В институтской жизни тоже не давала мне покоя моя натура общественника. Был старостой курса и в Учительском, и в Педагогическом. Преподаватели относились ко мне с уважением и как к фронтовику, и как к добросовестно работающему студенту. Запомнил моих наставников на всю жизнь. Особенно я выделял преподавателей литературы и языка Непомнящую, Надёнова, Сергееву, Семёнову, Неберо, слепую совсем Самочатову, преподаваателя психологии и логики Кахно.
Самочатова Олимпиада Яковлевна, инвалид по зрению, была к нам доброжелательна и очень ласкова. Помню, как, читая лекции, время от времени перебирала пальцами свои особые записи-наколки. Всегда интересовалась нашими делами, очень за нас переживала. По основам Марксизма-Ленинизма один наш заочник никак не мог сдать экзамен. Пришла она к нам на лекцию, мы ей об этом поведали. И неожиданно в глазницах появились у нее обильные слезы. Меня, старосту, она звала "симпатичный юноша". - "А где этот симпатичный юноша?" - спросит. И я несу ей классный журнал, заполняю ее страницу и пришлепываю ее личную печать.
Однажды в конце летней сессии, когда уже стали заочники разъезжаться по домам, наш курс не помню уже по какой причине не сдал ей вовремя экзамен по русской литературе XIX века. Что делать? Она ежедневно занята лекциями на других курсах. А когда она свободна - аудитории все заняты. Нашли выход. Она предложила договориться с директором одной из школ, чтобы вечером после занятия нам выделили классную комнату для сдачи экзамена. Лекции Самочатова закончила поздно, я собрал курс в школе Љ3. Ее привели. Она мне и говорит: "А вы, симпатичный юноша, после экзамена будете провожать меня домой". Экзамены закончились в двенадцатом часу ночи. Повел я ее. Один. Идем. Тротуары в Новозыбкове деревянные, очень узкие. Я зрячий и то иной раз ступаю мимо досок, а тут. Да еще рабочие местного завода шли на смену. Толкают.
Но ничего. Я примерно знал, что она: недалеко от института.
"У нас крылечко голубое", - говорит она мне. Да темнота-то, сплошная. Какое там голубое крылечко! Вдруг впереди показалась фигура: женская.
"Липа! Ты сдурела, уже полночь, я места себе не нахожу! - послышалось в ночи. "Мама, не волнуйся. Я вот с молодым человеком прогуливаюсь".
Уже когда я оканчивал институт, бывало, встречу ее в коридоре. "Здравствуйте, Олимпиада Яковлевна!" - "А-а-а, товарищ Карман? Вы все еще в старостах ходите? "
Мне очень нравилась логика. И преподаватель Кохно это видел. Ценил. Случилась опять какая-то накладка с аудиториями и мы договорились с ним, что он примет экзамен у себя дома. Повел я курс (правда, не полный: многие ему еще не сдали зачеты - он очень строго принимал). Толкаемся перед дверью квартиры, ждем своей очереди. Я всегда ходил последним. Захожу. Он сам открывает мне дверь и сразу в лоб вопрос. Я так же сходу отвечаю. Он меня почти сразу останавливает: "давайте вашу зачетку, я уверен в ваших знаниях". Преподаватель современного русского языка и языкознания Сергеева тоже была очень строгая. Может быть, поэтому мне нравилось сдавать ей экзамены. Эти экзамены превращались у нас в беседы. Русский язык у меня был всегда среди любимых предметов. И преподаватель старославянского языка относился ко мне уважительно. В Городище между сессиями он присылал мне письмом задания повышенной трудности. Иной раз мне приходилось обращаться к местному священнику за помощью в переводе.
Очень много внимания уделяла нам руководитель курса - преподаватель исторической грамматики Семенова. Всегда старалась поддержать своих. Помню, выскакивает она из аудитории, где идет выпускной экзамен (она была председателем экзаменационной комиссии) и кричит такаю смешную фразу: "Карман! Тоня тонет! Где твоя скорая помощь?" Это значит, что Тоне-заочнице нужны шпаргалки. Тоня была студентка своеобразная. Экзамены, зачеты сдавал еле-еле. Говорила преподавателям: "Я жена секретаря райкома партии. Вот пожалуюсь мужу!" За такое мы ее между собой так и называли - "чокнутая". Пришлось Семенову выручать, доставать для Тони шпаргалки. Хотя по мне, было бы справедливо, если бы она не сдала экзамен.
Найденов читал нам литературы: древнерусскую, восемнадцатого века, фольклор и другие. Помню он тогда писал повесть о Новозыбкове. Давал мне ее читать. Мое мнение выслушивал внимательно. Человек он был остроумный. Один заочник, не блещущий успехами, чтобы расположить его к себе, сказал: "Я в армии лейтенантом был". Найденов ответил: "Я в свое время был только прапорщиком, но козырять перед вами не намерен".
Однако не все у меня было так уж хорошо. Когда я сдавал немецкий язык, преподаватель снисходительно выслушал мой лепет, посмотрел мою зачетку с "пятерками", и сказал "Коряво, отличник, коряво!" Плохо у студентов в то время было с иностранным языком. В школе у меня по немецкому была пятерка. И вот на фронте командир во время допроса пленного попробовал использовать мои знания. Куда там!
На вручении дипломов ректор Куклин (а проректору была фамилия Пуклин - такое забавное совпадение) отметил меня в своей речи, мол, и руководитель школы, и депутат Горсовета, а закончил оба Новозыбковских института успешно. Не скрою, мне это было приятно. Однако и ответственность после этих слов я ощутил высокую.