Кашуба Николай Алексеевич : другие произведения.

КАНАЛ ИМ. КАМИНСКОГО

Улица, где проходило наше детство, была расположена на некогда бывшей живописной и уютной окраине города на вершине длинного и пологого холма, который был одним из бесчисленных отрогов Кременецких гор. По обе его стороны, пересекаясь в разных направлениях, змеились небольшие извилистые овраги и ложбины, покрытые зеленью и благоухающие ароматом диких цветов. Больше всего нам нравилось проводить все свое свободное время в длинном овраге, на склонах которого росли, неизвестно каким образом туда попавшие, целые заросли крыжовника, ежевики и барбариса вперемежку с большими кустами сирени и жасмина, и дававшие приют и пищу целым оравам пернатых. В средней части оврага была широкая и ровная площадка, поросшая густой травой и огромным количеством одуванчиков. Весной их напоенные солнечным светом цветы превращали лужайку в изумрудно-желтый ковер удивительной красоты. Глядя как в нагретых восходящих потоках пьянящего воздуха беззаботно порхают разноцветные как осколки радуги бабочки и слушая сонное жужжание пчел я в такие минуты испытывал какую-то необъяснимую умиротворенность и тихую радость бытия. От всего этого веяло безграничным покоем и теплотой, возникало ощущение сопричастности к чему-то таинственному, загадочному, вечному. Однако, как бы небыли очаровательны эти мгновения вечности, вслед за ними неизбежно врывалась в нашу жизнь шумная и суетливая проза бытия со всеми ее радостями и горестями, успехами и неудачами.

Но больше всего овраг привлекал нас тем, что представлял собой великолепное укрытие от посторонних глаз и нездорового любопытства. В сущности, он был неким незримым Рубиконом, перешагнув через который мы освобождались от бремени родительского надзора, морально-этических норм молодого строителя коммунизма и окунались в среду ветхозаветных отношений, в которых главенствовал древнебиблейский принцип, уходящий своими корнями во времена палеолита: око за око, зуб за зуб. Однако это вовсе не означало, что наша жизнь, наши отношения в нравственном плане были хуже. Они были иначе, они были естественней. Добро и зло, подлость и честность, верность и предательство приобретали свою истинную окраску, становились зримыми, различимыми и понятными. В определенном смысле овраг был для нас школой жизни.

Одним из таких уроков, которые я постиг на собственной шкуре в прямом и переносном смысле слова, было мое первое, но, к сожалению, далеко не последнее знакомство с женским коварством.

Начало этой истории не предвещало ничего плохого. Наша местность с ее удивительным ландшафтом имела, с нашей точки зрения, один существенный недостаток. Не было открытых водоемов. В наших сухопутных душах жила жгучая и неистребимая зависть к тем ребятам, для которых купание и рыбная ловля были повседневным развлечением. Каждое лето с наступлением жары это чувство зависти отравляло нам жизнь, испепеляло наши души. Наше существование с каждым погожим, солнечным деньком становилось все более скучным и безрадостным. Мы все понимали что так дальше жить невозможно и будучи доведенными до отчаяния решились мокрое дело. Но в отличии от опытных мокрушников не до конца понимали все возможные последствия задуманной операции.

Однако все по порядку. В одном из узких мест нашего оврага талые и дождевые воды образовали в глинистой почве небольшую промоину, в которой подолгу задерживались талые и дождевые воды. С наступлением теплых весенних дней в этой луже заводилось несметное количество водоплавающих насекомых, личинок комаров, лягушек, пиявок и всякой другой нечисти, способной превратить в кошмар жизнь всякого, вознамерившегося вступить с ними в более тесное знакомство.

Недалеко от этого места проживал одинокий старик по фамилии Каминский, который имел в своем небольшом хозяйстве рыжую, тощую корову. Это было унылое, отягощенное почтенным возрастом животное, которое вопреки неопровержимым доводам геронтологии и здравого смысла не только неприлично долго задержалось на этом свете, но и к удивлению всей округи ежедневно давало две - три кружки молока. Дважды на день рано и утром старик и корова медленно и торжественно как похоронная процессия шествовали к луже, которая была местом водопоя ископаемого животного. Эта картина была для нас настолько привычной, что лужа и эти два существа стали для нас единым неразрывным понятием. Благодаря этому обстоятельству и возникло в нашем кругу новое географическое название канал им. Каминского. Вряд ли старик подозревал какой чести он был удостоен этим названием, но на счет наших планов по поводу лужи у него подозрения несомненно были и он всячески пресекал наши попытки вторгнуться на занятую им территорию. Понимая, что мирным путем нам не овладеть вожделенной лужей, мы решили предпринять ``обходный маневр``, целью которого было озадачить человека и ошарашить животное. Для этого мы всевозможными способами раздобыли неимоверное количество красного стручкового перца. После этого предварительно измельченный перец был брошен в лужу. Совершив этот невиданный до этого акт вандализма вся наша инициативная группа, спрятавшись в кустарнике, стала дожидаться вечернего водопоя. Когда красный диск солнца начал клониться к горизонту, наше терпение было вознаграждено. Из-за небольшого холма показалась хорошо уже известная нам процессия. Изнуренные солнцепеком старик и корова уныло и медленно брели к водопою. Увидев лужу уставшее животное, томимое жаждой, внезапно ускорило свое движение. Старик, не желая участвовать в состязании по перетягиванию каната, выпустил из рук конец веревки и, хотя он этого не подозревал, это было его первым поражением в состязании с коровой. Вторым видом этого необычного соревнования был бег с препятствиями. Как только несчастное животное сделало глоток воды настоянной на перце, как тут же дряхлая корова, подобно сказочному персонажу братцу Иванушке, превратилась в молодого горного козла. Встав на дыбы и издав звук, напоминающий больше блеяние козла в предсмертных муках, нежели мычание коровы, она одним махом преодолела препятствие с водой и коровьим галопом устремилась к нашему кустарнику. С этого момента состязание на скорость стало массовым, я бы даже сказал всенародным. Вся наша компания не щадя живота своего как впрочем и других частей тела бросилась продираться сквозь густой и колючий кустарник. Могу с уверенностью сказать словами известного поэта, что это был забег не ради славы, а ради жизни на земле. В то время как наша ватага составляла бесспорную группу лидеров, старик в этом забеге был явным аутсайдером. Его тихая иноходь не оставляла ему ни малейшего шанса на победу. Не известно чем бы все это закончилось, если бы веревка, привязанная корове на шее, не запуталась в зарослях жасмина. Обезумевшее животное наконец остановилось, тяжело вздымая бока. Наступившая развязка нас несказанно обрадовала, и мы с вполне понятным восторгом приветствовали финиш последнего участника, которому достался утешительный приз, полуживая корова. Как показали последующие события, мы не ошиблись в своих расчетах. Диверсия привела к желаемому результату. Корова была ошарашена, а ее владелец озадачен. С этого дня любые попытки старика напоить корову из лужи встречали с ее стороны такое яростное и стойкое сопротивление, которое бывает лишь у людей с острыми расстройствами психики. Лечение от сглаза, посещения ветеринара, нетрадиционные методы лечения не привели к желаемому результату. Корова оставалась непреклонной. Смирившись с обстоятельствами, озадаченный хозяин вынужден был искать новое место для водопоя, а лужа перешла в безраздельное наше пользование. Наступила вторая очередь операции под кодовым названием ``мокрое дело``.

Однажды утром, вооружившись лопатами и ведрами, наша уличная компания мальчишек собралась возле отвоеванного, но не переименованного канала им. Каминского. В отличии от Суэцкого канала мы свое гидротехническое сооружение построили всего за два дня, что позволяет говорить о преимуществе добровольного труда перед насильственным. Лопатами и голым энтузиазмом мы превратили лужу в котлован глубиной полтора - два метра с поперечником около шести метров и с нетерпеньем стали ожидать дождей.

Известно, что нет ничего хуже чем ждать и догонять. Шли дни. Бесконечное, томительное ожидание постепенно сменилось апатией, вслед за которой в свою очередь пришло забвение. И когда однажды в средине лета мы случайно забрели в эти места, то нашему удивлению и радости не было предела. Перед нами был небольшой, наполненный прозрачной теплой водой и обрамленный густой зеленой травой водоем. Радостная весть молниеносно распространилась среди ребят. Наступил купальный сезон. Стараясь скрыть, от своих не в меру суровых родителей, наши забавы многие ребята купались нагишом. Поэтому девчонок в наши развлечения мы не допускали. Однако, как это часто бывает, бочку меда испортила ложка дегтя. На сей раз, ложкой дегтя оказалась девичья зависть. Эти, с позволения сказать, Евины потомки направили на наши головы карающую десницу в лице дяди Виктора, отца Тольки, одного из ребят нашей компании, рассказав ему всю историю канала им. Каминского не забыв упомянуть и о нашем последнем социально-опасном развлечении. Их выбор пал на него не случайно. Последний был известен как человек крутого нрава. В нашей памяти еще были свежи воспоминания о его ветхозаветных взглядах на воспитание подрастающего поколения. Нам навсегда запомнился урок культуры и этики, который он однажды преподал для своего любимого чада. Впрочем, эта история заслуживает того, чтобы о ней рассказать более подробно.

Толька, водивший дружбу с детдомовскими ребятишками, услыхал от них понравившуюся ему босяцкую песню с интригующим названием По темным улицам Кронштадта или что-то в этом роде. Содержание этой песни вряд могло заслуживать внимания, если бы в ее тексте не содержалось огромное количество, мягко говоря, нестандартной лексики или просто говоря нецензурщины. Возвращаясь поздно вечером домой в состоянии прилива духовных, творческих сил и полагая, что он в такую пору никем неслышим и невидим, Толька во всю глотку орал `` По темным улицам Кронштадта...`` и так далее по тексту. К несчастью для новоявленного Шаляпина, у него в эту ночь нашлись весьма внимательные, но не благодарные слушатели. На следующий день эти восторженные почитатели молодого дарования поспешили поделиться своими впечатлениями о Толькиных вокальных успехах с его отцом.

Возвращаясь вечером с работы, мимо нашей ничего не подозревавшей компании, он тоном, не допускающим возражения, произнес краткую, но многообещающую фразу, - Толька, марш домой. Не надо быть большим психологом, чтобы заподозрить что-то неладное. Незаметно, соблюдая безопасную дистанцию, вся наша ватага двинулась вслед за ними. Лишь только они вошли в дом, как мы, движимые извечным нездоровым любопытством толпы к всевозможным экзекуциям, тут же расположились под окнами. То что мы подслушали вызвало у нас крайнее изумление. Мы никогда не могли предположить, что дядя Виктор питает слабость к фольклорному вокалу. Без какого либо вступления он попросил родное чадо исполнить на бис его любимую песню ``По темным улицам Кронштадта``. Но по видимому проснувшееся весьма некстати чувство скромности не позволяло юному дарованию коим, по мнению отца был Толька, проявить свой талант. Однако отец был непреклонен в своем желании услышать песню, в которой во всей своей полноте раскрывалось все многообразие великого русского языка. Не находя взаимопонимания со стороны любимого дитяти, он, в качестве последнего довода королей, снял со стены, всегда висевший для таких торжественных случаев, на почетном месте широкий солдатский ремень. После первого же убедительного довода, мы услышали незабываемые первые строки песни ``По темным улицам Кронштадта``, исполняемые Толькиным дрожащим от волнения голосом. Мы с нескрываемым интересом приготовились прослушать незамысловатое, но красноречивое либретто. Но, увы. Перед первой же непристойной фразой незадачливого исполнителя внезапно поразил острый приступ амнезии, который начисто стер в его памяти слова и даже мотив песни. Вероятно нам так и никогда не пришлось услышать продолжение хита сезона, если бы не глубокие познания Толькиного отца в народной медицине, почерпнутые из домостроя Петра 1. Нам, стоящим под окнами, не трудно было догадаться, что главным компонентом целительного снадобья был все тот же солдатский ремень. После каждой новой порции чудодейственного лекарства Толька жалобным, плачущим голосом рыночного попрошайки продолжал свою незабываемую песню. Какие-либо попытки с его стороны сократить или изменить текст песни рассматривались как недопустимый волюнтаризм и немедленно пресекались самым решительным образом. Со стороны это очень напоминало проигрывание на граммофоне старой заезженной пластинки, когда игла то и дело перескакивает на другую дорожку, а настойчивый и терпеливый слушатель возвращает ее на прежнее место. Следовавшие друг за другом шлепки и Толькины взвизги делали эту ассоциацию еще более реалистичной. Результаты такого воспитания оказались самыми неожиданными. Толька навсегда перестал петь, но стал непревзойденным сквернословом. В его ругательствах всегда чудилось что-то мелодичное, поэтическое, возвышенное.

Поэтому, возвращаясь прерванному повествованию о нашем купании, не трудно понять с каким ужасом мы встретили появление Толькиного отца. Его появление с длинной хворостиной в руках и в сопровождении большой свиты девчонок почему-то напоминало мне какой-то библейский сюжет. К концу хворостины был привязан роскошный пучок крапивы, что не предвещало ничего хорошего. Ситуация осложнялась еще и тем, что мы, как я уже упоминал, купались нагишом. То, что в дальнейшем за этим последовало можно описать одним емким понятием - ``крещение``. Увы, оно мало напоминало религиозный обряд. Скорее его можно было назвать боевым крещением. Как же иначе назовешь ситуацию, когда тебя бьют. И не просто бьют, а бьют крещендо. Ситуация казалась безнадежной. На берегу нас ожидал пожизненный позор, а в воде не менее длительная порка хворостиной и крапивой. Но сказано, бытие определяет сознание. Как показал наш опыт битие тоже. Каждый раз когда карающая десница отца земного ( читайте Толькиного) опускалась на наши головы мы дружно ныряли под воду и истово молили о спасении. Вскоре выяснилось, что объектом повышенного внимания дяди Виктора было его любимое чадо. Удары хворостиной сыпались на его тело один за другим. И наконец свершилось. Толька, не выдержав родительской экзекуции, выскочил из воды и, прикрыв руками свой срам, опрометью бросился в кусты. Его бегство сопровождалось таким визгом и хохотом девчонок, что напоминало шабаш ведьм. Отец, который никак не желал расстаться со своим сыном, устремился вслед за ним. Вся свита ведьм тут же последовала за ними. Вынужденный героический поступок Тольки принес нам избавление от физических и нравственных пыток. В этот день мы познали еще одну истину. Героями не рождаются, ими становятся и очень часто по принуждению.