18:00. 23 октября. Год... да какая, собственно, разница? Летоисчисление ведётся для потомков, а в нынешних условиях уже каждый прожитый день - достижение, куда там думать об историческом наследии!
Меня высадили на другом конце поля, в полутора километрах от заданного объекта. Рядом трагических примеров, стоивших жизни нескольким нашим специалистам, было установлено, что биологу Разведывательной Службы безопаснее добраться до Места на своих двоих, чем рисковать, что шум вертолёта привлечёт внимание тварей, заселивших непригодную для людей зону. Такое настало время, милый мой Дани: исследователи до колик боятся тех, кого прибывают исследовать...
Пока я добиралась до места, меся тяжёлыми сапогами раскисшую почву, и ведя с тобой наши привычные безмолвные беседы, больше заслуживающие название монологов, тело, затянутое в плотную облегающую материю "скафандра", успело сопреть. Встроенная в костюм система вентиляции плохо справляется, если приходится заниматься физической нагрузкой - в те блаженные времена, когда создавались эти облачения, никто и подумать не мог, что их будут так часто, а главное - подолгу, эксплуатировать.
Ну вот, добела, наконец. К счастью, мы здесь одни: сканирование местности не выявило крупных форм жизни. Но, если б ты только видел, что стало с этим милым, уютным городком!
Разница настолько шокирует, что даже ностальгия, усиленная жарой, не искушает расстегнуться и, сняв шлем, подставить лицо тяжёлым дождевым каплям, срывающимся с тёмно-бардового неба, как кровь с сырого куска мяса. Мгновенно сгоришь, даже не успев взвыть от разъедающего кожу кислотного "душа".
Потоки отравленной воды, кажущиеся кисельно-густыми сквозь толстые стёкла защитных очков, жадно слизывают горькую золу со стен полуразрушенных домишек. Само это зрелище вызывает отвратительные ассоциации с пищеварительным сегментом какой-нибудь мутировавшей венериной мухоловки... Скажи, Дани: сколько же развелось на теле Земли таких вот хищных цветков-городов, готовых безжалостно сожрать залетевшую в их изуродованное нутро человеческую мошкару?... Молчишь? Потому что веришь: так нам и надо.
Ты помнишь, как я всегда не любила отправляться на работу в дождь? В последние годы я только окрепла в этой прихоти. Но, что поделать, осень - тоже чрезвычайно консервативная особа, и даже после конца света не оставляет своих плаксивых привычек. Людям же - не до капризов.
Да ещё надо было Центру отправить меня в Веспремский квадрат! Пожалуй, следует предложить начальству ввести пункт в их должностные обязанности, запрещающий отправлять биологов в районы, где они проживали до катастрофы. Смотри, если пройти по этой самой улице ещё немного вперёд и свернуть налево, чуть не дойдя до почты, наткнёшься на останки нашего прежнего жилища. Этот дом до сих пор снится мне, но, только таким, как в день новоселья: со свежевыбеленными стенами и нарядной черепицей на крыше, в окружении палисадника, где я ухаживала за своими розами. Пусть так и остаётся впредь. Ни сейчас, ни никогда после, мы с тобой туда не пойдём.
Итак, не плохой улов на этот раз, не считаешь? Ещё не встречала в заражённых районах ничего похожего на этот крепенький пурпурный росток, искренне радовавшийся щедрому поливу до встречи с моим скальпелем. Да, кстати, ещё надо взять соскоб радиоактивной плесени. Вот: как раз мерцает ярким неоновым светом из-под обломков автобусной остановки, где я встречала тебя со службы.
Завибрировавший таймер уведомил, что подходит контрольное время. Как видишь, я включила маячок и могу спокойно присесть на кусок дорожного плинтуса в ожидании, пока транспортная группа заберёт своего разведчика обратно в наш новый общий дом...
Близится ночь, и плотные облака, что теперь зовутся небом, сменили красные оттенки на лиловые. Даже на стремительно темнеющем фоне, если смотреть прямо перед собой, на вершине холма всё ещё различимы очертания руин Чэснэкского замка. Извини, что не могу тебе его описать... Просто, если я попытаюсь, к скапливающемуся под маской поту добавится ещё и влага из глаз, а ты никогда не любил моих слёз. Так что я лучше вовремя отвернусь и нащупаю на запястье выпуклость спасительной кнопки. Щелчок, и в ушах заиграла тихая музыка. Вот так гораздо лучше
Пожалуйста, не ругай меня, мой правильный Дани! Я знаю, что по нормам, лицам, работающим в "Зоне "Д" строго возбраняется использовать электронные устройства, "не предназначенные для сбора образцов и экстренной самозащиты", но, даже наш строгий шеф на такие вольности своих сотрудников смотрит сквозь пальцы, понимая, что иначе просто невозможно регулярно видеть ТО, что видим мы в своих рейдах. Кстати, психолог на вчерашней групповой терапии сказал, что ведение мысленных разговоров с мёртвыми близкими - это первый признак психического расстройства. А вот мне кажется, что после того, что мы сотворили с нашим миром, оставаться в трезвом рассудке - это уже безумие.
Но, вот я чувствую, как ты улыбаешься, вместе со мной слушая эту старую запись с концерта Яноша Броди. Того самого, куда ты повёл меня за два месяца до рождения нашего сына. И за десять лет до всего этого... После каждой исполненной песни раздаётся дружный шум аплодисментов многолюдного зала. Интересно, многим ли из тех, кто слушал их тогда вместе с нами, удалось выжить?
Глубокий, звучный голос Жужи Конц начинает под размеренный перебор гитары:
Если бы я был розой, я бы распускался не один раз,
Каждый год я бы четыре раза расцветал.
Распускался бы для мальчика и для девочки,
Для настоящей любви и для прошедшей...
Как ныне удивительно, Дани, что при советской власти эта песня была под запретом, будучи посвящена памяти событий тысяча девятьсот пятьдесят шестого, тогда как в дни нашей молодости ей смело подпевали хором в крупнейших концертных залах страны! И вот сейчас, я сижу на обломках прежнего мира, и некому, да и нечего мне запрещать! Даже те, кто развязал эту войну, так и не стали в ней победителями, оказавшись в тех же смертельных тисках, что проигравшие.
Порывом ветра по земле погнало всяческий сор, словно в насмешку над предпоследним куплетом:
Если бы я был улицей, я всегда был бы чистым,
Каждым благословенным вечером я бы купался в свете заходящего солнца,
И если бы меня однажды стали топтать гусеницы танка,
Подо мной земля бы с плачем провалилась...
Лучше она бы так и сделала, потому что, если ад выглядит хоть чуточку иначе - я мечтаю там оказаться.
Однако, пожалуй, нет, не там...
Помнишь, как однажды воскресным утром наша маленькая семья устроила пикник на замковом холме? Стояла середина весны, и мы расположились прямиком на молодой траве. Ты тогда ещё купил Янчи игрушечный пистолет и, перед тем, как отдать его изнывающему от нетерпения малышу, велел ему всегда защищать маму. А потом, когда он бегал вокруг, стреляя в воображаемых врагов, и светлые кудряшки нашего мальчика развивал пахнущий свежестью ветер, ты вдруг достал из кармана алый цветок шиповника и, протянув мне, шепнул, что хотел бы, чтобы мы втроём жили в какой-нибудь высокой сказочной башне, среди бескрайних зелёных лугов; и чтобы каждое утро нас будило солнце, спускающееся с небес на золотой колеснице... А когда сын вырастет и отправится искать своё счастье, мы бы, обнявшись, долго махали ему вслед, гордо наблюдая, как этот красивый рослый юноша смелой походкой идёт на встречу его единственной прекрасной розе...
Знаешь, ты бы удивился, мой дорогой Дани, узнав, что сейчас я действительно живу в башне. Но она не устремляется шпилем в голубые небеса, а спрятана глубоко под землёй. И солнце не встаёт над крышей этого бункера вот уже несколько долгих лет...
***
Когда прилетел вертолёт, никто не увидел рядом с маячком включившую его женщину. Её останки обнаружили чуть позже, метрах в трёхстах от основания Чэснэкской крепости. Но, людям, обескураженным страшной находкой было невдомёк, что она всё-таки дошла до Своей Башни.
Из выреза защитного костюма выглядывал обожжённый радиацией череп, а обе чёрные костлявые кисти были согнуты так, будто бы держали за руки невидимых спутников...