно подходя к порогу.
  Там была Рука, расположившаяся напротив выхода. Пять трупов с раскинутыми руками и ногами. Калам выбрался из кустов.
  Порваны в клочья. Руки сломаны, ноги под неестественными углами. Кровь повсюду, она еще сочится даже с ветвей и сучьев заполонивших сад деревьев. Двое выпотрошены, и выпавшие кишки вздутыми червяками протянулись по усыпанной листьями почве.
   Он повернул голову, заметив движение сзади. Адъюнкт и Т'амбер продирались сквозь кусты.
  - Как быстро, - шепнула Тавора.
  - Это не я, Адъюнкт.
  - Прости. Я поняла. Похоже, у нас появились друзья.
  - Лучше на них не рассчитывать, - предупредил Калам. - Похоже на личную месть. Кто-то излил на бедняг весь свой гнев. Не думаю, что это хоть как-то связано с нами. Как вы уже говорили, Коготь - организация компромиссная.
  - Они разделились?
  - Похоже, что так.
  - Калам, это нам на пользу.
  - Гм, - буркнул он, помедлив, - не это важно, а то, что наш обходной путь был предусмотрен.Адъюнкт, настоящие трудности впереди.
  - Слышу шум, - вмешалась Т'амбер. - Вроде бы от колодца. Руки. Две.
  - Быстро. - Калам закусил губы. - Они хотят подталкивать нас. А Худа им! Вы оставайтесь здесь. - Он пошел обратно в тоннель. "Верх колодца. То есть вы полезете вниз, по одному. Дурачье, нетерпение вам дорого обойдется".
  Когда он влез в цистерну, первая пара ног в мягких туфлях уже болталась в проломе сверху. Калам подобрался поближе...
  Коготь бесшумно приземлился - и умер, получив нож в глазницу. Калам вытащил оружие и убрал обмякшее тело в сторону. Поднял голову, ожидая следующего.
  Тут раздался усиленный эхом голос.
  
  ***
  
  Собравшиеся у провала бойцы двух Рук мялись, вглядываясь в темноту внизу. - Лейтенант сказал, он крикнет, - прошипел один. - Я ничего не слышу.
  Снизу послышался слабый сигнал: три быстрых удара. Как и положено. Ассасин расслабился. - Думаю, он проверял тоннель до выхода. А Калам попался в засаду в садике.
  - Говорят, он самый крутой ассасин из всех существующих. Даже Танцор не решался его злить.
  - Хватит. Иди, Стурзо, составь компанию лейтенанту. И позаботься вытереть лужу у его ног - я не хочу поскользнуться.
  Теперь вниз спускался этот Стурзо.
  
  ***
  
  Вскоре Калам вышел из тоннеля. Сидевшая у дерева Т'амбер подняла голову и стала подниматься. Кровь залила ей всю грудь и уже текла по ногам.
  - Что ждет впереди? - спросила Адъюнкт.
  - Идем вдоль стены этого сада на запад, до дороги к "Вороньему Холму"; затем строго на юг до самого холма. Улица широкая, все выходы с других улиц обычно перегорожены. Обогнем холм с востока, вдоль стены Старой Городской стены... и на Адмиральский мост. - Он помедлил. - Придется идти быстро, почти бежать, и все время петлять. Там будут толпы негодяев, ищущих, с кем схлестнуться - нужно ухитриться и избежать встреч с ними. Так что если я говорю "надо бежать" - значит, надо бежать. Т'амбер...
  - Я не отстану.
  - Слушай...
  - Я сказала, не отстану.
  - Проклятие, ты уже должна быть в отключке!
  Женщина подняла меч: - Давайте лучше отыщем новую засаду!
  
  ***
  
  Слезы блестели на глазах Буяна; горестная музыка струн заполнила крошечную комнату, лампы гасли, а перед взорами ума четырех солдат сменялись лица и имена. С улиц доносились заглушенные стенами крики и звуки схваток, стоны умирающих: словно собрание голосов самой истории, свидетельства падения рода людского, собранные из всех стран этого мира. Скрипач пытался избавиться от монотонности похоронной службы, и музыка становилась нервной, неуверенной, она искала надежды и веры, искала надежных оснований дружбы. Солдат не только вспоминал павших друзей, но и обращался к троим сидящим рядом. Но он понимал, что проигрывает свою битву.
  Многим людям кажется простым делом разделение войны и мира, определение этих противоположностей. Марширующие вояки, кровавые битвы, резня. Замшелые засовы на арсеналах, договоры, пиры, широко раскрытые ворота крепостей. Но Скрипач знал: страдание процветает в обоих этих царствах. Он повидал слишком много голодных лиц, дряхлых старух и матерей с малыми детьми на руках, неподвижно валяющихся по обочинам дорог и у сточных канав - а по канавам нескончаемым потоком текло дерьмо. Как будто остатки погибших душ. Он давно пришел к некоему заключению, и оно мучило его, как вбитый в сердце гвоздь; он давно страдал от беспощадного понимания, что не может более смотреть на мир отстраненным взором и выносить суждения, продиктованные моральным релятивизмом - "тут живут получше, там немного похуже". Вот истина, открывшаяся его сердцу: он больше не верит в мир.
  Мир не существует нигде, кроме как в идеальной жизни высокопарных слов, в литургии заблуждений. Как будто отсутствие открытого насилия - достаточная причина самодовольства, доказательство, что "тут живут получше". Между миром и войной НЕТ ЧЕТКОГО РАЗДЕЛЕНИЯ - они лишь разные выражения повсеместной одинаковости. Страдание пронизывает всё. Дети голодают у ног богатых господ, даже если власти господ никто и ничто не угрожает.
  В нем слишком много сочувствия - он понимал это, ибо мог чувствовать боль и беспомощность, ощущая отчаяние; из отчаяния рождается желание - потребность - уйти, подняв руки, повернувшись спиной ко всему, что он увидел, что узнал. Если он не может ничего СДЕЛАТЬ... проклятие, он не хочет ничего ВИДЕТЬ. Какой тут выбор?
   "Итак, мы плачем по павшим. Мы оплакиваем и тех, кто еще не пал. Во времена войны слышны громкие крики и стоны; во времена мира стоны так тихи, что мы говорим себе: ничего не слышно!
  Музыка моя стала жалобой, и я обречен вечно слушать ее.
  Покажите мне бога, не желающего людских страданий.
  Покажите мне бога, прославляющего разномыслие, благословляющего и неверующих, не угрожающего им.
  Покажите мне бога, понимающего смысл мира. Достигнутого в жизни, а не в смерти.
  Покажите..."
  - Стоп, - проскрежетал Геслер.
  Скрипач заморгал, опуская инструмент. - Что?..
  - Нельзя оканчивать на такой гневной ноте. Прошу тебя...
   "Гнев? Простите". Он мог бы сказать это вслух, но не хотел. Скрипач опустил глаза и уставился на грязный пол под ногами. Кто-то недавно раздавил таракана (может быть, он сам?) Поломанные, вдавленные в грязные доски ножки еще дергались. Скрипач не мог отвести взора.
   "Милое создание, ты проклинаешь нас, равнодушных богов?"
  -Ты прав, - сказал он. - Я не могу окончить так, - и поднял скрипку. - Вот иная песня для тебя, одного из немногих, кого я хорошо понимаю. Музыка Картула. "Танец паральта".
  Он опустил смычок на струны и заиграл.
  Дико, страстно, увлеченно. Последние такты - паучиха, пожирающая любовника своего. Это было понятно даже без слов.
  Четверо засмеялись.
  И снова повисла тишина.
  
  ***
  
  Могло быть и хуже, думал спешащий по темной улице Бутыл. Агайла могла бы залезть ему за пазуху с другой стороны и вытащить не куклу, а живую крысу, и та покусала бы ее. Кажется, это любимое занятие Игатаны. Пошло бы дальнейшее общение по иному руслу? Он подозревал, что да.
  Улицы в Мышатнике кривые и путаные, узкие, неосвещенные. Найти тут мертвое тело в темноте - дело довольно обычное. Но не пять мертвых тел сразу. Сердце тяжело застучало. Бутыл встал. Вокруг запах крови. Крови и желчи.
  Пять тел в черных одеждах, под капюшонами. Их разрубили на куски. Похоже, только что.
  Он услышал из ближайшего переулка крики, вопли ужаса. "Боги, да что там?" Подумал было выпустить Игатану, но не решился - глаза крысы еще ему понадобятся, это несомненно, и потеря зверька может повлечь катастрофу. "К тому же я почти достиг цели. Надеюсь".
  Он осторожно обогнул тела, направившись в начало следующей улочки.
  Кто бы не вызвал тот шум, он уже ушел. Бутыл заметил, как сзади, направляясь к пристаням, пробежало несколько человек. Он вошел на улицу и повернул в том же направлении.
  Вскоре он подошел к таверне. Полукруглые ступеньки, ведущие вниз. По взмокшему телу побежали мурашки. "Здесь. Спасибо, Агайла".
  Бутыл сбежал по ступеням, толкнул дверь и попал на постоялый двор "У Повешенного".
  Мерзкое на вид логово было переполнено, но люди казались странно молчаливыми. Бледные лица поворачивались, глаза следили за молодым человеком, застывшим у порога.
   "Проклятые ветераны. Ну, вы хотя бы здесь, а не пытаетесь резать наших моряков".
  Бутыл прошел к бару. Почувствовал, как кукла шевелится в складках плаща: правая рука поднялась - он увидел человека, смотревшего в другую сторону.
  Широкая спина, могучие плечи. Он поднимал кружку, опираясь о стойку левой рукой. Рукав поднялся, обнажая множество рубцов.
  Бутыл шлепнул человека по плечу. Тот медленно обернулся.
  Глаза, холодные, как погасшие горны.
  - Не вас ли зовут Иноземцем?
  Человек нахмурился: - Мало кто меня так зовет, и уж точно не ты.
  - У меня послание, - продолжал Бутыл.
  - От кого?
  - Не могу сказать. Не здесь.
  - И что в послании?
  - Ваше долгое ожидание окончено.
  Слабо блеснули глаза - как будто угли начали разгораться. - Неужели?
  Бутыл кивнул. - Если вам нужно собрать вещи, я подожду здесь. Недолго. Нам надо идти, и быстро.
  Иноземец повернул голову и позвал здоровяка, который только что откупорил фляжку: - Темп!
  Этот мужчина казался старше его.
  - Следи за ним, - сказал Иноземец. - Я вернусь.
  - Может, связать? Или избить до потери сознания?
  - Нет, просто следи, чтобы он не помер.
  - Ну, ему такое не грозит, - ответил Темп. Он подошел поближе, не сводя глаз с Бутыла. - Мы знаем, что Четырнадцатая хорошо держится. Поэтому мы здесь, а не там.
  Казалось, Иноземец смотрит на Бутыла с новым интересом. - А, - пробормотал он, - теперь понятнее. Погоди, я скоро.
  Бутыл проследил за ним, прокладывающим путь сквозь толчею, и оглянулся на Темпа. - У него настоящее имя есть?
  - Я в этом уверен, - сказал Темп, отворачиваясь.
  
  ***
  
  За дальним столиком затаились три тени. Мгновением раньше их там не было, сержант Хеллиан уверена в этом. Может быть. Они, похоже, ничего не пьют - само по себе подозрительно - и склоняют друг к дружке плохо различимые лица - заговоры, тайные замыслы, злодейские планы - но если они и говорили, она ничего не слышала и даже не видела, чтобы рты шевелились. Что за темнота. А может, у них ртов нет!?
  Шлюха за столиком играла в "плошки" сама с собой.
  Хеллиан придвинулась к арестованному: - Спроси меня, странное здесь местечко.
  Тот вскинул брови: - Неужели? Духи, призраки, опустившаяся шлюха и демон за стойкой...
  - Смотри, кого назвал опустившейся, - пробурчала женщина. Большие черные фишки сами собой покатились по доске. Скривившись при виде результата, она продолжила: - Ты жульничаешь, а? Клянусь! Смотри у меня, Хормал - поймаю за руку, так куплю свечку с твоим именем.
  Хеллиан повернула голову. Демон - хозяин, снова принявший обличье жалкого, тщедушного человечка, расхаживал взад и вперед (голова едва виднелась над стойкой). Он вроде бы ел какой-то желтый фрукт, морщился, высасывая сок из каждой дольки. Объедки летели за спину. Взад и вперед, долька за долькой.
  - Кто его выпустил? - вопросила она. - Нужно предположить, что хозяин неподалеку? Их же призывают и связывают? Ты жрец, ты должен знать все об этом.
  - Так обычно бывает, когда призываю я, - согласился Банашар, - все как ты описала. - Он потер нос. - Думаю так, сержант: сам Келланвед вызвал демона, то ли как телохранителя, то ли как мальчика на побегушки. Потом он ушел, а демон захватил его дело.
  - Смехота. Что демоны знают о кабаках? Ты врешь. Пей, подозреваемый. Еще по одной, и покидаем этот дурдом.
  - Как тебя убедить, сержант? Я должен попасть в Замок Обманщика. Судьба мира зависит...
  - Ха, отличная попытка. Дай я расскажу о судьбе мира. Погляди на те тени, подозреваемый. Они как всё вообще. Прячутся за каждой сценой, за каждым троном, даже в каждой бане за лоханью. Составляют планы, планы, ничего кроме планов, пока мы остальные лезем в канализацию, затыкаем собой свинцовые трубы, тонем и задыхаемся. Монету считают, вот что они делают. Мы той монеты даже не видим, а они нас на нее меряют, грош за тарелку супу, грош за душу. Равная цена. Какая судьба у мира, подозреваемый? - Она вытянула руку и начала вращать оттопыренным пальцем, опуская руку вниз. - Мы вот так тонем и тонем. Что самое смешное, они тонут вместе с нами.
  - Слушай, женщина. Это духи. Создания Тени. Они не строят планы. Они не считают монеты. Они просто слоняются...
  Словно услышав их, тени поднялись - явственно скрипнули стулья - натянули плащи, поглубже спрятав лица, и вышли.
  Хеллиан фыркнула.
  Хозяин принес еще кувшин эля.
  - Ладно, - вздохнул, закрывая глаза, Банашар. - Арестуй меня. Брось в подземную тюрьму. Дай сгнить с крысами и червями. Ты абсолютно права, сержант. Головой в сточную трубу. Давай, ты первая, а я помогу.
  - Разговорчики, подозреваемый.
  
  ***
  
  Калам врезал Когтю по закрытому лицу, разбивая нос. Голова ударилась о стену, с треском сломалась затылочная кость. Мужчина упал. Калам резко развернулся и пробежал вдоль стены; вслед ему пронеслась полдюжина арбалетных стрел, смачно щелкая по кирпичам. Он слышал, как лязгают клинки в аллее справа - Т'амбер и Адъюнкт отступили туда под градом выстрелов.
  Они напоролись на засаду. Три Руки приближаются, захлопывая ловушку. Калам выругался, добежав до начала аллеи. Женщины сошлись в схватке с четырьмя ассасинами. На глазах Калама меч Т'амбер подсек одного. Калам повернулся к ним спиной, готовясь встречать новые Руки.
  Кинжалы прорезали воздух. Он бросился на землю, перекатился направо, встав как раз вовремя, чтобы столкнуться с первыми четырьмя Когтями. Бешено отбиваясь кинжалами, он продолжал двигаться вправо, чтобы нападать могли лишь двое одновременно. Блеснул клинок, ранив первого противника в лицо; тот попятился, Калам шагнул, вонзая ему кинжал в левое бедро и отбивая яростный выпад второго Когтя. Он прильнул к раненому, становясь за его спиной, выбросил руку с кинжалом над его плечом, задев боковую поверхность шеи второго противника.
  Ему наконец удалось вытащить застрявший в бедре клинок. Калам вытянул освободившуюся руку, обнимая врага за шею, сильно и резко надавил. Позвонки хрустнули.
  Раненый в шею зашатался: лезвие вскрыло яремную вену, кровь вытекала из-под отчаянно сжимающих горло пальцев. На него бросились двое оставшихся Когтей. Калам разглядел, что остальные насели на Адъюнкта и Т'амбер.
  Зарычав от ярости, Калам метнулся мимо Когтей, приняв их выпады на длинный кинжал и одновременно нанося удар по правой ноге ближайшего из нападающих. Голень треснула, женщина закричала от боли. Второй нападающий столкнулся с раненой - оба потеряли равновесие и упали на кровавую землю.
  Яростный бросок Калама напугал напавших на Тавору и Т'амбер Когтей. Шестеро развернулись, встречая его, растягиваясь полукругом. Парируя выпады кинжалов, он выставил плечо и врезался в грудь одного из Когтей. Затрещали ребра, враг судорожно выдохнул, споткнулся и покатился под ноги двоих убийц, стоявших за ним. Один из них зашатался, оказавшись слишком близко к Каламу; тот, отстраняясь от ножа в левой руке ассасина, взмахнул своим клинком, почти отделив голову.
  Осталось всего двое способных напасть на него немедленно. Один поднырнул слева, второй подскочил справа, высоко поднимая руки с ножами. Калам рубанул наискосок, преграждая путь первого ассасина, почувствовав, как кинжал скрежетнул по ножам в руках нападающего, и немедленно влепил ему коленом между глаз. Отогнал второго, широко взмахнув клинком. Коготь поспешно отшатнулся, сильно изогнувшись назад; Калам тут же изменил направление удара, разрезав врагу живот до паха.
   Коготь завопил; кишки уже болтались между ног. Калам поднял руку, перескакивая через падающего - и почувствовал, как кто-то приближается сзади. Он пригнулся к самой земле, затормозив, и резко разогнул спину. Лезвие ножа вошло ему в бок, под нижние ребра, кончик двинулся вверх, отыскивая сердце; ассасины столкнулись, и Калам откинул голову, желая попасть в лицо противнику. Второй нож скользнул по кольчуге под правой рукой. Он извернулся, пытаясь сорваться с ножа, и ударил врага локтем, раздробив скулу. Тот зашатался, выпустив рукоять ножа, застрявшего в теле Калама.
  Ассасин тяжело вздохнул и выпрямился. Каждое движение теперь отзывалось жгучей болью в груди; времени извлечь нож не было - два оставшихся Когтя уже подбегали.
  Они бежали слишком близко друг к другу - Калам прыгнул вправо, и левый Коготь оказался неспособным напасть на него. Калам поднырнул под клинок, стремившийся перерезать ему горло, поймал второй кинжал перекрестьем эфеса, а затем ударил острием под нижнюю челюсть врага. Тот начал оседать, а Калам поднял левое плечо так, чтобы Коготь ударился о него грудью - и сильно толкнул всем телом. Ассасин повалился на сообщника; Калам рванулся следом, оказавшись наверху кучи из трех тел. Один из его кинжалов уткнулся в труп верхнего ассасина; Калам выпустил рукоять и что есть силы вдавил пальцы в глаза второго, еще живого. Тот быстро перестал дергаться.
  Из аллеи еще были слышны звуки боя. Калам заставил себя встать, вытащил нож из бока и выругался: кровь полилась густым потоком. Он извлек кинжал из трупа и, шатаясь, поспешил в аллею.
  Там оставалось трое Когтей; Т'амбер насела на двоих, шаг за шагом оттесняя назад, к Каламу.
  Он взмахнул кинжалом раз и другой: два тела извивались у его ног. Т'амбер уже повернула и напала на последнего ассасина, сокрушая ему затылок основанием меча.
  Коготь под его ногами перевернулся на бок, поднимая клинок. Калам наступил на шею ассасина пяткой.
  Наступила тишина. Слышалось лишь тяжелое дыхание.
  Он изумленно смотрел на женщин. Т'амбер - скопление ран. Пенистая кровь рывками вытекает изо рта и носа; он заметил, как неровно, спазматически вздымается грудь. Поморщившись от собственной боли, ассасин повернулся и оглядел окрестности.
  Множество лежащих, и никто не кажется способным продолжить бой.
  Подошла Адъюнкт. Ее лицо покрывала кровь, смешанная с грязью и потом. - Калам Мекхар, я видела тебя. Это было... - Она потрясла головой. - Ты двигался быстрее, чем они. Несмотря на всю муштровку, навыки, им с тобой не сравниться.
  Он утирал жгучий пот со лба. Ладони горели на рукоятях кинжалов, но он не решался выпустить оружие. - Они стали хуже, Адъюнкт, - пророкотал он. - По-моему, они опустились. - Калам заставил себя расслабиться, снять напряжение с мышц шеи и плеч. Кровотечение почти прекратилось, хотя он чувствовал, как горячий ручеек стекает по бедру, образуя липкую прослойку между толстой тканью и кожей. Утомление. Кислый вкус во рту. - Нельзя останавливаться. Их еще много. Мы близки к Адмиральскому мосту. Он вон там.
  - Там?
  - Это Мышатник.
  - Я слышу звуки бунта. Калам, там пожары, дым валит.
  Он кивнул: - Смятение. Нам на руку. - Оглянулся на Т'амбер. Она прислонилась к стене, закрыла глаза. Все тело покрыто кровью. Калам понизил голос: - Адъюнкт, ее нужно исцелять, или будет поздно.
  Но Т'амбер все равно расслышала. Глаза раскрылись, сверкнули, как у тигрицы. - Я в порядке.
  Адъюнкт сделала шаг к возлюбленной... но Т'амбер уже прошла мимо, двинувшись к концу аллеи.
  Калам увидел во взоре Таворы такую муку, что отвернулся.
  И увидел, как в сорока шагах из ниоткуда возникают тридцать Когтей.
  - Дерьмо! Бегите!
  Они выскочили с аллеи. Калам замедлил бег, чтобы Адъюнкт оказалась впереди него. Т'амбер указывала направление, как-то ухитряясь сохранять темп. "Там будет другая засада. Поджидающая нас. Она наткнется..."
  Ассасины бежали что есть сил, самые быстрые уже почти нависали над плечами. Слышны были лишь стук сапог, мягкие шлепки мокасин, пыхтение и тяжкие вздохи; казалось, что мостовая под ногами, здания по сторонам, даже нависшее над головами небо вступили в сговор, пытаясь спрятать сцену отчаянной погони от всего мира. Даже воздух как будто загустел. Если кто-то и видел их, то отворачивал лицо. Если из переулков выходили люди, то быстро поворачивали назад, исчезая во тьме.
  Улица повела на запад, вдоль стены парка "Вороний Холм". Впереди она должна пересечься с другой, огибающей парк с юга и выводящей к мосту. Калам увидел, как Т'амбер неожиданно меняет направление, уводя их налево, в какую-то аллею. Он тут же понял причину отклонения: на перекрестке стояло несколько Рук, и сейчас убийцы всей массой ринулись к ним.
   "Они гонят нас к мосту, как скот. Что ожидает на той стороне?"
  Аллея уже через пару домов перешла в более широкую улицу. Впереди замаячила низкая стена парка. Т'амбер замедлила бег, словно решая, пойти налево или направо... и пошатнулась, вытаскивая меч. Враги накинулись на нее с двух сторон.
  Адъюнкт закричала.
  Лязгнули клинки, кто-то упал, но остальные Когти окружили Т'амбер. Калам видел: два ножа уже вонзились в тело женщины, но она стоит на ногах, взмахивает мечом. Тавора подбегает, всаживает отатараловое лезвие в висок ассасину и бешено выдергивает его. Клинок цвета ржавчины разрезает воздух, встречая чью-то руку, прорубая плоть до костей... кисть отлетает...
  За миг до вступления в схватку Калам заметил, что Т'амбер схватила одного из противников рукой за горло, свободно подняв в воздух и шлепнув о каменную стену. При этом ассасин продолжал наносить ей удар за ударом в грудь, плечи, руки.
   "Боги подлые!"
  Калам налетел на толпу с силой бешеного бхедрина, поднял кинжалы, одновременно силой инерции сбивая с ног одного, другого ассасина.
  В тени ограды парка "Вороний Холм" шла беспорядочная и ожесточенная схватка. Подоспела еще одна Рука. Двадцать ударов сердца - и с ней было покончено.
  Но возможности передохнуть не было: по стене уже стучали стрелы арбалетов.
  Калам молча махнул рукой, показывая: нужно бежать на запад. Удивительно, но Т'амбер снова оказалась впереди.
  Сзади раздались вопли, но времени оглядываться не было. Стена стала закругляться, выводя к югу, на улицу Адмиральского моста; перед мостом оказалось пустое пространство, неосвещенное, полное густых теней - будто дно "каменного мешка". Когда они подбежали, магическая вуаль заколебалась, растворилась, показав... ничто. Никого.
  - Т'амбер! - прошипел Калам. - Поберегись!
  Кто бы ни напал на Когтей сзади, он полностью завладел их вниманием. Хотя бы на время. - Адъюнкт, слушайте меня. Вы с Т'амбер идете по реке. До самой гавани.
  - Ну а ты?
  - Мы пока не повстречали и трети Рук города, Адъюнкт. - Он кивнул в сторону Мышатника. - Они там. Я намерен подарить им чудесную охоту. - Он запнулся и сплюнул, освобождая рот от слизи крови. - Я постепенно избавлюсь от них. Мышатник мне хорошо знаком, Тавора. Я залезу на крыши.
  - Какой смысл разделяться...
  - Есть смысл, Адъюнкт. - Калам помолчал, взирая на нее. "Да, ты уже выдохлась, как ни подбадривай себя". - Т'амбер согласна со мной. Она проведет вас в гавань.
  На ближайших улицах воцарилось зловещее безмолвие. "Они подкрадываются". - Иди!
  Адъюнкт взглянула ему в глаза. - Калам...
  - Иди же, Тавора.
  Он проследил, как женщины спускаются к просевшей каменной облицовке речного берега. Т'амбер слезла первой. Река здесь мелкая, мутная и грязная. Они пойдут медленно... но темнота скроет.
   "А когда они попадут в гавань... придется им самим импровизировать!"
  Калам поудобнее перехватил рукояти кинжалов. Метнул взгляд за спину. По-прежнему никого. Странно. Он перевел взгляд на мост. "Хорошо. Пора переходить".
  
  ***
  
  Лостара Ииль прошла по площади, перешагнув валяющиеся у подножия Крепостного Пути трупы. Звуки мятежа все еще раздавались издалека - со стороны гавани - а ближайшие дома, поместья выглядели пустыми. Тишина, ни огонька. Она словно попала в некрополь. "Подобающий памятник имперской славе".
  Тем сильнее испугала ее фигурка, вдруг вылезшая из темноты. Узнавание отнюдь не помогло делу. - Гриб, - сказала она, подойдя ближе, - что ты тут забыл?
  - Жду тебя, - ответил мальчик, вытирая сопливый нос.
  - И что бы это значило?
  - Я поведу тебя туда, где тебе нужно быть. Печальная ночь, но все будет хорошо. Однажды ты поймешь это. - Тут он развернулся и двинулся по улице в южном направлении. - Пока что нам не придется встать на пути. Мы перейдем по ближнему мосту. Лостара Ииль... - он бросил взгляд назад, - ты очень красивая.
  Внезапно продрогнув - хотя воздух был жарким - она пошла за мальчиком. - Какой путь?
  - Неважно.
  Нечто простучало в темноте слева от них. Лостара схватилась за меч: - Там кто-то...
  - Все нормально. Это мои друзья. От них беды не будет. А нам нужно поспешить.
  Они прошли по мосту в Центральный район; Гриб вел ее на запад, а потом снова на юг.
  Вскоре им попались первые тела. Когти, вначале небольшими группами - крысы и одичавшие псы уже начали кормиться ими - а вблизи парка "Вороний Холм" трупы лежали буквально грудами. Лостара замедлила шаг. Сцена резни все не кончалась. Словно снабженный клинками ураган пронесся на юг, повстречав более сотни имперских ассасинов. Лостара Ииль начала кое-что понимать, осматривая одно изрубленное тело за другим. Расположение ран, их размеры, ювелирная точность ударов - каждый был смертельным...
  Холод поселился в самых ее костях.
  Шедший в трех шагах впереди Гриб мурлыкал пастушью песенку виканов.
  
  ***
  
  Посередине Адмиральского моста Калам сунул один из кинжалов подмышку и достал из складки пояса желудь. Гладкий, теплый даже сквозь кожу перчатки. Как будто манит. Нетерпеливо.
  Присев на корточки около невысокой ограды моста, Калам бросил желудь на каменную плиту. Он треснул, завертелся и вскоре замер.
  - Ладно, Быстрый, - шепнул Калам, - жду как можно скорее.
  
  ***
  
  Адэфон Делат сидел в каюте "Пенного Волка", скрестив ноги, закрыв глаза. Далекий призыв заставил его вздрогнуть. Он слышал также звуки боя у берега, знал, что Напасть отступает шаг за шагом под натиском магии и разъяренных толп, а на палубе Дестриант Ран'Турвиан удерживает барьер от магических атак на сам корабль. Быстрый Бен ощутил, что человек этот не истощен, но чем-то отвлечен, колеблется. Будто он ожидает намного более серьезного вызова - и момент этот близок.
   "Ну, у нас везде проруха. Замечательно".
  Нелегко скользить между скопищем садков, открытых этой ночью на улицах. Сгустки ядовитой магии блуждают тут и там подвижными капканами, жаждущими причинить смертные муки любому. Быстрый Бен узнал их. "Рюз, Путь моря. Эти капканы - вода, похищенная из океанской глубины, сохранившая дикое давление. Раздавят любого, кто попадет в них. Высший Рюз... чертовски неприятно".
  Кто - то снаружи ждет его друга. Хочет, чтобы он действовал. Кто бы это ни был, он хочет также, чтобы Быстрый Бен оставался там, где находится сейчас. В каюте "Пенного Волка", сидящим, бездействующим. "Вне поля боя".
  Ладно же. Он открыл четыре садка, переплел их и добавил сразу дюжину готовых развернуться заклинаний. Руки зачесались, потом загорелись - он словно бы окунал их в кислоту.
   "Там Калам, и ему нужна моя помощь".
  Верховный Маг позволил себе слегка кивнуть головой. В воздухе сразу раскрылся портал, разрыв садка. Он осторожно стал, и суставы жалобно заныли. "Боги, похоже, я старею". Вздохнул полной грудью, поморгал, чтобы прочистить глаза... нырнул в дыру...
  ...и, исчезая в ней, расслышал тихий смешок, а затем свистящий голос: "Ты сказал, что должен мне. Помнишь? Ну, дорогой мой Змей, пришло время".
  
  ***
  
  Двадцать раз ударило сердце. Двадцать пять. Тридцать. "Дыханье Худа!" Калам уставился на разбитый желудь. "Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо!" Сорок. Он встал, ругаясь под нос.
   "Вот недостатки затыкания плотин пальцем. Иногда палец не вытащить. Итак, я в одиночестве. И быть по сему. Жизнь все равно уже наскучила". Он решил: хватит убийств. Они ничего не дают, они бесполезны. Любой ассасин заслуживает, чтобы его голову выставили на пике. Мастерство, талант, возможности - разве все это оправдывает хищение жизни?
   "Многие ли из нас - или уже из вас? - да, многие ли из вас ненавидят себя? Вы понимаете, что заняты презренным делом. Худ побери ваши распаленные самолюбия! Пусть в последний раз блеснут жалким светом и сдадутся тьме. Я покончил с этим. Со всем этим".
  Он оказался на другом конце моста. Постоял немного. Снова посмотрел назад. "Ну, ничей свет не блестит. Кроме света моего ума. Смыкаете круг? Еж, Ходунок, Вискиджек..."
  Его манила темнота, манило корявое, уродливое лицо Мышатника. Гнилозубая улыбка, деградация и распад, нищета, овладевшая столь многими жизнями. Калам Мекхар решил: подходящее место. Ассасин бросился бежать наискосок, прижимаясь к земле как можно ниже, стремясь к полуразваленной стене какого-то брошенного особняка; подскочил, нога увязла в норе - растрепала птичье гнездо - выбросил вверх руки, обнимая закругленный край, вмазанные в раствор черепки разрезали рукава, оцарапав кожу - и перемахнул стену, опершись ногой о выщербленную стену, взвился в воздух - приземлился на гнилую крышу, подняв пыль сухого птичьего помета - начал взбираться к гребню. Еще два шага, и он на той стороне...
  ... в дикой неразберихе спутанных внутренностей обширного района Мышатник.
  Когти устали таиться и ждать и нападали со всех сторон. Здоровяки - таких больших ассасинов Калам еще не видел. По кинжалу в каждой руке. Клинки метнулись быстро, как змеи.
  Калам не замедлил бега - ему нужно было протолкнуться между ними, нужно было сохранять напор - он ловил вражеские клинки своими, ощущал, как лезвия скользят по кольчуге, разрывают звенья - кончик одного глубоко увяз в левом бедре, начал ворочаться, двигаться кверху - рыча, он извернулся посреди сумятицы порхающих лезвий, обхватил рукой голову противника и потянул со всей силы, закручивая шею. С треском порвался позвоночник. Калам дернул обмякшее тело за голову, готовую оторваться, и бросил позади себя.
  Стилет коснулся виска, двинулся вниз, грозя отрезать ухо. Калам выбросил руку в ответном выпаде, почувствовал, что лезвие скользнуло по кольчуге.
   "Худ их побери! Кто-то решил размножить меня делением!"
  Он сбежал по крыше. Подпрыгнул, перелетев через узкую улочку. Приземлился, покатившись по плоской крыше полуразрушенного столетнего здания, засыпанной слоями раскрошенной черепицы. Крыша задрожала, еще и еще - загонщики прыгали следом. Двое, трое, семеро...
  Калам встал и прижался к краю; девять ассасинов бежали к нему, образуя полукруг.
   "Девять Каламов против одного.
  Тяжело!"
  Он рванулся прямо в центр полукруга. Оказавшийся перед ним мужчина замешкался, нервно поднимая кинжалы. Он успел выбросить вперед одну руку, а клинком во второй руке просто закрыл лицо. Калам легко пробился сквозь такую защиту; кинжал погрузился в грудь врага, пронзив сердце; второй он вонзил в подбородок, разворачивая острие кверху, протыкая мозг.
  Используя застрявшие кинжалы, Калам бросил тело под ноги двум другим ассасинам. Вырвал лезвия, с молниеносной быстротой атаковал край полукруга охотников. Один из стоявших сбоку резанул кромкой кинжала по голени - неглубоко, нога не ослабела - он сделал обманное движение, приседая и выбрасывая руки вверх. Ближайший ассасин поймал лезвие глазом. Оно застряло в черепе. Калам оставил кинжал в ране, ударил следующего плечом. Столкновение болью отозвалось в костях - "здоров как бык, Худ его подери!" - но он присел еще ниже, просунув свободную руку между ног противника. По спине заскрежетали лезвия, звенья кольчуги лопались - звук как от бобов на раскаленной сковородке - Коготь старался изменить движение кинжалов, вонзить их в тело - а Калам напряг ноги и поднял врага. Издал стон, чуть не порвавший его голосовые связки. Прижал руку с кинжалом к боку ассасина и перекинул его через себя.
  Дергая ногами, Коготь полетел на бойца, стоявшего сзади Калама. Они упали на землю одновременно. Калам обрушился следом, воткнул локоть в лоб второго Когтя - череп треснул словно выеденная дыня - и погрузил кинжал в шею первого.
  Сталь вонзилась ему в бедро с такой силой, что острие вышло наружу. Калам резко повернулся, выбив оружие из рук напавшего, подтянул ноги к груди и перекатился на спину; жестокий удар ногой в брюхо заставил Когтя закувыркаться. Другой кинжал коснулся лица - ассасин поднял руку, блокируя лезвие, отвел предплечье кнаружи, хватая Когтя за ладонь, подтягивая к себе - и выпотрошил одним движением кинжала в другой руке. Кишки вывалились Каламу на живот.
  Он тут же встал, вытянул кинжал из ноги и парировал им чей-то выпад. Пронзенные во многих местах ноги едва держали, сейчас он мог только обороняться.
  Трое оставшихся охотников (среди них был и тот, кого он недавно пнул ногой) приближались медленно, тяжело дыша.
  Слишком много потеряно крови: Калам чувствовал, как быстро слабеет. Если подойдет новая Рука...
  Он прыгнул назад, почти до края крыши, и метнул оба кинжала - поступок неожиданный, особенно если учесть, что длинные клинки бывают плохо сбалансированными для метания. Однако Калам провел многие годы, постоянно упражняясь в такой технике. Кинжал глубоко вошел в грудь правого Когтя; второй с глухим звуком ударил стоявшего слева под ключицу и, покачиваясь, застрял под кожей. Одновременно с броском безоружный Калам прыгнул на Когтя, оказавшегося в середине.
  Он схватил его предплечье обеими руками, повел вниз и вбок. Убийца попытался резануть ножом снизу вверх - Калам успел отвести выпад коленом. Неистовый рывок - плечо выскочило из сустава. Калам подал руку врага вверх, так что сломанная кость заскрежетала по суставной впадине. Ассасин взвизгнул. Калам бросил его руку, обхватил ладонями голову - и подпрыгнул на месте, всей тяжестью тела опуская противника, заставляя его удариться лицом о крышу.
  Треск, громкий хлопок - кусок покрытия проседал, за ним рушились стропила, высылая кверху фонтанчики пыли, гнилых щепок и штукатурки.
  Калам с руганью оседлал врага - его лицо полностью погрузилось в черепицу, вокруг появились красные пузырьки - и разглядел сквозь расширяющийся провал темную комнату внизу. Скользнул туда...
   "Пора уходить".
  
  ***
  
  В десятке шагов от него Жемчуг наблюдал, замерев на месте от потрясения. Покатая крыша вокруг была вся усеяна трупами.
  Лучшие ассасины Малазанской Империи. "Он пробился через них. Просто... прорубился". В сердце родился ужас - чувство доселе незнакомое; он ощутил, что ослаб и весь дрожит.
  Калам Мекхар, залитый кровью, безоружный, еле дотащил свое тело до пролома. А Жемчуг поднял рукав на левом предплечье, отогнул край, высвобождая и нацеливая самострел.
  Стрелка со шлепком вошла в вытянутую правую руку Калама; одновременно он скользнул вниз, пропав из вида.
   "Прости, Калам Мекхар. Но ты... я не могу принять... твоего существования. Я не..."
  Он заставил себя шагнуть вперед и собрать оружие Калама. Подошел единственный выживший из двух Рук агент.
   "Мои... трофеи".
  Он повернул голову к Когтю: - Найди остальных...
  - Но Калам....
  - Ему конец. Собери Руки, что в Мышатнике - сейчас мы нанесем визит на Центральные причалы. Если Адъюнкт уже смогла добрести туда... что же, мы перехватим ее.
  - Понятно, Глава Когтя.
   "Глава Когтя. Да. Все сделано, Императрица Лейсин. Да. Он мертв. Пал от моей руки. В Малазанской Империи не осталось равных мне".
  С чего он начнет?
  Маллик Рель.
  Корболо Дом.
   "Ни один из вас не узрит рассвета. Клянусь".
  Коготь позвал от края пролома: - Глава Когтя, я его не вижу.
  - Ползет, чтобы умереть. Картулианский паральт.
  Коготь резко поднял голову: - Не змеиный яд? Паучий? О боги...
   "Да, самая мучительная и долгая смерть. Ни одного жреца на всем острове не осталось, некому нейтрализовать яд".
  Клинки звякнули о крышу. Жемчуг оглянулся. - Ты чего делаешь? - вопросил он.
  Подчиненный смотрел ему в глаза. - Довольно! Сколько еще бесчестия ты принесешь Когтю? Я не подчиняюсь тебе. - Он отвернулся. - Ищи Адъюнкта сам, Жемчуг, подари ей еще один проклятый укус...
  Жемчуг поднял правую руку и послал новую стрелку в полет над крышей. Она попала прямо между лопаток. Коготь упал, раскинув руки.
  - Увы, это белый паральт. Убивает намного быстрее.
  Свидетелей не осталось. Как он и хотел. Пришло время собрать оставшиеся Руки.
  Хотелось бы ему, чтобы всё обернулось иначе. Всё. Но это новая Малазанская империя с новыми правилами. "Правила, которые мне подходят. Ведь у меня никого нет. Никого не осталось..."
  
  ***
  
  Скрипач зажмурился и опустил скрипку. Он молчал, да и нечего было говорить. Вдохновение оставило его. Музыка ушла из рук, из разума, из сердца. Он чувствовал себя пустым; душа порвалась и стала безжизненной. Он знал, что так и будет. Истина, не способная ни уменьшить боль потери, ни усилить ее - просто бремя. Еще одно бремя.
  С улицы послышались крики, треск, словно кто-то разбивал дверь в щепки.
  Бравый Зуб поднял голову, протер глаза.
  Тяжелые шаги на лестнице.
  Геслер взял кувшин со стола и не спеша наполнил чаши. К хлебу никто из них еще не притронулся.
  Топанье раздавалось уже в коридоре. Скрип, шарканье.
  Звуки стихли за дверью.
  Раздался сильный, сокрушающий дерево хруст. Что это, дверь дерут когтями?
  Геслер встал и подошел ко входу.
  Скрипач следил за сержантом: тот открыл дверь, на миг застыл, вглядываясь в темный коридор, отыскивая гостя. Сказал: - Буян, это к тебе.
  Фигура заслонила проем. Широкие плечи, рваные, мокрые меха. Лишенное выражения лицо, кожа цвета бетеля, туго натянутая на массивные кости. Провалы глаз. Длинные руки свисают по бокам. Брови Скрипача взлетели. "Т'лан Имасс..."
  Буян кашлянул. - Легана Род, - произнес он странно высоким голосом.
  Пришелец ответил голосом, скрежещущим словно камни на кургане: - Смертный, я пришел за своим мечом.
  Геслер рухнул на стул, потянулся за чашей: - Долгая и мокрая прогулка. А, Род?
  Голова повернулась с хрустом, но Т'лан Имасс промолчал.
  Буян взял кремневый меч и подошел к Легане Роду. - Ты напугал там много народу.
  - Смертные, у вас слишком чувствительные души.
  Моряк протянул меч, держа его за середину. - Понадобилось время, чтобы выбраться из портала.
  Легана Род принял оружие.
  - Ничто не таково, каким кажется, о Надежный Щит. Неси боль в сердце своем и помни: тебе еще очень рано покидать сей мир.
  Скрипач воззрился на Бравого Зуба. "Надежный Щит?"
  Старший сержант молча покачал головой.
  Легана Род поднес костяные руки к лицу, осматривал оружие. - Поцарапан.
  - Что? О, нет... а, да...
  - Юмор в нас умер, - буркнул Т'лан Имасс, направляясь к двери.
  Геслер резко поднялся: - Погоди, Легана Род!
  Существо замерло.
  - Буян выполнил все, о чем ты просил. Мы требуем возмещения!
  Скрипач покрылся потом. - Геслер!..
  Т'лан Имасс снова глядел на них. - Возмещение. Надежный Щит, мой клинок хорошо послужил тебе?
  - Да, довольно хорошо.
  - Тогда долга нет...
  - Неверно! - зарычал Геслер. - Мы видели, как ты утащил с собой голову Тисте Анди! Но не сказали твоим приятелям - Имассам, сохранили секрет. Разве было время торговаться в такой заварухе? Должок за тобой!
  Неупокоенный воин помолчал. - Чего вы хотите?
  - Мы... я, Буян и вот он, Скрипач - нам нужен эскорт. Вернуться на корабль. Может случиться драка.
  - Между нами и пристанью тысячи смертных. Все до одного введены хаотической магией в безумие.
  - И? - фыркнул Геслер. - Ты боишься, Т'лан Имасс?
  - Боюсь. - Это звучало как простое повторение. Голова склонилась набок. - Это юмор?
  - Так в чем проблема?
  - Пристани. - Воин колебался. - Я как раз оттуда.
  Скрипач начал собирать вещички. - Ответив так, Легана Род, - крикнул он, - ты записался в морскую пехоту. - Тут он поглядел на Бравого Зуба: - Приятно было встретиться, старый товарищ.
  Старший сержант кивнул: - И мне. Со всеми вами. Извини, что врезал в ливер.
  - Иди ты к Худу.
  - Я не знал, что это ты...
  - Худа ты не знал.
  - Ладно, я слышал, как ты вошел. Слышал, как задел струнами об одежду. Учуял вонь морантских припасов. Дальше было легко.
  - И все равно меня ткнул?
  Бравый Зуб улыбнулся. Именно эта улыбка и наградила ублюдка таким прозвищем.
  - Вы все морские пехотинцы? - спросил Легана Род.
  - Да, - ответил Скрипач.
  - Тогда сегодня я тоже в морской пехоте. Пойдемте убивать.
  
  ***
  
  Горлорез поднялся по трапу и чуть не упал на палубу. - Кулак, - прохрипел он, - нужна подмога - мы больше держаться не можем...
  - Нет, солдат, - отвечал Кенеб. Его взор приковали сцены жестокого побоища на площади перед причалом, отступающие шеренги Напасти, все возрастающая в числе толпа обезумевших погромщиков, которые стекались с каждой улицы, из каждого переулка между складами. "Разве не видишь? Призовем подкрепление - и еще сильнее втянемся в беспорядки. Глубже и глубже - пока не завязнем. Слишком много магии - о боги, у меня голова раскалывается". Он хотел бы объяснить все это отчаявшемуся моряку, но такое командиры подчиненным не говорят.
   "Так и у Адъюнкта. Ты хочешь, о, как хочешь рассказать, найти понимание в их глазах. Но не можешь. Да, я начинаю сознавать..."
  - Внимание, Кулак Кенеб! - Это сказал Дестриант. - Ассасины стремятся проникнуть за линию...
  Горлорез что-то прошипел и рванулся к морпехам на пристани: - Сержант! Поднимай взводы! К нам Когти пожаловали!
  Кенеб поглядел на Ран'Турвиана: - Вы сможете остановить их?
  Тот кивнул. Лицо его стало бледным. - На этот раз да, на недолгое время. Они хитры и настойчивы. Едва прорвутся, сразу окажутся посреди нас.
  - Кто их цель? Вы знаете?
  - Думаю, мы все. А прежде всего, - Дестриант глянул на Нила и Нетер, молча созерцавших бой с носовой надстройки, - эти двое. Сила в них уснула. Сейчас ее не пробудить. Видите ли, она не для нас.
   "Дыханье Худа!" Он повернулся и увидел, что подходят первые морпехи. Корик, Тарр, Улыба - "Скрипач, а ты где, черти тебя дери?" - Каракатица, Корабб Бхилан Зену'алас. Затем показались сержант Бальзам, Лоб и Гвалт.
  - Сержант, где ваш целитель? А маг?
  - Они выдохлись, - ответил дальхонезец. - Сэр, они отдыхают на "Силанде".
  - Понятно. Приказываю оградить Нила и Нетер - Когти нацелятся прежде всего на них. - Едва солдаты ушли, он тихо обратился к Ран'Турвиану: - Полагаю, себя самого вы сможете защитить, Дестриант?
  - Да. Я таился, ожидая этого момента. А что насчет вас, Кулак Кенеб?
  - Думаю, это не особенно важно. - Ему пришло кое-что в голову. Кенеб окрикнул моряков: - Улыба! Идите вниз, в каюту первого помощника - предупредите Быстрого Бена и, если сумеете, убедите выйти к нам.
  Он вернулся к борту, склонился, чтобы внимательнее изучить ход схватки.
  В толпе мелькали малазанские военные мундиры - всякое притворство было оставлено. Солдаты в доспехах, многие со щитами, другие держат арбалеты, посылая болт за болтом в строй Напасти. Иноземные союзники уже оттеснены к самой пристани.
  Каракатица стоял на носу, крича на команду баллисты; у сапера были в руках рыболовные сети и какой-то круглый предмет. Долбашка. Команда сразу отступила, Каракатица начал привязывать припас за большой стрелой.
   "Вовремя придумал. Грязный способ очистить площадь - но какой у нас выбор?"
  Улыба подбежала к Кенебу: - Кулак, его нет.
  - Что?
  - Он пропал!
  - Чудесно. Забудем. Солдат, вернитесь к взводу.
  Где-то в глубине Малаза звучно прозвенел колокол. Четыре удара. "Боги, это к чему?"
  
  ***
  
  Лейтенант Прыщ стоял рядом с капитаном над темной водой, взирал на побоище у набережной. - Сэр, мы проигрываем.
  - Вот почему я сделал вас офицером, - ответил Добряк. - За необычайную прозорливость. Но нет, лейтенант, мы не нарушим приказа. Останемся здесь.
  - Нечестно, сэр, - пожаловался Прыщ. - Наши союзники погибают. Это даже не их война.
  - Что им делать - это их дело.
  - Нечестно, сэр.
  - Лейтенант, вам так уж не терпится убивать малазан? Если да - вылезайте из лат и плывите на берег. Если Опонны смилуются, акулы вас не найдут. Хотя лично я буду горячо молиться об обратном. Вы прибудете как раз вовремя к отрубанию собственной головы, и мне придется искать нового лейтенанта, что, если подумать, будет не очень трудно. Уверяю вас. Может, Ханфено - в нем есть офицерский задаток. Не выше лейтенанта, разумеется. Почти так же крут и непроходимо туп, как вы. Давайте, выкарабкивайтесь из доспехов. Сенни успеет собрать ставки.
  - Благодарю, сэр. Я лучше тут.
  - Очень хорошо. Еще одна жалоба, лейтенант, и я выброшу вас за борт самолично.
  - Так точно, сэр.
  - В доспехах.
  - Так точно, сэр.
  - И вычту доспехи из жалования.
  - Разумеется, капитан.
  - Не пытайтесь сохранить за собой последнее слово. Убью.
  - Так точно, сэр.
  - Лейтенант...
  Прыщ закрыл рот. И некоторое время молчать ему удавалось.
  
  ***
  
  С едва слышным шелестом на перекошенной крыше возник темный силуэт. Помедлил, оглядывая разбросанные по крутому скату тела. Приблизился к зияющей у края дыре.
   И тут из ниоткуда материализовалась другая фигура, присела над трупом, что лежал лицом вниз у провала. В спине трупа торчала стрелка с оперением из жаберных крышек какой - то крупной рыбы, бледных и полупрозрачных. Призрак поднял лицо, изучая приближавшегося.
  - Меня убил Глава Когтя, - прошипело привидение, показывая на собственное тело. - А я проклял его имя на последнем выдохе. Думаю... да, именно поэтому я еще здесь, не готов пройти во врата Худа. Это дар... тебе. Он убил Калама Мекхара. Картулианским паральтом. - Призрак изогнулся, показывая на край дыры. - Калам... он вытащил стрелу... разумеется, смысла в этом не было... паральт уже попал в кровь. Но я не сказал Жемчугу... он еще здесь, барахтается на самой грани. Возьми. Много яда осталось. Возьми. Для Главы.
  Еще миг и - призрак исчез.
  Фигура в темных, просторных одеждах склонилась, одетой в перчатку рукой взяла запачканную кровью стрелку. Спрятала в складку пояса, встала и тоже исчезла.
  
  ***
  
  Разрывая извивы темной магии, одиночка с ошеломляющей быстротой неслась по улицам, умело избегая всех ловушек - сверкающих заворотов Высшего Рюза, шепчущих завлекалок Мокра - а потом и пожирающих свет путей Рашана, по которым только что прокрались ассасины. Она встала на их след, быстро нагоняя, держа в руках по кинжалу.
  У входа на набережную Когти появлялись из садков, сходились по двадцаткам, готовясь напасть на иноземных солдат и на тех, кто находится на двух причаливших кораблях.
  Одиночка быстро приближалась; ее движения стали текучими, запутанными, породили множество теней; подкрадывание вскоре стало чем-то совершенно иным - быстрее, чем человеческий глаз мог бы разглядеть сквозь темноту и дым, она напала на первую из Рук.
  Кровь простынями плеснулась в воздух, тела полетели по сторонам ее пути; в ряды убийц ворвалась буря смерти. Когти поворачивались, кричали и умирали.
  
  ***
  
  Глава Когтя Жемчуг обернулся на звук. Он с двадцатью Руками находился в арьергарде; сейчас почти весь его арьергард извивался, исходил кровью на мостовой... что-то - кто-то - прорывалось между ними. "Боги подлые..." Теневой Танцор. "Кто это - Котиллион?" В грудь острыми крючьями вонзился ледяной ужас. "Бог. Покровитель Ассасинов пришел за мной.
  Клянусь Каламом Мекхаром, он пришел за мной!"
  Он крутанулся, панически отыскивая щель для бегства. "К Худу мои Руки!" Жемчуг оттолкнул подчиненных и побежал.
  Проглоченный тьмой проулок между складами. Еще немного оторваться... он откроет свой садок, прорвет дыру - и головой вперед. "Прочь от всего этого!"
  Руки сжимали оружие. "Если мне крышка, умру сражаясь - бог там или не бог..."
  В проглоченный тьмой проулок... сзади вопили, вопли быстро приближались... Жемчуг, словно утопающий, искал вход в садок. Мокра. "Используй его. Искази реальность, пробейся в другой Путь - в Рашан, потом в Имперский, потом..."
  Ответа на поиск не было. В груди захрипело, Жемчуг рванулся в глубь проулка...
  Кто-то сзади - уже за спиной...
  Болезненные касания к подколенным жилам - потом он был одной рукой поднят над черными плитами мостовой, брошен о стену. От столкновения онемело пол-лица, он упал на спину... рука схватила снова, пальцы давили, поднимая голову... холодное железо вошло в рот, разрезая щеки, отсекая язык. Давясь кровью, Жемчуг заворочал головой - и был снова схвачен и брошен, теперь о другую стену. Сломалась рука. Он упал на бок - каблук с силой молота врезался в бедро... кость превратилась в крошево - "боги, какая боль" - боль окутывала разум, побеждала... "садок... где..."
  Тишина.
  Напавший склонился над ним. Присел на корточки. Жемчуг ничего не видел - кровь залила глаза - в голове дико звенело, свело живот, и он выблевал на камни кровью и мясом с остатка языка. "Лостара, любовь моя, подойди к вратам - и увидишь меня. Уже иду".
  Голос тихий и спокойный зазвенел очень ясно, пугающе близко: - Последняя моя цель. Ты, Жемчуг. Я думала убить тебя быстро. - Долгая пауза; он слышал ровное, размеренное дыхание. - Но за Калама Мекхара...
  Что-то коснулось тела над желудком, проникло внутрь. - Возвращаю тебе, Жемчуг, убившую его стрелу. - Женщина встала и отошла на пару шагов, затем вернулась. Первая пульсация невыносимого жара начала терзать его вены, собираться позади глаз - яд, который будет сохранять его в живых как возможно дольше, питать сердце всеми потребными веществами, пока сосуды снова и снова рвутся...
  - Кинжалы Калама! Жемчуг, о чем ты думал? С отатаралом в руке садка не открыть. Итак, тебя убили я и он. Здорово получилось.
   "Горю! О боги! Горю!"
  Апсалар уходила по улочке, уходила от гавани. От всего.
  
  ***
  
  Маленькое полупрозрачное привидение явилось ей в том месте, где проулок соединялся с более широкой улицей и выводил к мосту в Мышатник. Апсалар подошла к нему.
  - Скажи Котиллиону: я сделала все, о чем просили.
  Темный Трон издал еле слышный звук, вроде бы вздох. Почти бестелесная рука, сжимающая серебряный набалдашник трости, вынырнула из-под прозрачного плаща. Кончик трости постучал по мостовой. - Я видел все, дорогая. Твой Танец Теней. От подножия Крепостного Пути и далее. Я стал свидетелем.
  Она промолчала.
  Темный Трон продолжал: - Даже Котиллион. Даже Котиллион никогда...
  Апсалар всё молчала.
  Бог внезапно хихикнул: - Слишком много неверных решений, бедняжка. Как мы и боялись. - Пауза. Новое хихиканье. - За одну ночь Глава Когтя и триста семь Когтей - от твоей руки, дорогуша. Я до сих пор... не верю. Ладно. Теперь она предоставлена себе самой. Слишком плохо для нее. - Едва различимая голова склонилась под надвинутым капюшоном. - Ах. Да, Апсалар. Мы держим слово. Ты свободна. Иди.
  Она протянула Амманасу два кинжала, рукоятями вперед.
  Бог с поклоном принял оружие Калама Мекхара.
  Апсалар миновала его и взошла на мост.
  Бог смотрел ей в спину. Снова вздохнул. И внезапно поднял голову, втянул воздух: - О, что за радостная новость. Но не сейчас. Сначала небольшой переход, да. Ох, что за ночь!
   Бог начал пропадать из вида, заколыхался и снова обрел форму.
  Темный Трон опустил взгляд на кинжал в правой руке. - Абсурд! Придется идти. Увы, идти придется быстро! - Он поспешил прочь, задевая тростью о камни.
  
  ***
  
  Вскоре Темный Трон достиг основания башни, что гораздо меньше разрушена, чем кажется. Поднял трость, стукнул в дверь. Подождал двенадцать ударов сердца и постучал снова.
  Дверь распахнулась.
  На него уставились черные глаза, и в глазах этих нарастала ярость.
  - Не сейчас, Обо, - проговорил Темный Трон. - Уверяю, я с благими намерениями. Верхушкой твоей башни завладели на редкость назойливые близнецы. Скромно советую изгнать их в твоей обычной, необычайно вежливой манере. - Бог отсалютовал тростью, повернулся кругом и отбыл.
  Два шага - и дверь хлопнула за спиной.
  Темный Трон ускорил шаг. Предстояла еще одна встреча, последняя и очень деликатная. Трость выбивала ритм армейского барабана.
  Когда он прошел половину расстояния до цели, верхушка башни Обо озарилась огненным шаром; раздался гром, полетели осколки кирпича и черепицы. Грохот не смог заглушить двух яростных воплей.
  Темный Трон машинально присел, однако быстро поднялся, пробурчав: - Необычайно вежливо, Обо. Необычайно.
  Бог двигался по улицам Малаза. С нехарактерной для него спешкой.
  
  ***
  
  Они крались по улицам, держась теней, в десятке шагов после Леганы Рода; а тот шествовал посередине мостовой, дребезжа кончиком меча по камням. Немногие встречавшиеся по пути убегали, едва завидев жуткое обличье Т'лан Имасса.
  Скрипач вручил Геслеру и Буяну арбалеты с зарядами из жульков. Его собственный самострел нес долбашку. Широкая улица привела их к гавани; ведущий к Центральной набережной мост оставался к югу. Дома по сторонам были знакомы Скрипачу, но воздух передавал их очертания с необычайной ясностью - как будто некий безумный художник подчеркнул детали, придавая им неведомый ранее смысл.
  От пристаней доносился гул битвы, изредка раздавались хлопки морантских припасов. В - основном жульков. "Карак. Он позаимствовал мой запас!"
  Трое встали на перекрестке. Легана Род обратился лицом к фасаду таверны. Дверь распахнулась, из здания вывалились двое. Они шатались, нащупывая ногами каждый камень мостовой, будто переходили буйную реку; один потянул другого за руку, но тут же обнял. Оба чуть не упали.
  Скрипач тихо выругался и поспешил к ним. - Сержант Хеллиан, что ты делаешь на берегу, Худа ради?
  От звука его голоса они подпрыгнули и неловко обернулись.
  Хеллиан ухватила взором Т'лан Имасса. - Скрипач, - сказала она, - ты выглядишь УЖАСНО.
  - Не туда смотришь, пьяная идиотка. - Он поманил Геслера и Буяна. - Кто это с тобой?
  Хеллиан повернула голову и всмотрелась в человека, которого схватила за руку. Всмотрелась надолго.
  - Твой залож... задерж... - ободряюще пробормотал мужчина.
  - Тошчняк, - Хеллиан перевела взор на сержанта. - Его разыскивают для допроса.
  - Кто разыскивает?
  - Я, естесно. Ну а лодка где?
  Геслер и Буян уже пробирались на мост. - Иди с ними, - сказал Скрипач Легане Роду. Т'лан Имасс двинулся, пошаркивая ступнями. Сапер снова обратился к Хеллиан: - За мной. Мы сейчас же возвращаемся на корабль.
  - Чудно. Хорошо что ты сможешь сделать это, Скрип, если он вот поптается слинять... Даю раздрешение застрелить. Но только в ногу. Я желаю ответов и я их получу!
  - Хеллиан, возможно, нам придется бежать.
  - Мы смогём. Правда, Банаш?
  - Дураки, - буркнул Скрипач. - Это же "Смешинка". Демон не подает обычный эль. В любом другом месте... - Он потряс головой. - Идемте же.
  Геслер и Буян пригнулись, одолевая мост. Геслер закричал, тревожно предупреждая Скрипача, и вместе с Буяном помчался прямо к маячившей на том конце толпе.
   "Дерьмо!" Скрипач припустил следом.
  
  ***
  
  Проглоченная темнотой извилистая канава, артерия реки, проходящая чуть ниже кварталов города. Казалось, резня идет на каждой улице, в каждом переулке. Адъюнкт Тавора Паран пробиралась по густым залежам грязи; сзади нее брела кашляющая кровью женщина.
  Звуки сражения у пристаней все ближе.
  Кажется невозможным, что Когти не обнаружили их, не спрыгнули с прогнивших стен и крыш, чтобы добавить в мерзкую гущу реки Малаз еще парочку жертв убийства. О да, Тавора и Т'амбер оттолкнули с пути достаточно тел - но единственными звуками, окружившими их, были журчание воды, писк крыс в окрестных водостоках, жужжанье кровососущих насекомых.
  Все изменилось, едва они дошли до края площади. Взрыв жулька - пугающе близкий - и стук падения полудюжины тел. Секция речного ограждения обвалилась. Вниз съехали еще несколько воющих, размахивающих оружием человек...
   ... и один из солдат обернулся, заметил их...
  Он заорал, объявляя о находке. Т'амбер пробралась мимо Адъюнкта. Наискосок пронесся меч, срезав треть головы солдата вместе со шлемом; брызнуло белое вещество.
  Т'амбер покачнулась назад, красной рукой хватая Тавору за край плаща, вытаскивая на песчаный берег.
  Сила ее захвата ошеломила Тавору. Т'амбер брала склон приступом, волоча упавшую Адъюнкта за собой, на уровень площади. Тавора встала на колени, едва рука отпустила ее. Звуки боя загремели вокруг...
  Городская Стража, около трех взводов - взрывы отогнали их от причалов, и солдаты повернулись к двум женщинам с яростью бешеных волков.
  Тавора с усилием поднялась, отчаянно перехватила клинком удар, направленный в грудь. Мечи зазвенели. Инстинктивная контратака - она почувствовала, как острие пробивает звенья кольчуги на плече врага, взрезает мышцы. Солдат застонал и отскочил. Тавора рубанула по ноге, рассекая надколенник. Противник наконец с тонким визгом упал.
  Слева от нее Т'амбер рубила и колола, отбивала выпады, подныривала под мечи. Тела валились вокруг нее словно снопы; но и вражеские клинки вонзались в тело шатающейся женщины.
  Тавора закричала, изогнулась, спеша помочь Т'амбер...
  .. .и увидела, как двадцать или более Когтей спешат к месту схватки.
  Острие меча вышло между лопаток Т'амбер; сжимающий оружие солдат подошел ближе, толкая ее, роняя на спину; женщина соскользнула с меча, упала на камни. Оружие со звоном выпало из ее ладони.
   Шесть шагов от Адъюнкта до дюжины стражников - а за ними быстро бегущие Когти. Тавора взмахнула мечом; лица, искаженные слепой злобой, обратились на нее, глаза засверкали суровым холодом - словно вокруг были не люди. Адъюнкт воздела меч над головой, схватив обеими руками, сделала шаг назад...
  Стража рванулась к ней...
  Ослепительная вспышка позади них, вихрь из падающих тел, оторванных конечностей, полотнища крови - рев взрывчатки отозвался болью в сердцевине черепа Таворы. Мир закачался, она увидела ночное небо, крутящиеся звезды начали разбегаться во все стороны - затылок ударился о камни мостовой, шлем слетел - она лежала на спине, отупело созерцая пыль и красный туман. Каждая кость и каждая мышца ее тела громко протестовали.
  Второй взрыв поднял ее с мостовой, снова ударил - но все вокруг перекосилось. Кровь полилась дождем...
  Кто-то склонился над ней, рука легко коснулась груди, наплыло лицо. Она видела шевелящиеся губы, но ничего не слышала.
  Вспышка узнавания. "Сержант Скрипач.
  Что?.. Что ты тут делаешь?"
  Ее тащили. Сапоги сползали с онемевших ног; правый соскочил, оставшись позади. Она уставилась на ногу в обмотке, пропитанной кровью и илом.
  Сержант тащил ее к пристани, и она могла видеть, что происходит сзади. Два моряка прикрывают отход, в руках у них необычные, очень большие арбалеты. Но никто следом не идет - они очень заняты, умирая под взмахами кремневого меча в сухих руках Т'лан Имасса. Существо пропиталось ядовитой магией, но идет вперед, убивая, убивая и УБИВАЯ.
  Что случилось? Откуда взялась морская пехота? Она увидела еще солдата, ведущую за собой пленника - он не пытался вырваться, с трудом удерживаясь на ногах. "Да они же пьяны, оба. Думаю, в такую ночь можно их простить.
  Ох, Т'амбер..."
  Ее окружили другие люди. Покрытые кровью солдаты. Напасть. Они кричали - она видела, но шум в голове не стихал, и в нем тонуло все. Она подняла руку. "Перчатка... но где мой меч? Где мой меч?
  Не обращай внимания, просто спи. Усни".
  
  ***
  
  Гриб привел ее в переулок, где лежал человек, скрюченный, содрогающийся от спазмов, страшно стонущий. Подойдя поближе, Лостара узнала его и задохнулась от муки, отталкивая Гриба, бросаясь вперед, падая на колени.
  Жемчуг весь покрыт ранами, как будто его систематически пытали. И его поглощает боль. - О, любовь моя...
  Гриб сказал сзади: - Лостара Ииль, в нем яд. Ты должна забрать его жизнь.
   "Что?"
  - Он думал, ты умерла, - продолжал мальчик. - Он сдался. Отдал все за месть. Месть Адъюнкту.
  - Кто это сделал?
  - Не скажу. Жемчуг жаждал мести, и месть пришла к нему. Вот и всё.
   "Вот и всё".
  - Убей же его, Лостара. Он не слышит и не видит тебя. Ему осталась только боль. Понимаешь, пауки дышат кровью жертв, она нужна им красной, свежей. Яд не уходит из жил. Потом кислота в желудке, она вытекает и пожирает всё внутри.
  Онемевшая женщина подняла кинжал.
  - Останови сердце.
   "Да, вот сюда, под лопатку. Вонзи глубоко, покачай. И вытаскивай. Гляди, тело замерло, мышцы больше не содрогаются. Он спокоен. Он ушел".
  - Идем со мной. Быстрее.
  Он побежал. Она встала и побрела следом. "Ты не нашел меня. Я была там, в Замке Обманщика, но я не знала. И ты не знал".
  Они двигались мимо груды тел. Когти. Весь переулок ими забит.
  Впереди Центральная пристань, пустое место...
  Внезапно взрывы сотрясли здания. Раздались вопли.
  В конце проулка Гриб метнулся вбок, к стене склада, и взмахом руки позвал Лостару.
  Те, что еще оставались на ногах, начали разбегаться. Таких было мало - в середине толпы разорвались сразу две долбашки. Долбашки, жульки, а теперь чертов Т'лан Имасс, рубящий всех, кто пробегает мимо него.
  - Боги, - прошептала Лостара, - там, должно быть, тысячи погибших.
  - Да. Но смотри. Ты должна увидеть это. - Он показал вправо, в сторону реки.
  - Что?
  - Ох. - Гриб коснулся ладонью ее руки.
  Сцена перед глазами как-то изменилась - иное освещение, выделившее одиноко лежащее тело, все подробности...
  - Т'амбер, - сказал Гриб. - Только мы с тобой можем видеть. Смотри внимательно, Лостара.
  Над телом собиралось и поднималось золотистое сияние. На Гриба и Лостару повеял сухой и теплый ветерок, уже знакомый, насыщенный ароматами трав саванны.
  - Она так долго была с нами, - шепнул Гриб. - Она использовала Т'амбер. До конца. Выбора не было. Четырнадцатая идет на войну, и мы с ней. Нам придется.
  Над трупом присела фигура. Высокая, с женскими формами, покрытая мехом - ни одежд, ни украшений.
  Лостара увидела, как стоявший шагах в тридцати Т'лан Имасс медленно поворачивается, разглядывая видение. Затем неупокоенный воин торжественно опустился на колено. - Ты вроде сказал, Гриб, мы одни можем ее увидеть.
  - Я ошибся. С ней такое всегда.
  - Кто или что она?
  - Эрес'ал. Лостара, ты не должна рассказывать Адъюнкту. Никогда.
  Капитан Алых Клинков скривилась: - Еще один клятый секрет. От нее.
  - Только два. Ты выдержишь.
  Лостара бросила взгляд на мальчика: - Два?
  Гриб кивнул: - Да. Ее сестра. И вот это. Два секрета. Никогда не выдавай.
  - Нетрудно будет. - Она встала. - Я с вами не иду.
  - Ты должна. Смотри! Смотри на Эрес'ал!
  Странное существо опускало голову к телу Т'амбер. - Что она делает?
  - Поцелуй в лоб. Последнее прости.
  Пришелица выпрямилась, вроде бы понюхала воздух и замерцала, исчезнув.
  - О! - Гриб больше ничего не сказал, но протянул к Лостаре руки: - Адъюнкт потеряла Т'амбер. Ты должна занять ее место...
  - Я не хочу любовников, мужчин или женщин...
  - Я не о том. Просто... будь рядом. Нужно. Она не сможет сделать это в одиночку.
  - Сделать что?
  - Нам пора идти. Не сюда. В сторону доков в Мышатнике...
  - Гриб! Они уходят!
  - Забудь про них. Идем скорее!
  
  ***
  
  Мертвяк оттолкнул Скрипача и склонился у тела Адъюнкта. Опустил руку на грязный лоб - и отдернул. - Дыханье Худа! Я ей не нужен. - Он встал, качая головой: - Проклятый отатарал - я не смог бы, даже...
  Тавора открыла глаза. Еще миг - и она с трудом села. Скрипач протянул руку, помогая встать.
  "Пенный Волк" отходил от пристани. "Силанда" шла впереди, весла равномерно опускались на воду.
  Адъюнкт заморгала, осматриваясь. Повернулась к Скрипачу: - Сержант, где Бутыл?
  - Не знаю. Назад не возвращался. Кажется, мы его потеряли. И Калама.
  Услышав это имя, она вздрогнула.
  Но Скрипач ведь уже знал. "Игра..." - Адъюнкт?
  - Никогда не видела, чтобы человек так сражался. Он и Т'амбер - они вдвоем прорубились через весь город...
  - Адъюнкт. Приняты сигналы с кораблей. Куда мы идем?
  Но она отвернулась. - Бутыл... сержант, мы провалились. Он должен был кое-кого отыскать.
  - Кого же?
  - Теперь это не имеет значения. Не удалось.
   "Всё это? Все погибшие сегодня ночью - ради одного?" - Адъюнкт, мы можем подождать в гавани до рассвета, потом выслать в город поисковую группу...
  - Нет. Адмирал Нок получит приказ потопить транспорты. Напасть вмешается, и еще многие погибнут. Мы должны уйти.
  - Они выследят нас...
  - Нет, они нас не найдут. Адмирал заранее расписался передо мной в полной некомпетентности...
  - Так какие сигналы подать кораблям? Поднять якоря, поставить паруса?
  - Верно.
  Кто-то из матросов крикнул: - Корабль по правому борту! - Скрипач вслед за Адъюнктом подошел к фальшборту, где уже стоял кулак Кенеб.
  Маленькое судно быстро сближалось с флагманом. С носа подавали сигналы фонарем.
  - Они хотят высадить пассажиров, - передал вахтенный.
  Корабль встал у борта - захрустели причальные бухты, загудели корпуса. Матросы перебросили тросы и трапы.
  - Бутыл, - кивнул Скрипач. И нахмурился: - Кажется, вы сказали - одного. А дурень притащил человек двадцать!
  Первым на борт полез Гриб.
  И белозубо улыбнулся. - Привет, отец, - сказал он Кенебу, поднявшему паренька на палубу. - Я привел капитана Лостару Ииль. А Бутыл еще кучу народу...
  На фальшборт шагнул незнакомец, упруго спрыгнул на палубу и огляделся, уперев руки в бока: - Чертовский беспорядок.
  Едва он заговорил, Скрипач шагнул вперед: - Картерон Сухарь! Я думал, вы...
  - Никого тут нет с таким именем, - зарычал гость, демонстративно кладя руку на рукоять торчавшего за поясом кортика.
  Скрипач отступил.
  На борт всходили другие, тоже незнакомые ему. Первым показался здоровяк с невыразительным лицом; его руки были покрыты шрамами и рубцами, о происхождении которых Скрипач догадывался. Он хотел было заговорить, но Картерон - который был не Картерон - опередил его: - Адъюнкт Тавора, так? Вы мне должны шестнадцать золотых империалов за доставку этого сборища идиотов.
  - Согласна.
  - Так давайте, потому как не хотелось бы задерживаться посреди клятой гавани дольше, чем нужно.
  Тавора обратилась к Кенебу: - Кулак, вскройте войсковую казну и отсчитайте двести золотых империалов.
  - Я сказал - шестнадцать...
  - Двести, - повторила Адъюнкт.
  Кенеб ушел вниз.
  - Капитан, - начал Адъюнкт и замолчала.
  Теперь на борт взбирались темнокожие существа. Женщина, вставшая рядом с покрытым шрамами мужчиной, посмотрела на Адъюнкта и сказала с грубым акцентом: - Мой супруг ждал вас долгое время. Но не думайте, что я вот так просто позволю его забрать. То, что грядет, имеет отношение к Тисте Анди - и, возможно, большее отношение, чем к вашей расе.
  Адъюнкт помедлила, кивнула. И поклонилась. - Добро пожаловать на борт, Тисте Анди.
  Три низкорослые фигурки прыгнули на борт и сразу полезли на мачту.
  - Боги, - буркнул Скрипач. - Это же нахты. Ненавижу таких...
  - Мои, - произнес иноземец.
  - Как ваше имя? - спросила Тавора.
  - Вифал. А это моя жена Сендалат Друкорлат. Да, длинные имена и еще более длинный...
  - Молчать, супруг.
  Скрипач заметил, как Бутыл крадучись уходит в темноту. - Ты!
  Бутыл моргнул и повернулся: - Сержант?
  - Как, во имя Худа, ты нашел Картерона Сухаря?
  - Это Сухарь? Ну, я просто шел за крысой. Мы не решились идти через побоище на площади и стали искать корабль...
  - Но Картерон Сухарь?
  Бутыл пожал плечами.
  Появился Кенеб; Скрипач видел, что Картерон спорит с Адъюнктом, но ничего не слышал. Наконец Сухарь кивнул и принял сундучок с монетами. Адъюнкт прошла на нос.
  Где стояли Нил и Нетер.
  - Сержант?
  - Иди отдыхать, Бутыл.
  - Спасибо вам, Сержант.
  Скрипач встал позади Адъюнкта и прислушался.
  Тавора говорила: - ...погром. Виканам на родине нужны вы. И Темул. Увы, лошадей взять не удастся - корабль Сухаря слишком мал - но мы переправим туда каждого викана на бортах флота. Прошу приготовиться. И благодарю за все, что вы для нас сделали.
  Нил первый спустился на среднюю палубу. Нетер пошла за ним - но повернулась к Бутылу. Тот шлепнулся на палубу, прижавшись спиной к фальшборту. Она взирала на него долго... пока некий инстинкт не заставил его открыть глаза.
  - Когда закончишь там, - сказала Нетер, - возвращайся.
  И ушла. Бутыл пялился ей вслед, на лице читалось ошеломление.
  Скрипач отвернулся. "Везучий ублюдок.
  Или нет..."
  Он пошел на нос. Поглядел на Малаз. Огни тут и там, дым пожаров, вонь смерти.
   "Калам Мекхар, дружище.
  Прощай".
  
  ***
  
  Забавно, но на краю жизни его удержала большая потеря крови. Кровь и яд вытекали из ран, пока он корчился, ослепнув от боли в мышцах, от грохота сердца, отдававшегося в черепе.
  Он продолжал драться. Шаг, еще шаг. Он сложился пополам, когда мука внезапно возросла, распиная его - и немного отступила, позволив сделать вдох, передвинуть ногу. И вторую.
  Он дошел до угла, с трудом поднял голову. Но в глазах бушевало пламя; он не видел окружающего мира. Пока что... инстинкт, следование хранимой в памяти карте - карте, порванной агонией в клочья.
  Он близко. Он чуял его.
  Калам Мекхар пошарил руками, чтобы опереться о стену. Стены не оказалось, он упал, тяжко ударившись о камни; ноги подвернулись, и он свернулся в клубок, терзаемый бесконечной болью.
  Пропал. Тут должна быть стена, угол. Карта подвела. Слишком поздно. Он ощущал, как отмирают ноги. Руки. В позвоночник вонзилось расплавленное копье огня.
  Висок холодел, прикоснувшись к мокрому камню.
  Ну, умирать так умирать. Мастерство ассасина всегда оборачивается против своего хозяина. Что в мире может быть справедливее, честнее...
  
  ***
  
  Стоящий в десяти шагах Темный Трон оскалился: - Вставай, дурак. Ты почти там. Вставай! - Но тело не шевелилось.
  Зашипев от нетерпения, бог сделал шаг. Жест - и три теневых духа поспешили за ним, собрались вокруг недвижной фигуры Калама. Один захрипел: - Он умер!
  Темный Трон зарычал, оттолкнул служителя, склоняясь над телом. - Еще нет, - сказал он вскоре. - Но как он близок, о... - Он отступил на шаг. - Хватайте его, проклятые идиоты! Нам придется тащить!
  - Нам? - сказал один.
  - Осторожнее, - буркнул бог. Духи скользнули к телу, подняли его за руки и ноги. - Отлично. Идите за мной. Быстро.
  К воротам. Створка заскрипела, когда Темный Трон оттолкнул ее.
  Неровная тропа, выпирающие из земли камни, мертвая трава.
  Курганы по обеим сторонам. Из некоторых идет пар. Приветствуют зарю? Вряд ли. Нет, те, что внутри... почуяли его. Бог позволил себе сухо рассмеяться. И слегка присел: смех прозвучал громче, чем ему бы хотелось.
  Они подошли к передней двери.
  Темный Трон помедлил, отступил на край тропы - насколько осмелился - и махнул духам, веля проходить. - Быстро! Бросьте его на порог! Да, а ты возьми его кинжалы. Вложи в ножны. Так. А теперь все прочь. Стойте на тропе, безмозглые червяки! Кого вы пытаетесь разбудить?!
  Еще шаг, все ближе к темной, покрытой росой двери. Трость поднялась. Один удар серебряным набалдашником...
  Бог повернулся и побежал по тропе.
  В воротах повернулся снова. Дверь заскрипела.
  Громадная фигура в доспехах встала на пороге, поглядела вниз.
  Темный Трон зашипел: - Бери его, болван! Бери!
  С раздражающей медлительностью Хранитель Мертвого Дома склонился, схватил ассасина за шарф и потащил внутрь.
  Спрятавшийся за воротами бог следил, как нога Калама исчезает в темноте.
  Дверь захлопнулась.
   "Успели?" - Как тут узнаешь? Не сейчас... да, коллекция у Темного Трона впечатляющая!
  Он пошел прочь и увидел, что духи бегут по улице, а дверь ближайшей таверны открывается.
  Бог моргнул и снова присел. - Ого. Похоже, пора уходить.
  Закружились тени.
  Амманас исчез.
  
  ***
  
  Старший сержант Бравый Зуб подошел к дверям Щуповой таверны. Еще не рассвело. Клятая ночь тиха как гробница. Он вздрогнул: вроде бы какой-то нечистый дух промчался мимо, невидимый, но устремивший на него голодный взор.
  Дверь таверны открылась и закрылась резко, как будто кто-то сердился. Бравый Зуб замер.
  Показалось чудище, облаченное в латы.
  Бравый Зуб моргнул, оскалил зубы и приблизился к нему.
  - Доброй ночи, Темп.
  Шлем поворачивался к нему. Человек будто удивился присутствию старшего сержанта.
  - Бравый Зуб.
  - Что, домой потянуло?
  Темп понюхал воздух и бросил взгляд на Мертвый Дом. Двинул плечами, отчего лязгнули пластины доспеха. - Думаю, мне надо прогуляться.
  Бравый Зуб кивнул: - И оделся подобающе.
  Оба отступила, когда женщина прошла мимо, спустилась по ступеням и исчезла в дверях Щупа.
  - Да, летящая походка, - вздохнул старший сержант. Но внимание Темпа привлекла мостовая. Бравый Зуб присмотрелся...
  Следы, оставленные женщиной, были багровыми.
  - Гм. Темп, как ты думаешь, это грязь такая?
  - Думаю, Бравый, что не грязь.
  - Гм. Похоже, пора к Щупу. Ты уже нагулялся?
  Последний взгляд в сторону Мертвого Дома. Здоровяк кивнул: - Кажется.
  Двое приятелей полезли в темные недра таверны "У Повешенного".
  
  ***
  
  Той ночью таверну посетил знатный гость. Кулак Араган занял отгороженный столик в самом темном углу, где одиноко сидел, лелея в ладонях кружку эля. Снаружи отбивали звон за звоном, раздавались далекие - а временами не столь уж далекие - звуки бунта.
  Не он один поднял взор и замер в восхищении перед темноволосой канезской женщиной, что явилась за миг до рассвета. Она подошла к стойке и заказала рисовое вино. Щуп отчаянно шарил под стойкой, пока наконец не показался с пыльной, янтарного цвета бутылкой. Одна эта бутылка стоила целое состояние.
  Тут в двери вошли Темп - в тяжелом, старинном доспехе - и старший сержант Бравый Зуб. Араган скрючился в кресле, отвел глаза
  Неподходящая компания на сегодня.
  Он сражался с головной болью с самого заката. Он думал, что победил - но вдруг в черепе загрохотало с удвоенной силой. Он чуть слышно застонал.
  Бравый Зуб пытался завести разговор с женщиной, но под глаз ему уткнулся кончик ножа. Женщина заплатила за целую бутылку, потребовала комнату наверху и ушла. Пойти следом никто не решился.
  Старший сержант выругался, утер пот и заревел, требуя эля.
  Странные дела творятся сегодня в "Повешенном"... но вино и эль всё смоют, а крадущийся за окном рассвет... ну, он принадлежит иному миру, не так ли?
  
  
  
  Глава 24
  
  
  
  Сделайте же вдох
  Полной грудью вдох
  О друзья мои
  И держитесь так
  Ибо тонет мир
  Тонет чудный мир.
  
  
  Ву
  
  
  
   "Много ликов у хаоса, этого мира между мирами", размышлял Таралек Виид, "и пути, им выбираемые, поистине ужаснут любого" . Там и тут поднимаются чахлые деревья, искривленные сучья медленно качаются под ударами холодного, неустойчивого ветра; полосы дыма плывут над бесплодной почвой, закрывая лужи грязи и трупы - покрытые глиной, почти погрузившиеся в жижу, только руки торчат вверх.
   Вдалеке блестят магические вспышки, раздаются звуки боя, но местность, по которой бредут они, нависла над головами безмолвным саваном. Слышны лишь чавканье сапог в серой грязи, хруст доспехов, лязг оружия, по временам эдурские или летерийские ругательства. Эти слишком близкие звуки бросают в дрожь.
  Дни безумия, жестокого напоминания, что дела могут идти все хуже и хуже. Жизни падают в грязные лужи, чтобы стать опорой для ног свежих воинов, ковыляющих на бессмысленную битву.
   "Мы движемся на бой, изображая равнодушие к тому, что окружает нас". Он не был глупцом. Он рожден в племени, которое все считают примитивным, отсталым. Воинские касты, культы крови и бесконечные вендетты. Гралийцы не знают сложных размышлений, ими движут мелкие желания и непонятно на чем основанные суеверия. Но разве нет мудрости в создании правил, удерживающих безумие в рамках, не позволяющих лить кровь чрезмерно щедро?
  Таралек Виид понял, что в какой - то мере пропитался духом цивилизации; он будто подхватил болотную лихорадку - сон омрачался видениями гибели целого клана. Ему снилось, что он желает смерти всем - детям, женщинам, старикам - и желательно от собственной руки. В благоприятные часы он мечтал о резне более умеренной, такой, что оставит достаточно сородичей, чтобы править ими - без законов, своевольно решая, жить им или умереть. Он стал бы вожаком волчьей стаи, управлял бы повелительным взглядом, доказывал абсолютный контроль каждым движением.
  Во всем этом нет никакого смысла.
  Впереди эдурский воин Алрада отдал приказ об остановке; Таралек Виид сполз по липкой, покатой стенке оврага, поглядел на свои ноги. Казалось, они оканчиваются сразу под коленями - дальше лишь мутная вода, отразившая серое мутное небо.
  Темнокожий Алрада Ан прошел мимо колонны воинов и остановился подле Таралека и стоявшего позади него Джага. - Сатбаро Рангар сказал, мы близко. Скоро он откроет врата. Да, загостились мы в этом Королевстве.
   - Что это значит? - спросил Таралек.
  - Лучше, чтобы местные не видели нас. Мы кажемся им привидениями, духами, еще одним бредущим мимо воинским отрядом. Но даже такие видения могут порождать... рябь.
  - Рябь?
  Алрада Ан покачал головой: - Я сам плохо понял. Но ведун настойчив. Этот мир подобен Зародышу - открыть в него путь означает вызвать разрушение. - Он помолчал. - Я видел Зародыш.
  Таралек Виид проследил, как этот Эдур идет дальше, останавливаясь перед каждым - и Эдур, и летерийцами - и беседует.
  - Он командует достойно, - сказал Икарий.
  - Он дурак, - прошептал гралиец.
  - Таралек Виид, ты слишком суров в суждениях.
  - Он притворяется, Губитель. Все обмануты, но не я. Разве и ты не видишь? Он не похож на прочих.
  - Прости, - отозвался Икарий, - но я не вижу. Не похож - в чем?
  Таралек Виид пожал плечами: - Он отбеливает кожу. Я чую состав, он напоминает мне о цветах готара. Мой народ использует их, чтобы отбеливать оленьи шкуры.
  - Отбеливает... - Икарий осторожно распрямил спину и оглядел соседей. Вздохнул: - Да, теперь вижу. Я был беззаботен...
  - Ты потерялся внутри себя, друг мой.
  - Да.
  - Нехорошо. Нужно готовиться, нужно бдеть, Губитель...
  - Не зови меня так.
  - Ты все еще уходишь в себя и отрицаешь истину. Да, она жестока - но лишь трус станет отворачиваться и надеяться на утешительную ложь. Трусость недостойна тебя.
  - Может и нет, Таралек Виид. Я думаю, что являюсь трусом. Да, это мельчайшее из моих преступлений, если верить тому, что рассказываешь ты...
  - Ты мне не веришь?
  - Во мне нет алчности. Нет жажды убийства. Все, что ты положил передо мной, о чем ты рассказал - я не помню этого!
  - Такова суть проклятия, друг мой. Хотел бы я признаться, что обманывал тебя, но... Моя душа изменилась. Ныне я чувствую, будто мы пойманы и осуждены роком на гибель. Я познал тебя лучше, чем знал в прошлом, и я оплакиваю тебя, Икарий.
  Бледно-серые глаза впились в него. - Ты рассказал, будто мы путешествовали долгое время, будто мы уже не раз странствовали духом. И ты так усердствуешь в желании... увидеть меня высвобожденным. Таралек Виид, если мы идем бок о бок уже давно, такое желание лишено смысла.
  Гралийца прошиб пот; он отвел глаза.
  - Ты объявил Алраду Ана обманщиком. Может быть, подобный видит подобного?
  - Нелестные слова, друг мой...
  - Я больше не верю, что ты мне друг. Подозреваю, что ты опекун, и что я всего лишь твое орудие. Сейчас ты сомневаешься в остроте моего "лезвия", как будто надеешься - путем взаимного сомнения мы станем ближе друг другу. Но я не сделаю шага к тебе, Таралек Виид. Только от тебя.
   "Ублюдок. Он притворялся впавшим в забытье. Но вместо этого подслушивал и подглядывал. Сейчас он близок к истине. Умное оружие... я расслабился, я переиграл в "дружескую близость". Мне казалось, что мои слова - тоже оружие; я забыл, что Джаг умеет защищать себя, что на нем броня столетий".
  Он поднял голову: Алрада Ан прошел мимо, в голову колонны. - Скоро, - бросил воин на ходу.
  Они продолжили путь.
  
  ***
  
  Капитан Варат Таун, заместитель Атрипреды Яни Товис, взмахом руки послал летерийских лучников вперед. Сплюнул в попытке избавиться от грязи. Бесполезно. Здесь высвободили волшебство Оплотов, здесь прошли сверкающие волны уничтожения - воздух смердит магией, ветер словно доносит эхо стонов тысяч погибающих солдат; грязь на его языке - это распыленная плоть, мелкие фрагменты костей.
  Но, может быть, это и дар, это предвестие благого будущего. Какой бы мрачной не стала Летерийская Империя под властью Тисте Эдур, в ней остаются зеленые поля, фермы, и небо над ней голубое. Рождаются дети, матери плачут слезами счастья, сияют теплые щечки... "ах, любезная женушка, лишь воспоминания о тебе держат меня, не дают впасть в безумие. О тебе и нашей чудной дочери. Я увижу тебя снова. Обещаю. Может, уже скоро..."
  Алрада Ан снова идет во главе. Бедняга. Черты его лица выдают истину - по крайней мере, для солдата, живущего вблизи Синей Розы. Такого, как Варат Таун. Самозванец. Каковы причины для обмана? "Наверное, ради выживания. Ничего больше". Но он слышал от летерийских рабов, служащих Эдур, что между Тисте Эдур и Тисте Анди давняя вражда... если они знают об потаенных анклавах Синей Розы, о существах с ненавистной темной кожей... тогда...
  И все-таки Алрада Ан среди них. Шпион. Варат Таун желал ему успеха. Ониксовый Орден был хорошим властелином. Хотя в нынешних условиях вспоминать о прошлом - заниматься романтической идеализацией.
   "Но даже если подумать... хуже, чем сейчас, быть не может".
  Их ждет еще одна бесполезная битва. Еще смерти летерийцев. Он так хочет заслужить уважение Полутьмы, и нынешнее дело станет подходящей площадкой. Сможет ли Варат командовать умело, показать точный баланс жесткости и осторожности? "Ах, но я ведь учусь у нее, лучшей командующей летерийскими армиями со дней Преды Уннатали Хебаз! Не так ли?"
  Эта мысль сделала доспехи на плечах вдвое тяжелее.
  Овраг, по которому они трусили, вывел на грязевую равнину. Почва была разбита конскими подковами и колесами телег, повсюду виднелись кратеры магических взрывов. Запах гниющих трупов повис туманом. Всюду могильные плиты, поваленные, разбитые, расщепленные доски - почерневшие от многолетнего распада - и белые кости вперемешку с мертвецами, еще не лишившимися плоти.
  Примерно в лиге впереди шло возвышение, может быть, дорожная насыпь; там виднелись колонны людей с пиками, бредущих на бой.
  - Быстрее! - прошипел торопливо ковыляющий Сатбаро Рангар. - Пригнитесь. Собирайтесь ближе. Не сюда, идиоты! На карачки! Мы переходим.
  
  ***
  
  Стеф и Айстар, брат с сестрой, делящие между собой воспоминания о боли, приколоченных гвоздями к деревяшкам руках и ногах, терзающих глаза воронах (это кошмары, плоды излишне живого воображения, говорила им Минала) крались по темному проходу. Каменный пол под ногами был неровным, предательски скользким.
  Они еще не воевали, хотя громко выражали желание повоевать - слишком юные, как решила Мама. Стефу было десять, а Айстар - девять; они носили доспехи Отряда Теней, у пояса имелось оружие - они учились владеть им не менее прилежно, чем все остальные. Где-то впереди был их любимый часовой, сторожащий проход. Они его выслеживали - любимая их игра.
  Подкрались туда, где он обычно стоит...
  .. и слева раздался скрипучий голос: - Слишком громко дышите.
  Айстар подпрыгнула, разочарованно взвизгнув: - Это Стеф! Я вовсе не дышу! Я как ты! - Она подошла к широкоплечему Т'лан Имассу, опершемуся на стену расселины - и прыгнула, обняв за талию.
  Темный, пустой взор Онрека нашел ее. Сухая рука отпустила меч и робко погладила по голове. - Теперь-то ты дышишь.
  - А ты пахнешь пылью и еще хуже!
  Стеф пробрался на два шага дальше позиции Онрека и сел на булыжник. Вгляделся в темноту. - Я видел сегодня крысу, - сказал он. - Пустил две стрелы. Одна близко прошла. Реально близко!
  - Спустись и сядь подальше, - сказал Т'лан Имасс, снимая руки Айстар с поясницы. - Ты стал хорошей мишенью.
  - Никто больше придет, Онрек, - возразил мальчик, изворачиваясь. - Они сдались - мы для них слишком крутые. Мама говорит насчет...
  Стрела вонзилась ему в висок, пробив кость и заставив развернуться кругом; ноги соскользнули с бока булыжника, и Стеф криво упал на землю.
  Айстар пронзительно завизжала, заметавшись по коридору. Онрек затащил ее за спину. - Беги. Держись стены. Беги отсюда!
  Новые стрелы свистели в расселине; две воткнулись в Онрека, подняв столбики пыли. Он вытащил их, швырнул на пол, схватив меч обеими руками.
  
  ***
  
  Минала выглядела старой, истощенной днями и ночами агонии, бесконечного томящего ожидания; она устала смотреть, как проходят шеренга за шеренгой её дети, ставшие просто солдатами, привыкшими видеть, как гибнут товарищи. Все ради пустого трона.
  Тралл Сенгар понимал насмешливую нелепость их обороны. Первый Трон захватил дух, сочетание теней, столь далекое от мира сего, что Т'лан Имассы рядом с ним выглядят просто-таки живчиками. Дух, бог, тонкая как шелк паутина замыслов, жадных желаний и темных планов. Вот что потребовало себе престол, вместилище силы всех Т'лан Имассов, а теперь наблюдает, как захватчики пробуют отнять этот престол.
  Где-то бродят искалеченные Т'лан Имассы, желающие захватить Первый Трон и передать его мощь в дар Увечному Богу - той силе, что овладела расой Тисте Эдур. Увечному Богу, наделившему Рулада мечом - и ужасным проклятием в придачу. Но этому падшему созданию недостаточно армии Эдур. Недостаточно армии Летера. Нет, ему нужны и Т'лан Имассы.
   "А мы вроде бы должны остановить Увечного Бога. Вот эта потрепанная "армия"..."
  Онрек обещал впасть в гнев в битве, что грозит стать последней. Но Тралл знает: гнева будет недостаточно, недостаточно будет и силы его собственного отчаяния. Как и замешанной на страхе жестокости Миналы, и спокойной упертости Ибры Гхолана и Моноча Охема. Все обречено. "Что мы за жалкий сброд?"
  Он отвел взор от Миналы, найдя Моноча Охема, недвижно застывшего под аркой тронного зала. Гадающий по костям не менял позы последние три дня и три ночи. Серебристая шкура на его плечах тускло поблескивала в свете ламп. Но тут Тралл заметил: голова чуть пошевелилась.
   "Хоть что-то..."
  Усиленный эхом коридора детский вопль заставил его вскочить. Он схватил прислоненное к стене копье и побежал в ту сторону, откуда раздался крик.
  Появилась Айстар, всплеснула руками, лицо ее стало бесцветной маской. - Стеф мертв! Его убили! Он мертв...
  Минала встала на ее пути, яростно обняла и развернула девочку: - Панек! Собирай солдат!
  Вторая линия обороны, на полпути между Онреком и тронным залом, состояла из Ибры Гхолана. Т'лан Имасс обернулся при появлении Тралла.
  - Онрек дерется, - сказал Ибра Гхолан. - Замедляет их наступление. На этот раз пришло много Эдур и смертных. С ними шаман, владеющий силой хаоса. На этот раз, Тралл Сенгар, они твердо намерены захватить Первый Трон.
  Он и сам слышал звуки схватки. Онрек наедине с толпой его сородичей. "И проклятым ведуном". - Тогда зови Моноча Охема! Если ведун решит вызвать волну магии, нам конец.
  - Кажется, ты слишком...
  - Ты не понял, костяной мешок! Хаотическая магия! Нужно убить ублюдка! - И Тралл двинулся к выходу, оставив Ибру Гхолана за спиной.
  
  ***
  
  Алрада Ан видел, как пали от единого взмаха каменного меча трое Эдур. Неупокоенный воин еще ни на шаг не отступил от узкого входа. Алрада повернулся к Сатбаро Рангару: - Нужно отогнать тварь! Он не устает, он сможет держать позицию вечно!
  Подскочил Таралек Виид: - Выпустите против него Икария!
  - Джаг пуст, - равнодушно сказал ведун. - Отводи воинов, Алрада Ан. Прикажи тем летерийцам не пускать стрелы - я не хочу, чтобы одна случайно попала мне в спину.
  Сатбаро Рангар выступил вперед.
  Алрада Ан заметил, что за спиной Т'лан Имасса показалась фигура с копьем - высокая, в тени, но... знакомый силуэт, эти текучие движения... стрела со свистом проскользнула мимо плеча немертвого и была отбита лезвием копья.
   "Да нет. Не может быть. Мне кажется".
  - Сатбаро!
  Т'лан Имасс внезапно оставил позицию, уйдя в темноту. Он и второй защитник прятались в проходе...
  Сатбаро Рангар поковылял туда же - сила громоздилась вокруг него - серебристо-серая волна, мерцающая словно ртуть. Сырой камень ущелья затрещал, вода со свистом обращалась в пар. Неожиданно отслоился большой осколок скалы над входом, обрушился и разбился на пороге.
  Магия вздымалась выше, растекалась по сторонам, нависла над головой Сатбаро стоячей волной силы, шипевшей и трещавшей подобно тысячам змей.
  Алрада Ан бросился вперед: - Сатбаро! Погоди!
  Но ведун, не обращая внимания, плеснул кипящую магическую волну в "бутылочное горло" ущелья, прожигая путь в тоннель...
  Там магия внезапно распалась.
  Сотрясение отбросило Алраду на три шага, жар ударил огненным кулаком.
  Сатбаро завизжал.
  Нечто громадное показалось в проходе, протискивая горбатые плечи. Тощее от незавершенной смерти, покрытое серыми и черными пятнами, в меху - серебристом на шее и темном на плечах - существо вылезло из горла ущелья, оперлось на кулаки, оттолкнулось похожими на руки кривыми задними лапами - и побежало прямиком на Сатбаро Рангара.
  Алрада Ан предупреждающе закричал...
  ... поздно, ибо зверь уже наложил на ведуна огромные лапищи, поднял в воздух, оторвал руку, затем вторую; кровь хлынула потоком, а тварь укусила Эдур за шею, глубоко вонзая острые клыки. Едва челюсти сомкнулись, неупокоенная тварь мотнула головой - вырвав половину шеи и часть спинного хребта вместе с ней - кровавые позвонки цепью хлестнули воздух...
  Зверь отбросил труп и помчался на Алраду.
  
  ***
  
  Икарий замер около детского трупика, уставился на жидкость, вытекающую из пробитого черепа, на тусклые глаза и полуоткрытый рот. Джаг словно врос в землю. Он дрожал.
  Таралек Виид был рядом. - Сейчас, Губитель. ПРИШЛО ВРЕМЯ!
  - Не нужно, - шепнул Икарий. - Не нужно всего этого.
  - Слушай меня...
  - Умолкни. Я не буду убивать детей. Я не стану...
  Впереди грохнула магия, отдача пронеслась, покачнув их. Крики перешли в стоны. Раздалось звериное рычание. Стоны и вопли ужаса - на эдурском и летерийском. Ощутимый трепет страха.
  - Икарий! На нас идет демон! Демон! Не ребенок, не дети. Ты видишь? Ты должен действовать. Сейчас! Покажи им! Покажи Эдур, что у тебя внутри!
  Таралек потащил Джага за руку. Икарий нахмурился, но позволил вести себя в сторону группы Эдур. "Нет, я не хочу этого"... Но он уже ощущал тяжкий стук сердца, словно барабаны войны завели огненную песнь...
  Вонь пролитой крови и кала. Воины подоспели как раз, чтобы узреть жуткую гибель ведуна Сатбаро.
  Солтейкен устремился в атаку - и Алрада Ан, храбрец, защищающий своих воинов, один ступил на путь чудовища.
  Икарий сжал рукоять меча - как вытащил его из ножен, он не мог вспомнить - и бросился вперед - каждое движение кажется неимоверно медленным, неловким - протянул левую руку, хватая Тисте Эдур и отбрасывая за спину как невесомую тряпицу. Джаг сам встал на пути неупокоенной обезьяны.
  Увидел, как та отпрянула.
  Еще шаг - череп Икария наполняет странное жужжание - зверь отступает назад, в проход, разворачивается и бежит.
  Икарий зашатался, вздохнул - оперся рукой о стену узкого прохода - почувствовал хрупкий камень под ладонью. Нездешняя песнь стихала...
  Эдур хлынули мимо, устремившись в тоннель. Снова звуки боя - лязг мечей, никакой магии...
  
  ***
  
  Алрада протиснулся сквозь горло ущелья и увидел, как оно расширяется; там строем не менее чем в три шеренги стояли солдаты, ох оружие колебалось в руках, лица белели под шлемами - "возьмите меня Сестры! Как они молоды! Что такое? Против нас встали дети?"
  И тут он увидел двоих Т'лан Имассов, а между ними высокого, серокожего... "нет. Нет, не может быть - мы бросили его, мы..."
  Хольб Харат издал дикий крик, подхваченный Сауром Батрадой: - ТРАЛЛ СЕНГАР! ПРЕДАТЕЛЬ ПЕРЕД НАМИ!
  - ТЫ МОЙ!
  Хотя Саур кричал громче, на Тралла Сенгара воины бросились вместе.
  Остальные Эдур рассыпались, сойдясь с линией вооруженных детей; отряды столкнулись, подняв какофонию лязга мечей и щитов. Древние стены отразили крики ярости и боли.
  Алрада Ан примерз к месту, не веря себе, взирая...
  Тралл Сенгар ожесточенно оборонялся копьем; мечи Саура и Хольба обрушивались на него. Им удалось оттеснить Тралла - Алрада Ан понимал, что Тралл пытается защитить детей - тех, что за ним...
  Эдур закричали - двое Имассов ринулись в контратаку и казалось - ничто не может остановить их.
  Он все стоял... Наконец, издав звериный, хриплый крик, рванулся вперед.
  
  ***
  
  Тралл Сенгар узнал этих воинов. Он видел ненависть в их глазах, чувствовал ярость, добавляющую силу их ударам. Они настойчиво старались пробить его защиту, и он уже не мог держаться. А когда он упадет - слабые и слишком юные солдаты встанут лицом к лицу с убийцами.
  Где же Апт? Почему Минала придерживает демоницу? Кто еще может на них напасть?
  Кто-то в середине кучки Эдур снова выкрикнул его имя. Голос полнился не злобой, а мукой - но у Тралла не было возможности поглядеть, даже удивиться. Хольб задел левое запястье, широко распахав плоть - кровь текла по предплечью, орошала удерживающую древко ладонь.
   "Больше не могу. Они научились драться..."
  Он увидел, как сабля меруде глубоко полоснула Хольба по шее; голова отвалилась набок и упала с плеч. Тело еще мгновение шаталось, затем повалилось наземь.
  Саур Батрада забористо выругался и развернулся - его меч впился в бедро напавшего...
  А Тралл присел и вогнал острие копья в лоб Сауру, прямо под край шлема. К собственному ужасу, увидел, как оба глаза выскакивают из орбит, качаясь на нитках нервов.
  Тралл выдернул оружие. Эдур подскочил к нему, пропыхтев: - Тралл! Тралл Сенгар!
  - Алрада?
  Воин повернулся, поднимая обе сабли. - Я сражаюсь за тебя, Тралл! Расплата - я прошу тебя!
   "Расплата?" - Я не понимаю - но верю тебе. Рад помощи...
  В череп Тралла вонзился звук, казалось, накативший со всех сторон сразу. Он увидел, как один из мальчиков закрывает уши руками, потом второй...
  - Тралл Сенгар! Это Джаг! Возьмите нас Сестры, ОН ИДЕТ!
   "Кто? Что?
  Что за звук..."
  
  ***
  
  Онрек Сломанный увидел Джага, ощутил всю силу, собравшуюся в его теле. Джаг шатался как пьяный; Т'лан Имасс заступил ему путь. "Это их вождь? Джагутская кровь, да. О, как вздымается древняя ярость и обида..."
  Джаг внезапно выпрямил спину, поднял меч, и пронзительный визг стал физически ощутимой силой, оттолкнув Онрека на шаг; Т'лан Имасс наконец встретил взгляд Джага.
  Пустой, безжизненный.
  Но тут глаза озарились светом и смертельным бешенством.
  Высокий воитель с оливковой кожей бросился на него; с поразительной скоростью замелькал меч.
  Онрек поймал его клинок своим и сделал ответный выпад, намереваясь снести Джагу голову... невероятно, но меч врага был уже готов встретить его удар. Сила столкновения сотрясла тело Имасса. Вторая рука дернулась, хватая неупокоенного за грудь и поднимая над каменным полом...
  От тяжелого удара о стену ломались ребра. Онрек соскользнул и приземлился на четвереньки. Заставил себя вскочить...
  Джаг уже мчался мимо, к линии юных солдат Миналы. Воющий звук оглушал...
  Онрек столкнулся с полукровкой: пропитанные солями кости живого трупа, весившего не меньше мула, с силой молота ударили Джага в бок.
  Т'лан Имасс был отброшен и снова врезался в камень стены.
  Его противник только пошатнулся; Онрек видел, как он оскаливает зубы и поразительно быстро подбегает к Имассу - глаза не успевали уследить - свободная рука выстреливает, пальцы пробивают толстую, сухую кожу, цепляются за грудину. Онрек был поднят в воздух и полетел - снова стена, сотрясение, от которого сломались и кости, и поверхностные пластины камня.
  Онрек бесформенной грудой упал среди каменных сколов. И больше не шевелился.
  Однако Джаг от усилия развернулся кругом, и теперь он смотрел на толпу Эдур и летерийцев.
  
  ***
  
  Тралл Сенгар увидел, как зеленое чудовище - только что бросившее Онрека о стену словно мешок дынь - внезапно оказалось в гуще Эдур и учинило им жестокое избиение.
  Вой стал еще пронзительнее, его сопровождал мечущийся по пещере вихрь дикой силы. Он резал - он терзал Эдур и летерийцев, оказавшихся поблизости. Кошмар обрел плоть, с ревом обещая полное истребление. Тралл потрясенно уставился сквозь кровавый туман на падающие тела - два, три одновременно... по четыре, по пять... воины валились под градом ударов словно деревца, их ряды быстро таяли...
  Перепачканная рука схватила его за локоть и развернула. Он расслышал сквозь ужасный вой: - Тралл... мы сейчас умрем, все мы... но я тебя нашел. Тралл Сенгар, я прошу прощения... за отсечение, за всё... всё остальное...
  Минала едва не упала на него. - Где Моноч Охем? - спросила она, выплевывая кровь - чей-то дротик вонзился под правую ключицу, ее лицо стало смертельно бледным. - Где Гадающий?
  Тралл указал за спину, в сторону тронного зала: - Он пробежал туда... как побитый пес... - Он широко раскрыл глаза: Ибра Гхолан показался под аркой, словно ожидая чего-то.
  Затем говорить стало бессмысленно: яростный вихрь оттолкнул их, закрутил... он был так силен, что тела убитых детей взлетели и закружились, размахивая руками и ногами. Джаг был в двадцати шагах, посреди кучи трупов - а за ним Тралл различил мерцающий портал. Он колебался, будто искал опору на неровном полу, он приближался все ближе, затягиваемый штормом силы. За вратами виднелся тоннель - его стенки вращались - а в конце тоннеля вспышками показывалось пустое пространство и, в непостижимой дали, вроде бы кораблик, качаемый бурным морем.
  Минала прохромала мимо Тралла, оттолкнув Ибру Гхолана и скрывшись в тронном зале.
  Джаг обернулся, из очей брызнул серебряный свет...
  Он наклонился против ветра и двинулся к ним неестественно широкими шагами - казалось, что собственное его тело уже не может вместить пылающую ярость.
   "Духи, спасите меня..." Тралл бросился навстречу чудовищу.
  Меч налетел словно бы со всех сторон сразу. Тралл не находил возможности для контратаки; древко копья звенело, дергалось в руках при каждом отчаянно отбиваемом выпаде...
  ...но Алрада Ан напал на Джага справа - молниеносные взмахи меча отбили обе его сабли - одностороннее лезвие лизнуло грудь Алрады, импульс швырнул воина на землю - перевернувшись через голову, тело взлетело в воздух, оставляя за собой полотнище крови, и понеслось по воле вихря.
  Джаг с удвоенной силой насел на Тралла; непрерывный стонущий звук вырывался из его рта, словно боевой клич самого насилия. Размазанный от скорости меч, сотрясающие тело удары - но Джаг так и не смог пройти мимо него.
  
  ***
  
  Заваленный трупами Варат Таун затаился, следя одним глазом за поединком Икария и Тисте Эдур - одиночки. Копьеносец не мог победить - против этого Джага любой бессилен - но он держался, дерзко, показывая такие непревзойденные чудеса воинского мастерства, что летериец затаил дыхание.
  За его спиной дети отступали под грубый свод в конце узкой расселины.
  Буря окружила ураганным вихрем фигуры сражающихся - о боги, они двигались быстрее, чем Варат мог уследить. Копье наконец начало расщепляться под градом ударов...
  Варат Таун расслышал всхлипы - перевел взор и обнаружил скорчившегося у стены Таралека Виида, вставшего на колени, рыдающего от ужаса. Он царапал камень ногтями, будто пытался прокопать себе путь наружу, и полоски крови уже блестели на грубой поверхности. "Ты так хотел увидеть, ублюдок. Теперь живи с этим".
  Внимание его привлек громкий треск. Он увидел, что копье сломалось - Эдур отпрыгнул, каким-то образом увернувшись от горизонтального взмаха меча, что должен был обезглавить его. Икарий с ревом подскочил, чтобы прикончить врага - и резко присел, разворачиваясь и падая на бок...
  ... когда черный демон показался из теней, широко раскрыл пасть, выбросил голову на жилистой шее... зубы сомкнулись на правом плече Икария, единственная передняя нога провела длинными когтями по груди Джага, пересчитывая ребра и стремясь прорвать мягкий живот. Демон дернулся назад и поднял Икария в воздух...
  Но его меч действовал, обрушиваясь на шею демона. Черная кровь хлынула потоком, громадное тело пошатнулось, ноги судорожно задергались. Икарий приземлился на согнутые ноги и начал разжимать смертельную хватку челюстей.
  Сзади него Тисте Эдур оттаскивал тело Алрады Ана под арку...
   "Зачем? Все напрасно... едва он освободится..."
  Ревущий вихрь крошил камень стен, заполняя воздух не только брызгами крови, но и осколками гранита. Трещины пошли безумной паутиной... вой шторма еще усилился... и барабанная перепонка в левом ухе Варата Тауна лопнула, причиняя мучительную боль.
  
  ***
  
  Тралл тащил Алраду к тронному залу. Руки его покрылись кровавыми полосками содранной кожи. Ибра Гхолан куда-то пропал - на самом деле, он не видел, чтобы вообще кто-либо охранял вход.
   "Сбежали? Сдали трон? Прошу, Сестры, прошу. Дайте им уйти, всем им уйти от этого..."
  Он дотащился до входа и увидел Гхолана. Воин стоял к нему спиной и смотрел на Трон... нет, он смотрел на то, что осталось от Моноча Охема. Должно быть, магический шторм проник в палату и Гадающий по костям не сумел противостать этой силе - его отбросило на правую часть Трона. Тралл с ужасом разглядел, что Моноч Очем расплавился - его обезображенное, скрученное тело спаялось с Первым Троном. Едва ли половина лица Гадающего выступала наружу, сморщенный глаз поблескивал в потрескавшейся орбите.
  Вдоль стен и у Трона сидели дети - их осталось так мало! - а Панек склонялся над неподвижным телом Миналы. Вокруг них медленно расплывалась лужица крови.
  Ибра Гхолан обернулся, когда Тралл втащил Алраду Ана.
  - Моноч Охем не справился, - невыразительно проговорил неупокоенный воин. - Отойди от прохода, Тралл Сенгар. Теперь я встречу Хищника жизней.
  Тралл оттащил друга к стене и присел рядом, положив руку на забрызганный лоб Алрады. Он удивился, когда тот открыл глаза.
  - Алрада...
  Умирающий воин попытался заговорить. Изо рта пошли кровавые пузыри; он кашлянул, забрызгав лицо Тралла, и перед смертью сумел произнести одно слово.
  Одно слово.
  - Дом.
  
  ***
  
  Ибра Гхолан вышел навстречу тому, кого прозвал Хищником. Четыре шага. Джаг наконец высвободился из смертельной хватки Апторианы. Т'лан Имасс бросился в атаку.
  Камень против железа, искры в сердцевине ревущих ветров; ветры эти несли куски плоти, осколки костей, клочья мокрых волос, части доспехов.
  Тралл подобрал копье из кучи брошенного оружия и встал на страже у входа.
  Натиск Ибры Гхолана заставил Джага сделать шаг назад. Затем еще шаг...
  Сухой треск - Т'лан Имасс зашатался, уронив сломанный кремень. Оружие Хищника жизней мелькнуло, опускаясь, отделяя левое плечо неупокоенного... второй замах, ребра как взорвались, отдав новые осколки на волю ветра... Ибра Гхолан дернулся назад...
  Меч коснулся его виска.
  Череп распался на массу осколков...
  Снова меч пронесся через тело, на уровне бедер, пересекая позвоночник, выходя наружу и разваливая Имасса на половины. Джаг ухитрился взмахнуть мечом еще четыре раза, прежде чем части тела неупокоенного воина упали на пол. Во все стороны полетели осколки костей.
  Хищник дернул головой и заревел - звук этот придавил Тралла к полу, выбив воздух из груди - он беспомощно взирал, как чудовище сделало шаг вперед. И еще шаг.
  
  ***
  
  Вспышка, треск разрываемого воздуха - и кто-то выпал ниоткуда на путь Джага. Он прошипел: - Чтоб тебя, Темный Трон! - Тралл видел, как человек поднял голову, заметил приближающегося монстра и сделал шаг назад; когда Джаг воздел меч, магия рванулась из-за человека - ослепляя всех - и когда она распалась, ветер в мрачном коридоре завыл не хуже банши. Хищника нигде не было видно.
  
  ***
  
  Варат Таун проследил, как Икарий уничтожает Т'лан Имасса, и снова нашел взором одиночку - Эдур, готовящего копье. Мгновением позже торжествующий рык сбил его с ног.
  Капитан видел, как перед Икарием раскрываются врата, как истекает магия - и присел, стараясь слиться с трупами, когда ударившая Джага сила расплескалась, сотрясая стены и пол - мгновенная вспышка, Икарий взлетел на воздух, прямо к нему, мелькнул над головой - неистовый ветер пронесся вслед за ним.
  И вернулся с новой силой. Варат чувствовал, как тела сверху перекатываются и что-то сдавливает их - Джаг шел по трупам, снова поднимая меч.
  Темнокожий тщедушный Цеда увидел возвращение Джага и выпустил новую порцию грохочущего волшебства...
  ... Икарий отлетел...
  
  ***
  
  Буря извивалась как разъяренный берсерк, расщеплялась на отдельные потоки, завывая, терзая камень стен, срывая с них большие куски. Тела павших поднялись на воздух, плоть слезла с костей, кости истончились и сломались... оружие закружилось, растворяясь в ничто.
  Тралл Сенгар видел, стоя на коленях, как пришелец избивает Хищника. Снова и снова. Каждое вибрирующее сотрясение подбрасывает его вверх, крутит и молотит, смачно лупит по невидимым отсюда препятствиям.
  И снова и снова чудовищный убийца встает на ноги и движется в атаку.
  Чтобы снова получить удар.
  В кратком промежутке между стычками пришелец огляделся, заметил Тралла и крикнул по-малазански: - Кто он такой, Худа ради?
  Тралл моргнул и потряс головой.
   "Неправильный вопрос. Кто ТЫ такой, Худа ради?"
  Ревущий Хищник подкрался еще ближе; на этот раз он выстоял под колдовским импульсом, хотя его и оттащило на несколько шагов назад. Он покачал головой и поднял клинок.
  Снова наступая.
  Еще один выброс... Джаг всего лишь склонился под напором... А маг подпрыгнул, словно ужаленный. Кожа на руках разошлась, брызнула кровь.
  Хищник жизней, покачнувшись назад, устремился в атаку.
  Маг почти исчез за красным туманом, шатаясь и со стоном восстанавливая равновесие...
  Джаг совсем рядом...
  Тралл обнаружил мага лежащим рядом с собой. Вся его кожа покрылась кровью, порезы усеяли каждый сустав, лицо, шею; глаза покраснели, источая слезы. Трепещущая рука поднялась, колдун слабо улыбнулся и пробормотал порванными губами: - С меня довольно. Давай ты, Эдур. И передай Темному и Котиллиону: я буду поджидать их по ту сторону врат Худа.
  Трал поднял голову, выпрямил спину, готовя копье.
  Глаза Хищника блестели. Траллу почудилось, что в их раскаленной глубине мелькнуло узнавание. "Да, это снова я".
  И тут ревущий вихрь словно запнулся, набросившись сам на себя, заставляя фрагменты и обломки прижаться к стенам - и наступила жара, душный зной потек из-за спины Джага. Он занес меч и неверными шагами...
  
  ***
  
  Выкарабкавшись из-под трупов, Варат Таун ощутил: буря стихает. Дыхание его прервалось - воздух пропитывался золотым сиянием - и в нем чудилась теплота, чудилась жизнь...
  Беглое движение слева... он ухитрился повернуть голову... фигура в обтягивающих бурых одеждах... нет, нагая... покрытая мехом женщина - нет, самка - не человеческого рода. Но...
  Она двигалась на полусогнутых - быстро, робко, нервно, обходя Икария сзади. Джаг шел к одинокому Эдур. Стремительный бросок - Икарий расслышал, начал поворачиваться - но она протянула длиннопалую руку - без оружия - Варат Таун увидел, как палец легчайшим движением касается бока Икария...
  Губитель упал как подкошенный.
  Сзади раздался бессловесный вопль; летериец отпрянул, когда мимо прохромал Таралек Виид...
  Самка склонилась над павшим Икарием. Нежно провела рукой по лбу убийцы, и янтарное сияние начало гаснуть, и вместе с ним делалась невидимой самка. Вскоре она растворилась в золотом свете; свет замигал и пропал.
  Таралек Виид повертел головой и встретил взор Варата. - Помоги!
  - В чем? - спросил летериец.
  - Врата позади тебя... они закрываются! Нужно протащить Икария! Он нужен не здесь!
  - Ты свихнулся?
  Лицо гралийца исказилось: - Ты не понимаешь? Икарий... ОН ДЛЯ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРА!
  Внезапная дрожь смыла остатки умиротворяющего тепла; нахлынул потоп переживаний - ум закипел. Варат Таун заставил себя встать и подошел к Таралеку.
   "Для Рулада. Боги... Да, я понял. Для Рулада... даже Рулад... даже с тем мечом - да, я понял. Понял!"
  Проход в тронную палату снова оказался свободен - Тисте Эдур затащил Цеду под защиту святого места - это их шанс! Таралек склонился над расслабленным телом Икария. Подобрал меч и ножны, схватил руку. - Бери другую, - сипло приказал он. - Скорее! Пока они поймут... пока чертовы врата не захлопнулись!
  Варат Таун схватил руку. Они потащили Икария за собой.
  Скользкий пол сделал эту задачу легче, чем они ожидали.
  
  ***
  
  Тралл Сенгар встал на колени, осторожно стирая кровь с лица мага, с закрытых глаз. В коридоре царила глубочайшая тишина; в зале стонали и безнадежно рыдали.
  - Будет жить?
  Тисте Эдур вздрогнул, поднял голову: - Котиллион. Ты сказал, что пришлешь помощь. Это он?
  Бог кивнул.
  - Его было недостаточно.
  - Я знал.
  - И кто должен был быть следующим?
  - Я, Тралл Сенгар.
   "А..." Он опустил взор на бесчувственного мага. - Эрес'ал... она сделала то, что никому не под силу.
  - Кажется, так.
  - Полагаю, ее приход был непредвиденным.
  - Совершенно непредвиденным, Тралл. Как жаль, что ее целительная сила не простерлась на эту палату.
  Тисте Эдур нахмурился и снова поднял голову. - Что это значит?
  Котиллион не хотел встречаться с ним глазами. - Онрек. Он встает. Более или менее залатанный. Думаю, ты любишь его...
  - А кто любит нас? - вопросил Тралл. Он отвернулся и сплюнул кровь.
  На это бог не ответил.
  Тисте Эдур с трудом уселся. - Прости, Котиллион. Не уверен, что ты заслуживаешь упрека. Может быть, и нет.
  - Ночь, полная событий, - ответил бог. И вздохнул: - Какое схождение сил! Я спросил, будет ли жить Быстрый Бен?
   "Быстрый Бен". Тралл кивнул: - Думаю. Кровь уже остановилась.
  - Я призвал Темного Трона. Исцеление близко.
  Тралл Сенгар отыскал взглядом Панека, сидевшего рядом с матерью. "С одной из матерей". - Темному лучше поторопиться, или дети осиротеют снова.
  В проходе послышался скребущий звук; появился Онрек.
  - Тралл Сенгар.
  Тот кивнул и выдавил улыбку: - Онрек. Кажется, мы с тобой обречены продолжать жалкое существование.
  - Ну, я рад.
  Они помолчали. Затем Т'лан Имасс произнес: - Хищник жизней ушел. Его пронесли через врата.
  Котиллион разочарованно зашипел: - Проклятие Безымянным! Они ничему не учатся.
  Тралл смотрел на Онрека. - Ушел? Он жив? Как... кто..? Жив!
  Бог ответил ему: - Икарий... Хищник. Лучшее их оружие. Безымянные решили использовать его против твоего брата, Императора Летерийского.
  Понимание не сразу пробилось сквозь усталость. Тралл сомкнул веки. "О нет. Прошу..." - Ясно. И что будет, Котиллион?
  - Не знаю. Никто не знает. Даже сами Безымянные... хотя в гордыне своей они никогда этого не признают.
  Панек закричал. Они обернули головы, увидев прибывшего Повелителя Теней, кладущего руку на лоб Миналы.
  Тралл снова сплюнул - нёбо и глотка были изранены - и покосился на Котиллиона. Вздохнул: - Я больше не буду сражаться. Ни Онрек, ни дети - Котиллион, прошу...
  Бог отвел взгляд. - Разумеется, Тралл Сенгар.
  Тралл поглядел богу в спину и снова отыскал Алраду Ана. Темный Трон шел к Быстрому Бену. Тралл направился к телу друга. "Алрада Ан. Я не понимаю тебя - и никогда не понимал - но тем не менее спасибо. Спасибо..."
  Он вышел за порог, оглянулся и увидел Котиллиона Покровителя ассасинов, бога, одиноко сидящего на отпавшем от стены камне, закрыв голову руками.
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  
  В пустыне я бродил и встретил бога
  Он, на колени пав, ладони погружал в песок
  И к небу воздевал их раз за разом
  Смотрел, как вниз песчинки мелкие летят.
  
  Сойдя с усталого коня, я подошел
  И замер пред хозяином пустыни
  И долго наблюдал движенья пыльных рук...
  Он поднял наконец глаза с мольбою.
  
  Где дети, - бог вскричал, - где деточки мои?
  
  
  Последний поклонник,
  Рыбак Кел Тат
  
  
  
  
  В груди жгло, но благословенное онемение быстро наполняло легкие. Сциллара подвинулась, чтобы лучше видеть вставшего у борта Резака. - Ты смотришь вдаль, - сказала она, озирая бескрайность моря.
  Он вздохнул, кивнул.
  - Думаешь о ней? Как там ее звали?
  - Апсалар.
  Она засмеялась чему-то своему, снова вдохнула дым и выпустила змейками из носа и сложенных колечком губ. Три струйки слились воедино. - Расскажи о ней.
  Резак оглянулся через плечо; Сциллара, не желая оканчивать беседу, сделала то же. Баратол стоял на носу, Чаур уселся рядом, у его сапожищ. Искарал Паст и Могора куда-то пропали - наверное, в каюту внизу, обсуждать таинственные ингредиенты для супа. Черный мул исчез несколько дней назад; Резак подозревал, что его вытолкнули за борт, хотя Искарал в ответ на его вопросы только улыбался.
  Маппо скрючился на корме, поджав под себя ноги. Он раскачивался и плакал. Он рыдал все утро, и никто не мог понять, что за злосчастная мысль осаждает его.
  Резак снова обратил взор к морю. Сциллара с готовностью сделала то же самое и схватилась за трубку.
  Дарудж заговорил: - Я вспоминаю. После большого фестиваля в Даруджистане случился еще праздник, в честь посрамления малазанских агентов... на тот момент. Дело было в поместье Коля, перед нашим уходом - о боги, как давно это было...
  - Вы уже встретились тогда.
  - Да. Была музыка. И Апсалар...танцевала. - Он бросил на нее робкий взгляд. - Она танцевала так красиво, что все смолкли и принялись смотреть. - Резак качал головой. - Я даже вздохнуть не мог, Сциллара...
   "Итак, бессмертная любовь.
  Ну и пусть".
  - Хорошее воспоминание, Резак. Держись за него. Я не танцую, разве что напьюсь или как-то иначе одурею.
  - Тебе не хватает прошлых дней, Сциллара?
  - Что ты! Сейчас намного веселее.
  - Как это?
  - Ну, видишь ли, мне теперь всё удается. Всё-всё. Это... вдохновляет.
  - Знаешь, Сциллара, я завидую твоему счастью.
  Она улыбнулась. Действие простое, но потребовавшее от нее напряжения всех сил и всей воли.
   "Ну и пусть".
  Резак сказал: - Думаю... думаю, что хочу тебя обнять. Прямо сейчас, Сциллара!
   "Не совсем та причина. Но, видишь ли... в нашем Худом проклятом мире нужно брать, что дают. Любую малость".
  Три струйки.
  Ставшие одной.
  
  ***
  
  Карса Орлонг поднял голову, когда Семар Дев подошла и уселась рядом. Яростные порывы ветра суетливо ерошили волны, те стучали по бокам корабля, неустанно, как будто невидимые духи вознамерились разорвать ладью на части. - Ну, женщина? Почему ты такая возбужденная?
  - Случилось нечто. Дай-ка мех, я продрогла до костей.
  Он протянул ей медвежью шкуру: - Бери.
  - Слава твоему мученичеству, о Карса Орлонг!
  - Напрасные слова, - буркнул он. - Я не стану мучеником ни для кого, даже для богов.
  - Просто шутка, тупоголовый. Слушай, нечто действительно случилось. Штурм. Вышли сотни эдурских воинов и отряды летерийцев. С чемпионом.
  Карса хмыкнул: - На кораблях таких уже уйма.
  - Но вернулись с битвы лишь чемпион и его слуга. И еще один летериец. Остальных перерезали.
  - Где была эта битва? Мы не встречали других ладей.
  - Они пришли через садок. Но главное - я слышала имя чемпиона. Вот почему поспешила к тебе. Пора сматываться с клятого корабля - едва заметим землю за бортом, прыгаем! Ты сказал, я возбуждена? Неправда. Я напугана.
  - И кто этот пугающий чемпион?
  - Его имя Икарий. Губитель...
  - И слуга его - Трелль.
  Она нахмурилась:- Нет, граль. Ты знаешь Икария? Ты слышал страшные легенды, окружающие его имя?
  - Никаких легенд не знаю, Семар Дев. Но мы однажды сразились с Икарием. Мне помешали его убить.
  - Карса...
  Но Тоблакай улыбнулся: - Ты порадовала меня, женщина. Я охотно встречусь с ним снова.
  Она уставилась на него, пронзая взором сумрак трюма... и промолчала.
  
  ***
  
  На другом корабле того же флота Таралек Виид свернулся клубочком, лежа лицом к борту. Его сотрясали судороги.
  Икарий стоял над ним. И говорил: - ... трудно понять. Летерийцы прежде так меня презирали. Что же изменилось? Я вижу в глазах надежду и поклонение, и это непонятное уважение действует мне на нервы.
  - Отойди, - пробубнил гралиец. - Мне плохо. Оставь меня.
  - Боюсь, друг мой, это не физическая болезнь. Прошу, выйдем на палубу. Вдохни живительного воздуха - он успокоит тебя, уверяю.
  - Нет.
  Икарий осторожно присел, чтобы глаза его оказались на уровне глаз бунтующего Таралека. - Я проснулся сегодня более свежим, более счастливым, чем когда-либо. Я ясно чувствую, что прав. Во мне теплота, мягкая и утешительная. Она не исчезает. Не понимаю тебя, друг...
  - Тогда, - проскрежетал гралиец полным яда голосом, - я должен снова рассказать тебе. Кто и что ты есть. Я должен рассказать и приготовить тебя. Ты не оставляешь выбора...
  - Не нужно, - мягко ответил Икарий, кладя руку на плечо Таралека.
  - Глупец! - прошипел гралиец, сбрасывая руку. - В отличие от тебя я помню! - и сплюнул.
  Икарий встал и поглядел на старого друга с высоты своего роста.
  - Не нужно, - сказал он снова и отвернулся.
   "Ты не понимаешь.
  Уже не нужно".
  
  ***
  
  Он стоял на самой высокой башне Замка Обманщика. Ничего не выражающие глаза взирали на хаос внизу. Корабли Адъюнкта выходили из гавани, устремляясь в темные просторы моря.
  Справа от него, всего в трех шагах, начиналась трещина, придавшая всей смотровой платформе угрожающий крен. Трещина возникла едва год назад, она проходит через всю крепость, до погребов; усилия инженеров не приносят результатов, что ставит их компетентность под серьезное сомнение. Старое сердце Малазанской Империи ранено, и он не ждет, что оно долго продержится.
  Человек ощутил рядом присутствие, но не обернулся. - Император, - раздался его тихий голос, - давненько не виделись...
  Шепот Темного Трона прозвучал тихой угрозой: - Ты всегда таким будешь, Тайскренн? Всегда и всюду? - Тихое фырканье. Голос раздался ближе: - Ты снова позволил загнать себя в клетку. С ума меня сведешь.
  - Ночь выдалась хлопотливая, - заметил Верховный Маг Империи.
  - Ага, ты ощутил мою... деятельность? Разумеется! Не такая прочная клетка, как мне казалось.
  - Я смею рассматривать происходящее с отдаления. - Маг помолчал. - Как и ты. - Он глянул на бесформенную кляксу тьмы рядом. - Подозреваю, новая роль мало что изменила.
  - Ты вступил в заговор с Быстрым Беном и Каламом. Ты помчался к ним на Семиградье - и чего достиг? Императрица стоит на зыбучем песке, джисталь бродит без оков по коридорам власти, Коготь ослаблен и прогнил изнутри, мои верные виканы в осаде. Скажи-ка, Тайскренн, мог ли ты предвидеть ответ Д'рек на измену жрецов и жриц?
  - Измену?
  - Д'рек истребила твоих сотоварищей! В каждом храме!
  Верховный Маг помолчал. Бог становился все беспокойнее. - Год назад один мой старый друг спешно направился сюда, отплыв из Великого Храма Д'рек в Картуле.
  - Так ты знал?
  Тайскренн тихо улыбнулся: - Нанятый им корабль принадлежит мне. Увы, он об этом не ведал.
  - Так и знал! - воскликнул Темный Трон. - Ты никогда не покидал культа!
  - Осенняя Змея - вестница смерти, а смерть приходит ко всем. Ко всем нам, смертным. Как можно забывать об этом? Какой смысл?
  - Империя - моя! Не Д'рек! Не твоя!
  - Император, твоя паранойя всегда пугала меня даже больше твоей жадности. Во всяком случае, Лейсин правит... пока что. Или, - покосился он на бога, - ты планируешь триумфальное возвращение?
  - Спасти всех от самих себя? Ну уж нет. Ненависть - самый цепкий сорняк нашего мира... особенно если люди вроде тебя бездействуют.
  - Я насадил много садов, Император, но все они одичали или погибли.
  - Почему ты согласился стать затычкой для Быстрого Бена?
  Верховный Маг удивленно моргнул.
  - И почему он не позвал тебя, когда я послал его в такой кошмар?
  - Я был бы очень разочарован, - медленно проговорил Тайскренн, - если бы он позвал меня так скоро. Я уже сказал, что смотрю на дела в нашем мире из отдаленной перспективы.
  - Почему Д'рек не убила тебя?
  - Она пыталась.
  - Что?!
  - Но я отговорил.
  - ВОЗЬМИ МЕНЯ БЕЗДНА, КАК Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
  - Даже боги должны уметь сдерживать темперамент, - заметил Тайскренн, - дабы не подавать дурной пример.
  - Что ты сказал Д'рек?
  - То, что сейчас сказал тебе.
  - Мой темперамент в порядке! Я совершенно спокоен - исхожу яростью и гневом, да, но спокоен!
  Они помолчали. Наконец бог пробормотал: - Бедные мои виканы...
  - Они не так уязвимы, Император, как ты страшишься. У них будут Нил и Нетер. У них будет Темул, а когда он состарится - через десятки лет - он обучит юного воина, чье имя Колтейн. - Маг сложил руки за спиной, хмурясь на застланный дымом город. Занималась заря. - Если хочешь страшиться - страшись за своего ребенка.
  - Я ничего не...
  - Лжешь. Темп вышел из Щупова кабака - и ты убежал.
  - Тактическая необходимость!
  - Разумеется.
  - Ты сидишь в гадючьем гнезде. Рад за тебя. Прощай.
  Тайскренн изобразил поклон. - Император, прошу передать приветствия Котиллиону.
  - Передай сам, если осмелишься.
  - Не я отнял у него Калама. Кстати, ассасин жив?
  - Он в Мертвом Доме. Достаточный ответ?
  - Не вполне.
  - Знаю! - Темный Трон радостно захихикал и пропал, словно туман на ветру.
  
  ***
  
  Утро выдалось ясное, солнце уже припекало; старший следователь остановился у входа в Имперскую Канцелярию Картула, поправил мундир, убедившись, что на нем ни складочки; лизнул ладони и заботливо пригладил буйные волосы. Ну, буйные в его представлении. Бросил взгляд на сапоги, удостоверившись, что они начищены до блеска - и торопливо взбежал по ступеням.
   Скорее кивок, чем формальное отдание чести замершим по сторонам стражникам - и по коридору к конторе Командора. Уверенный и короткий стук. Услышав заглушенное дверью разрешение войти, он распахнул створки и строевым шагом подошел к столу, за которым сидел офицер.
  Тот поднял взор и скривился: - Ладно, напыщенный осел. Давай излагай.
  Старший следователь невольно сник, но приложил все усилия, чтобы скрыть это. - Я имею доложить вам, сэр, относительно расследования, тщательно проведенного мною по делу о таинственной смерти жрецов и служителей храма, посвященного Д'рек и находящегося на...
  - Да хватит! Ты хотел доложить результаты? Переходи прямо к ним.
  - Слушаюсь, сэр. Учитывая отсутствие свидетельств противоположного рода, сэр, прихожу к единственно возможному выводу: посвященные Д'рек, все как один, свершили оргию самоубийства в течение одной ночи.
  Липкие глазки неприятно долго разглядывали его. - Сержант Хеллиан, проводившая расследование в прошлом, пришла к тому же выводу.
  - Очевидно, она была старательной женщиной, сэр.
  - Пьяницей. Я отослал ее в Четырнадцатую.
  - В... Четырнадцатую?!
  - Изложи выводы в письменном виде, - сказал Командор, - и закрой дело. А теперь - вон отсюда.
  Старший следователь отдал честь и вышел со всем оставшимся у него достоинством. Вдоль по коридору - новый кивок страже - в двери, во внутренний дворик, затем по ступеням.
  Тут он помедлил, поднял голову. Солнечные лучи разбрызгались по великолепным сетям пауков - паральтов, ныне ставших обитателями города Картула. Узоры кристальной красоты, бриллиантовые нити, блистающие на фоне поразительно синего неба.
  Оптимизм возвращается, подумал он, решив, что никогда еще не видел столь потрясающего зрелища. И пошел легким шагом. Сапоги звонко стучали по камням мостовой.
  Десятки громадных пауков, прячущихся в пещерки, выгрызенные в стенах башен, смотрели холодными фасетчатыми глазами. Смотрели вниз на всех, кто там ползает. Смотрели иногда с любопытством, но всегда спокойно - хотя шепот голода проносился по жидким мозгам.
  Сети расставлены.
  Столь хитроумные ловушки недолго остаются пустыми.
  
  
  
Оценка: 4.50*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"