|
|
||
КОГДА Я БЫЛ МАЛЬЧИШКОЙ
Город, в котором я родился, был типичным райцентром послевоенного времени, со всеми свойственными тому времени проблемами, порожденными войной, социализмом и славянским, а если быть более точным, украинским менталитетом. И быть бы ему захолустным городишком, которых немало на нашей земле, если бы не удивительная география и история этой местности. Небольшая гряда невысоких, но очень привлекательных и уютных гор делают эту местность неповторимой по своему очарованию, вызывая у путешественников, художников, писателей и местных пьяниц неизменное лирико-романтическое настроение. Сам город, окруженный со всех сторон цепью живописных гор, находится в узком и длинном котловане, который в далеком историческом прошлом был дном Сарматского моря, о чем неопровержимо свидетельствуют мощные пласты меловых отложений, окаменелые останки древних ископаемых рыб, и почти такие же древние, но все еще полные энтузиазма работники местного краеведческого музея. Почти в центре города стоит невысокая, но крутая, похожая на потухший вулкан гора, на плоской вершине которой расположена древняя полуразрушенная крепость, напоминающая своим существованием не только о великом и героическом прошлом наших предков, но и бренности всего сущего и, как считают некоторые желчные личности, о безалаберности и бесхозяйственности местных властей.
Бурные исторические события, происшедшие в разное время на этой земле, наложили неизгладимый отпечаток на характер и внешность местного населения. Не надо быть большим физиономистом, чтобы рассмотреть на лицах многих сограждан города следы набегов монголо-татарских полчищ, литовцев, венгров, последствия длительного порабощения поляками, неизгладимую печать ассимиляции с русскими, победоносное шествие немцев, не говоря уже о евреях. От более пристального взгляда наблюдательного человека не скроются и типичные украинские черты. По видимому все эти обстоятельства и породили некую своеобразность психологии местного населения, что и привнесло свою ложку дегтя и без того не медовый менталитет всей нации.
Мои самые ранние воспоминания детства носят весьма отрывочный характер в виде черно-белых образов, напоминающих старые, поблекшие от времени фотографии. Смутно вспоминается старый бабушкин дом, темный и неуютный коридор, длинная комната с черным репродуктором в углу под потолком, больная бабушка, больница, плохо освещенные улицы, взорванные во время войны и все еще не восстановленные дома, разбитый на месте дотла сгоревшего еврейского гетто городской парк культуры и отдыха, о существовании которого неоспоримо свидетельствовали жалкие саженцы деревьев среди битого кирпича и мусора. Сегодня, спустя много лет, остро осознаешь, в каком неуютном мире начиналась моя и моих сверстников жизнь.
Как и большинству ребятишек того времени, мне с раннего детства пришлось постигать самостоятельно ряд простых, но важных житейских истин. Способы, которым мне приходилось их постигать, не всегда можно было отнести к разряду гуманных, но вероятно по этому они запечатлелись в моем сознании на всю жизнь. Но, тем не менее, это не сделало меня законченным циником и мизантропом. По видимому этому способствовали врожденная незлобивость, заложенная где-то на генетическом уровне послушность закону и, что далеко не самое последнее, семейные традиции, в основе которых был заложен христианский гуманизм. Это вовсе не означает, что мои родители были особенно набожными людьми. Мой отец никогда не испытывал особой симпатии к культовым служителям и часто называл их пауками в сутане. А иногда, когда стрелка барометра его настроения опускалась до отметки ``гроза``, можно было услышать, как он упоминал их всуе в непривычном сочетании с другими выражениями нашего богатого языка.
Будучи самым младшим а, следовательно, самым наивным и доверчивым парнишкой в нашей уличной компании, я неоднократно становился жертвой детского коварства со стороны более умудренных жизненным опытом ребят. Несмотря на это я по-прежнему оставался таким же, как и прежде уличным простофилей. Но однажды. ... В нашей жизни все происходит однажды. Со мной произошел случай, который хотя и не изменил коренным образом мои взгляды на жизнь, но помог мне более глубоко постичь некоторые тонкости человеческих отношений.
Летний день, который начинался также однообразно, как и многие другие, не предвещал ничего дурного кроме надвигающейся грозы и того, что мои родители проявляли ко мне в этот день несколько больше чувств и внимания. Последнее обстоятельство меня несколько настораживало, поэтому я постоянно делал вид, что очень занят своими делами и совершенно не замечаю происходящего вокруг. Интуиция, которая на такие вещи у детей особенно развита, подсказывала, что должно что-то произойти. А когда мать стала надевать на себя праздничное платье, делая при этом отцу какие-то таинственные, предостерегающие знаки мне и без интуиции стало ясно, что они собираются в гости, а меня оставляют дома одного. День был испорчен, мне, как и пролетариату, терять было нечего, и я предпринял яростную атаку. После получасового рева между сторонами был достигнут компромисс в виде бутылки вишневой воды, пирожного и обещания скоро вернуться домой. О том, что такое ``скоро`` у меня в то время было весьма абстрактное представление, но что такое вишневая вода, не говоря уже о пирожном, двух мнений не могло быть. В то время меня мало смущал тот вопрос, что это была обыкновенная взятка. Гораздо более важным было то, что она была такая вкусная эта взятка. Вот таким образом я впервые в своей жизни стал жертвой вульгарного материализма.
Но, увы, рано или поздно все кончается. Пирожное и вода тоже. А за окном надвигалась гроза. Стрелка барометра и настроение падали катастрофически. Чувство одиночества, порожденное грозой и бездеятельностью, нарастало. В это время на улице появилась стайка ребят, которые пребывали в несколько возбужденном состоянии, вызванным, наверное, приближающейся грозой. Их настроение очень быстро передалось мне. Безумно хотелось присоединиться к их веселой компании. Но, увы, скованный обещанием и, что более важно, большим висячим замком на входной двери, я с тоской смотрел на улицу, осознавая, что они вот-вот уйдут с моих глаз по своим, безусловно, важным и интересным делам. Надо было немедленно что-то предпринимать. Вряд ли я знал тогда что-то о Магомете, но принятое мною решение вполне соответствовало духу и смыслу небезызвестного выражение: Если гора не идет к Магомету Магомет пойдет к горе``. В нашем уличном простонародии это означало примерно следующее. Необходимо удержать их любой ценой. Несмотря на мой малолетний возраст, я уже тогда понимал, что человеческими поступками движет личная заинтересованность. Однако в то время в средствах, способных разбудить у ребят человеческую алчность и этим их удержать я был крайне ограничен.
Вряд ли можно было бы назвать принятое мною решение Соломоновым, однако в тонком психологическом расчете отказать было трудно. В то время мы все повально были увлечены одной игрой на деньги. Для того требовались большие массивные монеты-биты. Обладатель такой монеты, несомненно, имел все основания считать себя счастливым владельцем маленького клада. Считалось, что лучшими монетами для бит, были старинные русские или польские монеты. Особенно круто было иметь серебряную монету. Далеко не по чистой случайности я знал, где хранилась дома банка со старинными серебряными монетами, которые остались от бабушки в наследство.
Одну из таких монет я решил использовать в качестве наживки способной привлечь всю стаю босоногих бездельников. Вид монеты вызвал в их глазах весьма характерный блеск и будь я поопытней непременно почувствовал бы, что в воздухе пахнет не только грозой. Однако по своей неопытности я не заметил той тонкой, неуловимой грани, когда охотник превращается в жертву. Монета, которую я передал через форточку для ребят, чтобы они могли рассмотреть ее повнимательней, так, как у некоторых авторитетов возникло подозрение, что она ненастоящая, после тщательного и всестороннего изучения незаметно перекочевала в карман предводителя стаи, моего далекого родственника.
В жизни каждого человека однажды наступает мгновение, когда перед ним открывается удивительный мир неведомого. Я никогда раньше не ведал, что у меня столько близких и не совсем близких и даже совсем не близких родственников. Могло сложиться впечатление, что мое генеалогическое древо уходит своими корнями в непроходимые джунгли амазонки. Многие из ребят, проявив недюжинные знания в генеалогии, сумели неопровержимо доказать мне свое родство в третьем, четвертом и даже пятом колене. Что может быть крепче кровных уз? Монеты таяли в банке пропорционально все возрастающему количеству ненасытных родственников. Когда же, как мне тогда казалось, неистребимая толпа настоящих и мнимых родственников растаяла, а на дне банки осталась одна единственная монета, мне суждено было постичь еще одну житейскую истину, настоящие дружеские узы не менее прочны, чем родственные, и последняя монета перекочевала в карман Вовки, моего сверстника, заводилы, искателя авантюрных приключений и моего лучшего друга. Однако настоящую цену кровным и дружеским узам я узнал несколько позже, когда домой возвратились мои родители. Этот день надолго запечатлелся в моем сознании и не только в нем. Но об этом, как принято говорить в таких случаях, история умалчивает.
|