*минус один"

А на бескрылье и бабочка - сокол.
Мерными ложками пыльцу с крыльев.
Выпускники ателье подмастерьев
хендмейдят из прокладок липкий кокон.
Мухи летят к нему, оставляют лапки.
Лес никому не нужных ресниц, хули.
Как на сквозь мозг проходящей пуле
остаются мысли о носках и тапках,
брошенных на бескрайних просторах комнат,
хранящих твой уже неуместный запах.
В этих пропахших прокисшим палатах
ампутированные души стонут.


"вино"

Винное отупение. Взмах ресниц твоих длиною в ночь.
Страх отступает в тень. День - это выворот сна.
Мрачная дочь-весна обретает полную власть
над собой и над той, что над, надо мной, чтобы украсть.
Перманентно дрожание рук и дрожание набухших век.
Красно-белые все сотрут и запишут финальный трек.


"больше не хо"

Как-то раз одна суеверная дама предсказала мне смерть от потери жизни. 
Мол, просто умрешь - тогда-то и так-то. Страх, морг, гроб - ничего личного.
Пожалела меня, сказала: хочешь - спасу? Я ответил: хочу, конечно. Ты можешь?
Она обняла меня и назвала своим суженым. Любила, правда, как бы между прочим.
А я просто радовался засыпать с ней и слушать, как она что-то во сне бормочет.
Но однажды, когда я научился верить и забыл о том, что такое вкус одиночества,
она спросила: помнишь, я хотела спасти тебя? И добавила: ты знаешь, больше не хочется.


*она забыла*

цикличность бытия - моя. 
все на себя и все в себе. 
сорокой в закрома души 
все, что блестит, гниет, кричит. 
и там нет места больше. 
страх 
- он проникает сквозь завалы 
и заполняет все пустоты, 
о большинстве которых ты не знал. 
провал в безумие. 
порвал все связки, заземляясь. 
стыд. 
последний лакомый кусок, 
который смерть приберегла 
на крайний срок. 
дела не выполнены и наполовину. 
в корзину сложенный букет 
предназначается не мне. 
он вместо пропускных монет - 
ведь не мужчина правит лодкой. 
нет, в ней у руля стоит Она. 
ей все равно. 
она забыла.


*вы разве не слышали?* 

вы разве не слышали? он умер вчера.
стал копаться в себе и - нате! - удушье.
после него осталась горстка добра
и так, кое-что из мусора. 
неужели не слышали? весь двор гудел.
говорили, он что-то писал с похмелья.
оставил кучу незаконченных дел
для будущего поколения.
странно, что не слышали. ведь человек...
впрочем, сколько их каждый день уходит,
оставляя за собой исчезающий след 
в искусанной комарами истории.


*малыш*

ты тоже полюбишь искусственный лес,
карманных собак и антенны на крышах -
карьерные выступы офисных лестниц
ты тоже полюбишь, малыш.

ты тоже захочешь читать между строк
и жить между дел и душить тех, кто дышит.
идти со звенящими золотом в ногу
ты тоже захочешь, малыш.

ты тоже захочешь увидеть себя
на стене
в орденах
с волевым подбородком -
и чтобы служивые мира сего
тебе поклонялись погонами с водкой
и думали вслух благородную зависть,
и дружно клялись воспитать поколение
точно с такими же вот подбородками -
и чтобы на стену,
и чтоб с орденами.

ты тоже получишь однажды под дых
и станешь с тех пор генеральствовать тише.
и тише. и тише. и тише. так тихо,
что станешь неслышным, малыш.


*бесполезные*

бездумье вскрывает души, как лезвие,
на крики набрасывает плед молчания.
в книгах написано, что мы - бескрайние,
но там не написано, что бесполезные.

зашедший на чай к нам пропадает без вести,
пришедший с мечом обрастает опытом.
нас учили на ропот отзываться шепотом.
жаль, не научили жить в бесполезности.

нас брали как данность, вернули как версию -
разрезанную на куски, растерянную и болящую.
кто-то сказал, что нам нужно оставаться зрячими.
жаль, не попросил нас остаться полезными.


*мне*

что воля мне, что неволя - мне
спороть с себя инородное.
стереть с лица неприглядное.
боли, мое неболимое.
молчать бы криками скрытыми,
корить себя за ущербное.
что мило мне, что не мило - мне
служить с желудями верными.
и что свое, и что чуждое -
в единый колос сплетенное,
родимое что-то почудится.
что воля - мне. что неволя - мне.


*барон м.*

вместе с седлом себя из болота тянешь.
конь захлебнулся, решив, что внизу привычней.
там под тобой пузырятся останки жизни,
мякиш пустого галопа взбивает тину.

держишь себя за косы - иллюзия предполёта...
смотришь вокруг: вдруг кто-то увидит.
чувствуешь взгляд, но это смотрят мимо.
пустые глаза привычны к оставленным дырам.

движения буквой "г" в четыре галопа -
вернёшься туда же, но взмыленный и безбожный.
подумаешь: а стоило ли покидать болото?
в нем ведь тоже жить можно.


*рефлексы*

этот ротный рефлекс -
вера в правду ревущей толпы.
накладными глазами ощупывать воздух -
вполне.
чтобы выплыть и выжить, старайся не жить
и не плыть -
даже если сидишь на весле.

каждой спичке родной коробок -
королевский дворец.
это нужно кому-то - сжигать тех,
кто любит тебя.
что за странная блажь - растаскать
на поленницы лес,
чтоб назавтра о нем горевать.

и в руках не синица - прозрачная тень журавля.
и ты видишь того, кто мечтает украсть эту тень.
эта высшая радость - уметь убивать и прощать
за убийство себя и в себе.


*маленький мук*

объясняешь себя, словно ты - идиома какая-то.
сколько доводов, мама родная, сколько причин!
и спасали тебя, как спасали рядового райана,
и убивали - то исподтишка, то один на один.

то ты жуткий, как антропогенная рептилия,
то няшный, как человек-паук.
но это внутри. снаружи ты офисное бессилие.
поразительно маленький мук.


*с корабля*

что легче воздуха - внутри.
так - свысока на птиц.
пружиной что ли распрямиться.
в огне углем сплясать.
мне небо - мать
и мачеха - земля.
я - капитан. последним с корабля.
в капкане дня я не состарюсь ни на день.
и тени прошлого останутся в тени.
я заглотил наживку, бог. тяни!


*живее живых*

я иду по проводу, зеленому,
как изумрудный город.
я ношу очки с усатыми улыбками.
в глаза смеются светофоры, старики-поребрики
подмигивают хитро из-под ног,
живее все живых.

я вишу на проводе, зеленом,
словно изумрудный город,
я ношу ботинки на одну и ту же ногу.
на моих носках наскальные рисунки, оттиски
проспавших воскресение богов -
живее всех живых.

я грызу зеленый провод изумрудными зубами,
искры освещают дровосеков, львов,
страшил и иже с ними,
мне ворона намекает на другое место,
где потерянное время возвращается,
живее всех живых.


*взрывать песок*

зубами обнять рукоять земли.
на мели корнями взрывать песок.
пятка-носок - кто-то не устоит
и оплавится вплавь и впрок.
в консервной банке до края стола,
где мечты сбываются о паркет.
каретный хозяин соскребет в пакет
обломки пиратского корабля -
для своих ли повозок в шляпах
с лапами, как у перчаточных палачей,
или из чьей-то безгвоздевой души
новую палубу крестиком выжить,
чтоб рыжая дрянь потекла из ран
на лица пришедших зевать.
глазами
обнять рукоять земли.
на мели корнями взорвать песок.


*вчера завтра*

последний день настал - пиши пропало.
наставил нам рога, пришил нам хвост.
теперь что в хлев, что в церковь - в полный рост
без логики конца,
без истины начала.

за камнем трех сторон детектор веры
шмонает каждого, кто не свистел с горы,
не бил перчаткой и не звал барьеру
поэтов преждевременной поры.

а завтра - новый день и свежий ракурс:
все, как вчера, но с чистого листа.
бумага стерпит кривизну моста
из края черствых лиц
в край бутафорских лакомств.


*твой*

морскими милями грусть.
кто ты сегодня?
сегодня ты что?
я боюсь о тебя.
я тебя боюсь.
ты - моя соль. я - твое нечто.
твое вскрытие.
последняя капля в ладонь.
твоя гончая, несущая в пасти труп.
твое зрение мимо меня и сквозь.
твой согнувшийся в низком поклоне гвоздь.


*двое*

идущая молча мимо сорвавших глотки
в драных колготках самого банального цвета -
где ты, ушедшая прочь от наследного трона,
черная ворона в стае ворон белых?

прожевавшая разницу между словом и делом,
выбиваешь фениксом
застрявший в фениксе пепел,
чтобы вывел себя из себя - эй - прошел гладко
и кудахчет, что тебя из твоих же лекал слепит.

извлекаю тебя на свет, как эйлер занозы
из убийственно прозаической
извлекал константы -
у твоих секундантов закончилось время вопросов.
заряжай и лети, я - следом, но немного позже.

изловчишься оплавить себя в тчк -
и летишь себе оловом, голым теплом,
истепляясь в одну из чужих атмосфер.
а летящая рядом коснется тебя -
и согреется впрок, и отдаст, что взяла,
и "прости, но вчера я стекла со стекла".
коло-ко коло-ло коло-ко коло-ла
разнесут на весь мир до затычек в ушах,
до огня, от которого стынет земля.
посмотри: я принес - эта птица твоя.
посмотри: эта птица - живая.


*босиком*

напечатанной где-то в восточной европе монетой
искрится день.
небо пенится маковым цветом и падает
на мое лицо.
лавина голодных лоснящихся тел
извергается гноем из вспоротых вен.
веришь - перед смертью авель целовал
каина взасос.
хватал за волосы и говорил о своей любви.
наши битые стекла покрыты
лепестками кровавых роз.
ни одного пореза. ни одной капли крови.
но небо стекает грязным песком.
забивает душу. выедает глаза.
последний свой собственный мальчик
говорит что-то, но не разобрать слов.
в смятых кроватями лицах - крошки сна.
сонные крошки, живущие в морщинах.
ты думаешь, что эта картина на стене страшна,
но на стене нет картин - там одни зеркала.
милая моя, маленькая моя страна, которой нет.
мне бы ломоть тебя - чтобы поместилась нога.
ты бы сама по себе была, знаешь.
никаких тебе соседей, никаких друзей,
никаких врагов.
только радость моя.
только горе мое.
только ты.
только я.
и глубокий окружающий нас ров.


*колесница*

на земной простыне -
перекрестки рогатых путей,
по которым из пункта в пунктир
держат путь пассажиры.
пусть из глины конечная цель.
чем ничтожней, тем злей
бестолковая тяга к конечной
трамвайного мира.

мы с тобой - на ходу, в два прыжка
и четыре руки,
зацепившись зубами
за ветхий кафтан контроллера,
пополняем ряды паразитов электродуги.

и на взятой измором, хромающей стуком колес
колеснице сидящих в наклон
мы сидим в полный рост.

а на крыше - светло.
и вокруг все как будто светлей.
разливаем свою слепоту, глухотой разбавляя.
посмотри: мимо нас, допивающих выворот дней,
пролетает дворняга в трёхлапом костюме рояля.


*страна объедков*

за подкладкой твоих прорех не осталось места.
твой портной был предельно нетрезв.
увольняй портного.
ты вчера проспала рассвет,
развалившись в кресле.
ты - страна золотых развалюх
и объедков слова.

все лекарство твое идет на "успеть до завтра".
на сынов твоих хватит тебя, да сынов негусто.
ты вчера при затмении глаз продолжала чавкать.
ты - страна непреложных кастрюль
и объедков чувства.

курам на смех. себе поддых. семенное племя.
закатай рукава до ушей -
вдруг да что-то брызнет.
ты вчера на безвременье нудно жевала время.
ты - страна преждевременных дел
и объедков мысли.


*слово*

принцип скамеечных истин живет в три горла -
выводок гулких, как мат, толоконных лбов.
слово мое - облаченная в солнце курва,
бальные танцы с партнерами без штанов.
наша любовь - это тема досужих сплетен.
наши шаманские пляски - базар-вокзал.
в наших руках связки пыльных ненужных песен.
в наших лаптях наши дети идут на бал.
млечных путей перекрестки вскрывают небо -
нам бы заштопать его, но портной запил.
это не звездная пыль - это крошки хлеба.
это не крик - это музыка струнных жил.
наши собратья храпят в придорожных ямах.
нашими принцами можно пугать ворон.
в наших родильных домах слишком много пьяных.
наша готовность согнуться творит поклон.


*шутовская процессия*

не искал, не нашел - растерял по канавам и ямам
апельсиновый цвет междометий и матерных слов.
вот и пешка моя - смотрит косо,
но движется прямо.
вот и конь мой - сбивает о клетки вериги подков.

шутовская процессия прет к шутовскому финалу.
я в ее авангарде. выходит, я - стоящий шут.
здесь ни много, ни мало -
за многое платится малым.
здесь дают впопыхах
и неспешно с ухмылкой берут.

я не знаю, что было вчера, но я вызубрил завтра -
черно-белая радуга манит ослепших стрелков.
эта смерть наугад все звучит,
словно вящая мантра,
изрыгая забытых героев и яростных вдов.

ну, а шут - это крик,
облаченный в дурацкую форму.
боевой генерал, прозевавший начало войны.
обедневшая почва, укравшая мертвые зерна.
полоумная жизнь, недовзятая кем-то взаймы.


*безбилетник*

этот запах конечной догнал, изжевал, измызгал
и - в карман безбилетником нагло среди монет.
персональная миска в костях,
как в шелках персидских,
утопает и радостно щурит каёмку лет.
по следам на воде - к преломлению тени света,
отсекая от третьего лишнего ровно треть.
ты - твой запах, пришедший на оргию без билета.
ты - твой собственный ад.
развращённая жизнью смерть.


*чудо из корыта*

мы не ветошь - цветы на прилавке
(покойтесь с миром).
накрахмаленный повод остаться
в гостях до завтра.
упакованный в мышкину радость кусочек сыра.
круговая, как мать всех порук, пресвятая мантра.

мы не ветер - сквозняк
растворившихся в лужах песен.
пузырьки на воде. затонувший бумажный крейсер.
мы - живильные яблоки, давшие жизни плесень
и на скотных дворах раздарившие свиньям бисер.

мы - карманные тигры,
привыкшие жрать друг друга.
мастера исполнения пляски святого витта.
в нашей братской могиле
лежит, разлагаясь, чудо -
чудо винных паров, доносящихся из корыта.


*музей*

вот стоит стол.
на столе лежит сыр.
в этом сыре полно дыр.
ну, а в дырах ничего нет.
вот и славно.
но пошел слух,
будто в сыре ничего нет.
будто сыр - это лишь сон.
межправительственный комплот.
вот стоит стол.
на столе как есть дыра.
а дыра та черней золы,
коридор в параллельный мир.
параллельно там всё и всем,
не в пример поперечным нам.
и пошел неспокойный слух,
будто все мы - контр-параллель.
будто мы - зеркала себя.
приукрашенные вещи в себе.
вот стоит стол.
на столе лежит сыр.
только стол уже не тот.
да и сыр под колпаком.
вокруг колпака - толпа.
вокруг колпака - музей.


*комплект*

на нашем с тобой межпланетье
гундосит скрипка -
полсотни сосущих ртов на квадратный метр.
с рождения данное нам продают со скидкой.
живую защиту от ветра разрушил ветер.

за снос неугодной травы отвечает сено:
под хруст обезвоженных чучел прекрасно спится.
в стаканах столпов революций бушует пена.
забытая в пенном пылу, остывает пицца.

из накося с выкусем в вящем почете накось -
на выкуся черным пиаром упала вшивость,
но благообразие ликов дарует радость,
которая долго случалась, но не случилась.

на римских задворках опять вызревает сила.
на тухлояичных кормах - ожерелье судеб.
и дело не в том, что все это когда-то было.
обидней всего то, что все это снова будет.


*вальс в четыре копыта*

двуцветная радуга режет дешевой бритвой.
обритые наголо ржут и зовут возничих.
вступающим в стройность рядов подают пол-литра
блюстители птичьих порядков и нравов птичьих.

прыщавое небо накроет печальным стоном,
дырявым ковшом зачерпнет маслянистый берег.
пришедшим с поклоном легко отвечать
поклоном -
пришедшим любить, как обычно, никто не верит.

у наших цветов больше нет лепестков желаний.
живильные яблоки - сплошь усилитель вкуса.
забытое счастье ютится в пустом кармане,
где самый бывалый карманник
найдет лишь мусор.

учителем танцев назначен вчерашний мерин -
вальсируй в четыре копыта, грызи поводья.
наездник доволен собой и в себе уверен.
сегодня он снова при шпорах - и шпоры в моде.

но стрелки безумий в кустах опалило время,
и все, что случалось до нас, не случится с нами.
хранитель идей заколотит глазные щели.
карманных дел мастер заклеит дыру в кармане.


*своя нора*

как нарядное месиво плавленых глаз,
на груди орденами сверкают дыры.
кавалер кавалера приглашает опробовать
модный танец на одной ноге.
окурковый стол предлагает рецепт
мяса красоты, завоевавшей полмира.
райские кущи обещаны каждому,
кто сварит трех своих друзей в молоке.

рембрандты малюют на стенах плакаты,
запрещающие рисовать на стенах.
под заборами спит наше славное будущее -
думая о завтра, лелеет вчера.
каждая собака с лаем лезет на сено,
но на всех собак на сене не хватит сена.
не каждый получит обещанный замок,
но у каждого по факту есть своя нора.

зад, треснувший не поперек, а вдоль,
станет кульминацией всех кульминаций.
сторож сегодня в фаворе и дремлет в сторожке,
но сторожа никто не сторожит.
кривой и глухой на оба уха король
строка через строку читает послание нации.
крупицы разума, унесенные ветром,
прорастут где-то над пропастью во ржи.


*корни*

корни деревьев вскрывают консервы неба.
яблоки жизни стекают прокисшим соком.
выйдет ли боком лечебный эффект плацебо -
мысли о вшах метить мыслями о высоком.

просто иду по заплеванной старой пашне -
под руку с той, что решилась идти босиком.
в ногу из завтра в сегодня ничуть не страшно.
в гору ни капли не сложно с пустым рюкзаком.

вправо ли, влево ли - тропы ведут к конечной.
знаки сомнительных истин слепы в квадрате.
путь патрулирует вечный дурак на печке.
руки по швам - у надежных остатков рати.

быль или небыль - какая к чертям забота?
больно - не больно, на первый-второй
рассчитайсь.
смело стрелять по вчерашним птенцам из дзота,
вмешивать кашу из крыльев в малиновый чай.
прогрызшие землю
продираюсь к тебе сквозь раскрошенный
в щепки пол.
выползаю наружу, в лысеющий замерший город.
мой осиновый рай, заточивший зубами кол,
приготовился к казни и ищет убийственный повод.

из седеющих улиц сочится пьянящий смрад.
задремавшие люди стоят,
прислонившись друг к другу,
словно сонный архив паспортов без имен и дат,
но с конвоем подкованных мух,
что летают по кругу.

продираюсь к тебе сквозь разжеванный
в кашу свет.
выползаю наружу -
в кисель обездвиженных улиц.
здесь любители неба летят прямиком в кювет,
но прогрызшие землю, ты знаешь,
назад не вернулись.

Читать все произведения Романа Казимирского: https://www.litres.ru/roman-kazimirskiy-9873082/