На крыше было холодно. Нет, Кейрен еще и до крыши замерз. Подъем по узкой кишке трубы остался где-то за пределами памяти. Обломанные ногти. Содранная кожа, на которой вскипало живое железо. Вонь сгоревшего угля и жира, или эта, последняя, появилась вовсе не в трубе? Кейрен подозревал, что этот запах он вынес из подземелья Шеффолк-холла.
...прощальный подарок.
- В Бездну, - Кейрен выпал из трубы на заснеженную крышу и вцепился в хребет. Черепицу покрывал толстый слой льда.
Ночь.
Огрызок луны. Бурое подбрюшье неба с пятнами звезд. Снежное покрывало. Трубы. Все хорошо, подняться он поднялся, остался сущий пустяк - спуститься.
Кейрен встал на четвереньки и медленно, сдерживая себя, пополз к краю крыши. Водосточный желоб, наполненный снегом, скалился льдистыми зубами... стена была гладкой. Знакомая вязь не то плюща, не то винограда, начиналась ниже.
Дотянуться? Кейрен попробовал.
Не выходит.
Не хватает роста... прыгнуть? Безумие, если для человека... человек сломает шею... или спину...
Выл ветер. Из печной трубы валил черный дым, и Кейрен, забравшись на трубу, в дыме грелся.
Прыгать придется.
Или вернуться в дом, где его, вероятно, уже ищут. А если еще не ищут, то это ненадолго...
- В-в Б-бездну, - повторил Кейрен. Зубы клацали от холода. Пальцы онемели. Этак его и убивать не понадобится, сам околеет...
Он вернулся к краю и осторожно двинулся вдоль него, время от времени поглядывая вниз, пытаясь понять, как далеко до земли. Выходило прилично. И свинцовая жерловина водосточной трубы, выдававшаяся из желоба, не казалась надежной опорой... но хоть какой-нибудь. И Кейрен, взмолившись жиле предвечной, решился.
Труба скользкая.
И скрипит, кренится под весом Кейрена, пробуя древние опоры на прочность. А прочности никакой... и опоры с хрустом выходят из каменной стены.
Не думать.
Держаться, скользить, упираясь босыми ступнями в стену. Руки сдирать о лед и свинец, об острый камень чужого дома.
Шаг за шагом.
И остановка на широком карнизе, который выглядит достаточно надежным, чтобы Кейрена выдержать, правда, именно выглядит, потому как хрустит и пускает каменную крошку... снова вниз... знакомый виноград, все-таки виноград - среди сухих стеблей чернели сухие же ягоды - едва ли не старый товарищ. Кейрен с трудом разжимает сведенные нервной судорогой пальцы, лишь затем, чтобы впиться в ломкие виноградные лозы.
Держат.
И выдержат.
Быстро, но заставляя себя дышать, прижиматься к стене, вслушиваться в вой ветра...
Пока не ищут... и хорошо...
И он доберется до управления, чтобы вернуться за Таннис... волнуется, наверное... и Марта скажет... Марте он должен, а такие долги не забываются... и земля уже близка.
Ноги проваливаются в сугроб, острая кромка наста разрезает кожу.
Ничего.
Эта боль - ничто по сравнению с иной. Жила отзывается на зов, она корежит слабое человеческое тело, выламывая кости, грубо, зло. И Кейрен, кажется, не способен сдержать крик...
...или вой?
Крик.
Удары колокола далекие, тревожные...
...его ищут?
Больно дышать. Холод внутри, кровь на снегу...
...лапы проваливаются, и мягкая чешуя не спасет от клыков... к ограде, пока есть шанс... есть, жила гремит в голове, и от злого голоса ее не отделаться.
По снегу. Проваливаясь по брюхо, увязая в сугробах, вырываясь из них прыжком, чтобы на следующем вновь провалиться и вновь вырваться. И ветер затирает следы.
Вперед.
Волкодавы - тени на снегу. Бредут, не смея приблизиться к зверю, они еще помнят - опасен. Но кровь дразнит. Кровь заставляет думать о слабости и ранах...
...царапины. Просто царапины.
Затянутся дома.
Главное, в этот дом попасть... в их с Таннис квартиру, в которой Кейрен давненько не бывал... и наверное, выстыла совсем... но там есть кровать и пуховое одеяло.
Плед.
Запах Таннис... и сама она вернется, если Кейрен сумеет дойти.
Ограда. Черная вязь металла. Острые пики. Прутья стоят тесно... и за прутьями - своя охрана, но Кейрена она больше не волнует, как и псы, которые подбираются сзади. Он чует запах их, тревожный запах зверя. И рычание слышит, глухое, предупреждающее.
И обернувшись спиной к стене, на рычание отвечает.
Его голос вплетается в рев ветра, и псы отступают. Не уходят. Ложатся на снег.
Ждут.
Пускай.
Обернуться - секундное дело, и забыв о боли, которой как-то слишком уж много в последнее время, взлететь на ограду. Тело еще гудит, неловкое, не-свое, но Кейрен заставляет себя карабкаться.
Выше и еще выше.
Перевалиться через острия прутьев, кажется, опять бок рассадил... зверье по ту сторону отзывается воем... и люди спешат... вновь колокол гудит, но это, кажется, у реки...
- Стой!
Треугольная стрела зарывается в снег у самых ног Кейрена... и человек, споткнувшись, падает в сугроб, выбирается, отряхивается как-то очень уж по-собачьи. Он вытаскивает новую стрелу и возится с арбалетом...
...некогда смотреть.
И следующий оборот забирает крохи сил. А жила рядом. Звенит. Пьянит.
Дурман.
И перед глазами кровавые круги... надо уходить, он не справится... с одним - да, но их больше... Шеффолка стерегут... кто посмеет ослушаться короля?
Лающий смех.
Висельники тоже умеют веселиться, так ему сказали однажды... кто? Кажется, Три Щербины... имя забылось, а кличка вот нет. И зубы Кейрен помнил, которые росли через один, и были черными, гниловатыми. Руки тоже, покрытые синей вязью татуировок, массивные руки с широкими ладонями и короткими пальцами. Пальцы эти вечно двигались.
- А че, начальничек, я ж не лютовамши, - Три Щербины работал на улице давно, и был, верно, не самым жутким злодеем Нижнего города.
Обыкновенным.
Грабил? Конечно.
Убивал? Случалось и такое, но, начальничек, это ж не со зла, а с похмелья, когда силушка-то прет и злость на весь мир... вымещал, на ком попадется... что уж теперь говорить-то? Пеньковая вдовушка заждалась, потешится небось...
...почему он вспомнился? Сейчас, когда улица и снег. Дома с плотно запертыми ставнями, слепые, безразличные. Здесь нет случайных свидетелей, и не будет.
Гонят.
Как волка гонят, идут сзади, свистят, громыхают, подгоняя. И зверь в Кейрене боится звуков. Он готов лететь, не думая о том, куда, лишь бы подальше...
- Ничего, начальничек, - Три Щербины скалился из темноты, потирая руки... не одну шею они свернули, а этот удивлялся, что народец слабый пошел, чутка пережмешь, а у него уже шея хрустнула. - На том свете сочтемся...
Поворот.
И человек в переулке. Стрела обжигает и без того разодранный бок, а человек, отбросив бесполезный арбалет, достает нож.
...нож-рыбка, мелькает меж пальцев.
- А так умеешь, начальничек? - Крысеныш не умеет улыбаться. Он некрасив. Белесый, длинноносый с вытянутым подбородком и маленьким, сжатым ртом.
Он и вправду крыса, но из полезных, прикормленных.
Злится.
Ему кажется, что Кейрен виноват в его несчастьях, а Крысеныша жизнь не баловала.
- Гляди, начальничек... ты так не умеешь, небось?
Рыбка-клинок исчезает, чтобы появиться перед глазами Кейрена, лезвие почти касается кожи, и Крысеныш кашляет.
Или смеется?
Улыбаться он не умеет, а смеется вот так, будто в припадке заходится.
...Кейрен злил его. И не только его, если подумать... чужак, который так и остался чужаком... а все-таки странные сейчас мысли... и человек, заперший проход, играет с ножом.
Он уверен в себе.
А Кейрен не хочет убивать... он подходит медленно и рычит, поднимая спинной гребень, пусть и не столь внушительный, как у братьев. Нож замирает.
...не пропустит.
Подпустит ближе и ударит, на сей раз - не игра... и клинок вспарывает кожу над бровью. Новая боль оглушает. И Кейрен, почти теряя разум, смыкает клыки.
Кость хрустит.
И человек воет... он так громко воет, а рот наполняется горячей кровью...
Выплюнуть.
Бежать.
Пока есть силы... и шанс... и он не услышал, как щелкнул арбалет. А ветер спрятал стрелу, которая пробила чешую, увязнув в легком... кажется, в легком, поскольку дышать сделалось невозможно. И земля, устав держать Кейрена, швырнула его в сугроб.
Он поднялся, сдерживая кашель и рвущуюся силу.
...темно.
...и дома слепы... обидно умирать вот так, но помощь не придет...
Глухие ставни.
Чужие люди, которые собираются молчаливой стаей. Собаки честнее... и этот, в тулупе, с арбалетом в руках, медленно проворачивает ворот, натягивая тетиву.
Кейрен встал, пытаясь унять непривычную слабость.
Земля качается... и луна некруглая... могла бы и расстараться для подобного случая... а в горле кровь клокочет. И голос рвется, дрожит. Кейрен не зовет - прощается.
Ему хочется, чтобы его услышали, и наверное, слабая надежда... все собаки воют на луну... кажется, Таннис говорила... она будет ждать... Марта передаст слова, и она будет ждать... и наверное, надо выжить, но Кейрен не знает, как.
Струна голоса дрожит. А человек с арбалетом подходит ближе.
Целится.
И Кейрен не видит его лица, пятно только... белое-белое пятно, на котором ветер выписывает знакомые портреты...
...мама расстроится.
...а Таннис будет ждать... и если оттуда, куда Кейрен уйдет, возвращаются, он вернется. Хотя бы затем, чтобы сказать ей "до свиданья"...
...бестолковый щенок...
...и стрела срывается беззвучно. А боли нет, есть удивление измученного тела, которое слишком многое приняло на себя... жила уходит.
И кровь.
На снегу кровь красная, яркая. И под руками камень. У Кейрена получается перевернуться набок, подтянуть ноги к груди. Он закрывает глаза, сдерживает дыхание.
Жить хочется.
Еще минуту.
Или две... сквозь заледеневшие ресницы виден переулок. И чьи-то сапоги, хорошие, из воловьей кожи и на подошве высокой. Такая не промерзает...
- Оставь его, - повелительный голос. - Утром найдут.
- Грент, а ну как...
- Оставь, - остроносый ботинок впивается в живот. - Он все равно не жилец...
Уходят.
Снег скрипит под сапогами, и под ботинками тоже... тихо становится. Настолько тихо, что Кейрен пугается. Вдруг он уже умер? Он снова сворачивается клубком, прижимая руки к ноющему животу.
Он не хочет умирать.
Вот только выжить сил не хватит... холодно... и как же он ненавидит холод... снег падает, заносит следы... матушке траур не идет... а Таннис...
...она сказала, что будет ребенок.
Кейрен не думал о детях, он знал, что дети случаются, но собственные...
...и кто о них позаботится?
Райдо... он за Перевалом, обещал вернуться, но...
...Шеффолк...
...Риг...
...острие клинка... горло Ригера, вспоротое от уха до уха... кровь на полу...
...Три Щербины корчит рожу, он на виселицу шел, как на праздник, попросил принести одеколону... в жизни-то никогда, а тут...
Крысеныша на нож подняли...
...а дядя прав был, совсем у Кейрена мозгов нет, если так вляпался...
...и нельзя засыпать. Спать на снегу - к скорой смерти. А Кейрен должен выжить. Не ради себя... он обещал Таннис вернуться, и еще ребенок...
Не закрывать глаза...
...луна низко.
Тени по земле, ползут, приближаются... Кейрен пытается зарычать, но захлебывается кровью, а тени его обступают.
- Живой!
Наверное. Пока еще... и больно. Не надо его трогать, он сам издохнет, наверное, к утру... уже утро? Светло ведь. И луна спряталась. На некруглую луну выть...
...а если утро и он жив, то...
Порталы Кейрен ненавидел, но нынешний, вывернувший его наизнанку, милосердно погасил сознание. Там, в беспамятстве, Кейрен бежал по переулку, спасаясь от стаи волкодавов и твердо зная, что спасется. Добежит.
И вернется.
За Таннис.
...холод.
...кости изо льда. Хрупкие. И трогать нельзя, расползутся на острые осколки. Но трогают. И по костям разбегаются трещины. Кейрен пытается сказать, чтобы его оставили в покое, а по костям все равно расползаются трещины...
- Дыши.
Давят на грудь, не слыша, как хрустят ребра. И Кейрен поддается. Выдыхает.
Теплее не становится.
Руки уходят, и ребра доламываются сами. Осколки льда пропарывают мышцы, рвут. Кейрен видит их веревками, старыми, разношенными.
- Дыши, твою ж мать...
Дышит.
Воздух горячий, и кашель в горле, но стоит дернуться, как кашель льется. Или это кровь? Захлебнуться не позволяют, выворачивают голову, прижимают к чему-то.
Ковыряются во внутренностях.
Неприятно.
Боли нет. Хорошее место, потому как Кейрен устал от боли, а здесь нет, и он позволяет себе лежать, наслаждаясь ее отсутствием. Странно, что еще не умер.
Нет, он помнит, надо жить.
И как-нибудь.
Вдох на выдох... кости катятся по столу, зеленым сукном затянутому. Он видел это... где?
...игровой дом, подпольный, провонявший дымом... столы... и полуголая девица разливает самогон, который здесь выдают за бренди. Дремлет в углу ростовщик, зажав меж толстых колен портфель. В портфеле бумаги, долговые расписки, и время от времени за столик к ростовщику присаживается очередной неудачливый игрок...
...облава.
Тогда Кейрену все было в диковинку, и дом этот, и девица, которая ничуть не стеснялась своей наготы, но торопливо, суетливо совала купюры в корсаж.
Было?
Было... ему улыбалась сжатыми губами, потому что зубов у девицы не хватало... и ростовщик долго не желал отдавать портфель, твердил, что с его стороны все законно...
...раньше было.
Давно уже...
...тогда получил ножа в бок и даже не заметил сперва. Нож острый, а когда острый, боль приходит позже. Полоснули по дури, и Кейрен, зажав рану скомканным полотенцем, стоял в уголке, чувствуя себя слабым, бесполезным.
А на него внимания не обращали.
Думали, наверное, растерялся... и только когда полотенце кровью пропиталось, всполошились... не умер... он живучий, невезучий только... и другой сумел бы шансом воспользоваться, сбежать.
Откуда?
Из Шеффолк-холла...
...живое железо затянуло рану, но еще неделю приходилось бок беречь. И дядька наградил первым подзатыльником, за дурость.
Прав был, Тормир, по прозвищу Большой Молот. Дурак. И невезучий.
И сдохнет, наверное.
...не там, здесь.
Где здесь?
Где жарко. И уже жар этот плавит ледяные кости. А кто-то шарится во внутренностях. Кейрен чувствует пальцы, и ему неприятно, он пытается вывернутся, раз уж пока живой, но его привязали.
Ее и еще длинную палку с крюком. Когда он играл в рыцарей, палка становилась копьем... а гардины - драконом... Кейрен всегда побеждал, правда, гардинам случалось страдать в бою, и маму это расстраивало...
...нельзя умирать.
Не сейчас.
- Глотай, сукин ты сын, - ласково говорит кто-то. И неласково лезет в рот, разжимая стиснутые зубы. Кейрен и рад был бы помочь, но у него не получается.
А в горло суют что-то твердое, мешающее, и не позволяют отстраниться.
...зато пальцы из внутренностей убрали.
Хорошо.
И Кейрен глотает. Горькое.
Горячее.
Ерунда какая. В животе все равно дыра, и выльется... но если сказали...
...невезучий.
Язык не поворачивается, это из-за штуки во рту.
- Ишь ты, кусается, - с неизъяснимой нежностью произносят над ухом. - Раз кусается, жить будет... повезло...
Кому?
От горечи голова кругом, но спать нельзя... и тогда, когда полотенце кровью пропиталось, Кейрен едва не упал в обморок... а матушке донесли. И она целый месяц говорила лишь о том, что служба - не для Кейрена... слишком слабый...
...неприспособленный.
Мысли по кусочкам. Мозаика из самого себя. Но стоит отвлечься, и кусочки падают...
...дорога...
...коляска... и зонтик в руках леди... не по погоде, но она всегда с зонтиком... разговор, от которого остается неприятный осадок... и вдруг каток... каток Кейрен хорошо помнит.
Таннис, смешно расставившая ноги... ей непривычно в платье, а еще коньки. Она ругается, тихо, шепотом, но выглядит невероятно уморительно...
...нельзя умирать.
Жить будет?
Будет, только выпитая горечь никуда не вылилась. Наверное потому, что те руки, в животе, зашили дырки. И горечь расползалась по внутренностям, расплавляя остатки льда. Нехорошо как-то...
Таннис разжала пальцы...
...нельзя!
Не отпускать, иначе произойдет что-то страшное... черные куски в мозаике. И крыша Шеффолк-холла... все влюбленные немного идиоты...
...а черноты и горечи все больше, но дышать Кейрен способен сам. Наверное, это хорошо. Но не время для сна, совсем не время...
- Вот упрямец... давай еще дозу. А ты спи, слышишь?
Нельзя!
Игла со скрипом входит в окаменевшие мышцы. И Кейрен, не сумев удержаться на краю, падает в сон... холода больше нет. Вокруг кипит, рокочет ласковое пламя материнской жилы.
...наверное, иногда ему все-таки везет.
Кейрен не удивился, когда, открыв глаза, увидел Полковника. Тот сидел в кресле-качалке, вытянув ноги, и читал очередной роман. Полковник раскачивался, кресло скрипело, и полы длинного зеленого халата, небрежно брошенного на спинку, раскрывались.
От зелени мутило.
И от скрипа.
И еще от запахов, резких, больничных.
Пытаясь сдержать дурноту, Кейрен сглотнул, и движение это не осталось незамеченным. Полковник закрыл книгу, сунув меж страницами палец.
- Доброго дня, - сказал он на редкость недобрым голосом. - Как самочувствие?
Он наклонился, подался вперед, опираясь локтями на тощие ноги.
- Погано?
- Да.
Не сказал - просипел. Горло саднит... и язык разбухший неповоротливый не помещается во рту. Он трется о нёбо, и отдается в ушах скрежещущим звуком.
- И хорошо, что погано, - оскалился Полковник, поглаживая книгу. - Может, в следующий раз думать начнешь.
- Вы... за этим...
- Лежи уже, - он поднялся. - Пить хочешь? Конечно, хочешь... крови-то немало потерял... вообще тебе повезло.
Неужели?
А книга остается на столике, рядом с графином и букетом поздних астр. Откуда цветы?
...матушка...
...наверняка сообщили...
- Пить тебе надо побольше, - Полковник поднимает голову Кейрена, он тянет, и кажется, шея хрустит. А кости, уже не ледяные - стеклянные. И губы непослушные не удерживают воду. Она течет по щекам, подбородку, шее... но с каждым глотком становится легче. - Но пока хватит. Рассказывай.
Полковник ставит стакан на пол и подтягивает кресло к кровати.
- Сколько я...
- Третьи сутки пошли.
- И вы...
Он фыркнул и бросил взгляд на книжку.
- Если полагаешь, что все это время я сидел у твоей кровати и держал тебя за руку, то увы, вынужден разочаровать. Доктор сказал, что из сна выведут.
Третьи сутки?!
- Лежать! - рявкнул Полковник. - Опять на подвиги потянуло?
Мог бы и не орать. Подняться у Кейрена не получилось бы при всем желании. Ног он не чувствовал, рук, впрочем, тоже.
- Что со мной?
- Пробитое легкое... и селезенка... обширное внутреннее кровотечение. Наружное, к слову, тоже, - Полковник наблюдал за его попытками, не скрывая любопытства. - Мороз тебя спас. И жила.
...жила.
Грохот огня, сила, которая вливалась, пусть и не удерживалась в израненном теле.
- Считай, второй раз родился... - Полковник взял за руку. Его прикосновение ощущалось, пусть эхом, призраком, но все же, и значит, Кейрен не парализован. - Еще пару деньков, и вставать можно будет.
...у него нет пары деньков.
Шеффолк-холл.
И Таннис... Таннис ждет, что за ней вернуться, а...
- А теперь, раз уж светская беседа у нас не ладится, рассказывай. Хватит силенок? О чем это я, конечно, хватит. Раз уж бежать порываешься... смотри, дружок, я ж тебя и привязать могу, для твоей же безопасности.
Полковник улыбался, вот только вряд ли сказанное было шуткой.
И Кейрен заговорил.
...Шеффолк-холл.
И Освальд Шеффолк, который погиб на эшафоте.
...старуха, умиравшая в постели. И тот, который притворялся ее сыном... подземелья... мертвецы... Риг и странное его оружие...
- Надо же, как оно завертелось, - Полковник заговорил не сразу, он смотрел за окно, и Кейрен к окну повернулся. Узкое. Серое. И затянуто морозом, но за морозом проступает черный узор решетки.
...сбежать не выйдет.
За дверью наверняка охрана... и до двери еще бы дойти. Но Кейрен обещал.
- Риг мертв.
- Когда?
- Получается, после беседы с тобой. Горло ему перерезали. А в пасть карту запихнули... шестерку.