Вчерашним...
Рукопись, лежавшая на столе перед Орадо была очень старой. Настолько старой, что ее страницы потемнели от времени и рассохлись, готовые рассыпаться от малейших неосторожных прикосновений. Большую часть фолианта составляли карты, отображающие как отдельные страны, так и целые материки. Но именно эти иллюстрации являлись главной ценностью растрескавшейся книги. С большим трудом молодой человек различал на грязных, рассыпающихся страницах контуры древнего материка, некогда называвшегося Турийским. Однако, только теперь, разглядывая очертания береговых линий, он начинал понимать масштабы катаклизма, некогда изменившего мир до неузнаваемости.
Губы Орадо едва шевелились, когда он произносил названия давно уже не существующих государств, а пальцы скользили по страницам, в тех местах, где иллюстратор изобразил земли, чьи отчасти стертые временем наименования было чрезвычайно сложно прочесть. За многие века, прошедшие с момента написания книги, рождались и умирали цивилизации, неоднократно менялись очертания Турийского континента, который к нынешнему дню будто вывернуло наизнанку чудовищными природными катастрофами. Там где прежде имелось морское дно, ныне простирались бескрайние равнины и возвышались скалистые горы, а там где когда-то располагались пустыни и непроходимые леса, сегодня плескались соленые воды мирового океана. При всем этом, неясными оставались представления людей о мире, в котором они рождались, жили и умирали на протяжении того долгого времени, что прошло с окончания буйства природных стихий, низвергнувших с тронов властителей легендарных королевств древности.
Бесспорным казалось нынешним географам лишь одно: за давностью лет карты в старинных рукописях, хранившихся в личной библиотеке Его Величества, нельзя назвать достоверными. Однако, на основании именно этих изображений, отличающихся одно от другого в той же степени, в какой различаются плоды, снятые с одного фруктового дерева, современные ученые пытались делать выводы относительно очертаний Турии. Это обширное пространство суши, омываемое морями и океанами, большей своей частью представляло собой суровые земли, населенные дикими кочевыми племенами. Государства же, возникшие на руинах полузабытых, некогда могущественных империй, занимали очень небольшую часть всей суши.
По этой причине, Орадо не раз спрашивал себя: что, в сущности, известно географам о территориях, располагающихся за границами изведанных земель? До сих пор никто из них толком не может растолковать, какие тайны хранит в себе мгла неспокойных гор, возвышающихся близ восточных границ Ахерона. Страшные, неправдоподобные истории многократно пересказывают друг другу люди о том, что скрывают под собой мрачные стигийские пески к югу от плодородных равнин Шема. А о крайнем севере, где снежные обезьяны веками охраняют от незваных гостей владения Белой Длани - осколка могущественной некогда цивилизации Туле, вовсе не услышишь ничего, кроме невероятных, мистических историй.
Однако, больше всего, привлекали Орадо закатные земли - обширные территории, что лежали по другую сторону от медленно высыхающих Соленых Озер. В джунглях, кишащих ядовитыми насекомыми и внушавшими ужас всякому человеку чудовищными тварями, с начала начал обитал низкорослый, воинственный народ, беспокоивший набегами приграничные города и поселения королевства. Жители тех мест называли себя пиктами, но таким способом они обозначали не свою принадлежность к какому-то племени, а к человеческому роду. Разделенные на племена и кланы, они свою жизнь проводили в междоусобных войнах, жестоко расправляясь с чужаками, ступавшими на их землю. Эти дикари полагали себя хозяевами территории, растянувшейся от отрогов неприступных гор Цинга на юге, до холмистого мрачного края, в котором нашли пристанище потомки атлантов. И только многочисленные конфордумы - приграничные крепости королевства, не позволяли пиктам производить свою экспансию на земли, принадлежавшие Ахерону.
Когда-то Орадо и сам служил в одном из таких конфордумов в звании веналия. Но после того, как крепость разрушили объединившиеся северные племена, он оставил службу. Благодаря обстоятельствам, которые можно считать случайными, бывший веналий стал полновластным хозяином богатого особняка, расположенного за городской чертой, обособленно от прочих имений, неподалеку от перепутья торговых дорог. Пределы его нынешних владений охватывали обширный участок земли, включавший небольшую рощу, озерцо и даже крестьянскую деревеньку, с населением в несколько сотен податных душ. По сравнению с другими вельможами, по праву рождения наследовавшими имущества, лишь немногим уступавшие состоянию самого короля, земельная собственность Орадо была очень малой, однако это не мешало ему входить в число наиболее влиятельных персон государства. Да и не могло быть иначе, поскольку сам венценосец отдал ему на хранение ключи от личной библиотеки - того источника мудрости древних, к обладанию которым стремились величайшие умы современности.
Отнюдь не пренебрегая щедростью его величества, Орадо Кастильский, проводил большую часть свободного времени в книжном святилище. В числе нескольких десятков лиц, которым король доверил на хранение свои книги, он изучал старинные рукописи, копировал со страниц древних фолиантов тексты, которые пока еще можно было прочесть и, по возможности, пытался сберечь то, над чем еще не успело основательно потрудиться безжалостное, обращающее все во тлен, время.
Откровенно говоря, такая жизнь - жизнь асоциального, молчаливого затворника, Орадо приходилась по нраву. Должно быть, что-то случилось с молодым человеком после тех ужасов, которые он пережил в затерянном среди сумрачных северных гор городе Камеспесе. Оборвались в его душе струны, так звонко звучавшие в прежние годы и ничего не оставалось в ней кроме дыры, оставленной страшными воспоминаниями. Именно эту прореху Орадо и стремился залатать нитками, сотканными из знаний, скрывавшимися от простых смертных, за пеленой обыкновенного невежества.
С чашкой остывающего чая в руках, бывший веналий долго стоял возле круглого стола, установленного в центре огромного зала - сердца хранилища многих сотен старинных фолиантов и глиняных табличек, испещренных полустертыми от времени письменами. Глядя на выцветшие изображения рассохшегося манускрипта, молодой человек пытался хотя бы отчасти сложить в своем воображении пазл, состоящий из разрозненных представлений ученых о береговой линии западного побережья. Чтобы создать четкую картинку, впрочем, потребуется время куда большее, чем один день. Это могут быть недели, месяцы и даже годы. Безмерное количество часов кропотливой работы. Да и реально ли это вообще? Ведь нет, к сожалению, такого капитана, который отважился бы провести исследовательское судно вдоль побережья, населенного кровожадными дикарями, по холодным, наполненным магией древних богов западным водам. И не приходится сомневаться том, что самый отважный из морских волков побоится сунуть нос в обиталище Кракена, нашедшего себе приют среди затонувших храмов Атлантиды. Потому лишь, что нет у человека страха более сильного, нежели страх неизвестности.
Погрузившись в такие размышления, Орадо вовсе позабыл о кружке с чаем, которую держал в руке. Услышав скрип тяжелой, приоткрывающейся двери, он обернулся и увидел немолодого, одетого в серую хламиду человека - одного из затворников, библиотекарей.
Недолго тот потоптался у порога, после чего произнес:
- У нас посетитель, мональе.
Прозвучавшие слова, разорвав на незримые осколки тишину, многократным эхом разнеслись по залу, отразились от стен, от витражных узеньких окон, от зеркального потолка и затерялись где-то среди книг. Что-то нелепое усматривалось в этих отзвуках. Казалось, что само хранилище искажало голос библиотекаря, насмехалось над наглецом, осмелившимся потревожить безмолвие, безраздельно царившее в этом месте до сей минуты.
- Посетитель? - Орадо поставил чашку на стол. - Кто такой?
- Не могу знать. Он представился государственным служащим, выполняющим особо важное поручение верховного инквизитора. Я не осмелился его не впустить.
"Легат? Здесь? В это время? Странный визитер".
- Что ему нужно?
- Хочет видеть вас, мональе. Прикажете провести сюда?
- Перед такими все двери раскрыты, - пробормотал Орадо. - Раз уж столь важный гусь залетел в хранилище, то делать нечего. Веди его.
- Как прикажете.
Поклонившись, слуга вышел из зала. Возвратился он спустя несколько минут, сопровождая невысокого, полного, добродушного с виду мужчину средних лет, одетого в ярко-красные одежды. Пожалуй, того можно было бы принять за одного из щеголей, которых Орадо видел вокруг себя с самого рождения, общество которых он презирал столь же сильно, сколь презирали они его самого. Однако, это первое впечатление, скорее всего, было бы неправильным. Потому, молодой человек не решился начинать разговор, а только отступил от стола и приветствовал гостя кивком головы.
Легат верховного инквизитора кивнул в ответ, после чего обернулся к библиотекарю.
- Так это и есть ваш господин?
- Да, ваша светлость.
Губы толстяка растянулись в улыбке. Отнюдь не хорошей была она, поскольку походила на оскал хищного зверя, приготовившегося растерзать беззащитную жертву.
Не сводя взгляда со стоявшего у дверей толстяка, Орадо подумал, что едва бы он захотел видеть этого господина в своих врагах.
"Определенно, этот человек занимает в сыскном Приказе свое место", - подумал он. Вслух же произнес:
- Орадо ка Вельмон, гранд Кастильский к вашим услугам.
- Гранд Валь Лавоне, - отозвался гость. - Легат нынешнего подесты и верховного инквизитора Ахерона. - Он обвел взглядом читальный зал, как будто высматривая в какую-то опасность, после чего перешагнул порог. - Я представляю его интересы в этой части города. Нам с вами не доводилось встречаться прежде, но о ваших делах я уже наслышан. Давно хотел засвидетельствовать вам свое почтение, мональе.
- Могу ли я полагать, что это визит вежливости? - спросил Орадо с тем выражением на лице, которое бывает у людей, которых отвлекли от важных дел.
- О, нет! Нет, к сожалению. Хотя, если вы сочтете, что я выполняю в данный момент какое-то должностное поручение, то также ошибетесь.
- В таком случае, я должен поинтересоваться, что вас привело в это книгохранилище?
- Мне бы хотелось..., - пристав оборвал себя на полуслове, оглянулся на дверь, которую затворял библиотечный служащий. Потом повернулся к Орадо. - Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Поверьте, это не займет много времени. Но я надеюсь, что вы поможете мне прояснить несколько моментов в одном щекотливом деле.
- Именно я?
- Да, сударь.
- Ну что же... Я никуда не тороплюсь, - проговорил Орадо, усаживаясь в кресло, стоящее у одного из книжных стеллажей, жестом предлагая легату занять другое, неподалеку от себя. - Чем я могу быть вам полезен?
- Я уже сказал, что дело, которое привело меня к вам весьма щепетильное. Оно касается одной очень известной в широких кругах особы. Так что, надеюсь, что весь этот разговор останется между нами.
- Вы можете быть в этом уверены. Если вашей светлости недостаточно моего слова, то вы можете потребовать от меня клятвы.
- О, что вы?! Вашего слова вполне будет достаточно, - сказал Валь Лавоне, усаживаясь в кресло. Прищурившись, как будто от яркого света, он улыбнулся. - Ведь к словам Орадо Кастильского, как поговаривают, прислушивается сам государь.
- Вы преувеличиваете, конечно. Наш государь, насколько мне известно, не склонен слушать даже своих советников. Мнение такого человека как я его интересует, как сломанная шпора. Однако, позвольте мне поинтересоваться: многие ли обо мне говорят в этом городе?
- Многие, мональе. Купцы, алхимики, лекари... Всякий сброд, мнение которого не стоит и ломанного гроша. Мне это не важно. Тем не менее, есть и такие личности, которые распространяют о вас совсем уж нелепые слухи. Некоторые из этих господ называют вас не иначе, как колдуном.
Орадо рассмеялся.
- Этот город под завязку набит всякого рода нечестью. Одним колдуном больше, одним меньше... Кому какое дело?
- Надо думать, что людям, которые не желают вам иного, кроме смерти.
- Вы думаете, что мне угрожает опасность?
- Мне сложно ответить на этот вопрос именно сейчас, поскольку врагов у вас слишком много было всегда. Каким-то непостижимым образом, вы ежедневно множите своих недоброжелателей. Многие из них были бы рады пустить вам кровь прямо на улице, но сделать это непросто. В конце концов, им бы пришлось иметь дело с одним из лучших клинков королевства. Это не означает, впрочем, что вам не следует смотреть по сторонам в темных переулках. Согласитесь, что шпага, пусть даже это шпага чести, не спасает от удара ножом в спину.
- Стало быть, если я сейчас должен кого-то опасаться, так это наемных убийц.
- Или их нанимателей.
- Смею ли я надеяться, что вам известны имена тех из моих недругов, которые готовы заплатить за мою смерть?
- Имена? Мне они не известны. Я говорю вам о жрецах старых, полузабытых культов, мональе. Честно говоря, нет в этих местах человека, которого эти люди проклинали бы больше чем вас. Они же, впрочем, готовы вас и боготворить. И это весьма удивляет.
- Могу предположить, какие небылицы обо мне распространяют по городу змеепоклонники, - пробормотал Орадо.
- То всего лишь слухи, я уверен.
- Ну почему же? Отчасти, то может быть и правдой.
Валь Лавоне скрестил руки на груди, покачал головой.
- Думаю, что для вас было бы лучше, если бы инквизиторы полагали эти россказни всего лишь слухами. Но оставим это. Я пришел к вам по тому делу, которое вовсе не касается ваших взаимоотношений со служителями черных культов. Я пришел сюда в надежде на вашу помощь, а не в качестве обвинителя.
Орадо с безразличием пожал плечами.
- Так что же? Я слушаю вас, гранд.
- Скажите, мональе, вам когда-нибудь доводилось встречаться с госпожой Сальви Винтоцци?
Молодой человек невольно приподнялся в кресле. Произнесенное Валем Лавоне имя было ему хорошо знакомо. Сальви Винтоцци, несмотря на свой преклонный возраст, являлась женщиной легко увлекающейся и азартной, обладавшей прескверными манерами и весьма вздорным характером. Редко кто мог поддерживать со старой перечницей хорошие отношения продолжительное время, а уж слуг она меняла чуть ли не каждый месяц. В обществе об этой даме ходило много нелепых слухов. Считалось хорошим тоном говорить ней как о ведьме, хотя, молодой человек выяснил, что в оккультных науках госпожа Сальви разбиралась очень слабо и путалась даже в названиях простых трав. Понаблюдав за старухой некоторое время, Орадо пришел к выводу, что распускали сплетни по большей части люди, не знакомые с ней и вовсе. Имелось, впрочем, нечто, заставлявшее Орадо ставить ее в один ряд с самыми опасными людьми города. Дело в том, что Сальви Винтоцци была одержима мыслями о возвращении собственной молодости и ради обретения былой красоты, она могла совершить любой сумасбродный поступок.
- Это весьма почтенная дама - давняя моя знакомая, - сказал Орадо.
- Что вы можете мне рассказать о ней?
- Пожалуй, что немногое. Она достаточно хорошо образована, поскольку кроме своего языка знает верулийский, сносно изъясняется на стигийском и на одном из диалектов газари. Ведет замкнутый образ жизни и не выносит суету. После смерти своего мужа начала посещать черные мессы и сторониться светской жизни. С недавних пор сузила круг общения до нескольких человек, среди которых есть знахарь, ворожея и пара жрецов змеепододобного бога. С ними она обсуждает теологию и вопросы, что поднимаются на черных мессах. Старуха взбалмошна, строга с дворней. Очень часто меняет прислугу, периодически покупает молодых рабынь в Скотном переулке...
- Только рабынь?
- По слухам, - прошептал Орадо. - Только по слухам...
- Как часто вам доводилось встречаться с ней?
- Раз пять, или шесть... В последний раз - больше полугода назад. Наши беседы были весьма занимательными.
- О чем вы с ней беседовали?
- По большей части, о смысле жизни. Не будет для вас секретом, пожалуй, если я скажу, что госпожа Сальви очень озабочена вопросами сохранения молодости. Она полагает, что мне известны какие-то секреты, способствующие возвращению жизненных сил в дряхлеющее человеческое тело.
- Это каким-то образом связано с найденным вами хранилищем старинных рукописей?
- Я нахожу, что ни с чем иным, ваша светлость. Эта женщина считает, что мои познания в алхимии намного превосходят ее собственные
- Но мне вы скажете, что это не так...
- Уверяю вас, меня мало занимает алхимическая наука. Идея превращения ртути в золото, а золота - в философский камень, по моему мнению, является не более чем фантомом, который преследовал людей многие века назад и будет преследовать еще многие будущие поколения.
- Госпожа Сальви, как я полагаю, никогда не интересовалась изобретением филосовского камня. Я даже предположить не могу, что такая просвещенная особа всерьез способна увлечься подобным вздором.
- Она увлекается вещами иного рода. Поговаривают, что раз в полгода она принимает ванну, наполненную кровью молодых рабынь, которых она покупает на невольничьем рынке. Ни к чему хорошему такие узаконенные убийства не приведут и вы это знаете.
- К сожалению, у инквизиторов связаны руки в случаях порчи одушевленного имущества влиятельных господ.
- Порчи одушевленного имущества? Вы это так называете?
- Да полно вам, мональе! Весь этот мир полон крови и вывернут наизнанку. Вы ведь не мальчик и сами все видите! Жрецы приносят человеческие жертвы перед ликами темных божеств, некроманты проводят чудовищные эксперименты над трупами людей и животных, колдуны проводят по ночам обряды на центральной площади Пифона и пользуются при этом старинными рукописями, которые не без вашей помощи попали в их руки. А сейчас вы сидите в этом кресле и рассуждаете о нравственности!
- Вы правы, ваша светлость. Конечно же, вы правы... Весь этот мир сошел с ума и полон жути... Но делают его таким люди, подобные госпоже Сальви. Старуха давно уже сбилась со счета в отношении убитых ею рабынь.
- Не беспокойтесь о судьбах ее невольниц, мональе. У меня есть основания говорить, что в ближайшее время госпожа Сальви не причинит вреда никому.
- У вас есть..., - в замешательстве проговорил Орадо, - Прошу вас, поясните.
- Подозреваю, что с почтенной вдовой случилось что-то ужасное.
- Что значит, подозреваете?
- Это значит, что утром глава Сыскного Приказа и городской подеста получили сообщение о ее похищении. Возможно, что речь идет даже о причинении вреда здоровью, поскольку дневной страже удалось обнаружить на полу пятно крови.
Орадо немного помолчал, внимательно глядя на пристава, потом тихо заговорил.
- Я вовсе не удивлен. У почтенной дамы было достаточно много недоброжелателей. Начиная от высокородных снобов, вместе с которыми она посещала черные мессы, заканчивая теми из рабов, которых по ее приказу хлестали плетьми за малейшую провинность. Не сомневаюсь, что весь этот город вздохнет спокойнее, узнав о смерти той, которую в народе называют не иначе, как Жрицей Крови. У вас на старуху, надо полагать, собрано уже немалых размеров досье.
- У нас собрано досье на очень многих ваших знакомых.
- По долгу службы, разумеется...
- Не волнуйтесь, мональе. Если где-то в этом городе и есть люди, искренне желающие вам добра, так представители юстиции. В конце концов, отчасти наши интересы совпадают. И цель у нас одна, хотя каждый из нас идет к ней своим путем. Мой путь широкий и прямой, а ваш - извилистая тропа.
- Я не знаю, какова ваша цель на нынешний момент, гранд. Если вы пришли сюда и завели речь о госпоже Сальве, то у вас, конечно же, есть на то какие-то мотивы. Только вот не могу понять, какие. В конце концов, я очень плохо знал старую перечницу и до нее мне нет никакого дела.
- Но, может быть, вы заинтересуетесь обстоятельствами произошедшего?
- Я ожидаю, что вы расскажете мне. Давайте не будем многословить. Вам известна личность убийцы?
- Вот в этом-то и вся загвоздка. Убийцу так и не нашли. Могу только предполагать, кем он может быть. - Валь Лавоне лениво махнул рукой перед своим лицом, словно отгоняя какого-то назойливого комара. - Да и можно ли в этом случае говорить об убийстве? Ведь госпожа Сальви пропала.
- Однако, вам удалось обнаружить пятно крови.
- Это так. Но кроме него, у Сыскного Приказа нет ничего, что указывало бы на тягчайшее из преступлений. Что у нас вообще есть? Открытое окно, огарок черной свечи на столе, да странный рисунок на полу... Еще есть истеричные выкрики служанки, убеждавшей вегилов в том, что в этой ночью в доме находился посторонний, но это не весть боги какая свидетельница.
- Значит, это служанка известила Приказ о произошедшем?
- Нет, мональе. Она всего лишь уведомила дворецкого о нахождении в доме незваного гостя. Но помилуйте... Мало ли кого могла позвать к себе в гости госпожа Сальве в полночь? Вдаваться в подробности ее личной жизни я бы не хотел, да оно вам без надобности.
- Однако, присутствие постороннего мужчины в доме, в такое время, уже само по себе может дать ответы на многие вопросы.
- Могло бы. Если бы личность этого человека нам удалось установить. К сожалению, это не представляется возможным, поскольку этот господин по факту существует только в свидетельских показаниях одной служанки. Прочие слуги не могут подтвердить ее рассказ.
- Как не могут их и опровергнуть, правда? - Орадо задумчиво потер шрам на подбородке. - Когда же слуги начали подозревать, что с их госпожой случилось что-то неладное?
- Первые подозрения у них возникли под утро, когда старуха в первый раз за последние пять лет пропустила лечебные процедуры. После полудня слуги забеспокоились всерьез и, предполагая худшее, позволили себе войти в читальню, где заперлась их хозяйка...
- Позвольте... Речь идет о читальне? Старуха принимала своего гостя там?
- Да, мональе. Вы находите это странным?
- Более чем. Но продолжайте...
- Ни ее саму, ни ее гостя прислуга в доме не обнаружила.
- Любопытно, - прошептал Орадо.
- Что вы находите любопытным? - легат развел руками, оглядывая книжные стеллажи. - То, что старуха встречалась в той комнате с какой-то неизвестной нам личностью, или то, что эта личность покинула дом неизвестным нам способом?
- Но, может быть, ничего странного в том нет? И госпожа Сальви, и ее гость могли покинуть дом через какой-то тайный ход. У карги было много причуд...
- Исключено. Читальня находится на третьем этаже и отделена от прочих помещений всего лишь кирпичной стенкой, шириной в мою ладонь. Я проверял. Речь о веревочной лестнице и вовсе вести не стоит. Это забавы для молодых. А госпожа Сальве, как мы оба знаем, едва передвигала ноги.
- При всем этом, слуги утверждают, что читальня была заперта изнутри?
- Да.
- Но ведь прислуга каким-то образом проникла в ту комнату. Каким же?
- Самым примитивным образом. Дворецкий выломал дверь.
- У вас есть основания полагать, что показания этих людей могут быть правдивыми?
- Разумеется, будучи человеком здравомыслящим, я могу предположить, что чернь самым подлейшим образом избавилась от своей госпожи и насочиняла невесть какие истории. Но в этом случае, убийцы путались бы в своих показаниях, а этого не наблюдается. Из их рассказов складывается вполне четкая картина происходящего.
- Тем не менее, эта версия кажется мне вполне конструктивной.
- Чушь! Старуха доживала последние дни, это же ясно. Какой смысл в ее убийстве? Чего бы достигли эти люди, убив свою госпожу? Все ее имущество перейдет в скором времени к верховному триумвирату, вольноотпущенники и слуги окажутся на улице и будут волочить нищенское существование. Нет, тут есть что-то, чего я не вижу, чего не в силах объяснить своим рациональным умом.
- Стало быть, вы склонны верить во вмешательство потусторонних сил, гранд в куда большей степени, чем в человеческую подлость и ложь?
- Я уже не знаю чему верить. Признаюсь вам, что такого рода неразрешимые загадки мне весьма действуют на нервы. Разум призывает меня отринуть всякое сверхъестественное, но житейский опыт побуждает разделять точку зрения тех людей, которые с надеждой смотрят на небеса. Не так уж и редко приходилось мне на практике соприкасаться с чем-то, что я никаким образом не могу объяснить и принять. Поскольку вы, как поговаривают, часто сталкивались с явлениями, которые не поддаются рациональному объяснению, то я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне найти разгадку. Сколь бы невероятным было ваше объяснение произошедшему, я приму его во внимание. Смею надеяться на вашу помощь.
- При этом, вы постараетесь составить отчет, основанный на собственных наблюдениях, не правда ли? Ваши убеждения исключают всякого рода мистику, поскольку основываются на рациональной точке зрения, подкрепленной фактами, а не досужей болтовней о чем-то сверхъестественном.
- Да, мональе. Скажу более, на ход расследования ваше вмешательство ни коим образом не повлияет. Пятно крови на полу указывает на след преступления. Виновные уже найдены и будут наказаны даже в том случае, если городская стража не найдет тело.
- Вы хотите сказать, что кого-то из слуг признают виновными в совершении преступления, которого, возможно и не происходило?
- Вегилы обнаружили на полу пятно крови, мональе. Стало быть, имело место посягательство на жизнь госпожи Сальве.
- Вы не хуже меня знаете, что одно лишь пятно крови не является достаточным основанием для вынесения обвинительного приговора.
- Вы забываете, что речь идет не о какой-нибудь крестьянской девке. Речь идет об особе, обладающей Правом Крови. Даже если слуги не виновны, их осудят и сошлют на каторгу! Таков закон, мональе.
- Неужели ничего нельзя поделать?
- Это зависит от многого, но если бы я был убежден в их невиновности, то букву закона вполне мог бы обойти, сославшись на недобросовестность челяди. Как вы понимаете, это другой пункт, другая статья. Возможно, верховный инквизитор распорядится всего лишь выслать нерадивцев за пределы города, лишив их имущественных прав.
- Они станут бездомными.
- Иначе, они станут убийцами и пособниками убийцы, посягнувшего на Право Крови. Это куда хуже, верьте мне. Они сгниют на каторге.
- Даете ли вы мне слово, что если я до вынесения приговора смогу назвать вам имя настоящего убийцы, то вы сделаете все возможное для того, чтобы с этих людей сняли тяжкое обвинение?
- Разумеется.
- В таком случае, я попробую вам помочь.
- Благодарю вас.
- Ваша благодарность мне не к чему, гранд. Мне от вас нужно другое.
- Что именно?
- Подробности, конечно. Прежде вы обмолвились о каком-то рисунке на полу. Это, без сомнения, важная улика. Подозреваю, что этот рисунок ваши подчиненные срисовали и ныне вы готовы мне его показать. Поскольку, вы ожидали услышать мое согласие содействовать вам в этом деле, то едва ли пришли сюда без него.
- Хвалю вашу проницательность, - произнес Валь Лавоне, вытаскивая из кармана и передавая Орадо сложенный вчетверо тонкий пергамент. Развернув его, молодой человек увидел хорошо знакомое ему изображение пятиконечной пентаграммы.
- Это вполне объясняет..., - произнес бывший веналий, разглядывая рисунок.
- Вы знаете, что это такое?
- Это пентаграмма, ваша светлость. Хотя и очень необычная. Впрочем, теперь я догадываюсь, почему вы пришли с этим именно ко мне. Признаюсь, вам даже удалось меня немного удивить...
- Я пришел к вам, потому, что слышал, что вы пользуетесь чем-то подобным в своих перемещениях по городу.
- От кого вы это слышали?
- Позвольте мне этого не говорить, мональе. В конце концов, у инквизиции есть свои маленькие секреты.
- Этот секрет, уважаемый гранд, был скрыт от людей в затерянном городе больше двух тысяч лет. Мало кто из ныне живущих может всерьез воспринимать такого рода сказки. Но вам каким-то образом удалось...
- Вы очень плохо думаете о сыскной службе, господин ка Вельмон. Поймите меня правильно, я вовсе не против того, чтобы вы скакали, словно кузнечик с места на место. Но как я мог не услышать о любопытных методах вашего передвижения, если люди судачат о них на каждой улице? Да о вас весь город болтает такое, что иначе, кроме как сказками не назовешь! Я бы и сам не поверил, если бы не некоторые обстоятельства. За весьма краткий срок вас видят на одном конце города, то на другом. То, на протяжении нескольких дней вас в городе вообще никто не видит, но зато в стигийском портовом городе, человек, подобный вам, садится на торговое судно и отплывает в порт Ондатрион. А такого рода путешествия, как мы оба знаем, занимают не дни, а месяцы! За вами весьма сложно уследить, уважаемый мональе. Слишком вы шустрый.
- Стало быть, вы за мной следите.
- А как же иначе, уважаемый? Вы, при вашей прыткости, способны такого наворотить, что мне и в жутком сне не приснится. Ваше своеволие, ваша скрытность, ваше упрямство... Все это весьма раздражает верховный триумвират и привлекает внимание главы Сыскного Приказа. И, будь на то воля его величества, все ваши чудачества давно бы завершились. Дыбой. Впрочем, такому не бывать, поскольку вы находитесь в фаворе и успели немало пользы принести людям, имена которых я позволю себе не афишировать.
- Довольно, уважаемый гранд! Прошу вас, довольно. Я вас понял...
- Уважаю умных и понятливых людей, - в глазах Валя Лавоне появилось нечто, подобное угрозе. - Однако, простите меня, мональе, если я позволил себе дерзость в таком святом для всякого книгочея месте. В самой закрытой библиотеке мира...! Уф... Я ведь всегда любил книги. Особенно старые, - он помолчал немного, потом тихо протянул. - Жаааль... Сколько знаний хранят эти стены... Сколько забавных и страшных историй они могли бы рассказать этому миру, если бы были для него открытыми... Но нет. Боюсь, что такого в ближайшем будущем не случится. Лишь вы один смогли бы вынести отсюда искру знаний, из которой наши ученые мужи разожгли бы целое пламя. Если бы вам позволили это сделать, мональе.
Орадо позволил себе улыбнуться.
- Вы ведь знаете, что это книгохранилище охраняется надежнее, чем покои его величества.
- Конечно знаю. Секреты не покидают этих стен, сударь. Но, может быть, это и к лучшему. Не думаю, что нынешний мир готов впитать в себя тот поток знаний, который, однажды вырвавшись с древних страниц, способен залить его, подобно соленым водам, которые некогда поглотили Атлантиду. Не беспокойтесь. Я не прошу от вас раскрыть мне те запретные тайны, которые хранят эти пергаменты. Скажите мне только, верно ли, что этот рисунок является пентаграммой, аналогичной той, которой периодически пользуетесь вы?
- А вот здесь вы ошиблись. Это изображение мне знакомо лишь отчасти. Здесь отсутствуют необходимые элементы для перемещения во времени и пространстве. Много лишних знаков и линий. Вдобавок, ко всему, я не вижу никаких имен. Вы уверены, что ничего не упустили?
- Я двадцать лет работаю министерстве юстиции и ошибаться не имею права.
- В таком случае, на этот момент, я ничем не могу вам помочь, гранд. То, что изображено на этом листе, не является порталом в том значении, в каком его представляю себе я.
- Тогда что же это такое?
- Я не знаю. Для меня это не меньшая загадка чем для вас. Однако, думаю, что смогу сказать что-либо определенное завтра, ближе к полудню.
- Вы даете мне надежду, - Валь Лавоне улыбнулся, встал с кресла. - Так вы позволите мне нанести вам повторный визит завтра?
- Я полагаю, что в этом городе нет человека, который посмел бы отказать в содействии закону, который вы здесь представляете.
- Значит, мы друг друга снова поняли, мональе.
Валь Лавоне низко поклонился и вышел из книжного зала, оставив Орадо в одиночестве, сидящим в кресле, с листом бумаги в руках.
Молодой человек некоторое время оставался неподвижным, разглядывая пентаграмму, после чего встал, подошел к столу и аккуратно срисовал на чистый лист странные, корявые символы, которые находились на том месте, где должно было быть написано имя человека, открывающего портал. Предположительно, эти закорючки были буквами (а может быть и словами), заимствованными старухой из какого-то древнего, забытого языка. Если это так, то нечто похожее должно было находиться и в тех местах пентаграммы, что предназначались для обозначения исходного времени и пространства. Но ничего подобного странным символам, на пергаментном листе, что он держал в своих руках, Орадо не видел. Сегменты пентаграммы, которые бывший веналий привык заполнять с особой тщательностью перед переходом, оказались и вовсе не заполненными. Стало быть, Сальве не собиралась открывать портал для себя. Она открывала его для кого-то другого. И, вероятно, ей это удалось.
Орадо подошел к окну. Пару минут он задумчиво рассматривал купола пурпурных башен, возвышавшихся над городом, подобно гигантским иглам, слушал звуки, доносящиеся с улицы. Потом молодой человек снова взял в руки лист с пентаграммой и, придя к одному единственному выводу, который полагал правильным, скомкал его, бросил на стол.
- Какую же тварь ты вызывала, женщина? - прошептал бывший веналий, обращаясь в пустоту. Он еще какое-то время постоял у окна, затем, взяв плащ и шляпу, вышел из читального зала.
К дому госпожи Сальвы Орадо подоспел к тому моменту, когда солнце приблизилось к вершинам Сумеречных гор. Серое, мрачного вида здание взирало на узкую улочку тремя рядами витражных окон и было настолько неряшливым, что казалось необитаемым. Его растрескавшаяся крыша, стены сложные из щербатого камня и массивные колонны, невесть сколько лет поддерживавшие арку, что в любую минуту могла рухнуть на головы прохожих, производили отталкивавшее впечатление. Но таким был не один лишь этот дом. Все здесь, на узенькой улочке, носило на себе отпечаток какой-то темной ауры, а неровная брусчатка, по которой веками ступали прохожие, по слухам, состояла из камней, что некогда устилали Дорогу Королей. Ничего хорошего (Орадо уже знал это по своему опыту), от обитателей таких неухоженных, мрачных мест, ждать не приходилось.
Орадо спрыгнул с лошади и подвязал ее к одному из ржавых колец, торчавших из стены, у самого крыльца. Затем он обошел лужу, коих, после недавно прошедшего дождя, насчитывалось в здешнем переулке не менее десятка, поднялся по обветшалым, покрытым мхом ступенькам к двери. Постучал.
Дверь приоткрылась и Орадо увидел в проеме темнокожего, хорошо одетого старика, являвшегося, по всей видимости, сторожем. Тот вытянул шею, смерил бывшего веналия пренебрежительным взглядом.
- Чего вам угодно?
- Это до-ом госпожи Винтоцци? - поинтересовался Орадо, переминаясь с ноги на ногу, будто в нерешительности. - Я не ошибся, правда?
- Вы не ошиблись.
- Очень хорошо! - Орадо улыбнулся. - Я очень долго искал вас. Плутал по этим проклятым переулкам невесть сколько времени. Мне крайне неловко отрывать вас от дел в столь поздний час... Но вы ведь простите мне мою не-еловкость?
- Кто вы такой?
- Ах, да... Я не представился. Я такой рассеянный... Матушка всегда говорила мне, что из меня не выйдет хорошего канцеляриста. Я и сам понимаю... Если бы не ее связи при дворе, то меня и близко к Приказу никто бы не подпустил.
- Так вы из Приказа?
- Да, - рассеянным голосом промолвил Орадо. - Занимаю должность подьячьего. Но я там человек новый. Работаю второй месяц и еще то-олком не освоился. Наверное, вам говорили обо мне утром.
В глазах сторожа появилось что-то, похожее на смятение. Причмокнув губами, тот, как-то нелепо покачал головой, потом приоткрыл дверь пошире.
- Меня никто не предупреждал.
- Это ужасно! - воскликнул Орадо, взявшись за дверную ручку, медленно потянув ее на себя. - Настоящая ха-алатность! Ведь вегиналии вас должны были известить вас о моем приходе!
Старик застыл как вкопанный, уставившись на человека, больше похожего на ушлого проходимца, чем на госслужащего. Орадо же, видя в глазах сторожа замешательство, не давая ему опомниться и найти правильные ответы на вопросы, которые он, несомненно сам себе сейчас задавал, снова заговорил:
- Видите ли, я произвожу перепись вещей, которые в Приказе полагают вероятными уликами. Хожу, опрашиваю свидетелей, занимаюсь бумажной волокитой, ищу иголки в стогах сена... Толку от моей работы не-емного, но разве я смею возразить его светлости? Матушка всегда говори-ила мне, что ничего путного из меня не выйдет.
Старик усмехнулся.
- Должно быть, она была права.
- О, заклинаю вас, не говорите так! - воскликнул Орадо и, словно в порыве отчаяния, резко потянул дверь на себя. - Я стараюсь прине-ести пользу его светлости! Он единственный верит в меня. Впервые за то время, что я работаю в Приказе, он дал мне отве-етственное поручение и я не могу его подвести! Вы ведь поможете мне оправдать его ожидания?
- Но ведь мне приказывали никого не впускать мональе! - сказал сторож, чувствуя, что он начинает терять контроль над ситуацией. - Так что, будьте любезны...
- Если я вернусь ни с чем, то меня просто в-высекут! Утром мне прикажут вернуться сюда в сопровождении дневной стражи, а это будет обозначать полную мою несостоятельность! Умоляю вас, субеньи, сжальтесь!
- Но чего вы хотите? - процедил сквозь зубы старик, начиная терять терпение.
- Я должен удостовериться, что там, - Орадо ткнул пальцем свободной руки в небо, - ничего не упустили из виду.
- Чтоб вас разорвало со всем вашим Приказом! - зло промолвил сторож отступая под мощным напором Орадо, позволяя тому открыть дверь. - С кем я имею честь говорить?
Молодой человек, сняв широкополую шляпу, ступил в прихожую.
- Стало быть, я не п-представился?! Приношу вам свои извинения! Меня зовут Орадо. А вы, должно быть, являетесь приворотником?
- Я присматриваю за хозяйством в отсутствии госпожи.
- Как?! В этом огромном доме вы сейчас один? Но как же... Ах, да! - неожиданно Орадо неожиданно хлопнул шляпой себя по голенищу и шагнул вперед, надвигаясь на дворецкого. Тому не оставалось ничего, кроме как попятиться. - Слуги... Все правильно! Наверное, я их видел. Пять, или шесть человек... Точно не помню. Проходили мимо меня по коридору, в сопровождении солдат.
- Должен вам сказать, мональе, что в этом доме постоянно проживало всего три постоянных слуги и кухарка. Остальных госпожа еще с вечера распустила по домам.
Орадо на секунду остановился, обдумывая сказанные сторожем слова, потом вручил старику свою шляпу.
- Всех распустила? Даже вольноотпущенников?
- Да, мональе.
- И вам не показалось это странным?
Старик пожал плечами.
- Не мне судить о поступках моей госпожи.
Орадо улыбнулся снова, однако на этот раз улыбка получилась натянутой и неестественной. Причиной тому оказался огромный серый пес, который появился в прихожей, словно какой-то призрак, порожденный непроглядной тенью. Поначалу Орадо и принял его за сверхъестественное существо, однако, приглядевшись, понял, что это было всего лишь животное, большое, сильное, опасное.
Увидев четвероногого охранника, сторож шагнул к нему навстречу, однако Орадо остановил его жестом руки.
- Не беспокойтесь, субеньи. На свете нет такой собаки, или волка, которые способны причинить мне вред. Куда больше я опасаюсь простых кошек.
- Это почему же?
Молодой человек помедлил с ответом, садясь на корточки, внимательно глядя в глаза подошедшему к нему псу.
- Несколько лет назад мне довелось повстречаться с одной из тех саблезубых тварей, которые водятся в северных лесах. Приятных воспоминаний от той встречи, как вы понимаете, у меня не осталось, - он осторожно протянул руку, коснулся морды животного. - Нет, нет... Ваш пес не причинит мне вреда, я это знаю. Он не опасен. Когда-то Лунная Дева сроднила наши души. Теперь я понимаю, что это был ее дар...
Невольно, старик отступил от Орадо. Заметив его оторопелость, молодой человек встал на ноги. Он хорошо понимал причину растерянности и удивления сторожа, но объяснять ему ничего не стал. Вместо этого, Орадо направился по коридору, освещенному немногими из свисающих с потолка и стен свечей, к широкой лестнице.
- Позвольте мне все-таки спросить вас..., снова подал голос старик.
- Я отвечу на все ваши вопросы потом, субеньи. Все потом, милейший.
Насвистывая песенку, что слышал когда-то в морском квартале, Орадо начал подниматься по лестнице, попутно разглядывая старинные, вытканные вручную шпалеры, свисавшие со стен. Он видел благородных дев и рыцарей в тяжелых доспехах, драконов и крылатых единорогов, мифических существ и чудовищ, порожденных чьим-то воспаленным воображением. Было во всех этих гобеленах нечто мрачное, заставлявшее сердце молодого человека стучать быстрее, вызывавшее из глубин его сознания самые жуткие из его воспоминаний. Оттого, Орадо постарался как можно быстрее подняться на третий этаж и войти в темный коридор, освещенный несколькими свечами, догорающими в золотых подсвечниках. Прижимая к груди широкополую шляпу, следом за ним двигался старик. Замыкал процессию огромный серый пес, громко топавший лапами по скрипящему дощатому полу.
- Стало быть, это где-то здесь..., - проговорил молодой человек, останавливаясь у одного из дверных проемов, разглядывая выломанный замок. Он снял с ближайшего подсвечника огарок, на котором плясал крохотный огонек, ступил в помещение.
В тесной комнате, на первый взгляд, не обнаружилось ничего особенного. Практически весь ее пол занимал роскошный ковер, подобный тем, что Орадо видел на базарах, в городах Земри. На холодных стенах висели черепа диких животных, препарированные чучельниками головы существ, которые, как полагал бывший веналий, уже многие века не водились в здешних лесах. Все это были трофеи предков Сальве Винтоцци и, разглядывая их, молодой человек не смел даже предположить, в какую глубь времен уходили корни этого знатного рода, близкого по крови как королям, так и верховным инквизиторам Триумвирата.
Закончив рассматривать старые черепа, молодой человек перевел взгляд на золотую люстру, с торчащими из нее остатками свечей. Вес ее, должно быть, был огромным и можно полагать чудом одно лишь то, что громоздкий светильник держался продолжительное время на крюке, в подвешенном состоянии. Непривычно низко нависала люстра над Орадо, всей своей массой, казалось, готовая обрушиться на пол. Не без опаски посматривая на старый светильник, молодой человек прохаживался по комнате из стороны в сторону, стараясь обнаружить в ней нечто важное для себя. Но что именно он искал, он не знал.
Время в этом месте, как будто, застыло на месте, а каждая вещь носила на себе магический отпечаток. Впрочем, все это были только домыслы и суеверия.
Ничего необычного... Ведь правда же?
Таких комнатушек молодой человек уже повидал в других домах не мало. Большие и малые, но всегда заполненные утварью, которой не нашлось места нигде, кроме как в читальнях и в чуланах, они отчего-то навевали на него тоску. Быть может, от того лишь, что хранили в себе память былых времен.
А чем же эта комната отличалась от прочих?
Очень старая мебель, заставшая, может быть, правление первой династии, состояла из круглого стола, нескольких книжных стеллажей, заполненных старинными книгами и двух стульев. Пурпурные, терявшиеся в тени складки полога, за которым, предположительно, находилось кресло, сходились в дальнем, темном углу, схваченные тонкой, шелковой нитью. Вот и весь интерьер. Пестрый, но вместе с тем, достаточно скромный, он не мог скрыть какой-то хаотичности, исходившей, вполне возможно, от мелких вещей, в беспорядке лежащих то книжных полках, на подоконнике, на столе. Здесь были статуэтки из слоновой кости, пучки из высохших трав, стеклянные сосуды, шкатулки, минералы, даже детские игрушки. Вся эта мешанина привлекала к себе внимание и порождала массу вопросов, непременно, как Орадо казалось, требовавших ответов.
Он в очередной раз прошелся из угла в угол, разглядывая помещение, после чего остановился возле пентаграммы, нарисованной черным воском на полу, возле стола. Около минуты Орадо внимательно рассматривал ее, желая убедиться в том, что изображение в точности соответствовало рисунку, который показывал ему легат. Бывший веналий взглянул на пса, сидевшего у порога. Прижав уши, тот скреб лапой по полу и поскуливал, не решаясь войти в комнату.
"Должно быть, что-то чувствует. Что-то очень нехорошее..."
Орадо встал, подошел к открытому, витражному окну и, приоткрыв штору, выглянул наружу. Он обнаружил, что, несмотря на сгущающиеся сумерки, улица очень хорошо просматривалась на сотни шагов в обе стороны от парадного входа. Даже ночью, в тусклом свете зажженных фонарей, разглядеть одинокого путника на таком расстоянии, было бы не сложно.
- Любопытно, - прошептал он. Молодой человек повернулся к сторожу, безмолвно стоявшему у двери. - Это окно все время было открытым?
- Да, мональе. Я не смел прикасаться ни к чему.
- За исключением шторы, надо полагать. Вы ее задвинули ее уже после ухода стражи.
- Откуда вы знаете?
- Ее передвигали, поскольку сейчас штора закрывает угол пентаграммы. Поскольку я неплохо знаком с методами работы подчиненных Валя Лавоне, то подозреваю, что они не позволили бы себе подобного рода инициатив.
- Да, я прикрывал окно. Я не хотел, чтобы в окно пялились зеваки из домов напротив.
- К чему вы еще прикасались?
- Больше ни к чему, мональе. Я готов поклясться вам всеми богами.
- Не надо клясться богами, - прошептал Орадо. - Ни к чему хорошему такие клятвы не приводят.
Он отошел от окна, принялся рассматривать заполненный литературными трудами стеллаж, занимавший практически всю стену. Бывший веналий водил взглядом по золотым тиснениям на корешках и размышлял о том, что участь всех этих манускриптов оказалась подобна той, что постигла книги в библиотеке его величества. Не имеющие аналогов в мире древние диптихи, рукописи и фолианты, за последние пару десятилетий едва ли кто-то держал в руках, кроме хозяйки этого дома. Порой их названия были молодому человеку не знакомы, однако, попадались и такие, о которых Орадо знал понаслышке. К своему удивлению, на одной из полок он обнаружил даже один из редчайших томов почитаемой в Стигийских землях "Книги Тота" - священного писания народа, обосновавшегося на берегах Стикса в незапамятные времена. Многое бы отдали, наверное, жрецы Черного Храма за этот экземпляр.
Орадо протянул руку к книге, желая снять ее с полки, однако неподвижно замер, заметив тусклый свет, исходивший из под рукава. Он потянул за манжет, приоткрывая печать Лунной Девы, потом шагнул в сторону от стеллажа. Свечение погасло, однако снова набрало силу, когда Орадо возвратился к книжным полкам.
- Так вот оно что..., - пробормотал он, внимательно рассматривая старинные манускрипты. Не приходилось сомневаться в том, что какой-то из них являлся источником магической силы, к обладанию которой стремились все чернокнижники этого проклятого небесами города.
Медленно двигаясь вдоль стены, Орадо подносил свечу то к одной рукописи, то к другой. И, неожиданно, увидел почерневшую от времени серебряную монетку, лежавшую в тени потрепанной временем тонкой книжицы. Молодой человек осторожно поднял ее, поднес к пламени и принялся внимательно разглядывать. Среди потемневших от времени рисунков, выгравированных на аверсе и реверсе, он увидел те самые знаки, которые имелись внутри пентаграммы.
- Нашел..., - прошептал Орадо, сжав монетку в руке. Он повернулся к сторожу. - Ты, разумеется, не знаешь, откуда у твоей хозяйки появилась эта вещица?
Старик лишь развел руками.
- В таком случае, вряд ли кто-нибудь будет возражать, если я это заберу
С этими словами Орадо засунул сребренник в карман камзола.
- Сыскной Приказ, от моего имени выражает вам благодарность за содействие, субеньи. Вы оказали неоценимую услугу как мне, так и этому городу. Завтра о вас может узнать даже его величество! - он подошел к старику и взял из его рук свою широкополую шляпу. - Но может быть и не узнает. Такое иногда случается по вине переписчиков. В любом случае, я, Орадо Кастильский обязательно выпью за ваше здоровье бокал крепкого вина. А теперь вынужден откланяться. Много дел, видите ли...
Насвистывая мелодию, с которой он поднимался по лестнице наверх, Орадо прошел мимо сторожа, потрепал за обвислое ухо серого пса и двинулся по коридору, прочь от покоев госпожи Сальве.
Сегодняшним...
- Вы выбрали очень плохую позицию, мой господин, - сказал темнокожий, низкорослый слуга, становясь в расчерченный на камнях "магический круг". - Вы смотрите на восток и солнце бьет вам в глаза.
- Тем хуже для меня, - ответил Орадо, поднимая меч. Он направил клинок на Агрифо, после чего неподвижно замер на месте, улыбнулся. - Я жду.
Пикт кивнул, развернулся вполоборота и, стараясь не выходить за пределы нарисованного круга, шагнул вправо. Спустя пару секунд он атаковал, однако Орадо с легкостью парировал его удар, после чего, выступив за пределы определенной им самим же защитной дистанции, нанес удар в область плеча противнику. Едва холодная сталь коснулась его кожи, Агрифо отступил, вытянул свободную руку вперед, останавливая поединок.
- Авонсе, мой господин! Удар от плеча. Угловое касание.
- Легкая рана, согласен.
- Авонсе!
Пикт снова поднял оружие, готовясь к нападению. На этот раз он не стал спешить, но медленно начал передвигаться по часовой стрелке внутри круга. Удар от локтя своего господина, Агрифо парировал достаточно легко, после чего ушел на безопасную дистанцию, но неожиданно для Орадо, резко пригнулся, каким-то непостижимым образом проскользнул вперед и черканул острием клинка по камням, у ног молодого человека.