Аннотация: Миниатюра по Миру Тьмы (World of Darkness) игры Vampire: the Masquerade
1.
--
Ты урод, - сказал ему я.
--
Урод, - согласился он, пожав плечами.
Тогда я добавил:
- На тебя смотреть противно.
- Противно, - последовал невозмутимый ответ.
Я разозлился и плюнул в его сторону.
Плевок не долетел до Шударова метра три. Да я, в общем, и не особо надеялся, что долетит...
- Шударов, - помолчав, продолжил я с максимальной вежливостью, на которую в данный момент был способен, - ты что, тупой? Меня найдут, ты это понимаешь? Меня уже ищут, будь уверен.
- Ищут, - снова согласился он. Он был непробиваем. Сидел и стучал по клавишам ноутбука. Примерно четвертые сутки уже стучал... по моим подсчетам... хотя черт его знает, часы он у меня отобрал, а смены дня и ночи отсюда видно не было, за неимением окон. Иногда Шударов куда-то исчезал вместе со своим лаптопом, и его место занимал еще один персонаж, которому место было в балагане уродов... голова его была столь гладкой, что на ней не было ни одной выступающей детали, а нос, уши, рот и глаза были лишь трещинами, чуть заметными на глянцевой поверхности кожи. Этот, похоже, даже говорить не умел - или, по крайней мере, умения сего в моем присутствии не показывал.
А я, соответственно, сидел в клетке. И вышеописанный диалог с Шударовым, с точностью до пауз, расстояния, которое пролетал мой плевок и моментов нажатия моим тюремщиком клавиши Enter, повторялся у нас за вышеозначенные четверо суток раз этак наверное в шестой...
Я замолчал и стал думать, что я сделаю с Шударовым, если... когда мне удастся выбраться из этой гребаной клетки и свалить... эти мысли меня успокаивали.
Подумать только, что, свернув на станции "Площадь Ленина" в незаметную дверку в конце перрона, спустившись по паре лестниц и миновав еще несколько дверей с кодовыми замками разной степени сложности, пройдя через короткий и явно никогда не используемый по прямому назначению тоннель, можно попасть СЮДА. Они мне даже глаза не завязали, придурки. В следующий раз я наведаюсь сюда с ОМОНом.
Я знал Шударова, когда мне было восемь лет - он был одним из отцовских аспирантов. Хотя нет. Тогда он был не иначе как Павлушей, Павлуша был Звездой, Гениальным Мальчиком и все такое. Гениальный Мальчик часто бывал у нас дома, маман вечно норовила накормить его и оставить ночевать, потому как "ах-ах - бедный мальчик-сиротка, такой талантливый, такой умненький и такой несчастненький, без родителей, без семьи"... Да и у отца только и разговоров было, что про Павлушину Революционную Судьбоносную Диссертацию. Да-да, вот прямо вот так вот, со всех больших букв.
В двадцать шесть Павлуша с блеском (а как иначе?) защитил свою Судьбоносную Диссертацию, а через полгода его на улице сбила машина. Насмерть. Клянусь! Я видел его могилу на Южном! Клянусь, я ее найду, раскопаю и выясню, что там лежит вместо Паши Шударова.
Все это было почти двадцать лет назад, и я бы никогда не узнал Шударова в том кошмарном бомже монструозного вида, в которого он превратился, если бы этот бомж, криво усмехаясь щербатым ртом с острыми гнилыми зубами, не рассказал бы мне некоторое количество семейных историй со своим участием.
- Шударов, - я наконец собрался с силами для продолжения разговора, - зачем я тебе, а? Ты что со мной делать хочешь? Выкуп получить? Так х.. получишь. На мели я.
На это Шударов должен был снова пожать плечами, ответить "посмотрим" и продолжить колошматить по клавишам своего "омнибука".
Но на этот раз сценарий оказался переписан. Шударов откинулся на спинку стула и почти весело заявил:
- Ну вот ты и труп.
- Не... понял, - опешил я.
- В смысле, мертв. Похороны во вторник, но это уже значения не имеет, - так же весело заявил он, - извини, тебя сбил самосвал и тащил за собой сто с лишним метров, поэтому с лицом у тебя были некоторые проблемы... но родня тебя опознала, а мой знакомый таксидермист делает поистине чудеса.
Он расхохотался.
Я вскочил на ноги и вцепился в решетку, забыв о том, что расшатывать ее бесполезно.
- Ты что задумал, сволочь?!
- Эксперимент! - Шударов поднял вверх тощий узловатый обтянутый пепельно-серой кожей палец с глянцевым черным ногтем, больше похожим на звериный коготь, - и экзамен. Для тебя. Экзамен начнется сегодня, а закончится тогда, когда я скажу. Если ты его сдашь - то в качестве зачета получишь свою жизнь... она будет, конечно, не совсем такой, какая была у тебя до нашей встречи... но это в любом случае лучше того, что тебя ожидает в том случае, если ты свой экзамен провалишь.
- Пидор, - сказал я, ощущая, что знаю то, на что он намекает, - я тебя уничтожу.
- Повежливее, - Шударов поднялся со стула и подошел к клетке, - помни, что могила у тебя уже есть.
Он отомкнул замок и выволок меня наружу. Я пытался сопротивляться, но слабость, вызванная в том числе отсутствием какой-либо кормежки в течение этих четырех суток, давала себя знать. Кроме того, Шударов, при всей своей субтильности, казалось, был отлит из железа: цепкий захват его пальцев на моем запястье был прочен, как наручники. Что еще хуже, от самого Шударова веяло чем-то... каким-то холодом, что ли, как от разверстой могилы... холод проникал в сердце и заставлял все мышцы превратиться в вялое студенистое желе, способное только на подчинение влекущей силе.
Перед моим лицом возник мизинец Шударова. Черный коготь на нем был длиннее и острее прочих. Помню, что в голову пришла неожиданно глупая мысль о том, что ему, должно быть, очень неудобно работать на компьютере - с таким-то маникюром.
В тот момент, когда я понял, что он собирается сделать, у меня все-таки хватило духу спросить "почему". И еще успеть услышать ответ:
- Потому что я всегда тебе завидовал.
В глазных яблоках нет нервных окончаний. Поэтому это почти не больно. Но все равно очень неприятно.
2.
- Уже? Подождать нельзя было?
Голос женский.
- Ты не хуже меня знаешь, что после Трансформации это бесполезно. Забирай. Он твой. Бей его, пои его кровью...
- Это вульгарно - называть так Субстанцию.
- За обучение меня хорошим манерам тебе никто платить не собирается. В общем, делай с ним что хочешь, но он должен найти замену отсутствующим глазам.
- Дану это не понравится. Дан будет недоволен.
- Дан может засунуть свое недовольство себе в задницу и пропихнуть поглубже. Это распоряжение Симоны, лично, мой лишь выбор жертвы.
Смешок.
- Кто-то из твоих знакомых?
- Давний друг семьи.
Пинок по ребрам неожиданнен и поэтому болезненнен. Звякает цепь, которой скованы руки. Голос женщины:
- Вставай, мразь. Пошли.
3.
Каждый палец - свой цвет. Большой - красный, указательный - оранжевый, средний - зеленый, безымянный - синий, мизинец - фиолетовый. Линии сплетаются, танцуют в вечной темноте, которой я окружен, образуют сложные узоры, перекликаются с обострившимся слухом и обонянием... и иногда из цветного хаоса, шума, сумятицы, проступает картинка.
- Комната... Четыре на... на пять метров... диван... письменный стол... шкаф...
Удар хлыста обжигает голые плечи. Крик привычно замирает в глотке, не смея вырваться наружу. Пара капель сбегает по щекам... глазницы пусты, но слезные протоки сохранились. Правда, по ним теперь текут отнюдь не слезы.
- Простите, Госпожа... Это... книжные полки?
Она не удостаивает меня ответом. Но я счастлив: хлыст молчит, а это означает, что я прав, и Госпожа больше не гневается.
- Ст... табурет. Вращающийся табурет. Человек на нем. Да, человек... не Собрат. Женщина.
На этот раз хлыст виден мне - оранжевой вспышкой он взлетает над моей головой, и я успеваю отклониться... не нарочно, инстинктивно, честное слово! Падаю на колени, втягивая голову в плечи, ожидая, что Госпожа будет в бешенстве. Но вместо этого... слышу ее смех. Она смеется! Я угодил ей?!
- Ты учишься, крыса, - говорит она, отсмеявшись, - будь я проклята, учишься... я - замечательная учительница. Мерзкая крыса... кто бы мог подумать. Симона будет довольна, чтоб ей лопнуть, жирной шлюхе!
Она снова смеется, потом тыкает меня древком хлыста и приказывает:
- Описывай мне человека.
А Шударова я так и не убил. Госпожа сказала "нельзя".