Ощутимый укол женского кулака под ребра заставил искать спасение в дальнем конце кровати. Я сладко спал, беззастенчиво дрых и громогласно храпел, заставляя дребезжать оконные стекла. Вылезать из теплой постели не было никакого желания. Сегодня мой законный выходной - первое января первого года. Праздник как-никак, имею я право проваляться в теплом ложе до полудня по этому поводу или нет? Конечно же имею и это не обсуждается, но моя молодая супруга имела на этот счет иное мнение. Еще один болючий тычок под ребра заставил меня со вздохом разочарования скатиться с перины и вступить босыми ногами в стылые тапки.
А Марина, выгнав меня с постели, сладко потянулась и, поплотнее закутавшись в пышное одеяло, донесла до меня из недр мягкого ложа свою 'просьбу':
- Принеси мне кофе, - проворковала она так, как это умеют делать все девушки без исключения и, ехидно улыбнувшись, добавила, - пожалуйста....
Я посмотрел на нее осуждающим взглядом, но ее это не проняло. Она еще раз сладко потянулась и, казалось, замурлыкала от удовольствия. Ей-то что..., посидела вчера до часу ночи с Мишкиной женой, посмотрели они на пышный салют, что мы устроили на потеху окружающей публике, распечатали бутылку шампанского, умяли по паре тарелок салата 'оливье' по рецепту из будущего, да пошли спать. Новой Год это не их праздник - подумаешь смена календаря. То ли дело Рождество! По всей России сейчас в почете именно этот праздник и отмечали его куда как пышнее новогоднего торжества. Но мы-то с Мишкой были из другой эпохи. Там, откуда мы родом, все было с точностью до наоборот и поэтому, мы по старой привычке основной упор сделали на новогоднее гуляние. Купили пышную елку, поставили во дворе, нарядили, чем смогли и постреляли из фейерверков. Попытались привлечь к празднику своих супруг, но не получилось и потому, веселье пришлось разделить с мужиками, что жили неподалеку. И были у нас хмельные песни под гармонь и шуточные состязания и катания с горки и веселый, дружеский мордобой, закончившийся примирением и шампанским на брудершафт. Все было... и веселиться мы закончили около пяти часов утра. Я завалился домой весьма горячим, мокрым от пота и снега и очень... очень пьяным. Маринка уже видела десятый сон и я, стараясь ее не будить, скромно прилег на край кровати, в наивной надежде переболеть свое похмелье в долгом сне. Не удалось....
- Ну, пожалуйста..., - снова заканючила супруга и захлопала длинными ресницами, пытаясь меня разжалобить.
А меня мутит. Тошнота подкатывает к горлу, голова со звоном бьющегося хрусталя пытается скатится с потной шеи обратно на подушку, а во рту словно дихлофоса пшикнули и тараканы совершили массовый суицид. Что-то перебрал я вчера немножко. Плохо мне.... Взгляд на напольные куранты подтвердил мои подозрения - утро едва наступило, маленькая стрелка издевательски указывала на римскую восьмерку.
- Зина! - крикнул я слабеньким голоском, в робкой надежде, что она меня услышит.
Как ни странно услышала. Пришла через минуту, неся на подносе холодный бокал капустного рассола. Ах, ты моя спасительница....
В три глотка осушив народное лекарство, я вытер усы и с облегчением присел на перину. Отдал бокал обратно.
- Спасибо, Зина. Ты самая лучшая женщина на этой планете, - сказал я ей, за что получил недовольный толчок в поясницу. И поспешил добавить, - конечно же, после моей любимой супруги.
Вроде бы угроза неминуемой расправы за мои необдуманные слова миновала. Можно расслабиться.
- Зина, сгоняй, пожалуйста, в аптеку. Спроси, не завезли ли им аспирин? Если привезли, то купи. И побольше.
- Хорошо, - ответила моя экономка. - Сейчас Варвару пошлю. А вы не сидите, ложитесь. Вам бы поспать. Сильно поздно вы вчера пришли и очень пьяным. Вы отдыхайте....
- Да-да, я с удовольствием, - пробубнил я и с огромным наслаждением стал заваливаться на подушку. Но вдруг вспомнил, - Зина, подожди. Принеси, пожалуйста, Марине Степановне кофе. Да покрепче, как она любит и варенье малиновое, да побольше. Пущай предается греху чревоугодия в свое удовольствие, может и ко мне приставать не станет.
И с этими словами я снова провалился в спасительное беспамятство. Впрочем, поспать долго не получилось. Зина притащила на подносе требуемый кофе, варенье и поставила все это на небольшой столик, за которым можно завтракать не вставая с кровати. Все как на обожаемом Маринкой западе. А еще принесла свежую газету. Вот эта-та газета меня и вывела из комфортного состояния. Моя супруга обожала читать последние новости. Каждую страницу свежего издания она внимательно пролистывала и досконально изучала буквально все, что было возможно. И при этом комментировала.
- Представляешь, - сказала вдруг она, вырывая меня из похмельной нирваны, - в газете уже успели написать про ваши безобразия. Слушай.... 'Сегодня ночью всем известные учредители предприятия 'Русские заводы' господа Рыбалко В.И. и Козинцев М.Д. устроили встречу Нового Года с невообразимым шумом, гамом и пальбой в воздух. Сии граждане организовали настоящую вакханалию, торжество неразумного безумия, подняв своими глупыми выходками с постелей всех соседей и вовлекши их в свои бесовские игрища. Эти всем известные господа пели всю ночь свои похабные песни, распивали водку и целовались с женщинами. От запущенных ими фейерверков загорелся дом одного из служащих, который, впрочем, удалось быстро затушить...'
Она замолчала. Затем я услышал звук сворачиваемой в рулон газеты, а потом почувствовал затылком прилетевшую оплеуху. Впрочем, не слишком сильную. Прилетело мне скорее для профилактики, чем для лечения.
- Это ты с кем там целовался? С какими такими женщинами?
Конечно же, она ни слову не поверила написанному. Какие женщины? Я о них просто не успеваю думать - молодая жена пьет из меня все соки. Вот водка была, это да, и загоревшийся дом тоже был. Хотя и не дом там загорелся, а лишь навозная куча задымила от попавшего в него фейерверка. Да и та быстро потухла, едва огненный шар прогорел.
Я нехотя повернулся к Марине, отобрал свернутую в орудие насилия свежую прессу и, расправив, прочитал название. А затем отбросил ее в сторону. Очередная мутная газетенка, продающая непроверенные слухи и не чурающаяся 'утиными' вбросами. По-видимому, только она решилась выпуститься в утро первого января.
- Нашла что читать, - недовольно пробубнил я. - Ты бы еще 'Приходской листок' вслух мне продекламировала.
- Ты не увиливай. Целовался ты с бабами или нет?
- Нет, у Мишки можешь спросить. Хотя женщины там и были, но все при мужьях. Как я с ними мог целоваться?
Уж не знаю, насколько ее удовлетворил мой ответ, но, по крайней мере, приставать с этими глупостями она ко мне перестала. Марина вернулась к своему горячему кофе, заедая его густым вареньем. Я видел, что она на меня не обижалась и не дулась, но по тому, как поглядывала в мою сторону, я понял, что поспать мне больше не удастся. Обязательно поднимет меня какой-нибудь другой ерундой. Не любила она завтракать в одиночестве, ей обязательно нужен был собеседник. И ладно если бы мы завтракали за столом, там она могла перекинуться парой слов с Зиной, но здесь в постели.... Другого собеседника кроме как моей персоны она найти не могла.
- Ладно, - с шумным вздохом поднялся я, - пойду-ка я душ приму. В себя приду.
Маринка, хитро прищурившись, 'благословила' меня на путь телесного очищения:
- Ага, иди. Я сейчас кофе допью и присоединюсь.
Честно скажу, я свою супругу люблю. Люблю ее характер, ее хрустальные серые глаза, звонкий смех и суфражисткие наклонности. Но секс по два раза на дню меня немного напрягает. Я хоть и здоровый мужик в самом расцвете сил, но такая частота близости для меня слишком уж часта. И потому, я рванул в душ с зыбкой надеждой успеть сполоснуться до окончания завтрака. Не успел.... Маринка заявилась в момент, когда я натягивал на накачанный зад теплые кальсоны. Бедный я, бедный..., отлынить от своих обязанностей мне не удалось. И похмелье мое мне только мешало. Хорошо хоть что беречься не надо, потому как мы уже беременны.
Первого января я планировал отдохнуть. Никуда не ехать, не думать о работе, не читать подготовленные отчеты. Я так планировал и наивно полагал, что мне это удастся осуществить. Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы. Сначала Маринка приставала ко мне, из-за чего я страстно захотел на работу, посетить недавно отгроханный офис, а затем и сама работа пришла ко мне на дом. Вернее с утра пораньше ко мне завалился Валентин Пузеев и притащил с собой велосипед. Самый обычный советский 'Урал' на котором я любил гонять в детстве. Вернее его реплику.
- Вот! - с гордостью продемонстрировал он мне наш новый продукт.
- Красавец, - восхитился я изделием. И хоть он был неказист на вид, не окрашен, но вполне себе красив. - Катался уже? - спросил я, приподнимая одной рукой мастодонта. - Что-то тяжеловат. Вы его из пары ненужных ломов сварили что ли? Надо бы полегче сделать.
- Ха, Василий Иванович, - ощерился золотыми зубами Валентин, - вы, верно, других велосипедов под ногами не носили. Из труб делали, как вы и говорили. Другие потяжельше будут. Только зря вы на тонкостенных трубах настаивали, больно уж дорогим выйдет велосипед.
- Неужели? Ну да ладно.... А дамский вариант вы сделали?
- Нет еще, - признался мой 'золотой' рабочий. - Но это не сложно будет. Если понадобится - быстро организуем.
Конечно же, велосипеды в эту эпоху уже были. И были самые разнообразные. От древних 'пауков' до вполне современных классических. И нам было не особенно важно их производство, много денег на них мы заработать не сможем. Просто, таким образом мы нарабатываем опыт, осваиваем технологии для того чтобы к концу этого года выкинуть на рынок наш новый продукт - мотоцикл. Самый настоящий, с нормальным двигателем и коробкой передач. Больно уж мне понравился подарок Суслова на мое венчание и я, загоревшись страстью, убедил Мишку освоить и это направление. Тем более что нам все это в будущем пригодится. Ведь для того чтобы сделать тот мотоцикл который я хочу, нам понадобится нормальный двигатель хотя бы на один цилиндр и простейшая двухступенчатая коробка передач. Хотя бы двухступенчатая. А набьем руку на изготовление этой малости и можно будет переходить и на автомобильные моторы. Ведь мы же хотим строить самолеты и танки? Поэтому, озадачив Валентина, изготовлением велосипеда, мы поставили перед Поповым новую задачу - создать новый отдел исследования и набрать нужных людей. И кровь из носа, но продемонстрировать мне до осени первого года требуемый мотоциклетный двигатель и коробку передач.
- Сам-то уже опробовал? - спросил я Валентина и внимательно потрогал стыки рамы. Мы активно пытались внедрить в жизнь сварные соединения. И велосипедная рама не исключение. Но что-то неважнецки выглядят швы у моего железного коня. - Это кто ж такие сопли наварил?
- Дык, это ж я и варил, - признался Валентин. - Попробовать вот решил. А что?
Я вздохнул. Валентин хороший работник, мастер на все руки, бог ключей и напильников. Все к чему он прикасается, волшебным образом ремонтируется и модернизируется. Я уж начал думать, что ему подвластно все на этом материальном свете, но, видимо, сварочный аппарат оказался ему не по зубам - любой пэтэушник лучше сварит.
- А зачем сам? Есть же обученный сварщик.
- Так праздник же! - удивился он. - Сами вчера всех пораньше отпустили и сегодня разрешили не выходить. А я хотел побыстрее сделать. Жалко покрасить время не было.
- Это ты что же, вчера допоздна на работе сидел?
- Ну да, - пожал он плечами. - Сделать же надо было.... Да еще и Зинка запретила мне в одиночестве праздновать. А она же с вами вчера допоздна была, поэтому я возился, пока ее ждал. Дома уже собирал.
Я лишь махнул на него рукой. Взрослый человек - сам в состоянии распорядиться своим временем.
- А ты уже пробовал прокатиться на нем?
- Нет, - мотнул головой Валентин. - Я ж на нем не умею.
Тогда я с готовностью взгромоздился на железного коня и с легкостью прокатился вдоль по коридору. Десять метров туда, разворот и десять метров обратно. Тяжеловато идет, педали крутятся с трудом, да и масса большая.
- Ну как? - с надеждой спросил Валентин?
- Сиденье жесткое, надо что-то помягче придумать и на пружинах. А то весь зад будет в мозолях. А так - нормальный велосипед.
'Урал' он и в прошлом 'Урал'. Сделать что-то не так было сложно. Конструкция проста, рама из двух треугольников, колеса со спицами, да изогнутая вилка и гнутый руль. Получилась хоть и не идеальная копия, но весьма близкая к тому. Вот только когда я по старой памяти захотел затормозить педалями, то почему-то не смог. Педали просто завращались в обратную сторону. Пришлось спешно давить странного вида рычаг на руле.
- Были сложности с изготовлением?
Валентин пожал плечами.
- Да нет, не было. Все довольно просто. Нам только раму надо было сварить, да руль с вилкой согнуть. А сиденье, педали, подшипники и колеса мы купили.
- Колеса какие-то странные, - сказал я задумчиво, щупая гладкую резину. На них подчистую отсутствовал рисунок протектора и похоже были они цельнолитые, то есть бескамерные.
- Нормальные колеса, - возразил Валентин. - Как у всех велосипедов. А что не так?
И я доходчиво объяснил своему работнику, что велосипедные слики хороши только на ровной и шершавой поверхности, на таких как асфальт. И то, только до тех пор, пока эта поверхность сухая и чистая. Небольшой песок или мусор на пути и все - при неверном движении твой железный конь скидывает тебя со своей спины и сам ложится на тебя сверху. Здесь нужен протектор! Хоть совсем небольшой, но он просто необходим. А это значит, что нам не отвертеться от экспериментов с резиной.
- А с подшипниками тогда как быть?
- А что с ними не так?
- Дык, я их купил только вместе с колесами в придачу. Можно и дальше покупать, но больно уж дорого получается. Все из-за границы к нам привозят.
- Неужто у нас никто не делает?
- Делают, как не делать. Но только мало совсем и только для себя. И шарики все равно приходится, как вы говорите, за бугром брать.
Я задумчиво почесал висок. Сколько там на один велосипед надо подшипников - пять? Семь? Или сколько? Не важно, главное понятно - этот хай-тек нынешней эпохи обойдется нам в весьма кругленькую сумму. Особенно ежели мы станем производить велосипеды в хороших объемах. А ведь в будущем мы планируем сделать мотоцикл с его двигателем и коробкой. А уж там-то счет подшипникам уж точно перевалит за пару десятков. А это значит...., а это значит, что нам надо как-то выкручиваться. Неохота зависеть от иностранцев в поставках любых запчастей, тем более таких важных. Неужели придется налаживать производство и этой весьма нужной детали?
- Ладно, Валентин, тащи этого монстра обратно - его доделывать надо. Главное вес убавьте. Понял?
- Делайте. Но, прошу тебя, Валентин, не берись сам за сварку. Ладно? У нас есть обученный человек, мы ему за это хорошие деньги платим, вот пусть он и набивает руку и набирается опыта. А ты свой талант и время на это дело не расходуй.
Валентин улыбнулся. Польстили ему мои слова. И он, развернув велосипед, горделиво вышел на улицу.
Во второй половине дня я сбежал из дома. Маринка после душа со скуки полезла на стену и попыталась втянуть меня в свои женские рассуждения об устройстве будущего быта. Где нам стоит сделать детскую комнату, какую кроватку купить, какие обои поклеить и как мы назовем маленького, если он окажется мальчиком. Про имя девочки у нее почему-то таких вопросов не возникало. А я, стоически выдержав целый час мозгополосканий, улучил момент и позвонил в офис. И с радостью услышал ответное 'алло' Попова - нашего генерального и гениального директора. И, поболтав с ним пару минут, я сообщил Маринке, что мне надо срочно убегать. Дела не ждут.
Под наш офис мы определили левое крыло здания. Два этажа, несколько десятков кабинетов и высокий общий холл, на потолке которого угрожающе свесилась хрустальная электрическая люстра. В здании еще велись отделочные работы, туда-сюда шныряли озабоченные мастеровые, строительный мусор тут и там возлежал кучами.
Мой и по совместительству Мишкин кабинет находился в самом шикарном месте, в торце крыла на втором этаже, из окна которого открывался удивительно красивый вид на центральный Петербург. Так же с моего места прекрасно просматривался кабинет нашего главного банкира Андрея Григорьевича Моллера, что находился в правом крыле зеркально нашему.
Попов сам зашел ко мне, предварительно постучав.
- Здравствуйте, Василий Иванович, - как-то кисло поздоровался он.
- И тебе наш пламенный привет, Сергей Сергеич, - ответил я и протянул руку для рукопожатия. - Чего такой грустный? Похмелье?
- Да ну к черту, какое похмелье, - отмахнулся он, с гримасой страдания усаживаясь в кресло. - Зуб болит, мочи нет. Второй день донимает, дергает так, словно шилом у меня в зубах черти ковыряются. Устал совсем, вторую ночь не сплю.
- А чего к дантисту не идешь?
- Упаси Бог к этим живодерам идти, - воскликнул Попов, - только и умеют как зубы драть. Я лучше к зубному врачу. Те хоть вылечить попробуют. Говорят, что они теперь сверлят зубы, удаляют всю гниль, а потом цементом заделывают. Может с эфиром мне все сделают, а то мне сильно уж не нравиться когда мне в зубах ковыряются.
Я не особо понял разницы между дантистом и зубным врачом, но если наш генеральный говорит, что так лучше, значит так оно и есть. Я здесь хоть уже и два с лишним года, но до сих пор кое-каких мелочей не знаю.
- Ну да, так будет лучше, - согласился я. - Только ты перед походом водки побольше выпей, а то замучают.
- Да я и так все время коньяком полоскаю. Но только не очень помогает....
Что ж, в этом деле я Попову не помощник. Хорошо было в нашу эпоху с обезболивающими средствами. Сделали тебе укольчик и сидишь довольный, только слюну сглатываешь. Не то, что сейчас. Я, по правде сказать, глядя на Попова, содрогнулся, едва только представил, что и мне когда-нибудь придется пройти через подобную экзекуцию. От одной только мысли об этом у меня свело челюсти.
От дурных размышлений меня отвлек Попов, достав из внутреннего кармана серебряную фляжку и глотнув душистого коньяка. Безрадостно прополоскав больной зуб и сглотнув, он спросил:
- А вы что-то от меня хотели?
- Ну да..., - протянул я задумчиво. - Мне сегодня Валентин велосипед домой притащил.
- Ого! Да когда ж он успел? - изумился генеральный. - Вчера же еще ничего не было готово.
- Да он вчера же и сделал все. И сварил сам и собрал. А сегодня ко мне домой заявился со своим чудовищем.
- Почему же чудовищем?
- Тяжелый очень. Сергей Сергеич, надо бы придумать как его облегчить.
Он кивнул согласно:
- Сделаем. Придумаем что-нибудь.
- И с колесами надо что-то решить.
- А с ними что не так?
И я подробно изложил ему свое видение. Попов внимательно меня выслушал, принял к сведению замечания, кое-какие мысли списал в блокнотик. А когда я затронул тему подшипников, то он лишь печально вздохнул, показав мне свое категорическое согласие.
- Да, исходя из того, что мы собираемся делать, нам как воздух будут нужны подшипники. А где их брать? Опять за границей?
- Да, Сергей Сергеич. Опять за границей. Но это только на первых порах, а вообще, я тут подумал, что нам надо бы свое производство открыть. Хоть и будет это дело весьма затратное, но зато прибыль сулит немалую. Обоймы для подшипников сделать не так сложно, главное металл нужный подобрать, да добиться нужного уровня обработки, сепаратор тоже изготовить ерунда. Самый важный вопрос это как нам наладить производство шариков и роликов? Я ума не приложу. Может у тебя есть идеи?
Попов задумался на долгую минуту, а затем разочарованно развел руками:
- Увы. Ничего придумать не могу. Но я дам задание своим инженерам, пускай покумекают. Может и придет светлая мысль в их умные головы.
На том и порешили. И я уже собрался было распрощаться с Поповым, но вдруг понял, что у него есть ко мне еще какой-то вопрос.
- Что-то еще? - спросил я.
- М-да..., - задумчиво протянул генеральный, - есть еще одно дело. Тут этот ваш Шабаршин воду мутить начал.
Шабаршин... - дядька лет сорока с умными глазами, из рабочих. Работал у нас второй год, трудился честно, зарабатывал прилично и был на хорошем счету у мастера. Не пил вообще и не курил, что для нынешней эпохи странно, но имел один ма-аленький недостаток - очень уж любил постоять за правду. Любую несправедливость к любому из рабочих воспринимал как личную обиду и всегда встревал в конфликт и пытался добиться правды. Надо отдать ему должное, на стачки и бунты своих товарищей не подбивал, а стремился отстаивать правоту исключительно словесно. Чем и снискал уважение своих коллег и мое личное. Вот за эту-то черту его характера я и сделал его главой квази-профсоюза.
Идея создания профсоюза возникла не случайно. Я знал, что в будущем страну тряхнет, рабочие выключат станки и устроят всеобщую стачку, а затем возьмутся за оружие. И виной всему этому будет их бесправное положение. Нынешние законы таковы, что положение рабочего класса едва ли существенно отличалось от положения раба в древнюю эпоху. То же нищенское существование, то же бесправие. И сделать мне здесь пока что было едва ли что-то возможно. На своем предприятии я увеличил заработки рабочим и улучшил им условия труда, за что они платили мне удивительной лояльностью и качеством выполняемой работы. У меня им было хорошо, уйти на сторону они не стремились и вообще гордились тем, что носят униформу со значком 'РЗ' на нагрудном кармане. Но это только у меня.... Другие работодатели не спешили перенимать мой опыт, отмахивались от моих нововведений и за глаза называли меня вредным для общества дурачком. Что ж, в пику им я создал свой профсоюз, который будет доносить до моих ушей чаяния моего рабочего люда через своего официального представителя, которого я по договоренности не смогу за это уволить. Хотя..., чувствую, что уволить скоро придется, но только для того, чтобы он смог заниматься не только нашим заводиком, но еще и НИОКРОМ, и другими предприятиями, где мы владели контрольными пакетом. Так будет для него лучше и проще для нас. Помимо этого, Шабаршин стал заведовать кассой взаимопомощи, в которую рабочие добровольно отчисляли несколько процентов от своего заработка и из этой же кассы он получал свою зарплату. Легально, стоит заметить, стал заведовать. Все отчисления проходили через счета нашего банка. Кстати, о создании профсоюза я громогласно раструбил в одной из центральных газет, да еще написал издевательскую статью от имени Жириновского, где публично опустил зажравшихся фабрикантов. Пусть у любителей внедрять потогонную систему зачешется в одном месте.
- Он чем-то недоволен? - удивился я, ведь не далее как пару недель назад мы с ним вроде бы все уже обговорили и нашли общие точки соприкосновения. Я согласился с его доводами, что штрафовать работника просто так по желанию мастера нельзя, а надо устраивать трудовое расследование. Опоздал и пришел пьяным, конечно же, не из этой оперы - тут мастер царь и бог, может сделать с работником все что пожелает. А вот если тот нагнал брака или не уследил за станком, то тут уже будьте добры расследовать инцидент и никакого произвола не учинять. Все честно.
- Да, пришла тут ему в голову идея, что надо бы нам взять на себя обязательства перед работниками в случае их увечья или смерти. Требует выплачивать компенсации за травмы.
- А больничных ему недостаточно? - не понял я.
Конечно же, это были не те больничные к которым я привык в свое время. Максимум, что я давал, так это поболеть несколько дней в году по справке от нашего доктора и компенсировал потерю заработка всего на пятьдесят процентов. Вроде и не великое достижение, но для царской России нечто невероятное.
- Ха! Больничные! - воскликнул Попов возмущенно. - Он ваше нововведение уже разжевал и выплюнул. У него теперь новая идея! И он носится целями днями по цеху, обсуждает ее с рабочими, отвлекает их. И рабочим она нравится! Еще бы она им не понравилась!
Его возмущение можно было понять. Мы столько всего для них делали, старались, а они, вместо того чтобы ценить, быстро привыкали к новым правилам и начинали воспринимать их как должное. И Сергей Сергеич как человек, поднявшийся с самых низов и не понаслышке знавший каково это быть на самом дне, очень сильно негодовал по этому поводу. Ведь с такими запросами может и так произойти, что все их требования введут производство в убыток и попрут тогда их всех на улицу. Где они потом найдут такие же условия? Надо же и совесть иметь!
- А разве Шабаршин своей кассой заведут как раз не для этих целей? Не для того чтобы поддерживать нуждающихся?
- Если бы, - хмыкнул Попов. - Он из кассы деньги только на лекарства выделяет, да на продукты чуть-чуть, лишь бы от голода ноги не протянуть. Маленькая еще касса, не накопилась.
- Тогда в чем проблема? - не понял я. - Пусть накопится.
- Так и я ему о том же! - воскликнул Попов. - А ему хоть кол на голове теши, уперся со своей идеей и все тут.
Я откинулся на кресле, по-американски закинул ноги на стол, трость положил на колени и в задумчивости сцепил пальцы. В принципе, можно было бы послать своего профсоюзного лидера куда подальше, и нечего бы он за это не сделал. Но возникла у меня тут одна идейка. Хочет он иметь выплаты по несчастным случаям или по смерти работника на производстве, так пусть страхует их. Или самостоятельно из кассы взаимопомощи или же сами работники пускай страхуются в добровольном порядке. Страховых контор сейчас много, договориться с какой-нибудь из них обязательно получится.
- А знаешь что, Сергей Сергеич, а позови-ка ты этого Шабаршина завтра ко мне. Есть у меня тут кое-что, что следует с ним обсудить.
С идеей собственного, подконтрольного мне профсоюза я носился давно. Уже несколько месяцев я обдумывал эту идею, выверял ее, обмусоливал с Михой. Мой друг вроде бы был согласен со мной, говорил, что дело это очень нужное и крайне полезное, но вот помогать мне категорически отказался. Сказал, что как человек, который ни разу в жизни не работавший простым работягой, с трудом понимает внутренние механизмы управления и контроля сего предприятия и с чистой совестью спихнул всю работу на меня. И я бы, наверное, еще год обдумывал эту идею, набирался решимости, если бы не моя неожиданная встреча со знаменитым Зубатовым Сергеем Васильевичем, начальником Московского охранного отделения.
Тогда, осенью, после громкого венчания, перед самым отъездом из Москвы меня успели перехватить у самого вагона и вежливо пригласить на встречу. От таких приглашений нельзя отказываться и потому я с замиранием сердца согласился. Но как оказалось, я боялся зря. Наша встреча прошла очень хорошо и, я бы даже сказал, сердечно. Сергей Васильевич встретил меня с широкой улыбкой, искренне извинился за неожиданную срочность и... напоил меня душистым цейлонским чаем с пышными булочками. И вот за этим-то чаем и состоялось наше знакомство и интересная беседа. Оказывается, с недавнего времени он стал следить за моей судьбой. Резонансное покушение на мою персону привлекло его внимание и он, покопавшись по верхушкам в моем деле, быстро разобрался в подоплеке произошедшего и заинтересовался происходящими на нашем предприятии делами. Слава богу, что он не стал копать дальше, не стал вызнавать наше прошлое и искать записи о нас в церковных книгах по месту рождения. Беседовали мы долго, он с подробностями вызнавал обо всех наших нововведениях, искренне интересовался нашей заботой о рабочих и вот как-то незаметно, шаг за шагом вывел он меня на профсоюзную тему. И я искренне и честно рассказал ему все, что думаю по этому вопросу. Ничего не стал скрывать, да и зачем, если я достоверно знаю, что Сергей Васильевич сам в скором времени станет организатором подконтрольных охранке рабочих союзов. Зубатов меня внимательно слушал, иногда перебивал, в чем-то со мной соглашался, а в чем-то нет. Разговаривали мы долго, чайник на примусе успел трижды остыть, прежде чем мы закончили нашу беседу. И расстались мы уже ближе к вечеру.... Нет, не добрыми друзьями, как можно было бы подумать, а всего лишь приятными знакомыми. На прощание Сергей Васильевич еще раз извинился за неожиданное беспокойство и попросил дать весточку, если я еще раз окажусь в Москве. Я горячо пообещал это всесильному Зубатову, меня посадили на поезд и уже по прибытию в Питер, после сумбурной ночи, проведенной в полусне, я твердо решил организовать свой собственный профсоюз.
Через две недели после Новогодних праздников Валентин предоставил мне на тест следующую версию велосипеда. Во-от, это уже что-то! Более легкий и удобный, с чистыми сварными швами и глянцевой покраской, с вычурным шильдиком 'РЗ' на вилке. На таком уже было просто одно удовольствие кататься. Колеса, правда, были еще старые, но это ерунда. Наладим и их изготовление, это дело не одного дня.
- Запускаем в производство? - поинтересовался Попов, щурясь от солнечного зайчика и наблюдая за моей поездкой на 'Урале' по цеху НИОКРа.
- Надо запускать, - согласился я, вволю накатавшись. - А себестоимость-то у этого чуда инженерного гения какая?
- Пока сложно сказать. Надо прикинуть.
- Хотя бы приблизительно.
- Даже приблизительно сказать не получиться. Надо рассчитывать. Технологию отработать, на поток поставить, людей набрать и обучить.
- Ну, хотя бы пальцем в небо?
Попов вздохнул. Задрал голову к потолку, прикрыл глаза. Затем выдал:
- Около семидесяти-восьмидесяти рублей.
Я присвистнул. Дорого, однако.
- А куда деваться? - развел руками генеральный. - Колеса мы закупаем у Фрейзингеров, подшипники, втулки, цепи и звездочки тоже приобретаем у Дукса и у других поставщиков. Из нашего только сварка рамы, ее покраска и сборка. Надо нам срочно углублять производство.
Я кивнул согласно:
- Надо. Я думаю, что вырубить звездочки и элементы цепи на прессе не будет сильно сложной задачей - все элементарно. А что с подшипниками? Придумали наши инженеры что-нибудь?
- Да, придумали кое-что, но тут надо пробовать, а это время. Шарики напрессовать не проблема, проблема их идеально отшлифовать. Да еще для того чтобы канавки в обойме идеально нарезать нужны особоточные станки, режущий инструмент и оснастка, а таких у нас нет. Закупать надо, а это больно уж дорого.
- Надо - закупим, даже если придется покупать за бугром,- отрезал я. Нападала изредка на Попова необоснованная жадность. Вот и сейчас он, понимает же что покупка станков суровая необходимость, но нет же - жалеет деньги. Сказывается на нем прежний опыт работы на ткацкой мануфактуре, где ему приходилось экономить буквально на всем. - Не жалей денег, Сергей Сергеич, мы их быстро отобьем.
- А может, попробуем купить технологию шлифовки шариков у Фишера? - неожиданно спросил генеральный с робкой надеждой, что я откажусь. Ну не хотел он тратить деньги - приступ жадности, будь он неладен.
- Кто такой Фишер, почему я о нем ничего не знаю? - удивился я.
И Попов мне вкратце рассказал. Фишер - немец, талантливый изобретатель, который придумал и воплотил в металле станок, производящий идеальную шлифовку стальных шариков. Уже несколько лет как наладил их выпуск, завалил половину Европы своей продукцией. И вряд ли он согласится поделиться технологией, но, по наведенным справкам, сейчас его компания испытывает некие финансовые трудности. Пока небольшие, но можно было бы попробовать этим воспользоваться.
Я с укоризной посмотрел на Попова, покачал головой.
- И ты молчал? Надо было сразу с этого начинать.
Генеральный вздохнул.
- Да мы тут тоже кое-что уже придумали, - возразил он. - И вроде все должно у нас получиться и не так дорого окажется. А за лицензию сколько заплатить придется? Да еще сумеем ли договориться с этим Фишером?
Он замолчал, ожидая моего решения, а я, задумавшись и опершись ногой в педаль велосипеда, уставился в окно. Попов, конечно же, по-своему прав, на лицензию нет никакой надежды и нам просто необходимо придумывать что-то свое. Но и упускать такую возможность тоже было нельзя, сколько бы это денег не стоило.
- В общем так, Сергей Сергеич, - принял я решение. - Давай, озадачивай Мендельсона, пусть он ищет подход к этому немцу. Пусть попробует купить у него или саму технологию или же долю в его компании. Если получится, то хорошо, нет - будем пробовать сами.
- Понял, - кивнул генеральный. - А лимит по деньгам какой будет?
Я пожал плечами.
- Не знаю. Тысяч двадцать за лицензию это максимум. Но Мендельсон там пусть как следует поторгуется. А пока он там по этим Германиям будет разъезжать, мы должны будем попробовать свой вариант. Ты там поторопи своих инженеров, пусть недельки через две предоставят нам свой станок. Мы должны его попробовать до заключения сделки.
На том и порешили. Попов дал необходимые распоряжения своим заместителям на освоение новой продукции, и маховик стал потихоньку набирать обороты. Уже к концу месяца мы сделали около двух десятков велосипедов и выставили их на продажу. Но увы, не сезон - в Питере мокрый снег, грязь и пронизывающий ветер. Велосипеды зависли в магазинах и едва-едва продавались. Но нас это не смутило, двигаться вперед все равно надо и потому мы закупили дополнительные станки для вырубки звеньев цепи и звездочек, заказали штампы и оснастку, приобрели печи для закалки и принялись с нетерпением ожидать переговоров в Германии.
И пока Мендельсон пробивал удачливого немца на предмет лицензии, а Попов с инженерами пытались отработать собственную технологию, я попытался осмыслить то к чему мы пришли за два с половиной года развития. Итак... мы имеем свой собственный банк, который худо-бедно работает, приносит кое-какую прибыль и привлекает средства для нашего развития. На данный момент наш банк владеет ста процентами акций предприятия 'Русские заводы', ста процентами акций небольшого литейного заводика под Новгородом, пятьюдесятью процентами предприятия занимающегося выделкой пресс-форм для наших нужд и разнообразной оснасткой для станков. Выдаем на гора различную канцелярию - кнопки, скрепки, зажимы типа 'бабочка' и прочую мелочевку. Хорошо пошла кнопка-застежка, на их производстве трудилось уже несколько простых станков и, похоже, скоро придется докупать новые. К этим кнопкам мы изготавливали ручные клепальщики, по виду напоминавшие обычные пассатижи. Это для того, чтобы мастера, шьющие одежду, не ломали пальцы молотком, а вполне цивильно могли пробить кожу или плотную ткань и зафиксировать кнопку. Честно сказать, наше 'изобретение' стало пользоваться популярностью, но пока что лишь у состоятельных господ. А все из-за дороговизны. Один комплект кнопок мы продавали по целых пятьдесят копеек. Но все равно, спрос был такой, что мы не успевали насытить рынок. Чуть позже, когда первый ажиотаж будет удовлетворен, нам придется снизить отпускную цену и искать новых покупателей среди среднего класса. Что было хорошо - даже при сниженной цене на больших объемах мы будем зарабатывать гораздо больше. Кстати, нашим изобретением сильно заинтересовались в Америке. Не далее как пару месяцев назад к нам приезжал их представитель и пытался выторговать лучшие условия по лицензии, чем выставляло наше американское юридическое представительство. И мы пошли им навстречу, но совсем чуть-чуть. Ведь не зря же люди старались, тратили на поездку свое время. А заодно заинтересовали их застежкой 'молнией'. Хоть она и не была еще полностью готова к массовому производству и доставляла нам одни лишь хлопоты. Мы никак не могли добиться ее надежности. И вроде станок мы разработали, что рубил латунную ленту и обжимал зубцы на ткани, и бегунок мы делали качественный, а все ж иногда расходилась наша молния и зубцы, бывало, вылетали. Но, ничего, мы ее все равно когда-нибудь победим.... В здании-пристройке, что мы возвели прошлым летом, полным ходом собирались врезные замки оригинальных конструкций, знания о которых Мишка принес из будущего. Они тоже неплохо продавались, ибо, показали себя с очень хорошей стороны. Они были довольно надежны, и мы пока не слышали ни об одном случае взлома. Отмычку подобрать к ним было невозможно, по крайней мере, пока.
Всего, как мы недавно подсчитали, наши активы уже перевалили за два с лишним миллиона, на счету в банке на депозитах от населения лежало почти четыреста тысяч, а кредитов выданных предпринимателям приближалось к миллиону. Цифры для обывателя вроде бы огромные, но на самом деле очень и очень небольшие. Нам катастрофически не хватало наличных. Моллер на данный момент проводил размещение уже второго выпуска облигаций на полтора миллиона рублей и, вроде бы, размещение проходило успешно. Андрей Григорьевич учел прежние ошибки, слегка поменял процентную ставку, и это привлекло внимание обеспеченного населения.
Сам 'Банк 'Русские заводы'' принадлежал мне и Мишке по тридцать семь с половиной процентов, а господин Суслов владел двадцатью пятью процентами. И это обстоятельство позволяло нам условно числится в миллионерах. 'Условно' - это потому как живых денег, которые можно было бы пощупать, на самом деле у нас не было. Все свободные средства сразу же вкладывались в развитие. Кстати, созданное нами предприятие-посредник для оптовой закупки угля и принадлежащий только мне и Мишке, довольно неплохо стало развиваться. При помощи господина Бекеля, с которым я познакомился в прошлом году в гостях, нами было приобретено складское помещение в порту и это позволило 'Русским заводам' избавиться от зависимости в посторонних поставках. Теперь никто не мог нам диктовать условия и ограничивать нас в топливе. И этот факт позволял нам надеяться на успешное развитие. И цены на уголь для нас получались ниже, чем у других оптовиков и поставки были стабильнее. И продавать уголек всем желающим мы стали с хорошей прибылью. И господин Бекель, по доброте душевной помогший нам встать на ноги, видя наши успешные шаги, предложил объединиться. А что, вариант хороший - его большой опыт в этом деле и наши деньги, знания и амбиции будут составлять хороший симбиоз. Мы пока думаем над его предложением, торгуемся о долях. Но все идет к тому, что, похоже, мы сможем найти общие точки соприкосновения и сольемся в одно большую торговую компанию. И если рост компании пойдет и дальше такими темпами, то глядишь и придется нам задумываться о приобретении какой-нибудь угольной шахты. И, как мне кажется, что чем скорее мы на это решимся, тем будет лучше. А то французы очень уж активно принялись скупать всю энергетику в Российской Империи. Мы можем просто не успеть приобрести что-нибудь стоящее.
В середине февраля у меня выдалось благодушное настроение, и я решил посетить нашу химическую лабораторию. В здании НИОКРа был у нас закуток площадью в несколько десятков квадратных метров, полностью оборудованный и отгороженный от основного помещения крепкой стеной. И никто из посторонних, кроме самих химиков, меня с Мишкой, Попова и локального директора не имел права сюда проходить. Крепкая дверь с надежным запором и суровый охранник на входе отбивали любое желание сунуть любопытный нос в наши секреты. Это была вынужденная мера - химическая отрасль сама по себе штука опасная, кругом одни отравляющие, горючие и едкие вещества, так еще и любители украсть чужие секреты появились. Пока, правда, поймали всего лишь одного такого шустрого, но это уже звоночек. Лучше сейчас перестраховаться, чем потом рвать на себе волосы из-за того, что кто-то тебя опередил из-за твоей же безалаберности.
Мельников, Евгений Адамович - руководитель нашей химической лаборатории с обожженными когда-то руками. Он встретил меня с радушием, разместил на своем стуле и, не дожидаясь моего вопроса, выложил передо мной несколько черных пластин-образцов, источавших неприятный запах фенола.
- Вот, - с довольным видом сказал он. - Вроде бы получилось....
И я, взяв образцы, с готовностью их рассмотрел. Вроде бы похожи на тот материал, что я знал. Та же плотность, тот же вес, та же структура. Вот только цвет был темно-красным, почти коричневым, а не черным каким я его помнил. Это была уже наша пятая или четвертая попытка изготовления, предыдущие оказались не слишком удачными. Ранние образцы получались слишком хрупкими, с мелкими пузырями в теле. Пришлось Мельникову серьезно поломать голову как добиться нужного качества, искать подходящие наполнители, а наши инженеры были вынуждены мастерить нечто похожее на барокамеру, потому как только при высокой температуре химической реакции и высоком давлении у нас стало хоть что-то получаться. А потом были еще долгие эксперименты со скрупулезной фиксацией параметров испытаний. Но зато теперь вот... лежит передо мной сейчас то, о чем я очень сильно мечтал.
Я постучал образцами по краю стола, потом попробовал переломить. Не получилось - пластины были прочными. Тогда я со всей дури шмякнул одной штукой по углу, так, что пластина разлетелась на мелкие куски. Подобрал самый крупный из них, посмотрел на излом. Да, это точно карболит, самый настоящий.
- Принимайте поздравления, Евгений Адамович, - радостно сказал я. - У нас получилось.
- Я очень рад, что мы смогли это сделать, - довольно ответил наш главный химик. Он тоже подобрал со стола осколок, посмотрел на ломаный край, так словно хотел понять, что же я там увидел. - А теперь, когда мы изготовили то, что вы хотели, что будем делать дальше?
- Дальше? А дальше мы с вами будем строить завод по выпуску вот этой вот штуки. На это уйдет пару лет и уйма денег. Надеюсь, денег нам на это хватит. Вы же не откажете нам в своих услугах? Не пойдете искать другую работу?
Мельников фыркнул смешной шутке. Куда ж он уйдет от таких заработков. Деньги для него главное и сейчас, когда он получает у нас свои законные двести пятьдесят, как он и хотел когда-то, он никуда не дернется. Интересно, а что он скажет на премию в пятьсот рублей за свою хорошую работу?
- Нет, конечно, - улыбнулся он, - я от вас никуда теперь не пойду. Но я вас спросил не об этом.
- А тогда о чем?
- Какими исследованиями нам заниматься теперь? Что нам искать? Мы с вами получили карболформальдегидную смолу, отработали рецептуру и теперь можно пускать ее в производство. Здорово, просто отлично, я помогу вам отстроить процесс, запустить завод.... А что моим подчиненным делать? Выгонять их?
Глядя на него, я понял, что он очень не хочет идти на такой шаг. Он, как руководитель, был ответственен за занятость своих подчиненных и их заработки. А их у него было целых пять человек. Я был в замешательстве. Ведь дальше планов по получения карболита у меня мысль не заходила и какую-либо дальнейшую тему исследования для химиков я придумать не мог. Слишком поверхностные представления у меня были. Разве что дать им возможность и дальше копаться в направлении смол и полимеров. Например, попросить их изобрести двухкомпонентную эпоксидную смолу. Или же попытаться получить полиэтилен высокого и низкого давления или тот же ПВХ, он же поливинилхлорид. А что, я по своему рабочему опыту знал, что самый первый образец ПВХ был получен как раз где-то в середине девятнадцатого века, но для чего его можно было бы применить, тогда так и не придумали. А потому все вскоре 'забыли' о его существование и вновь 'открыли' в канун Первой Мировой Войны, а в производство запустили уже после Второй Мировой. И ошибочно было бы думать, что ПВХ это в основном оконные рамы. Главное для ПВХ это изоляция для кабелей и проводка. Этот материал не проводит ток, не поддерживает горение, выдерживает в отличие от того же полиэтилена высокие температуры и от него можно добиться какой угодно гибкости, а это весьма важные качества в изоляции. Кстати, изолента тоже делается из ПВХ. А это значит, что внедри мы этот материал в производство, то откопаем золотую..., или даже нет, платиновую жилу и кимберлитовую трубку сразу! Одно единственное направление в изоляции проводников сделает нас воистину самыми богатыми людьми в России.
- Выгонять их не надо, - заверил я Мельникова. - Работа для них всегда найдется. По крайней мере, они будут помогать нам завод ставить. Ведь насколько я понимаю, для производства нашего изобретения нам необходима уйма карболовой кислоты и формальдегида, правильно?
- Правильно, - согласился со мной ведущий химик. И добавил, - еще соляная кислота требуется. А карболовую кислоту и формальдегид хорошо бы самим делать. Но для этого необходимы серная кислота, бензол, каустик, метанол..., - он мечтательно вздохнул, предвкушая непочатый край работы. - Много чего необходимо.
- Ну вот, Евгений Адамович, вы и описали для вашей группы новый фронт работ. Вы не торопясь распишите техпроцесс или как вы там его называете, посоветуйтесь с Поповым. Он вам подскажет к кому можно обратиться за помощью в этом деле, да и сам чем может он вам поможет. За границу съездите, подберите оборудование. За годик-два управитесь, а там и для завода денег подкопим. А пока, чтобы вы не скучали, пошукайте там в вашей среде способ промышленного изготовления поливинилхлорида. Очень уж перспективная тема.
На этом мы и расстались. Мельников ушел довольный и окрыленный перспективами, а я, прихватив с собой полученные образцы, пошел искать Попова. Завод заводом, но настало время налаживать изготовление давнообещщанных самому себе телефонов. А на первых порах можно обходиться и без гигантизма, а потихонечку закупать себе фенол, формальдегид и соляную кислоту в небольших количествах. И кстати, придумать бы новое название для карболита, а то это мне не нравится. Слишком уж очевидное для пытливых умов - еще догадаются из каких компонентов состоит. Хотя... фенольный запашок от образцов стоит такой, что не догадаться понимающему человеку будет трудно. Поэтому, черт с ним, пусть новое вещество будет карболитом.
В марте в столице Российской Империи был ажиотаж - в город с группой приезжал Собинов. Тот самый, который Леонид Витальевич! Маринка мне все уши про него прожужжала, охала и ахала круглыми сутками и настоятельно требовала сводить ее в Мариинский театр. И обязательно приобрести самые лучшие места! Каких бы это денег не стоило. И я ей пообещал, втайне кляня себя за дремучесть. Я не знал кто такой Собинов! Шаляпина с его волшебным голосом, способным заставить вибрировать самый толстый нерв, знал, а вот Собинова нет. Стыд мне и позор.
Билеты я приобрел на одни из самых лучших мест, хотя это и влетело мне в копеечку. Купил на себя с Маринкой, Мишке с Анной Павловной и Попову с супругой. А когда я удивленно спросил друга о том, кто это такой Собинов и из-за чего вся светская богема сошла с ума, то он, вскинув удивленно брови, спросил:
- Ты что и вправду о нем ни разу не слышал?
- Нет, ни разу, - сокрушенно сознался я.
- Да ты что! Это же величайший тенор современности или как его еще называют лирический соловей Большого Театра! - и он засмеялся беззлобно. А потом, несильно хлопнув меня по плечу, сознался, - да ладно, Вась, я сам о нем до прошлой недели ничего не слышал. Пока мне Аннушка газету под нос не сунула. А про соловья это я от себя ляпнул.
И он отвернулся к зеркалу, с мучением вглядываясь в свое отражение. Фрак, что пошили на заказ, сидел на нем как влитой и подчеркивал каждый мускул на руках и груди. И это Мишке не нравилось.
- Просил же пошить так, чтобы не стеснял, - пожаловался он и, согнув руки в локтях, попробовал их свести. Но не смог, хруст ниток подсказал, что не следует делать глупостей. Новый фрак пошить просто не успеют. А на выступление ехать уже завтра. Но все равно, Мишка во фраке в обтяжку выглядел как Аполлон во плоти, Анна Павловна получит серьезный повод для ревности.
- А супруга твоя к этому мероприятию как относится? - спросил я.
Он пожал плечами.
- Нормально, как все женщины. Хочет сходить, себя показать, на других поглазеть. Платье себе купила шикарное, брюликами обвешается. А на Собинова ей, в принципе, плевать. Как, впрочем, и на Шаляпина. Она киношки больше любит.
- Черт, - ругнулся я, подскакивая со стула. - Украшения! Я же совсем о низ забыл.
- Ты Маришке разве ничего не покупал?
- Покупал, но не для таких мероприятий. Ну ладно, Мишка, ты тут давай, прихорашивайся, а мне срочно с супругой в ювелирный надо.
- Ага, давай, - кивнул он и, бросив в зеркало еще один тоскливый взгляд, глубоко вздохнул. - Нет, ну что за люди! Просил же посвободнее....
Вечер следующего дня, день икс, мероприятие, когда элита столичной аристократии выгуливает свое богатство и кичится блеском бриллиантов, неотвратимо настал. Казалось, на Театральной площади собрался весь бомонд, некуда было плюнуть, чтобы не попасть в знатока и ценителя оперного искусства. Все были в предвкушении.
Мы подъехали к Мариинскому театру на двух крытых каретах. Снаружи было прохладно, дул неприятный ветер, принося с собой запах сырости. Мы, как и остальной народ, поспешили скрыться в театре, где у нас в гардеробе охотно перехватили верхнюю одежду, обнажив блеск камней и золота. Мы выглядели шикарно. Я, Мишка и Попов в черных парадных фраках, в начищенных до зеркального блеска штиблетах, наши супруги в эффектных платьях и в драгоценностях, обвешанных с головы до ног. Маринка счастливо сияла, демонстрируя случайным зрителям гигантские изумруды в серьгах и элегантное колье, что аккуратно ложилось в ложбинку неглубокого декольте. Эх, потратился же я вчера, даже страшно стало....
До выступления было еще далеко. Минут сорок мы медленно дефилировали в фойе театра, вежливо раскланивались с незнакомыми нам людьми, угощались вкусностями в буфете. Наши жены, впервые попавшие на такое великосветское мероприятие, даже несколько растерялись, не отходили от нас и вполголоса, чтобы никто не услышал, обсуждали наряды и драгоценности других дам.
- Вон, бабоньки, вы только посмотрите, какое странное платье, - едва слышно выдохнула Маринка, глазами стрельнув на обсуждаемый объект. - Какой глупый цвет, а складок-то, складок! Такое ощущение, что она хочет в них спрятать свою толстую задницу. И ее украшения ей совсем не идут. Такие маленькие камешки и очень тусклые совсем не смотрятся под ее вторым подбородком.
Слава богу, ее слова никто из посторонних не смог услышать. Анне Павловне совсем не понравилось Маринкино замечание, она на нее неодобрительно посмотрела, а вот супруга Попова с готовностью подхватила обсуждение.
- Да, Мариночка, я с тобой согласна. И цвет у этой дамы очень неудачный. А ее кисет совсем уж не подходит к платью.
И мы ничего не могли с этим поделать. Женщины, что с них возьмешь. Тем более что все трое оказались вдруг скоробогатыми и не успели свыкнуться со своим статусом. Ощущение чрезмерного достатка выбивало из-под ног чувство реальности, и наделяло их ощущением вседозволенности. Не ожидал я такого от своей супруги, уж она-то должна была привыкнуть к роскоши еще будучи на иждивении у отца. Но, видимо, Мальцев старший не слишком баловал свою любимую дочуру и потому, выйдя замуж, Маринка самозабвенно предавалась чрезмерности. Тоже самое касалось и супруги Попова - Полине Викторовне. Попов хорошо зарабатывал у нас, оклад в целую тысячу рублей, плюс премия, плюс дивиденды с арендованного процента акций. Жила его семья безбедно и ни в чем себе не отказывала и Полина не успевала тратить заработанное. А вот Мишкина женушка, моя бывшая экономка, избежала этой участи - железная женщина, по пустякам не разменивается и всячески старается держать себя в руках. Повезло, в общем, Мишке.
Что же упомянутого кисета.... Я зацепился за него взглядом и был вынужден согласиться с замечанием супруги нашего генерального. Действительно, миниатюрная сумочка бежевого цвета, затянутая блестящим шнурком, совсем уж не подходила к лиловому и явно старомодному платью. Обладательница сего наряда, очевидно, была 'слегка' стеснена в средствах, о чем и поспешила поделиться с подружками моя Маринка. Я лишь бессильно вздохнул. Кстати, наши жены за полчаса окунания в великосветскую тусовку пообвыклись и теперь дефилировали по фойе, рассекая толпы народа словно атомоход 'Ленин', и гордо демонстрировали свои украшения. А также сумочки нового типа, что Мишка попросил сделать на заказ. За образец взял клатч из будущего и их пошили из дорогой кожи, прикрепив к этому делу наши изобретения - молнию и кнопку. И если молния была скрыта декоративным клапаном и изменениям по внешнему виду не подверглась, то кнопка, будучи на глазах, обзавелась золотым навершием, украшенным россыпью небольших бриллиантов. И, в общем-то, никто на это дело не обратил бы внимание, если бы Маринка с громким вздохом не полезла в свою сумочку за зеркальцем. И полезла она так демонстративно, что все находившиеся поблизости мужчины и женщины, сумели заметить примененное новшество. И если мужчины, хмыкнув, сразу же позабыли об этой детали, то вот их жены новинку оценили, и стали исподтишка рассматривать. А потом, какая-то из дам не выдержала и окольными путями пошла знакомится с нашими женщинами. Она заставила своего мужа подойти к нам и завязать пустую беседу, а сама, выдержав для приличия небольшую паузу, зацепилась языком с Маринкой. Похоже, что новость о новых штучках скоро разлетится по бомонду со скоростью молнии.
В самом театре, на его входе и на площади было много полицейских. Оно и понятно, столько аристократии в театре, столько богатого народу. Подозреваю, что и невидимая охранка здесь присутствует, ибо не так давно скончался министр народного просвещения Николай Павлович Боголепов, смертельно раненный несколько недель назад террористом Карповичем, активным членом РСДРП. Преступление было громким, о нем много осуждающе писали в газетах и над Карповичем состоялся скорый суд, где ему присудили двадцать лет каторжных работ.
Кстати, вспоминая моего убийцу. Его тоже осудили, отправив в кандалах на каторгу. Суд был быстрый, свидетелей покушения оказалось много и потому впаяли ему по полной. А заказчик убийства, господин Баринцев так из заграничной поездки и не вернулся и потому ему все сошло с рук. А тех, кто совершил налет на наше предприятие, осудили на небольшие тюремные сроки, а кое-кому вообще прописали исправительные арестантские отделения. Легко отделались горе налетчики.
- Смотри, - сказал мне вдруг Мишка, когда наш новый знакомый удалился, и незаметно толкнул локтем. - Видишь этого человека?
И показал глазами на семейку из трех персон - главу семейства, его супругу и сына.
- Ты про кого именно?
- Про самого старшего. Знаешь кто это?
Я присмотрелся. Мужчина пятидесяти лет, стройный, с военной выправкой и в кавалерийском парадном кителе. Он величественно прошествовал мимо нас с супругой под ручку, которая была моложе его на добрый десяток лет. Их совершеннолетнее чадо проследовало за ними, отставая на полшага.
- Нет, не знаю. А кто это?
- Это, - многозначительно произнес Мишка, - граф Феликс Феликсович Сумароков-Эльстон. Ты знаешь кто это такой?
Я, напрягши память, был вынужден признаться, что сей господин мне не знаком.
- Он же князь Юсупов, - едва не подняв поучительно палец, провозгласил мой друг. - А это его супруга княгиня Юсупова. Имя-отчество, к сожалению, я подзабыл.
- Да ты что! - изумился я, вглядываясь в спину уходящего князя. - А этот гордый юноша, неужели тот самый...?
Вот тут Мишка сплоховал. Молодого человека он не знал, в чем он и признался. А Попов, который, навострив уши, услышал наш разговор, вдруг подсказал:
- По-видимому, это их старший сын Николай.
Мишка скосился на него, но ничего не сказал. А я, поинтересовался у обоих:
- А вы-то откуда их всех знаете?
- Газеты читаем-с, Василий Иванович, журналы-с, - поддел меня Попов. И это объяснение меня устроило. А Мишка добавил:
- Грешно не знать истории, Вась. Я вот, тщательно изучаю каждого, кто попадается в мое поле зрения. Тетрадочку завел, где их всех записываю. А ты разве нет?
А я нет! По-крайней мере не сижу с газетой в руках, не вырезаю из нее фотографии и не конспектирую каждую более или менее значительную личность. И думаю, что поступаю правильно. Всех все равно не упомнишь, а о более или менее значимых личностях я и так сумею узнать и запомнить. Мимо моего внимания они проскочить не смогут.
- Кстати, князь Юсупов один из самых богатых людей в России. Говорят, что у него почти полтора десятков имений, несколько заводов и много другого прочего. А еще, он вроде бы, является акционером Русского банка и какой-то железной дороги. Какой дороги не скажу, не помню, но у меня есть название в вырезках. В общем, ворочает миллионами, делает, что хочет и плюет на всех сверху. А сынок его младшенький сам знаешь, что позже сделает.
- М-да, знаю, - согласился я вполголоса, вглядываясь в удаляющуюся спину.
А Попов, слушая наш разговор, не встревал. Лишь, навострив уши, впитывал информацию. Он давно перестал задавать вопросы по поводу наших случайных оговорок, знал, что мы все равно ему не сознаемся. Поэтому, он просто ловил нас на случайных фразах, анализировал и, похоже, когда-нибудь настанет время, когда нам придется с ним объясниться. И мы с Мишкой это понимали и поначалу пытались следить за языком в его присутствии, но затем нам это надоело. Все равно никто нам не поверит, слишком уж невероятно выглядит наша история попадания в этот мир. А на все наши оговорки наш генеральный придумается свою версию, которую мы с готовностью и подтвердим.
- А ты откуда про его богатства знаешь? - спросил я Мишку чуть погодя. - Тоже из газет?
Мой друг кивнул.
- Из газет. Но я не сам ищу эту информацию. Я тут, пока ездил по стране, нанял несколько человек, которые скупают газеты по Империи и там они фильтруют информацию по людям, списки которые я им предоставил. Не поверишь, сколько всего интересного можно узнать из обычного отчета акционеров.
- И как долго ты этим занимаешься?
- С осени. Пришла в голову такая мысль, вот и решил ее организовать. Но что-то уж больно много информации приходится просматривать - не справляюсь. Думаю, что надо бы организовать нам небольшой аналитический отдел, где и будут заниматься сортировкой. Ты как на это смотришь?
Я пожал плечами.
- Я не против. Но дорого, наверное будет?
- Не дороже денег, - возразил Мишка. - Зато пользы будет много. Вот представь себе, что придется тебе в будущем общаться со Столыпиным. И предложит он тебе должность какого-нибудь министра, а ты возьми и согласись. Но при этом ты наживешь себе кровного врага, который сам претендовал на это место и у которого будут миллионы в карманах и кривой кинжал за пазухой. Как ты будешь с ним воевать, не зная его слабых сторон? Или понадобиться тебе найти Ленина в Финляндии, как ты это будешь делать?
Я хмыкнул:
- Ну уж про Ленина такого в газетах точно не напишут. Лучше уж в Разливе его из шалаша за ноги выдернуть.
Мое замечание было риторическим. Мишка, конечно же, был прав и потому я дал свое согласие на отдел, который будет заниматься сбором информации обо всех более или менее значимых людях. А Попов, выждав момент, вкрадчиво спросил:
- Михаил Дмитриевич, а скажите... этот ваш Столыпин, о котором вы говорили, он кем будет? Неужели новым Императором?
- Не понял? - удивился Мишка. - С чего ты так решил?
- Ну как, вы же сами сказали, что господин Столыпин может предложить Василию Ивановичу должность министра. А такое сделать может только Император. Вот я и подумал...
Мишка беззлобно и негромко засмеялся. Действительно, должности премьер-министра в царской России пока что не существовало. Появится она только после революции пятого года, когда царь будет вынужден пойти на уступки. А отсмеявшись, Мишка весело хлопнул генерального по плечу:
- Не переживай, Сергей Сергеич, Романовы еще долго будут сидеть на троне. Это я тебе обещаю....
- А Ленин..., - замялся он.
- А что Ленин?
- Неужели вы видите его будущее? - вкрадчиво спросил наш генеральный, ожидая услышать откровения грядущего. Похоже, он придумал себе версию наших оговорок - мы для него экстрасенсы, способные заглянуть под полог тайного и невидимого. И мы не стали опровергать его догадку, а лишь загадочно улыбнулись и ушли от ответа. Что ж, его версия наших знаний нас устраивает. Поэтому, пусть так и будет.
Не люблю я, все-таки, оперу, не понимаю ее. Ходят по сцене мужики и женщины в красивых костюмах и поют историю. И хотя, надо признать, поют красиво, голоса что надо, но все же, не понимаю.... Спетая история меня не цепляет, мне ближе простой театр или даже примитивная киношка, где в почете обычная проза. Не понимал оперу и Мишка, я видел как он сидел в кресле и откровенно страдал. Грустно вздыхал и периодически поглядывал на свой швейцарский хронометр, чья минутная стрелка перемещалась с издевательской черепашьей скоростью. Мы были выходцами из другого мира, где в почете были другие, более увлекательные развлечении. А вот Попову и нашим дамам разворачивающееся действо на сцене весьма понравилось. Моя Маришка была в полном восторге и, кажется, влюбилась в Собинова. Я ошибался, когда думал, что не знаю этого типа - слышал его раньше пару раз на радио. Ария Ленского в его исполнении в будущем станет классикой, и многие подражатели сломают немало копий в тщетных попытках его превзойти. Собинов действительно был прекрасным оперным певцом, куда там до него Баскову.
- Ах, Мариночка, какая прелесть, - громко шепнула Полина на ушко моей супруге. - Это так изысканно. Какой голос, какой голос!
- Да, Полиночка, Собинов просто душка. Такой красавчик, - выдохнула моя вторая половинка, нисколько не смутившись тем, что я сижу с другой стороны и все прекрасно слышу. - А он, интересно, женат?
- Ах, не знаю, Мариночка. Но, наверное, у такого мужчины нет отбоя от разных красавец. Куда нам до него!
И Маринка согласно выдохнула. Нашли же сплетницы друг друга, перемыть косточки какому-нибудь бедолаге для них любимое дело. И как же повезло Мишке, его Аннушка держала себя в рамках приличий и за все время, пока шло представление, не проронила ни слова. А лишь молча, наблюдала за сценой и держалась за руку супруга.
Слава богу, это мучение, наконец, закончилось. Отзвучали последние ноты, артисты вышли на поклон, где и получили свою порцию оваций и цветов. Звучали крики 'Браво!' и 'Бис!', моя Маришка без стеснения подбежала к сцене, протиснувшись сквозь мужиков, бесцеремонно растолкав их локтями, швырнула букет под ноги главному солисту, а потом закричала во все горло:
- Браво! Браво, Собинов!
Букет Собинов поймал, одарил Маринку лучезарной улыбкой и послал воздушный поцелуй, чем вызвал ее восторг. Вернувшись, она схватила меня за руку, взвизгнула:
- Ты видел? Ты видел?! Ах...!
- Да уж, заметил, - недовольно проговорил я, но моя супруга не обратила внимания на мою интонацию. Что и говорить, она впервые встретилась со звездой, чего уж там лукавить, мирового масштаба, и это вывело ее из равновесия. Подозреваю, что живи она в моем будущем и встреться она на концерте с..., ну допустим, с Робби Уильямсом, то и тогда она вела бы себя не лучше - прыгала бы вместе со всеми, танцевала до потери пульса и, что еще хуже, скинула бы с себя обтягивающую и уже мокрую футболку, оголив перед звездой свои упругие прелести. А потом попробовала бы проникнуть за кулисы, чтобы его соблазнить. Да уж, в то время ее мало что могло бы сдержать.
Уже поздним вечером, почти ночью, когда мы приехали усталые и удовлетворенные зрелищем, я выразил свое недоумение ее поведением. И вроде бы ничего необычного, на мой взгляд, не случилось, однако ж я заметил людей кого удивило ее развязность. Сам сын князя Юсупова, Николай, глазел на нее, широко открыв рот и вытаращив глаза. Наверное, этим она и запомнилась ему, потому как, принимая в гардеробе верхнюю одежду, я заметил, как великовозрастный отпрыск княжеского рода пристально рассматривает мою супругу. Внимательно так, с охотничьим прищуром и не смущало его то, что я стою рядом и демонстративно обхаживаю Маринку, показываю всем кто здесь ее супруг.
А Маришка, довольно хихикая, призналась, что виновата и попыталась загладить свой грех так, как это она умела. И потому вечер у нас закончился глубоко за полночь и на мокрых от пота простынях.
Следующим днем я с Серафимом Озирным тренировался. Пинал по груше, боксировал, показывал ему кое-что из приемов каратэ. Он же, в свою очередь, проверял меня, как я парирую удары затупленной шашкой. Вроде бы у меня не плохо получалось, но Серафим в свойственной только ему манере, подшучивал надо мной, беззлобно подтрунивал и раз за разом доказывал мне, что я излишне самоуверен. Все же почти девять месяцев тренировок слишком мало для того чтобы хотя бы приблизиться к совершенству. Но я к этому и не стремился. Мне бы только уметь уклониться от внезапной атаки и так же внезапно контратаковать с положительным результатом. Большего мне и не надо. И именно потому, постепенно, месяц за месяцем наши с ним тренировки по чуть-чуть сокращались. И если на первых порах он нас с Орленком гонял по полтора-два часа ежедневно, то теперь это время незаметно сократилось до получаса. Зато сам Серафим проявил неожиданный интерес к японской, или что вернее для этого времени, к окинавской системе безоружного боя. И теперь, после легкой разминки с шашкой, он жадно перенимал у меня интересные ухватки. А если учесть, что он еще и под Мишкиным контролем мышцы подкачивает.... В общем, этого Брюса Ли казацкого розлива только в кино снимать. А что, фактура есть - под нательной рубашкой появился кое-какой рельеф, ногами он теперь сможет запинать кого угодно, да и на лицо он был довольно приятен. Это я заметил по оборачивающимся на улице незамужним девкам. Вот только отсутствие зуба омрачало картину, но, это дело поправимое. Даже сейчас зубное протезирование в наличии имелось и восстановить лучезарную улыбку не составить труда. Только деньги плати и терпи, пока у тебя ковыряются в челюсти. Осталось только решиться на это сложное дело и уговорить будущего актера.
Идея сделать из Серафима киношного героя пришла ко мне случайно. Сходив в очередной раз с Маришкой в синематограф, где доблестный английский миссионер героически отстреливался от китайцев-боксеров напавших на миссию, я с сожалением посетовал, что синематограф нынче находится совсем еще в неразвитом состоянии. И ленты очень уже короткие, и сценарии слишком примитивные, да и герои не впечатляют. А Маришка стала со мной спорить и переубеждать меня - ей-то все нравилось. Оно и понятно, лучшего она никогда и не видела. Я попробовал с ней поспорить, привел вроде бы убедительные доводы, но она лишь посмеялась надо мной и в шутку предложила доказать мою точку зрения не на словах, а на деле. И тогда я замолчал, и в задумчивости дойдя до дома, я решил попробовать запустить свои знания и в это непростое дело.
- Послушай, Серафим, - окликнул я своего мастера сабельного боя, - а ты в театре бывал?
- Бывал, Василий Иванович, конечно, бывал, - охотно отозвался казак, вытирая потный лоб полотенцем. - Вот не далее как на прошлой неделе с одной барышней ходил. Ох, и хороша же девка, просто огонь! Я ее и так и эдак, а она, главное, не ломается, сама мне навстречу и губами тянется, пока никто не видит. А целуется так, словно душу высасывает, - и он мечтательно улыбнулся.