Аннотация: Будет дополняться и дописываться под настроение.
- Ксеноистория, запомните, это не просто история "чужих". Это в первую очередь - чужая история. Именно история дает нам ответ на главный вопрос: как это получилось? Откуда и почему - именно так? Поэтому вам мы даем информацию обо всем, что уже было. Обо всех вариантах, которые уже изучены нашими специалистами. Кстати, поэтому курс ксеноистории растет с каждым годом. Надеюсь, и ваш труд пополнит нашу сокровищницу знаний.
Маркс запоминал.
После курса земной истории лекции известных ксеноисториков были самыми интересными во время учебы в Академии. Какими же разными путями идет развитие общества на разных планетах!
Главное - помнить о невозможности прямых аналогий. И еще о том, что историк не должен быть предсказателем. Он может объяснить то, что было. Но не сказать, как оно будет в дальнейшем.
Родители назвали Маркса по имени великого историка древности Маркса Энгельса, который как раз пытался все обобщать и на основе обобщенного предсказывать. Новорожденного так и назвали специально, для памяти, чтобы не повторял в своей жизни чужих ошибок. Дать ребенку имя какого-нибудь древнего героя, например, назвать Александром, было гораздо проще. Но не воспитательно. И не учебно. А вот Маркс...
Он ведь потому и пошел после школы на курс ксеноистории. А куда еще идти с таким именем?
***
После обеда они гуляли. Маркс шел рядом с хозяином и все пытался понять, наелся он все же или еще нет? С одной стороны, общего количества съеденного вполне хватало. Больше съесть было просто невозможно. И вкус был отменный. Умеют ведь у барона готовить! Но - одна трава! Овощи, разная зелень, на сладкое фрукты и ягоды. Проходит полчаса, и желудок опять начинает требовать свое. Как же они тут живут? Привычка, что ли?
Барон шел, с гордостью показывая свое хозяйство. Замок у него был самый настоящий, как на Земле в средние века. Не кирпичный, а из валунов, скрепленных где забитой в щели и окаменевшей глиной, а где и железными скобами толщиной в два пальца.
"Такую преграду даже бетонобойным снарядом не взять,"- некстати подумал Маркс. Действительно, совершенно некстати. Что он знает о бетонобойных снарядах, кроме того, что о них говорили на лекциях и экскурсии в музее?
- Барон, вы позволите задать вопрос? - вдруг спросил он, сам себя тут же мысленно ругая - ну, как можно прерывать хозяина дома?
Однако барон ничуть не огорчился, а тут же с широкой улыбкой повернулся к нему:
- Конечно, мой друг, спрашивайте! Ведь для того вы и живете у меня, чтобы врасти в наш быт, понять наш народ, его традиции, его культуру, его историю...
- Скажите, барон... Вот... А зачем вам такие крепкие стены?
- Бабушка, бабушка, а зачем тебе такие большие зубы? - рассмеялся барон. - Эту книжку у нас читают в школах, дружище Маркс, так что не удивляйтесь. А стены... Ну, как же мне без стен. Что же я за барон, если без стен. Без стен я невесть что, а не барон. И семья моя тогда не баронская, а невесть чья семья... Ну, как бы вам это объяснить... Понимаете, баронство - это не только титул, как у вас, на Земле. Баронство - это много веков выживания во враждебном окружении. Это гены, наконец. Это ДНК. Это передающиеся из поколения в поколение родовые признаки. И ничего этого - если нет стен. Тут, внутри стен, мое настоящее баронство. А там, за стенами, мой народ, но они не члены баронства. Они - селяне и горожане...
- Кажется, я понимаю, - кивнул Маркс.
Ему показалось, что барон объяснил все логично. Действительно, в отличие от Земли и ее истории, тут аристократия хранила свои корни в глубокой древности, вела родословную от легендарных первых правителей и их сподвижников. И уж никогда не было в их истории такого, чтобы кто-то получил баронство за заслуги. И замок этот, практически неприступный, был, выходит, чем-то наподобие мундира генерала с хорошо и издали различимым количеством звезд на погонах. Едешь мимо по дороге, глянешь, и сразу ясно - баронство. Наверное, так.
- А? - Маркс оторвался от своих размышлений. - Простите, барон... Я немного отвлекся, обдумывая вашу мысль о преемственности, о поколениях...
- А-а-а! То-то я смотрю, гость задумался! И правда, преемственность - главная опора нашего строя. Это вы, дружище Маркс, хорошо сразу выцепили главное звено нашего общества. Если все ваши тоже поймут - быть вам нашими гостями, друзьями, союзниками, а дальше, кто знает, кто знает... Может быть, родней, а? - подмигнул барон, легким кивком головы показывая не резвящихся у пруда девочек в купальных костюмах. - Внучки мои. Люблю.
Он внезапно стал серьезным:
- Но вы должны понимать, я сказал все это в шутку, потому что слиться с нами стоит многого. И главное - личной заинтересованности в этом и понимания наших традиций и наших основ. Вы понимаете меня?
- Да-да, - растерянно поддакнул Маркс.
На самом деле он ничего не понял. Единственное, что он понимал, это его желудок, который опять требовал еды, и его кишки, которые болезненно сокращались, намекая, что надо побыстрее искать имеющиеся в замке в большом количестве специальные домики.
- Я рад, что вы понимаете! - барон просто лучился улыбкой. От него и правда как будто какое-то сияние исходило. - Я говорил нашим, что вот вы, именно вы - поймете. Сразу поймете и примете. А раз так, то я приглашаю вас сегодня на церемониальный ночной ужин. Ровно через два часа. Прошу подготовиться и прошу вас, очень прошу, наденьте ваш парадный мундир и все ордена и награды. Вы будете первым. Но я надеюсь, что за вами последует Земля!
Он торжественно пожал руку Марксу и удалился, твердо ставя ноги, как будто шел по плацу перед армией своих предков и потомков. Гордо шел. Прямо.
...
Маркса пять минут продержали перед закрытыми дверями обеденного зала. Он не нервничал. Дипломат должен быть готов к любым обрядам. Ожидание - это тоже часть обряда. Чем выше честь, тем дольше ожидание.
Он хмыкнул про себя. Надо бы записать где-то. Придумал же вот такую фразу... Но тут дверь открылась.
В полутемном зале вокруг стола разместились только сам барон, его жена, старший сын, и... Внучка, да? Это, кажется, его внучка? Она была серьезна и смотрела прямо на стол. А на столе не было ничего. Ни скатертей, ни серебряной и золотой посуды, ни хрустальных графинов с прекрасными местными винами. Не было и огромных блюд, наполненных салатами и целиком выложенными овощами и фруктами. Ни-че-го. Только подсвечник с двенадцатью свечами. Дюжина - счастливое число и на Земле, и здесь.
Барон указал Марксу его место - прямо перед ним, через стол. Он и его семейство стояли, стоял у своего стула с высокой резной черной от времени спинкой и Маркс. Ожидание затягивалось.
"Может быть, они ждут какого-то действия от меня?"- подумал Маркс.
Но барон и баронесса и молодой баронет даже не смотрели на него, только молоденькая внучка изредка стреляла глазками, а потом снова опускала их перед собой, на пустой стол.
Дон-н-н...
Тяжелый удар гонга, казалось, сотряс стены и перевернул все внутренности Маркса.
В установившейся тишине сел барон. Через секунду села баронесса. Еще через секунду - баронет.
"Все понятно,"- подумал Маркс. - "По старшинству, подчеркивая очередность". Значит, его очередь, как гостя - последняя. Но внучка барона не садилась, продолжая кидать на него взгляды. Что такое? Он - главнее родни?
Маркс осторожно шагнул вперед и плотно сел на стул. Через секунду сидели все. Еще минута молчания. Новый удар гонга.
Медленно со скрипом отворилась дверь. Вроде, раньше она не скрипела? Из темного коридора по одному стали входить слуги в черном, разнося блюда ужинающим. Простые коричневые глиняные блюда, даже не фарфоровые. Простые стальные приборы - никакого серебра и золота. Но зато на блюдах на огромных листа салата - господи, опять зелень, подумал, было, Маркс - лежали пышущие жаром, ароматные, стреляющие жиром толстые ломти мяса.
Барон с улыбкой смотрел на счастливое лицо Маркса. Потом указал взглядом на него своим родным, и все тоже стали улыбаться. Радостно улыбаться, без ужимок и дипломатических вывертов. Просто радоваться за человека.
- Я уж думал, - поднял глаза Маркс, - что у вас нет мяса. Совсем нет.
- Да кто бы вас пустил в такое баронство, где совсем нет мяса? Что вы, дружище Маркс! Мы - крепкое баронство. Мяса у нас много. И для себя. И для почетных гостей, которые могут стать нашими родственниками. Ирма, как он тебе?
- Симпатичный, - прошептала, покраснев внучка.
Ирма, значит. Маркс присмотрелся к девчонке. Лет семнадцать, наверное. Не красавица, конечно, но кровь баронская видна. Аристократка.
- А что это?
- В смысле?
- Ну, из кого? - Маркс показал на стоящее перед ним блюдо.
- А, в этом смысле. А у вас там что едят? На вашей Земле?
- Ну, говядину, свинину там, баранину еще...
- Фу, какие гадости он говорит, дедушка.
- Ну, правда, дружище Маркс... Вы бы при женщинах хоть... Ну, некрасиво это.
- Но тогда это...
- Конечно же, конечно, дружище Маркс! Вот мы и подошли к главному, к настоящей преемственности! Вы там, на Земле, дошли до такого дикого состояния, что едите грязных вонючих животных, уподобляясь им самим и тому, что поедают они. Не зря же даже в старинной Библии был запрет на свинину, помните? Мы пошли дальше. Наши люди не едят животных. Совсем.
- Как? А это?
- Это - венец божьего творения. Это - подобие бога на земле. Это - преемственность поколений на генном уровне. Это - чистейшая кровь аристократов за многие века. Это... Да что там... Знакомьтесь. Дедушка, это Маркс. Он теперь наш. Маркс - это дедушка. Ну, приступим? Да что с вами, дружище Маркс?
***
- Приезжий Маркс! К ужину вас зовут, разговоры разговаривать.
Маркс оторвался от записной книжки, куда частично наговаривал, а частично писал впечатления от последних встреч с "туземцами". Он так и писал "туземцы", а за ним по его отчетам так стали называть местных жителей и на станции. Конечно, по всем признакам, по всем анализам, которые удалось сделать, это были далекие родственники прилетевших исследователей. И уж никакие они не туземцы. Не было на этой планете гуманоидов. Никаких следов. А сами "туземцы" жили малыми общинами в наиболее плодородных областях теплой планеты.
Маркс и его коллеги были уже второй экспедицией. Первая собрала образцы, дала название планете и быстро ретировалась, обнаружив разумную жизнь. Все по Кодексу - с инопланетниками общаться положено только специалистам. Только ксеноисторикам и ксенобиологам.
На удивление их прилет встретили здесь совершенно спокойно, как само собой разумеющееся дело. Отсюда и пошли расспросы Маркса о прошлом этой земли, и в дальнейшем его вывод о родстве землян и такой редкой неземной цивилизации.
Цивилизации? Маркс с кряхтением распрямил спину, сделал несколько приседаний, нагнулся пару раз. Тяжело все же без привычки - на корточках весь день.
По "поселку", как он называл поселение, Маркса никто не сопровождал. Это тоже было странным. Он хорошо помнил последнюю свою экспедицию, после которой долго лечился. Целый год его не допускали к работе. Тогда, теперь-то он мог спокойно вспоминать это, каждого из них всегда сопровождала целая свита. И развитие той цивилизации было куда как выше...
Он подошел к циновке, загораживающей вход в длинный общий дом, кашлянул при входе.
Циновка отлетела в сторону:
- Маркс, дружище! - улыбался сын местного "вождя" (и это слово исследователь всегда писал в кавычках, так и не поняв до конца, как следует называть того, кому, казалось, все здесь подчинялись). - Заходи, мы не начинали без тебя!
При первом знакомстве они потребовали его полное имя и фамилию, допытывались об отчестве, потом долго обсуждали, как обращаться к гостю, наконец, спросили - не будет ли он обижаться на Маркса? Нет? Очень хорошо. И теперь он в этом "поселке" просто Маркс.
Пригнувшись, оказывая уважение очагу и присутствующим, Маркс шагнул в полусумрак длинного дома. Дом действительно был длинным - метров двадцать, не меньше. Что-то подобное было у северных племен на Земле. Но на Земле так строили из-за суровости климата, из-за зимних холодов, закапываясь в почву по самую крышу. А тут всегда тепло, и дом стоит, обдуваемый всеми ветрами. В нем прохладно, потому что есть чердачное пространство, отделяющее крышу от потолка. И еще, потому что вход и выход - напротив друг друга. Циновки покачиваются от легкого сквознячка. Дым из очага быстро рассеивается, а вот запахи пищи почему-то остаются. В животе сразу громко заурчало.
Маркс засмущался, но его встретили смехом и криками. Никто не поднимался с циновок, лежащих на полу, но все улыбались ему, махали руками, кто-то кланялся, чуть не до земли доставая лбом, а "вождь" радушно показывал на место рядом с собой.
- Здравствуй, Маркс!
- Здравствуй, Илич!
Люди здесь здоровались при каждой встрече. Маркс уже выяснил, что это не просто привычное приветствие, а настоящее пожелание здоровья. И если говорят при прощании "до свидания", значит, новая встреча обязательно состоится. А если желают удачи, то совершенно искренне. Здесь, подумал Маркс, просто нельзя не быть удачливым и здоровым.
Он прошел к месту рядом с "вождем", начал устраиваться, тщательно сворачивая ноги кольцом, но сосед, весело рассмеявшись, дернул Маркса за ногу, которая тут же провалилась под циновку.
Маркс попытался вскочить, холодок опасности пробежал между лопатками - ведь так и знал он, что не может быть все слишком просто и хорошо! Рука метнулась к поясу, к тревожной кнопке.
Но сзади подскочили два молодых и здоровых парня, подхватили под локти, приподняли, подержали на весу, как бы показывая всем, а потом бережно опустили в яму.
Вернее, в яму возле циновки с едой опустились только ноги Маркса, а сам он рухнул на краю, как будто на стул, стараясь утихомирить взбесившееся сердце и не показать страха.
- Вот! - кричал ему весело в ухо сын "вождя". - Это я придумал! Тебе вчера было трудно, я видел! Вот!
- Ну, что скажешь? - прищурился сбоку "вождь".
- Спасибо.
- На бога надейся, да сам не плошай, - непонятно к чему наставительно сказал сидящий справа старик (вот как его назвать - не "шаман" же?).
И начался ужин. За едой не разговаривали. Еда была проста и вкусна. Жареное на огне мясо, чуть подсоленное (вот еще секрет - откуда у них соль?), местные овощи наподобие огурцов или маленьких кабачков - вот и вся еда. Зато ее было много и хватало всем, так что не надо было обращаться к кому-нибудь, чтобы дотянуться до другого края циновки. Везде все было одинаковым. Запивали фруктовым соком. Мягкий вкус, наподобие абрикосов, красивый солнечный цвет.
Маркс был доволен таким ужином. Тем более, о мясе заранее расспросил, еще в первый раз.
- А что, хлеб вы не печете? - спросил он в разгар веселья.
Все-таки климат тут был очень благоприятным для земледелия. И земля плодородная.
- Хлеб будет завтра. Соседи привезут хлеб. А мы им дадим наших овощей.
Эта информация была новой. Значит, у них есть разделение труда? Как это возможно в глубокой первобытности этого общества?
- Но вы же тоже можете выращивать какое-нибудь зерно?
- Мы не можем. У нас - овощи, - серьезно и строго сказал "вождь".
- А мясо?
- Мясо можно всем. Но только для себя, не на обмен.
Интересно и странно. То есть, продукты земледелия обмениваются, а скотоводство - как подсобное хозяйство?
Маркс уточнил:
- А инструменты?
- Это за рекой. Там кузнецы живут. Мы заказ делаем - они исполняют.
- А если не исполнят?
- Как это? - "вождь" даже перестал жевать. - А на что они тогда нужны?
Справа раздался спокойный голос "хранителя памяти":
- Когда есть разделение труда - есть связь между людьми. Мы все - как драгоценные камни в ожерелье богов. Одни делают хлеб, другие выращивают овощи, третьи куют, четвертые ткут, пятые шьют. И никогда не будет у нас такого, чтобы пироги пек сапожник, а сапоги тачал пирожник. Никогда. Хватит такого.
Маркс с открытым ртом переваривал услышанное. Они знают наши поговорки, они знают, что такое разделение труда... Ай-яй-яй... Кажется, кто-то крупно ошибся в оценке уровня развития этой цивилизации...
- А войны? - осторожно спросил он. - Войны у вас бывают?
- Взрослый человек, а такую чушь несешь... Какие войны? За что?
- Но из нашей истории...
- Ваша история - нам не пример. Вот у вас, к примеру, электричество есть. А у нас нет. Но не потому, что мы его не знаем, а потому что не нужно оно нам.
- Как не нужно?
- А вот так. Днем светло. Ночью темно. Летом жарко. Зимой прохладно. Зачем нам здесь электричество?
Маркс подумал немного.
- Ну, для автоматизации... Инструментов больше делать...
- А зачем нам больше инструментов? - неподдельно удивился "вождь". - Мы заказали плуг, две бороны взамен старых, пять ножей. Зачем нам - больше?
- Ну, ладно, не надо больше инструментов... А холодильник, чтобы продукты хранились?
- Чего их хранить? Их есть надо, пока свежие. А если не свежие - свиньям отдавать. Зачем есть не свежее?
Маркс сидел, пытаясь как-то сформулировать, доказать, что электричество - полезно. Но тут справа опять вмешался "хранитель памяти":
- Я знаю, что у вас аварии были с электричеством связанные. Машины взрывались, люди погибали - так это?
Все притихли, вслушиваясь.
- Да, было, но защита улучшается..., - начал, было, Маркс.
- Вот. Было. И всегда будет. А у нас - ни один человек не умер от электричества или за электричество. Понятно?
- Не понятно, - помотал головой Маркс.
- Что тебе не понятно, приезжий?
- История всегда развивается по спирали. И то, что было в одном месте, почти так же повторится и в другом. Так нас учили.
- А кто сказал тебе, что мы должны повторять ваши или чьи-то еще ошибки? Не думал ли ты, что это вы идете за нами, а не мы - за вами?
- Как это? - и тут Маркс замолк, обдумывая внезапную мысль.
- А вот так. Это вы прилетели к нам. Мы ждали этого. Сотни лет ждали. Не мы - к вам, а вы - к нам. Это мы, выходит, нужны вам. Наш опыт, а не наоборот. У нас нет оружия - оно просто не нужно нам. У нас нет самолетов - потому что они нам просто не нужны. Планета большая и теплая. Земля плодородная. Нам хватает той еды, которая производится без больших трудозатрат.
- Но - государство! Но как поддерживать закон без полиции? А как полиция без оружия?
- Нет у нас никакого государства. Мы все свободные люди, и никто никому не подчиняется. Мы все равны.
- Но вот же, - указал пальцем (ой, как некультурно - взвыло подсознание). - Вот же - он разве не главный?
"Вождь" хохотнул, стукнув в восторге руками по своим коленям.
- Он здесь вроде диспетчера. А я, получается, вроде учителя. А вон парни вроде охотники. А завтра они пойдут с обозом и будут вроде обозниками. а я пойду на огород и стану вроде огородником. А он, - указал "хранитель знаний" на "вождя". - Он пойдет с тобой, и будет учить тебя жить. И будет вроде учителем. Ну, понятно?
Маркс потряс головой.
- А как же прогресс?
- Что ты понимаешь под прогрессом, приезжий? Грязь, вонь, войны, нищету, воровство, деньги, - он так выговорил "деньги", как будто его тошнило от одного слова. - Это ты называешь прогрессом?
- Но... Вам же будет легче жить! - повторился Маркс.
- А нам не тяжело, - захохотал, приобняв его сзади сын "вождя". - Оставайся с нами, Маркс! У нас хорошо. Завтра будет хлеб. А потом пойдем обозом к кузнецам. А потом в другую сторону пойдем - к ткачам. А потом найдем тебе девушку. Ты умный. Ты нам годишься...
- Но ведь не бывает так... Не бывает. Равенства - не бывает!
- А вот тут ты ошибаешься, приезжий со странным именем. Равенство есть. Мы все - люди. И именно этим мы равны друг другу.
- А если кто-то сильней и больше овощей вырастит?
- Молодец! Хороший человек!
- Но он же станет богаче?
- Маркс, Маркс... Что такое "богаче"? - смеялся "вождь". - Человеку не надо больше того, что ему надо. Сколько тебе надо рубашек? Пять, десять? Их сделают. Сколько ты сможешь съесть мяса? Зачем тебе больше? Куда ты денешь лишнее? И пять ножей за одним поясом не унесешь...
- А украшения? А искусство? А культура? А...
- У нас есть все. И культура. И украшения. Если ты пишешь книгу, то тебя будут кормить. Целый год тебя будут кормить. Но если твоя книга не понравится никому и за нее потом ничего не выручить, не обменять ни на что, то тебе придется уйти. Нет, нет - ты не думай! Никто никого не гонит, не бьет. Человек сам уйдет, потому что отношение к нему будет другое. Понимаешь?
- Вы коммунисты? - спросил Маркс, пытаясь как-то систематизировать, уложить в голове то, что услышал.
- Плохо вас готовят в ваших академиях, - сурово ответил "хранитель знаний". - Мы - анархисты. Самые настоящие, природные.
***
- Главная площадь нашей столицы называется Зеленая. Потому что она самая красивая.
- А у нас была Красная...
- Разве же красный цвет лучше зеленого? Красный - он агрессивный. Он цвет боли, цвет огня и крови. Красный - цвет войны. А вон, погляди на лес, на траву... Зеленый - он жизненный, он нежный, он мягкий, он приятный, он "вкусный", даже на цвет. И наша площадь такая красивая, что иначе, чем Зеленой, мы никогда и не думали ее назвать.
Ксеноисторик Маркс, совершающий первую прогулку по планете, кивал головой, мол, понял, потом снова вздергивал голову, получив дружный крик в наушник, и старался смотреть только прямо перед собой. На орбите планеты геостационарным спутником висел звездолет, и почти все, кто не был задействован в текущих работах, смотрели сейчас в том же направлении, что и он. В отсталых цивилизациях статус лица определяется его богатством. Поэтому камеру традиционно спрятали в огромный изумруд, прикрепленный к золотому обручу. Теперь понятно, почему с таким одобрением местные отнеслись к этой детали на лбу Маркса: у них здесь самый лучший цвет - зеленый.
- А? Вы что-то говорили сейчас..., - он опять отвлекся.
- Задумались, гость? Сейчас мы вас покормим, а потом будем катать по столице и окрестностям, как вы и заказывали. Посмотрите, что у нас здесь и как.
На обед подавали множество блюд, вполне схожих с земными. Даже внешний вид был схож. И мясо пахло именно мясом.
- Говядина? - специально переспросил Маркс, подозрительно косясь на большую отбивную с крупно порезанной зеленью.
- Яловичина, она самая. Телятина - она уж больно суховата бывает. А так - ничего. А что? У вас какие-то обычаи? Запрещено?
- Нет-нет. Как раз такое мясо у нас едят с удовольствием. Правда, не во всех странах...
- Это очень интересно, - переглядывались окружающие, радушно подкладывая ему новые и новые куски. - Не поделитесь с нами знаниями?
- Ну, вот, из опыта, из истории... Свинину у нас не везде употребляют.
- Это почему же? Священное животное? Но как же такое может быть?
- Нет-нет. Просто такой религиозный запрет. Как считается, пришедший из тех давних веков, когда человек еще мог есть человека..., - его стало чуть подташнивать на последних словах.
Маркс поморщился, сглотнул. Но точно такое же брезгливое выражение он уловил и на лицах окружающих его людей. Нормальные люди, понял он. Не страшные.
- А что же они тогда едят? Если свинину не могут?
- То, что не похоже на человечину. Не такое светлое, не такое "сладкое". Вот, говядину, ну и еще бывает, конину.
- Конину? Как это может быть?
Чуть ли не такое же выражение лиц, как о человечине. Маркс поскорее перевел разговор на напитки, удивляясь хмельному жидкому кефиру, пузырьками стучащему в нос, как шампанское.
После обеда, длящегося два часа - он проверил по корабельному времени - Маркса повели "кататься", как выразился какой-то вельможа с золотой цепью на груди. Местная "табель о рангах" еще не была изучена, и невозможно еще было определить сразу, какой из встречающих - начальник, а какой - просто сопровождает.
На улице у крыльца ждал экипаж.
Маркс как-то сразу протрезвел: не издевка ли? Не проверка ли какая-то? В высокую карету с закрытым первым этажом и открытой платформой на втором, куда вела узкая лесенка, были запряжены парой два огромных вола, сцепленных ярмом с толстой, чуть не в руку, единственной оглоблей. Маркс оглянулся - никто не смеется, вроде. Сверху, из штаба, говорили, что активности не отмечено - похоже, для них это рутинное мероприятие. То есть, не новое, не специально для него, не с целью пошутить и посмеяться. Он вздохнул и полез наверх. Сверху видно будет все.
Сопровождающие лица уселись напротив, щелкнул бич, волы дернули и пошли мерно и неторопливо под размеренный монолог "экскурсовода". Все стандартно: поглядите налево, поглядите направо, а сейчас будет очень красиво, а вот тут мы приостановимся, а здесь вот была граница города раньше, а на этой площади казнили известного бунтовщика и чернокнижника...
- Если есть вопросы, вы спрашивайте, спрашивайте!
- Кхм... Скажите, а лошади на вашей планете есть?
- Какой правильный вопрос! Вы прямо предугадали следующий мой рассказ! У нас есть лошади! Они свободны и красивы. Они пасутся, где им хочется, и раз в год их кормят на улицах города. Тогда они приходят, тут становится просто тесно, а все жители несут им сладости и фрукты. Лошади у нас - священны! Если бы не они... Легенды говорят о том, что первый основатель города спасся от врагов именно с помощью лошадей. С тех пор они свободны по его завещанию. И знаете, он был совершенно прав. В последней войне, когда враг использовал конницу - это варварское изобретение дикарей, наша вольница на боевых волах разбила в пух и прах их пехоту, подавила обозы, и этой коннице пришлось просто бежать обратно. Вот убегать у них получилось. Нет, основатель нашего города и нашего государства был умнейший человек!
***
Марксу снился профессиональный сон о новых поездках и новых городах.
Его водили по чистым узким улочкам старого города, где через каменные высокие заборы перевешивались кисти винограда. Его водили по широким проспектам города нового - города офисов и делового народа. Вокруг ходили, распространяя приятные запахи, красиво одетые мужчины и шикарно выглядящие женщины. Автомобили почти бесшумно скользили по гладкой поверхности улиц.
Пахло сиренью. Или все-таки черемухой? Маркс всегда путал, что из них и когда цветет. Сейчас могло быть как одно, так и другое. Когда они вышли к реке, он обратил внимание на берега, поросшие яркой зеленой травой, на прозрачную чистую воду, к середине становящуюся не синей, как в море, а серой, как стальной клинок. Слева по высокому мосту электровоз медленно тащил длинную вереницу вагонов и цистерн. Под мостом заросшая травой и ярко-желтыми цветками будущих пушистых одуванчиков насыпь указывала, где такой мост был раньше. Он был ближе к городу. И гораздо ниже. Теперь железнодорожная насыпь отгораживала часть пространства, как настоящая горная цепь. И мост был метров сто в высоту. Или даже больше.
Они сели на расстеленную джинсовую куртку - он еще подметил этот контраст светло-голубой изнанки и ярко-зеленой травы - и Мария продолжила рассказ о городе. Город ему определенно нравился. Как и сама Маша - так с самого начала он договорился ее называть, хотя она очень удивилась такому предложению. Удивилась, но возражать не стала. Потому что он гость, а гость - это святое. Все - для гостя. Вот и она была - для гостя. Ему прикрепили экскурсовода и личного помощника. Богатый город мог себе это позволить.
Марии тоже нравился город.
Хотя, где вы видели жителя города, упорно утверждающего, что жить тут нельзя, что все плохо, а будет еще хуже? Ведь такому так просто сказать: не нравится тут жить - уезжай. Уезжай далеко-далеко от этого места. Улетай на другую планету. И будь, наконец, счастлив!
Маркс чувствовал, что вот тут, в этом городе, мог быть счастлив и он. Снять какое-нибудь дешевое жилье под самой крышей, в мансарде, в старом городе, с косым окном в небо. Работать не в командировках, наездами, а постоянно - им же нужны его услуги? И на Земле, наверное, тоже не стали бы возражать.
Ходить вечерами в маленькие кафе. По пятницам сидеть с коллегами в местных пивных. Смотреть в спортбарах футбол, болея теперь уже за местных. Радоваться смене сезонов. Встречаться... Вот, хоть даже и с Машей встречаться. Она прекрасная девушка. Она любит свой город. И глаза у нее такие - солнечные. Не желтые, как у хищника, а именно солнечные. Такие, что чувствуешь тепло, когда она смотрит на тебя.
Странно. Ничего там нет. И ни одной тропинки, ни одного следа в яркой свежей траве. Разве так может быть? Ведь наверняка там, за насыпью, детям играть гораздо интереснее, чем во дворах, окруженных многоэтажными корпусами. Разве туда они не бегают?
- Нет, туда не ходят, - удивляясь его непонятливости, сказала Маша. - Там же нет ничего. Зачем туда ходить?
- А давайте, сходим? - вскочил с места Маркс. - Просто попутешествуем! Вы ведь тоже там не были?
Маша помялась, но прямых запретов, видимо, не было. И они пошли через зеленый луг туда, к желтым цветкам одуванчиков, к поднимающейся все выше насыпи. Получалось, как в море. Сначала небольшая волна, а за ней - огромная. Тут старая насыпь, невысокая. За ней - опять зелень. Нетронутая, кстати. Ни следов, ни тропок - не ходят тут, потому что некому и просто незачем. Но это же как раз и интересно!
Оскальзываясь на сочной зелени, Маркс лез вверх и тянул за руку Машу, помогая ей преодолеть последнее препятствие.
- Вы подумайте, - говорил он на ходу. - Как здорово будет выглядеть город отсюда, с такой высоты.
Говорил и сам удивлялся: а почему же местные не додумались до такого? Неужели детский запрет подходить к железной дороге оставался императивом и для взрослых?
- Ну, вот. Добрались, - выдохнул он, наконец.
И замер, осматриваясь. А рядом тихо ойкнула Маша.
Город не заканчивался на зеленом лугу перед железнодорожной насыпью. Он продолжался дальше. Вернее, если смотреть сверху, было как бы два города, разделенных прямой, как по линейке, стеной насыпи и зеленью луга.
- Это что? - удивился Маркс.
- Не знаю, - так же удивленно ответила Маша. - Тут никогда ничего не было.
Ну как же - не было. Вон старые дома. Вон новые - длинные и высокие, парусом выгибающиеся навстречу солнцу и отражающие его сотнями окон. Это город. И это вот город. Это, что, разные города?
- Надо посмотреть, - сказал Маркс.
- Не надо, - сказала Маша.
Но он уже скатывался вниз, скользя по траве, чуть согнув ноги, как на лыжах. И она начала спускаться следом. Потихоньку, медленно, боком, упираясь каблуками в мягкую землю. Все-таки она была прикреплена к нему.
По эту сторону трава внизу уже желтела. Воздух пах железной окалиной, резиновой гарью и чем-то медицинским, вроде эфира. В горле першило, все время хотелось откашляться.
- А тут, похоже, осень? - удивился Маркс.
- Нам нельзя сюда...
- Есть какой-то запрет?
Запрета не было, и Маркс двинулся вперед, к окраине, так похожей на то, что осталось сзади. Похожей и одновременно непохожей. Земля под ногами была рыжей и глинистой. Трава заканчивалась сразу под насыпью. Первые дома были одноэтажными, похожими на старые почерневшие от времени бараки. За ними поднимались блочные серые пятиэтажки, а дальше виднелись уже и высотные здания. Только не голубых оттенков отмытого стекла, а ржаво-серые, какие-то мутные. Или это сам воздух тут был таким серым?
Маркс сплюнул набежавшую кислую слюну.
- Мы все еще в городе или это что-то другое?
Маша промолчала. Она явно была не в настроении рассказывать об этом месте. Но вдруг на ее лице расцвела улыбка:
- Ой, какая прелесть!
На дощатом столе перед крыльцом одного барака были расставлены цветные игрушки. Очень странные игрушки. Не люди, не животные - что-то среднее. Но очень яркое. Вот вроде насекомое с длинными усиками, но с огромными человеческими синими глазами. А вот человек, но с головой жабы. Стоит на корточках, сейчас прыгнет.
Маша брала игрушки, рассматривала вблизи, снова ставила на стол, хватала другую...
Вдруг маленькая рука выхватила у нее очередную игрушку, и девочка лет семи в потертом и простиранном до потери цвета байковом платьице начала расставлять фигурки в каком-то ей одной известном порядке, сердито ворча что-то себе под нос.
- Ой, - сказала Маша. - Я что-то сломала, да? Ты так играешь?
Девочка как будто не замечала ее. Она бормотала, передвигала фигурки, а на Маркса со спутницей в упор смотрели другие дети, постарше.
- Привет, - сказал весело Маркс.
Никто ему не ответил.
- Вы тут играете, да? - пареньки лет по десять переглянулись и уже начали отворачиваться. Непрошенные гости им были совершенно не интересны.
- Небось, за футбол болеете? А сами играете?
И чего ему этот футбол в голову влез? Наверное, в связи с теми мыслями о просмотрах пятничных, что ли. Или из опыта, что массовые зрелища привлекают тех, кто старше? Так просто сказал, а пареньки вдруг оглянулись заинтересованно. Один, рыжий и конопатый, даже ответил:
- Привет.
- А-а-а..., - начал догадываться Маркс. - У вас тут по годам разделение, да? Вы в игрушки уже не играете? Это как отряды такие, да? Вроде как кланы?
Он встречался с таким резким разделением по возрасту, но в менее развитом обществе. Там взрослый - это охотник и добытчик, а дети толькоиграют и мешаются под ногами..
- Кланы? Да, так. А в игрушки - это же маленькие только. Вы тут играли - мы и подумали...
- О чем вы? - дернула Маркса за рукав Мария. - Что за кланы?
- Это вы должны были мне рассказать. А не я сам - догадываться, - огрызнулся он, протягивая руку для пожатия.
- Зови меня - Маркс.
Мальчик посмотрел на его руку, оглянулся на свою компанию, потом тоже протянул ладошку:
- Петер.
- Ну, вот мы и знакомы. А скажи мне, друг Петер, где тут у вас станция метро?
- В нашем городе нет метро. Обещали начать строить, но так и не собрались.
- А гостиницы есть?
- Это в самом центре, наверное. Мы туда не ходим. Там другие кланы - взрослые. Они работают.
- А мы - взрослые?
Петер оглядел обоих, поморщился:
- Не знаю. Ведете себя, как маленькие. Вон, даже Светка вас играть не взяла.
- Вот так, - обернулся Маркс к сопровождающему лицу и экскурсоводу в одном лице. - Мы - не понять, что. Стоит ли нам идти дальше?
Маша только замотала головой. Ей было страшно. И еще чуть-чуть тошнило. То ли от страха, то ли от этого воздуха и этих запахов, к которым никак нельзя было привыкнуть.
- Ну, мы пойдем тогда...
- Куда? - удивился Петер. - Сейчас же поезд пойдет. Поезд длинный. Это долго. А потом за вами придут.
Маркс дернул Машу за руку и побежал к насыпи. По глине было бежать гораздо труднее, чем по траве. Жирная рыжая грязь поднималась по ботинкам, как живая. Лезла брюкам до самого колена. Ноги еле поднимались, шлепая глиняными колодами. Мария отставала.
- Давай, давай! - крикнул ей Маркс и стал "давать" сам.
Он уже карабкался вверх, цепляясь за землю и чуть ли не срывая ногти, когда послышался гудок. Из последних сил, разрывая рот и легкие кислым противным воздухом, надрывая ноги, как на соревнованиях, он рванулся вверх, потом вперед, и перевалился на ту сторону прямо перед непрерывно гудящим электровозом.
Вниз по зеленой траве он скатился в узкую расщелину между двумя насыпями и долго лежал там, вдыхая чистый воздух "этой стороны". Он как-то сразу почувствовал - это правильная сторона. Тут была поздняя весна. Трава была яркая и сочная. Между насыпями стояли лужи, и можно было отмыть кроссовки и попытаться почистить брюки. А в ста метрах впереди начинался город, поднимаясь в чистое голубое небо отблескивающими синим высокими башнями небоскребов.
Маркс долго смотрел на медленно идущий мимо бесконечный состав из товарных вагонов и цистерн. Не дождавшись конца поезда, устало пошел через луг. Не оглядываясь, зашел за дома. Нашел ближайшую станцию метро, доехал до нужной, не обращая внимания на взгляды попутчиков, напился виски из мини-бара в своем номере, и долго спал, дергаясь и поскуливая во сне.
Утром его разбудил звонок снизу. Его ждала прикрепленная сопровождающая и экскурсовод по совместительству. Красивая девушка с большими карими глазами. Ее звали Мария, и она была готова показать ему все-все в своем любимом городе.
В этот раз Маркс показал направление - направо. Туда, Не туда, а именно туда. И они гуляли до ночи по узким улочкам умытого дождем старого города, потом по шумным площадям города нового, где красивые чисто одетые люди встречались под разноцветными зонтиками вынесенных на улицу кафе.
Стояла поздняя весна - лучшее время для прогулок.
Маркс думал, что смог бы жить в этом городе.
...
Утром, вспоминая странный сон, он очумело качал головой: откуда такое? Что за мысли? Какие книги, или какая реальность вызвала такой сон?
***
Ксеноисторика Маркса снова целыми днями водили по незнакомому городу. Красивая, молодая, спортивного вида девушка, "прикрепленная" к гостю, готова была показать все, что ему могло быть интересно. Нет, имя ее было не Мария. Тут были странные имена, похожие на какие-то непонятные сокращения: Минит Ман, Орг Корп, Пар Лит... У девушек просто добавлялась буква "а" в имени. Получалось: Лита Гросс, Мира Сталь, Мона Конг... Непонятно, но при этом как-то знакомо, что ли. Что-то такое, на уровне подсознания. Где-то уже было такое? Или читали им на курсе?
Его собственное имя им понравилось. Когда Маркс официально представлялся местному Совету, заметил, как переглянулись и качнули одобрительно головами встречавшие его
Они называли свою планету просто "Земля". Себя называли так же просто "народом". Континенты называли континентами, острова - островами, архипелаги - архипелагами, океан - океаном. Язык тут, казалось, ничуть не изменился за все годы, которые их общество было оторвано от нас.