Киллер был душою общества. Со своей очередной жертвой он любил встречаться и знакомиться в компаниях на вечеринках, на презентациях, на похоронах, на юбилеях. Он жертву изучал в близи. Принюхивался к ней. Заглядывал ей в ее глаза. В зрачках своих жертв он старался увидеть свое отражение. Если это был мужчина, то Киллер старался его расположить к себе таким образом, что бы мужчина-жертва позволил ему дружески похлопывать себя по плечу. А если это была женщина-жертва, то знакомство доводил до возможности шептать ей на ухо при этом чтоб его губы слегка могли коснуться мочек уха женщины-жертвы.
Добившись душевного расположения жертвы к себе только тогда Киллер начинал выстраивать планы по ее уничтожению и умерщвлению. Жертву он влюблял в себя как и влюблялся в ее сам. Это чувство влюбленности в свою жертву всегда нарастало.
И вот наступал момент когда Киллер мог исполнить заказ который ему поручили. Его душа, его тело, его обостренное чувство осторожности трепетали. Это было не передаваемое чувство. Простому смертному ни когда не понять Киллера-художника. Он после совершенного всегда оплакивал свою жертву. Ходил три дня в трауре. Носил цветы на могилы своих жертв. Общем он был хорошим человеком, отцом и налогоплательщиком.
Сидя в удобных темной обивки глубоких креслах, мы, молча, глядели на языки пламени постепенно заполнявших камин. Пламя медленно разгоралось и с ласковой настойчивостью лизало сухие поленья.
Вечерний уличный свет за высокими стрельчатыми окнами постепенно убывал. И от этого отблески каминного пламени все ярче и ярче начинали, плясали по стенам залы.
Мы два незнакомых друг другу человека волею судьбы оказались в этом не большом нарядном и уютном помещении.
Сидящий поодаль от меня незнакомец, молодой человек, поднялся с кресла подошел к камину и присев перед ним на корточки, кочергой принялся не спеша ворошить горящие поленья. И в это же самое время он к моему удивлению свободную руку на короткие мгновения как бы окунал в языки пламени. При этом его худое и смуглое лицо, озаряемое метущимся пламенем, по-детски улыбалось.
- Что вы делаете? - С удивлением спросил я.
- Я? Я беседую с этим очаровательным добрым представителем природы. - Улыбаясь, ответил мне молодой человек. Отвечая мне он, как зачарованный смотрел на пламя.
- Вы прибыли сюда в командировку? - Не поворачиваясь ко мне своего лица, спросил странный молодой человек. Мне показалось, что он разговаривает сам с собой.
- Простите, вы о чем? - Вопросом на вопрос произнес я.
- Меня зовут Лермонт. Не удивляйтесь моему имени, просто, когда я был в утробе своей матери, она не расставалась ни на минуту со сборником стихов своего любимого поэта, и
вот когда я родился, она, будучи в восторге от Михаила Юрьевича решила запечатать коренную часть его фамилии в моем имени. - Молодой человек говорил все это спокойно и тихо. Он по-прежнему сидел на корточках перед камином и не отрываясь продолжал смотреть на играющий огонь. У меня снова возникло такое странное ощущение, что он разговаривает с самим собою. Мне сделалось не уютно.
- Меня зовут Кириллом. Здесь я наполовину по рабочим вопросам. - Глухо произнес я. Тем самым стараясь заполнить паузу.
- Значит другая половина. Это ваши личные дела. - Помолчав, без каких либо интонаций, утвердительно произнес Лермонт.
Его слова привели меня в не понятное для меня напряжение. Я напрягся и стал пристально, вглядывался в его спину. На какое-то мгновение мне даже почудилось, что я был с ним когда-то знаком, частично, но никак не мог вспомнить, где и когда.
- А здесь уютное местечко. Не правда ли? Я могу только удивляться, как это моя секретарша умеет выбирать такие места для моих ночлегов. И где она их только находит - Обращаясь к спине молодого незнакомства, произнес я.
- Вашей секретарши цены не будет на бирже труда, - Усмехаясь, ответил молодой человек. Он продолжал ворочать кочергой и поправлять поленья в камине. - Посмотрите пожалуйста за огнем Кирилл. А то эти заплывши жирком хозяева и их молодые помощники заняты как мне кажется совсем другим делом. С вашего позволения я поднимусь к себе и тут же вернусь. Вы же никуда не торопитесь?
- Нет, нет. Можете не беспокоиться. - Ответил я.
Молодой человек поднялся легко и гибко. Только сейчас я обратил внимание на не естественную худобу его тела. Шаги Лермота при его ходьбе через все пространство помещения, где мы с ним находились, были совсем не слышны.
С уходом Лермонта из залы, в которой мы с ним находилась, она наполнялась всполохами каминного пламени, а тишина стала нарушаться звуками горящих поленьев.
На какие-то время я даже немного отдалился от всего реального, что окружало меня в этот момент. Но через несколько секунд я все же пришел в себя. Мне подумалось, что я просто разговаривал сам собою, а может и вовсе мысленно произвел весь этот разговор с незнакомцем.
Я попытался плотно закрыть глаза, потом снова их открыть. Стараясь унять внезапно возникшую внутреннюю дрожь всего моего тела. Принялся оглядывать интерьер малой гостевой залы, в которой сидел перед полыхающим камином.
Все это со мной происходило в загородном гостиничном доме в российской провинции. В этот город как всегда меня привела жизнь, бизнес и суета моих буден.
Водитель, который вез меня с аэропорта, показывая по пути достопримечательности и довольно хорошо приводя исторические факты, говорил, что жители города по праву считают свой город третей столицей.
Я же молчал и без всякого любопытства смотрел на меняющиеся дорожные картинки. Делал вид, что слушаю водителя, но на самом деле все больше погружался в свои размышления. А что я думал и о чем думал в тот момент, сейчас уже и не смогу вспомнить.
# # #
Поднявшись с кресла, в котором так уютно пригревшись я сидел, я направился в большую обеденную залу.
Войдя в обеденный зал, где все сияло, от яркого освещения я оглянулся в поисках свободного столика. Ко мне подошел красивый молодой человек. С понимающим видом молча с вежливой вышколенной улыбкой, проводил меня к свободному столику.
За соседними столами круглых форм сидели хорошо одетые люди перемешанных возрастов и полов, то было сборище собратья по бизнесу. Они ели, пили, спорили, выходили курить, обсуждали то политику, то экономику, то не простые отношения с власть.
Оксана, моя секретарша, очень хорошо планировала и администрировала все мои деловые поездки и встречи. Да и что говорить, она успешно справлялась в офисе и в мое отсутствие, поддерживая полный порядок в деловой Канцелярии и Пресс центре. Как уже было отмечено, она и уговорила меня поселиться не в высотной гостинице, а в загородном доме.
- Там есть лыжня, много ресторанчиков, вам понравиться Кирилл Валерьевич, вы еще скажете мне за этот спасибо. - Так говорила мне Оксана перед моим отъездом.
И мне действительно хотелось поблагодарить этого человека и вообще судьбу, которая по-новому складывалась у меня в последние годы. Дело в том, что совсем недавно я стал встречать на своем пути хороших людей, хороших в значении порядочности, честности и трудолюбия. И одним из этих людей была Оксана, которая заслуживает, чтобы о ней сложили одну из следующих возможных историй.
- Не заскучали Кирилл? - Этот вопрос задал мне подошедший к моему столу Лермонт. - Предлагаю распить этот неплохой скотч с острова Джура, что в Шотландии. Как вы? Не против?
- С удовольствием. - Отвечал я и движением руки, пригласил Лермонта присесть за мой стол. Он подозвал официанта и мы сообща организовали заказ.
Лермонт не спеша с торжественным выражением своего лица, разлил скотч по бокалам.
- Давайте выпьем мы с вами Кирилл за переход времени, которое всегда сохранено в нашей памяти при любых не мыслимых обстоятельствах. - Произнес Лермонт и взглянул мне прямо в глаза своим, не мигающим взглядом. При ярком освещении я смог разглядеть зрачки глаз Лермонта. Мне на миг снова показалось, что я где-то встречал этот не мигающий взгляд.
Под этим упорным не мигающим взглядом у меня разом остыли все чувства восприятия, словно я очутился в плоскости, разделяющей сознательное и подсознательное. Было такое ощущение, что у меня иссякли все силы производить какие-либо действия, будь-то, движение рук, ног или даже пальцев, более того, я не в состоянии был даже рассуждать о чем-то.
Лермонт, возможно, из вежливости, а может, видя мое состояние, не стал нарушать молчание, повисшее над нашим столом. Мы осушили свои бокалы и принялись закусывать. Затем снова Лермонт наполнил бокалы мы молча их осушили.
В зале нескончаемо стоял устойчивый гул голосов сидящих людей за столами.
- Я думаю, нам стоит перейти в каминную залу. - Как-то отстранено, но с нажимом в голосе проговорил Лермонт. В ответ ему я утвердительно кивнул головой. Мы поднялись и прихватив с собою два бокала и не допитую бутылку скотча прошли в малый зал.
Войдя, мы включили по торшеру у кресел. В камине чуть теплились угли, которые уже частично покрылись седым пеплом. Лермонт подошел к камину, закинул в него поленья и не произнося ни каких слов разжег его до ярко веселящегося огня.
Мы сидели в креслах и молча смотрели на пылающий огонь.
- Все что нас окружает это продукты нашего с вами воображения - Тихо и неожиданно произнес Лермонт. Он что-то еще стал говорить, говорил о черно-белых тенях на стенах во время пожарищ, о цветовых эффектах. Но я ему не внимал, для меня его монолог был музыкальными фоновыми звуками
Вот так я впервые познакомился с тем необыкновенным человеком. Знал его недолго и странно, что у меня нет сейчас ни одного контакта с ним, ни номера телефона, ни электронной почты, ни адреса. А все, наверное, потому что мое общение и непродолжительные встречи с Лермонтом были настолько непохожими друг на друга, интересными и приятными, что я совсем не думал о том, чтобы каким-нибудь днем или вечером обменяться с ним личными контактами.
Знаю и не собираюсь спорить, каждый человек индивидуален, но все же мы все так похожи друг на друга. Но таких людей, как Лермонт мне еще не приходилось встречать. И уж поверьте мне, моя общительность и постоянные разъезды приносили мне уйму знакомств, в которых я мог познавать и детально рассматривать человека.
Не стану пересказывать вам эту первую встречу с Лермонтом, скажу только одно, что скотч был отменным, и одной бутылки нам вполне хватило, чтобы интересно провести вечер
# # #
Сейчас я лежу в индивидуальной палате для выздоравливающих больных.
Ни кто не знает, как я выжил и вообще, почему я жив. Врачи утверждают, что при таком ранение бывает только летальный исход.
Последнее, что осталось в моей памяти перед пронзительной болью в груди так это пристальный не мигающий взгляд. Взгляд смотрящий сквозь прорези в матерчатой маске. Я все силюсь вспомнить, кому может принадлежать этот взгляд. Тщетно.
Меня часто навещает Оксана. Она очень переживает за меня.