Петр Ефимович не стал заказывать такси заранее. И в аэропорт ехал на обычном рейсовом автобусе. То есть, на двух. Одним автобусом со своего края до центра города. Вторым - до аэропорта. Этот был экспрессом, и мчался по свежему асфальту, обгоняя попутные легковушки. Главное - встретить, дождаться своих. А там уже можно решать: вызывать такси, соглашаться на условия, что предлагают стоящие у здания аэропорта или сесть на тот же автобус, который подходил по времени почти к каждому рейсу.
На электронном табло не было никаких изменений. Прилет по графику.
Петр Ефимович еще специально сунул голову в окошко справочной, спросил, уточнил. Подтвердили: никаких осложнений. Все вовремя.
Это раньше, в молодости, он еще стеснялся как-то обращаться к чужим. Даже в незнакомом городе передвигался всегда сам, никого не спрашивая, поглядывая в специально купленную карту. А в последнее время, как получил пенсионное удостоверение, почувствовал какое-то облегчение, что ли. И теперь спокойно общался и с девушками в окошке справочной, и с прохожими, если нужна была помощь, и с продавцами в магазинах и на рынке, где стояли громко кричащие черноволосые мужики. С ними даже интереснее: покричишь там друг на друга, потом - хлоп ладонью о протянутую ладонь. И даже дешевле выходит.
На площади засуетился народ, стал подтягиваться к дверям недавно построенного терминала для прилета. Для отлета стояла старая "стекляшка" в два этажа, как во многих городах. А тут появился как бы надутый белый блестящий на солнце ангар со стеклянной дверью, сейчас пока еще закрытой.
Петр Ефимович спокойно двинулся туда же. К самым дверям он не пошел. Там традиционно стояли крепкие ребята в спортивных штанах и шлепках на босу ногу с ключами в руках.
- Такси, такси, выдаем квитанции, - негромко твердили они в лицо каждому выходящему из терминала.
Но народ знал, как и что. Большинство шло к автобусной остановке. Некоторых встречали, обнимали, целовали, радовались, увозили на своих машинах.
Петр Ефимович целоваться не любил. Вернее, он бы и целовался с некоторыми, но как раз не с теми, что ли... В общем, не целовался практически. Так, руку пожать, по плечу похлопать, приобнять слегка.
Первая группа прошла. Остальные, наверное, ждут багажа. Петр Ефимович не нервничал - все стоят, и он стоит. Молодые возьмут свои чемоданы и выйдут.
Он встречал сына с молодой женой. Не с невестой, а с женой! Так вот вышло, что сын там вдалеке уже успел жениться и только сегодня решил навестить родителей. И привезти жену - показать.
Так-то, вроде, не правильно, не по-людски. Знакомить надо было раньше, до того. До чего - Петр Ефимович не додумал. Мысль оборвалась, потому что пошел народ с тяжелыми чемоданами на колесиках, с детскими колясками, с какими-то ящиками, обернутыми прозрачной пленкой.
Петр Ефимович заулыбался заранее, подался вперед, приподнялся а цыпочках, вытянул шею, всматриваясь в сумрак дверного проема. Народ все шел и шел. Сына с невесткой не было. Вернее, он же ее и не видел еще, невестку, значит и не узнал бы. А вот сына, длинного и яркого - в любое время. Но не было. Наверное, ждут свои чемоданы. Ну, девушки всегда везут всякие платья и еще что-то тяжелое. Да и подарки могут быть. Вернее, обязательно должны быть. Иначе ведь никак. Раз уж на свадьбе не погуляли, так хоть уважение к родителям проявить, вину, так сказать, загладить.
Люди прошли, старичок в форме стал закрывать двери. Петр Ефимович замахал руками, протолкался ближе.
- Это все, что ли? - спросил строго, заглядывая внутрь, в сторону уже остановившегося транспортера.
- Все, все.
Щелкнул замок, закрылась дверь.
Это как же?
Он еще постоял, даже толкнул осторожно дверь пару раз. Потом сбегал мелкой трусцой к окошку справочной, где улыбчивая конопатая девушка доходчиво объяснила, что приходит три рейса, и кто пришел раньше - раньше сел, а остальных придерживают. Так что на пятнадцать минут раньше, на двадцать позже - это нормально. Что? Какой рейс? Нет, еще не сел. Нет, все в порядке, не волнуйтесь так...
Он уже и не волновался. Вышел на воздух, встал в тенечке, ощущая, как высыхает постепенно на спине и подмышками. Дышал медленно и глубоко. Нет, с сердцем все в порядке. И здоровье в целом не подкачало - жить и жить. Но тут - сын с молодой женой. Это, понимаешь, не каждый день.
В кармане дернулся и заиграл бравурный марш мобильный телефон. Петр Ефимович подробно рассказал жене, как и что тут в аэропорте творится. Что три рейса сразу, что по очереди. Что не посадили еще. Что надо просто подождать. Она сказала, чтобы не маялся потом дурью и брал такси, как только прилетят. Чтобы мигом домой. Потому что ужин, и все горячее. После этого у Петра Ефимовича забурчало в животе - он специально сегодня не обедал, чтобы хорошенько поужинать. Празднично поужинать и празднично выпить. В такой день - не грех.
Снова открывалась дверь на выход в город, снова шел потоком народ с рюкзаками, тележками, большими тяжелыми чемоданами. Кого-то подхватывали ушлые таксисты, кто-то набивался в автобус, дымящий плохим дизелем. Были и те, кто шел пешком до трассы - там можно было словить попутку в любую сторону. И дешевле любого такси.
Петр Ефимович стоял посреди тротуара, закинув руки за спину, расставив ноги циркулем. Чтобы наверняка. Если уж он пропустит молодых, то молодые его - никак. Его толкали, обходили с негромкой руганью, уходили... Потом шли уже редко-редко, по одному... Потом никого не стало. И двери опять закрылись.
Петр Ефимович постоял, как бы прислушиваясь. Он не понимал. Встречающих тоже не стало - все как-то рассосались, разошлись, расселись по машинам... И - никого. Он один посреди тротуара, как дурак какой-то. Даже таксисты все куда-то уехали. То есть, придется вызывать по телефону, когда выйдут молодые.
А когда выйдут молодые?
Он снова пошел в справочную. Но окошко было закрыто. А когда он попытался постучать, сначала робко и интеллигентно, а потом и кулаком, подошел суровый молодой полицейский и показал пальцем на расписание работы справочного бюро. И постучал пальцем по своим большим часам на крепкой руке с маленькой татуировкой возле большого пальца.
- Я встречаю! - сказал Петр Ефимович.
Тогда полицейский показал пальцем, где надо встречать. Вот там, у выхода в город.
- У меня дети!
- А документики ваши предъявите, пожалуйста, - попросили в ответ.
Наверное, подозрительным стал этот тип в практически пустом помещении.
Какие могут быть документы в жаркий день у пенсионера в одной летней рубашке с коротким рукавом и полотняных легких брюках? Как в мультфильме - хвост и лапы - вот мои документы? Так Петр Ефимович и сказал, уже краснея лицом и даже дрожа руками от нервного напряжения: обычно-то он с властями не ссорился. Но тут-то все права - на его стороне! Он ждет детей!
- Тогда пройдемте...
И его провели, придерживая под локоть и даже как бы обнюхивая. Но Петр Ефимович сегодня не пил. И не ел. Был голоден и зол. Шел, куда вели, гордо и твердо.
В маленькой комнатке с усталым лейтенантом он рассказал, что ждет самолета из столицы. Ему сказали, что все столичные давно приземлились. Он сказал, что встречает детей. Ему ответили, что все пассажиры покинули терминал прилета. И тогда он стал кричать, что это издевательство, что он будет жаловаться, и что такого не было даже в самые жуткие годы.
Лейтенант выслушал все и со вздохом начал заполнять протокол задержания.
- Документов нет? Нет. Буянит? Буянит. Мы тут не врачи, мы не можем определить, может, он под кайфом.
Петр Ефимович понял, что был не прав, и полез в карман за телефоном. И был расстроен его внезапным отсутствием.
А потом его вдруг придавило чувством полной нереальности происходящего. Его, уважаемого человека...
- Можно позвонить? - хрипло вытолкнул он.
Лейтенант молча подвинул телефонный аппарат на край стола.
А Петр Ефимович в полном ужасе ситуации понял, что никогда не звонил сам себе домой, и не знает номера телефона. Просто не знает. Вернее, должен был знать. Но - не знает. Видимо, ужас на его лице был столь выразителен и понятен, что лейтенант потянулся к клавиатуре компьютера, вбил в поисковик данные из протокола, пощелкал мышкой и нашел номер телефона. Даже не диктовал с экрана, а набрал сам и сунул трубку в руку Петра Ефимовича - говорите.
- Алло, алло, - жалобно говорил Петр Ефимович.
В трубке было слышно, как шумно и весело у него в квартире, жена кричала ему, чтобы взял трубку, а потом раздался незнакомый мужской голос:
- Слушаю вас.
- Кто это говорит? - удивился Петр Ефимович.
И в полуобморочном состоянии опустил трубку.
- Ну, что у вас там? - спросил лейтенант, дописывающий протокол.
- Там - я. Праздную с детьми их приезд. Наверное.
В больнице, когда с ним говорил вежливый и улыбчивый врач, он тоже улыбался и отвечал совершенно честно:
- Кто я? Не знаю.
- Откуда? Не помню.
- Что делал в аэропорте? Не знаю.
- Алкоголь? Да, употребляю...
И улыбался напряженно, сидя на самом краю стула.
Успокоился и расслабился только после совсем не больного укола. Лег на показанную кровать, укрылся, закрыл глаза и сразу уснул. И во сне праздновал с детьми их прилет, радовался красивой невестке, одобрительно хлопал по спине сына, много ел и много пил.
...
- Ну, что - ваш пациент?
- Наш, наш! Типичные выпадение личности в результате злоупотребления...
- Да, вроде, не пахло от него.
- А это накапливается. Да еще и жара такая. Вот и стукнуло.
- Говорил, дети, жена...
- Если дети и жена, так искать будут, найдут. А если нет... Полечим. Может, вспомнит хоть что-то.