Киндеев Алексей Григорьевич : другие произведения.

Одна из тысячи дорог. Полный текст

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не достигло вершин своего могущества царство ужаса, именуемое Ахероном, но в тени пурпурных башен уже открываются врата в миры, наполненные страданием и безмерным ужасом. Возлагаются на черные алтари человеческие сердца, возносятся молитвы богам, именуемым Древними. Смеется над несчастьями смертных дочь хранителя севера и играет на людских пороках заточенный в бездне первозданного хаоса бог дураков.
  
  
   Достаточно и малого словца,
   Чтоб страсти грозным вспыхнули пожаром,
   И одного хватает подлеца,
   Чтоб жизнь для многих сделалась кошмаром
  
   Гамзат Цадаса 1877-1951
  
  

Вступление

  
   Погоня длилась больше получаса, прежде чем усталый, грязный мальчишка добрался до горной тропинки, по которой его родичи водили скот к водопою. Паренек огляделся по сторонам, выискивая взглядом преследователей, потом обогнул сухой валежник и пересек ручей, отделявший владения клана от запретных земель. Он ступил в лес, темный, наполненный звучаниями, от которых в жилах стыла кровь. Старики говорили, что в этих местах жили неупокоенные духи предков, по каким-то причинам застрявшие на пороге между жизнью и смертью. Именно они кричали из лесной чащи, таясь в каждой тени, заставляя сердце бешено колотиться, протягивали к нему свои руки, смеялись голосами птиц над глупым смертным, осмелившимся нарушить древнее табу, наложенное на человеческий род богами.
   Мальчика страшил гнев хозяев здешних пределов, но куда больше он боялся гнева старого шамана, обещавшего подвергнуть всем мыслимым и немыслимым страданиям святотатца, отнявшего жизнь у Когана - священного белого оленя. Ни у кого не было сомнений в том, что голосом старика говорили боги, а разум его блуждал средь видений прошлого и будущего. Но у этого вершителя человеческих судеб никогда не было и не будет того, чем ныне обладал он, простой сын охотника, убитого горбатым медведем - ключа от потаенных знаний, хранившегося в крови священного животного. Великий Отец позволил мальчику познать ее вкус и открыл для него тысячи путей, из которых только один ведет к престолу сурового Крома. И если эта дорога пролегает через запретные земли, лежавшие промеж горными племенами и горой Бен-Морг, то так тому и быть.
   За спиной раздались знакомые голоса преследователей. Паренек снова побежал, углубляясь в сердце древнего, первозданного леса и не сбавлял скорость до тех пор, пока не уверился в том, что погоня прекратилась. Никто из племени Белого Оленя решился переступить границу между мирами, зная, что обратного пути для него уже не будет. Значит отныне, для всех своих близких и знакомых, он - Хорин, сын Хатума Светлобородого, считался мертвым. Мальчик стал свободным от прежних обязательств, от тревог за судьбу своего клана и даже от собственной памяти, но осознание этой независимости облегчения не приносило.
  Теперь уже не было смысла торопиться. У небольшого овражка Хорин остановился, чтобы передохнуть. Перекусил сухарем и пригубил воды из фляги, после чего побрел промеж вековых деревьев, чувствуя себя беспомощным перед жуткими хранителями здешних мест, таившимися во всякой тени.
  Мальчик мог только предполагать, куда может привести незримая для глаз, нехоженая тропинка, которую он выбрал из тысяч других, сделав первый шаг к священной горе. Направление иного свойства он оп?ре?делял хорошо, поскольку научился ориентироваться в лесах немногим позже, чем ходить. Поэтому смело двигался строго на юг, к священной долине, лежащей у трона владыки курганов.
   Изредка взгляд паренька натыкался на странные, гладкие камни, утопленные глубоко в земле, но то, - говорил он себе, - дело рук природы, а не людей. Обычные смертные никогда не жили в этих местах, потому, что с начала начал, вплоть до сегодняшнего дня, подножья Бен Морг считались владениями маленького подземного народца, негостеприимного и жестокого. Если верить старинным легендам, то представители его являлись людьми только отчасти, а по кровожадности превосходили даже волков. Каменных жилищ они не строили, зато жили в норах и пещерах, подобно диким зверям. Старейшины не уставали рассказывать у вечерних костров о том, как в незапамятные времена коганы вели беспощадные войны с недоросликами, отстаивая свое право жить в тени престола сурового бога, а те потеснили горные кланы на север, ближе к заснеженным равнинам.
  Но давно уже горцы не вели войн в пределах священного леса, а встречи с лесным народцем стали настолько редки, что многие северяне всерьез начали поговаривать о том, будто маленькие люди ушли из этих мест на юг, в болотный край. Так это, или нет - никто уверенно сказать не мог. Да и стоит ли вообще верить в то, что говорят у костров выдумщики охотники и дряхлые старожилы? Ведь даже верховный шаман не ведал, что во всех их россказнях может быть правдой, а что вымыслом.
   Хорин шел не желая останавливаться на отдых до позднего вечера, а лес потихоньку расступался перед упрямым мальчишкой. Стали попадаться широкие проплешины, могучие дубы и клены уступили место невысоким деревцам, развесистым кустарникам и вереску, подобному тому, что обычно растет на открытом пространстве. Когда на небе взошла первая звезда, мальчик остановился, огляделся. Теперь перед ним простиралось относительно ровная каменистая пустошь, кое-где покрытая мхом и душистыми травами. А за долиной Каналла, в которой, согласно преданиям, маленькие люди хоронили своих мертвецов, могучим великаном возвышалась над холмами и кряжами погруженная в тысячелетний сон гора Бен Морг.
   Великий Отец! До чего же она огромна!
   Какое-то время паренек с восхищением смотрел на скалистого исполина, не смея отрывать взгляда от снежной шапки, терявшейся средь темных облаков. А потом, незваным гостем, в голову проникло осознание недостижимости поставленной перед самим собой цели. Бен Морг отчего-то показался Хорину куда более далеким, чем это было днем. Тщетность всякой попытки добраться до трона сурового бога стала совершенно очевидной, когда мальчик представил себе расстояние, которое необходимо преодолеть прежде, чем начать восхождение на гору. А расстояние, это время, которое, по всей вероятности, будет исчисляться многими днями, если не неделями. Без хорошей одежды, без еды и воды ему не суждено будет пройти и малой части этого пути.
   Осмысливая происходящее, Хорин уселся на один из камней, во множестве лежавших на земле, вытащил из кармана сухарь, принялся его грызть. Взгляд мальчика все еще скользил по горным кряжам, преодолеть которые также не представлялось простым делом, по маленькой речушке, бравшей свое начало где-то среди скал, по зеленой полоске леса впереди...
   Лес... Снова лес!
   Сердце его наполнилось невообразимой злобой на тех глупцов, которые утверждали, будто Бен Морг - достижимая для свободного и сильного человека цель, на стариков, в жизни своей не видевших ничего кроме проклятых гор и на лжецов, выдумывавших невероятные истории о тех местах, которые не видели своими глазами. А также на себя, навлекшего на себя проклятие собственного рода кощунственными поступками.
   Что делать теперь? Куда идти? Просить приюта у маленького народца, живущего в норах, или отдаться в руки родичей, у которых никогда не удастся вымолить прощения? Сейчас перед ним открыты тысячи путей. Но куда бы Хорин не пошел, какое бы решение не принял, ничего хорошего ожидать уже не стоит. Единственным слабым утешением может стать только то, что редкому человеку случалось смотреть на трон подателя жизни так, как это сейчас делал он, сидя на камне, вглядываясь в ночную темень. Разве что, отчаянным авантюристам и изгнанникам из кланов, пытавшимся найти путь на вершину святыни потомков Гонара, в нарушение всех мыслимых и немыслимых запретов. Кости таких глупцов, должно быть, белеют средь серых камней, а их души ведут тоскливые беседы с тварями, населяющими священный лес, в который нет хода обычному человеку.
   Откуда-то со стороны подул холодный ветер, заставив Хорина зябко передернуть плечами. Пожалуй, следует подумать о разведении костра, хотя набрать достаточное количество хвороста можно только в подлеске. Значит, придется возвращаться.
   Хорин дожевал сухарь, запил его водой из фляги и, стряхнув с одежды крошки, встал с камня. Неожиданно на глаза мальчику попалось нечто странное, чего он никак не ожидал увидеть тут, на вересковой пустоши - остатки низенькой деревянной хижины, построенной невесть когда и непонятно кем. Дожди и снега не пощадили постройку, обрушив кровлю, обратив дерево в труху, а ветра довершили начатое ими, отчасти разметав неказистый домик по каменистой земле. В относительной целостности сохранились те места, которые были основательно смазаны глиной, то есть, нижние части стен. Все, что находилось выше человеческого роста, давно разрушили время и природные стихии.
   Мальчик прошелся вдоль старых развалин, меря расстояние шагами, примечая необычность деревянных креплений и каменной кладки, заглянул вовнутрь, хотя порог переступать не отважился. Потратив некоторое время на изучение строения, Хорин пришел к выводу, что люди, построившие это жилище, вполне могли происходить из горных кланов. А вслед за тем пришло удивление, сменившееся новым приступом ярости. Неужели все, что рассказывали старики об истории народа Ким-арнаг, было неправдой?! Какая неприглядная правда скрывалась под завесой этой лжи?
   Мальчишка еще раз прошелся вдоль маленькой хижины, потоптался у дверного проема и ступил внутрь, на осколки черепицы, лежавшие промеж мхов и неприхотливого, красного вереска. Что-то громко хрустнуло под ногами, а потом, неожиданным образом, Хорин почувствовал, как земля уходит из-под него куда-то вниз. Пытаясь сохранить равновесие, паренек схватился за скособоченную ставню, каким-то образом державшуюся на стене, но ржавая конструкция не выдержала его веса. Она сломалась и мальчуган, взвизгнув от ужаса, провалился в образовавшуюся под ногами дыру. Ударился головой обо что-то твердое, потерял сознание.
   После этого были темнота, головная боль, безудержным потоком заполнявшая его сознание, холод, а так же... девичий смех? Кто мог смеяться на каменистых, необитаемых пустошах, Хорину было невдомек, да и ответа на этот вопрос он не искал. На краткий миг мальчик предположил, что у него попросту помутился разум и услышанное являлось не более, чем плодом воспаленного воображения. Он приоткрыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света, лившегося через дыру нависшего над его головой потолка.
   Стало быть, уже утро...
   Хорин поморщился, проведя ладонью по лбу и, глянув на свои пальцы, понял, что они испачканы в крови. Крепко же его приложило! Интересно, обо что? Явно не об пол! Впрочем, не имеет значения. Спина не повреждена, руки, ноги остались целы и то хорошо.
   С трудом, опираясь о щербатую каменную стену, паренек приподнялся и осмотрелся по сторонам. Помещение, в котором он находился, было небольшим. Не больше пяти шагов в длину и пару - в ширину. В высоту оно едва достигало роста взрослого человека, а потому выбраться наружу не представлялось чем-то сложным. Взгляду мальчика предстал каменный пол, стены, раскрашенные чем-то синим (должно быть, охрой), гнилой, деревянный потолок, покрытый лишайником и бурыми пятнами, а также нечто, похожее на деревянный алтарь, один из тех, какие в своих церемониалах используют шаманы горных кланов. Судя по кровавым потекам, именно об эту вещь он ударился головой, когда провалился в подвальное помещение. А на алтаре лежали синеватые, похожие на ракушки, камни, каждый из которых был чуть больше его ладони. Впрочем, камни ли то были?
   Взяв один из них в руки, Хорин почувствовал странное тепло, исходящее из глубины этого предмета. Сейчас, когда его тело коченело от холода, этот источник тепла был вовсе не лишним. Но что-то пульсировало там, внутри... Что-то, наполненное беспредельной злобой и голодом.
   Мальчик глянул на настенные изображения, что виднелись в полутьме, неподалеку от алтаря, а потом, бледнея от ужаса бросил синий камень на алтарь и принялся быстро карабкаться наверх. Озябшими пальцами Хорин хватался за гнилые доски и выступы в камнях, подтягивался, но падал. Один раз, второй, третий... На четвертый, он все-таки выбрался из подвала, в котором десятилетиями (если не веками) хранилось отвратительное нечто, о происхождении которого он старался не думать. Под воздействием суеверного страха и навалившейся усталости, он обессилено лег на остатки кровли, покрытые мхом. Долго смотрел на небо, усеянное россыпью звезд, наполненное ледяным равнодушием ко всему происходящему и прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
  Значит, утро еще не наступило. Что же тогда служило источником света? Чей смех он слышал, лежа у каменного алтаря?
  Хорин поводил пальцами по лбу и затылку, ощупывая рану, резонно предполагая, что от удара головой о камни действительно повредился рассудком. А потом вновь услышал озорной девичий смех.
  

Глава первая. Дар темного бога.

  
   Тоскливые крики огромных черных птиц, паривших средь низких облаков, зависших над городом, были едва слышны в переплетении многочисленных узеньких улочек, в скверах и на площадях. Они словно карабкались с вершин мрачных храмов на черные камни мостовых, путались в складках одежд городских обывателей, терялись в оконных занавесях, и рыбацких сетях, заглядывали в распахнутые настежь пышных дворцов и убогих глинобитных хижин. А город, который в предзакатный час принимал всякого рода звучания так же, как младенец принимает колыбельные песни матери, готовился отойти ко сну.
   Едва ли, впрочем, стоит сравнивать с ребенком конгломерат человеческих страстей и пороков называющийся Пифоном. Он был плотью времен, чьи истоки терялись во мгле тысячелетий, среди руин цивилизаций, не имевших с человеческими ничего общего. Напоминанием о том являлись древние святилища, возвышавшиеся над аккуратной деревянной и каменной застройки по обоим берегам своенравной реки Коцит, среди широких улиц, парков и площадей центральной части города. Мрачные, монументальные храмы причудливым образом гармонировали с остальными строениями, сочетавшими в себе множество разнообразных архитектурных стилей, положенных в основу современного культурного и художественного единства. Но вся эта гармоничность исчезала вместе с четкой планировкой ближе к окраинам, где линии мостовых и тротуаров становились расплывчатыми, а городские кварталы начинали представлять из себя скопище безобразных, неказистых домиков, сточных канав, грязных увеселительных заведений и загаженных улочек.
   С безразличием взирал с пьедестала на сочетание архитектурного великолепия и безобразной нищеты каменный змей, высеченный из цельной скалы мастерами древности в ту пору, когда на здешних землях властвовали короли империй, исчезнувших задолго до начала великого переселения народов. Осевшие на берегах Коцита кхарийцы сочли каменного истукана своим покровителем и символом и основали в его тени город, по истечении нескольких веков ставший столицей величайшего из государств современности.
   Воистину, ничто не могло потягаться с Пифоном в блеске и величественности пурпурных башен и дворцов. Но ничто не могло сравниться с ним по мерзости и зловонию, исходившему, сдавалось, даже от древних черных камней, лежавших в основе узеньких улочек, широких мостовых и площадей.
   Тем не менее, даже в сердце лежащего под сумеречным небом Ахерона неимоверно трудно отыскать торгового переулка гаже, чем тот, по которому вечером сегодняшнего дня шел Орадо. Изредка поглядывая по сторонам, молодой человек старательно обходил ямы с нечистотами, брезгливо кривил губы, когда замечал что-либо, казавшееся ему неприглядным. Сочетание неприятных запахов, исходивших, как будто, от всего, на что падал его взгляд, временами, казалось непереносимым. Поэтому, прижимая к носу платок, периодически задерживая дыхание, Орадо бесцеремонно проталкивался через толпы людей, толпившихся у торговых лавочек и ускорял шаг, минуя лужи, наполненные чем-то, о чем ему невыносимо было даже подумать.
   На небольшую торговую площадь, примыкавшую к храмовому комплексу Хатхор, он вышел с чувством гадливости, поскольку за время своего пребывания в нищих трущобах успел изрядно испачкать сапоги в нечистотах. Среди людского столпотворения, к уже привычным ему омерзительным запахам, сразу же добавились другие, не менее отвратительные, вызывавшие тошноту. Источником здешней непереносимой вони являлся обыкновенный рынок - место, неспроста считавшееся рассадником всякого рода заразы, распространявшейся по городу с неимоверной скоростью. Отсюда нередко начинались моровые поветрия, уносившие жизни многих тысяч горожан, а теневые короли руководили шайками правонарушителей всех мастей.
   Спору нет, здесь нужно держать ухо востро. Кого здесь сейчас только не встретишь? Высокородные дворяне, купцы, наемники, простолюдины, рабы, мошенники, попрошайки, шлюхи, бездомные... А по вечерам, когда на площади давали свои представления бродячие артисты, тут и вовсе было не пропихнуться. В это время суток музыканты собирали вокруг себя толпы разномастного народу, слуги богатых домов закупались необходимыми припасами, цирюльники и портные зазывали клиентов, продажные девицы выставляли напоказ свои прелести. Тут же, в полутемных палатках обсуждали щепетильные дела люди, скрывавшие свои лица под масками, а менялы позванивали серебром и медью. И все это разномастное сборище, норовило оставить лопоухого доходягу без гроша в кармане. Самым скверным было то, что управы на здешних преступников не находилось, поскольку Сыскной Приказ мало интересовался их деятельностью, взимая дань с теневых королей нищих кварталов. А потому, ступая на черные соборные камни близ храма Хатхор всякий человек, будь он беден, или богат, отдавал себя во власть простого случая - зоркого взгляда вора, или ловкача-мошенника.
   Орадо отыскал, родник, огороженный кирпичной кладкой и принялся очищать обувь от грязи в сточной канаве. При этом, он не забывал посматривать на пацанят, крутившихся между торговыми рядами, лобным местом и храмовым комплексом. За этими сорванцами стоило следить особо тщательно любому обладателю туго набитого деньгами кошелька и драгоценностей. Впрочем, до него этой публике, судя по всему, сейчас не было никакого дела, поскольку все внимание маленьких воришек было сосредоточено на хорошо одетом, тучном купце, о чем-то разговаривавшим с менялой. С такого толстосума вполне возможно было содрать неплохой куш.
   Взгляд Орадо скользнул по торговым рядам и покупателям, по мраморным колоннам, пилонам и священным ступам, символизировавшим добродетель покровительницы торговли и танцев Хатхор, а потом, остановился на паре угрюмых личностей, сидевших на ступенях древнего храма. Эти люди, одетые в черные одежды, казались не более чем продолжением тени одного из массивных столбов, поддерживавших тяжеловесную арку. Тем не менее, в них без труда можно было распознать приверженцев полузабытых культов, к которым с крайним неодобрением относились представители власти. В былые годы законодатели всерьез рассуждали о том, что следует запретить проведение религиозных обрядов этих отщепенцев в столице, но Триумвират не видел в монашеском братстве угрозы для змеиных храмов, предпочитая говорить о нем как о сборище обыкновенных отступников от истинной веры, погрязших в разнообразных пороках и междоусобных распрях. Жрецы Сета также предпочитали не обращать внимания на слухи о том, что периодически, посредством жутких ритуалов, старообрядцы призывали существ, в которых не было даже слабого подобия человечности.
   В то же время патриархи истинной веры умело играли на противоречиях монашеских общин, используя их религиозные расхождения и взаимную вражду в собственных целях. А потому, с молчаливого согласия змеиного Престола, адепты древних богов хозяйничали в кварталах старого города, посредством поножовщины делили территорию и обустраивали в безымянных, заброшенных храмах алтари, у которых совершали отвратительные богослужения. Никого не смущало, что в тени статуи змееликого божества, покровительствовавшего Пифону, процветали культы Цхатогуа, Кеш-Имергала и Ам-Зауда - отвратительных выходцев из иных миров, жаждавших человеческой крови, подстрекавших людей на совершение худших из преступлений. Словно и без того не хватало городским обывателям разнообразной нечисти, вырванной из глубин преисподней в этот мир, посредством колдовства.
   Однако, что делают нынешним вечером мерзавцы в черных одеждах на городской площади, близ священных ступ светлоликой богини? Старообрядцы всегда сторонились людных мест и старались обходить стороной храмы младших богов. В дневную пору они обычно и вовсе на улицы носа не показывали, опасаясь встреч с городской стражей. Если же это случалось, то ничего хорошего от них простым горожанам ждать не приходилось.
   Жестом подозвав к себе одного из оборванцев, крутившихся неподалеку от лавки менялы, Орадо указал ему на черных монахов.
   - Давно они тут?
   - Эти? - Мальчишка прищурился. - А вам какое дело?
   - Дело, которое стоит пары Принцев, - Орадо извлек из кошелька две чеканные монетки, протянул их оборвышу. - Ну, так что?
   - Уже часа три как тут, - сказал паренек, забирая деньги. - Как торговец вестями пришел, так и не уходят.
   - Вот оно как, - промолвил Орадо, посмотрев на худосочного, болезненного вида юношу, стоящего на Лобном месте, державшего в руке лоток с корреспонденцией. - Любопытно.
   Отпустив мальчишку, он двинулся к лоточнику, разглядывая торговца новостями, стараясь разгадать причину, по которой этот неприглядный с виду человечек привлекал внимание адептов темных культов.
   - Покупайте вестники! - кричал тот, размахивая свернутой берестой, скрепленной печатью королевской типографии. - Вести, принесенные черными воронами с разных концов света! От границ Стигии, до вольных городов Бори...! Не проходите мимо! Вести последней недели с крыла черной птицы! Волнения в блистательном Кеми! Раскрыт заговор в метрополии Талунии! Нападение кочевников на вольный город в долине Земри! Не проходите мимо! Покупайте вестники с несорванными печатями королевской типографии! Вести последней недели с крыла...!
   - Меня интересуют новости из Стигии, - сказал Орадо, подойдя к юноше. - Что ты там говорил про волнения в Кеми?
   - Эта новость стоит денег, господин.
   Орадо вытянул из кармана кошелек, открыл и вытащил несколько медяков. Взвесив их в руке, он задался вопросом, стоит ли бередить прежние воспоминания о своих злоключениях в Блистательном городе. Откровенно говоря, молодой человек предпочел бы и вовсе предать забвению все, что касалось его пребывания в государстве, лежавшем к югу от границ Ахерона. Но мысли о своенравной принцессе, обрекшей себя на вечное заточение в древней усыпальнице, часто посещали Орадо с того момента, как он вернулся из Черных песков.
   - Сколько?
   - Всего один Принц, мональе.
   - Покупаю, - Орадо положил на деревянный лоток монетку, взял один из свитков, с которых свисала стигийская печать. Отходить не спешил, хотя было понятно, что ничего необычного в этом лоточнике нет. С виду - типичный распространитель вестей, которому королевская типография платит какие-то гроши за полный рабочий день. Но так ли прост этот задохлик на самом деле? - Сколько дней этой новости?
   - Не больше двух суток, - отозвался юноша. - Возьмите еще пару вестников! Уверен, что не пожалеете. У меня есть свежие новости с равнин детей Шема...
   - Предложи это кому-нибудь другому, парень. - Орадо разломил надвое алую печать и, развернув свиток, пробежался взглядом по написанному на бересте тексту. На минуту задумался.
   Если судить о прочитанном, то выходило, что трон Царя Царей сильно шатался. Старик Амен-Каури стремительно терял поддержку народа и, может статься, что в ближайшее время Темные Пески ожидает смена власти. Жаль, если это и впрямь произойдет. В конце концов, нынешнего правителя Блистательного Города нельзя назвать плохим монархом. Луксорский мальчишка, вознамерившийся сместить с трона своего родственника, не обладает и десятой долей его мудрости. Зато он умело играет на настроениях жрецов змееликого бога, которых Владыка западной Стигии от себя отдалил. В том случае, если служители истинной веры сочтут такую смену власти правомочной, имя низвергнутого правителя окажется вычеркнутым из летописей обычным пером, а потом и вовсе сотрется из людской памяти. Так неоднократно было в истории. И случится еще не раз.
   Молодой человек бросил свиток в лоток, стоявший у ног лоточника. Туда же он кинул обломки алой печати, после чего опять посмотрел на старообрядцев, теперь топтавшихся возле священной ступы. Впору снова спросить себя, чем привлекал внимание этих мерзавцев с виду неприметный юноша. Только тем, что он продавал берестяные свитки?
   - Как давно ты работаешь на площади? - Орадо повернулся к лоточнику. - Я не видел тебя прежде.
   - Несколько дней, - отозвался тот, чуть помявшись.
   - А чем занимался раньше? Бродяжничал?
   - Бывало.
   - И тех двоих, которые топчутся возле храма, ты, наверное, повстречал где-то в подворотнях, - Едва заметно, Орадо качнул головой в сторону приспешников спящих богов. - Они тебе и указали верный путь, правда?
   - Я не знаю о ком вы! Там никого нет!
   Молодой человек на миг обернулся и, к своему удивлению, монахов не увидел.
   - Теперь ты мне точно должен кое-что рассказать, парень!
   На щеках у юноши появились пунцовые пятна.
   - Кто вы такой?
   Орадо улыбнулся, ступил на каменную ступень, ближе к лоточнику.
   - Если ты действительно желаешь знать мое имя, то я скажу, - сказал он и быстрым движением руки схватил юношу за шиворот. Потянул к себе. - Меня зовут Орадо.
   Услышав это, продавец вестей дернулся назад, пытаясь вырваться из хватки мональе. Рубаха его порвалась и молодой человек увидел цепочку, на которой свисало нечто, похожее на отвратительное насекомое. Что это? Ювелирное украшение? Амулет? Он присмотрелся к вещице, показавшейся из-под разорванного ворота. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного (мало ли какую мерзость носят в качестве талисманов люди?) Вот только предмет, прикрепленный к потемневшей от времени золотой цепочке, шевелился. Гадкий скорпион дергал лапками, словно пытаясь освободиться от испещренных мелкими рунами пут, обвивающих его тельце, извивался и размахивал из стороны в сторону хвостом, на конце которого находилась тонкая игла.
   Когда-то, перебирая старинные свитки в хранилище библиотеки нынешнего государя, Орадо уже видел изображение похожей твари. На полуистлевшем от времени пергаменте жрец Ам-Зауда - полузабытого бога, покровителя безумцев, приводил краткое ее описание и указывал на исключительную опасность, которую представляет данное создание для человеческой души. Однако, вот уже много веков, как считалось, род человеческий не встречался со столь отвратительными творениями старцев. Даже упоминания о них сложно было найти в старинных преданиях. Но вот поди ж ты...
   Интересно, посредством какого омерзительного ритуала выползло из вечной тени то отродье бога дураков, которое вручило эту мерзость полубезумным старообрядцам, ютящимся в подворотнях и в безымянных храмах? Или это подарок самого Древнего? Темный Дар?!
   - Ламия! - прошептал Орадо. - Эти сволочи посвятили тебя спящему богу!
   Юноша потянул руку к амулету, но Орадо резко потянул его за шиворот вниз. Не удержавшись на возвышении, лоточник взвизгнул и повалился на камни, оставляя в руках мональе изрядный клок своей одежды. Вся корреспонденция рассыпалась в разные стороны.
   - Помогите! - тотчас вскричал юнец, обращаясь к толпе начавших собираться возле Лобного места зевак.
   Орадо вздохнул. Судя по всему, по-хорошему поговорить с этим доходягой не удастся.
   - Ты ведь знаешь, кто я, - произнес он, склоняясь над торговцем вестями. - И те двое, которые вручили тебе эту дрянь, наверняка, тоже меня знают. Глупец! Думаешь, что они просто так тебе отдали эту мерзость? Что они пообещали тебе взамен? Деньги?
   - Я не понимаю о чем вы... Что вам от меня нужно?!
   Вместо ответа Орадо сорвал с его шеи цепочку с Ламией, взвесил ее в руке. Обладание этим предметом показалось молодому человеку неестественно восторгающим, повергающим в чувство, которое иначе, кроме как упоением назвать было сложно. Ощущения подобного рода, пожалуй, можно сравнить с интимной близостью с женщиной. Но нет. Это всего-навсего иллюзия. Обычная иллюзия от соприкосновения с Темным Даром, который дает ложные надежды, высасывая при этом из человека все жизненные силы.
   Но что, откровенно говоря, он знал об этой бестии? Определенно, в ней имелась какая-то искра жизни. Вот только эта жизнь должна быть весьма далека от понимания обычного смертного. Навряд ли кто-либо из ныне живущих людей, в полной мере ведает об опасности, какую несет в себе создание, пробудившееся после многовекового сна по прихоти заключенных в темницы порождений первозданного хаоса. Зато, если верить древним легендам, одного ее укуса вполне хватит для того, чтобы погрузить человеческую душу в такие глубины ада, в которых обитают лишь сущности, подобные первозданным, полузабытым божествам древности. Там ее - игрушку безжалостных исчадий маракотовой бездны, ожидает только спасительное безумие от беспредельного ужаса, что наполняет бесконечность за порогом осязаемого мира.
   Орадо задумался, рассматривая похожее на скорпиона создание. Оно же, не способное разорвать металлические оковы, по-прежнему дергало лапками. Красноватый свет солнца, с трудом пробивавшийся через пепельно-серые облака, едва ли приходился этой твари по нраву.
   - Они говорили тебе, что это такое? - спросил Орадо у юноши. - Ты знаешь, какие темные силы возродило к жизни тепло твоего тела?
   - Я не понимаю о чем вы! Это всего лишь амулет.
   - Не просто амулет, парень. Это часть ритуала жертвоприношения. Эта гадина словно жертвенный нож, который занесли над тобой. Она способна отправить твою душу в такие глубины преисподней, о которых ты не можешь даже помыслить.
   - Неправда! Те люди говорили мне, что он придает удачу.
   - Отчего же тогда они сами его не носят? - Орадо усмехнулся. - Тебя посвятили одному из самых отвратительных божеств древности. Радуйся, что это демоническое порождение не впрыснуло в тебя свой яд. В противном случае, ты бы совсем пропал, глупец.
   - Отдайте, - Юноша протянул к Ламии свои руки. - Отдайте его мне!
   Орадо качнул головой, присел на корточки рядом с торговцем берестяными свитками.
   - М-да... А зачем тебе эта висюлька? Что ты хочешь с ней делать? Будешь сорванцов из Воровского Треугольника пугать?
   - Ничего в ней опасного нет. Ведь я уже два дня ее ношу! За это время я продал почти все свои свитки, вы видите?! Отдайте, мональе! Она приносит удачу, я знаю.
   Орадо, не обратив внимания на его выкрики, покачал головой. Должно быть, Темный Дар попал в руки этого паренька аккурат после того, как служители спящих богов провели религиозные обряды в безымянных храмах, в Красном Квартале. Приверженцы черных культов взывали к почитаемой в их среде нечисти каждое новолуние, стараясь вызвать нечто, способное передавать им волю обитающих за гранью осязаемого мира древних богов. На протяжении многих веков их попытки ни к чему толком не приводили, однако два дня назад, похоже, удача им улыбнулась.
   Впрочем, удача может и вовсе быть не причем. Ведь в то время юная, избранная Триумвиратом жрица Крови впервые окропила алтарь змеиного бога человеческой кровью. Скрепляя связь со змеиным Престолом посредством жертвоприношения у подножия огромной каменной статуи, она взывала ко всем известным ей богам, в том числе и Ам-Зауду. В ту ночь узник первозданного хаоса вполне мог откликнуться на зов черных монахов и впервые за многие тысячелетия, в качестве посредника, отправить к своим прихвостням одно из многочисленных отродий, обитающих в тени его трона. Вот только этот старец не назывался бы богом дураков, если бы не правил глупцами. Вполне могло случиться так, что из-за некорректно проведенного исполнителями ритуала, вызванная ими тварь зависла на кромке миров и оказалась в своеобразной ловушке, из которой ее способна вызволить только дополнительная жертва. Глупый лоточник на эту роль вполне годится.
   Впрочем, тщедушный дурачок только что заявил, что носит при себе Темный Дар вторые сутки. Это не мало, учитывая то обстоятельство, что с него до последнего момента не сводили глаз прислужники Ам-Зауда. Может статься, что он всего лишь носитель, обязанный своевременно выпустить Ламию из ее оков. А уж она, обретя свободу, самостоятельно найдет наиболее подходящую жертву. И горе будет тому, на кого она обратит внимание.
   - Удачи не существует. - произнес Орадо. - Есть только воля богов, парень. - Он бросил Темный Дар наземь, придавил его каблуком.
   - Вы не посмеете! - Юнец всхлипнул. - Не посмеете. Иначе они убьют вас!
   - Меня многие пытались убить.
   Орадо приготовился раздавить мерзкую тварь, когда почувствовал сильный толчок в плечо. Охнув от неожиданности, он пошатнулся на пару шагов в сторону, после чего развернулся, намереваясь проучить наглеца, осмелившегося его ударить. Но обнаружив позади себя плохо одетых, немытых людей, едва сдержал проклятие. Чернь, привлеченная разговором благородного мональе с лоточником, обступила лобное место, словно набегающая на одинокий камень морская волна. Люди разглядывали лежавший на брусчатке Темный Дар, перешептывались, указывая то на Орадо, то на торговца свитками, а в их взглядах страх перед шевелящейся в золотых путах тварью многократно превалировал над любопытством.
   Каленым железом обожгла мысль, что за лоточником присматривают не только черные монахи. Боги, каким же глупцом он оказался! Следовало сразу уничтожить осколок древнего зла, а не болтать с этим задохликом, привлекая к себе внимание посторонних.
   - Скажи нам, мальчик, что это такое? - спросил какой-то старик с растрепанной гривой седых волос, указывая зловещий амулет. - Что это за существо?
   - Это мое! - вскрикнул юноша, пытаясь схватить Ламию. Сделать это ему не удалось, поскольку Орадо ногой откинул Темный Дар подальше от торговца свитками, в тень ближайшей священной ступы.
   - Их надо сжечь! - громко, истерично произнесла какая-то женщина из толпы. - И этого цыпленка и благородного. На костер их, говорю вам! И дрянь эту сжечь!
   Кто произносил эти слова? Хотя, не важно. Единственное, что сейчас имело значение, это то, что собравшийся вокруг сброд желал развлечений. Более того, он желал крови. При мысли о том, на что может пойти вся эта беднота ради кровавого представления, Орадо скривился, словно от зубной боли. Он чувствовал, как зарождается где-то в глубине его души безудержная злоба на скопище нищих, скудоумных ублюдков, так похожих на хищных зверей. Впрочем, не имеет смысла роптать и злиться на кого-либо. В подобных обстоятельствах уместно было бы потянуться и за мечом, но то - благородное оружие. Применять его против безродных остолопов аристократия во все времена полагала для себя зазорным.
   Впрочем, для того, чтобы вытащить клинок из ножен, особого труда не требовалось. Куда сложнее было не поддаваться чувствам, а сохранять способность принимать здравые решения. И если сохранялась какая-то возможность словами усмирить толпу, желавшую кровопролития, то ее необходимо найти и использовать.
   - Мальчишку не трогайте, - тихо сказал Орадо. - Лучше отведите его к подесте. Если он в чем-то и виновен, то...
   Договорить он не успел. Кто-то ударил его по затылку. Второй удар пришелся в спину. На миг молодому человеку показалось, что позвоночник будто разлетелся на сотни осколков, - столь сильной была боль. Не устояв на ногах, он неловко повалился на темные камни.
   - Что вы стоите?! - снова вскричала та женщина. - Зовите стражу! Пусть ведут к подесте их обоих! А уж он разберется что делать с ними.
   - Не трогайте...! - снова взвыл торговец корреспонденцией, когда какой-то бугай поднял с черных брусчатых камней Темный Дар. Судя по бурым пятнам на одежде, то был здешний мясник. Плохой, должно быть, вояка, но тяжелым мясницким топором, безусловно, владел добросовестно. А может, это и не мясник вовсе, а какой-нибудь сборщик податей, выбивающий долги с помощью кулаков. В любом случае, личность малоприятная. - Заберите цепочку, но отдайте мне талисман. Это моя вещь! Моя! Оставьте! Моя!
   Орадо сомкнул пальцы на рукояти тонкого, хорошо заточенного с обеих сторон клинка стилета, покоившегося в дорогостоящих ножнах. Совет лоточника отделить цепочку от Темного Дара показался ему крайне неуместным. Более того, делать этого не стоило ни при каком раскладе.
   - Была твоя, - Здоровяк оскалился в улыбке и бесцеремонно оттолкнул юношу в сторону. Тот съежился, втянул голову в плечи, но не произнес больше ни слова. - Ланцы у этой побрякушки, как я погляжу, правда золотые, братцы! А ну, посмотрим..., - верзила снова бросил зловещий талисман на брусчатку, бесцеремонно на него наступил. Задорно ухнув, он вырвал цепочку из маленьких, золотых оков. Раздался громкий хруст и те распались на несколько равных частей, освобождая отвратительную тварь.
   Едва бугай отступил в сторону, толпа притихла. Затем, подобно капле воды, упавшей на пол, людская масса начала растекаться в разные стороны от неведомого, внушавшего всем без исключения страх, выходца из древних эпох. Орадо же оставался неподвижным. Какое-то время он молча наблюдал за тем, как освобожденное от своих многовековых уз жуткое существо приподнялось на тонких лапах, покрутилось на месте, словно осматриваясь по сторонам. Повернулось к нему и замерло на месте, приподняв хвост, увенчанный тонким шипом!
   Орадо чертыхнулся, обнаружив, что оказался ближе всех к Ламии, потом, чувствуя нарастающую панику, подался к священной ступе. Уткнувшись в нее спиной, он приподнялся, стараясь не провоцировать омерзительное создание на нападение. Не делая резких движений вытащил из ножен узкий, обоюдоострый стилет.
   - Вот значит как, - процедил молодой человек сквозь зубы, чиркнув лезвием по брусчатому камню, выбивая из него искры.
   Пару секунд спустя, насекомое прыгнуло. Орадо взмахнул стилетом, но сделал это недостаточно ловко, в опасной близости от своей левой руки, на которую намеревалось приземлиться омерзительное создание. Ему удалось рассечь Ламию напополам, обагрив покрытую серебром сталь черной кровью. Одна ее часть, подергивая лапками, упала на камни, но другая половина, представлявшая собой длинный хвост с острым, изогнутым шипом, чиркнула его по запястью, оставляя на коже неглубокий порез. Без промедления молодой человек наступил на изувеченное тельце мерзкого порождения Бездны, с силой вдавливая его в поверхность черного камня. Лишь услышав хруст хитинового панциря, позволил себе облегченно вздохнуть и отступить, обращая внимание на притихшую толпу.
   - Ну что? - спросил Орадо у торговца берестяными свитками. - Все еще хочешь забрать? Забирай! - он остатки Ламии сапогом и отшвырнул их в сторону лоточника. Потом, не торопясь убирать кинжал в ножны, двинулся на толпу изрядно перепуганных людей, - Довольно с вас развлечений. Никаких сожжений сегодня не состоится. И вообще, советую вам, достойнейшие, разойтись по сторонам. Повторять не стану!
   Толпа с опаской попятилась от него и только торговец свитками остался стоять возле возвышения. Сейчас в нем нельзя было узнать того перепуганного мальчишку, которого Орадо держал за ворот рубахи. Это был уверенный в себе человек, невесть отчего улыбающийся.
   - Глупец, - тихо сказал он. - Ты думаешь, что все закончилось? Как бы не так! Теперь ты обречен, - он указал на кровоточащий порез на руке Орадо. - Но даже если не так, то они знают, кто ты. Они найдут тебя!
   - Пусть не надеются на удачу, - ответил Орадо. - А с их кровожадными божками я как-нибудь и сам договорюсь. Так и передай своим хозяевам, парень.
   Едва он произнес это, как послышалось звучание лошадиных копыт по мостовой. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, что к лобному месту, приближалась привлеченная криками стража дневного дозора. Орадо не хотелось попадаться на глаза представителям закона, а потому, не мешкая, он вновь сиганул в тень каменной ступы. Затем, держась тени, двинулся вдоль ряда колонн, поддерживавших каменный свод храма Хатхор, в сторону грязного торгового переулка, соседствующего с тем, из которого он недавно вышел на площадь. В то же время принялся натягивать на руки перчатки, тщательно скрывая под ними кровь. В здешних местах водилось немало тварей, которые приходили в неистовство от ее вида, или запаха. К примеру, черные крысы, разносчики опасных болезней, собираясь в стаи, представляли немалую опасность для больных и израненных людей, не способных оказать им сопротивление. Встречи с этими животными могли сулить одиноким прохожим лишь неприятности. Отчасти по этой причине, отчасти потому, что где-то, совсем рядом, находились поганцы, заварившие всю эту кашу, молодой человек не торопился убирать стилет в ножны. Сейчас он готов был порешить тех двоих без всякой жалости.
   Ожидания Орадо не оказались напрасными, поскольку очень скоро из мрака раздался скрипучий голос.
   - Мальчишка был прав.
   На свет тусклого фонаря вышел один из адептов старших богов. Монах был высок и худощав, хотя не представлялось возможным сказать определенно что-то сказать о его телосложении, поскольку черная сутана хорошо скрывала все достоинства и недостатки фигуры. Глубоко посаженные глаза были почти не видны под капюшоном, но если судить по отнюдь не скуластому лицу и скошенному подбородку, в этом человеке было больше крови от северных варваров, чем от благородных кхари. Нечасто можно повстречать среди старообрядцев бородатых людей, однако этот оказался именно таков. Можно предположить, что он обладал в братстве некими привилегиями и не являлся обычным исполнителем ритуальных обрядов.
   - Он был прав, - повторил бородач. - Ты можешь не дожить до рассвета.
   Долго не раздумывая, Орадо шагнул монаху навстречу и коснулся его шеи острием кинжала. Глаза бородача расширились от удивления, когда молодой человек схватил его за ворот одежды и резко потянул к стене ближайшего дома. Капюшон слетел с головы старообрядца и взору Орадо открылось лицо человека изможденного неизлечимой болезнью, от которой до сих пор не находилось лекарства. Синева губ, шелушащаяся кожа на лице и рыжеватые пятна на щеках свидетельствовали о наличии у него скоротечной рыжанки.
   Ах вот оно что?! Сукин сын, подхвативший пагубную заразу в какой-то из городских трущоб, даже не являлся посвященным в монашество! Он был смертником, принятым в Братство на правах послушника. Если верить распространенным в городе слухам, то подобные отщепенцы выполняли для представителей темных культов самые опасные поручения, связанные с устранением неугодных личностей. Не редко они, обреченные на скорую смерть, носили под сутанами жертвенные ножи, которыми не гнушались пользоваться при всяком удобном случае. Воистину, будет достоин похвалы тот храбрец, который пожелает избавить Пифон от всех этих подонков. Вот только какой безумец ради столь благой цели согласится навлечь на себя гнев монашеской общины и взойти на плаху, подставляя голову под топор палача?
   - Вы все это подстроили, верно? - спросил Орадо. - Тот мальчишка был всего-навсего наживкой, на которую, как вы полагали, клюнет хищная рыба вроде меня. Ваши надежды оправдались, - Орадо горько усмехнулся. - Теперь я вижу, что Ам-Зауда не зря называют богом глупцов.
   - Хищная рыба, - бородач усмехнулся. - Да, это подходящее название для такого как ты. Мы следили за тобой многие месяцы прежде чем получить разрешение старейшин на твое убийство. Но ты не дурак. Совсем не дурак, если обо всем догадался, - Неожиданно он рассмеялся и подался вперед, словно провоцируя Орадо полоснуть его по ничем не защищенному горлу. - Ты хочешь порешить меня, парень? Давай! Я не против. Боги определили мою участь уже давно, как ты понимаешь, а Жрица Крови давно уже пропела надо мной свою песню. Мне нечего терять.
   - Убить тебя очень просто. К примеру, можно вытащить меч и накрутить на него твои кишки. А можно пустить кровь во славу Ам-Зауда вот этим клинком, - Орадо прижал лезвие стилета к гортани бородача. - Я утащу тебя вслед за собой в такую бездну, куда не заглядывают даже демоны из последнего круга ада. Выбирай.
   В этот момент из темноты вышел другой человек в черной сутане - юноша лет восемнадцати с лицом, покрытым ожогами. Судя по их синюшному цвету, то были последствия каких-то неудачно проведенных химических опытов. Орадо немало слышал о том, что в подземельях безымянных храмов черные монахи проводят эксперименты с разнообразными жидкостями, пытаясь создать снадобья, способствующие общению их с потусторонними силами. Многие из алхимических опытов заканчивались крайне плачевно для оккультистов, но мало кому в голову приходило жалеть этих религиозных фанатиков, не знающих где провести черту между верой и наукой.
   - Мы видели, как расправился с Ламией и серьезно воспринимаем твои угрозы, еретик, - слегка охрипшим голосом произнес юноша. - Опусти свое оружие. Мы не желаем тебе зла.
   - Вы не монахи, - ответил Орадо. - Вы всего лишь послушники, выполняющие приказания главы общины. Он отправил вас на убой, словно скот, зная с кем придется иметь дело.
   - Даже если так...
   - Если так, то почему я должен вам поверить?
   - Потому, что ты уже обречен на скорую гибель. Нам незачем убивать человека, на котором стоит печать скорой смерти.
   - Значит вы, люди с чистыми лицами, не оставили мне выбора. Вы и сами, считай, покойники. Сейчас я убью его, а потом тебя. Итак...
   - Не делай того, о чем потом пожалеешь! - спешно произнес юноша, бледнея. Ему, похоже, было что терять. - Выслушай меня. Не скрою того, что все произошедшее на площади не вписывалось в наши планы. Ты уничтожил Темный Дар, который мы обязались хранить и это, конечно же, вызовет гнев старейшин. Боюсь, что их гнев коснется всего Братства, а не только одной общины. Лично мне это грозит отлучением. Мы все оказались в ужаснейшем положении, как ты понимаешь.
   - Не дави на слезу.
   - Послушай, давай попробуем рассуждать здраво? Надеюсь, что яд Ламии не помутил твой рассудок и поступишь разумно, если хочешь дожить до рассвета.
   - Хочешь сказать, что у меня есть шанс в полной сохранности выкарабкаться из этого дерьма?
   - Полагаю, что есть. Ты должен пойти с нами и встретиться с нашим господином. Люди, отмеченные Темными Дарами, обладают качествами, которые могут быть полезными для великих старцев. Возможно, что наши хозяева, будут милостивы к тебе, твоя жизнь окажется долгой.
   - Что они могут мне предложить?
   - Выбор, - сказал послушник, к горлу которого Орадо прижимал лезвие остро заточенного кинжала. - Тебе будет оказана великая честь, презренный еретик. Ты станешь единственным из простых смертных, кому доведется сегодня увидеть посланца царя царей. Сейчас я не вижу в твоих глазах страха, но будь уверен, что в скором времени на лице твоем отразятся все оттенки ужаса, доступные для человека. Ты поймешь, насколько велика бывает...
   - Слушать всю эту белиберду мне уже не раз доводилось, а потому закрой рот, если не желаешь получить улыбку от уха до уха, - зло прошептал Орадо и повернулся к юноше с обожженным лицом. - Твой друг мне не нравится. Он слишком много болтает. Теперь говорить будешь ты, парень. Это понятно?
   - Понятно.
   - Мне не известно какую тварь вы оба называете своим господином, но не думайте, будто я, при встрече с этим отродьем, проникнусь худшим из кошмаров, или начну петь ему хвалебные дифирамбы. Скажу более: вам уже удалось меня разозлить, а это значит, что хорошего от меня всей вашей братии ждать не стоит. Сейчас я говорю с тобой лишь потому, что пока еще не пришел к окончательному выводу относительно убедительности твоих слов. Ты утверждаешь, что жить мне остается до утра? Я готов в это поверить. И пока у меня остается надежда прожить то количество лет, что мне было отмерено судьбой, я буду последовать твоему совету. Но не вздумай играть со мной в какие-то игры, слышишь, мальчик? Тебе, разумеется, известно кто я и как отношусь к вашей ублюдочной породе.
   - Я знаю кто ты, Орадо Кастильский, - ответил юноша. В его сбивчивом голосе угадывалось что-то лихорадочное, близкое к панике. Должно быть, сейчас он пытался совладать с внутренней тревогой, поскольку испытывал страх перед человеком, которому также, как и его напарнику, нечего было терять. - Люди называют тебя чернокнижником, но кому, как не нам знать, что это ошибочное мнение? К тому же, все в братстве полагают, что ты не убийца. Убивать безоружных ты не способен.
   Орадо с добродушной улыбкой потрепал по щеке бородатого послушника, убрал кинжал от его горла. Старообрядец сразу же провел ладонью по тому месту, к которому только что было приставлено остро отточенное лезвие. Лишь убедившись в том, что кожа на шее не повреждена, он позволил себе облегченно вздохнуть.
   - Я вижу, что ты проявляешь благоразумие, - сказал юноша. - Ступай за нами. Тот, кого мы называем своим господином, находится в своей обители. Пусть он сам решает твою судьбу. Если он сочтет тебя полезным себе, ты будешь жить.
   Послушники двинулись по переулку, старательно обходя нечистоты, а Орадо двинулся следом за ними, задаваясь вопросом о том, в какую клоаку эти мерзавцы его ведут и сколь глубоким на этот раз был чан с дерьмом, в который он с головой окунулся на этот раз.
   - Мы идем в один из ваших храмов, я полагаю, - проговорил молодой человек после того, как узенький переулок, по которому они шли, перерос в достаточно оживленную, ухоженную улицу, по обеим сторонам которой возвышались дома в несколько этажей, сложенные из серого камня. - Позволю себе заметить, что Красный квартал находится на другом конце города. Путь через трущобы займет несколько часов.
   - Именно поэтому вы поедете на экипаже, - сказал юноша. - Я свое дело сделал и скоро избавлю вас от своего общества. Анхор будет сопровождать тебя, хищная рыба, до самой обители.
   - Значит, ты не поедешь с нами?
   - Зачем? Ты, конечно, можешь меня сейчас посчитать обычным трусом, но я лучше буду трусом в твоих глазах, чем мертвецом и верным последователем бога дураков, не сумевшим выполнить некие наложенные на себя обязательства. В отличие от Анхора мне пока еще есть что терять.
   - Да здравствует разум, - отозвался Орадо с презрительной миной на лице. Ему подумалось о том, что ближе к полуночи бог дураков не досчитается как минимум одного из преданных адептов.
   Юноша махнул рукой останавливая двухместный экипаж, подошел к сидевшему на козлах кучеру и некоторое время говорил с ним, указывая маршрут и обсуждая цену. Потом повернулся к Орадо, махнул ему рукой, приглашая занять салон.
   Следующие полчаса, пока двуколка колесила по городским улицам, Орадо провел в полном молчании, раздумывая над своим положением. Разговор с хозяином религиозных фанатиков-отщепенцев казался молодому человеку чем-то бессмысленным, поскольку ничего путного тот, разумеется, предложить ему не сможет. Глупцы, полагающиеся на всесилие отродья Ам-Зауда, попросту не понимают, что это всего лишь обычная игрушка старших богов, лишенная их мудрости и возможностей. Разума в нем намного меньше, чем ярости и безумия, поскольку в основе всякого разумения лежит гармония мыслей и расчет, а именно это противоречит самой сути первозданного хаоса. Много ли может знать о Темных Дарах демоническое существо, обладающее умственными способностями лягушки, подчиняющееся исключительно инстинктам, заложенным в него первозданной природой?
   Конечно, не имеет смысла говорить с отнюдь не блещущей интеллектом, нечестивой мерзостью, слушая ее наполненные лестью, или угрозами речи. Однако, нетт причин и избегать этой встречи. Как ни крути, все сведется к одному, а значит терять Орадо уже нечего. Обреченному на скорую гибель человеку сложно найти причины не поддаться соблазну и не ввязаться в очередную авантюру, на которую не отважится пойти кто-то, обладающий здравым рассудком.
   Но кто же он такой, этот старец, заточенный в первозданном хаосе? Если верить писаниям, то Ам-Зауд весьма своеобразен в общении с обычными смертными. Он играет на несовершенстве человеческого разума, находя изъяны в цепях логических рассуждений, обращая мудрецов в безрассудных идиотов, а дураков - в вернейших своих подданных. Десятками тысяч лет этот Древний наполнял свою свиту душами умнейших людей, выуживая их из упорядоченности в хаос посредством сетей, сотканных из сложнейших математических вычислений и неопровержимых доводов. И всякий раз его жертва, вступая в игру разумов, совершала глупейший просчет, который погружал ее в бездну безрассудства, что простирается у подножия трона бога дураков.
   Зная это и понимая, какой противник ему противостоит, Орадо отнюдь не собирался полагаться на здравый смысл. Быть может, - говорил он себе, - куда проще было бы найти выход из создавшегося положения, обладай он разумом обреченного на вечное безумие, неиствующего Азатота.
   Орадо глянул на рукоять тонкого кинжала, торчавшую из-под складок шелковой манжеты, подавил тяжелый вздох. Рассудив, что самым верным решением, в сложившихся обстоятельствах, возможно, будет отдаться на волю случая, он, с видом полной покорности судьбе откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
   Между тем, экипаж пересек центральные, благополучные районы города, в которых предпочитала селиться аристократия, миновал храмовый комплекс змееликого бога, по своим размерам сопоставимый с каким-нибудь небольшим городком, преодолел несколько скверов и двинулся на север, все дальше углубляясь в бедняцкие районы. Судя по всему, возница хорошо знал эти места. Он направлял двуколку по кротчайшей дороге прямо к побережью небольшой янтарно-прозрачной речушки, называвшейся Хоркой. Стоявшие вдоль нее пурпурного цвета башни считались старейшими из всех, воздвигнутых в Пифоне за последнюю тысячу лет. Поговаривали, что некоторые из них существовали с допотопных времен, будучи построенными во славу каких-то валузийских, давно позабытых богов. Но не осталось ни одного достоверного документа, настолько древнего, чтобы в нем указывались имена архитекторов этих грандиозных сооружений. Имелись лишь дошедшие из глубокой старины легенды, в которых фигурировали гиганты - строители и великие цари, по приказанию которых возводились эти каменные колоссы. В шатрах кочевников, бродивших по серым равнинам, поговаривали о том, что далеко на востоке, в заброшенных городах Озерного края имеются похожие башни, выложенные из черного камня, однако строителями их были не люди а существа со змеиной кожей, представители расы, существовавшей на земле задолго до появления первого человека.
   Верить тому, или нет - каждый решал для себя сам. Орадо же относил подобного рода рассуждения не к вопросам веры, а к научным изысканиям, в частности, к набирающим в последние годы популярность археологии и этнографии. Он и сам не упускал случая побродить по Красному кварталу, исследуя древние подземелья, или руины черных храмов, в которых ютились бедняки и приверженцы старых, причудливого вида богов. Последние, по его мнению, были полусумасшедшими изгоями, предпочитавшими жить в выдуманном ими мире и поклоняться причудливым тварям вроде существа со слоновьим хоботом, или похожим на цикад созданиям, прилетевшим некогда со звезд. Впрочем, каким образом можно отделить вымысел от правды, зная, что среди обычных сказочников и шарлатанов встречаются настоящие колдуны и некроманты?
   Уже совсем стемнело, когда двуколка остановилась близ одного из полуразрушенных, не имеющих названия храмов, окруженного со всех сторон невысокой деревянной изгородью. В здешних местах Орадо доводилось бывать пару лет назад, однако с тех пор тут многое изменилось. Исчезли высокие развесистые вязы и небольшие постройки, камни которых, скорее всего, растащили для собственных нужд здешние обыватели, зато появилась неказистая мельница, к которой вдоль берега реки тянулась на удивление качественная дорога. Но все также несло тухлой рыбой от рыбацких хижин, стоявших у самой кромки воды и чайки кружили над горами мусора, состоящего из разнообразных отбросов, скапливавшихся на берегу здешней реки столетиями.
   Неожиданно, Орадо задался вопросом: по-прежнему ли в двух кварталах отсюда, на Липовой улице, стоит кабак, в котором старая Нэн угощает стражей порядка кислым вином? Выпить кружку эля сейчас, для храбрости, совсем не помешало. Совершать на трезвую голову поступки, граничившие с безумием, представлялось ему верхом безрассудства, от которого, впрочем, пока еще не поздно отказаться.
   - Все, мональе. Приехали, - произнес бородатый послушник, открывая дверь салона. - Выходи.
   Вылезая из повозки Орадо глянул на частично обвялившийся купол храма, попытался вспомнить расположение залов сооружения, которое послушники называли своей обителью. То было ничем не примечательное строение, состоящее из пары складских комнат, узенького коридора, что вел к залу, богато украшенному старинными фресками. Если верить россказням здешних старожилов, посвящен этот храм был какой-то воительнице, которую в период становления Ахерона жрецы возвели в ранг младших богов. Хотя много веков уже не существовало того странного, воинственного культа, по-прежнему в главном зале располагаются огромные статуи со стертыми от времени ликами - крылатых дев с мечами в руках. Причудливые изваяния частично рассыпавшиеся от гнета лет, стоят вдоль стен и лежат на полу, средь растрескавшихся обломков камней. Одна из накренившихся культовых статуй накрывает тенью большой, круглый алтарь, стоящий в небольшом углублении. К алтарю ведут лестницы, на каждой из которых имеется по пять ступенек, но это второстепенная деталь. А вот наличие каменных истуканов может быть весьма кстати. Ловкий человек вполне способен взобраться на крыло одной из дев, а оттуда спрыгнуть прямо на жертвенный камень.
   Тьфу! Баловство одно. Забава для молодых идиотов, для которых не писаны законы.
   Пока возница медленно разворачивал двуколку на дороге собираясь отправиться на юг, Орадо пытался разглядеть в потемках, близ древнего храма, людей, но никого не увидел. Старые развалины выглядели заброшенными в той же мере, в какой он видел их несколько лет назад. Судя по всему, старообрядцы, поселившиеся под сводами этого храма даже не выставили дозор. Беспечные глупцы воистину были достойны своего бога.
   Орадо повернулся к послушнику и произнес:
   - Это настоящее захолустье. Неужели тот, к кому ты меня поведешь, находится здесь?
   - Да, я же сказал, - раздраженно ответил бородач. - Когда-нибудь мы отстроим это святилище и превратим его в настоящую обитель старых владык этого мира!
   - Когда-нибудь это может и случится. А сейчас там, внутри, есть еще какие-нибудь недоноски вроде тебя?
   - Конечно. Приближается полночь и начинается служба. Все готовятся к чтениям ритуальных текстов.
   - И много их?
   - У нас большая община.
   Орадо захотелось расхохотаться, глядя в глаза приспешнику бога дураков, но сдержав свой порыв он всего лишь сказал:
   - Тогда ты мне больше не нужен.
   Тут же, быстро вытащив из ножен узкий стилет, молодой человек со всей силы ударил рукоятью Анхора в висок. Негромко вскрикнув, тот медленно опустился на землю. Чуть позже Орадо позволил себе презрительно сплюнуть и мстительно пнуть послушника ногой по голове, окончательно лишая олуха сознания. Этот подонок, - думалось ему, - вполне был достоин смерти. Но в ближайшее время она и без стороннего участия возьмет свое. Зачем ее приближать?
   Ставший свидетелем произошедшего возница, со всей мочи хлестнул плеткой коней и погнал их прочь от старого храма. Вид узкого клинка, блеснувшего в свете луны, заставил этого человека сделать единственно верный, как ему казалось, вывод из произошедшего: Произошло циничное убийство.
   Впрочем, разубеждать его Орадо не испытывал никакого желания.
   Экипаж еще не скрылся из виду, когда он оттащил бесчувственное тело Анхора в тень и принялся обыскивать его, попутно вспарывая и стягивая со старообрядца сутану. Найдя изогнутый жертвенный нож, коим жрецы режут на алтарях животных, Орадо отбросил его далеко в сторону, рассудив, что в руках умелого противника, обладающего навыками владения холодным оружием, такая вещица вполне может сравняться с боевым клинком. Одежду послушника он напялил на себя чуть позже, сочтя ее достаточно тяжелой и неудобной. Однако, молодой человек очень быстро убедил себя в том, что долго ходить в этом тряпье не доведется.
   Орадо натянул на голову капюшон, спрятал кинжал в рукаве и, войдя под своды старого храма, двинулся по знакомому ему с давних пор коридору. Двигался он достаточно быстро, почти не обращая внимания на людей, ходивших по анфиладам, совершающих какие-то ритуальные церемонии и не слушая молитвенные песнопения тех, кто склонялся перед чудовищного вида изваяниями, в которых от облика человека было намного меньше, чем от внешнего вида хладнокровных тварей. Последние несколько метров преодолел почти бегом, уже не опасаясь привлечь к себе чье-либо внимание. Он бесцеремонно оттолкнул прочь от себя какого-то монаха, случайным образом преградившего ему путь к скрытому в темноте центральному залу, после чего на ходу стянул с себя тяжелое монашеское одеяние и нырнул по ступенькам в полутьму.
   Хотя близ жертвенного алтаря не горело ни единой свечи, лунного света, проникавшего сквозь прорехи в растрескавшемся, готовом обвалиться куполе, хватало, чтобы разглядеть полупрозрачную тварь, распластавшуюся на полу, в самом центре зала. Больше всего эта мерзость, утопающая в собственных нечистотах, походила на выброшенную на берег огромную медузу. Ее можно было бы и вовсе принять за таковую, если не учитывать наличие длинных щупалец, а также множество отростков, выступающих из студенистого тела. Самые мелкие из них поднимались вверх, словно пытаясь дотянуться до потолка, те, которые подлиннее - шевелились из стороны в сторону, скользя по полу и стенам, словно силясь нащупать рядом с собой что-то... Или кого-то?
   О том, как монахи здешней общины именовали мерзопакостное создание, и какое место оно занимало в иерархии свиты Ам-Зауда, Орадо не имел даже малейшего представления, поскольку никогда прежде не сталкивался с чем-то подобным. Но по причинам, которые нельзя было назвать естественными, он знал, что на данном этапе своего существования это порождение первозданного хаоса было слепым и беспомощным. Оно просто существовало, наверное, даже испытывая неимоверную боль от пребывания на границе двух миров. И, тем не менее, отчасти материализовавшееся демоническое создание, обосновавшееся в старом святилище, каким-то образом ведало о том, что Орадо находился где-то рядом. Только это имело значение для него сейчас, а не песнопения прихлебателей Ам-Зауда. Кровь человека, отравленная ядом Ламии - следствие незавершенности ритуала жертвоприношения, проведенного адептами бога идиотов, отчасти лишала его разума, приводила в исступление. Поэтому выходец из бездны первозданного хаоса дергался из стороны в сторону, извивал щупальца в нетерпении, желая обрести свою настоящую плоть. Единственное, чего он сейчас хотел - смерти того, чье имя было произнесено у алтаря в момент проведения ритуала жертвоприношения.
   - Ты пришел, маленький крысеныш...! - прозвучал в голове Орадо неразборчивый голос посланника бога дураков. Непомерно разбухший слизень сказал что-то еще, но молодой человек его не слушал. К своему удивлению, он поймал себя на мысли, что сейчас, к отродью Ам-Зауда, не ощущал ничего кроме жалости. Не осталось даже всепоглощающего чувства мести, которое привело его в этот оскверненный храм. Имелось только сочувствие по отношению к жутковатой твари, которую неразумные люди вырвали из привычной ей среды обитания и обрекли на слабое подобие жизни в мире, который ей был чужим и который ее... Пугал?!
   Великие боги! Более жалкого создания, чем этот раздувшийся пузырь Орадо еще в своей жизни не встречал. Вероятно, он даже окажет этому чудовищу услугу, избавив его от необходимости существовать в убогой телесной оболочке, средь собственных нечистот и обломков каменных статуй. Для этого требуется только придерживаться ранее составленного плана.
   Крылатые истуканы, как предполагалось, оставались в том положении, в каком Орадо их видел в ту пору, когда бродил по храму, исследуя его помещения и делая зарисовки внутреннего убранства. Он с разбегу взобрался на крыло одной из безликих дев, после чего спрыгнул на жертвенный алтарь. И уже с него, преодолев в прыжке несколько метров, опустился на желеобразную массу, утопнув в ней практически по колено, пачкаясь в вязкой слизи. Узкий клинок с чавкающим звуком вошел в отвратительный студень и из колотой раны потекла тягучая жидкость, в свете луны казавшаяся черной. Обычное оружие, скорее всего, не причинило бы миньону Ам-Зауда никакого вреда, но кинжал, который Орадо держал в руках, был помечен кровью Ламии - твари, которая по древним поверьям была способна безвозвратно отправить в пределы первородного хаоса даже младших из богов. Этот единственный удар, бесспорно, должен стать для нечестивого создания, почитаемого старообрядцами, смертельным.
   В таком случае, дело сделано! Жертва богу дураков принесена. Пусть она оказалась не такой, на которую рассчитывали адепты полузабытого древнего культа, но вполне достойной покровителя идиотов. Возможно, после того как инородная тварь сдохнет и отправится в пасть к породившему первозданному хаосу, боги окажутся милостивы к самому Орадо и позволят прожить долгую жизнь. Если конечно, он не окажется столь нерасторопным, что попадет под удар одного из многочисленных отростков выходца из тени трона Ам-Зауда. Воистину, это будет финал, достойный верного последователя бога идиотов.
   Орадо выдернул клинок из вязкой массы, перекатился по шарообразному телу вниз, спрыгнул на пол. Омерзительное существо завопило, осознавая близость своей смерти. Его крик исходил, как будто, отовсюду, из каждой щели и тени в огромном, давно уже утратившем большую часть куполообразного свода зале, заглушая все прочие звуки. Казалось невероятным, что это звучание способен был издавать огромный комок слизи, не имеющий рта, или чего-нибудь, хоть в малейшей степени его напоминающего. Чуть погодя раздался громкий хлопок, вслед за которым одно из щупалец бившегося в предсмертной агонии отродья Ам-Зауда ударило по накренившейся статуе безликой крылатой девы. Пару секунд спустя та с грохотом обрушилась на пол, едва не расплющив своей массой посланца из иных миров.
   К этому моменту Орадо уже взбирался по растрескавшимся ступеням наверх. У самого выхода из зала, борясь с тошнотой, он обтер подошвы о каменный выступ, избавляясь от прилипших к обуви комьев отвратительной слизи, после чего быстрым шагом двинулся в коридор, где нос к носу столкнулся с несколькими религиозными фанатиками, спешившими на крик смертельно раненного посланца бога дураков. Оторопевшие от неожиданности старообрядцы, уставились на Орадо, выскользнувшего из полумрака на свет немногочисленных, лампад и свечей, когда он немилосердно ударил ближайшего из них ногой в пах и оттолкнул прочь с дороги того, который стоял за спиной собрата. В довершение, молодой человек ударил рукоятью стилета по голове того из монахов, который попытался вытащить из-под сутаны жертвенный нож. На остальных, не решившихся вставать у него на пути, Орадо вовсе не обратил внимания, торопливо двигаясь к выходу.
   Ему удалось преодолеть не более десятка шагов, когда старый храм стал напоминать потревоженный медведем пчелиный улей. Со всех сторон послышались крики и ругательства, а узкий проход начала быстро заполнять братия в черных облачениях, вооруженная чем попало. Некоторые религиозные фанатики держали в руках молотки, другие - кухонные ножи, дубины и даже вилки. Такое оружие (как и сама ситуация, в целом) могло бы представляться стороннему наблюдателю смешным и нелепым. Орадо, однако, было не до смеха, поскольку численность всех горе-вояк перевалила за два десятка, а справиться с таким количеством воинственных подонков было бы непросто даже бывалому воину. Стоило учитывать и то обстоятельство, что эффективно использовать в узком коридоре меч не казалось возможным. Оставалось лишь надеяться на тонкий стилет и собственные навыки владения столь специфическим оружием в ограниченном пространстве.
   Короче говоря, дело - дрянь.
   Позволив себе поразмыслить над создавшимся положением пару секунд, молодой человек сорвал с петли лампаду и обрушил ее на голову ближайшего противника, подбежавшего к нему со стороны зала. Горючая жидкость быстро растеклась по черной сутане, а огонь охватил одежду религиозного фанатика, заставив того живо позабыть обо всем, кроме спасения собственной жизни. С испуганным криком монах принялся сбивать с себя быстро разгорающееся пламя, тем самым, превратившись в помеху для людей, пытавшихся подойти к Орадо со стороны алтарной части. А когда запахло паленым мясом и крики охваченного огнем старообрядца стали напоминать поросячьи, у монахов попросту не осталось другого выхода, кроме как заняться тушением огня на одежде своего собрата.
   Тем временем, Орадо, пинками и затрещинами, теснил стоявших впереди олухов к выходу. На его счастье, путь наружу преграждало всего пять, или шесть старообрядцев. Тесный коридор и тяжелое монашеское облачение не позволяли им оказывать значительное сопротивление человеку, обучавшемуся у наставников, всю свою жизнь посвятивших воинскому ремеслу. Настоящих воинов среди этих мерзавцев, как он и ожидал, не оказалось. Единственное, на что их хватало, это на выкрикивание проклятий в отношении еретика, преступившего порог обители посланца старших богов и на размахивание нелепым оружием.
   Оказавшись вытесненными за порог храма самые рьяные из приверженцев бога дураков все еще тщетно пытались достать Орадо ножами и дубинами. Но, судя по всему, теперь они надеялись на удачу больше, чем на мастерство, в то время как другие, наиболее разумные, держась за их спинами, не поскупились на угрозы и оскорбления.
   Когда молодой человек вытащил из ножен меч, воинственный пыл приверженцев темных культов напрочь иссяк. Вид длинного, хорошо заточенного клинка заставил их задуматься о целесообразности дальнейшего сопротивления. Одни встали как вкопанные, не зная, что делать дальше, а прочие, понимая, что с таким недругом совладать не удастся, вовсе попятились назад. Орадо также отступил к покосившейся от времени деревянной калитке, не сводя глаз с толпы, топтавшейся близ арочного входа в здание. Потом, выбрав удачный момент, он припустил бегом по дороге в сторону, противоположную рыбацкому кабаку.
   Стража ночного дозора подъехала к месту происшествия незадолго до полуночи. Солдаты долго, безрезультатно обследовали территорию, прилегающую к древнему храму, после чего местный подеста распорядился разослать по округе наряды в поисках свидетелей случившегося переполоха. Но местные рыбаки мало что могли рассказать о произошедшем, а единственные улики, которые обнаружили стражники, включали в себя жидкость непонятного происхождения, разбрызганную по полу, вокруг измазанного кровью жертвенного алтаря, осколки старинной лампады в коридоре и также обломки рухнувшей с постамента крылатой, каменной девы. Вопреки свидетельствам перепуганного извозчика, дознаватели не нашли тела человека, якобы убитого близ дороги. Дело закрыли за отсутствием состава преступления, а возницу, давшего ложные показания, высекли розгами. По всей очевидности, это был единственный человек, всерьез пострадавший нынешним вечером в Красном Квартале, близ старого, заброшенного храма, неподалеку от улицы, называемой Липовой.
  

Глава вторая. Выбор дороги.

  
   Стараясь держаться подальше от случайных прохожих, Орадо добрался до пересечения Липовой и Терновой улиц, оказавшись в районе, известном роскошными банями и уютными, маленькими трактирчиками. Там, насколько это было возможно, он привел свою одежду в порядок, избавляясь от остатков засохшей промеж ее складок слизи, снял камзол и остановил первого же попавшегося на пути развозчика.
   Возничий долго разглядывал изрядно перепачканного в грязи молодого человека, после чего стребовал с него плату за проезд в размере пяти медяков. Но что тут поделаешь? Путь до дома был не близок и время перевалило за полночь, а потому Орадо ничего не оставалось, кроме как изрядно опустошить свой кошелек, подчиняясь требованию возницы. Завышенная цена в очередной раз заставила его задуматься о том, чтобы приобрести собственный экипаж, хотя владение им неминуемо повлечет определенные неудобства для того, кто предпочитает не выделяться из толпы доходяг, обладающих средним достатком.
   Впрочем, извозчик знал окрестности хорошо, чтобы кратчайшим путем доставить Орадо до ворот старого поместья Кастильи, располагавшегося за пределами городской черты. Следуя намеченным путем, он выбирал дороги, о существовании которых молодой человек даже не догадывался. Это обстоятельство вполне стоило неоправданных расходов, а потому, прибыв по указанному адресу, Орадо покинул салон и отпустил экипаж с улучшившимся настроением.
   Переступив порог собственного дома, он первым делом повелел горничной сжечь грязный камзол, после чего стянул с себя прочую одежду и распорядился наполнить горячей водой деревянную кадку в ванной комнате. Следующие получаса Орадо отпаривался, вспоминая события минувшего вечера, размышляя над тем, можно и было поступть как-то иначе. В то, что проклятие крови могло исчезнуть с гибелью отродья Ам-Зауда ему верилось слабо, но собственное будущее, отчего-то почти не страшило. В конце концов, за сегодняшний день он сумел расстроить немало планов прихвостней старых богов и это внушало надежду на то, что благодаря его усилиям город стал немного чище. Быть может, хотя бы по той причине, найдется на небесах кто-то, кто замолвит за него слово перед суровыми вершителями людских судеб. А если нет, то пусть все боги мира катятся в бездну хаоса!
   Когда вода в бочке окончательно остыла, Орадо вылез из кадки, обтерся полотенцем и натянул на себя шелковый халат. Подошел к зеркалу, глядя на свое отражение и, вздрогнул от неожиданности, увидев стоявшую позади себя девушку. Она казалась ничем непримечательной, будучи невысокого росточка с заплетенными в косички белокурыми волосами, веснушчатым капризным личиком. И только в глазах этой странной гостьи горело холодное пламя старого, ледяного бога.
   Кем была эта девица, казалось, только вчера переступившая через грань совершеннолетия, молодой человек хорошо знал, поскольку неоднократно встречал ее прежде. Он разговаривал с ней и в священных для северян горах Му Талан, и среди развалин древнего города Камеспеса, и на тех покрытых снегом равнинах, где ледяные боги властвуют над дикими племенами похожих на обезьян, могучих рыжебородых людей. Люди, называли ее колдуньей и собирательницей душ воинов, павших на поле боя. Орадо же видел в ней всего лишь корыстолюбивую, бессердечную стервочку, из-за одной только скуки способную вырезать у человека сердце и возложить его на алтарь властелина ледяных пустошей. Конечно, она любила играть со смертными, вселяя в их сердца страх, ненависть, или чувство необъятной, всепоглощающей страсти, способной помутить их рассудок. Но разве может быть другой дочь безжалостного к людским страданиям хозяина севера?
   Орадо оглянулся, однако никого не увидел рядом с собой. Похоже на то, что маленькая чертовка всего-навсего дала знать о своем присутствии. Вот только встречаться со своенравной, избалованной ведьмочкой он сейчас желал меньше всего.
   Едва сдержавшись, чтобы выругаться, Орадо прошел в свои покои.
   В резном камине, как и следовало ожидать, слугами уже был разожжен огонь а на столе горело несколько свечей. Мягкого света, исходившего от всего этого, вполне хватало на то, чтобы разогнать сумрак, сгустившийся средь заполненных книгами стеллажей и старинных гобеленов. Большая же часть помещения была погружена в темноту, за пределами которой, быть может, таились чудовищные твари, безмолвные, преисполненные ненавистью к человеческому роду.
   Чистая одежда была аккуратно разложена слугами на небольшом шкафчике, стоявшем возле спального ложа. Там же находилось холодное оружие, с которым Орадо в последние годы старался не расставаться, даже находясь в относительной безопасности. Старый дворецкий уже отчистил ножны от налипшей на них слизи и теперь, в мерцающем свете свечей, они поблескивали, одним лишь своим присутствием придавая ему веру в собственные силы.
   Молодой человек огляделся по сторонам, отыскивая взглядом кинжал, который не выпускал из рук прошедшим вечером. Он нашел его лежащим на столе, средь вороха бумаг и вещей, каким, как это нередко казалось слугам, было не место в этой комнате. Мало кому из челяди нравилось присутствие в доме преметов, от которых незримо исходило нечто, заставлявшее людей испытывать непреодолимый страх. Никакие убеждения в том, что это имущество уже не представляет опасности, не внушали прислуге спокойствия. По этой причине, в комнату решались заходить только дворецкий и старая служанка, заставшая те годы, когда поместье принадлежало деду Орадо, благородному мональе, прославившему свое имя в битве, произошедшей на равнине Ионта, во времена великой смуты. А уж убираться на столе, что с недавних пор считался источником всех невзгод во владениях Кастильи, не решался никто.
   Не желая, чтобы его беспокоили, молодой человек подошел к входной двери и плотно затворил ее, закрыв на ключ. Потом бережно вытащил из низенького шкафчика и разложил на столе манускрипты, возраст которых насчитывал не одну тысячу лет. Уселся в кресло, приблизил к себе свечу и принялся пересматривать древние рукописные тексты в поисках хоть каких-нибудь упоминаний о Темных Дарах бога дураков.
   Все эти старинные пергаменты, Орадо привез когда-то из Камеспеса - заброшенного города, затерянного в северных лесах. Несмотря на то, что перевести на язык кхари содержимое большей части старинных рукописей пока не удавалось, он понимал, что в этих растрескавшихся от времени манускриптах кроется немало тайн сгинувшей во мгле веков диковинной цивилизации, знавшей об оккультных науках намного больше, чем любое из государств современности. Многие ученые, наверное, пожертвовали бы всем своим состоянием, чтобы приобрести хранившиеся в доме древние пергаменты. Но к счастью, о существовании этих вещей не было известно никому. И меньше всего молодой человек хотел, чтобы о них проведал Триумвират, стремившийся овладеть знаниями древних чернокнижников и некромантов. Довольно с жрецов змееликого бога и того, что они сумели обнаружить среди руин старого города: золота, драгоценных камней, рассохшихся от времени фолиантов и многочисленных предметов, использовавшихся в быту и церемониалах.
   Пересматривая готовые обратиться в прах манускрипты, Орадо снова потер пальцами запястье, ощущая необычное жжение на коже там, где имелась тонкая, похожая на кошачью, царапина, оставленная Ламией. И неизвестно, сколько времени просидел бы он в кресле, строя разного рода предположения относительно зловещих свойств разрушенного им прошедшим вечером Темного Дара, если бы не раздался знакомый, звонкий голосок.
   - Орадо Кастильский!
   На этот раз молодой человек отнесся к услышанному вполне спокойно, поскольку уже был готов к встрече с той, которую считал необходимым остерегаться. Он отложил в сторону обрывок старинного свитка, что держал в руках, огляделся по сторонам. Однако, в комнате никого не обнаружил. Нежданная гостья не спешила показываться, хотя, без всяких сомнений, находилась где-то рядом. Памятуя о последней встрече с ней, Орадо осторожно пододвинул к себе ножны с кинжалом. И услышал тихий смех.
   В самом темном углу, рядом с поставцом словно бабочка взмахнула крыльями, разгоняя непроглядную темноту, после чего дочь исполина льдов выступила на свет из завесы теней. Подобно листве зашелестела ее одежда, как будто сотканная из множества тончайших лучиков лунного света. Девушка казалась воплощением самой невинности, хотя Орадо хорошо знал, что за внешним очарованием этого создания скрывалась такая бездна необузданных и честолюбивых желаний, каких не бывает даже у закостенелых грешниц.
   - Удивлен, должно быть? - спросила она.
   - Ты всегда появлялась неожиданно, - ответил молодой человек, не сводя взгляда с гостьи, ступавшей босыми ножками по на пышному ковру. - Сейчас - не исключение. И каждый раз я не знаю, стоит ли мне, по причине твоего нежданного визита испытывать чувства, родственные опасению?
   - Ну что ты?! Какой вздор! - Девушка озорно рассмеялась, взмахнула руками. - Тебе ли меня опасаться?
   Орадо задумчиво покачал головой.
   - Возможно. И пока я не буду знать, в какую игру ты намерена сейчас сыграть со мной, не рассчитывай на то, что эти чувства ослабнут.
   - Ты всегда был излишне подозрителен, - обиженно произнесла она. - Тебе не приходит в голову, как одиноко бывает нам, дочерям хранителя севера, в ледяных чертогах? Старый снеговик запрещает нам спускаться со снежных равнин, поскольку думает, что мы совсем еще дети и ничего толком не умеем. А среди снегов и поиграть не с кем. Разве что с дикарями, едва способными произнеси пару слов, да с неповоротливыми волосатыми тварями, у которых непонятно где голова, а где хвост. Если бы ты знал, как они все воняют, то постарался бы и близко не приближаться к этим чудовищам.
   - Стало быть, ты сбежала.
   - Конечно сбежала! И теперь я свободна! - звонко рассмеявшись, девушка закружилась по комнате, словно снежинка, подхваченная порывом ветра. - Это так весело! Стража, наверное, с ног сбилась, разыскивая меня на ледяных просторах. Представляешь, какая кутерьма сейчас в снежных чертогах?
   - Несложно предположить, - он попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него на губах появилось что-то похожее на недобрую усмешку. - Ты, должно быть, сильно разозлила своего отца.
   - Ничуть. Он меня любит, - миловидная гостья засмеялась снова. На этот раз от ее смеха повеяло холодным ветерком. - Но не будем говорить о нем сейчас, потому, что слова, произнесенные в столь поздний час, могут достичь ушей тех, кому они не предназначаются. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы север пришел в твой дом, человек.
   Она замолчала, глядя Орадо в глаза, вероятно оценивая его реакцию на сказанные слова, но он всего лишь откинулся на спинку кресла и сцепил ладони, ожидая, когда она заговорит снова.
   - А ты стал настоящим бароном, друг мой! Живешь, словно принц крови. Окружил себя слугами, книгами, роскошью. Со времени последней нашей встречи набрался хороших манер. Твоя матушка гордилась бы тобой.
   - Не надо лукавить, Атали. Моей матери не было до меня никакого дела. Я был нежеланным сыном в семье и ты знаешь это.
   - У верховной жрицы Видии не должно быть семьи. Видия - целомудренная богиня, отказавшаяся от благ супружества, несущая в своем сердце огонь самопожертвования. Смешно было бы полагать, что ее последователи сохранят за собой право семейного очага. Хотя, если говорить откровенно, я никогда не встречала подобную дуру в небесных чертогах. Может быть, ее и вовсе не существует. Люди так часто придумывают богов по своему образу и подобию...
   - Тебе ли об этом не знать?
   - Я достоверно знаю только то, что видела своими глазами.
   Орадо с безразличием пожал плечами.
   - Подозреваю, что ты пришла ко мне не с намерениями поговорить о моих родителях и божествах, существование которых находится под вопросом.
   - Возможно, что и нет. Может быть, мне просто захотелось тебя увидеть. - сказала дочь ледяного гиганта и, подойдя к книжному стеллажу, начала с интересом разглядывать старые фолианты. Она потянулась к одной из книг, словно желая вытащить ее из общей массы, однако отчего-то передумала и просто ткнула в нее пальчиком. - Если я не ошибаюсь, это легенды и сказания северных народов. Воистину прелестная вещица, полная забавных сказок и суеверий. А вот рядом с ней... Морские путешествия. Ах, друг мой, я много слышала о морских глубинах от своего двоюродного дедушки! Он утверждает, что на дне океана есть город, сложенный из черного камня, в котором томится величайший из богов древности, худший из человеческих кошмаров. Его темница, должно быть, столь же холодна, как и ледяные чертоги, - ее взгляд скользнул дальше, остановился на огромной черной книге. - А это что? Священная книга народов, проживавших у подножий горы Му-Талан. Очень редкая вещь, которая, по слухам, содержит частичку мудрости Тота. Для поклонников змееликого бога ценность ее, как я понимаю, безмерна. Сестры говорили мне, что первые скрижали такого рода были написаны человеческой кровью! Ужасные нравы ужасного общества! Общества, которое требуется исправить, - она улыбнулась и, чуть подумав, добавила. - По своему образу и подобию.
   - Позволю себе заметить, что книга Тота, в частности, учит людей правильно отвечать на задаваемые им вопросы.
   - Но у тебя слишком много накопилось вопросов ко мне. Я и не знаю, на какой из них ответить сначала. Отвечу, пожалуй, на тот, который ты задаешь себе с того момента, как меня увидел, - она капризно вздернула носик, повернулась к Орадо. - Я пришла, потому, что знаю, что у тебя сегодня были неприятности в городе. Ты снова повстречал адептов спящих богов.
   Молодой человек предпочел оставить услышанное без ответа. Все, что происходило минувшим вечером на площади, девчонка, скорее всего, видела своими глазами. Это обстоятельство отчего-то и впрямь заставляло его задаваться вопросами, очевидные ответы на которые вызывали тревогу и растерянность. Быть может, ночная гостья и сама не осознавала, сколь значимыми показались Орадо последние ее слова.
   - Ты разрушил один из Темных Даров, - произнесла Атали. - Но знаешь ли ты какой опасности подверг свою душу, взяв в руки старинный талисман?
   - Смею предполагать, что знаю.
   - Нет, человечек, - неожиданно резко сказала она. - Ничего ты не знаешь! И не можешь знать, потому, что даже мне известно о проявлениях Скверны, которых вы называете Ламиями, очень немногое. Я родилась уже после того, как земля очистилась от последствий войны стихий и могу судить о творениях прежних владык этого мира лишь по тому, что мне, совсем недавно, рассказал отец. Он и сам был ребенком в те времена, когда землю покрывала кровавая пелена, а прежним богам прислуживали твари, властвовавшие на этой планете задолго до появления первого человека. А ведь отец мой очень стар, Орадо. Он пережил многих своих сыновей и дочерей. Он видел, во что превращала землю Скверна.
   - Скверна..., - прошептал Орадо. От этого пустячного, как могло бы показаться, слова, молодой человек насторожился, припоминая, что не раз уже встречал его в старинных рукописях. Из какой же адской бездны могла выползти повстречавшаяся ему на площади нечисть, если даже ведьма ледяных пустошей толком ничего не толком не может о ней рассказать?! - Уж не хочешь ли ты сказать, что существо, убитое мной сегодня, было старше самого человечества?
   - Да, кхари. То, что ты полагаешь порождением отродий, обитающих в бездне хаоса, не было принесено в этот мир извне. Оно - плоть от плоти этой планеты, результат многочисленных естественных изменений примитивных существ, делавших первые, робкие шаги по земле. Обычный скорпион жалит не слабее этой отвратительной твари, но он не несет в себе частицу Тьмы, которой наполнен сосуд с ядом, именуемый Ламией. С помощью таких как она прежние боги избавлялись от могущественных противников, затевали и прекращали междоусобные войны. Наверное, пройдут многие тысячи лет прежде, чем небеса перестанут содрогаться от ужаса при виде этих выходцев из бездны времен.
   - Не понимаю, почему вы не истребили всех этих тварей за прошедшие тысячелетия, если так их боитесь, - с некоторой досадой в голосе сказал Орадо. Медленно в его голове начинал складываться достаточно сложный пазл, состоявший из множества обмолвок и предположений. - Мой кинжал разрезал Ламию, как обычное насекомое. Неужели ваше оружие не способно на большее?
   - Пойми, наконец, мой друг, что ты не один из нас. Ты..., - она замолчала ненадолго. - Ты - смертный! Один из бесконечно многих, живших до тебя и живущих в твое время. Оракулы не устают твердить, что только такие недолговечные создания как вы могут познать счастье в скоротечности собственной, жалкой жизни. Они убеждены, что в ваших сердцах пламенеет нить мироздания, подобная той, что находится в основании первородного звучания колокола, избавившего землю от Скверны. За счет нее существует ныне все, подвластное жизни и смерти. А потому только вы, примитивные творения природы, можете соприкасаться с великой Тьмой, не давая ей поглощать свои жалкие душонки.
   - Ничего не понимаю, - пробормотал Орадо. Он пытался вникнуть во все сказанное ночной гостьей, но какая-то, наиболее важная нить, связывавшая звенья одной цепи логических рассуждений ускользала от него, обращая слова дочери властелина льдов в бессмысленный набор звуков и фраз.
   Атали вздохнула. Этот вздох, по мнению Орадо, означал: "До чего ты глуп, до чего же наивен ты в своих суждениях, если не понимаешь таких простых вещей и требуешь от меня объяснений!"
   Она подошла к столу и уселась прямо на старинные пергаменты, вероятно не осознавая, что под ворохом бумаг находилась вещь, представлявшая реальную угрозу для ее жизни - обоюдоострый стилет, испивший крови творения древних богов.
   - Не понимаешь, потому, что ты смертен, - промурлыкала девушка. - Позволь мне показать то, что сложно объяснить словами.
   Она протянула руку и легонько коснулась пальчиками лба Орадо. В тот же миг откуда-то повеяло сильным ветром и молодой человек ощутил невероятную легкость. Притупилось восприятие большей части чувств, исчезли запахи и звуки. Зато зрение приобрело такую четкость, что уподобилось орлиному. А потом сознание померкло, окунувшись в беспросветную тьму. Когда оно возвратилось, Орадо увидел над собой пепельно-серое небо, а под ногами - каменистую землю, испещренную множеством трещин, лишенную даже слабого подобия растительности.
   - Ты видишь отдаленное прошлое, - раздался голос Атали. - Время, когда жизнь выбралась из океана и делала первые робкие шаги по суше. Планета уже сформировалась и даже неоднократно меняла свой наряд, то покрываясь льдом, то раскрашиваясь в пурпурные цвета от лавовых рек, спускающихся с горных вершин. Этот мир пока еще находится на перепутье, выбирая одну из тысячи дорог, но он уже стал домом для существ из неимоверно далеких миров - звездных скитальцев. Приглядись, Орадо. Приглядись и ты увидишь их.
   Молодой человек пристально осмотрелся вокруг и остановил свой взор на черной точке, видневшейся вдали. Одинокая на фоне серой, местами покрытой льдами пустоши, она медленно двигалась к потоку лавы, сходившему с одного из многочисленных вулканов, формировавших облик планеты. Когда она приблизилась, стало ясно, что это было четырехпалое существо с кожистыми крыльями за спиной и длинными щупальцами вместо хвоста. Больше всего оно напоминало грифона, однако было в нем и что-то от хищной рептилии, постоянно ненасытной, находящейся в поисках добычи.
   - Это Амосфен, - произнесла Атали. - Одна из игрушек глубоководных. Она безобидна, хотя и весьма прожорлива. К тому моменту, когда появятся первые беспозвоночные, эта раса исчезнет с лица планеты. Но есть другие твари, намного более опасные и непредсказуемые. Они обитают на дне океана, охотясь на примитивных рыб, заставляя животных держаться ближе к берегу, на мелководье. На глубине, они строят города из зеленого камня, наивно думая, что смогут бесконечно жить в относительной безопасности. Через пару миллионов лет придет первый из Древних и подчинит их своей воле. Именно он принесет с собой частицу первозданного хаоса и поспособствует тому, что в этот мир проникнут порождения мрака.
   Медленно пейзаж вокруг Орадо начал меняться. Серые, унылые пустоши уступили место примитивной растительности, среди которой начали мелькать тени, напоминающие жутковатых насекомых. Потом возникли города, состоявшие из странных зданий, лишенных какой-либо симметрии. Здания были достаточно высокими, но при этом совершенно лишены окон. Все они напоминали беспорядочные груды камней, которыми игрались великаны и только жителям этих мест были понятны принципы, которыми руководствовались архитекторы, сооружая эти громоздкие постройки.
   - Город Ио, - сказала Атали. - Здесь старший из братьев убьет младшего и начнется война первых рас. Ваши летописцы назовут ее войной богов, но сами боги начнут враждовать промеж собой намного позже. До того, как это произойдет, звездные странники отворят врата, через которые проникнут их многочисленные отродья и земля покроется Скверной. Полчища омерзительных кровожадных чудовищ опустошат все вокруг, а псы Тантала, обитающие вне времени, на кромке миров, проникнут даже в небесные чертоги, пожирая все живое. Лишь после того, как на земле почти не останется безопасных мест, мои предки решатся создать стражей небесных врат, называемых вами Ламиями. Посредством этого оружия они избавят землю от жутких порождений космических скитальцев, а самих древних владык заточат в крепостях, в разных концах света. Кто-то уберется в великую Тьму, кто-то окажется закован в цепи на морском дне, кто-то станет вечным изгнанником и обретет последователей на окраинах бездны, в пределах первородного хаоса. Мои предки назовут себя стражами севера и станут тюремщиками того, кто оседлал ветер. Прочие молодые боги распределят промеж собой срединные и южные земли. Все они станут хранителями нового порядка.
   Местность снова изменила свои очертания. Теперь Орадо стоял посреди равнины, под темным небом, сквозь которое едва проникали солнечные лучи. Он перенесся в те дни мироздания, что предшествовали появлению знакомых ему видов зверей и птиц. Земля еще не создала условий для появления человека, но растительность уже по большей части приобрела привычный вид. Средь невысоких трав бегали мелкие, похожие на мышей животные, рядом, пожирая тушу какого-то животного копошились крупные, причудливого вида насекомые. Далеко на западе пламенело нечто, заставившее его содрогнуться от ужаса.
   - Это скверна, - пояснила Атали. - Разносимая отродьями Древних, она распространилась на многие земли и проникла даже в Снежные Чертоги, став бичом нового времени, в мире, разрушенном природными катаклизмами. Очень скоро, осознавая новую угрозу, новые владыки земных пределов взойдут на высочайшую из горных вершин и выкуют из первородного льда колокол, соединив в нем силы четырех стихий. Когда работа будет закончена, они воззовут к первозданным природы и ударят по нему тяжелыми молотами. Звон колокола заставит расколоться небеса, а воды мирового океана выйти из берегов и затопить покрытую Скверной землю. И пока эхо от него будет звучать, будет покрываться трещинами и сотрясаться земля. Задышат горы, а океан поглотит треть всей суши, поднимаясь все выше к небу. На многие тысячелетия мир погрузится во тьму, в которой выживут лишь самые приспособленные существа, подобные тем, которых ты видишь перед собой. Но, в конце концов, океан отступит, явив исцеленную землю. Боги плодородия засеют ее, как бывало прежде. Звездные странники не смогут больше вмешиваться в их дела, а колокол, что положит конец великим бедствиям, ледяные гиганты спустят на землю, чтобы он своим звоном не возмущал больше спокойствие морских вод.
   Свет на какое-то время померк, погружая все в беспросветную темноту, но рассеялась и она. Орадо снова оказался в своем доме, сидя в удобном, мягком кресле. Он ощутил невероятную тяжесть в теле и с трудом сумел повернуть голову, чтобы посмотреть на Атали, все также сидевшую на столе, среди беспорядочно лежавших на нем бумаг и старинных вещей, некогда являвшихся могущественными Темными Дарами. Щеки ее порозовели, а глаза были наполнены синевой безоблачного небесного свода. Судя по всему, мелкая, стервозная дрянь, за время гипнотического сна, высосала из него все жизненные силы!
   - Ты живешь в эпоху благоденствия, - произнесла Атали, - не зная, через какие муки пришлось пройти хранителям небесных врат, чтобы ты мог ощущать радость жизни. Она длится уже многие миллионы лет, в течение которых рождались и умирали боги, а земля не раз меняла свои очертания. Многие из них, позабытые всеми, погрузились в сон, но те, которые остались, помнят времена Скверны. Они имеют причины опасаться собственных творений, по сею пору содержащих в себе частицу Тьмы. И я тоже, - Веснушки на лице Атали, казалось, загорелись маленькими звездочками, а в глазах, средь синевы, зародилось холодное белое пламя. - Именно потому я признательна тебе человек! Я рада, что сегодня на площади ты убил одну из этих гадин. Если бы и я так могла..., - она ударила кулачком по столу, на котором сидела. - Наступить на нее и хрясь...!
   - Но ты не можешь.
   Девушка внимательно посмотрела ему в глаза и, помедлив с ответом, тихо произнесла:
   - Я могу кое-что другое.
   - Что же?
   - Я могу назвать тебя своим орудием. В конце концов, ты ведь дал мне клятву там, в стенах старого книгохранилища, помнишь? В Темных песках, или на ледяных пустошах, на равнинах вольных городов детей Шема, или за великими озерами на востоке... Везде, где мне пожелается, ты будешь выполнять мои приказы. Я, дочь всепроникающей Стужи, вижу в тебе руку правосудия небес.
   - Я обязался помогать тебе в поисках Темных Даров на протяжении пяти лет и клятву свою держу. Однако, срок уже на исходе. Через пару месяцев ты обязана будешь освободить меня от всех обязательств.
   - Но ты мне нужен! Мой выбор, это честь для тебя, человечек! Я нашла тебя в горном краю, когда ты подыхал от голода и жажды, а волки неотступно шли по твоему следу. Я дала власть над ними, превратив из двуногой добычи в повелителя хищного зверья! Я дала тебе знания..., - не сдерживая гнева, она смахнула со стола на пол древние манускрипты и тут же вскрикнула, коснувшись рукояти кинжала, что Орадо прятал под ворохом бумаг. Атали с удивлением глянула на холодное оружие, спрыгнула со стола на пол. - Так вот как ты поступаешь с теми, кто покровительствует тебе, маленький змееныш? Желаешь вонзить им нож в спину?!
   Орадо неторопливо вытащил из вороха старых бумаг ножны со стилетом, положил их возле свечи так, чтобы ночная гостья могла разглядеть это оружие получше.
   - Как ты догадываешься, этим кинжалом я прошедшим вечером убил Ламию. Ты упрекаешь меня в том, что я преисполнен неблагодарности к тебе за благие поступки, но забываешь о том, что я честно выполняю свои обязательства. Да, я не являюсь твоим рабом и не должен выполнять все твои пожелания. Если дело касается обычных девичьих капризов, то найди для подобного рода поручений другую игрушку, Атали. Девочки любят играть с куклами. А ты играешь с жизнями людей. Мне же не приходится радоваться тому, что из всех людей ты выбрала меня для своих забав.
   Девушка, казалось, его совсем не слушала. Она прикусила губу, разглядывая старинный стилет. Гнев в ее взгляде уступил место любопытству и Орадо многое бы отдал за то, чтобы узнать, какие мысли сейчас возникают в голове у этой миловидной стервы.
   - Всем нам приходится играть в эти игры, - наконец, произнесла Атали. Она осторожно протянула руку к ножнам, провела по ним пальцами, едва не касаясь рукояти. - Иначе этот мир был бы скучен и не интересен. Если бы я хотела видеть тебя рабом, а не другом, то ты был моей игрушкой до конца твоей никчемной жизни. И, между прочим, жить тебе, осталось не так уж и долго.
   Краска залила лицо Орадо. Оскорбление дочери властелина севера, возомнившей себя вершительницей человеческих судеб показалось ему таким же хлестким, как и обыкновенная пощечина.
   - Ты чувствуешь гниль, расползающуюся внутри собственной души? - тихо спросила Атали. Пальцы ее скользнули по руке Орадо, коснулись его шеи. Голос девушки стал мягким и мелодичным. - Ты чувствуешь, как великая Тьма поглощает тебя друг мой? Ты должен это чувствовать. Прикосновение всякого творения старых богов к существу, обладающему разумом и душой, неизбежно приводит его к погибели. Конечно, человек не может жить вечно. Но душа его бессмертна. Пожалуй, мне не стоит говорить о том, что ожидает твою в вихрях хаоса, там, где даже могущественные боги, подобные моему отцу, сходят с ума, глядя в глаза первозданному ужасу, таящемуся в тени, у подножия трона бога дураков. Все они пополняют свиту Ам-Зауда.
   - Я убил того, кто желал заполучить мою душу.
   - Ты убил всего лишь посредника, которому твоя душа была обещана богом дураков и отсрочил свою смерть на какое-то время. Это не избавило тебя от проклятия крови. Рано, или поздно, Сидящий над Бездной затребует свое. Если ты не предложишь ему равноценный обмен, Ам-Зауд пришлет к тебе своих гончих, - рука Атали, холодная, словно лед, легла Орадо на грудь. - Я за то уж знаю как он поступает со своими должниками. Увы, увы... Сейчас в твоей душе бушуют страсти, а желание жить сильно, как никогда. Впрочем, я все еще могу помочь тебе, мальчик. Наверное, ты мог бы неплохо мне послужить, каждый день, до самой своей старости, радуя мой взор словами и поступками. О, да...! Мы бы еще поиграли, - девушка улыбнулась. - Скажи мне только, что беспрекословно примешь правила этой игры и обретешь путь к спасению. Ведь я рассчитываю на тебя.
   Орадо протянул руку, желая отвести от себя ладонь Атали, но почувствовал лишь дуновение холодного ветра в том месте, где находились ее пальцы.
   - Чего ты хочешь? - тихо спросил он.
   Неожиданно лютая злоба исказила черты миловидного лица ночной гостьи. Глаза Атали, до сей минуты синие, подобно безоблачному небу, на мгновение потемнели. Потом в них разыгралось кровавого цвета пламя.
   - Я хочу, чтобы ты встретился с Оракулом. И не просто встретился с ним, а лишил его жизни, отправив туда же, куда несколько часов назад отправил безымянную тварь, призванную глупцами в старом храме. Лиши себя жалости и вонзи клинок в его сердце, предложив равноценный обмен. Лишь это может избавить тебя от страшной участи. Если огонь в твоем сердце столь ярок, как я полагаю, ты сделаешь это.
   - Ты просишь меня убить беззащитное существо. Не кровожадного жреца, не призванную им нечисть и даже не падшего бога. Ты хочешь, чтобы я убил человека.
   - Этот человек вовсе не так беззащитен, как ты думаешь. Да и не человек это вовсе, а своенравная тварь, из-за которой в океанскую пучину некогда погрузились целые города! Убей ее, возвратив себе свою жизнь. А я, так и быть, подумаю над тем, чтобы отпустить тебя на свободу.
   Орадо задумчиво покачал головой.
   - Где мне его искать это чудовище? - спросил он.
   - Где мне его искать? Где его искать? - передразнивая Орадо, сказала Атали. - Разыскать эту неблагодарную потаскуху достаточно просто, потому, что она почти никогда не отходит далеко от воды. Ты найдешь ее на западном побережье, за Каменистой рекой.
   - Так это женщина, - обескуражено промолвил молодой человек. Мысль о том, что своенравная девчонка предлагала ему отправиться в опасные, населенные кровожадными дикарями пустоши, привела его в смятение. - Оракул живет в землях пиктов?! Как это возможно?
   - Женщина, или мужчина... Какая разница? - девушка скривила тонкие губы в усмешке. - Это сердобольное, простодушное существо опекает безволосых обезьян, а они называют ее своей матерью и чтят наравне с духами своих предков. - Какая нелепость! Жалкая полукровка, имеет большее количество почитателей чем я, дочь Севера!
   Ее слова, похожие на щебетание птицы, Орадо слушал, погрузившись лишь отчасти, думая о том, в какую отвратительную каверзу придумала на сей раз девчонка. Цель ее визита была теперь была очевидна. Но что скрывается за ее неприязнью дочери хранителя севера к той странной женщине, которую она называет Оракулом? Почему она так страстно желает убить ее?
   Должно быть что-то еще, о чем Атали умолчала. Если так, то ее секреты и недомолвки могут очень дорого ему обойтись.
   - Ты говоришь, что мне надо идти к побережью, - сказал Орадо. - Но ведь ты же знаешь, что у меня нет прямого выхода в неизведанные земли. Для того, чтобы добраться до Каменистой уйдут недели.
   - Посмотри на меня, человечек! Ты что же, думаешь, что я, дочь всепроникающей Вьюги, позволю тебе сдохнуть где-то в пути? Конечно же, я дам тебе возможность отворить двери портала в один из заброшенных храмов, в землях пиктов. Оттуда ты пойдешь на закат, к руинам замка, что стоит средь холодной равнины.
   - Я надеюсь, что ты говоришь не о Черепе Тишны? - еще больше бледнея прошептал Орадо, хотя ответ на свой вопрос он уже знал.
   Чуть больше двух столетий назад безумный мистик Аль-Камед, написавший зловещий трактат о потусторонних сущностях, утверждал, что когда-то в той крепости был заключен дух пустоты и безмолвия. Имелась ли в его утверждениях хоть какая-то доля правды, теперь сказать никто не мог, поскольку немногочисленные исследователи, которые уходили за Большой Порог, в большинстве своем бесследно исчезали в гиблых топях. Те немногие, которые возвращались, рассказывали жуткие истории о чудовищах, стерегущих руины древних городов, о жутких, кровавых ритуалах, проводившихся пиктами и о кошмарных иллюзиях, встречавшихся им в испарениях Черного Лотоса. Но никто из них даже шепотом не решался говорить о Черепе Тишины - месте заточения бесконечного ужаса и безмолвия. Бесспорным считалось только одно: развалины старой, разрушенной еще в допотопные времена цитадели ужаса, являлись местом сбора пиктских вождей, желавших бескровно уладить межплеменные раздоры
   - Ты знаешь, что это проклятая земля, - сказал Орадо. - Пикты охраняют те руины как важнейшую из своих святынь, памятуя о деяниях своих предков, убивших демона, наводившего ужас на прежних обитателей этих мест.
   В ответ на это Атали рассмеялась. Она спрыгнула со стола на пол и снова закружилась по комнате, теряя четкие очертания тоненькой фигуры.
   - Вы, люди, бываете очень забавными, - сказала она. - У вас длинные языки и очень короткая память. Там никогда не жили демоны. Маленький, дикий народец, который распускает эти сплетни, подвержен многочисленным суевериям, которыми забивает головы своему потомству. Я же говорю тебе, что Череп Тишины, это всего лишь старые развалины. Руины темницы, в которой некогда была заключена первозданная тишина, нашедшая укрытие от звона колокола четырех стихий, средь черных камней. С первым же ударом гонга давно позабытого короля допотопного царства она покинула свою темницу, уйдя в иные пространства. К тому же, от тебя не требуется идти в старую крепость. Ты должен найти рваный шатер, подобный тем, какими пользуются кочевники на равнинах Шема. Отыскать его несложно, поскольку он стоит на возвышенности, неподалеку от дороги, по которой когда-то ездили короли. Найдешь его - найдешь и прорицательницу
   - Тем не менее, это не безопасно. Я знаю, что пикты охраняют те места. Они считают их священными и убивают всякого чужеземца, который осмеливается к приблизиться к старой цитадели.
   - Об этом не беспокойся. С недавних пор холодные равнины никем не охраняются. Они безлюдны, как снежные просторы. Я очень сомневаюсь в том, что тебе доведется повстречаться с дикарями, оберегающими старые развалины от непрошенных гостей, но если ты встретишься с ними, то знай, что пикты, это двуногие звери, которых следует приручить. Помани их красивыми речами и золотом. Посули им расположение богов и ты увидишь, как честолюбие возьмет верх над их варварскими суевериями., - Атали закатила глазки, став похожей на ребенка, наполненного благочестием и смирением с судьбой. - Ох, Орадо... Я вижу в тебе отнюдь не беспричинный страх. Людям свойственно бояться неизвестности. Я же предоставлю тебе возможность самостоятельно определить свою судьбу. Ты можешь отказать мне в незатейливой просьбе. Сделай это и уйду, навеки позабыв о твоем существовании. И сам позабудь о нашей встрече. Позабудь обо всем, но помни о том, что ничто не спасет тебя от гончих псов покровителя идиотов. Через день, через неделю, или через год... Они придут. Если же ты решишься побороться за свою бессмертную душу, то я с удовольствием понаблюдаю за тобой. Вопрос в том, захочу ли я тебе в чем-то помочь? Посуди сам, стоит ли стараться ради того, кто не ценит мою доброту и не желает моего покровительства?! И, конечно же, мне будет жаль, если ты не справишься. Ведь я к тебе так привязалась!
   - Позволю себе заметить, что твоя привязанность сродни привязанности ребенка к ручному зверьку. Разумеется, я не стану упорствовать, поскольку речь идет о чем-то гораздо большем, чем не о сохранении жизни. Однако скажи мне, неужели я для тебя так мало значу, что ты отсылаешь меня на верную смерть, в земли пиктов? Мы оба знаем, что обратной дороги для меня из тех земель не будет.
   - Ну что ты, мой друг? Твоя значимость для меня неоценима. На твоем примере я изучаю людскую породу и учусь проникать в человеческий разум, выискивая низменные желания и пороки, которые способны привести смертного к ледяному алтарю. Я хочу посмотреть, на что способен человек ради спасения своей души. Я хочу знать ее цену.
   - Это единственная причина?
   - А разве ее недостаточно? Ну хорошо! Когда в первый раз я возложу на ледяной алтарь человеческое сердце, я произнесу твое имя перед ликом моего отца. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы это совершилось в скором времени. Это будет дань уважения тебе, человечек.
   - Ну что же..., - прошептал Орадо. Чтобы не выдать потаенных мыслей, он опустил взгляд на свои руки. Странно, но пальцы перестали предательски подрагивать, а разум уже не рисовал мрачные картины будущего. - Учитывая обстоятельства, я льщу себя надеждой, что доживу до того момента, когда тебе доверят жертвенный нож. Возможно, что лет через сто, или двести...
   - Хватит! - резко сказала Атали, явно не оценив его иронии. - Довольно разговоров! Ты должен знать, что двери портала уже открыты и медлить с отправлением тебе не стоит. Переступив черту, поостерегись, впрочем.
   - Я должен отправиться в земли пиктов и подставить голову под их топоры. Чего я еще должен остерегаться?
  - Есть много опасностей, которые поджидают человека на его пути к спасению. И знающие люди способны отворить всякие запертые двери, достаточно применить силу своих рук или магию старых времен. Хотя, это может быть забавным. Не думаю, что мне стоит говорить тебе о тех, кто таится во мраке, по ту сторону от раскрытого портала. Ведь я и так была с тобой откровенна.
   - Ты действительно сказала очень много, - промолвил Орадо. - Но не сказала, зачем тебе это нужно. Мы оба знаем, что убить безумного некроманта, погрязшего в многочисленных пороках и преступлениях, намного сложнее, чем беззащитную женщину, находящуюся под охраной невежественных дикарей. А потому дело не представляется мне особо сложным. Куда сложнее понять мотив...
   - Стало быть, ты не веришь мне, - Атали посмотрела Орадо в глаза, бледная как снежное покрывало. - Не веришь и задаешься ненужными, неуместными в твоем положении вопросами.
   - Я верю только в то, что ты желаешь гибели той, которую по каким-то, неизвестным мне причинам, ненавидишь.
   - Значит, мне больше не о чем с тобой говорить, - с улыбкой произнесла она, растворяясь в полутьме. - Решай сам, как поступить. Я даю тебе время подумать до утра, недоверчивый, маленький человечек...
   Последние ее слова были уже едва слышны, когда Орадо стал перебирать кипу старинных пергаментов, выискивая карту западного побережья, срисованную со страницы одного из старинных фолиантов, хранящихся в личной библиотеке его величества. Обнаружив ее, он аккуратно развернул манускрипт, выискал взглядом излучину реки Кацит. То был Большой Порог - место, которое ныне являлось прибежищем для изгоев и подонков всех мастей. Когда первые проникшие в эти земли искатели приключений открыли посреди лесов озерный край, с его водопадами и множеством мелких речушек, они осели в нем и принялись возделывать землю. Каким-то непостижимым образом, в этих пределах переплелись варварство и цивилизация. Тут культ Тогал-зага соседствовал с культом змееликого бога, а пикты торговали шкурами с земледельцами, охотниками, работорговцами и полудикими степными племенами, сочетавшими в себе кровь народов, населявших здешние земли в допотопные времена.
   Впрочем, место, которое сейчас интересовало Орадо, находилось в чуть дальше от Большого Порога, за Каменистой рекой. Оно было обозначено красным крестиком, как представляющее опасность для всякого человека, желающего удовлетворить праздное любопытство и отправиться в дикие земли. Этим крестиком Орадо когда-то отметил на карте Череп Тишины - древнюю крепость, имевшую дурную репутацию. Прикасаться к ее камням могли только пикты. Белых людей, осмеливавшихся приближаться к этим руинам на близкое расстояние, дикари безжалостно убивали.
   А ведь еще пару тысяч лет назад, к юго-западу от сумрачных равнин располагались многочисленные поселения. Там проходили торговые пути, а люди занимались сельским хозяйством. Страшный катаклизм, увлекший на морское дно острова атлантов и лемурийцев, нещадно прошелся по южным областям Турийского континента, до неузнаваемости меняя очертания береговой линии и меняя ландшафт. Междоусобные войны варваров, обосновавшихся на обломках погибших великих цивилизаций и неведомые ранее моровые болезни, довершили начатое буйством стихий. От великолепия городов прошлых эпох не осталось и следа, а единственным народом, который смог более-менее приспособиться к резким изменениям климата, к юго-западу от Зальгарских гор, оказался народ пиктов.
   Едва ли, впрочем, можно вообразить себе такое бедствие, которое эти низкорослые дикари не смогли бы пережить. Веками они производили набеги на поселения близ Большого Порога - ростки нового времени. Стигийцы и аконфорты - потомки валузийцев, не смогли устоять под их медленной, ползучей экспансией. Лишь воинственные племена кхари, пришедшие с юго-востока, из-за вилайетской низменности, сумели потеснить пиктов к западному побережью. Сами же кхарийцы, осевшие на равнинах, под серым небом, наполненном серой от извержений многочисленных вулканов, смешались с жалкими остатками прежде великих народов и образовали государство, которое назвали Ахероном. Вместе с этим, они возложили на себя бремя противостояния между варварством и цивилизацией.
   Думая обо всем этом и стараясь утихомирить клокочущую в своем сердце злобу на Атали, молодой человек просидел около получаса. Когда же ему это надоело, Орадо аккуратно сложил все бумаги в стопку, принялся черкать на чистом записном листе бумаг распоряжения для прислуги на ближайшую пару месяцев.
  

***

  
   Прошло совсем немного времени после визита ночной гостьи, а дом Кастильи стал похож на разворошенный муравейник. Привыкшая к размеренности жизни и праздности челядь, по большей части, не понимая сути происходящего, всем своим видом надумала показать свою причастность к тому, что творилось в старом поместье, в эти минуты. Засуетилась толстая повариха на кухне, забегали по коридорам горничные, собирая господину в дорогу какие-то вещи, зычно начал покрикивать на слуг дворецкий. И даже огромный пес, которого Орадо приютил после смерти одной очень известной в обществе знатной дамы, счел необходимым то тут, то там мешаться под ногами прислуги
   Единственный, кто не принимал участия во всей этой сумятице, был Агрифо около получаса назад вернувшийся из города. Маленький дикарь вообще не терпел толчею, яркий свет и гомон, поскольку вел тот образ жизни, который не был привычен людям, считавшим себя цивилизованными. Днем он обычно отсыпался, а по ночам, вплоть до самого утра, зачем-то уходил из дома, пропадая невесть где и занимаясь непонятно чем. Некоторые слуги поговаривали, что под маской пикта, нашедшего себе приют в поместье Кастильи, скрывался кровожадный оборотень, но такие слухи распространяли люди плохо знакомые с образом жизни детей леса, обитающих за Большим Порогом. Агрифо был выходцем из древнего, воинственного народа, лишь по воле случая повстречавшимся с Орадо несколько лет назад и цивилизация оказалась не в силах повлиять на его образ мышления. Ночь звала этого человека, а сердце хранило в себе первобытные инстинкты, столь же сильные, как и у хищных лесных тварей. Конечно, Агрифо чувствовал себя чужим в этом городе. Ему, жителю первобытных лесов, были отвратительны его запахи, а противоестественные твари, что скрывались в тенях древних храмов, казались не более отвратительными, чем кичливые кхари. Если бы не долг жизни перед хозяином этого дома, он бы давно уже возвратился в родные места и позабыл о Пифоне, как о страшном сне.
   Но долг жизни, это обязательство чести. И всякий пикт, несущий в своем сердце такого рода груз, полагал себя связанным неразрывными узами с теми людьми, которые, не иначе как по воле духов предков, спасли его от смерти, или неминуемого позора.
   Сейчас, сидя за небольшим столиком, в гостиной, Агрифо утолял свой голод. Казалось, что он совсем не интересовался причинами ночного переполоха, но все знали, что ничто не ускользало от внимания этого человека, за обе щеки уплетавшего холодную баранину. Он разглядывал людей, ходивших по комнатам, слушал их разговоры и неторопливо объедал мясо с кости. Так продолжалось до тех пор, пока из своих покоев не вышел Орадо. Увидев же на своем друге легкую походную одежду, подобную той, в какую одевались лазутчики из территорий прилегающих к Большому Порогу, Агрифо ощутил непонятного рода беспокойство. Помнится, в прошлый раз им обоим едва удалось унести ноги от жителей леса, разгневанных присутствием чужаков в священных землях. Неужели этот чудаковатый, неугомонный кхари снова вознамерился заглянуть в пасть к великой Сатхе?
   - А, вот и ты, плут! - произнес Орадо, зайдя в гостиную. - Я уже совсем отчаялся увидеть тебя. Думал, что ты будешь пропадать в городе до самого утра.
   Агрифо покачал головой, отложил наполовину объеденную кость на стол. С неудовольствием подумал о том, что оказался прав. Стало быть, его славившийся чудачествами друг, действительно вознамерился идти в земли, находящиеся к западу от Каменистой реки!
   - Я был там час назад, - сказал он. - Теперь я здесь. Но, сказать по правде, не могу узнать этот дом. Твои дворовые слуги не спят, занимаясь делами, которыми они обычно занимаются днем. Большой старик кричит на толстых, пугливых женщин так, что чуть не содрогаются стены. Ему вторит пес, которого ты приволок откуда-то с улицы пару недель назад. Но к чему все это? Что случилось?
   - Ничего особенного не происходит, друг мой. Я просто готовлюсь к очередному продолжительному путешествию.
   - Самое время для подобных начинаний. Не мог подождать до утра, неугомонный кхари?
   - Поверь, я был бы рад от него и вовсе отказаться. Но дела мои складываются весьма скверно. Скверно настолько, что приходится собирать вещи сейчас. Ибо портал в западные земли уже открыт и у нас в запасе не больше часа.
   - У нас? Ты желаешь, чтобы я пошел с тобой через прозрачную дверь?
   - Да, Агрифо. Я хочу, чтобы на этот раз ты пошел со мной. - Голос Орадо дрожал. Судя по всему, он прилагал неимоверные усилия, пытаясь сохранить в голосе спокойствие, но чувства, владевшие неугомонным кхари сейчас, должно быть, не позволяли говорить без едкой горечи. - На этой дороге мне будут необходимы твои советы.
   - Судя по всему, ты призываешь к долгу крови, - произнес Агрифо. - Я готов оплатить его с тем условием, что после ты отпустишь меня к моему отцу и моим братьям. Ты ведь знаешь, что они ждут моего возвращения.
   - Ты все-таки решил покинуть меня.
   - Я решил покинуть этот город. Пикту не место в тени старого змея. Любой из нас скажет тебе, что это не Сатха! Это чужой бог.
   - Значит, так тому и быть, - произнес Орадо. - Ты станешь свободным после того как я достигну до своей цели. Потом, когда дело будет сделано, я сниму с тебя клятву крови. И если ты мне не друг, то сможешь уйти куда захочешь.
   - Я - друг! - Агрифо нахмурился. - Я друг тебе, человек кхари. Но у меня есть семья. У меня есть долг перед племенем Белого Волка. Мое сердце принадлежит лесу. В моих жилах не течет кровь изнеженных людей, живущих в домах, сделанных из камня. И я никогда не забывал о том, что мой отец - глава Рода. Он - вожак стаи.
   - Во все, что ты говоришь несложно поверить, если взглянуть на цвет твоей кожи. Но ты, конечно же, прав, полагая, что в этом городе тебе не место. Здесь живет не так уж и много людей, привлекающих к себе внимание так, как это делают выходцы из западных лесов. Не будь у тебя бумаг, удостоверяющих твою принадлежность к моему дому, любой солдат имел бы право убить тебя просто за то, что ты варвар.
   Будучи вынужденным признать правоту своего друга, Агрифо мельком взглянул на свое отражение в зеркале. Он являл собой тип обычного жителя лесов, расположенных за засечной чертой, обладающих ярко выраженными внешними отличиями от жителей равнин Ахерона. И личину варвара никаким образом невозможно было скрыть под едва заметным налетом цивилизованности.
   - Но, тем не менее, ты оказываешь мне неоценимую услугу тут, в Пифоне. - продолжал говорить Орадо. - Тебе знакомы такие мрачные тайны заброшенных подземелий этого города, о которых никто даже слыхом не слыхивал. Ты уже знаешь многое об этом городе и узнаешь еще больше, если останешься в нем еще хотя бы на пару лет. За это время мне, возможно, удастся составить карту катакомб и понять, что за чертовщина творится там, под ногами. Ведь там есть что-то... Что-то, что разъедает всех нас изнутри. Какой-то могущественный Темный Дар, голодный демон, или темный, полузабытый божок. Не знаю, что именно таится в глубине катакомб. Но, возможно, что только ты можешь помочь мне избавить город от этой погани.
   - Ты хочешь очень многого. И просишь о многом. Ты забываешь о том, что этот город слишком велик для маленького пикта, - сказал Агрифо. - Он высасывает из него душу. Я уже не раз говорил тебе, что человеку, рожденному в лесах, не место среди рукотворных камней и чужих богов. Что касается старых подземелий, то карту пещер ты способен составить и без моей помощи. Думаю, что ничего кроме мелких кровососов и черных крыс ты там не обнаружишь, потому, что тьма..., - он приложил ладонь к своей груди, - Настоящая тьма находится в наших сердцах.
   - Но ведь ты же никогда не отступал перед страхом. Ты - пикт!
   - Да, я - пикт. Но я изгой, потому что, на взгляд старейшин моего рода, человек леса, связанный клятвой крови с жителем равнин и долгое время живущий вне племени, среди другого народа, гораздо хуже труса. Даже если этот воин убил в бою пятерых врагов, он перестает являться частью рода, и о нем забывают. Возвратившись к своим истокам, он никогда не говорит кем-либо из детей леса о том, что жил, подобно рабу, в доме кхари, сложенном из камней. Таков негласный закон!
   Орадо знал, что это правда. Народ, живший в пустошах, за пограничными реками Коцит и Каменистой, был очень щепетилен в вопросах чести и достоинства. Впрочем, у племен, ведущих постоянные междоусобные войны, доблесть была и будет находиться превыше каких-либо сводов указаний и религиозных обычаев. Положение воина, охотника, или собирателя в таких сообществах зависит от одного лишь мнения, составленного о соплеменнике старейшинами Рода.
   - Ваши понятия о достоинствах меня всегда удивляли. Смею тебя заверить, что для всего обрюзгшего, заплывшего жиром цивилизованного мира ты являешься таким же варваром, как и твои собратья. Никакой разницы между всеми вами охотники за головами не видят. За ваши головы платят деньги. Большие деньги. Будь уверен, повстречав тебя где-нибудь на западных рубежах, эти ублюдки распорядятся твоей жизнью по свойски.
   - Именно поэтому, вы - жители равнин, мало чем отличаетесь от людей леса. Говорите о чести и достоинстве, но жаждите чужой крови.
   - С тобой бы, пожалуй, не согласился никто в этом городе. Скажу более, многим бы твои слова и сравнения показались оскорбительными.
   - Какое мне дело до многих, если я разговариваю сейчас только тем, кого называю своим другом? Я говорю, что разница между его народом и другими народами есть лишь одна: Людям леса гибель противника в бою приносит честь, а прочим - тщеславие и золото.
   Орадо с безразличием пожал плечами. Когда дело касалось спасения собственной души, разговоры о чести, или золоте для него всякий смысл.
   - Когда-нибудь я снова попрошу тебя остаться, Агрифр, - сказал он. - Подумай о том, что ты потеряешь, решив порвать с этим домом. С ответом не тороплю, хотя и много времени на раздумья не дам. Но сейчас ты пойдешь со мной, иначе я погибну, не проделав и половины пути. Какой-нибудь из твоих собратьев насадит мою голову на кол и станет кичиться своей победой над глупым кхари...
   Агрифо, не сдержавшись, рассмеялся.
   - Хей-хо, кхари! Я уже сказал тебе, что пойду в чащу леса, что произрастает за Большим Порогом. В конце концов, честь предков не позволяет мне, оставаться в стороне, когда тебе, друг кхари, требуется помощь. Скажи мне, куда мы с тобой отправимся на этот раз?
   - Мы пойдем к Черепу Тишины. Мне нужно встретиться с женщиной, которую твои собратья называют своей матерью. Мне нужны ее советы.
   Губы Агрифо дрогнули. Он немного помолчал, словно пытаясь что-то сказать, но слова, как видно, давались ему с трудом.
   - Проклятье Тогал-зага на твои помыслы, кхари, - наконец, вымолвил пикт. - Ты решился не просто сойти на оленьи тропы, но и ступить на дорогу королей, что пролегает через холодные земли! Старый лес шепчет, будто ее оберегают не люди, а чудовищные твари, исторгнутые из чрева гор задолго до моего рождения. Никогда тебе не вернуться оттуда живым, ты слышишь?!
  - Я не прошу тебя идти вместе со мной до самого конца. Мне всего лишь нужен опытный проводник, чтобы пройти через леса до каменистой пустоши. Дальше я уж как-нибудь обойдусь без твоей помощи. Пойду к побережью, к поселениям торговцев пушниной и деревом, или на запад, к долине Цинга. Те места я знаю неплохо.
  - По пути до каменистой речки нам пройти по землям, принадлежащим племенам, враждебно настроенных к кхари. Там живет много охотников за головами. И боюсь, что очень скоро чей-нибудь аврэк-тошан, будет украшать два черепа! Твой и мой.
  - Значит ли это, что ты желаешь отказаться от долга крови?
  - Слово пикта твердо как камень! Всякому кхари известно, что человек леса - хозяин своего слова.
   - Тогда прошу тебя, не говори мне о наших шансах на успех! Я не желаю этого слышать.
   Агрифо пожал плечами. Хотя он и старался возвратить своему лицу невозмутимое выражение, в глазах его оставалась растерянность.
   - Нам нужно подготовиться. Точи свой каменный топор и готовься к худшему из кошмаров в своей жизни, - сказал Орадо. - Да пошевеливайся! У нас совсем мало времени до того момента, как закроется портал. Если, конечно, маленькая ведьма и впрямь намерена продержать его открытым до рассвета...
   С этими словами молодой человек подошел к одному из зеркал, стал разглядывать свое отражение. Удовлетворенный тем, что он увидел, Орадо по товарищески похлопал озадаченного пикта по плечу, после чего вышел из комнаты.
   Глядя в след своему другу Агрифо взял со стола краюху хлеба, пожевал ее немного и сунул за пазуху. Туда же отправилось наливное яблоко, привлекавшее его взор своим цветом. Пожалуй, фрукты, выращиваемые заносчивыми кхари, вполне достойны того, чтобы о них мог скучать житель лесов, рацион которого по большей части составляют мясо, рыба и чахлые травы.
   Агрифо встал из-за стола, прошелся по комнате, разглядывая развешенные на стенах оружие и картины, раздумывая над тем, что можно прихватить на память из этого наполненного разнообразными, блестящими безделушками дома. Потом взял с подставки легкое копье, по своим размерам немногим превосходившее метательный дротик жителей лесов, взвесил его в руках. Такое оружие было вполне достойно того, чтобы принадлежать умелому воину, заслужившему носить на плечах ритуальные рисунки в виде отпечатков Пта - пернатого бога. Неправильно видеть его в стенах этого дома. Ведь всякое копье жаждет человеческой крови! А эта вещь, судя по всему, не бывала в боях уже много лет и давно уже позабыла песни крови, что поются пиктами у костров, под ликом щербатой луны.
   Он воровато огляделся по сторонам, цыкнул на служанку, стоявшую у дверей в гостиную и, смутившись собственной слабости, положил копье на подставку. Но подумал еще немного, снова взял его в руки, на этот раз более решительно, чем прежде, после чего, стараясь не обращать внимания на горничную, вышел в смежную комнату.
   В голове Агрифо бушевал ураган противоречивых, тревожных мыслей, однако ни одна из них надолго не задерживалась, уступая под напором другой, не менее беспокойной. Прошлое, которое безвозвратно он считал для себя утерянным, кажется, снова готово было ворваться в его жизнь. Тот дикий мир, который он покинул несколько лет назад, сохраняя долг чести человеку, некогда спасшему его жизнь, никогда не пропадал из его памяти. И сейчас, должно быть, старый лес ждал возвращения сына вожака волчьего клана. Каждое дерево в том краю скоро узнает о том, что Агрифо хранит заветы своих предков и там, в страшных, порой неприемлемых для цивилизованного человека ритуалах, он снова обретет душу, утерянную средь лесных трав.
   Он прошел по небольшому коридору, поднялся по узкой лестнице на второй этаж и открыл дверь в небольшое пустое помещение, на полу которого была нарисована шестиконечная, пентаграмма. Как и все люди леса, Агрифо с большим почтением относился к подобного рода знакам, хотя не понимал их значения. Ступив через порог, молодой пикт некоторое время разглядывал символы, испещрявшие пол и замер от неожиданности, когда услышал, как хлопнула за его спиной тяжелая дубовая дверь. Откуда-то подул холодный ветер, дернулось пламя на единственной черной свече, стоявшей на полу, что-то возникло и исчезло в центре погруженной в темень комнатки, лишенной каких-либо окон. Сердце Агрифо забилось сильнее чем прежде, во рту мгновенно пересохло. В его дикую, едва прикрытую налетом цивилизованности душу волной нахлынуло предчувствие чего-то противоестественного, враждебного человеческой природе.
   Агрифо огляделся по сторонам, но не увидел ничего, что могло бы нести в себе какую-либо угрозу. Вокруг царил сумрак, сгущавшийся в углах, там, где были начерчены древние символы, не позволявшие тварям, обитавшим вне времени и пространства проникнуть в этот мир. Те существа, по словам Орадо, не любили прямых углов, поскольку обитали средь хаоса, на кромке прошлого, настоящего и будущего, но они тянулись к распахнутым настежь, незримым вратам. Они попросту затаились в ожидании того момента, когда неразумные люди пройдут через портал, нарушая законы, которые древние боги установили для простых смертных. Тогда никто и ничто не сможет спасти их души от псов Тандала.
   Они видели его сейчас!
   Они были здесь прежде.
   Они будут здесь всегда...
   Агрифо отступил к двери и крепко сжал в руках копье, не зная, где таится опасность. В этот момент в глаза его ударил яркий свет, а над шестиконечной звездой возникло маленькое голубоватое солнце. Появилось и снова погасло. Значит, врата и правда были открыты! А там за ними...
   От осознания близости чего-то крайне недоброго по отношению ко всему человечеству Агрифо уже готов был по настоящему испугаться, но дверь распахнулась, и в комнату вошел Орадо. В руках он нес достаточно объемную походную сумку, в которую, надо полагать, слуги сложили много вещей, по большей части бесполезных в лесах западного побережья, но ценных одним лишь фактом своего существования для изнеженных жителей городов.
   - Ты уже здесь, - сказал Орадо, ставя сумку на пол. - Это хорошо. Уже близится рассвет.
   Пикт резко вскинул руку, давая понять, что не желает поддерживать разговор, что казался ему несущественным в эту минуту. Взгляд Агрифо, пристальный и беспокойный, скользнул по комнате из стороны в сторону, не задерживаясь ни на чем, пока не остановился на голубоватой, полупрозрачной дымке открытого портала.
   - Ты чувствуешь это?
   Орадо непонимающе глянул Агрифо в глаза.
   - О чем ты говоришь, приятель?
   - О существах, которые скрываются там, в темноте...
   - А..., - молодой человек усмехнулся. - Кажется, я понял. В ближайшее время я расскажу тебе об одной маленькой, несносной мерзавке, которая любит подглядывать за людьми через замочные скважины. Но уверяю тебя, что сейчас, в этой комнате, нам ничто не угрожает.
   - Кажется, ты мне много о чем еще должен рассказать, - тихо произнес Агрифо. Он обернулся к открытой двери, у которой начала собираться прислуга. На миг пикту показалось, будто чудаковатый хозяин дома кривит губы в усмешке, готовясь обратить все задуманное им в шутку. Отбросит прочь сумку, задует черную свечу, горящую в центре пентаграммы и громко скажет, что все это был розыгрыш, неумный и неумелый. А потом Орадо выйдет из комнаты, запрется в своих покоях и просидит до утра со старой книгой в руках, как это не раз уже случалось.
   Но этого, конечно же, не случится. Все будет намного, намного хуже.
   Молодой кхари снова взял сумку в руки, повесил ее на плечо. Ободряюще улыбнулся старому дворецкому, давая тому понять, что ожидать нужно только лучшего. Потом, подошел к шестиконечной звезде, аккуратно нарисованной на полу, он зажег от свечи факел. После недолгих размышлений, сделал шаг вперед...
  

Глава третья. От захода солнца.

  
   Древнее святилище было погружено в глубокий сон. Тысячелетия минули с той поры, когда в последний раз зажигались под его сводами свечи и лампады. Вихрь времен закрутил и унес в никуда имена жрецов, проводивших религиозные обряды. И в омуте несочтенных столетий сгинули божества, к которым они взывали. Грунтовые воды, проникавшие сквозь многочисленные трещины, медленно, год за годом разъедали камень. Безобразные высолы покрыли величественные колонны и старинные фрески, украшавшие стены и потолок. Но по-прежнему, словно в напоминание о бренности человеческих страстей, стояли тут свидетели былого величия и вырождения допотопных цивилизаций - олицетворения уродливых, звероподобных богов. Бывшие властители людских душ сердец, а ныне владыки безмолвия и тлена, смотрели в никуда из глубоких ниш.
   Но нельзя утверждать, что это место было похоже на сумрачное царство безмятежности и покоя. Лунный свет, проникавший в зал через круглые отверстия, находившиеся в потолке, вырывал из непроглядной темноты клочья паутины, мелких животных и множество насекомых. Освещал он и множество человеческих костей, в большом количестве разбросанных по полу, местами скрывавших под собой иероглифы, буквосочетания и изображение аккуратной пятиконечной звезды. Конечно же, этот свет многое знал о том, что стерлось из древних летописей. Однако, никакому смертному он не мог доверить свои секреты, поскольку разговаривать умел только с тенями. Тени же, как известно, пугливы. В тот миг, когда столп холодного, голубого пламени разорвал пелену сумрака, они укрылись за спинами каменных истуканов, спрятались в старых переходах и замолчали.
   Из негреющего огня, разрывая многовековую тишину звучанием собственных шагов, вышли молодые люди. Первым, сжимая в руках длинный факел, шагал одетый в легкую походную одежду кхари, в котором в равной степени имелось что-то от аристократа и от искателя приключений. За ним, стискивая копье, двигался смуглый, низкорослый уроженец западных пустошей. На первый взгляд могло бы показаться, что бледнокожий человек являлся господином малорослого дикаря, но дрожавшие от страха тени ведали, что эти двое - закадычные друзья. Сумрак, царивший в стенах старого святилища, также знал их обоих, поскольку не раз уже видел их в тех местах, куда опасались заходить благоразумные люди. Знал он и их имена, с негодованием произносимые черными монахами Ахерона: Орадо де Кастильи и Агрифо. Эти презренные искатели Темных Даров нередко нарушали покой старинных склепов и бродили по древним катакомбам - прибежищам призраков, желающих одного уединения, а потому бежавших от суеты смертных во мрак подземелий. И всякий раз эти люди приносили перемены в размеренность унылого бытия, обласканного темнотой среди древних, каменных стен. Но, как и прежде, сумрак, счел возможным смириться с их присутствием. Он втянул в себя пугливые тени, дрожавшие от света беспокойного огня, плясавшего на длинной деревяшке, что держал в руках Орадо и недобро улыбнулся незваным гостям.
   Между тем, нарушители его покоя, не торопились расходиться по залу. Их взгляды скользили по человеческим костям, по сводчатому потолку, по выцветшим от времени фрескам и статуям тех, кого по своему виду нельзя было причислить ни к животному, ни к человеку. Потом Агрифо нагнулся и поднял с пола один из черепов.
   - Кость крепкая, - тихо произнес он, взвешивая череп в руке. - Должно быть, этот несчастный жил совсем недавно.
   Орадо нахмурился, глянул наверх, туда, где через большое, круглое отверстие, расположенное в центре каменного купола, виднелось темное ночное небо. Не требовалось слыть мудрецом, чтобы понять, каким образом оказались все эти мертвецы в таком месте. Их попросту сбрасывали, через эту дыру, вероятно совершая жертвоприношение. А после...
   А что после? Что это вообще за место?
   Здесь не было ни храмовых печатей, ни алтаря. Лишь неразличимые от времени фрески на растрескавшихся стенах, испещренная древними рунами пентаграмма на полу, да уродливые каменные изваяния у стен, близ лишенных дверей проходов - бездонных провалов, от которых в разные стороны от зала тянулись широкие коридоры. Вот, пожалуй, и все.
   Впрочем, нет. Было в этом месте еще нечто, наводившее на жутковатые мысли. И этого "нечто" здесь хватало с лихвой. Всюду, куда не глянь, находилась клочковатая, грязная паутина, средь которой также виднелись кости. Мелкие и большие, рассохшиеся от времени и такие, на которых все еще имелись остатки гнилого мяса, а также ошметки одежды. Должно быть, еще совсем недавно в этом месте проводились какие-то жуткие религиозные обряды.
   - Они повсюду, - прошептал Орадо, приблизив факел к ближайшим останкам. - Боги милосердные, где мы?!
   Он подошел одному из каменных истуканов, принялся рассматривать его, освобождая от белесых, липких пут. Очень скоро Орадо обнаружил, что каменная поверхность статуи была испещрена мелкими ветвистыми узорами и иероглифами. По большей части они состояли из геометрических фигур: треугольников, окружностей и квадратов, но были и такие, что отдаленно напоминали знакомые ему символы. Это вполне мог быть язык представителей неизвестного ему допотопного народа, одного из тех, которые не оставили после себя никакого наследия, затерявшись во тьме тысячелетий. Имелось, все же, в этих изъеденных плесенью и высолами письменах что-то поистине устрашающее и зловещее. Словно какое-то предостережение тем людям, которые осмелятся нарушить покой, этих стен. Как бы там ни было, превосходная ручная работа резчика, сотворившего все эти рисунки, не могла не восхищать.
   - Может быть, это какой-то храм? - поинтересовался Агрифо.
   - Возможно, - задумчиво ответил Орадо, не отрывая взгляда от безобразной каменной горгульи. - Но если так, то это очень необычный храм. Нет жертвенника, нет алтарной части. Зато есть четыре коридора, которые уводят в темноту, да каменные истуканы. Вдобавок, эта паутина... Тебе не кажется, что ее слишком много?
   - В наших лесах водится много пауков. Некоторые из них даже съедобны, - резко произнес пикт и наступил ногой на лапу уродливого идола. Орадо, заметив это бахвальство, неодобрительно покачал головой, потом обратил свое внимание на едва различимые рисунки, имевшиеся под сводчатым потолком, у круглых окошек, через которые с трудом проникал лунный свет. Что там изображено? Люди? Навряд ли. Люди не имеют таких странных, вытянутых лиц.
   - Должно быть, изначально это была обсерватория, - промолвил Орадо, пытаясь различить выцветшие изображения, там, где сгущался сумрак и змеились от выступов, по камням, непроглядные тени. - Если так, то клянусь Котхом, стены и статуи должны быть ориентированы, точно по сторонам света. Посмотри вверх, - он обернулся к своему товарищу. - Там что-то нарисовано, но я не могу понять, что именно. В проклятой темноте сложно что-то разглядеть. Надеюсь, что тебе это удастся. Твое зрение острее моего.
   - Ты прав, мой народ очень хорошо знает лики ночи. На каменном небе я вижу силуэты каких-то животных. Должен признаться, что таких зверей я в наших лесах не встречал ни разу. Наверное, это тоже какие-то боги.
   - Это всего лишь символические рисунки, отображающие созвездия. Так же, как эти статуи не являются слепками с реально существующих животных. Как я понимаю, это не более чем аллегории. Четыре горгульи, четыре стороны света... Один спит, два стоят на четырех лапах, - Орадо хлопнул ладонью по раскрытой пасти уродливого истукана, которого он только что рассматривал, - Этот сидит.
   - Все это выглядит странно.
   - Нет, нет. Все, как и должно быть. Астрономы веками строят свои обсерватории по одним и тем же лекалам, а это место мало отличается от прочих. В таких сооружениях жрецы наблюдают за передвижениями небесных светил, а отверстия в потолке предназначены для того, чтобы определять их местоположение в определенное время года.
   - Так написано в книгах, которые ты читал?
   - Конечно.
   - В таком случае взгляни туда, - Агрифо вытянул руку, указывая чуть выше сидящей горгульи, на символ в стенной нише, чем-то напоминающий глаз ящерицы. - Там где земля соприкасается с небом, может вставать только Око мира.
   - Восходящее светило, стало быть... Мы стоим возле восточной стены. Если пойдем по этому коридору, то упремся в тупик, потому, что дверь открывается снаружи. А выход находится в противоположной стороне.
   Низкорослый варвар с сомнением покачал головой. Он украдкой взглянул на кости, лежавшие на полу, потом перевел взгляд на казавшийся бездонным провал в стене. И чем дольше Агрифо всматривался в него, тем более хмурым становилось его лицо. При этом, словно боясь пошевелиться, он вслушивался во всякий звук самым тщательным образом.
   - Ты говорил, что знаешь, кто смотрит на нас из-за черты.
   - Сейчас не самый подходящий момент говорить об этом, - Орадо двинулся к лежащей горгулье, аккуратно перешагивая через груду костей, стараясь не касаться липких тенет, свисающих с арочных перекрытий. - Если боги настроены к нам дружелюбно, то в ближайшее время мы выберемся из этого некрополя. Тогда я отвечу на все твои вопросы.
   Он оборвал себя на полуслове, поскольку пикт резко поднял вверх руку, привлекая его внимание.
   - Ты слышишь?
   - Что именно? - Орадо затаил дыхание, огляделся по сторонам, сочтя опасения своего товарища оправданными. Неизвестно, какие твари моли таиться во тьме коридоров.
   Пикт покрепче сжал копье, и, указав на ближайший проход, прошептал:
   - Там, внизу... Всплеск воды.
   Орадо прислушался. Если Агрифо ни почудилось, то этот проход был отчасти затоплен. Можно предположить, что, стоки в нем были забиты грязью, препятствуя выходу дождевых вод из древнего святилища. Мысль об этом ему не пришлась по нраву, поскольку лестница, что уводила вниз, во мрак, могла тянуться на десятки метров, настолько погружаясь в накапливающийся столетиями ил, что в него можно было уйти с головой. Если также обстоят дела и с восточным коридором, то выбраться из обсерватории окажется весьма проблематично. Размышлять, какие твари поселились в обсерватории после того, как ее покинули люди, Орадо и вовсе не хотелось.
   - Проклятый дикарь, - чуть погодя, промолвил он. - Ты слышишь как куница, я в этом не сомневаюсь. Но я не способен...
   Договорить Орадо не успел, поскольку прямо на него, из темноты, выскочило нечто обладавшее множеством конечностей. Не успев даже толком испугаться, молодой человек потянулся к мечу, но понял, что воспользоваться оружием навряд ли успеет. Когда омерзительное существо накрыло его своей тенью, кхариец отчего-то вспомнил о своей недавней встрече с иной, не менее шустрой тварью - выходцем из глубин куда более темных и древних, чем подземелья любого замка. Возникла мысль, что это конец. Бесславный, достойный разве что ублюдков, славящих покровителя идиотов! Прослыть могущественным чернокнижником и погибнуть от челюстей какой-то отвратительной хищной твари... Пусть же ликует, наблюдая за его смертью свита глупцов Ам-Зауда, пляшущая в тени трона бога дураков, на краю черной бездна хаоса. И пусть улыбается маленькая сука, играющая с человеческими жизнями подобно хищному зверю, упивающемуся беспомощностью своей жертвы. Ему же, благородному мональе, последнему из рода Кастильи, остается только сдохнуть в отвратительной яме, наполненной человеческими костями!
   Однако, мелькнуло что-то рядом с молодым человеком, едва не задевая его голову. Раздался громкий визг и в нескольких шагах от Орадо упало существо, похожее на огромную сороконожку. Оно извивалось полу, обвивалось вокруг древка насквозь пронзившего ее копья, но то, скорее всего была предсмертная агония. Маленький дикарь метнул свое оружие на удивление ловко и своевременно. Пожалуй, такому броску могли бы позавидовать и многие из искусных копейщиков, кичащихся своей принадлежностью к гвардейскому легиону. Вот только самому Орадо сейчас гордиться было нечем. Сказать по правде, он здорово струхнул, а потому, глядя на извивающееся на полу омерзительное создание, сумел только прошептать:
   - Боги милосердные, что это?
   - Болотный червь, - ответил тот, подойдя к дергающей длинными лапами сороконожке. - Достаточно крупный, чтобы убить человека. Я встречал их только один раз в соленых топях, но старые люди утверждают, что их водится очень много на севере, в тех местах, откуда когда-то пришло мое племя.
   - Не хотел бы я жить там, где водятся эти сороконожки, - проговорил Орадо. Существо, на которое он сейчас смотрел, выглядело не просто гадко. Оно казалась ему воплощением всего омерзительного, что когда-либо порождала природа. - Насколько же скверным доложен был быть мир, породивший таких чудовищ?
   Агрифо чуть качнул головой. Он выдернул копье из переставшего подавать признаки жизни гадкого создания, стал отирать наконечник о свою штанину.
   - Этого люди леса не знают. Никто не знает. До той поры, как мои прадеды впервые ступили на Большую Землю и убили первую рыжеволосую обезьяну, природа порождала много чудовищ.
   Орадо промолчал. Да и что тут скажешь? Предки Агрифо тысячелетиями враждовали со свирепыми дикарями, в чьих жилах текла кровь как величайших из королей прошлых эпох, так и людей, опустившихся до уровня обезьяноподобных существ. Может статься, что пока над сумрачным небом Ахерона восходит кровавое солнце, эти варвары будут рвать друг друга на части, по причинам, известным лишь им одним.
   - Надо идти, - сказал Агрифо. - Там, внизу, должно быть, много воды. Затхлую воду любят водяные блохи, а их убивать намного труднее.
   Неразборчиво пробурчав проклятие, Орадо поправил свисающую с плеча сумку и подошел к черному провалу в западной стене, возле которого светлым пятном виднелись остатки того, что могло быть некогда дверью. Прежде чем ступить в наполненный безмолвием коридор, он посветил в него факелом, озадаченно покачал головой. Потоптался у лежавшей на полу двери, отмахиваясь от гнуса, разглядывая внушительных размеров клок паутины, свисавший с потолка, потом шагнул вперед.
   По счастью, коридор был достаточно ровным и широким, а потому, пачкать ноги в грязной жиже не пришлось. Однако, он был на удивление длинным и больше напоминал проход, оставленный огромным червем, чем что-либо, созданное человеческими руками. Периодически он расширялся, сужался, странным образом изгибался из стороны в сторону, то уходя вниз, то поднимаясь. Было во всем этом петлянии что-то змеиное, противное человеческому сознанию, порождающее те древние страхи, о которых люди позабыли в ту пору, когда мир был молод и первобытен.
   По мере продвижения по коридору, заполненному костями, остатками гнилого мха и паутины, Орадо все больше сомневался в том, что выбрал правильный путь. Он пытался понять символическое значение извивающегося, словно змея древнего тоннеля и задавался множеством вопросов о замысле древних строителей, создавших столь сложную, лишенную прямых углов конструкцию. Эта обсерватория лишь отчасти соответствовала схеме известных ему религиозных сооружений, своим устройством подчинявшихся определенной архитектурной схеме, в основу которой было положено движение по небу дневного светила. В конце концов, солнце не петляло по небу как заяц! Оно вставало на востоке и незатейливо опускалось за горизонт, погружая мир в ночную темень. Если же солнце не заходило, то и день не мог прийти к окончанию, а тянулся бесконечно долго, так же как тянулся и этот чертов коридор! На земле можно встретить только одно место, где в определенное время года солнце может светить круглосуточно - северные территории. Если верить старинным преданиям, то когда-то там находились города, жители которых происходили от странных существ, населявших планету задолго до появления человечества. Сейчас же на суровых равнинах не осмеливались жить даже дикари.
   - Я ошибся, - прошептал Орадо, внезапно остановившись. - Это святилище строили не люди.
   Он поднес факел к одной из стен, едва не касаясь им камней, подогнанных один к другому так, что между ними нельзя было продеть даже самый острый клинок. Когда-то, очень давно, они, наверное, были раскрашены разноцветными красками. Теперь на поверхности едва можно было различить поблекшие от времени разнообразные силуэты. Ближе к потолку, впрочем, рисунки сохраняли свою четкость и местами взгляд Орадо натыкался на образы существ, своим обликом мало напоминавших людей. То были прямоходящие создания, которых можно было сравнить разве что с рептилиями.
   Догадки Орадо подтвердились. Строителями обсерватории являлись существа, правившие старой Валузией многие десятки, если не сотни тысяч лет - наги. То были непревзойденные философы, строители и колдуны, сумевшие построить устойчивую сеть переходов через магические порталы. Их боги обитали в жерлах вулканов, а места обитания заполняла скверна. Город Ио, который Орадо видел в своем видении несколько часов назад, вполне мог быть одним из них.
   Но где теперь змеиный народ? Он исчез, растворившись во мраке времен. Его знания, по большей части, утрачены, а люди, возомнившие себя хозяевами нового мира, не смогли найти лучшего применения древним святилищам, кроме как превратить их в храмы собственных богов. Вот только божества, которым новоявленные жрецы приносили человеческие жертвы, не были доброжелательными, поскольку под их улыбчивыми масками скрывались те же сущности, которых когда-то почитали люди-рептилии.
   Орадо пригнулся, рассматривая останки, лежавшие у его ног. Это был достаточно хорошо сохранившийся труп пикта, высохший, подобный набальзамированной мумии. Его рот, похожий на рваную дыру, был широко открыт, застыв в немом крике, а руки, на которых все еще имелось какое-то рваное, гнилое тряпье, протянуты вперед. Маленький человечек, будто пытался перед смертью защитить себя от чего-то, внушавшего ему невообразимый ужас. Но не это привлекало внимание Орадо, а паутина, оплетавшая мертвеца так густо, что местами напоминала кокон. Эта мерзость казалась свежей и достаточно липкой. В большом количестве она вполне могла бы представлять нешуточную опасность для некрупного человека. Впрочем, такая дрянь хорошо горит, в чем ахеронец уже успел убедиться, когда очищал каменную статую, стоявшую у восточной стены. В случае необходимости, на нее можно найти управу.
   - Идем же! - произнес пикт. - Это место напоминает мне жертвенную яму Гхор-Ка, куда лесные духи скидывают души трусов, бежавших с поля боя.
   - Замолчи, - тихо произнес ахеронец, не любивший, когда кто-то прерывал его размышления.
   К своему неудовольствию Орадо подумал о том, что только что словами пикт озвучил мысль, с некоторых пор крутившуюся в его собственной голове. Старая обсерватория, конечно, не была жертвенной ямой из жутких легенд маленького народца. Но в здешних тоннелях, вероятно, скрывалась какая-то тварь, которой дикари десятилетиями приносили человеческие жертвы. И это была отнюдь не сороконожка.
   Молодой человек вытащил меч, провел пальцем по клинку, проверяя наличие горючей смазки, поднес меч к факелу. Мгновенно пламя охватило сталь, отгоняя тени еще дальше от людей. Факел он передал Агрифо, а сам неторопливо двинулся по коридору, внимательно осматривая каменные ниши. Следом за Орадо двигался пикт.
   Друзья потеряли ощущение времени и не представляли, как далеко зашли. Казалось, они миновали многие версты, прежде чем путь преградила плотная завесь паутины, раскинувшейся от одной стены до другой. Орадо остановился, подняв над головой охваченный пламенем клинок, чтобы рассмотреть эту часть коридора. Ахеронец глазел на полупрозрачные тонкие нити, поднимая свой взор все выше и выше, пока не уткнулся взглядом в темную дыру над своей головой. Вероятно, это ответвление являлось одним из тех смотровых каналов, по которым прежде жрецы сверялись с расположением звезд. Похожих проемов в потолке, больших и маленьких, Орадо приметил по пути сюда, уже не мало. Все они пропускали в тоннель мягкий лунный свет. Сейчас же, вместо ночного неба над своей головой, Орадо обнаружил лишь непроглядную темень. Молодой человек смотрел в проем и чувствовал, как начинает заполняться ужасом его сознание, потому, что тьма, заполнявшая собой всю нишу, за пределами досягаемости света, исходившего от огня, шевелилась. Распахнулись хелицеры, протянулись к людям лапы огромного, приготовившегося к нападению огромного арахнида.
   Ахеронец поднял меч над своей головой. Сделал он это скорее интуитивно, чем намеренно, однако, возможно, именно это действие спасло ему жизнь. Паук замешкался перед огнем и дымом, прижался к стене и шипел. В ту же секунду копье, брошенное пиктом, вонзилось в голову омерзительного кровососа. Ранение скорее разозлило хищную тварь, чем нанесло ей какой-то существенный вред. Чудовище, угрожающе раскрыв ротовые придатки, упало на пол, прямо перед молодыми людьми, едва не сбив их с ног. Орадо своевременно успел отскочить к свисающим с потолка клочьям паутины и, не желая стеснять свои движения тяжелой ношей, скинул с плеч походную сумку. В то же время пикт отбежал в другую сторону, очутившись у паука за спиной.
   Вот теперь, впору было действительно поддаться панике, поскольку арахнид оказался так близко от Орадо, что, можно было различить отблески пламени на гладком хитиновом панцире. Впрочем, паника отчего-то не ощущалась. Вместо нее, где-то в глубине души, зародилась всепоглощающая злоба. На себя, ввязавшегося в очередную авантюру, на маленькую стерву, не предупредившую его о той опасности, которая ожидала его в стенах старого святилища, на дикарей, скармливающих пауку живых людей... На всех. И чувствуя, как эта злоба начинает переполнять его рассудок, Орадо, что есть сил, ткнул клинком промеж хелицер нависшего над ним чудовища, опаляя того огнем.
   Отвратительное создание попятилось, приподнялось на задних конечностях, словно вставший на дыбы конь, а потом с удивительным проворством, устремилось вперед. Движения его оказались столь резкими, что Орадо, с трудом смог увернуться от ротовых конечностей, но при этом споткнулся о свою сумку и, неуклюже плюхнувшись в воду, заполнявшую собой одну из трещин в полу, выронил меч. Пламя на упавшем в грязную жижу клинке сразу же угасло. Тотчас сомкнулись над местом схватки жадные тени и с трудом, в тусклом свете факела, молодой человек различил копье, по-прежнему торчавшее из головы гадины.
   Ахеронец обеими руками схватился за древко и попытался отклонить в сторону головогрудь нависшего над ним чудовища, полагая, что именно в этом заключалось единственное его спасение. При этом он обнаружил, что хелицеры не дотягиваются до его груди всего лишь на половину локтя. Чувствуя безысходность, Орадо зарычал, словно дикий зверь и вытащил из ножен тонкий стилет. Чем бы ни закончилась эта схватка, он утащит гадину с собой на тот свет.
   Неожиданно омерзительный выходец из древних эпох дернулся в сторону и, как будто, зашелся в безумной пляске, то привставая на задних конечностях, то барабаня прочими лапами по стенам и потолку. Паук как будто потерял интерес к, легкодоступной, обезоруженной добыче, какую представлял из себя ахеронец. Когда же чудовище снова приподнялось, Орадо увидел своего друга, вцепившегося в шипы, выступавшие из хитинового панциря. Агрифо раз за разом вонзал кремневый нож в ту часть тела жуткой твари, которая казалась наиболее уязвимой - в мягкое подбрюшье. В тусклом свете факела, что лежал где-то там, на полу, были заметны брызги хлеставшей из ран арахнида черной крови.
   - А, так ты подыхаешь..., - злорадно прошептал Орадо, поднимаясь. Выбрав удобный момент, он вонзил обоюдоострый стилет в сочленения одной из передних конечностей омерзительного создания. Арахнид пошатнулся, издал громкое верещание, которому откуда-то из темноты, вторило другое.
   - Надо уходить...! - вскрикнул молодой человек, всмотревшись в темноту.
   Агрифо не ответил. С остервенением низкорослый человечек продолжал наносить удары своим примитивным ножом и успокоился только после того, как паук повалился на пол, задергав длинными конечностями в конвульсиях. Тяжело дыша, пикт выдернул копье из головы кровососа. Он подобрал факел, спалил преграждавшую путь по коридору паутину и бросился вперед, имея достаточно большие шансы увязнуть в липкой субстанции, свисающей со стен и потолка. За ним, снова взвалив на плечо походную сумку и подобрав меч, побежал Орадо.
   Начался постепенный подъем, переросший в лестницу. Одновременно с тем сужался коридор, становясь похожим на огромную нору. Стены, утратившие даже подобие облицовки, стали неровными, часто покрытыми мхом и плесенью. Что касается потолка, то ахеронец, торопливо ступавший по щербатым ступенькам, едва не касался его своей головой.
   Какое-то время друзья поднимались по лестнице, а потом остановились, обнаружив на своем пути новую преграду - тяжеловесную, каменную плиту. Им ничего не оставалось, кроме как растерянно топтаться перед ней, разглядывая кости и полуразложившиеся трупы людей, лежавшие вперемешку с тушами разнообразных животных, которых, очевидно, тоже скармливали своим жутким питомцам хозяева здешних мест. Смрадный запах извещал о том, что некоторые из мертвецов находились тут недолго, может быть, всего несколько месяцев.
   Орадо несколько раз глубоко вздохнул, стараясь сохранить остатки самообладания, принялся сдирать вязкую паутину, покрывавшую каменную помеху, на которой он с трудом, в тусклом свете огня, различал какие-то витиеватые рельефные узоры. Каждая деталь на громоздкой, каменной плите внушала впечатление такой древности, какую непросто было себе даже вообразить.
   - Тут что-то есть. Дай мне факел, - сказал он, повернувшись к Агрифо. Пикт послушался, но его нервное возбуждение, казалось, возрастало по мере того как Орадо выжигал липкие тенета. - Поразительно... Это пентаграмма!
   Орадо сорвал обрывки липкой, полупрозрачной дряни, ругая себя за то, что с самого начала не предположил чего-то подобного. Но ведь он мыслил как человек. Твари же, построившие это обсерваторию, людьми не были. Древние архитекторы мыслили иными категориями, чем современные зодчие. Но, также как и обычные люди, наги стремились затрачивать на всякую работу минимум усилий, упрощая ее по мере возможности. И, разумеется, они не перетаскивали с места на место тяжеленные камни посредством одного лишь ручного труда.
   - Это дверь, - произнес ахеронец, вглядываясь в сложный орнамент, невесть какими инструментами вырезанный на каменной плите. Похоже на то, что отодвигать подобные тяжеловесные плиты способны только ключники, посвященные в змеиную магию. Перед такими чернокнижниками, впрочем, открываются любые двери. - Мне нужно немного времени, чтобы понять, как ее открыть.
   Сжав зубы, Орадо разглядывал открывшийся ему рисунок, пытаясь сообразить, что делать теперь. Неожиданно, взгляд его упал на углубление в стене, в котором угадывалось нечто, напоминавшее тонкий стерженек, похожий на огарок свечи.
   "Боги, вы все-таки не оставляете меня..."
   - Кажется, я догадался..., - тихо сказал Орадо и поднес к нише факел. Ничего не происходило около минуты, а потом камень, препятствовавший их выходу из древнего святилища медленно, со скрипом, стал отодвигаться в сторону, погружаясь в каменную стену.
   За порогом древней обсерватории уже поднимался рассвет. Солнце, что вот-вот собиралось взойти над святилищем, представлявшим собой снаружи огромный, покрытый мхами и невысокой травой каменный курган, роняло на деревья и кустарники первые лучи. А где-то во тьме коридора верещали твари, которым, казалось, не было числа. Одна из них, должно быть, находилась совсем недалеко от выхода. Поэтому, не теряя времени, Орадо и его низкорослый приятель бросились под развесистые кроны деревьев, не желая попасть в лапы приближавшимся кровососам.
   Какое-то время они старались держаться тени и все дальше углублялись в лесную чащу, а потом Агрифо неожиданно дернул ахеронца за рукав и знаком приказал ему двигаться следом за собой, меняя направление движения. Пререкаться с ним Орадо не стал, поскольку даже примерно не представлял, в какую сторону следует направляться. Ему вообще было сложно ориентироваться в здешнем сумраке и приходилось беспокоиться по большей части о том, чтобы не переломать себе ноги, споткнувшись о какую-нибудь колдобину, или не свалиться в неглубокий овраг.
  Миновав небольшую канаву, в которой протекал ручей, они обогнули труднопроходимый валежник и в этот момент какое-то существо кинулось молодым людям наперерез. Разбираться в том, кто это был, зверь, или человек, Орадо не стал. Взмахнув мечом, ахеронец рассек плоть неведомого существа, после чего перепрыгнул через упавшее тело, едва не зацепившись, при этом, о плохо различимую в предрассветных сумерках корягу.
   - Не останавливайся! - негромко сказал Агрифо, когда Орадо пожелал разглядеть, кому он только что выпустил кишки. - Они поняли, что храм осквернен и начнут преследовать нас, пока не убьют.
   На этот раз пикт говорил вовсе не о пауках. Ахеронец понял это, услышав вдали полные ужаса крики дикарей, на которых начали охоту чудовищные пережитки прежних эпох, вырвавшихся из многолетнего заточения. И, не задавая лишних вопросов, ускорил ход.
  

Глава четвертая. Гиблая топь.

  
   Орадо ошибался, думая, что в старой обсерватории обитало множество пауков. Всего четыре земных воплощения Канн-Хорги - богини, прядущей нити жизни, до нынешней ночи оставалось в живых. Четыре из десяти принесенных Хориным из священной долины, что располагалась у подножия горы Бен Морг. Твари, которых люди леса боялись и почитали наравне с болотными гадинами, именуемыми ими Сатхами, оказались прожорливыми и неуживчивыми. Они убивали слабых собратьев и сестер, поедали их трупы. По этой причине, за тридцать лет, прошедших с того дня, как дети повелительницы людских судеб вылупились из яиц, их количество уменьшилось более чем в два раза. Это не могло не расстраивать. Ведь, вопреки ожиданиям Хорина, эти существа не размножались. Единственная оставшаяся в живых самка из всего паучьего выводка, отчего-то не желала давать потомство. Воззвания к прядильщице жизненных путей и обращения к женщине-отшельнице, почитаемой маленьким народцем, не имели смысла, поскольку первая, скорее всего, уже давно спала под священной горой Бен Морг, а вторая наотрез отказывалась помогать тому, кого презирала и полагала своим тюремщиком.
   Действительно ли, впрочем, пауки имели какое-нибудь отношение к полузабытой северной богине? Каким образом могло случиться так, что в нынешний век, появились на Земле твари, о которых в людской памяти оставались только старинные предания? Этими вопросами Хорин задавался очень редко. Он всего лишь исправно продолжал ту игру, которую некогда навязала ему странная босоногая девчонка, указавшая дорогу, по которой следует идти, чтобы добиться успеха. Именно она направила когда-то его на юг, утверждая, что в землях пиктов можно достичь той славы, о которой мечтал изгнанник из своего народа.
   - Объедини жителей пустошей в одно целое и поведи их на города Ахерона, - говорила дочь владыки ледяных пустошей. - Положи к своим ногам срединные земли и разрушь храмы властвующих там богов, чтобы север занял по праву полагающееся ему место в этих широтах. И тогда ты получишь все, о чем мечтаешь. Ты войдешь в обитель богов и сядешь по правую руку от владыки курганов, став первым среди равных, великих воинов прошлых эпох.
   Хорин поверил ей. Он оставил негостеприимный, суровый край, в котором родился и вырос, подчинил себе разрозненные племена дикарей, обитавших в болотистой местности, вселяя в них суеверный ужас перед прожорливыми тварями, всецело подвластными его воле. Он объединил их в Большой Кулак, достаточно многочисленный для того, чтобы вторгнуться в земли Ахерона и захватить какой-нибудь приграничный город. Об этом просили его старшие воины, на этом настаивали шаманы.
  Хорину же было нужно другое.
  Он повел объединенные племена, к Большому Порогу, желая распространить свою власть на южные земли, богатые зверем и рыбой, но по пути столкнулся с сопротивлением жителей лесов, усмирить которых смог с огромным трудом. Большой Кулак, терзаемый внутренними разногласиями и болезнями, начал разжиматься. Некоторые шаманы, недовольные властью человека, в чьих жилах текла кровь проклятых богами потомков морского народа, уговаривали племенных вождей не подчиняться его приказаниям, сеяли в их сердцах сомнения. Чтобы удержать племенной союз от распада и сохранить свое могущество, Хорин не нашел ничего лучше, кроме как заживо сжечь всех выявленных интриганов. Это вызвало недовольство среди пиктов и породило смуту, которая грозила обратить Кулак в ладонь, лишенную пальцев. Многие главы Родов увели свои кланы на север, а оставшиеся уже не чувствовали в себе той уверенности, которая наполняла их в первые дни после образования союза племен. Верность этих людей держалась исключительно на страхе, что внушали им воплощения чужого, отвратительного по своей сути, божества. Вполне обоснованно Хорин полагал, что будь на то их воля, жабьи люди давно бы уже возвратились в свои родные места, снова затевая межплеменные войны и справляя отвратительные религиозные обряды.
  В результате вышеперечисленных неурядиц, до старой крепости Хорин добрался с маленькой горсткой тех, кого повел за собой от самых гор. У Большого Порога северянин остался на многие годы, осознавая бессмысленность войны подчиненных ему малочисленных кланов с хорошо обученными, многочисленными легионами Ахерона. Он так и не сумел найти для вождей здешних племен нужных слов, чтобы вселить в них доверие, но внушил местным дикарям безмерный ужас перед своими питомцами, ненасытными, жаждавшими человеческой крови. Стареющий вождь объединенных кланов ни в чем себе не отказывал, будь то удовлетворение плотских страстей, кровавые потехи над пленными, или роскошные пиршества на костях побежденных. Он мог бы довольствоваться и таким осколком былого своего могущества, если бы не повстречал на покоренных землях ту, которая обладала властью над примитивным разумом лесных дикарей и ключами от их сердец. Ее северянин признал равной себе, заступницей племен, которыми желал править. Она же посмеялась над ним и прогнала прочь, обозвав человеком без памяти.
   Целое десятилетие Хорин с завистью наблюдал за тем, как странная женщина, называвшая себя Оракулом, опекала детей леса и давала им полезные советы, а порой и предостерегала от поступков, что влекли за собой несчастья. Ее слова понуждали воинственных обитателей пустошей с предубеждением относиться к человеку, пришедшему с гор, стремившемуся распространить власть на разрозненные племена лесов и долин, возле Большого Порога. В незатейливых речах прорицательницы также не нашлось места войнам и насилию. Почитаемая дикарями ведьма оказалась той помехой, которую необходимо было каким-то образом устранить. Своей непокорностью она бросала Хорину вызов. Но разве способен человек, или зверь убить обычным способом всевидящую колдунью, наделенную силой одного из могущественнейших владык водных стихий? Нашелся бы на свете тот неразумный чернокнижник, который посредством Темных Даров мог избавить мир от этой дряни и навлечь на себя гнев владык первозданных стихий? Навряд ли.
   Хорин пытался найти ответы на эти и другие вопросы. Но все чаще болотные люди, приходившие советоваться с прорицательницей, начинали видеть в северянине не могущественного чародея, а обычного проходимца, позабывшего о своих корнях. Это обстоятельство уже и вовсе грозило напрочь разрушить его честолюбивые планы. А потому, Хорин решился действовать.
   В одну из безлунных ночей он наложил на место пребывания отшельницы печати змеиного народа, затворив все выходы из круга камней, ограждая бессмертную тварь от суеты земного мира. Сделать это оказалось на удивление просто, поскольку в ту пору прорицательница была погружена в глубокий сон, витая разумом где-то в мирах, недоступных для человеческого созерцания. Должно быть, она и возвратившись из мира грез не сразу осознала, что оказалась пленницей человека, к которому до сей поры относилась с пренебрежением. Лишь обнаружив магические печати, провидица бросила на Хорина ничего не выражающий взгляд, после чего удалилась в свой шатер и не выходила из него по меньшей мере две недели. С тех пор колдунья почти все время проводила в сновидениях, неподвижно сидя возле неугасимого огня, по всей видимости, не нуждаясь ни в чем, кроме как в покое.
   В то же время, убедившись в том, что магические путы работают, Хорин приказал вождям болотного народа под корень извести местные племена, не желавшие ему подчиняться. Сотни жителей лесов были убиты, но еще большее их число растерзали лики Канн-Хорги, к тому моменту достигшие половозрелости. Головы пиктов приносили к священным камням и складывали возле магических печатей, скрепляя незримые оковы полубогини человеческими жертвоприношениями. Никто не прикасался к этим останкам и даже черные птицы не осмеливались приближаться к месту заточения бессмертной женщины, словно опасаясь навлечь на себя какое-то проклятие.
  В конце концов, черепов скопилось так много, что по пути к шатру стало сложно пройти, не задев чьи-либо кости. Уцелевшие местные жители перестали ходить по дороге королей, а чуть позже и вовсе покинули здешние земли, посчитав их порченными, наполненными душами несчастных, желающих отмщения. Один только Хорин навещал прорицательницу. Он по-прежнему пытался расспросить ее о своем будущем и даже требовал дельных советов. Но ведьма либо отвечала уклончиво, либо молчала.
  - Проси о помощи ту, которая дала тебе власть над ними, - однажды сказала провидица, указав на пауков. - Я же ничем тебе помочь не могу.
  Конечно же, она была права. Не к оракулам следовало обращаться Хорину, а к дочери хранителя севера. Вот только девчонка, вероятно разуверившаяся в своем подопечном, давно уже не приходила на его зов. Быть может, у нее оставались какие-то планы относительно северянина, но что она могла предложить теперь ему оказавшемуся неспособным справиться с ее поручением? Все труднее давалась Хорину власть над паучьим племенем, все громче слышались голоса шаманов, недовольных его правлением. Поселившиеся в лесах воплощения прядильщицы судеб, стали представлять опасность для болотного племени. Когда они начали беспокоить кланы Выдры - заступницы болотных людей, ему не оставалось ничего, кроме как посредством Зова запереть пауков в старой обсерватории. Там восьмилапые твари обитали по сию пору, неспособные выбраться наружу, постоянно голодные и требовавшие человеческой крови. Древнее святилище стало криницей большого числа людских страхов, коими родители пугали своих детей, но Хорина это не беспокоило. Без зазрения совести он назвал своих жутких питомцев священными тотемами вымирающего болотного племени, а себе присвоил звание верховного шамана. Несогласных с его решениями, среди подчиненных, разумеется, не нашлось.
  Однако, боги посмеялись над стариком, когда пришлые люди сорвали земные печати с двери старого святилища и погибла, истекая кровью, последняя самка, способная выносить потомство. Вдобавок, оказавшись на воле, его бездушные питомцы ворвались в становище, сея смерть среди взрослых и детей, после чего разбрелись по лесу в поисках прочей легкодоступной добычи. Немало усилий потребуется приложить для того, чтобы посредством Зова вновь подчинить земные олицетворения звероликого божества.
   Погруженный в невеселые мысли, старик прошелся вокруг высокой каменной насыпи, разглядывая изувеченные трупы людей и распотрошенные туши болотных коров. С сожалением верховный шаман думал о том, что после сегодняшней ночи его Кулак (и без того уже лишенный нескольких пальцев) ослабнет. Теперь, после утраты трех десятков славных воинов из племени Выдры, может возникнуть реальная опасность начала междоусобной войны кланов, в результате которой, от некогда могучего Кулака не останется ничего.
  А причиной всех этих бед стали пришлые люди, обычные осквернители праха!
  Будучи сам в молодости искателем приключений, Хорин предполагал, что чужаки, проникнувшие в паучью святыню, принадлежали к той породе нечестивцев, которая не упустит счастливый случай нажиться за счет разграбления древних храмов и могильных курганов. Но каким образом они смогли пробраться в древнее святилище, двери которого невозможно отворить простому человеку? Действовали наугад? Это казалось маловероятным, учитывая, что секреты магии змеиного народа давно уже были утрачены чернокнижниками. В противном случае, тут не обошлось без вмешательства каких-то могущественных сил.
  Но раз уж нашелся святотатец, для которого секреты древних астрономов не являлись тайной, то судьба его должна быть печальной.
   В гневе Хорин повелел немногим оставшимся в живых воинам-хранителям принести головы осквернителей жертвенного очага. Следом за тем, распорядился погрузить изувеченное тело воплощения полузабытой богини на телегу, чтобы отвезти ее к шатру отшельницы. В нынешних условиях, он мог только надеяться на то, что бессмертная целительница согласится возвратить жизненные силы олицетворению полузабытого, древнего божества. И, возможно, оправившееся от ран воплощение прядильщицы судеб, еще сумеет принести полноценное потомство, которое поможет ему очистить землю от нечестивцев, оскверняющих чужие святыни, почитающих ложных богов.
  Когда паучиху выволокли из старых подземелий, Хорин внимательно осмотрел ее, пытаясь понять, что именно нанесло смертельный удар существу, которое непросто убить даже десятку опытных воинов. Те колотые раны, которые старик обнаружил в брюшине и на голове арахны навряд ли можно полагать смертельными, хотя они были глубокими и, несомненно, болезненными. А вот едва заметный порез на одной из передних лап, показался старику подозрительным. Края его были на удивление ровными. Такие повреждения оставляет на телах противников не каменное орудие, изготовленное дикарями, не умевшими плавить металлы. Их оставляет хорошо заточенная сталь.
  Северянин провел пальцами вдоль пореза, поежился от холодного ветра, подувшего откуда-то с северной стороны и медленно, словно опасаясь ошибиться в своих предположениях, повернул голову.
  -Здравствуй, Хорин...
  

***

  
   Они бежали достаточно долго для того, чтобы Орадо, неотступно следовавший за пиктом, успел почувствовать неимоверную усталость. Он стал неравномерно дышать, чаще спотыкаться о плохо различимые в сумраке леса коряги. Стесняла движения походная сумка, позвякивали, не давая забывать о своем существовании, ножны с вложенным в них одноручным мечом. Было понятно, что темп бега, выбранный Агрифо, он выдержать долго не сможет. В скором времени скорость придется снизить и тогда... О том, что произойдет тогда, впрочем, лучше сейчас не думать, поскольку недалекое будущее представлялось довольно мрачным. Страх перед ужасными созданиями, вырвавшимися из древнего, безымянного храма, подгонял Орадо, заставлял его бежать так быстро, как этого хотел пикт.
   Все ныне происходящее невольно пробудило в ахеронце воспоминания о событиях пятилетней давности, когда он, безусый юнец, вырвавшись из захваченного рыжеволосыми варварами фанкордума, ступал по лесистой местности, прочь от разрушенной пограничной крепости. Уставший и истекающий кровью, едва переставлял ноги, а по пятам следовали волки, охваченные азартом от преследования истощенного, раненого человека. Эти твари, наверное, не были голодны, поскольку мертвецов по пути попадалось много. Они просто играли со своей добычей. Хищное зверье пировало много дней, двигаясь вместе с захватчиками по приграничным территориям, пожирая трупы несчастных, которыми дикари устилали землю, перемещаясь от поселения к поселению и убивая всех встреченных ими поселенцев, от мала до велика.
   В тот год пагубное бездействие командования дорого обошлось людям, доверившимся обещаниям военачальников и обосновавшимся возле неприступной (как их в том убеждали) цитадели. Как ошибались эти несчастные! Ведь задолго до трагедии, в пограничную крепость, построенную на берегу маленькой горной речушки, называемой Красной, приходили вести об объединении горных племен у северных рубежей Ахерона. Эти известия воспринимались с беспечным спокойствием и недостаточным пониманием опасности. Даже после того, как начали пропадать разведчики и охотники за головами, отправлявшиеся в горные леса, командующий крепостью не предпринял ничего для того, чтобы обезопасить вверенные ему королем земли.
   А потом, с наступлением холодов, пришла орда. Она оказалась столь огромной, что никто в гарнизоне даже примерно не мог определить общую численность варваров. Дикари разграбили и сожгли поселения, окружавшие цитадель, после чего управляющий попросту приказал запереть ворота и приготовиться к долгой осаде. Но осады не случилось. Не дожидаясь первого снега, горные племена пошли на приступ и крепость пала под их топорами. Головы глупцов, полагавшихся на защиту каменных стен, выставили на пиках, у дороги, ведущей к столице Ахерона и очень долго над развалинами фанкордума кружило воронье. Лишь спустя многие месяцы после тех страшных событий, Орадо узнал, что из трех тысяч солдат десятого легиона, сосредоточенного на каменистом, горном плато, промеж рек Коцит и Красная, уцелело всего несколько десятков человек, по большей части разведчиков, умевших хорошо ориентироваться в горной местности. Сколько погибло поселенцев, проживавших на тех землях, никто не мог толком сказать и по сей день.
   Теперь Орадо снова приходилось спасаться от дикарей. Он бежал, чувствуя себя загнанной ланью и не чувствовал ног от усталости. Лишь после того как солнце приподнялось над горизонтом, разгоняя сумрак леса, а твердая почва сменилась чем-то вязким, Агрифо, остановился. Прислушался, присел и набрал в руки илистую массу из-под своих ног. Он долго смотрел на нее, затем тихо произнес.
  - Дальше бежать нельзя.
  - Почему? - спросил Орадо. Пытаясь отдышаться, он ловил воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Как бывало в подобные моменты, чувства ахеронца были обострены до предела, но молодой человек испытывал необходимость отдохнуть, и мысль о том, что скоро бег продолжится, казалась ему невыносимой.
  Он глянул назад, прислушался. В той стороне ни?кого не бы?ло, даже ветер, казалось, притих. Может быть, преследователи потеряли их из виду?
  - Тут очень топко, - Агрифо показал ладонь, испачканную в грязи. - Торопиться не будем. Если пойдем дальше на заход солнца, то уткнемся в труднопроходимое болото. Но не беспокойся, приятель. Я знаю, где мы находимся. У Большого Порога есть только одно место, где имеется земля, пропитанная черным маслом.
  - Где же мы?
  - В полусотне верст от Большого Порога, в Гиблой Топи.
  - Всякое болото можно обойти. Надо лишь знать куда идти.
  - Я бы не хотел этого делать, потому, что в этих местах живут болотные люди. Мы можем напороться на один из их дозоров.
   - Так что же делать?
   - Старые шаманы, совершавшие паломничество к старой крепости, говорят, что через здешнюю топь можно пройти, но я пока не могу определить верного пути, - Агрифо поднялся, ткнул древком копья у своих ног. - Тут мне бывать не приходилось. Я знаю только то, что в прежние времена тут была проложена дорога, поверх которой находится деревянный наст. По ней наши вожди ходили на холодную равнину, когда дело касалось мира и войны. Старые шаманы тоже ходили по ней, когда желали говорить с прорицательницей. Сейчас дорога заросла осокой и камышом, но если мы ее найдем, то ближе к полудню сможем перебраться на другую сторону и сократить путь. Дальше пойдем на запад, через лес, перейдем каменистую реку и выйдем на равнину.
   - Значит Каменистая совсем неподалеку, - сказал Орадо, припоминая отметки на карте. - Это хорошо. Я рассчитывал на худшее. От нее всего пара десятков верст до старой крепости. Мы проделаем этот путь без остановки, как только найдем возможность немного передохнуть. Признаюсь, что проклятый мешок набит под завязку и гнет к земле, как пудовый камень! Я буду рад избавиться от многих вещей, чтобы не таскать весь этот груз. Как ты считаешь, у нас есть время, чтобы немного передохнуть?
   - Мы смогли выиграть немного времени, когда выпустили из храма ужас прядильщицы судеб. Но я бы не стал тут задерживаться. Старые люди утверждают, что в Черной Топи обитают злые духи, подчиняющиеся колдуну Чохэн - человеку без племени. Думаю, что чем быстрее мы выйдем из болот, тем будет лучше.
   - Что это за колдун такой?
   - Дурной. Очень жестокий, очень страшный. - сказал Агрифо. Он помолчал немного, потом зашагал вперед. - Говорят, что он умеет повелевать лесными духами и неведомыми созданиями. Наверное, тот паук, которого мы убили в старом храме - одно из его творений,
   - Да уж не боишься ли ты его, приятель?!
   - Его колдовства нужно остерегаться. У наших костров рассказывают, что когда-то в этих местах было много поселений. Как пальцев на руках! Потом пришел Чохэн. Он привел с собой людей, которые живут в глубоких норах и чудовищ, обитающих на дне ямы Гхор-Ка. Он пришел и лесные люди ушли к Большому Порогу.
  - Значит, дальше мы можем идти не опасаясь встреч с лесными племенами?
  - Я уже говорил тебе, что нам надо опасаться болотных людей. Сейчас они рассредоточены и обеспокоены вырвавшимися на волю воплощениями злой богини севера. Но все они хорошо изучили эти места. Если будем мешкать, то они догонят нас.
   Слушая своего друга, Орадо шагал следом ним, ступая по влажной, чавкающей при каждом его шаге земле. Он то и дело оглядывался по сторонам, гадая, сколько живности скрывал от него непроглядный утренний туман. Мерещилось, будто не ветки встречавшихся на пути деревьев то и дело касались его, а чьи-то кожистые крылья, и не вода хлюпала под его ногами, а что-то богопротивное.
  Это место, наполненное разнообразными звучаниями, казалось, дышало жизнью. У торчавших из воды коряг неподвижно сидели огромные ящерицы, неподалеку бегали юркие твари, мало похожие на какое-либо знакомое ахеронцу животное, а между камышами скользили тени и вовсе странных, жутких существ, встреча с которыми вполне могла бы закончиться для путника плачевно. Пару раз Орадо чудилось, что из-за дымовой завесы доносится рычание какого-то зверя, однако то, вероятно, было лишь порождение его собственных страхов. В дополнение ко всему этому, вокруг кружилось такое количество гнуса, какое могло бы привести в ужас любого из изнеженных господ, ни разу в жизни не покидавших пределов своего маленького, уютного, цивилизованного мирка.
   Вскоре лес начал редеть, а по пути стали попадаться заросли камыша, сначала чахлые и редкие, но по мере продвижения - высокие и труднопроходимые. Теперь ноги погружались в вязкую массу по самые щиколотки. Справа и слева, в белесой дымке, с трудом распознавались небольшие островки, поросшие чахлой растительностью. Чтобы добраться хотя бы до одного из них, требовалось потратить немало времени и усилий.
  Пробираясь между зарослями камыша Агрифо глубоко дышал, жадно втягивая в легкие свежий, ночной воздух, казавшийся ему чистым после нескольких лет городской жизни, наполненной запахами разнообразных нечистот. Орадо, наоборот, периодически прикрывал нос, вдыхая болотные испарения. Вокруг, куда бы он ни посмотрел, ощущалась какая-то безысходность. Словно боги, хозяйничавшие в этих местах, наложили печать скорби на свои владения, а серая хмарь, стелившаяся по земле, усиливала это впечатление.
   Наконец, Агрифо ткнул перед собой копьем, которое он использовал как слегу и остановился, поскольку древко погрузилось в воду чуть ли не на половину. Очевидно, путь преградила гибельная топь, скрытая под тяжелым наседавшим серым маревом.
   - Дальше идти нельзя. Начинается трясина. Пойдем к тому острову. - сказал он и указал копьем на один из ближайших клочков суши, выделявшийся среди прочих тем, что на нем имелось чахлое деревце - сосна, старая настолько, что годы сделали ее кору хрупкой и ломкой, казалось, готовой распасться от малейшего прикосновения. Кроме нее там были большие камни, достаточно ровные для того, чтобы предположить, что это были остатки какого-то здания. - По пути к нему навалены стволы толстых деревьев. Возможно, это гать. Переправимся на остров, передохнем и решим, что делать.
   Ахеронец всмотрелся в каменные глыбы, возвышавшиеся над низкорослыми зарослями и камышами, покачал головой. Неожиданно для себя он пришел к выводу, что человеческая цивилизация, со всеми присущими ей атрибутами, такими как материальные достояния, достижения в области искусства и науки, войны, разнообразные религии и философские рассуждения, по сути своей, является не более чем песчинкой, возникшей с позволения природных стихий, неподвластных ни богу, ни человеку. Не доискиваясь до зловещих тайн, которые скрывала в себе природа, люди полагали себя самодостаточными, целостными существами, вовсе не подозревая, сколь велики в том их заблуждения. И, наверное, даже такое существо как болотная змея, знает о могуществе природных сил куда больше, чем любой человек, признанный величайшим из живших прежде и живущих ныне мудрецов.
   - Надеюсь, что ты уверен в своей правоте, - Орадо кашлянул, бестолково потоптался на месте, слушая как хлюпает под ногами вода. Судя по всему, в сапоги ее также набралось немало. Не хватает еще простудиться, или подхватить какую-нибудь лихорадку. - В любом случае, надо убираться отсюда подальше.
   Оставив эти слова без ответа, Агрифо неторопливо, проверяя глубину древком копья, двинулся сквозь камыши. Орадо подобрал длинную, кривую палку и стал тыкать ей перед собой, выискивая наиболее твердую землю. Где-то глубоко в его сознании укрепилась мысль о том, что к тому времени, когда под ногами прекратит хлюпать болотная грязь, он сумеет совладать со своими тревогами и свыкнуться с мыслью о том, в какое дурное место забросила их судьба. Однако, время шло, а страх только усиливался, угрожая выплеснуться в одном нервном срыве.
   Примерно на половине пути к островку, рядом с Орадо взметнулась в небо мелкая, зубастая тварь, похожая то ли на летучую мышь, то ли на птицу. От неожиданности молодой человек оступился и по пояс провалился в трясину. Тут же из глубины, на поверхность вырвалось множество пузырьков, лопавшихся и распространявших нестерпимый, зловонный запах - газ, веками накапливавшийся в гниющем иле. Орадо попробовал выкарабкаться наружу, хватаясь за старые стволы деревьев, лежавших поверх относительно твердой земли, но очень скоро понял, что лишь глубже погружается в грязную жижу. Вместе с тем пришло осознание, что самостоятельно освободиться из тягучего плена навряд ли удастся. Оставалось только ухватиться за трухлявую ветку и позвать на помощь своего друга.
   - Тебе надо смотреть под ноги, приятель, - сказал Агрифо, подавая ему руку. - Здесь полно ядовитых змей.
   - Будь проклято это дрянное болото! - процедил сквозь зубы Орадо и, помощью Агрифо начал выбраться из обволакивающей тело вязкой массы. На это ушло много времени и сил, поскольку зыбкая топь не желала выпускать из своих цепких объятий желанную добычу. Но, в конце концов, она уступила и ахеронец, чувствуя себя совершено обессиленным, уселся на торчавшую из воды корягу, поправляя за спиной тяготившую его с недавних пор походную сумку. Потом осмотрел свою одежду, проверил наличие оружия. Убедившись, что на этот раз все обошлось без потерь, Орадо недобро посмотрел на черную бестию, с громкими криками кружившую в небе, брезгливо сплюнул и добавил: - А также все обитатели!
  Агрифо пригнулся, рассматривая что-то у своих ног, потом поднял из воды какой-то круглый предмет, протянул его ахеронцу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в руках пикт держал небольшое, раздавленное яйцо, размерами чуть больше куриного.
   - Ты потревожил гнездо. Теперь эта птица будет долго кружить над нами, - он досадливо покачал головой. - В этих местах ее голос кажется особенно громким и всякий житель болот теперь знает о нашем присутствии. Чуть позже я попробую сбить ее камнями. А ты смотри, куда ступаешь, друг мой. Ты уже совершил достаточно ошибок.
   Орадо отмахнулся, тяжело поднялся, опираясь на слегу. Продолжительный бег по лесу и передвижение по болотистой, труднопроходимой местности вымотали его вконец. С неудовольствием для себя ахеронец подумал о том, что последнюю пару лет он недостаточно внимания уделял физическим тренировкам, предпочитая им изучение старинных документов, хранящихся в архивах королевской библиотеки. Значит, нужно что-то менять в образе жизни, чтобы не разжиреть и окончательно не потерять форму.
  - По болотам я не ходить не мастак, признаю. Но клянусь честью, что отправлю к праотцам парочку дикарей прежде, чем какой-нибудь ублюдок раскроит мою голову каменным топором, - Неожиданно для самого себя Орадо рассмеялся. - Все-таки мы заставили их неплохо подергаться. Как ты считаешь?
   Агрифо не поддался неожиданному веселью своего друга. Он некоторое время внимательно смотрел на ахеронца, оценивая его душевное состояние, после чего произнес:
   - Я считаю, что тебе следует отогреться у костра. Из усталого, голодного мужчины получается плохой воин.
   - Отогреться бы действительно не помешало, - Орадо, наконец, справился с весьма некстати нахлынувшими эмоциями и говорил теперь ровным голосом, четко. - Но давай поторопимся. Скоро туман осядет и мы окажемся как на ладони. Местность, как я понимаю, очень хорошо просматривается со всех сторон.
   Они добрались до возвышавшегося над многочисленными кочками и тростником клочка суши к тому моменту, когда серая хмарь полностью рассеялась и солнце, наконец, стало согревать своими лучами озябшую землю.
   Агрифо тут же ушел, намереваясь найти подходящие камни, чтобы сбить птицу, кружившую над их головами. Орадо, оставшись в одиночестве, принялся внимательно осматривать окружающую местность. Вопреки его ожиданиям, болото оказалось не таким уж и большим. Наверное, зная надежную гать, его можно было бы перейти всего за полчаса. К сожалению, не приходилось сомневаться в том, что здешние тропы находились под наблюдением обосновавшихся с недавних пор, в этих местах, дикарей.
  А вот что представляют из себя нынешние хозяева Гиблой Топи можно только предполагать, поскольку знания Орадо о пиктах основывались, по большей части, на его встречах с воинственными кочевниками, бродившими по берегам многочисленных речушек, бравших свое начало в дельте Коцита, возле Большого Порога. Главным образом они состояли из религиозных представлений, а также торговых взаимоотношений низкорослых варваров с поселенцами, приобретающими у них вещи, имеющие небольшую материальную ценность. Обитатели побережья вели обособленный образ жизни и не поддерживали родственных связей с пиктами, проживающими в других местах. Даже по своему облику они отличались от северных собратьев, будучи, более высокими и светлокожими. Возможно, причиной тому являлись смешанные браки между представителями народов, переживших древнюю катастрофу, до неузнаваемости изменившую облик Турии, на какое-то время повергшую мир в пучину варварства. Ярким примером подобных сочетаний являлась плодородная долина Цинг - настоящий кровосмесительный котел, в котором мирно сосуществовали различные расы, причудливо сочетались традиции разных культур и религиозные представления.
  Однако, не стоит, пожалуй приравнивать обитателей здешних болот к кочевникам, имеющим давний опыт общения с цивилизованными народами и даже перенявшим у них какие-то обычаи. Тут уместнее проводить аналогии с кровожадными обезьянолюдьми, живущими в северных горах, не способными даже развести огонь.
   Возбужденное воображение мигом нарисовало ахеронцу жестокие пытки, которым размалеванные дикари подвергают захваченных в плен воинов. Словно наяву послышались крики несчастных, лежащих на древних, залитых человеческой кровью алтарях. А среди этих воплей особенно выделялся тот хриплый, торжествующий, что принадлежал почитателю звериных богов, поднимавшему над головой приговоренного к смерти пленника жертвенный нож.
   "Все, что происходит со мной - чистый вздор, - подумал он. - Если бы не множество мелочей, подтверждающих реальность происходящего, то все это впору было бы счесть только сном. Жутким, дурным кошмаром".
   Костер Орадо разводить не решился, поскольку огонь мог привлечь внимание тварей куда более опасных, чем кружившая над их головами болотная бестия. Поэтому, для того, чтобы согреться, он попросту смочил горючим маслом поверхность стального клинка и высек на него искру. Возникшее голубоватое пламя практически не давало дыма, зато было куда более жарким, чем обычный огонь. Оно быстро согрело его, продрогшего от холода и позволило вскипятить в кружке травяной чай. Горячий напиток сразу же внес в мысли порядок, улучшил настроение. Захотелось даже вспомнить напев какой-то кабацкой песни, но в голову, почему-то, совсем ничего не приходило. Ну и пусть. Во всяком случае, сейчас Орадо чувствовал себя намного лучше, чем прежде.
   Он разулся повесил сапоги сушиться, возле объятого пламенем клинка, на одну из ветвей чахлого деревца, росшего у самой воды. Потом стянул с себя мокрую одежду и долго, тщательно ее выжимал. Штаны менять на запасные не стал, а вот рубаху надел новую, после чего принялся перебирать походную сумку, рассматривая вещи, которыми нагрузили ее слуги. Большую их часть, включая шелковое белье, наволочки, легко бьющуюся глиняную посуду и разного рода приправы к еде, Орадо выкладывал без сожаления, посмеиваясь над глупостью слуг, никогда не бывавших за пределами Большого Порога. Оставил самое необходимое: легкую шерстяную одежду, несколько крепких веревок, кремень, пару флаконов с горючим маслом, одеяло, соль, целебные травы, наконечники для стрел и разнообразные дешевые побрякушки, которые при встрече с дикарями можно обменять на звериные шкуры и мясо. Вот, пожалуй и все. Остальное -балласт, от которого резонно избавиться прямо сейчас.
  После того как скучная, но необходимая работа с ношей была закончена, ахеронец с удовлетворением отметил, что вес сумки уменьшился более чем на половину. Особо мешаться в дороге не будет.
  Теперь следовало заняться менее важными вещами.
  Ахеронец обулся, наскоро перекусил сухими фруктами и сухарями и стал очищать от грязи дорогостоящие ножны, периодически посматривая по сторонам, выискивая опасность средь высоких болотистых трав. Чуть позже он обратил внимание на лежняк, торчавший из воды неподалеку. Камень имел гладкую, ровную поверхность и, без сомнения, был рукотворным. Рядом лежали и другие подобные валуны, по всей вероятности, являвшиеся некогда частями строения. Они, подточенные временем, как будто источали безмерную печаль по канувшей в лету блестящей эпохе, когда здешний край выглядел иначе.
   Сложно было поверить в то, что в здешних, гиблых местах когда-то жили цивилизованные люди, однако факт оставался фактом. В прежние времена эта местность была заселена не дикарями, а вполне образованными людьми, умевшими возделывать землю и строить прочные жилища из камней. Возможно, тут даже проходил какой-то из торговых путей, связывавших великие города древности. Именно он мог быть той дорогой, о которой недавно говорил Агрифо.
   Орадо принялся обследовать островок в поисках хоть какого-нибудь намека на старинный тракт. Исходив его вдоль и поперек, он перебрался на другой, и, в конце концов, обнаружил дорогу, сложенную из тяжеловесных камней, частично погребенную под мхами и тягучим илом. Она тянулась на запад, а в той стороне имелся лишь один островок, к которому, надо надеяться, надлежало идти. За ним возвышался лес, казавшийся непроходимым и довольно-таки мрачным даже сейчас, когда его освещало солнце. Именно он сейчас являлся источником разнообразных звуков, начиная от пения птиц, заканчивая рычаниями и завываниями каких-то зверей. Одна из лесных тварей выла особенно громко. Откуда-то ей вторила другая. Оставалось только надеяться на то, что это были обычные волки. А если не они, то кто?
   Занятый обследованием острова и погруженный в свои мысли, Орадо совершенно позабыл о крикливой птице, являвшейся причиной многих его тревог и сомнений. Он вспомнил о ней только после того, как из зарослей высокого камыша вышел Агрифо, державший в руках эту самую горластую гадину.
   - Не очень то она похожа на птицу, - сказал Орадо, внимательно рассматривая пасть отвратительного существа, усеянную острыми, как иглы зубами. - Скорее, на летучую мышь, или какую-нибудь ящерицу.
   - В твоем языке нельзя подобрать слова, что подходит для этого животного. Но люди леса знают, что оно съедобно. В отличие от водяных блох, - Увидев, как скривился от этих слов ахеронец, Агрифо усмехнулся. - Не беспокойся, приятель. Водяные блохи живут там, где обитают шерстистые коровы, а в этих болотах самое большое существо, как я полагаю, - Сатха.
   - Ни слова больше не говори обо всем этом зверье, - ответил Орадо, чувствуя подкативший к горлу ком тошноты. За последнюю пару часов он досыта насмотрелся на здешнюю живность. - Пойдем лучше дальше. Честно говоря, мне не по себе от этого дрянного места.
   - Сначала следует найти старую дорогу.
   - Я нашел ее. Судя по всему, она тянется вон к тому острову, - Орадо указал на небольшую возвышенность невдалеке, сплошь покрытую чахлой растительностью, - а оттуда, как ты понимаешь, рукой подать до подлеска.
   - Если ты решился идти сейчас, то будь особенно осторожен, - сказал Агрифо. - В эти часы болотные змеи особенно активны.
   - Значит, чем быстрее мы выберемся из этой трясины, тем лучше. Думаю, что здешняя мошкара прожорлива не меньше, чем какая-то там Сатха!
   В ответ Агрифо рассмеялся.
   Собрав свои вещи, они неторопливо зашагали по старой дороге, частично скрытой под илом и гнилыми досками, ни о чем больше не разговаривая, отмахиваясь от назойливых комаров, тысячами круживших над их головами. Когда ноги молодых людей прекратили утопать по колени в вязкой жиже, Агрифо перестал использовать древко копья как слегу и уверенно пошел к высоким вековым деревьям, до которых уже было совсем недалеко. У самой кромки леса пикт остановился, пристально разглядывая окраины болота, покрытые колючим мхами, лишайниками и жесткой травой.
   - Мы уже почти выбрались, - тихо сказал Орадо. - Может быть, все наши опасения были напрасными и они потеряли след?
   - Они не теряли наш след, - отозвался его друг. - Их мать - Выдра. Обмануть выдру невозможно даже хитрому лису. Будь уверен, что люди болот ждут нас там, в лесу. Ты ведь слышишь, как тревожно звучит его голос.
   Услышав ответ, Орадо и тут же потянулся к рукояти меча. В то же время, из тени развесистых, переплетающиеся кронами деревьев, появились раскрашенные, чем-то похожие на зверей, низкорослые дикари.
   Следовало признать, что жители здешних мест сильно отличались по своему облику от кочевников, проживавших на побережье. У них были сильно выступающие надбровные дуги, отчего взгляды казались угрожающими. Измазанные в какой-то мерзости волосы, неряшливо свисали на плечи, хотя местами и были заплетены в мелкие косички. Некоторые пикты были абсолютно нагими, на других имелись набедренные повязки, украшенные обломками костей, кольцами, пуговицами, ожерельями, сломанными подковами и даже кухонными принадлежностями. Все это кучно свисало с незатейливых лоскутов тканей, прикрывавших причинные места и выглядело весьма нелепо. Однако, даже в абсурдных украшениях, малорослые варвары, вооруженные копьями и бронзовыми топорами, выглядели достаточно грозными воинами.
   - Хочется думать, что боги наблюдают за нами, - прошептал молодой человек, вытаскивая из колец прикрепленных к сыромятному ремню ножны с мечом. В предстоящем бою они будут только мешаться. Подобает смириться с тем фактом, что когда доведется обнажить клинок, эти богато украшенные резьбой деревянные ножны, являвшиеся предметом зависти для многих щеголей, полетят в грязную жижу. - Надеюсь, что они не смеются над нашим безрассудством.
   Они встали плечом к плечу, готовые принять бой. Однако, пикты медлили, как будто чего-то ожидая. Дикари неторопливо окружили молодых людей, уверенные в своем превосходстве за счет численности и боевого опыта. Некоторые даже опустились на четвереньки, широко расставив руки и ноги, тем самым напомнив мерзких плотоядных тварей, которым, вероятно, поклонялись.
   - Что случилось? - прошептал Орадо. - Чего они ждут?
   - Сейчас узнаем, - ответил его друг и взмахнул копьем, чуть не касаясь острием головы ближайшего к нему противника. Тот свирепо оскалился и отступил.
   В то же время из темноты леса выполз паук, не уступавший размерами той отвратительной твари, которую друзья убили в коридоре древней обсерватории. На спине жутковатого пережитка прошлых эпох сидел коренастый старик, одетый в одежду, состоящую из лоскутов шкур разнообразных животных. Высокий, широкоплечий, голубоглазый, он, несомненно, принадлежал к типу варваров, внушавших страх народам, населявшим сумрачные равнины Ахерона, привыкших действовать с позиции силы. Таким как он, по словам оракулов, благоволили старые, давно уже позабытые воинственные боги. Именно его сородичи обратили в пепелище десятый фанкордум, заставив трепетать от ужаса великий трон, а жрецов обращаться с мольбами о помощи к страшным богам древности.
   Но разве это и есть страшный колдун Чохэн? Каким образом этот седобородый дикарь обрел знания цивилизаций, не имевших с человеческими ничего общего? Задавшись этими двумя вопросами, Орадо на миг опешил, поскольку в голове возникла мысль, очень ему не понравившаяся. Он даже опустил меч, глядя на северянина, с которым мог иметь намного больше общего, чем предполагал до этой минуты.
   Между тем, колдун подозвал к себе одного из пиктов и с его помощью, спустился на землю. С одобрением он коснулся подставившего ему спину дикаря плетью, которую держал в руке, а потом тяжелой поступью направился к ахеронцу. Следом за ним, словно неотступная тень, двинулся паук.
   - Косматая псина! - с негодованием произнес Орадо на языке одной из народностей севера. - Стало быть, теперь ты хозяйничаешь в этих поганых болотах?
   Чохэн остановился за спинами у пиктов, внимательно посмотрел на ахеронца.
   - Я удивлен, - сказал он на том же языке, на котором Орадо к нему обратился. Голос его оказался под стать внешности, хрипловатым и невыразительным, свойственным людям преклонного возраста. Но было в нем и нечто, заставившее сердце Орадо учащенно стучать. - Я вижу, что ты знаешь язык горных племен ким-арнаг. Ты, живущий на равнине, покрытой пеплом, свободно изъясняешься на языке, на котором мне не доводилось с кем-либо общаться очень много лет. Тем лучше. Есть вещи, о которых не стоит знать болотным выродкам.
   - Я служил в одном из приграничных легионов. Поэтому неплохо знаю обычаи и нравы дикарей, населяющих горы, к северу от Ахерона.
   - Теперь понимаю, - задумчиво проговорил северянин. - Должно быть, ты - один из тех разведчиков, которые ходят за головами, по звериным тропам. Спектум... Спектум ркхана! Худший из кхари. Но я слышал, что ты также не гнушаешься брать чужое. Ты удивишься, если я тебе скажу, что знаю твое имя?
   - Еще час назад удивился бы. А сейчас - нет.
   - Стало быть, мне ничего не надо разъяснять тебе, собиратель костей. Мы обладаем одной силой, но используем ее по разному. Я - во благо моего нынешнего народа, а ты совершаешь святотатства, оскверняя древние храмы Галгора. Люди, подобные тебе убивают священных зверей, глазами которых старые боги смотрят на нас. Открывают запретные двери...
   Ахеронец сделал пару шагов навстречу к северянину и остановился, поскольку один из пиктов преградил ему путь копьем.
   - Если ты ждешь от меня каких-нибудь оправданий, то напрасно. Была бы на то моя воля, я бы вырезал всю вашу породу и разрушил все ваши омерзительные святилища. На твое счастье, старик, моего мнения не разделяют глупцы, сидящие в тени Трона, считающие, что с вами, обезьянами, можно о чем-то договориться.
   - Громкие слова, - сказал северянин с ироничной улыбкой. - Фразы, брошенные в пустоту. Неужели ты и правда думал, что нарушая древние запреты и совершая кощунственные поступки сможешь избежать наказания? Наивный ребенок... Здесь принимали жертвы земные воплощения старого бога. В этих местах мне известна каждая тропинка. А дорога, которая ведет к священному жертвенному алтарю, есть только одна..., - он покачал головой. - Ты, человек кхари, владеешь запретным знанием, которым никто из смертных не должен владеть. Ты осквернил своим присутствием жертвенный алтарь и покусился на жизнь одного из земных воплощений прядильщицы жизни. Но я способен проявлять милосердие. Я отпущу тебя и твоего друга, если ты преклонишь передо мной свои колени и отдашь мне кинжал, хранящий на клинке следы крови стража богов.
   - А иначе...
   - Иначе я повешу твою голову на кол, возле своего шатра. И не надейся на то, что кто-то вступится за тебя, ничтожный человек. Это моя земля. Здесь правлю я, Хорин, познавший вкус крови прародителя жизни.
   - Хорин? - Орадо обернулся к своему другу. - Разве это не тот шелудивый пес, которого ваши шаманы называют Чохэном?
   Агрифо не успел ответить, поскольку в этот момент лицо старого чернокнижника исказила гримаса ярости.
   - Я прикажу насадить твою голову на кол уже сегодня, спектум кхари! - вскричал колдун. Лицо его при этом исказилось страшными судорогами, а в глазах появилось что-то змеиное. - Начинай же петь похоронную песнь, человек с равнин.
   Он повернул голову к огромному пауку, легонько ударил его плетью и громко, словно разъяренный змей, зашипел.
   Тотчас, пикты, стоявшие вокруг молодых людей, разошлись в стороны, не желая находиться на пути у двинувшейся вперед хищной твари. Нахмурившись, Орадо посмотрел на них, после чего перевел взгляд на приближающееся чудовище и покрепче сжал в своей руке меч.
   - Ах, вот как! - прошептал он. Стараясь не поддаваться панике, молодой человек вытащил из ножен стилет, взмахнул мечом и клинок, описав полукруг, лег на запястье вытянутой вперед левой руки.
   Паук остановился в нескольких метрах от ахеронца, угрожающе приподнялся на задних конечностях, дернул хелицерами, и ринулся вперед. В тот миг, когда отвратительное создание приблизилась к молодому человеку на расстояние удара, Орадо подался в сторону, нанес удар целясь острием в один из паучьих глаз. Но промахнулся и клинок всего лишь чиркнул по хитиновому панцирю. Орадо досадливо поморщился, подумав, что удобного шанса нанести какой-нибудь ощутимый урон плотоядному питомцу чернокнижника, может уже не представиться.
   Отвратительный выползок развернулся с удивительной для его размеров проворностью, готовый атаковать снова. В этот момент нечто огромное, с плеском вырвавшееся из зябкой трясины, накрыло Орадо своей тенью и, упало прямиком на паука, придавив его к земле. Это случилось так неожиданно, что на какое-то время все люди, стоявшие у мутного затона, притихли. Все без исключения с ужасом смотрели на то, как гигантская змея, которую невозможно обхватить никакому человеку, неторопливо вытягивала длинное, гибкое туловище из воды, обвиваясь вокруг обездвиженного воплощения темной богини. Немного погодя раздался треск хитинового панциря и тварь, десятилетиями наводившая ужас на людей, перестала существовать.
   - Вот это да...! - обескуражено прошептал Орадо. В глазах у него потемнело от размеров болотной гадины. Невольно, позабыв обо всех прочих опасностях, молодой человек подался назад.
   - Это болотный змей! - дрожащим голосом заговорил Агрифо. Он потянул своего друга за рукав, увлекая его в сторону. - Воистину, тебе благоволят какие-то боги, ахеронец.
   Орадо попятился. Отступили и пикты, на какое-то время утратившие весь свой воинственный пыл. Они опустили оружие, словно оно обрело в их руках немалый вес, и раскрыли от удивления рты, став похожими на перепуганных детей. Только какой-то юнец, должно быть, не от большого ума, осмелился ударить болотного змея копьем. Удар получился достаточно слабым и вряд ли причинил гигантскому полозу хоть какой-нибудь вред. Однако, выпустив из своих жутких объятий олицетворение темного, полузабытого божества, гадина спешно поползла в камышовые заросли.
   Что-то закричал старик, указывая плетью на чужеземцев. Этот крик вывел из замешательства пиктов и низкорослые люди, оправившись от шока, бросились в атаку. Первого из них - неопытного, ретивого юнца, сразу же сразил мечом Орадо. Агрифо отогнал взмахом копья другого пикта, вооруженного длинным кремневым ножом. Потом молодые люди встали спиной к спине, стараясь не подпускать дикарей на расстояние прямого удара.
   Не так просто отбиваться легким мечом от древкового колющего оружия. По своему опыту ахеронец знал, что умелые воины, вооруженные короткими копьями и заостренными шестами, вполне успешно противостояли мечникам, а в чем-то даже превосходили их. Удары копьями, едва заметные человеческому глазу, не всегда были способны отразить даже мастера клинка. Многие самонадеянные рыцари легкомысленно относились к таким противникам, полагая их никчемными вояками, за что расплачивались своими жизнями. Наслушавшись мало рассказов о таких дурнях, Орадо старался не повторять их ошибок и держался в мертвой зоне копейщиков, отражая мечом удары кремневых ножей и топоров более привычных ему врагов, периодически нанося им точные колющие удары стилетом. Но долго так, конечно же, продолжаться не могло и вскоре усталость начала наполнять его тело.
   - Окаянная раса! - рявкнул ахеронец, в очередной раз рассекая узким клинком воздух, отгоняя ближайшего пикта. Тот оказался достаточно проворным, чтобы избежать рубящего удара, однако удача изменила ему практически сразу же, поскольку Агрифо, с присущей ему ловкостью, размозжил череп дикаря металлическим наконечником копья. Тот повалился на землю, наверное даже не успев понять что именно его сразило.
   Словно обезумевшие от запаха крови хищники, пикты непрестанно атаковали и не всегда молодым людям удавалось отражать удары, сыпавшиеся на них со всех сторон. Спустя пару минут после начала схватки, у Орадо, и у Агрифо было уже по нескольку легких ран и порезов. Но, как минимум, три бездыханных тела лежало перед ними, в грязной воде. Еще двое пиктов визжали от боли, пытаясь унять кровь, хлеставшую из обрубленных конечностей.
   Можно гадать, как долго продолжался бы этот бой, но к тому моменту, когда силы, казалось, готовы были покинуть их, откуда-то из-за деревьев прозвучал сигнал горна. Услышав его, люди болот прекратили нападать и принялись опасливо озираться по сторонам. Орадо также глянул в сторону леса, пытаясь понять, что послужило причиной замешательства на этот раз, когда размахивая легким боевым топором, на него набросился коренастый, размалеванный дикарь.
   Молодой человек отскочил в сторону, уходя от удара, но тем самым отдалился от Агрифо, ослабив защиту своей спины. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от атак сзади, он начал уводить пикта в сторону и разворачиваться, желая держать под наблюдением всех своих врагов. На первых порах атаковавший его дикарь не представлялся опасным. Орадо без труда отражал его удары, а порой и контратаковал. Однако, после того как дикарь увернулся от рубящего удара и взмахнул своим оружием, намереваясь распороть молодому человеку живот, ахеронец понял, что на этот раз вынужден иметь дело с достойным противником.
   Еще несколько раз дикарь атаковал, проявляя хорошие навыки владения боевым топором, вынуждая ахеронца отходить все дальше, в вязкую топь. В конце концов, из опасения увязнуть в тягучем иле, Орадо решил перейти от обороны к нападению. Он сделал еще пару шагов назад, уклоняясь от рубящих ударов, а затем, выбрав подходящий момент для атаки, сместился в сторону и ударил ногой пикта в бедро. Потеряв твердую опору, тот по инерции сделал пару шагов вперед и получил второй удар ногой, на этот раз в спину. На этот раз низкорослый варвар не удержал равновесия и, выронив топор, опрокинулся лицом в грязную жижу.
   Следовать правилам рыцарской чести, ожидая, когда пикт подберет свое оружие поднимется на ноги, Орадо не собирался. Подбежав к обезоруженному неприятелю, барахтавшемуся в илистой массе, ахеронец, не раздумывая, вогнал меч в его спину, ломая ребра, пронзая сердце. Тот дернулся, захрипел и затих. Какое-то время после этого молодой человек стоял рядом с поверженным врагом, стирая с лица капли пота и крови, тяжело дыша от усталости. Если бы его и других новобранцев не обучал азам рукопашной борьбы сам легат, то исход боя вполне мог быть и другим.
   Он огляделся вокруг в поисках очередного противника, однако никто из пиктов, отчего-то, на него не нападал. Причину этому Орадо обнаружил спустя пару мгновений, когда увидел выбегающих из леса низкорослых людей, одетых в лисьи шкуры. Это были варвары, чей облик куда больше соответствовал представления Орадо об обитателях западных пустошей. Они были столь же коренастыми и мускулистыми, как и жители болот, но владели оружием, более совершенным, чем каменные топоры и плохо заточенные копья. В руках у этих пиктов имелись тяжелые палицы и даже мечи, очевидно добытые в боях с легионерами из приграничных крепостей. А двое, взобравшиеся на возвышенность и вовсе владели дальнобойными луками, способными поражать цели на расстоянии сотни шагов. Такое оружие являлось причиной зависти многих легионеров, поскольку им владели разве что опытные разведчики и промысловые охотники, в карманах которых находилось достаточное количество денег, чтобы приобрести качественную экипировку. Видеть подобные луки в руках дикарей, проживающих в здешней глуши для Орадо оказалось неприятным сюрпризом.
   Военный клич, вырвавшись из многих глоток, разнесся по гибельной топи, затерялся где-то среди вековых деревьев, усиленный многократным эхом. С яростными криками сошлись в бою люди, мало отличавшиеся по цвету кожи и нравам, но накопившие в себе столько ненависти, сколько могут содержать человеческие сердца. Оказавшись чуть в стороне от кровопролитной схватки, ахеронец и сам готов был поддаться такому же порыву безумной злобы, все же понимал, что сейчас лучше сохранять спокойствие. Кем были люди, выбежавшие из леса, - неожиданными его спасителями, или непримиримыми врагами, пока можно было лишь предполагать.
   - Боги..., - прошептал Орадо, разыскивая взглядом своего друга. Агрифо оказался в самом центре кровопролитного безумия и, должно быть, не желал ничего больше, нежели убивать. Сейчас, похоже, он меньше всего нуждался в его помощи.
   Между тем, лишившись численного преимущества, потомки Выдры больше не чувствовали в себе уверенности продолжать бой. Они по-прежнему воинственно кричали, но теперь их противление напоминало безнадежную попытку хищного зверя вырваться из охотничьего капкана. Очень скоро все стражи проклятого святилища пали под напором варваров, одетых в звериные шкуры. И над деревьями разнесся победный вой.
   Орадо обвел взглядом победителей, потом поднял из грязи и взвесил в своей руке топор убитого им дикаря. Это оказалось видавшее лучшие времена, но достаточно грозное оружие, подобное тому, каким пользовались в регулярных воинских частях. Обращение с ним требовало наличия специфических навыков и проявления усердия. Но в умелых руках, такая вещица могла запросто расколоть щит или порвать крепкую кольчугу. Орадо доводилось видеть, как похожими топорами легионеры наносили чудовищные раны своим неприятелям, не оставляя тем даже шанса на выживание. Скорее всего, эта штука тоже некогда принадлежала одному из стражей приграничных крепостей, поскольку менялы, жившие у Большого Порога, старались не продавать дикарям оружие такого рода, опасаясь гнева легатов, очень болезненно воспринимавших факт торговли имуществом вверенных им гарнизонов. Бывало, что особо предприимчивых дельцов подесты распоряжались вздергивать на виселицах, прямо на торговых площадях лишь за то, что те осмеливались сбывать пиктам ржавые, затупленные мечи.
   Ну чтож, надо полагать, что никто не станет возражать, если он заберет боевой топор по праву победителя.
   - Ты обагрил оружие кровью своего врага, - неожиданно услышал он. Ахеронец вздрогнул, как человек, пойманный на незаконном поступке. Увидев стоявшего рядом друга, он с облегчением вздохнул. - Это хорошо. Это значит, что ты обрел в глазах людей леса истинную ценность.
   Орадо угрюмо обвел взглядом место недавно разыгравшейся схватки, подсчитывая общую численность пиктов, как мертвых, так и живых. Двенадцать тел лежало промеж камышей и тростниковых зарослей, отчасти углубившись в грязную, вязкую жижу. Среди них было только трое тех, которые носили лисьи шкуры. Остальные - жители болот. Промеж мертвецов ходили победители. Четверо собирали оружие, распределяя между собой нехитрое имущество убитых, двое склонились над трупами павших сородичей, проводя какие-то варварские обряды. Глумиться над телами убитых недругов пикты не стали, хотя Орадо слышал, будто носить при себе части тел убитых в боях врагов, у этих дикарей полагалось вполне приемлемым поступком.
   - Откуда появились эти раскрашенные обезьяны? - тихо проговорил Орадо. - Они больше похожи на жителей приграничных территорий, чем на дикарей из непроходимых лесных пустошей.
   Агрифо подошел к угрюмому, коренастому юноше, чье лицо было покрыто зигзагообразными татуировками, заговорил с ним на языке, который ахеронец знал лишь отчасти. В конце того разговора дикарь ткнул пальцем в свою грудь, издал звуки, похожие на собачье рычание.
   - Это разведчики, - сказал Агрифо, возвратившись к Орадо. - Они называют себя детьми Огненной Лисицы и хранителями черных камней. Я слышал об этом племени, когда был в Большом Пороге. Люди леса считают его достаточно миролюбивым и соблюдающим чистоту крови. Правда, ходили слухи, что от них уже никого не осталось. Двадцать лет назад их головами старый Чохэн украсил круг черных камней, на холодной равнине.
   - Значит, это и есть стражи старой крепости, о которых ходит так много жутких историй, - сказал ахеронец. - Занятная встреча! Но ведь ты говорил мне, что здешние леса никем не охраняются.
  - Должно быть, я ошибся.
  Орадо засунул топор в петлю, пришитую к сыромятному ремню и принялся разглядывать на своих спасителей. Особенно его внимание привлекали оскаленные лисьи морды, свисавшие на их спины подобно капюшонам. Интересно, что это? Дань моде, или племенной тотем?
  - Тот седобородый северянин..., - произнес он чуть помолчав. - Где он?
   - Я не вижу его среди мертвых.
   Орадо сдержанно изобразил на лице неудовлетворение, подумав при этом, что старик еще способен доставить неприятности.
   - Стало быть, сбежал. Очень жаль. Похоже на то, что мы обзавелись непримиримым врагом. Я хотел бы убедиться в том, что в ближайшее время нам не доведется повстречаться ни с ним, ни с его ручными зверюгами.
   Отодрав клок от одежды мертвеца, он медленно, стараясь не совершать резких движений, принялся стирать с клинка кровь. Позже, удостоверившись в том, что дикари не настроены к нему враждебно, ахеронец подобрал ножны и вставил в них меч. Однако, он вовсе не был столь спокоен, как хотел показаться. Орадо опасался смотреть в глаза подошедшим к нему низкорослым варварам, поскольку прямой взгляд мог быть воспринят людьми леса как вызов.
   - Кто бы они не были, скажи этим людям, что мы им не враги. Хотя, надеюсь, это они и сами понимают.
   Агрифо снова заговорил с юношей, к которому обращался прежде. Тот промолвил что-то невнятное и широко улыбнулся. Орадо не составило труда заметить, что зубы этого человека были по большей части подпилены, образуя во рту нечто подобное пасти хищного зверя. Чему, впрочем, удивляться? Можно ли ожидать чего-то иного от неотесанного варвара, полагающего тотемом своего племени лисицу?
   - Он говорит, что не видит врага в человеке, пришедшем с равнин, - сказал Агрифо. - Более того, он хотел бы назвать нас гостями, поскольку полагает, что мы повелеваем болотными змеями.
   - К чему эти суеверные глупости? Скажи ему, что никто не имеет власти над такими животными.
   Агрифо перевел сказанное и, услышав ответ, произнес:
   - Он все видел своими глазами. Глазам он верит больше, чем твоим словам. Он также говорит, что не ожидал встретить в этих местах белых людей. Сюда приходят только пикты. Поскольку мы прошли долгий путь по оленьей тропе и повелеваем болотными гадами, мы не можем быть обычными людьми.
   Орадо вздохнул, бессильно развел руками.
   - Должен признать, что этот раскрашенный паренек мыслит вполне резонно. Но у меня нет никакого желания разубеждать его. Нам нельзя задерживаться. Я видел, какие тут водятся твари и, в отличие от этого дикаря, вовсе не уверен в своей избранности. Думаю, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы выразить этим раскрашенным образинам признательность за своевременное вмешательство. Поблагодари их от своего имени за спасение наших ничтожных жизней и пойдем отсюда. У нас мало времени.
   Агрифо открыл рот для ответа, но в этот момент покрытый татуировками юноша что-то громко крикнул воинам, стоявшим неподалеку. Те, подошли к Орадо, встали за его спиной.
  - Он хочет, чтобы мы отдали оружие, - промолвил Агрифо. - Более того, он хочет, чтобы мы пошли с ним.
   - Это еще зачем?
   - Он намерен представить нас своему отцу, вождю племени.
   - Этот мальчишка - сын вождя?
   - Один из сыновей.
   Орадо покосился на обступивших его низкорослых варваров. Каждый из них был молод и, должно быть, никогда не бывал даже в землях, прилегающих к Большому Порогу. Поэтому во взглядах дикарей, щупавших его одежду и беззастенчиво дергавших его за волосы, смешались любопытство и суеверные страхи. Вероятно, все они слышали истории о людях, живущих за рекой Коцит, что отделяла границы владений пиктов от земель Ахерона. Вот только, было ли хоть что-нибудь хорошее в этих рассказах о жителях сумеречных равнин?
   Подавив тяжелый вздох, ахеронец подумал о том, что день, начавшийся не самым лучшим образом, обещал продолжиться не менее скверно.
  

Глава пятая. Дети Огненной Лисицы

  
   Небольшой шатер, в который вошел Хорин, не освещался ничем, кроме как прорехами в стенах и небольшим, круглым отверстием в крыше. Света в нем было немного, но его вполне хватало, чтобы разгонять сумрак близ каменного возвышения, на котором сидела невысокая, худая женщина, одетая в грязные, местами залатанные одежды. Перед ней, стояла жертвенная чаша, вырезанная из цельного куска гранита. Чаша была пуста, хотя, в соответствии с религиозными представлениями пиктов, ей полагалось быть доверху наполненной раскаленными углями. Лишь голубоватый огонек плясал на ее дне, словно в насмешку над всеми физическими законами. Было время, когда это странное пламя вырывалось из чаши наружу, поднималось на высоту человеческого роста, но теперь оно было едва заметно и совсем не давало тепла.
   Быть может, именно поэтому, в шатре было холодно. Через едва занавешенный проход тянуло прохладой, но женщину, сидевшую у чаши это, похоже, ничуть не волновало. Ее, как предполагал Хорин, никогда не беспокоили сырость и слякоть. Не тревожили ее и прочие неудобства, включая жажду, голод, или необходимость справлять человеческие потребности. Изредка старухи-прислужницы приносили ей еду, но без этого бессмертная ведьма вполне могла обходиться, поскольку большую часть времени находилась в состоянии, близком к бессознательному, то ли во сне, то ли погрузившись разумом в такие пространства и времена, о которых люди не имеют даже малейших представлений.
   Северянин сделал пару шагов вглубь шатра, однако остановился, увидев, как дрогнуло пламя свечи и пошевелилась та, которая помнила юность мира, давно уже потеряв счет прожитым годам. Присутствие зашедшего в храм человека для колдуньи не осталось незамеченным.
   Она открыла глаза, посмотрела на Хорина, спросила:
   - Зачем ты снова пришел ко мне? В прошлый раз, когда ты появлялся в этом храме, я не смогла оказать тебе ни одной услуги, о которой ты меня просил.
   Голос провидицы звучал тихо и безжизненно, перекликаясь с звучанием редких капель дождя, бьющихся о дырявые стены и шатровую крышу. Хорин сомневался в том, что эта неэмоциональная женщина способна была говорить иначе? За многие столетия она, сбежавшая от суетного мира в свои грезы, должно быть, утратила все человеческое. Поэтому, понять, какие мысли и стремления возникали в ее голове, Хорин не мог. Как ни странно, высокомерие и абсолютная безучастность прорицательницы ко всему происходящему, северянину нравились. Но что именно прельщало старика в ее душевной непроницаемости, он так и не смог для себя уяснить.
   Старик поклонился, проявляя почтение и уселся на небольшой камень, едва выступавший из земли, возле от жертвенного котла. Чувствуя зябкость, поплотнее укутался в собственные одежды.
   - Это правда, - ответил он с мрачным возбуждением. - Я много раз просил тебя о невозможном. Теперь же я хочу просить тебя сделать то, что, не сомневаюсь, в твоих силах.
   - Много ли ты обо мне знаешь, человек с севера? - Голубоватое пламя в жертвенной чаше дернулось, а на губах провидицы появилась чуть заметная улыбка. - Даже богов мне не редко удается удивлять. Но все пустое. Что я могу сделать для тебя сейчас, человек?
   - Я прошу тебя возвратить к жизни одно из воплощений первозданных.
   С ответом провидица спешить не стала. Она некоторое время смотрела на старика, словно ожидая от него каких-то разъяснений, потом сказала.
   - Я нахожу твою просьбу весьма странной.
   - Мне стоит выразиться точнее?
   - Ты выразился достаточно ясно. Но ведь тебе хорошо известно, кто я такая и чьей законной супругой являюсь.
   Хорин сделал едва заметную паузу, уже понимая, что добиться от нее желаемого ответа будет весьма не просто. Он чувствовал нечто, похожее на замешательство. Словно ему предстояло оправдываться перед женщиной со спутанными волосами, одетой в грязные лохмотья, достойной как его презрения, так и восхищения.
   - Мне не интересна прежняя твоя жизнь. Говорю тебе, уже не в первый раз, что все твои идеалы и убеждения ложны. Никакому богу нет дела до отступницы. Даже те псы, которые называют тебя матерью, трусливо сбежали, когда я привел болотных людей на их землю.
   - Они послушались моего совета и ушли, чтобы сохранить свои жизни, - тихо сказала прорицательница. Надо признать, что она безукоризненно владела собой. - Стоит ли винить сыновей в том, что они безропотно слушают советы своих матерей?
   - Эти низкорослые собаки не пожелали сражаться как мужчины! Они бросили тебя.
   - Да, они покинули здешние леса. Но тебе чаще надо посматривать на небо, северянин. Быть может, тогда ты научился бы читать знаки, которые посылают нам звезды и не просил помощи у той, которую называешь пленницей.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что они намерены возвратиться?
   - Так угодно богам.
   - Мать трусливых шакалов, - Канн-Хорг коснулся костлявым пальцем ее щеки. - Ты должна знать, что дети твои умоются кровью, если попытаются вызволить тебя из этой мрачной обители. Нет... Ты останешься гнить в этой холодной обители до тех пор, пока я не сочту тебя бесполезной.
   - Твоя самонадеянность смешит. Во что ты веришь, если не в свои заблуждения? Здесь, в моем шатре холодно и сыро. Но за его пределами властвуют южные ветра, а на руинах старой крепости цветет красный вереск. Там, где прежде землю покрывал чахлый мох, сегодня растут высокие травы. Они предвещают скорые перемены в моей судьбе и судьбе всего этого мира. Души людей, черепа которых ты сложил у черных камней, за пределами моей темницы, обретут свободу и твои печати рассыпятся. Я видела это в голубом пламени, что пляшет в жертвенной чаше.
   - Что ты еще видела?
   - Если ты интересуешься своей судьбой, то мне нечего тебе сказать, кроме того, что я сказала еще несколько десятилетий назад.
   - Ты говорила мне, что королевства еретиков, почитающих темных богов, будут разрушены. Но не сказала, кем именно.
   - Варварами, - прошептала прорицательница. - Всегда варварами. Дочь хранителя северных врат добьется своего и холодные ветра придут на эти земли. Вместе с ними придут и люди, которые принесут на клинках гибель могучих империй. Сперва это будут русоволосые и зеленоглазые северяне, почитающие седого бога-отшельника - Борея. Потом, когда отцветет красный вереск, придут и другие...
   - А что будет с тобой?
   - Со мной? - вопрос, похоже, застал прорицательницу врасплох. В первый раз за многие годы Хорин уловил в ее голосе удивление. Она закрыла глаза и замерла неподвижно, словно каменная статуя. - Ты спрашиваешь меня, но я не могу сказать ничего определенного. Я вижу свое будущее размыто. Каждая моя мысль, каждое движение открывают предо мной новые пути. И я вижу тысячи дорог, каждая из которых ведет в пелену тумана. Среди них есть узкие, с давних пор знакомые мне тропы, но есть и другие пути, на которые я не едва ли решусь ступить. Много лет назад я уже попыталась ступить на одну из них, уводящую в неизвестность и совершила ошибку. Теперь мне страшно...
   - Ты боишься? - Хорин рассмеялся. - Какая же ты, после этого, прорицательница?
   - Прорицательницей меня называют люди. Такие, как ты часто просят меня остаться в храмах, или на холодных пустошах и расспрашивают о будущем. Но они не требуют от меня покорности и верности их видению мира. Они задают вопросы, а я отвечаю.
   - Теперь, кроме меня, тебе никто вопросов не задает.
   - Все возвращается на круги свои, человек. Там, где дуют холодные северные ветры, в продуваемом сквозняками доме возродится неугасимое пламя. Когда-нибудь, если на то будет воля богов, я сотру тебя из своей памяти, выберу одну из тысячи дорог и снова повстречаю людей, нуждающихся в моей помощи.
   Ее слова произвели на Канн-Хорга такое впечатление, будто в ясном небе внезапно блеснула молния, а потом грянул гром. Ненадолго в зале воцарилось молчание.
   - Здесь и сейчас сквозняки, - сказал северянин. Его тонкие губы сложились в зловещую улыбку, а лицо исказилось выражением такой непримиримой злобы, на какую был способен редкий человек. - Смотри, не продрогни на перекрестках тысяч дорог, по которым тебе пока не суждено пройтись. Если все обстоит так, как ты говоришь и какие-нибудь ублюдки попытаются вызволить тебя из заточения, то это место станет для них общей могилой. Здесь ты увидишь не тысячи дорог, а тысячи смертей, ведьма.
   - Ведьма? Едва ли, - тихо сказала бессмертная женщина, внимательно глядя Хорину в глаза. В свете слабо мерцающего, голубоватого пламени ее лицо казалось размытым светлым пятном. - Я больше чем ведьма, старик. Я - законная супруга владыки земных океанов. Не забывай об этом, приходя просить о помощи.
   В бессилии северянин опустил руки. Его душа, словно разъяренный лев, металась в заточении в дряхлеющей телесной оболочке и была охвачена такой тревогой, которую никогда прежде не испытывала. Наравне с тем, Хорина мучило отчаяние. Он готов был схватить стерву, мнящую себя равной богам, за волосы и бить ее головой о камни до тех пор, пока не пройдет его гнев. Однако, способна ли эта бессмертная сука чувствовать боль? Может быть, в ее жилах давно уже вместо крови течет обыкновенная вода?
   - Прости меня, - промолвил северянин, опускаясь на колени перед жертвенной чашей. - Прости меня, мать воинственного народа! Я бываю вспыльчив и несправедлив по отношению к тебе. Но это случается по той лишь причине, что сердце мое разрывается от неизвестности. Я не знаю, чего ожидать в ближайшем будущем. Род Выдры угасает, младшие вожди стареют и умирают, не оставляя наследников. Шаманы отворачиваются от меня, кланы откалываются от Кулака и уходят на север. Все, что я строил на протяжении нескольких десятилетий, может обратиться в прах. А девчонка по-прежнему требует невозможного...
   - Что же она хочет от тебя на этот раз?
   - Ты ведь знаешь, - он опустил взгляд. - Она хочет твоей смерти.
   - Конечно, знаю, - ответила прорицательница. Неожиданно огонек, танцевавший на дне каменной чаши, взметнулся вверх. Хорин зажмурился, отпрянул от жертвенника, почувствовав, как язык пламени коснулся его лица. Сердце сжалось да?же не стра?ха, а от?кро?вен?но?го ужа?са, а в сознание проникло нечто, наполненное ле?дяным ды?ханием. На какое-то время северянин перестал шевелиться. Глядя на плясавшего у его лица духа-хранителя, он не мог думать ни о чем, кроме как о проклятии, которое можно наслать на горделивую женщину, у ног которой, смирив спесь, смиренно преклонился. - Ты тоже хочешь моей смерти, человек.
   - Нет! - резко сказал старик. - Я не желаю твоей гибели от своей руки, или чьей-либо еще. Ты нужна мне, матерь лесов. Мне нужен твой ум, твое умение убеждать людей, способность вести их за собой без принуждения, но главное, - твоя благосклонность... Ты видишь, что я стою на коленях. Я подаю тебе руку и прошу тебя ответить взаимностью. Вместе мы сможем сделать этот мир лучше и чище. Мне известно, что ты ненавидишь всякое творение Древних, но род Канн-Хорги не должен угаснуть. Что ты ответишь мне? Неужели откажешь?!
   - Род Канн-Хорги проклят и предан забвению. Так пожелали боги. Старые люди это понимали, а потому отвратились от мерзкого культа, упрятав остатки паучьего племени под землю. Никто и никогда не должен был обнаружить эту мерзость.
   - То, что спрятали одни, могут найти другие, - промолвил он, чуть погодя. - Я нашел ужас ким-арнаг, заставивший людей леса уйти из тени священного трона. Лишь мне одному теперь подчиняются воплощения прядильщицы судеб. Ты - моя пленница, и сделаешь все, что я прикажу. Иначе я...
  Провидица рассмеялась.
   - Мне бы хотелось знать, что ты вообще можешь? - спросила она. В ее голосе было столько насмешки, что Хорин почувствовал себя уязвленным. - Какую судьбу ты мне уготовишь, если я не стану выполнять твоих просьб и требований?
   - Я оставлю тебя здесь навсегда, наложив печати на тени смертных, - сказал он, стараясь сохранять спокойствие. - Ты проведешь сотни лет в одиночестве, тут, средь холодных камней, - он улыбнулся, - Впрочем, иногда тебя будут навещать мои люди. Из года в год я буду отдавать тебя на поругание дикарям, в качестве забавы! То, что ты испытаешь, будет хуже, чем адские муки. А больше никто не зайдет сюда. Никто не принесет тебе даров. Никто не попросит о помощи! В своем храме разума, запертого на тысячи засовов, ты потеряешь свою суть. Вот клянусь тебе в этом я, хранитель потаенных ключей Канн-Хорги. Клянусь именем великого кузнеца, вдохнувшего в меня волю к жизни со своего горного трона.
   - Ты не сделаешь этого, - тихо произнесла она. - Ведь в тебе еще осталось что-то человеческое.
   - Во мне нет ничего человеческого! - рявкнул Хорин, поднимаясь на ноги. - Я отрекся от всего этого еще мальчишкой. То время, когда я еще мог кому-то сострадать, осталось в прошлом... навсегда, и оно уже не вернется. И я позволю делать низкорослым выродкам с тобой все, что они захотят.
   - Эти люди не тронут меня. Я лечила их раны, направляла заплутавших по верным дорогам. Они знают, кто я такая.
   - Пока еще знают. Пока еще помнят. Но кому, как не тебе ведомо о том, сколь коротка человеческая память?
   - Рано, или поздно, мой супруг меня найдет. Возможно, ему придется утопить эти земли в крови твоего народа, - она отчего-то улыбнулась, - но он заберет меня обратно на свое ложе! Он освободит меня из незримых земных оков.
   - Право же, смешно мне подумать о том, что ты в твоей душе осталась какая-то надежда на мужа. Ты ведь отреклась от него. А он давно уже тебя позабыл.
   - Он меня не забыл. Ты сам видел, как один из выкормленных тобой пауков погиб в пасти болотной твари.
   - Так вон оно что! - процедил сквозь зубы Хорин. - Я, поначалу, думал, что это была какая-то змеиная магия, но все оказалось намного проще. Вопреки запретам, ты посмела вмешаться в дела смертных и убить одно из земных воплощений прядильщицы судеб! Почему боги не покарали тебя за эту дерзость?
   - Я и сама была рождена женщиной. В моих жилах течет красная, а не голубая кровь.
   - Значит, убить тебя тоже можно, - тихо сказал Хорин, приближаясь к прорицательнице. - Наверное, ты слишком долго жила на этом свете, мать трусливых собак. Своего будущего ты не знаешь и никто не может поручиться за то, что однажды в стенах этого ветхого жилища не появится человек, желающий избавить тебя от земных страданий, - он наклонился над женщиной, провел пальцами по ее белой шее. - Если я не могу убить тебя, то, может быть, это сделает мальчишка кхари? Ведь сегодня ты спасла своего будущего убийцу. Сегодня спасла, а завтра он войдет в этот шатер и всадит кинжал в твое сердце, бессмертная сука! Какая насмешка судьбы...
   - Посмотрим, как у него это получится, - сказала она. - А тебя я прошу не забывать только об одном: С некоторых пор, в этих пустынных землях звуки разносятся очень и очень далеко.
  

***

  
   Поскольку пикты не посчитали Орадо своим врагом, руки ему связывать не стали. Единственные меры предосторожности, которые предприняли дикари, заключались в том, что по приказу вождя к ахеронцу приставили сопровождающих, которые неустанно наблюдали за ним и не отходили далеко. В сущности, без этого также можно было обойтись, поскольку в здешнем лесу у безоружного человека не имелось шансов выжить после встреч с хищным зверьем, или с хозяевами Гиблой Топи. Даже обычные насекомые тут были особенно назойливы и агрессивны. Лицо и руки Орадо, покрывшиеся безобразными волдырями от многочисленных их укусов, являлись наглядным тому подтверждением.
  По меркам лесных кланов селение детей Огненной Лисицы было маленьким. В нем насчитывалось не больше десятка приземистых хижин, сооруженных из оленьих шкур, скрепленных веревками и глиной. Все они кучно стояли на берегу Каменистой - небольшой, стремительной речушки, берущей свое начало в низине, у Большого Порога. Обнаружить непритязательные жилища пиктов стороннему наблюдателю было бы сложно, поскольку их надежно скрывала от чужих глаз густая крона деревьев, переплетавшихся ветвями почти у самой травы. Следовало подойти вплотную, чтобы разглядеть тонкие веревки, что притягивали эти ветви к глубоко вбитым в землю кольям. На нечто похожее, у Засечной Черты, иногда натыкались пограничные дозоры и охотники за головами. Однако, если те хижины принадлежали отщепенцам, жившим вместе семьями отдельно от кланов, то тут женщин и детей Орадо не увидел.
  Похоже на то, что это была временная стоянка охотников и собирателей. Возле убогих хибар, не висели рыбацкие сети, не гуляли козы, не грелись у костров старики и старухи. Лишь бродила по берегу, глубоко утопая копытами в иле, пара огромных шерстистых коров, от которых неприятно пахло тиной и чем-то, сильно напоминавшим протухшую рыбу. У Большого Порога обитало много таких зверей. Поселенцы разводили их как обычный скот, хотя эти неповоротливые гиганты большую часть жизни проводили в воде, питаясь болотными травами и ряской.
  Зато на глаза Орадо попалось много юношей, вероятно, еще не достигших совершеннолетия. Они, считавшие украшения из костей мелких животных венцом совершенства, носили одежды, сотканные из лисьих шкур и оперения каких-то экзотических птиц. Взглянув на любого из этих дикарей, цивилизованный человек обрел бы достаточно полное представление о той деградации культуры, в которую может сойти людской род, если боги вознамерятся погрузить мир в пучину варварства. В движениях, взглядах и манерах здешних туземцев изъясняться чудилось нечто наполненное необузданными страстями. Оно заставляло человеческое уступить место звериному, не зная при этом отказов, но не несло в себе беспринципную жестокость и не требовало крови. Своей пронырливостью, а также свирепой наружностью лесные люди также напоминали животных. Казалось, что жить они должны не в примитивных хижинах, а в норах, как обычные звери. И кто знает, может быть, где-то рядом действительно имелась такая нора, скрытая от посторонних взоров, заваленная ветками и лопухами? От этих недомерков ожидать можно чего угодно, поскольку их жизнь казалась Орадо наполненной тайнами, что веками пытались разгадать выходцы с сумрачных равнин.
   Ахеронец сидел на подстилке, собранной из свежей травы, в тени высокого дуба и разглядывал невзрачную хижину, которую теперь мог называть своим домом. Укрытая ветвями деревьев и лопухами, она едва выделялась из лесного массива, напоминая непроходимый валежник. Это впечатление увеличивалось по мере того, как средь всей этой зелени на глаза попадались древесные змеи и какие-то насекомые, один лишь вид которых вызывал отвращение.
   - Хотел бы я знать, гости мы, или пленники, - сказал Орадо, обратившись к Агрифо.
   - Сыновья Лисицы признают меня свободным, - отозвался тот, жуя яблоко, которое невесть где добыл. - Я - человек леса и брат по крови всякому пикту, которому не нанес обиды. Я волен уйти, когда мне вздумается.
   - А как дело обстоит со мной?
  Агрифо пожал плечами.
   - Этого я не знаю. Думаю, что пока тебе не следует ни о чем беспокоиться. Дети Огненной Лисы - миролюбивое племя. Его вожди, на большом совете, часто говорят, обратив копья к земле. До тех пор, пока эти люди не посчитают тебя врагом, ты также можешь называть себя их гостем.
   - Воистину, гостеприимный народец.
   Пожевывая стебелек сахарного растения, ахеронец стянул с себя мятый, грязный камзол и растянулся на подстилке из трав, глядя на большое сероватое облако, медленно проплывающее над лесом. Отчего-то, Орадо очень захотелось, чтобы пошел дождь. Обычный дождь, ничем не напоминающий грязные, наполненные пеплом и серой осадки, коими столь щедро небо над серыми равнинами. Но ожиданиям его, увы, не суждено было сбыться. Ветер прогнал облако куда-то в сторону, и снова засветило солнце.
   Ближе к полудню возвратились все разведчики, разосланные вождем племени по Гибельной Топи. Глава старшего Рода - невысокий, жилистый старик, поочередно выслушивал их сидя на мягких шкурах, у большого костра. Потом, собрав совет, он стал совещаться со старейшинами клана - воинами преклонных лет, тела которых покрывали синие татуировки. Во время разговора старики пытались в чем-то переубедить друг друга, размахивали руками, явно выражая недовольство, или отстаивая свое мнение. Вождь, в отличие от приближенных, говорил очень мало, но часто кивал, выражая согласие с чьими-то словами, или жестом приказывал кому-то умолкнуть.
   Так продолжалось более часа.
   Конечно же, Орадо, интересовал предмет той оживленной дискуссии, но проявлять очевидное любопытство было неразумно. Ахеронец разглядывал изрядно потрепанную карту прилегающих к Большому Порогу территорий и прислушивался к разговору, что велся у большого костра. Периодически он обращался к своему другу с просьбой перевести ту, или иную фразу, а в итоге сделал вывод, что старичье обсуждало судьбу женщин и детей болотного племени.
   - Если я правильно понимаю, эти миролюбивые люди, собираются совершить набег на одно из здешних поселений, - сказал Орадо, обратившись к Агрифо. - Взять головы воинов, и выкрасть женщин. Как у вас поступают с пленными?
   - Женщин забирают себе воины, хорошо проявившие себя в боях, - ответил тот. - От стариков и детей избавляются. Это лишние рты.
   Орадо хотел задать еще пару вопросов, но делать этого не стал, понимая что правдивые ответы ему слышать едва ли хочется. На душе и без того скребли кошки. Ахеронца мало интересовала судьба обитателей здешних болот, но осознание того, что именно он станет причиной несчастий для десятков местных жителей, отнюдь не улучшало его настроение. Молодой человек подавил тяжелый вздох, думая, что нелепейшим образом оказался втянут в межплеменные распри дикарей. Эти люди намеревались развязать войну, которая может помешать осуществлению его планов. Значит, из этого (отнюдь не тихого) омута необходимо выкарабкиваться как можно скорее. И чем быстрее ему удастся договориться с главой старшего Рода о собственном освобождении, тем лучше.
   - Мы торчим тут с самого утра, хотя уже могли быть на полпути к холодной равнине, - сказал Орадо, указывая на отметку Кричащего Черепа Тишины, на старой карте. - Вот она, посмотри, Агрифо. Совсем неподалеку от нас. Если я правильно сделал расчет нашего положения, то до холодной равнины рукой подать! Верст пять, не больше. А оттуда до развалин крепости...
   - Забудь об этом! - отозвался Агрифо. - Не говори никому куда мы направляемся, слышишь, дружище? Ни сейчас, ни позже. Ты рискуешь навлечь на себя гнев старейшин, всего лишь заговорив с ними том, что находится за краем этого леса. Ведь ты же знаешь, что Череп Тишины священен для каждого из нас. Здешние племена веками оберегали старую крепость от незваных гостей и убивали всякого белокожего, которого видели среди черных камней, у дороги королей. Ты в безопасности, пока находишься в здесь. Но ступишь на равнину - берегись.
   - Так что же ты предлагаешь?
   - Не предпринимай ничего для своего освобождения. И ничего не говори, пока тебя не попросят. Лес, по эту сторону Коцита, не любит суеты, приятель. Слушайся моих советов и останешься жив. Потом я проведу тебя до холодных равнин. Если духи окажутся благожелательными к тебе, то позволят встретиться с той, которая грезит и предвещает. А взамен ты меня отпустишь. Таков наш уговор, помнишь? Такова плата.
   - Так ты об этом всю дорогу думал? О том, чтобы поскорее отделаться от своего долга?
   - Ты - мой друг, а это много значит. Но я давно уже не видел отца. Если я погибну, то в скором времени племя останется без верховного вождя и начнутся распри. Я этого не хочу.
   - Знаю, что не хочешь, - прервал его Орадо. - Ты твердишь о своем отце уже не один год. А что делать мне? Сидеть и ждать у моря погоды? Проклятие! Эти раскрашенные обезьяны зачем-то привели нас сюда и теперь ведут себя так, словно нас и вовсе не существует! Хотелось бы знать, почему.
   - Наберись терпения, дружище. Но если тебе хочется с кем-то поговорить, то я могу попросить слова у того, кто разговаривает с духами. К его словам, у большого костра прислушиваются старейшины
   - Веди сюда хоть самого Хелку. Я, пожалуй, готов поговорить даже с ним.
   - И что бы ты ему сказал?
   - Ты позови его. А уж я найду подходящие слова, клянусь своим красноречием.
   Агрифо с сомнением покачал головой, подошел к одному из помощников шамана и перемолвился с ним несколькими короткими фразами. Тот с пренебрежением глянул на Орадо, почесал затылок. Вероятно, юноше тоже не пришлась по душе просьба ахеронца. Однако, размышлял пикт недолго. Он удалился в одну из хижин, а спустя какое-то время вышел, поддерживая за руки дряхлого старика с морщинистым, покрытым многочисленными татуировками, лицом. Этот дикарь был обмазан с ног до головы белой глиной, и, если не считать набедренной повязки, обнажен. Прилаженная к растрепанной шевелюре шамана лисья голова, казалась незатейливым украшением, но Орадо знал, что это был символ избранности и тотем всего племени.
   - Это верховный шаман, - шепнул Агрифо, когда приблизился старик. - Его зовут Серая Шерсть. Он желает знать, почему ты просил его слова.
   - Я хочу предложить ему взаимовыгодный обмен, - сказал Орадо. - Скажи ему, что мы идем от Большого Порога. Вот отсюда, - Орадо ткнул пальцем в дельту реки Коцит. - В тех местах живет много лесных кланов, которые мирно уживаются с белокожими поселенцами. Кхари охотно торгуют с ними, обменивая звериные шкуры на металлы и вулканическое стекло. Там живет племя Куницы, чей вождь называет меня своим другом. Он даже подарил мне вот этот амулет, - Он снял с себя цепочку с полупрозрачным зеленым камнем, потянул ее шаману. - Это триоцитовый воин.
   Серая Шерсть с недоумением посмотрел на карту, взял в руки талисман и какое-то время разглядывал его. Потом тихим, скрипучим голосом что-то произнес.
   - Шаман знает о племени Куницы, - сказал Агрифо. - Оно хорошо ладит с народом кхари. Но это не племя воинов. Это племя охотников и собирателей. Оно состоит из небольших кланов, обосновавшихся в плодородной долине, прилегающей к большой воде. На общем совете глава этого Рода всегда говорит после того, как высказываются вожди старших племен. Когда Серая Шерсть был молод, он не раз видел вождя Хоче-Тилана на холодной равнине.
   - Значит ему известно и то, что сейчас племенем руководит его сын, Пкушека.
   Старик кивнул, еще раз глянул на талисман. Снова заговорил.
   - Он спрашивает, почему ты носишь вещь, которая должна принадлежать пиктам, - произнес Агрифо. - Разве ты ее чем-то заслужил?
   - Я спас сына вождя, когда на него напали волки из долины.
   - В таком случае, триоцитовый воин принадлежит тебе по праву.
   - Это правда. Я несколько лет носил его вполне заслуженно. Но теперь я хочу отдать талисман детям леса. Я убежден, что носить его должен пикт, а не кхари. Скажи ему это. Но добавь, что я очень хорошо знаю цену этого амулета. Поэтому возвращаю заточенного в камне духа его народу не просто так, а в обмен на равнозначную услугу.
   Старый шаман сжал зеленый камень в своей ладони.
   - Что ты хочешь за этот амулет?
   - Я хочу встретиться с белокожей женщиной, которая в стародавние времена вышла из морской пены. И я буду признателен, если дети Огненной Лисицы не станут мне в этом препятствовать.
   Внимательно посмотрев на ахеронца, старик изрек что-то очень похожее на собачье рычание. На его лице причудливо сочетались любопытство и удивление одновременно.
   - Он говорит, что ты начисто лишился рассудка, - сказал Агрифо, потом чуть приблизился к Орадо. - Если тебе интересно мое мнение...
   - Не интересно, - ответил ахеронец, не отводя взгляда от старика.
   - Одумайся пока не поздно, - промолвил Агрифо. - Не гневи своих богов, слышишь?
   Орадо крепко взялся за ворот грязной рубахи своего друга, притянул к себе и зашептал ему на ухо:
   - Я надеюсь, что ты, простофиля, не думаешь, будто я просто так таскаю на своей шее все эти побрякушки? Как бы не так! Покупая их на базаре, по одному Сюзерену за штуку, я покупаю дополнительные шансы не сдохнуть в пустошах от рук дикарей. Сейчас пришло время эти шансы использовать. И будь я проклят, если этот дряхлый старикан не соблазнится стекляшкой, которую держит в руках! Мне нужно получить его согласие, чтобы выйти на дорогу королей. В противном случае, мы и сотни шагов не пройдем по этому чертовому лесу на запад, как нас прикончат. Если не одни, так другие. Ты, конечно, можешь скрыться, потому, что в лесах ориентируешься как дикий зверь. А вот мне надеяться не на что...
   - Выходит, что и про племя Куницы ты наврал?
   - Нет, отчего же? Мне действительно доводилось встречаться с некоторыми из его представителей. Я спасал свою шкуру от их топоров пару лет назад, после того как вдребезги разбил статую одного из их идолов. Примерзший был божок, между прочим...
   Агрифо дернулся, освобождаясь от хватки ахеронца, обернулся к Серой Шерсти, снова завел с ним беседу. В конце разговора старик нахмурился, обратился к Орадо с длинной речью.
   - Он советует тебе позабыть о той, которая видит, - сказал Агрифо. - К западу от Большого Порога, нет твоих богов. Их охраняют незримые хранители лесного народа. Они убивают белых людей и пожирают их души. Твои предки пришли на серые равнины откуда-то с востока, в ту пору, когда люди леса владели землями, что лежат между Большой водой и россыпью великих озер. Твои истоки, как и твои боги, находятся там. А еще он говорит, что ты, чужеземец, несешь в своем сердце ересь.
   Орадо понимающе кивнул.
   - Я с почтением отношусь к религиозным убеждениям этого старца и его собратьев. У меня даже в мыслях нет гневить духов его народа. Но сейчас речь идет о моей собственной жизни. Лишь женщина, которую пикты считают своей названной матерью, способна помочь мне. Мне нужны ее слова и советы.
   Агрифо перевел и, услышав ответ, сказал:
   - Серая Шерсть считает, что незримые покровители суровы и справедливы. Они часто подают детям леса знаки через дуновения ветра, через шелест травы, через крик встревоженной болотной птицы.
   Лицо шамана приобрело жесткое выражение, глаза поблескивали ледяным огнем. Старик заговорил снова, но теперь Агрифо слушал его почтительно склонив голову. Скорее всего, этот разговор он полагал крайне опасным и желал скорейшего его прекращения.
   - Он говорит, что духи его предков привели тебя к народу леса, - сказал Агрифо. - Но слова белых людей похожи на утренний туман, который исчезает с восходом солнца. Серая Шерсть согласился показать камень души великого воина вождю и передать ему твою просьбу. Однако судьба твоя будет решаться у костра на большом совете. Если окажется, что слова, исходящие от твоих уст, лживы, а помыслы черны, то тебя убьют. И меня убьют тоже. Но если ты убедишь совет в искренности своих намерений, то люди леса позволят тебе продолжить путь к той, которая предвещает. Они выведут тебя на дорогу королей, и проследят за тем, чтобы ты с нее не сходил.
   - Когда?
   - Это решится у костра, на совете, - последовал ответ. - Жди. Когда зайдет солнце, старейшины захотят поговорить с тобой.
   Разговор завершился и дряхлый шаман, опираясь на руку своего помощника, зашагал в сторону своей хижины.
   - Он не верит тебе, - промолвил Агрифо, глядя ему вслед. - Да смилостивятся над тобой твои боги, ахеронец.
   За нескольких последующих часов не произошло ничего, что могло бы хоть как-то повлиять на положение Орадо, вполне обоснованно полагавшего себя пленником в племени Лисицы. Агрифо с ним почти не разговаривал, вероятно уязвленный поступками и словами своего друга. Тем не менее, он разделил с ахеронцем обед, состоявший из мяса птицы-ящерицы и горьковатых фруктов, выменянных у одного из дикарей на пару наконечников для стрел. По мнению Орадо, это был невыгодный обмен, поскольку за добротный металл недорослик мог бы дать намного больше, чем предложил. Впрочем, ничто не мешало пиктам попросту отобрать у Агрифо его имущество, поскольку он, хоть и называл себя свободным, носил такие же незримые оковы, как и Орадо.
   Ближе к вечеру стали происходить события, показавшиеся Орадо весьма любопытными. Старейшины собрались у большой, обложенной камнями ямы, выкопанной в центре небольшой полянки, неподалеку от поселения и принялись что-то обсуждать. Прочие дикари принялись разрисовывать себя, вероятно готовясь к какому-то ритуалу. Юноши покрывали лица густым слоем желтой краски, а старшие воины - белой глиной. Были среди них и такие, которые вымазывали себя в крови убитых животных. Таким образом у людей леса с давних пор было принято обозначать мужчин, недавно сошедших с пути охотника на тропу воина.
   - Они собираются отдать дань уважения погибшим, - сказал Агрифо после того, как Орадо полюбопытствовал о причинах происходящего. - Сегодня в лес Хелки духи предков уведут троих. Ближе к ночи будет разожжен большой костер, на котором сожгут тела убитых воинов.
   Спустя два часа окончательно стемнело. Теперь, в сгустившейся темноте, Орадо сложно было увидеть лица пиктов. Лишь их неясные силуэты были заметны в отдалении от общего костра, который поддерживался самым младшим из помощников шамана, возле хижины главы Рода.
   Где-то, совсем рядом зазвучали барабаны, выводя ровную дробь. Потом, в сопровождении своих помощников, появился верховный шаман. Говорящий с духами был одет в пестрые шкуры незнакомых ахеронцу животных, а лицо его целиком скрывалось под маской оскалившегося гротескного зверя, наполовину состоявшей из лисьего черепа. Такое сочетание было достаточно жутким, но притягивающим к себе взор, подобно неведомой твари, явившейся к людям из глубин мироздания. Зайдясь в диком с точки зрения цивилизованного человека танце, старик то и дело выкрикивал имена небожителей, большей частью Орадо не известных. Должно быть, это были отголоски культа, не менее древнего, чем культ Голгора, почитаемого племенами ким-арнаг.
  За свою жизнь Орадо успел побывать во многих местах и насмотреться всякого. Поэтому, к всевозможным ритуальным церемониям он относился с известной долей скептицизма - будь то омовение ног каменной статуи богини плодородия, стоящей при храме Хатхор, принесение в жертву быка на праздник солнцестояния, или погребальные обряды дикарей. Но всем этом молодой человек видел какой-то приключенческий элемент, придающий наблюдателю, лишь по случаю оказавшемуся на месте проведения церемониала, сопричастность к священнодействию. Он находил любопытными песнопения жрецов, стоящих у алтарей, танцы шаманов и звучания тамтамов, разрывающих тишину ночи. И на подсознательном уровне ожидал чего-то сверхъестественного, что вполне может произойти в тот момент, когда обрядность достигает своего кульминационного момента. Но даже если его ожидания и оправдывались, то только частично, по причинам, связанным с обычными явлениями природы. В каплях дождя, или слабом дуновении ветерка Орадо не виделось изъявление воли богов, или духов. А порой, заставляло его сожалеть о впустую потраченном времени.
  Между тем, под звучание барабанов, старик снова и снова взывал к полузабытым божествам древности, часто протягивая руки к лежавшим в неглубокой яме телам погибших воинов и устремляя взор к небесам. Во всех его движениях имелось что-то завораживающее, как будто исходящее из бездны тысячелетий, минувших с той поры, как на землю ступил первый человек.
   Серая Шерсть закончил свою пляску и неподвижно застыл рядом с мертвецами, однако барабаны зазвучали еще громче. Им вторили гулкие завывания дикарей, окруживших место церемониала. В эти минуты на поляну вышли пожилые войны и старейшины племени. Они стали укладывать поверх покойников сухие ветки и делали это достаточно долго. После того, как над телами была воздвигнута пирамида, высотой превышавшая человеческий рост, глава Рода поднес к ней факел. И снова, в свете начавшего разгораться огромного погребального костра, заплясал старый шаман.
   Орадо закрыл глаза, заслушавшись наполненной первобытностью музыкой, вместе с тем чувствуя непреодолимую усталость. В сознании то и дело проявлялись лики существ, лишь отдаленно напоминавших человеческие, всплывали образы величественных храмов, чьи высокие башни сверкали под солнечными лучами. Отчего-то вспомнился город Ио, состоявший из множества каменных насыпей и кривых улочек. И, в конце всего этого, Орадо почудилось отнюдь не пепельного цвета, но синее, умиротворяющее, безоблачное небо.
   - Проснись, старина!
   Кто-то тронул ахеронца за плечо. Молодой человек с трудом приоткрыл глаза и увидел Агрифо.
   - Я, должно быть, заснул...
   - Проспал больше часа, - отозвался тот.
   - Не мудрено, - сказал Орадо, приподнимаясь на своем ложе, глядя на место недавнего священнодействия. Погребальный костер уже почти затух, ночная темень заполняла собой все вокруг. Предвестницей ее являлась прохлада державшаяся в воздухе, казавшемся свежим, и наполненном звучаниями, исходившими из глубины леса. - Я не спал больше суток.
   - Старейшины желают поговорить. Они хотят видеть тебя на большом совете.
   Орадо спешно ополоснул лицо водой из деревянной кадки, удаляя из памяти остатки сна, накинул на себя легкий кожаный жилет и направился к лачуге, возле которой собралось не меньше двадцати дикарей. Остановившись у костерка, вокруг которого сидели старейшины, почтительно поклонился главе Рода.
   Старый вождь, седой и грузный, сидел с прямой спиной и каменным лицом, на огромном черепе горбатого медведя. Выглядел этот человек, одетый в звериные шкуры, украшенные перьями лесных птиц столь несуразно, что его вполне можно было бы принять за шамана. Но висела у него на шее вещица, практически сразу же привлекшая внимание ахеронца - небольшой круглый предмет, похожий на монетку с изображением тигриной морды. Нечто подобное Орадо уже доводилось видеть на страницах какой-то старой книги. В памяти даже всплыло название этой висюльки, - Кулледон. Такие незатейливые украшения когда-то слыли знаками особого расположения владык допотопных государств к приближенным слугам. У нынешних пиктов, судя по всему, эти предметы считалась символами власти.
   Какое-то время старик молча разглядывал ахеронца, потом повернул голову к Агрифо, что-то негромко произнес.
   - Он спрашивает, как тебя зовут, - перевел тот.
   - Ответь ему, - ответил Орадо.
   Агрифо что-то сказал, но замолчал, когда вождь поднял руку и вполне сносно заговорил на языке кхари:
   - Я - Острый Коготь, глава старшего Рода, первый из сыновей Огненной Лисицы.
   Услышав это, Орадо поджал губы. Оказывается, старик не так прост, как ему казалось. Следует тщательнее подбирать слова, чтобы не выразить неуважение к этой раскрашенной образине.
   - Не удивляйся, чужой человек, - продолжал говорить старик. - Я очень долго жил возле Большого Порога и хорошо изучил язык людей народа сумрачных равнин. Мне доводилось..., - он замялся на мгновение, - доводилось общаться с охотниками за головами и с торговцами звериными шкурами. Одни хотели меня убить, другие хотели обмануть.
   - Ты встречался с плохими людьми, вождь, - произнес ахеронец. - Среди кхари, живущих западнее Большого Порога, есть много подлецов. Но есть и такие, которым не чуждо благородство.
   Старик усмехнулся.
   - О благородстве часто говорят люди с жалкими и трусливыми сердцами.
   - Я не из тех людей, смею тебя заверить.
   - Ты говоришь, а я внимаю твоим словам. Однако, звуки бывают обманчивы, чужеземец. Птица Рун кричит в ночи как большая кошка, но это всего лишь пугливая птаха. Как узнать, когда кричит Рун, а когда грозный хищник? Лишь обратив на нее свой взор, быть может...
   - Ты сам волен решать, кто я такой. Я стою перед тобой, безоружный. Я смотрю прямо в твои глаза.
   - Так что же? Змеи тоже смотрят в глаза тем, кого хотят убить. Мы все смотрим на тебя, не скрывая взоров. Мы - дети лесов, не умеющие лгать. Но разве мы - друзья тебе? Или мы - твои враги? Нет, кхари, - Острый Коготь покачал головой. Спокойствие, с которым он говорил, отчего-то обеспокоило Орадо и молодой человек, помимо своей воли сжал кулаки. Взгляд главы Рода, пристальный и не сулящий ничего доброго, ему также очень не нравился. - Живой ты, или мертвый, нам безразлично. Но ты очень похож на птицу Рун. Твоя душа закрыта, твои глаза пусты, как бездонный колодец Гхор-Ка. Весьма непривычно мне видеть белого человека на здешних оленьих тропах. Но я вижу тебя и задаю себе вопросы, на которые пока не могу найти ответов. Скажи, чужеземец, почему ты оказался здесь? Пришел за шкурами зверей, или за нашими головами? Может быть, ты просто ищешь чьей-то крови? Тогда твой поступок следует связать с безрассудной храбростью. Ты не похож на дурака и в глазах твоих еще не потух огонь земных страстей. Если бы я не слышал от своих лучших воинов, что ты убил нескольких мужчин из болотного племени, то счел бы тебя всего лишь глупым, напуганным мальчишкой, плутающим среди невысоких деревьев.
   - Я не сумасшедший храбрец и достаточно хорошо знаю, каким опасностям подвергают себя люди, пришедшие в эти места с восточных равнин. Днем я говорил тому из вас, который разговаривает с духами, что пришел сюда, чтобы встретиться с женщиной, которую вы называете провидицей. У меня нет иных слов для ответа.
   - Нет, кхари. У тебя есть ответы. Много ответов. Но мне сложно судить, какие из твоих слов правдивы, а какие лживы. Чужеземцы часто лгут, спускаясь на оленьи тропы и забирая то, что им не принадлежит, - он поднял руку, показывая зеленоватый камень, который Орадо передал верховному шаману. - А если вы, люди восходящего солнца, приходите в наши леса не за наживой, то приходите за нашими головами.
   - Мне не нужно ничего из того, чем ты дорожишь, вождь, - сказал он, когда молчание стало неловким. - Я пришел сюда не за пушниной и не за кровью. Поверь мне, я...
   Он прервал себя, увидев, как сощурился старик, оценивая его ответ. Острый Коготь заговорил, на этот раз весьма резко:
   - Сейчас от моей веры мало что зависит, ахеронец. Я смотрю на тебя и пытаюсь убедить себя в том, что наступил день, предсказанный мне до великого исхода той, которая вышла из морских вод. Но я не понимаю, почему ты, глядя на меня, не желаешь говорить правду. Вот это, - он вытянул вперед руку, показывая зеленый камень, - ты дал тому, кто общается с духами! Обычную стекляшку, за которую я бы не отдал и сорванной травинки, - он бросил подделку к ногам Орадо. - Должно быть, ты посчитал его одним из тех, кто выдает желаемое за действительное. Ты просчитался, чужеземец. Ты оскорбил нашу веру и посмеялся над памятью наших предков! В другое время, в другом месте я бы приказал снять голову с твоего тела, но сейчас следует думать об иных, более важных вещах. С недавних пор на холодных равнинах, среди камней, пророс красный вереск. Он возвещает о скорых переменах. Серая Шерсть уверяет меня, что приближается время великой жатвы, во время которой дети леса возвратят себе то, что некогда у них отняли жабьи люди. Звездное колесо повернет время вспять. Возвратятся наши женщины и под кронами здешних деревьев снова зазвучат детские голоса. Но чтобы это случилось, ты должен говорить правду, кхари. Зачем ты желаешь встречи с той, которая грезит?
   - Я ведь говорил уже. Могу всего лишь повторить...
   - Ты снова солжешь! - Острый Коготь встал со своего места. - Ты пытаешься убедить меня в том, что тебе нужны ее советы. Но тот, кто не желает проливать чью-либо кровь, не держит за спиной остро заточенный кинжал! Ты не шел говорить с нашей названной матерью, кхари. Ты шел, чтобы убить ее!
   Орадо не нашел слов, чтобы ответить. Он перевел взгляд с главы Рода на своего друга, а тот сжимал руки в кулаки и тяжело дышал, опустив голову, глядя на угли в глубокой яме. Похоже на то, что в груди Агрифо все кипело от злости. При мысли о том, что сейчас творилось в голове у этого человека, ахеронцу стало не по себе.
   - Послушай меня, вождь..., - заговорил он, пытаясь найти хоть какие-то слова в свое оправдание. И в этот момент Агрифо со всего размаху ударил Орадо кулаком по лицу. Он пошатнулся, чувствуя, что теряет опору под ногами, а потом, получив второй, еще более сильный удар, упал на колени. В глазах потемнело, из носа потекла кровь.
   - Ублюдок!! - прорычал Агрифо, опрокидывая его на землю ударом ноги. - Ты врал им! Ты врал мне! Ты врал всем, кхари!!!
   Он еще что-то прокричал, но Орадо его уже почти не слышал. Он смотрел на главу Рода, державшего в руках обоюдоострый стилет, на Агрифо, которого пыталось сдержать сразу несколько пиктов. Смотрел на улыбавшегося шамана и думал о том, что все происходящее не является реальностью. Это не должно быть реальностью!
   - Прости, дружище, - прошептал он, сплевывая кровь. - Я действительно... лгал. Тебе и им... Но у меня не было выбора! У меня не было выбора, пойми! Ведь ты бы не пошел со мной, если бы я сказал тебе правду. А что я без тебя? В этих... В этих поганых лесах, где всякая тварь пытается кого-то сожрать, мне без твоей помощи не обойтись, понимаешь?
   - Я верил тебе! Верил, как брату по крови, - сказал Агрифо. - А твое сердце оказалось таким же гнилым, как и у всех кхари! Мой долг крови выплачен, гнида! Дальше делай что хочешь, а я пойду своей дорогой.
   Орадо не ответил. Он склонил голову, проклиная тот миг, когда прошедшей ночью в его дом явилась незваная гостья. Если бы не ее визит, то, вероятно, спал бы он сейчас на мягкой перине, в своей кровати. Жил бы припеваючи до тех пор, пока не отворились врата в безвременье и не явились по его душу твари, обитающие на кромке миров.
   Он еще раз сплюнул набравшуюся во рту кровь, попытался подняться на ноги, опираясь на чью-то руку. Только потом понял, что встать ему помог тот раскрашенный татуировками парень, который руководил отрядом разведчиков, в Гибельной Топи. В глазах этого юноши не было злобы, но ведь он не говорил на языке кхари и не разбирался в сути произошедшего. В противном случае, наверное, одним из первых пронзил бы сердце ахеронца своим копьем.
   Глава Рода что-то произнес и Орадо усадили на один из камней, укрытых звериными шкурами. Ему подали какую-то рваную тряпку, смоченную в холодной, родниковой воде, а потом пикты снова расселись вокруг костра.
   - Так что же мне с тобой делать, чужеземец? - устало спросил глава Рода, когда все притихли. Теперь Острый Коготь сидел, прислонившись спиной к укрытому оленьими шкурами камню, напоминая каменное изваяние: темные, глубоко посаженные глаза устремлены куда-то в пустоту, а в них играло отражение пламени, плясавшего на угольках, в яме. - Не бойся за свою жизнь. Убивать тебя я не стану. Да и не хочу... Сегодня ты лишился преданного друга, а чего лишишься завтра - знает только наша названная мать.
   Орадо покачал головой, приложил тряпку к кровоточащему носу.
   - Ты говоришь, что я могу не опасаться за свою жизнь, но это не так. Если тебя и правда интересует, чего я опасаюсь, то интересуйся у него, - сказал Орадо, потом указал на шамана, стоявшего за спиной главы Рода. - Кому, как не ему знать, что именно привело меня в эти места? Поговори с ним, расспроси о желаниях духов предков. А меня отпусти, вождь. Я должен идти на холодные равнины и поговорить с прорицательницей. У меня нет пути назад.
   - Ты снова говоришь неправду. Наша названная мать утверждает, что перед нами, с каждым вздохом, открываются тысячи дорог.
   - У меня есть только одна, - упрямо произнес ахеронец. - Я не намерен сворачивать со своего пути. А ты либо отпустишь меня, либо назовешь своим пленником.
   - Ты не пленник. Ты - глупый упрямец. Такой же бестолковый, как мои лисята, - Острый Коготь указал на молодых воинов, сидевших на камнях, за спинами старейшин. - Ведь я привел их сюда не для того, чтобы проливать человеческую кровь, а для того, чтобы вложить в их сердца камень памяти о лесе, который их предки когда-то потеряли. Привел также, как и много раз до этого приводил их отцов. Я всего лишь хотел, чтобы мой народ видел землю, завещанную нам старыми богами. Но ты сломал колесо их судеб, кхари! Ты, чужеземец, своим появлением помог этим мальчишкам превозмочь собственные страхи и теперь они не думают ни о чем, кроме того, чтобы выгнать с наших земель чужаков. А как же иначе? Они видели, как болотный змей пожрал одно из порождений древних богов и посчитали, будто тебе содействуют духи наших предков, - он рассмеялся. - Никто не может разубедить их в том, что сейчас не самое подходящее время для начала войны. Ни я, ни Серая Шерсть. Старшие сыновья Огненной Лисицы не желают этой войны, потому, что знают, наш враг еще силен. В Гиблой Топи остается много жабьих кланов, в которых наберется достаточное количество воинов, чтобы убить нас всех не по одному разу. Но если ты позовешь моих детей за собой, в Гиблую Топь, чтобы возвратить утраченные нашим племенем земли, то они пойдут. Они видят в тебе что-то, чего не вижу я, пришлый человек.
   Орадо с безразличием пожал плечами. Не сложно было понять, что суеверие варваров простиралось намного дальше капли крови тварей, что внушали им беспредельный страх. Также, как великое уважение внушает женщина, почитаемая ими многие века, безмерный ужас вселяли в их сердца существа, подчинявшиеся воле духов леса, или честолюбивого подонка.
   - Мне нет дела до ваших войн и племенных распрей, - сказал он. - Еще меньше меня интересуют ваши земли и оленьи тропы, я уже говорил.
   - Да, кхари, - скрипучим голосом промолвил старик. - Эта война никогда не станет твоей. Но мертвые требуют отмщения. Ты не слышишь их, наверное. Ты глух и слеп в своих устремлениях, поскольку родился и жил в каменном лесе. Там не звучат голоса певчих птиц и нет оленьих троп. Там не живут духи предков. Лишь дети леса внимают их голосам и послушно выполняют их волю.
   Нахмурившись, Орадо протер влажной тряпкой верхнюю губу, стирая остатки крови. Посмотрел в сторону Агрифо и увидел, что тот безучастно стоит в стороне, очевидно не желая участвовать в разговоре. Вот ведь паскудник! Но стоит признать, что бывший приятель, оскорбленный в лучших из чувств, имеет право на него злиться. И кулаками он тоже машет неплохо. Впрочем, что уж об этом говорить? Дважды за сутки получать взбучку от людей, не имеющих благородного звания, удосуживается не всякий аристократ.
   - Ты, наверное, хочешь, чтобы я произнес какие-то слова, которые могут воодушевить твоих мальчишек, - сказал Орадо после недолгой паузы. - Но я всего лишь обычный кхари. Словам моим веры нет и не будет. Скажи своим лисятам, что я не умею повелевать болотными гадами. Думаю, что ни у кого из людей не должно быть такой власти.
   - Хорошо, чужеземец, - едва слышно проговорил Острый Коготь. - Я рассчитывал на другие слова, но передам им и эти. Я никому не скажу, что твоя душа столь же труслива, как у воробья, потому, что всем нам известно, что ты - хороший воин. Сегодня, в честном бою ты убил одного из младших вождей водяной крысы.
   - Я не знал, что это был вождь.
   - Мне также сказали, что ты забрал себе его оружие.
   - Я считал, что брать оружие поверженного врага не возбраняется, - произнес Орадо. - Или же я ошибался?
   - Нет, кхари. Ты поступил правильно. Нельзя допустить, чтобы благородное оружие пропало втуне. Хотя ты и принадлежишь к расе изнеженных полуженщин, в бою ты повел себя как мужчина. Забрав топор достойного противника, ты почтил его память. Мне же остается только надеяться, что он был достоин оказанной ему чести.
   - Ручаюсь, что это так. Он дрался так, как могут драться только хорошо обученные легионеры.
   - Значит, его душа без сожалений ушла в озерный край, богатый рыбой и дичью. Я, вожак лисьей стаи и глава старшего Рода, говорю, что оружие по праву принадлежит тебе. Как его жены и дети.
   - Благодарю.
   - Не в лице таких проходимцев как вы я думал обнаружить знак небес, - прошептал старик. - Вы - грязные оборванцы, пришедшие с восточного края.
   Орадо всего лишь провел пальцами по разбитой губе и бросил взгляд на свою одежду. Наверное, он действительно выглядел весьма неопрятно. Скомканные волосы, пропахшая потом рубаха, выглядывавшая из-под мятого кожаного жилета, грязные брюки, небрежно заправленные в сапоги. И многочисленные пятна крови, как своей, так и чужой. Все это не вязалось с обликом знающего себе цену человека, каким он привык себя представлять в обществе напыщенных, знатных господ.
   - Род Огненной Лисицы ждал исполнения предначертания двадцать лет, - продолжал говорить Острый Коготь. - Долгие годы, проведенные в изгнании... Зрелым, полным сил и надежд воином я был, когда мой народ ушел из этих мест на юг. Стариком я возвратился сюда, в предсказанный названной матерью срок. Очень скоро я верну домой детей леса рассеянных по приграничным землям, - старик замолчал ненадолго, задумавшись о чем-то. - Да, мы возвращаемся, человек кхари. Наши жены и дети покинут Большой Порог, следуя знакам судьбы. Птица Рун пропоет свою песню младшим вождям и они также сойдут на оленью тропу. Посмотри туда, чужеземец! - он указал на догорающее в центре поляны кострище. - Ради твоей жизни сегодня трое из нас отправились в заоблачный лес. Ты сошел на оленьи тропы, а они заплатили за это большую цену. Стоило оно того, или нет - не мне решать, маленький, смертный человек, - он вздохнул. - Однако, духи предков уже выразили свою волю! Никто имеет права упрекнуть меня в ослушании. Никто не имеет права запретить тебе, кхари, говорить с той, которая вышла из морской пены, в дни гибели красной земли, что когда-то горделиво возвышалась над солеными водами. Если ты полон решимости продолжить свой путь, то тебе вернут твое оружие и разрешат следовать на запад. Я даже дам тебе сопровождающего, чтобы ты не совершил по дороге какой-нибудь глупости и не попался на глаза жабьим людям. Ты, - старик указал пальцем на пожилого воина, на щеках которого имелись татуировки оленей с ветвистыми рогами, - Такеш-Ока, сын Быстроногой Лани, долго жил в восточных пределах и хорошо знаешь язык кхари. Тебе, одному из немногих, находящихся здесь, известно предначертание. Поэтому, именно ты пойдешь с чужеземцем на холодную равнину, по дороге королей и проследишь за тем, чтобы он не сворачивал со своего пути. Если чужеземец попытается сойти со своего пути, или причинить вред нашей названной матери, то убей его. Убей, не взирая на все запреты!
  Старый воин приложил ладонь к груди в знак послушания. Орадо с неудовольствием подумал, что этот дикарь вполне может вонзить нож в спину, если что. С него станется...
   - Мне возвратят оружие? - спросил он.
  - Возвратят, - ответил Острый Коготь. Он махнул рукой кому-то, находящемуся у ахеронца за спиной и очень скоро перед Орадо положили ножны с мечом, а также боевой топор. - Мужчина не должен ходить по оленьим тропам беззащитным. Но не думай, что я всецело поверил в искренность твоих намерений, кхари. Это, - старик указал на стилет, который по прежнему держал в руках. - Останется здесь.
   Остаток ночи Орадо провел сидя у костерка, что развел возле убогой лачуги, которую уже привычно называл своим временным жилищем. Иногда, положив голову на сумку, смотрел на безоблачное, звездное небо, иногда дремал, стараясь заснуть. Но сон не шел. В голове то и дело возникали путанные, навязчивые мысли, в памяти всплывали и растворялись образы тех людей, с которыми он когда-либо встречался. Хмурился владыка Змеиного Трона, щерился в улыбке городской подеста, шептал странную молитву слепой старец... Эти люди нуждались в помощи, но в то же время обвиняли его, Орадо Кастильского, во лжи! Вот теперь и местные жители, недомерки, рассчитывают на то, что он, чужой им по крови, ненавистный кхари, поможет выгнать с их земель кровожадных, пришлых отморозков. Суеверным дикарям потребовалось совсем немного для того, чтобы воспрянуть духом и поверить в свои силы, - увидеть, как болотная гадина раздавила в своих объятиях паука-переростка. А то, что он сам в ту минуту изрядно струхнул, никого из пиктов не интересовало! Они всего лишь ошибочно приняли пение птицы Рух за воинственный клич и захотели крови...
  "Да пусть идут к демонам эти размалеванные обезьяны!", - подумал Орадо, недовольно поворошив палкой угольки у своих ног. Поежившись от холода, подбросил в костер хворост и накинул на плечи жилет.
  Пламя разгорелось с новой силой и тьма расступилась, выпустив из своих силков образы теснящихся рядом высоких кустарников, совсем не таких, как в светлое время суток, а узловатых, тянущихся к разные стороны корявыми ветвями. Какое-то время ахеронец рассматривал их причудливые, размытые абрисы, потом прислонился спиной к дереву, попытался последовательно припомнить события последней пары суток.
  В целом, он уже неплохо себе представлял картинку, которую складывал по частям из разрозненных сведений, на протяжении всего этого времени. Не хватало только одного значимого фрагмента, касающегося провидицы. Какое место отведено в этом рисунке названной матери лесного народа, молодой человек пока еще не понимал, а потому не хотел делать окончательных выводов, не поговорив с ней. Куда больше Орадо интересовало другое: как бы он не старался внести изменения в сформировавшуюся картинку, все время в центре нее оказывалась своенравная дочь властелина льдов. Это внушало беспокойство, однако возможности хоть как-то повлиять на сложившиеся обстоятельства, к сожалению, не находилось.
  Когда на востоке забрезжил рассвет, а над узенькой речушкой возник туман, ахеронец решил, что пришла пора уходить. Он аккуратно засунул в походную сумку свои вещи, потушил костер и обратился к соглядатаям с просьбой известить о своих намерениях проводника. Те не сразу поняли чего хочет от них Орадо, а когда разобрались что к чему, то не преминули привести Такеш-Оку и уведомить старейшин о желании чужеземца идти на запад.
  Провожало его уже около десятка человек, по большей части молодых людей, посчитавших ахеронца избранником духов-хранителей. Выглянул из своей хижины глава Рода, подошел даже Агрифо, который привык бодрствовать в эту пору суток. Он положил на плечо Орадо ладонь, тем самым желая удачи, а потом отошел, ничего не сказав на прощание. Судя по всему, бывший приятель так и не простил ахеронцу лживые слова и дурные мотивы поступков, которые мыслил неприемлемыми.
  - Ты, наверное, неплохой человек, кхари, - сказал Острый Клык. - Не носи в своем сердце острый камень лжи и не спускайся на оленьи тропы с дурными помыслами. На том держится чистота нашего леса.
  Сказав эти слова, глава рода ушел. Ушел и Агрифо. А Такеш-Ока, еще немного посовещавшись с соплеменниками, повел Орадо вдоль каменистой реки, что отделяла холодные пустоши от леса.
  Примерно через полверсты, проводник спустился к самой воде, в дымку тумана и прошелся из стороны в сторону, вероятно разыскивая знакомый брод. Он нашел его достаточно быстро, после чего подозвал Орадо и уже вместе, без затруднений, они переправились на противоположный берег.
  Дальнейший их путь пролегал, сквозь чащу густого леса, под переплетавшимися ветвями высоченных деревьев. Здесь стояла утренняя сы?рость и властвовала темнота, в которой взгляд едва цеплялся за размытые очер?та?ния кустарников и невысоких трав, тянувшихся ко всякому слабом отблеску света, проникавшему через пышные кроны. Кое-где, между могучими стволами дубов и ясеней, угадывались остатки каких-то построек, наполовину ушедших в мягкую землю. Когда утренний туман рассеялся, а солнце рассеяло сумрак, стала видна и сильно заросшая мхом и терновником, широкая дорога - та самая, которая пролегала через Гиблую Топь. Она приобретала четкие очертания по мере того, как редел лес, постепенно переходивший в подлесок. В ширину этот старый тракт достигал десяти шагов и состоял из черных, каменных плит, каждая из которых имела пять граней. Нечто подобное имелось в старой части Пифона, там, где здания располагались так близко друг к другу, что промеж них с трудом могла проехать даже повозка. Но если кхари старались сохранить наследие старины на равнинах, лежавших к востоку от Большого Порога, то на здешних землях время обходилось со старыми руинами куда менее обходительно и беспрепятственно обращало в тлен все, до чего людям леса не было никакого дела.
  Периодически попадались межевые камни, на которых еще можно было различить символы, обозначавшие направление и расстояние до ближайшего крупного населенного пункта. Возле одного из этих валунов Орадо остановился, разглядывая его, с грустью думая о том, что старый тракт, как будто застывший во времени, едва ли будет востребован торговцами и путешественниками. Оказавшись не в силах разобрать обезображенные ветрами и лишайниками письмена на плесневелом камне, молодой человек зашагал дальше.
   Между тем, зеленые травы все чаще уступали место серым краскам пустоши, бравшей свое начало в здешних местах, растянувшейся, должно быть, на многие десятки верст. Позже они и вовсе исчезли, уступив место однообразному красному вереску и лишайникам. Кроме того, перестали встречаться остатки древних строений. Куда не глянь - всюду виделась только широкая равнина, однообразная, тянущаяся, кажется до самих Красных гор. От земли веяло чем-то обжигающе холодным, враждебным человеческому роду. Словно там, глубоко под ногами, были открыты врата в наполненную ледяным пламенем бездну. Казалось, что вокруг, на многие десятки полетов стрелы, не было ничего живого.
  Орадо глубоко сделал глубокий вдох и неторопливо выдохнул, с интересом наблюдая за тем, как исходивший от приоткрытого рта сизый дымок растворяется в прохладном воздухе.
  Определенно, со здешней землей что-то было не так.
   Спустя еще какое-то время, вдали показались руины некогда грозной цитадели, разрушенной если не по воле человека, то могучей стихией. Она не имела ничего общего с теми неприступными крепостями, какие когда-либо видел Орадо. Угрюмое строение стояло на возвышенности, как будто грозя небесам остатками своих шпилей. Подойдя чуть поближе, ахеронец понял, что оно состояло из тяжеловесных камней разной формы, увеличивавшихся в размерах ближе к основанию. В сравнении с некоторыми из них человеческое тело казалось совсем маленьким и хрупким. И хотя большая часть постройки давно уже превратилась в руины, причудливые башни каким-то непонятным образом держались, напоминая кости мертвого исполина.
  Ахеронец, затаив дыхание, рассматривал остатки величественной некогда крепости - источник панического ужаса для многих людей, однако никаких признаков того, что это место и впрямь могло являться прибежищем большого зла, не находил. Развалины оказались пустыми, совершенно необитаемыми. Орадо попытался представить себе, как могла выглядеть мощная цитадель в те первые годы, когда ее выстроили в этом пустынном краю. Воображение заиграло мрачными красками, сквозь которые проступило нечто, внушающее беспредельный ужас всему живому - огромный череп, в пустых глазницах которого отсвечивало пламя самой преисподней.
   - Неужели это и есть святилище пиктов? - прошептал он, наконец. - Это Череп Тишины?
   - Да, кхари, - отозвался проводник. - Было время, когда вожди племен собирались у этих стен, чтобы уладить возникшие недоразумения и найти пути примирения. С этой равнины ветра разносили голоса великих вождей по пустошам пиктов. Здесь живут духи великих воинов.
  - А мне говорили, что тут живут отвратительные демоны.
  - Хей! Хей хоршемиш, кхари, - престарелый пикт рассмеялся. - Эти истории придумывают наши женщины, чтобы белые люди не ходили по дороге королей и не касались священных камней.
  - Сам то ты бывал тут не раз, наверное.
  - Конечно! Я тоже когда-то слушал слова названной матери, - лицо пикта помрачнело. - Мальчишкой я приходил сюда вместе со своим отцом, а позже, у большого костра рассказывал своим сыновьям легенду о могучем великане, рожденном в буре былых столетий. О великом войне и страннике, изгнавшем безымянное чудовище из крепости и очистившем землю от остатков Скверны, остававшейся здесь с незапамятных времен.
   - Ты говоришь о Скверне. Но много ли тебе известно о том, что она из себя представляет?
   - Мне думается, что на самом деле никто не понимает, что это такое. Старые боги уснули, а молодым нет дела до прошлого. Может быть поэтому, а может быть из каких-то еще побуждений, они и скинули с небес каменный лед с помощью которого, в момент опасности воззвали к первозванному.
   - Скинули? - с удивлением спросил Орадо. - Почему скинули? Я слышал, что младшие боги его просто спустили и оставили где-то в этой безмолвной пустоши.
   - Как бы не так! Говорящие с духами утверждают, что страх молодых богов перед силой этого камня был столь велик, что они сбросили его с самой высокой из земных вершин. Он упал на землю и раскололся на множество частей. Самые мелкие осколки быстро растаяли, а большие пропитали холодом землю. С тех пор жизнь покинула эти места. Даже красный вереск пророс среди черных камней лишь в пору моей юности.
  - Земля оттаивает, - с безразличием сказал Орадо, пожав плечами. - Когда-нибудь время сотрет эти руины и здесь снова смогут жить люди.
  - Это плохо, - отозвался Такеш-Ока. - Здесь никто не должен жить. Это священное место. Оно принадлежит духам предков.
  - Не вижу ничего плохого в том, что исчезнет источник страхов и старых суеверий.
  - Ты просто не понимаешь! Еще совсем недавно на этой равнине звучали голоса наших вождей. Когда-нибудь, если верить словам бессмертной женщины, они зазвучат тут снова. А если тут поселятся люди, прорастет лесная трава, потекут реки и начнут петь птицы, то где будут решаться вопросы мира и войны? Колдун не зря привел в здешние земли жабьих людей. Он хочет объединить племена в большой кулак и пойти на города кхари. Здесь, у Черепа Тишины, сейчас звучит лишь его голос. Если бы дети леса не прислушивались к советам названной матери, то давно бы уже признали его верховным вождем и проливали кровь бледнокожих там, за Большим Порогом. Всех нас объединяет ненависть к твоему народу.
  - Вы торгуете с нами, перенимаете наши верования и традиции, но при этом ненавидите нас. Почему?
  - Кхари приходят на оленьи тропы за нашими головами. Мой дед был убит кхари. Мой брат был убит кхари! Моя жизнь сейчас неразрывно связана с кхари и кхари будет виновен в том, что я ее лишусь. Вы приходите в наши земли, убиваете, берете то, что вам не принадлежит и лжете. А мы платим за это собственной кровью.
  - Вы отвечаете нам не меньшей жестокостью.
  - Хей! - Такеш-Ока приложил руку к груди. - Ты прав. Мы тоже ходим за головами, на восток. Так велят духи предков! Они хотят мщения. Земля, на которой ты живешь, когда-то принадлежала моему народу. Мы владели ей на протяжении тысячелетий, со времен великой тьмы, но пришли вы и захотели нашей крови. Подумай о том, кто первым поднял топор войны, ахеронец!
  Последние слова пикта так громко прозвучали под стенами старой крепости, что Орадо в потрясении остановился. Он глянул на черные глыбы разной формы и величины, во множестве лежавшие по обе стороны от дороги и задался вопросом, каким образом эти камни являются причиной необъяснимого звукового явления. Да и камни ли это вообще?
  Ответ возник в его голове практически мгновенно. Поддавшись любопытству, молодой человек невольно подался с дороги, к ближайшему, торчавшему из земли черному валуну, но в тот же момент проводник схватил его за руку.
  - Ты не должен сходить со своего пути. Помни, что это место охраняется духами моих предков.
  Орадо ничего не ответил. Он не сводил глаз с поблескивавших в свете солнца бесформенных глыб, как будто оплавленных пламенем и пытался убедить себя в том, что все это - ложная действительность. Обычный мираж, который может привидеться усталому путнику в знойной пустыне. Но едва ощутимый холодный ветерок, неустанно дувший со стороны крепости, являлся доказательством реальности происходящего. За пределами дорожного полотна, находились развалины цитадели, в незапамятные времена выложенной из черного льда.
  Значит, вот какую тайну пикты веками хранили на холодной равнине! Вот что являлось темницей для ужаса, хранившего в себе суть первозданной тишины и пропитало холодом землю, сделав ее бесплодной!
  - Идем же, - Такеш-Ока потянул Орадо за рукав. - Тебе не стоит задерживаться тут. Я слышал, что некоторые белокожие, смотревшие на эти развалины, сходили с ума.
  - Разве по этой дороге ходят белокожие?
  - Ходить по ней может всякий человек, который осмеливается пройти через наши леса. Названная мать не противится присутствию таких как ты в круге из камней. Но я не встречал глупцов, которые осмеливаются сходить на оленьи тропы так далеко от Большого Порога. Вы, кхари, трусливы...,
  Такеш-Ока оборвал свою речь, глянул в сторону ближайшей насыпи. Орадо посмотрел туда же, но не увидел ничего, что могло бы привлечь его взгляд: Тут и там гро?моз?дились об?ломки ледяного колокола и, у стены старой крепости, в блеске покрывавшего каменистую землю инея виднелись похожие на тоненькие колышки, ветви красного вереска.
  Однако, что-то заставило молодого человека забеспокоиться.
  - Ты что-то услышал? - спросил он.
  - Камень разговаривал с камнем, - отозвался пикт после чего, понизив голос до шепота, поинтересовался: - Ты хорошо бегаешь, чужеземец?
  Орадо кивнул.
  - Тогда не теряй времени. Поспеши на заход солнца и постарайся не сходить с дороги, пока не увидишь холм, на котором лежит множество черных камней. Там безопасно. И молись своим богам, чтобы они защитили тебя, чужеземец. Да смилостивятся они над тобой...
  - Ты только что обвинил меня в трусости, - нахмурившись, произнес молодой человек. - А теперь желаешь получить подтверждения своим словам? Если среди этих развалин, скрываются какие-то люди, то...
  - Ты опять не понимаешь, кхари! - резко сказал проводник. - На этой равнине пикты не могут пролить человеческую кровь, не разгневав духов-хранителей. Там, - он ткнул пальцем в сторону насыпи, - не люди!
  В этот миг, от одного из черных осколков льда, находившихся возле той самой насыпи, отделилось нечто похожее на размытую кляксу и стало двигаться в сторону дороги. Оно перемещалось настолько быстро, что Орадо не сразу понял, что это может быть такое. Когда же он осознал степень опасности - вытянул из ножен меч.
  И тут же услышал крик пикта:
  - Беги, кхари! Беги, иначе погибнем оба!
  Орадо сделал шаг назад и кратко выругался, проклиная себя за малодушие. Ему чертовски надоело удирать, спасая свою шкуру от разнообразной нечисти. Но проклятый недорослик был прав. Шансов на то, что люди, вооруженные обычным холодным оружием, смогут одолеть восьмилапое чудовище, почти не имелось. А начинать бой, исход которого был известен, предполагая, что за порогом смерти распростерлась одна лишь бездна первозданного хаоса - затея, достойная последователей бога дураков. Поэтому, услышав со стороны крепости визжание другой твари, рассудив, что выбор у него не велик, ахеронец со всех ног припустил по дороге, на запад.
  Он пробежал около сотни шагов, когда услышал предсмертный крик человека, которого оставил на растерзание демоническим созданиям, неподалеку от крепостной стены. Остановился, глянул назад. В тени старой цитадели ужаса увидел паука, разрывающего на части человеческое тело. Чудовищных размеров тварь, обезумевшая от запаха крови, навряд ли сейчас была способна оторваться от своей трапезы. А вот другой арахнид, размерами поменьше, быстро спускался с недалекой насыпи, направляясь к Орадо. Убежать от этой дряни уже не получится! И если ничего не предпринять, то...
  Впрочем, один вариант спасения, все-таки нашелся! Паршивый, но, за неимением лучших альтернатив, сойдет!
  Ахеронец наклонился и крепко сжал в кулаке стебель чахлого вереска, проросшего между камнями. Острые шипы вонзились глубоко в кожу, пальцы окрасились красным. Не раздумывая долго, молодой человек стянул с себя походную сумку, начал обмазывать ее кровью. Потом взялся за веревки, что стягивали горловину, раскрутил свою ношу над головой, бросил в сторону приближающегося чудовища. Сумка шмякнулась на землю, прямо перед пауком и тот остановился, почуяв запах крови. Может быть, арахнид и обладал каким-нибудь подобием разума, но сейчас всецело оказался во власти первобытных инстинктов. Приподнялся на задних лапах, повертелся, вероятно пытаясь понять, где находится желанная добыча, после чего начал с остервенением рвать походную сумку на клочки.
  Но этого Орадо уже не видел. Он со всех ног улепетывал к невысокой насыпи, над которой возвышались черные камни, а за ними стоял рваный, грязный шатер.
  

Глава шестая. Ответы на вопросы.

  
  Еретик убегал. Очень скоро он достигнет круга из черных камней, где окажется под защитой бессмертной женщины. Захочет ли он убивать ту, которая грезит? Лишь старые боги знают, какие мысли сейчас вертятся в голове этого змееныша. Впрочем, от ветхого жилища провидицы мальчишка далеко отойти не сможет. Воплощения прядильщицы судеб хорошо знают как пахнет кровь, наполняющая этот живой сосуд и не оставят его в покое, пока не опустошат до дна.
  Сейчас впору подумать о том, что делать с телом второго нечестивца. Маленький человечек хорошо дрался и даже сумел нанести пауку небольшую рану, повредив копьем один из восьми глаз. Этот дикарь вполне достоин того, чтобы быть принесенным в жертву старым богам. Тело пикта сильно изувечено, но голова почти не повреждена. Душа его по-прежнему находится в глубинах угасшего разума, пылкая, ожидающая освобождения из заточения плоти жаром погребального костра. Она станет хорошим дополнением к сонму хранителей круга из камней, не позволяющих полубогине покинуть это место.
  Хорин подошел к растерзанному телу пикта, лежащему на дороге, склонился над ним и поморщился от досады. Человек оказался ему незнаком. Конечно, он был достоин смерти, но еще вчера спутником кхари являлся другой дикарь, - мерзавец, осквернивший священный очаг.
  - Возьмите голову этого нечестивца, - приказал Хорин шаманам. - Насадите ее на его же копье и отнесите к остальным.
  Потеряв интерес к лежащему на старой дороге мертвецу, старик неторопливо зашагал к незримому узилищу, в котором вот уже больше двадцати лет содержалась его бессмертная пленница.
  

***

  
  Что за дьявольщина?!
  Орадо остановился возле груды черепов, чувствуя, как поднимается откуда-то из темных глубин его подсознания волна отвращения. Какое-то время он разглядывал человеческие станки, пытаясь хотя бы примерно определить количество голов, лежавших на земле, в пределах видимости. По самым скромным подсчетам выходило не меньше двухсот. Какие-то черепа были совсем трухлявыми, готовыми развалиться, казалось, от малейшего прикосновения, но средь чахлого, красного вереска виднелись и такие, которые сохранили на себе остатки плоти. Должно быть, колдун проводил в этом месте богомерзкие обряды множество раз, укрепляя границы через которые в круг из каменных камней не могло проникнуть ни одно существо, имеющее магическую природу. Впрочем, вернее предположить, что он не хотел выпустить из этого круга ту, которую опасался, смерти которой очень хотел. С подобными ограждениями Орадо уже сталкивался на северных равнинах, там, где шаманы, поклонявшиеся жестокосердному богу Борею, возводили могильные курганы, заставляя духов убитых ими на жертвенных алтарях людей охранять покой знатных мертвецов. Сложно сказать, насколько действенной являлась такая защита в отношении существ, не имеющих плоти и костей. Быть может, от нее и был какой-то толк. Но обычные осквернители праха проникали через незримые барьеры без особого труда, порой даже не подозревая об их существовании.
  Здесь, на возвышенности, было достаточно прохладно. Ветерок приятно освежал лицо, способствуя тому, чтобы страх перед жуткими питомцами колдуна чуть отступил и снова возникло любопытство.
  Что же, все-таки, это за место?
  Орадо приблизился к одному из черных монолитов. Коснулся его пальцами, желая убедиться в верности своих предположений. Почувствовав нестерпимый холод, отдернул руку, отступил. Тут же хрустнул под ногами один из черепов. Этот звук был настолько громким, что молодой человек негромко выругался и оглянулся назад, вспомнив о своем преследователе.
  Отвратительная тварь на которую не находилось управы, неподвижно стояла возле одного из осколков черного льда, устилавших каменистую пустошь. Сейчас чудовище казалось неживым и напоминало жуткую статую, созданную безумным скульптором, потерявшим рассудок где-то в темных глубинах своего сознания. Но Орадо знал, что стоит ему сделать всего лишь пару шагов за пределы священного места, как оно зашевелится.
  Оно уже не отступит.
  Стало быть, отсюда ему уйти уже едва ли удастся. Рано, или поздно проклятый колдун пополнит свою коллекцию черепов за счет его головы и прорицательница не сможет этому помешать!
  Впрочем, где же она сама?
  Орадо подошел к шатру, чуть отодвинул рваный полог, вглядываясь в темень, царившую внутри ветхого, сотканного из шкур животных, жилища. Взгляду его предстало небольшое каменное возвышение, на котором, скрестив ноги, сидела стройная женщина с чуть раскосыми глазами. Перед ней стояла жертвенная чаша, в которой плясало, разгоняя сумрак, голубое пламя. Присутствия незваного гостя провидица, наверное, не замечала
  Ахеронец не решился подойти ближе, подозревая, что женщина находится под воздействием наркотических паров какого-то вещества. Однако, ничего подобного в воздухе не ощущалось. Он был на удивление чистым и хотя неяркое пламя в жертвенной чаше, должно сильно чадить в небольшом, замкнутом пространстве. Впрочем, Орадо сильно сомневался в том, что это был обычный огонь. То, что служило источником света в этом шатре, разгоняющим беспросветный сумрак, напоминало аватар какого-то духа.
  - Ну, что стоишь как вкопанный, Орадо Кастильский? - спросила женщина, приоткрыв глаза. - Подойди, раз уж пришел.
  Молодой ничуть не удивившись тому, что провидица знает его имя, послушно приблизился к ней. Он уже готов был сесть на камень перед чашей, когда бессмертная женщина предостерегающе подняла руку.
  - Это место не предназначено для таких как ты, кхари. Тебе вообще не следовало приходить в эти земли.
  - Я пришел не по своей воле.
  - Разве? - насмешливо спросила провидица. - Ты не похож на каплю дождя, что приносит с небес ветер. Ты по своей воле сошел с дороги, что ведет к моему шатру и, тем самым, поменял свою судьбу. К лучшему, или к худшему - пока еще не ясно. Поэтому я повторяю: тебе здесь не место. У богов на тебя имелись другие планы.
  - Мне нет никакого дела до того, какие планы строят в отношении меня боги. Многие из них, по моему мнению, не заслуживают даже того, чтобы о них говорить. Не боги помогли мне там, на болотах, а ты.
  Прорицательница кивнула.
  - В своем отчаянии ты воззвал к моей помощи и твой голос я услышала. В этом месте можно услышать многие голоса, кхари. Нужно всего лишь прислушаться.
  - Тем не менее, я не понимаю, почему ты помогла мне. Ведь ты же знала, что я шел с недобрыми помыслами. Я хотел убить тебя.
  - Но где же твой кинжал, кхари? Где клинок, убивший стража богов и избавивший от мучений существо, которое люди называют безликим богом.
  - Его отняли у меня.
  - В таком случае, я спрашиваю тебя: зачем ты пришел, человек? Почему не отказался с намеченного пути прежде, чем ступил на дорогу королей? И зачем сошел с нее сегодня? Ведь ты не нуждаешься в моих советах и утешениях.
  - Так было прежде, - произнес Орадо. - Еще вчера я думал, что одним ударом кинжала в твое сердце смогу разрешить многие свои проблемы. Но теперь понимаю, как сильно заблуждался. Я проделал слишком долгий путь, чтобы уйти ни с чем.
  - Будь по твоему, человек, - сказала прорицательница. - Прикоснись к пламени, что горит в этой чаше.
  Орадо чуть помедлил, глядя на огонь, колыхавший на голом камне, протянул к нему руку.
  - Да, ты прошел через многое, - сказала женщина. - Но будущее твое туманно. Я вижу множество нитей. Некоторые из них совсем короткие. Другие - длинные. Есть и такие, которые тянутся в бесконечность, но то - тернистые пути, на которые человеку лучше не сходить. Черные нити, светлые... Я вижу красные нити. Вижу золотые. Пурпурная мантия короля, лохмотья нищего, кровь демона, судьба сироты... В твоей крови переплелось многое, но твое сердце не знало любви и милосердия. Оно давно уже заполнено льдом, в котором горит иное пламя. Это пламя носят в себе хладнокровные убийцы, но ты не из их числа. Скажи мне, чего ты хочешь?
  - Мне нужны ответы на имеющиеся вопросы. Я должен многое понять.
  - Ты уже во многом разобрался. Интриги, злые помыслы... Навряд ли имеет смысл разъяснять такому как ты, столь очевидные вещи. Ложь привела тебя сюда, кхари. Одна только ложь, проросшая из семени сомнения, посеянного в твоем разуме своенравной девочкой. Ты знаешь это, а об остальном догадываешься.
  - Я знаю, что маленькая стерва сговорилась с черными монахами и, заручившись поддержкой бога дураков, отдала им стража богов. Я также знаю, что она, с некоторых пор, желает моей смерти. Но почему?
  - Потому, что ты не оправдал ее ожиданий, кхари. Ты лишен амбиций и равнодушен к той власти, которую она из века в век сулит своим игрушкам. Она не способна подчинить себе твою волю и видит в тебе помеху в осуществлении своих замыслов. Девочка запуталась в своих влечениях и необузданных страстях. Тем не менее, ее можно понять, также, как можно понять своевольного ребенка.
  - Она - не ребенок! Она - дочь хранителя ключей от севера.
  - Все мы - дети своих отцов. Мой отец был правителем островного государства, что ныне покоится на морском дне, твой - знатным аристократом, полюбившим верховную жрицу покровительницы матерей, - прорицательница улыбнулась. - У вождя племени Огненной Лисицы - восемнадцать детей, а у вождей племени Выдры дети не рождаются уже около двадцати лет...
  - Так ты... Ты - богиня семейного очага! - в изумлении проговорил Орадо, ошеломленный своей догадкой. - Ты - Видия!
  - У меня было много имен, - произнесла прорицательница. - Причудливо переплетаются порой человеческие судьбы с судьбами богов. Они даже в чем-то похожи. Я родилась во дворце и жила, преисполненная мечтами о великой любви, огороженная от смертных грехов. А меня положили на водный алтарь и опустили на морское дно, отдав великому змею, в качестве одной из его жен. Посредством своего семени, Посейдон дал мне силу, о которой может мечтать каждый из смертных. Но он забрал часть моей души. Отнял способность любить и рожать детей. Ты видишь перед собой ту, которая грезит, но является человеком лишь отчасти.
  - Разве тебе недостаточно того, что пикты называют тебя своей матерью? Они почитают тебя наравне с духами предков.
  - Так же, как ваши жрецы полагают меня покровительницей материнства. Такова моя суть, человек. Хорин этого не понимает. Он хочет получить от меня то, что претит моей природе. Он желает войн.
  - Он выполняет поручение дочери владыки севера.
  - Капризной девочки, прожившей несколько тысяч лет в ожидании в ожидании того дня, когда отец признает ее равной старшим дочерям и выпустит из цепких объятий холода в срединные земли. Она, как я, не способна любить. Ее сердце - черный лед, ее душа холодна как бездна первобытного хаоса. Она лжет и убивает. Но такова ее природа. В том ее несчастье...
  - Несчастье?! - воскликнул Орадо. - Эта ущербная дрянь использует людей, словно игрушки! Она желает смерти мне и тебе. С огромным удовольствием она возложила бы наши сердца на алтарь своего жестокосердного отца!
  - Я не могу ее в том винить. Атали желает привлечь к себе внимание владыки севера, но средства, которые использует в достижении своих целей, не оправдывают ее ожиданий.
  - Ее понимаешь, - сказал Орадо, с усмешкой. - А меня ты понимаешь? Ведь я - всего лишь сломанная игрушка. Оловянный солдатик, по чужой прихоти завладевший оружием, способным отправить в бездну хаоса какого-нибудь второсортного божка.
  - И ты бы это сделал?
  - Ты знаешь, что да!
  - Тогда почему Атали злится на тебя? Почему она считает, что ты не оправдал ее доверия, кхари?
  - Ты сама сказала мне, что девчонка запуталась.
  - Она стоит на распутье дорог, - тихо сказала Видия. - Пытается найти верную, выбирая из тысяч путей. Девочка по своему опыту знает, что одна эпоха сменяет другую, но будущее скрыто от нее за пеленой тумана. Но она способна лишь ощущать близкие перемены, подобно тому, как ощущается дуновение ветра на влажной коже. Атали знает, что близится окончание очередного цикла и боится этого. Ведь время она контролировать не в силах.
  - Что же теперь ожидает человечество? Соленые воды в очередной раз затопят наши города? Боги спустятся с небес, чтобы отделить агнцев от козлищ? А может быть, выберутся из огненной кузницы подгорные тролли и пожрут все живое? К чему нам стоит готовиться, Видия?
  - Ничто не остается неизменным, кхари. Красный вереск пророс там, где прежде были только холодные камни. Очень скоро эту землю начнут возделывать люди. К тому времени, как растает черный лед, здесь будут возвышаться храмы, посвященные пока еще не рожденным богам. Да, - провидица закрыла глаза. - Я вижу багровые капли на лепестках вереска... Вижу большую кровь... Из нее прорастут деревья, на ветвях которых зародятся народы, которые сумеют преодолеть темные века, по тонкой кромке надвигающихся с севера льдов... Хайбори, кхари... Хайбори.
  - Надеюсь, что это все произойдет не при моей жизни.
  - Не при твоей. Но, в отличие от богов, простые смертные в силах изменить то, что предначертано им небесами, кхари. Ты был прав лишь отчасти, называя себя сломанной игрушкой стервозной девчонки, потому, что в глазах прочих, мудрых богов все видится иначе.
  

Глава седьмая. Буря стихий.

  
  Старик не сдержал своего слова! Он не убил ахеронца, хотя имел для этого и желание, и возможности. Этот жалкий человечек, умудрившийся растерять за последние сутки последние крохи того могущества, которым обладал два десятилетия назад, похоже, ничего не мог сделать как полагается! Он слишком стар. Слишком честолюбив и неумел. Давать ему ответственные поручения бесполезно. Пусть этот дикарь доживает свои дни среди вырождающихся болотных ублюдков, которые его ненавидят и боятся.
  Но и мальчишку кхари нужно хорошенько проучить. Убить его сейчас казалось делом очень простым, поскольку отродья мертвого бога, которые людишки предпочитают называть воплощениями прядильщицы судеб, хорошо знают запах его крови. Куда сложнее заставить его уважать свою хозяйку, выполнять ее поручения так же покорно, как стигийский раб исполняет поручения жреца змееликого бога. Для этого требовалось неустанно наблюдать за Орадо и не выпускать из рук цепь от незримого ошейника, который она с недавних пор повесила на его шею.
  Боги, сколько хлопот доставляет ей этот смертный! Он напрочь отказывался умирать! Не сдох в старом склепе, наполненном костями, вырвался из цепких лап смерти и даже выпустил древний ужас ким-арнаг из заточения! Каким-то образом прошел по болотам, кишащим ядовитыми змеями и тварями, охочими до человеческого мяса, а потом снюхался со здешними обезьянолюдьми, и даже заручился их поддержкой. Последнее Атали до вчерашнего дня казалось немыслимым, поскольку здешние леса давно уже считались пиктами оскверненными. Больше двух десятилетий в них не жили люди! А вот поди ж ты...
  Значит, придется вмешаться.
  Мальчишка должен умереть! Сдохнуть, как и те нерадивые смертные, с которыми ей доводилось иметь дело. А там, в холодных чертогах, она лично проследит за тем, чтобы душонка этого человека оказалась в пасти одного из тех волков, которым на пирах молодые хранители севера скармливали души трусов и изменников.
  Атали с удовольствием представила себе, как серые чудовища раздирают на части тело ахеронца и даже хлопнула в ладоши, предвкушая тот восторг, который она получит от новой забавы. Хлопья снега сорвались с ее пальцев и медленно опустились на землю, рядом с черепами убитых старым неумехой людей. Какая-то неприкаянная душа, кружившая невысоко над головой дочери властелина севера, опустилась ниже, вероятно желая прикоснуться к кружащимся в воздухе снежинкам, но девушка отогнала ее взмахом руки. Она терпеть не могла этих побирушек, вечно мешающихся под ногами, пытающихся за чужой счет набраться силы, чтобы выскользнуть из невидимых глазу силков. В конце концов, Атали не принадлежала к крылатым девам, которые летают над полями сражений, выискивая среди павших воинов храбрецов, достойных вознесения в ледяные чертоги. Она - дочь Имира.
  Девушка весело рассмеялась, глядя на то, как дух-хранитель, нелепо кувыркаясь, уносится прочь. Закружилась над человеческими останками, разгоняя оставшихся стражей этого места, потом шагнула через незримый барьер в том месте, где совсем недавно Орадо раздавил один из черепов. Глупый человечек, сам того не ведая, нарушил целостность щита, через который, до его прихода, она не могла проникнуть, как не старалась. Теперь Атали шагала по костям, все глубже погружаясь в вязкую пелену тумана, состоявшего из сотен скованных душ заточенных в круге камней. Оказавшись возле одного из черных монолитов, остановилась, прислушалась к голосам, доносившимся из шатра.
  Похоже на то, что Орадо вовсе не собирался следовать ее указаниям. Маленький человечек предпочел болтать с ее тетушкой вместо того, чтобы перерезать ей глотку и спасти свою жалкую душонку от пропасти безумия. Ну что ж, этого следовало ожидать!
  - Слабовольный дурак! - тихо сказала Атали, не желая прикасаться к грязному, дырявому пологу, загораживавшему вход в шатер, проходя сквозь него. - Ты должен был убить ее!
  Огонь в жертвенной чаше разгорелся, освещая все вокруг голубоватым светом. Люди, находившиеся возле этого очага, замолчали.
  

***

  
  - Я не могу ее убить, - сказал Орадо, обернувшись к дочери властелина льдов. - Вспоминая слова одного из наших общих знакомых, я скажу тебе, что Орадо Кастильский не убивает безоружных людей.
  - Тот монах солгал! - произнесла Атали. - Я видела, как он трясся от страха, когда ты приставил нож к горлу его приятеля. Ты способен поднять руку даже на ребенка, если разглядишь в нем опасность для своей никчемной жизни. Иначе, я бы не доверила тебе клинок, отмеченный Темным Даром.
  - Даже если я захочу, то не смогу убить эту женщину. У меня нет подходящего клинка.
  В глазах Атали блеснуло голубое пламя.
  - Ты не принес с собой кинжал?
  - Я отдал его...
  - Ты сейчас лжешь! - воскликнула девушка. - Ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты проделал весь этот путь просто для того, чтобы поболтать с этой патаскухой?! Ты ведь знаешь, что там, за пределами каменного круга, находятся ручные зверюшки местного колдуна, которые желают разорвать твое тело на части. Лишь Темный Дар мог хоть как-то защитить тебя от них, а теперь... Теперь ты, считай, что покойник! Но признаюсь честно, что я и вовсе не рассчитывала на то, что ты сумеешь добраться до этого шатра. Ты и твой дрессированный пес должны были сдохнуть еще там, в змеиной обители. И я была досадно удивлена, когда узнала, что кое-кто решился оказать вам помощь на болотах, - она глянула на прорицательницу. - Как ты посмела помогать этим ничтожествам, тварь?! - отсвет голубого пламени в ее глазах на краткий миг обратился во что-то очень похожее на безумие, и на секунду Орадо показалось, что своенравная дочь властелина Севера готова поддаться своему гневу, вцепиться бессметной женщине в лицо аккуратно подточенными ноготками. Но этого, к счастью, не случилось. - Взгляни повнимательнее на этого человечка! Ты видишь огонь, который исходит из его душонки? Скажи мне, каким образом это создание, состоящее из плоти и крови, способно хранить в себе столько огня? Такие как он плодятся словно черви, рождаются и умирают, но жизни их подобны бликам солнца на воде! Ты ведь сама одна из них, тетушка...
   - Тетушка?! - ошеломленно спросил Орадо, обращаясь к женщине, сидевшей перед каменной чашей. - Эта девчонка - твоя племянница?!
   - Ты и того не ведал? - с лукавой улыбкой спросила Атали. - Вода и лед родственны по своей природе. Да, мальчик. Это моя тетка. Она - дочь одного из лемурийских царьков, не желавшая делить ложе с моим двоюродным дядюшкой! Эта выскочка прекословила одному из хранителей ключей от темниц, в которых заключены звездные странники. В безумной ярости великий змей расколол ударом хвоста морское дно и морские воды поглотили острова, лежавшие к западу от Турии. Земля содрогнулась от землетрясений и покрылась пеплом от проснувшихся вулканов. Мир на многие годы погрузился во тьму, а виновницу великих перемен, выбросило с морской пеной на берег. А что сделали люди, когда узнали о ее бессмертии? Как ты думаешь?
   - Должно быть, сочли равной богам.
   - Догадался, догадался! - звонко рассмеялась и шутливо пригрозила Орадо пальчиком. - Понимаешь теперь, каково это, раскрывать тайны небожителей? Для нас цена человеческой жизни, равнозначна пустоте. А вот для таких как вы цена бессмертия порой бывает равна цене целого мира.
   Ахеронец промолчал, не зная как реагировать на услышанное.
   - Ты не отвечаешь, - протянула Атали. - Да и что ты можешь сказать? Ты всего лишь человек. А она - изгнанница, скрывающаяся от взоров истинных богов. Я искала ее много лет, а нашла тут, на холодной равнине. Оказывается, людишки не подпускают ее к морским водам, потому, что опасаются, что Морской Змей задушит ее в своих объятиях. И вовсе не безосновательно, правда, тетушка?
   - Он любит меня, - тихо сказала Веста.
   - Любит тебя? Какая нелепость! Многого ли стоит любовь красавицы и чудовища? Кем ты себя возомнила, взбалмошная тварь? Не буду скрывать, что мои многочисленные родственники похотливы и плодовиты, как кролики. Они любят смертных женщин. Я слышала, что по земле ходят сотни их потомков. Но мало кто из этих смертных олухов знает о том, что в его жилах течет голубая кровь. А вот ты во многом уподобилась небожителям, хотя так и осталась дешево сентиментальной! Скажи мне, разве это справедливо?!
   - Тебе ли говорить о справедливости? - спросил Орадо. - Такие как ты не знают материнских мук и распоряжаются человеческими судьбами играючи.
   - Всякий болван норовит обидеть ребенка, - обиженным голосом произнесла Атали. - Но в данном случае ты прав. Я не знаю даже имени своей матери. Мне говорили, что я была рождена от вьюги, а повитухой являлось северное сияние. Я охотно в это верю.
   - А если я скажу тебе, что это неправда? - спросила Веста.
   - Тогда я сочту это шуткой дурного тона! Но хватит говорить обо мне. Поговорим лучше о том, что теперь будете делать вы. Вам ведь известно, что сюда направляется Хорин? Скоро он будет здесь, - она хихикнула. - И его милые зверушки тоже. Подумать только! Он считает их воплощениями мелкого, давно уже мертвого божка. А на самом деле, эти игрушки ему когда-то подарила я, рассчитывая на их плодовитость.
  - Ты ведь не знаешь, да? - поинтересовался Орадо. - Ты не знаешь, почему пауки не дали потомство. Ты не знаешь, почему вырождается болотное племя...
  Атали нахмурилась, глядя то на ахеронца, то на прорицательницу. Губы ее задрожали, в глазах появилось нечто зловещее. На этот раз Орадо понял, что сдержать новый приступ ярости дочь хозяина ледяных пустошей уже навряд ли сумеет.
  Она все поняла!
  - Ах ты гадина! - едва слышно прошептала ведьмочка, делая шаг к жертвенному очагу.
  В этот момент пламя в чаше колыхнулось, превратившись в настоящий огненный ураган. И, глядя на него, Атали остановилась. С ее пальцев сорвалось несколько снежинок, устремившихся к чаше и, на подлете к ней обратившихся в капли воды.
  - Это не имеет значения, - сказала девушка, осознав, что своими силами причинить вред людям, находящимся под защитой духа-хранителя, будет очень непросто. - Он придет и убьет тебя, кхари. А потом возьмется за полукровку. Я прикажу дикарям упрятать ее в такую дыру, из которой ей никогда не выбраться!
   - Ты думаешь, что способна долго держать на привязи злобного пса, которого прикормила на северных пустошах? - спросил Орадо.
   - Хорин - старик. Очень скоро его кости будут украшать здешние камни. Я найду среди честолюбивых людей молодую кровь и укажу своему избраннику правильную дорогу. Мне говорили, что когда-нибудь север придет на южные земли. Это неизбежно! Но прежде, здесь, на холодной равнине, я увижу, как ты испускаешь дух, кхари. Кстати, ты, смертный червяк, еще можешь попытаться бежать. И я, на твоем месте, спасала бы свою жизнь, пока это еще возможно.
   - Как бы не так, - ответил ахеронец, - Я больше не доставлю тебе удовольствия видеть, как я убегаю от дикарей.
   - Тогда подохнешь тут! - вскрикнула Атали.
  В эту минуту раздвинулся грязный полог и в шатер вошел низкорослый, смуглый человек, одетый в звериные шкуры, украшенные множеством длинных перьев. В руках он держал нечто, сильно напоминавшее... голову?!
  Орадо на мгновение опешил, глядя на пикта, после чего потянулся к мечу. Вытаскивать его, однако, ахеронец не торопился, посчитав, что всегда успеет это сделать. Единственное, о чем он беспокоился - небольшое пространство для маневра, поскольку диаметр шатра едва ли насчитывал даже десять шагов. Учитывая значительное количество валунов разного размера, лежавших прямо на земле, возле жертвенной чаши, это место являлось крайне неудобным для схватки с дикарями. Хуже того, оно сильно напоминало западню, из которой крайне затруднительно будет выбраться на открытую местность. Впрочем, имеется в этом и один маленький плюс: через узкий, загороженный рваными шкурами проход, не способно пробраться крупное животное, не говоря уже о тварях вроде ручных пауков Хорина.
  - Я же говорила, что они придут, - улыбнувшись, произнесла Атали. - Теперь не надейся даже на удачу, кхари.
  Орадо не ответил. Он не отрывал взгляда от покрытой кровью головы Такеш-Оки, которую держал в руках пикт. И лишь чуть приглядевшись, обнаружил на ней хорошо знакомые рисунки - печати, которыми и сам не раз пользовался, открывая порталы в различные места.
  Когда пикт кинул голову к его ногам, Атали громко, торжествующе рассмеялась, но очень быстро ее смех приобрел нечто похожее на обреченность. Лицо дочери хранителя севера исказил страх, быстро переросший в ужас. Она отступила к жертвенной чаше, потом растворилась в воздухе. Дунул легкий ветерок, чуть колыхнувший голубое пламя, чуть дернулся легкий полог, в проходе.
  "Нет, девочка. Сбежать тебе уже не удастся, - подумал Орадо. - Эти печати будут держать тебя у черных осколков очень крепко. Ведь они скреплены кровью"
  В шатер зашел Хорин. Старый колдун остановился, с безразличием глядя на ахеронца, затем что-то тихо произнес. Стоявший рядом дикарь вытащил из-за пояса кремневый нож, а за спиной Орадо послышался звук рвущихся тканей. Молодой человек глянул назад, ожидая увидеть чудовищных размеров паука. Тварь действительно находилась рядом, кромсая хелицерами звериные шкуры, пытаясь проникнуть в шатер. Получалось у нее это плохо, но лиха беда - начало!
  Орадо выругался, ощущая себя загнанным в ловушку зверем, вытащил меч и...
  Неожиданно, мир вокруг него разорвался на части.
  Яркий свет заполнил все вокруг, ослепляя на краткий миг, заставляя прикрыть рукой глаза. Горячий вихрь, возникший невесть каким образом, приподнял его над землей, раскрутил и шмякнул обо что-то мягкое, - должно быть, о шатровую стену. Орадо повалился на камни, больно ударившись плечом об один из валунов, но сразу же ухватился за одну из козьих шкур, надеясь, что этот ураган, не продлится долго. Взвизгнуло, подобно котенку чудовище, находившееся где-то рядом и что-то огромное, бесформенное, кувыркаясь, пронеслось над его головой.
  Да твою ж мать...! Что это было?! Что вообще происходит?!
  Когда ветер стих, Орадо огляделся по сторонам и увидел прорицательницу, с разведенными руками стоявшую возле жертвенной чаши, из которой прямо в небо вырывался сноп яркого пламени.
  Шатра уже не существовало. Вместо него торчали длинные кривые жерди, с которых свисали обрывки звериных шкур и веревки, что эти шкуры некогда скрепляли. Хорина рядом также не оказалось, зато неподалеку, возле черного монолита, обнаружился один из его питомцев. Похоже на то, что эту тварь здорово приложило о ледяную глыбу, и теперь она нелепо дергала лапами, пытаясь подняться. Однако, просто ли принять стоячее положение существу, у которого переломана большая часть конечностей?
  Где-то неподалеку раздавались крики раненных. Сколько их? Двое? Верно, двое. Оба лежали с переломанными костями за пределами каменного круга. Еще один не подавал признаков жизни, среди груды черепов.
  А Хорин? Где Хорин?!
  Орадо потер ушибленное плечо, привстал. Он попытался найти свой меч, но тщетно. Оружия рядом не оказалось. Хорошо, хотя бы, что при нем оставался боевой топор.
  Он попытался встать на ноги, однако почувствовал жуткую боль в стопе. То был либо вывих, либо перелом...
  - Лежи спокойно, - произнесла, подойдя к Орадо Видия. - Я сейчас помогу.
  Она присела, провела пальцами по его ноге. От ее прикосновений по коже разлилось приятное тепло, и Орадо почувствовал, что боль уходит, растворяясь без остатка. Эта женщина не переставала его удивлять.
  Неожиданно Видия резко обернулась и встала. Орадо глянул в ту же сторону, куда смотрела прорицательница и охнул от неожиданности, поскольку увидел Атали. Дочь властелина льдов направлялась к ним, едва касаясь каменистой земли босыми ножками, а следом за ней двигался паук, скорее всего единственный способный передвигаться.
  - Как же вы мне все надоели! - зло процедила сквозь зубы ведьмочка.
  Она остановилась, обратила взгляд на изувеченного арахнида, лежавшего неподалеку, щелкнула пальцами. Тотчас, невидимая сила приподняла черное, блестящее в свете солнца тело паука и швырнула его в сторону Орадо. Молодой человек даже не попытался отползти, понимая, что это бесполезно. Он, глядя на стремительно приближающуюся в его сторону тушу, хотел произнести короткое проклятие, адресованное мелкой стерве, но не успел сделать и этого, поскольку огромную тварь разорвало на части, всего в паре десятков шагов от того места, где лежал ахеронец.
  - Это моя земля! - произнесла Видия, уверенно шагая к Атали. - Тысячу лет я жила среди этих камней, хранимая духами здешних лесов. Они дают мне силу. Они говорят, что тебе тут не место.
  Орадо чертыхнулся, на этот раз уже достаточно громко. Он вовсе не хотел находиться рядом с двумя разгневанными, бессмертными божествами. Когда в начинающем формироваться огненном шторме растаяла одна из черных глыб, находившихся неподалеку, молодой человек в полной мере ощутил присутствие магической силы, что насквозь пропитала здешние воздух и землю. Больше, чем когда-либо прежде, ему теперь хотелось просто исчезнуть. Оказаться дома и позабыть о том безумии, которое творится в свихнувшейся реальности, полной мерзопакостных созданий, которые, теоретически, не должны существовать. И тем более, они не должны летать!
  Надо убираться отсюда поскорее, как можно дальше от разъяренных повелительниц могучей природной стихии, кружившихся невысоко над землей, в густом облаке, состоявшем из водяного пара, мелких кусков черного льда, земли, камней, какого-то тряпья и останков того арахнида, который прежде был разорван на части. Но прежде следует найти колдуна-самоучку. Лишь его кровь способна разрушить незримый барьер и выпустить на волю быстро набирающие силу магические потоки, плавившие ледяные глыбы. Если не найти этого ублюдка в ближайшее время, то очень скоро над холодной равниной откроются врата в бездну хаоса.
  Что будет дальше?
  Ничего уже не будет! Ни для кого!
  Орадо тяжело встал, корчась от снова давшей о себе знать боли в ноге, взял в руки боевой топор и поковылял к ближайшей черной глыбе. Он уже достиг валуна, когда его накрыла тень огромного паука. Проклятая тварь, очевидно, хорошо помнила запах его крови и теперь посчитала возможным атаковать ослабленную добычу.
  И ахеронец ударил. Со всего размаху обрушил топор на холодный осколок. Крепкая сталь сокрушила распадающуюся от воздействия магического ветра ледяную глыбу на части, и по холодной равнине разнесся звук, чем-то напоминающий колокольный звон. Орадо почувствовал, как хлынула из ушей и носа кровь и, уже не слыша себя в звенящей тишине, воззвал к владыке севера. Должно быть, его голос прозвучал достаточно громко, поскольку находившийся рядом паук прижался к земле, словно испуганная собачонка, а богини посмотрели на него, одна со страхом, а другая - растерянно.
  Что-то испуганно прокричала Атали, когда из синевы неба, прямо в черный валун, возле которого стоял Орадо, ударила ослепляющая молния. Она обожгла его, отбросила прочь от продолжавшего крошиться и таять осколка льда. Он выпустил из ослабевших рук тяжелый топор, упал на острые камни и почувствовал, как чье-то ледяное дыхание обожгло лицо. Тело Орадо наполнилось неизъяснимой слабостью в тот миг, когда ударом гигантского молота расплющило восьмилапую тварь, казавшуюся жалкой и беззащитной перед ступившим на землю исполином. Земля снова задрожала, теперь от поступи существа, своими размерами многократно превосходившего любой из ледяных осколков, разбросанных по здешней равнине. Вокруг закружились снежные хлопья, образуя завесу, в которой едва различался облик гиганта, лишь отдаленно похожего на человека. Ахеронец прикрыл глаза, словно ощущая разверзшуюся где-то, совсем рядом бездну иного мира. Она же, казалось, манила его к себе и шептала:
   - Орааадо. Ораааадо...
   В поглотившей звуки первозданной тишине молодому человеку почудился полный отчаяния голос Атали. Немного позже склонилась над ним, не чувствовавшим боли, не ощущавшим ничего, кроме безмерного одиночества, Видия. И потемнело в глазах...
  

Эпилог

  
  - Ты как, приятель? - спросил кто-то, похлопав ладонью по щеке. Голос того, кто находился рядом, показался Орадо знакомым, но отчего-то в памяти отсутствовал хоть малейший намек на то, кем мог быть этот человек. - Ты слышишь меня?
  Слышал ли он? Разумеется! Как можно не услышать разрывающий неимоверную тишину раскат грома?
  У Орадо отлегло от сердца.
  Значит, не оглох. Значит, живой!
  Ахеронец приоткрыл глаза и увидел Агрифо, неведомо почему улыбавшегося.
  - Агрифо, ты..., - промолвил Орадо. Собственный голос отчего-то показался ему чересчур громким. Должно быть, виной тоиу снова были проклятые черные камни. - Боги, что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказался? - он поморщился, словно ощутив на своих плечах тяжесть целого мира. Где-то, совсем рядом, шелестели листья красного вереска, где-то ветер играл с обрывками звериных шкур. Громко, невыносимо! Что еще за дела?
  - Я шел следом за вами. Когда вы...
  -Погоди..., - Оглушенный голосом пикта Орадо крепко приложил ладони к своим ушам, но это всего-навсего чуть приглушило многочисленные звуки, теперь, казалось, исходившие как изнутри его собственного тела, так и снаружи. - Боги, - промолвил он, уже не решаясь говорить громко. - Это невероятно! Помоги мне встать, прошу.
  Он попытался подняться, но снова напомнила о себе боль в лодыжке. Опираясь о протянутую пиктом руку, молодой человек встал на ноги, осмотрелся по сторонам. О недавно разразившемся здесь буйстве ипостасей водной стихии напоминали оплавленные осколки черного льда, обрывки звериных шкур, разбросанных ветрами промеж камней, тела людей, темные потеки на земле и обожженный вереск. Прорицательницу Орадо нигде не увидел, как не увидел он и жертвенной чаши - пристанища духа хранителя этого места.
  - Где она? - спросил Орадо. - Где Видия?
  - Видия? - с непониманием откликнулся Агрифо. - Ты о ком, дружище?
  - Проклятие... О вашей названной матери, разумеется!
  - Она ушла. Все закончилось.
  - Как ушла?! Куда? Она не могла покинуть это место!
  - Должно быть, ты разрушил ее темницу, когда ударил топором о черный камень. Я слышал звон колокола, находясь далеко от этого места. Ты должен гордиться собой! Ты прогнал порчу с этой земли и разорвал круг.
  - Хоть на что-то я сгодился, верно? - прошептал Орадо. - А старик? Где этот ублюдок?
  - Пойдем, - сказал Агрифо, потянув его за рукав. - Пойдем, я покажу.
  Ахеронец, корчась от боли в ноге и чувствуя себя разбитым на множество кусков, поковылял следом за пиктом, мимо оплавленных камней, по скользкой, покрытой черной, ледяной коркой земле.
  Хорина они нашли лежащим промеж зарослей красного вереска, обессиленным, цеплявшимся за остатки собственной жизни, быстро иссякающей, готовой покинуть его изломанное тело. Разгневанный дух-хранитель швырнул старика прямо на острые стебли и вереск пронзил его тело во многих местах. Колдун тяжело дышал, не в силах сдвинуться с места.
  - Почему ты его не убил? - спросил Орадо у пикта.
  - Убивать колдуна нельзя, - сказал Агрифо. - Его дух не оставит убийцу в покое.
  - Это не колдун. Это всего лишь паучий пастырь.
  - В таком случае, убей его сам.
  Агрифо протянул Орадо длинный, трехгранный клинок. Помимо своей воли ахеронец сжал рукоять стилета в руке и почувствовал обжигающую волну холода, проникающую в его тело. Странно, но прикосновение к этому оружию показалось ему чем-то сродни исцелению. Он ощущал прилив сил и понимал, что Темный Дар признавал в нем своего господина.
  Подойдя к израненному старику, Орадо легонько ударил его ногой в бедро. Хорин приоткрыл глаза, исподлобья глянул на ахеронца. Потом скривил губы в усмешке.
  - Кхари... Ты все еще жив, щенок! А я скоро уйду к своим богам... Видишь?
  Орадо кивнул, склонился над стариком, глянул ему в глаза.
  - Ты зря рассчитываешь на то, что за чертой тебя примут достойно. Твой бог очень сурово обходится с изгоями и чернокнижниками.
  - Это не тебе решать. Я был великим вождем. Великим воином...
  - Ты убивал женщин и детей. Отдавал людей на растерзание паукам и складывал горы черепов у здешних камней.
  - Я... убивал дикарей. Или ты думаешь, что они... достойны другого обращения? - прошептал Хорин. - Они - двуногие звери! Верно, я многих убил. Но теперь все закончилось. Скоро я увижу трон, на котором восседает... мой бог...
  - И не надейся на это, - тихо сказал ахеронец. - Я не умею предсказывать будущее, но предполагаю, что для тебя все только начинается.
  С этими словами он вонзил остро заточенный, узкий клинок в сердце старика, избавляя того от физической боли лишь затем, чтобы заменить ее безумием души, окунувшейся в бездну хаоса.
  После этого он еще какое-то время сидел у остывающего трупа человека, ответственного за многочисленные страдания лесного народа. Прислонившись спиной к камню, сжимал в руках кинжал, не зная, как поступить с таким оружием. В отличие от прочих Темных Даров, эта вещь, как будто, обладала сознанием. Более того, она полностью ему доверяла. Как такое могло случиться, Орадо не понимал. Быть может, в этом клинке нашла покой одна из многочисленных душ воинов, охраняющих здешние места? Навряд ли теперь кто-то мог уверенно ответить на этот вопрос.
  - Куда ты теперь пойдешь? - спросил Агрифо.
  - Не знаю, - с безразличием ответил Орадо. - Может быть, отнесу детям леса голову того, кто сегодня спас мою жизнь. Пусть похоронят его согласно своим обычаям. К тому же, помнится, старый вождь недавно просил меня о помощи.
  - Но ты говорил, что это не твоя война.
  - Станет моей, - тихо произнес ахеронец. - Ваша названная мать ушла, а у меня перед детьми леса имеется долг жизни. В конце концов, не всякий кхари увертлив и лжив, как змея.
  - Тогда я пойду с тобой.
  - Ты свободен, Агрифо, - сказал Орадо, отмахнувшись. - Ты больше ничем мне не обязан. Возвращайся к своему племени и живи по совести.
  - Подумай хорошенько, приятель, что может случиться с тобой в этих местах!
  - Со мной? - Ахеронец задумчиво покачал головой, прикрыл глаза. - За последние два дня со мной случилось столько неприятностей, что я с легкостью приму все последующие. Ничего со мной не случится, Агрифо. Отлежусь немного и пойду своей дорогой, - он улыбнулся, подумав, что вернее не скажешь. - А ты ступай своей. Оставь меня одного.
  - Но ведь мы ведь все еще друзья, верно? - спросил маленький пикт.
  Орадо не ответил. Смертельная усталость навалилась на него вместе с мыслями о предательствах и разочарованиях. Он смотрел, как выдохнутый изо рта пар тонким кружевом ненадолго завис над головой. Потом закрыл глаза и подумал о том, что больше никуда не нужно торопиться.
Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"