Аннотация: На конкурс "Вера, надежда, любовь - 2024"
Моня любил огурцы. Нет, не так! Моня ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ огурцы!
- Эммануил, - расстраивалась тетя Фира, Монина мама, - не делай из еды культа. Разве это приличествует культурному человеку - целый день хрустеть овощами, с влажными от вожделения глазами?
Ну, не могла понять насквозь прагматичная женщина, как наседка цыпленку несущая свою заботу сыну, изнемогающему за компом на удаленке, устремлений идеалиста.
Хоссподи, какие же танталовы муки терпел Моня зимой, когда предки таскали из широкогорлых банок невзрачные, цвета хаки, плоды! Как парень ненавидел удушливый запах уксуса и все эти хреново-чесночные приправы маринованных овощей.
- Что ты воротишь нос, - сердился отец, стараниями которого в доме всегда было "чем запить" эту самодельную продукцию, - что ты мудришь? Ступай в магазин и купи хоть полную сумку этих grin mitglider (идиш - переводить не стану).
Моня вздыхал, понуро утыкался в дисплей, и с особой ненавистью шаркал по коврику мышкой. Разве могли сравниться супермаркетовские бледно-зеленые колбаски, порожденные извращенным вкусом китайской селекции, со спелыми огурцами, вызревающими на грядках соседских дач в летнее время.
Моня не был дешевым жуликом! Врожденная интеллигентность, переданная дитю нынешнего времени прадедом - скупщиком краденного при Николае Кровавом, тетей по матери, впаривавшей деревенским лохам на Казанском вокзале латунные колечки и цепочки, двоюродным братом, окончившем карьеру солидного антиквара в лагерях под Вилюйском, не позволила бы мальчику взять чужого. Параноидальные устремления родителей, норовивших все плоды своего сада и огорода моментально "закатать" в банки, подвигала юношу на некоторые нестандартные поступки, но не на воровство. Ни в коем случае! Не видя иного выхода, парень, смущаясь до пунцовости, свел знакомство с владельцами соседних участков.
При виде сочных плетей, усыпанных упругими зеленцами в темно-зеленых пупырышках, а у отдельных видов даже и небольшими черными шипчиками, кои отваливались при легком поглаживании ладонью по матовой кожице, у Мони начиналось обильное слюноотделение и даже легкое головокружение. Он был согласен на все. Он помогал полоть морковь и картошку, правда, после такого ухода надеяться на урожай указанных культур было бы глупо - добровольный помощник рыл до глины, как многоковшовый экскаватор, особо не разбираясь в разновидностях листвы и побегов. Он трудолюбиво таскал воду из пруда в неполивные дни, так что в междурядья вполне можно было бы выпускать молодь осетровых. Он помогал обрезать деревья и кустарники, измеряя необходимость кроны высотой собственного роста. И конечно же получал вожделенное вознаграждение, пожирая до десятка крупных тугих огурчиков за раз, тут же, у грядки.
Со стороны, трудно было себе представить, почему садоводы терпели этого оригинала в своем лелеемом хозяйстве. А секрет был прост - на обоих участках трудились одинокие женщины. Хозяйку слева звали Верой, хозяйку справа - Надей. Муж Веры, как она рассказывала своему малолетнему сорванцу, был капитаном дальнего плавания, как-то улетел на свою Луну и уже лет пять как не мог вернуться с оперативного задания Главного Разведуправления Бурятского Округа. И малец искренне верил, что когда-нибудь блудный папа вернется - весь в орденах, и со справкой об освобождении по УДО. С мужем Нади все было гораздо проще - она просто не вполне была в курсе - кто конкретно сподобился стать ее мужем, и вероятно, отцом забавных мальчишек-близнецов, поскольку была на момент гражданской свадьбы в изрядном подпитии. Однако она надеялась вспомнить, со временем, столь значимый момент своей беспутной, в прошлом, жизни, и найти "этого козла" в перспективе получения алиментов.
Дачными участками обе соломенных вдовы занимались постольку-поскольку, вроде как бы - положено, как у других. Наследство что оставили родственники, необходимо было если не приумножать, то хотя бы беречь. И на пределе своих дамских сил и знаний природоведения полученных в интернете, ибо академий не кончали, соседки обихаживали, в свободное от основной работы время, матерь-сыру землицу. На малолеток надежды не было никакой, те носились по оврагам и перелескам окружающей географии, приползая домой к ночи, исцарапанными, пропыленными и голодными как волчата. Поэтому, появление в окрестностях неприпаханной мужской силы, пусть и еще более бестолковой, чем малолетние бандиты, приветствовалось только что не бурными овациями.
Не вполне было понятно поведение родителей Мони. Ладно папа Яков, погрязший в расчетах весовых пропорций хрена и смородинного листа для "закруток", но мама?
- Пусть мальчик пообщается с настоящими женщинами, - вздыхала тетя Фира, - глядишь и повзрослеет, привыкнет к труду, поймет - почем достается кусок хлеба. Под "куском хлеба" мама, конечно, имела в виду плодоовощные консервы домашней выработки. Папа согласно кивал, его вполне устраивало, что шаловливые ручки сына будут портить не свои, а чужие грядки.
Участки соседок отличались друг от друга как хрен от клубники. Если у Нади помимо грядок на краю плантации притулился крошечный сарайчик для хранения рабочего инвентаря, совмещенный с шатающейся пристройкой санитарного назначения, то Веру ее "капитан", до убытия в дальнее плавание, осчастливил не только отпрыском, но и очень приличной постройкой в полтора этажа с мезонином. Особняк с участком, если рассуждать строго, достался охотнику за бурятскими шпионами за долги, от некоего злосчастного бизнесмена, и был малость неокончен. В строении не хватало окон, дверей, межэтажных лестничных пролетов и внутренней отделки. Но зато в стенах были пробиты штробы, полностью разведена электрика, а между забором и стеной дома организован навес для стоянки транспортного средства (средство, правда, давно было продано с целью пропитания малолетнего наследника).
А еще, в цоколе коттеджа функционировала банька. Ну действительно, что еще нужно настоящему мужику - вмазать с друзьями на козлах среди кирпича и цементной пыли, закусить свежим огурцом, и попариться для вывода альдегидов из утомленного организма.
Вот, собственно, это удобство и породило близость между Верой и Надей. Представляете, как замечательно, после трудовых усилий, попариться, а затем с визгом макнуться в "емкость" с прохладной водицей. Заодно и пострелят отскрести от окружающих достопримечательностей. Как-то ненавязчиво этой парилочке сел на хвост и Моня. В размахивании березовым веничком он не видел особых сложностей. Но почему-то, позже, стал стараться приезжать на дачу в те дни, когда родители оставались в городе. Ну, секреты и подробности я раскрывать не стану - понятно, что одиноким женщинам иногда бывало особенно одиноко, а весьма развитый, в некоторых телесных особенностях, юноша так сладко парил подружек, что и сам запаривался, чуть не до потери пульса.
Моня похудел, спал с лица, стал чрезвычайно рассеянным, и родители решили что свежий воздух и несдержанность в диете, стали отрицательно влиять на сына. И вот, как-то приехав без предупреждения на дачу, мама с папой узрели резвящихся в "емкости" двух расшалившихся сирен и не менее одуревшего фавна. Скандал разразился страшный. И своего апогея речь мамы достигла, когда она заметила трех мальков беззаветно жрущих в огороде огурцы прямо с плетей.
Слава богу, до инсульта у тети Фиры дело не дошло, однако русалки изрядно потерпели в здоровье, прическе и "морде лица". Понятно было, что Эммануилу было завещано: "На дачу ни ногой! Вон в овощной киоск на углу завезли свежие огурцы, там и закупайся!". Папа в скандале участия не принимал, втихую отхлебывая что-то из фляжки. Только невнятно заметил позже, что "libe iz beyz, ober mentshn zenen beyz..." (идиш - любовь зла, но люди злее).
Что папа имел в виду было не очень понятно, но дальнейшее: "Переключайся на кабачки..." было по достоинству оценено мамой, в виде энергичной оплеухи. Понятно - не горячо любимому сынку.
Монины дни потянулись полумертвыми одрами. Это, если сравнивать с вчерашними, скачущими буйными рысаками, праздниками тела. Даже огурцы в киоске парень покупал не каждый день. Что-то аппетит куда-то пропал. И лишь глубокие вздохи мрачно тупящего в компьютер сына, порой беспокоили тетю Фиру, и задумывалась она о том, что иногда и не вредно бы отступить от стандартов воспитания...
Так было до тех пор, пока Зина из овощного магазина, вечно морщащая синюю личность в окошке овощного киоска, не была заменена, по причине многодневного запоя, продавщицей из молочного отдела. В молочный же отдел пристроили племянницу завмага, вроде как, для поправки на молочных продуктах пошатнувшегося после реабилитации в наркодиспансере здоровья.
С утра Моня, более по привычке, чем по зову сердца, направлял заплетающиеся стопы в овощной киоск. В последнее время, то ли назло родителям, то ли от безысходности, он наполнял свою кошелку кабачками. Уже более половины его комнаты было завалено крепкими, блестящими округлыми боками, здоровенными, как молочные поросята плодами. Среди желтоватых громил изредка скромно выглядывали граненой зеленью бока цуккини, и даже бледные фантастические НЛО паттисонов. Эта бесформенная и бесполезная куча прямо-таки стонала и плакалась о пожухших надеждах, об увядших верах, об опавших любвях.
Достав из кармана кошелек, Моня хотел обратиться в овощное окошко с требованием полупуда семейства тыквенных, но внезапно застыл соляной статуей. Он безмолвно стоял с отвисшей челюстью, вроде афишной тумбы с красочной рекламой фильма ужасов, и даже пролетающая пара витютьней, оставившая обильные приветы на плечах мониной куртки, не смогла пробудить сознание в застывшем мозгу.
В окошке виднелась ОНА! Ее, как было позднее отмечено в полицейском протоколе, звали Любовь Андреевна. И да, она была зримым воплощением любви! Ее гладкая молочная кожа с легким загаром напоминала о ее прежнем месте работы. Кто любил топленое молоко с пенкой, тот смог бы по достоинству оценить это нежный желтоватый оттенок в вырезе служебного синего халата. Но вот выпуклостями своей фигуры она более подошла бы для продажи томатов. Каких, на хрен томатов! Вы представляете себе ПОМИДОРЫ, наши русские помидоры! Чудовищных размеров, с перетяжечками, темно-зеленой розеткой и глянцем багровой кожицы! Этот невыразимый запах огородной пыльцы, запах солнца и прекрасного дня!
Ах, как это по-нашему! Ах, это очаровывает... И Моня не избегнув естественного очарования, походкой лунатика, направился прямо к распахнутой на жаре задней двери киоска. После чего дверь со стуком захлопнулась, а на жалюзи окошка трепыхнулась табличка: "Ушла на базу". Любовь Андреевна, как опытная женщина, превосходно знавшая все темные стороны жизни, быстро разобралась в обстановке.
Вышел Моня из киоска только через час, с полной сумкой и блаженной улыбкой на лице. Что произошло, что оживило потерявшего веру в себя и жизнь человека? Точно утверждать нельзя. Но что-то таки было - намекали на ситуацию отборные огурцы, выпирающие зелеными эллипсоидами из сумки...
Да, это была она! Она, о ком он мечтал всю свою несознательную жизнь. Она - царица Cucumis sativus (лат. - род огурец посевной) и повелительница прочих Cucurbitaceae (лат. - семейство тыквенных). Глаза нашего героя застилали слезы восторга и приязни к новой любви. Вера в будущее, надежда на горы свежайших огурцов высшего сорта в своем меню буквально ослепляли его.
Поэтому, обходя СПЕРЕДИ троллейбус, он не заглянул осторожно, как положено - налево, и угодил под залитую, аж до кромки незапертого люка, ассенизационную машину. Неопрятный древний ЗИЛок, визжа неплотно прилегающими тормозными колодками, и пшикая раздолбанным компрессором, протащил несчастного по асфальту метров двадцать, заодно орошая округу осадками отнюдь не озонирующими атмосферу. Очумевший водитель, пыхая густым перегаром, пытался разъяснить зевакам, что "этот лопух", заставив подпрыгнуть сперва передний, а затем и задний мост, вскочил, догнал машину, и вновь кинулся под капот, и так - три раза подряд! Народ, искоса контролирующий долгожданное открытие пивного ларька, ахал и ужасался.
Аз ох-н-вэй, сгубили любовь, вера и надежда невинную душу...
![Огурцы []](/img/k/kazimirow_e_d/grin/ogurcy.jpg "Огурцы")