Аннотация: психологи утверждают: совершенно психически здоровых людей нет...
По мне бегают золотистые муравьишки. Они смешно перебирают лапками, пытаясь достичь центра своего Мирозданья. Я не знаю, зачем они здесь. Но я знаю, откуда они: с картин Сальвадора Дали. Они ушли с них и перешли на меня. И теперь шевелят усиками, моргают фасетами, не в силах осознать величие меня.
Чуть позже муравьишек должны прийти мягкие часы. А потом - слоны на птичьих ножках и резиновые жирафы. Жирафы будут выпрыгивать из бойниц высокой безопасной башни и падать на меня.
Они придут. Они все придут. И я буду с наслаждением ждать их прихода.
Черт! Зачем я поддался на уговоры Ольги и пошел на эту чертову выставку? Великий Дали, бесподобный Дали, говорила она, размахивая руками. А я не смог убедить ее, что смотреть на абстрактные картины мне нельзя: это чревато недельной бессонницей и полным отсутствием аппетита минимум на месяц. Но как я мог ей отказать?
- Привет! Это я! - Олин голос звучал в трубке как колокольчик.
- Привет! Ну а это - я, - я представил ее веселье и испугался. Что будет на этот раз?
- Мне скучно, Олежка! Ты про меня совсем забыл... - не похоже на простой упрек. Она опять куда-то хочет. Она просто хочет куда-то пойти. Туда, где водятся золотистые муравьишки или ребра давно почивших мастодонтов. Но отвечать надо быстро. И не рассказывать про слонов.
- Ну как я мог про тебя забыть? Ведь ты же такая хорошая!
- Ой! - она покраснела? Или мне показалось? - Правда?
Ну конечно же правда, глупенькая. Разве я когда-нибудь тебя обманывал? Ну кроме тех трех раз, за которые меня уже отругали?
- Правда. Правда. Только правда. Ничего, кроме правды. Форева!
Это я зря... Английский язык с рязанским прононсом - не совсем то, что хотят слышать девушки.
- Ты тоже - самый хороший! - получасовой лекции по языку не будет. И то хлеб, - А я хочу в кино.
Вот так. Она хочет. Значит - я тоже хочу. Желание Оли - закон. Который может быть плох, но от этого не переставая быть законом. Я выполню твое желание, Ольга. Я схожу с тобой в кино.
- Что за фильм?
- Это важно?
Нет, неважно. Но мне бы не хотелось смотреть то, от чего мое воображение получит слишком большую порцию пищи.
- Да нет. Просто спросил. Хочется знать. Или ты пойдешь без меня?
- С тобой! - зачем же кричать? Можно же говорить тихо. Я услышу. А муравьишкам совершенно не обязательно знать, что я променял их на Ольгу, - Ты не хочешь!
Это не вопрос, это утверждение.
- Оля! Я хочу с тобой в кино! Когда сеанс-то?
- Ты не хочешь... - она сдалась? - В семь, - сдалась!
- А где? Ты же знаешь, я работаю не в центре. Какой кинотеатр?
- Пушкинский. Ты успеешь, я все просчитала! - Софья Ковалевская. - И я уже взяла билеты.
- Ты молодец. Ты хорошая, - лучше лишний раз сказать, чем полразика недоговорить. Ну почему все так сложно?
- Ты тоже! Ну что, без четверти семь под Пушкиным?
- Ага! На юго-западном углу, -черт! Так нельзя!
- Это где?
Ну вот... Надо по-другому.
- Ближе к Тверской, - нет! Только не это! - Ты стой на одном месте, я тебя найду. Или позвоню по мобильнику. Или буду ждать на выходе из перехода к памятнику. Он там один, этот выход, не перепутаешь.
Договорились? Кажется - да. Я молодец. Кеша - умный. Можно погладить себя по голове и дать конфетку. Нет, не выйдет, все конфеты слопали муравьишки, слоны и резиновый жираф. Ну и пусть. Буду худеть.
Я всегда подозревал, что за мной следят. И знал, что все против меня. Но чтобы так! Они обложили меня по полной программе, развесили красные флажки, пустили загонщиков и бьют в барабаны, пытаясь выгнать меня из кустов, под выстрел.
Их много. Я - один. Не бог, просто одиночка. А шакалы всегда ходят стаей. Окружают, выгоняют. Разве им еще не объяснили, что добро всегда побеждает зло? И что они обречены проиграть, несмотря на численный перевес и видимость победы? Не объяснили. Они стараются, они суетятся. Они расставляют сети, в которые должен попасться я.
Но перед тем, как я попадусь, сквозь сети пройдет длинноногая блондинка и разрежет их маникюрными ножничками. Она же с помощью лака для ногтей перекрасит флажки и они станут ярко-зелеными, незаметными на фоне кустов. Она же проложит новую, неизвестную охотникам, тропку через лес и выведет меня на опушку. Спасибо тебе, белокурая незнакомка. Спасибо и прощай. В сети загонщиков попадешься ты. А я пойду дальше.
Теперь за мной охотятся. Фильм назывался "Умри, но не сейчас" и все злодеи этого фильма переключились с Джеймса Бонда на меня. Конечно, я более значимая фигура, чем какой-то там агент на тайной службе Ее Величества. Пусть и с лицензией на убийство. Оля, Оля... что ты со мной делаешь?!
Но как я рад слышать твой голос!
- Привет! Это я!
- Привет! А это - я! - куда ты заведешь меня на этот раз?
- Что делаешь?
Это уже серьезно. Я много чего делаю, но Ольга хочет услышать, что я жду ее звонка и, в принципе, относительно свободен для того, чтобы пойти с нею куда она захочет.
- Жду твоего звонка. Не хочешь куда-нибудь сходить? - верный ответ. И правильный вопрос.
- Нууу... - угу, протяни еще подольше. Сделай вид, что ты только что задумалась над этим, - А куда?
Угадывай, Олег, угадывай!
- Не хочешь в какое-нибудь кафе? - и затаить дыхание: угадал?
- Хочу! - вздохнуть облегченно, - В "Сбарро-пиццу"! Там чудное "Арбатское" в бутылочках!
Пусть будет "Арбатское", пусть будет "Сбарро". Мне кажется, что это безопасно. Я не уверен, но пусть лучше это будет пиццерия, чем выставка восковых фигур.
Третий день я не могу выйти из дома. Слежку сняли, веревку с флажками свернули и унесли. Загонщики разошлись по домам. Но остались бойцы невидимого фронта и мне приходится по много раз проверять, выключена ли кухонная плита, погашен ли свет и перекрыта ли вода в ванной комнате.
Я помню, как я выполнял эти нехитрые манипуляции, но, стоит мне только выйти за дверь, как вода начинает течь, свет включается, плита подогревает стоящую на ней сковородку. Ту сковородку, которую я убирал в холодильник. Холодильник они не закрывают.
Я не могу даже закрыть дверь - стоит мне спуститься до выхода из подъезда, как оказывается, что дверь в квартиру открыта. Или я забыл сменить домашние тапочки на осенние туфли. Или забыл нацепить очки на нос. Или что-то еще. Я не могу уйти. Я сижу дома и ежеминутно проверяю все.
Навязчивое состояние - самое плохое, что со мной было до сих пор. Муравьишки и слоны убежали, испугавшись моего соседства. Я не болен и мне не плохо. Утомляет необходимость ходить только по квадратам паркета, не наступая на их границы. Я уже устал. Оля... Зачем ты рассказала мне про своих подруг? Одна из которых забыла выключить плиту и у которой сгорела квартира, а другая забыла закрыть дверь и ее обокрали, вынеся все. Абсолютно все.
- Привет, это я!
- А это - я. Как жизнь?
- Ты грустный... - заметила. Молодец. Мне действительно хорошо с тобой.
- Не грустный, просто устал. Немного устал, - немного, совсем чуть-чуть. До потери сознания и помутнения в глазах.
- Ты не хочешь никуда идти? - разочарование в голосе Оли режет сердце лучше скальпеля хирурга.
- А есть предложения? - я резковат? Резковат... Но ладно, спишем на усталость.
- Ты не хочешь никуда идти! - опять утверждение. Ну почему Оля делает глубокомысленные выводы из одной небрежно составленной фразы?
- Хочу. - я действительно хочу пойти куда-нибудь с тобой, -Только тебе придется зайти за мной. Просто зайти и взять за руку.
- С тобой что-то не так, Олег? - Олег. Не Олежка, - Что-то случилось?
- Я устал, Оля. Просто устал. Только ты зайди за мной. Дверь будет не заперта.
Она действительно будет не заперта, когда в нее вбежит Ольга. Она всегда вбегает, у нее все происходит именно так - бегом. И не Олина вина в том, что я забыл закрепить большое зеркало в тяжелой потемневшей раме, висящее в прихожей. Рукав, задевающий за это зеркало, быстрый вскрик, я не успеваю выбежать из комнаты, звон стекла и удар. Звонкий такой удар.
Десятки осколков меня ведут торопливый разговор. Каждый хочет быть услышанным, они перебивают друг друга, задают какие-то вопросы и не дожидаются ответов. Самый большой пытается стать и самым главным, обломки поменьше игнорируют его указания.
Я не могу двигаться. Слишком много противоречивых указаний, слишком много команд отовсюду. Я лежу на полу, вспоминаю свои отражения в осколках зеркала, вспоминаю белокурые Олины волосы, перепачканные кровью, вспоминаю ее лицо, на котором навсегда застыла печать удивления. Мертвое лицо прекрасной девушки.
Это не Оля виновата во всем. Это я сам виноват. Почему я именно такой? Что сделало меня таким? Как я дошел до этого? И зачем я убил Олю? Она-то в чем была виновата? Только в том, что оказалась рядом со мной... И моим навязчивым желанием жить.