Разумеется, Константин Константинович Моняковский никому не рассказал о своём изобретении. Рискну предположить, любой из нас промолчал бы, изобретя не более, не менее, чем машину времени. В худшем случае это риск прослыть психом и превратиться в объект глумления. В лучшем--в объект всеобщего шкурного интереса. Неизвестно ещё впрочем, что лучше, что хуже, но в нашем случае это несущественно. На всякий случай напоминаю: Константин Константинович не обронил никому ни единого слова. О патенте и речи быть не могло. Такой вопрос не то что не стоял, даже не поднимался. Моняковский ничуть не опасался ни насмешек, ни критики. Он избегал назойливости и не интересовался тем, что его не интересовало. Даже о собственной репутации чудака-оригинала Константин Константинович не подозревал. Просто зачем ему этих треволнений. Внешность Моняковский имел примечательную, можно сказать, идеальную для шаржа на безумца-изобретателя. Высокий и костлявый, длинные руки с большими красными ладонями, на них -- огромное количество шрамов от разнообразных ожогов и порезов, большая стриженая голова. Лицо мрачное, угрюмое, почти свирепое, как дополнительный фактор, отбивающий остатки желания потолковать о репутациях. С людьми Константин Константинович близко не сходился, семьи не завёл, по найму не служил. Чем добывал средства к пропитанию, не знаю, да и не имеет это в нашей истории никакого значения.
Те, кто представляют по старинке Time Mashine в виде инкрустированой алюминием и янтарём кабины, будут немало удивлены изделием Моняковского. Двухцветный металлический диск, до боли напоминающий популярную некогда "Грацию" -- вот как это смотрелось. Диск имел способность перемещаться во времени и пространстве. Изобретатель становился на него и начинал раскручивать ногами вправо-влево. При определённом ускорении возникал момент истины, машина вместе с седоком исчезала из даного времени, чтобы появиться на том же месте в прошлом или грядущем. Большего я объяснить не могу; если бы смог, сам бы сделал такой диск, и зачем мне Моняковский? Большим преимуществом механизма изобретатель считал плавность хода, возможность выбрать временной отрезок с точностью до секунд, а не гдэ-то так сэм-восэм. В пространстве машина перемещалась и того проще: берешь её подмышку и идёшь-едешь, куда хочешь. Для лучшей сохранности (или конспирации) можно обернуть рогожей, либо же затолкать в сумку соответсвующих размеров.
Когда машина была совершенно готова, Константин Константинович наскоро обкатал её в режиме туда-сюда; после чего встал вопрос "Куда плыть?" Стартовая мысль -- 12 апреля 61-го, первый человек в Космосе. Впоследствии злые языки утверждали, что Моняковский втайне надеялся каким-то образом заместить Гагарина и полететь вместо него. Сомневаюсь, правда, что его широкое мрачное хлебало стало бы адекватной заменой знаменитой улыбки первого человека в Космосе. Так или иначе, однако затея с треском провалилась. Добравшись вместе со своим изделием до грязного, пыльного, во всех смыслах убитого Байконыра, Моняковский с удивлением обнаружил, что знаменитый космодром не имеет с этим забитым селением ничего общего, кроме некоторой схожести названий. По-видимому, именовавшие нашего героя чудаком, имели для этого определённые основания. Далее были поездки попутками, многие часы запыленных пеших переходов с чудесной машиной в рюкзаке по направлению к загадочному, жутко секретному Ленинску. И как апофеоз испытаний -- след огромного сапога караульного солдата на тыльной части изобретательского тела. Он стал следствием длительной дискуссии двух упрямцев, один из которых нарпочь отказывался пропустить незнакомца на территорию режимного объекта, второй же пытался быть не менее непреклонным.
После столь жестокого облома попытки прорыва в межзвёздные дали, Константин Константинович взял паузу для размышлений. И отправился в следующее путешествие в пространственно-временном континиуме.
Надо отдать должное герою, жаловаться на судьбу он не стал. Новый план родился на удивление быстро. Рывок ещё на 31 год вглубь прошёл успешно, а сориентироваться в тогдашней Москве обитателю нынешней -- дело и вовсе плёвое. Вот нужный дом, нужный подъезд... Дамочка, торопливо спускающаяся по ступенькам, не кто иная, как Верочка Полонская. Моняковский ни разу не видел её портретов, но ни на секунду не сомневался, что подруге литературного светила следует быть именно такой. Если она ещё здесь, значит, не поздно, значит, можно успеть. Несколько мгновений были потрачены на попытку выбить дверь. Занятие из разряда практически безнадёжных: здание-то ведь не сегодня строили. Моняковскому помогли два обстоятельства. Во-первых, дверь открывалась наружу, в коридор. Во-вторых, оказалась незапертой. Владимир Владимирович Маяковский, бывший великий русский поэт, к настоящему времени -- революцией мобилизованый и призваный агитатор, горлан и главарь, сидел в большой, дурно обставленой комнате, в большом кресле, рядом с совсем уж огромным письменным столом. Он имел вид человека, размышляющего напряжённо над чем-то очень важным с пистолетом в руке. Сегодня, 14 апреля 1930 года, у Моняковского появилась возможность направить исторический поток в другое русло, и он не замедлил этой возможностью воспользоваться.
Константин Константинович отчётливо вспомнил иллюстрацию из старого журнала: митьки отнимают пистолет у Маяковского. Бородачи в тельняшках облепили мрачного амбала и крутят со знанием дела депресивные руки. Слоган над картинкою: "Это не выход!" Совершить всё то же в одиночку не в пример сложнее, однако наш герой бросился не мешкая.
--Это не выход! -- с этим кличем он попытался ухватить потенциального самоубийцу за вооружённую конечность. Но Владимир Владимирович упорствовал в намерении застрелиться и пистолета не отдал. Завязалась упорная, нудная борьба, в которой литература, в конечном итоге, оказалась сильнее. Моняковский ощутил себя отброшеным в кресло, а его почти однофамилец теперь расхаживал по комнате, взвешивая в руке смертоносную игрушку.
Константин Константинович, запинаясь, тяжело дыша и отчаянно паникуя, кратко пересказал причину и способ своего появления в квартире. Особый упор делался на грозящую поэту опасность и чудесное устройство, способное рассекать твердь времён. Маяковский с интересом выслушал, в очередной раз пересёк пространство из угла в угол, поглядел в запыленое зеркало и быстрым движением приставил пистолет к виску.
--Это не выход! -- снова завопил гость, из последних сил пытаясь не допустить трагедии.
--Не выход... Пожалуй,--Маяковский совсем уж неуловимым движением ткнул стволом в голову собеседнику и резко нажал курок.--Вот так будет лучше.
На этом, собственно, история почти заканчивается. Нервным, ветреным апрельским днём трагически оборвалась жизнь главного поэта Советской России. А создатель машины времени отправился в свой XXI век. Благо, портретное сходство позволяло.
Вероятнее всего, в машине существовал некий аварийный выход, некая возможность экстренного возвращения. Стоило бывшему поэту встать на диск, они оба немедленно исчезли из забрызганой комнаты и перенеслись на много лет тому вперёд. В наши, то бишь, дни. Пришелец из прошлого не без проблем и не без труда обнаружил холостяцкое жилище Моняковского, там и поселился. Вот только с машиной времени ничего у него больше не получалось. Хитрый рецепт управления ею оказался неподвластен поэтическому гению. Бесполезный диск отправился пылиться под диван. А новому обитателю квартиры не оставалось ничего иного, как зажить в ней под именем прежнего.
Моняковский после своих странствий решительно изменился, что бiло отмечено всеми. Он забросил изобретательство, поскольку, между нами говоря, ни черта не смыслил в технике и всецело отдался сочинению стихов. Очень скоро выяснилось, насколько это дело хлопотное и неприбыльное. От Моняковского с его неформатом отмахивались, как от зачумленого, он спорил, скандалил, постепенно перешёл к униженным просьбам. Всё тщетно... Константину Константиновичу не удалось напечатать ни единой строчки. Уж не ведаю, как ему удалось освоить компьютер (вероятно, всё-таки, он был более проницательным человеком, чем принято думать) и разместить свои сочинения в интернете. Однако после первых же рецензий всякого рода аффтаров Моняковскому снова захотелось застрелиться. Его пистолет остался в далёком прошлом, а купить ещё один было уже не за что. Заставить себя повеситься, броситься из окна или выпить йаду поэт так и не смог. Он разбил вдребезги компьютер и скис ококнчательно.
Общие знакомые рассказывали, что к настоящему времени Моняковский совершенно спился.