Кто не знает храма Водки-на-Пиве в славном городке Новом Пейдоднанске? Да-да, в том самом славном городке Новом Пейдоднанске, который раньше назывался просто Пейдоднанском, и стоит испокон веков на Пиянице-реке. И князь Игорь в своё время гонял здесь древлян и выколачивал подати. И Батый куролесил, и Наполеон прохаживался. А Пётр, тот вообще стерлядь из Пияницы-реки к своему столу повелевал доставлять регулярно, а не доставляли - казнил немилосердно злостных недоставляльщиков. В общем, процветал город Пейдоднанск. Но особенно процветать он начал, когда Союз Советский загнулся, и пепел забвения выступил на его многострадальном лбу. Лбу покойника. Уверовали люди, что жизнь пришла хорошая, ладная и игристая, что твоя Шампунь. Уверовали - и лучше жить стали. Не сходя с места стали. А что с него сходить? Реку Пияницу не выпьешь. Корни здесь у каждого вековые. Не выкорчуешь. И не пытайтесь, Чубайсы и Ходорковские.
Пили здесь всегда много и часто. Трезвели долго и редко. Рожали детей сметливых и убогих. Сметливые соображали, убогие просили подаяние и соображали потом. Чужие здесь приживались легко и непринуждённо: кто выпил с тобой, тот и брат, а непьющих в городке не было. Подозрительное есть что-то в непьющих, не естественное, не родное. И, чтобы не вызывать подозрения, непьющие приспособились, перевелись как вид. Да и как не запить, если работа в городе Пейдоднанске только на ликёроводочном комбинате. И бюджет городской на том и держится: нету в здешнем чернозёме ни нефти, ни золота. И чтобы этот бюджет пополнялся, продукцию необходимо сбывать. Так что, сколько выпьешь, столько и получишь в конце месяца. Ну и пейдоднанцы не плошали.
А тут в неторопливый уклад города Пейдоднанска затесалось новшество. Приехал миссионер христианский отец Александр. Приехал, походил по городу, покачал головой да и открыл в Пейдоднанске церковь. Не вынесла его светлая душа того, что пьют кругом по-безбожницки. Решил он избавить население от этого греха. Дело святое. Только очень трудное это дело, хлопотное. Веками пили здесь, а он раз - и излечить пожелал болезнь сию. Честь и хвала ему!
Честь и хвала были ему. А с пониманием было труднее. Но потянулись всё же прихожане в храм. Старушки, в основном, в жизни мало смыслящие. Может, тому послужил и приезд Патриарха Святейшего, который храм освятил и службу в нём показательную изделал. С тех пор каждый день звонили колокола зазывающе. А ветер трепал на столбах и стенах листовки богоспасительного содержания.
Отец Александр старался. Метал со своей трибуны молнии и громы в грешную суть вопроса. Взывал к божественной сущности сердца и лаконичной простоте умственной логики. Отпускал нещадно грехи и платы не требовал. Но несли ему, что греха таить, у священника зарплата махонькая. Кагором тоже несли: не водкой же отца святого потчевать!
Но всё же росток веры, что зерном был брошен в неблагодатную почву Пейдоднанска, пробился сквозь косность спиртопотребления и перманентность похмелья. Появились юные энтузиасты и открыли Общество Пустого Стакана, ОПС по-научному. И стали тоже охмурять население. Вот бальзам на раны священника-пионера! Он умилялся до самозабвения и отпускать грехов стал больше прежнего. Валом повалил народ на его проповеди. Кривая наполняемости городского бюджета резко нырнула вниз. Пощупал поутру как-то местный бандюган Утюг свой лопатник, и очень худым он ему показался, худее обычного. Чего прежде было не слыхано. Забил он тут же стрелку, не сходя с места. На стрелке всё и выяснилось, почему упали доходы бандитские, и виновник того тоже в базаре прозвучал. Глазом моргнуть не успели, а Утюг уже к храму подруливает, братки следом землю лэндроверами утюжат. Грозный и греховный, вошёл в храм Утюг... Просветлённый и умилённый вышел. Говорят, рыдал так, что долго успокоить не могли его, даже стрельбой из автомата по воробьям. Отец Александр стоял у ворот и крестил джипы, увозящие Утюга и воинство. И пуще прежнего после того повалил народ в храм. Стали люди - неслыханное дело! - кодироваться. Местный фармацевт-ловчила неплохо нажился на этом и умотал в Германию, хотя там и кодировать некого.
Вот так отец Александр спас Пейдоднанск. И пейдоднанцы его едва не святым почитали. Несли последнее, чтоб очистил он их до конца, от греха освободил. Пресса ликовала. Приезжал журналист из столицы и на всю Россию Пейдоднанск прославил. Фото отца Александра глядело на мир с тиражей тысяч газет, с экранов телевизоров и компьютеров. Реклама та ещё! Потянулись в Пейдоднанск всевозможные специалисты. Делись, мол, опытом, святой отец, а то погибаем у себя в местностях. Американцы и другая заграничная невидаль тоже заглядывали. Но те больше в разведку: нет ли тут экономической выгоды? Но пейдоднанцы им выгоду не отдали - самим, мол, нужна, так что, янки, гоу хоум!
В общем, благоденствие опустилось на город. Все, кто бросил пить, вдруг ощутили в себе зудящие флюиды предпринимательской деятельности и огромное количество высвобожденного времени, которое этой деятельностью можно занять. Всевозможные фирмы попёрли из всех экономических ниш и щелей, как грибы. Много стало этих грибов, и тесно вдруг стало этим грибам. Начали потрясать деловой сектор Пейдоднанска конкурентские катаклизмы. Стрельба даже, и даже очень массовая стрельба. "Грибником", как всегда, стал Утюг, его поговорка "Утюг никогда не тонет" подтвердила свою историческую политкорректность.
И все вернулось на круги своя. Только широко разросшееся кладбище за городом напоминало о погибших в конкурентной борьбе пейдоднанцах. Утюгу стало не хватать рабочей силы на своем предприятии, а так же рынка сбыта готовой продукции в лице достаточного количества горожан. Отец Александр начал пить с горя, часто ходил к Утюгу и, упрекая его, грозил карой небесной. Утюг как истинно верующий бандит отца Александра уважал, поэтому не трогал его и своим бойцам не позволял обижать.
Но скоро Утюга осенила мысль о том, как можно исправить положение. Он заплатил немалую сумму рекламному агентству на центральном телевидении, и те провели соответствующую пиаровскую кампанию о том, как на Руси жить хорошо. Точнее, в конкретной части её, а именно в родном городе Утюга. Народ повалил валом в Пейдоднанск. Утюг потирал руки, предвкушая успех предприятия и переименовал город в Новый Пейдоднанск.
Спустя год Новый Пейдоднанск уже ничем не отличался от старого. А Утюг поднялся аж до мэра его. Отец Александр пытался было опять развернуть миссионерскую деятельность, да кто поверит вечно пьяному попу? Да и народ здесь теперь был пришлый, без корней и той веры, что спала до известной поры в старых пейдоднанцах. Так, зайдут в церковь пара старушек - и все на том.
2
Редкие прихожане, потные и расслабленные, разбредались по домам, крестясь и соря милостыней в руки мускулистых бездельников. Их возвышенные взгляды пронзали ночь, заменяя электричество. Солёный снег душил город руками насильника. Город молчал и умирал с христианским смирением.
Отец Александр умыл руки и тяпнул по маленькой. Ему было грустно от духовной усталости и весело, оттого что кагор никогда не кончится. К нему на огонёк заглянул церковный сторож, и они ещё тяпнули. Иконы хранили гробовое молчание, глядя поверху. До неба далеко, а у каждого жизнь - последняя.
Сторож сдался первым. Отец Александр перекрестил его потными пальцами и двинулся к выходу. Храм замер, целуясь с ладаном. Величие любви и покаяния плавило мозг священника.
Мерседес, гулкий и стреноженный, ждал его у выхода. Под снегом, покрывшим железного зверя, тоскливо юлило стальное сердце Германии. Отец Александр выстрелил электронным ключом, но писка не последовало. Ключ остался в рясе, а ряса - в его келье-кабинетике. Пришлось вернуться, хоть и примета неважная.
Сторож лежал под столом. И это было не удивительно. Удивительным было то, что в кресле развалился неизвестный гражданин, вращая на пальце ключ от машины священника. Отец Александр уронил бы вставную челюсть, если б таковую имел в наличии. А так, просто распялил рот до размеров, не приличествующих духовной особе, и тупо уставился на гостя, тщетно пытаясь найти в мозгу среди тьмы и кагора хотя бы одну свежую мысль.
- Не пугайтесь вы так, милейший, - произнёс, наконец, незнакомец и положил ключ на стол. - Я не заблудившийся прихожанин, не вор, не сектантствующий маньяк. Вам ничего не угрожает. Я пришёл сделать вам предложение. Деловое предложение, реализация которого позволит поправить дела и вам, и мне.
- Фу! - выдохнул святой отец, - разве для подобных визитов не хватает дня?
- Нет, милейший, настоящие дела творятся именно ночью, после работы, когда человек снимает с себя маску и предстаёт в своём голом и искреннем естестве. Как вы, например, как этот сторож, например. Но с ним я дел иметь не хочу, а с вами - наоборот.
- И в чём же заключается ваше предложение? - отец Александр начал раздражаться. Он вдруг почувствовал себя не как дома, а как на работе. К тому же хмель выветрился, а в кожаном дипломате лежала вся церковная касса, набранная в прежние благостные времена.
- Не беспокойтесь вы о деньгах, - сказал гость, там рублей на десять тысяч шестьсот шестьдесят шесть долларов без единой копеечки.
Священник вздрогнул и инстинктивно прижал к животу чемодан.
- Откуда вы знаете? - испуганно вопросил он.
- Вижу, - сказал гость.
Священник разозлился.
- Послушайте, вы, немедленно покиньте храм божий! - губы его задрожали от возмущения. - Немедленно!
- А если нет? - осклабился гость, по-дворовому нахально, - анафеме предадите? - и громко захохотал.
От этого смеха вальсирующая дрожь ледяными пятками промчалась по раскалённым позвонкам священника.
- Сядьте! - внезапно оборвав смех, рявкнул гость. - И налейте вина, чёрт возьми! Я уже давненько не пивал в храме божьем.
Ноги сами понесли отца Александра. Руки сами, мелко дрожа, наполнили фужеры. Затем сами же опрокинули стакан в рот, а горло само же пропихнуло жидкость в желудок.
Гость вытер губы рукавом старинного фрака и удовлетворённо крякнул.
- Ну вот, - улыбнулся он, обнажая рубиновый клык, - можно сказать, договор наш и подписан.
- Какой-такой договор? - икнул священник. - Я ничего не подписывал!
- Ха! - развеселился гость, а это что такое? - и он, махнув пару раз в воздухе стопкой бумаги, бросил её на стол перед отцом Александром.
Священник схватил листы, и руки его затряслись. Буквы, написанные его почерком, заплясали перед его глазами, а подпись, его личная подпись с лихо загнутой в конце закорючкой, словно живая, вдруг выползла из угла документа и, изгибаясь, гусеницей проползла в надлежащее место на бумаге и там застыла. Тут же выкатилась круглая храмовная печать, взвилась в воздух и, прицелившись, метко пришлёпнула подпись ловким ударом.
- Сделка! - бесстрастно констатировал гость и схватил со стола половину документов. - Вам остаётся копия! За сим позвольте откланяться!
И он буквально растаял в воздухе, как табачный дым. Но через мгновение снова появился, соткавшись из пустоты. - Да, совсем забыл! Желаю здравствовать! - и исчез совсем.
За столом, в кресле, остался сидеть маленький раздавленный старичок. Его седые, как снег, волосы стояли дыбом. Вряд ли бы кто теперь мог узнать в нём цветущего молодца-священника с кагоровым румянцем на щеках. Даже сторож, который продолжал храпеть под столом. Но ему и простительно.
Ночь за окном штопала носки ленивому небу раскалённой иглой.
Старичок вдруг ожил, молодцевато вскочил с кресла и умчался прочь, не забыв, правда, рефлекторно прихватить с собой чемоданчик. За окном храма взревело стальное сердце Германии и растаяло в пространстве. Больше отца Александра никто не видел. Отец Александр кончился...
Когда озябшее солнце излечилось от клаустрофобии и влезло на дерево развеять ночную тоску, когда где-то в заваленной снегом деревне прочистил горло последний русский петух, когда утомлённые проститутки протянули наконец мозолистые руки за квитанцией об оплате труда, - очнулся церковный сторож. Он выпил литр кагора. И ему полегчало. Он увидел на столе отца Александра какие-то бумаги, и нашёл в себе силы вспомнить русский язык и прочитать их.
...Храм передаётся в аренду вышеозначенному лицу на 5 (пять) лет, начиная с текущего дня. Предоплата в размере 30 (тридцати) тысяч долларов США получена настоятелем храма отцом Александром.
Подписи сторон:
Юридически верно.
Подписи заверяю, нотариус ...
- Твою мать! - прохрипел сторож. И ещё одним литром кагора на земле стало меньше...