Она непонятливо заморгала, растерянно улыбнувшись.
- В смысле?
- Ну... о чем ты мечтаешь?
Он тихонечко вел пальцем по теплой, нежной коже вверх от ладони к плечу. Он не смотрел на нее, а только следил за своим пальцем, осторожно и неспешно совершающим свое путешествие по руке лежащей рядом девушки.
- Не знаю... - тихо ответила она и о чем-то задумалась.
- Но ты ведь как-то представляешь себе будущее... Представь сейчас! - все не унимался он.
Она закрыла глаза.
- Я вижу... Солнце... Радость... Я чувствую радость... Радость от того, что кто-то пришел... Цветы... Целое море цветов... Огромное распростертое до самого горизонта поле... Я в них... Утопаю в их аромате... В их нежности... Я среди цветов... Самых красивых, божественно-прекрасных цветов... А ты?
Он взглянул ей в глаза. Напряженное ожидающие ответа глаза. Пытливый взгляд.
- Не знаю... Я как-то вообще о будущего не вижу...
Она прижалась к нему положив руку на грудь.
- А тебе и не надо! Ты просто будешь рядом со мной!
* * *
Отсветы недалеких взрывов и мерцание молний разрывающих небо. Грохот разрывающихся снарядов и раскаты грома бегущие по небу. Свистящие пули, проходят буквально в паре сантиметров от парочки пацанов. Совсем еще молоденьких пацанов.
Грязь разводами струится по лицам. Белые яблоки глаз поблескивают в коротких вспышках сигнальных огней.
Бой машин и стрекот пулеметов. Автоматные очереди, смежаемые разрывами гранат. Пальцы неустанно давят на спусковой крючок...
Они не на секунду не отвлекаются меняя рожок автомата за рожком...
Позицию сдать нельзя! Весь смысл боя и жизни только в удержании этой позиции.
Он уже давно не понимает, что делает. Просто инстинктивно давит на спусковой крючок. Автоматические очереди поливают невидимого, неведомого врага. Просто врага, которого назначили для пацанов генералы.
Он не видит уже ничего, кроме вспыхивающих где-то на горизонте огоньков. Он даже не замечает, что поникший и обмякший друг уже давно перестал, уподобляясь всем, истреблять врагов.
Он уже не осознает, зачем он находиться в этом окопе. Уже не осознает очевидность факта - удержать позицию просто не реально.
Но отступать нельзя!
Пока есть силы...
Пока есть патроны...
Пока есть враги...
* * *
- Ты ведь скоро вернешься?
Он опустил глаза. Ответ - "Через два года", слишком уж сложен для произнесения.
- Но это не важно! - она обвила его шею руками, буквально повиснув на нем. - Я все равно дождусь!..
Нежный сладкий поцелуй с приторной горечью соленых слез. Жестокость мира разлучающего сердца на долгих два года. На сотню писем. На тысячи слов. На ночи без сна и дни без радости...
Два года ожидания...
* * *
"Если мы сегодня сдадим эту позицию... - генерал почему-то запнулся. Не часто бывает, чтобы высокие чины запинались в таком ответственном монологе. - Если мы проиграем этот бой... то завтра нам некуда будет вернуться! Завтра на этой земле не будет уже никого, кто был бы нам рад... Я знаю, нас мало... Я знаю, вы устали... Но мы не имеем права проиграть сегодняшний бой!" И две тысячи бойцов сразу позабыли о том, что генерал запнулся в своем самом ответственном в жизни монологе.
Он остервенело давил на спусковой крючок автомата, и сквозь гул канонад до слуха так отчетливо и ясно доносился милый, ласковый голос...
- Я все равно дождусь!
Сегодня он не сдастся! Сегодня он выдержит любое испытание, и убьет любого, кто посмеет приблизиться к нему, к его позиции, которую он не имеет права сдать!
И не важно, что копоть разъела глаза. Не важно, что нечем дышать. Не важно, что он уже не понимает в кого именно стреляет.
Важно лишь то, что за его спиной спокойно спит его дом. И никому на свете он не позволит без спросу в него войти.
И не важно, что всю их позицию составляет теперь не более сотни человек. Не важно, что прямо на них идет огромная армия противника.
Важно не сдать позицию. Важно не уподобиться некоторым и не оставить своего места. Важно выполнить долг!
Ведь где-то за позицией - дом...
* * *
- Береги себя сынок... Будь осторожней... - мама обняла сына и тонкие ручейки слез покатились по ее щекам. - О нас не беспокойся, главное себя береги... А уж мы тебя дождемся...
Нежные, теплые поцелуи мамы согревали лицо на холодном ветру.
- Не плачь, мам, все нормально будет! - он еле сдерживал слезы. - Я ведь не надолго... Я люблю тебя, мам... Все нормально будет!
* * *
Огней на той стороне, все так и не становится меньше. Сколько они не стреляют, сколько не бомбят ту сторону, а натиск противника все яростней и сильней с каждой секундой.
И за дымом, застилающим все вокруг, даже не видно настало ли уже утро нового дня или все еще продолжается сегодня...
Боль обожгла грудь и правую руку. Лишь еле вскрикнув, он повалился на бок. Холодная липкая грязь ударила в щеку. Из последних сил он повернулся на спину. Жжение сменилось непонятным холодом. Палец все еще давит на спусковой крючок, но автомат уже давно не отвечает на нажатие очередным выстрелом, очередной порцией свинца выпущенной во врага...
Он смотрит вверх, но не видит неба... Только черные облака дыма...
И голос больше не звучит в ушах...
Только грохот... грохот... грохот со всех сторон...
Капли дождя с силой бьют по лицу смывая грязь...
И что же теперь будет?
С позицией?
С миром?
С жизнью?
С домом...
* * *
Это был странный теплый вечер. Почему странный? Потому что не часто в хмуром октябре выдаются такие теплые, солнечные, до удивления по летнему приветливые деньки и наполненные ароматом цветов безветренные вечера. Алые небеса провожают солнце. Неясные блики еще бегут по холодной неторопливо колышащейся воде реки. Тихо. По-настоящему тихо. Город замер. Город умер...
Под руинами мегаполиса - братская могила миллионов людей. Над руинами мира осторожно опускается вечер.
Десять лед назад башни небоскребов протыкали небо, город гудел, всюду суетились люди - радуясь, наверное, такому же приветливому, теплому вечерку...
За секунду сотни домов превратились в пыль. Подобно карточным сложились панели многоэтажек. Как детский крик задребезжали стекла, но через секунду гром рушащихся домов, приглушающий звон бьющегося стекла стих. Стихло все. Жизнь замерла. Жизнь оставила эти места. Здесь больше нечего делать. Здесь больше некому жить.
Только маленькие, беленькие цветочки, пробившись сквозь толщи бетона, невинно глядят тут и там на голубое небо... Чистое и светлое...
Он стоял на руинах того, что звалось его домом и не верил больше ни во что на свете...
Левой рукой он стер слезы. Рукавом давно вышаркавшегося, местами порванного солдатского мундира. Правый рукав отсутствовал. Хотя, он, в принципе, был и не нужен...
Больно видеть то, что звалось твоим миром таким, каким ты не видел его еще никогда...
Пыль осела...
Копоть пожаров рассеялась...
Стихли стоны последних раненых...
Будто ничего и не происходило...
Будто ничего не было...
Будто всегда здесь были руины цивилизации...
Будто вечно здесь росли эти маленькие беленькие цветы...
Целое море цветов...
- Все, как ты хотела... - тихо, сдавленным болью голосом, проговорил он. - Только меня не хватает...
Он вытащил из-за пояса черный, давным-давно не чищенный пистолет.
- Я пришел...
Такой громкий звук, как выстрел давно уже не звучал в этих краях...
* * *
- Быстрей, в операционную его!
Два санитара почти бегом потащили в операционную носилки. На носилках пацан. Совсем еще молоденький пацан...
- Еще кто-нибудь выжил?
Сжимая в руках пистолет и тупо уставившись на то, что когда-то звалось ногами, генерал отрицательно покачал головой...
Врач последовал за санитарами, даже не обернувшись на громкий хлопок за спиной.
- Как он? - кивнул доктор на пацана, входя в операционную.
Но в ответ лишь молчание. Все молча прислушиваются к тому, что пытается сказать пацан. Обезумевший взгляд не моргающих глаз устремлен в потолок.
- Я вижу... - еле выговорил он. - Я вижу тебя... ты среди них... в море цветов... ты... цветок...