Катарсин Валентин : другие произведения.

Ёксель-моксель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Отец то приезжал, то уезжал.
  --Здорово, сынок!
  --Привет, - солидно отвечал десятилетний Егор.
  --Как мамка?
  --Ничего.
  --А ты как?
  --Тоже ничего.
  --Ну, а вообще как?
  --Ничего.
  Поговорив таким образом, Иван Алексеевич входил в избу, ставил привезенную сетку с продуктами на кухонный стол, затем снимал сапоги и искал тапочки.
  --Пап, а ты где живёшь-то? - однажды поинтересовался Егор.
  --Я-то?
  --Ага, ты-то.
  Сказать правду, что охмурила его в городе молодая бабёнка, работающая продавщицей, Иван Алексеевич не мог. Он ещё сам толком не разбирался - серьёзно это или так, временный угар.
  --У приятеля живу, - как-то чистосердечно соврал он.
  --А чего не дома?
  --Работа такая...
  Первые дни Иван Алексеевич был весел, разговорчив, обедал со всеми за общим столом, балагурил, чинил что-нибудь во дворе, колол дрова. С матерью вел себя, будто все было по-старому и ничего особенного не случилось. Потом постепенно становился вялым, тихим, если и делал что, то без охоты, или просто бренчал на гитаре.
  Уходил он так же внезапно, как приходил.
  --Ну, до свиданья, сынок, - говорил он обычно и совал то рубль, то трешку, смотря сколько осталось.
  --Теперь когда приедешь-то?
  --Приеду, - неопределенно обещал Иван Алексеевич. - Ты мамку слушай...
  Иван был мужик не ленивый, дельный. Кроме того, что работал он в деревне электриком, имелся у него необычайный дар резьбы по дереву. Его изба, вся в узорах, орнаментах, завитушках, выглядела как игрушка, и даже приезжал из Калинина журналист и фотографировал эту резную диковинку для газеты.
  Инструмент для резьбы и выпиливания - разные стамесочки, лобзики, ножички - Иван Алексеевич хранил в самодельном плоском ящике, похожем на этюдник художника. Он и уехал, взяв с собой лишь инструмент. Всякий раз, когда отец возвращался домой, Егор искал глазами именно этот плоский, выкрашенный зеленой масляной краской ящик. Он знал, если вернется отец с ним - значит, уж вернется и больше не уедет.
  
  Соседка Настя - баба крепкая, большая, добрая. Ее муж Виктор - мужик плюгавенький, ниже ее на голову, тоже не злой, но вспыльчивый.
  Настя делает вид, что боится его, слушает его указания, но поступает всегда по-своему.
  Когда он, случается, вспылит вечером, то утром долго не слезает вниз, наблюдая за женой, стараясь угадать, чем дышит. И если она произносит: "Иди чай пить, хиздрик", он с облегчением спускается с печи, разумно заключая, что вчера гневался не шибко и Настя его простила.
  Впрочем, добрая Настя всегда прощала его. И в это утро простила, дала опохмелиться, и он, довольный собой, вышел во двор, сел на бревно покурить. Увидел Егора, глядящего в театральный бинокль на дорогу.
  Отец не появлялся две недели, и Егор каждое утро в восемь - в это время люди шли с поезда - смотрел вдаль на косогор за последней избой в деревни.
  --Продай биноклю, - который раз спрашивал Виктор, зная, что Егор не продаст.
  --Отстань, - подкручивая колесико резкости, отвечал Егор. Приезжие прошли по дороге на гребне косогора, а отца не было.
  --Спиннинг даю.
  --Зачем он мне.
  --Мерёгу впридачу, ёксель-моксель.
  --На кой она. Я удой больше натаскаю.
  --Батьку глядишь, - помолчав и поковыряв в носу, произнес Виктор. - Зря глаза портишь. У его в Удомле другая баба имеется.
  --Дурак, - сказал Егор, почему-то покраснев. И ушел в избу.
  Вечером, когда мать вернулась с фермы, он осторожно спросил:
  --Мам, папка-то что в Удомле делает?
  --Электростанцию атомную строит, - не сразу, а помолчав, придумала она. - Шабашит отец...
  Небольшой, районный город Удомля, что в тридцати километрах от деревни, стал заметным благодаря строительству там атомной электростанции. Несколько деревенских мужиков, взяв расчет в колхозе, подались в Удомлю на строительство.
  --Тут, что ли, дела-то мало, - не унимался Егор.
  --Видать, там слаще...
  "Врешь ты все", - решил Егор, но уточнять, правду ли брякнул Виктор, не стал. Он только поглядел на мать как-то впервые пристально. Она показалась ему красивой, и было не понять - зачем отцу нужна другая. Егор лишь поинтересовался:
  --А что такое атомная?
  --Сила такая...На чердаке словарь погляди. Там про все сказано. Или у Валентина Валентиновича спроси...
  Егор полез на чердак. От книги пахло кладбищем. Это был толстый томик павленковского энциклопедического словаря в черном отвалившемся переплете, с потрепанными краями страниц. Никто не помнил, как попал на чердак этот словарь.
  Егор долго искал, поплевывая на палец. Наконец за "атомизмом" отыскал и "атом". Прочел, шевеля губами: "Мельчайшая частица материи (вещества), не делимая никакими искусственными и естественными средствами, конечный элемент материи. Мнения о свойствах атомов разнообразны и противоречивы".
  Он ничего не понял, кроме одного: атом - частица материи. Материя же ему представлялась тканью, занавеской у печи, платком, какой носит мать. Но при чем здесь электростанция и платок?
  Решил спросить у Валентина Валентиновича, которого все в деревне звали просто - Валя-Валя. Валя-Валя работал счетоводом в правлении, он нахватался где-то никому не понятных слов, любил применить их и оттого считался самым знающим и ученым человеком из местных.
  Уже в летах, совсем лысый, улыбчивый, с кисточкой усиков под носом, он хотя и был смешноват, но его уважали за почтительность ко всем и незлобивость.
  На другой день Егор стал ждать у правления, когда Валя-Валя выйдет на обед. Тот вскоре показался, как всегда с коричневым портфелем, в шляпе и при галстуке.
  Поздоровались. Валя-Валя, к удивлению Егора, сам проявил к нему интерес:
  --Как живешь, Егор Иванович?
  --Ничего живу.
  --Таисия Марковна здорова?
  --Мамка-то? Здорова. Чего ей сделается...Валентин Валентинович, я спросить вас хочу. Что за штука такая - атом?
  --Атом? - удивленно переспросил Валя-Валя, подняв густые брови и собрав лоб в складки. - Атом, брат, штука серьезная. Говоря по-научному, микроскопическая вещь.
  --А всё же?
  --Как бы это тебе объяснить. Не поймёшь.
  --Я что сам знаю, то любому могу объяснить.
  --Субстанция - знаешь что за штука?
  --Нет.
  --Вот в чём фокус, - обрадовался Валя-Валя. - И что такое материя, не знаешь.
  --Это знаю. Вот пиджак ваш клетчатый из материи.
  --Э-э-э, милейший Егор Иванович, материя это всё, что наблюдается в окружении. И ты, и я, и изба вот эта, и портфель с важными бумагами - всё материя. Твердь природы, так сказать. Субстанция. Субстрат. Соединения атомных частей миропорядка...Нет, ты ещё не поймёшь. Ещё рано. Тут надо ум взрослого субъекта...
  "Во дурак", - подумал Егор и сник.
  --Мамка, значит, на ферме? - деловито поинтересовался Валя-Валя.
  --На ферме.
  --Это хорошо. Мне, так сказать, надо с ней поговорить по служебной линии. Нам по пути?
  --Нет, не по пути. Я домой...
  Таисия давно приглянулась холостому Вале-Вале. Всякий раз, когда она проходила мимо его избы, он, укрывшись тайком за занавеской, провожал ее взглядом.
  Да и то не зря. Добротно сложенная, широколицая, кареглазая, она была из той породы женщин, что в девичестве порой незаметны, невзрачны, а с годами делаются привлекательней.
  К тому же теперь дошел и до Вали-Вали слух, что Иван вроде бы бросил ее, уехав в Удомлю к другой. Было самое время закинуть удочку.
  На ферме, пока коровы находились на выпасе, бабы чистили стойла. Таисия, в сером халате, в резиновых сапогах, держала в руках шланг и поливала водой цементный пол.
  --Таисия Марковна, - ласково позвал Валя-Валя. - Позвольте вас на минуточку.
  --Чего ещё? - недовольно спросила она.
  --Тут, товарищ звеньевая, в одном нарядике подпись отсутствует. Вернее сказать, она имеется, но не чётко поставлена. Не уловить - ваше это факсимиле или не ваше. - Валя-Валя расстегнул портфель, вынул бумаги.
  --Возьми глаза в руки и уловишь.
  --Все же прошу вот тут повторить роспись для чистоты документации. Одну-две закорючки. Прошу. - Он протянул ей ручку и подставил портфель.
  --Сам ты закорючка, - добродушно бросила она, расписываясь.
  --Вот теперь порядок. Я во всем уважаю порядок, Таисия Марковна.
  --Всё? - спросила она, окатив счетовода карим взглядом.
  --Вы сегодня вечером работаете или имеете свободный досуг?
  --Это еще зачем такой допрос?
  --Уполномочен правлением, - поспешно приврал Валя-Валя, стрельнув замками портфеля. - Поинтересоваться бытом и устройством. Но вообще-то, я, так сказать, и самолично. Если не против?
  --Заходите. Дверь не на запоре, - с иронической ленцой в голосе разрешила она и уплыла к истекающему шлангу...
  Вечером, когда стало смеркаться и зажглись слабым светом окна, Валя-Валя, чисто выбритый, пахнущий одеколоном, какой-то новенький, с неизменным портфелем, где лежала пачка печенья и коробка шоколадных конфет, открыл скрипучую калитку и деликатно постучал в дверь. Никто не откликался. Он толкнул ручку, поднялся по ступенькам в сенях и опять постучался.
  Вышел Егор с бугорком на щеке, образованным куском булки.
  --Здравия желаю! - воскликнул Валя-Валя, пригнувшись и переступая высокий порог.
  --Виделись уже, - жуя, ответил Егор.
  --Пожелать здоровья лишний раз нелишне. Мама-то дома?
  --Дома. Мам, к тебе! - крикнул Егор и скрылся в комнате.
  --Чего трёшься. Пришёл, так проходи, - пригласила Таисия, появляясь из кухни.
  Валя-Валя прошел в большую светлую горницу, смахнул шляпой с сиденья стула невидимые соринки и, присев, опять надел шляпу, стесняясь лысины.
  --Хорошая у вас изба. С фасадного парада - игрушка, а и внутри чисто.
  --Нашел чистоту. Мне лизать недосуг, - сказала Таисия, неся пепельницу.
  --Не курим, Таисия Марковна. Семнадцатый год как бросил это баловство. А почему? Вред один жечь табак. И грязь. Больше никакого смысла.
  --Ишь праведник, - Таисия задернула на окнах занавески. - Уж, верно, и не пьешь?
  --Не пью, Таисия Марковна. А почему? Как утверждают научные медики - вредительство организму...
  Валя-Валя расстегнул портфель, положил на стол пачку печенья и конфеты.
  --Всё вред, пока живы. Егор, - позвала она, - ты в кино собираешься?
  --Собираюсь, - ответил он из другой комнаты...
  Таисия постелила чистую скатерть, принесла горячей рассыпчатой картошки, соленых грибов, сала. Она была одета по-домашнему, но, в отличие от большинства деревенских баб, ходивших в будни кое-как, все на ней было ладно, чисто, все шло ей. "Ждала меня", - удовлетворенно отметил Валя-Валя.
  --Ты чего это в шляпе сидишь, как не русский.
  --Извиняюсь. Так сказать, забылся при виде вас...
  Валя - Валя, хотя был не голоден, ел с аппетитом, рассказывая, что он тоже любит и умеет готовить и даже при покойной жене всегда стряпал сам.
  --Моя тоже была, как вы, Таисия Марковна, женщина рачительная, хозяйственная и тоже уважала порядок и домовитый уклад семейственного уюта.
  --Отчего ж она померла?
  --Научные медики установили - от неизвестной пока болезни внутренностей организма.
  --Ишь ты. При таком-то муже. Накось тебе еще щей.
  Валя-Валя не отказался. Выхлебал еще тарелку, обсосал косточку, держа её двумя пальцами.
  --Имею деликатный вопрос, Таисия Марковна. Иван Алексеевич в отлучке временной или как иначе?
  --Будто не знаешь.
  --Слыхать слыхал, но по воспитанию и образованности не имею привычки, так сказать, доверять слуховым сплетням. Пока не установлю самолично.
  --Чего такая пытливость? Шабашит он в Удомле.
  --Значит, во временном отъезде?
  --Куда он денется.
  --Семья, конечно, центральная ось жизни. А почему? Считаю, что без семейного окружения человек, так сказать, не может иметь естественного хода крови и рассуждений.
  --Мудрёно вяжешь, Валентин Валентинович. Ты ешь, не зевай. Мужик должен поесть крепко. А ты дядька холостой, заботиться, поди, некому о тебе.
  --Истинно некому, Таисия Марковна. Все сам, все один.
  --Бабы свободные имеются. Чего ж один?
  --Не моих параметров, так сказать.
  --Какие ж тебе надобны?
  --Чтоб имели вашу, Таисия Марковна, душевную домовитость и хозяйственность.
  --Ой, не то поёшь, - засмеялась она. - Не в ту степь тебя ведет. Ты ешь, да не забывай, что правлением уполномочен.
  --И самолично тоже...
  Они сидели долго. Таисия раскраснелась. Помолодевший Валя - Валя тоже разрумянился, от волнения попросил разрешения выкурить папироску. Потом пили чай с баранками и малиновым вареньем.
  За окнами стояла тишина. В тёплой от оранжевого абажура горнице пахло истопленной печкой, малиновым чаем, от широкого чистого лица и всей мягкой фигуры Таисии исходил тёплый, спокойный уют, и одинокому Вале - Вале не хотелось возвращаться в свою пустую нетопленую избу.
  Скоро должен был вернуться Егор.
  --Ну, спасибо за угощенья, Таисия Марковна, - сказал, поднимаясь и надевая шляпу, Валя-Валя, - Пора, как говориться, и честь знать. Очень было приятно у вас...
  --Конфеты - то возьми. Пригодятся.
  --Никак не могу. Это вам, или Иван Алексеевич вернётся из командировки, или сыну. Кстати, Таисия Марковна, если ощутите свободное, так сказать, состояние, то имейте в виду, что я всегда способен на встречные движения...
  
  Иван приехал на другой день, как всегда нежданно-негаданно, с вечерним поездом.
  --Здорово, сосед! - крикнул, открывая калитку своего двора и выходя навстречу, Виктор.
  --Приветик, сосед.
  Иван Алексеевич задержался, угостил Виктора сигаретой, поинтересовался сенокосом.
  --Надолго прибыл? - хитро щурясь, спросил Виктор.
  --Ещё не знаю, - уклонился Иван.
  --Смотри зевка не дай, ёксель-моксель...
  --Ты о чем?
  --К Таисье-то Валя-Валя бабки подбивает.
  --А тебе что? - недовольно спросил Иван.
  --А ничего. Я так. К слову пришлось...
  Иван направился к дому, хозяйственно оглядев резную избу, отметив, что надо подрубать два венца, что села на бок огородная часть забора. Таисия была дома, жарила у плиты блины.
  --Вечер добрый, - тщательно вытирая ноги о сырой половик, произнес Иван.
  --Прибыли с гастролей, - с веселой ленцой пропела Таисия, не глянув на мужа.
  --Как живёте-можете?
  --Не тужим, на ферме служим.
  --Егор-то где?
  --Рыбалит, поди...
  Иван прислонил к печи сетку с продуктами, стащил тяжелые сапоги, надел тапочки и прошел в горницу. Его всегда обескураживало и оглупляло ироническое спокойствие жены, в котором ощущалось превосходство. Она никогда не спрашивала Ивана о его жизни, новой семье, не устраивала, как другие бабы, скандала. Денег не просила, а если он давал - не отказывалась. Она знала по слухам всезнающих старух и про удомельскую продавщицу, и про то, что у нее двое маленьких ребятишек. А к Ивану относилась как к гостю: пришел - хорошо, ушел - еще лучше. Находясь в неясной роли приходящего мужа, он недоумевал, отчего Таисья не ставит законное условие: или оставайся, или убирайся. В таком случае ему стало бы кисло, он еще не готов был ни отчалить окончательно от одного берега, ни твёрдо пристать к другому. И Таисия, спокойно отшучиваясь от укоров и советов баб, подсознательно чуяла мужнину раздвоенность, а ровный, широкий характер ее позволял ей не пороть горячку.
  Иван прибыл слегка навеселе. Он включил радио, бесшабашно пощёлкал пальцами, посмотрел на ряд стопок в серванте.
  --Вечерять-то скоро? - спросил он, выходя на кухню.
  --Борщ в печи. Ешь.
  Он полез в сетку, вынул палку колбасы, коробку конфет. Таисья хотя стояла спиной, каким-то сквозным зрением все видела.
  --Что за новость? - спросила она
  --Гостинец.
  За ужином Таисия молча принесла коробку, оставленную Валей - Валей.
  --В честь чего такие десерты? - удивился Иван.
  --Не твоего ума забота. Садись ужинай...
  Говорили ни о чем: о соседях, о том, что пошли белые грибы, а малина отошла.
  --Изгородь, вижу, осела. Надо завтра брать лошадь да ехать ольшаник валить.
  --Валяй, если охота есть. А я уж мужиков просить надумала.
  --Зачем нам мужики. Я и сам в силе.
  Наевшись, устав с дороги, Иван, не дождавшись сына, пошел спать. Спал он всегда теперь один на диване. Правда, однажды поздно вечером он с нетрезвой головой прошлепал было в комнату жены, но она так твердо отшила его, что больше не рисковал.
  Рано утром Иван, выпросив у бригадира лошадь, отправился рубить ольшаник. Два дня он ставил новые опоры, шкурил жердьё и обнёс половину участка новой изгородью. Егор помогал: носил рукавицу с гвоздями, добирал кору с красных стволов, отпиливал лишки.
  Кончив дело, они сели под старой яблоней. Иван закурил, Егор похрустывал яблоком.
  --Валя-Валя-то бывает у нас? - как бы без интереса спросил Иван.
  --Ходит.
  --Часто?
  --Частенько, - соврал Егор, почуяв, что отца задело.
  Они помолчали.
  --Рыба клюёт нынче?
  --Линя много.
  Иван снял кепку, отер ею голяшку кирзового сапога, попробовал что-то напевать, но бросил.
  --И чего он делает?
  --Кто?
  --Валя-Валя.
  --Сидит, разговаривает.
  --И долго сидит?
  --Не знаю. Я в кино тогда ухожу. Или спать на сеновал.
  --А он сидит?
  --Сидит.
  --А мамка?
  --Тоже сидит.
  Иван надел кепку, сорвал с висящей над ухом ветки яблоко.
  --Пап, а ты на электростанции работаешь?
  --Ну.
  --А что такое атом?
  --Чего, чего?
  --Атом что такое? Я в словаре смотрел - не понять. У Вали-Вали спросил - тоже не знает.
  --Атом? - Иван откусил яблоко, поморщился, соображая, как ответить.
  --Сила такая, невидимая простым глазом. Понял?
  --Нет, не понял, - сознался Егор и подумал обо всех взрослых: "Умные, а такие дураки".
  --Ну, вырастешь, поймешь. - Иван опять откусил яблоко, опять поморщился. - Линь, говоришь, идёт?
  --Идёт. Только тут не зевай. Отойдёт от берегов.
  --А я это лето еще не рыбалил.
  --Чего ж, завтра пойдем поутру. Я места знаю.
  --Не, сынок, завтра ехать надо назад.
  --Работа?
  --Работа...
  Егор в тот вечер направился на рыбалку один. Принес двух линей и утром, провожая отца, сунул их ему в сетку.
  --Благодарю, сынок, за рыбку, - сказал Иван и, как обычно, воткнул в карман Егору два рубля.
  --Теперь когда приедешь?
  --Скоро.
  --Ты точно скажи, чтоб я знал.
  Иван подумал, потирая пальцем небритый подбородок:
  --В пятницу жди.
  --В эту пятницу? - радостно переспросил Егор. - А утром или вечером?
  --С утренним...
  Таисия кормила поросенка.
  --Я в эту пятницу вернусь, - сказал он ей и, потоптавшись, добавил: - Может, и насовсем.
  --Хозяин - барин, - не разгибаясь над корытом, весело бросила жена.
  --Ну, пока.
  --Валяй...
  
  В пятницу утром Виктор проснулся с неопределённым ощущением вины. Он лежал на холодной печи, пытаясь восстановить - по какой причине вчера гневался, запустил под лавку тарелкой.
  Хотелось пить. Настя на кухне гладила, шипел утюг, и было страшно спускаться с печи. Все же, мучимый жаждой, Виктор тихонько сполз вниз, босиком, на цыпочках вошел на кухню и прильнул к ковшу с холодной водой.
  --Который час? - Он спросил не время узнать, а чтобы разведать, как Настя настроена.
  --Солнце выше ели, а мы еще ни хрена не ели, - шипя утюгом, беззлобно произнесла Настя, а у Виктора отлегло от сердца. "Значит, ничего - простила, не серчает", - установил он и, осмелев, спустился с цыпочек на пятки.
  --Ты чего это гладишь?
  --Твои портки да свои платки...
  Виктор покосился под лавку на осколки тарелки, поскреб под рубахой холодный живот, поглядел на ходики. Стрелки показывали двадцать минут восьмого. "Шутит - значит, порядок...Хорошая у меня баба", - решил он и, надев на подштанники брюки, потрусил в сарай облегчиться. Потом сел на бревно покурить, увидел Егора с биноклем.
  --Продай биноклю! - крикнул Виктор, склеивая языком лопнувшую сигаретку. Егор не отвечал, пристально всматриваясь вдаль. Он глядел долго. Виктор уже успел вставить сырую сигарету в мундштук, сделать несколько затяжек, как вдруг заметил, что Егор встрепенулся, подпрыгнул, отстранив от глаз бинокль, потом снова прильнул к нему.
  --Идет! - крикнул он, словно был один. - С зеленым ящиком идет!
  --По крыше воробей, - подхватил Виктор. Но Егор, не обращая внимания на него, прыгал и кричал:
  --Идет, идет, идет!
  --Кто идет-то? - спросил Виктор, подходя к Егору.
  --Батя идет.
  --Во ёксель-моксель. Я думал, кто идет. А это Иван. Дай-ка поглядеть.
  --Гляди на здоровье, - ликовал Егор, - а хочешь - бери насовсем! - азартно крикнул он и кинулся за калитку.
  --Чего ты? - недоумевающе и несколько испуганно спросил Виктор, вертя бинокль в руках. - Во баламут, ёксель-моксель. Ничего не понять.
  Он покрутил жёлтым ногтём в ухе, оглянулся и, сунув бинокль за пазуху, заспешил в избу.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"