Кольцевая Виктория :
другие произведения.
Подборка
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 39, последний от 29/08/2008.
© Copyright
Кольцевая Виктория
Размещен: 28/12/2005, изменен: 16/08/2012. 15k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
***
Испытай меня на прочность: на изгиб, на расстоянье.
На крепленую закваску междустрочья. На излом.
Кто назначен будет первым - тот швырнет. Я стану камнем.
В стенку сердца лягу камнем. Нежным глиняным сырцом.
Напоследок.
Междуречье лижет облако сухое.
Ороси меня дыханьем. Теплой кровью увлажни.
Просочатся запятые в клинописном перегное.
В полумраке разделенном неделимы и одни-
одинешеньки,
что спины каторжан в просвет вагонов.
С сиротливою молчанкой за плечами, что конвой.
Не загадывай до срока (Плачь, гармошка. Пой, икона),
размочалится ли небо в предпоследней душевой.
Удержать тебя - едва ли! - за поводья не причастных
суетливых оборотов - причащение само.
Искушение страницей безупречного кадастра
жильных русел и морщинок. Трубный голос. Хлеб земной,
не разломленный покуда. Пудом вылаканной соли
выпадающие зимы разъедают горизонт.
Закатать рукав по локоть - пусть бедовое наколют.
И поглаживая руку, отсидеться как в СИЗО.
Ждать,
что сирый сигаретный в перемерзшие ладони
заструится дальний выдох. Дольний выход. Горний вдох.
Закачаешься, и глотку точно клетку приоткроет.
Здесь твой Бог - вцепись зубами. Здесь твой молох, скоморох.
***
(
C
етевая Словесность, дек.2005)
Т
ы мальчик на асфальте
...
...Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина,
Полумерцанье в имени твоем, -
И странно мне по сумраку Берлина
С полувиденьем странствовать вдвоем... (Набоков)
Ты мальчик на асфальте - не по росту
штанишки обнажают синеву.
Равняя свой нарыв с твоей коростой,
боюсь, скорей играю, чем живу.
Ты девочка на шаре - белокурый
восходит от ладоней фимиам.
Какой Пикассо не набедокурит,
вышагивая мимо по кубам.
В окно, гляди, павлиноглазка бьется -
покуда лампа матово горит,
решится ль на такое сумасбродство:
три комнаты моих - не полторы.
Лети же. Больно. След на крестовине
не оставляй в ночной недобрый час.
Еще и окон не было в помине,
когда пыльцою сыпало из глаз.
Когда звенела подаяньем скудным
чужая речь на паперти страниц.
Когда крючки ее казались чудом.
Но я хочу ощупать дно глазниц.
Но я хочу и пыль втянуть губами,
чтоб семь веков скрипели на зубах.
Расклинивая десны, прорастая
и беспокоя кромку языка.
Что за нужда ползти крыльцом, до края -
у сосунка, привставшего с горшка,
когда лежать бы, дней не различая,
покуда время льется из рожка,
издалека.
Где стынет каплей млечной
нагорный снег. "Спаси и Сохрани"
на безымянном олове колечка -
не оберег, а заповедь. Одни
псалмы имен сменяю на другие,
и что ни угол, то обменный пункт -
Владивосток... Елабуга... Россия...
как будто больше прежнего вернут -
на черенок иль сеянец. Робея,
вживляю корни в пустошь немоты.
Когда б случилось на Преображенье
узреть плоды...
Кипит урожай, свежесобран...
Кипит урожай, свежесобран и свежерастаскан
по рваным авоськам, картузикам, дуплам и норам.
Полцарства за лошадь - к зиме перепахивать Марсово.
Еще половину за нижнюю полку на скором.
На север на серых, как под ноги шитых, подушках.
В казенную облачность обморочным выпаденьем.
Расхристанно, снежно, охапками, градом - подушно,
полушкой - беспечному Пушкину пасть на колени:
на бедность.
Владенья профуканы. Сарская мыза,
гляди-ка, убогие избы являет из бреши.
Рука зацелована, ноготь до мяса изгрызен,
сочится сквозь пальцы величество - конное, пешее,
разутое - через сугробы отпетых, пропащих,
пропущенных (как упражнение на орфограмму).
А был ли под тухлыми черными кляксами мальчик,
не важно орлу на штандарте, абреку, имаму.
На то пресс-папье неказистых надгробий. Впитает
веночки и камешки, слоника и медвежонка.
С/плеча топоры опускаются и горностаи
два раза в одну позабытую Богом воронку -
геральдика нищих окраин нагорного слова
в бессонных фантазиях рубит, и режет, и колет,
и кровь унимает нечистой тряпицей. И снова
серпом молодым пожинаются лица под корень.
Скажи-ка, неласковый дядя, заросший ли, нет ли,
в чем радость построечный камень дробить на щебенку.
Проснулся, зевнул, не спеша повернулся до ветру,
любовно с обеих сторон прилизал бороденку
иль хлопнул комарика, облюбовавшего щеку...
(одно плюс другое, два яблочка прыг на задачник)
...нашел неизвестное сдельной наметанной щелкой:
за вычетом девочки - мальчик.
Спустись, Мадонна - белый столб над городом...
Спустись, Мадонна - белый столб над городом
дежурный попрошайка сторожит.
Целуй его нечесаную голову,
пока на свет не высунулись вши.
Возьми мое пальто - по кровь впивается
негаданный-нежданный холодок
под кожу. Назарянка, бесприданница,
за век всего и нажито - платок.
Ручное солнце западной окраины
не потревожит воспаленных глаз -
иссушенные, выцветшие... карие,
целованные небом. Не про нас.
Не подпусти испить твое страдание,
забывшись, от подсвеченных ланит.
За поздний кубок и похмелье раннее
украдкой по губам меня хлестни.
Где стул, где стол - не важно. Разминуться...
Где стул, где стол - не важно. Разминуться
с жильем, с шипеньем чайника под вечер
случалось. Каждый шорох, будто нунций,
уполномочен и очеловечен.
Сухой рукой берет за подбородок,
скрепляя право креповой печатью
неотвратимой легкости ухода:
под половицы, за угол... в зачатье
скрипучей ночи с запахом смолистых
сосновых щепок, чая и мороза
из пропотевшей форточки, что выстыть
рванула настежь.
Матовый, крупозный
свечной оплыв ощупывает пальцы
и застывает, притворяясь кожей.
Так прижилась бы на щеках избранниц
лепная мушка намертво, быть может,
когда б не утро.
Кроет - уж какую
не сосчитаешь сотню зим без сбоя -
из двух стаканов вызванная буря
одутловатой, под лекало, мглою.
Не продохнуть. Под парусом гардинным
пуститься в масло на лубочных веслах,
покуда ночь, и гибельна пучина
горячих слов и отговорок мерзлых.
Собор св.Владимира
Здравствуй, Владимир, темный как Врубель.
В ранней истоме. Тронный - чуть тронь.
Необоримо тертые угли
в полосу света сеет ладонь.
Кольца, торгуясь, вертишь - елозят
буквы по пальцам. Чай заживем
от барышей-то. Рыбною костью
гвозди нарвали в нёбе твоем.
Спины епархий трутся хрящами.
Сплюнь на Крещатик. Смоет дождем.
Сколь ни просторны, рясы трещали
между мощами - над рукавом,
к руслу - до устья. За морем слышат
кущи Варвары шорох парчи.
Длань запропала. Киев ли Китеж,
Киевы ль чада - коли ничьи.
Челн без прав
и
ла к Черному (хлебу...
дню...), точно Лыбидь в небо ползком.
Благовест горек. Вытравить чем бы
медную язву под языком.
Очи не зрячи, губки не алы.
Теплится? - свечи. Дышит? - то дым.
Если бы к Спасу нёбо прорвало,
ты бы, как дети, верил святым.
Жмусь к уютному телу в холодном...
Жмусь к уютному телу в холодном кино,
принимая по кадрам из капельниц в жилы
судейство - на грани и Фола и мыла,
увлажнившего круп и костыль скобяной,
самоправ. Самодур. За ковер-самолет,
пограничные с жизнью посты урезонив
с пролетарским сознаньем, спадающим в зольник
биографии, если поленом припрет,
зацепиться. И воздух затягивать в грудь
ненасытно, как выехав за город летом:
напрямую от ветра, от ветхих - дуплетом -
без заветных в служении муз.
И заснуть.
Бдит туман как апостольник, не разглядеть
исхудалые плечи крестов на погосте.
Безымянное месиво памяти просит
пасхи и жмется губами к воде.
Кипяченой. Из ложки, пропахшей не то
хлороформом, не то нафталином от моли.
Это шкаф платяной. И не страшно. Не больно.
И до свадьбы невесте дожить без пальто,
как раз плюнуть и ворот колодца качнуть.
В звеньях цепи измерив глубокое эхо,
поперхнуться - от кашля, от вдоха, от смеха.
О себе не жалея. Ничуть.
Где ты, карточка утерянная, хлебная...
Где ты, карточка утерянная, хлебная -
вхолостую не усердствуют весы.
Я пишу тебе: Главпочта. До востребования.
Курят девки-почтальонки, гой еси.
Пожелтевшее от южного сияния,
перемерзшее от северных широт,
бесприютное, проскальзывает "авиа"
в окаянную жестянку у ворот.
Камни, мама, тут не могут быть заброшены:
прет ромашка, хоть топчи ее ногой.
Историческая твердь блестит не дешево.
Дай, земли подкину нашей, дармовой.
Вроде глины. Но в фигуры не сминается -
руки-крюки. Или хитрый компонент
не досыпали. Заснимемся, избранница! -
тот ли угол обозренья? тот ли свет?..
(В мастодонтовую спину тычу лезвием