Дом казался мертвым. Не тем мертвым, что гнил в могиле, а только-только обезглавленным, словно он дышал еще минуту назад, смотрел на небо, разглядывая стайку птиц, когда его жизнь прервали ударом клинка, опущенным на шею. Он так и погиб: внезапно, без намека или предупреждения. А ведь Тина просила Ники не уезжать.
Вчерашнее утро казалось далеким и ненастоящим, словно сон. Ники рассматривал еще недавно свой дом и не мог уместить в голове осознание, что дома уже не было. Вот он был - и пропал, оставив позади иллюзию, сотворенную неумелыми и злыми руками.
Молотом стучала мысль, что это бред, что глаза обманывали, что стоило покрепче зажмуриться - и все вернулось бы на круги своя. Отрицать болезненный удар было в порядке вещей. Лекари бы называли это нормой. Слишком сильно было потрясение, чтобы не попытаться обмануть себя, не подстроить под свою фантазию разочаровавший мир и не убедить себя на краткий миг в лживости увиденного.
Ники зажмурился, помолившись Смотрящему и Слышащей, чтобы они остановили кошмар, вернули все назад: суетливую Энитту, дразняющуюся Тину, серьезного Алесса, заботливого Олдена. Богам ничего не стоило повернуть время вспять, вернуть момент отъезда Ники и Олдена, исправить непоправимое.
Когда Ники открыл глаза, ему оставалось лишь горько усмехнуться и моргнуть несколько лишних раз из-за появившейся рези.
Кирен молча стоял рядом. Еще совсем ребенок, он не должен был видеть того, что видел. Но часто ли дети расти вдали от бед? Возможно, они знали их больше взрослых, просто не всегда понимали. Или понимали больше, чем должны были.
Ники хотел положить руку на плечо брата, но вместо этого произнес:
- Я хочу пробраться в дом.
И Кирен, разумеется, ответил, подняв на Ники блестящие глаза:
- Я пойду с тобой.
Ники не хотел брать брата в дом, но и одного его оставлять было не лучшей идеей. После вчерашнего могло произойти все, что угодно.
- Мы должны быть очень осторожны, - предупредил Ники.
- Почему?
Ники хотел сказать, что именно поэтому: потому что дом сгорел, потому что неизвестно было, чего ждать, потому что вчерашний день рассек их жизнь на части. Он покрепче взял Кирена за руку - ладонь у того была еще маленькой - и посмотрел по сторонам. Они стояли около реки, за кустами дикой черной ягоды - несъедобной и вызывающей несварение или лихорадку. Впереди был их дом, неподалеку - три соседских, справа бежала широкая тропа от реки к домам.
Ники глянул на соседские дома и назвал себя дураком, торопливо и запоздало пригибаясь, скрываясь за зеленью, но не особо надеясь, что его коричнево-черные одежды никто не увидит. А красная кофта Кирена сияла подобно костру в поле.
Они дошли до дома быстро, но для Ники, опасливо озирающегося по сторонам, эти секунды длились слишком долго. Каждый шаг чудилось, что вот-вот окликнут, увидят, схватят. Но этого не произошло, никто не ждал их возвращения.
Ники с Киреном перешагнули порог дома, и Кирен ойкнул, когда под ногой хрустнуло лицо куклы Тины. Это была старая игрушка, Тина сама шила ей платья. Сейчас одежды на кукле не было, а туловище было подгоревшим, как и все вокруг.
- Тина расстроилась бы, - заметил Кирен грустно, поднимая игрушку с пола и оттирая деревянное личико. - Она почти целая!
Дом сгорел не полностью. Было видно, что пожар начался на кухне, захлестнул комнаты Олдена и Энитты, Тины, но не добрался в полной мере до лестницы и комнаты Ники. Кладовая сгорела почти полностью - она была ближе всех к кухне. Одну часть дома все-таки успели потушить. Ники не сомневался, что тушил весь Нижний край, страшась, что огонь переметнется на соседние дома. Благо, река была рядом и помогла людям избежать подобной участи.
Кирен радостно сообщил, что его комната была почти цела. Он вбежал к себе и упал на кровать и поправил игрушечный кораблик, привезенный ему однажды Олденом.
- Мы останемся здесь, Ники?
- Я не знаю... Не знаю.
Оставаться на месте могло быть опасно, но идти точно было некуда. Если бы Ники хотя бы знал, кто на них напал, он мог бы подумать. А так... Могли напасть либо люди короля, либо другая сторона. Если первые, то оставаться в доме было самой худшей идее, какая только могла прийти Ники в голову. У королей руки простирались далеко-далеко - не в пример обычным людям. Но Новеррины в век Ники - да и в век Олдена и Энитты - не говорили, будто ненавидели Проклятых и желали их абсолютного истребления, чтобы даже пылинки не осталось. Если кто-то решил похищать Проклятых, то он определенно пришел по адресу. Возможно, в таком случае опасности оставаться в доме не было, но Тина пропала, а Ники не мог сидеть сложа руки, пока его младшая сестра находилась в лапах чокнутых фанатиков.
В качестве дополнительной нагрузки - нужно было понять, куда делись прочие родственники. Уйди Ники теперь искать Тину, и, возможно, тетя с дядей решат, что и он пропал. Да и на кого оставлять Кирена?
От всех этих мыслей голова становилась ощутимо больше и тяжелей.
Кирен не спускал с него вунимательных глаз. Стоило Ники устало вытереть лицо руками, на секунду прикрывая глаза и думая, как же страшно он хотел спать и видеть любой из кошмаров, тот спросил:
- Что мы теперь будем делать?
Ответ "не знаю" надоел даже самому Ники. Незнание ковыряло раны еще глубже, заставляло сердце неугомонно и больно трепыхаться. Ники хотел знать хоть что-нибудь!
И Смотрящая со Слышащим будто услышали его мольбы.
Оставив Кирена в комнате, Ники ушел бродить по дому - точнее тому, что от него осталось. Он снова зашел на кухню. В той стене, возле которой стояла печь, зияла дыра, а рядом были рассыпаны камни, осколки кувшинов, раздавленные ошметки овощей. В воздухе витал запах горелого мяса - это тушки кроликов и оленина превратились в головешки.
Ники выглянул в ту дыру в стене, и его внимание привлек большой сверток на земле. Он выглядел подозрительно, и Ники почувствовал холодок, пробравшийся под одежды. Хромая, он вылез наружу, и подошел к свертку. Отогнул край темно-серого полотна и, отпрянув, упал на землю, вновь причиняя ноге боль, но не замечая этого.
Это был Олден Блэр с окровавленным и мертвым лицом.
В ушах зазвенело, а Ники не мог оторвать взгляд от свертка. Кто-то из соседей вытащил Олдена и оставил на заднем дворе.
Голос Кирена, покинувшего дом вслед за Ники, разрезал жуткий перезвон колоколов.
- Что там?
Показывать десятилетнему мальчишке его мертвого отца? Ники остановил Кирена в шаге от тела Олдена и помотал головой.
- Там... Кирен, почему бы тебе...
- Ники? - раздался девчачий голосок.
Меньше всего Ники хотел бы видеть Триолу. Но та шла к нему с убийственной бледностью на лице.
- Чего тебе? - Ники было не до расшаркиваний.
- Мне очень жаль, Ники. Это мой отец рассказал о Тине. Прости. Я...
Ники закрыл глаза. Он не мог ни на чем сосредоточиться, и слова Триолы долго доходили до сознания, отказывающегося работать после увиденной картины.
- Что? - прошептал Ники.
- Я не знаю, кем были те люди. Отец тоже не знает. Он просто сказал кому-то, а после...
- Просто сказал? Просто сказал, молодец твой папаша. Он просто сказал. - Ники затрясло. - Он сказал, и мой дядя мертв, а сестра, тетя и второй брат пропали без вести. Мой дом - руины. Но твой отец просто сказал.
- Мертв? - У Кирена расширились глаза.
- Триола, вы переехали сюда, а мы здесь всю жизнь. Моя сестра никому не вредила. Но твой папаша решил, что ему видней.
- Ники, послушай.
- Папа мертв? - снова спросил Кирен жалобно.
Ники поднялся на ноги, опираясь на меч. Триола боязливо сделала шаг назад.
- Ты видела моих тетю и брата?
- Кажется, да. Они... - Триола смотрела на меч и опасалась, что Ники рубанет по ней, рассекая на две части. - Они уехали на повозке в сторону Аспира. Наверно. Мне так показалось. У вас там живут родственники?
Ники бессильно осмотрелся по сторонам.
- У нас нет родственников здесь. Кое-кто живет в Дамиире, но туда тетя точно не пошла бы. Куда она делась, Триола?
- Я не знаю. - Триола почти плакала. - Они побежали на юг, а там Аспир. Я не знаю точно, Ники.
Ники собирался упасть на землю и снова подумать, если бы смог сделать над собой такое усилие. Сверток с телом Олдена Блэра притягивал взгляд. Рядом с ним, откинув с лица полотно, сидел Кирен, так и не добившийся ответа от брата.
Ники было некогда участливо гладить того по голове. Он пытался понять, что делать дальше, но мало что понимал.
Конское ржание и цокот копыт избавили Ники от необходимости решать. Едва увидев группу всадников на темно-гнедых, он метнулся за угол дома, прихватив с собой Кирена, не реагирующего на мир.
- Это здесь, что ли? - раздался мужской голос. - Да, сразу видно.
- Ищи жильцов и не ори.
- Кого искать-то?
- Подожди, я девушку вижу. Эй!
Триола уставилась на Ники, а тот покрепче взял Кирена за руку.
- Я не могу его оставить, - сказал Ники тихо, глядя на Олдена.
- Я о нем позабочусь.
- Тетя и Алесс точно ушли в сторону Аспира?
- Я своими глазами видела.
- Эй! Вы меня слышите? - снова крикнул один из всадников.
Ники побежал. Нога ныла и пыталась подогнуться, но он заставлял себя бежать. Лес был совсем рядом. В лесу можно было не бояться преследования - никто в здравом уме не совался туда, не зная дороги.
Позади слышались крики и топот копыт. Ники не оборачивался.
НАмелия Ди'Бьярт
Вместо привычной кровати с балдахином и резными деревянными столбами у Амелии было несколько грязных, сальных тряпок, отслуживших свое в качестве постели не у одной сотни людей. Амелия не могла заставить себя прикоснуться к ним и на всякий случай не приближалась к тому месту, где располагалось кишащее клопами и блохами ложе.
В темнице тюрьмы на окраине столицы Дамиира, где содержались запертые от людских глаз преступники, было сыро и зябко, невзирая на то, что сам Дамиир находился южнее всех королевств. Амелия уже на второй день пребывания в этом месте стала тереть чешущийся нос, а на третий почувствовала першение в горле. В этой злачной обители немудрено было умереть от любой болезни.
Платье превратилось в повидавший жизнь кусок парчовой ткани. Постелью в углу подальше от крохотного окна под потолком, откуда беспрестанно дули ночные свежие ветры, воющие в трубах и касающиеся, насмешники, дыханием далекой свободы, служил грязный плащ.
Потолок в темнице располагался так низко, что Амелия чувствовала, как больно тот давил ей на грудь, когда она смотрела в него из своего угла в попытке подумать.
Ни книг, ни занятий... Амелия знала, что многие сходили с ума в заточении, что тюрьма для кого-то была хуже смертной казни. Амелия до попадания сюда не знала почему.
Если она не сбилась с подсчета, то находилась в этой темнице шесть долгих, как сама жизнь, дней. За это время она побывала лишь в коридоре и уборной. Один раз ей налили ведро воды для помывки.
***
Дверь, толстая и тяжелая, изготовленная из дуба и обитая по краям железными пластинами, имела два замка. Один из них открывал саму дверь, выпуская пленника или впуская его внутрь; другой служил для запора окошечка, вырезанного в самом низу, через который кормили узников.
Еда давалась дважды в день: утром и вечером.
Амелия всегда слышала, когда начинался завтрак или ужин. Дверцы открывались так шумно, словно тюремщики не оконца для плошек открывали, а ковали оружие в кузнице. Тележка, на которой развозили еду, скрипела сдавленно и тоскливо. Отчего-то никто не мог ее смазать.
Это утро вновь ударило Амелию, съежившуюся на плаще и держащую голову на его смятом капюшоне, по ушам звонким открытием оконца. Та дверь была расположена через три темницы от ее.
- Завтрак, - бросил тюремщик, открыв ее окошко. На пол темницы были брошены две миски с похлебкой и кашей, корка хлеба и кувшин воды.
Амелия молча придвинула плошки ближе к себе и быстро опустошила их. Воротить нос ей удавалось в первые четыре дня, когда она кричала, била стены кулаком, повторяла свой титул и надеялась, что ее услышат или хотя бы воспримут серьезно. Сейчас же, осознав тщетность попыток достучаться до тюремщиков, Амелия не смела отказываться от редкого куска. Воду в кувшине почему-то было нельзя оставить на весь день. Амелия не хотела умирать от жажды и, прося добавки, выливала воду в небольшую ямку, выскабленную в камне тем, кто жил в этой темнице до нее и как мог обустраивал свой быт. Он же, тот несчастный пленник, разрисовал каменные стены, выцарапав кривые, корявые изображения оленей, слонов, жирафов, деревьев - словом, окружив себя природой, которой был лишен.
Амелия повторять его судьбу не хотела, но как выбраться пока не понимала.
***
- Эй, ты принцесса? - спросил кто-то.
Амелия резко села на своем плаще, озираясь вокруг. Не хватало ей спятить.
- Ты слышишь? - раздалось вновь.
Нет, не показалось. Амелия подбежала к окну, надеясь, что звуки исходили с воли, что кто-то нашел ее - Джос? Стражники? - однако ее ждало разочарование, и за решеткой не обнаружилось ни души.
- Я за стеной, твое высочество, - хмыкнул голос.
Амелия опустилась на колени, ища зазор, позволяющий кому бы то ни было так явственно звучать из другой темницы, и нашла его - маленькую щель почти возле пола в том месте, где обычно располагались ее ноги.
- Кто вы? Тоже узник?
- А стал бы я тогда сидеть здесь? - саркастично осведомился неожиданный собеседник.
- Почему же раньше молчали?
- Раньше я влачил существование в другой части тюрьмы, но твой немой сосед отдал концы, и меня привели сюда. Кто-то наплел, что ты принцесса Ди'Бьярт. Никогда не видал принцесс вблизи!
Амелия горько улыбнулась и села, подобрав грязные юбки и прислонившись спиной к стене.
- И не удивишь. Между нами ведь стена.
- За что тебя сюда заточили, принцесса? - спросил голос.
- Амелия.
- Чего?
- Мое имя - Амелия Ди'Бьярт. А ваше, сир?
- Сир? - собеседник заразительно захохотал. - Это вряд ли. Я Лурк из Дармонда вообще-то. Просто Лурк.
Амелия испытала к незнакомцу жалость. Фамилий не было только у найденышей - детей, которых бросил неизвестно кто. Им неоткуда было взять фамилию. Даже имя было выдуманным.
- И что тебя привело на юг, Лурк? - спросила Амелия.
- Хотел мир посмотреть. - Лурк едва слышно вздохнул. - Но поцеловал не ту женщину. Вот и...
- Ох, так это лорд Си'Тон постарался?
- Откуда ты знаешь?
- Ты не первый, кого он наказал за жену. Но тебе еще повезло. Одному бедолаге отрубили левую руку.
Лурк какое-то время молчал. Амелия подумала, что тот, возможно, обдумывал, как плохо и неудобно ему жилось бы без одной руки, и радовался, что отделался лишь темницей.
Сама же Амелия была рада какому угодно собеседнику. Поговорить с человеком после пятнадцати дней криков или тишины - все же это было приятно.
Амелия с тоской оглядела ставшие почти родными стены. И как здесь жили годами?
"Я сбегу, я обязательно сбегу", - пообещала себе она.
***
Лурк пел чудовищно, но старательно. Амелия качала головой, но не просила соседа замолчать. Если Лурку хотелось петь в этом безумном одиночестве, он имел на это полное право. Сама Амелия была бы не прочь раздеться, избавляясь от надоевшего платья, но сменной одежды ей не дали, сказав, что она ее получит, только когда износит эту.
- Хочешь передать весточку на волю? - вдруг спросил Лурк, прекращая завывать и делать вид, будто то подобие песни, которое он выдавал, было национальной дармондской музыкой.
- Что? Почему ты не сказал? - вскинулась Амелия, резко садясь прямо.
- Не сказал чего? - недоуменно спросил Лурк.
- Что имеешь возможность связаться с людьми за пределами тюрьмы!
- А ты меня спрашивала? - обиделся Лурк. - Еще и кричит.
- Смотрящий и Слышащая! - воскликнула Амелия. - Лурк, нужно передать вести одному человеку, он стражник во дворце.
- А ты... не пробовала просить о чем-то менее приказным тоном?
Амелия убрала с лица упавшие на них рыжие пряди и подползла ближе к зазору.
- Лурк, я должна выбраться, пойми. Наше королевство в опасности.