Июль, летнее утро, оглушительное солнце в окно и смертная скука. Кухня, завтрак, мерзкая манная каша, бутерброд с маслом и колбасой, чай. Осталось два невыносимо долгих дня - и в путь, на юга. Арабатская стрелка, пролив Тонкий, Утлюкский лиман, залив Сиваш... Волшебные названия.
Но как же медленно тянется время! Непривычно тихий, абсолютно пустой, отвратительно скучный двор. Остаются велосипед и лес, где мне никогда не было скучно.
К маме пришла соседка из квартиры напротив. Они дружили, менялись книгами, ходили на выставки. Одна мысль: ушли бы в большую комнату - я бы кашу унитазу скормил. С добавкой, хлеб и масло туда же, колбасу бы только съел. Ну, всё пропало: так я и думал - идут на кухню. Придётся давиться кашей, а ведь в кармане цельный рубль, хотел доехать на велике до магазина. Бутылка "Байкала", булка с корицей - вот это завтрак. И обязательно мороженое, за 28 копеек, с орешками, или пломбир с розочкой.
Чайник поставили - это надолго. Вот засада! Проболтают часа два, не меньше.
Обычный московский дом в Тёплом Стане, двенадцатиэтажка, второй этаж - прямо над подъездом. Из окна вид на бетонный козырёк, залитый гудроном, там всё время гулили голуби. Матушка поругивала меня за то, что крупы всегда не было - она доставалась голубям и воробьям. Я их всё время кормил, мне нравилось за ними наблюдать. На них я и смотрел сейчас, давясь кашей. Матушка с соседкой сели за стол, разлили чай и развели ля-ля, тополя.
Что-то мощно шлёпнуло по козырьку, и через секунду другой звук, потише, что-то свалилось и с него. Я встал из-за стола и посмотрел: на козырьке лежала пачка денег. Толстая такая пачка десятирублёвок. Вспотел лоб. Я столько денег не видел никогда в жизни.
"Мама, тетя Галя, посмотрите", - сказал я.
Три физиономии, шесть изумлённых глаз смотрели молча в окно на деньги и совершенно не знали, что делать дальше. Мои попытки вылезти в окно и спрыгнуть на козырёк были пресечены мамой на корню.
Она первой пришла в себя и сразу стала командовать: "Галя, иди вниз и посмотри, что там. И ты тоже иди, - обратилась она ко мне, - а я буду звонить в милицию".
Спустились вниз, вышли из подъезда, свернули направо: сток воды, трава, окурки и бумажки. Вернулись назад, повернули налево: лежит большой целлофановый мешок, молочно-серого цвета, пухлый такой. Горловина стянута верёвкой, сбоку он лопнул по шву, и всё видно. Целый мешок, плотно набитый деньгами, объект абсолютно инопланетный. Тетя Галя ойкнула и убежала, вернулась с моей матушкой и какой-то тряпкой, которой накрыли мешок.
Мама звонила не переставая, ругалась и кричала в трубку, но милиция приехала только через час. Мало ли звонит сумасшедших, которым на козырёк упал мешок денег и они требуют, чтобы его сейчас же забрали, вот сию же секунду! Всё выяснилось быстро, в квартире на шестом этаже был обыск, и деньги выбросили оттуда. Пришли, шепнули маме внушительно: "ОБХСС!". Всех и даже меня опросили, протокол под роспись. Беготня вокруг подъезда, все что-то выискивают и вынюхивают, с серьёзными лицами. В квартире, из которой выбросили деньги, жила семья начальника из Министерства лёгкой промышленности. Жили там кучеряво, белая "Волга", дорогая одежда, сигареты "Marlboro" и прочие причиндалы "сладкой жизни" советского времени. Моя бабушка называла их "деятелями", эдакий тонкий намёк на толстые обстоятельства. Прошёл год, разные ходили слухи, мне совершенно неинтересные. Всё забылось.
Мы с мамой возвращались из магазина и встретили жену того человека, у которого был обыск. Деваться некуда, дальше пошли вместе. Она как-то тяжело молчала, а потом её прорвало. Долго всё носила в себе, и наконец пришёл час.
"Мужа посадили на пятнадцать лет, чудом не расстреляли, забрали всё. Конфискация полная, квартира осталась только потому, что в ЖСК вступала мама. И она же по документам платила первый взнос за квартиру. Следствие шло полтора года..."
Тут надо прерваться, и рассказать начало всего.
Мои родители вступили в ЖСК. Первый взнос внесён, приехали в первый раз в только что построенный дом. Обломки плит вокруг дома, ревёт гусеничный трактор, пыль и грязь, строительный мусор. Деревьев нет, травы нет, голая земля вокруг, и дороги к дому тоже ещё нет. Пустой новый дом.
В нашем доме и в подъезде мы были первыми жильцами. Родители быстро наладили дело, и понеслась работа. Розетки, поклейка обоев, циклёвка пола, всё то, что делают в новой квартире. Забот полон рот, все при деле, чай и бутерброды на ходу. На мне драные треники, шапочка из газеты на белобрысой голове, руки перемазаны краской. Весело.
Звонок в дверь. Открываю - те самые муж с женой с шестого этажа, откуда деньги прилетели.
"Здравствуйте, - говорят. - Мы ваши соседи сверху. У нас нет ключей, а мы очень хотели бы измерить комнаты в вашей квартире, чтобы знать, сколько покупать обоев и сколько заказывать паркета с плиткой. У нас точно такая же квартира, только наверху".
"Да не надо ничего измерять. Вот бумага - всё уже измерили. Перепишите, и всё", - сказал им отец и улыбнулся.
Видя, как неловко и неумело сосед переносит на бумагу общий план квартиры, освещения, санузлов и прочие квартирные кишки, отец забрал у него свой план и всё скопировал сам. Вот так и познакомились и как-то стали общаться, помогать друг другу - в доме то были одни. И это тянулось месяца два, две заселённые квартиры в большом двенадцатиэтажном доме. Ремонт вообще сближает людей, да и деваться друг от друга было просто некуда. Когда покрывали лаком пол у нас в квартире, мы ночевали на шестом этаже, а они ночевали у нас, когда "лачили" у себя. Ремонт, правда, они сами не делали, но всё время были на месте, обеспечивая бесперебойный процесс. Дом потихоньку заселялся, и вечером светилось всё больше и больше окон. Ремонт наконец закончили и договорились это дело отметить.
Собирались у нас. Ничего особенного, всё очень просто, но как это было вкусно и здорово - я помню до сих пор. На огромной чёрной чугунной сковородке бабушка жарила картошку на сале. Солёные огурчики, маринованные грибы, жареное мясо с корочкой, чай, вафельный торт с шоколадной глазурью, конфеты "Цитрон". Пел Высоцкий, взрослые выпивали, смеялись. Было здорово.
Мама мыла посуду, женщины разговаривали, и уже трудно вспомнить, с чего всё началось. Мама спросила, видимо, лишнее, о финской сантехнике, импортной плитке, дубовом паркете. Что, поди, денег на них надо кучу немалую. Я, признаться, этого не слышал, а вот ответ помню очень хорошо. Как раз вышел в коридор за своей коробкой с игрушками. Сквозь щель приоткрытой кухонной звери всё было слышно.
"Да ладно тебе, муж крутится, как может, и у него это получается, - говорила соседка. - Коли есть возможность взять - чего же не взять! Я в его дела не лезу и мораль ему не читываю. Да все так поступают, только делают вид, что не понимают, о чём речь. С понтом под зонтом, а сами под дождём. А когда никто не смотрит и можно взять, все берут. Все люди такие, такова природа человека".
Мама промолчала, не сказала ничего, и всё как-то замялось, забылось.
Время шло, и отношения со временем сошли на нет, а потом и прекратились совсем. Остались холодные вежливые "здравствуйте" и "до свидания". Пять лет прошло, но я вспомнил этот разговор на кухне, пока мы шли к дому. И соседка с шестого этажа рассказывала, как носила мужу передачи в тюрьму, как он болеет и что валить лес в Коми очень тяжело. Как она к нему ездила и долго потом не могла прийти в себя, что мама её тяжело больна, а денег нет. И я нутром чуял: ей очень хочется моей маме что-то сказать, что-то такое навылет, очень важное и терзающее. И её прорвало.
"Скажи мне, пожалуйста. Ради Христа, правду скажи. Мне известно от следователя, что те, кто проводил обыск в нашей квартире, подобрали выброшенные из окна деньги только через час. Что ты звонила в милицию, а тебе там сначала не верили и долго не приезжали. Срок у мужа был бы гораздо меньше, если бы вы забрали мешок с деньгами, - на нём были его отпечатки пальцев. Это одна из главных улик против него в уголовном деле. Вас с подругой никто не видел, когда упали деньги. Их бы никто не хватился, о них никто бы не узнал. Просто скажи мне, скажи, как есть. Почему вы их не забрали?"
Мама посмотрела на неё и ответила не задумываясь: "Деньги не взяли, потому, что они были чужие".
И мы вдвоём молча пошли дальше.
Слово реванш на всю жизнь связано у меня с этой историей, в которой всё, до последней запятой, - чистая правда.