Илья Сельвинский, живо интересовавшийся нашей молодой поэзией, так характеризовал стихи ленинградца Валентина Попова: эти "шершавые, мускулистые и какие-то мозолистые стихи несут в себе, как река стрежу, могучую нежность ко всему, что достойно жалости и участия.... У Попова свои мысли, свои размеры, свои слова. И каждому слову веришь. Это "очень страшный" поэт, Валентин Попов: рядом с его стихами многие дутые репутации лопаются, как цветные шары". Это очень точная характеристика. Статья Сельвинского была написана шесть лет назад, когда ни одно из стихотворений В. Попова ещё не появлялось в печати.
С тех пор в лениздатовской "кассете" вышла его первая книжка "Сердцебиение", а теперь в Ленинградском отделении "Советского писателя" вторая - "Море в капле". Талант В. Попова за это время окреп и приобрёл новые "черты характера". Важнейшая из них - пристальная мысль, направленная чаще всего на самые жгучие вопросы современности. Попов пишет о том, чем живёт его поколение.
В его стихах мы находим упоминание о нейронах, атомном реакторе, циклотроне. Это не чисто внешние приметы времени: всё это неразрывно связано с мировоззрением поэта. Он верит в силы человека, и поэтому глубоко оптимистичен в мечтаниях о будущем, занимающих обширное место в его творчестве. Он убеждён, что "светлеют человеческие души": "идёт всё человеческое в рост и всё бесчеловечное - на убыль". Он верит, что человечество не повторит своих прошлых ошибок.
Нетрудно угадать учителей молодого поэта. В первую очередь это, конечно, Маяковский. В. Попов взял у него самое ценное: современное поэтическое мировоззрение и раскрепощённость стиха. Явное влияние Маяковского ощущается, впрочем, и в рекламности названий ("Самое главное", "Самое сложное", "Необходимо", "Как пользоваться планетой (инструкция)"), и в манере построения образа - броского, конкретного. Во многих произведениях ощутимо и влияние творчества И. Сельвинского.
Для способа поэтического мышления В. Попова оказался наиболее удобным свободный стих, так называемый верлибр. Но и рифмованные стихи его необычны - по ритму, по построению. Иногда, начав с нерифмованного стиха, поэт переключает его на рифмованный, иногда где-то в конце отбрасывает рифму. Порой это раздражает, но очевидно: может быть, для того, чтобы не попасть под её власть или чтобы подчеркнуть, что рифма для поэта имеет третьестепенное значение.
Стихотворение для В. Попова - кратчайшее выражение мысли, идущей от поэта к читателю. И надо сказать, что В. Попов умеет донести свою мыслю.
Каюсь, не люблю я "верлибра" - свободного стиха. Кажется он мне неорганичным для русской поэтической словесности. Но лишь увлечённо дочитав книжку до конца, я вдруг обнаружила, что в ней много верлибра и что это меня ничуть не огорчило. Обнаружила я также, что не способна цитировать стихи Валентина Попова, потому что смысловой и композиционный их стержни настолько слитны, что вырвать строку означает не проиллюстрировать мысль, а начисто её упразднить.
Валентин Попов пытается оценить человеческие поступки. Поэт саркастически осмеивает тех, кто обозревает звёздочку в созвездии Рыси, не давая себе труда заметить горя рядом живущего земного существа. Но одновременно исполнен он веры в этого подчас такого суетного и невнимательного человека. Ведь вот - случилось несчастье где-то -
всех связал,
всех объединил
тревожный крик
"скорой помощи".
В поэзии Валентина Попова - логичной, волевой, исполненной веры, в победу добра над злом - может черпать силу и старый по возрасту, и молодой читатель именно потому, что стихи эти призывают к доброй сплочённости поколений.
Начнём с того, что многие, как жившие, так и ныне здравствующие видные поэты не признают верлибра. Одни считают это просто дурной прозой или неумением писать нормальные с их точки зрения стихи, другие отдают свободный стих на откуп западным поэтам, - им, мол, всё можно, третьи почему-то думают, что этот вид - не в ладах со строем русской речи, и уж - во всяком случае! - не в традициях русской словесности.
Не будем заниматься долгим теоретизированием, упоминать о верлибрах русских поэтов, и существующих на русском языке Межелайтиса и Хикмета, Неруды или Превера. Примеров более чем достаточно.
Суть дела в том, на мой взгляд, что верлибр, - впрочем, как и любое рифмованное стихотворение, - может быть плохим и хорошим, умным и глупым, талантливым и бездарным.
Видимо, боязнь его признания состоит для нас ещё и в том, что степень определения бездарности в нерифмованном, да ещё ритмически свободном стихе, весьма сложна. Если в рифмованных стихах сразу видно, что строфа, к примеру, хромает на все четыре рифмы, то в верлибре должен быть другой критерий.
Для меня, признающего верлибр, это, во-первых, мысль, во-вторых, - образное наполнение, и в-третьих, - полифония (не мелодия, как в песне и классическом стихе, а именно - полифония, как в большой симфонической музыке).
Выдерживают ли стихи, а преимущественно, - верлибры В. Попова эти требования? Отвечу сразу: да, выдерживают!
Выдерживают в основном, за редкими исключениями. Впрочем, в такой непростой работе, как та, которую он себе выбрал, срывы весьма вероятны!
В своих лучших стихах В. Попов выступает, как поэт прямой, острой, чёткой мысли, выражаемой пластично, средствами поэзии. Он хорошо чувствует слово, не боится играть им, хоть иногда и переигрывает. Но это скорее идёт от богатства, чем от бедности.
Мне, безусловно, нравятся такие стихи, как: "Белые пятна", "Скорость мысли", "Весна", "Ты, эрудит...", "Звери и люди", "Чужие мысли", "Монолог природы", "Девушка слушает яблоко", "Если вдруг солнце погаснет...", "Утренние строки", "Сервет", "Доверие", "Рысь", "Оказывается - я старею".
И в других стихах встречаются отличные строфы, строки, образы.
...Валентин Попов словно не стихи написал, а радугу швырнул в небо - так все красочно, празднично и лихо в его "Валдайских базарах".
Рыбак бережет
плащ черно-лаковый.
Прилавок прожег
вареными раками...
Томат краснокож,
ягоды зрячие,
крыжовник похож
на глаза кошачьи...
Под тыквой корзина
прогнулась мостиком.
Тыква - не тыква,
а солнце с хвостиком.
Завидным даром живописца наделен В.Попов. Буйная образность его стихов врезается в память. Стихи "Валдайский базар" напечатаны в "Неве" в октябре...Сильна и ярка образность В.Попова, он словно солнце в горсти подносит читателю...
Из письма Ильи Сельвинского поэту Анатолию Коршунову:
"...Если Вас действительно интересует моё мнение о Ваших стихах, то, хотя их очень немного в присланном Вами письме, но для оценки вполне достаточно. Основной недостаток Вашего творчества в том, что оно лишено индивидуальности. Это стихи вообще. Никаких исканий. Что подвернулось под язык, то и ладно. Кроме того, в Вашей работе совершенно отсутствует школа - нет ни Пушкина, ни Некрасова, ни Маяковского, Есенина, кого-нибудь! Полная безотцовщина! Следовательно, отсутствует самая элементарная поэтическая культура. Стихи эти Ваши, потому что их написали Вы, но они не Ваши, потому что так пишут все! Иванов, Степанов, Сидоров - все.
Вы пишете, что Валентин Попов - ваш товарищ. Почему же Вы не слушаете его советов? Разве Попов посоветовал бы Вам посылать эти стихи в "Огонёк"? У Попова в каждом стихотворении что-нибудь найдено. Например, его дроздёнка, которого он спрятал за пазуху и чувствовал, будто там бьются два сердца - я забыть не могу. Значит, ко всему, что было создано поэзией, Попов добавил хотя бы дроздёнка. А что добавили Вы к морю, которое бьётся о скалу? Кто только не писал об этом и именно так, как пишите Вы...".
Ознакомившись с новой рукописью Валентина Попова "Добрые люди", я ещё раз убедился в том, что этот интересный молодой поэт работает медленно, трудно, всё время преодолевая сопротивление материала.
Есть "быстрые" поэты. Они от первой до последней строки задумывают сразу всю книгу, работают над целыми циклами, над десятком вещей одновременно. Владея техникой стиха широко, они выпускают большое количество книг, причём добротных.
Валентин Попов относится к поэтам, которые стихи собирают по строчке, по рифме, по буковке.
В своей небольшой рукописи с очень простым, но обобщающим названием, молодой поэт сумел сказать о многом. Главная тема - труд, люди труда, молодость, природа с её неповторимостью.
В. Попов хорошо видит, умеет наделять этим виденьем строки:
Идут дожди,
разучивают ветры
певучую февральскую пургу.
Окостенели тоненькие вербы
и покидают журавли тайгу...
Многие поэты пишут о работе, но у В. Попова работа - открытие мира, работа - поэзия, испытание души, характера. Эта особенность, качество, принадлежащее именно данному поэту.
Следует сказать и о том, что будучи художником по профессии В. Попов не злоупотребляет профессиональным умением писать красочно в любых случаях, щеголять этим. Вкус не изменяет ему.
Однажды Д. Самойлов сказал, что поэты должны долго протирать и чистить, как стекло, слова, чтобы вернуть им наконец истинное значение.
Вот как Валентин Попов отвечает на это:
...Один человек не вернулся на берег.
Молчали
прибрежные древние пихты,
матросы молчали
на чёрном причале,
камни молчали,
ветры притихли
и только пронзительно чайки кричали.
Обычное слово - м о л ч а н и е - поэт не только отдраил песком, одного этого всё-таки маловато, он вдохнул в него поэзию, настроение. Придал ему цвет. Чёрное молчание, траурное, нарушаемое криком белых чаек (вот где сказался художник!), вернее не нарушаемое, а подчёркнутое.
И ещё одно качество. Музыкальность. Попов умеет как-то незаметно (не подглядишь, не позаимствуешь!), еле уловимо изменить интонацию. Только что была огненная пляска, бешеный ритм:
... танцоры прыгнули, как бесы,
сжав кинжалы в молодых зубах.
Вот плывут на цыпочках черкесы
в невысоких мягких сапогах.
Снова, как и в цитированном выше примере, где " чёрный причал" окрашивает молчание, здесь "мягкие сапоги" - не просто деталь. Сразу же слышишь, как притихли, чуть звучат гортанные кавказские инструменты, и ловко, бесшумно крадутся по сцене джигиты, подгибая мягкие носки сапог.
А эти строки хочется запомнить, они вызывают зависть:
Два черкеса в шёлковых рубахах
будто с неба(!) прыгнули на круг.
И о землю вдарили папахи,
и колени выбросили вдруг.
Очень интересно задумано стихотворение "Ель". Мы много спорим и говорим об оскудении природы. Если бы каждый из нас в её защиту написал бы по такому стихотворению!
Лирический герой В. Попова - один из "простых людей" - предстаёт перед нами далеко не простым человеком. Он влюблён "в людей, в цветы, в строку стихотворенья, в кричащие тревожно поезда", он знает человеческую душу, её радости и надежды, не боится труда, знаком с горем.
Такова эта небольшая рукопись.
С. Давыдов
О ПЕРВЫХ КНИГАХ
...Перед нами пять тоненьких книжек в броском, интригующе условном оформлении художника В. Л. Попова. Пять сборников, объединённых общим графическим браслетом - "Первая книга поэта": "Монолог" Татьяны Галушко, "Сердцебиение" Валентина Попова, "Тропы" Александра Рытова, "Август" Александра Шевелёва, "Солнцепёк" Юрия Ткачева.
...Т. Галушко - как и большинство начинающих - поэт громкий. К "громким" же, но совсем по-иному, принадлежит и Валентин Попов. Он резко заявляет о себе, своих мыслях "против шерсти", своих неприятиях и сомнениях. В строках угловатых, неровных, намеренно прозаических, в графическом и интонационном рисунке стиха, сознательно продолжающего традиции и Маяковского, и особенно Хикмета, В. Попов, декларативно обнажая и мысль и тему, воинствующе провозглашает целую программу творческого поведения и мышления.
Первый пункт этой программы - в открывающем сборник стихотворении "Необходимо":
проверять
все истины мира,
особенно прописные.
И Попов проверяет - искренне, пытливо, смело. А в процессе проверки приходит тоже к прописным истинам, но как бы заново открытым, пережитым в собственном опыте, в самом движении роста. Он убеждённо и яростно ломится в открытые двери, а думает, что берёт Бастилию. Но так как он, действительно, всё постигает впервые - в его "открытиях" нет окостенелости и беспросветности общих мест. Один из заветов Попова в том же стихотворении "Необходимо":
Не бойтесь
изобрести велосипед.
Бойтесь
ничего не изобрести.
И Попов храбро "изобретает велосипед". Он напоминает своим сверстникам действительно полезные и на время забытые истины. Он призывает к самостоятельности мысли. В стихотворении "Коллекция" он остроумно перечисляет набор "пережитков", которые в будущем окажутся в музее уродливых экспонатов прошлого: "...амбарный замок, лотерейный билет, толстый учебник криминалистики, номер от вешалки, чей-то кастет... ордер на обыск, в запретную зону временный пропуск, некоторые газетные некрологи, дырокол ревизора железной дороги...". В. Попов в своей поэзии наивно и подчас прямолинейно демонстрирует процесс, характерный для умственных и нравственных исканий молодого поколения последнего десятилетия. Пришло время возрождения общих истин, долгое время бывших в загоне, и они возвращаются, получают новую жизненную прописку. Всё, что Попов так бурно провозглашает в своих декларативных стихах: самостоятельность мысли, а не слепое выполнение директив, плодотворность доверия к человеку и вред подозрения, и многое другое, - как раз и принадлежит к этим общеизвестным, но заново и с пользой открытым истинам. Попов поражает нас именно этой неожиданностью самоочевидности того, что он так громко и воинственно проповедует в своих стихах. И потому, что это не просто повторение, но активное нравственное постижение, - очевидные истины обретают драматизм и убедительность.
Все стихи Попова подсказаны совестью и беспокойством. Парафразируя сказку о принцессе на горошине, он говорит: "Мне спать мешает огромная горошина - земля". Всё задевает его: и то, что бьют негра, пусть в фильме, и то, что "поразительно живучи паразиты", и то, что "в тюрьме Сикейрос", и то, что "учитель в нашем доме болен раком", и то, что "утром сын сказал неправду". Боль мира проходит через его сознание и сердце, и не случайно так близок ему Хикмет. Нельзя не вспомнить стихов Хикмета о больном сердце, вобравшем в себя страдания всей земли, и его разговоров с доктором о том, что он не может не волноваться, когда вокруг него и вдали от него столько причин для волнений и тревог. Весь этот комплекс центральных для Хикмета образов явно переплетается со строками Попова: "а вдруг мне врачи запретят волноваться?". Да Попов и не скрывает своё поэтическое родство с Хикметом, своё человеческое восхищение им. Он посвящает любимому поэту стихотворение "Обыскивают Хикмета". Бесстрашие мысли и героичность действий Хикмета служат Попову творческим ориентиром и компасом жизненного поведения.
Стремление сказать главное, энергично сформулировать всё, что заставляет его возмущаться, тревожиться и страдать, приводит Попова к сознательному обеднению своих поэтических и словесных возможностей. Он подчёркнуто декларативен и оперирует в стихах нагими истинами. Это его линия в современной лирике. А поэт в нём проклёвывается не в этих прямых непререкаемых стихах-заповедях и, конечно же, не в любовных, мало характерных для него опусах, а в отдельных образных строках, говорящих о точном вИдении, добром юморе, вкусе к меткой детали: "где тонконогий жеребёнок целует в губы тень свою", "печальный грач, напоминавший грека", "в музее спит автопортрет Ван-Гога". Но пока это лишь разрозненные строки, радостно останавливающие внимание в ещё не очень организованной ткани стиха. И эти немногие строки говорят о том, что В. Попов не должен ограничиваться декларативным стихом, утверждающим даже самые необходимые истины. У Попова ценна его общечеловеческая тревога, широта его лирического "я". Это "я", через которое проходит мир и время. Это "я", которое активно хочет этот мир изменить и прежде всего старается дойти до истины в её первоистоках.
Можно принимать или оспаривать позицию В. Попова в поэзии, упрекать его в прямолинейной постановке вопросов, в обнажённости темы, поданной курсивно и подчас рационалистически, но это позиция последовательно проявленная, с очень продуманным отбором проблем, всерьёз тревожащих автора.
![Валентин Попов [Из газеты]](/img/k/katarsin/5-7/w.popow.jpg)
![кассета [художник Валентин Попов]](/img/k/katarsin/5-7/perwajakniga1.jpg)