Солнце упало на гладь океана и теперь слабо покачивалось на водной поверхности, посверкивая округлыми боками. Кто-то там, на верху, устал от небесного волейбола и выронил надоевшее светило. Теперь оно рядом, можно надеть ласты, и пуститься в погоню. Ветер с берега, но он, Никита Камушкин, догонит.
Вода -- его стихия, это он знает с детства. Плавать ещё не умел, а уже лежал часами в маске под водой, смотрел на пляску солнечных зайчиков по дну. Только дыхание в трубке, стук сердца и изменчивая бесконечность света перед глазами. Плавать учился долго, наверно потому, что вода всё время ревновала к воздуху и норовила заткнуть рот гневным всплеском. Зато в нырянии, заполучив его полностью, она послушно подхватывала тело, слушаясь гребков. Может, это роковое сочетание водного знака Скорпион с тяжеловесной фамилией? Даже сейчас, когда за спиной куча лет, плаванье по поверхности не доставляет удовольствия. А вот любое прикосновение к воде -- живительно и приятно.
Никита свесил руку с лежак, зачерпнул тёплую воду и обильно окатил ватную от водки голову. Реальность потихоньку проступила сквозь алкогольную дымку. Отставить бросаться в погоню. Ложная тревога. Это не солнце, а обычный белый мяч на лазоревых водах Кайо Санта Мария, гладкий, как яйцо, детский наверно.
Детей тут полно. Носятся по пляжу, пока родители от души наливаются дармовой кубинской выпивкой. Их могло быть сегодня ровно на одну весёлую мордашку больше, если бы Света не умерла. Глупо, всё глупо. Бежать из разваленного государства, спасаясь от радиационного загрязнения, галопирующей инфляции и бандитских разборок в развитую страну, чтобы потерять в один день всю семью -- жену и не родившегося ребёнка. Никто, конечно, не виноват -- медсестра перепутала лекарства для инъекций, потому, что был семнадцатый час её смены. Не может администрация госпиталя найти медперсонал -- профессиональный орден ревностно следит, чтобы на высокую зарплату не попал недостойный. Достойным стать трудно -- на учёбу нужна куча денег. Плата за образование в росте обгоняет ставки банковских кредитов. Банковское кредитование ... нет, это не выносимо, быстрее глоток водки.
Хорошее дело -- кружка-термос. Придумана для суровых канадских морозов, но незаменима при распивании холодной водки на тропическом пляже. Никита сделал большой глоток и закрыл глаза. Всё начиналось здесь, на Кайо Санта Мария, здесь и закончится. Надо только осилить эту литровую кружку, чтобы избавление было приятным. А потом уйти в океан, как Мартин Иден, унести в голубую бездну все накопившееся камни души. Да, именно так, слишком Камушкин тяжёл для зыбкости этого мира. Как же приятно плеск волн дополняет шум в голове! Скоро они соединятся.
-- Эй, амиго, купи рыбу!
Ну вот, на самом пафосном месте страданий русской души, какая-то сволочь лезет со своей пошлостью. Никита разлепил глаза и увидел перед носом здоровенную барракуду. Её мертвый глаз смотрел холодно и бесстрастно, а наконечник гарпуна, оттопыривающий жаберную пластину, нагло лез прямо в лицо.
-- Какого чёрта? Нафига мне твоя рыба?
-- Энрике зажарит, будет вкусно.
-- Энрике? -- Никита сделал усилие, фокусируя взгляд на фигуре человека перед собой. Крепыш кубинец в мокрой футболке спасателя скалил белые зубы. Рука с гарпуном, походившая на ствол узловатого дерева, легко держала на весу рыбину.
-- Да, Энрике, бармен с пляжа, -- здоровяк мотнул головой в сторону крытых тростником крыш на берегу. -- Он мне шепнул, что отлил тебе неслабо водки.
-- Ну и что?
-- Поесть тебе надо. Вот я и смотался за свежениной.
Проклятое кубинское нищенство. Достанет тебя где угодно и даже перед твоей смертью вытащит пару песо из кошелька. Стоило дать бармену хорошие чаевые, как пошёл гулять слушок о халяве. Хотелось послать подальше этого заботливого вымогателя, но он был, как и Никита -- человек воды. Помимо барракуды, в другой руке у кубинца были ласты, маска с трубкой. На поясе с аккуратной бухточкой канатика, Никита заметил виденный ранее белый шар. Сигнальный буёк! Вот тебе и детский мяч. Умиляешься пасторальными пейзажами семейного отдыха, а на самом деле, это смерть с гарпуном рыщет под волнами.
-- Десятки хватит, чтобы ты исчез и больше не появлялся? -- Никита извлёк из кармана рубахи купюру и засунул её в резиновое крепление ласты.
-- Может тебе цыпочку подогнать, амиго?
-- Вали отсюда. То, что мне надо, у тебя нет.
-- У меня нет, но я знаю место, где всё есть.
-- Твою мать, Емеля, нахрен, с дохлой щукой, -- последнюю фразу Никита сказал по-русски.
-- А, ты русский. Слышал такую речь. Когда им плохо, русские пьют одни. Давай ещё десятку, тебе станет хорошо. Будешь пить у Энрике в баре с людьми. Все твои так делают.
-- Чего? Ты кроме рыбы ещё и дурью приторговываешь?
-- Нет, компаньеро, это Остров Свободы, вот свободой и приторговываю.
Хмель как-то скукожился у Никиты в голове. Абориген нёс такую околесицу, что в попытке её разобрать организм явно ускорил свой метаболизм. Он сел на лежаке, свесил ноги в тёплую воду. Вспомнилась фраза из фильма: "На небесах тебя назовут лохом". Это почётное звание стоило всего лишь десять песо. Десять песо, сто песо, да хоть тысячу песо, которых у него нет! Лишь бы свалил назойливый спасатель, деньги ему всё равно уже не понадобятся. Две смятые пятёрки нашлись в другом кармане и отправились в ласту к кубинцу.
-- Тебе надо немного поплавать, амиго. Видишь Кайо Кайман? -- кубинец ткнул гарпуном в островок на горизонте с одиноким силуэтом пальмы.
-- Километров пять. Думаешь, я доплыву?
-- Ты хорошо плаваешь, я видел. Держи курс прямо на Кайман.
-- И что там, ферма весёлых крокодилов?
-- Нет, на полдороге ты увидишь тёмное пятно, трава на дне. Найди там кинконт.
-- А это что ещё такое, кинконт?
-- Ну, зубатка такая, как каракола, только больше, намного больше. Она даёт всё.
Крупную раковину, караколу, Никита знал. Подарил Свете в первый приезд. Зубатки -- большие раковины, похожие на зубастую пасть, тоже видел на базаре. Значит и кинконт из ракушечного муравейника.
-- И это всё? Сплавать за раковиной?
-- Да, амиго.
-- Вот и хорошо. Проваливай теперь, -- Никита нетерпеливо бултыхнул ногой. Славненько. Сам спасатель посылает поплавать-протрезветь. Лучшего самоубийце и желать нечего.
Кубинец ничего не ответил, только пожал плечами и пошёл на берег. Никита поймал себя на том, что подозрительно быстро расстался с деньгами, поэтому запоздало крикнул вдогонку мощной спине:
-- Эй, а зовут-то тебя как? Я ведь менеджеру пожалуюсь, если твой кинконт не поможет.
-- Хосеф, -- ответил кубинец, даже не удосужившись повернуться. Непростой народ на Кубе -- норовят песо урвать, но особо шапки перед барином не ломают.
Детишки, бросив все свои забавы, стали собираться в кучку, чтобы поглазеть на подводного охотника с добычей. Некоторые мамаши, под видом заботы о потомстве, покинули свои пляжные лежаки и тоже пошли к Хосефу. Но Никита видел, что их больше привлекают литые мускулы атлета, чем его зубастый улов.
Что за имя такое, Хосеф? Наверно, это испанский аналог Джозефа. Определённо, испанские имена звучат сексуально, это ещё Леди Гага подметила. Да и Хосеф соответствует своему имени -- это не субтильный хранитель Христа, Джозеф, благообразный старец, муж Марии. Вон, какую стать наел латинос на свежих лобстерах и барракудах! Островок, кстати, называется Санта-Мария. Католическая библейщина на каждом шагу, а люди твердят о свободе, коммунисты повсюду.
Непостижимая запутанность человеческих отношений опять резко напомнила о Свете. Ей не нашлось места в пёстром балагане жизни, а ему этот балаган осточертел до тоски зелёной. Он решительно стал натягивать ласты. В его подпитом состоянии лучше одеть всё сразу и на брюхе проползти мелководье пляжа, чтобы не ковылять в ластах. Маска стала на место, шикнув вытесненным воздухом, зубы привычно обхватили загубник трубки. Резким выдохом Никита избавился от остатков в ней воды. Вот и всё, можно уходить. Напоследок он окинул взглядом свой лежак. Что останется после него? Полотенце отеля и кружка недопитой водки. На кружке полустёртый девиз "Je me souviens", Света подарила, в годовщину знакомства.
"Я помню, помню, помню" -- внутренний голос вкрадчиво бубнил последнее послание людей, когда Никита ленивыми взмахами ласт ускорял бег маленьких дюн песка за стеклом маски. Это напоминает разбег самолёта по взлётной площадке. Дно мельтешит рядом -- твёрдое, чёткое, осязаемое, потом плавно уходит вниз, сглаживая детали. Он позволил себе лишь коротко выглянуть из-под воды, чтобы проверить курс на Кайо Кайман и снова опустил голову.
Самоубийство неожиданно превращалось в приятную забаву. Надо посмеяться напоследок над Хосефом-хитрецом. Решил туристу заморочить голову раковинами, лишь бы протрезвел. Риска что тот утонет, нет. Спасательный гидроцикл примчится к незадачливому ныряльщику за пару минут. Хосеф спасёт его, да ещё и похвалу от начальства получит, а уж богатенький турист за спасение денег отвалит. Если протрезвеет, ныряя за раковиной, тоже неплохо -- вернётся и продолжит пить, так в него больше влезет, сам ещё спасибо скажет. То, что Хосеф наблюдает в оптику, Никита не сомневался. Ничего, его ждёт неприятный сюрприз, ведь под водой умирают быстрей всего как раз не от воды, её даже не будет в лёгких!
Он шёл к острову вдали, щедро расходуя силы. Ещё с отмели пляжа с ним увязался маленький абудефтуф. Полосатая рыбка деловито сновала перед маской, иногда отставала, щекотала крохотным тельцем шею, уходила за спину, но потом неизменно возвращалась. Абудефтуфы обожали купальник Светы в разводах цвета морской волны. Как только она входила в воду, эти жизнерадостные рыбки бросали все свои дела в кораллах и устраивали настоящий хоровод вокруг неё. Теперь видеть эту мелюзгу было невыносимо больно, хотелось быстрей вместе с жизнью стереть муку воспоминаний. А они накатывали сплошной волной. Так бешено он плавал в тот день, когда повстречал Свету. Примчался сюда, на Кайо Санта-Марию, жадный до солнца и плаванья после морозов. В конце многочасового заплыва распорол себе ногу о коварный коралл. С ужасными матюгами, хромая, выбрался на пляж незнакомого отеля. Прямо там, на пляже, наткнулся на серые глаза Светы. Они казались удивительно светлыми на пунцовом лице. От идиом великого и могучего языка так густо покраснеть могла только соотечественница. В этих глазах он и потерялся на короткие пять лет.
Когда вынырнув в очередной раз, он увидел недалеко тёмное пятно в толще воды, то почувствовал настоящее облегчение. Скоро всё кончится.
Заросли растительности на песчаном дне были небольшие, метра три в диаметре. Ему не приходилось видеть столь малые оазисы. Обычно, выходы суглинка или известняка, за которые могли зацепиться корни растений, были в несколько десятков метров. Над таким естественным укрытием всегда вились табуны рыбы. Здесь же, никакого движения. Глубина приличная, контраст тёмно-зелёных водорослей с песком настолько велик, что издалека заросли кажутся дырой в дне.
Он перевернулся на спину, выплюнул загубник, задышал глубоко и часто. Чтобы достичь потери сознания на глубине -- блэкаута, нужна специальная техника дыхания. Давай, дыши, дыши, пока не начнут покалывать пальцы. Главное выбить мозг из привычной схемы контроля кислорода. А теперь загубник в рот и резкий нырок. Резко вниз, без продувки ушей, не жалея головы.
Темнота пятна распалась на ленты водорослей. Короткие, одинаковой длины, они образовывали аккуратный пушистый коврик. От движений Никиты коврик всколыхнулся, словно приглашая прилечь. Сейчас, сейчас, хорошо бы найти эту раковину, если она большая, как все зубатки, послужит хорошим балластом. Никита повёл маской и без труда заметил то, что искал. У самой границы коврика из водорослей выпирал бугор правильной формы. Он походил на пехотную каску, которую старательный служака отменно замаскировал лохмами нитчатых водорослей и россыпью мелких ракушек. Кинконт оказался очень тяжёлым, пришлось приложить большое усилие, выворачивая его из зарослей. Моллюск, похоже, до этого был увлечён питанием, почти всё его тело было снаружи. Бесформенная плоть судорожно задёргалась, стремясь побыстрее укрыться в раковине. Собственно, это была известная Никите зубатка, раковина с массивной подошвой бежевого перламутра с белыми наплывами в виде пасти неведомого зверя. Может, кинконт и есть зубатка?
Беги, капитан Немо, в свой "Наутилус"! Он бесцеремонно встряхнул раковину, торопя её хозяина. Тот полностью втянулся в тёмный зёв, как серый язык в пасть дракона. Последнее живое существо перед смертью. Что там Хосеф плёл об исполнении желаний? Никита поднёс раковину к стеклу маски, всмотрелся в её темноту. Ого! У моллюсков, оказывается, есть глаза! Да какие! С пронзительной оранжевой радужкой и полным отсутствием чего-либо, напоминающее лицо, они кажутся фарами далёкого поезда.
Надо было торопиться -- в ушах зашумела кровь, давал о себе знать недостаток кислорода. Если не отключить быстро сознание, мозг запаникует, начнёт судорожно сокращать глотку и гортань. Никита засунул раковину в рубаху, отверстием к себе. Отрицательная плавучесть властно повлекла его на коврик водорослей.
"Сейчас я умру, слизень, а ты будешь охранять мой покой. Передавай привет Хосефу" -- подумал он, глядя в нечеловеческие глаза кинкота. Через проёмы в маске Никита зажал нос, языком заткнул трубку. Милая детская игра "Отключка лягушёнка". Странные у него были в детстве игры. Это когда встал взрослым, узнал об эффекте Вальсальва, обмороке от скачка давления.
В резкий выдох он вложил всю силу тренированных лёгких. Как будто взорвалась термоядерная бомба в мозгу, дно резко начало крениться, совсем рядом зазвонил колокол. Никита уронил голову на грудь. Он был, прав, это поезд, мчится из раковины, пронзительный свет оранжевых фар бьёт в лицо. Совсем не страшно, свет живой, тёплый, в нём растворишься быстрей, чем сомнёт громада поезда. Бом, бом! Как же несносен этот колокол! Да слышали, всё уже, хватит звонить! Хватит!
-- Что такое "хуатит"? -- исковерканное русское слово в английской речи кажется названием болезни. Голос идёт сверху, сквозь ослепительный свет. Этот свет противный -- колючий, назойливый.
-- Где поезд? Он уже ушёл? -- жмурясь, забормотал Никита.
Бам! Увесистая оплеуха ожгла щёку. Никита возмущённо замахал руками. Перед глазами поплыли роящиеся стайки чёрных мушек и свет немного ослабел. Он увидел над собой бронзовое пятно лица.
-- Ты Ник Камушкин?
-- Да, я. Где я?
-- Ты на Каймане, амиго.
Сильные руки подняли его как пушинку и поставили на ноги. Сознание Никиты словно спохватившись после встряски, сразу заработало на полную катушку. Маленький островок. Пальма, издалека загадочно-романтичная, вблизи похожа на обтрепавшуюся метёлку. Узкая полоска песка. Берег вдали с коробочками отелей. Его поддерживает плечистый спасатель в неизменной белой футболке. Красный гидроцикл зарылся носом в песок. Значит, его всё-таки спасли.
-- Тебя послал Хосеф? -- спросил он, устало присаживаясь на сиденье.
-- Хосеф? Не знаю такого. Твоя жена подняла тревогу.
-- У меня нет жены, она умерла.
Спасатель снял с шеи голубое полотенце, обильно смочил водой и положил на голову Никите. -- Ты перегрелся на солнце, Ник. Валялся здесь полдня как дохлая медуза.
-- У меня нет жены -- упрямо повторил Никита.
-- Может и нет, -- покладисто согласился спасатель. -- Значит просто, твоя подруга. Прибежала на вышку и начала орать "Спасите моего мужа, Ника Камушкина". Мы ведь не стали спрашивать документы. Прыгнули на тачки и пошли прочёсывать акваторию.
-- Не было у меня подруги. Я взял у Энрике в баре водки и пил на берегу.
-- О, голова у тебя начинает варить -- спасатель удовлетворённо причмокнул толстыми губами. -- Энрике ты вспомнил. Да ты здоровый парень, если налакался и смог доплыть до Кайо Каймана. Мне бы в голову не пришло тебя здесь искать. Тебя рыбаки заметили.
-- А какая была девушка? -- Никита потёр виски, пытаясь вернуть себе память.
-- Какая? -- спасатель озадаченно нахмурил лоб. -- Блондинка, глаза серые, купальник такого морского цвета. Всё время повторяла: "твою тивизию".
-- Дивизию -- машинально поправил его Никита. -- Твою дивизию.
-- Точно, дивизию! -- обрадовался спасатель. -- Это по-русски, да?
Никита отрешённо кивнул головой. Из Светы, когда она волновалась, эта фраза вылетала постоянно. Передалось по наследству от отца военного. Значит. Значит, она жива?
Он летел на гидроцикле к берегу с отелями, ухватив спасателя за плечи, в полной прострации. Как такое могло произойти? Ведь прекрасно помнит, как ухнул в жижу гроб. Как противно чавкнуло эхом что-то в душе, когда понял, что Света больше не подойдёт, не прижмётся к плечу, не заглянет пытливо в глаза. Да помнит он все эти пять лет без неё, тоскливые и долгие!
Берег надвинулся быстро, раскинул широко в стороны пляжи полные людей. Дурачится большая компания подростков в воде, дети увлечённо строят замки из песка, взрослые пьют в тени. Взгляд Никиты, заметался по человеческому муравейнику в поисках знакомой фигуры. Спасатель, видимо, почувствовал его волнение, повернул мокрое от брызг лицо и показал вперёд:
-- Вон она, возле станции. Не завидую тебе, амиго. Твоя чикита злющая как мурена.
Никита увидел её -- одинокую фигурку, стоящую по колено в воде, в конце коридора из красных поплавков. Подобранные вверх волосы, купальник, такой знакомый, пляжный платок на плечах. Ещё не видя её лица, он уже был уверен, что это она. Слишком часто видел её вот так, с моря.
Не помня себя от радости, он сиганул в воду, как только гидроцикл сбросил обороты у берега. Побежал к ней, распахнув объятья, поднимая тучу брызг. Хотелось орать, смеяться и плакать одновременно. Лицо перекашивалось в борьбе желаний, но было не в состоянии выразить эти чувства. Жива, жива, жива!
Она налетела на него с яростью разъярённой фурий. От резкого удара в скулу на секунду потемнело в глазах. Ошеломлённый, Никита остановился, опустив руки. Её кулачки забарабанили по нему, как будто он был крепко закрытой дверью.
-- Сволочь, сволочь. Какая же ты сволочь! -- похожие на хрип слова, вылетали из её горла клёкотом орлицы.
-- Свет, ты чего? Что с тобой? -- в растерянности, он пытался ухватить её за руки.
-- Ещё, ещё, спрашиваешь, твою дивизию!
-- Да успокойся ты... -- Никите удалось прижать её к себе.
-- Ведь договорились же -- отдохнёшь, и сделаем операцию. А ты трус, трус, побежал топиться!
-- Какую операцию? О чём ты Свет?
-- Ты же видел рентген. Есть хорошие шансы. Рак -- это ещё не смерть.
"Рак". Слова застряли в горле Никиты. Значит Хосеф был прав -- кинконт выполняет желания. Ты, Никита Камушкин, хотел умереть? Не мог жить без Светы? А умереть со Светой легче?
Сквозь сумбур вопросов Никита чувствовал странный покой -- смерти нет, мира нет, есть только как в детстве, стук сердца и изменчивая бесконечность света перед глазами.
-- Свет, кончай истерить. Я за раковиной плавал, -- сказал он хрипло, виновато добавил -- задрали барыги базарные вконец.
Сказал и почувствовал, как дрогнув, расслабилось тело Светы. Пальцы, готовые царапать, взлохматили его мокрые волосы на затылке. Такая забытая с годами ласка! Через плечо Светы Никита смотрел на спасателя, блаженно улыбаясь.
-- Эй, амиго, приходи после службы к Энрике с ребятами -- сказал он. -- Так хочется поддержать деньгами спасателей Санта-Марии, что прямо выпить не с кем.