Первый день я убеждала себя, что произошла ошибка. Так ведь бывает. Нелепая, глупая ошибка, которую обязательно исправят. Знала, что все не так, но... мне хотелось верить.
И я верила.
Оден ведь предупреждал...
Надо просто набраться терпения.
Терпение таяло с каждым днем. Ведь если бы и вправду ошибка, Оден уже вернулся бы. Сколько его продержать могут? Сутки? Двое? Трое?
И что потом?
Отпустят. Его - несомненно, а вот я - другое дело.
Намекнут, что лучше бы не встревать, да и надо ли брать на себя чужие проблемы?
Я ведь знаю ответ.
Не было боли, скорее уж мною овладело странное оцепенение, когда вдруг стало все равно, что будет дальше. Я просыпалась. Умывалась - благо, воду приносили и даже горячую. Завтракала - кормили пусть и не роскошно, но сытно. Потом обедала... ужинала... а время между не запоминалось.
Так бывает.
В тот день, когда нас выгнали из дома, я испытывала удивление, все не могла поверить, что вот эти люди, которых я с детства знаю, предали. И не меня, не маму, но ежегодную ярмарку с ее тихим местечковым весельем, с пирогами и домашним вином, с выступлением городского хора, с распродажей луковиц и волшебным шатром, в котором за мага был ниорэ Лемар. Все знали, кто скрывается за маской, но волшебства не становилось меньше.
Я испугалась, оказавшись в лагере, увидев, что одни люди способны сделать с другими.
А в Храме, помимо ужаса, испытала глубочайшую обиду, ведь я и вправду поверила, будто бы здесь мой дом. И потом в дороге всякого хватало...
Сейчас все было иначе. Наверное, я устала. И кошмары вернулись. Правда, теперь Мать-Жрица обнимала меня и гладила по голове, приговаривая:
- Я же говорила тебе, маленькая Эйо, что мир жесток.
Ее живот был в крови, потому что нанесенные мной раны не зарастали.
- Мир причиняет тебе боль.
- А ритуал? - я спорю с ней, пусть бы и не имею больше сил на споры, но и сдаваться не хочу.
- Та боль сильна, но скоротечна. Час, два... а затем - покой. Разве ты не желаешь покоя?
Желаю. И это желание сжигает меня изнутри. А может, не желание, но лихорадка. Я щупаю свой лоб, но пальцы горячи, поэтому не получается понять, есть ли жар или же мне только кажется.
Да и какая разница? Не врача же требовать.
На шестой день дверь моей камеры открылась, а на пороге появился молодой пес в черной форме.
- Прошу следовать за мной, - сказал он.
И я проследовала, благо, недалеко было. Два лестничных пролета, три двери и новая камера, переделанная под кабинет. Сквозь забранное решеткой окно пробивается солнце, и его хватает, чтобы наполнить серую унылую комнатушку светом.
Все равно неуютно. Серые стены. Старый стол, на котором лишь тонкая папка, сияющий бронзовым панцирем самописец и колокольчик с голубым бантом на ручке. Меня буквально зачаровал этот бант из органзы, яркий, неуместный и удивительный. Очнулась я, лишь когда дверь за спиной хлопнула, а чей-то ласковый голос велел:
- Присаживайтесь.
Стул был. Крепкий. С массивными ножками, высокой спинкой и подлокотниками, с которых свисали ремни.
- Не стоит бояться. К сожалению, не я занимался выбором мебели, - пес, устроившийся по ту сторону стола, был немолод. Породистый? Пожалуй. Но не чистых кровей. Лицо у него было мягкое, располагающее, с кустистыми бровями, что смешно топорщились, массивным мягким носом и полными щеками. Стыдливый девичий румянец дополнял картину, лысина и та смотрелась преумилительно.
- Мы с вами просто поговорим... - он погладил самописца, длинные лапы которого шелохнулись, оставляя на бумаге чернильные засечки.
Кто их будет расшифровывать?
А не все ли равно?
- Эйо, верно?
- Да.
Молчать не следует. Как и обманываться: мой собеседник не столь уж мил, как хочет казаться.
- Вас здесь не обижали?
- Нет.
- Не грубили? Не пытались... приставать?
К чему такая забота?
Но нет, охрана была весьма любезна. Мне принесли ковер, и перину, и пяток подушек, и теплое пуховое одеяло... и даже стопку женских журналов.
- Нет.
- Возможно, у вас есть какие-то особые пожелания?
- Отпустите меня, пожалуйста...
Я понимаю, сколь глупа моя просьба, и собеседник качает головой. Ему бесконечно жаль, но отпустить меня пес не вправе.
- Я... - слабая надежда, но попробовать стоит. - Я нахожусь под защитой рода Красного Золота.
Лапы самописца на долю секунды замерли, точно механом раздумывал, стоит ли записывать и это мое высказывание.
- Вы уверены? - вкрадчиво поинтересовался пес.
- Да.
Нет, и он прекрасно это осознает.
- Вы ведь умная девушка, Эйо. Вы сами все понимаете. И да, вам обещали защиту, но... окончательное решение принимает райгрэ.
Пауза, несколько секунд на то, чтобы я осознала сказанное: обещания, данные Оденом, имеют вес не больший, чем прошлогодние листья.
- Не стоит пугаться. Я не собираюсь причинять вам вред. Мы просто-напросто поговорим.
- Как мне называть вас? - я пытаюсь унять дрожь в руках.
- Господин Крегг, - представляется он, касаясь банта кончиками пальцев. Полные, пухлые даже, обманчиво мягкие. - Эйо, расскажи мне все, начиная...
Он делает вид, что задумывается, а я - что верю ему.
- Скажем, начиная с того момента, как ты встретила господина Одена...
И я рассказываю. Про город и площадь, столб, мальчишек, лес и дорогу. Про грозу, которая меня звала, и затерянную в лесах деревню... господин Крегг слушает, подперев щеку ладонью, словно сказку, и скоро я сама поверю, что вот все это - сугубо плод моего воображения.
Но продолжаю говорить.
Скрывать что-либо? А смысл? Разве что кое-какие мелочи.
...ему ведь интересны Оден и я, а не мой брат.
И мелькают лапы самописца, спеша уложить вязь слов на бумагу.
- Выпей, деточка, - господин Крегг наливает мне воду из высокого кувшина. А в горле и вправду пересохло, давно я так долго не разговаривала. - Значит, утверждаешь, что встретились вы случайно?
- Да.
- И ты его просто пожалела?
- Да.
Он мне не верит. Да и кто поверит в подобное?
- Ты же сама понимаешь, милая, сколь неубедительно все это звучит. Его ведь искали... долго искали, тщательно. Прочесывали город за городом. Лучшие ищейки работали.
А я взяла и случайно наткнулась.
- Именно, - господин Крегг достаточно опытен, чтобы читать мысли по выражению лица собеседника, тем более что я их не скрываю. - Подобрала. Калеку. Слепого. Взяла с собой. Возилась из жалости...
Он выжидающе смотрит на меня, а я - на него. Не знаю, что ответить.
- Потом позволила себя обесчестить...
Пауза.
Я не собиралась возражать и возмущаться, но коснувшись кожаных ремней, твердых, прочных с виду, спросила:
- Скажите, в чем мне следует признаться?
- А ты признаешься?
Я пожала плечами: к чему упрямиться? Если им надо, чтобы я в чем-то призналась, то они своего добьются. Так зачем себя мучить, тем более что мне и вправду было все равно.
- Деточка, - господин Крегг сцепил пальцы. - Твое признание мне не нужно. Я лишь хочу знать, что именно тебе поручила Королева.
- Кто?
- Королева, - он открыл папку и вытащил лист, который протянул мне. Я взяла.
Карта. И точки на карте. Карта черно-белая, пусть и нарисованная скрупулезно, а точки красные.
- Это ведь ваш маршрут, верно?
Не знаю. Я плохо разбираюсь в картах. Но вижу пятна серных источников. И Лосиную гриву. И... и штриховка - это луга...
- Вас засекли по всплескам... новейшая разработка, - он выглядел донельзя довольным собой. - Остаточная энергия, если тебе это о чем-то говорит. Она контролировала тебя, верно? И руководила тобой. Но связь разорвалась...
Еще одна пауза.
- ...во всяком случае, наши специалисты так утверждают...
Молчу. Где мне спорить с их специалистами?
- ...поэтому тебе нечего опасаться ее мести. Мы понимаем, что ты - лишь инструмент. Просто скажи, чего она хотела.
Я возвращаю лист.
Отрицать? У них доказательства и стройная версия.
Согласиться? И что дальше? Они ведь не остановятся теперь, что бы я ни сказала, не остановятся.
- Ты не спеши, деточка, - господин Крегг вытащил из пальцев лист, расправил и вернул в папку. - Подумай хорошенько... день или два... а там мы дальше поговорим. Ладненько? Только уж будь добра, реши, как говорить станем, как сегодня или иначе.
Его новые апартаменты были куда как менее роскошны, нежели предыдущие. За неделю Оден успел хорошенько их изучить.
Ванная комната. Два шага на два шага. Дверь отсутствует. Сама ванна вырублена в полу и глубиной едва ли по колено. Вода подается снизу, стоит перекрыть сливное отверстие. И останавливается строго на одном уровне.
Мыло одноразовое, каждый кусок завернут в тончайшую бумагу.
И полотенца бумажные.
В комнате, довольно просторной, имеется окно, правда, под самым потолком. А за окном - массивная решетка, вмонтированная в стену. Прутья - с палец толщиной. И ни следа ржавчины. Впрочем, и стекло толстое, такое сходу не разобьешь.
Мебель - кровать, стол и стул - намертво прикручены к полу. Ковер не то приклеен, не то прибит.
Ну хоть стены не мягкие.
В целом - вполне терпимо, только холодно очень.
Нет, Оден знал, что Королевскую Разведку факт его возвращения равнодушным не оставит, и допрашивать будут непременно, но подобная прямолинейная наглость ставила в тупик.
Раз за разом Оден прокручивал события, пытаясь понять, где допустил ошибку.
Дом наместника.
Сам наместник, Гаррад из рода Мягкого Олова. Сорок три года. Коренастый. Кряжистый. С крупными чертами лица. Двойной подбородок, широкий рот, приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями и массивные, оплывшие щеки, которые подпирал воротничок кителя.
Не райгрэ, но по силе мог бы стать. Возможно, он и согласился уйти в Долину, рассчитывая, что если не ему, то его сыну будет позволено взять собственную жилу. По эту сторону гор хватало свободных земель. И для многих - это неплохой шанс. Но тогда тем более Гарраду нет смысла наживать врагов.
Дом Красного Золота способен все испортить... нет, дело не в политике.
Гаррад говорил короткими отрывистыми фразами, и рукой дергал, словно сам себе ритм отбивая. И новости рассказывал скупо, выверяя каждое слово, точно не был уверен, что имеет право делиться информацией с Оденом. Гаррад из рода Мягкого Олова терпел гостей, и по-своему старался быть любезен, хотя врожденная прямолинейность изрядно в этом мешала.
- Альва, - он выпятил подбородок. - В моем доме. Из уважения к вашему роду. Сугубо.
В нем не было неприязни, скорее уж брезгливое недоумение.
Снисхождение.
И еще сочувствие, пожалуй.
Этого хватило, чтобы установился взаимный вежливый нейтралитет.
Вечерний кофе, коньяк и бильярд, до которого Гаррад оказался большим охотником. Играл он хорошо, профессионально почти, получая от игры истинное удовольствие. После партии - разговор по единожды заведенному сценарию.
Перевал закрыт. Оптограмма передана. Ответа нет, но будет. Иногда на линии случаются разрывы. Следует набраться терпения... и если Одену что-то нужно, то достаточно сказать.
Одену нужно было попасть домой. Близость цели и вместе с тем ее недостижимость злили, но приходилось держать себя в руках. После бильярда, особенно когда случалось выиграть, Гаррад становился чуть более разговорчив. И пусть бы не избавившись от своей подозрительности вовсе, он все же рассказывал то, что не считал секретом.
Виттар был жив. И род Красного Золота по-прежнему славен.
Война шла долго, кроваво, но закончилась. И альвы на самом деле ушли, правда, остались полукровки и прочий мусор, но Гаррад не сомневался: эту проблему решат.
- Это теперь наша земля, - сказал он как-то, глядя на Одена сквозь призму коньячного бокала. - За нее кровью плачено.
И во взгляде его читалось то, что Гаррад не решился бы озвучить: Оден не воевал.
Он просто исчез, а потом вернулся.
Был в плену?
Так говорят... но можно ли верить всему, что говорят? Оден ведь здоров, ну почти здоров, и разве это само по себе не подозрительно? Еще и альва...
Пожалуй, приказ Разведки Гаррад исполнил с чувством глубокого внутреннего удовлетворения, и потому был так любезен в тот вечер. Очередная партия и проигрыш - Оден давненько уже шары не гонял; коньяк, камин и кофе. Неторопливый разговор о том, что по слухам Перевал должны открыть, как только закончат переброску драконов... Оден не слышал о драконах?
О нет, не живых, железных. В последний год войны появились, еще те твари, но полезные, тут уж ничего не скажешь. По воздуху-то порой проще пройти, чем по земле...
Он говорил о воздушном мосте, связавшем обе стороны гор. И крыльях, что заслоняли солнце, и о гроздьях стеклянных шаров, в каждом из которых пряталось пламя исконной жилы... об огненном дожде, летевшем с неба... о пылавших предвечных лесах и городах, которых не стало...
И гулкий рокочущий бас Гаррада убаюкивал.
Оден попытался стряхнуть сонливость.
Не вышло.
И очнулся он в этом месте, чем бы оно ни было. На тюрьму оно походило слабо, скорее уж на лечебницу для душевнобольных. И одежда, чистая, но простого кроя, ко всему лишенная ремней и пуговиц, подтверждала догадку.
Вечером подали ужин, почти роскошный, вот только посуда была из тонкой глины, а мясо заботливо нарезали на маленькие кусочки, и есть его полагалось ложкой. Военная же выправка санитаров, присутствовавших при трапезе, окончательно уверила Одена, что дело он имеет с разведкой.
- Будьте добры, - он не стал отказываться от ужина, равно как пробовать охрану на прочность. Вероятнее всего эту пару страховали, а попытка к побегу даст повод задержать Одена на более длительный срок. - Передайте вашему начальству, что на мою женщину распространяется защита моего рода. И любая попытка причинить ей вред будет воспринята мной как личное оскорбление.
Тот из пары, который повыше, ответил едва заметным кивком: предупреждение услышано и принято во внимание.
Не тронут. Напрямую - не тронут. Побоятся связываться, потому как если бы было у них на руках что-то действительно серьезное, то не стали бы устраивать игры в больницу. Значит, просто проверка.
Это нормально.
И надо просто переждать. Оден неплохо знает методы работы. Несколько дней взаперти, когда кажется, что про тебя все забыли. Душевная беседа. Скрытые угрозы. Обвинение на домыслах - с реальными, подтвержденными фактами, работали по другой схеме. Предложение подумать.
Еще пара бесед.
Ведро грязи, которое придется проглотить.
Но в конце концов, - дверь, открытая вроде бы как нехотя. И ощущение, что выпустили исключительно по недоразумению.
Оден староват для подобных игр. А вот Эйо, доверчивый ребенок, наверняка перепугается.
Что ей скажут?
Ничего хорошего. Разделение. Дезинформация. И призрачным шансом выжить - полная откровенность. Она расскажет обо всем, но этого будет мало, им всегда мало. И добрый следователь предложит хорошенько подумать...
Проклятье.
И ведь бессмысленно кричать, требовать свободы, трогать санитаров... они сильнее, а неадекватное поведение - хороший повод затянуть "лечение".
Оден ждал.
Дождался.
Вероятно, этот кабинет и вправду принадлежал врачу, поскольку создавать декорацию столь сложную было бы чересчур накладно да и лишено смысла. Табличку с двери сняли, и убрали рамки с дипломами - на выгоревших обоях остались более темные пятна характерной прямоугольной формы. Прочие же предметы, пусть и не были безлики, но и напрямую на хозяина не указывали.
Оден осмотрелся, отмечая некоторую тяжеловесность мебели, добротной, вероятно, сделанной многие годы, а то и десятилетия тому. Массивные книжные шкафы. Стол. Кушетка. Пара кресел.
Высокая стойка, на которой висел плащ.
Зеркало задернуто полотном.
А вот окно не завесили, но вид из него открывается самый обыкновенный: газон, расчерченный линиями дорожек, кусты и аллея, по которой медленно катит двуколка.
Лето в разгаре.
Но в кабинете так же холодно, как в его камере.
- Умиротворяюще, правда? - следователь не стал притворяться доктором. Черный китель Королевской Разведки был ему куда как к лицу.
- Возможно.
Высокий. Сухопарый. И руки держит, прижав к груди, отчего делается похож на огромного богомола. Форма и какая-то крупная, приплюснутая словно бы голова, лишь усиливают это сходство.
- Тормод из рода Желтой Сурьмы. Мне поручено заниматься вашим делом.
- А оно существует? - Оден присел. - Мне показалось, что произошло... недоразумение, которое в самом скором времени разрешится.
Кисти рук, длинные, белые, дернулись, и следователь любезно ответил:
- Естественно. Как только мы с вами выясним некоторые... спорные моменты.
- Тогда давайте выяснять.
Санитары, повинуясь жесту следователя, вышли за дверь.
- Вы же не будете делать глупостей? - Тормод занял свое место. Мизансцена подготовлена, разведка любит играть на мелочах. И доминирующая позиция следователя - из их числа. Кресло повыше. И поставлено напротив окна, так, чтобы солнечный свет резал глаза. Иллюзия проигранного поединка, когда соперник кажется более грозным, чем есть на самом деле.
На кого помоложе, глядишь, и подействовало бы.
- Смотря что вы считаете глупым, - Оден потер озябшие ладони. - Нападать на вас я точно не собираюсь.
- Замечательно... - Тормод замолчал.
И Оден тоже.
Разглядывать следователя было скучно, и он отвернулся к шкафам. За потемневшим стеклом молчаливыми свидетелями выстроились шеренги книг. Оден разглядел "Большую Королевскую энциклопедию", и вот тот справочник в темно-синем сафьяне выглядел знакомо.
- Вы... ничего не желаете спросить? - вежливо поинтересовался следователь.
- Спросить? Нет. Узнать, когда закончится этот балаган, хотелось бы.
- Мне кажется, вы не совсем отдаете себе отчет, в насколько... неприятной ситуации оказались.
- Так объясните.
Тормод не спешит, он долго готовился к разговору, присматривался и присматриваться продолжает в попытке определить ту самую, выигрышную стратегию. Эти танцы могут длиться долго, и будь Оден один, он бы не стал портить чужую игру.
- Давайте начистоту, - Оден откинулся на спинку кресла, довольно мягкого, удобного, такое отвлекает. - Последние четыре с половиной года меня только и делали, что допрашивали. По-разному. Это несколько сказывается на восприятии мира и, в частности, специалистов, подобных вам. Я понимаю, что вы выполняете свою работу, и не собираюсь в этом мешать. Спрашивайте. Я отвечу. Если захочу. Если не захочу, я отвечать не стану. Полагаю, ваши полномочия не распространяются так далеко, чтобы привлечь к делу... специалистов узкого профиля. Более того, полагаю, что этих полномочий не хватит даже на то, чтобы задержать меня здесь на сколь бы то ни было длительный срок.
- Что ж... - Тормод провел пальцем по манжете, отделанной золотым позументом. - Кое в чем вы, безусловно, правы. Никто не посмеет вас пытать... но вот задержать... не как подозреваемого, видит жила, мое руководство прекрасно осознает, сколь неосмотрительно было бы делать подобные подозрения, но вот как того, кто нуждается в лечении... профессиональном уходе... Вам ведь столько всего довелось пережить. И пережитое не могло на вас не отразиться...
Какой выразительный взгляд, почти признание в любви и откровенный вопрос.
- То есть моя вина в том, что я слишком хорошо выгляжу?
- Скорее в том, что вы слишком странно себя ведете.
- И в чем же странность?
- В ком, - белые ладони легли на столешницу. - Девушка рассказала очень... занимательную историю. Душевную весьма. Не история - сказка.
- Надеюсь, вам передали, что обиды этой девушки я приму гораздо ближе к сердцу, нежели собственные?
Злость лишена смысла. И Тормод просто-напросто сменил стратегию, теперь пытается выбить Одена из равновесия.
- Передали. Вам самому эта ситуация не кажется... наигранной? В тот момент, когда вы остро нуждались в помощи, вдруг появляется некто, кто эту помощь оказывает. Спасает вас. Возится. Лечит. И не получает ничего взамен.
Пальцы Тормода следуют за рисунком дерева на столешнице.
- И этот кто-то - очаровательная девушка... к очаровательным девушкам куда легче испытывать благодарность. А возможно, что-то и помимо благодарности. Вы не думали, что вам просто-напросто ее подсунули?
- Зачем?
- Сначала она помогает вам... потом вы помогаете ей... скажем, перебраться за Перевал. Устроиться в Городе... или в вашем собственном доме, - он делал выразительные паузы, позволяя Одену самому додумать то, что сказано не было. - Вы к ней привязались...
- И полагаете, что Эйо будет использовать эту привязанность?
- Почему нет? Женщина вполне способна внушить мужчине... опасные мысли.
- Я вижу, разведка не избавилась от своей привычки в каждом видеть потенциального заговорщика. Что до вашей теории, она любопытна, но лишена оснований.
Эйо не умеет лгать.
И за Перевал ей нужно, потому что там ее брат ждет. А дом Одена - это последнее место, в котором ей хотелось бы остаться. Эйо восемнадцать, она ждет любви, которая навсегда, потому что иначе быть не должно. Она была рядом.
Верила.
Одену и в Одена. А теперь какой-то урод в черном мундире с золотым позументом, спокойно и деловито эту веру разрушал. Останется от нее хоть что-то?
- Посмотрите, - перед Оденом легла папка. - Это ваш маршрут.
Карта. И тонкая нить пройденного пути. Бусинами на ней - алые точки.
- А это энергетические выбросы... скажем так, эхо.
Точка... и снова точка... и получается, Оден не сошел с ума.
В мире грез Королева существовала.
- Такое эхо - звучит весьма индивидуально... как след... или запах... - продолжил Тормод. - Знаете, чей именно запах?
Ядовитого белого тумана. Ямы. Огня. Раскаленного железа. Боли. Стыда. Воды, просочившейся сквозь камень. Беспомощности.
Крови.
Гноя. Слепоты.
Но этому нужен другой ответ, и Оден даст его:
- Королевы Мэб. Оставьте девочку в покое, она не при чем. Метка была на мне.
Проверяли же, обоих, исподволь: хорошему нюхачу не обязателен личный контакт, но если им надо, пусть перепроверят. Пусть что угодно делают, но отстанут от Эйо.
Оден вложил лист в папку.
- Я хочу ее видеть.
- Боюсь, при всем моем желании...
- Мне плевать на ваши желания. И на ваши полномочия. Мы оба знаем, что рано или поздно, но я выберусь отсюда. Причем, скорее рано, чем поздно. И даже при том, что нынешнее мое состояние далеко от нормального, у меня хватит возможностей испортить жизнь и вашей конторе, и вам лично.
Прямого взгляда Тормод из рода Желтой Сурьмы не выдержал, отвернулся и дернулся, инстинктивно прогибаясь перед более сильным соперником. Впрочем, он тут же взял себя в руки, выпрямился, вот только смотреть в глаза больше не смел.
- Вы угрожаете?
- Я хочу, чтобы меня поняли правильно. До этого момента я относился к происходящему, как неизбежному злу. Я отдаю себе отчет, что разведка исполняет возложенные на нее задачи.
На помощь не зовет.
И только назад подается, вжимаясь в спинку кресла.
- Я рад буду сотрудничать и дальше, но я хочу видеть девушку.