Ну почему я такой невезучий - тоскливо думал Иван Николаевич, сидя в неудобной позе на заднем сидении служебного УАЗа, стараясь не прислушиваться к голодному урчанию желудка. - Всегда со мной происходят какие - то неприятные события - продолжал он свои размышления. - Ведь сегодня же и не понедельник, и не тринадцатое число, и уж тем более не високосный год, а просто средина необычайно жаркого лета, просто средина месяца и просто день рожденья. Мой день рожденья! А я в такую жару вместе с четырьмя потными, голодными и злыми сослуживцами трясусь в этой раскаленной консервной банке по сельскому бездорожью с очередной совершенно никому не нужной инспекционной проверкой.
Инспекционная поездка действительно относилась к разряду мероприятий для галочки, но это ни в какой мере не умаляло ее формальной значимости как для проверяющих, так и проверяемых. Но если у первых она вызывала вполне обоснованное чувство раздражение, то у вторых, еще более обоснованное чувство страха. По вполне понятным причинам между этими двумя явлениями прослеживалась весьма строгая причинно-следственная связь.
Было уже далеко за полдень, о чем неоднократно громко и ворчливо напоминали пустые желудки и жутко раздраженный шофер. Справедливости ради следует сказать, что у последнего имелись весьма веские причины быть недовольным. Накануне он вернулся с очень тяжелой рыбалки о чем красноречиво свидетельствовали: а) головная боль, б) красные глаза, в) чувство жажды во всех остальных частях тела. Поэтому не трудно понять ту уступчивость, не имеющую ничего общего со служебной принципиальностью, которую было проявлено всеми и особенно водителем, после настойчивого и радушного приглашение проверяемых передохнуть и отведать, что Бог послал.
Глядя на то, что Бог послал, у всей комиссии появилось сильное подозрение, что они имеют дело с людьми погрязшими в греховном чревоугодии и поклоняющимися языческому Богу, который, по меньшей мере, был по совместительству заведующим продовольственной базой. Более того, они внезапно почувствовали, что и сами стали глубоко проникаться порочным языческим духом, отчего их языки сладостно замерли в предвкушении божественных наслаждений.
Вряд ли было бы уместным в наше возвышенно-патриотическое время задерживать внимание читателя на столь приземленном вульгарно-материалистическом вопросе как обед. Однако сюжет повествования требует того чтобы остановиться на описании одного из блюд.
Среди всего посланного языческим богом изобилия центральное место, как на столе, так и в дальнейшем нашем повествовании занимал огромный, размером с поросенка, фаршированный заливной карп. Его внушительные размеры и облик были способны вызвать революцию в геронтологии и острую зависть у долгожителей.
Как и можно было ожидать, неофициальная часть инспекционной проверки плавно и незаметно перешла в празднование дня рождения Ивана Николаевича, которое в свою очередь превратилось в банальную и пошлую попойку с песнями и плясками под луной. Заключительными аккордами пиршества были тосты ``на коня`` и ``на посошок`` под бренные останки заливного долгожителя и, наконец, невероятно долгие и утомительные погрузочные работы в автомобиль.
Иван Николаевич, которому еще предстояло длительное и скучное объяснение с супругой по поводу собственного дня рождения, благоразумно воздержался от последних мажорных аккордов, и теперь, глядя на водителя восседавшего за рулем автомобиля, глубокомысленно рассуждал о том, что современная наука, способная клонировать не только гения, но и идиота любой звездной величины не говоря уже о политиках, в сущности ничего не стоит, потому что совершенно не в состоянии объяснить как человекообразное существо, находящееся в самом близком родстве с пьяной обезьяной, и потерявшее способность не только самостоятельно двигаться, но и самостоятельно мыслить, может управлять автомобилем.
Ночная, бесконечная проселочная дорога в никуда весьма однообразное и унылое зрелище, порождающее не менее однообразные и унылые мысли. На сей раз, малопонятный не только для непосвященного человека, но и для его непосредственных участников разговор, лениво вертелся вокруг одной и той же темы.
--
Какой огр-о-о-мный - сонно простонал, болтаясь на заднем сиденье автосалона,один из членов комиссии и погрузился с состояние среднее между нирваной и глубоким обмороком.
--
Какой ст-а-а-рый - почему-то жалостливым тоном после длительной паузы протянул в ответ другой участник салонной беседы.
--
О, о-ч-ч-ч-ень старый - подозрительно тоскливым голосом подтвердил водитель и еще более подозрительно при этом икнул.
Иван Николаевич, уловивший в рыбной теме состояние нестойкого равновесия в желудках салонных болтунов, понял, что общество больно и в нем назрела революционная ситуация.Верхи (головы) не могут, а низы (желудки) не желают.Чувство долга взывало к действию. Не в состоянии дальше медлить, он решил взять власть в свои руки, а ситуацию под контроль. Не будем к нему строги, ведь ситуация, в сущности, сама по себе не нова. Соблазна взять что-либо в руки в свое время не избежали не только некоторые революционеры, но и наша милая прародительница.
--
Стой! - крикнул он водителю строгим, не допускающим пререканий тоном советского пограничника узбекского разлива.
Опешивший от неожиданности водитель со всей силы нажал на тормоза, отчего салонное содержимое, как и содержимое желудков салонного содержимого резко переместилось вперед. С этого момента отсчет времени пошел на доли секунды. Понимая, что времени на объяснения нет и что промедление смерти подобно, Иван Николаевич молниеносно выскочил из автомобиля, облокотился на бампер и, сунув два пальца в рот, начал имитировать звуки, которые никаким образом не могли быть истолкованы двусмысленно, приглашая, таким образом, остальных членов комиссии выполнить свой долг. Со стороны все это очень напоминало старое, советских времен телешоу, ``Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас`` Ответом на его действия была бурная, всенародная поддержка. Но, как это часто у нас, славян, бывает, многие не успели, не до конца, не вовремя, не там где следует. В результате - плюрализм поступков, переходящий в полный нигилизм этических норм.
Глядя на неудержимые излияния народных масс, Иван Николаевич внезапно ощутил огромный прилив внутренней энергии, и вещества, которые так и рвались наружу. Не в силах больше быть в стороне от всенародного движения народных масс, (т. е. масс принадлежавших народу), прошу извинить за невольный каламбур, он, как истинный и последовательный материалист, не мог не выплеснуть в окружающий его мир все то, что назрело и накопилось у него не только в душе, но и в желудке. Так как окружающим его миром по странному стечению обстоятельств оказался достаточно вместительный карман куртки водителя, он в безудержном порыве чувствнезамедлительно и весьма успешно доказал последнему справедливость мысли графа Калиостро о возможности материализации чувственных идей. В ответ водитель, которому тоже было что сказать, тут же энергично представил свои не менее весомые, в прямом смысле слова, аргументы на его брюки. Внимательно рассмотрев убедительные по виду и запаху возражения, Иван Николаевич разразился таким монологом, что остальные участники оживленной дискуссии тут же замерли с открытыми ртами в почтительном изумлении.
Как известно рано или поздно все кончается. Исчерпав все свое красноречие, Иван Николаевич почувствовал, что он испытывает огромное облегчение, но это чувство не имело никакого отношения к его душевному состоянию. В его сознании теснились тягостные мысли о неблагодарной роли вождя и о непредсказуемых последствиях революции.