"Мальчиком Колей" его называла мама, смеясь, что он слишком красивый, весь в нее, и приходится, мол, уточнять поэтому, что он именно мальчик, а не девочка. Коля обижался, начинал топать ногами, кричать, а мама - смеялась.
Он и сейчас был обижен. Обижен и устал. Мамы давно не было, как не было и папы. Они так и не нашли своего мальчика Колю. А может, и не искали даже? Они же ругали его, когда он баловался...
Он подумал так немного, медленно двигаясь, и чуть не заплакал. Но потом решил, что плакать не надо, потому что он - мальчик, а не девочка. А мальчики - это будущие мужчины. А мужчины, говорил папа, не плачут.
И страшно ему давно уже не было.
Страшно до крика было только в самом начале. А теперь все стало привычно. Только вот постоянно холодно. Весна, весна, говорила мама и показывала в окно, как начинают расцветать вишни в саду. А какая весна, если в пальто - и все равно холодно? Это просто зима какая-то настоящая. Только без белого снега.
Мальчик Коля подумал, что со снегом было бы лучше. Чище.
Он еле шел, опустив голову и смотря под ноги. Смотреть вокруг было совершенно не интересно. Это он так себе придумал - не интересно. С самого начала почти, как только он бросил свой дом и пошел по дороге, он решил, что это все просто не интересно.
Вернее, он не бросил дом, а можно сказать, дом сам бросил его. В том доме жить было уже нельзя. Мальчик Коля целый день сидел снаружи под единственной оставшейся стеной. Там не так дуло с моря, а когда редко-редко проглядывало солнце, даже казалось тепло. Но потом снова начинало трясти. Особенно когда мальчик Коля смотрел по сторонам.
Там все было грязное - серое, черное и коричневое. И немного еще красное сначала. Какие-то деревяшки поломанные, очень много разной бумаги, на которой уже ничего не прочитать. Про "прочитать" это мальчик Коля просто так подумал. Его уже учили, но он пока мог только по слогам. Или если есть картинки. И чтобы буквы были большие.
Еще валялись тряпки. Тряпок было очень много. Они были мокрые и грязные. Тусклые, как мамина половая тряпка в ведре под раковиной. И так же противно пахнущие. Даже сильнее.
Мальчик Коля сморщился и чуть не заплакал. Потому что домашняя половая тряпка пахла теплом и домом. А эти тряпки, свернувшиеся в поле в какие-то комки и противные клубки, пахли холодом и болезнью. Так не должно пахнуть на курортном морском побережье, где все отдыхают летом.
И еще эти тряпки были слишком похожи на людей.
Нет, это не интересно. Скучно и совсем не интересно.
Он опускал голову еще ниже, горбился, смотрел только под ноги, чтобы случайно не наступить на что-нибудь нехорошее. Он не знал, на что. И он даже не хотел знать, какое такое нехорошее может оказаться под ногами. Он просто смотрел вниз и аккуратно выбирал путь между кучами мусора, размытыми бумагами, вонючими тряпками. Между всем тем, что принесло внезапно поднявшееся море.
Мальчик Коля очень устал.
Он иногда плакал от боли, холода и голода. Вчера тоже плакал. И если бы было тепло, он лег бы возле того кустика и лежал так, пока его сами не найдут. Но было сыро и холодно, поэтому он медленно шел по дороге. А под тем кустиком он бы не лег. Там был мусор и грязь и тряпки. И пахло от того кустика.
У него все время болела голова. А еще он ударился, когда это началось. И теперь у него распухла и болела одна рука.
Мальчик Коля подумал, что это хорошо, что он как раз гулял. Потому что, если бы он не гулял, то сейчас бы не смог надеть пальто. Потому что очень сильно болела рука. А без пальто он бы давно замерз.
Папа рассказывал, что когда замерзаешь, сначала бывает даже больно, а потом вдруг становится тепло. Мальчику Коле было холодно и больно. Значит, он еще не совсем замерзал.
Папа работал в институте. Институт был тут же, совсем рядом с их поселком. Папа был биолог.
А мама была не биолог. Она была учитель. Она учила Колю читать. Писать она тоже учила, но пока большие разлапистые буквы получались у него почему-то похожими на пауков. Папа смеялся и говорил, что настоящему ученому хороший почерк не нужен.
Мальчик Коля вздохнул и тихо-тихо заскулил от боли и от холода. И еще от обиды. Потому что никто не помогал ему, а он же еще маленький! А тихо, потому что громко - страшно. Такая тишина стояла над дорогой, что когда свистел ветер, казалось, что раздается странная музыка. А если сказать громко хоть слово - все-все услышат.
Коля не знал, кто такие все-все. Он просто шел по пустому тихому плоскому пространству, усеянному крупным и мелким мусором, битым стеклом, мокрыми тряпками. Все было серо и тускло. Все было холодно и очень скучно.
Он поднял лицо вверх, шмыгая носом, посмотрел на небо.
Низкие черные тучи не обещали солнца. И прекращения мелкого холодного дождя - тоже.
Мальчик Коля подумал, что дождь - это хорошо, потому что не будет пожара. Дома же никто не остался, и никто не следит за газом в печке. А когда дождь - все мокрое. И пожара не будет.
Он опять вздохнул, вытер мокрым рукавом нос, засунул руки во влажные холодные карманы, сгорбился, скрючился весь, и сделал еще два шага вперед.
Что-то толкнуло его в грудь, опрокидывая на спину. Мелькнули вверху черные тучи, несущиеся куда-то. Потом прямо возле носа оказалась грязная вонючая тряпка. А потом мальчик Коля умер.
...
- Куда стрелял? - хмуро спросил, проснувшись, человек в камуфляже, вылезая из спального мешка под полупрозрачным навесом.
- Да вон, ползло там что-то.
- Ну-ка, ну-ка... Ориентир скажи.
- Правая обочина дороги, пятьсот метров, серое пятно.
Пауза длилась и длилась.
- Ну, что, молодец. Объявляю, значит, благодарность от лица командования. Подстрелил. Иди теперь, отдыхай. Я покараулю.
- Есть! - козырнул первый.
У них была палатка с надувным полом, зимние спальные мешки, спиртовки, на которых они разогревали еду и варили кофе. До смены с поста на линии карантина оставалось еще восемь часов.