Карельская Анна
Запретное влечение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Брат и сестра. Узы, скрепленные на небесах. Будучи всегда вместе: от возни в детской песочнице до поступления в один институт; они очень тонко чувствуют друг друга. Душевная близость, нежность, забота и взаимопонимание - все эти чувства взращены в них с младенчества. Но что будет тогда, когда к этим чувствам примешается непреодолимое влечение и страсть? Слишком запретное влечение...
[<img src=jowjsvxlilo.jpg>]
  
  
  Пролог.
  
   В детстве нам часто кажется, что весь мир у наших ног. Рядом всегда любящие родители, которые придут на помощь в любую минуту и так или иначе купят всё же ту красивейшую куклу, что так тебе приглянулась. Стоит только прикрыть глаза - и ты тут же попадаешь в сказку, сотканную из твоей безграничной детской фантазии. Да, детство - это, определённо, самое беззаботное время в жизни. Будучи взрослым, понимаешь, что ничего не падает тебе с неба за невинную улыбку и умоляющие большие глаза. Более того, даже если ты приложил для достижения своей цели массу усилий, никто не даст тебе гарантий, что всё будет так, как хочешь ты.
  
   Ты растёшь, и вместе с тем растёт твоё мышление. Желания становятся более зрелыми, а мечты спускаются с небес на более или менее достижимый уровень. Осознание того, в какую западню ты попал, приходит чуть позднее.
  
   А ещё рано или поздно наступает момент, когда у тебя пытаются что-либо отобрать. Просто так. Лишь оттого, что это пришлось кому-то по душе. Я отчётливо запомнила этот самый момент, когда впервые ощутила посторонние нападки.
  
   Прислоняюсь лбом к холодному стеклу и прикрываю глаза, мысленно возвращаясь в далёкое детство...
  
   Флешбэк
  
   - Отпусти! Ты что, сумасшедшая?! - кричит девочка семи лет, вырывая из крепкой хватки маленьких пальчиков свои длинные волосы.
   - Больше не говори такие глупости! - отвечает ей малышка Амелия и кривится от пощипывающей боли в плече.
   - Но это правда! Уилл любит меня больше, чем тебя. Ай! - снова пищит хрупкая девочка и сильнее впивается ногтями в плечики соперницы. - Мы ходим в один класс и держимся за руки! Отпусти меня, глупая!
   - Забери свои слова обратно!
  
   Девочки вновь тянут друг друга за волосы и щипаются настолько, насколько вообще хватает сил в их возрасте. Наконец заметив детскую потасовку, взрослые оттаскивают малышек на безопасное расстояние и начинают отчитывать.
  
   - Мам, она бешеная! - хныкает светловолосая девчонка. - Наверное, её укусил этот их толстый пёс!
  
   Малютка помладше снова подрывается с места, но её вовремя перехватывают руки матери. Она не плачет, лишь стискивает зубы и сжимает свои крохотные пальчики в кулачки.
  
   - Домой Амелия, немедленно! - слышит она строгий голос матери, что бывал таким только в тех случаях, когда всё слишком серьёзно.
  
   Мать берёт её за руку и тянет за собой, минуя качели и песочницу детской площадки. Она покорно плетётся следом, изредка озираясь назад и бросая ненавистный взгляд на ревущую взахлёб девочку. Впервые ей совсем не стыдно за содеянное.
  
   Стойко перенеся нравоучения мамы и оглашение вердикта, девчушка по-прежнему не роняет и слезы. Но зато она видит едва сдерживающую слёзы мать и огорчённый взгляд отца, и от этого становится не по себе. Ей хочется кричать от несправедливости и как минимум вырвать клок волос той лгунье, благодаря которой её любимые родители расстроены. Но вместо этого она послушно соглашается со всеми приготовленными для неё наказаниями и отчаянно ищет глазами свою неизменную поддержку...
  
   Когда же дверь в её комнату отворяется, малышка вскарабкивается на свой излюбленный подоконник и утыкается личиком в счёсанные коленки. Она изо всех сил старается не плакать, но по её щекам всё же скатывается несколько горьких слезинок.
  
   Спустя несколько мучительно долгих минут дверь её комнаты снова распахивается. Не слыша ничего вокруг, малышка по-прежнему бесшумно плачет. И только тогда, когда её хрупких плеч касается чья-то рука, она стихает и поднимает своё опухшее личико вверх.
  
   - Иди ко мне, - слышит она родной голос брата и мгновенно бросается в его объятия.
  
   Он берёт её на руки и опускается на кровать, усаживая девочку к себе на колени. Она больше не всхлипывает, а лишь утыкается носом в его шею и изредка всхлипывает.
  
   - Зачем ты подралась с Эшли, Мими? - немного погодя спрашивает её светловолосый мальчик.
   - Уилл, она сказала, что ты любишь её больше меня! - восклицает она, вытирая нечаянные слёзки рукавом.
   - И ты поверила ей?
   - Нет! Просто мне стало так плохо... У Эшли такие длинные, красивые волосы. А ещё она сказала, что вы держитесь за руки!
   - Миа, твои волосы красивее, - отвечает ей брат и приглаживает её спутанные каштановые кудри. - А держаться за руки нам сказала миссис Бенсон, ведь мы репетируем танец первоклассников!
  
   Девочка опускает глаза и задумчиво вырисовывает пальчиком узоры на летних шортах брата. Ей стыдно, но Эшли ей по-прежнему не нравится.
  
   - Мими, хватит грустить! Ты первая в списке тех, кого я люблю, - с лёгкой улыбкой на губах произносит Уилл и обнимает сестру ещё крепче.
   - Даже выше мамы? - удивляется она.
   - Я люблю родителей, но в этом списке ты стоишь выше них, - пожимает плечами мальчик и улыбается ещё шире.
  
   Девчушка расплывается в ответной улыбке, которую прячет на плече у старшего брата, и, растерявшись, отводит смущённый взгляд в сторону.
  
   - Я тоже люблю тебя, Уилл. Даже больше, чем клубничное мороженое.
  
   Брат смеётся и стискивает её в своих объятиях, попутно начиная щекотать. Комнату тут же наполняет радостный девчачий смех, который напоминает мальчику звон серебряных колокольчиков. Девочка вырывается из его тисков и убегает в другой конец комнаты. Но Уилл вмиг догоняет сестру и захватывает её в кольцо своих рук.
  
   - Обещай, что всегда будешь рядом, - вдруг говорит малышка и смотрит на него умоляющим взглядом.
   - Конечно, Мими. Всегда, - через несколько минут серьёзно произносит он.
  
   Конец флешбэка
  
   Так всё и было... Мы с братом встречали все невзгоды и горести плечом к плечу и делили одну радость на двоих. Всегда. Мы были и по сей день остаёмся одним неделимым целым. И если вы спросите, чего я хочу больше всего на свете, то я отвечу не раздумывая: "Просто чтобы Уилл был счастлив..."
  Глава 1.
  
   POV Миа
  
   Солнечные лучи пробиваются сквозь тонкую ткань занавески. Они слепят, заставляя мои пушистые ресницы трепетать. Морщу нос от щекочущего ощущения и накрываюсь с головой одеялом. Душно. Отчаянно пытаюсь уловить ускользающий от меня чуткий сон, но, кажется, он окончательно испарился под гнётом утреннего солнцепёка. Издаю мучительный, протяжный стон и вылезаю из-под одеяла наружу. Мой сонный взгляд падает на часы, стоящие на прикроватной тумбе: девять утра. Серьёзно? Хотя стоит ли удивляться? Ведь под чарующие ароматы, доносящиеся с кухни, я всегда подрывалась к завтраку первой.
  
   Сдав все хвосты в университете, я всё-таки "домучила" свой первый курс. Наступили первые деньки моего заслуженного отдыха, поэтому я без раздумий приехала в Карроллтон к родителям. Первый год моей самостоятельной жизни был позади, и теперь я с твёрдой уверенностью могла сказать, что выпечка мамы бесценна ровно настолько, насколько редка тишина в комнате моего общежития.
  
   Признаться, год этот выдался мучительным. Мне приходилось уживаться со своими эксцентричными соседками, хорошо учиться и, что самое сложное, привыкать к долгому отсутствию Уилла. Мы учились в одном институте, но, как ни странно, виделись нечасто - раз или два в неделю. И это было чертовски тяжело, учитывая, что прежде, в Карроллтоне, мы жили вместе и всё своё свободное время проводили так же вместе.
  
   Теперь же приходилось свыкаться с тем, что имели. И, безусловно, давалось мне это нелегко. Мне казались весьма плоскими шутки Жанин, а Райли, казалось, не умолкала ни на минуту. Что касалось моей личной жизни, так здесь был полный провал. Чуть больше двух месяцев я встречалась с одним парнем со своего курса... но на прошлой неделе моему терпению пришел конец. Нет, не то чтобы Колин был таким уж негодяем, просто я не любила, когда кого-то в моей жизни становилось слишком много. Мой бывший парень же был другого мнения, и, как мне кажется, его навязчивость всё и погубила.
  
   Тёплые и романтические отношения закончились уже после первых двух недель. Мои соседки по комнате были очарованы Колином: его умением ухаживать, внимательно слушать собеседника и просто врождённым обаянием этого парня. Но мне этого было так чертовски мало! Да, из крайности в крайность. Ему не хватало чего-то особенного. Именно того, что дарил мне мой старший брат, - уюта и защищённости. С Уиллом всегда было так. Наверное, всё это шло из детства, как и все наши комплексы или переживания. Девочки сравнивают своих избранников с отцами, а мальчики - с женщиной, что подарила им жизнь и воспитала. Я же сравнивала всех своих парней с Уильямом. Было ли это правильно? Я не знала. Но в чём я точно была уверена, так это в том, что ни один мой ухажер не мог и близко сравниться с Уиллом.
  
   Весь прошедший год меня не покидало чувство дискомфорта. Словно у меня отобрали что-то очень важное. Жизненно важное. И без этой части я будто неоконченный пазл. Незавершённая.
  
   Тяжело выдыхая, я всё-таки выбираюсь из тёплой кровати, находиться в которой стало невыносимо жарко, и, зевая на ходу, двигаюсь в сторону ванной комнаты. Прохладные струйки воды освежают и окончательно рассеивают мутную пелену сна. Кончиком полотенца вытираю запотевшее стекло и разглядываю своё отражение. Влажные каштановые пряди едва доходят до плеч. Тёмно-зелёный цвет глаз, который мне никогда не нравился... (Ещё в детстве я хныкала, сетуя на то, что мне не достались светло-голубые глаза Уилла.) Слишком маленький рост, который вечно заставлял меня комплексовать, почему я и носила всегда ненавистные мне каблуки... Внимательно продолжаю рассматривать своё отражение в поисках тех плюсов, о которых мне всегда твердил старший брат.
  
   Но почему-то уверенность в себе приходила лишь тогда, когда он был рядом. Тогда всё вставало на свои места.
  
   Расчёсываю волосы и убеждаю себя, что скоро всё станет легче. Буквально на днях должен объявиться Уильям, который сейчас проходит очередные выездные курсы по фотографии. Да, мой брат - начинающий фотограф. Он и вправду имеет уникальный талант ловить моменты и запечатлевать их на своих снимках. Здесь, в доме родителей, у него даже имеется в подвале своя фотолаборатория, где при тусклом тёмно-красном свете мы не раз часами зависали и самостоятельно проявляли фотографии. Однозначно, всё это куда более увлекательно, чем нынешние цветные принтеры. Хотя, признаться, заниматься с Уиллом мне интересно абсолютно всем...
  
   Спускаясь по лестнице, я слышу снизу чьи-то голоса. Моё сердце подпрыгивает, когда сквозь восторженную мамину речь я разбираю знакомый приглушённый смех. Чуть ли не спотыкаясь о ступеньки, я ускоряюсь и вбегаю в просторный холл, где заботливые родители уже успели окружить своё старшее чадо.
  
   - Бог ты мой, Уильям, как же ты вымахал! - восклицает мама, увлекая высокого парня в свои радушные объятия.
  
   Становлюсь в дверном проёме и терпеливо жду, когда же заскучавшие родители насладятся видом своего возмужавшего сына. Меня одолевает ничуть не меньший восторг при виде этой светлой шевелюры, отчего уголки моих губ взмывают вверх. Уилл целует маму в обе щёки и вручает ей простенький букет её любимых фрезий, крепко обнимается с отцом... и его глаза внезапно встречаются с моими. Я, не прекращая улыбаться, машу ему ладошкой и замечаю, как его лицо озаряет широкая и счастливая улыбка. Переминаясь с ноги на ногу, я томлюсь у двери. Родители наконец замечают меня, когда Уилл отстраняется от отца и направляется ко мне. Лёгким движением рук брат подхватывает меня за талию и сжимает в объятиях. Мои босые ноги тут же отрываются от земли и болтаются в воздухе, пока Уилл щекочет мне лицо своей щетиной, отчего весь холл наполняется моим истеричным хихиканьем.
  
   - Прекрати, Уилл! - пищу я. - Мама права. Какие анаболики ты принимаешь?
   - Кто же виноват, что ты такая коротышка, Мими? - смеётся в ответ он и ставит меня на пол.
   - Эй! Я расту. Просто не внешне, а вот здесь, - с лёгкой ухмылкой говорю я, показывая указательным пальцем на свою голову.
  
   Уилл смеётся и вновь притягивает меня к себе.
  
   - Франси, напомни мне, сколько не виделись эти двое? Месяц? - спрашивает отец, весело качая головой.
   - Две недели, дорогой, - расплываясь в нежной улыбке, отвечает мама. - Так, Амелия, отпусти брата переодеться и сама, кстати, не забудь сделать то же самое. Через десять минут жду вас на семейный завтрак, - добавляет она и устремляется вслед за мужем.
  
   - Больно нужен мне ваш блудный сын, - шутливо фыркаю я и, демонстративно проходя мимо Уилла, начинаю подниматься вверх.
  
   Он, конечно же, подмечает мою язвительную реплику и, схватив меня за футболку, тянет на себя. Не успев ухватиться за перила, я падаю назад, попадая в его сильные руки.
  
   - Что, так сильно скучала? - чувствую я шепот у себя над ухом.
   - Вовсе нет.
  
   Его тихий, сдержанный смех снова заполняет всю меня, словно проникая под кожу. Ну, конечно же, я скучала! Я так дико скучала...
  
   - Прекращай смеяться, Уилл. Давай, выпускай меня из своих огромных лап, и я пойду переоденусь к завтраку, - пряча улыбку, бросаю я.
  
   Тяжело вздыхая, он всё же выпускает меня из своих рук. Шагаю наверх, слыша, как следует за мной брат. Это всё так похоже на нас: я - капризная и характерная и он - сильный и вечно идущий мне навстречу. Останавливаюсь возле двери своей комнаты и оглядываюсь назад, тут же встречаясь с заинтересованностью в бирюзе его глаз.
  
   - Зачем тебе переодеваться, Мими? По-моему, и так вполне неплохо, - ухмыляясь, произносит парень, медленно опуская взгляд на мои обнажённые ноги.
  
   Ощущаю, как так же медленно сгораю под этими изучающими глазами. С чего бы это? Закусываю губу и отвожу взгляд, распахивая дверь своей комнаты.
  
   - Тебе в твоём Лос-Анджелесе ничего не припекло? - через плечо бросаю я, скрывая пунцовые щёки и замечая, как брат устремляется вслед за мной.
   - Миа, - нежно протягивает Уилл и нагло падает на мою кровать, - на все оставшиеся каникулы я в твоём распоряжении, поэтому хватит дуться, коротышка.
  
   - Усмири своё самолюбие, Аддерли! С чего ты вообще взял, что я тут тебя заждалась? Я занимаюсь исключительно своими делами, - притворно улыбаюсь и отворяю дверцу шкафа в поисках летнего платья.
   - Ставлю пять баксов на то, что ты даже не выбиралась из дома все эти дни, - широко и искренне улыбается брат, пристально наблюдая за всеми моими передвижениями.
   - У тебя хреново с интуицией, дорогой.
  
   Наконец нахожу белое платьице и разворачиваюсь в сторону ванной, как внезапно сильные пальцы хватают моё запястье и тянут на кровать. Будучи сильным и подтянутым, Уилл нуждается лишь в одном, лишь с чуть большим напором прикосновении, чтобы моё слабое тельце подалось вперёд. Может, поэтому рядом с ним я и чувствую себя защищённой, подобно хрупкой кукле в его крепких руках. Падаю рядом с братом на кровать и тут же оказываюсь в его объятиях.
  
   - Хватит капризничать, Мими. Я здесь, - последнее, что говорит он, прежде чем я утыкаюсь в его плечо, пряча свою довольную улыбку.
  
   Я молчу, чувствуя, что становлюсь завершённой. Он - тот недостающий кусочек пазла. Видимо, Уилл всё же ощущает мои улыбки, которые я так усердно скрываю, и глубоко вздыхает, отчего его широкая грудь вздымается вверх вместе с моим лицом. Я не знаю, что творится в голове брата, но почему-то мне кажется, что он, так же как и я, счастлив и дополнен. Мы дополнены друг другом. Сильные руки по-прежнему стискивают меня, а его волевой подбородок покоится на моей макушке. Волна уюта и комфорта накрывает меня с головой.
  
   - Устроим как-нибудь "фото-день"? - шепчет Уильям, нарушая затянувшееся молчание.
   - Как насчёт завтра? - сияю я.
   - Отлично. Заедем в нашу кофейню к Марли?
   - С удовольствием. Только потом обязательно наведаемся к Джону Таннеру*!
   - О нет! Ты это серьезно? Опять парк?
   - О да, Уилл! Ты задержался на целую неделю. Поездка в Карролл будет своего рода искуплением, не находишь? - вскидываю брови я и приподнимаюсь на локтях, дабы разглядеть его реакцию.
   - Ты - маленькая шантажистка, - мучительно выдыхает парень.
  
   Хитро улыбаюсь и лохмачу светлые пряди брата, предвкушая весёлую поездку. Я любила этот парк, любила песчаный пляж у озера и лесные пейзажи вокруг. И хоть Уилл ворчит, но я точно знаю: он любит это место не меньше меня.
  
   - Миа, а как у вас дела с Колином? - задумчиво протягивает он, не сводя с меня глаз. Внутри всё сжимается. Только не Колин, только не сейчас.
  
   Вероятно, моя мольба была услышана. Спустя несколько секунд мы слышим протяжный крик матери, состоящий из наших полных имён. Воспользовавшись недолгой заминкой, я подрываюсь с кровати и выпихиваю Уилла из комнаты. Слышу за дверью тяжёлый вздох, а затем хлопок закрывшейся двери его комнаты, что находится рядом с моей.
  
   Стягиваю с себя футболку и надеваю белое коротенькое платье, чувствуя неожиданный прилив сил и некое воодушевление. Я кручусь возле зеркала, словно маленькая игрушечная юла. Собираю всё ещё влажные пряди в хвост и улыбаюсь своему отражению. Кажется, лето начинает обретать краски.
  
  ____________________________________________________
  
  *Парк Джона Таннера - Национальный парк штата Джорджия; принадлежит графству Карролл. Находится поблизости с небольшим городком Карроллтон. Посетители могут наслаждаться кемпингом, пикниками, мини-гольфом и волейболом. Туристы могут поселиться в небольшом палаточном лагере. Парк назван в честь местного бизнесмена.
  Глава 2.
  
  Kye Kye - Fantasize (AVAY & Cheney Weird remix)
  
  
   POV Уилл
  
   Я дома. Это легко можно понять, если в комнате сестры грохочет музыка, с кухни доносятся заманчивые ароматы маминой выпечки, а на веранде восседает отец, устроившийся в плетёном кресле и читающий очередной детектив. Все эти действия разворачиваются именно утром, за исключением вечно играющей музыки в соседней комнате. Нежась в постели, я всё ещё пытаюсь ухватить остаток сна и впитать его в себя.
  
   Сон был мутным. Я не помню никаких лиц и определённых действий. Только ощущения. Лёгкие невинные касания рук и придыхание, томное и обрывистое. Снилось всё так, словно я переживал это наяву. Бред. Как может столь романтичный бред взбрести в мою голову? Попасть в мои сны?
  
   Потягиваюсь в своей старой кровати и разминаю затёкшие мышцы. Поднявшись на ноги, иду в ванную, морщась от кричащих голосов из колонок Мии. Не заглядывая в её комнату, я могу точно описать происходящее: она кружится по комнате в спальной рубашке или моей футболке и заправляет на ходу кровать; виляет при этом бёдрами в такт музыке и мотает головой. Живая и непосредственная. Я любил и люблю её именно такой.
  
   Открываю кран с холодной водой и залезаю под прохладные струйки воды. Она освежает и бодрит меня, вытесняя из памяти ощущения недавнего сна. Такие реальные и кружащие мне голову. Выхожу из ванной комнаты и вновь зеваю. Да, ночь выдалась славной. Мы болтали с сестрой почти до самого утра, обсуждая недавние события и важные мелочи, которыми всегда делились друг с другом. Общаясь с ней на летней веранде, мы наслаждались теперь уже непривычным покоем ночи и с детским восторгом планировали завтрашний день.
  
   Мне не хватало её. Эта нехватка остро отзывалась в самых потаённых уголках моей души. Если бы мне предложили выбор: либо Миа, либо весь мой круг общения, я бы не задумываясь выбрал её. Только она обладала этой уникальностью видеть радость во всём, оставаться простой, но в то же время прятать в своих глазах некую тайну. Миа с самого детства была очень хрупкой и миниатюрной, но тем не менее, умела постоять за себя. Рядом со мной она всегда была такой: лёгкой, смешной, чуткой и задорной. Что же касается остальных, то с ними она была весьма замкнутой: плохо ладила с окружающими и совсем не ладила с девчонками. Ей всегда хватало меня. Я был горд; более того, я чувствовал то же самое. Но теперь я и впрямь волновался за неё. Мне не составляло труда влиться в любой коллектив, найти контакт с человеком даже тогда, когда на первый взгляд это казалось невозможным. Приходилось крутиться, посещать дополнительные курсы фотографии, чтобы развиваться. И именно в моменты отъезда я слишком отчётливо ощущал то, насколько всё-таки я скучаю по Мими.
  
   У меня был определённый круг друзей. Компания, с которой я общался больше всего, общалась и с Мией, что очень меня радовало. Совсем немного и урывками, но всё же общалась. Пару лет назад мне удалось вытащить её на выездной уикенд. Там, собственно, всё и началось. Компания была небольшой, но очень дружной и своеобразной. И всё же, несмотря на это, полностью понимала меня лишь Миа. Так, словно она моя сестра-близнец. Будто бы она часть меня. Неотделимая часть. Мы с ней всегда была будто настроены на одну волну. Мне было с ней легко, хоть её характер и оставлял желать лучшего. Порой она доводила меня - нарочно, не контролируя свои эмоции. А её эмоции являлись гремучей смесью собственного эгоизма и необъятной любви ко мне. Маленькая скандалистка была подобна взрывному механизму, одно неточное касание к которому - и... бум! Впрочем, я свыкся с её капризами, пусть с возрастом они и становились реже, но значительнее. Зато Миа была настоящей, без всяких этих женских притворств и заморочек. За это я любил её больше всего: если её что-либо не устраивало, говорила она всё напрямую, сразу же.
  
   С женщинами сложно, это верно. Именно поэтому я не и завожу долгих романов. Утомительно и ответственно. Для подобных эмоций у меня была сестра, а свои физиологические потребности я, конечно же, удовлетворял.
  
   Одеваюсь в домашнюю одежду и взлохмачиваю мокрые пряди, рассматривая своё отражение в зеркальном шкафу. Я высок, даже слишком. Рост практически два метра. Светлые волосы, голубые глаза, спортивное телосложение. Я никогда не считал себя особо примечательным парнем и в целом не зацикливался на том, как выгляжу со стороны; тем не менее, девушки всегда вешались на меня, иногда уделяя слишком пристальное внимание. Это нервировало. Всё же я отношу себя к мужчинам "старой закалки" и считаю, что парень должен завоёвывать девушку, ухаживая за ней и проявляя знаки внимания. В наше же время всё как-то поменялось местами. Достойных девушек всё меньше, и всё больше тех, кто за один лишь игривый взгляд и пару комплиментов готовы раздвинуть ноги. С деньгами так вообще всё ещё проще. Продажный век - здесь ничего больше не добавишь.
  
   Следуя утреннему ритуалу, делаю несколько отжиманий от пола и подтягиваюсь на домашнем турнике. Мысли прочищаются от спорта быстрее, чем от ушата ледяной воды. Вспоминаю, что сегодня нас с сестрой ожидает масса впечатлений. "Фото-день". Да, очередная традиция. Я брал свой фотоаппарат на наши прогулки, и мы снимали всё, что только придёт в голову. Начиная с нас самих и заканчивая случайными прохожими. Мы ловили такие живые моменты, как искренние улыбки детей и старушек, развязные поцелуи притаившихся парочек, снимали увлечённых охотой котов и даже узоры на листьях. Снимки получались каждый раз новыми и абсолютно непохожими на предыдущие серии, а иногда (такие дни проходили весьма забавно), щёлкнув незнакомых нам людей, мы слышали в свой адрес брань и с диким смехом уносили ноги прочь от места преступления. Ребячество. Но порой именно этого и не достаёт взрослым и самостоятельным людям. Просто совершить глупость и посмеяться над этим. И жить станет гораздо легче.
  
   Делаю ещё один подъём и вдруг слышу, как дверь за моей спиной отворяется, впуская громкое пение из колонок сестры в мою комнату. Миа что-то напевает себе под нос и, как и всегда, принимается меня донимать. Хрупкие пальчики начинают щекотать мои бока, поднимаясь вверх, пока я вишу на турнике. Невольно начинаю смеяться вместе с ней и спрыгиваю на пол, подхватывая сестру в воздух.
  
   - Прекрати, Уилл! Ещё немного - и меня стошнит на твой паркет, - пищит Миа, оттого что я тормошу её вверх ногами, кружа вокруг себя.
   - Ты заслужила, мелочь, - отзываюсь я и, бросив её на свою незаправленную кровать, плюхаюсь следом. - Кажется, ты проснулась в настроении. Видимо, теперь грядёт что-то страшное... Может, атомная война? - отдышавшись, добавляю я, изучая её довольное лицо.
   - Если бы мир зависел от моего настроения, я была бы послушной девочкой, уверяю тебя! - улыбаясь, отвечает мне Миа. На светлых простынях её каштановые пряди кажутся мне ещё более насыщенного оттенка.
   - Как же везёт этому миру, ведь со мной ты настоящая маленькая... - Я запинаюсь, не в силах подобрать красочного эпитета. Кто? Баловная малышка? Шкода? Это всё относится к деткам, максимум к подросткам. Передо мной же лежит молодая и ухмыляющаяся особа, которая зовётся моей сестрой. Нет, она давно не ребёнок.
  
   Миа вскидывает свою тонкую бровь и ожидает моего вердикта. Я уверен, в мыслях она уже прокручивает очередную колкость, чтобы тотчас же ответить мне. Удивительная. Ведь обладая таким колючим характером, она умело может скрывать свои шипы от посторонних глаз.
  
   - Сучка.
  
   Тоненькие бровки взлетают ещё выше, напоминая мне изящных ласточек. Спохватившись, сестра сдерживает очередной смешок и прыгает на меня, одержимая лишь одним желанием: отомстить. Мы боремся ещё несколько минут в попытках ущипнуть друг друга побольнее. Но, конечно, как и в детстве, я ей поддаюсь. Маленькие зубки касаются моей шеи. Я чуть дёргаюсь в сторону, но Миа лишь усиливает укус. Упрямство - это у нас в крови. Перехватываю её запястья и поднимаю над её головой, всё же увиливая от очередного укуса. Маленькое тельце подо мной вырывается из крепкой хватки и кричит о помощи, но Миа попадается в свою же ловушку: музыка перекрывает её собственные вопли. Когда же её сила идёт на спад, а попытки становятся еле ощутимыми, мы перестаём смеяться, встречаясь с ней глазами. Непрерывно смотрим друг другу в глаза; синева и изумруд продолжают бороться между собой. И в какую-то долю секунды я внезапно ощущаю её слишком остро: её шумное дыхание от рьяного сопротивления, часто вздымающаяся грудь, что касается моей, и спутанные пряди, прилипшие к её раскрасневшимся щекам. Она в нескольких миллиметрах от моего лица. Она, моя кровная сестра. Но именно в эту самую секунду она почему-то кажется мне незнакомой девушкой. Именной той девушкой, с которой мне хочется испытывать нечто большее, чем просто веселье от дурачества. Ощущаю приятную истому внутри. Ленивое томление, что охватывает меня в моменты истинного влечения. Чувствую, как наше дыхание сливается воедино и вижу то же самое в её больших глазах.
  
   Она приходит в себя первой и шутливо толкает коленкой в мой бок, отводя при этом глаза. Её зацепило, так же как и меня. Так же как и в тот вечер. Её щеки заливает румянец.
  
   - Ты никогда не соберёшься вовремя, если будешь и дальше сдавливать меня своей тушей, - бурчит сестра и начинает ворочаться подо мной.
  
  Мои пальцы расслабляются, и её руки плавно выскальзывают из крепкой хватки. Она садится, как и я, на кровать и приглаживает спутанные волосы. Мы оба чувствуем неловкость. Повторно. Чёрт. Возьми.
  
   - Думаю, чтобы избежать семейного завтрака, нужно валить сейчас, - наконец выдавливаю из себя слова, сглатывая комок в горле. Поднимаюсь с кровати и начинаю собираться. - Одевайся, Миа. Я захвачу фотик - и спускаемся вниз по пожарке.
  
   Она согласно кивает и бредёт мимо меня к выходу из комнаты. Скомканно улыбаюсь ей вслед, едва приподнимая уголки губ вверх. Мы вновь растерянны, сбиты с верного пути... Снова лохмачу волосы и тяжело выдыхаю. Это всего лишь помутнение. Миа - моя милая младшая сестрёнка. А эти стены - это стены нашего родного с ней дома. Просто это сближает, ведь мы так долго не были здесь; здесь, где прошло наше светлое и радостное детство. Хватаю сумку и надеваю её через плечо. Затем открываю окно нараспашку и спускаюсь по уже такому привычному пути бегства. Вижу, как сестра толчется внизу, переминаясь с ноги на ногу. Она одета в летние короткие шорты и топ; через спину тоже перекинута сумка.
  
   И мы снова сбегаем, как и в детстве, оставляя за собой шлейф нерешённых проблем...
  Глава 3.
  
  Кings of Leon - Sex on Fire
  
  
   POV Миа
  
   Вы любите ветер? Именно то самое дуновение его порывов, которое бьёт тебе в лицо, но не слишком грубо, а ласково и словно щекоча? Я сижу на переднем сиденье машины, что мы взяли на прокат, и, прикрыв глаза, наслаждаюсь этим самым ветром. Летним, ещё прохладным и утренним. Мы несёмся по трассе, по бокам от которой расположились леса. Это удивительное, ошеломляющее чувство. Свежесть, что исходит из тени деревьев, всё ещё не тронутых солнечными лучами, дурманит меня. Не открывая глаз, я крепко хватаюсь за дверь машины и высовываю голову к небу. Ветер начинает трепать мои волосы, а от его резких порывов в моих ушах свистит. Я открываю глаза и устремляю взгляд в лазурное чистое небо. Мне хочется смеяться, кричать от радости во все горло. Я живу. Я имею возможность видеть, слышать и говорить. У меня есть замечательная семья и самый лучший человек на планете, который сейчас ведёт этот подержанный внедорожник и не перестаёт улыбаться от своей глупой сестры. Чуть приоткрываю губы и жадно вдыхаю в себя этот ранний утренний холодок, что так пьянит меня. Так же ненасытно, как я чувствую в себе потребность и жажду жить, жить самыми разными эмоциями. Медленно и изящно вытягиваю руки вслед за головой в окно. Я напоминаю себе одну из тех утончённых балерин, с которых в детстве я буквально не сводила глаз. Они точно так же вытягивали свои тонкие руки, подобные крыльям лебедя, ввысь, изгибая их под наклоном в бок. Мои руки сию же секунду начинает ласкать ветер. Нежно и чутко, обволакивая их тёплой свежестью.
  
   - Только не вывались из окна, Мими, - с доброй усмешкой говорит Уилл.
   - Это просто восхитительно! Жаль, что я не умею водить, иначе ты бы испытал это безумство на себе.
   - Я выкрою время и научу тебя водить. Если, конечно, ты научишь меня проделывать эту штуку с руками. Напомни, почему ты не пошла в балетную школу?
   - Всё дело было в проклятой училке. Она была слишком повёрнута на осанке и больно била по спине и животу, - отвечаю я, откинувшись назад на сиденье.
   - Миа, если бы не твой несносный характер и хоть немного выдержки, то всё бы вышло, - смеётся брат и, как только слышит знакомый мотив по радио, тут же тянется к нужной кнопке.
   - Нет, нет, нет! Пожалуйста, Уильям! - жалобно прошу я и перехватываю его пальцы своими, делая громче.
  
   В салоне начинает играть заслушанный мною мотив песни "Sex on Fire" Кings of Leon, а я громко начинаю подпевать приятному голосу. Вытягиваю руку в окно и пытаюсь уловить бегущий ветерок пальцами.
  
   All the commotion
   The Kitty loved pain
   Has people talking
   Talking
  
   Весь этот сыр-бор:
   "Китти нравилась боль" -
   Заставляет людей сплетничать,
   Сплетничать.
  
   Кричу до хрипоты, с искренней улыбкой на губах и довольством на хитром лице. Да, я люблю такие забавы. Особенно мне нравится подпевать исполнителям, когда Уилл находится рядом, закатывая к небу глаза и шутливо качая головой, как сейчас.
  
   - О нет, сейчас будет припев! - закусив пухлую верхнюю губу, перекрикивает музыку брат.
  
   You...
   This sex is on fire!
  
   Ты...
   Этот секс, он такой горячий!
  
   Я завываю, придерживая свободной рукой спутанные проворным потоком воздуха волосы. Внутри меня медленно и томительно разливается безграничное счастье. Хочется петь громче и смеяться во весь голос. Ещё и ещё. Надрывисто и иронично. Уилл поймёт, ведь он сам едва сдерживается, когда я дурачусь рядом с ним.
  
   Soft lips are open
   Them knuckles is pale,
   Feels like you're dying,
   Your dying...
  
   Нежные губы раскрыты,
   Руки сжаты в кулаках,
   И кажется, что ты умираешь,
   Умираешь...
  
   - Давай же, Уилл! - смеясь, кричу я брату и поворачиваюсь к нему лицом.
  
   Секунды до припева тикают, отбивая живой и ликующий ритм. Я жалостливо смотрю на брата и выпячиваю губы. И, конечно, брат сдаётся, подхватывая мой задор и начиная кричать во всё горло вместе со мной:
  
   And you...
   This sex is on fire
   And so
   Were the words to transpire
  
   И ты...
   Этот секс, он такой горячий.
   И вырвавшиеся слова
   Такие же.
  
   Отпев знакомые строки, мы смеёмся, словно обезумевшие, не переставая. Уилл делает музыку немного тише и украдкой смотрит то на меня, то на дорогу.
  
   - Что ты делаешь со мной, Мими? Надрываю горло и ору, словно малолетняя фанатка на концерте.
   - Прекрати! Это было весело, и не смей отрицать.
  
   Приступ смеха медленно отступает, но мои щёки по-прежнему остаются раскрасневшимися. Мы выравниваем дыхание и с лёгкой улыбкой на губах смотрим на дорогу впереди нас. Внутри меня всё ещё звучит ритмичный и буйный мотив. Он грохочет в мыслях, впечатывается в память, как и всегда. Брат твердил, что эстрада упустила свою звездочку, когда я наотрез отказалась от музыкального образования. Я же отчётливо понимала, что любовь к музыке у меня в крови и с этим ничего не поделаешь. Отец однажды рассказал мне, как в молодости у него была своя рок-группа, с которой они успешно колесили по штату и даже были в некой степени популярны. Я долго смеялась, подшучивая над ним, ведь мой презентабельный папа в отглаженном костюме совсем не походил на отвязного рокера. Но когда он показал мне снимки и свои старые пластинки, я жутко возгордилась за него. Тем не менее, я придерживалась мнения, что музыка - в каком-то роде наркотик для меня. Она дарила те эмоции, за которыми так гонялись зависимые люди. Заглушала реальность и придавала жизни яркие, насыщенные оттенки. И всё же связывать свою жизнь с этим наркотиком мне не хотелось. Потому я и училась на искусствоведа.
  
   - Миа? - первым нарушает тишину Уилл.
   - Да?
   - Ты знаешь, что такое горячий секс? - Он старается придать своему тону шутливую форму, но я прекрасно слышу нотки волнения.
   - Уилл. Я... я давно уже не маленькая, - единственное, что отвечаю я, отводя глаза в окно. Чёрт, может, мне послышалось?
   - Просто я хотел бы быть уверен, что Колин не обижает тебя.
   - Ты ведь знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. Я не дам себя в обиду.
   - И вы...
   - Да, - резко перебиваю его я. - Мне уже двадцать, Уилл. Я знаю, что такое секс и предохранение.
  
   Он молчит, поджав губы, что всегда говорило о его взвинченности. Напряжение, от которого мы с трудом избавились перед поездкой, вновь появляется между нами. Правда рвётся из меня наружу, и я, делая над собой усилие, закусываю щеку изнутри, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Мне кажется чем-то таким неправильным, что брат узнает о разрыве с Колином почти в последнюю очередь. Стыдно, но между нами возникло слишком много недосказанности, так что эта маленькая тайна покажется лишь невинным секретом, которым я впервые не поделилась с ним. Отчаянное желание залезть под одеяло, как в детстве, спрятавшись от всех проблем, снова одолевает меня. Это сложно... Ведь мы оба чувствуем, как что-то тихо и вкрадчиво вторгается в наш полный любви мирок. Некое ощущение неловкости и странной, почти необъяснимой тяги друг к другу... Это на каком-то ином уровне, не совсем родственном. И это... пугает нас.
  
   Дорога в графство Карролл была длинной. Именно поэтому мы и выехали ранним утром. Я смотрю в открытое окно и внимательно наблюдаю за плывущими силуэтами крон деревьев. На скорости они мелькают слишком быстро, превращаясь в изумрудное марево. Мне кажется, что это не я ещё несколько минут назад громко горланила песню и резвилась, словно в последний раз. Бросаю беглый взгляд на брата: сильные пальцы крепко сжимают руль, а в глазах стоит какая-то отрешённость. Мне становится ещё хуже. Мой милый Уильям, как же так? Как мы могли такое допустить, впустив в наши отношения подобное смятение и умалчивание?
  
   - Прости, я не должен был... - тихо говорит он, тяжело вздыхая.
   - Уилл, всё в порядке.
  
   Мы, словно дети, остерегаемся огня, как учили нас взрослые. Я не стесняюсь подобной темы, но почему-то мне кажется весьма странным, когда меня спрашивает об этом Уилл. Вновь разворачиваюсь к окну и уплываю в своих мыслях в то далекое прошлое, когда всё и случилось.
  
   В сущности, я толком не знала, о чём пела несколькими минутами ранее. Ведь мой сексуальный опыт был совсем не богат. Я внутренне сжимаюсь, когда вспоминаю свой первый раз. Это было... довольно болезненно, только и всего. Нет, не то чтобы Колин был груб со мной - отнюдь. Просто, кроме дискомфорта, я не чувствовала практически ничего. Мои соседки по комнате, наши общие с братом друзья и весь мир вокруг твердил: секс - неземное блаженство. Я же искренне не понимала, отчего вокруг сплетения двух обнаженных тел столько шумихи. Я казалась себе неопытной и несуразной, и единственное, чего мне всегда хотелось, так это завернуться в простыню и сослаться на головную боль. Но конечно же, упрямство семьи Аддерли не давало мне этого сделать. Я думала: "Ну, вот, сейчас я точно испытаю этот животный восторг". Но восторга не было, как бы Колин ни старался произвести на меня должное впечатление. Возможно, люди, наделённые чуть большей фантазией, могли испытать что-то неземное и совершенное, как обычно описывают этот процесс в книжках. Я же ощущала себя только тряпичной куклой, с помощью которой мой бывший парень приходил к "выплеску нервного напряжения". Не знаю, послужило ли это причиной нашего разрыва, но в одном я уверена точно: я была несказанно рада прекратить это потное трение тел по свободным пятницам.
  
   Запутавшись в клубке собственных мыслей, я не сразу замечаю, как мы выезжаем на знакомую дорогу, приближающую нас к графству. Я уже хочу взглянуть на карту, но внезапно чувствую, как крепкая ладонь Уилла ложится на мою руку. Под его натиском мои покорные пальцы тут же сплетаются с его. Руки брата сильные, с лёгкой шероховатостью, присущей всем труженикам. Внутри меня вновь что-то переворачивается, делает успешный кульбит, а затем расцветает. Я не успеваю толком разобраться, что же это может быть, но ясно ощущаю, как приятно мне становится от ленивой ласки его большого пальца, который скользит по моей ладони, успокаивая и расслабляя. Это мой брат, с судьбой которого моя была переплетена ещё на небесах. Это неразрывная связь. Самая крепкая связь, и по силе разве что связь матери и дитя может стоять выше. Украдкой смотрю на брата. Наши пальцы по-прежнему сцеплены, образуя прочный замок. В уголках его губ я замечаю притаившуюся полуулыбку. Теперь, когда моя рука находится в его, всё относительно нормально. Всё под контролем.
  
  
  ***
  
   - Чёрт, Уилл! Нужно было отправляться домой ещё два часа назад! - перекрикиваю я шум словно сорвавшегося с цепи дождя.
  
   Брат озирается по сторонам и, срываясь на бег, тянет меня за руку под ближайший навес.
  
   - Хватит хныкать, Мими. Лучше шевелись быстрее! - кричит в ответ Уильям, прижимая меня к своему телу и укрывая от крупных капель с неба.
  
   Забыв о времени, мы наслаждались тёплым деньком в нашем любимом месте. В будние дни здесь не так много народу, потому мы с лёгкостью разгуливали по окрестностям полупустого парка. Уилл учил меня делать красивые фотографии пейзажей, а я не замолкала ни на секунду, рассказывая ему о своих лекциях по мировому искусству. И, конечно, мы совсем не уловили перемены настроения погоды.
  
   Лазурь чистого неба сменилась затяжными тучами тёмной завесы облаков.
  Забежав на веранду для пикников, мы облегчённо выдохнули.
  
   - Проклятье! Я не бегала так с последнего зачёта несколько месяцев назад, - ворчу я, хватаясь за свой побаливающий бок.
   - Какая же ты нерасторопная, сестрёнка. Пока бежали, ты споткнулась о несуществующий барьер трижды.
   - Извини, спортсмен, - фыркаю я, начиная выжимать мокрую майку.
  
   Уилл приглушённо смеётся, следуя за мной и стряхивая с волос капли. Промокшие до нитки, мы стоим под навесом и наблюдаем, как небесный плач тревожит озеро. Крупные капли бьют по некогда тихой глади, создавая многочисленные круги на воде. Дождь усиливается ещё сильнее, перевоплощаясь в настоящий ливень. Я ёжусь от сильного порыва ветра и прислоняюсь к деревянному столбу беседки.
  
   - Что будем делать? - тихо спрашиваю я.
   - Понятия не имею. Возвращаться по такой погоде весьма сложно, поэтому стоит переждать здесь.
  
   Я утвердительно киваю и обнимаю свои плечи руками. Чувствую, как меня начинает бить озноб. Заметив моё состояние, Уилл снимает с плеч свой рюкзак и достает оттуда небольшой плед.
  
   - Отогрейся немного, а я пока пойду, достану горячий чай и разузнаю про ночлег.
   - Думаешь, придётся остаться?
   - Я не знаю, малышка. Обещаю, я что-нибудь придумаю.
  
   Оставив меня, брат отправляется на поиски. Я же морщусь от капель, что изредка отскакивают мне в лицо, и полностью закутываюсь в плед, забираясь на лавочку с ногами. Между тем, я ничуть не расстроена. Этот день был наполнен той непосредственностью и лёгкостью, в какой я так отчаянно нуждалась последнее время. Ведь практически каждый день я мечтала, чтобы вернуться в прошлое и в корне изменить тот злополучный вечер... Если вы когда-либо испытывали это ощущение безысходности, то поймёте меня. И наверняка каждому на этой земле хотя бы однажды хотелось исправить свои ошибки. Перенестись в тот день и повести себя иначе. Но наш мир так устроен, что это просто невозможно. В твоём распоряжении есть только настоящее и будущее. Но... хватит ли этого, чтобы всё исправить?
  
   Я до сих пор помню тот самый день, хоть и не до конца осознаю, чем я руководствовалась, когда вела себя подобным образом. Впрочем, тем же самым вопросом задавался и Уилл. Зато я чётко знала, что именно тот самый вечер сдвинул нас с привычной действительности.
  
   Это было в Атланте. Мы отмечали конец учебного года вместе с нашими однокурсниками. Людей было слишком много, и я не узнавала ни одного знакомого лица. Мы были в лесу, разводили костёр и пили пиво из бочонка. Всё на уровне студентов, у которых, безусловно, отсутствует чувство меры в подобных вопросах. Однако я не вправе осуждать их, ведь именно в тот день я стала на миг одной из них.
  
   Уилл присоединился к "загулявшим первокурсникам" и составил мне компанию. Дальше все последующие действия смешались: колыхающий огонь костра, алкоголь, жар, шум кричащих голосов, громкая музыка, танцы. Настоящее безумство, в котором я не постеснялась участвовать. Образы людей плыли перед моими глазами, каждый был похож на предыдущий. И только Уилл всегда оставался собой. Без каблуков я казалась совсем коротышкой рядом с таким великаном, как мой брат. Девушки бросали голодные взгляды на его подтянутое тело, а я, вздёрнув нос, нежилась в его объятиях. Он повсюду был рядом со мной, не оставляя меня ни на секунду. И в какой-то момент всё полетело к чертям. Мои подкашивающиеся от танцев ноги ослабли, а голова закружилась. Смеясь, брат притянул меня к себе... и тогда я слишком явно почувствовала его силу. Не ту ласковую защиту, какой он всегда меня баловал, а именно мужскую силу - как некое разительное преимущество.
  
   Я никогда не забуду, как в его пшеничных прядях путались отблески костра. Мне казалось, будто эти крапинки сверкающего огня долетают и до меня, проникая под кожу и заставляя задыхаться от нашей близости. То была другая близость. И он тоже почувствовал это. Наверное, именно в тот самый момент мы и переступили границы дозволенного. С примесью смущения запускала я свои дрожащие пальцы в его светлые пряди, а Уилл, замерев, неотрывно наблюдал за моими действиями. Я ощущала, как от его тела исходил жар. Эти пылающие искры были повсюду: в воздухе, позади нас, между нами... Лесная прохлада исчезла. Воздух стал плотным. Но никто из нас тогда даже не думал спугнуть это странное для нас чувство, которое легко и осторожно коснулось нашей связи.
  
   Уилл аккуратно подхватил меня на руки, и мои ноги воспарили ввысь, отрываясь от земли. И вот, наши лица уже на одном уровне. Брат наклонился ко мне и прижался своими тёплыми пухлыми губами к щеке. Этот невесомый поцелуй - он отличался от простого чмока, которым мы выражали свою привязанность. Он тоже был другим.
  
   Тогда его губы задержались дольше обычного на моей пылающей щеке. Помутнение рассудка. Помешательство. Наваждение. Из его полураскрытых губ вырвался судорожный вздох. И после этого он не отстранился. Лишь двинулся дальше, скользя по контуру моих скул и останавливаясь у мочки ушей. Это были безумные секунды. Возможно, самые лучшие в моей жизни. И сейчас, когда я прокручиваю их в голове, меня вновь охватывает жар, как и в ту самую ночь. Воспоминания согревают меня в эту холодную погоду больше, чем тёплый плед, предоставленный братом. И вот теперь, когда я в очередной раз прокрутила наши запретные минуты, я не совсем уверена в своём желании изменить тот самый вечер...
  
   - Миа, ты тут заснула? - слышу я родной голос позади.
  
   Оборачиваюсь, устремляя взгляд на брата. Он так же красив и обладает той же самой мужской силой, которую я разглядела в нём в Атланте. Крепкую грудь обтягивает мокрая ткань футболки, выставляя напоказ все его прелести, промокшие светлые пряди кажутся мне тёмными, а с его волос скатываются дождевые капли, падая на совершенное лицо. Теперь в теле моего родного брата живёт ещё один человек, к которому я испытываю необъяснимую тягу. И чёрт возьми, с тех пор я никак не могу вернуться в колею прежней жизни.
  
   - Прости, я не услышала тебя, - тихо отзываюсь я, встречаясь с его глазами. В них застыл немой вопрос, но разве я знаю на него ответ? Я сбита с толку, Уилл.
   - Пойдём, иначе по приезде домой мы с тобой сляжем, - говорит брат, подходя ко мне.
   - Как ты нашёл ночлег? Здесь обычно делают бронь за недели вперёд.
   - Я умею найти подход к людям, Мими. Правда, условия у нас будут не самыми лучшими, но зато там есть горячий чай и кровать, - отвечает Уилл и тянется к моей руке.
  
   Я дёргаюсь от его прикосновения и прячусь под плед, замечая мелькнувшую тревогу в его аквамариновых глазах. Сейчас, прокрутив в памяти все прошедшие события, я чувствую, что это слишком опасно для меня. Прикосновение его длинных, таких любимых мною пальцев могут вновь вызвать во мне непозволительные для нас ощущения. Поднимаюсь с лавки и перебираю ватными ногами вслед за братом. Он кажется мне поникшим, и я неловко утыкаюсь носом в его предплечье. И кажется, сквозь шумный ливень я различаю облегчённый вздох, вырвавшийся из его груди. И вот, всё снова относительно спокойно. Всё снова под временным и шатким контролем.
  Глава 4.
  
   POV Уилл
  
   В детстве мы так часто любили находить себе тайное укрытие... Место, о котором бы не догадывался никто из взрослых. А быть может, и догадывался, но не лишал нас этого неповторимого чувства некой секретности и уединения. Сначала это был небольшой шалаш вблизи от дома, укрытый десятками веток и листьями. Затем мы отворили чердак в нашем сарае и прятались там вплоть до совершеннолетия. И вот, теперь я и моя сестра вновь прячемся в маленьком трейлере без колес, сбегая то ли от проблем, то ли от каши в голове. Хотя, если быть откровенным, вряд ли кому-то удавалось сбежать от самого себя. Истина всегда настигала - рано или поздно.
  
   Промокшие и промёрзшие от ярого ливня, мы нашли здесь убежище. Маленькое пространство наподобие комнатки: небольшая кровать, столик и обогреватель. Нам этого достаточно. Раздобыв электрический чайник, мы ждали, когда он вскипит, наслаждаясь спокойствием и крышей над головой. Укутанная мною, Миа сидела на старой кровати и изредка подрагивала. Края пледа изрядно промокли, но тепло, что исходило от калорифера, быстро сушило их.
  
   Бросаю беглый взгляд на сестру, в который раз замечая её отчужденность. С нами иногда такое бывало. И причины уйти в свои мысли, определенно, были. В такие моменты мне становилось ещё хуже, когда я, видя её беспокойство и страх, не мог ничего поделать. Мне тоже становилось страшно, как бы глупо это ни звучало. Я боялся вместе с ней тех эмоций, что порой вспыхивали между нами и тревожили сердцебиение, нарушая привычный ритм.
  
   Сейчас же мы молчали, прислушиваясь к буре, что царствовала за пределами нашего укрытия. Крупные капли шумно грохотали, ударяясь о крышу. Ветки деревьев били о стенки трейлера, повинуясь свистящему ветру. А между нами повисла лишь неловкая тишина, нарушаемая лёгким шумом вскипающего чайника и нечастыми скрипами железной кровати.
  
   Наконец раздаётся щелчок чайника, вынуждая нас обоих вылезти из привычного самокопания. Достаю любимые термокружки и разливаю по ним кипяток, попутно кидая маленькие чайные пакетики. Пар, что исходит от них, обдаёт мои руки жаром. Тепло тут же разносится по всему телу.
  
   Кровать снова издаёт свой режущий уши стон, на этот раз громче прежнего. Перевожу взгляд на сестру и вижу, как она, укутанная с головы до ног пледом, неловко топает ко мне.
  
   - Кажется, я успела закинуть пару шоколадных батончиков в сумку, не подашь мне её? - мягко улыбаясь, просит меня она.
  
   Согласно кивнув, я мигом тянусь за нашими вещами и передаю сумку ей в руки. Видимо, когда мы бежали, она успела раскрыться, так как из неё тут же выпадает маленькая книжка, падая на пол.
  
   - Я подниму, садись за стол.
  
   Руки хватают книгу, и я заинтересованно пялюсь на название: Эрих Мaрия Ремaрк, "Скaжи мне, что ты меня любишь... Письма к Марлен Дитрих". Поднимаю свой взгляд на сестру, которая растерянно прячет глаза и кутается в плед ещё глубже. Да, я, конечно, знал, что Миа любила книги, но это были такие произведения, как "Убить пересмешника" или же "Старик и море". Жизнь, истины и противостояние. Но... любовь?
  
   - Там... там его письма к ней. Те, что писала она, к сожалению, не сохранились. У Эриха и Марлен была печальная любовь, но не менее прекрасная, чем у остальных пар. Особенная. Хотя, возможно, она и вовсе его не любила. А его письма, они... завораживают, - тихо шепчет Миа и пожимает плечами.
   - В том, что ты читаешь про любовь, нет ничего позорного, Мими. Просто раньше я не видел в твоей библиотеке подобного.
  
   Она вновь пожимает плечами и отводит взгляд. Отстранённая. По моей спине пробегает холодная дрожь. Это слишком для меня. Откладываю книжку в сторону и, подойдя к ней вплотную, резко поднимаю сестру со стула и усаживаю к себе на колени. От неожиданности она широко распахивает свои изумрудные глаза. Внутри меня что-то сжимается.
  
   - Что происходит, м-м? - тихо, боясь спугнуть, спрашиваю я.
   - Уилл, я не хочу тебе лгать.
   - Так не лги. Просто расскажи мне всё, что у тебя на уме. Мы всегда так делали, разве нет?
   - Да, конечно, да, но... - Её ресницы трепещут, отчаянно порхая из стороны в сторону. - Всё слишком запутано. Одно держится на другом.
   - Миа, - мягко, но с нажимом прошу я.
   - Чёрт, я не могу! - восклицает сестра. - Не могу, и ты сам это знаешь.
   - Я знаю лишь то, что мы отдаляемся друг от друга, как и другие братья и сёстры, когда приходит время, - на эмоциях бросаю я, замечая, как мелькнула боль в её глазах. - Но ты ведь понимаешь, Миа. Мы - не все. Откройся мне, тебя что-то мучает. Это Колин обидел тебя, и ты боишься признаться мне?
  
   При упоминании её парня мои пальцы сжимаются в кулаки. Парень. Человек, с которым она, возможно, целуется и обнимается; проводит значительное время и делится секретами. Её близкий. Тот, с кем мне приходится её делить. Скулы сводит от злости и жадности, что смешиваются во мне воедино, нарушая привычный ход мыслей. Но разве я имею право запрещать? Ведь, в конце концов, она мечтает о любви, читая откровенную переписку в той книжке. Моя девочка выросла, а я упорно не хотел этого признавать.
  
   - Нет больше никакого Колина! Забудь уже о нём, Уилл, - чуть не срываясь на крик, молвит Миа. Я замираю.
  
   Она опускает глаза в пол и нервно проводит ладонью по своему лицу.
  
   - Я... я должна была сказать раньше, но никак не решалась. С ним давно стоит точка, понимаешь? Он не мой Эрих, а я не его Марлен, - печально усмехается сестра и утыкается носом в мою шею. По телу пробегает приятная волна.
  
   Она молчит. Я слышу лишь её прерывистое дыхание, что щекочет мою кожу. Чувствую, как она вдыхает мой аромат и сильнее цепляется своими тонкими пальчиками в мою ещё влажную толстовку.
  
   - Ты простишь меня, Уилл? Знаю, что я виновата, но... - Она запинается, прежде чем закончить, и сильнее упирается свои носом в выемку на моей шее. - Господи, как же мне тебя не хватало.
   - Тише. Я рядом, я прощаю тебя, Мими, - шепчу я в ответ, притягивая её свисающие ноги к себе и укутывая ещё плотнее. - Ты вся дрожишь, давай-ка выпьем горячего чая. Где там твои батончики?
  
   Чувствую кожей, как малышка улыбается. Всё возвращается на свои места, но только вот это ли так мучило её на самом деле? В действительности я боялся задать этот вопрос, ведь в глубине души и так знал на него ответ. Более того, я испытывал то же самое.
  
  
  ***
  
   - Может, расскажешь мне причину вашего разрыва? - осторожно интересуюсь я, шепча в её затылок впереди себя.
  
   Отогревшись от внешнего и внутреннего холода, мы сидим на той самой скрипучей кровати. Миа расположилась впереди меня, между моих ног. Её влажные каштановые пряди, к которым я прислоняюсь, кажутся мне теперь совсем тёмными. Нам тепло и уютно в объятиях друг друга.
  
   - Не знаю, как это объяснить. Просто его стало слишком много, - так же тихо отзывается она.
   - Я, может, и не спец в отношениях, но мне кажется, что так и должно быть.
   - Что, если мне это не по душе? Так тоже должно быть: впускать в свою жизнь человека, даже если тебе от этого некомфортно?
  
   Слова сестры вновь застали меня врасплох. Это напомнило мне те времена, когда она была совсем ребенком. Миа всегда спрашивала обо всём прямо и честно. Впрочем, будучи детьми, мы всегда говорим ровно то, что думаем. Открыто и искренне. Но особенность Мии была в том, что с возрастом это у неё не прошло.
  
   - Наверняка нет. Зачем нужны отношения, в которых ты ущемляешь себя?
   - Вот и я подумала так же, Уилл. И признаться, единственный человек, кто может быть мне предельно близок, - это ты. Хотя ты и сам осведомлён об этом.
  
   Я прижимаю её к себе ещё ближе. Чувствую себя законченным эгоистом, но теперь, когда Колин исчез из её жизни, я облегчённо выдыхаю. Собственник. Мои губы невольно трогает улыбка. Сестра откидывается на мою грудь спиной и прикрывает глаза. Мы снова молчим, но в эту секунду наше молчание - абсолютное умиротворение, а не скрытое напряжение. Своими пальцами я перебираю её темные пряди, которые напоминают мне нежный шелк. За стенами нашего трейлера всё так же бушует ливень. Он громко тарабанит по земле и крыше, образуя настоящий потоп. Сейчас это неважно. Важно лишь её спокойное, равномерное дыхание и то, как она сжимает мою руку, как прижимается ко мне всем телом, привычно ища в нём защиту и покой. А я привычно отдаю это ей. Сполна.
  
   - Почитаешь мне, Уилл? Ты так давно этого не делал, - подавляя зевок, тихо спрашивает меня сестра.
  
   Тянусь к столику за книжкой и ложусь на кровать, позволяя ей устроиться в моих руках. Миа ложится следом за мной, укрывая нас обоих уже тёплым пледом. Ещё с минуту мы ищем удобное для нас обоих положение, а затем я открываю маленький томик её любимых писем влюблённых. В далёком прошлом я читал ей перед сном почти каждую ночь. Увлекаясь строчками из книг, я зачастую не замечал, что она уже мирно сопит. А иногда мы засыпали вдвоём. Но когда мы подросли, отец стал гнать меня в мою комнату, объясняя это тем, что мы уже давно не дети, чтобы вместе спать. Он, конечно же, был прав, но мы с сестрой были слишком близки. Потому нарушали запрет практически каждую последующую ночь. Вот и сейчас зелёные глаза Мии становятся сонными, а она всё так же жмётся в моих объятиях.
  
   - Так, кажется, здесь закладка, - бормочу себе под нос я, открывая нужную страницу.
  
   Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 04.04.1938)
   Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв
  
   ...сладкая моя, нам ни за что нельзя было расставаться! Это было преступление! Но теперь, когда ты приедешь, всё начнётся с самого начала! Предвидение и душевная мука извечной неудовлетворённости, и упоительное сомнение в себе, и тот единственный миг, который стоит многих жизней: когда я чувствую тебя, когда благодаря своей бесконечной милости судьба снова бросает тебя ко мне, когда ты оказываешься в моих объятиях и твоя голова касается моего плеча...
  
   Я улыбаюсь прочитанному, продолжая убаюкивать обвившуюся вокруг меня сестру.
  
   Я дрожу и так смотрю на мою руку, что и она дрожит! Я едва способен дышать, я выражаю свои мысли руками, я подбрасываю дров в камин и сижу, уставившись на огонь: что это там народилось и уносит меня прочь, и кто развяжет побыстрее во мне все узлы, милая, любимая моя, кто бросит меня от меня самого куда-нибудь в тёмную бушующую стихию, ах, брось, брось меня туда!
  
   В горле пересыхает. Мне вдруг кажется, что это мои собственные откровения. Те, что тихо трепали мне душу по вечерам, когда я был вдали от неё. Слышу её тяжелое дыхание: оно щекочет мне шею, заставляя всё моё тело сжиматься в напряжении. Миа не спит. Чувствует ли она то же самое, что и я? Преодолевая комок, что застрял посреди горла, я всё-таки продолжаю:
  
   Я хочу прыгнуть прямо в тебя, с утёса отчаяния, с трамплина равнодушия, безнадёжности и тяжкого горя, я хочу сжечь моё прошлое, милое моё лицо, возлюбленная. Твои глаза совсем близко от меня, и ничего больше нет, кроме темени, и твоих глаз, и дождя твоих поцелуев!
  
   Я по-детски запинаюсь, когда ощущаю, как родные пальчики цепляются за мою спину. Нас вновь сковывает это неведомое напряжение. Слишком остро чувствую её: тёплое дыхание, дрожащие пальцы и эти отчаянные попытки прижаться ближе.
  
   - Думаю, на сегодня хватит, - шепчу я и закрываю книгу.
  
   Мои руки тянутся к столику и откладывают маленький томик интимных писем. Да, именно интимных. Ведь читая его письма, тебе кажется, словно ты вторгаешься в личную жизнь писателя. В его голову, в сердце. Неожиданно для себя я слишком проникся к его строчкам. К чувствам, что он вкладывал в каждое слово, предназначенное Ей. Ладони взмокли, а щёки горели. И это я - парень, напичканный мужественностью и смелостью. Будто бы меня охватила лихорадка, а моё единственное лекарство в нескольких сантиметрах от меня. Лекарство ли? Да, Миа, может, и являлась мои спасением, но, определённо, несла побочный эффект. Мы играли с огнём. Снова нарушая запреты из далекого детства.
  
   Вновь смотрю на сестру, тут же улавливая её смятение. Кровь приливает к лицу. Дождь за пределами нашего укрытия усиливается, добавляя к себе рокот грозы. Прямой взгляд её глаз. Уверенный и серьёзный. Словно из нас двоих она первая готова сознаться и сдаться без боя. Без боя с этим кружащим голову искушением. Прикрываю глаза и тяжело выдыхаю. Да, чёрт возьми, я совсем не чувствую в себе сил бороться, когда она смотрит на меня вот так. И, поддаваясь порыву, я мигом открываю глаза и хватаю её за руку, с силой дергая её на себя. Миа, будто хрупкая кукла, падает на меня, прислоняясь всем своим телом к моему. Дыхания не хватает. В попытке ухватить хоть немного воздуха она едва приоткрывает пухлые губы, делая короткий вздох, и я накрываю своими губами её. Слишком эмоционально и грубо. Но именно так, как мы оба этого желаем. Прямо сейчас и прямо в эту секунду.
  
   Будто бы тёплый воск, внизу живота разливается сладкая истома. И мы тонем. Тонем без единой попытки за что-либо ухватиться. Моя крепкая ладонь зарывается в её спутанные и густые пряди, притягивая ближе и ближе. Языки сплетаются в страстном танце; скользят то по ровной линии зубов, то по губам. Дразня и играя. Поцелуй глубокий и чувственный. Сводящий нас с ума и стирающий все мыслимые и немыслимые границы между нами. Ещё секунда, ещё чей-то жадный вздох, ещё одно пылкое прикосновение - и вот, мы уже не брат и сестра, а парень и девушка, которые окончательно потеряли голову друг от друга. Словно обезумевший, я отталкиваю её от себя и нависаю над её хрупким телом. Дрожащие пальцы Мии трепетно исследуют моё лицо, шею, грудь. Что творится в её голове? Думает ли она, что это сон? Или же осознанно толкает меня и себя к краю пропасти? Но, признаться, сейчас это совсем меня не волнует. И если она хочет упасть в бездну, то я не думая протяну ей руку, чтобы упасть туда вместе с ней.
  
   Но полёту не суждено свершиться. Ведь в тот момент, когда мои пальцы задевают края её футболки, глаза Мии резко распахиваются. Вдох. Выдох. Пальцы медленно и осторожно соскальзывают с тела сестры под её пристальным и обеспокоенным взглядом. Она не отстраняется от меня, лишь съёживается и отводит взгляд в сторону. Чувствую собственной кожей её страх.
  
   - Прости... прости меня, Мими. Я понятия не имею, что нашло на меня, - шепчу я осипшим от желания голосом и протягиваю к ней руку. Она дёргается.
  
   Отодвигаюсь на край кровати и выравниваю дыхание. Она молчит, прикладывая к горящим щекам ладони. Ресницы растерянно трепещут, напоминая мне крылья маленьких загнанных птиц. Нервно лохмачу волосы. Горло сдавливает тяжёлый ком из смешанных чувств, что сейчас терзают меня. Жестоко и болезненно.
  
   - Я всё испортил.
   - Мы давно всё испортили, Уилл! - любимый голос срывается на крик, грозящийся перерасти в плач. - Всё уже давно полетело к чертям собачьим, разве ты не понимаешь?! Я не хочу видеть рядом с собой никого другого, кроме тебя! Только тебя, тебя, Уильям! - глотая слёзы, кричит Миа.
  
   От бессилия она прикрывает глаза, позволяя солёным ручейкам стекать вниз. Моё сердце готово вырваться из груди, когда сестра, словно в бреду, продолжает шептать моё имя. Придвигаюсь к ней ближе и увлекаю дрожащее тело в крепкие объятия. Миа совершает слабые попытки вырваться, ударяя меня в грудь и толкая. Не позволяя ей отстраниться, я терплю её маленькие кулачки и свободной рукой глажу по шёлковым волосам. Капли с её глаз срываются вниз по щекам и падают на мои руки. Чувствую, как внутри разливается что-то тянущее и мучительное. Прижимаю сестру к себе ещё ближе.
  
   - Тише, родная, я рядом, - шёпот путается в её волосах. - Я всегда буду рядом, слышишь? - покрываю поцелуями её волосы, спускаясь к вискам.
  
   Миа стихает. Лишь её равномерное дыхание и шум ливня тревожат тишину в трейлере. Временное перемирие. Забытье. Но уже с рассветом вернутся всё те же обстоятельства и границы, что разорвут наши объятия и принудят спать в разных комнатах.
  Глава 5.
  
   POV Миа
  
   Лёгкий треск дерева заставляет меня распахнуть глаза. Ощущаю тепло. Оно окутывает меня от макушки до кончика пальцев. Особенно живот. На нём словно лежит грелка - как одна из тех, что дарил мне Уилл в дни, когда я болела. Легонько приподнимаю плед и смотрю на свой живот. На нём властно дремлет широкая ладонь брата. Облизываю пересохшие губы и стараюсь оглядеться вокруг, вспоминая все вчерашние события. Маленький трейлер, одноместная кровать и прикроватный столик, на котором покоится мой томик личных писем Ремарка... Щёки начинают полыхать огнём, когда я вспоминаю размеренный шепот Уилла, а затем его обрывистое дыхание на своей коже. Медленно поворачиваю голову в бок в поисках брата. Его светлая макушка почти в нескольких миллиметрах от моего лица; веки плотно закрыты, а длинные ресницы, что так не свойственны парням, отбрасывают едва заметную тень под глазами. Утомлённый моим вчерашним всплеском эмоций, он крепко спит. Становится невыносимо стыдно. И душно... Дышать совсем нечем. От сильного тела брата исходит жар. Уилл всегда был таким тёплым, что хотелось забраться поскорее в его руки и греться.
  
   Осторожно убираю его руку с живота и вылезаю из-под теплого убежища. Мгновенно чувствую холод, который пробирает меня на мелкую дрожь. Ну и пусть. Стоит привести мысли в порядок и взбодриться после вчерашнего. Бросаю взгляд на спящего брата, и на губах расцветает неконтролируемая улыбка. Такому высокому и крепкому парню, как он, подходили лишь широкие и массивные кровати. На этой же миниатюрной железной кроватке едва помещалась я - что и говорить про Уилла. Спортивные ноги частично свисали, а любимому телу пришлось прилично согнуться, чтобы прижимать меня к себе ночью. Поправляю съехавшее одеяло и подавляю в себе безумное желание прижаться к его щеке, на которой остались отпечатки от подушки. Сжимаю пальцы в кулаки, испытывая лёгкое покалывание от необъяснимого желания.
  
   Сдурела. Ты просто сдурела, Миа!
  
   Натягиваю на себя толстовку и тихо выскальзываю за дверь. Утренняя свежесть тут же щекочет ноздри, внедряясь в мои лёгкие. Делаю глубокий вдох всей грудью и прикрываю на миг глаза. До моего слуха доносится пение птиц, их веселое щебетание и взмахи крыльев, когда те перескакивают с ветки на ветку. Открываю глаза и любуюсь окружающей меня природой. Лес словно ожил после ночного дождя. Он светится мокрой зеленью своей листвы и пробуждается от утренней прохлады. Аккуратно ступаю по влажной траве, стараясь не спугнуть пташек. Сколько же времени? Солнце ещё не встало, а значит, сейчас только раннее утро. Пытаюсь вспомнить, когда же в последний раз я так наслаждалась природой на рассвете, но мысли путаются.
  
   Медленно перебираю ногами и шагаю к озеру. Где-то вдалеке уже проснулись рыбаки, которые закинули свои удочки и настроились на удачную рыбалку. По пути к водоёму я встречаю ещё несколько человек, которые, видимо, как и мы, застряли здесь вчерашней ночью и уже собирались в обратный путь. Тени, что отбрасывали массивные деревья, постепенно стали уползать, уступая место первым солнечным бликам.
  
   Светлое небо рассекает зарево красного рассвета. Птицы начинают щебетать ещё звонче. Я приземляюсь на маленький пирс неподалёку от трейлера и свешиваю ноги к воде. Над кронами деревьев показывается кромка встающего солнца. Местные окрестности просто завораживают. После целого года в шумной Атланте леса любимого парка кажутся мне отдалённым раем.
  
   Я вновь прикрываю глаза и откидываю голову назад, подставляя лицо под первые лучи солнца. Природа, словно капризный подросток, что расстраивается по каждому поводу, снова радуется и смеётся, вдоволь наплакавшись ночью. Я грустно усмехаюсь, когда понимаю, что я наверняка уже давно пересекла черту своей юности. У меня впереди непременно будут проблемы, и они не решатся по щелчку пальцев.
  
   Слишком много мы наломали дров. И Уилл, и я. Всё зашло слишком далеко. Все эти касания, что вызывали каждый раз нервную дрожь; невинные поцелуи, которые порой становились совсем не родственными, и произошедшее вчера... Потираю ладонью заспанное лицо. К чему приведут наши запретные желания? Как уберечь себя, уберечь нас обоих от губительных ошибок? Это так мучительно сложно, когда тот человек, к которому лежит твоя душа, - твой кровный брат. И нет отходных путей, и нет никаких шансов на то, что он всегда будет рядом. Если только в качестве близкого родственника. Горько ухмыляюсь. К чёрту таких родственников!
  
   В голову тут же лезут картинки, на которых нам с Уиллом за тридцать. Наверняка после всего, что с нами случилось, мы бы избегали друг друга и скомканно улыбались на семейных ужинах. А быть может, и вовсе бы избегали друг друга и вечерами, уложив своих детей спать, вспоминали бы робкие запретные поцелуи. Да, мы бы стали настоящими братом и сестрой, которые однажды начинают жить своей жизнью. Отдельно. Разрывая эту близость и вырывая её из своего сердца с корнями.
  
   К горлу подступает тяжёлый ком, который грозится вскоре разодрать мне горло от невыплаканных слез. Да к чему они, эти слёзы? Они никогда не изменят тот факт, что мы с братом были в одной утробе матери. Всё было решено за нас. Когда? С самого момента нашего рождения. Мы обречены.
  
   - Давно ты здесь?
  
   Я резко дёргаюсь от неожиданности, едва удержавшись за поручень. Суетливо поднимаю глаза на хриплый голос брата. Мои щёки начинает заливать краска, словно я пойманная преступница. Уилл стоит в полуметре от меня: заспанный, с взъерошенными волосами и лёгкой улыбкой на губах. Сердце начинает болезненно ныть. Целая гамма чувств с появлением всего одного человека.
  
   - Нет, - растерянно отвечаю я. - Решила дать тебе выспаться и заодно привести мысли в порядок. - Неловко пожимаю плечами и отвожу взгляд на воду. Такая же чистая и лазурная, как глаза моего брата.
  
   Он с минуту мешкает, переминаясь с ноги на ногу, а затем садится рядом со мной и протягивает мне кофе. Только сейчас замечаю, что в его руках две пластиковые кружки и бумажный пакет.
  
   - У тебя там всё так запущенно? Ну... в твоих мыслях? - осторожно подводит меня ко вчерашнему Уилл.
  
   - Да. Полный бардак. - Губ касается лёгкая улыбка. Он улыбается в ответ.
  
   Грустная ирония. Только это нам и остаётся. Ведь нелепо сожалеть о том, чего желали оба. Отхлебнув немного своего кофе, Уилл тянется к своим ногам и разувается. Затем опускает босые ноги в воду и прикрывает глаза. Видя его довольную физиономию, я не могу устоять. Повторяю вслед за ним и, вцепившись в деревянный поручень, аккуратно спускаю ноги в воду. Удивительно. Ещё вчера ливень грозился превратить всю Джорджию в одно сплошное озеро, а теперь стоит такая сказочная погода, что хочется скинуть с себя всю одежду и прыгнуть вниз. Вода слегка прохладная, но ослепляющее солнце нагревает озеро Джона Таннера с каждой секундой всё больше.
  
   Мы молчим. Совсем не хочется вырываться из своей временной отрешённости и ленивого томления первых дней лета. Не хочется говорить. Ведь всё сведётся к одному. Рано или поздно всегда всё сводится к одному.
  
   Уилл сидит совсем рядом. Наши плечи так близко, что при малейшем движении они соприкасаются друг с другом. В эти моменты я не дышу. Просто замираю, испытывая приятное и тянущее чувство внизу живота. Это чувство напоминает мне те ощущения, которые кружились во мне вихрем, когда мы катались на всяких безумных каруселях. Так же захватывало дух, и приятная истома разливалась по всему телу. Уносящий адреналин. Гулкое биение сердца.
  
   Когда же я отвлекаюсь от солнечных ванн, то замечаю знакомые булочки, что всегда готовили в местной столовой. Кажется, они были сырными. Мой живот урчит от радости и предвкушения. Отпив немного кофе, хватаюсь за свой завтрак, изредка поглядывая на поникшего брата, что затих, сверля взглядом мелкую рябь озера.
  
   - Спасибо, - тихо бормочу себе под нос, медленно смакуя свежую выпечку. - У миссис Брауни талант: портить фигуры всем девушкам, заглянувшим сюда хотя бы раз.
   - Ты слишком похудела в Атланте. Тебе это на пользу, - задумчиво протягивает Уилл, бросая на меня беглый взгляд.
  
   Он вытаскивает свои ноги из воды и натягивает на влажные ступни белые Конверсы. Брат напряжён. Об этом мне говорят его мускулы, его завуалированная отстранённость и больше всего - этот виноватый взгляд, что он бросает на меня в те моменты, когда я чем-то отвлекаюсь. Конечно же, я чувствую его. С ним я всегда читала между строк.
  
   Рядом со мной остывал его крепкий кофе и покоились нетронутые булочки.
  
   - К тому же, у тебя замечательная фигура, Мими, - добавил он и как-то грустно улыбнулся. Тесто встало поперёк горла. Я тут же запила его своим напитком и закусила от досады губу.
   - Уилл... - мой голос скован и еле слышен.
   - М-м?
  
   Закончив шнуровать свои кроссовки, он переводит свои мутно-голубые глаза на меня, впиваясь вопросительным и невидящим взглядом. Я нервно облизываю пересохшие губы, отставляя свой стакан.
  
   - Ты не должен винить себя. Я хотела этого не меньше, чем ты.
   - Знаю, - отвечает он, тяжело сглотнув.
   - Давай просто опустим эту ситуацию, ладно? Притворимся, словно ничего вчера не произошло. - Я стараюсь придать своему голосу как можно больше уверенности. Кажется, тщетно.
   - Так же, как притворились после той ночи у костра? Что, помогло? - Уилл нервно усмехается, сверля меня своими лазурными глазами. Такими грустными сейчас, что хочется сию минуту сцеловать с них эту тоску, впитать в себя эту боль, отнять её у него. Навсегда.
  
   Мне трудно дышать. Лёгкие сдавливает что-то тяжёлое, что появляется каждый раз, когда мои мысли касаются запретной темы. Когда я отчаянно ищу положительные стороны нашей родственной близости, но все мои попытки не оканчиваются успехом. Всё бесполезно. Мы беспомощны перед этими запретами и обстоятельствами. Словно каждый чёртов раз, как только мы прикасаемся друг к другу, между нами вдруг выстраивается каменная стена и мы, как безумные, колотим по ней руками, разбивая костяшки пальцев в кровь и сдирая с них кожу. Маленькие глупцы. Тоскующие друг по другу и закрывающие глаза на колючую правду.
  
   - Но мы должны пробовать ещё, Уилл! - повышаю я голос в настойчивых попытках образумить себя и брата.
  
   Да, Миа, начни, пожалуй, с себя!
  
   - Это просто влечение. Мы молоды, у нас кипят гормоны. Как давно у тебя была девушка? У нас с...
   - Хватит, - резко прерывает меня брат, подскакивая на ноги и нечаянно сбивая с пирса кружки.
   - У нас с Колином...
   - Хватит, замолчи, Миа! - уже кричит Уилл, запуская длинные пальцы в светлую шевелюру. - Ты сама-то слышишь, что говоришь?!
  
   Моё сердце грохотало в груди, отдаваясь набатом в ушах. Оглушая. Но я усердно пыталась остановить процесс нашего саморазрушения, стараясь впечатать в нас эту приторную ложь.
  
   - Слышу. То, что случилось вчера, объяснимо. Более того, это поправимо, Уилл. Мы молодые парень и девушка. Возможно, если мы найдём себе по паре, то всё будет так, как и прежде! - Мой голос, что был готов сорваться на хрип, стал противен даже мне самой.
  
   Лицемерка! Ты - просто лживая лицемерка, Миа Аддерли.
  
   У брата сдали нервы. Одним резким движением он схватил меня за локоть и подорвал с пирса, потянув на себя. Навис над моей фигурой, словно грозовая туча. Я только и успела жадно ухватить воздух губами, будто бы пойманная рыба, что делает последние свои глотки. Его руки превратились в крепкие силки. Я довела его. Довела своей "ложью во благо". И теперь только и оставалось, как смотреть на его плотно сжатые скулы и ожидать своей участи.
  
   - Ты этого действительно хочешь, да? Тогда скажи мне это прямо в лицо, - его осипший голос касается моих щёк. - Скажи, что не хочешь запереться в этом проклятом трейлере и отгородиться ото всех вокруг! Просто скажи, что не хочешь забыться вместе со мной, и я пойму. Только не лги... Неужели ты не понимаешь? Я чувствую тебя, как никто другой. Говори, чёрт тебя побери! Сейчас, Мими. Выдыхая прямо сейчас свою маленькую ложь в мои губы!
  
   Мышцы сковывает лёгкая судорога. Глаза невольно наполняются влагой. Я молчу, не в силах больше вымолвить и слова. Кусаю свои губы в попытке не разреветься прямо здесь, на этом проклятом пирсе в его руках.
  
   - Так я и знал, - хмыкает Уилл и разжимает наконец пальцы на моих плечах.
  
   Он прикрывает глаза от бессилия и шумно выдыхает. Растерян, застигнут врасплох. Моё сердце болезненно сжимается, обливаясь кровью. Во мне появляется острое желание обнять его и уткнуться в широкую грудь лицом. Вытянуться на носочках и гладить светлые густые пряди дрожащими пальцами. И... утешать, утешать, утешать. Пока наше дыхание не выровняется и мы не прислонимся друг к другу лбами, улыбаясь кончиками губ.
  
   - Собирайся, нам пора выезжать домой, - безразличный и холодный тон вырывает меня из моих помыслов. Оглядываясь вокруг, наблюдаю лишь крепкую спину удаляющегося брата.
  
   Горло саднит от застрявших в нём нежных слов, признаний и тихих стонов. Мне дурно. Растерянно хлопаю ресницами. Быстрыми шагами брат покидает старый пирс. Над кромкой леса уже вовсю светит солнце. Оно ослепляет своими яркими лучами, грея после ночного плача неба. В лазурной, чистой воде отражаются его блики. И я стою, не в силах шевельнуться. Чувствуя, как весь мой мир с треском рушится по моей же собственной вине.
  
   Так будет правильно.
  Глава 6.
  
   POV Уилл
  
   Я всегда был привязан к ней. Словно наши ангелы-хранители сговорились и соорудили крепкий морской узел между нашими судьбами. Всегда. Каждый мой вздох непременно сопровождался мыслью о сестре. Она была везде: в сумеречных бликах, в ярких солнечных лучах, а когда я прикрывал глаза, то вместо сплошной темноты мне мерещилась её озорная улыбка.
  
   Это было нечестно. У меня не было выбора изначально. Наша близость была заложена с молоком матери. Я рос, а вместе со мной росла и Миа. Бок о бок. Одинаковые радости и горести. И в какой-то определённый момент всё вдруг стало общим. И мы. Как одно целое. Все её слезы я начал пропускать через себя, а улыбки делить вместе с ней.
  
   Вот Миа пошла в садик. Её первое недовольство миром. Первая драка. Итог: выдранные клочки светлых волос моей подруги. Помню дни, когда она делала свои робкие и неуверенные шаги к осознанию того, что она - девочка. Чёртова менструация и знакомство с косметикой. И конечно, это не обошло меня стороной. Когда у малышки начинались "нервные дни", как я их называл, я создал эту проклятую традицию - покупать маленькие грелки различных форм и цветов. Вы представляете? Я считал себя полным дебилом, покупая эти милые вещицы. И, чёрт подери, чтобы я когда-нибудь делал это для кого-либо ещё! Но в те самые моменты, когда моя девочка широко распахивала свои большие глаза и по-детски заливалась смехом, я таял. И пошёл бы на это снова. У сестры и по сей день хранилась небольшая коллекция. Свернувшись клубком в своём огромном кресле, она прикладывала эти грелки с тёплой водой на низ живота и, исполняя страдальческий выдох, заматывалась по уши в свой клетчатый плед.
  
   Боже, да я был настоящим подкаблучником, если смотреть на это с другой стороны. Но, к счастью, тогда я не знал какой-то иной стороны. Миа нуждалась во мне, а я нуждался в ней. Это было единственным правильным решением. И да, я совсем не задумывался, что скажут обо мне посторонние, видя, как широкоплечий спортсмен разглядывает на витрине тональные крема в поисках оттенка с причудливым названием "айвори".
  
   Она была немного дикой. Проказнице было больше по вкусу слоняться за мной по двору в поисках приключений, чем слушать настояния нашей матушки о манерах. Но мы всегда слишком любили и уважали родителей, потому практически беспрекословно слушались, хоть и не всегда оставались довольны их решениями.
  
   Далее последовала старшая школа. Это самое сложное и переломное для нас время. Первый тревожный звоночек прозвучал именно там. Он принял обличие разбитой губы Алекса - её одноклассника, который вздумал, что может зажимать мою сестру на пороге её собственного дома. Как неосторожно... Миа тогда выказывала мне свою обиду целый час, а затем тихонько придвинулась ко мне на диване и со смеющимся взглядом юркнула под руку.
  
   Наши ссоры всегда заканчивались смехом. Даже будучи взрослыми, мы находили странным находиться в одном доме и при этом избегать друг друга, ходя угрюмыми. Быть в ссоре с сестрой равносильно тому, что быть не в ладах с самим собой. Да, именно так. Меня угнетало изнутри это едкое чувство дискомфорта, душевного хаоса и тоски. Выворачивало наизнанку, когда я замечал эти её растерянные взгляды и полную апатию ко всему, что происходило подле неё.
  
   Это впервые. Целые сутки мы не говорим друг с другом. Я сижу на полу в своей комнате и прислушиваюсь к звукам за стенкой. У сестры снова грохочет музыка. Напускное спокойствие. Словно ничего и не произошло. Прикрываю глаза и вспоминаю недавнюю поездку. Всю дорогу мы молчали, изредка обмениваясь пустыми диалогами. Её пушистые ресницы иногда подрагивали, и Миа тут же отворачивалась к окну, стараясь подавить в себе нарастающую истерику. В моей же груди появлялась тяжесть, которая возрастала во мне с каждой секундой всё больше и больше. Вот и сейчас я слышу сквозь рокот какой-то группы, которую она даже не слушала, едва слышный всхлип сестры. Сжимаю пальцы в кулаки в надежде побороть в себе подступающую к горлу агрессию. Она просыпается, колет меня изнутри и грозится выплеснуться с сорванными голосовыми связками. Подрываюсь с места и сбегаю по лестнице вниз. Есть лишь одно место, где я могу остановить свой безумный поток мыслей.
  
   Миную летнюю веранду и сад, игнорируя привычный осуждающий взгляд нашего пса. Чёртов маленький гадёныш всегда был на её стороне. Толкаю дверь, и она с треском отворяется, предоставляя мне доступ внутрь. Старый подвал однажды превратился в мою мастерскую, а теперь стал отдушиной и укрытием от всех проблем. Впрочем, в те самые времена Миа сумела привязаться к нему также.
  
   В небольшом пространстве комнатки стоит диван, обтянутый бордовой шерстью, всё вокруг увешано любимыми снимками, а обшарпанные стены и тусклое освещение добавляют ещё больше уюта моему укрытию. Прислоняюсь к холодной шершавой стене и вдыхаю полной грудью здешний воздух: лёгкая сырость с примесью запаха свежих снимков, с которыми возился ещё вчера. Затаив дыхание, медленно ступаю к фотографиям, которые сохнут на верёвке. В пальцах возникает едва заметная дрожь.
  
   Первый - очертания её острых ключиц. Таких острых, что кажется, прикоснись я к ним, то непременно порежусь; второй - хитрый прищур её глаз, таких ярких, что зелень травы кажется мне блёклой; третий - тонкие пальцы, застывшие в густых прядях её волос.
  
   В моём горле пересыхает. Одни фотографии смазаны, а на других солнечные блики гуляют по её лицу. Но от этого снимки ещё более уникальны, пропитаны жизнью. Шагаю дальше, чувствуя, как моё дыхание становится прерывистым. Будто кто-то колотит меня в грудь, а я то и дело пытаюсь ухватить свою минимальную дозу воздуха.
  
   Четвёртый - уголки её пухлых губ приподняты от очередной сделанной шалости. Пятый - мои пальцы на выемке её шеи. Шестой - кусочек её молочной кожи. Он выглядывает из-под задранной майки и притягивает мой взгляд.
  
   Воспоминания вчерашнего дня ослепляют меня, кружат голову и опьяняют. Все эти снимки въедаются в меня. Перевоплощаются из обычных фото в некие субстанции, несущие в себе целую лавину различных чувств и эмоций. Мне дурно. Мне так дурно, что живот скручивает в тугую спираль, когда в мыслях в который раз за сутки всплывают её шальной взгляд и то, с какой невыносимой жаждой отвечала она на мои поцелуи. Этого не выкинуть из головы. Это будет тревожить меня до конца моих дней. Преследовать, как самое сладкое и терпкое наваждение.
  
   От бессилия над своим саморазрушением я опускаюсь на пол. Меня всего трясёт. Хочется прямо сейчас подняться к ней наверх и, грубо схватив её за плечи, заставить прекратить плакать. Вытереть с её раскрасневшихся щёк влажные дорожки слёз и прижать к себе. Но я злюсь. Злюсь настолько, что в моих венах начинает закипать кровь. Сорвись я сейчас к ней, непременно произойдёт губительная ошибка. Я знаю, я чувствую это. Ощущаю сердцем, что приди я к ней и прижми к себе, так все границы снова сотрутся ко всем чертям. Пальцы соскользнут к её лицу, Миа прижмётся чуть ближе - так, что я почувствую её неповторимый запах, - а дальше мои губы найдут дорогу сами. К тому, что желаннее всего на свете. Её губам. Мои мысли, желания и действия не поддаются здравому смыслу. Я ведь думал совсем иначе, когда прижимал её тогда к себе в этом старом трейлере. Руки меня не слушались, а всё тянулись и тянулись. Так, словно не прикоснись я к ней, меня это сведёт с ума. Выбьет из привычной колеи навсегда.
  
   Шумно выдыхаю и заставляю себя подняться. Это всё ни к чему. Миа, конечно, была права, когда предлагала найти и себе и мне пару. Это отвлечёт и убережёт. Но надолго ли? До каких пор это удержит нас друг от друга? И удержит ли вообще?
  
   Плевать. Наверное, стоит принять её позицию. Кажется, однокурсница недавно строила мне глазки. Розмари... или как там её? Роуз? Впрочем, совершенно нет никакой разницы, кем отвлекаться от главной девочки моей жизни. Сокрушённый своей обидой и злостью, я поднимаюсь наверх, шаря по пути в кармане и извлекая из него мобильный.
  
   - Алло, - щебечет мне в трубку сладкий голос.
   - Да, здравствуй, Розмари. Узнала?
   - Розали, - поправляет меня девушка. - Уилл, это ты?
   - Да, милая, это я. Какие сегодня планы? - стараюсь придать своему голосу радостное предвкушение, но он кажется мне излишне притворным. Я едва ли помню, как она выглядит. Отчётливо - только рыжая копна волос и губы, подведённые красной помадой.
   - Думала проехаться с подругами, но ради тебя могу быть свободна. Ты же знаешь, Уильям.
   - Отлично. В шесть заберу тебя, - нетерпеливо бросаю я в желании повесить трубку как можно скорее. Вижу на крыльце силуэт сестры. Внешне она спокойна - никаких следов от недавней истерики. Воркует о чём-то с отцом, изредка улыбаясь ему в ответ. Один задумчивый взгляд - и вот, она замечает меня. Отводит глаза и закусывает нижнюю губу.
   - Уилл? - медленно протягивает девушка на другом конце провода. - Ты вообще меня слушаешь? Я говорю, может сказать тебе адрес?
   - Диктуй, - хмыкаю я, снова переплетаясь взглядом с сестрой. Миа встревожена. Словно она чувствует моё назревающее предательство, мой ответный ход. Сжимаю трубку до побелевших костяшек и быстро прощаюсь с Роуз.
   - Розали, - снова поправляет меня однокурсница, вкладывая в звонкий голос напускную обиду.
   - Прости меня, куколка. Я обязательно отплачу тебе за свою оплошность, - отвечаю я, выдавливая из себя нервную улыбку. "Куколка". Да, так наверняка не ошибусь.
  
   Она вешает трубку, и я с заметным облегчением прячу телефон в карман, выходя на крыльцо. Отец, как и всегда, встречает утро на веранде. В его руках коротенький детектив, а на столе дымящаяся кружка чая. Сегодня выходной, поэтому он позволяет себе спать до девяти и распивать чай чуть больше обычного. Едва я ступаю на порог, в меня тут же впивается колючий взгляд сестры. Она молчит, сжимая в руках полную кружку кофе и поджав свои пухлые губы. Мне вдруг хочется смеяться, пусть я и не располагаю приподнятым настроением. Это больше похоже на припадок, чем на обычное желание рассмеяться. Безысходность. Ну, и конечно, этот её милый и встревоженный вид.
  
   - Уже какие-то планы, сынок? - раздаётся добродушный голос папы, который отрывает глаза от своей книги и устремляет их на меня.
   - Да, верно. Нужно помочь одной девушке с моего курса. В начале учебного года будем сдавать свои фото-проекты, вот она и обратилась ко мне. С темой всегда сложно определиться.
   - Ну, конечно, Уилл - добрая душа. Что же, твоя подружка настолько глупа, что не может выбрать тему самостоятельно? - едко интересуется Миа, вскидывая свои тоненькие брови. Мне снова хочется улыбнуться.
   - Ради бога, Амелия! Когда ты уже успокоишься? - возмущённо молвит отец. - У твоего брата впереди целое лето. У вас будет время пообщаться. И Уильям, как будешь нянчиться с сестрой, не забудь научить её манерам.
   - Только после того, как привьёт одной бездарности хоть немного таланта.
   - Разумеется, Мими. Но Рози не так уж и безнадежна, - ухмыляюсь я, довольствуясь вызванной реакцией.
   - А как же ты сам? Уже определился с темой проекта? - спрашивает отец, не обращая внимания на нашу перепалку.
   - Да... у меня есть некие задумки, - отвечаю, искоса бросая взгляд на сестру. Её взгляд прожигает во мне дыру. А я, словно мазохист, продолжаю жалить мою девочку. Давай же, Миа, ответь мне в сто раз больнее.
   - Я понял тебя, сын. Что ж, пусть будет сюрпризом, - улыбается Невил, отчего морщинки вокруг его счастливых глаз становятся более заметными. - Ну... а что за подруга? Это твоя девушка? - осторожно добавляет он, снова опуская глаза в книгу.
   - Хорошая знакомая, - хитро протягиваю я, облокачиваясь о перила спиной. - Сегодня у нас планы, но, быть может, на днях я смогу привести её в дом и познакомить вас. Она славная, Миа. Уверен, вы обязательно подружитесь.
   - Я не дружу с потаскушками, увы, - цедит сквозь зубы сестрёнка и подрывается с места, продемонстрировав напоследок свою болезненно-смеющуюся ухмылку прямо перед моим лицом.
   - Вернись, Миа! - кричит отец, отбрасывая книгу в сторону и чуть ли не проливая на себя чай. - Прости, Уильям. Девочка совсем отбилась от рук.
   - Прекрати, отец. Всё в порядке.
  
   "Всё в порядке"? Кому же я, чёрт возьми, вру! Всё совсем не в порядке, ведь будь я сейчас с развязанными руками, то тут же кинулся бы за ней. Навис бы над её маленьким и обозлённым лицом и заставил замолчать действенным способом. Ядовитый комок не выплеснутой агрессии подступает к горлу. Руки чешутся. Её взгляд, что она бросила мне вдогонку, полон решимости, ревности и некой агонии. Глаза настоящего безумца. С широко распахнутыми ресницами и расширенными зрачками от кипящей злости. Этот взгляд будет преследовать меня, губить все спокойные сны.
  
   - Нет. Мы совсем разбаловали её с Франси. Младшая доченька и любимица всех соседей в округе. Ты помнишь её ангельское личико и козырные кудряшки? Что и говорить, она и сейчас хороша, но ведь в детстве были мелкие проказы, а что сейчас? Сплошное неуважение!
   - Она капризная, отец. Только и всего.
   - Ты всегда защищаешь её, Уилл. Вот она и пользуется, - отзывается Невил и потирает ладонью лоб. - Когда ты наконец поймёшь, что детство кончилось? Ты не сможешь выгораживать её всю жизнь, что же тут неясного? Когда-нибудь настанет день, а ведь он, определённо, настанет, так и знайте, и вы свяжете свои судьбы с другими людьми. И ты, и Амелия будете создавать свои семьи. И что же, твоя сестра будет звонить тебе посреди ночи и рассказывать о своих секретах? Так нельзя, Уилл. Так совсем неправильно.
  
   Неправильно. Как точный выстрел в голову. Если ты счастлив, по-настоящему счастлив, и вдруг появляется это неправильно, что тогда? Отступать? Даже не пытаться бороться за своё счастье и опустить оружие на землю? А будет ли этот шаг правильным? Тот, что идёт вразрез с твоими собственными желаниями? В угоду всем создателям этих ярлыков и великим выдумщикам нелепых правил и установок! В угоду всему миру, но только не своему сердцу.
  
   Хочется рвать на себе волосы и кричать от несправедливости. Но это не поможет. Так что просто кивай и говори так, как правильно. Оставляй всё под замком. Все тайные желания и мысли - под крепкий замок. На засов. На железные ставни. Подальше от правильных людей с их правильными взглядами на жизнь.
  
   - Ты прав, отец. Я поговорю с ней, - бесстрастно говорю я, замечая проскользнувшее облегчение на лице мужчины. - А теперь извини, я должен забрать Рози.
  
   Слышу отголоски слов отца, что, не отрывая глаз от книги, говорит мне что-то доброе. Сначала кнут, а затем пряник. Но я не желаю этого пряника. Я нахожусь где-то на краю своего сознания, где блуждает этот безумный и дикий взгляд моей девочки. Ликую от её ревностной реакции и ожидаю её нового нервного выпада. Именно в эту секунду совсем не хочется думать о последствиях. Ведь если задуматься, то я всего лишь выполняю её прихоть.
  
   В очередной чёртов раз.
  Примечание к части
  
  Глава 7.
  
   POV Миа
  
   Дыши, Миа. Просто дыши.
  
   Резкий хлопок моей двери отдаётся в перепонках. Сжимаю свои пальцы в кулаки, что есть силы. Отчаянно хочется колотить ими по стене. До содранной кожи на костяшках, до крови. Рвать и метать. Крушить всё вокруг. Словно в меня вселился какой-то обозлённый зверёк, который помыкает мной и хочет лишь одного - выть от бессилия.
  
   Мечусь по комнате, не зная, куда себя деть. К горлу подступает колючий ком обиды. Никаких слёз. Хватит. Кажется, ещё чуть-чуть - и меня накроет волна настоящих неврозов. Но ведь я сама толкнула его на этот шаг. Вложила в его руки маленький ножик и подставила грудь с бешено колотящимся сердцем. С глупым сердцем!
  
   Оседаю на пол и прислоняюсь лбом к стене. Немного отклоняюсь и снова утыкаюсь в прохладную стену. Чуть резче. Больно.
  
   "Но Рози не так уж и безнадёжна".
  
   Ещё один глухой удар. В висках начинает стучать.
  
   "Она славная, Миа. Уверен, вы обязательно подружитесь".
  
   Стискиваю зубы, чтобы притупить обострённые чувства. Ещё раз бьюсь головой. Горло начинает сдавливать от рвущихся наружу слез.
  
   С чего он вздумал, что имеет право отрывать себя от меня? Ведь я всегда была слишком острой на язык, когда мной овладевали эмоции. Так почему же именно сейчас? Сейчас, сегодня он решил купиться на это?
  
   Хочется ещё раз стукнуться об эту проклятую стену, но понимаю вдруг, что это слишком. Ничего не поменяется. Уилл пойдёт к этой девице, а я останусь здесь с разбитым лбом. И сердцем.
  
   Боже мой, ведь это не может быть явью, верно? Мой брат всегда был лишь моим. Быть может, у него и были девушки, но я всегда оставалась в неведении этой стороны его жизни. И всё потому, что я стояла выше всех этих одноразовых подружек. Я была главной девушкой в его жизни. И, чёрт возьми, как бы самодовольно это ни звучало, я хочу быть ею всегда. Я великая собственница, если дело касается него. Перегрызу собственными зубами глотку той, что посмеет на него покуситься. Испорчу жизнь своими выходками и не успокоюсь, пока он не станет полностью моим. Как и прежде. И абсолютно всё равно, что это неправильно.
  
   Этот его взгляд... Им он так и говорил о моей неправоте. Жалил меня своими словами и наслаждался появившейся взвинченностью. Садист. В его глазах я видела так много: и надменность, и обиду, и извинение, и то, что, признай я свою ошибку, он бы тут же послал эту Розмари к чертям. Да, я знаю, что это глупо, ведь человек не может забраться в мысли к другому. Но я могла. Я словно считывала это всё с его потемневших от волнения голубых глаз.
  
   Прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. Слышу, как из открытого окна доносятся с улицы детский смех, пение пташек и еле уловимый шелест листвы, которую легонько трепал тёплый летний ветер. Он обещал провести со мной все летние каникулы. Купаться в речке и сбегать по ночам из дома в поисках красивых снимков. Обещал, что не покинет меня ни на день, желая наверстать упущенное за год. И ещё сутки тому назад я представляла, как буду любоваться его светлыми густыми прядями, в которых оседают солнечные лучи, делая их золотистыми. Предвкушала жаркое лето и полную отрешённость от мира рядом с братом. И что же теперь?
  
   Хотя всё верно. Уилл решил проучить меня. Неведомая разрушающая злость снова просыпается во мне. Чувствую ноющую и пульсирующую боль в области груди. Только вот я не могу страдать в одиночку. Я так люблю его! Но просто не позволю себе упасть без него. Потяну за собой. Мы будем в одной упряжке. В конце концов, всегда были.
  
   Дрожащими пальцами тянусь за телефоном и стараюсь вспомнить номер, что так мозолил мне накануне глаза. Нервно сглатываю, подавляя сухость во рту. Что ж. Я вступаю в твою игру, Уилл.
  
   Слышу длинные гудки, а затем знакомый и удивлённый тон.
  
   - Да, это я. Не помешала?
  
  
  ***
  
   Половина шестого. Дом окутывают манящие запахи с кухни, суета и предвкушение предстоящей встречи с подружкой Уилла. Боже мой, сколько же беготни вокруг этой пустоголовой. Папа роется в шкафу в поисках приличного галстука, мама порхает над своей индейкой, а я... я тщательно прокрашиваю ресницы на правом глазе. Придирчиво разглядываю своё отражение в зеркале: насыщенно зелёное платье, облегающее фигуру, пышные кудри, перекинутые на одну сторону, и неброский макияж, подчёркивающий мои большие глаза. Мне всегда казалось, что глаза у меня слишком большие для моего миниатюрного лица. Но твердящие в один голос родители, все знакомые нашей семьи и брат умилялись от младшей Аддерли с такими кукольными глазами и миловидной внешностью. Впрочем, я довольствовалась всегда мнением лишь последнего. Оно было для меня самым важным с того самого момента, как я начала говорить.
  
   Провожу ладонью по волосам и задумчиво вглядываюсь прямо в свои глаза в отражении. И почему я такая? Вся семья Аддерли - белокурые с дымчатыми или голубыми глазами. А я? Словно тёмное пятнышко на белоснежной скатерти. Совсем не вписываюсь.
  
   Протяжный крик, состоящий из моего имени, заставляет меня вздрогнуть. Тяжело вздохнув, я покидаю свою комнату и спускаюсь вниз.
  
   Франческа порхает по кухне, напоминая мне юлу. Одевшись в своё красивое бордовое платье, выглядывающее из-под фартука, среди десятка тарелок и заготовок для ужина она серьёзно хмурит лоб и вспоминает рецепт. Светлые кудри матери подняты наверх, а глаза даже отсюда светятся неподдельной радостью за сына.
  
   Беру маленький венчик и приближаюсь к столу, где начинается процесс приготовления теста. Мать замечает меня не сразу, а только тогда, когда я начинаю взбивать яйца. Её лицо озаряет привычное добродушие, какое обычно проявлялось по отношению к любому из её детей.
  
   - Ох, мама, если бы я не любила шарлотку, то ни за что бы помогать не стала, - страдальчески вздыхаю я, продолжая взбивать.
   - Миа, с таким настроем лучше ничего не делать, а то ненароком отравишь гостей.
   - Вот ещё! У меня отличный настрой, - мечтательно протягиваю я и улыбаюсь матери.
  
   Она недоверчиво щурит глаза и исследует мой наряд. Прежде чем она отвечает, на её лице отображается множество эмоций: от шокового удивления до назревающего подозрения.
  
   - Что ты задумала?
   - О чём ты, ма? - невинно отзываюсь, не прерывая своей готовки.
   - Выглядишь так... просто поразительно, Амелия.
   - Только не думай, что это всё ради этой... гостьи. В самом деле, мама! Ну, неужели нельзя было заказать пиццу? Делаем из её визита целое торжество!
   - Присядь, - волнительно сдвинув брови, просит Франческа. - Послушай, ты ведь умная девочка, так? Прояви свою лояльность к выбору брату. Если человек тебе дорог, то весьма опрометчиво отрекаться от него потому, что ты недовольна его выбором. Ты ведь любишь Уилла, м-м? Тогда не отягощай ему сладкие минуты своим ворчаньем.
  
   Внутри нарастает тяжесть от слов матери. Выбор, сладкие минуты... Ох, мама, пожалуйста, остановись!
  
   - Я никогда не отрекусь от него. Тем более, из-за какой-то поверхностной девки.
   - Я понимаю твоё беспокойство за брата, но ведь ты не оставляешь ему и шанса! Ты разве знакома с Розали?
   - Знакома с его окружением, мам. Этого больше чем достаточно. - Закатывая глаза, я поднимаюсь со стула. - В любом случае я не собираюсь враждовать с этой... как её там? Розали? Обещаю тебе, сегодня я буду хорошей девочкой.
  
   Она посылает мне недоверчивый, но уже более мягкий взгляд и улыбается, вновь разглядывая меня.
  
   - И всё-таки... твой наряд. Так непривычно видеть тебя такой женственной, без всяких твоих джинсов и рубашек, - ласково бормочет мама, допытываясь.
   - Ну, может... это потому, что я жду сегодня гостя, - игриво отзываюсь я.
   - Серьёзно? И ты молчала? Это твоя подруга?
   - Просто не стала тебя волновать ещё больше. Это мой приятель из колледжа. И, к тому же, он не требует к себе столько внимания, сколько милочка Уилла, - саркастично ухмыляюсь я, слизывая с пальцев сырое тесто.
  
   Читаю в её голубых глазах лёгкий укор. Да, мать всегда стремилась к тёплым и уважительным отношениям в доме, потому и не любила мои выходки. Я нарушала баланс. Всегда всё портила: и намеренно, и случайно, но портила. И сейчас, когда свободолюбивый старший сын решил привести в дом свою девушку, то внезапно я стала подозреваемой номер один. Человеком, который может пошатнуть многообещающий семейный ужин.
  
   Франческа легонько бьёт меня по руке, ругая за то, что я, как и всегда, ворую её сырое тесто. А затем тепло улыбается мне, помогая с яблоками для пирога. И всё же, я была любимицей, несмотря на мои постоянные проказы. Все выгораживали меня, но больше всех, конечно же, брат. Удивительно, и почему я не стала самовлюблённой малышкой, помешанной на себе? Ведь все потакали мне. Но, наверное, эти времена постепенно сходили на нет. Отец стал сердиться на меня всё чаще. Считал, что стоит пресекать нашу с братом больную помешанность друг на друге. А для меня это было всё равно, что он медленно тянулся за топором в попытке разрубить наши сросшиеся души. Слишком поздно. Это всё ни к чему не приведёт! Даже если он разрубит нашу связь, мы всё равно найдём путь друг к другу. По крайне мере, я. Да, непременно.
  
   За милым воркованьем на кухне с мамой я и не заметила, как горечь в горле отступила. Теперь я лишь томилась в нервном ожидании. Оставалось лишь ждать, ощущая, как ладони становятся влажными от волнения.
  
   Звонок в дверь раздаётся как гром среди ясного неба. Я дёргаюсь. Что ж, добро пожаловать в семью, дура набитая.
  
  
  ***
  
   Розали оказалась такой, какой я себе её и представляла: высокая девушка модельной внешности, с ногами от ушей и очаровательной улыбкой во весь рот. Единственное, что удивило меня, так это её волосы. Густая копна длинных рыжих волос щекотала ей поясницу. Она была красива, мила и непременно пользовалась своими достоинствами.
  
   Я стою чуть поодаль от разворачивающейся семейной сцены и представления восхитительной Рози родителям. Меня тошнит. В мыслях уже начинаю прикидывать, что стоит съесть за ужином, чтобы подавить подступающую к горлу тошноту. Облокотившись о дверной проем, я остаюсь без должного внимания. И слава богу. Нервно замечаю, что крепкая рука Уилла властно покоится на её талии. Он наконец поднимает свои глаза в поисках меня, и мы встречаемся взглядами. Он одет в светлую рубашку с закатанными рукавами и джинсы. Высокий, красивый, так мною желанный. Мои лёгкие пропускают пару ударов, дыхание сбивается. Брат исследует мой внешний вид пытливым и пронзающим взглядом, вгоняя меня в краску. Быть может, я слишком взвинченная, но, кажется, уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. В моей груди растекается тепло, словно растопленный мед, такой же тягучий и сладкий. Ноги слабеют.
  
   - О, вот и наша девочка! Знакомься, Розали, это младшая сестра Уилла - Миа, - дружелюбно щебечет мама и жестом подзывает меня в их удушающий кружок.
  
   Чувствую себя снова маленькой, вспоминая семейные праздники, где я, вскарабкавшись на высокий стул, пела песенки и кружилась среди гостей в пышном платье, заставляя их восторженно хлопать глазами и умиляться. Но вот проблема в том, что я не люблю людей! Каждый человек, кто знаком с братом и со мной, отбирает у меня внимание Уилла. Как бы то ни было, он на время отсоединяет, разрывает наши сплетённые пальцы, отодвигает кого-либо из нас на задний план. И вот, теперь эта рыжая девица пялится на меня своими узкими глазками и ждёт семейных объятий. Что ж... раз она так жаждет...
  
   Отрываюсь от стены и чуть ли не бросаюсь на девушку, крепко прижимая её к себе. Слышу её сдавленное дыхание и тихий писк, оттого что я совершенно случайно придавливаю своими пылкими объятьями её пышные локоны.
  
   - Ох, как же я рада, Роза, - восклицаю я.
   - Меня зовут Розали, - улыбнувшись, поправляет она. - И да, я тоже очень рада.
   - Прости, просто у брата было столько девушек, что я теряюсь в именах. - С извиняющимся видом я пожимаю плечами, улавливая дискомфорт нашей гостьи. Уилл сдерживает улыбку. - Впрочем, это ведь неважно, правда? Быть может, тебе повезёт, и ты станешь последней.
  
   Рози скованно улыбается мне в ответ и оценивающе разглядывает меня с головы до ног.
  
   - Уилл, почему ты не рассказывал мне о своей сестрёнке? Я думала, что она только недавно окончила школу, и представляла её несмышлёным подростком.
   - Иногда мне кажется, что Миа никогда и не была подростком, - тепло отвечает ей брат и помогает снять плащ, не переставая смотреть на меня. - Ну, знаешь, она всегда была крайне серьёзной.
   - Да, Рози. Так что... лучше не связывайся со мной, - чеканю я, замечая минутную растерянность на её лице. - Шутка, - чуть позже добавляю я и невинно улыбаюсь. Рози нервно смеётся.
  
   Смотрю на родителей, которые находятся в таком же замешательстве, как и сама гостья. Уилл, закусив губу, продолжает сверлить меня своими лазурными глазами, в которых отчётливо читаются усмешка и удивление. От этого злость снова просыпается во мне, разгораясь и подогревая мой недавний пыл.
  
   - Что же, раз все познакомились с Розали, может, пройдём к столу? - выдавив улыбку, бормочет папа, распахивая двери в столовую.
  
   Розали вновь возвращает себе привычное обаяние и следует за мамой, отходя чуть вперёд от Уилла.
  
   - Решила податься в актрисы? - слышу я шёпот над своим ухом. Резко разворачиваюсь, утыкаясь лицом в шею брата. Не надень я каблуки, то непременно уткнулась бы в грудь, а то и ниже. Гордо задираю подбородок, принимая его вызов.
   - Подумала, что Розали будет неуютно здесь без поддержки, - невинно улыбаюсь я самой искренней улыбкой, что только есть в моем притворном арсенале. Он, конечно же, на неё не купился и лишь ухмыляется.
   - Тогда, может, поможешь выбрать ей бельё на завтрашний вечер со мной, чтобы Розали не приходилось сталкиваться с таким тяжёлым выбором? - мурлычет мне на ухо брат. Его тихие ранящие слова опаляют открытый участок кожи возле уха. Этот шёпот вызывает у меня лихорадку.
   - Не посмеешь! - чуть громче восклицаю я, привлекая внимание всех вокруг.
   - Что вы там застыли? Секретничаете? - кричит из гостиной Рози. Её голос режет мне уши.
  
   Разворачиваюсь к Уиллу, но он, подмигнув мне напоследок, возвращается к своей ненаглядной, присаживаясь с ней рядом. Розали смущённо улыбается и прикасается к его руке, щебеча ему на ухо очередную глупость.
  
   Прекрасно! Пусть хоть отымеет её прямо за этим столом, мне плевать!
  
   Разделав мясо, отец толкает свою речь, и комнату наполняет звон бокалов. Выпиваю залпом игристый напиток, ощущая, как пузырьки бьют мне в голову. Да, этот вечер потребует от меня большей выдержки...
  
   Пока мать расспрашивает милую Розали о её увлечениях, я неспешно отрываю маленькие виноградинки с ветки. Помещаю одну в рот, стараясь сконцентрироваться и не кинуть что-нибудь посущественнее в девицу напротив. Я буду примерной сестрой и дочерью до самого конца вечера. А затем, когда моё терпение подойдёт к концу, появится мой козырь, припрятанный в рукаве про запас.
  
   Помещаю ещё одну ягоду в рот, как вдруг встречаюсь взглядом с братом. Он зачарованно смотрит... на мои губы? Машинально облизываю их, чувствуя кисло- сладкое послевкусие. Закусив губу, он откидывается спиной назад, отпивая ещё несколько глотков шампанского.
  
   Неужели? Я что, могу волновать тебя?
  
   Едва заметная насмешка искривляет мои влажные от сока губы. Тянусь к свежей клубнике и пододвигаю к себе шоколадное фондю. Его зрачки расширяются, как при сильном опьянении, а небесные глаза темнеют. Окунаю клубнику в блюдо и чуть раскрываю губы, прежде чем её отведать. Когда же я медленно смакую ягоду и кончиком языка убираю шоколад с уголка рта, он тяжело сглатывает, снова хватаясь за полупустой бокал. Я победно улыбаюсь, стараясь не привлекать к себе очередного ненужного внимания.
  
   - Уилл? Ты вообще нас слушаешь? - хмуря свой идеальный лобик, спрашивает его Розали. Я ликую, когда он растерянно переводит свой взгляд с меня на неё. - Твоя мама предлагает нам сделать с тобой общий проект. Я думаю, что это неплохо, м-м?
   - Не выйдет, - отстранённо бросает он, подливая себе шампанского. - Моя тема уже готова, а твоя только в разработке. И, честно говоря, не думаю, что их можно будет соединить.
   - Ох, Уильям. Мне кажется, Рози способная девочка. Не будь таким же ворчливым, как и твоя младшая сестра, - дружелюбно улыбаясь, уговаривает его мать. Я театрально закатываю глаза.
   - Миссис Аддерли, не стоит его принуждать. Должно быть, тема его презентации личная, - воркуя, отвечает девушка, снова нежно касаясь руки брата. Моё горло начинает саднить. - К тому же, я довольствуюсь малым и безмерно счастлива, что Уилл будет помогать мне с моим проектом.
   - Зачем же тогда ты учишься? - нервно бросаю я, не выдержав. На меня тут же устремляются четыре пары глаз, трое из которых явно позабыли о моём присутствии.
   - Что, прости?
   - Зачем тогда ты учишься? Я думала, что суть проекта заключается в том, чтобы показать свою индивидуальность, раскрыть тему, которая волнует тебя, показав её в снимках. А ты просто передаёшь весь изюм своего проекта в руки Уилла. Так где же тогда будет твоя чёртова индивидуальность? Может, её просто нет?
  
   Розали краснеет. На её впалых худых щеках выступает румянец. Но, если честно, она вряд ли так уж оскорблена. Скорее унижена тем, что не может перекинуться со мной словечком, пока всецело находится на пьедестале внимания наших родителей. Поэтому, лишь поджимает губы и хитро изучает меня исподлобья. Я тихонько усмехаюсь. Рози - чертова волчица, по непонятной мне причине нарядившаяся в прикид бедной овцы. Я не была гипер-общительным человеком, но главный плюс заключался в том, что я умела наблюдать за людьми и... видеть их истинные сущности. Тем не менее, скулы отца яростно играют, а пальцы, держащие вилку, сжимаются в кулак. В воздухе царит напряжённое молчание. Кажется, ещё немного - и здесь произойдёт взрыв в связи с накалённой обстановкой. Щелчок духовки с кухни отдаётся эхом, что становится для меня спасительным выстрелом.
  
   - А вот и десерт, - натужно улыбаюсь я, подрываясь со стула и вызывая тем самым скрип паркета.
  
   Позади себя слышу встревоженный голос матери:
  
   - Иди, Уилл... помоги сестре с пирогом.
  
   Но, конечно же, проклятый пирог здесь был ни при чём. Глупый предлог, чтобы устранить угрозу срыва семейного ужина. Чтобы привести в чувства растрогавшуюся малышку Розали. Чтобы отдохнуть от меня.
  
   Когда же я врываюсь в кухню, наполненную приятными сладкими запахами, то мигом упираюсь руками о стол и прикрываю глаза.
  
   - Балуешься? - резко раздаётся над моим ухом, и я, испугавшись, рефлекторно отступаю назад. Упираюсь в широкую грудь, уже зная, кому она принадлежит. Чёрт.
   - Что тебе, Уилл? - фыркаю я, пытаясь высвободиться из ловушки, которую создали для меня его руки.
  
   Тёплые пальцы отодвигают разметавшиеся пряди моих волос в сторону, обнажая шею. Секунда - и его пухлые губы находят мою чувствительную точку на шее и нежно, скользяще прикасаются к ней. Он сплетает наши пальцы, накрывая мои руки своими. Бросаю на них растерянный взгляд. Руки брата сильные, с выделяющимися венами и длинными пальцами. С настоящими мужскими ладонями. Сердце моё то радостно трепещет, то резко затихает. Дыхание становится рваным. Чувствую, как крепкое тело брата сдавливает меня, прижимая к кухонной стойке. Задыхаюсь от нахлынувших эмоций.
  
   - Родители в соседней комнате, что ты творишь? - обрывисто шепчу я, пытаясь отодрать его руки от своих. Тщетно. Они словно приросли друг к другу. Намертво.
   - И Розали... - хрипло добавляет Уилл, запуская пальцы в мои волосы, и легонько оттягивает их назад, принуждая быть ближе. С моих губ срывается сдавленный стон.
  
   Повторный щелчок духовки заставляет меня опомниться. Воспользовавшись его секундным замешательством, выскальзываю из его рук и тянусь к печке, выравнивая сбившееся дыхание. Сердце бешено колотится. Стараясь не смотреть в глаза брата, вытаскиваю противень из духовки.
  
   - Ты меня с ума сводишь своими выходками, - тихо выдыхает он, и я дёргаюсь. Пальцы соскальзывают с прихваток, и я тут же обжигаюсь о раскалённое железо.
  
   - Чёрт возьми! - шиплю я, бросая противень на стол и сжимая пальцы в кулак.
  
   Уилл мигом оказывается возле меня, хватая мою руку с ожогом. Он заботливо осматривает пальцы, дуя на них, словно в детстве. Недолго думая он берёт их в рот и поочередно начинает посасывать, остужая.
  
   Проклятье!
  
   Я медленно теряю голову, оттого с какой невыносимой нежностью он это делает. Смотрит при этом на меня своими заведёнными глазами. В них больше не отражается морской штиль, нет. В них поднялся шторм, грозящий затопить всё вокруг. Унести и меня и его на самое дно порока, откуда уже не будет выхода. Не будет возможности выплыть наружу.
  
   - Хватит! Хватит, прошу тебя! - Вырываю пальцы и отстраняюсь назад. - Зачем ты делаешь это? Ты решил погубить нас сейчас? Прямо здесь, Уилл? - Хочу закричать, но выходит лишь хриплый шёпот.
   - Ты же сама хочешь этого, Миа! Разве я лгу?
   - Ты уже сделал свой выбор, ясно? Значит, руки от меня прочь.
   - Розали? Ты это серьёзно? - усмехается брат, подходя ближе.
   - Скажи это себе.
   - Эй, - шепчет он, тяжело выдохнув. - Ты сама вынудила меня. Нам стоит найти себе по паре. Не твои ли это слова?
   - И ты с успехом справился с этой задачей, - процедила я сквозь зубы. - Хорошо, Уилл. Теперь мой черёд!
   - О чём ты? - настороженно спрашивает брат, сверкнув глазами.
  
   Звонок в дверь становится ответом на его вопрос. Он щурится, посылая мне предупреждающий взгляд. Я горько улыбаюсь.
  
   - Это ко мне, - бросаю я, удаляюсь с кухни. Уилл несётся за мной следом. Схватив меня за запястье, он грубо притягивает меня к себе. Я ударяюсь о его грудь.
   - Ты ведь это не серьёзно, да? Что ты задумала?
   - Просто давай послушаемся меня и найдём себе отвлечение. Ты же не думаешь, что я уступлю тебе в этом? - хитро улыбаюсь в ответ я и тянусь к дверному замку.
  
   Уилл хочет сказать что-то ещё, но не успевает. Входная дверь распахивается, и мы замечаем на пороге темноволосого парня. Он приветливо улыбается, изучая наши лица, но в частности меня. Глаза его игриво светятся, в его руках - букет жёлтых роз.
  
   Ненавижу жёлтые розы.
  
   - Привет, Колин! Рада видеть тебя...
  Глава 8.
  
   Распахнувшаяся внезапно дверь дарует мне все ответы на вопросы, заданные секундой ранее моей милой сестрёнке. Предо мною стоит парень, чью физиономию я хотел бы видеть меньше всего. Ростом чуть выше Мии, слащавая улыбка и смазливые черты лица. Улыбается и протягивает ей цветы. Те самые, от которых мою девочку тошнит. Жёлтые розы. Твою же мать! Миа наигранно расцветает и, приняв букет, продолжительно обнимает парня, прижимаясь к нему всем телом. У меня начинают чесаться руки. Кожей чувствую нестерпимый зуд.
  
   - Я тебя заждалась! - щебечет сестра, пропуская очередного гостя в дом. Слышу, как дрожит её голос.
   - Прости, Мел, возникли небольшие трудности. - Милая улыбка и лёгкое касание их рук. Мои челюсти непроизвольно сжимаются.
  
   Мел?!
  
   - Не хочешь представиться для начала? - слишком резко бросаю я, замечая большие и безумные глаза сестры. Это необратимо. Во мне вскипает злость и агрессия, готовая разрушить этот шаткий семейный ужин, завершив миссию моей малышки.
   - Да... конечно, - неуверенно отзывается Колин и протягивает мне щуплую руку с длинными пальцами. - Колин, близкий друг твоей сестры.
  
   Помедлив с рукопожатием, я впиваюсь взглядом в его пальцы. Они, должно быть, гладили её, прикасались к ней, а возможно, дарили блаженство. Отчётливо представляю, как заламываю один чёртов палец за другим. Настолько отчётливо, что, когда протягиваю свою ладонь в ответ, рукопожатие выходит гораздо крепче обычного. Парень меняется в лице. Я мысленно ухмыляюсь. Но этого мало. Слишком, слишком мало!
  
   - Близкий друг, значит? Насколько мне было известно, ваши пути давно разошлись. Так что же ты делаешь на пороге её дома сейчас?
   - Послушай, дружище. Амелия, как и все девушки, сама не знает, чего она на самом деле хочет. Сегодня она без ума от тебя, а завтра ты ей уже наскучил. К счастью, малышка объявилась, а я только рад провести с ней время. Ещё будут вопросы? - Несмотря на безобидный внешний вид, в нём чувствуется стержень.
  
   Объект, посланный разжечь мои ревностные чувства, прибыл. Теперь всё куда более честно, сестрёнка, так держать. Мои скулы сжимаются. Пока мальчишка раздевается, прожигаю её взглядом, замечая озорной блеск в этих безумных зелёных глазах и горькую, едва заметную улыбку, притаившуюся в уголках губ.
  
   Освободившись от своего несуразного пиджака, Колин открыто любуется своим "близким другом", улыбаясь во весь рот. Миа действительно сегодня притягивает все взгляды своим стройным телом, обтянутым в изумрудное маленькое платьице под цвет её глаз. Пышные локоны, как и в детстве, подпрыгивают над худыми плечиками при каждом её шаге.
  
   Прикрой рот, придурок. Это всегда было только моим и таковым и останется!
  
   Колин жмётся к ней, как неудовлетворённый подросток, который готов получить свой оргазм от одного лишь нежного касания восхитительной девушки. Когда же я уже собираюсь врезать ему, сестра оглядывается назад и ласковым голоском окликает меня:
  
   - Пойдём же, Уилл! Иначе твоя девушка загрустит без должного внимания.
  
   Усмехаюсь. И всё же, моя сестра потрясающая. Преклоняюсь перед её актёрским талантом. Она оглядывается ещё раз и посылает мне ответную улыбку. Хорошо, давай поиграем.
  
   Родители встречают свою младшую дочку овациями. Будучи отстранённой от женских привычек заводить себе поклонников и воздыхателей, она крайне удивила отца и мать, показавшись под ручку с милым парнем. Мать быстро расставляет столовые приборы на ещё одного человека, а я скептически сверлю взглядом парочку. Розали, кажется, рада новому гостю, увидев в новоиспечённом госте поддержку или же свой шанс уберечься от очередных нападок маленькой воительницы. Ужин продолжается под гнётом напряжённых взглядов и радостного восторга родителей, которые осыпают вопросами улыбчивого Колина.
  
   - Не знала, что у твоей сестрёнки есть мальчик, - тихо шепчет мне на ухо Рози, соприкасаясь со мной плечом.
   - Мальчик, верно. До парня он явно не дотягивает.
   - Брось, Уилл. Ты должен быть рад, что избавишься от её назойливости. Она слишком привязана к тебе. Всем это заметно, - её приторный шёпот обжигает мне шею. В нём сочатся яд и зависть.
  
   Знала бы ты, Розали, как я счастлив от её назойливости. Я готов верещать от разрывающей сердце радости, когда Миа проявляет её сполна. Когда она заполняет собой всё пространство вокруг, всё моё свободное время, всего меня. До краёв. Назойливость в избытке - моё самое большое счастье. Пусть только это никогда не кончается, пусть эта привязанность, эта раздирающая нас на части близость сохранится.
  
   Встречаюсь с сестрой глазами и не смею отвести взгляд. Она также не отпускает. И мы держимся друг за друга слишком долго. Без единой возможности прервать зрительный контакт и уступить. Верно, мы ведь одна кровь, а значит, настырность - наше общее качество.
  
   Прерывает наш разговор глазами паршивый Колин, который касается её руки, поглаживая так любимые мною пальцы. Те самые, которые ещё несколько минут назад я бережно остужал и поочередно посасывал, уменьшая жжение от ожога. Её нефритовые глаза темнели, погружаясь во тьму, откуда нам с ней уже не было выхода. Тропинки назад стирались, а дикое влечение туманило наш ясный ранее взор. Мы погрязли в своих тёмных желаниях. Окончательно.
  
   - Да, Рози. Ты, должно быть, права, - улыбаюсь я и оставляю лёгкий поцелуй на её худой щеке. Миа открыто пялится и шумно выдыхает. Настолько, что я улавливаю её нервное дыхание. Розали смущённо отводит глаза, снова вовлекая свою персону в семейные беседы с родителями.
  
   Залпом осушаю полный бокал шампанского и даже не морщусь. В висках стучит. Стараясь отвлечься, лениво прислушиваюсь к общему диалогу.
  
   - Колин, вы поражаете меня своими познаниями в искусстве. Вы абсолютно точно выбрали себе будущую профессию! И как наша дочка так долго прятала вас? - восклицает отец, радуясь новому приятелю семьи.
   - Может, оттого, что они постоянно расходились? - вслух усмехаюсь я, подвергаясь предупреждающему взгляду отца. Конечно же, неуёмная дочка слишком долго тревожила всех вокруг, чтобы так просто отпустить потенциального принца. А заодно и маячащее на горизонте долгожданное спокойствие.
   - Всего дважды, сэр, - ничуть не растерявшись, отвечает с улыбкой Колин. - Девушки, - поясняет он, пожимая плечами.
   - Непостоянство моей сестры не означает, что она глупая девица. Возможно, ты давал ей на это причины.
   - Уильям, ты преувеличиваешь. Твоя сестра очень эксцентрична, только и всего. Колин - замечательный парень, который уравновесит их характеры, добавив в пару гармонии, - встревожено вклинивается в разговор Розали, боясь спугнуть парня, который, безусловно, поможет ей оградить меня от сестры. Чёрта с два!
   - Не будем забегать вперед, Розали. Боюсь не оправдать все ваши ожидания. - Извиняющаяся улыбка призванного лицемера. - И всё же, я рад, что у такой хрупкой девушки, как Мел, есть защитник помимо меня. Но Уилл, поводов для беспокойства нет, поверь мне.
   - Хрупкой девушки? - не выдержав, смеюсь я. - Ты, видимо, плохо знаешь мою сестрицу, раз несёшь такой несусветный бред.
   - Увы, я не её брат, - парирует он, цепляя меня. В хитрых глазах появляется враждебный прищур, но тут же исчезает: видимо, Колин вспомнил, что за разворачивающейся сценой наблюдают родители.
   - Да что с вами такое сегодня? - строгим голосом молвит отец. Смерив нас с Мией грозным взглядом, он поднимается из-за стола. - Франси, я выйду перекурить. Прошу вас простить наших детей, дорогие гости. Им в новизну видеть кого-то иного рядом друг с другом вместо самих себя.
   - О, конечно, Невил. Я пока подготовлю десерт, - напряжённо улыбается мама и также поднимается следом. - Девочки, не хотите мне помочь?
  
   Девочки изображают на лице радушие и небывалый энтузиазм и следуют за матерью на кухню. На лице Колина мелькает облегчение, что удивляет меня не меньше, чем его появление на ужине. Он откидывается спиной назад и не спеша потягивает шампанское.
  
   - Хочешь сказать мне что-то еще, Уилл? - спокойно говорит парень.
   - Какого чёрта изображать из себя послушного мальчика, если ты им не являешься? - цежу сквозь зубы.
   - Вы с Мел не умеете скрывать своих чувств и не заботитесь о том, что кому-то может быть неуютно из-за этого. Я - один из тех людей, кто умеет сглаживать острые углы, которые вы с успехом создаёте. К тому же, я впервые вижу её родителей. Как же мне ещё вести себя?
   - Лицемерие - твой конёк. Похвально.
   - В чём проблема? Не доверяешь мне сестрёнку?
   - А с чего мне доверять её тебе? Ты как-то отличился? - Чувствую, что сейчас хрупкое стекло лопнет от той силы, с какой я сжимаю бокал. Хитрое выражение его лица убивает во мне последние ростки терпения. Где же десерт?
   - Знаешь что, чувак, нам просто нужно выпить с тобой и поболтать по душам. Уверен, мы найдём общий язык.
   - Именно тот общий язык, который ты нашёл с Мией, лишив её девственности?
   - Ах, вот в чём дело! - нервно улыбается Колин, облизнув пересохшие губы. - Эй, ты ведь тоже парень. Неужели не понимаешь, к чему ведут все эти встречи и поцелуи? Где ты был, когда наши с ней отношения переходили эту грань? Почему не играл в любящего старшего брата тогда? - Каждое его слово проникает в самую глубь, в сердцевину моих былых переживаний и опасений. Остановись, сукин сын. Пока не поздно, остановись. - И теперь ты обвиняешь меня в том, что я не посоветовался с тобой? Ей двадцать! Считаешь, было бы лучше, если бы она осталась старой девой? - Черта переступлена, грани дозволенного сломлены. Подрываюсь со своего стула и резко хватаю парня за воротник, перегибаясь через весь стол. Опомнившись, Колин неровно дышит, отступая.
  
   - Эй, приятель, выдохни. Понимаю, лишнего наговорил, с кем не бывает?
  
   Усиливаю хватку настолько, что его собственный галстук душит бедолагу. Этого недостаточно. Наматываю галстук на руку и тяну его на себя. Колин опрокидывает тарелку. С громким звоном она бьётся о паркет, разлетаясь на грязные осколки вместе с остатками еды.
  
   - А вот и десерт! - восклицает радостно Розали, но застывает, увидев впечатляющую картину, что развернулась прямо за столом.
   - Мальчики! - ахает мама, передавая в руки Рози шарлотку и устремляясь к нам.
  
   Миа опережает её, толкая Розали плечом и подбегая ко мне. Её безумные глаза впиваются в меня, обезоруживая.
  
   - Хватит, Уилл. Отпусти же его! - тихо шепчет сестра, прикасаясь к моей вздымающейся груди своими пальчиками. Она выжидающе смотрит, почти умоляюще. И я сдаюсь. Я опускаю своё оружие, капитулирую. Я сделал бы всё, лишь бы она продолжала смотреть на меня вот так: будто я - весь её мир, а от моих действий всецело зависит его благополучие.
  
   Пальцы мои разжимаются, отчего комнату заполняет облегчённый выдох Колина. Я не свожу с неё глаз. Миа устала играть в эту губительную игру. Губительную - для наших сердец, жестокую - для остальных. Чувствую, что сейчас она хочет лишь одного - прижаться ко мне крепче и послать всех остальных к чертям. Мы не близнецы, но в эту секунду я разделяю её желание, которое можно считать с её увлажнившихся глаз.
  
   - Так, это не куда не годится, ребята! - громкий голос отца заставляет всех нас обернуться назад. Видимо, он наблюдает за представлением уже давно. Пригласив всех обратно за стол, он продолжает: - Завтра у Дилайлы, вашей тёти, день рождения. Мы собирались отпраздновать его в нашем лесном домике, собравшись с её семьей. Но теперь я предлагаю другой вариант. Колин и Розали поедут с нами. Всем вам необходимо сплотиться, а что как не разжигание костра и приготовления ужина способствует этому? Если у вас на ближайшие два дня нет планов, то прошу поддержать меня.
  
   Переглянувшись с сестрой, я бросаю предупреждающий взгляд Колину. Ей-богу, я придушу его собственными руками, если он согласится!
  
   - О, я так люблю подобные вылазки! - первой решает Рози, встряхнув своей рыжей копной волос. Я натянуто улыбаюсь ей.
   - И замечательно. Ну, а ты, Колин? - спрашивает мама, с надеждой поглядывая на парня. Он задумчиво хмурится, искоса наблюдая за Мией.
   - Думаю, идея хорошая. Но вот не помешаем ли мы вашему семейному празднику? - сомневается парень. Правильно, так держать.
  
   Моя девочка притихла. Закусив губу, она ковыряет вилкой остывший пирог. Нервничает. Меня разрывает от неистового желания утешить её. Я осекаюсь, когда слышу, что родители вовсе не против, и Колин, будучи невыносимо милым, всё же соглашается.
  
   - Вы это серьёзно?! - резко говорю я, замечая, как все присутствующие удивлённо поворачиваются ко мне. - Мы что, в детском лагере? Сплочение коллектива? Я не стану участвовать в этом!
   - Но дорогой... - осторожно начинает Розали.
   - Это просто абсурд.
   - Уильям, прошу тебя пойти нам навстречу, - ласково просит мама.
   - Это не обсуждается, - резко прекращает спор отец. - Вечер уже поздний, думаю, гостям лучше остаться у нас, ведь выезд завтра рано утром. Миа одолжит Рози подходящие вещи, а Франси отыщет вещи Уилла, которые ему уже малы. Думаю, Колину они будут впору.
  
   Я нервно усмехаюсь.
  
   - Уилл! - гремит голос отца. - Я ещё поговорю с вами двоими, ясно? А теперь всем пить чай и по кроватям. Комнат хватит на всех.
  
   Розали снова радостно жмётся ко мне, пытаясь угостить меня своим пирогом. Меня начинает мутить от всех сегодняшних событий. От наигранности, от затеянной нами игры, от Розали. Отчаянно хочется зарыться носом в тёмные кудри сестры, которые сегодня непременно пахнут сладкими духами. Живот скручивает от резко нахлынувшего на меня желания.
  
   - Ну, давай же, Уилл, помоги мне с пирогом, - нежно мурлыкает девушка, поднося к моим губам кусочек. Пока родители обсуждают предстоящую поездку, Рози ведёт себя раскованнее, проводя острым язычком по красным губам и придвигаясь ещё ближе. Ложка Мии резко падает на тарелку.
  
   - Да, Уилл, помоги Розали с пирогом. Ты ведь не хочешь, чтобы она не влезла завтра в мои спортивные брюки? - нервно смеётся сестра и, хватая за руку Колина, тащит его наверх. Вижу, как по пути к лестнице она сплетает их пальцы и позволяет ему обнять себя.
  
   Проклятье!
  
   - Не нервничай, милый. Я вовсе не обиделась, - нарушает затянувшееся молчание Рози. - Она у вас очень вспыльчива. Но думаю, что мы подружимся, - добавляет она, поворачиваясь к ошарашенным родителям.
  
   Ещё одна уверенная, воспринявшая мою нервозность на свой счет. Как удобно. И почему люди думают, что вклиниться между мной и сестрой будет так легко? Ощущаю, что нахожусь на грани срыва. Одержимый тем, чтобы вышвырнуть гостей за дверь и вернуться к своей расстроенной и злой малышке. Принять её обиды, утешить, залечить открывшиеся раны поцелуями.
  
   - Очень надеюсь на это, - вздыхает мама. - Но Мие пойдёт на пользу то, что не все пляшут под её дудку. Особенно Уилл.
   - Ладно, Франси. Хватит на сегодня разговоров, - устало отзывается отец и приобнимает жену. - Завтра рано вставать, не засиживайтесь допоздна, детки.
   - Я помогу прибраться, - вызывается помочь Розали и поднимается вслед за мамой.
  
   Искоса поглядываю на девушку, примечая в ней ту же кричащую доброжелательность, что и в Колине. Другой счёл бы это за простую вежливость, но здесь была не только она. Актёрское мастерство сочилось в каждом их жесте. Откинувшись назад, я внимательно изучаю рыжую бестию, что улыбается до ушей и помогает матери с грязной посудой. Но уверенность в том, что в ближайшее время с этих двоих слетят маски, возрастает во мне и крепнет.
  
  
  ***
  
   Настенные старинные часы бьют полночь. Проскользнув через смежную ванную между нашими с сестрой комнатами, останавливаюсь у её двери. Прислушиваясь к посторонним звукам, я шагаю за порог и тут же встречаюсь с любимыми глазами. Миа медленно откладывает книжку в сторону и поднимается с кровати. На ней милые спальные шортики, которые заметно облегают её пятую точку, и тонкая майка на бретельках. Я нервно сглатываю. Видеть её такой наедине, находясь на расстоянии вытянутой руки, невыносимо. Этот образ впечатывается в меня, дурманя рассудок. Алкоголь бьёт в голову, и недолго думая я сгребаю сестру в охапку, резко прижимая её миниатюрное тело к себе. Из её груди вырывается судорожный вздох. Она обнимает меня в ответ и тянется на цыпочках, желая уткнуться мне в грудь. Без каблуков малышка вновь обретает свой привычный рост, потому едва достаёт мне до груди. Изящные пальчики вцепляются в спину, а её дыхание сбивается.
  
   - Боже... я так скучала, Уилл. Ты чувствуешь то же самое?
  
   Моё сердце колотится о грудную клетку, желая разбиться об неё. Слишком близко. Слишком хорошо. Я сжимаю её в своих руках ещё крепче, выдохнув одно единственное "да"
  .
  
   Подняв на меня свои изумруды, она легонько улыбается. Мою башню окончательно срывает, но я стараюсь держаться. Ради неё, ради нас.
  
   - Я вела себя как полная идиотка! - смущённо шепчет она, утыкаясь лбом в мою грудь.
   - Ты вела себя как истинная собственница. А это значит, что ты ещё и лгунья. Ведь кто-то зарекался, что не станет испытывать нечто подобное ещё раз.
   - Нет, я не лгунья! У меня лишь раздвоение личности, ведь моя вторая половина ужасно злится на тебя.
   - А что же первая?
   - Первая... первая находит все эти игры забавными, - краснеет она, закусывая свою губу двумя передними зубами. - Это не должно быть забавным, так? Не должно заводить меня...
  
   Её каштановые кудри выбиваются из хвостика, падая на раскрасневшиеся щёки. Этот её невинный вид и те слова, что она сейчас шепчет мне... Невообразимо передать. Невозможно выразить, как моя грудь рвётся от переполняющих сердце эмоций. Они накрывают меня с головой, отдаваясь дрожью во всех моих конечностях.
  
   - Нет, Миа. Это правильно, если тебе это нравится. Мне нравится это тоже, - шепчу в ответ, наклоняясь к её лицу. - Ты становишься совсем другой, когда мы вовлечены в эту больную игру.
   - Другой? - удивлённо переспрашивает она.
   - Да... Игривой и беспощадной. - Целую её в висок и улыбаюсь.
   - Тебя это... волнует? - неуверенный шепот. Я восторгаюсь её таким редким смущением и тем, что она подставляет своё "волнует" вместо "возбуждает". В груди теснится необъятная нежность.
   - Да. Очень волнует.
  
   Тяжело сглатываю, ощущая, как тесно она ко мне прижимается. Абсолютно безумные глаза с потемневшими зрачками, робкая улыбка. Миа неровно дышит, соприкасаясь с моим телом при каждом вдохе.
  
   Нельзя. Нельзя. Нельзя.
  
   - Малыш, пора ложиться. Завтра тяжелый день.
  
   Она немного отстраняется, заглядывая ко мне в глаза. Так осторожно, словно пытаясь разглядеть в них то, что известно только ей одной.
  
   - Ты ведь побудешь со мной, пока я не усну?
   - А может быть иначе?
   - Да, может. Но этого не случится, верно? - Сестра встаёт на цыпочки и целует меня в грудь. Даже через плотную ткань футболки я чувствую тепло её мягких губ. Прикрываю от блаженства глаза. Зная все ответы на свои собственные вопросы, она всё равно задаёт мне их, ища в моих словах поддержку и уверенность в "нас". Как и в детстве.
  
   Она берёт меня за руку и тянет к своей кровати. Мои легкие сдавливает что-то тяжёлое. Миа забирается под одеяло и увлекает меня за собой. Из меня вырывается приглушённый стон. Обвив меня ногами, малышка устраивается на моей груди, прислоняясь своим животом к моему. Её ловкие пальчики тянутся к моему лицу. Подушечки пальцев скрываются в моих густых волосах, а затем скользят вниз: лоб, виски, глаза, нос. Когда же она останавливаются на губах, я замираю. Снова появляется непреодолимое желание играть, наблюдать за её реакциями и растворяться в ней. Чуть приоткрываю губы и кусаю один из её пальчиков. Она тихо шипит и легонько бьёт меня по губам. Я смеюсь. Хватаю её цепкие руки и тяну их на себя. Миа оказывается полностью на мне. Такая лёгкая и обворожительная, что низ живота болезненно скручивает. Её губы в миллиметре от моих, но я понимаю: этого делать нельзя. Просто потому, что потом мы не остановимся. Больше нет ярлыков, нет табличек с надписью "стоп" и нет мигающих внутренних лампочек. Всё позабыто. Стёрто. Есть только мы. И если в эту секунду её губы накроют мои, мы окончательно оборвём ту тонкую нить, что до сих пор нас оберегала. Ограждала от ошибок.
  
   Я оставляю невинный и долгий поцелуй в уголке её губ и разжимаю силки на её запястьях. Сестра улыбается. Мы снова продолжаем балансировать на грани. Довольствуемся шатким контролем и дразним друг друга - чем дальше, тем больнее и желаннее. Взяв мою руку, она подносит её к своему лицу. Целует каждый мой палец, не пропуская ни одной костяшки и фаланги. Её губы - словно влажный бархат... В этом жесте кроется гораздо больше любви, чем во всех самых чувственных клятвах.
  
   Она - моя главная слабость. Всегда была ею и останется. Опускаю её голову на подушку и целую в волосы, задерживаясь на них губами. Глубоко вдыхаю её аромат. Сладкий и вкусный. Словно свежесобранная малина. Мне никогда не надышаться им. Никогда не будет много её в моей жизни. Будто одержимый, я погибаю. Медленно. Сводя её и себя с ума. Но такая смерть - самая желанная...
  Глава 9.
  
   Флешбэк
  
   На дворе стояла ранняя осень. Листья ещё не успели сменить свой окрас и всё ещё покоились на деревьях, едва прогибаясь от тёплого ветерка. Несмотря на это, в воздухе чувствовалась утренняя сырость, и уже считалось абсолютно необдуманным выходить на улицу в одних летних шортах и шлёпанцах. Август послал на прощание последние солнечные деньки свободы и тихо скрылся, оставив после себя лишь приятные воспоминания.
  
   Задний двор семейства Аддерли был просторным, с множеством всякого нужного хлама, что подпирал гараж, старых и памятных вещиц и качелями, скрытыми от посторонних глаз, что смастерил для своих детей однажды Невил. Качели висели на толстой ветке могучего дуба, что раскинул свои ветви во весь двор, скрывая и уберегая от непогоды. С любовью вырезанный кусочек дерева бесшумно покачивался на верёвках, повинуясь лёгкому порыву ветра.
  
   Когда Дилайла Андерсен стала свидетелем настоящего вихря, состоящего из выпадов юной племянницы, уже тогда она точно знала, куда та отправится страдать и сетовать на весь мир. Как и ожидалось, Миа восседала под высоким семейным деревом и ковыряла носком кроссовка сырую землю. Создавая тихий и неторопливый шорох своими ботинками, Дилайла осторожно приземлилась возле нахмуренной девочки. Тяжёлый и горестный взгляд был устремлён куда-то вдаль, а зелень её глаз заволокло обидой, но веки оставались сухими. Истинная сильная леди. Девушка нервно облизнула пересохшие губы, собираясь успокоить её и подарить свою поддержку, как делала она всегда, питая к девочке тёплые чувства. Но разве приняла бы их теперь маленькая воительница хоть от кого-либо, кроме своего брата? Всерьёз и без всякого притворства? Не отрывая взгляда от горизонта, Миа опередила её.
  
   - Я не стану ни с кем разговаривать. Даже с тобой, Ди, - голос её холоден, а тон на грани срыва.
   - Чем плохи разговоры?
   - Они ни к чему не приведут! Отец не изменит своего решения, а в утешениях я не нуждаюсь, - воскликнула малышка с горящими глазами. Её некогда прекрасные каштановые кудри спутались, и теперь это больше походило на грязный и тёмный пучок волос; джинсы были содраны на коленках, а в тех местах, где виднелась кожа, просматривалась запёкшаяся кровь. И как Дилайла упустила тот момент, когда из ангелочка вроде её племянницы, что кружилась в кремовом пышном платье на Рождество, вырос настоящий сорванец, который устраивал бунты и дрался с соседскими мальчишками на равных? В груди её защемило. Видимо, она была слишком занята собственной жизнью. Именной той, которая непременно у всех появляется и выдвигается на первый план. Личная жизнь с её лично-трагичными заморочками.
  
   - Все мы нуждаемся в них, Миа. Рано или поздно.
   - Я - нет.
   - Значит, такой уж крепкий орешек?
  
   Девочка смирила её грозным взглядом и, поджав сильнее губы, снова отвернулась. Имея опыт общения с подростками, Ди с напускным равнодушием пожала плечами и облокотилась о кору дерева. Секунды мчались, но она продолжала молчать, желая дать время остыть и не слишком наседать. Ведь как уже говорилось во всевозможных цитатах, когда тебе плохо, то очень важно, чтобы рядом был тот, кто понимал без слов. Она понимала, потому терпеливо выжидала момент. Зная великую тягу Мии к сладкому, девушка со спокойным видом полезла в карман за шоколадным батончиком и стала не спеша его разворачивать, намеренно шурша обёрткой как можно громче. Когда же она откусила первый кусочек и стала громко его пережёвывать, страдалица не выдержала:
  
   - Не могла бы ты поесть в другом месте?
   - Это почему?
   - Действуешь мне на нервы, вот почему! - воскликнула Мими, развернувшись в пол-оборота.
   - Лгунья, - улыбнулась ей в ответ Дилайла. - Ты просто тоже хочешь батончик. М-м... Бог мой, да он с начинкой! - продолжила пытку она, замечая голодный взгляд девочки.
   - Ты просто невыносима, - усмехается младшая Аддерли, и её губы наконец трогает лёгкая улыбка. Ди победно улыбается в ответ и протягивает ей оставшуюся сладость.
   - Почётная неудачница штата Джорджия прибыла. Выкладывай свои горести, а затем послушаешь мою сломанную историю любви, и тогда, поверь мне, тогда ты будешь чувствовать себя значительно лучше.
   - Ты снова преувеличиваешь!
   - Не в этот раз, милая. Зак бросил меня на следующий день после помолвки, когда я решила сделать ему сюрприз и стояла на кухне в развратном костюмчике домработницы. Сущий кошмар, верно? - В синеве плескалась недавняя боль, которая кружила на поверхности морской глади её глаз и портила всю картину. Но несмотря ни на что, пухлые губы тёти улыбались.
   - Ох, Ди... Неужели ты выглядела настолько плохо? Чудо-батончики, не правда ли? - шутливо бросила Миа, пытаясь не дать этой боли прорваться наружу. Она, конечно же, тщательно скрывала свои эмоции, но беспокойство за постоянные любовные неудачи Дилайлы здорово озадачивало её.
   - Да, твоя вина. Закидываешься ими, как обезумевшая, - и вот, подсадила и меня на свой антидепрессант. Неудивительно, что Франческа запретила тебе шоколад. - Ущипнув девочку за бок, она старалась уйти от болезненной темы как можно дальше. - И всё же... что там у вас стряслось?
   - Отец расселил нас с Уиллом по разные комнаты после драки с Милтонами, - фыркнула упрямица, скомкав в руке обёртку и бросив взгляд на опавшие листья. - Говорит, что началась средняя школа и что мы уже не дети. Я не глупая, но одного понять всё-таки никак не могу: зачем всё наше детство вбивать в наши головы то, что мы должны дружить и заботиться друг о друге, а затем так жестоко с нами поступать? В чём смысл, Ди?
   - Послушать тебя - так кажется, будто брат отчаливает в другую точку земного шара. Ваши комнаты почти вплотную, Миа.
   - Это всё бред. Они нарочно ставят такие запреты, которые мы однозначно будем нарушать!
   - Родная, но ведь придёт время, когда ты должна будешь отпустить его. Так же, как и Уилл тебя. Вы ведь не сиамские близнецы и даже не одного пола! Ты - девочка. Думаю, мне не стоит объяснять тебе, что даже в семье есть нормы приличия.
   - Считаешь, что я не знаю, в чём наши различия? Что такое пол, когда, кроме гениталий, у нас всё одинаковое?! - вскипела вдруг племянница. - Нам нравится одно и то же, мы думаем в одном направлении и... да, когда мне снятся кошмары, Уилл оберегает меня. Он просто приходит, и мне совсем не страшно! Да, чтобы ты знала, Ди, у нас никогда не наступит такое время! Уилл всегда будет и останется только моим, понимаешь? Я лучше спрыгну в ту вонючую речку, чем отпущу его от себя. Ну почему... почему вы все этого не можете понять?! Мы не расцепим наши руки. Ни за что.
  
   Девушка запнулась на полуслове и, находясь в лёгком ступоре, слушала речь одиннадцатилетней девочки. По округлившимся голубым глазам было легко понять, что она обескуражена.
  
   Нет.
  
   Нет, это просто абсурдно, но в тот момент ей вдруг подумалось, что в племянницу вселилась мудрая женщина, которая защищала свою любовь, отстаивая её подобно волчице. Стало страшно. Откуда в этих больших глазах столько усталости и обречённости? Одиннадцать лет. Отроду. В голове не укладывалось. И в тот осенний тёплый вечер Дилайла Андерсен поняла, что это не просто брат и сестра. Это дети, готовые упрятаться в свой кокон и наслаждаться замкнутым пространством, словно небесным подарком. Пусть они задохнутся в нём из-за недостатка воздуха, но ведь будут вдвоём. Просто они есть друг у друга, и это всё, что им нужно.
  
   Конец Флешбэка
  
  
   POV Миа
  
   Настойчивый стук в дверь нагло вырывает меня из сладкого сна. С трудом распахиваю глаза и оглядываюсь. Одна. Разочарование укалывает меня тоненькой иголочкой. Стук повторяется, и я понимаю, что это точно не Уилл. Недовольно поджимаю губы и плетусь к двери. По телу пробегает короткая дрожь, переходящая в пробирающий до костей озноб. Чёрт, до чего же холодно. Без своего одеяла и уютных рук брата ощущаю себя так, словно меня выкинули раздетую на улицу посреди зимы. Когда же чьи-то пальцы снова начинают свою назойливую попытку, то резко распахиваю дверь. Рука Колина оказывается перед моим лицом. Морщусь, злобно сверкая сонными глазами.
  
   - И тебе доброе утро, птенчик, - ласково бормочет парень, понизив тон до шепота.
   - Какого чёрта? Половина шестого! - шиплю я.
  
   Не обращая на мои разъярённые реплики, мой бывший молодой человек проходит в комнату и усаживается на подоконник. Только сейчас замечаю, что окно нараспашку. Ну, конечно, мне будет холодно, ведь тот, кто грел ночью, бесследно пропал. Тяжело вздохнув, обматываюсь одеялом, что валялось на полу. Бросаю короткий взгляд на гостя: он кажется мне притягательным, только не пойму, с чего это вдруг? Когда же я останавливаю глаза на его одежде, то улыбка на один короткий миг трогает уголки губ. В прошлом году Уилл носил этот серый спортивный костюм. Брат растёт чуть ли не каждый месяц, а оттого вещей, которые стали ему малы, на чердаке преумножилось.
  
   - Ты же понимаешь, зачем я пришел так рано? Мы выезжаем через час, поэтому вся твоя нескончаемая родня поднимется уже в ближайшие минуты, - любезно поясняет он, послав мне многозначительный взгляд. Колин нисколько не поменялся: обаятельный, понимающий и, что будет не к слову, явно выигрывает у меня в умении подстроиться под людей и обстоятельства. Да, именно поэтому он здесь.
   - Ясно. Что ты хочешь услышать от меня?
  
   Шатен весело усмехается, буравя меня любопытным взглядом.
  
   - Мел, чем тебе так насолил твой братец?
   - Он никогда не обидел бы меня. Уилл здесь ни при чём.
   - Да брось, - улыбается Колин в ответ. - Я, по-твоему, совсем недалёкий? Месть чистой воды.
  
   Он расслаблен. В нём так всё и кричит о том, что он адаптируется к любой ситуации. Главное - сопоставить просьбу и свою личную выгоду. Ну, конечно же, я знала это. Впрочем, разве это грех в наше время? Люди вертятся, как могут. Но различие Колина и подобных людей было в том, что ему нравилась эта некая игра. Он желанно вкушал чужие сомнения, их клубок чувств, который доводил всех вокруг до отчаяния, и готовность других отплатить ему за содеянную помощь. Но он не был плохим, отнюдь. Парень и вправду обладал чуткостью, пониманием всего, что происходило вокруг, и маняще острым интеллектом. Просто все эти игры - его обычное баловство, которым он разбавлял скуку.
  
   Должна признаться, у нас с ним всё было искренне. До определённого момента. Того самого, когда он захотел большего, а я - нет. Тем не менее, будучи эмоциональной, я списала всё на волнение. Тогда... всё тогда, в общем, пошло не так: свечи не с тем ароматом, скрипучая кровать общаги и голоса за дверью в ненужный момент. Но и это не остановило. Я успешно заглушала тревожные сигналы, трезвонящие в голове, и ждала своей сказки. Тщетно. Но самообман, как правило, не знает границ. Так вышло и со мной. Ссоры тянулись бесконечной вереницей, а дискомфорт усиливался. Именно в то самое время и слетели наши с ним маски. И мы будто впервые взглянули друг другу в глаза. Поняли всё. Без заученных речей о расставании и нелепых "останемся друзьями". И теперь шатен в моём доме, нагло захватил моё излюбленное место у окна и жаждет объяснений.
  
   - Мне не нравится Розали, - выдохнула я.
   - А я, значит, подхожу для подобной роли. Ты считаешь, что твоему родственничку понравился бы кто-то другой?
  
   Усмехаюсь в ответ, встречая ответную понимающую улыбку.
  
   - Между прочим, он чуть не врезал мне вчера. Ты задумывалась, к чему приведут ваши игры?
   - Бог мой, Колин! Ты решил получить квалификацию психолога? Родителям нравится, что у нас есть пары. Они всегда упрекали меня в том, что я нелюдимая. Вот, теперь не будут.
   - До конца каникул ещё три месяца, Мел. У меня тоже есть свои планы.
   - Знаю. Просто помоги мне в этот уикенд, только и всего. Ведь я не хуже Уилла.
  
   Парень смеётся.
  
   - Ты хуже Уилла только потому, что он не просил Розали подыграть. Была бы её воля, она залезла бы к нему в трусы ещё на вчерашнем ужине. Страстная девочка, - мечтательно протягивает шатен и спрыгивает с окна. - Ладно, я побуду твоим любимым ещё пару дней, пока Райли не осознает, что ревность губительна.
   - Райли? - выгибая бровь, спрашиваю я. Имя моей соседки, кажется, навсегда выжжено в моём мозгу. - Только не говори, что это Попс.
  
   Колин улыбается во весь рот.
  
   - Только не говори, что тебе больно, ведь это твоя подруга, а не прошло ещё и месяца, - изобразив мой голос, забавно отвечает он. Я невольно смеюсь.
   - А ты начинаешь мне нравиться!
   - Значит, мне точно пора, - хмыкает Колин, проплывая мимо меня, а уже в дверях останавливается и бросает, обернувшись: - И не забудь нацепить на себя свою самую счастливую улыбочку, чтобы твой братец разозлился ещё больше.
  
   Он уходит, а я так и остаюсь стоять посреди комнаты, обёрнутая в пятнадцать слоёв одеяла. Да, пусть остальные не такие проницательные личности, как Колин, но ведь мы так рискуем... А что, если мы просто увлечёмся игрой, поддадимся разбушевавшимся эмоциям и выпалим что-нибудь личное ненароком? К тому же, вчера мы слишком соскучились друг по другу, потому и не стали выяснять отношения. Мы так жадно впитывали каждую секунду близости, что голова шла кругом. Да, мы играемся. Но не зайдёт ли всё слишком далеко? Что если Розали и вправду запрыгнет на него? Что если Колин захочет гнева Уилла и позволит себе большее? Уверенность, что всё будет под контролем, слишком шатка. Все мы люди, чёрт возьми. Один неверный шаг - и всё, черта будет уже переступлена.
  
   Ощущения такие, словно я стою на краю обрыва. Мне очень страшно, но неведомая сила подталкивает меня всё ближе. Дух захватывает. Адреналин внедряется в кровь. И это болезненное предвкушение с ноющей тягой внизу живота. Сумасшедшая тарзанка жизни. И мы полетим. Ведь напротив точно так же стоит мой брат и подходит к краю всё ближе.
  
  
  ***
  
   Наш лесной домик ничуть не изменился. Он всё так же манил своим уютом и теплом. Деревянный, с камином в большой гостиной и просторной беседкой во дворе. Дом был отрадой и в холодную зиму, и в жаркое лето. А лес вокруг делал его и вовсе похожим на сказку.
  
   Проведя пару часов в напряжённой езде, я была счастлива оказаться на свежем воздухе. Выпрыгнув из машины, тут же устремляюсь в лес, замечая озабоченный взгляд брата, брошенный вслед. И пусть беспокоится, ведь вовсе не обязательно было принимать все ласки своей подружки, чтобы не прогореть. Шагаю резко, втаптывая землю своими кроссовками, и восстанавливаю дыхание. Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы. А всё дело в том, что родители уехали на своей машине за Дилайлой, и мы, соответственно, - на другой, всей нашей "дружной компанией". Уилл был за рулем, а Розали, конечно же, рядом с ним. Её длинные пальцы с ярким лаком то и дело касались его, поглаживая и искушая. Вездесущие чёртовы пальцы. Я внутренне дёргалась каждый раз, когда она наклонялась к нему. Каждый проклятый шорох, шёпот, тихое движение спереди меня - медленно сходила с ума от бездействия. И был ещё один фактор, который давил мне на виски, - Колин. Проницательный, как местная гадалка. Сдерживая свои порывы, свою нервозность, я крепко сжимала пальцы в кулаки и пялилась в окно.
  
   Впрочем, а что я могла? Снова тереться о бедного парня рядом и доказывать Уиллу, что и я могу злить его? Не хотелось. Настроение было подавленным, и всё, чего мне действительно хотелось в эту минуту, так это прижиматься как можно теснее к брату и прятаться ото всех вокруг. Слишком много людей, слишком много лжи и притворства. Но это та самая цена за наслаждение быть рядом с ним. И Уилл, я уверена, чувствовал то же самое.
  
   Прислоняюсь к коре ближайшего дерева и прикрываю глаза. Свежий лесной воздух с примесью хвои, диких цветов и терпкого аромата, дурманящего голову. Где-то вдалеке щебечут птицы, перескакивая с ветки на ветку. Лес живёт своей жизнью: дышит, цветёт и расслабляет. Мне хорошо. Не нужно натянуто улыбаться и слушать болтовню Рози, что уже вовсю представляла себя в роли миссис Аддерли. Пусть поперхнётся своим "хочу". Не позволю. Просто я нуждаюсь в небольшой передышке. Возможно, стоит поучиться у Колина и играть свою роль. Абстрагироваться. Научиться дышать ровно и не кипеть от злости, когда пальцы с ярким лаком медленно движутся по любимой шее вниз. По моей шее. По моему направлению. По моим дорогим сердцу родинкам.
  
   Нет, всё безуспешно. Ведь от одной только мысли я прихожу в бешенство. Чтобы играть свою роль, нужна холодная голова. А в такие моменты моя голова вообще отсутствует. Только эмоции, которые царапают и дерут меня изнутри, делая ещё больнее. И всё же, во всём этом был смысл. Ведь это только начало. А с каждым днём чувства мои растут так же стремительно, как снежный ком. Мы с братом должны быть превосходными актёрами, которые выполняют свою работу чётко, не подвергая зрителей сомнению. Чтобы никто и думать не смел, что игра наша фальшива. А эта поездка, безусловно, хороший урок.
  
   Шумно выдыхаю и медленно начинаю шагать к дому, где уже вдалеке слышатся радостные возгласы воссоединившейся семьи.
  
   Только улыбайся искренне, девочка, ты ведь давно уже выросла. Бунты не прокатят.
  Глава 10.
  
   POV Уилл
  
   Любите ли вы семейные сборища? Те дни, когда всё свободное пространство заполняют знакомые лица, а от вежливой улыбки сводит скулы. Смутно знакомые двоюродные бабушки и троюродные тёти треплют за щеки и говорят, как же сильно они тебя любят. Рассказывая "занимательные" истории из твоего детства, они смеются и заносят тебя в ряды своих любимчиков, в то время как ты пытаешься вспомнить хоть один запоминающийся момент, связанный с этим человеком. И всё же, даже самые трудные подростки едва сдерживают умиление и радость от похвалы, когда о нём отзываются так тепло и гордо.
  
   Миа и я были всем милы. Да, именно так. Мы здоровались первыми с соседями, участвовали в общественных праздниках и всегда трепетно выбирали подарки своим родным. Фирменные каштановые кудри сестры и мою светлую шевелюру узнавали везде. Мы были маленькими деятелями, родителей которых уважали и ценили. Мы не могли их подвести. Но конечно, ничто не долговечно. Ближе к средней школе мы стали ввязываться в драки, заступаясь за свою толстую собаку или же доказывая, что Эштон, соседский мальчик-инвалид, такой же как и все. Да, в наших передрягах всегда был смысл. Мы были чем-то вроде местной команды справедливости. Сейчас, конечно, вспоминать это смешно, но в те времена это казалось поистине великим делом.
  
   И всё-таки, родители считали иначе. Драки - значит, мы уже виноваты, раз не смогли уладить конфликт. Да, так-то, может, и верно, но разве дети могли это понять? И что значат слова родителей, когда ты чувствуешь себя настоящим спасителем Вселенной? И, конечно, был ещё один неприкосновенный запрет, который мы так или иначе всегда нарушали: мы не умели и не хотели существовать поодиночке. Всё становилось слишком маловажным, не стоящим и толики внимания.
  
   К слову, о семейных сборищах... Я стою посреди гостиной и наблюдаю, как тётя Дилайла, придерживая рукой свой округлившийся живот, целует в обе щеки свою старшую сестру и тепло обнимает зятя. В тени остаётся только Мэтью - наш двоюродный брат и первый ребёнок Дилайлы. Он старается оставаться незамеченным, прячась под воротник своей мастерки как можно глубже. Отстранённый и... подавленный? Я хмурюсь, понимая, как же мало знаю о нём. Родственники - громкое слово, отождествляющее, как правило, близость, кровное родство и любовь друг к другу. А в сущности... как много мы знаем о тех, кто находится с нами рядом? Речь не о цвете волос, знаке зодиака и общих приметах. А о том, что на самом деле они любят, отчего иной раз они пускают слезу и с какими чувствами они встречают новый день. Это остаётся за занавесом. Вдали от ярлыков и чужих людей, которых мы привыкли считать "родными".
  
   И лишь мы с сестрой поистине знаем значение этого слова. В том и состоит наше различие с остальными.
  
   В эту же секунду появляется та, кем были заняты мои мысли последние несколько часов. Она, конечно же, тут же привлекает всеобщее внимание, подвергаясь любовным нападкам Ди. Искренняя улыбка мгновенно трогает любимые губы, когда в неё упирается круглый живот женщины. В глазах плещется детский восторг, а пальчики уже вовсю наглаживают убежище будущего ребёнка тёти. Невольно улыбаюсь. Правильно, карапуз, оставайся там подольше. Все мы стали взрослеть слишком рано.
  
   Неожиданно в меня впиваются зелёные пытливые глазки, задерживаясь на лице. Не отвожу взгляд, выдерживая ее напористость. Забыв об остальных присутствующих, смотрю в упор и внимательно изучаю сестру: каштановые тоненькие пряди выбились из хвоста, обрамляя розовые щёки, которые всегда появлялись от мороза или физических нагрузок. Растрёпанная и встревоженная. Меня одолевает дикое, почти безумное желание прижать её к себе. Забрать у всех. Такое привычное и обыденное желание.
  
   Колин и Розали стоят чуть поодаль, придерживая чемоданы. Они, кажется, предвкушают веселье, заинтересованно наблюдая за семьёй и нами.
  
   - Бог мой, какой же твой брат высокий, Мими. Просто великан по сравнению с тобой! - восклицает Дилайла, когда замечает меня рядом с ними. Сестра облизывает пересохшие губы. Отводит взгляд.
   - Да, у него трудности с кроватью в общежитии, - встревает Розали, в короткий миг преодолевая расстояние и обвивая меня своими руками сзади.
  
   Тётя озадаченно хлопает густыми ресницами, наконец замечая приглашённых гостей. Она окидывает внимательным взглядом Колина и Рози, а затем её лицо вновь приобретает доброжелательный вид. Мама представляет их Ди и начинает расселять нас по комнатам.
  
   Пустой дом заполняют радостные возгласы, топот поселенцев и скрип старых дверей. Хлопотливая суета охватывает наш лесной домик. К моему сожалению, я оказываюсь в одной комнате с Розали, а Миа... Миа селится в комнату напротив со своим старым другом. Мы занимаем второй этаж. Скидываю свою спортивную сумку и быстро выхожу искать сестру, пока моя "соседка по комнате" наводит марафет.
  
   Прочёсываю весь дом, но так и не нахожу её. В висках начинает стучать. Какого чёрта мы вообще всё это затеяли? Однако, как ни странно, тот факт, что мы стали ближе и бережнее относиться друг к другу, нельзя не учесть. Но как долго мы сможем продержаться? У неё уже сдают нервы. А что касается меня, то я готов сломать челюсть каждому, чьи руки окажутся на её маленьком плече. Что и говорить о Колине, лицо которого мне снится в кошмарах, где ЕЁ любят и она любит в ответ. Это как вечный страх. Боязнь, которую не излечить походами к психологу. Ведь наша любовь - недозволенная любовь. А это значит, что однажды она должна будет сделать свой выбор. Ведь свой я сделал давно. Я обрёк себя на извечную неопределенность и шаткую уверенность в том, что она останется рядом.
  
   Выхожу на улицу. Над кромкой деревьев уже забрезжил рассвет, озаряя зелень ярко-алым маревом. Воздух здесь чистый и свежий, дышится легче. Глубоко вкушаю утреннюю прохладу и шумно выдыхаю. Медленно огибая дом вокруг, я начинаю вспоминать, когда же потребность в её присутствии превратилась в зависимость. Лес вокруг настраивал меня на нужную волну, расслабляя и унося в воспоминания о прошлом. И я отчётливо вспомнил момент нашей жизни, когда отец разделил нас во второй раз. Мне было шестнадцать, ей, соответственно, пятнадцать. Казалось бы, расцвет личной жизни и перспектив. Но у нас было иначе. Впрочем, разве это удивительно? Когда сестра заявилась на мамин званый ужин с разбитыми коленками и в мокром коктейльном платье, родители не выдержали. Наш ребяческий спор разрушил наше лето. Если бы мы только знали, чем обернётся эта шалость, то ни за что бы не стали нырять в городской фонтан. Мы поспорили. Я сказал, что сестра настоящая задница, раз носит то, что ей противно. И тогда, чтобы доказать, что ей плевать на дорогущее платье и нелепые наставления, она прыгнула в фонтан, ловко потянув меня за собой. Признаться, нам было безумно весело. Мы хохотали, словно безумные, пока плелись домой, промокшие насквозь. А потом... потом гнев матери и отца обрушился на нас, как снег на голову. Стёр в один короткий миг наши глупые улыбки с лиц и расцепил соединённые руки.
  
   Мию отправили к Дилайле на летние каникулы, а я остался дома. Комок, застрявший посреди горла в тот вечер, когда машина отъезжала, не проходил все три месяца. Я привык к нему, к этому состоянию дискомфорта и с головой ушёл в спорт. Это был некий антидепрессант, к которому я привыкал ежечасно. Утренняя и вечерняя пробежка в несколько миль, тренажёрный зал и силовые нагрузки. Я искоренял в себе потребность в своей маленькой девочке, но она внедрилась в меня гораздо раньше. Это было неизбежно. Ведь эта потребность была равносильна заражению в моей крови, которое неизлечимо. Горечь в глотке непременно появлялась во время пробежек, когда меня будто душило её отсутствие, и тогда я ускорялся ещё. До того момента, пока бок не пронзала острая боль и я не падал на землю, уже нагретую летним солнцем. Мышцы сковывала приятная судорога, ноющая боль, и я отвлекался. Прерывисто дышал и верил, что ей тоже плохо без меня. И мне казалось, что мы чувствовали друг друга на расстоянии.
  
   Каково же было удивление наших родных, когда вместо того, чтобы разделить наши интересы, мы сплотились ещё сильнее. Своими собственными руками отец сделал всё возможное, чтобы близость наша трижды окрепла. Дилайла сотворила из Мии настоящую девушку, что от бедра вышагивала по нашей каменной тропинке к дому и цокала при этом своими каблучками. В тот предосенний тёплый вечер на ней было белое платьице, которое подлетало вверх, оголяя бедро каждый раз, когда она припрыгивала, отскакивая от распылителя на газоне. Прикрыв хоть на секунду глаза, я могу воспроизвести в памяти этот миг. Такой свежий и искушённый, что в груди начинает щемить от восторга.
  
   Впрочем, к тому времени и я заметно подрос. Ежедневные тренировки дали о себе знать, когда глаза моей девочки широко распахнулись при виде меня. Тогда она со всех ног полетела ко мне на своих высоких шпильках и кинулась на шею. Начала болтать без умолку и трогать мои бицепсы, смеша меня до колик в животе. С тех пор я стал слишком часто подмечать её голые коленки, капельки, что скатывались с мокрой шеи, когда она выходила из душа, и то, с каким удовольствием сестра облизывала свои пальцы, которые были в сыром тесте. Это превратилось в мою бесконечную пытку, в какое-то неведомое раньше наваждение. И, наверное, она тоже это чувствовала, ведь когда я возвращался потным с пробежки и на ходу снимал футболку, её глаза задерживались на мне, а зрачки темнели. Возможно, это всё можно было списать на гормоны, что обычное дело в нашем возрасте, но дело в том, что наше близкое общение не изменилось. Мы так же продолжали делиться друг с другом самым сокровенным, я так же читал ей по вечерам, и мы всё так же были одним целым. Нерушимым.
  
   Заплутав в своих мыслях, я буквально сталкиваюсь с сестрой, что спонтанно вылетает из-за угла. Между её бровями пролегает морщинка, всегда говорящая о том, что она слишком тревожится. Узрев меня, она дарует мне быстрый и нервный взгляд, а затем опускает глаза вниз и ускоряет шаг. Успеваю лишь схватить её за тоненькое запястье, прежде чем она снова скроется от меня. Дёргается. Словно она наитончайшая струнка на гитаре, которая дрожит при малейшем прикосновении моих пальцев.
  
   - Эй-эй, остановись, - окликаю её я, притянув к себе чуть ближе и вглядываясь в нахмуренное лицо. Миа глубоко дышит, отчаянно пытаясь вырвать руку из моей хватки. - Что с тобой?
   - Надоело, - хмыкает, отводя печальные глаза в сторону леса. - У твоей подружки зуд в одном месте, да? Наверняка сегодня уже строит планы, как атаковать твои боксеры. Настоящий адреналин, верно, Уилл? Скрываться от стольких лиц.
   - Ты спятила? Я не стану с ней спать, Мими. Ты ведь всё знаешь сама, - стараюсь не повышать голос, но шёпот выходит сбивчивым и громким. Мысленно чертыхаюсь про себя, оглядываясь вокруг.
   - О, прекрати! Упустить такую горячую девочку. Откуда мне знать, какую ты жизнь вёл вдали от меня? Отпусти меня, слышишь?! - шипит она, вцепляясь в мои побелевшие пальцы ногтями. Подавляю в себе рьяное желание прижать её к ближайшей стене и ликвидировать подступающую истерику. Но моя голова, в отличие от её, всё ещё не затуманена ревностью, потому понимаю, что с такими успехами мы точно провалимся. Вот она, моя девочка: запуганные глазки, которые сверкают в первых лучах солнца негодующей злостью, прилипшие к щекам локоны и сжатые в одну полоску любимые губы.
  
   Тяну её к себе ещё ближе, выдыхая практически в губы:
  
   - Единственная горячая девочка, которую я знаю, сейчас стоит прямо напротив меня и несёт полную ересь.
  
   Замирая, Миа совершает один короткий судорожный вздох и окидывает меня подозрительным взглядом.
  
   - Я не променяю ни один миг, проведённый с тобой, на свои прошлые малозначимые интрижки. Вбей себе в свою чудную головку, что эти моменты с тобой, когда мы шатаемся над пропастью в окружении любопытных глаз, - самое лучшее, что вообще приключалось со мной. Приключалось с нами, - буквально выплёвываю эти слова ей в лицо, едва управляясь со злостью на неё, на глупости, которым она позволила проникнуть в свои мысли, которые заставили её усомниться в моей верности. Всё это кружит мне голову, затуманивая ясность рассудка. С ней всё всегда бесконтрольно, на грани.
  
   Сестра недоверчиво глядит на меня своими большими зелёными глазищами, а в моей груди что-то тяжело сжимается. Хочется послать все нескончаемые обстоятельства к чертям, но в нашем случае обстоятельства превыше всего. Порочный, замкнутый круг.
  
   - Уилл, я...
   - Амелия! Вот ты где, - неожиданно слышим мы голос отца и одновременно вздрагиваем. Невил выглядывает из-за двери и, хмурясь, продолжает: - Помоги своей матери и девочкам с завтраком. Уилл, ты мне нужен у гриля. Колин уже начал жарить первую порцию мяса. И будьте так добры, проявите должное внимание к нашим гостям, - заканчивает папа, особенно подчёркивая последние слова. Статная фигура скрывается в дверном проёме, и мы заметно выдыхаем. Понимая, что момент упущен, я лишь касаюсь её руки напоследок, совершая нежное скольжение по костяшкам её пальцев. Закусив губу, она медленно отстраняется и уходит в дом, оставляя за собой лёгкий шлейф своих цветочных духов.
  
  
  ***
  
   Целый день как в замедленной съёмке. Разговоры тянутся нескончаемо долго. Дружеская болтовня, вкусная еда с углей и любимый допрос дорогой тёти. Всё это хорошо, но, определённо, в меру. Когда же вечер постепенно наступает на пятки, озаряя зеленый лес красным солнечным отливом, нервозность моя в разы повышается. Я не слышу ничего: ни шёпота Розали над ухом, ни напускного радушия в голосе Колина, ни даже добрых наставлений отца по поводу моей будущей профессии фотографа. Всего лишь вовремя киваю и беспрекословно соглашаюсь со всем их мнениями. Меня волнует лишь впадинка между грудей моей девочки, которую открывает лёгкая майка на бретельках, и то, как они высоко вздымаются, стоит лишь мне послать ей глубокий взгляд. Все эти лёгкие, едва заметные касания наших пальцев под столом, чересчур частые предлоги, чтобы потереться плечом друг о друга. Мы так и норовили прикоснуться: рукой, боком, локтем, взглядом. Да чем угодно, лишь бы почувствовать себя хоть на толику ближе.
  
   Меня пробивает сладкий озноб, когда эта маленькая вертихвостка проходит мимо. Как она намеренно виляет своими бёдрами и на один короткий миг её губы трогает хитрая ухмылка. Признаться, я знаком со многими чертами её характера, но впервые столкнулся с этой - искрящейся изнутри, игриво-грубой. Таящей в себе столько разных оттенков: от нежного светлого чувства и до дикой похоти и развязности. И они все отражаются в ней. В моей капризной мордашке.
  
   Тяжело. Это невыносимо тяжело: усыплять в себе рвущееся наружу чувство, нежность, что прорастала из моего мужского и неотёсанного характера аккуратным цветком. Следить за своими эмоциями и держать их под контролем. Всё беспрестанно держать под бдительным наблюдением: мимику лица, равномерность дыхания и распутство, которое так и плескалось в моих глазах.
  
   Наконец отец допивает свой бурбон и, потягиваясь, желает всем спокойной ночи. В доме постепенно гаснет свет, а все гости начинают отправляться по своим комнатам. Подходят к концу постукивание чайными чашками, рассказы былых времён и разговоры о завтрашних планах. Остаётся только ленивое томление после насыщенного дня, тёплых посиделок в беседке и суетливой уборки посуды.
  
   Слегка повздорив со своей рыжей подругой, я тут же отправляюсь на поиски сестры. Тихо ступаю по коридору, изредка слыша скрип старой половицы. Остановившись у двери напротив, я напрягаю свой слух, чуть ли не прижимаясь ухом к двери. В висках грохочет собственный пульс. В конце концов, простояв там не меньше пяти минут, я улавливаю лишь голос Колина, который, по-видимому, разговаривает по телефону.
  
   Спускаюсь вниз по деревянной лестнице с её шаткими ступеньками.
  
   Пусто.
  
   Испытываю внутреннее чувство некого дискомфорта. Это неестественно. Это ненормально. Это словно маниакальная зависимость от её присутствия рядом со мной, от лёгких прикосновений и нелепых шуточных разговоров. С ней всё просто и легко, но одновременно это рушит меня изнутри. И всё не так уж просто и легко. Мы знаем это оба.
  
   Когда же я достигаю уличного дворика, то первым делом прикрываю глаза и прислушиваюсь к сказочным звукам вокруг. Это шелест листьев, шорохи разных мелких животных, что обитали в лесах, и, безусловно, звенящая тишина. Да, именно она. Вдали от людей, транспорта и городского шума наш гостевой домик кажется настоящим укрытием.
  
   Вдыхаю напоследок чистый лесной воздух и продолжаю изучать двор. Я нахожу старый винный погреб, которым раньше так любил заниматься отец. Зная о его увлечении коллекционировать вина, все друзья старались обрадовать Невила, привозя из поездок старинные бутылки. Спускаюсь вниз, тут же ощущая запах сырости и терпкости. Это особенный запах. Подростками мы прятались здесь с сестрой, считая подвал нашим убежищем. Словно мы отчаянные искатели приключений, а это наш клад. Смеюсь про себя, подмечая, что мы всегда искали "приключения" на свою пятую точку. Так и сейчас, минуя пролёт ступенек, я лоб в лоб сталкиваюсь со своей сбежавшей девочкой. Её перепуганные большие глаза, кажется, становятся ещё больше.
  
   - Чёрт! Ты так напугал меня, - шипит Миа, легонько ударяя меня в плечо.
  
   И я срываюсь. Замечая, как её личико начинает светиться озорством, когда она видит меня, или то, как она старательно прячет свою улыбку, чувствую, что мне становится невыносимо хорошо. Я мгновенно сгребаю её тело в охапку и притягиваю к себе вплотную. Она успевает лишь судорожно вздохнуть, прежде чем мои губы накрывают её. Спонтанно, повинуясь секундному порыву, не оставляя ни себе ни ей время на размышление. Слышу её гортанный тихий стон, который проникает в мой рот, и завожусь от этого как по щелчку пальцев. Страсть зажигает во мне каждую клеточку, разгоняя в жилах кровь. Задыхаемся от нехватки воздуха, от желания не разрывать долгожданный поцелуй. Её цепкие пальцы хватают меня за футболку, сжимая ткань и притягивая к себе ещё ближе.
  
   Ближе. Ближе. Ближе.
  
   Настолько, чтобы грудь переполняло от комфорта. Чтобы чувствовать болезненную тягу внизу живота. С глубоким вздохом её припухлые губки соскальзывают с моих. Я прикрываю глаза от раздирающей сердце любви. Миа встаёт на носочки и тянется ко мне, как едва раскрывшийся бутон цветка тянется к солнцу. Я наклоняюсь ещё ниже, подставляя для нее свое лицо. Я сделаю что угодно, лишь бы она всегда так тянулась ко мне, добровольно отдаваясь на мои ласковые растерзания. Холодные ладони прикасаются к моим пылающим щекам. Открываю глаза. Мы смотрим друг на друга и начинаем улыбаться, словно спятившие. Мой лоб упирается в её, а в глазах просто пляшут черти. Наконец-то. Сырой воздух винного погреба и наше прерывистое, разгорячённое дыхание - дикий контраст.
  
   - Кажется, мы всё-таки отрыли здесь клад, верно? - Мой хриплый голос выдаёт меня с головой. Сестра тихо смеётся, а затем легонько хватает зубами мою нижнюю губу, оттягивая на себя. Я шумно выдыхаю и снова подаюсь вперёд, настигая её губы.
  
   Кажется, мы нашли баланс. Сейчас нам так спокойно и хорошо, потому с трудом верится, что там, на поверхности, нас ожидают внимательные взгляды и ласковый контроль. Удушающий контроль. Барьеры, что всегда существовали между мной и Мией.
  
   - Уилл, если она ещё раз прикоснётся к тебе. Клянусь я... я...
   - Тш-ш, - прерываю её рвущуюся наружу угрозу и прикладываю большой палец к её губам. - Это не продлится долго, обещаю. По прибытии домой придумаем какой-либо предлог и просто уедем на оставшееся лето.
  
   Мой палец задерживается на её губах. Меня вдруг охватывает сладкий дурман, который пьянит разум, делая уязвимым. Подушечка пальца скользит по её полным губам, которые чуть припухли от поцелуев. Миа не сводит с меня взгляда, чуть приоткрывая свой сладкий рот. Становится трудно дышать. Сердце трепещет в груди, будто оно - загнанная в клетку птица. Ему слишком тесно в железных решётках, ему хочется летать. Когда же сестра касается пальца кончиком своего языка, мою крышу сносит окончательно. Растерянные и шальные зелёные глазки, которые смотрят на меня в эту самую секунду... И, кажется, она платит мне той же монетой, что и я на вчерашнем ужине. Это запредельно. Это жестоко. Это слишком... слишком хорошо. Одним рывком я прислоняю её хрупкое тело к холодной шершавой стене погреба и нависаю над ней. Она нервно усмехается. Да, и всё же я был прав. Она демонстративно радуется, ухмыляясь, что моя реакция равносильна её вчерашней. Моя рука тут же пускается в свободное плавание, по-хозяйски гладя её округлости. Миа выгибается под моими пальцами. Сдавленный стон срывается с любимых губ, когда я осторожно сжимаю её грудь. Всё снова на грани.
  
   - Проклятье, я долго не выдержу. Если не собираешься заканчивать дело, то лучше прекрати, - её сбивчивый шёпот совсем не приводит в чувства. Наоборот, бросает нас в огонь. В самое пекло страстей.
  
   Резко разворачиваю её спиной к себе, зарываясь носом в каштановые пряди. Сестра опирается на облупившуюся стену руками и томно дышит, отчего остатки здравого смысла разлетаются в прах. Движения мои резкие, почти лишённые нашей привычной нежности. Мои пальцы грубо впиваются в её бедра, исследуя и изучая то, что раньше было недозволенно. Она намеренно подаётся назад, заставляя испытывать нас обоих дикую похоть. Губительное влечение, сила которого может нас запросто уничтожить.
  
   - И где моя нелюдимая сестренка, так походившая на ангела? - наклонившись, шепчу я, медленно проводя языком за её ушком и захватывая губами мочку. Она незамедлительно реагирует, вдавливаясь в меня всем своим весом. Все запреты стерты. Есть только наше желание, которое мы распыляем с каждым движением всё больше...
  
   - Ты просто засранец, Уилл, - полностью сдавшись во власть моих губ и рук, в забытье бормочет Миа.
  
   Я тихо смеюсь, заглушая свой смех в её шее, и с удовольствием продолжаю пытку.
  
   Мои действия ещё больше дразнят её ,и, не выдержав, сестра разворачивается ко мне лицом и тянется к губам. Позволяю ей осуществить задуманное, наклоняясь к любимому лицу ещё ближе. Боже, это лучше самого крепкого вина. Лучше любого секса в моей жизни: чувствовать её и телом и душой, ощущать взаимность. На её губах появляется ухмылка, и в ту же секунду она накрывает мои губы своими, нежно сминая их. Ещё несколько сладких секунд - и резкая боль. Распахиваю глаза, видя, как её ухмылка становится шире. Язык саднит от её зубок. Всё как и раньше: Миа - настоящий сорванец.
  
   - Ты же знаешь, что продлила себе мучительную пытку?
   - С моими успехами ты в скором времени выдашь мне абонемент, - мурлыкает она, проводя раскрытыми губами по моей скуле. Я готов выть от удовольствия, от её грубой игривости, которая заводит меня не на шутку. Пусть продолжает и дальше кусать меня, царапать и крепко прижимать к себе. Лишь бы ближе, как можно ближе.
   - Пожизненный, девочка, - хрипло отзываюсь я, когда её шаловливая рука тянется к моим штанам. Вовремя перехватываю тонкие пальчики, не позволяя сорвать чеку с гранаты. Если мы начнём, то вряд ли нас кто-либо остановит.
   - В таком случае мне следует знать, что за пытки ты мне приготовил в дальнейшем.
  
   Но ведь мне можно, верно? Ведь у меня всё абсолютно под контролем.
  
   Вдавливая её спинку в прохладную стену погреба, я припадаю губами к пульсирующей жилке на шее. Стон. Очерчиваю ртом невообразимые круги на её коже. Ещё один стон. Моя рука медленно гладит поверхность её бедра, сквозь тонкие летние шортики. Пальцы мои дрожат, но всё же настойчиво пробираются вверх, отодвигая резинку её любимых фиолетовых трусиков танга. Бог мой, ведь я сотню раз видел, как они мелькали из-за приоткрытой двери её комнаты. Сотню раз она снилась мне в них, пританцовывая в такт под свою грохочущую музыку, размахивая густой копной волос и виляя бедрами. И теперь она в моей власти. Наше прерывистое дыхание смешивается воедино, создавая хаотичный выплеск нахлынувших чувств и возбуждения, когда я касаюсь её влажного кружева. Ещё одно усилие - и я окажусь там, нажимая на точку её предела. Ещё одно усилие...
  
   Но ведь это мы. И с нами зачастую всё так, как мы того не желаем. Нас прерывает голос Дилайлы, который окликает сестру. Она ждёт на поверхности погреба. Гнев пробирает меня до костей. Мы встречаемся глазами.
  
   - Ты ведь пришла сюда не просто так? - чуть ли не рычу я, умоляюще уставившись в её лицо. Раскрасневшиеся щеки и заведённые глаза. Миа поджимает губы и виновато смотрит на меня исподлобья.
   - Ди ждёт меня с бутылкой полусладкого. Я обещала провести с ней время.
  
   Пальцы мои выскальзывают из её шорт. Слышу её судорожный выдох. То ли облегчения, то ли разочарования. А возможно, всего сразу. Я тихо ругаюсь, стискивая зубы и опираясь одной рукой о стенку.
  
   - Иди. Иначе она спустится сюда.
  
   Сестра растерянно глядит на меня и, пригладив растрёпанные волосы, будто их спасёт её взмокшая ладошка, направляется к ступенькам.
  
   - Миа, - останавливаю её я, оглядывая с невообразимой любовью, которая стесняет мне ребра. Она замирает, развернувшись. Снова напоминая мне напряжённую маленькую струнку. - Вино.
  
   Закусив губу, она принимает из моих рук первую попавшуюся бутылку и проскальзывает мимо. Я ловлю её взгляд напоследок: извиняющийся, полный недопитого вожделения. Тонкая фигурка скрывается из виду. Сердце падает куда-то вниз. Со всего размаху. Я упираюсь лбом в прохладную сырую стену и сжимаю скулы. Во мне всё ещё плавится острое возбуждение, которое пульсирует в паху. Это не просто неудовлетворение. Это настоящее болезненное ощущение с примесью того, что её снова увели у меня прямо из-под носа. А ведь так будет всегда. Нужно просто привыкнуть к тому, что всегда будет третий лишний. Всегда будут вторгаться в наш личный мирок и, не вытирая ноги о коврик у входа, лезть прямо в кровать. С ботинками. С обыденностью. Лезть в наши головы, в наше тесное пространство, в наши игры. В душу, мысли и желания. У нас никогда не будет сбывшихся планов. Только так: в мимолётных попытках урвать друг друга в этих бесконечных обстоятельствах.
  
   Но... ведь она у меня есть. Она не отреклась от НАС. Она всё ещё со мной. А значит, всё не так уж плохо.
  Глава 11.
  
   POV Миа
  
   Запрет. Как близко вы сталкивались с истинным значением этого слова? Быть может, вы когда-то уже ощущали это сладкое предвкушение тайного, запретного плода? Запрет начинается с малого. От детских шалостей вроде обмакивания пальца в крем на приготовленном торте или прочтения секретного папиного журнала, стащенного у него накануне. У всех и всего есть свои границы. Но у запрета... существуют ли допустимые границы у него? Ведь начиная с баловства, люди переходят во взрослую лигу, где на кону стоит семья и горячая любовница, где азарт и незаконные наркотические вещества берут вверх над человеческой сущностью, где сестра влюбляется в своего родного брата...
  
   Это уже не детское любопытство. Это куда более серьёзно. Границы летят ко всем чертям. И только тихий шёпот внутреннего голоса, оставшихся жизненных ценностей и капли здравого смысла могут вернуть их обратно на землю. Но что, если и это можно потерять? Не слышать, не ощущать, не видеть ничего, кроме своего запретного плода. Настолько желанного и спелого, что буквально кружится голова. И тогда они просто теряют себя. Заблудшие и грешные души, которые покусились на Дерево познания Добра и Зла, как говорится в Библии.
  
   Я сижу в летней беседке, закутавшись в плед, и вглядываюсь в тёмную чащу леса. Ди суетится на кухне, подготавливая для нас вино, что даёт мне некоторое время на размышление. Почему-то мне приходит в голову писание об Адаме и Еве. Я прихожу к выводу, что люди в принципе склонны по своей природе к искушению. Это так. Взять даже первых людей на Земле. Они жили в Эдемском саду. Господь разрешил им есть "от всякого древа в саду" и запретил есть лишь плоды Дерева познания Добра и Зла, предупредив, что следствием непослушания будет смерть. Но Ева всё же поддалась сладким уговорам Змея и вкусила этот плод, более того, поделилась им с Адамом. Можно ли считать, что женщина стала первой грешницей? Именно она уволокла на дно грехопадения и искушения своего возлюбленного.
  
   Я всегда была слишком строга к себе. И сейчас, вспомнив Библию, я кажусь себе ещё большей виновницей всех бед. Мне вдруг становится абсолютно ясно, что я подвела Уилла. Я подпустила его к себе максимально близко, вовлекая во все женские заботы и заморочки, приоткрыла обзор на запретное Дерево и, сорвав недозволенное, протянула ему плод. Надкусила сочную мякоть и поднесла к его рту манящий фрукт. Пусть его губы первыми накрыли мои, но ведь всё исходит от женщины, так? Вот и тогда - все эти письма к Марлен и просьба почитать мне перед сном... Я постоянно... постоянно тянула его за собой, не отпускала ни на секунду. Наставления родителей казались мне сущей выдумкой. "Что за глупости? Уилл есть Уилл", - думала я. Но всё зашло слишком далеко.
  
   Ди застаёт меня врасплох, присаживаясь напротив и разливая по бокалам вино. Она интересуется о брате, отчего мои щеки становятся пунцовыми. Словно их со всей силы щипали, создавая румянец, как в старину. Я уверена: даже самая выносливая лгунья, будь она на моем месте, так же краснела бы, если бы дорогой ей мужчина ещё несколько паршивых минут назад касался её через тонкое кружево трусиков. Я уверена...
  
   Что же касается меня, то я совсем не выносливая, и если бы не Ди, то наверняка его пальцы сейчас возносили бы меня на небеса. Краснею ещё больше от своих мыслей, пряча лицо за бокалом и топя в нём свою неуверенность.
  
   - У нас всё хорошо. Так же, как и всегда, - пожимаю плечами я и заставляю уголки своих губ непосредственно улыбнуться.
   - Несомненно. Но что Уилл говорит о твоём выборе?
   - О моём выборе? - не сразу понимаю я. - А, так ты о Колине. Он славный. Разве могут быть сомнения на его счёт?
   - Да, Миа, он славный, - повторяет тётка. - В том и дело. Тебе... эм-м, тебе такие парни нравятся, да?
  
   Дилайла прячет свою улыбку и бросает на меня неуверенный, смущённый взгляд.
  
   - Не пойму, к чему ты клонишь, - прищурившись, спрашиваю её прямо.
   - Ну, Уилл - его противоположность. Не пойми неправильно, просто знаешь, как говорят: девушки выбирают себе мальчиков, схожих на отца или брата. Хотя это всего лишь теория, как одна из тех, о которых твердили мне в колледже.
   - Ох, Ди, психолог и вправду из тебя сомнительный, - смеюсь я. - Впрочем, мне всего двадцать, верно? Даже если Колин не моя судьба, то у меня ещё есть время. Мне с ним... комфортно и весело. Я влюблена в него по уши, разве не видно?
  
   Я начинаю нервно жевать нижнюю губу, воспроизводя в памяти строчки из любовных романов, которые читала тайком несколько лет тому назад. Как там говорили девочки о своих чувствах? Проклятье, совсем не умею ей лгать. Улыбаюсь как можно искренней и отпиваю ещё несколько глотков.
  
   - Мими, те, кто влюблёны по уши, твердят, что это на всю жизнь, оспаривая любое подозрение в их чувствах. Может, психолог из меня никакой, но я чётко могу отличить влюблённость от откровенного притворства. Прикрываться посторонними людьми плохо, ведь и Розали...
   - Ди... - предостерегаю её я, чувствуя тревогу. Но она вот так просто, прямо и откровенно рубит свою правду. Ту правду, которая действительно истинна:
   - Да нет же. Я не Невил, пойми. Я не вывожу вас на чистую воду. Я... я переживаю, понимаешь ты? Ваша связь... что и говорить, ты сама всё знаешь. Это может плохо обернуться.
  
   Ощущаю, как в горле начинает саднить. Плохое предчувствие выбивает почву под ногами. Я сижу, но мне то и дело отчаянно хочется зарыться в плед ещё глубже - с головой, снова, как и в детстве. Увязнуть под скамейкой. Речь не о Колине. Конечно же, чёрт меня побери.
  
   В моей голове барахтаются оправдания. Их бесчисленное множество, ведь каждый божий день я придумывала их, тщательно вырисовывая детали. Но сейчас весь этот ворох слов просто тонет, идёт ко дну под гнётом этих ледяных глаз напротив. Мне становится дурно. На деле это вовсе не оправдания, а глупый набор слов, неуместных фраз и букв. Как быть? Что сказать? Когда любая из моих присказок застряла посреди горла, обжигая голосовые связки лживым огнём.
  
   Опускаю глаза. Поймёт ли она? Крохотная надежда селится в моей душе. Но к чему этот самообман? Ведь порой мы и сами не можем понять себя.
  
   - Миа... - заботливый голос тёти звучит сочувствующе. Принуждаю себя дышать, но глаз так и не поднимаю. - Знаешь, мы с твоей матерью никогда не были особо близки. Я не знаю, каково это - ощущать нерушимую и крепкую связь. Я была настоящим семейным провалом, Франси - моей полной противоположностью. Она принимала меня такой, какая я есть, да, но я не могу сказать, что мы были друг у друга. Твоя мать старалась быть во всём гордостью своих родителей, настоящей умницей. Конечно, я стремилась быть такой же, но знаешь, - усмехается родной голос, - в моей природе это, видимо, никак не заложено. Я веду к тому, что жизнь - такая капризная дрянь, что нельзя обходиться без поддержки. Без вечного союзника.
  
   Незаметно для себя чувствую, как глаза застилает пелена слёз. Деревянный стол перед лицом расплывается, и теперь всё кажется мне сплошным тёмным маревом. Я моргаю, и влажные дорожки мгновенно начинают скатываться вниз.
  
   Бог мой, какая же ты дура, Амелия! Ты просто невыносимая дура!
  
   - Ди, - всхлипываю я. - Он не просто мой союзник. А наша поддержка... она не совсем обыденная. Это нечто большее, это, чёрт возьми, гораздо большее! Я без него не смогу - ни физически, ни морально. Никак. Не увидь я его неделю, тут же превращаюсь в бесчувственного овоща. Это конец, Ди, если о нас узнают, это нас сокрушит, - голос мой дрожит, будто я снова вернулась в детство, где, заикаясь, я вымаливаю желанное прощение. - Всё уже слишком серьёзно... И я и Уилл медленно идём ко дну. Я это чувствую.
  
   Суетливо протираю глаза, возможно слишком рьяно смахивая с них слёзы. Внутри меня просыпается ненависть. К всевозможным обстоятельствам, к нашему Создателю, который, быть может насмехаясь, сотворил такое с нашими узами. Кровные узы - как вечное клеймо, как собственное проклятие!
  
   Меня уже не остановить. Солёные ручейки слез срываются с глаз, с ресниц, с немыслимой скоростью летя вниз уже без моей помощи. Дилайла попала в цель. Добрые слова проницательной родственницы зацепились за мою больную душу. Грудная клетка горит огнем. Сердце колотится об неё, как в настоящей лихорадке. Ощущаю всем своим существом его глухие удары. Моё отчаяние толкает меня на смелость. Поднимаю на тётю свои затуманенные глаза и переплетаюсь с ней взглядом. Широко распахнутые голубые глаза светятся шоком. Она ошеломлённо наблюдает за моими действиями, внимательно слушая.
  
   О чём ты думаешь сейчас, Ди? Возможно, о том, что всё зашло куда дальше? О том, что вместо твоей племянницы перед тобой сидит обезумевшая от своей неправильной любви девушка. А может, тебе просто мерзко? Ведь наши чувства, крепкие и возвышенные, считаются в этом мире уродливыми. Извращёнными, аморальными, неестественными. Что ты думаешь о нас теперь? По-прежнему ли ты любишь меня так сильно?
  
   Но она молчит. Просто молчит и сверлит меня взглядом полного сострадания. Таким, что кажется, сердце моё точно не выдержит. Затем Дилайла поднимается с места и садится рядом. Так близко, что её огромный живот упирается мне прямо в бок. Тяжело дыша, я усиленно пытаюсь не заплакать навзрыд. Тёплые, слегка отёкшие руки тёти осторожно касаются моей головы, притягивая к себе. Она целует меня в висок. Долгий поцелуй в волосы и её пальцы, бережно поглаживающие по макушке. Я постепенно расслабляюсь. Ди всё так же молчит. Но что... что говорить?
  
   Так и сидим: с полной кашей в мыслях, с мокрыми от слёз щеками и отсутствием нужных слов. И я благодарна. Бог мой, я так благодарна ей за это. Прикрываю свои веки и представляю чистые, лазурные глаза Уилла. Когда подступающие истерики просятся вылиться наружу, я всегда делаю так. Помню каждую крапинку в его синеве, где-то серую, а где-то и вовсе золотистую. Знаю, как блестят они при солнечном свете. Хочется утонуть. Разбежаться как можно сильнее и, поджав босые ноги, броситься в омут этих озёр. Чарующих и кристально-прозрачных, как и его истинная натура.
  
   Всхлипы прекращаются. Слышу только тихий трепет крыльев птиц, что уже наверняка готовятся ко сну, рокот сверчков и едва уловимый шелест листвы. Вечера здесь ещё прохладные, потому ночной ветерок ощутимо доносится и до нас, постепенно приводя в чувства.
  
   - Не мне осуждать вас, Мими. Но... ты ведь всё понимаешь, верно?
   - Умоляю тебя, Ди! Ты ведь хорошая, ты всегда была со мной заодно! Прошу, прошу, не выдавай нас. Мне нужно время. Время, чтобы обдумать всё, чтобы найти выход. Я... я не могу, - голос мой меня подводит. Срывается на тихий хрип, на сокровенную мольбу. Море, что обычно плескалось в глазах тёти, преобразуется в надвигающийся шторм. Вижу в них своё отражение: безумное, шальное. И кажется, что если сейчас она не предоставит нам очередное укрытие, то я просто не выдержу. Я сломлена и так, потому даже любой маленький надлом приведёт меня к окончательной поломке.
   - Я хорошая? - горько усмехается Дилайла, и я вижу, как по её щекам снова бегут ручейки. - Я всё равно останусь плохой, милая. При любом раскладе это неминуемо! Либо продолжу своё предназначение неудачницы-сестры, либо стану врагом номер один в ваших с Уиллом глазах!
  
   Удар попадает точно в цель. Я притихаю. Маленькие острые иголочки впиваются во все мышцы.
  
   - Отец отошлёт Уилла в другой ВУЗ. В другую часть нашей планеты. Возненавидит меня. Возможно, отречётся... Но это ничего. ЕГО не будет со мной рядом. И тогда, тогда меня точно не станет... - смиренный и обречённый шёпот срывается с моих губ. Я проговариваю вслух свой приговор, обращаясь скорее к себе, нежели к тёте. Все конечности словно немеют. Я не чувствую земли под ногами. Паника сменяется холодным ужасом неминуемой участи.
   - Прекрати! Немедленно прекрати, Миа! Вам по двадцать лет, вы так молоды и красивы... Ваша жизнь будет наполнена счастьем и успехом...
   - Довольно, Ди, - спокойно шепчу я, глядя в одну и ту же точку. Она таится где-то там, в тёмной чаще леса. Апатия медленно подкрадывается ко мне, заглушая рвущуюся дикую боль. - О какой это жизни ты толкуешь? Если Уилла заберут у меня, то и её вместе с ней.
   - Амелия Аддерли! - строгий, но в то же время сочувственный голос гремит возле меня. Я даже не шевелюсь. Мрачный лес раскрывает передо мной свои объятия. Манит, чтобы увлечь навсегда в эту изумрудную бездну. - Глупая девчонка! Что же ты несёшь? Пожалуйста, скажи, что это просто эмоции. Ты даже и не знаешь толком, что такое жизнь. Что вы видели? Да ничего! Всё проходит. И это тоже обязательно пройдет. Стоит пробовать общаться с другими людьми. Вы просто... просто зашли далеко и заблудились в собственных мыслях. Ещё не поздно исправиться, установить границы, Миа!
   - Их больше нет, ясно? Ничего нет, кроме его и меня.
   - Мне так больно за вас. Прошу, одумайтесь...
   - Иди. Иди, давай же. К чему разговоры, Ди? Просто поднимись в дом и зайди к родителям. Отец вряд ли ещё спит. Покончим с этим. Прямо сейчас, слышишь? - чеканю я. Ни один мускул на лице не дрожит, голос ровный и уверенный. Холодный. Я готова к распятию нашей неудавшейся любви. Только бы сейчас. Только бы не тянуть до утра. Ведь как только я останусь в одиночестве, моя уверенность пойдёт на спад. И тогда я просто осяду на пол и дам волю чувствам. Связующие ниточки моей смелости и полного отчаяния разорвутся. Второе перевесит. Доживу ли я тогда до утра? Смогу ли?
  
   Давай же, Ди. Поднимайся в чёртов дом. В окошке второго этажа всё ещё горит свет.
  
   Тётя качает головой и нервно запускает пятерню в свои волосы. Я буквально на себе ощущаю её внутреннее метание. Сомнение, что заполнили собой всю её. Карты вскрыты. Блеф не прокатит. Либо ты союзник, либо враг. Здесь всё просто.
  
   - Отоспись. Тебе пора в кровать, - тихо молвит она, поднимаясь с места. Из меня вырывается нервный смех. Отчаянный, на грани нервного срыва. Дилайла резко оборачивается и с острой болью глядит на меня. Должно быть, я выгляжу слишком болезненно. Именно так, как выглядят люди, которые знают, что смерть близка. Она неминуема. Она дышит в затылок своим зловонным дыханием так, что пробирает до костей.
  
   Забрав посуду, женщина скрывается в доме. Я урываю свои крошечные вздохи, пытаясь не задохнуться. Через несколько минут свет на кухне гаснет. Меня начинает бить дрожь. Такая, что кажется, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Кинули в прорубь со всего размаху. Поверхность далека, а я барахтаюсь там, окутанная удушающим покрывалом тонкого льда. И нет сил выплыть наружу. И вообще - сил нет. Свет на втором этаже гаснет. Из меня вырывается судорожный вздох.
  
   Разоблачение откладывается. Рада ли я? Или же расстроена? Сложно отвечать на подобные вопросы в моём положении. Знаю точно, что единственное, чего я хочу сейчас, так это забиться в какой-нибудь паршивый угол и скрыться от всего. Безусловно, больше этого я хочу быть в его руках. Но, быть может, хватит на сегодня навлекать на себя беду? Я истощена. Морально и физически. Перебирая свои ватные ноги, я захожу в маленькую библиотеку и устраиваюсь в мягком кресле. Накрывшись неизменным пледом, я заставляю себя спать. Но мысли - мои самые главные враги, ночные мысли - нагло лезут в голову. Принуждают мысленно дёргаться, оттого что за несколькими стенами Уилл. Находится ли он в выделенной ему комнате? Лежит ли он по другую сторону кровати или же находит своё утешение в округлых формах Розали? Меня начинает тошнить. От неизвестности, от раздирающей сердце тоски, от плохого предчувствия. Всё это собирается в кучу и давит на меня неподъёмным грузом.
  
   Когда через плотную ткань занавески начинает проникать солнечный свет, мои веки сами собой прикрываются. И последняя мысль, которая проносится в моей голове: "Это только начало".
  
  
  ***
  
   Топот ног заставляет меня дёрнуться. С трудом разлепляю слипшиеся веки и оглядываюсь по сторонам. Горы книг, каждая из которых наполнена удивительным сюжетом, безмолвно встречают меня в это раннее утро. Сотни стопок с различными обложками и переплётами, выставленные битком на деревянных полках. Мама любила читать нам с Уиллом здесь, раскинувшись на старинной софе. Мы садились у её ног, обложившись подушками, и с упоением впитывали каждое её слово. Тогда всё было куда проще. Уикенды, наполненные теплом и уютом. С раннего утра до поздней ночи этот домик кипел детским смехом и громким весельем. И теперь я болезненно морщусь, садясь и ощущая острую боль в мышцах и лёгкое головокружение. Сколько я проспала? Час или три? Впрочем, неважно, ведь чувство такое, словно я заснула всего десять минут назад.
  
   Преодолевая дискомфорт в теле, я встаю на ноги и движусь к кухне. Дом уже опустел. Слышу на улице голоса близких мне людей и другие, менее приятные - монотонный голос Колина и кокетливое воркование Рози. Напрягаю свой слух, но того, от которого чаще бьётся мое сердце, совсем не слышу. Болтовня за окном набирает обороты, все радостно смеются и увлеченно о чём-то спорят. Переставляя свои ослабшие ноги, я достигаю кухни. Варю себе крепкое кофе и стараюсь унять бешеное сердцебиение. Раз все так оживлённо беседуют, а не ищут пропавшую грешницу в лице меня, значит, Ди ещё не раскрыла нас. Нервно сглатываю. По стандарту мой кофе сбегает из турки и остаётся грязной коричневой кляксой на белоснежной печке.
  
   Блеск.
  
   Отставляю кофе и начинаю избавляться от следов преступления. Когда печка снова сияет, плескаю себе в лицо холодной воды и наспех умываюсь. Когда я достигаю двери, что выходит на задний двор нашего домика, сердце моё волнительно трепещет.
  
   - Ну, наконец-то, милая, - восклицает мама и радостно улыбается, только увидев меня на пороге.
  
   Стараясь не привлекать к себе особого внимания, здороваюсь со всеми и выдавливаю из себя сонную улыбку. Утренняя свежесть смешивается с запахами овощей с костра и поджаренного хлеба. Отпиваю из своей чашки терпкий кофе и машинально начинаю искать глазами любимые черты лица.
  
   Уилла нет.
  
   Что-то внутри меня сильно сжимается. Проклятье, я читаю книги и вполне образована, а свои чувства и эмоции, которые вызывает во мне брат, я выражаю мнительными слогами и детским словарным запасом. Сажусь возле скучающего Мэтью и продолжаю наслаждаться своим скромным завтраком. Скрываясь в беседке со своим молчаливым племянником, я искоса поглядываю на наших гостей. Отец и Колин, кажется, нашли общий язык, болтая у барбекю. А наша женская половина также мило воркует о своём. Я прихожу в некий транс, когда перевожу взгляд на Дилайлу. Она улыбается и поддерживает беседу, но напряжение, что она испытывает, заметно подкашивает моё самообладание. Мы пересекаемся с ней взглядом, отчего по телу пробегает нервный разряд. Отводит глаза.
  
   Вырывает меня из медленной агонии парнишка, который, нахмурив свой лоб, вдруг спрашивает меня:
  
   - Как мне быть с ней?
  
   Резко оборачиваюсь, не сразу опомнившись, что нахожусь в беседке не одна. Вопросительно поднимаю брови и смотрю на племянника. Каштановые заросшие пряди, карие глаза и потерянный взгляд из-под челки.
  
   - С Абигейл, моей сестрой. Ма говорит, что она вот-вот родится. Просто вы... - мальчик запинается и потирает вспотевшие ладони о брюки. - Вы с Уиллом, видно, ладите. Я не знаю, смогу ли я вообще быть настоящим братом. Но... мне не хотелось бы подводить ма.
   - И не подведёшь, - искренне улыбаюсь я и кладу руку ему на плечо. - Пусть мы мало общаемся, Мэтт, но раз ты переживаешь о таких вещах, значит, из тебя выйдет хороший парень.
   - И всё же... это ведь девочка, - шумно выдыхает мальчик и устремляет взгляд в лес, который уже вовсю дышит жизнью. - Я хотел младшего брата и уже придумал, как бы я называл его и чем бы мы занимались, а потом она объявила, что ждёт девочку.
   - Ну, в жизни не всегда всё складывается так, как ты хочешь, дружище. Просто люби её всем сердцем, - отвечаю я, чувствуя совестный укол. В самом деле, ну не скажу же я восьмилетке, чтобы держался от младенца подальше, дабы избежать нашей ситуации. Хотя, возможно, это просто я, это просто мы... это стечение обстоятельств и наших с Уиллом судеб. Только и всего.
   - Уильям так тебя любит. Не знаю, смогу ли я так полюбить свою мелкую Гейли.
  
   "Не стоит", - звучит сварливый голосок в моей голове.
  
   - О, не сомневайся. Младенцев любят все. Даже если не так, то твоё мальчишеское сердце наверняка растает, когда малышка ухватит тебя за нос или неумело скажет твоё имя, - пожимаю плечами и отпиваю ещё несколько глотков. Ловлю себя на мысли, что испытываю заметное облегчение, болтая с мальчиком.
   - Почему ты не на пробежке? - неожиданно спрашивает Мэтью, так же расслабившись и немного осмелев. Вопрос наталкивает меня на мысли, что брат отправился снимать напряжение известным ему не понаслышке способом. Хотя, впрочем, он мог снять напряжение ещё этой ночью. Горькие песчинки осадка с кофе застревают в горле.
   - Эм-м, я вроде как не особо спортивная. Боюсь, что пробежка Уилла превратится в силовые упражнения под названием "донеси тяжелый зад сестры до дома", - усмехаюсь я и замечаю притаившуюся улыбку племянника. Он мельком разглядывает меня и выдаёт:
   - Ты вполне стройная.
   - Спасибо, - киваю я.
   - Но, честно говоря, фигура Розали мне нравится больше, - добавляет чуть позже он, бросая томный взгляд на круглые бёдра рыжей, обтянутые моими же собственными легинсами. Рози в этот момент как раз наклоняется за ветровкой, отчего её пятая точка смотрится ещё более выгодно. Племянник, безусловно, не один замечает её прелести. Мой "парень", пользуясь тем, что отец отошёл, заинтересованно пялится на проклятую девку. Стискиваю хрупкий фарфор в пальцах и подавляю в себе подступающую агрессию. Что если эту милую задницу вчера наглаживали руки брата? Чуть ли не задыхаюсь от пришедшей в голову мысли.
   - Несомненно, Мэтью. Розали выше всяких похвал, - цежу сквозь зубы я и подрываюсь с места, направляясь в лес. Дабы уберечь от очередных подозрений себя, а Розали - от выдранных волос и расцарапанного личика.
  
   Пусть я и не спортивная девочка, зато большая собственница. На этих словах, озвученных в своих мыслях, спотыкаюсь о большой корень дерева и, приземляясь на свою "совсем не отменную задницу", падаю на землю. Чертыхаясь уже вслух, прислоняю голову к коленям и тяжело выдыхаю. В глазах начинает щипать. Напряжение растёт, а этот волнительный взгляд Дилайлы совсем сбивает с толку.
  
   Да за что всё это?
  
   Находясь в нескольких сантиметрах от земли, вдыхаю лесную свежесть и все ещё влажную от росы траву. Выравниваю своё дыхание и пытаюсь обрести недавнее спокойствие. Мы не выберемся из этой западни. Одной только моей любви хватит на нас обоих сполна, а что и говорить о нём... Мне, быть может, не залезть в голову к брату, но то, как он смотрит на меня, как реагирует на мои прикосновения его тело, его сбившееся дыхание, выдаёт его с головой.
  
   Мои заблудшие мысли останавливают чьи-то быстрые шаги. Вскидываю голову и вижу вдалеке бегущий силуэт парня, которого узнала бы, даже будь он ещё дальше. В горле пересыхает. Пока я собираю себя в кучу, Уилл останавливается рядом и, улыбаясь, протягивает руку помощи.
  
   В меня, определённо, снова вселяется Змей-искуситель, когда взгляд впивается в мокрую футболку брата, в его рельефные очертания, которые она подчёркивает, прилипая к мускулистому телу. Светлые пряди взмокли и оттого кажутся немного темнее, чем есть на самом деле. Подавляю в себе сумасшедшие мысли, где Уилл - такой же потный, запыхавшийся и довольный - нависает надо мной полуголым. Низ живота болезненно начинает тянуть. Стираю в своей грешной голове нарисовавшиеся мне детальные картинки и облизываю сухие губы. И это притом, что наше разоблачение уже не за горами. Стоит оступиться хоть раз - и Ди не выдержит. Я просто больная, больная на всю голову...
  
   Он задерживает на мне свой долгий и пытливый взгляд, словно проникая в мои мысли. Чёрта с два. Мной всё ещё правят злость и ревность, которая диким зверьком неистово бьётся во мне и дерёт всё изнутри. Принимаю руку и с его помощью поднимаюсь на ноги.
  
   - Неудачное приземление?
   - В точку.
  
   Ухмыляется, всё ещё не разрывая наши переплетённые руки и заглядывая через моё плечо, остерегаясь вездесущих гостей.
  
   - Увы, я не такая грациозная, как Розали. - Неловко пожимаю плечами и отвожу глаза в сторону.
   - С этого места поподробнее, - тихо отвечает Уилл и, прикоснувшись к моему подбородку своими чуткими пальцами, разворачивает лицом к себе. Довольной улыбки как и не бывало. Скульптурные скулы и искусно выточенные черты его лица вдруг становятся напряжёнными.
   - Как вчерашний вечерок? Провёл его с пользой?
   - Ты опять за старое? Что за проклятые комплексы?! Она и вполовину не так красива, как ты, - шипит на меня брат, разжимая пальцы на подбородке и отпуская. Скулы начинают взвинченно играть. Я едва заметно облегчённо выдыхаю.
   - Кажется, это видишь только ты. Может, стоит проверить повнимательнее её формы? - Мои нервы на пределе. Понимаю головой, что сама нарываюсь на неприятности, но меня уже несёт.
   - Спятила? Действительно хочешь этого, Мими? Ещё одна подобная фразочка - и я намеренно потащу тебя туда, где как можно лучше будет открываться обзор на то, как я буду откровенно лапать её и засовывать свой язык ей в рот. Я говорю понятным языком?
  
   Меня бьёт озноб. Я, чёрт подери, добилась, чего хотела... Но неожиданно Уилл хватает меня за руку и тащит за ближайшее дерево. Буквально припечатывает к стволу и без всяких прелюдий проникает в мой рот языком, хватаясь свободной рукой за мои бедра. Адреналин бешено стучит в моих висках. Эмоции смешиваются в один фееричный разряд, который проносится в моей крови, посылая дикое влечение до кончиков пальцев. Всё происходит так быстро, что только через несколько восхитительных секунд поцелуя и нашей заветной близости я понимаю, что это слишком опасно. Мои дрожащие пальцы совершают слабое давление на его широкую грудь.
  
   Он сбивчиво дышит, но его губы всё же соскальзывают с моих. Взгляд затуманенный, обезумевший, а от его тела исходит запах настоящего мужчины вперемешку с его одеколоном. Хочется плакать. Плакать от счастья и от отчаяния. От украденных обстоятельствами минут, от его нежности, оттого, что, возможно, сейчас Ди рассказывает отцу о нашей связи. Он берёт мои руки и подносит их к губам, поочередно целуя каждый мой палец. Горло начинает саднить от рвущихся наружу слез.
  
   - Уилл... Дилайла всё знает. - Мой хриплый шёпот отрезвляет его. Он замирает.
  
   Мы смотрим друг на друга, осознавая всю опасность нашего положения. И кажется, словно мы спасёмся, если не будем прерывать взгляд. Некий спасительный круг для утопающего. Но, конечно, иллюзия вскоре рассеется, и мы столкнёмся лично с изгнанием из Эдема...
  Глава 12.
  
   POV Уилл
  
   Я начал заниматься спортом с того самого момента своей жизни, который, как оказалось, стал переломным. Многочисленные тренировки, походы в спортивный клуб и даже уличные бои... Да, это, безусловно, просто дико, но тогда возможность выплеснуть свой гнев и получить ещё за это деньги была для меня спасением. Глотком свежего воздуха после удушающей череды неудачных попыток вернуть её, обрести спокойствие и выкинуть из головы постоянно пульсирующую во мне мысль: "Миа слишком далеко".
  
   Я сбивал костяшки и получал удары по лицу. Гематомы, ссадины и всепоглощающая, абсолютная усталость. Последствия, кстати, и были главным плюсом этих игр, если их вообще можно назвать таковыми. Что ни скажи, а бои придали мне гораздо больше стойкости и силы духа, чем я впитал до этого за всю свою сознательную жизнь. Я, будучи общительным парнем, отвернулся ото всех. Закрылся от мира всего. Я выматывал себя сутками напролёт. Всё делал - лишь бы заглушить в себе эту звенящую пустоту. Родители были не на шутку встревожены, но мне, что очень кстати, всё сходило с рук. Мама плакала навзрыд, пока отец, тяжело вздыхая, качал головой и говорил: "Франси, он парень".
  
   И вот, теперь я стою посреди цветущего жизнью леса, ощущая, будто пропустил удар соперника. Вовремя не увернулся - и получил крепкий удар в солнечное сплетение. В глазах всё плывет, а дышать едва удаётся.
  
   Нас разоблачили.
  
   Спустя ещё несколько секунд мне всё же удаётся оправиться после внезапного потрясения. Смотрю на неё: запуганные зелёные омуты с лёгкой поволокой от ещё осязаемого недавнего поцелуя. Маленькая птичка. Хрупкая, но в то же время беспредельно смелая. Впрочем, когда дело касается сестры - сплошные противоречия.
  
   - Она...?
   - Еще не успела, видимо, - хрипло выдыхает Миа и прислоняет голову к коре дерева. Нам не обязательно договаривать слова в таких простых вопросах. Ведь, так или иначе, мы подсознательно ждали этого дня. Того самого, когда ложь наша рассеется, оголяя укоренившуюся правду, что плотно внедрилась в нас. - Возможно, делает это именно сейчас, - добавляет она чуть позже. Я тяжело сглатываю ком в горле.
  
   Мою девочку бьёт озноб. Отчётливо чувствую это, находясь в нескольких сантиметрах от её лица. Мы оба напуганы, но, чёрт возьми, кто из нас двоих мужчина? Беру её вспотевшие ладони в свои руки и успокаивающе сжимаю их.
  
   - Эй, - окликаю её, заставляя поднять на меня поникшее личико. - Всё не так уж плохо, верно? Мы всё ещё здесь. Мы стоим и держимся за руки. И даже если через несколько минут наступит наша персональная казнь, я никогда тебя не покину.
   - Проклятие, Уилл, - с горечью в голосе смеётся сестра. - Говоришь, как в грёбаных фильмах про любовь!
  
   Я приглушённо смеюсь вместе с ней. Настоящие глупцы, которые занимаются лишь тем, что творят себе отсрочку от неминуемого. Отшучиваются, убиваясь в отчаянных попытках урвать у судьбы немного времени, чтобы насладиться друг другом и почувствовать себя комфортно хотя бы какое-то крошечное время.
  
   - Это всё твои прозаично-сопливые книжки, - выдыхаю практически в губы, наклоняюсь чуть ниже и упираюсь своим лбом в её. Мы непрерывно смотрим друг другу в глаза. Боль, влечение и это не покидающее ощущение опасности - всё смешивается в одно острое чувство. - Своими словами я лишь скажу, что не брошу тебя. Если твоя милая задница в беде, значит, и моя тоже.
   - Ты вновь стараешься успокоить меня. Но ты ведь и сам знаешь, что в наши никчёмные оправдания никто не поверит. Отец отправит тебя подальше от меня и, возможно... - Она запинается, тяжело выдыхая. - Что, если они отрекутся от нас? Я так люблю наших родных и дорожу ими. Но... но что если они поставят нам ультиматум? Я не смогу выбирать между тобой и ими.
   - Мы здорово влипли. Но мы всё ещё их дети, Мими.
   - Меня тошнит от самой себя! - тихо восклицает она. Чувствую, как её хрупкое тело начинает легонько дрожать. - Только представь, что бы ты чувствовал, если бы узнал о своих родных детях подобное.
  
   Притягиваю её к себе чуть ближе в попытке защитить ото всех. Только вот ирония: в нашем случае нужно защищать себя от нас самих же. Маленькие пальчики скользят по моим позвонкам, словно цепляясь за последнее связующее звено между подступающей истерикой и сдержанностью. Обвиваю её плечи и вплотную прислоняю к себе. Хочется укрыть её ото всех бед, что слишком часто стали выпадать на нашу долю. Открытый участок моей кожи, выходящий за кромку футболки, постепенно становится мокрым от её слёз. Я замираю. Губы мои останавливаются у её висков и долго задерживаются на них, наслаждаясь, будто в последний раз. Волосы Мии по-прежнему пахнут сладкими пряностями и еле ощутимыми нотками её любимых цветочных духов. Раздирающая душу нежность рвётся наружу. Она словно вибрирует во мне, отдаваясь приятным покалыванием до самых кончиков пальцев. Затем бьётся внутри меня: дико и невыразимо. Чёртова нежность требует проявить себя сполна, утащить за собой сестру и предаваться ей часы напролёт. Без всяких заморочек, без опасений быть замеченными и постоянного поглядывания на часы.
  
   - Ну-ну... прекращай, слышишь? Я не привык к твоим слёзам. Стою здесь, как болван, и не знаю, что мне сделать для тебя, - шепчу ей в волосы и целую ещё раз в висок.
   - Уилл, в чём мы так провинились там, на небесах? Почему нас поместили в одну материнскую утробу?
   - Я не думаю, что этот вопрос по адресу, малыш. Я с тобой в одной упряжке, - тихо выдыхаю в ответ и горько улыбаюсь. Сестра наконец поднимает на меня свои глаза. Я вновь пропускаю несколько точных и невидимых ударов в солнечное сплетение. Прямое попадание. Я обездвижен. Мокрые изумруды... Покрасневшие от слёз родные глаза. Вместо той озорной игривости, к которой я привык, я наблюдаю, как их застилает тоска. Чёрная, как самая тёмная ночь.
  
   Поддаюсь первому порыву, который настигает меня, и приникаю к её чуть распухшим губам. Этот поцелуй - скорее желанная попытка забрать большую часть её страданий себе, нежели вожделение или проявление нежности. У нас больше нет сил. Но сестра на грани, потому я выскребу из себя проклятую крупицу смелости и заберу всё себе. Всё без остатка. Лишь бы не видеть больше этих мокрых изумрудов, которые дерут мне душу одним своим видом. Слышу её тихий гортанный стон и углубляю поцелуй. Только так. Сейчас мы на большее и не способны. Только глубокое отчаяние и бесконечная потребность друг в друге.
  
   Её ледяные ладони обхватывают моё лицо, словно проверяя, я ли это на самом деле?
  
   Да, милая. Вот он я. Здесь. Прикасайся ко мне ещё. Прикасайся и знай, что я настоящий. Что не исчезну, как очередная твоя иллюзия. Я не герой-любовник из твоих книжек. Я лишь твой непутёвый братец, который влюбился в тебя по уши и не смог устоять перед великим грехом. Ты только прикасайся. Нечаянно и намеренно. Касайся меня и знай, что отныне я всегда буду рядом. Из плоти и крови. Такой же группы крови, что и у тебя.
  
   Нам не хватает воздуха. Миа отстраняется первой, оставив напоследок самый прекрасный звук нашего поцелуя. Губы горят, как в огне. Хочется ещё и ещё. Ведь перед смертью не надышишься, так? Мне хочется вдавить её в это дерево или кинуть на устеленную травой землю, полностью погрузившись в ощущения. В ту обречённость, которой мы достигли. Раствориться друг в друге. Вижу её смущенный и желающий взгляд. Он проникает глубоко в меня и оседает там навечно. Манящий, разжигающий настоящий пожар.
  
   Но кто мы такие по сравнению с великой силой обстоятельств? Где-то совсем рядом хрустит ветка под чьими-то ногами. Мы резко дёргаемся, отшатываясь в противоположные стороны. Миа наспех приглаживает волосы и приводит в порядок сбившееся дыхание. Под гнётом моих настороженных глаз она начинает озираться по сторонам.
  
   - Миа! - всё ближе слышится мальчишеский возглас. - Где ты есть?
  
   Она нервно сглатывает и прочищает горло, прежде чем крикнуть в ответ:
  
   - Мэтт, мы здесь.
  
   Когда же виднеется образ нашего двоюродного брата, что радостно вышагивает к нам, я наклоняюсь к сестре чуть ближе и шепчу:
  
   - Мы справимся, слышишь? Просто разыграй болезнь, и мы постараемся уехать уже к сегодняшнему вечеру.
   - Что, если Ди уже рассказала...
   - Не думай об этом, - быстро добавляю я, ощущая приближения Мэтью. Ещё пара шагов - и он будет совсем рядом. Сердце гулко отбивает ритм. В висках стучит. - Я люблю тебя, - выпаливаю я, сам не понимая, что позволил сокровенным словам вырваться наружу именно сейчас.
   - Я ищу вас уже полчаса! - произносит мальчик и оглядывает нас из-под своей длинной челки. - Похоже, Уиллу всё же пришлось выполнять те силовые упражнения, да? - чуть погодя, смущённо добавляет он. Он прячет улыбку, а из груди Мии вырывается нервный смех. Я подозрительно щурюсь.
  
   О чём это он, чёрт подери?
  
   - Да, дружище, именно.
  
   Она всё так же не поднимает на меня своих глаз, но я чувствую эту ощутимую связь между нами. В воздухе всё еще парят сказанные мной откровения, и я медленно схожу с ума, оттого что точки в этом разговоре так и не расставлены.
  
   - Ма вас обыскалась. Пойдёмте к столу, - улыбаясь, протягивает неожиданно общительный Мэтт. Сестра застывает. Превращается в одну натянутую струнку. Я сжимаю пальцы в кулаки, стараясь не выдать нас обоих восьмилетке.
   - Мэтти, у вас ничего не стряслось, пока мы приводили свои тела в форму?
  
   Наш родственник хмурится и воспроизводит в своей памяти последние события. Под моим любопытным взглядом ему весьма неловко, но, уловив добродушие Мии, которое она, к слову, изобразила на отлично, он решает помочь.
  
   Затаив дыхание, мы ждём ответа.
  
   - Ну, если не считать того, что твой парень обжёг руку, а Розали почти переубедила ма назвать Гейли не Абигейл, а Харпер, то нет, не стряслось.
  
   Замечаю, как из груди сестры вырывается облегченный выдох. Мои кулаки разжимаются.
  
   - Что же, тогда можно и не возвращаться назад бегом. Пойдем, Мэтт, расскажи нам по пути о моем криворуком любимом, - Миа продолжает поддерживать с мальчиком непосредственный разговор, который, кажется, приходится ему по душе. Уголки её губ вежливо приподняты, но, переплетаясь с ней взглядом, я чувствую нарастающую взвинченность. Она изумлённо смотрит на меня, пока мальчик идёт впереди нас и рассказывает о случившемся с Колином.
  
   Эти её глаза... Они окончательно сведут меня с ума. Шальные. Лишённые всякого благоразумия. Особенно сейчас, когда она как бы спрашивает ими о моём признании. Я молчу. Лишь пожимаю плечами и позволяю себе осторожно скользнуть своими пальцами по её руке. Подтверждая. Удивляюсь самому себе.
  
   Мы сотни раз говорили друг другу о своей любви. Придумывали детские клятвы о вечной дружбе и успокаивали громкими словами в моменты грусти. Но это... это совсем другое. Мы оба знали, что игры кончились. И если с моих губ срываются подобные откровения, значит, они правдивы. Значит, мы уже загремели в хитрую ловушку судьбы...
  
  
  ***
  
   Всё спокойно.
  
   Всё слишком спокойно. Настолько тихо и умиротворённо, что ожидаешь чёртов подвох в самом обыденном. Это как затишье перед бурей. Становится страшно. Но неумолимо бегут на часах секундная стрелка, а за ней минутная и, наконец, часовая. Всё по-прежнему.
  
   Мы с Мэттом разводим костёр. Ещё добрых полчаса назад я мечтал потащить сестру за сухими ветками, но поджатые губы Дилайлы и вечно болтающий Колин перекрыли мне все пути. Миа лишь закусила губу и подверглась новым распоряжениям матери, скрываясь на кухне. В моей груди ещё трепетала нежность, которую оставил после себя её пристальный и манящий взгляд, перед тем как дверь за ней захлопнулась. Это было чертовски нелепо. Ведь я - вполне себе сложившийся мужчина, а таю от её девчачьих чар, словно эскимо под солнцепёком. И ведь я прекрасно всё понимаю, помню все её уловки, которые она изредка проделывала с одногодками в школе. И всё равно покупаюсь, как какой-то подросток, едва узнавший о физиологических различиях между мальчиками и девочками. Взгляд с поволокой, спрятанная улыбка и это её обещание, которое так и осталось на её губах: "Твоя. Только твоя".
  
   Всё это лезло в голову совсем некстати. Рядом кружила вездесущая Розали, требуя ответной ласки, отец намеревался затащить меня в мужскую компанию, а маленький Мэтью, кажется, уже присмотрел себе нового друга в моём лице. К счастью или к беде, я выбрал последнего, приятно удивив всех остальных. Мы болтали с мальчиком о его секции плавания, новых компьютерных игрушках и, как ни странно, о Мии. В его словах явно читалась симпатия к сестре. Он, конечно же, думал, что скрывал всё тщательно, но... Впрочем, все мы заблуждаемся подобным образом. Человеческой глупости покорны все возрасты. Так вот, в ту секунду, когда он "завуалированно" восхищался характером моей дорогой девочки, он был твёрдо уверен, что касается этой темы лишь поверхностно, между делом. Я улыбался.
  
  
   Он с горящими глазами рассказывал о её шутках и умении поддержать, не забыв добавить ко всему тот факт, что она терпеть не может Розали.
  
   Бог ты мой, почему он такой проницательный?
  
   Немного заёрзав от посетившей меня мысли об акте разоблачения, я решаю всё же перевести разговор в более безопасное русло.
  
   Пошатавшись по лесу и насобирав веток для костра, мы уже возились во дворе, поджигая их и продолжая болтать. Мэтт оказался на удивление весёлым и общительным парнишкой. С каждым подбадривающим словом его комплексы рассеивались, а на горизонте начинала мелькать мальчишеская непосредственность, присущая всем подросткам.
  
   - Мэтт, как насчёт диетической колы? Мы с тобой потрудились на славу.
  
   Он радостно кивает и шагает к нашим матерям, что суетятся в беседке, накрывая на стол.
  
   Сумерки плавно опускаются на лес. В воздухе уже чувствуется вечерняя прохлада. Я вдыхаю запах костра, зелени и слишком агрессивного одеколона Колина, что ещё секунду назад был здесь, как вдруг слышу отголоски интересного разговора, принадлежащие оставшейся женской половине нашей компании. Не знаю, что мною движет в этот момент, но я поднимаюсь с земли и направляюсь в сторону кухни, напрягая слух. Сердце моё бешено колотится.
  
   "Неужели, Уилл? Подслушивать? Чёрт возьми, куда же ты катишься..." - издевательским тоном упрекает меня мой внутренний голос. Я лишь затыкаю его и приближаюсь к коридору, откуда уже более чётко слышится диалог Розали и Мии.
  
   - Да ладно тебе, пай-девочка, я лишь хотела утолить своё любопытство. Что в этом такого? - приторно-сладко протягивает Розали.
   - Брось, Роуз. Я не стану разговаривать с тобой о своей личной жизни.
   - А она есть? - усмехается моя "подруга".
  
   Слышу тяжёлый выдох сестры и журчащий звук напитка, разливающегося по бокалам. Хмурюсь, не понимая, что держит сейчас девочек вместе.
  
   - Я поняла, в чём твоя проблема. Ты просто не умеешь привлечь мужчину. Колин, каким бы он ни был проворным жуком, - прежде всего мужчина. А ты абсолютно к себе не влечёшь. Вот, сейчас опять нацепила на себя свою клетчатую рубашку.
  
   Последняя реплика приводит меня в полное замешательство. С какой стати Розали даёт советы по обольщению мужчин? Хотя нет, здесь всё куда более сложно, ведь советы она даёт Мии...
  
   Чувствую, как во мне вскипает злость.
  
   Эта набитая дура смеет уверять её, что она непривлекательна! Её, Мию, которая одним своим видом заставляет меня сходить с ума от своих фантазий. И, проклятье, я люблю её рубашки. Люблю, как Миа завязывает их концы узлом и открывает вид на свой плоский животик. Когда она чем-то увлечена и рубашка просто спадает с её плеча, обнажая его. Я готов отдать себя целиком в такие моменты. Они бесценны и - каждый - неповторимы для меня.
  
   Впрочем, чему я удивляюсь? Девушки всегда склонны принимать советы своих так называемых "подруг". Или в данном случае -завистливые доводы врагов. Ведь они в принципе имеют привычку сомневаться. А когда к одному маленькому, ещё не сформировавшемуся сомнению прибавляется ещё и мнение со стороны, то здесь и начинается полное саморазрушение. Механизм запущен.
  
   Я знал всё это. Знал так же и то, что если мне не вмешаться, то комплексы сестры, которые, подобно маленьким и колючим ежам, начнут её больно жалить изнутри. И в то же время моё любопытство не давало мне сделать и шагу в их направлении. Ведь я понимал, я отчётливо, чёрт возьми, понимал, что моя малышка сумеет достойно выстоять в словесном поединке, а лишь потом примется за себя и подпустит к себе своих ежей.
  
   - Считаешь, что нужно выпячивать все свои достоинства, словно залежавшийся товар?
   - Я считаю, что парни любят перчинку, а не липнущую к зубам нугу. Так понятно?
   - Бог мой, Роуз, однажды твои парни схватят гастрит, - слышится усмешка моих любимых губ и полная победа. Я усмехаюсь вместе с ней.
  
   Розали недовольно фыркает и предпринимает нечестный ход:
  
   - Не знаю, как до остальных, но Уилла пока всё устраивает.
  
   Повисает долгая пауза, и я буквально чувствую на себе, как сжимается её сердце. Рыжая отлично целится. Язвительный укол достиг своей цели. Я будто вижу через стену, как Миа стойко держится или по своему обыкновению закатывает глаза, будто это вовсе не цепляет её. Но я знаю. Знаю, что это совсем не так.
  
   - Тем лучше для моего брата, так? Я желаю ему лишь счастья, Розали.
  
   Снова молчание, а затем стук бокала о деревянный стол. Я тут же ретируюсь на улицу, при этом чуть не столкнувшись лоб в лоб с Колином.
  
   - Бежишь с места преступления? - тянет брюнет, вскидывая свои тёмные брови, словно бросая мне вызов.
  
   Сжимаю зубы, тем самым показывая, что сейчас не самое лучшее время для шуток.
  
   - Расслабься, приятель. Где Мел? Ты видел её?
  
   Кажется, я невольно скриплю зубами, слыша, как этот жалкий актёришка называет мою сестру. С весьма самодовольным видом Колин машет мне рукой и заходит в дом, решив отправиться на поиски сам.
  
   С меня хватит. Пора заканчивать весь этот псевдо-любовный прямоугольник.
  
  
  ***
  
   Наш лесной домик погружен в сон. Окутан и укрыт ночным сумраком.
  
   Тихо. Только ветер, что треплет тончайшие листики на деревьях, и рокочущие сверчки, затаившиеся в кустах. Я стою на крыльце, выжидая встречи с самой дорогой мне девушкой. Хождение по краю продолжается.
  
   Едва слышное тиканье стрелок на моих часах давит на виски. Могла ли она обидеться? Допустить мысль о том, что я спал с Розали? Что творится в её голове в эту секунду?
  
   Придёт ли она вообще?
  
   Мы не договаривались, не назначали встречу. Просто знали, наверное, чувствовали внутри, что ночью безопаснее всего. Проведя целый вечер в удушающей компании, я всей душой сейчас наслаждался звуками, доносящимися из леса, что нарушали звенящую тишину.
  
   Ожидание скручивало все мои внутренности в морской узел. Где же она?
  
   Внезапно до меня доносится тихий женский голос. Дёргаюсь, осматриваясь по сторонам. Никого. Отрываюсь спиной от веранды и начинаю медленно спускаться вниз. Лёгкая мелодия, приятные слуху ноты. Иду на звук, крадучись, чтобы не разбудить гостей нашего дома. Мелодия кажется мне знакомой. А быть может, так она мне нравится, что я думаю, будто уже слышал её.
  
   Останавливаюсь в полуметре от старого сарая. Узкая полоска света, что истекала из щёлки в двери, влекла к себе. Узнаю тихий родной голос, который трогает за душу каждый раз, когда бёрется за откровенные песни.
  
   Невозможная.
  
   Мне мерещится её голосок? Или сейчас, в эту самую секунду её пальчики скользят по струнам заброшенной гитары, а из любимых губ льются откровенности?
  
   Не в силах больше бороться с самим собой, я тихонько отворяю дверцу и заглядываю внутрь. Сестра продолжает увлечённо играть, произнося слова из текста с закрытыми глазами. Я почти не дышу.
  
   And I find it kind of funny, I find it kind of sad
   The dreams in which I'm dying are the best I've ever had
   I find it hard to tell you, cos I find it hard to take
   When people run in circles it's a very, very
   Mad world, mad world
   Это вроде забавно, но вместе с тем и грустно
   Сны, в которых я умираю, - лучшие, что я видел
   Мне тяжело говорить тебе об этом, ведь я знаю, это сложно принять
   Когда люди бегут по кругу, это очень, очень
   Безумный мир
  
   Лоб её хмурится, когда попадается особенно сложная нота, а спина напрягается. Такая она настоящая: с убранными назад блестящими прядями, увлечённая тем, что поистине нравится; старательная и парящая в своём мире.
  
   Сырая половица издаёт жалобный скрип. Зелёные глаза широко распахиваются, а пальцы замирают над струнами. Миа смущённо поджимает губы и отводит глаза.
  
   - Я ждал тебя на крыльце, - неуверенно произношу я. Мне становится не по себе, оттого что она прекратила играть из-за моего вторжения. Ведь петь вот так давно стало для сестры редкостью.
   - Прости, я здесь... увлеклась, - неловко пожимает плечами она и улыбается.
  
   Я прикрываю за собой дверь и осторожно приближаюсь к ней, присаживаясь рядом. Обвиваю её талию одной рукой и притягиваю к себе, целуя в макушку, что всё ещё влажная после душа. Волосы снова пахнут какими-то цветами, отчего кожа покрывается мелкой дрожью, настолько восхитительно вдыхать их аромат. Чувствовать, что она так близко. Вдали от посторонних глаз. Только я и только она.
  
   - Когда ты последний раз пела, по-настоящему пела? Это ведь было чудесно, Мими.
   - Я пела "Горячий секс" по пути в парк в прошлый уикенд, - улыбаясь, возражает она, но грусть, затаившаяся внутри, плещется на самой поверхности.
   - Мы дурачились, это почти не считается.
   - Вполне, - парирует она и снова касается струн своими тонкими пальчиками, вспоминая аккорды. - Между прочим, ты хорошо подпевал мне.
   - Брось. Я больше похожу на осипшего пьяницу, - отвечаю ей я, но не забываю главного: - Почему бы тебе не попробовать себя в музыке более основательно, м-м?
   - Уилл, мы говорили об этом, - качает головой Миа и тепло касается моей руки. Чувствую на себе её подавленность.
  
   Поджимая губы, я усмиряю себя, оставляя эту болезненную тему для более мирных времен. Назревающий спор успешно устранён, когда её губы оставляют лёгкий поцелуй на моём плече. Моё сердце тает, снова призывая меня вести себя как влюбленный мальчишка.
  
   - Ты не держишь на меня зла?
   - А должна? - разворачивается ко мне лицом Миа и тихонько усмехается.
   - Розали наговорила всякой ерунды, - кривлюсь я, замечая, как её глаза распахиваются ещё больше. - Да, я проходил мимо и услышал её паршивую реплику. То есть... да, чёрт, я подслушал, и не смотри так на меня. Я лишь хотел сказать, что она безмозглая дура и что ты... в этой рубашке ты такая притягательная...
  
   Её глаза искренне смеются, а уголки губ дёргаются, еле сдерживая рвущуюся наружу улыбку.
  
   - Я не обижена, Уилл. Просто знаю, что... каждому своё. Кому-то будут нравиться красивые и грациозные девушки вроде Розали, а кому-то - такие, как я. - Её голос звучит уверенно и легко. Словно она давно смирилась с тем, что она непривлекательна. Я озабоченно хмурюсь.
   - Ты хотела сказать, такие же настоящие и живые?
   - Ну, если ты так думаешь, - она тихонько смеётся и упирается головой мне в плечо.
   - Мне не нравится то, что ты считаешь себя хуже Розали. Просто ты не можешь оценить по достоинству свои прелести.
   - Отнюдь, не считаю я её лучше. Просто я не глупая и понимаю, что не обладаю длинными ногами и хорошей грудью. Вот и всё.
  
   Я аккуратно отстраняю её головку от себя и встаю перед сестрой на колени. Она ошарашенно наблюдает за мной своими шальными зелёными глазами. К счастью, во мне уже полностью окреп план, как доказать ей её привлекательность. Скидываю сандалик с её ноги и беру миниатюрную ножку в руки. Медленно целую её ступни и щиколотки, поднимаясь чуть выше. Не пропуская ни единого сантиметра нежной кожи, что всё еще пахнет сладким лосьоном после душа.
  
   Её ресницы трепещут. Глаза то блаженно прикрываются, то широко распахиваются. Зрачки темнеют. Продолжаю покрывать ножку поцелуями, не сводя своих глаз с её лица.
  
   - Ты просто не представляешь, что я испытываю, когда ты рядом. Когда флиртуешь со мной или просто забавно хихикаешь. Забудь о Розали. Я - мужчина, и, поверь мне, чёрт возьми, я понимаю в этом больше. К своему стыду, я захотел тебя ещё тогда, когда ты была несовершеннолетней, - шепчу между поцелуями, заканчивая целовать одну ногу и принимаясь за вторую. Дыхание Мии становится тяжелым. - Знаешь, когда это случилось? Когда ты вернулась от Дилайлы. Ты вышагивала по нашей кирпичной дорожке в своём белом платьице и прыгала из стороны в сторону от распылителя. Я вспоминаю об этом практически каждый день. Это было куда сексуальнее, чем надутые губы этой рыжей.
  
   - Мы... мы встретились тогда спустя целое лето, верно? И так изменились. Особенно ты, - тихо отвечает она. Щёки заливает ярко-алая краска. - Не ты один тогда захотел недозволенного, - добавляет она, переводя глаза на свалку ненужного хлама.
  
   Мои губы захватывают нежную кожу внутренней стороны её бедра. Пухлый рот открывается, выпуская её сдавленный стон наружу. Слишком откровенно...
  
   Сажусь на своё прежнее место, вновь притягивая малышку к себе. В штанах тесно, но это не мешает сделать мне решающий выстрел нам в голову:
  
   - Клянусь тебе, как только мы улизнём ото всех, я найду зеркальную комнату и приведу тебя туда, - тихо шепчу ей на ушко, ощущая на своей щеке выбившийся локон, что щекочет кожу. - Обещаю, я буду целовать каждый сантиметр твоей кожи, чтобы ты знала, как ты прекрасна. Я не позволю тебе закрыть глаза, и тогда ты будешь всматриваться в наше с тобой отражение и видеть, как мы предаёмся любви. Ты всё поймешь. Обещаю тебе, Миа, ты точно поймёшь, как ты прелестна. То, какой вижу тебя я.
  
   Оставляю долгий поцелуй за её ушком и неспешно соскальзываю губами с её кожи. Мы так раздавлены. Смотрим друг на друга так долго и откровенно, что начинает кружиться голова.
  
   Слишком опасно. Слишком велики шансы попасться на глаза. Слишком мало времени.
  
   Она всё понимает. Поэтому ничего не говорит, когда я открываю скрипучую дверь сарая и ухожу. В паху всё болит от неудовлетворённости, а сердце щемит от новой разлуки.
  
   В воздухе душно, а на небе ни звёздочки. Надвигается гроза с дождем. Сыро. Я изо всех сил стараюсь надышаться свежим воздухом, прежде чем вернуться в дом. Ещё несколько рваных вдохов - и небо, словно прорезая нависшие тучи, рассекает яркая полоска света, заставляя дождь хлынуть изо всех сил. Меня тут же прошибает лёгкий озноб. Мой лёгкий костюм тут же пропитывает влага.
  
   В эту самую секунду я и понимаю, что безмерно счастлив.
  Глава 13.
  
   POV Миа
  
   Есть ли у вас сны, которые запомнились больше всего? Странные, романтичные или пугающие? Говорят, что сон сам по себе исходит из глубин нашего подсознания. Страхи, которые днём мы не хотим признавать, являются к нам ночью, вторгаясь в сонную безмятежность. Признаться, сама по себе я весьма восприимчива. Верю в различные предсказания, которые мне пророчит гадалка на ярмарке, астрологию, и любой яркий сон может встревожить мою и без того больную голову.
  
   Но когда посреди ночи мне внезапно зажимают рот ладонью, мне становится совсем не до шуток.
  
   Резко распахиваю глаза и хочу запищать, как самая настоящая испуганная девчонка в фильме ужасов. Дыхание перехватывает, а сердце, кажется, совсем не бьётся. Паника сковывает все мои мышцы судорогой.
  
   - Тихо, маленькая, тихо, - горячее дыхание опаляет кожу возле уха. Узнаю родной голос и судорожно выдыхаю. Была бы я менее рада его вторжению, немедленно отчитала бы брата, но сейчас, видя в темноте очертания его лица, чувствую, как моя душа начинает трепетать от восторга.
  
   Уилл медленно убирает руку с моего лица и жестом показывает вести себя тихо. В моём горле пересыхает. Потираю глаза и убираю с лица спутанные пряди.
  
   - Который час? - одними губами спрашиваю я, показывая на его часы.
  
   Без слов, немного улыбаясь, он на пальцах показывает, что четыре.
  
   В кромешной темноте его так сложно полностью разглядеть, но я всё же различаю пшеничные пряди, которые кажутся ещё темнее, и излюбленные черты его лица, на которые падает лунный свет из маленького окошка. Пленительный образ, кружащий мне голову в стократ сильнее с каждым разом.
  
   Уилл наклоняется ко мне максимально близко и тихо шепчет:
  
   - У тебя есть пять минут на сборы, чтобы я не передумал тебя красть, - жгучий шёпот снова касается кожи. Прикрываю веки от наслаждения.
  
   Хриплый и размеренный голос брата. Его тёплые губы целуют мою мочку, а затем ласково оттягивают её. Дыхание срывается. Поджимаю губы, чтобы невольно из них не вырвался стон.
  
   Он крадёт меня. Крадёт, как в горячих фильмах про любовь. Только одно но: крадёт из собственного дома и посреди ночи. Свою родную сестру, чёрт возьми. Хочется смеяться во весь голос. От счастья и предвкушения.
  
   Подрываюсь с кровати и бросаюсь к своему рюкзаку. Стараюсь вести себя тихо, но то и дело путаюсь в вещах, качаясь из стороны в сторону. Уилл приглушённо смеётся, поддерживая меня за талию. Всё это нам давно знакомо. Сколько раз мы сбегали так из дома? Вряд ли я сосчитаю. Ночью или рано утром мы наспех собирали свои сумки и спускались по шаткому карнизу вниз. Отправлялись на длительные прогулки или просто сбегали из-под домашнего ареста. Но сейчас... сейчас всё совершенно не так. Не при таких обстоятельствах. Не при полном доме, набитом нашими потенциальными предателями.
  
   Мой вечный союзник протягивает руку, тихо отворяя окно. Второй этаж. Высовываюсь наружу и вижу деревянную лестницу, заранее подставленную к нашему окошку. Грудь переполняет детский восторг. Брат лезет первым, перекинув через плечо мой рюкзак, и ждёт внизу, услужливо придерживая лестницу.
  
   Главное - не сорваться вниз, продемонстрировав свою "грациозность" в полной мере. Если моя проклятая нога соскользнёт, то нас ожидает полный провал и разоблачение. Молюсь всем известным богам и лезу в окно, осторожно прикрывая его за собой. Крайне медленно, я сосредоточенно миную все ступеньки, ведущие к земле и грандиозному побегу.
  
   Он прячет лестницу за высоким деревом и снова протягивает мне руку, крепко сжимая холодные пальцы. Сжимаю его ладонь в ответ и тут же устремляюсь за ним следом. Мы пускаемся в бег.
  
   Без транспорта. Без дорожных сумок. Без сотовых телефонов. Без посторонних лиц!
  
   Мы устремляемся в лес и бежим со всех ног. Я едва поспеваю за Уиллом. В боку предательски покалывает, а собственное разгорячённое дыхание обжигает глотку. Но мне хочется продолжать бежать, пока коленки не станут подкашиваться. Выжимая из себя все силы.
  
   Вперёд, только вперёд. Не оборачиваясь назад. Только бы с ним. Только бы подальше от постоянного надзора и возможности стать осуждёнными.
  
   Когда перед моими глазами лес сливается в одно сплошное зелёное марево, брат останавливается. Взгляды наши встречаются, и мы начинаем смеяться, как чёртовы придурки, которые просто помешались. В груди щемит, а во рту жутко пересохло. Но у моего спортсмена едва ли сбилось дыхание. Он самодовольно улыбается и тянет меня на себя, опираясь о ближайший ствол дерева. Я бьюсь о его широкую грудь и обвиваю сильную шею руками. Дежавю. Ещё вчера утром он точно так же прижимал меня к дереву, и теперь момент снова повторяется. С изменениями в мою пользу. Наваливаюсь на него всеми своими пятьюдесятью килограммами и касаюсь губами волевого подбородка.
  
   - Ты не выглядишь возмущённой бедняжкой, которую так нагло похитили из тёплой кровати, - произносит он, усмехаясь.
   - Может, потому что я была совсем не против?
   - Всё пошло не по сценарию с самого начала.
  
   Смеюсь ему в грудь и целую её через тонкую ткань футболки. Счастье буквально пульсирует во мне. Бьёт живым ключом. Лицо уже устало от постоянной улыбки, совершенно не желающей сходить с моих губ. Смотрю в его смеющиеся глаза и хочу исцеловать с ног до головы. Бешеное и сумасшедшее желание ощутить его по-настоящему. Всего целиком... Но деревья не скроют от людей, что бросятся искать нас уже через несколько часов.
  
   Ночная прохлада постепенно отступает. Предрассветная тишина и наше прерывистое дыхание. Светает. Где-то там, над далёкой полоской горизонта плавно поднимается озаряющее весь мир солнце.
  
   - Уилл, это какое-то безумие, - не веря в происходящее, шепчу я.
   - Глупости. Мы делаем это не в первый раз, - небрежно дёргает плечами в ответ, и я невольно хмурюсь. Он сдаётся. - Ладно, это не совсем так. Но ты ведь понимаешь последствия, верно?
   - Абсолютно.
   - Я оставил на кухне записку с просьбой извинить нас и войти в наше положение.
  
   Грустно усмехаюсь.
  
   "Войти в наше положение".
  
   Никто не войдёт в наше положение. Разве что только брат и сестра, которые по уши влюблены друг в друга. Хотя, возможно, и те бы не поняли. Ведь чтобы понять, нужно залезть в нашу шкуру и стать нами.
  
   - Я сослался на свадьбу Камерон и Лисси, о которой мы благополучно забыли. И теперь нам крайне важно попасть в Атланту этим же утром, - заканчивает брат своё придуманное алиби, которое может сыграть нам на руку.
   - Думаешь, они поверят?
   - Возможно, пока гости рядом, им просто некогда будет строить свои догадки. - Голос Уилла спокойный и ровный, отчего и мне становится легче.
  
   Рискованный шаг. Даже если наша компания и вечно выручала нас, то это вовсе не значит, что сейчас всё срастётся. Хотя, впрочем, когда наши пальцы переплетаются, уже тогда всё становится рискованным.
  
   - Пора, солнышко, если, конечно, ты не хочешь успокаивать встревоженную Розали и терпеть показную заботу твоего "дружка", - едко произносит Уилл и, снова схватив меня за руку, тянет за собой.
   - И вовсе она не показная! - возражаю я, замечая его резко поднявшуюся бровь. Что и говорить, я сама навлекаю на себя его гнев, но разве примирение не станет ещё слаще? - Ну, правда. Пусть он для всех и заноза в заднице, но он заботится обо мне и по сей день.
   - Больше ни слова, Мими.
  
   И я замолкаю, довольствуясь ревностными нотками, что звучат в его голосе просто восхитительно. Уилл фыркает и щипает меня за бок. Я звонко смеюсь.
  
   Мы шагаем по залитой солнцем лесной тропинке. Забавляясь, словно дети, мы срываем по пути ещё не до конца поспевшие ягоды и жадно целуемся в перерывах между шутливыми диалогами. Нам так легко. Пусть впереди уже маячит препятствие в виде наших родственников и "других вредителей", сейчас это теряет своё значение. Мы просто забываемся. Пока моя ладонь находится в большущей ладони брата, всё теряет смысл. А особенно теперь, когда мы всё-таки решились на долгожданный побег от реальности.
  
   Глядя на нас со стороны, люди наверняка задавались бы очевидным вопросом: как этот высокий красавец может быть с этой коротышкой? Пшеничные пряди Уилла и мои непослушные каштановые волосы, что назойливо выпадали из хвостиков и спадали на лицо. Его лазурные чистые глаза и мои - слишком едкие, абсолютно невыразительные зелёные. Везде разительный контраст. И пусть я не чувствовала себя писаной красавицей, рядом с ним я воспаряла на всевозможные вершины. Точнее, это брат возносил меня туда. Незаслуженно и совершенно для меня непонятно, но он делал это, заставляя меня краснеть и играть с ним, ощущая себя при этом настоящей кокеткой. Все эти платья, косметика и прочая ерунда были лишь для того, чтобы казаться ему красивой. Сестрой, которая могла бы достойно смотреться рядом с таким братом. Под стать ему. Но ирония в том, что он любил меня и без всей этой мишуры. Просто так...
  
   Любил...
  
   Пока мы резвимся по пути в неизвестность, в моей душе расцветает, будто раскрывшийся бутон, осознание того, что он любит. То неожиданное признание стало для меня настоящим ударом. Таким сладким ударом, что голова разболелась от счастья. Нет, мы, конечно, не маленькие дети и всё прекрасно понимали. Но разве подобные откровения, что слетают с любимых губ в сердечных порывах... разве могут они не трогать за душу? Бутон распускается, открывая свои лепесточки всему миру. Подставляет их в сторону солнца и благоухает.
  
   Чёрт возьми, я так счастлива, что хочется кричать до сорванных голосовых связок.
  
   Когда я невольно спотыкаюсь в третий раз за одну минуту, Уилл усаживает меня на бревно, что распласталось посреди леса, и протягивает свою фляжку с водой.
  
   - Может, расскажешь наконец, куда мы держим путь? - выравнивая дыхание, спрашиваю брата, подставляя лицо первым лучам солнца.
   - На окраине леса есть домик, там проживает сейчас один мой знакомый. Его отец лесничий в этих краях, но Рик заменяет его эту неделю, - пожимает он плечами и брызгает на меня капли воды, что остались на дне его фляжки. Я кривлюсь, а он, улыбаясь, продолжает: - Что тут говорить, нам просто везёт, малышка.
   - Значит, запрёшь меня в скрытом от всего мира домике и будешь требовать выкуп? - прищурившись, забавляюсь я.
   - Я буду требовать тебя. Всю. Целиком. - Его голос серьёзный и глубокий, отчего по спине пробегает сладкий холодок. Его чуть потемневшие глаза соскальзывают вниз, останавливаясь на моих обнажённых ногах. - Где твои спортивные брюки?
   - Сегодня жарко, Уилл, - дразнясь, невинно отзываюсь я. - А что, какие-то проблемы?
  
   Он шумно выдыхает и поднимается с бревна. Мы встречаемся с ним взглядом. Его глаза всё такие же затуманенные, с томной поволокой. Я самодовольно улыбаюсь, медленно потягиваюсь и поднимаюсь за ним следом. Он не сводит пристального взора. Понимаю, что играю с огнём, но здесь работает всё тот же принцип недозволенного. То, что нельзя, хочется вдвойне. Устремляюсь вперёд Уилла и нагло виляю бедрами.
  
   - Если хочешь добраться до домика в ближайший час, лучше опусти шорты пониже, - цедит он сквозь зубы и резко тянет джинсовую ткань вниз.
   - Ещё один такой рывок, и боюсь, они совсем спадут, - усмехаюсь я, разворачиваясь к нему лицом и продолжая свой шаг уже спиной назад.
   - Ты доиграешься, маленькая поганка, - включившись в игру, восторженно шепчет в ответ Уилл.
  
   Запускаю большие пальцы под кромку шорт и спускаю их ещё ниже. Настолько, что становятся видны мои выпирающие по бокам косточки и едва ли заметный пресс. Не знаю, что движет мной именно сейчас и откуда во мне появляется эта почти животная похоть. Но я в своей стихии. Закусываю нижнюю губу от волнения и ожидаю его реакции.
  
   И она непременно появляется. Выливается в дикий накал страстей, обрушившись на нас в это раннее солнечное утро. Уилл внезапно хватает меня за запястье и припечатывает к ближайшему дереву. К очередному спасительному дереву. Он не касается меня своим телом, а лишь держит запястья, прерывая все мои попытки отстраниться. Только вот их не будет. Ведь рассудок затуманен не только у брата, но и у меня.
  
   Он немного наклоняется и прикасается своими пухлыми губами к оголённой коже низа живота, между съехавшими шортами и задравшейся футболки. Я судорожно выдыхаю. Солнце слепит мне в глаза.
  
   Это предел.
  
   Губы медленно движутся вниз, вырисовывая некий замысловатый узор. Меня начинает бить приятный озноб. Отстраняется и, легко подхватив моё тело, сажает к себе на бёдра. Я тянусь к его губам, но он не позволяет. Лишь улыбается и слегка качает головой, цокая языком.
  
   - Ты себя плохо ведёшь для подобной роскоши, - тихо произносит он. Внутри меня назревает пожар, покрывая лицо и шею испариной. Я выгибаюсь и намеренно ерзаю на нём. - Я слишком часто шёл тебе на уступки, Мими... - Ухмыляется, чёртов искуситель. Я мысленно смеюсь: ну и кто теперь у нас здесь первая грешница?
   - Это нечестно, - хрипло хныкаю я, восторженно наблюдая за его тёмной стороной.
  
   Уилл хочет ответить, но вдруг замирает, внимательно вглядываясь вперёд. Его лоб сначала хмурится, но тут же расслабляется.
  
   - Что там? - продолжаю ёрзать я, пытаясь взглянуть назад. Безуспешно. Меня слишком крепко припечатали к массивному дереву.
  
   Он медленно опускает меня на землю, отчего так и хочется закапризничать, что всегда доставляло мне особую радость рядом с братом. Но он лишь самодовольно хмыкает и кивает за мою спину:
  
   - Твоё спасение.
  
   Я наконец оглядываюсь назад и вижу маленький старый домик, который почти незаметен среди зарослей леса. Не знаю, что приходит первым: досада или изумление. Но уголки моих губ дёргаются от открывшейся перед нами картины.
  
   - А вот и наше очередное убежище!
  
   Я, продолжая улыбаться, плетусь следом за Уиллом. Мы подходим ближе, приводя по пути своё сбившееся дыхание в порядок и одёргивая задравшуюся одежду. Внизу моего живота всё ещё трепещут своими крыльями неведомые существа, щекоча и заставляя чувствовать себя желанной. Поэтому каждое нечаянное касание наших пальцев действует на меня как сильное опьянение.
  
   Уилл рыскает возле обветшалого домика, заглядывая под кустики и уличные столики.
  
   - Где-то здесь должны быть ключи.
   - Твой друг уже уехал? Когда ты успел обо всём позаботиться? - удивляюсь я, с вызовом приподнимая бровь.
   - Вчера ночью мне не спалось, вот и встретился с ним, - бурчит он, наполовину выглядывая из-за зарослей. - Неужели трусишь? - хрипло смеётся брат, окидывая меня насмешливым взглядом снизу вверх.
  
   Я вскидываю свой подбородок и уверенно отвечаю на его выпад:
  
   - Помни, что я твоя сестра.
  
   Он лишь кивает, улыбается, ещё раз подмечая мои пунцовые щеки, и продолжает поиски. Опираюсь спиной о сырую от дождя дверь и усердно стараюсь придать своему лицу прежний оттенок.
  
   Но... чёрт, кого я обманываю? Конечно же, конечно, я трушу. Одно дело - зажиматься по углам и вкушать украденные у времени поцелуи, а другое - быть с ним наедине при нынешних обстоятельствах. Но что я могу? Абсолютно бесполезно скрывать свою лёгкую нервозность. Ведь весь мой прошлый сексуальный опыт составлял лишь Колин и наше неумелое, лишённое всякой страсти слияние. Да, именно слияние. Я совершенно неопытна, да и к тому же несуразна, как бы рьяно Уилл не доказывал мою привлекательность. И снова, в очередной хренов раз я боюсь не достать до того уровня, который сама ему и навязала. Выгляжу наверняка полной идиоткой, стоя возле нашего укрытия и заламывая пальцы, будто бы сейчас собираюсь на первое в жизни свидание.
  
   Просто нелепо.
  
   Внезапно подмечаю у земли маленький тёмный мешочек, что умело припрятали у подкопа под самим домом. Наклоняюсь чуть ниже и вытаскиваю его из земли.
  
   - Из тебя вышел плохой преступник, Уилл, - посмеиваюсь я, перебрасывая мешочек с ключом из одной руки в другую. Светлая макушка выглядывает из-за кустов. - Впрочем, как и взломщик. Ты ведь не договаривался ни с каким Риком, верно?
  
   Эта мысль посещает меня внезапно. Ну разве будет его товарищ умалчивать о таких вещах, как хранение ключа? Чёрт возьми, мы снова влезаем в неприятности, вторгаясь в чужие владения... Но от этого весь побег приобретает ещё более яркие краски.
  
   - А я говорил, что просмотры детективных сериалов не доведут до добра. Вот, пожалуйста, - сдаётся он, подбираясь ко мне ближе и замирая у моих губ. - Ты настоящая лисица, Миа Аддерли.
  
   Я целую его первой. Медленно, играючи, отчего чуть позже из груди брата вылетает глубокий вздох и шумный выдох.
  
   - Продолжим наши детские традиции? - светится в предвкушении он и отворяет скрипучую дверь, пропуская меня вперёд.
  
   Нас встречает прохладная заброшенная комнатка, чуть отдающая влажной древесиной и сыростью. Видавшая лучшие времена полуторная кровать с железными пружинами и металлической спинкой. Потёртый шкаф, где наверняка висят ружья и прочий инвентарь лесника. Деревянный круглый столик и одна керосиновая лампа вместо электричества.
  
   Я присаживаюсь на раскладной стульчик возле стола и оглядываюсь вокруг. Уилл бросает наши рюкзаки возле кровати и присоединяется ко мне.
  
   - Я на самом деле встретил вчера Рика, но вовсе не просил его об этой услуге. Мы разболтались с ним, и он рассказал, что его отец уехал на какое-то время из города. Сам же он - истинный шалопай и сейчас преспокойно отдыхает с друзьями.
   - Это страшно, Уилл, - грустно усмехаясь, задумчиво качаю я головой. Он выжидающе смотрит на меня. - И знаешь, почему? Кажется, нам слишком везёт. Как правило, позже следует расплата за счастье.
  
   Тяжело выдыхая, он тянет меня на себя и крепко обнимает, вплетая свои широкие пальцы в пряди моих волос.
  
   - Ты всё преувеличиваешь, маленькая. Мы побудем у родителей ещё с неделю, а потом уедем. Хочешь, я возьму тебя с собой на курсы в Нью-Йорк? А когда вернёмся, нужно будет снова возвращаться в Атланту. Всё постепенно поутихнет.
   - Почему я не могу видеть в таких дерьмовых ситуациях то хорошее, что замечаешь ты? Я просто знаю, что всё снова пойдёт наперекосяк. Это ведь мы, Уилл.
  
   Он прижимает меня ещё сильнее к своей грудной клетке. Настолько близко, что я ощущаю его скачущее сердцебиение. Прикрываю глаза и утыкаюсь носом в его футболку, вдыхая его аромат так глубоко, что кажется, в моих лёгких начинает покалывать.
  
   - Оглянись вокруг, Мими. Сейчас нам никто и ничто не мешает быть вместе. И таких дней может быть много, - в который раз ласково убеждает меня брат.
   - Насколько много? Сколько продлятся эти прятки? Год? Два? А когда мы попадёмся, будет в сотню раз больнее... Оттого что мы уже познали это самое счастье.
  
   От этого знания, что притаилось в самом тёмном уголке моей души, становится невыносимо. Словно маленький злобный зверек, что только и ждёт, чтобы выпрыгнуть на свет и показать свои клыки, больно при этом ранив. Закрывать его на замок и держать под контролем, не выпуская наружу, равносильно тому, чтобы постоянно терпеть это ноющее и саднящее чувство, ведь это существо бьётся внутри тебя, царапается и жалит. Успокаивает лишь то, что оно просто боится показываться из своего тёмного угла, когда я не одна. Когда руки мои греют большие ладони брата, а наши забавы наполняют нас радостью. Целиком. Вытесняя весь скопившийся негатив и тоску.
  
   Поэтому, когда чуткие пальцы спускаются по моим волосам и замирают у шеи, вся моя боль утихает. Есть только эти пальцы. Вездесущие, дарующие мне безграничную любовь пальцы. Рост Уилла едва позволяет мне доставать до его груди, поэтому я лишь любуюсь его чертами лица и буквально не шевелюсь, всматриваясь вверх, в эти помутневшие глаза. Но он вдруг медленно отстраняется и присаживается на край пружинистой кровати, касаясь моей руки. Я делаю шаг и оказываюсь между его ног. Видя его светлые пряди, не могу заставить себя не касаться их. Не могу не запустить пальцы в золото его волос. Это слишком заманчиво. Продолжая стоять возле брата, я аккуратно запускаю тонкие пальчики в его макушку, массажируя и пропуская густые пряди между пальцев. Уилл целует мои запястья. Так нежно, что сердце начинает щемить от переполняющей его любви к самому родному человеку.
  
   Затаив дыхание, мы молчим. Вкрадчиво, будто бы на цыпочках, к нам подбирается знакомое вожделение. Мои коленки начинают плавно подгибаться, когда он притягивает меня к себе ещё ближе и обхватывает губами через тонкую ткань футболки ореол моего соска. Я судорожно и громко выдыхаю.
  
   Безумство. Грехопадение в чистом виде. Но до чего же невыносимо приятно чувствовать, как моя грудь становится острой под его нежными губами. Как сладкая дрожь вихрем проносится по всему телу. Будто во все мышцы пустили электрический разряд. Его рука прислоняет мою талию к его телу, а губы продолжают пытку. Когда он поднимает на меня свой взгляд, я подавляю в себе острое желание застонать. Чёрт возьми, глядя на брата, в его лазурные, чистые глаза, можно ли обвинять нас в извращении? Там нет ничего, кроме незапятнанной любви, искренности, которой полны любые проявления его чувств в мою сторону. И так было всегда.
  
   "Союз от Бога".
  
   Но имеем ли мы право так называться? Ведь мы уже давно покинули правильную сторону. И сейчас, когда его крепкие руки стягивают с меня прилипшую к телу футболку, под которой больше ничего и нет, мои щёки тут же заливает краска. Инстинктивно прикрываю небольшую грудь своими ладонями, но тут же медленно опускаю их, сдаваясь под его пристальным взглядом. Теперь я готова расплачиваться после своей смерти за совершённые нами грехи. Только бы он не останавливался. Только бы касался меня. И тогда я точно буду готова.
  
   Уилл, словно читая мои мысли, тянет меня к себе и сажает на руки. Я машинально обхватываю его бёдра ногами. В груди бешено колотится сердце, гулко ударяясь о грудную клетку. Трясущимися пальцами я стягиваю с широких плеч футболку, наполовину обнажая его.
  
   В горле пересыхает, а глаза жадно впиваются в его фигуру. Сколько раз я украдкой подсматривала за ним? Сколько проклятых раз я видела, как он возвращается с пробежки, стягивая с себя вверх, или как выходит из ванной? Я корила себя за ненормальный интерес, за эту чувственную тягу к собственному брату. И теперь... теперь это всё моё. Я завороженно прикасаюсь подушечками пальцев к рельефу его тела. Он чуть вздрагивает, внимательно наблюдая за мной. Провожу ими по выпирающим ключицам, которые встречают меня, словно распахнутые крылья. Спускаюсь ниже, оставляя за собой воздушные, едва ощутимые касания. Уилл прикрывает глаза.
  
   Это тяжело для нас. Тяжело испытывать счастье в таком объёме. Разрывающее внутри нас все предрассудки, какие-то общественные понятия и родительские запреты. Счастье, стирающее всё, что было до и что будет после... Ослепляющее.
  
   Мои пальцы скользят по вздувшимся полоскам его голубых вен.
  
   Это гораздо больше, чем простое счастье. Это любовь, дерущая тебя изнутри. Так долго просящаяся наружу. И теперь, когда ей дают волю, она становится совсем безумной...
  
   Его мышцы напрягаются под моими нежными касаниями, превращаясь в сталь.
  
   Как испить мне нашу свободу? С чего начать? Ведь я так сильно люблю тебя, Уильям. Как же сильно люблю...
  
   Он срывается. Хватает мои запястья и резко тянет на себя, переворачивая меня на спину. Я успеваю сделать лишь спасительный вдох, чтобы не задохнуться от недостатка кислорода и абсолютного достатка своего... своего Уилла.
  
   За дверью нашего убежища - цветущий лес, купающийся в первых лучах рассветного солнца; где-то на противоположной окраине леса - наши родные и знакомые, которые сбиты с толку, а здесь - мы, абсолютно счастливые. Сквозь редкие щели домика проникает солнечный свет, даря тёмному пространству светлые блики. В ярких полосках порхают крошечные пылинки, а по моему телу развязно движутся его руки. Всё это создаёт дикий контраст ощущений и красок. И мы теряемся в них.
  
   Уилл накрывает мою грудь большой ладонью и легонько сжимает её, принуждая выгнуться ему навстречу. Наши полуобнаженные тела соприкасаются, и я почти готова умереть от блаженства и переизбытка эндорфина в моей крови. Мои дрожащие пальцы касаются его лица, притягивая ещё ближе. Настолько близко, что сердца рвутся друг к другу, выбивая один и тот же ритм. Пальцы соскальзывают на его чуть влажные от поцелуев губы, когда он резко дёргает свой ремень, высвобождая его с петель.
  
   Больше нет никаких границ.
  
   Я ощущаю его твёрдую плоть и краснею, к своему стыду, ещё больше, задыхаясь от желания. Остаётся лишь один паршивый кусочек джинсовой ткани, мешающий нам соединиться в одно целое. Нас немного трясёт от накрывающего желания. Движения брата становятся грубыми, а моё нетерпение возрастает. Живот болезненно скручивает от возбуждения, когда Уилл стаскивает с бёдер мои шорты, оставляя меня в одних трусиках.
  
   - Ты вся дрожишь, - хрипло шепчет он, всматриваясь в мои глаза. - Ты боишься?
  
   Медленно киваю в ответ:
  
   - Себя.
  
   Он приглушённо смеётся и, всё ещё улыбаясь, тянется к моим губам.
  
   - Я люблю тебя, Уилл, - слетает с моего языка, когда его губы почти накрывают мои. Взгляд теплеет, а прерывистое дыхание касается моего лица. - Хочу, чтобы ты тоже знал это.
  
   Одно небольшое усилие - и моё белое кружево порвано.
  
   - Тогда откройся мне. Будь моей полностью, девочка.
  
   И я больше не смущаюсь. Лишь сладко вздрагиваю, когда он проникает в меня. Желанные губы заглушают мой гортанный стон.
  
   Всё по-другому. Всё теперь иначе. Это не Колин. Это тот человек, которому хочется всецело принадлежать. Движения становятся быстрее, а наше дыхание смешивается в одно. Я выгибаюсь до хруста в позвоночнике, когда его сильные пальцы касаются меня там, где мы сливаемся воедино. Он нужен мне. Весь. Здесь и сейчас. Всегда, чёрт возьми.
  
   Пряди моих волос небрежно разбросаны по подушке. Уилл входит в меня глубже и вдыхает их запах. Руки скользят по моим изгибам, чуть ли не причиняя боль. Но мне так отчаянно нужна эта боль, перерастающая в блаженство. Это животное наслаждение, когда он грубо берёт то, в чём мы оба так нуждаемся.
  
   - О, чёрт. Я не протяну больше, Уилл. Пожалуйста, - почти плачу я от пульсирующего тёплого ощущения внизу живота. Он издаёт хриплый стон мне в шею и ускоряется.
  
   Я зажмуриваюсь от сладкого чувства, что опьяняет меня. Его кожа, гладкая и горячая, становится влажной под моими пальцами. Я панически хватаюсь за него и подаюсь навстречу.
  
   - Открой глаза, Миа. Открой и смотри на меня, - чуть ли не рычит брат, кусая мою нижнюю губу и сцеловывая боль от укуса.
  
   Я распахиваю свои веки и встречаюсь с его потемневшими глазами. Искры летят из его зрачков, будто прожигая меня всю. Возможно ли умереть от счастья? Проклятье, я не знаю. Но кажется, я почти на грани.
  
   - Моя маленькая. Сумасшедшая. Такая же, как и я, - бессвязно шепчет мне прямо в губы. Выцеловывает кончики моих ресниц, опускаясь на скулы и уголки моих красных губ.
  
   Нежность смешивается с почти звериным желанием. Желанием обладать. Выкручивает наизнанку. Резко впиваюсь ногтями в его лопатки, и мы вместе приходим к фееричному концу. Уилл содрогается вместе со мной, ощущая, как кровь выкипает из вен. Растопленный горячий мёд тянет низ моего живота. Мы прислоняемся лбами друг к другу и громко дышим.
  
   И теперь, когда мы окончательно отреклись от всего, что сдерживало нас прежде, я понимаю, что мы добровольно отказались от посмертных билетов в Рай. Но это всё - пустое, если со мной будет Он. Если его крепкая рука будет сжимать мою перед тем, как суд свершится и двери Ада распахнутся пред нами.
  
   Всё - пустое.
  Глава 14.
  
   Лирика ?3
  
   Что эта планета, что этот мир без цветов на твоих ладонях,
   Растущих прямо по линии жизни, и где-то там сбоку я,
   Робко прячущийся, онемевший подросток, чья-то слабая копия,
   В утопии красок размытый от дрожи в коленях и цветных снов
   Ловил каждое слово, по буквам и звукам рассовывал в сочинений сборники.
  
   И так яростно верилось, что только твоими глазами возможно увидеть вселенную двух,
   По сути не созданных друг для друга, но глаза врут, кругом головы, и я шёл на звук
   Миллиона сосудов, вдыхая то, что оставалось от твоих выдохов и мыслей вслух,
   Собирая частички от кожи рук, оставленных на прутьях старого забора гнутых.
  
   Засыпая под утро, видел дождь и будто бы укрывал тебя курткой от непогоды,
   Про себя разрываясь на части от счастья и обещаний про бесконечные годы,
   И вечность высоких-высоких слов, и будто бы нёс тебя на руках долго,
   И вместе смотрели на лужи перед собой, а ты говорила про радость что-то.
  
  
  Red One
  
  
   POV Уилл
  
   Что значит время, когда ты счастлив? Всего лишь пустой звук. Ты находишься в абсолютной прострации. В некой субстанции, которая едва ощутима. Ты в стороне от всего мира. От обстоятельств, от постоянных событий, что происходят вокруг, от любой информации, что не касается тебя и твоего счастья.
  
   Так и сейчас, находясь в очередном убежище, скрытом от посторонних глаз, я безмерно счастлив. Лениво выбираясь из недавней дрёмы, я чувствую её трепещущие ресницы. В каморке лесника, где так явно ощущался запах мокрой древесины, теперь всё пропиталось нами. Нашими счастливыми вдохами и глубокими довольными выдохами. Нашими стонами и полушёпотом в полном забытье. Просто мы давно переступили грань реальности. Просто теперь есть только и только мы.
  
   Укутанные колючим шерстяным пледом, мы отдыхаем от минувшей ночи. Полусон. Такой сладкий полусон. Иногда Миа распахивает глаза, словно проверяя: реально ли всё это? Реален ли я? Тонкие пальцы, каждый из которых я так жадно целовал, нащупывают во тьме моё лицо. Из груди её вырывается облегчённый выдох. И тогда веки её плавно прикрываются. Дремота тянет её в свои объятия, но с губ всё-таки срывается хриплый шепот: "Господи, ты рядом... Уилл, мы вместе... мне так хорошо, ты ведь всё знаешь, да?"
  
   Я целую уголок её припухших от поцелуев губ и притягиваю к себе ещё ближе. Это и есть мой безмолвный ответ, пропитанный беспрекословным согласием. Впрочем, таковы были мои ответы всегда, если дело касалось Мии.
  
   Ноги её обвиваются вокруг моих ног, касаются бёдер. Руки хаотично двигаются по телу, застывая в итоге на моих плечах. Нам нужно время. Ещё немного времени, чтобы сполна ощутить друг друга. Сутки. Этого смертельно мало, чтобы прийти в себя от той эйфории, что поглотила нас целиком.
  
   Не вылезая из постели почти весь день, мы изучали неизведанное. Опускаясь на самое дно порока, мы подтверждали свой статус грешников. Впрочем, наш мир и без того погряз в грехе. Войны, убийства неповинных людей, насилие. Да мало ли преступлений? Что значим мы? Всего лишь люди, которые полюбили вопреки всем и всему.
  
   Желудок скручивает от чувства голода. Да, чёрт возьми, мы совсем забыли про еду. Довольствуясь только друг другом и парой шоколадных батончиков, которые, поглощая, мы вовлекали в свои поцелуи, теперь наши животы словно завыли в унисон. С великим трудом преодолевая кричащее чувство недовольства внутри себя, я отстраняю её маленькую головку от своей груди и тихо поднимаюсь с кровати. Миа спит. Измотанная мною же и всеми последними событиями. Её сон сладкий и безмятежный. Я замираю на несколько секунд возле кровати, чтобы впитать в себя то, что я вижу. Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать эти разбросанные по подушке кудри, что светились янтарным отблеском, переливаясь в лучах солнца, которые пробирались сквозь узкие щели домика. Буду хранить в себе её нежный образ. Лелеять в себе мысль о том, что её нижняя губа, припухшая чуть больше верхней, была подвержена только моим сладким пыткам. Я был причиной того, что каждый раз, когда терпение её истекало, передние зубки впивались в бархат собственных губ, терзая их.
  
   Она была неумолима. Не такой, как я себе её представлял. Да, проклятье, представлял я её не раз. Миа разбила своими выходками все мои предположения, фантазии. Всё померкло, когда в свои законные права вступила реальность.
  
   Настоящий транс наших сердец. Полная и самозабвенная эйфория. Дрожь до самых позвонков.
  
   Назовите как вам угодно, но разве будут здесь уместны слова? Все они - ничто по сравнению с ней. С нами...
  
   Чувствую, как уголки моих губ дёргаются вверх. На самом деле здесь всё очень просто: она всецело моя.
  
   Крадучись, осторожно переставляя ноги на скрипучих половицах старого домика, дабы не разбудить спящего ангела, я выскальзываю наружу. Светает. И, мне вдруг думается, что эти сутки пролетели в одно короткое мгновение, стоило мне только моргнуть.
  
   Пребывая в абсолютном воодушевлении, я развожу небольшой огонь и достаю припрятанные наспех овощи и хлеб, чтобы поджарить их на костре. Сквозь массивные кроны столетних деревьев, густого покрывала из листьев, потихоньку пробирается солнце. Маленькие лучи рьяно и уверенно просачиваются в открытые щели, заставляя щуриться, но ещё не грея. Мне хорошо. Мне так чертовски хорошо в это раннее утро. Бывают такие моменты, когда весь груз на время падает с плеч. Рюкзак твоих бытовых проблем будет ждать тебя внизу, но это потом. А сейчас плечи твои не отягощены никакими заботами, они расправлены. Как крылья. И тебе так же легко и свободно, словно ты вспорхнул над землей виртуозной маленькой птичкой.
  
   Вдыхаю полной грудью утреннюю свежесть, едва ощутимую лесную сырость. Такое раннее утро, что солнце только начинает нагреваться, а роса на траве и диких цветах совсем не высохла, корни и стебельки не впитали в себя живительную влагу. Мир просыпается, а вместе с тем природа расцветает и дарит всем нам надежду на лучшее.
  
   Внезапно раздается скрип двери. Несмазанные петли на ней издают скребущий визг, а я оборачиваюсь. Миа робко переминается с ноги на ногу, скрещивая их в неловком жесте. Волосы блестящим каскадом перекинуты на одну сторону, а на ней всего лишь моя толстовка и всё те же джинсовые милые шортики.
  
   Проклятье. Она сведет меня с ума.
  
   Мягкая, тёплая и сладкая на вкус. Когда-нибудь она добьёт меня своими проказливыми выходками, а её большие глаза, что светятся искренней любовью и надеждой, просто станут персональной вендеттой, расплатой за все мои грехи. Однажды.
  
   - Думал дать тебе выспаться часок, - чуть прищуриваясь от солнечных бликов, тихо хриплю я.
   - Мне без тебя совсем не спится, - легко улыбается Миа, нежной поступью шагая ко мне ближе своими босыми ногами. По земле и по маленьким веточкам. Ещё несколько хрустящих шажков - и вот, она опускается на бревно напротив и вытягивает ножки вперед, подставляя их солнцу. Запрокидывает голову назад и, определённо, делает это зря: мой взгляд опускается ниже, к её горлу, к которому совсем недавно я припадал губами, к выемке между груди и цепляется за симпатичную родинку чуть выше пупка. Она, конечно же, ловит меня за этим откровенным лицезрением с неприкрытым желанием, чуть цокая языком и смущённо улыбаясь. Снова. Так, что, кажется, губы наши скоро и вовсе потрескаются. От поцелуев, от постоянных улыбок, от этого трепещущего счастья.
   - На самом деле, Уилл, смотреть там не на что, - тихо посмеивается она и тянет пальчики к горячему хлебу. Я с удовольствием наблюдаю, как она, спохватившись, дует на хлеб и перекидывает его из одной руки в другую. - Хотя ты у меня слишком вежливый, чтобы признаться в этом.
   - Много же ты знаешь о прелестях женского тела, да, Мими? - Сестра кривится. - Поэтому жуй свой хлеб и не неси глупости, - отвечаю я и протягиваю ей наш недопитый сок.
   - Уильям Аддерли, вы самый обаятельный лгун, которого мне довелось повстречать, - продолжает резвиться она, потягивая из трубочки остатки яблочного сока. - Вспомни среднюю школу, когда мы вместе выбирали мне бюстгальтер. Ведь ничего хорошего не вышло из этой затеи, верно? Он и сейчас мне почти впору.
   - Не хотелось бы вплетать сюда его, но, чёрт возьми, у вас с Колином было совсем всё плохо? Любой любящий мужчина непременно покажет своей партнерше все её прелести, вознесёт на пьедестал.
   - Возможно, Колин просто не был любящим мужчиной, - пожимает плечами сестра, немного смущаясь. - Или же он просто не ты, - голос её тих и серьёзен. Глаза медленно поднимаются на меня: шальные, обезумевшие от случившегося, от осознания. Я тяжело сглатываю ком в горле, образовавшийся от любви и снова накрывающего вожделения.
  
   Поднимаюсь со своего места и присаживаюсь на корточки возле её ног. Тёмные, будто соболиный мех, пушистые ресницы сестры опускаются вниз. Смущённо трепещут. А кончики моих пальцев начинает отчаянно покалывать в желании прикоснуться к ней. Повинуясь своим порывам, я касаюсь низа её живота и скольжу по её молочной коже вверх. Медленно и вкрадчиво, боясь спугнуть заветный момент. Чуть распахнутые края толстовки даруют мне возможность любоваться ею. Моей полуобнажённой милой девочкой, дыхание которой начинает сбиваться. Поднимает на меня свои зелёные глаза и пялится, словно запуганный зверек. Подушечки пальцев скользят ещё выше и касаются её горла. Не прерывая взгляда, Миа тяжело сглатывает, и я ощущаю пульсацию под пальцами. Это уже не остановить. Механизм запущен. Мои руки продолжают свой искушённый путь и снова опускаются вниз, но уже изменяя свое направление. Скользя в бок, заползая под край толстовки, мои пальцы сжимают её восхитительную миниатюрную грудь. Красные лепестки её губ раскрываются, выпуская наружу исступлённый вздох. Осторожно сминаю подушечками пальцев горошинку её напрягшегося соска.
  
   Взгляды наши переплетены. И я буквально могу наблюдать, как её зрачки расширяются, темнея от беспамятства.
  
   - Миа, разве я не изгнал из тебя твои комплексы? Мне казалось, то, что мы проделывали ещё несколько часов назад, должно было убедить тебя в том, что ты куда более желанна и соблазнительна, чем остальные девушки, - охрипшим от возбуждения голосом шепчу я. В игру включаются пальцы другой руки и накрывают её вторую грудь. Мими подавляет рвущийся наружу стон, закусывая изо всех сил свои губы.
   - Уилл, я...
   - Что? Снова считаешь, что я лгу? - перебиваю я и усиливаю натиск. Она отчаянно старается ухватить ртом толику воздуха.
   - Я люблю тебя. Но я не глупа, чтобы соединить все связующие нити... ах... чёрт... - Глаза снова прикрываются на один короткий миг, но затем вновь широко распахиваются. - Все твои прошлые пассии и Розали... прости, Уилл, но я не могу отделаться от мысли, что Розали лучше меня в постели. Что кто-либо доставил тебе куда больше удовольствия, нежели я.
  
   Я застываю. Медленно отстраняюсь от сестры и внимательно изучаю эмоции, играющие сейчас на её лице. Проклятье. Протяни этим женщинам только один палец - и они тут же съедят всю твою руку. Дай хоть малейший повод - и они раскрутят из пустяка целый остросюжетный роман. Вечные выдумщицы, чёртовы скептики с неиссякаемым потоком комплексов и клубком запутанных мыслей.
  
   Так и сейчас, когда всё моё сердце готово разорваться на куски от распирающей его любви, в её маленькой головке творится полный бедлам. Тяжело выдыхаю и сажусь на землю рядом с бревном, на котором восседает Миа.
  
   - С чего ты вообще взяла, что с Розали у меня что-то было? Да, она пыталась забраться ко мне в штаны, но я всегда оказывался проворнее её, - горько усмехаюсь я, запуская пальцы в свои растрёпанные пряди волос. - Иди ко мне, девочка. - Я протягиваю к ней руки и мягко улыбаюсь её озадаченному виду.
  
   Сестра опускается ко мне на колени и осторожно прикасается пальчиками к моему лицу. Я едва заметно вздрагиваю.
  
   - Знаешь, тебе незачем волноваться. Просто я не уверен, что до тебя у меня вообще кто-либо был.
   - Ты что, девственник, Уилл?
  
   Я хрипло смеюсь ей в шею, стараясь подавить в себе желание и перестать наслаждаться её ошеломлённым видом. Наивными большими глазами, в которых застыло сейчас знакомое любопытство.
  
   - Но вчера... я... я не понимаю, - смущённо бормотала Миа, отчаянно преодолевая попытки смятения. Пусть моя сестра была капризной девчонкой, что являлась смесью чистого упрямства и уверенности в своей правоте, сейчас же передо мной была робкая девушка, которая пятила взгляд и краснела. Щёчки её порозовели, а особенно неуёмные пряди выбились ей на лицо. Грудь мою сдавило чем-то тяжелым. - Мне казалось, девственники не умеют проделывать такое.
   - Верно. Но я не девственник, солнышко, - продолжаю забавляться я, целуя её в красиво очерченную скулу. - Я лишь хотел сказать, что никого не любил, кроме тебя. И занимаясь любовью, испытываешь совершенно другие ощущения. Тебе не о чем переживать, перед тобой я чист. Всё блекнет, понимаешь? Теряется перед этим...
  
   Она задумчиво кивает и поднимает взгляд на меня. Откровенный, готовый толкнуть меня снова в уже знакомую пропасть. Она прислоняется лицом к выемке на моей шее и тяжело дышит.
  
   - Я такая глупая...
  
   Мне тут же хочется утешить её, но слова застревают посреди горла, оседая внутри меня невысказанной нежностью. Осадком, который будет саднить мою глотку. Вместо слов мои руки самопроизвольно тянутся к ней. Сначала скользя по спине, словно укачивая, а затем аккуратно забираясь под толстовку. Её обнаженная спина напрягается под моими дрожащими пальцами. С особой осторожностью и чуткостью, я провожу по её выпирающим позвонкам, отчего сестра выгибается назад, прижимаясь ко мне ещё плотнее. Её полувлажные губы раскрываются и касаются моей шеи. Я проглатываю свой стон.
  
   Это всё немыслимо хорошо. Все звуки вокруг нас создают сводящую с ума симфонию чувств: звонкая перекличка птиц, трель лягушек где-то позади и тихий шелест листвы, что едва колышется от летнего ветерка. Трясущимися от переизбытка эмоций пальцами она цепляется за края моей футболки и остервенело тянет её вверх. Я окидываю её удивлённым и восторженным взглядом, на что девочка лишь краснеет и кусает меня за бицепс на плече. Мы хрипло смеёмся.
  
   Я ловлю на ходу её губы, и мы застреваем в попытке стащить с меня футболку. Её нетерпеливость начинает толкать меня на крайние меры, дурманя. Я углубляю поцелуй, стараясь вложить в него всё свое упоение, ярость от её сомнений и восторг от её внезапного, но такого сильного желания почувствовать меня ближе. Буйство зелёных красок вокруг - ничто по сравнению с её загоревшимися изумрудами, что смотрят на меня в эту секунду.
  
   Ещё один рывок - и футболка наконец срывается с моего тела. Не сводя с меня затуманенного взгляда, Миа разводит в сторону края толстовки и прислоняется своей обнажённой грудью к моей.
  
   - Ох, чёрт, - ругаюсь я сквозь стиснутые зубы. Её острые соски касаются моей широкой груди, и, кажется, это предел. Предел ярких ощущений, тянущегося томления внизу живота и откровений, слетающих с наших губ.
   - Давай, Уилл. Сделай это со мной ещё раз, - обрывистый шёпот опаляет кожу у уха. Чувствую, как, словно в подтверждение своих слов, она оттягивает мою мочку губами и слегка посасывает её.
  
   Мои пальцы дёргают замки на наших джинсах со всем неистовством и опускают их вниз. Мы ходим по краю, вновь вальсируя у обрыва пропасти. В лесной чаще, совсем оторванные от мира и его обыденных проблем. Но мне так хочется достигнуть абсолютного понимания. Отцепить от её совершенства все комплексы, что приклеились к ней, будто назойливый репейник. Хочется показать ей, как прекрасны её формы: талия, идеальная грудь, стройные ноги. Даже рост. Ведь будучи таким высоким, я чувствую, что Миа прекрасно подходит для моего тела. Когда мы сливаемся с ней воедино, всё происходит гармонично и складно. Словно у расколотой надвое чашки соединили один небольшой кусочек, а второй чуть больше. Да, это сравнение весьма подходит для нас. Склеенная чашка. Только теперь уже намертво...
  
   Тем временем я, осмысливая пути решения, проникаю под кромку джинсовой ткани. Дразня, прикасаюсь к влажному кружеву, но не продвигаюсь дальше. Миа яростно сжимает пряди мои волос, намекая не останавливаться. Усмехаюсь прямо ей в лицо.
  
   - Ты нравишься себе? - тихо произношу я и кусаю за её вскинутый вверх подбородок, который она так неосторожно подставила. Сестра непонимающе смотрит мне в глаза. Я повторяю вопрос.
   - Может, поговорим об этом позже? - чеканит она каждое слово и начинает ёрзать на моей руке, что всё ещё находится в её шортиках.
   - Сейчас. И ни минутой позже, - расслабленно отвечаю я. Она фыркает и тяжело вздыхает.
   - Почему ты такой невыносимый? Сейчас я хочу только тебя!
   - И получишь, но прежде...- Мой шёпот обрывается, когда Миа припадает к моим губам, словно заставляя меня замолчать. Вовремя опомнившись, я с тихим стоном отрываюсь от её красных губ. - Ответь мне.
  
   Она хмурится. Отводит помутневшие изумруды в сторону и кусает какое-то время свои губы.
  
   - Когда ты рядом со мной, то я ощущаю себя красивой. То, как ты смотришь на меня... это придаёт уверенности. Я словно заряжаюсь от тебя и уже совсем не чувствую себя такой... - она помедлила с ответом, заставляя меня нахмуриться еще больше, - нестандартной.
   - Нестандартной? Что именно тебя смущает?
   - Ну... к слову, мои большие глаза. Иногда мне кажется, что они слишком уж большие и совсем не такие красивые, как у тебя или у мамы.
   - Твои глаза - самые необычные и выразительные из тех, что мне вообще довелось видеть. Поверь моему опытному взгляду фотографа, ведь мы в своём роде художники. - Улыбнувшись, я целую её пушистые ресницы на каждом глазу. - Они не совсем зелёные. Скорее хамелеоны с симпатичными крапинками. Что ещё? - добавляю я, лаская руками внутреннюю гладкую поверхность бедер, отчего дыхание её вновь сбивается с ритма.
   - Маленький рост. По сравнению с тобой я настоящий гриб.
   - Бог мой, маленький рост, - закатывая глаза в её привычной манере, хмыкаю я. - А как же та поза ночью, помнишь? Без твоего роста мы вряд ли достигли бы...
   - Уилл.
   - Что? Я это вполне серьёзно. Многие девушки кажутся ужасно длинными, когда становятся на каблуки, а ты... ты становишься ещё более соблазнительной, когда для разнообразия достаешь мне до груди.
  
   Сестра приглушённо смеётся и тут же охает, когда мои пальцы продолжают уже более откровенную ласку, потирая мокрое кружево и совершая хаотичные круговые движения.
  
   - Давай, Мими, перечисляй дальше, я теряю терпение, - властным, но мягким тоном говорю я.
   - Знаешь, это вовсе не обязательно, ведь я...
   - Ну же, - снова перебиваю, усиливая трения внизу. В лесной глуши раздаётся её весьма искушённый стон.
   - Чёрт возьми, прекрати меня дразнить! Я ещё не привыкла к такому.
   - Я весь внимание.
  
   Мой приказной тон и смеющиеся в противовес глаза заставляют её улыбаться. Она прижимается ещё ближе и тихо бормочет, наверняка желая, чтобы я не расслышал:
  
   - Маленькая грудь.
  
   Теперь с моих губ срывается стон, только больше походя на страдальческий. Чувствуя неожиданный прилив сил, я опрокидываю её маленькое тело на землю и нависаю над ней. Её большие до безобразия глазки расширяются ещё больше. И эта картина возбуждает меня ещё сильней. Закидываю её тонкие руки за голову и прижимаю запястья к земле. Ещё один красноречивый взгляд - и я с диким наслаждением вбираю в свой рот её грудь. Один сосок за другим. Миа начинает что-то бессвязно шептать и крутиться, выгибаясь от удовольствия. Провожу языком по её небольшим, но совершенным холмикам, а затем дую на них, отчего вся ее молочная кожа покрывается дрожью.
  
   - Остановись, Уилл. Мы становимся похожи на дикарей, - серьёзно молвит она, но глаза опасно сияют.
   - Ты это начала.
  
   Ещё несколько дразнящих ласк, остервенелых объятий посреди тёплой земли, уже нагретой солнцем, - и мы растворяемся друг в друге. Будто два идеальных химических элемента, которые беспрекословно сливаются в одной реакции. Тонкие кудри на её висках становятся влажными от маленького костра, что горит весьма близко к нам, от лучей палящего солнца, что пробивается сквозь вуаль листвы, и от моих рук, что теперь, кажется, безоговорочно принадлежат только ей.
  
   Всё снова меркнет.
  
  
  ***
  
   - Ты считаешь, они поверят нам? - закусив свою воспалённую нижнюю губу, тихо шепчет сестра. Вовремя не подумав, она кривится от боли, что сама же себе и причинила. Я наклоняюсь к ней ещё ближе и осторожно поглаживаю подушечкой пальца ранку.
   - Нет, - честно отвечаю я. - Но тем не менее, мы должны придерживаться легенды. Всё помнишь?
  
   Миа хмурится, но всё же утвердительно кивает. Алеющее солнце отбрасывает на её лицо свои последние блики, отчего каштановые пряди загораются янтарем. За окнами арендованной машины уже смеркается. Красные отблески света прячутся за кромкой лесов и крышами домов нашей улицы. Мышцы сводит лёгкой судорогой от мысли, что нас снова могут разлучить. Обстоятельства плавно выползают из своего укрытия и вновь окутывают нас с ног до головы. Будто бы беснующие монстры из детских кошмаров воплощаются в нечто более страшное - намёк на нашу разлуку.
  
   Я крепко сжимаю её холодные пальцы, грея в своих руках. Но на самом деле мне страшно не меньше, чем ей. Хоть я и мужчина, но при одной только мысли о разоблачении мои колени безвольно подгибаются, а желудок скручивает тугим жгутом.
  
   - Нам пора, милая, - шепчу я и оставляю последний поцелуй на её ледяных пальчиках. Миа тяжело сглатывает.
  
   Мы выходим из машины и заворачиваем во двор, минуя наши детские качели и веранду. Я приказываю себе разорвать наши сплетённые руки, но они будто связаны прочными лентами. Украдкой я любуюсь её взвинченным видом, не зная, когда теперь представится возможность ещё восхищаться ею. Тело моё всё ещё хранит на себе её поцелуи, проникновенный шёпот и маленькие царапины её ноготков в некоторых местах. В мыслях слишком отчётливо и ясно видится её образ: растрёпанные кудри, залитые дневным ярким солнцем, и смеющееся лицо, оглядывающееся на меня сквозь многочисленную зелень леса.
  
   Замечаю в её волосах, что были собраны в подобие хвостика, маленький листик. Сердце моё ёкает, пропуская пару виртуозных ударов.
  
   - Эй, - окликаю я сестру, на что она тут же останавливается. Аккуратно вытаскиваю из тёмных прядей улику и верчу в пальцах. - На случай, если обнаружатся ещё, скажешь, что снова взялась за старые привычки и лазила по деревьям.
   Она тихо смеётся, но глаза всё так же настороженно оглядываются по сторонам. Да, чёрт возьми, мы дома...
  
   По мере того, как мы приближаемся к порогу, я ловлю себя на мысли, что всё ещё счастлив. Всё ещё жив, пока пальцы мои держат тепло её рук. Пусть страх вонзается под ногти маленькими иголочками, а по венам проносится дикий разряд в тысячу вольт. Я всё ещё с ней.
  
   Буквально с порога в нас чуть ли не врезается Дилайла. С моего лица сходят все краски. Её руки тут же инстинктивно закрывают большое пузико, словно уберегая. Красные глаза и бледное лицо предвещают беду. Боясь даже глянуть на сестру, что судорожно вцепилась в моё плечо, я первым прихожу в себя.
  
   - Надеюсь, ты ещё не рожаешь, тётя? - шутливо спрашиваю я, изо всех сил стараясь придать своему тону непринуждённость.
   - Я? Н-нет... - выдавливает из себя Ди. Её нижняя губа начинает подрагивать.
   - Что-то случилось?
   - Надеюсь, что нет, - тихо произносит женщина и унимает свою дрожь, обхватывая плечи руками. - Мы с твоей мамой, как всегда, повздорили, но это дело обычное.
   - Конечно, - киваю вслед за ней. - Родители передали вам наши извинения? Мы совсем забыли про свадьбу наших друзей, вот и умчались ночью, чтобы успеть на рейс.
   - Да... да, передали, - хмуря свой лоб, отвечает Дилайла. - Простите, дети, но мне уже пора. Мэтью ждёт меня дома. Я обещала ему устроить сегодня кинопросмотр его любимых фильмов про супергероев. - Тётя натянуто улыбается и, поцеловав в макушку сестру и помахав мне рукой, сбегает с порога дома.
  
   Мы нервно переглядываемся, чувствуя оба, как подкрадывается к нам паника. Большие глаза Мии мечутся, а хватка на моём плече крепнет. Кажется, что ещё немного - и наружу вырвется всепоглощающая истерика.
   - Тише, любимая, тише, - успокаивающе шепчу я, притягивая её дрожащее тело к себе. Целую её в висок и глажу по спине рукой, будто мы вернулись в детство, а она переживает из-за очередной содранной коленки. - Ещё ведь ничего не случилось. Мы должны через это пройти, да?
   - Но Ди...
   - Пойдем, Мими.
  
   Оглянувшись по сторонам и не обнаружив угрозы, я запечатлею на её поранившихся губах лёгкий и тёплый поцелуй, пропитанный невысказанной нежностью. Когда её глаза распахиваются, я вижу перед собой свою сестру: собранную, готовую казаться сильной, хоть внутри и будет невыносимо больно и страшно. Нашу проклятую стойкость духа не сломить, однозначно.
  
   В доме тихо и темно. С кухни не плывут заманчивые ароматы выпечки, а в гостиной, кажется, выключен телевизор. По моей коже бегут мурашки. Чёрт возьми, это больше напоминает избитый детектив, чем реальную жизнь. Когда же мы слышим тихие голоса родителей, то мгновенно оба замираем. Я подаю знак сестре быть тихой и следовать за мной.
  
   Остановившись у входа в гостиную, прижимаемся вплотную к стене, готовясь, к своему стыду, подслушивать разговор. Впрочем, у нас имеется оправдание: мы всего лишь даём себе возможность быть к чему-либо готовыми.
  
   - Франси, зачем ты всё снова преувеличиваешь?! - шипит отец, но тут же снижает свой тон на пол-октавы. - В нашей семье и без того хватает проблем, а ты хочешь их удвоить?
   - Но это несправедливо по отношению к ним. Мы не можем и дальше скрывать... этого. Это нечестно. Неправильно, - слёзно бормочет мама, изо всех сил пытаясь совладать с эмоциями.
  
   Слышится тихий всхлип матери и тяжёлый выдох отца. Молчание. Полумрак. К моей руке вдруг прикасаются пальцы Мии, словно льдинки на ощупь, сплетаясь воедино. Сжимаю их в ответ, разделяя её состояние с моим собственным.
  
   - Дорогая, я считаю, ещё не время.
   - Не время? А когда же будет это самое время? Возможно, это необходимо именно сейчас. Ведь Дилайла... она считает, что уже давно пора.
   - Франси... - взмаливается отец. - Может, она и принимала в этом непосредственное участие, но потакать только её доводам? Ради бога, она ведь вот-вот родит!
   - Нет же, Невил, дело не только в этом... Просто она считает, что...
  
   "Проклятая собака!" Возможно, именно эта мысль возникла в тот момент у всех четверых в стенах этого дома.
  
   Толстый Сэм, неуклюжий пёс нашей семьи, торжественно залаял, увидев нас в проходе. Сотрясая воздух своими складками, бульдог кинулся к нам, врезаясь в тоненькие ножки Мии и чуть не сбивая её на ходу. Успев ухватить её за талию, я шепчу ей слова поддержки на ушко и еле успеваю одёрнуть руки, когда из гостиной выходят родители. Вид матери едва ли отличается от Дилайлы, что вылетела от нас ещё десять минут назад. Все мои внутренности скручивает при взгляде на отца, сжимающего пальцами переносицу с потерянным выражением лица, как и у мамы. Казалось, их разоблачили, и теперь они наспех стараются привести себя в порядок и натянуть на лица непосредственные улыбки. Снова завуалированные тайны. Только сейчас подозреваемых стало вдвое больше.
  
   - Вы сегодня рано, - заботливо молвит первой мама, неловко теребя распущенные пряди и собирая их в хвост.
   - Рано? Просто мы вернулись со свадьбы и прилетели первым же рейсом домой, - отвечаю я, находясь в неком ступоре. В моей голове крутится множество мыслей, тесня одна другую. Всё же нас не было почти сутки, а фирменный скепсис отца не мог пропустить тот факт, что одежда на нас изрядно измята и совсем не празднична.
   - Что же, надеюсь, вы отдохнули хорошо, - протягивает отец и нащупывает в карманах сигареты.
   - Раз вы со свадьбы, то, наверное, не голодны? Хотя, где кухня, вы и сами знаете.
  
   Мы растерянно киваем, наблюдая, как отец выходит на улицу, а мама, вежливо улыбаясь, поднимается к себе в спальню.
  
   Глаза моей девочки постепенно наполняются ужасом непонимания и предвестника чего-то плохого. Я тоже чувствую это. Чёртово замешательство холодит кровь. Предчувствие выворачивает нас наизнанку. Полное опустошение и, что самое худшее, абсолютная безысходность. Я вновь привлекаю застывшую фигурку сестры к себе и до отказа в лёгких вдыхаю её цветочный аромат, к которому примешался теперь и запах леса.
  
   И я молю всех Богов лишь о том, чтобы завтрашний день не разорвал наши сплетённые пальцы.
  Глава 15.
  
   POV Миа
  
   Сила природы безгранична. Она кроется в каждом листике, чей покой потревожило слабое дуновение ветерка. Во всём живом, что дышит кислородом и всецело зависит от её настроений. А особенно... в нас самих.
  
   Меня всегда поражало, как во многих фильмах любого жанра и содержания события тесно переплетаются с погодой. Если герои счастливы, то непременно будет ярко светить солнце, а когда близка развязка и происходит что-либо драматичное - вдруг нагрянет ливень, чтобы страдания персонажей смотрелись более эпично. Что и говорить, ведь даже в фильмах ужаса, чтобы зрители сотрясались от предвкушения, пускают в ход беспросветный туман. Дело в том, что так ведь и в жизни... У каждого из нас есть события, что вспоминаем с лёгким придыханием, припоминая, что солнце в тот самый день слепило глаза, а сердце рвалось наружу от боли.
  
   Природа и мы - одно целое. И как бы мы ни стремились забыть то, что случилось с нами, она всегда будет напоминать нам об этом, надавливая на больную мозоль трижды.
  
   Так случилось и сегодня. В три часа ночи я вдруг обнаружила очередное несоответствие в своей жизни.
  
   Стекло на моём распахнутом окне с диким дребезжанием врезается в стену. Я понимаю это не сразу. Очнувшись от сладкого сна, перепуганно озираюсь по сторонам. В комнате пусто. Окно снова поддаётся порыву ветра и самозабвенно бьётся о стенку напротив. Сонно пошатываясь, я подрываюсь из своей тёплой кровати, чтобы прикрыть форточку. Меня тут же обдаёт холодной моросью дождя, отчего всё тело покрывается крупной дрожью. Вглядываясь в окно, я замечаю бушующие порывы ветра, что расшатывают старые ветки на нашем с Уиллом дереве. Уже собираясь лезть обратно в кровать, я пячусь от испуга назад, когда неожиданно ночное небо рассекает гроза, озаряя весь переулок своим ярким светом.
  
   Меня снова ударяет озноб. Возвращаюсь в свою нагретую постель и забираюсь практически с головой под одеяло.
  
   Чертовски приятно.
  
   Дрожь отступает, когда я сжимаю холодными пальцами кулон, что Уилл подарил мне накануне. Это был незамысловатый медальон, но, так же как и мы сами, он таил в себе секреты. Серебристая цепочка поддерживала круглую вещицу, на которой был выгравирован красивый узор. Но вся прелесть была в том, что если провернуть его несколько раз в нужном направлении, то маленькая конструкция открывалась. Моё глупое сердце начинало трепетать, когда я воспроизводила в памяти то, что скрывалось внутри...
  
   Мы были дома уже целую неделю, но неведомое предчувствие холодило в жилах мою кровь. Странность в поведении родителей набирала обороты, а я совсем лишилась здорового сна. Уилл отвлекал меня, как мог, отшучиваясь, будто у них всего лишь кризис среднего возраста и совсем скоро всё опять станет на свои места, но я была уверена: уже никогда не станет. Даже он сам, придавая своему тону непринуждённость и озорство, понимал это. А что и говорить о глазах... Там и по сей день так и осталась застывшая тревога, которой не нужны были пояснения. Даже в эту секунду, съёжившись под тремя слоями одеяла, горло моё сжимается, когда вспоминаю их потерянные взгляды в тот вечер и тот диалог. Как бы мы того ни хотели, но теперь наступил такой момент в жизни, когда любое упоминание о нас с Уиллом доводит меня до нервной дрожи в коленках. Я, словно скрывающийся преступник, начинаю бегло озираться по сторонам, надеясь, что наша с ним социальная казнь наступит чуть позже. Да, ведь она непременно наступит. Кажется, здесь нужно просто смириться и заставить себя наслаждаться урывками, не оглядываясь и не паникуя. Просто наши ворованные у судьбы минуты - всё, что только у нас осталось. Так уж вышло...
  
   Всё было не так уж мрачно. Несмотря на тяжёлый осадок внутри, мы продолжали любить друг друга - и, возможно, ещё сильнее и яростнее, чем прежде. Снова прятались, чаще убегали из дома, а ночью, если удавалось, находили утешение в нежности рук друг друга. Если я не оставалась наедине с самой собой, наша связь даже не казалась мне неправильной. Просто были мы и наши чувства. Никаких "но"...
  
   Дождь усилился и забарабанил по крыше и подоконнику, создавая симфоничное грохотание капель. За окном снова мелькнула молния, освещая тёмное пространство моей комнаты. Я шумно выдохнула и крепче сжала в пальцах серебряный кулон.
  
   Настоящая несправедливость. Ведь сегодняшний день был наполнен абсолютным счастьем. Отец вышел на работу из отпуска, а мама уехала повидаться с Дилайлой, что уже вовсю готовилась к рождению маленькой Абигейл, и мы вдоволь наслаждались уединением. А теперь разразился настоящий ураган за окном и кажется, словно небо тоже обозлилось на нас.
  
   В доме тихо, и только настенные часы отбивают свой неторопливый ритм, сопровождаемый рёвом небес. Тиканье давит на виски, а каждое громыхание с улицы заставляет меня судорожно вздрагивать. Всего в нескольких шагах от меня комната Уилла. Я знаю, что одеяло его откинуто в сторону, но он по-прежнему остаётся тёплым, как и всегда. Живот болезненно скручивает от сумасшедшего желания очутиться с ним рядом. Слишком опасное желание, что движет нами, словно одержимость.
  
   Так и на сей раз - я просто не могу противиться ему, зная, что согревающие руки брата для меня всегда распахнуты. Тихонько поднимаюсь с кровати и выпутываюсь из вороха одеял. Тело тут же начинает сотрясать от мелкой дрожи. Босые ступни шагают по прохладному полу - то приподнимаясь на цыпочки, то замирая у поскрипывающей половицы. Я выскальзываю из комнаты и смотрю по сторонам. Никого. Спальня родителей расположена ближе к лестнице на втором этаже, наши спальни - почти в самом конце. Пусть расстояние слишком маленькое, а возможность быть застуканными слишком большая, мои ноги всё равно несутся к знакомой двери, на которой ещё со средней школы была повешена шутливая табличка, гласящая: "Посторонним вход воспрещён".
  
   Мысленно смеюсь, когда представляю себе, как будут светиться его потемневшие голубые глаза при виде посторонней в лице меня. Но моя рука так и остаётся висеть в воздухе над ручкой его двери. Ночную тишину пронзает женский всхлип где-то позади меня. Замерев, я медленно разворачиваюсь и делаю пару крадущихся шагов. Вырывается ещё один бесконтрольный всхлип и нарушает моё былое спокойствие и предвкушение. Я вся сжимаюсь, когда понимаю, что тихая истерика исходит из комнаты родителей. Мои ноги сами несут меня к их двери - так же, как несли и к Уиллу.
  
   Я останавливаюсь у их комнаты и раздумываю о том, стоит ли мне лезть к маме в душу в такой поздний час. Машина отца отсутствовала ещё вечером, потому я решаю, что он отправился в давно запланированную командировку.
  
   За дверью раздаётся ещё один приглушённый всхлип, и я буквально могу видеть, как скатываются по идеальному лицу матери горькие слёзы. Мои пальцы осторожно надавливают на дверную металлическую ручку.
  
   В комнате совсем темно. Только отблески уличного фонаря и любимый винтажный светильник мамы наполняют её причудливыми тенями. Её худая и сгорбленная фигурка, развернутая ко мне спиной, едва заметно вздрагивает. На прикроватном туалетном столике стоит чёрная коробка из-под обуви, в которой, кажется, покоятся фотографии и газетные вырезки. Я хмурюсь, замирая в дверях. Тонкие и изящные пальцы матери отчаянно роются в снимках, останавливаясь и крепко сжимая их чуть больше, чем нужно.
  
   - Мам? - окликаю её я, отчего она резко дёргается и судорожно закрывает коробку. - Мамочка, что-то случилось?
  
   Трясущимися руками она нервно приглаживает растрёпанные волосы, а затем, тяжело вздыхая, проводит ладонью по лицу. Даже при тусклом свете я наблюдаю мешки под её глазами и изнурённый вид. На мою грудь словно падает бетонная плита.
  
   Чёрт возьми, да моя мама никогда не ляжет спать позже одиннадцати. Её лицо всегда свежее и отдохнувшее, а улыбка заставляет светиться любого, кто видит её. Это самый позитивный и светлый человек из всех, кого мне вообще довелось знать. Не считая Уилла, конечно же. Они с мамой очень похожи - чистые душой, с большим и трепетным сердцем, любви которого хватит на весь мир. Только их различие было во мне. Ведь я, как законченная эгоистка, забрала у мира всю любовь брата, полностью отвоевав её себе. Без единого остатка.
  
   И теперь мама выглядит, будто бы запуганный маленький зверёк, словно ожидая того, что охотник застигнет её врасплох, выстрелит из проклятого ружья и разобьёт последние осколки надежды. Мне становится дурно.
  
   Я опускаюсь перед ней на колени и заглядываю в её безумные красные глаза. Прикасаюсь своими пальцами к её, замечая наше сходство: хрупкие запястья, длинные пальчики, холодные в любую погоду, и одинаковая дрожь, что была нам присуща, когда мы чересчур переживали. Она смотрит на меня с такой нежностью, что из моих глаз срываются слезинки. Неуправляемые маленькие частички нашей больной души.
  
   - Прости... прости меня, девочка моя, - тихо шепчет она срывающимся голосом. - Я напугала тебя.
  
   Я отрицательно качаю головой и крепче сжимаю её руки.
  
   - Вовсе нет. Я просто переживаю, ма.
   - Всё в относительном порядке, Мими, - молвит она, и я невольно вскидываю брови вверх. "Мими"? Она замечает моё удивление и улыбается, с трудом сдерживая новый поток слез. - Знаю, я редко называла тебя так, но это не означало, что мне не нравилось. Тебе идёт. Знаешь, ты в детстве была такой живой и обаятельной. Эти твои каштановые кудри и аккуратно сложенные губки. Но Уилл всегда видел тебя такой, даже когда твои платья сменились разорванными джинсами, верно?
   - Да, - грустно усмехаюсь я, опустив свои глаза в пол. - Абсолютно верно.
  
   Немного насторожившись от выбранной ею темы, я попыталась подглядеть, что было спрятано внутри коробки, но она была плотно закрыта. Всё это казалось очень странным, а мама так и не собиралась открывать передо мной душу. По крайне мере, точно не сейчас.
   Я вглядываюсь в уставшие черты её лица и продолжаю слушать осторожные откровения, стараясь вникнуть в них и уловить нечто большее:
  
   - Ты наверняка таишь на меня обиду, да? Мы с твоим папой старались уделять равное внимание вам обоим, не выделять кого-то одного, но зачастую...
   - Уилл лучше меня, мама! - Мои губы растягиваются в искреннюю и широкую улыбку. - Его невозможно любить "одинаково". Либо больше всех, либо вообще никак. - Я качаю головой из стороны в сторону и чувствую, как моя душа, словно почки на веточках весной, расцветает, благоухает и радуется своему собственному солнцу в лице брата. - Ведь он просто...
   - Да, - смеясь, всхлипывает мама, - Я знаю, милая.
  
   Я смеюсь вместе с ней и обнимаю её за талию, утыкаясь в плоский живот щекой. Хорошо, что мои колени прижаты к полу, иначе они бы просто безвольно подкосились. Мы не виделись с ним всего лишь несколько часов, а я ощущаю себя покинутой. Проклятье, это ужасное и мрачное чувство. Словно из твоей жизни высосали весь свет.
  
   "Затаила обиду"? Боже, нет, что же за несусветная глупость? Я ведь понимаю их. Понимаю и принимаю людей такими, какие они есть. Я - сплошное разочарование, Уилл - смысл жить дальше; я - сто шестьдесят сантиметров маленького недоразумения, а он - чёртов греческий бог. Я улыбаюсь сквозь слезы. Я давно уже выросла. Я люблю себя и, кажется, постепенно вылезаю из своего панциря благодаря Уиллу. Но это исключительно мои заботы - то, какой я принимаю себя. Мои комплексы, мои страхи, мои мечты. Мои. А теперь и его. Но это совершенно не касается остальных. Даже наших родителей, так уж у нас вышло.
  
   Уилл всегда притягивал к себе взгляды. Женщин, старушек, детей, да даже мужчин. Он шёл на контакт. Со всеми. Я - нет. Он всегда убеждал меня в том, что дарить людям добро и улыбки просто так - и есть быть хорошим человеком. Да, Уилл был хорошим человеком. Я - нет. Он мог разобраться в себе, в проблемах своего мутного друга Кева, починить мои сломанные игрушки и починить меня саму. Он мог всё. Он знал, чего он желает, и знал, чем будет заниматься по жизни с самого детства. Я - нет. Точнее, быть может, в самой глубине моей души и лежали все ответы на эти вопросы, но добраться до этой глубины было мне не по силам. Просто я было иной. Рядом с ним мне нравилось творить добро, рядом с ним я любила себя; если я была рядом с ним, я пела и знала, что хочу заниматься этим более серьезно. Но, чёрт возьми, что я могу без него?
  
   - Мам, расскажи мне.
   - Что же тебе рассказать, дочка? - она прикасается к моему лицу своими руками и ласково гладит по щекам.
  
   На языке крутится: "Что ты скрываешь?", но губы произносят лишь это:
  
   - О нашем детстве. Я помню не всё.
  
   Её глаза светятся счастьем, а недавняя пелена боли постепенно отступает. Я буквально наблюдаю это: как переживания её сходят на нет, лоб разглаживается, а напряжённые плечи медленно расслабляются. Так как же я могу вторгаться в её прошлое сейчас? Теребить её незажившие раны? Как?
  
   Что ни говори, а Уилл стал отличным учителем. Ведь, наверное, хороший человек поступает именно так.
  
   Сжимаю в пальцах свой серебряный кулон и вспоминаю маленькое фото, что скрыто в нём: светловолосый высокий мальчик обнимает маленькую малышку с каштановыми кудряшками. Они такие разные, но их глаза светятся и искрятся счастьем. В их объятия втиснулся старый толстый бульдог, и они оба широко улыбаются.
  
  
  ***
  
   - Эй, котёнок, - знакомый шёпот касается моего уха. Тихий и ласковый баритон. Любимый обволакивающий голос. Я моргаю несколько раз, заставляя свои слипшиеся ресницы открыться.
  
   Вижу перед собой Уилла. Такого красивого с самого утра, что даже становится больно. Но это приятная боль. Это всего лишь сердцу становится тесно в моей грудной клетке. Оно неистово бьется об неё, и от этого хочется смеяться. Он здесь. После насыщенной на переживания ночи я даже не помню, как добрела до кровати. Но, оглядевшись по сторонам, понимаю, что забрела совершенно не в ту сторону.
  
   - Ты пришла под утро и что-то бормотала мне в плечо, - улыбается брат и легонько целует меня в миллиметре от губ. И вдруг воспоминания постепенно возвращаются в мою сонную голову. Я прикрываю от стыда глаза. Боже мой. - А ещё чувствовался запах отцовского виски. - Его улыбка становится шире.
  
   Я издаю страдальческий стон и зарываюсь головой в подушки. Ощущаю, как он ловит меня и достаёт из вороха одеял, притягивая к себе. Кажется, за окном всё ещё идёт дождь. Такой неторопливый, успокаивающий слух. Мне хочется спрятать от брата свои горящие от смущения щёки, и я перевожу свой взор в окно и убеждаюсь в своих предположениях. Небо всё так же затянуто серыми тучами, но грозы больше не слышно. Я задерживаю свой взгляд, а мысли мои возвращаются ко вчерашнему разговору с мамой. Она ещё долго делилась со мной своими воспоминаниями о нашем детстве, но при этом глаза её излучали боль. Тихую агонию, переполнявшую её изнутри, но едва ли заметную снаружи.
  
   Помню, как, теснимая ностальгией по нашему счастливому детству, я спустилась в кабинет отца и выпила целый стакан неразбавленного ирландского виски. К слову, я почти не пью, потому даже один бокал уносит меня либо к розовому пони, либо к проклятой драме моей жизни. Что случилось этой ночью - и так понятно. Я прорыдала практически до утра и отправилась искать утешения. Помню, что единственное, что пульсировало в моей голове наиболее отчётливо, это: "Хочу в его тёплые руки". А дальше - беспросветный туман. Тяжёлый сон. Но даже в нём мне было бесконечно хорошо, ведь его руки действительно были тёплыми и большими и они прижимали меня к себе.
  
   Но сейчас мне становится не по себе. Я мерзкая и отвратительная дочь, которая увлекла на самое дно порока Уилла. Их гордость, смысл их жизни, их свет. Как же так? Я вытираю слёзы своей мамочки, а затем иду за помощью к нему, где его чуткие пальцы непременно вытрут мои собственные слёзы со щёк. И ведь не всё же так просто. Причиняя боль родителям, мы непременно причиняем её и себе. Это палка, заострённая с двух концов. Снова эти тревожные звоночки в моей голове - предупреждающе гудят и мигают красным огнём.
  
   Мне страшно.
  
   - Расскажи мне, - просит меня он и прижимает к себе ещё крепче. Я остаюсь сидеть, завёрнутая в его объятия, и ощущаю спиной, как бьётся его сердце. Его подбородок покоится на моей макушке, и я знаю: он всё понимает. Мы оба смотрим в окно и молчим некоторое время.
  
   - Вчера очень долго гремел гром, и я не могла уснуть. Когда шла к тебе, услышала, как мама плачет. Отец уехал в командировку, и она была одна. Сидела там, в темноте и сотрясалась от своих рыданий. Снова, понимаешь? Рядом с ней были какие-то фотографии, газетные вырезки. Я не знаю, что это могло быть. А затем мы поговорили. Я успокоила её и не стала допытываться, но у меня предчувствие. Что если... если она уже знает о нас?
  
   - Ты считаешь, что они стали бы молчать? Спускать нам всё с рук? Не в этот раз, Мими, - отвечает Уилл, и я ощущаю, как он напрягается всем своим телом. - Здесь что-то другое. Возможно, это даже нас не касается.
   - Ты разве ещё не понял? - горько улыбаюсь я, поворачивая своё лицо к нему. - Ты рядом со мной, Уилл. А я не приношу счастья и везения.
  
   Тяжело выдохнув, он больно кусает меня за тонкую шею. По позвоночнику проносится сладкая дрожь, а я закатываю от удовольствия глаза, но вовремя останавливаюсь. Шиплю и легонько толкаю его плечом. Уилл хрипло смеётся и снова возвращается к моей шее, пуская в ход губы.
  
   - Тебя нужно как следует проучить за твой несносный язык.
   - Ты снова переводишь тему, так? - хмурюсь я и дёргаю в сторону головой, отчего его сладкие губы соскальзывают с моей шеи. Мне совсем нечем дышать. От возмущения и оттого, что его пытливый рот покинул мою кожу.
   - Послушай меня, Миа, - серьёзно говорит он и берёт моё лицо в свои руки. - Я никогда не оставлю тебя, понимаешь? Я не хочу докапываться ни до каких истин, моя истина - ты. Мы знали, на что идём. И ты, и я. Поэтому я не хочу убеждать тебя, что всё обойдётся. Не хочу тебе врать. Ничего не обойдётся, но я ни за что тебя не оставлю. - И снова эти бездонные и чистые озёра впиваются в меня. Таким глазам позавидуют миллионы, а они принадлежат лишь мне одной. Только на меня одну они могут смотреть с такой любовью и заботой. К горлу подступает ком. - Я просто хочу, чтобы ты чувствовала меня. Не сомневалась в моих словах, а верила. Давай мы просто перестанем накручивать себя? Просто будем жить.
  
   Страхи, что затаились внутри меня, вдруг рассеиваются. Спокойный выдох - и лёгкие снова отлично выполняют свою работу. Мне больше не трудно дышать. Я мысленно усмехаюсь, понимая, что моя жизнь становится похожей на американские горки. Меня то бросают с бешеной скоростью вниз, то заставляют парить над облаками. И всё же, конечная станция внизу, но мне так хочется верить в лучшее.
  
   Я улыбаюсь ему в ответ и легонько касаюсь своими губами его скулы. Он издаёт еле слышный, сдавленный стон. Мы встречаемся глазами, и мне снова хочется смеяться.
  
   Рядом с ним - невыносимо хорошо. Невыносимо страшно. Невыносимо для маленького недоразумения ростом в сто шестьдесят сантиметров.
  
   - Мама...
   - Уехала к Мэтью, присмотреть за ним. Дилайла отправилась на последние процедуры перед родами. Отец ещё не вернулся, - сразу понимает меня брат, придвигаясь ещё ближе. - Не хочешь восполнить пробелы вчерашней ночи? - Его тон игрив и полон озорства, я не свожу с него глаз, внимательно наблюдая, как этот паршивец флиртует со мной. Где мой идеальный, послушный брат? Он канул в небытие вместе с моими комплексами. Он закусывает губу, сдерживая улыбку.
  
   - Если восполнять их так усиленно, то мои грехи возрастут в десятки раз, - отвечаю я с напускным возмущением, ощущая внутренний прилив энергии.
   - Брось, Мими. Мы уже давно у Него в долгу, - передёргивает он плечами. - Лучше ответь: мне послышалось или кто-то опять взялся за старое? Гром? Серьёзно? - хрипло смеётся брат и смотрит на меня с обожанием.
   - Я лишь сказала, что он надоедал мне своим грохотанием, - отмахиваюсь я, придавая лицу угрожающий вид.
   - Да, конечно, - кивает он, словно соглашаясь, но глаза по-прежнему смеются.
   - Прекрати немедленно!
   - Прости меня. Я ни в коем разе не должен был сомневаться в твоей смелости, - Уилл снова дразнит и чуть задевает мои губы своими. Лёгкое касание, а у меня уже начинает кружиться голова от такой пьянящей близости.
   - Не должен был, - вторю я, не уступая ему. - И я никогда не боялась грозы.
  
   Смешинки в его глазах слишком заразительны. Мы начинаем приглушённо смеяться - уверена, вспоминая один и тот же случай.
  
   - Ты тоже помнишь тот день?
   - Конечно. Разве можно забыть, с каким испуганным видом ты ворвалась в мою комнату впервые. Посреди ночи.
   - Мне было пять, - возражаю я, толкая его в плечо.
   - И всё же, ты чуть ли не намочила штанишки. Вся дрожала, как осенний лист.
  
   Я сдерживаю свой рвущийся наружу смех и щипаю его за упругую и твёрдую задницу. Он перехватывает моё запястье и посылает предостерегающий взгляд. Зачем? Ведь, кажется, мы уже давно уяснили одну негласную закономерность: чем больше запретов, тем сильнее желание ослушаться. Я ухмыляюсь и медленно показываю ему средний палец, отчего Уилл едва сдерживает новый приступ смеха и удивления, резко кусая за него. Я взвизгиваю.
  
   - Какого...?
   - Будем искоренять твои дурные манеры.
   - Начни с моей сексуальной зависимости одним смазливым спортсменом, - сквозь зубы злостно шепчу я.
   - Такого уж смазливого? - выгибает он одну бровь и тянет моё запястье на себя.
  
   Ближе.
  
   Ещё.
  
   Ещё один рывок - и он уже дышит мне в губы. Мои щёки загораются с новой силой. Что же насчёт мыслей, так там у меня творится нечто ещё более аморальное. Да, кажется, я просто больна им.
  
   Наши души намертво сшили прочными, но невидимыми нитями. Узлы слишком крепкие, и их не развяжет никто. Никто.
  
   Вдруг становится невыносимо душно. Хочется отворить эту проклятую дверь и впустить в тесное пространство комнаты бодрящую свежесть дождя. Уилл спускается ниже, проводя чуть влажным бархатом своих губ по моей шее, ключицам, останавливаясь на груди, что обтянута его старой голубой рубашкой. Я задыхаюсь, когда слышу шорох шин по нашему гравию и шум двигателя.
  
   - Тихо. Я проверю, - шепчет мне на ухо Уилл и осторожно подкрадывается к окну, отодвигая штору. - Он не один. Значит, шансы, что сунется к нам, минимальны.
  
   Я прикрываю глаза и вспоминаю все ругательства, которые припасены в моем арсенале.
  
   - Иди к себе, Мими, пока отец ещё снаружи, - тихо молвит он, приближаясь ко мне. Тяжело вздохнув, я откидываюсь спиной на его подушки.
   - Ну, мы ведь можем просто поболтать? Я частенько зависала в твоей комнате... и раньше.
   - Вот поэтому и нельзя, - строго говорит он, но глаза его прикованы к моему оголённому животику, который случайно выглянул из-под задранной рубашки.
   - Проводишь меня?
  
   Уилл приподнимает брови и продолжает наблюдать за тем, как я не спеша потягиваюсь и поднимаюсь с его кровати.
  
   - Хватит дразнить.
  
   Снова запрет, который обязательно стоит нарушить. Я сладко усмехаюсь и прохожу мимо него, на ходу расстёгивая пуговички на тесной ткани. Он тяжело сглатывает.
  
   - Ты хоть понимаешь, что вытворяешь, глупенькая?
  
   Киваю в ответ, не сводя глаз с его губ. В эту самую секунду кровь в моих жилах закипает. Не знаю, как всё это объяснить словами, но я ощущаю сильную потребность. Это адреналин, который отправит нас на самую последнюю станцию порока. И Уилл следует за мной. Он неожиданно хватает край рубашки и дёргает её на себя. Ткань с треском покидает моё тело, оставляя меня лишь в крошечном нижнем белье цвета морской волны. В висках стучит от напряжения. Зрачки Уилла темнеют.
  
   Я остаюсь стоять абсолютно обезоруженной, но глаза мои горят. Все мои тревожные звоночки вопят, режут слух, но я обрываю все их позывы. Есть только одно напряжение - то, что между нами.
  
   Он властно притягивает меня к себе и посылает убийственный взгляд. Голубые глаза становятся потемневшими и совсем заведёнными. Отлично, потому что я не боюсь. Мои руки мучительно медленно скользят под его футболку и прикасаются к обнажённому торсу. Из меня вырывается исступлённый вздох. Под моими пальцами мышцы его пресса напрягаются, что позволяет мне очерчивать подушечками его рельеф и кубики. Пальцы замирают у кромки его боксеров, едва опускаясь под их пределы, и я провожу ноготками вдоль низа живота.
  
   Тяжело дыша, он нависает надо мной, вдавливая в стенку позади меня. Чувствую своим животом его эрекцию, отчего ноги мои слегка подкашиваются. Его необыкновенный рот припадает к чувствительному местечку на моей шее, и с губ моих срывается громкий стон.
  
   Я понимаю это слишком поздно. Уилл отстраняется от моей кожи и резко прикрывает мне ладонью рот. Я тяжело дышу в его руку.
  На нашем этаже раздаются чьи-то голоса и топот нескольких ног. Мои глаза встречаются с его глазами. Он всматривается в них, словно оценивает мою реакцию, взвешивая всю ситуацию в голове. Будто бы решает, в чём я нуждаюсь больше: в утешении или хорошей трёпке. Мы одни в его комнате, на мне нет ничего, кроме нижнего белья, а выглядим мы так, словно только что пробежали марафон. Отец просто не поверит. Да и никто не поверит. Все давно устали от наших оправданий!
  
   Боюсь ли я? Кажется, что нет. Я сыта по горло этой беготней. Я просто измотана, истощена вечными опасениями. Я действительно устала от этой игры и мне просто хочется жить.
  
   Так что пусть вскроются эти проклятые карты.
  
   Шаги стихают, а дверь за отцом закрывается. Хочется смеяться, я словно помешавшаяся от досады. Почему когда ты, чувствующий абсолютный прилив сил, готов наконец столкнуться лицом к лицу со своей правдой, всё вдруг исчезает? Это какая-то горькая ирония.
  
   Почему? Почему? Почему?
  
   Казнь снова перенесена, и от этого во мне просыпается злость. Будто кто-то там, Наверху оттягивает этот момент, чтобы чуть позже бросить его нам в лицо, когда мы совсем не ожидаем засады.
  
   Мы выдыхаем в унисон, но напряжение от этого не спадает, а лишь набирает обороты.
  
   - Это было чертовски громко, Мими. Я думал, мы это уже проходили, - вкрадчиво шепчет брат, касаясь своими губами кончика моего уха. Его тёплая ладонь соскальзывает с моего лица и впечатывается в стенку на уровне моей головы. Тихо, но весьма угрожающе.
  
   В эту минуту я чувствую, как в нём говорит мужчина, привыкший всё держать под контролем. Мужчина, который теперь оберегает нашу тайну настолько рьяно, насколько это вообще возможно. В эту самую минуту я и понимаю, что передо мной... мужчина.
  
   - Ты же знал... знал, что там меня целовать нельзя. И всё равно начал. Вот и получай! - шиплю я и вздёргиваю подбородок, чтобы брат не смог смотреть на меня сверху вниз.
   - В самом деле, Миа?
  
   Я поджимаю губы и опускаю взгляд ниже. О, чёрт. Ну разве может быть рот таким идеальным? Эти его пухлые губы и их совершенное, красивое очертание. Это несправедливо.
  
   - Знаю, что должна была вести себя тихо, но... - Тяжело вздохнув, я преодолеваю свое упрямство: - Но твой рот...
   - Да? - Уилл улыбается, явно забавляясь происходящим.
   - Он... он невероятный. Может, ты был на каких-то курсах? - вырывается у меня. Я редко чувствую себя дурой рядом с братом, но сейчас именно этот редкий случай. Его улыбка становится ещё притягательней.
   - Не был.
   - Ну, а что же тогда? Твой язык... проделывает немыслимые вещи, и это правда.
   - Так тебе кажется?
  
   Я киваю, ощущая сильное возбуждение от одного нашего шутливого диалога. Его чуть грубые пальцы прикасаются к моему бедру и скользят выше, захватывая своей лаской каждый сантиметр моего тела.
  
   - А что же насчёт моих пальцев? - его шёпот касается моего уха, в то время как его ладонь замирает на моих трусиках. В моих глазах темнеет. Честное слово, просто темнеет, и кажется, что я просто сойду с ума от удовольствия видеть брата... таким.
   - Про них я тоже не забыла, - голос мой срывается.
  
   Уголки его губ едва заметно дёргаются. Он отодвигает тоненькое кружево, но сразу же останавливается, убирая от меня руки. Мы вместе слышим ритмичную игру на барабанах и знакомый голос, звучащий по рупору из приоткрытого окошка:
  
   - Уильям и Амелия Аддерли, поднимайте свои милые задницы с кровати и спускайтесь к нам. Вы приговариваетесь к двадцати четырем часам общественных работ со своими неповторимыми друзьями из Атланты.
  
   Мы хрипло смеёмся и прислоняемся лбами друг к другу. Уилл подаёт мне рубашку и кутает в одеяло, а сам натягивает толстовку.
  
   - Подъём-подъём! Проклятые бездельники! - снова звучит серьёзный голос из рупора.
  
   Мы выглядываем в окно, свисая с подоконника почти всем туловищем, и, улыбаясь, машем нашим придуркам.
  
   Кэм играет ладонями на барабанах, привезённых откуда-то из Индии, а Лисси кружится под дождём, вытанцовывая в своей длинной юбке на мокрой траве. Спрятавшись от непогоды, под нашим массивным деревом стоит Кев и кричит в рупор так, что отец выглядывает из окна ниже и приветствует нашу весёлую компанию. Только Челси более или менее похожа на адекватную личность - но только с виду, ведь только она откроет рот, как плохо будет всем. К счастью, добавить к этому нечего. Остаётся только смотреть на то, как изящно кружится Лисси под живую восточную музыку и как старается выманить Челси из-под дерева, чтобы заразить и её своими пламенными телодвижениями.
  
   - Святое дерьмо, - цедит сквозь зубы Уилл и, улыбаясь, качает головой. - Этот день никогда не кончится.
  Глава 16.
  
   POV Уилл
  
   - Лисси! Лисси, пожалуйста, - с мольбой в голосе просит Челси, поправляя на переносице свои очки в модной оправе. Она упирается о ближайшую стенку рукой и громко дышит. - Ладно, предлагаю компромисс. Если я немного отдохну и выпью твоего ароматного чая, так пойдёт, да?
  
   Мы сидим в окружении нескольких десятков разноцветных подушек и беззаботно проводим время. Время среди настоящих, а не поддельных друзей, вроде Колина и Розали. Свернувшись в моих руках, Миа прислоняется спиной на моей груди, что сотрясается каждый раз, когда она заливается смехом. Нам чертовски комфортно, ведь мы так давно не собирались вместе. И теперь, незаметно поглаживая своими пальцами предплечье сестры, я по-настоящему чувствую себя дома.
  
   Комната Лисси и Кэмерон выдержана в мягких и тёплых тонах. Повсюду различные символики Будды, ароматные палочки, от которых исходит приятный аромат и, несомненно, много света. Несколько разных забавных светильников и милых вещиц, привезённых из дальних стран, за которыми, непременно, стоит какая-либо история и которыми заполнены всевозможные полочки и столы. На первых взгляд может показаться, что я попал в настоящую секту, но это далеко не так. Наши друзья - они необычные. Лисси и Кэмерон - чудесные девушки, чья однополая любовь заставляет забыть о ярлыках и суждениях. Кэм более сильная по характеру, что подтверждает её работа тренером в одном крупном спортивном клубе. Да, именно там я с ней и познакомился. Она просто заметила мою безумную отдачу, мою боль, которую я направил в спорт и изгонял из себя путём полного выжимания своих сил. Просто поняла и помогла направить мне эти силы в нужное русло. Затем появилась Лисси - настоящий свет и добро в жизни любого, кто её встретит. Лис была обладательницей угольно чёрных волос до середины поясницы и ослепительной улыбки, верила в реинкарнацию и считала, что каждый человек хорош по-своему. Мне была близка её жизненная позиция, однако мой оптимизм иногда давал сбой, её же - никогда.
  
   Что касается остальных, то здесь не менее интересно. Челси - настоящая красавица. Я всегда относился к женской красоте спорно, так как считал достойными лишь маленьких зеленоглазых брюнеток, но Челси приводила в восторг не только меня, но и мою сестру. Имея густые русые волосы и третий размер груди, девочке приходилось тяжело, ведь ей было всего шестнадцать. Да, она всего лишь маленький вундеркинд, чей IQ составляет больше, чем у всех нас вместе взятый. Она гостила у отца в Непале, когда стихийный ураган под именем Лисси ворвался в её жизнь.
  
   Бросаю короткий взгляд на Кевина, который один составляет мне здесь мужскую компанию, хоть и является полной моей противоположностью. Кев - настоящий засранец с добрым сердцем, что, конечно, знаю только я и ни в коем разе не говорю об этом вслух, дабы не портить репутацию плохого парня. Девушки всегда вешаются на таких с большим успехом: татуированная спина, подтянутое тело и острый язык, который весьма часто хочется просто вырвать. Его тёмная шевелюра дополняет образ эдакого вечного бунтаря, который не упускает ни единой возможности вставить в диалог свою реплику.
  
   Нашим завершающим звеном стала Мими, которая дополнила нас и объединила ещё больше. Конечно, не сразу и не без шероховатостей, но её полюбили; дали время освоиться и привыкнуть к тому, что меня никто не собирается отнимать. Нас воспринимали как одно целое - наверное, именно этим они и подкупили её.
  
   Наша компания была... по меньшей мере странноватой, если не сказать больше. Но так сложилось, что мы просто стали друг другу семьёй, которая всегда примет твою сторону, что бы ни случилось. Так и сейчас: мы с сестрой наблюдаем, как наша жизнерадостная Лисси сияет от радости и упрямо заставляет вертеть бёдрами Челси, которая то и дело поправляет свои очки, боясь, как бы те не разбились о пол во время очередного кружения подругой. Кевин возится с кальяном и посмеивается над девочками, а Кэм, улыбаясь и качая головой, просто наслаждается тёплой атмосферой вечера.
  
   - Так и знай, Лисси, если я не сдам своё эссе, это будет исключительно твоя вина. Меня так хорошенько встряхнули, что моя голова сейчас взорвётся.
   - Брось, Челси, я скорее уломаю на секс Кэми, чем твой заумный мозг перестанет работать! - перекрикивает музыку Кев и обворожительно улыбается, выпуская изо рта густую струйку ароматного дыма вверх.
   - Кевин, твоя потребность в совокуплении не знает границ. К тому же, если будешь так часто курить эту дрянь, - серьёзно говорит блондинка и указывает пальцем на трубку в его руке, - то и возможностей будет не так уж много! - Она улыбается в ответ, проходя мимо Кева, и посылает через плечо уверенный взгляд.
   - Чёрт, что за всезнайка! Я уже говорил, что будь она постарше...
   - Говорил, - усмехаюсь я, бросая в него скомканную салфетку. - Ты просто первоклассный придурок.
  
   Мими приглушённо смеётся, отчего моя грудь снова вибрирует. Её макушка упирается мне в подбородок, и теперь мои ноздри щекочет сладкий запах шампуня, которым любит мыть волосы сестра. Я чувствую, как растворяюсь в ароматах малины, которые витают в воздухе, дурманя мою голову.
  
   - Как насчёт выпить? - встревает в разговор Кэми и поднимает в воздух бутылку текилы. - Ты как, Уилл? Отпустишь нашу малышку в отрыв?
  
   Миа разворачивается и впивается в меня своими искушёнными глазами. С прикушенной нижней губой она становится сама невинность. Чувствую, как жжёт прикосновение её ладони, которое я отчётливо ощущаю сквозь ткань своих джинсов в районе бедра. Тяжело сглотнув, я внимательно изучаю её личико:
  
   - А малышка хочет в отрыв?
   - Если только... немного, - хитро отвечает она. Нижняя губа выскальзывает из плена её передних зубов и чуть припухает. Я узнаю этот самый взгляд, который не предвещает ничего хорошего. Но решаю не слишком её контролировать, дабы не вызывать подозрений.
  
   Подозрения. Как я мог допустить даже мысль об этом, имея таких друзей в своём арсенале? Иногда я задумываюсь об их реакции, будь мы с сестрой честны перед ними. И наверное, они бы приняли "нас". Кев бы непременно отпустил пару грязных реплик, что, впрочем, он делает и так, а Лисси благословила бы нас, сотворив нам самое что ни на есть искреннее оправдание. Просто они такие. Просто нам очень повезло.
  
   - Пьёшь под моим чётким руководством, помнишь? - улыбаясь, говорю ей я. Миа ухмыляется. Конечно, конечно она помнит, чем грозят нам совместные пьянки. Тем не менее, она кивает, пряча улыбку за своими взъерошенными волосами.
   - Так держать, приятель! Бабам нельзя давать поводья в руки, всё сразу летит к чертям! - выкрикивает Кев и бодро хлопает в ладоши. - Челси, золотце, тащи свою заумную задницу сюда и захвати побольше лимонов. Так и быть, я беру тебя под свой контроль.
   - Не дай бог, - смеётся Кэми. - Лисси, ну где ты там?
  
   Она отзывается из другой комнаты, а затем тут же залетает к нам и тащит за собой Челси. Девочки смеются и звенят браслетами.
  
   - Смотри, какие они чудесные, Мими! - гордо заявляет блондинка и делает несколько изящных движений рукой, отчего украшения издают звук, схожий с трещоткой. Глаза сестры загораются, и в тот же миг подруги надевают разноцветные браслеты на её тонкие запястья.
   - Эти из самого сердца Индии. Даже Кэми понравилось несколько.
  
   Девушки начинают болтать о своих побрякушках, и я с удивлением замечаю, что Мие комфортно. Она не отводит своего взгляда, не жмётся за моей спиной, а радостно вливается в беседу. Моей душе спокойно - впервые за долгий период тех дней, насквозь пропитанных опасениями.
  
   - Эй, индийские женщины! Как насчёт того, чтобы отвлечься от своего Болливуда и выпить? - вклинивается Кев, уже наполняя маленькие рюмочки текилой.
  
   Кэми смеётся и качает головой, глядя на нас. Честное слово, эта девчонка в нашей команде.
  
   Лисси шелестит юбками и делает в музыкальных колонках полную мощность. Парень, у которого девочки снимают жильё, чаще пребывает в отъездах, поэтому здесь мы можем вполне себе расслабиться.
  
   Расслабиться... Как давно мы расслаблялись с сестрой? Ведь каждый наш день таил в себе подозрения, которые с недавних пор начали больше приобретать форму развивающейся паранойи.
  
   Звон маленьких расписных рюмок почти перебивает громкую музыку. Вечеринка объявляется открытой.
  
  
  ***
  
   Знаете, на что способны две бутылки текилы? Стоит только взглянуть на мою сестру, чьи пальцы рассекают воздух в изящных движениях рук, на танцующего на столе Кевина и сверхвесёлую Челси, что изводит нас своими песнями, которые больше походят на душераздирающие крики о помощи.
  
   Нам чертовски легко.
  
   После двухчасовой игры в твистер наши конечности, казалось, уже были одним целым. Как ни странно, Миа стояла стойко и продержалась почти до самого конца, в то время как мой друг-засранец всё время смеялся в самые неподходящие моменты игры, отчего все наши хитросплетения падали на пол и мы издавали страдальческие стоны. Сейчас же я расположился всё в том же бардаке из разноцветных подушек и ждал вместе со всеми развязки батла Мии и Кевина. Это было действительно очень весело, даже смеяться стало весьма болезненно.
  
   Казалось, мы выпускали из себя все свои переживания. Выдыхаем. Улыбаемся. И распахиваем души, чтобы весь негатив ушёл, растворившись в непрекращающемся ливне.
  
   Смотрю на сестру и любуюсь: её щёки заливает румянец, а волосы в абсолютном беспорядке обрамляют каштаном скулы. Она прелестна - такая живая и непосредственная в своём истинном облике. А ведь в каждом из нас живёт тот самый настоящий человечек, которого мы так усердно прячем под сотнями масок. Надменный, замкнутый, угрюмый. Щелчок двери. Шаг в своё убежище - и вот: задумчивый, мечтательный, любящий. И таких прилагательных могут быть миллионы. Миллионы и миллиарды различных антонимов, на которых держится наш мир. Просто мы боимся. Боимся быть непонятыми.
  
   И сейчас, глядя на свою девочку, я понимаю: она не боится. Она доверяет. Миа просто открылась этим людям, открылась мне. Расколола своё сердце на несколько кусков и раздала их нам. Мне, безусловно, достался самый большой. Просто она такая: изначально идёт на контакт с трудом, но потом, постепенно узнавая, всю свою жизнь будет тебе верным и любящим другом. С нами же всё сложилось иначе. И это - самое лучшее, что вообще могло со мною случиться. Как бы то ни было, я обрёл любовь. И это наш с ней путь.
  
   Моргнув несколько раз, я возвращаюсь в реальность, замечая, что сестра едва держится на ногах. Они всё ещё стоят с Кевом на столе и стараются столкнуть с него друг друга. Улыбаясь, я встаю и приближаюсь к месту, где разворачиваются события.
  
   - Ну, всё, Мими, ты уже сегодня нарезвилась! Давай, прыгай на спину, - говорю я, разворачиваясь к ней, и подставляю свою широкую спину.
  
   Сестра ворчит, но всё же вскарабкивается на меня: сползая, а затем снова пытаясь удержаться. Я тихонько смеюсь над её неуклюжими попытками и, подхватив под икрами, помогаю ей нормально залезть. Алкоголь расслабил меня, но не вывел из строя. А для того, чтобы напоить сестру, много не надо.
  
   - Это несправедливо! Почему у меня одни сёстры? Я хочу себе такого же брата, чтобы таскал меня каждый... ик... раз, когда я... ик... напивалась, - мямлит Челси и корчит недовольную мордашку.
   - Ну, конечно, Челси. Раскатала губу. Вот весили бы твои... шарики чуть меньше, возможно, я бы и потаскал тебя.
   - Кевин! - заступается Кэми. - Ты когда-нибудь заткнёшься?
   - Он не может. В нём так много тестостерона, что места для мозгов не остаётся. Вот и мелет всякую чушь своим языком.
  
   Кевин ухмыляется и, наклонившись, кусает блондинку за свисающую с дивана пятку, отчего та вскрикивает и подпрыгивает с кровати. Как некстати, чёрт возьми. Челси нечаянно задевает Мию, и малышка, которая и без того плохо держалась, плюхается на пол.
  
   - Боже мой, Кевин! Я просто убью тебя! - кричит с пола сестра, прижимая к себе ушибленную ногу.
   - Мими, я не хотел. Чёрт, давай посмотрю, - подрывается Кев, но я опережаю его.
   - Лучше сгинь, - цежу сквозь зубы я. Я не зол на него, но сейчас переживаю за неё куда больше. Поднимаю Мию на руки и вглядываюсь в её сморщенное личико.
  
   Челси начинает сыпать извинениями, а Лисси, улыбаясь, качает головой.
  
   - В ванной есть аптечка. Обработай ей ссадину, Уилл, - произносит Лисси и ерошит волосы Кева. - Зачем ты снова трогал Челси, Кеви? Знаешь ведь, что у девочки чувствительная кожа.
  
   Он тяжело вздыхает и начинает шарить по карманам в поисках сигарет.
  
   - Клянусь тебе, всезнайка...
  
   Дальнейший их диалог становится тише, когда я распахиваю дверь ванной комнаты и закрываю её за нами. Сажаю Мию на стиральную машинку и начинаю осматривать ногу.
  
   - Всё хорошо, Уилл. Просто больше испугалась, - пожимает плечами сестра и беззаботно улыбается. Смотрю на неё и подавляю в себе острое желание коснуться этих улыбающихся губ, таких влажных и красных сейчас. Наверняка они будут слегка кислыми - от недавно съеденного на спор лимона. Мои собственные губы начинает покалывать.
  
   Мы переплетаемся с ней взглядами на миг. Такой непозволительно долгий в компании, но дозволенный сейчас, когда мы совершенно одни. Придвигаюсь к ней чуть ближе, чуть задевая её ножки своим телом.
  
   - Ай, - тихо шипит она, дёргаясь.
   - Прости, - неловко улыбаюсь я ей и начинаю открывать шкафчики в поисках аптечки.
  
   Нахожу небольшой пластмассовый контейнер и роюсь в ней в поисках антисептика и ваты. Открыв кран с водой, я провожу мокрой губкой по её счёсанной коленке. Миа поджимает губы и усердно старается не пищать. В моей груди теплеет. Боже мой, сколько сотен раз я проделывал с ней подобное? Мазал её сбитые коленки зелёнкой и перевязывал содранные ладошки. Всё детство она стремилась не отставать от меня, от наших общих друзей - мальчишек из соседних домов, но всегда влипала в неприятности. Эта её обаятельная неуклюжесть только заставляла меня любить её ещё сильнее, заботиться о каждом её шаге.
  
   Чтобы отвлечь сестру от неприятной процедуры, завожу с ней разговор, заранее зная, что это ей поможет.
  
   - Помнишь, когда ты неслась сломя голову со своими мячами через порожки и налетела на Толстого Сэма? Тогда ещё пришлось накладывать швы, - говорю я, прикасаясь к ссадине ваткой, пропитанной антисептиком. Миа закусывает губу и кивает. - Никогда не забуду твой взгляд. Такой отважный, словно ты боялась, что я не буду брать тебя с собой впредь больше, чем этих медицинских иголок. Я бы всё равно тебя брал, милая. Ты ведь знаешь это? - Мои пальцы продолжают водить ваткой по её ноге. Рана больше не кровоточит.
   - Сейчас да, - шепчет она. - Признайся, Уилл, со мной ведь было веселее, чем с мальчишками?
   - Всегда.
  
   Она тихонько смеётся и откидывается назад, опираясь ладонями о верх стиральной машины.
  
   - А ещё, когда ты сломала правую руку в средней школе... Мы расписали весь твой гипс такими нелепицами.
   - Да. Помню, как ты успокаивал меня и мы вместе учились писать левой рукой.
   - И пишем до сих пор, - подмечаю я, отчего она снова смеётся и чуть прикрывает свои глаза.
  
   Мы замолкаем и просто наслаждаемся близостью. На заднем плане капает вода из крана, а из комнаты доносятся спорящие голоса наших друзей. Я вдруг ощущаю счастье. Словно оно не что-то эфемерное, а более реальное. Чувствую его кожей. Гулко бьющимся сердцем. И чётко знаю, что это счастье сидит напротив меня.
  
   - Я вся соткана из тебя, Уилл, - еле слышно молвит она, тяжело выдыхая. - Из наших общих воспоминаний, переживаний и радостей. Я переняла у тебя твои жизненные принципы, поступала всегда вровень тебе. И иногда мне кажется, что без тебя я стану абсолютно пустой. Ты наполнил меня, Уилл, понимаешь?
  
   Я беру её тонкие пальцы в руки, подношу к губам и целую поочередно каждый из них. Она распахивает свои зелёные глаза и с раздирающей любовной тоской смотрит на меня. Будто вновь предчувствует что-то плохое и теперь наслаждается нашей нежностью, как в последний раз.
  
   - Ты - особенная. Всегда ею была. Даже если бы я хотел вбить тебе свои мысли и принципы, то никогда не сумел бы. Тобой движет мятеж. Он - будто часть тебя, Миа. И знаешь, что происходит со мной сейчас? Я перенял его у тебя.
  
   Сестра тяжело сглатывает, подавляя в себе нарастающую истерику. Я чувствую её. Настолько остро, будто потоки её эмоций проходят через меня. Беру её лицо в свои руки и накрываю её губы в неистовом поцелуе. Долгожданном поцелуе, о котором мечтал с самого приезда сюда. Миа втягивает воздух через нос и вскипает вместе со мной. Её цепкие пальцы теряются в моих прядях. Она сильно тянет их к себе, но мне не больно. Мне настолько хорошо, что внизу моего живота разливается сладкая и такая приятная истома. Она посылает импульс. Он проносится по всем моим жилам с бешеной скоростью и ломит кости от отчаянного желания. Миа тихонько стонет мне в рот.
  
   Притягивая меня к себе ещё ближе, она обхватывает ногами мой торс и делает несколько поступательных движений бедрами. Я выдыхаю сквозь сцепленные зубы.
  
   О. Боже.
  
   Её проказливая рука тянется к поясу моих джинсов. Ещё одна секунда - и её пальцы обхватывают меня сквозь лёгкую ткань, слегка увеличивая силу.
  
   - Остановись, иначе я просто...
   - Что же? - ухмыляется она, явно довольствуясь положением.
   - Возьму тебя.
  
   Я резко нависаю над ней и впиваюсь в чуть кислые губы, отчего поцелуй становится ещё более искушённым. Рука накрывает её правую грудь и сильно сжимает. Миа издаёт приглушённый стон и, стараясь удержаться на машинке, хватается за ближайшую опору. Дрожащие пальцы соскальзывают, и с раковины с грохотом падают различные женские тюбики и прочая ерунда. Мы отрываемся друг от друга только тогда, когда в дверь стучат.
  
   - Эй, у вас там всё нормально? Может, помочь найти аптечку? - доносится до нас голос Лисси.
  
   Лисси, пожалуйста, помоги найти нам самообладание.
  
   Я отступаю на несколько шагов назад и успокаиваю своё тяжёлое дыхание.
  
   - Всё нормально, дорогая. Просто дай нам ещё две минуты, - выручает меня Миа, чей голос звучит хрипло.
  
   Как ни странно, встретившись взглядами, мы улыбаемся, словно настоящие придурки. Боязнь быть застуканными настолько укоренилась в нас, что это превращается в безумие. Безумие, которому мы, естественно, следуем.
  
   В странном, приподнятом настроении мы приводим себя в порядок. Сестра умывается и поднимает свои взмокшие волосы вверх, затягивая в высокий хвост. Её игривый взгляд скользит по мне сверху вниз и останавливается на выпятившемся мужском органе.
  
   - Что-то хочешь мне сказать?
   - Я? Нисколько, - шепчет она, отвечая смеющимся взглядом. Её подрагивающие уголки губ манят меня. Запретный плод становится ещё слаще, если вкусить его хотя бы раз. Я знаю это. - Просто... где же твоя сдержанность, м-м?
  
   Не знаю, что движет мною, возможно, это какая-то дикая похоть от её дразнящего вида, но я тут же прижимаюсь к ней сзади и устремляю свою руку к её промежности. Пальцы касаются джинсовой ткани, а затем пробираются дальше, останавливаясь на влажном кружеве. Совершаю несколько движений и ухмыляюсь. Она застывает, наблюдая за мной в нашем с ней отражении в зеркале.
  
   - Вот только не надо о сдержанности. Договорились? - шепчу ей на ушко и обхватываю губами сладкую мочку.
  
   Миа прикрывает глаза. Я - нет. Просто смотрю на нас и любуюсь. Она подаётся назад, прижимаясь максимально близко.
  
   Единое целое.
  
   То, что не в силах никому разорвать.
  
   Тихий шум воды перекрывает её тихую мольбу, почти на гране безумия. Я смеюсь и целую её в губы. Только по-другому: коротко и нежно, скорее просто чмокая. Острый язык уже готов съязвить очередную колкость, как я распахиваю дверь и тяну её за собой. Оглядываюсь по сторонам и целую ещё раз. Более чувственно, с обещанием. Ей тяжело дышать.
  
   - Эй, раненый боец, ты скоро там? Уилл, тащитесь сюда, мы уже скачали "Затащи меня в ад" и приготовили одноразовые пелёнки для девочек, - доносится из гостиной крик Кевина.
  
   Он замолкает, видимо получая от кого-то удар, а затем громко смеётся.
  
   - Только скажи - и мы можем уехать, - тихо шепчу я сестре, гладя её по щеке.
   - Нет. Это пойдёт нам на пользу, - отвечает она и целует меня в шею. В то место, где отчаянно бьётся жилка. Я вздрагиваю. - В конце концов, я могу жаться к тебе весь фильм, верно? Без всяких подозрений.
  
   Я киваю и целую её в висок, долго задерживаясь на нём губами. Она права. Ведь кто знает, что ждёт нас там, в завтрашнем дне?
  Глава 17.
  
   POV Миа
  
   Сегодня я проснулась со странным предчувствием. Знаете, так бывает? Ты растираешь глаза, садишься в постели и чувствуешь, как изнывает сердце. И вроде бы всё хорошо. Действительно хорошо. За окном впервые за несколько дней светит солнце. Такое яркое, что слепит глаза. Его лучи путаются в моих волосах крошечными бликами и лучиками, светлыми крапинками. Такое тёплое раннее утро. Из приоткрытого окна слышится щебетание пташек.
  
   Но моё сердце ноет.
  
   Поднимаюсь с кровати и иду в ванную. Плескаю себе в лицо холодные капли воды и поднимаю голову, всматриваясь в собственное отражение в зеркале: встревоженные безумные глаза выражают усталость. Приходилось ли вам видеть когда-либо глаза настоящего параноика? Мне - нет, разве что только в фильмах. Но абсолютно уверена, они выглядят именно так.
  
   Здоровый сон? Я забыла, что это может значить. Спокойствие, безмятежность, умиротворение - все они стали для меня лишь эфемерными, не имеющими твёрдой почвы ощущениями. Я внимательно разглядываю своё лицо, но запуганная девушка напротив не кажется мне знакомой. Я не знаю её.
  
   Прошло уже несколько дней с того момента, как мы вернулись от друзей, но мне никак не удаваётся перестать себя накручивать. Опасение переросло в нечто большее. Теперь это настоящее помешательство. Болезнь, которая выкручивает меня изнутри, сдавливает грудь тяжёлым и непосильным грузом. Впервые за всю свою сознательную жизнь мне по-настоящему страшно. Теперь я понимаю преступников, совершивших ужасающие злодеяния. Только вот я, в отличие от них, не ощущаю угрызений совести. Я просто трясусь, словно умалишённая, над своим ворованным у судьбы временем. Оберегаю его, пряча от посторонних глаз и накрывая тяжёлым покрывалом лжи. Это всё, что я сейчас могу.
  
   На краю сознания всё ещё слышится жизнерадостный и въедливый голосок Лисси:
  
   "Ну, как же! Это мой брат - Итан. Ты разве не знала, Мими?"
  
   Снова подставляю ладони под струю ледяной воды и набираю в них капли. Пальцы начинают неметь и слегка покалывать от холода. Но мои щёки всё ещё пылают.
  
   "Дружим? Ты что, смеешься надо мной, подруга? В нашей генетике такого не заложено. Это у вас что-то пошло не так"
  
   Её насмехающийся тон давит на перепонки. Хочется закричать, закрыть уши руками или же прикрыть рот Лисси ладошкой.
  
   Но она не здесь.
  
   Она лишь в моей голове. Сидит и упрямо твердит: "Уникальные...", будто это очевидно для всех. Для всех, но только не для нас - двух слепых, погрязнувших в своём собственном мире.
  
   "Ты что, не видела эти фото? Мама делала коллаж когда-то, сравнивая, кто на кого похож. Здесь Иту два месяца. Боже, да он даже здесь меня бесит. Видишь его злорадную ухмылку?"
  
   Ощущаю, как внутри меня кто-то стягивает узлы ещё сильнее. Крепче. Почти болезненно.
  
   Проклятье! Детские фотографии..
  
   Видела ли я когда-нибудь наши совместные фотографии? В младенчестве. Те самые, которые хранят все матери, как нечто священное? Ведь даже у самой никудышней мамы всегда найдётся хоть пара потрёпанных снимков; хотя бы для того, чтобы всплакнуть. Так что и говорить о нашей... Хоть один чёртов коллаж для сравнений? Хоть один снимок? Неожиданный прилив сил и усилившееся чувство страха бьют точно в цель.
  
   Вылетаю из ванной, чуть ли не спотыкаясь о порог, и в спешке натягиваю поверх футболки мастерку. Мой метнувшийся взгляд касается наручных часов.
  
   Шесть тридцать утра.
  
   Я отворяю дверь в коридор, и мне вдруг приходит в голову мысль, что паранойя уже пустила во мне корни, которые стремительно растут и крепнут, и единственное, что сможет выдернуть их из меня - это правда.
  
   Я слетаю со ступенек вниз, стараясь ступать тише, а уже через несколько секунд забегаю в гостиную. Там, на полках с книгами, притаились наши семейные альбомы. Пальцы рук меня не слушаются, то и дело соскальзывая с твёрдых переплётов отцовских детективов, двигаясь к цели. С трудом дыша, нахожу несколько массивных альбомов и оседаю прямо на пол. Тикающие настенные часы отсчитывают неумолимые и решающие секунды. В спешке перебираю страницы, наконец добираясь до наших детских фотографий. Словно слайды, в голове мелькают события - наши с Уиллом моменты, на которых запечатлена вся наша жизнь.
  
   Натыкаюсь на снимки, где мне около пяти, а брату шесть. Мы на детской площадке с псом.
  
   Где мне три, а Уиллу четыре. Едим праздничный торт, а на лицах шоколадный крем.
  
   Где мне годик, а ему два. Находясь в детском манеже, я реву, а он с интересом наблюдает за мной своими большими голубыми глазами.
  
   Глаза застилает пелена слёз, а взгляд становится размытым. Смахиваю влагу рукавом и отчаянно силюсь взять себя в руки. Пальцы становятся деревянными, полностью отказываясь мне подчиняться.
  
   Крепко стискиваю зубы и проглатываю комок подступающей истерики, листая страницы дальше. А дальше только я... Девятимесячная темноволосая девчушка. Полугодовалая. Двухмесячная. Новорожденная.
  
   Уилла нет.
  
   Закрываю рот ладонью, собирая все свои силы, чтобы не закричать. Это не случайность! Слишком много проклятых случайностей, недосказанности и потерянных взглядов. Внезапно та невероятно сложная головоломка в моей голове решается. А оказывается, что её ответ был на поверхности. Всё оказалось таким простым и банальным!
  
   Тошнота подкатывает к горлу так резко, что я едва успеваю добежать до ближайшей ванной и склониться над туалетом. Перед глазами плывут круги. Вчерашний ужин выходит наружу.
  
   Мне удаётся прийти в себя не сразу. Протираю лицо влажным полотенцем и сажусь на холодный кафель, прислоняясь спиной к стене. Заставляю себя дышать. Потихоньку. Маленькими урывками, осторожно хватая воздух губами.
  
   Словно в бреду, я плетусь назад в комнату. Замечаю на прикроватной тумбе записку от Уилла:
  
   "Ушёл на пробежку. Дождись меня здесь"
  
   Как колючая проволока, горло сковывает рвущаяся наружу истерика. Не получается связно мыслить. Ведь я точно знаю, что права. Что все мои чёртовы подозрения оказались не ложными.
  
   Трясущимися пальцами хватаю телефон. Понимаю, что у Ди сейчас много забот. Что новорожденная дочь занимает всё её время, но ничего не могу с собой поделать, отчаянно стараясь попадать по дисплею мобильного.
  
   - Да, Мими, привет, - слышу её тёплый голос на другом конце провода.
  
   Сглатываю тяжелейший ком и заставляю работать свои голосовые связки:
  
   - Я... я не слишком рано? - хриплю в ответ.
   - Нет, всё в порядке. Абигейл проснулась на утреннее кормление. Что-то случилось?
   - Да. То, что давно должно было. Послушай, я... - глубоко выдыхаю и с трудом подавляю дрожь в собственном голосе. - Ты нужна мне, Ди. Чёрт, ты мне очень, нужна. Сейчас. Я могу приехать?
  
   Дилайла молчит. Тишина только усиливает мой озноб. Она пробирается под самую кожу, окатывая меня ледяной волной. На заднем фоне слышится детское кряхтение.
  
   - Это связано с Уиллом, так ведь?
   - Да. Связано.
   - Приезжай.
  
   Я сбрасываю вызов и крепко сжимаю трубку в немеющих пальцах. Несколько секунд я просто сижу на кровати и прислушиваюсь к звенящей тишине. Я больше не слышу ни пения птиц, ни тихого шелеста листьев на деревьях. Я будто бы уже не существую. Натягиваю джинсовые шорты и сую босые ноги в кеды. Растерянный взгляд зацепляется за время на моих часах.
  
   Без пятнадцати семь.
  
   Скоро мир окончательно проснётся. Мама начнёт печь свои вафли, отец выйдет на веранду с кружкой кофе, а Уилл вернётся с пробежки. Скоро паук снова начнёт вить свою паутину лжи, в которой все мы увязли, заматывая нас в неё ещё сильней.
  
   Сейчас. Это нужно сделать сегодня и прямо сейчас.
  
   Я вылетаю из дома настолько быстро, насколько позволяют мне мои ноги. Настолько, насколько страхи этого нового дня толкают меня на безрассудство. Сажусь в машину Уилла и резко выруливаю с парковочного места, вдавливая педаль газа в пол. Лихорадочно начинаю вспоминать, как он учил меня водить накануне. Вкрадчивый и ласковый тон, поучающий меня, словно ребёнка и тёплые прикосновения на моих холодных пальцах, намертво сжимающих руль. Это кажется мне сном. Таким счастливым и забытым. Но его правила всё ещё во мне, поэтому я проглатываю жгучую боль в горле и продолжаю путь. Настолько аккуратно, насколько это сейчас возможно.
  
   Какая же ирония, верно? Именно сегодня, в семь тридцать утра я поняла: мы можем быть вместе. Но это открытие повлекло за собой ещё одну мысль: всё чертовски сложно. У откровенности не бывает одной стороны. Всегда есть это маленькое проклятое "но", которое становится на одну чашу весов с твоим счастьем. Я непременно знала, что когда-нибудь настанет тот самый день, когда нам придётся сделать нашим родным больно. Но, Боже мой, я не думала, что это случится так скоро.
  
  
  ***
  
   Я сижу на кухне тёти и ощущаю, как в пальцах приятно покалывает от горячей керамической кружки. На ней изображён какой-то мульт-персонаж, а с обратной стороны красуется чуть потёртая подпись: "Мэтти".
  
   Нервно подёргивая под столом ногой, я жду Дилайлу, пытаясь собраться и вести себя как взрослый человек. Это сложно, правда. А особенно когда дело касается Уилла.
  
   Смешно, конечно. Ведь с нами всегда было всё просто. Был мой брат. Была я. И мы всегда являлись единым целым.
  
   Что же станет теперь? Где набраться сил, чтобы сказать ему правду? Чтобы столкнуться с ней в конечном итоге лицом к лицу?
  
   - Прости меня. Гейли ест за двоих. Молоко не успевает прибывать, - неловко пожимает плечами Ди и садится напротив меня за кухонную стойку.
  
   Её тихий и ласковый голос будто вытягивает меня из транса. Я всплываю на поверхность и задерживаюсь взглядом на лице женщины. Она сидит так близко. До меня тут же доносится запах детского молочка и свежевыпеченного хлеба. Мне всегда казалось, что именно так пахнут младенцы.
  
   Я несколько раз моргаю, придавая взгляду чёткость, и тут же замечаю на себе встревоженные голубые глаза. Наверняка я выгляжу как безумная: взлохмаченные, неубранные волосы, повисшая на одном плече мастерка и бледное лицо. Взвинченная, изнурённая и потерянная. Я словно вывалилась из другого мира, а теперь нервно озираюсь по сторонам или же просто сижу, не шевелясь. Просто боясь. Не доверяя ни времени, ни ситуациям.
  
   - Послушай, милая. Не я должна говорить тебе правду. Отчасти я не понимаю свою сестру. Но вы ведь уже давно не маленькие. Она... она лишь стремится быть настоящей матерью и уберечь, Миа. Франси боялась, да и сейчас боится ранить Уилла, ведь обстоятельства, при которых это случилось... - Ди говорит тихо, тщательно подбирая слова и успокаивая меня заранее, поглаживая по костяшкам пальцев. - В тот год я встречалась с одним взрослым мужчиной. Это был очередной протест моей семье, очередная возможность доказать, какая же я самостоятельная, - грустно усмехается тётя и чуть улыбается уголками губ. - Твои мать с отцом только поженились, а родители теперь качали головой с двойным усилием, разочаровываясь в моей посредственности. Не то чтобы он мне нравился, скорее мне нравилась я сама, когда была рядом с ним. Джон работал врачом в местной больнице. Такой всесторонний и добрый. Невил и Франси поженились рано, но детей у них заиметь никак не получалось. Именно в этот период времени и появился Он. Уилл, словно маленький ангел-хранитель, примирил всё наше семейство...
   - Ди... - ошеломлённо прошептала я. Казалось, меня окатили ледяным ушатом воды. - Уилл ведь не твой сын, да?
  
   Она лишь тепло улыбается и едва качает головой.
  
   - Нет, что ты... Но иногда мне кажется, что так. То есть я была первой, кто встретил его, понимаешь?
   - Значит, ты нашла Уилла в больнице? - переборов горечь в глотке, хриплю я.
   - Да... да, верно. Я околачивалась возле приемной, ожидая, когда Джон освободится, и наткнулась на сцену, которая разворачивалась прямо у входа, - тяжело выдохнув, она отводит взгляд в сторону. - Та женщина, его настоящая мать, очень громко кричала на всё отделение, требуя осмотреть ушибы её мужчины. Это не был отец Уилла, да и вообще, не уверена, что этот парень был для нее постоянным партнёром. Кажется, её звали Трикси или Триша, как-то так. Она держала на руках Его, притихшего шестимесячного малыша, и орала, - Ди снова запинается, ковыряя ногтем деревянный стол, обклеенный наклейками Мэтта. Чувствую кожей, как тяжело ей вспоминать, и понимаю, что слышать и воспринимать это мне ещё тяжелее. - Медсёстры забрали у Трикси мальчика и стали заботиться о нём, пока так называемых "родителей" откачивали. Не знаю, с чего им вдруг подумалось, что всё так просто. Ведь если приходишь туда в таком состоянии, непременно вызываются разные специалисты, полиция, в конце концов, и.... опека. Трикси была не в лёгком подпитии, а когда её решили прокапать, то обнаружили исколотые вены.
   - Что? А Уилл, он... он пострадал, живя с ними до случившегося?
   - Я не уверена, что его так звали прежде. Если я не ошибаюсь, женщина называла его Ти Джем-младший. Но это всё неважно! - сглотнув, Дилайла взъерошила свои волосы и решила встретиться взглядом со мной. - Миа, когда его осматривали, то обнаружили истощение. Малыш был очень тихим, словно привыкшим к подобной обстановке. Иммунитет был слабенький, а на теле можно было заметить ссадины и ушибы. Я не знаю, били ли они его. Возможно, он просто ползал по дому сам по себе, - тихо всхлипнула женщина. - Когда я встретилась с ним, он проспал на моих руках до самого утра и почти не пошевельнулся. Свернулся в клубок в моих руках и прижался всем телом, словно ища защиты. Светлые волосы и эти голубые глаза, так характерные для семьи Аддерли. Я просто ни физически, ни морально не могла оставить его.
   - Господи... - шепчу я, опираясь лбом о ладонь. В висках пульсирует, а чёрные круги перед глазами всё растут и движутся. Отпиваю несколько глотков из кружки и наблюдаю за тетей. Ей почти уже сорок, но сейчас она выглядит так беззащитно. Её боль ощутима.
   - В общем, я умоляла Джона забрать его, оформить на нас опеку. Но он был абсолютно привыкший к таким ситуациям, наверное, абстрагировался и не пропускал через себя. Не знаю, как можно вообще быть равнодушным к такому? Ну и пусть, что видишь подобное сотый раз, это ведь... дико. Он отказал мне, так же как и мои родители. Я была в отчаянии. Понимаю, это, быть может, покажется тебе странным, ведь кто я такая, чтобы вершить правосудие? Но он поселился в моём сердце так глубоко, что отобрать у него и меня надежду - стало равносильно моральному убийству.
  
   Я не дышу. Сердце отчаянно грохочет, отдаваясь набатом в ушах.
  
   - Тогда я и пришла к Франси. Они беспрекословно согласились, - улыбается сквозь слёзы Дилайла. Я не могу. Пальцы немеют. А все мои мышцы словно парализованы. - Ох, я знаю, что вся эта история не походит на правду. Но так вышло, Мими. Первое время я не вылезала из дома твоих родителей. Мы вместе выхаживали Его и возвращали к нормальной жизни, восполняя все пробелы за его такую маленькую, но горестную жизнь. А потом... потом я отступила. Уилл стал их ребенком, понимаешь? Всё это давалось мне так тяжело, можно сказать, болезненно. После нескольких недель, как его официально усыновили, сестра узнала о беременности. Со всей этой суетой с опекой, она и не поняла, что была на втором месяце. Это стало счастьем и исцелением для всей нашей семьи.
   - У тебя большое и доброе сердце, Ди, - шепчу я. Смотрю ей прямо в глаза, хоть взгляд уже стал размытым и нечётким от застилающей глаза пелены слёз. - Ты была так молода и смогла выстоять. Сумела убедить всех. И победила.
  
   Она снова всхлипывает и хочет уже мне возразить, как звон её мобильного разрезает тишину в маленькой кухне. Я вздрагиваю. Тётя моргает несколько раз, словно сбрасывая с себя омут былых воспоминаний, а затем быстро отвечает на входящий звонок.
  
   Хмурится. "Что? Как это произошло?", - почти беззвучно твердит она в трубку. Встает и отходит от меня на несколько метров, бормоча что-то несвязное в ответ.
  
   Меня вдруг одолевает нехорошее предчувствие. Всё моё нутро скручивает от страха, который растёт, как снежный ком.
  
   Ди отключает вызов и впивается в меня сожалеющим взглядом. Что? Только не смотри так на меня. Говори, говори же. Только не нужно этой жалости.
  
   - Миа... я хочу спросить... Вы с Уиллом всё ещё...
   - Да! - выпаливаю я, сжимая пальцы в кулаки.
  
   Она смотрит на меня не верящими глазами и качает головой, прикладывая тонкие пальцы к губам.
  
   - Я... я думаю, тебе пора ехать назад. Звонил Невил. Кажется, всё гораздо трагичнее.
  
   Я моментально подрываюсь с места. Металлические ножки стула издают жуткий громыхающий скрип по паркету. Ноги мои подкашиваются, и я опираюсь рукой о стол.
  
   - Они знают, да?
  
   Ди опускает глаза в пол, и я замечаю, как из её печальных голубых глаз срываются слёзы, капая вниз. Крупные и горькие.
  
   Я больше не нуждаюсь в ответах. Хватаю ключи от машины и выбегаю из её дома, стремительно сбегая по ступенькам во двор. Из горла рвутся крики, рыдания. Но я ещё держусь. Как? Проклятье, это сложно. Возможно, я всё ещё не верю в происходящее. Всё это - словно мой привычный и приправленный бредовым расстройством сон.
  
   Запрыгиваю на сиденье и трясущимися пальцами стараюсь попасть ключами в зажигание. Они падают на пол. Сжимаю зубы изо всех сил и твержу, как мантру: "Всё будет хорошо. Уилл ждёт меня".
  
   С десятой попытки я попадаю в замок и трогаюсь с места, вдавливая педаль газа в пол. Я сдерживаю подступающую истерику, но щёки мои всё же становятся влажными. Слёзы льются и льются, неконтролируемые и неуместные. Нарушая все правила дорожного движения, я с визгом торможу у дома и вылетаю из машины, как только она останавливается.
  
   Мне нужно говорить. Но как? Как, чёрт возьми, когда колючая леска вокруг горла обвилась ещё крепче?
  
   Нахожу родителей на кухне. Мать сидит с холодной повязкой на лбу, а отец наливает себе чистого коньяка. Даже издалека вижу красные глаза матери с полопавшимися капиллярами. Тишина в доме становится звенящей. Заметив меня, они напрягаются ещё больше. Отец играет скулами, а губа мамы начинает подрагивать.
  
   - Где Уилл?! - запыхавшимся и срывающимся голосом бросаю я, замирая в проходе.
  
   Отец страдальчески кривится.
  
   - Уилл? Какой Уилл? Твой новый парень или... брат? - цедит сквозь зубы Невил, опрокидывая залпом стакан с алкоголем.
  
   Меня будто парализует. Будто пускают мощный заряд тока по всему моему телу. Спина становится мокрой. Руки мгновенно потеют, а щёки загораются.
  
   - Где он? - продолжаю я, собирая все свои силы, чтобы не разрыдаться от дурного ощущения внутренней пустоты. Нет. Нет, всё не так! Отец просто зол, он блефует!
   - Закончила своё расследование, дочка? Теперь тебе легче? Только вот Уилл оказался честнее тебя. Что, впрочем, совершенно не новость.
   - Папа, он ведь дома? - не слушая его, повторяю я. Голос дрожит, почти срывается. Пошатываясь, я подхожу ближе и заглядываю в лица родителей поочерёдно.
   - Папа? Теперь я для тебя папа, так? Когда вы собирались просить наше благословение? Когда, чёрт возьми?! - надрывая голосовые связки, кричит он. Я дёргаюсь назад. Его крик эхом отдаётся во мне. Вибрирует изнутри. Мне становится невыносимо больно. И, кажется, я едва ли смогу стерпеть эту боль. Лучше уж физическую. Лучше избейте меня, пытайте, отрывайте конечности, но только не это. Только не так! Я просто не готова вынести всё это без Него.
   - Хватит, Невил, довольно! - хрипит мать в уголке кухни. Один её вид для меня невыносим. Её страдания - будто острым лезвием по сердцу. Я захлёбываюсь в слезах, прирастая ногами к полу. Просто не могу пошевелить ни ногами, ни губами.
   - Зачем ты сделала это, Амелия? Как нам всем теперь с этим жить?
   - Невил, - всхлипывает мать предостерегающе.
   - Проклятье, я ведь всё видел! Замечал, боялся, но верил в вас, - шокировано шепчет он, проводя ладонью по своему искаженному от боли лицу. - Я понимал, какой несносный у тебя характер. Чувствовал, что ты никогда не дашь ему шанса на спокойную жизнь. Но ведь он снова выгородил тебя, это ты понимаешь?! В очередной, будь он проклят, раз!
  
   Я больше не чувствую себя живой. Единственное, что я так отчётливо ощущаю - это рваную чёрную дыру внутри меня. А там, внутри, сосущая пустота и мрак. Тянущая горечь подступает к глотке, и больше нет сил терпеть:
  
   - Почему он? - еле слышно отвечаю я, медленно сползая по стенке вниз. - Почему не я, папа? Я не подхожу для вашей семьи. Я никогда не подходила! - из груди вырывается громкий всхлип. Прерывисто вздыхаю и испытываю болезненную лёгкость, когда рыдания сотрясают меня. - Мои тёмные волосы, зелёные глаза - я как изъян в ней! Господи, почему не я? Почему я не оказалась на его месте? С матерью наркоманкой и не имеющей отца? Истощённой, избитой и брошенной? Я так хочу, мама! Хочу, чтобы это была я! Уилл не заслуживает этого. Не заслуживает меня, и всего этого дерьма не заслуживает! - я кричу. Почти до хрипоты, рыдая в голос. Меня бьёт крупная дрожь и тут же бросает в адское пекло.
  
   Отец опрокидывает ещё один стакан, а мама, всхлипывая, выбегает из кухни. Её нервы сдали. Я прикрываю веки и шёпотом твержу своё "почему".
  
   Забываюсь. Стрелки на часах перестают тикать. Жизнь утекает сквозь мои пальцы. Я глубоко дышу и постепенно стихаю, всё ещё не открывая глаз.
  
   Кто-то опускается передо мной и сгребает в охапку. Нет, это не Он. Его руки тёплые и изучены мною до каждой родинки, выступающей венки, до каждого мелкого шрама. Я могу узнать их по одному прикосновению. Меня прижимают к себе и немного покачивают, словно убаюкивая. Отец. Его злоба уходит, и остаётся только эта боль, которая нас объединяет. Мы сидим на полу, словно свихнувшиеся чудаки, успокаивая друг друга. Молчим, как кажется, бесконечно долгое время.
  
   - Он сам ушёл, Миа. Я не выгонял его. Мы сильно повздорили, но я бы не посмел, - тихо шепчет папа, глубоко дыша вместе со мной. А затем добавляет: - Вы ведь всё ещё дети. Просто заигрались и...
  
   Я резко выпутываюсь из плена его рук и вскидываю лицо, встречаясь с отцом глазами.
  
   - Можешь отречься от меня, но я люблю его. Люблю так сильно, что просто загнусь, если он не вернется, - уверенно бросаю я. Ко мне вдруг возвращаются силы. Протест, отчаяние, агрессия - всё вытекает из этого комка боли, рождая во мне очередной порыв. - Верни мне его, папа! Верни, иначе ты потеряешь ещё и дочь!
  
   Он снова тянет ко мне руки, но я отшатываюсь от мужчины, грустно улыбаясь и качая головой. Он бормочет себе под нос ругательства, крепко сжимая кулаки, и я тут же убегаю. Дёргаю входную дверь и бегу со всех ног в нашу лабораторию. Спотыкаясь, хватаясь руками за бетонные стены, чтобы не полететь со ступенек вниз.
  
   Замираю. Здесь всё даже пахнет Им. Повсюду развешены наши снимки. В частности мои. Мне словно вгоняют под рёбра острый ножик и прокручивают несколько раз. Мучительно медленно и с нажимом. В пальцах покалывает от желания схватить все эти фото. Прикоснуться хотя бы так к частичке брата, но я не могу. Руки начинают болеть от раздирающей меня потребности обнять его.
  
   Я опускаюсь на голые коленки, чувствуя, как счёсываю их о холодный пол. Ничего не видя из-за слёз, я упорно сверлю взглядом лабораторию, будто чудесным образом Уилл сможет появиться здесь прямо в эту секунду.
  
   Впиваюсь ногтями в свои руки и расчесываю их, силясь подавить в себе эту острую необходимость. Запястья, вздувшиеся венки... Мне просто нужно остановить это. Ногти еще сильнее и интенсивнее расчесывают собственные руки. Всхлипываю снова, проглатывая назревающий крик, и прислоняюсь лбом к холодному гладкому полу. Что-то маленькое и металлическое стукается о кафель, и я перестаю дышать. Хватаюсь дрожащими пальцами за кулон, попутно стирая слёзы с лица.
  
   Открываю его - и неожиданно затихаю. Просто смотрю на двух детишек, таких счастливых, что в груди начинает щемить. Прикасаюсь пальцем к светлой макушке мальчика на снимке и осторожно поглаживаю.
  
   Сегодня я всё же не зря проснулась со странным предчувствием. Через шторки, ослепляя, светило солнце, а за окном щебетали птицы. Утро встречало меня своей безмятежностью и предрассветным покоем.
  
   Но моё сердце изнывало.
  
   Просто наши сердца порою знают всё наперёд. Ведь именно в этот солнечный день у семьи Аддерли отобрали их ангела-хранителя.
  Глава 18.
  
  Hozier - Do I Wanna Know (Arctic Monkeys cover)
  
  
   POV Уилл
  
   Весна. На ветках распускаются цветки, набухают почки. Всё вокруг благоухает. Вдыхаю полной грудью этот поистине свежий воздух и откидываюсь спиной на траву, вновь принявшую свой истинный окрас. Я люблю зеленый цвет. Во мне всё клокочет от радости, когда зелени вокруг в избытке. Когда Её глаза искрятся этим изумрудом. Насмехаются надо мной. Они поддерживают во мне этот мальчишеский задор, непосредственность. Тогда я и живу. Это как постоянная доза эндорфина. Стоит только поймать её смеющийся взгляд, как ощущение праздника заползает ко мне прямо под кожу. Просачивается сквозь бьющиеся жилки и достигает самого сердца.
  
   Её каштановые волосы отливают на солнце медью и вьются, стоит ей только ненароком их намочить. Она злится, когда это происходит. А я смеюсь. Это и вправду забавно. Она морщит лоб и старается пригладить непослушные прядки, но ни черта не выходит. Никогда. И от этого я счастлив.
  
   Она осторожно заходит в воду, маленькими шажками топчется по мелководью. Солнце печёт так сильно, что, кажется, расплавит тебя. Футболка неприятно липнет к коже, а волосы возле висков становятся влажными. Стягиваю ткань и иду следом за ней. Она, конечно же, не видит. И потому пищит, как настоящая девчонка, когда я резко обрызгиваю её, задевая ногой воду. Из её капризного ротика вылетают ругательства, отчего я заливаюсь смехом. Хватаю сзади и тяну под воду, одним броском отталкивая нас туда, где гораздо глубже.
  
   А потом всё стихает.
  
   Её голос, щебетание птиц и крики детей, что были поблизости с нами. Я панически оглядываюсь по сторонам, не чувствуя Её в своих руках. Сощурившись, я ищу глазами маленькую точёную фигурку сквозь мутную пелену пруда на глубине. Только тина и водоросли.
  
   Но это не наш пруд. Не наше любимое место в парке. Это настоящее болото, которое затягивает нас с Ней в трясину и грязную муть. Сердце в груди начинает бешено громыхать, оглушая меня. Мой запас кислорода почти на исходе, когда я замечаю стеклянный куб, в котором отчаянно бьётся Она. Подплываю ближе и касаюсь ладонью стекла, за которым погибает моё Сердце. Изумрудные глаза становятся бесцветными. В них видны лишь горечь и утрата. Потеря чего-то важного, без чего само твоё существование становится абсолютно бессмысленным. Её каштановые волосы парят вокруг лица, словно у русалки. Печальной русалки, молящей о спасении.
  
   Я собираю все свои силы и бью по стеклу, разбивая руки. Но на нём не проступает ни трещинки. Я продолжаю бешено колотить, но мой воздух кончается. Она мотает головой и показывает мне жестом, чтобы я уплывал. Вижу, что силы Её на исходе. Любимое лицо становится фарфоровым, как у кукол, которых Она никогда не любила. Мутная пелена режет мне глаза. Лёгкие горят огнём. Она умоляюще смотрит на меня своими почти безжизненными глазами и велит мне подниматься на поверхность. Но как я могу? Я не посмею! Пускаю в ход ноги, локти, направляя весь свой вес на непробиваемое стекло, в котором погибает моя Жизнь.
  
   Но у меня нет больше времени. Я начинаю захлёбываться. Всё моё тело сковывает сильная судорога, и... я просыпаюсь.
  
   Резкий глубокий вдох. Подрываюсь с мокрой постели и озираюсь по сторонам.
  
   Это всего лишь сон.
  
   В голове полный сумбур, а перед лицом всё ещё стоит Её просящий и опустевший взгляд. Опускаю глаза на свои трясущиеся руки. Мне становится дурно. Невыносимо.
  
   Пока все мои напряжённые мышцы ослабевают, пока разум начинает воспринимать реальность, я лишь глубоко дышу. Это тяжело, ведь меня до сих пор слегка потряхивает от реалистичности приснившегося. Мне редко снятся сны. На самом деле я вообще не верю в сновидения, гороскопы, астрологию и прочую ерунду. Это больше по части девушек.
  
   Но моё подсознание вершит надо мной злую шутку. Оно просто... раздавливает меня, стоит мне только прикрыть глаза.
  
   - Эй, чувак! С тобой всё в порядке? Видок у тебя какой-то зелёный, - слышу я рядом с собой. Медленно поворачиваюсь и оглядываю худощавого парня, что проживает со мной в одной комнате, - Скипа, кажется.
  
   Чёрт. Я слишком часто забываю о сожителе. Игнорируя его псевдо-заботу, я натягиваю на себя шорты и тонкую борцовку. Скип - неплохой парень. Один из тех, кто не бросит в трудную минуту и, как он говорит, протянет "косяк забвения", вместо руки помощи. Хотя Скипу кажется, что это одно и то же. Парень переехал в кампус в начале месяца, чтобы отработать свои задолженности и подтянуть оценки. А ещё Скип, верно, думает, что я немой. Или глухонемой.
  
   Прошло уже пару недель с тех самых пор, как я перевёлся в другой университет. Теперь я пытаюсь жить в Вашингтоне, проживая в кампусе. Перевод дался нелегко. До учёбы ещё больше двух месяцев, и я ушёл с головой в свой проект. Можно ли жить с дырой посреди груди? Можно. Только если всё твоё время заполнено работой, руки заняты, а мысли движутся только к одной поставленной перед тобой цели. Нет, серьёзно. Если и есть в мире лучшее обезболивающее от душевных мук, так это, непременно, работа. Пусть только временное, пусть и не до конца, но оно есть. Иногда, конечно, система даёт сбой. Например, когда, перебирая снимки и делая фотокоррекцию, ты подолгу засматриваешься на Её ключицы... или когда пытаешься подобрать правильные слова, но всё равно всё сводится к Ней.
  
   Да и разве может быть иначе? Даже смешно. Всё ведь всегда обязательно сводится к Ней.
  
   Правда, с наступлением ночи всё меняется. Моё напускное спокойствие, что я так умело демонстрирую днём, испаряется. Страхи подползают ко мне слишком близко, подталкивая меня к краю пропасти. Хотя о чём я? Я уже давно по ту сторону. Внизу. В холодной бездне, пожираемый своими собственными демонами, которые требуют Её. Ежечасно. Ежеминутно. Ежесекундно.
  
   Она всегда утверждала, что всецело зависит от меня. Что не может полноценно жить, когда я далеко. И негласно считалось, что именно у Неё возникали трудности в общении с людьми, когда меня нет с Ней рядом. Возникали "трудности" со всем миром.
  
   Ну, а что же я? Полностью исчез со всех земных радаров. Шарахаюсь от посторонних взглядов и игнорирую телефонные звонки. Я и сам себе противен. Жалок. Слаб. И кто теперь не может полноценно жить?
  
   Это как вечный замкнутый круг. И мне тошно от той западни, в которой мы с Ней оказались.
  
   Спустя несколько минут я уже спускаюсь по ступенькам, ведущим на улицу. Мне позарез нужно прочистить мозги и просто затеряться в толпе людей, которых я абсолютно не знаю. Опустив бейсболку пониже, я прячусь от бьющего в глаза солнца и пробираюсь к площади, где растянули небольшой шатёр. Задержавшиеся студенты попивают охлаждающие напитки и слушают начинающую группу, что тихо напевает свои мотивы на импровизированной сцене. Колледж здесь весьма просторный, большое общежитие и много интересных людей. Но моя жизнь в последние дни превратилась в настоящее серое дерьмо.
  
   Опираюсь о ближайшую стенку и всматриваюсь вдаль, стараясь пропускать гул чьих-то бесед и женский вокал, который режет мой слух, уязвляя и вороша воспоминания.
  
   Мне вспоминается вдруг разочарованный взгляд отца и шокированный взгляд матери. Их голубые глаза наказывали, но в то же время жалели. Сострадание и злость, обида и жалость. Двойственное чувство по сей день посещает меня. Хотя, сказать откровенно, я не уверен, что оно меня вообще покидало.
  
   В тот самый день Она по своей неосторожности оставила разбросанные снимки. Я вернулся с пробежки в надежде, что застану Её полусонной и соскучившейся, но кровать была смята и пустовала. Я нашёл мать. Затем обнаружил снимки. Всё произошло спонтанно, без единого шанса подготовиться к той правде, которую мне сообщили. Глаза мои всё метались, словно у безумного, из стороны в сторону, в надежде увидеть сжавшуюся маленькую фигурку, но Её нигде не было. Инстинктивно я хотел защитить её, успокоить, поддержать. Удивительно, конечно, но сам я в этом тогда даже не нуждался. Просто думал о ней и её реакции.
  
   Эта правда - она была похожа на удар колющим или режущим предметом. В мыслях совершенно не вязалось, что эти двое близких мне людей могут быть мне неродными. Но всё происходило наяву. Я стоял посреди гостиной, сжимая эти проклятые снимки, вникая в мамин вкрадчивый шепот и твёрдо ощущая землю под ногами. Тем не менее, эта правда действительно пошатнула всю мою реальность.
  
   Я был настолько подавлен, что начал бормотать Её имя и кричать на весь дом, чтобы Она наконец проснулась. Услышала меня и спустилась в гостиную. Хотел разделить с ней то ли радость, то ли печаль, сам не понимая, как вести себя. Но я продолжал стоять один, ощущая на себе недоумевающие взгляды родителей.
  
   - Миа уехала полчаса назад, - мягко отозвалась тогда мать, прикоснувшись своей тёплой ладонью к моему плечу.
   - Куда? Куда она уехала?
   - Уилл, ты не считаешь, что нам стоит поговорить без неё?
   - О чём тут разговаривать? Я и так всё понял. А сейчас мне нужна сестра.
   - Остановись, Уильям, ради бога! Ваша привязанность переходит все границы...
  
   Не знаю, что мною двигало, но я сам признался им, раскрыв теперь уже нашу тайну. Быть может, это произошло нечаянно, может, то был лишь выброс адреналина или состояние аффекта. Я и сам не помню всё до конца, как бы ни старался воспроизвести свою откровенную речь.
  
   В то тёплое летнее утро открылись две тайны. Они разрушили крепкую семью Аддерли и сокрушили каждого из нас. Отец разбил мне губу, а голубые глаза матери были полны отчаяния. Но всё вышло так, как должно было выйти. Состояние Мии было паническим, связывающим нам обоим руки. Извечная паранойя преследовала бы нас каждую секунду и, в конце концов, погубила бы обоих. Лучше уж так. Лучше уж сейчас и сразу.
  
   В суете я собрал все необходимые вещи и, задержавшись возле комнаты сестры, сжал пальцы в кулаки и поспешил уйти. Я проклинал себя самыми последними словами, ненавидел себя в ту самую минуту, но ноги продолжали идти. Я пытался заглушить противный голос совести, что звучал у меня в голове лживыми оправданиями, но сердце всё так же изнывало. Оно и сейчас ноет при одном воспоминании о том, как цеплялись за меня тонкие руки матери. Хотя имею ли я право называть её так теперь?
  
   - Уилл, хватит, довольно! Останься здесь, успокойся! - захлёбываясь слезами, кричала она, преграждая мне путь. - Ты всё ещё наш сын, слышишь? Ты всегда им был, Уильям!
  
   И я был готов упасть к её ногам и вымаливать прощение за нас обоих. Утереть слёзы с её щек и успокоить. Но не мог. Просто потому, что не имел права обещать, что всё будет хорошо. Мы не заигрались. Мы - не двое потерявшихся подростков, что познают друг друга. Нет! Она - моя жизнь. И, чёрт подери, я ни за что не отрекусь от связи с Ней.
  
   Я не был готов дать матери обещание. Не уверен, что вообще когда-нибудь смогу. Так как я мог остаться? Позволить им видеть Нас. Наблюдать за нами, когда они знают правду. Поэтому я лишь оставил короткий поцелуй у её виска, кинул сожалеющий взгляд отцу и покинул отчий дом.
  
   Это не было бегством. Я не оставил ни одного из своей семьи. Просто одного члена семейства Аддерли я любил слишком рьяно. Слишком отчаянно и самозабвенно. И в этом и заключается мой изъян. Тем не менее, я по-прежнему чувствовал себя предателем. В моей груди что-то горело, билось в неистовстве, когда я думал о Ней. А думал я о Ней двадцать четыре часа в сутки, как бы усиленно я этому не препятствовал.
  
   Знаю, что причиняю Ей боль своим отсутствием, что медленно разрушаю Её каждые сутки. И чувствую сам то же самое, словно проходя вместе с Ней все круги ада. Но я не могу вернуться. Так же, как не могу допустить, чтобы Она очутилась рядом со мной. Потому что стоит мне Её увидеть, и я никуда Её больше не отпущу. Тем самым я просто добью родителей, которые и без того настрадались за последний месяц.
  
   Мы оказались в западне, выход из которой слишком размыт и, безусловно, причиняет боль всей семье. Любой выход.
  
   Мне снова не хватает воздуха. Девушка на сцене начинает петь соло таким нежным голосом, что становится невыносимо. Прикрываю глаза и представляю Её во всем её великолепии. Каштановые прядки падают на лицо, когда Она чуть наклоняется и берёт первые аккорды на своей гитаре.
  
   - Уилл? - слышу я звонкий знакомый голос возле себя. Внутри напрягаюсь, моля только об одном - чтобы окликали не меня. Чтобы обознались, да что угодно. Открываю глаза и медленно разворачиваюсь на голос.
  
   Передо мной стоит маленькая женская фигурка и прикрывается ладошкой от палящего солнца. Сквозь крупные линзы очков на меня смотрят тёплые карие глаза подруги. Её русые волосы до поясницы переливаются золотом.
  
   - Боже мой, это правда ты! - восклицает Челси и бросается мне на шею. Я коротко киваю и лишь кладу руку на её тонкую талию, придерживая. Я застигнут врасплох. Так не вовремя и так неуместно.
  
   Она отстраняется и оглядывает меня, расплываясь в искренней улыбке. Наверняка выгляжу я потерянно: впалые тёмные круги под глазами, осунувшееся лицо и напряжённые скулы. Её лицо, покрытое редкими веснушками, хмурится.
  
   - Как ты здесь оказался? Я не слышала, что ты перевёлся... - осторожно начинает девушка, заказывая себе охлаждённый чай и украдкой наблюдая за мной.
   - Всё было неточно. Не хотел форсировать события.
  
   Не сказать, чтобы мы были с Челси близкими друзьями, но я всегда ценил эту девочку в нашей необычной компании. Она являлась образцом самых лучших человеческих качеств и всегда была готова прийти на выручку, не становясь при этом навязчивой. И всё же, сейчас я ощущаю себя некомфортно. Я и сам себя не понимаю, так что и говорить про остальных? К тому же, превращаться в ноющего подростка, что сетует на несправедливость жизни, мне вовсе не хочется.
  
   - А тебя каким ветром? Путешествуешь? - нарушаю я неловкое молчание.
   - Нет, - оживляется она. - Я здесь... вроде учителя. Пригласили позаниматься с отстающими студентами по курсу программирования, - Челси пожимает плечами и смущенно улыбается.
   - Похвально, - улыбаюсь ей в ответ. - Ты настоящая умница, Челси.
  
   Я и вправду искренне рад за неё. Челси всегда была такой собранной, будто от неё зависела судьба всего нашего человечества. И она заслуженно получила возможность преподавать здесь. Но всё же, все мы немного опасались за неё. Чёрт возьми, ей ведь недавно только исполнилось семнадцать. Девушки её возраста попивают "Маргариту", натягивают самые короткие юбки из своего арсенала и цепляют парней. Но Челси было скучно и тяжело общаться со сверстниками, да и, откровенно говоря, она совершенно не вписывалась в это современное блядство.
  
   Блондинка зачастую собирала свою густую копну волос назад, а из одежды предпочитала свободные рубашки. Так и сейчас, на фоне студенток в лёгких платьях она действительно не выглядит на свой возраст.
  
   - Уилл... что-то стряслось? - осторожно интересуется блондинка, отпивая свой чай.
   - С чего вдруг такие предположения?
   - Я разговаривала с Лисси перед отъездом. Так вот, Миа не выходит на связь. Уже вторую неделю. Абсолютно. Мы пришли к вам домой, и твоя мать сказала, что вы уехали, но не вместе. Франси выглядела... подавленной, - Челси говорит тихо, прибавляя своему голосу непринуждённости, насколько это возможно. Она внимательно наблюдает за моей реакцией и выжидающе смотрит.
   - Я не знаю, где она.
   - Я не говорила, что мы не знаем этого, Уилл. Вчера её видели в баре, - словно сожалея, продолжает она. - Просто... это ведь так не похоже на вас. Что-то случилось, да? Вы повздорили?
  
   Я всё так же сверлю взглядом сцену, на которой принимает овации начинающая певица. Она ослепительно улыбается и прыгает на высокого парня, что ловит её снизу. Зарывается носом в его шею и что-то радостно шепчет.
  
   - Всё чертовски сложно, Челси. Это всё, что я могу сказать, - коротко бросаю я, проглатывая горький ком, что застрял в моей глотке.
   - Все переживают за вас и...
   - Послушай, я думаю, мне пора идти. Ещё увидимся, - обрываю её я и отрываюсь от стенки, готовясь покинуть шатёр.
   - Ты это серьёзно? - удивляется Челси и поднимается со стула вслед за мной. - Мы все вас потеряли, Уилл! А теперь, когда я случайно встречаю тебя в таком большом городе, ты уходишь?
  
   Я стискиваю зубы и резко поворачиваюсь назад так, что девушка чуть не врезается в мою грудь.
  
   - Оставь это, Челси! Ты слишком юна для подобных разговоров.
  
   Она дёргается, словно от пощечины, и я замечаю, как к ней приходит осознание моих слов. Мне становится дико, оттого как её карие глаза наполняются немой обидой.
  
   - Да... да, конечно, - тихо молвит блондинка. - Я, видимо, слишком многое на себя взяла. Ещё увидимся. - Она неловко машет мне рукой и спешит скрыться из виду.
  
   Блеск. Ты просто эталон вежливости, Уилл.
  
   Я уже жалею о сказанном, но злость бурлит во мне адской смесью. Хочется разбить что-либо, совершить бунт, как один из тех, что затевала всегда Она. Что я делаю? Закапываю себя ещё глубже, зарываясь в собственные трудности. Челси протягивала мне руку, предлагая хотя бы на время жизненный свет, но я только всё усугубил.
  
   Мне просто нужно забыться. Отречься от всего мира и хотя бы на время отвязаться от непрерывных, пульсирующих мыслей о Ней. Спустя несколько минут я уже вхожу в местный бар.
  
  
  ***
  
   Мои шаги гулко отдаются по почти безлюдным улочкам кампуса. Кое-где притаились влюблённые парочки и утихшие компании студентов, но в целом ночь наполнена приятной тишиной. Летний вечер в самом разгаре. Солнце давно скрылось с горизонта, позволяя окружающим вдохнуть с облегчением, полной грудью ощутив долгожданную прохладу.
  
   Набраться в баре мне так и не удалось. Не то чтобы я не хотел этого, скорее моему организму требовалось гораздо большее. А может, сколько бы я ни выпил алкоголя, моему истосковавшемуся сердцу всегда будет недостаточно.
  
   Сегодняшний сон был предельно реалистичным. Он никак не идёт у меня из головы. Я словно действительно только-только выбрался из болота и ощущаю горькую утрату чего-то важного. Будто в действительности не смог вытащить Её из этого стеклянного куба. А Она до сих пор там. Плавает, как русалка, и всё бьёт это паршивое стекло из последних сил.
  
   Поэтому лечь спать - равносильно пыткам. Очередным пыткам, таким настоящим и поистине болезненным. Я не могу. Назовите это трусостью, но мои веки не сомкнутся, пока мне не будет обещан глубокий и беспамятный сон. Но парадокс заключается в том, что я в любом случае чувствую себя опустошенным, будто из меня высосали всю жизнь.
  
   Узнав, где проживает Челси, я направился исправлять свои ошибки. Это так необходимо сейчас. Исправить хоть одну проклятую ошибку.
  
   Мой кулак стучит по двери с номером триста шесть. Время далеко за полночь. Но время давно потеряло для меня всякий смысл. Я опираюсь о стенку и выжидаю свою подругу. Человека, который смог бы меня понять. Я словно отчаянно хватаюсь за тоненькую нить, которая смогла бы приблизить меня к Ней. Хоть на немного.
  
   Челси открывает спустя несколько минут. Девушка одета в пижаму с короткими шортиками, а густые волосы собраны в затейливый пучок. Очков нет. Поэтому она щурится, растерянно хлопая большими глазами.
  
   - Я вёл себя как настоящий придурок, - грустно улыбаюсь я и протягиваю большую упаковку шоколадных драже. Не зная, что любят девушки, я всего лишь отталкивался от предпочтений одной-единственной, вкусам которой следовал всю свою жизнь.
  
   Челси улыбается в ответ и качает головой. А после увлекает меня в дружеские объятия.
  
   - Всё в порядке, Уилл. Я ведь понимаю, что младше вас и всё такое, - пожимает она плечами и сверлит взглядом яркую упаковку в своих руках.
   - Да чушь всё это. Ты всегда была умнее всех нас вместе взятых. Примешь меня на отпущение грехов? - усмехаюсь я, кивая ей за спину.
   - Да, конечно.
  
   Заходя в комнату, я замечаю распахнутое окно, на подоконнике которого расположилась откупоренная бутылка красного вина и пластмассовый яркий стакан. Груз вины вновь ложится мне на плечи, но Челси опережает меня:
  
   - Поверь мне, я собиралась выпить ещё вчера. Неделя выдалась тяжёлой, - поясняет она и усаживается на своё прежнее место, приглашая меня присоединиться.
  
   Мне непривычно видеть Челси такой... взрослой. Нет, безусловно, мы никогда и не замечали в ней никакой незрелости или наивности. Просто сейчас, вдали от друзей, она кажется мне ещё более взрослой. Открыв упаковку с конфетами, блондинка принимается задумчиво сортировать их по цветам. А у меня просто щемит сердце.
  
   Чёрт возьми, сколько ещё я смогу выдержать?
  
   - Прости. Это Мими меня научила, - сожалея, кривится она, замечая мой взгляд. Я тяжело сглатываю, наблюдая, как она снова смешивает конфеты в одну кучу.
  
   Чувствую себя настоящим сентиментальным придурком. Удивительно, насколько быстро может превратиться обычный парень в повёрнутого человека.
  
   - Ты не должна извиняться. Я просто... и сам себя с трудом узнаю, - отвечаю я, присаживаясь на край подоконника напротив девушки. - Это уже совсем не смешно, верно? Раз я цепляюсь к таким мелочам.
   - Быть может, для посторонних, - тихо говорит Челси. - Я знаю вас, Уилл. Поэтому о странностях не может быть и речи, - она переводит свой взгляд на меня, и я сам чувствую её переживания. - Даже видеть вас по отдельности довольно сложно, серьёзно. Я всегда мечтала о подобных отношениях. Две состоявшихся личности, но всё же одно целое. Как сказала бы Лисси - Инь и Янь.
  
   Я улыбаюсь её словам, но внутри меня связывается тугой жгут, который стягивает все мои внутренности в узел. Я чувствовал такое прежде. Тем летом, когда Её отняли у меня на несколько месяцев. Некая смесь душевной и физической боли, которая разрушает тебя. Так и сейчас, улыбаясь своей подруге, ощущаю тянущую пустоту, будто зияющая дыра. Чёртов портал, через который то и дело просачиваются воспоминания.
  
   - Челси. Не стоит ставить нас в пример. Мы давно сошли с правильной дороги, - хриплю я и, потянувшись за бутылкой вина, отпиваю прямо из горла. Во рту становится сухо от вылетевших из меня откровений, поэтому я делаю несколько жадных глотков и наслаждаюсь терпким послевкусием.
  
   Она может не понять. Но осудить - вряд ли. Тем не менее, я слегка встревожен. Нужно ли это вообще кому-либо знать?
  
   - Если именно в этом заключается отпущение твоих грехов, то я отказываюсь быть на сегодня твоим священником, - её губы трогает мягкая улыбка, которая вводит меня в ступор. Мои глаза придирчиво разглядывают выражение её лица, но она абсолютно серьёзна. Сидит и смотрит на меня так, словно наш инцест - это нечто само собой разумеющееся. Пусть фактически мы и не были братом и сестрой, но известно об этом нам стало совсем недавно.
   - О чём это ты?
   - О том, что ваша связь была понятна мне еще давно. А что ты хотел, Уилл? Шока и чтение морали? Миа смотрит на тебя так, словно ты - вся её жизнь. Как на божество. Так же как и ты, к слову. Я видела это. Все видели, - говорит она, непринуждённо отпивая из своей весёлой кружки вино. - Человек может прожить всю жизнь, так и не встретив Своего человека. А вам удалось это в начале жизненного пути. Какая, к чёрту, разницу, кем вы друг другу приходитесь? Это всё тупые обстоятельства, которые через пару недель, от силы месяцев, и вовсе будут забыты.
   - Потрясающе, - удивляюсь я, качая от растерянности головой. - Только вот есть два человека, которым такое вряд ли забудется.
   - Родители, - дополняет меня блондинка.
   - Да.
  
   Она молчит, поджав губы, мысленно подбирая правильные слова. Но они не помогут, ведь тайна под номером два всё решает автоматически. Это непросто. Непросто - не то чтобы сказать, а принять эту мысль как данность. Ведь для меня всё по-прежнему. Светлый и чистый образ моей матери, добрый и надёжный образ отца. Они такие же родные и близкие, как раньше. И это искоренить в себе мне не по силам.
  
   - Не продолжай. Это всё будет впустую.
   - Но Уилл...
   - Мы неродные, Челси. И узнали об этом только две недели назад. Это действительно так, - перебиваю её, тяжело выдыхая.
   - О боже мой, - растерянно молвит блондинка, а затем придвигается ко мне ближе и приобнимает за плечи.
  
   Волосы Челси светлые, а пахнет она какими-то цветами, и оттого мне ещё более неловко. Я привык к каштановым прядям, цвет которых на солнце приобретает медный оттенок; я привык слышать аромат спелой малины. Но так или иначе, мне всё же становится легче. Пусть на самую толику, на мизерный и ничтожный процент, но дышится свободнее. Наверное, в этом и есть вся суть друзей. Поддержка и понимание.
  
   - Это всё так запутано, конечно, но Уилл... не это ли означает, что вы теперь сможете всецело принадлежать друг другу? То есть, да, я понимаю, что подобная новость любого с толку собьёт, но всё-таки... это... как благословение свыше. Ты ведь понимаешь, о чём я? - шепчет девушка в моё плечо.
  
   И, конечно, я понимаю. Но есть ли толк в этих Небесах, если мы наверняка не сможем получить главное благословение - наших родных. Это кажется мне нереальным. Ведь я невольно ставлю себя на их место. И от этого мне становится ещё дурнее.
  
   - Глупый вопрос, - отвечает она за меня, чуть погодя. - Но мне кажется, что Франси и Невил - они желают того же, что и все родители, - счастья своим детям. Может, и у вас есть шанс?
   - Это счастье слишком дорогого стоит, Челси. Им нужно время. А я здесь без неё стремительно подыхаю, - горько усмехаюсь я, испытывая подступающую к горлу желчь.
   - Как и она.
   - Вы говорили? - с трудом спрашиваю её.
   - Нет. Она всех избегает. Кевин видел её накануне в центре города, в баре. Она была в неизвестной компании, но как только он попытался её оттуда выцепить, малышка подняла шум и сбежала, пока он дрался с каким-то парнем, - сожалея, пожимает блондинка плечами.
  
   Пальцы моих рук незаметно сжимаются, белея от моей ярости. Дикий огонь заполняет всего меня. Она там. Вдали от меня. Постепенно пускается в крайности. Моя родная и потерянная девочка.
  
   - Уилл, я считаю, что Миа просто привлекает твоё внимание. Она требует тебя, специально устраивая подобное. Это же она.
   - В том и дело. Она никогда не знала, что такое грань. А в таком состоянии, в каком пребываю и я, может запросто наделать глупостей, - цежу я сквозь зубы и одним глотком допиваю оставшееся вино.
   - Здесь ты должен сам решить, как поступить правильнее.
   - Я давно разучился это делать, Челси. Я всегда выбирал Её.
  
   Она коротко кивает и придвигает ко мне конфеты. Подавляю в себе болезненное желание рассмеяться в голос. Наверняка это может сойти за настоящее помешательство. Хотя, быть может, это оно и есть.
  
   Мы молчим. Челси задумчиво листает свой плейлист, а я вглядываюсь в сумрак за окном. Парк рядом с кампусом заливает мягкий, приглушённый свет уличных фонарей. На миг мне становится спокойно. Как бы там ни было, за Ней есть кому приглядеть, как бы отчаянно она ни демонстрировала свою независимость. А Её очередной бунт, - будь я проклят, - он греет мне душу. Мы страдаем, но наша тоска друг по другу... она так ощутима. И это и есть то самое умиротворение, когда живые и такие сильные эмоции связывают нас даже на расстоянии. Болезненное удовлетворение маленьких мазохистов. Не иначе.
  
   Мои часы показывают начало третьего, но уходить совсем не хочется. Кажется, Челси ощущает себя так же тихо и хорошо. Её, как и меня, тревожит что-то, но когда будет время для истин, всё непременно откроется. Правда всегда настигает нас. Какой бы она ни была, и как бы мы её ни скрывали. Я бросаю взгляд на подругу, которая свернулась возле меня в клубок и прислушивается к ласкающему слух тембру голоса Hozier, доносящемуся из её колонок. Это очередная кавер-версия, которые так обожает Челси. "Do I wanna know?", только более нежная и бархатистая, баюкающая наши бракованные сердца, напоминая каждому о своём.
  
   Чёрт возьми, я любил эту песню. Настолько же сильно, как любила её... Миа. Только никогда не признавался.
  
   Have you got colour in your cheeks?
   Do you ever get that fear that you can't shift
   The type that sticks around like summat in your teeth?
  
   У тебя краснеют щеки?
   Бывает ли у тебя такой страх, что ты не можешь одолеть?
   Такой, что никак не отстанет, будто что-то застряло в зубах?
  
   Я прикрываю веки и всецело отдаюсь словам, что твердят о ночных истинах и зарождающейся любви.
  
   I've dreamt about you nearly every night this week
   How many secrets can you keep?
   'Cause there's this tune I found that makes me think
   Of you somehow and I play it on repeat
   Until I fall asleep
   Spilling drinks on my settee
  
   Я мечтал о тебе чуть ли не каждую ночь на этой неделе.
   Сколько секретов ты в силах сохранить?
   Ведь ко мне прицепилась эта мелодия, что заставляет думать
   О тебе то и дело. Она звучит у меня на повторе,
   Пока я не засну,
   Опрокинув бокал на диван...
  
   Мне кажется, что Миа совсем рядом. Сидит напротив меня и игриво напевает мотив этой песни. Она, то складывает губы вместе, то причудливо вытягивает их, протягивая гласные. В промежутках между куплетом и припевом, она бросает на меня глубокие взгляды, в которых мне легко прочесть ее намерения и желания. Иногда, мне хочется впиться в ее шепчущие губы поцелуем, ощутить это тихое бормотание в миллиметре от своего рта. Но я борюсь с искушением, лишь бы слышать этот голос подольше. Такой знакомый и красивый, будто бы наяву.
  
   (Do I wanna know)
   If this feeling flows both ways?
   (Sad to see you go)
   Was sorta hoping that you'd stay
   (Baby we both know)
   That the nights were mainly made
   For saying things that you can't say
   Tomorrow day
  
   (Хочу ли я знать)
   Взаимно ли это чувство?
   (С грустью смотрю, как ты уходишь)
   Я вроде как надеялся, что ты останешься.
   (Детка, ведь мы оба знаем)
   Что ночи созданы для того, чтобы
   Сказать то, что ты не решишься сказать
   Назавтра...
  
   И я хочу, я так хочу знать.
  Глава 19.
  
   POV Миа
  
   Флешбэк
  
   - Амелия, немедленно в дом! - гремит снизу предупреждающий голос матери. - Где ты прячешься, маленький чертёнок? Вот доберусь до тебя, и пеняй на себя!
  
   Солнечный свет просачивается сквозь раскинутые ветви массивного дерева. Девчушка щурится от режущего глаза солнца и прячется на одной из дубовых прочных веток, уползая в тень. Она неровно дышит от той скорости, с какой взбиралась наверх. Подползая к стволу дерева, она прижимается к нему спиной и успокаивает своё сбившееся дыхание. Сердце гулко громыхает в груди. Её крохотная фигурка полностью скрыта от посторонних глаз, если смотреть со входа в дом, поэтому, затаившись, она ждёт, когда преследователи в виде родителей скроются из виду.
  
   Её руки всё ещё дрожат от выброса адреналина, который она получила всего час назад. Находясь в здравом уме, девочка понимала, что не должна чувствовать радость и удовлетворение от драки, но тем не менее была очень довольна случившимся. Ей уже четырнадцать, но её собственному телу, кажется, на это наплевать. Девчонки в классе хвастаются новыми бюстгальтерами и треплются о косметике и парнях. А всё, что остаётся ей, - это носить свои спортивные топы и просить отца купить ей новую экипировку для футбола. Она любила и ненавидела в себе все эти противоречия. Ей так не хотелось чувствовать себя белой вороной, но иначе никак не получалось. Она была чем-то средним между девчонкой и мальчишкой. И осознание этого добивало её.
  
   Так и сегодня, на репетиции школьной театральной постановки, она чувствовала, как медленно умирает со стыда, когда Брэндон, местный заводила её класса, в обнимку со своей подружкой высмеивал её перед всеми и предлагал на роль охотника в лесу. Смех всех её одноклассников до сих пор стоит гулом в ушах, вновь уязвляя. Глаза начинает щипать от заволакивающей пелены слёз, но пальцы по-прежнему сцеплены в кулаки. И она держится.
  
   Небольшая гордость всё ещё трепыхается в ней, как звонкая проворная птичка. Она постояла за себя. Просто вырвала у кого-то из рук баллон с краской и вылила на эту псевдо-парочку. Смех в ушах прекращается, когда она вспоминает их жёлтые ошарашенные лица и писк Лолы, новый топ которой был испорчен. Пусть у Мии не было груди, ей не шли красивые платья, зато она никогда не была трусихой.
  
   Солнце печёт ей голову, но лёгкий ветерок дарит свою прохладу. Совсем скоро этот ад закончится, и она проведёт потрясающее лето со своим старшим братом. И сейчас, пока она размышляет об этом, ей становится искренне жаль тех, кто смеялся над ней. Ведь у них нет Его. А у неё есть. И это - всё, что ей нужно.
  
   Девочка прикрывает глаза и подставляет лицо ласкающим весенним лучикам, что пробираются через листву, чувствуя при этом истинное наслаждение и предвкушение чего-то особенного. Как вдруг чья-то массивная ладонь зажимает ей рот. Она резко распахивает глаза и тут же смеётся в руку брата, кусая его за пальцы, что прислоняются к её губам. Он тихонько шипит, но пальцы убирает, взбираясь на ветку рядом.
  
   - Уилл, ты засранец! А если бы я свалилась?
   - Да брось, Мими. Одним синяком больше, - улыбается парень, и вся её злость сходит на нет. На него вообще весьма сложно злиться.
  
   Девочка хмурится, но в её душе теплеет. Брат так вырос за последнее время. Он словно каждый день вытягивается на добрых пять сантиметров. И его руки... Они формируются и уже сейчас, в пятнадцать, выглядят мужественными. А ещё Уилл совсем не такой, как её одноклассники. Пусть он старше их всего лишь на год, но он абсолютно другой. Добрый, понимающий и светлый. Да, светлый. Этим словом можно охарактеризовать всего его. Как внешне, так и внутренне.
  
   Брат ловит её блуждающий и задумчивый взгляд, и его полные губы снова озаряет улыбка. Девочка отводит глаза, кусая себя за внутреннюю часть щеки, немного смущаясь. В последнее время с ними случается такое часто. И это... это заставляет её испытывать неведомое чувство - такое, словно внутри распускаются бутоны из цветов, которые щекочут нутро. Это чувство так схоже с тем, когда ты на бешеной скорости спускаешься с американских горок и у тебя дух захватывает...
  
   - Я ждала тебя сегодня после уроков, куда ты провалился? - нарушает она повисшее молчание.
   - Улаживал пару дел, - усмехается он, взлохмачивая свою русую шевелюру.
  
   Взгляд девочки снова цепляется за его руки, только уже обращая внимание на сбитые костяшки. Она придвигается ближе и касается его пальцев, замечая кровь и... желтую краску. Может, ей мерещится?
  
   - Уилл... какого черта? - кивает она на руки брата.
   - А, это, - улыбается он, стирая краску о свои брюки. - В спортзале её полно. Удивительно, не знаешь, откуда?
  
   Они переплетаются взглядами и оба ищут правду в глазах друг друга. Но серьёзность не к лицу подросткам, верно? И спустя секунду их обоих переполняет смех. Девочка придвигается к нему ближе, когда брат предлагает ей свои объятия, раскрывая крепкие руки. Они всегда укрывают её ото всех проблем. Защищают и оберегают. Руки, в которых не страшно потерять целый мир. За это она любила его больше всего.
  
   - Зачем ты это сделал?
   - Он это заслужил, Миа. Ты и сама знаешь, - передёргивает он плечами.
   - Знаю, но я подумала, что краски бы с него хватило. Ведь твои руки... - она замолкает и осторожно касается сбитых костяшек. Парень переводит взгляд на её пальцы, что осторожно касаются его ссадин подушечками мягких пальцев. Ком встаёт в его горле, и он тихо, судорожно выдыхает, устремляя свой взгляд вдаль.
  
   Парень сплетает их руки и, крепко сжимая, подносит к своим губам.
  
   - Это пустяки. Краска послужила ему ответным унижением. А сломанный нос - уроком. Я никому не позволю обижать тебя, понимаешь? - шёпот касается её пальцев, и девочка едва заметно вздрагивает. Дрожь проносится по всей её коже, и теперь, вероятно, лёгкий ветерок не кажется ей таким уж заманчивым. - Только мне это дозволено, - добавляет он и, притянув к себе ещё ближе, смеётся в её волосы.
   - И всё же, тебе не стоило ввязываться из-за меня в драку. Ты ведь понимаешь, что статус хорошего мальчика уже пошатнулся? - хитро улыбается она и закатывает свои глаза.
  
   Парень тянется к её шее и захватывает шелковистый участок её кожи, вонзая свои зубы. Она заливается смехом, отталкивая от себя довольную физиономию брата. Легонько щипает его за бок, и они резвятся до тех пор, пока чуть ли не падают с дерева вниз.
  
   Выравнивая разгорячённое дыхание, облокачиваются о спины друг друга и обсуждают предстоящее лето. Это предвкушение ни с чем не сравнится. Эйфория в полной мере, счастье и абсолютный выброс эндорфина в кровь. Её голова покоится на плече брата, а ноги раскинуты на пролегающей рядом ветке. Когда же глаза девушки медленно начинают слипаться, он тихо шепчет ей в висок:
  
   - Если ты хочешь, то мы можем съездить завтра по магазинам после занятий. Выберешь вместе со мной все эти ваши женские штучки и всё такое.
  
   Она замирает. Счастливо улыбается, но глаз так и не открывает.
  
   - Ты уверен? Ведь я захочу протестировать каждый тональник на твоём лице, не говоря уже о помадах, - сонно бормочет девочка.
   - Ладно. Только потом я надеру твой маленький зад на завтрашней игре, - так же тихо и сонно отвечает он.
  
   Они улыбаются ещё некоторое время, просто касаясь друг друга и слушая пение птиц где-то над головой. А потом его пальцы замирают на её коленке, в том месте, где на джинсах красуются дырки с торчащими нитками.
  
   - Но ты ведь останешься такой же в душе, ты же знаешь это? С косметикой или без неё, - тихо шепчет парень. Она открывает глаза и поднимает свой взгляд на его лицо, всматриваясь в эти голубые озёра. - И да, мне нравится это... - он ещё раз касается кожи сквозь дырки и беззаботно улыбается. - Твои потёртые джинсы и бейсболки смотрятся гораздо красивее, чем их яркие платья и неестественные лица, перемазанные краской.
  
   Девочка хочет что-то сказать, но тишину прерывает строгий голос отца снизу:
  
   - Даю вам пять минут, чтобы вы спустили свои проказливые задницы вниз, иначе завтра же спилю это дерево и не пожалею об этом ни минуты!
  
   И они, сдерживая смех, проворно слезают вниз, помогая друг другу и поддерживая, словно это их главный козырь. Всегда. Уберегать свою родственную душу.
  
   Конец флешбэка
  
  
  
   Моё дыхание заканчивается, и я выныриваю на поверхность, жадно втягивая ртом воздух. Вода в ванной уже остыла, но мне так желанно сейчас уединение. Я просто набираю в лёгкие как можно больше кислорода и растворяюсь между реальностью и больными воспоминаниями. Чувствую себя настоящей мазохистской, но это так нужно. Просто вспомнить всё хорошее, что с нами приключилось. С чего всё начиналось.
  
   Когда же пальцы начинают неметь и некрасиво морщиться, вылезаю из ванны и заматываюсь в свой банный халат. Это так странно. Продолжать своё существование, зная, что Уилл не ворвётся ко мне в комнату. Не поможет стереть мне косметику с лица, не почитает перед сном, не коснётся меня... совсем не коснётся - ни пальцами, ни взглядом. Просто отныне в этом доме его нет. И рядом со мной тоже.
  
   Мне не хочется так думать. И я, я так ругаю себя за само допущение этой мысли. Однако все эти эмоции так просто не вырвать из меня. Не избавиться мне от пульсирующей боли где-то внутри. Там, где сосредотачивается центр моих ощущений и неистово бьётся в противоречии это моё глупое и ничего не знающее сердце. В нём заложено лишь две функции: качать кровь и требовать Его!
  
   Протираю рукавом запотевшее стекло и всматриваюсь в своё застывшее отражение: мокрые волосы, безжизненные глаза. И почему нам не дано видеть нечто большее, чем одну лишь нашу оболочку? Хотя, наверное, то, что я увидела бы, вряд ли мне бы понравилось. Ведь кроме избитой, тоскующей души, там ничего более и не разглядишь. Я без него как пустой сосуд, заготовка для человека, пластмассовый манекен.
  
   По спине тоненькими струйками стекают мокрые капли с волос. Чёрт возьми, как же это больно - знать, что ни в эту минуту, ни через час он не придёт и не высушит мне волосы, как любил это делать. Я всё причитала из-за этих вьющихся прядок, а когда он, наблюдая, смеялся, мотала головой, забрызгивая его. Я всё это помню так отчётливо... И как после мы, абсолютно мокрые, целовались в запертой ванне, снова воруя у судьбы эти сладкие, запретные минуты.
  
   Мне хочется выть от этой чёрной меланхолии, которая заполнила всю меня. Достаю из кармана смятую пачку сигарет и стараюсь зажечь огонь, чиркая зажигалку влажными пальцами. Затянувшись горьким дымом, медленно выдыхаю тонкую струйку никотина в своё отражение. Оно ненавистно мне, как и все мои поступки за последние недели.
  
   До какой точки я смогу дойти, чтобы привлечь его внимание к себе? Распитие спиртного с незнакомыми людьми? Флирт в местном баре? Сигареты? Травка? Что ещё?
  
   Эта имитация плохой девчонки сводит меня с ума. Да, я всегда была эмоциональной или какой там ещё, но я никогда не являлась оторвой! И каждый раз, возвратившись домой, я просто сжимала телефон в руках в надежде, что терпение Уилла наконец иссякнет. Хотя бы один звонок или сообщение, хоть что-нибудь...
  
   Но все кругом молчали. А я всё требовала и требовала. Только на этот раз мне не давали того, в чём я всегда нуждалась и что всегда так или иначе получала. Его внимание.
  
   Тушу сигарету о раковину и уже собираюсь провести остаток дня в его постели, как слышу режущую уши трель своего мобильника. Проверив дисплей, тяжело вздыхаю, снова откидывая телефон в подушки.
  
   Это снова они.
  
   Лисси, Кэми, Челси и Кевин. Эти номера стали самыми популярными за последнее время. Я могла только по первым цифрам догадаться, что это они. Я не выходила с ними на связь, с тех пор как уехал Уилл. Просто не могла. Мы случайно пересекались с Кевом в баре и сталкивались с Кэмерон в кофейне, но я, быстро сориентировавшись, всё время ускользала от них.
  
   У меня не было слов, чтобы объяснять им мотивы, которые я преследовала. Не было чёткого представления о том, как вообще общаться с ними сейчас, и, что самое главное, я избегала вопроса, который непременно услышала бы от них: "Что у вас произошло?"
  
   А ещё я чувствовала, что Уилл поддерживал с ними связь. Быть может, просил Кевина присматривать за мной или же Лисси. И поэтому, как бы глупо всё это ни звучало, я считала их предателями. Заочно.
  
   Меня будто бы кинули в воду, а я совсем не умею плавать. Да мне никогда и не было нужды плавать в одиночку. Ведь моим спасательным кругом всегда был Уилл.
  
   А теперь я тону.
  
   Медленно спускаюсь на кухню и начинаю варить себе кофе. В доме тихо, и кажется, родители в отъезде. С ними всё по-прежнему плохо. Между собой мама с отцом практически не общаются, а если такое и происходит, то снизу слышны их ссоры, звуки разбитой посуды и тихий плач матери. Это не менее странно, ведь скандалы всегда случались в нашем доме только с моим непосредственным участием. Теперь я испытываю горький осадок вины, за то что в крепости нашей семьи случилась трещина. Быть может, этой трещиной являлась я, но, так или иначе, всё сводилось к Уиллу.
  
   Меня же родители и вовсе перестали замечать. Я стала этакой безликой сожительницей, у которой изредка интересовались, где она пропадала и почему от неё пахнет сигаретами. Также мне доставались мамины завтраки и хмурый, задумчивый взгляд отца. На этом всё.
  
   Но мне не было больно. Нет. Если вам постоянно твердят о том, что любят детей одинаково, ни за что не верьте. Такого просто не бывает. Как кажется мне, каждый человек уникален. Нам с самого нашего рождения даётся некий лимит любви. И мы распределяем его по своим ощущениям, симпатиям, глубоким чувствам. Как бы вам ни хотелось любить кого-то так же, этого не случится. Обязательно найдётся маленькая деталь, которая перевесит на чаше весов не в пользу ваших ожиданий. Мы не роботы. Не запрограммированные личности. Мы - обычные люди, которые не властны над предпочтениями своего сердца.
  
   И мои родители - такие же простые люди. Здесь нет ничего горького и болезненного. Просто Уилл был особенным. Да и как я могу держать на родных обиду, когда люблю брата больше, чем саму себя? Я вся словно соткана из него. И теперь от меня словно оторвали больший кусок.
  
   Все тоскуют по нему. Ведь он всегда был связующей ниточкой в наших тёплых отношениях. Он умел сглаживать углы и приводить меня в чувства. Умел слушать, смешить и быть всем для своей младшей сестры.
  
   Мой кофе в доброй традиции сбегает, расползаясь по плите грязной кляксой. И из меня тут же вырывается тихий, но истеричный смех, который приходит вместе с осознанием. Как я докатилась до такого? Размышлять о нём так, будто Уилла... будто его совсем нет в нашей жизни. Маленьким и злобным зверьком во мне бьётся подступающая агрессия. Как же так? Я позволила себе сдаться. Погаснуть. Допустила, чтобы мои слабости взяли надо мной вверх. Ведь он жив! Он всё ещё со мной. Связан неразрывными узами. И, чёрт возьми, я не позволю родителям, обстоятельствам и всему миру отобрать его у меня.
  
   Глубоко выдохнув, я заметаю следы своего кухонного преступления и направляюсь к двери с кружкой свежесваренного кофе, желая прочистить мозги на свежем воздухе. Мне нужно набраться сил и терпения, чтобы достигнуть своей цели. И чем изощрённее будут мои методы, тем скорее я окажусь в любимых руках. Но как только я, достигнув порога, отворяю дверь, мой взгляд упирается в знакомое дерзкое личико.
  
   Да нет же, проклятье! Мне ведь не может "везти" настолько?
  
   - Здравствуй, Мел! - расплывается в улыбке Розали и машет мне изящными пальцами.
  
   Приторно улыбаюсь ей в ответ и с размаху захлопываю дверь перед её носом.
  
   - Эй, открой дверь, - шипит девушка снаружи и начинает назойливо стучать по входной двери.
  
   Мне хочется заорать от несправедливости. Но вместо этого я отпиваю свой кофе и начинаю подниматься к себе. Стук начинает разноситься по всему дому, отчего из гостиной неожиданно вылетает мама.
  
   - Амелия, что происходит?! - испуганно бормочет она снизу.
   - Это не ко мне, мам. Разберись с ней, пожалуйста, со всей своей вежливой учтивостью, - пожимая плечами, я достигаю самой верхней ступеньки и скрываюсь из виду.
  
   Мне не хочется никого видеть. А особенно сейчас и особенно её - бывшую игрушку Уилла. Вернувшись в комнату, я закрываю за собой дверь и залезаю с ногами в своё мягкое кресло. Отпивая маленькими глотками из своей кружки, я стараюсь взять себя в руки и придумать новый план. Но стук каблуков по коридору уже давит мне на виски.
  
   Я люблю тебя, мама.
  
   Прикрываю веки и тяжело выдыхаю, когда дверь распахивается и звон каблучков достигает середины моей комнаты.
  
   - Хватит прятаться, чёртова трусиха!
   - С такой стервой, как ты, это удаётся с трудом, - фыркаю в ответ и устремляю свой взгляд в окно.
   - Вот и славно, потому что я пришла к тебе с добрыми намерениями.
   - Меня сейчас стошнит.
   - Послушай, я от тебя тоже не в восторге, даже несмотря на твой сучий потенциал, - мягко отзывается Розали и грациозно запрыгивает на подоконник рядом со мной.
  
   Я не сразу замечаю, что улыбаюсь. Искренне и без притворства. Вовремя одумавшись, поджимаю губы и бегло окидываю её тощую фигурку взглядом, оценивая внешний вид. Рыжие локоны сегодня выпрямлены и собраны в высокий хвост. Одета в белое короткое платье, отчего стройные бёдра слегка оголяются, когда она закидывает ногу на ногу и сбрасывает свои босоножки на пол.
  
   Вообще-то, она хороша собой. Здесь ничего не скажешь. Но даже несмотря на это, я всё ещё хочу остаться наедине со своим остывшим кофе и блуждающими мыслями. Но... увы.
  
   - Кажется, ты совсем распустилась, девочка, - тянет рыжая и морщит свой маленький нос, отодвигая от себя пачку моих сигарет. - И чего ты добиваешься своей неумелой забастовкой?
   - А чего добиваешься ты? Тебе что, больше всех надо?
   - Считай это благотворительным актом.
  
   Одна моя бровь насмешливо изгибается, когда я замечаю её серьёзный настрой. Это что, розыгрыш такой?
  
   - Иди-ка ты отсюда, Рози, пока мой кофе не достиг твоего белоснежного платья.
   - Да брось, Мел, я вполне могу обойтись без него, - расплывается она в игривой улыбке. - Господи, Колин был прав. Ты - тяжёлый случай. Упрямая, словно ослица. И почему ты не можешь быть такой же душкой, как Уилл? Впрочем, генетические осечки случаются.
  
   Я закатываю глаза и поднимаюсь с кресла, скидывая с себя халат. Когда же я натягиваю на себя широкую футболку брата, ко мне медленно приходит понимание услышанного.
  
   - Колин? При чём здесь он?
  
   Рози мечтательно улыбается и пялится на свои ногти, безупречно покрытые красным цветом. Я тихо ругаюсь себе под нос и снова возвращаюсь в кресло, тяжело выдыхая.
  
   - Отношения с ним - это животный секс и ошеломляющая романтика, - сладко шепчет Рози, чуть ближе нагнувшись ко мне. - Знаешь ли ты, на что способны его руки? Мне кажется, что большее девушкам и не нужно. Только эти руки в положенном месте и понимание тебя. Я не знаю, где были твои глаза, чтобы отказаться от такого, маленькая тупица.
   - Ты настоящая испорченная девка, Рози, знаешь это?
  
   Девушка качает головой, отчего её конский хвост гуляет из стороны в сторону. А затем её полные губы трогает задорная широкая улыбка. Я не знаю, как это объяснить, но почему-то тоже улыбаюсь в ответ, снова ощущая в себе странную радость. Мне так не хочется верить в это, но эта беззаботность и вправду исходит от неё. Это странно, но теперь я замечаю всю её красоту. Она не старается быть "миленькой и хорошенькой", как в тот вечер, и не выпячивает свою сексуальность. Она раскрепощённая, да, но сейчас, когда мы наедине, Рози предстаёт передо мной без всех своих показных масок.
  
   Это... сбивает меня с толку.
  
   - Прости, цветочек, я тебя, наверное, смутила. Забудь, впрочем, это женские штучки, - протягивает она ехидным тоном.
  
   Я вновь подавляю улыбку. Почему я не злюсь? Не бросаюсь на неё? На это сложно дать ясный ответ, потому как мои инстинкты молчат. Быть может, я просто знаю, что она не права. Ведь было время, когда моя голова полностью отключалась от той почти животной похоти, которая овладевала мной и Уиллом. Я знаю, о чём она толкует, знаю, каково это. Поэтому просто продолжаю тихо улыбаться одними уголками губ и слушать все её ухищрения.
  
   - И всё же, ты меня бесишь, Мел. Знаешь почему? Потому что мне противно то, что ты сдалась. Бьёшься в каких-то жалких попытках, хотя всё, что от тебя требуется - предстать перед ним в таком виде, чтобы у него коленки задрожали от твоей красоты.
   - О чём ты тут вообще толкуешь? Уилл - мой брат, - нахмурившись, говорю я.
   - И? Дальше что? Я аморальная, так что мне плевать, - отмахивается рыжая.
   - Рози, ты, конечно, скрашиваешь мои будни, пытаясь быть милой, но мне кажется, ты обратилась не по адресу, - ответ мой выходит хриплым, оттого как на меня внезапно обрушиваются все мои страхи.
   - Послушай меня, ладно? Эй, взгляни на меня, - вкрадчиво шепчет девушка, и я подвергаюсь ещё большему шоку, когда замечаю её серьёзный и вдумчивый взгляд. Когда замечаю её... искренность. - Ты не догадываешься, зачем я здесь? Это может показаться тебе странным, даже слишком, но... друзья не смогут раскрыть тебе глаза. Ты их боишься. А враги - враги могут. Дать тебе грубый пинок под зад и заставить задуматься, - она усмехается, и уголки её губ трогает озорная улыбка. - Каждый человек походит на кусочек паззла. Мы с Колином сошлись, и знаешь, получилась весьма занимательная картинка. А у вас не вышло потому, что вы из разных панно. Чтобы сотворить достойную картину твоей жизни, тебе нужен твой личный, подходящий по всем уголкам кусочек. И Уилл - это он и есть.
  
   Я с трудом сглатываю, ощущая, как вся моя грудная клетка воспламеняется. Каждый вдох мне даётся с трудом, но, пересиливая себя, я втягиваю воздух маленькими урывками, хватая его губами. Внутри меня тоскливо воет дикий зверек, который требует того, кто однажды его приручил.
  
   Враги. Да разве враги говорят такое? Разве они спасают твою больную голову? Я не знаю, кто для меня Розали. Но вес её слов так значителен, что я испытываю дикое желание её обнять и разрыдаться на её тощем плече.
  
   Она вытягивает из моей пачки сигарету и закуривает, плавно выдыхая серые струйки в распахнутое окно.
  
   - Ты, Мел - настоящая заноза в заднице, но я разглядела в вас то, во что давно перестала верить. Это так нужно в жизни - во что-то верить.
  
   Я вижу, что она не играет. Розали, как мне стало понятно, является стоящей актрисой, как и Колин, впрочем, но сейчас... сейчас она была собой. Всё произошло так спонтанно. Ещё несколько секунд назад её голос сочился сарказмом и свойственным ей превосходством, а теперь она потрясла меня своими словами и растворилась в своей думе, докуривая маленькую дозу моего никотина. Я растеряна и так благодарна ей, но вежливые слова застревают в глотке, оседают на языке. Поэтому я просто молчу и наблюдаю, как Рози приводит себя в чувства и возвращается в своё амплуа, дабы не раскрыться передо мной окончательно.
  
   - Так что ты скажешь на то, чтобы преобразиться из чудовища в красавицу? - вопросительно вскинув свои тонкие брови, язвит она.
   - Изумительно, - смеюсь я, закусывая губу. - Только никак не пойму, почему тогда Уилл не купился на твою сексуально закинутую удочку.
   - Потому что я - не ты, Мел. И слава богу, - тут же добавляет она, спрыгивая с подоконника и поправляя платье. - Потому что твои прикиды могут любого нормального мужика превратить в гея.
   - Повёрнутая сучка, - веселюсь я, швыряя в нее подушку. - Тебе не зачем становиться проклятой крёстной феей, потому что он пропал. Меня все держат в неведении, а сам Уилл не выходит на связь, - говорю я, и улыбка моя медленно блекнет.
  
   Откровенно говоря, моё мнение о Розали кардинально поменялось. Но это совсем не означало, что я стала бы открывать ей семейные тайны. Поэтому я благоразумно смолчала, не став делиться с ней причинами его исчезновения.
  
   Однако я чувствую себя комфортно. Я по-прежнему испытываю эту дикую необходимость в нём, но мне... спокойно? Словно эта девушка неожиданным образом усыпила всех моих демонов.
  
   - Ты чертовски права, фея! Поэтому, - она открывает свою сумочку и, многозначительно улыбаясь, машет перед моим носом билетами.
   - Что это? - растерянно бормочу я, в ту же секунду испытывая приятную тянущую боль внизу живота. Кажется, это называется предвкушение.
   - Это твоя персональная путёвка в рай, лапа, - подмигивает Рози и поясняет, что это билеты на выставку.
  
   Тот проект, над которым трудился все эти месяцы Уилл, наконец состоится. Молодые таланты нашего университета предстанут перед широкой публикой. Я помнила это. А также помнила и то, как он вкладывался в свой проект, отдавая себя целиком. Уилл говорил, что фотография для него - это чуть меньше, чем я. И одна мысль об этом делала меня счастливой. Ведь я точно знала, какая любовная зависимость у него была от съёмки.
  
   - Но... ты не знаешь главной новости, - медленно шепчет она и наклоняется к моему лицу, упираясь по бокам от меня в ручки кресла. - Твой дорогой братец сам передал их мне. Приезжал в университет по делам проекта, и мы пересеклись.
  
   Я ощущаю лёгкий озноб, который усиливается от её тихого шепота мне на ухо. Мелкая стерва специально доводит меня, чтобы разогреть интерес.
  
   - Ты знаешь, где он? - хрипло спрашиваю её с твердой решимостью.
   - Знаю. Но тебе не скажу, - довольно отвечает рыжая. - Прояви своё терпение, ну же. Кем бы он тебе ни приходился, Уилл - прежде всего мужчина, Мел. Так что не стоит бежать к нему по первому зову. Выставка только через две недели.
   - Я сойду с ума, зная, где он!
   - Кто тебе сказал, что я его сдам? Мы с ним поддерживаем солидарность, ясно? Не желаю её рушить, - фыркает Рози. - И... если тебя это успокоит, то ему тоже хреново. Уж поверь мне.
   - Я думала, ты желаешь помочь, - нервно бросаю я.
   - Эй, остынь. Я сама изъявила желание передать эти билеты тебе. Просто доверься своему обаятельному врагу, ладно? Вам нужно время. Ещё совсем немного. Всё должно быть по плану, дурёха. Так или иначе.
  
   Тяжело сглотнув, я приказываю своему сердцу перестать так отчаянно биться. Может, она права? Может, мне стоит взять себя в руки? Пусть я постепенно схожу с ума от этой дикой тяги к нему, но Уилл не оставил меня. Он хочет меня видеть.
  
   - Так, хорошо, все формальности улажены, поэтому поднимайся, нам уже пора, - закатывает глаза Розали и тянет меня с кресла за руку. Я кидаю в неё злобный взгляд. - Сколько вы там не виделись? Я не знаю, сколько нужно времени, чтобы переквалифицироваться в гея, но мы должны срочно сделать что-то с твоим серым обликом.
   - Я не думаю, что это хорошая идея. Мы с Уиллом ещё давно пробовали, и, знаешь, ничего не вышло. И Ди, кстати, тоже бралась за меня, - ворчу я, не желая подниматься.
   - Домохозяйка и парень-подросток? Что же, отличная команда, Мел. А теперь живо поднимай свой зад.
   - Разве ты не можешь провести время с Колином, раз уж вы так сошлись характерами? - бормочу я, сдавшись, и поднимаюсь с кресла. - Почему именно я становлюсь жертвой твоих заботливых нападений?
   - Ты мне на самом деле нравишься, - отвечает она, отворяя мой захламлённый мужской одеждой шкаф.
   - Я думала, мы - враги.
   - Так и есть, - доносится до меня. Когда Рози оборачивается, вытащив одно-единственное платье, что ей удалось найти, она широко улыбается, добавляя: - Мы с тобой враги с привилегиями, так пойдёт?
  
   Смотрю на неё и не понимаю, возможно ли, чтобы за какие-то полчаса жизнь приняла такой крутой поворот? Но это случилось. Узел внутри меня ослаб. Боль притупилась, сменив сосущее чувство пустоты на неистовое ожидание, от которого меня до сих пор бьёт сладкая дрожь. Я с трудом представляю, как вынесу эти долгие две недели, но есть то, ради чего стоит мучиться.
  
   Поэтому я лишь киваю Розали и, внезапно для себя самой, окликаю её. Девушка разворачивается и выжидающе постукивает ноготками по своему блестящему клатчу, пока я тяну с ответом.
  
   - Спасибо тебе.
  
   Всего два слова, но в них вложено столько смысла и благодарности, что глаза начинает немного пощипывать. Стыдно, но помощь пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. И это... лучшие полчаса за все последние дни.
  
   Мы обмениваемся с ней тёплыми взглядами и слегка улыбаемся друг другу, забавляясь ситуацией.
  
   Ты никогда не узнаешь, какой оборот может принять твой хмурый день и кто поспособствует этому, заранее. Но сегодня я вновь превратилась в маленькую девчушку и поверила в чудо.
  Глава 20.
  
   POV Уилл
  
   Семья. Пять букв, а такое тёплое, родное и дерущее душу слово. Семья способна принять нас. Принять такими, какими мы являемся без всяких прикрас. Настоящими. Со всеми нашими страхами, комплексами и дурным характером. Не всякий родитель, конечно же, готов всецело принимать, да и чего только не бывает в жизни? Но мне повезло с этим больше. Я жил, твёрдо полагаясь на то, что эти люди всегда будут для меня некой неприступной крепостью, за которой я всегда смогу спрятаться. Знал, но не использовал это. Это ведь не по-мужски, верно? Однако само это знание, ощущение за спиной этих крыльев - оно всегда помогало мне. Мама и папа. Сколько им пришлось вынести, вытерпеть, прожить каждую секунду нашего с Мией детства и не слететь с катушек? Серьёзно, я не знаю.
  
   Всё наше упрямство, эти вечные проказы и затеянные революции в порывах юношеского максимализма... Я не могу полностью осознать, каково оно - быть родителями. Но наверняка это адский труд, выдержка и абсолютное отречение от своего сердца. Стать родителем - значит подарить ребенку своё сердце, которое отныне будет разгуливать вместе с ним.
  
   Я был более сговорчив, чем... чем Миа, но послушным меня всё же сложно охарактеризовать. Тем не менее, мама и отец считали иначе. Франси говорила, что я был более ласковым ребенком и всё время любил обниматься. Миа - маленьким орущим чертёнком. Но, так или иначе, её порывы любви были в разы сильнее, чем мои. Если она была недовольна, то на ушах стоял весь белый свет, а если всё было по её плану, то была готова обнять целый мир, одарив всех своих близких безграничным теплом со всей своей страстью.
  
   Вспоминать о своём детстве, о детстве, проведённом с моей девочкой - высшее счастье. Это вызывает во мне такие светлые чувства, что хочется непрестанно улыбаться. Всё вышло так, как должно было. И если меня спросят, жалею ли я о нашем псевдородстве, я, не задумываясь, отвечу нет. Это наш путь. Наша с ней дорога. С такими вот крутыми поворотами, неровной тропинкой и сложными препятствиями, что появляются на земле из пустого места. Ведь мы такая старая и сплочённая команда. Неужели это может быть нам не по зубам? Я просто отказываюсь в это верить. И она не поверит.
  
   Что же касается родителей, то здесь всё сложнее. Мне плохо. Как и нам всем, впрочем. И впервые за наш с ней взрослый "проказ" мне действительно становится больно. Оттого что нанесли именно им прямой и чёткий удар. Но не стыдно. Нет, только не стыд. Каждый свой шаг, что я делал вместе с Мими, - взвешенный и ровный. И я лучше отрекусь от самого себя, чем постыжусь того, что нас с ней объединяло и объединяет по сей день. Это выше обстоятельств. Выше того ущерба, который мы нанесли своим самым близким, как бы прискорбно это ни звучало.
  
   И вот, я сижу за столиком уютного кафе неподалеку от общежития и нервно тарабаню пальцами по деревянному столу. Этот стук по дереву достигает перепонок. Давит. Заставляет пульсировать мои виски. Готов ли я к этому разговору вообще? А... она?
  
   Судорожно выдыхаю и заказываю себе крепкий кофе. Сжимаю и разжимаю пальцы. Отчаянно хочется побить грушу, пробежать несколько километров, чтобы хоть немного снять это напряжение, которое забралось под самую кожу. Чтобы задыхаться со жжением в груди от набранной скорости.
  
   Нужно собраться. После всех событий, раскрывшихся и произошедших в одночасье, я всё ещё люблю своих родителей. Да. Я буду называть их так. Потому что плевать я хотел на то, что они не мои кровные близкие. Эти люди вырастили меня, никогда меня не ущемляли и, возможно, стали даже больше, чем просто любящими родителями. В конце концов, они подарили мне Её... Как бы странно это ни звучало.
  
   Дождь, не переставая, заливал весь Вашингтон последние трое суток, а сегодня наконец прекратился. Солнце едва проглядывается сквозь скопления тёмных облаков, но ливня пока не ожидается. Я вдыхаю полной грудью эту свежесть, желая подольше задержать её в себе. Я нуждаюсь в встряске. Нуждаюсь в том, чтобы меня кидало то в удушающее пекло, то в леденящий холод. Я так давно не испытывал ничего подобного. Только пустоту и оглушающую тоску. Я не романтик. Чёрта с два. Просто из меня словно выкачали все радости жизни, оставив лишь воспоминания. Только за них и цепляюсь. Они возвращают меня к Ней, хоть ненадолго. Хоть так призрачно и едва ощутимо.
  
   Миа любила выходить на долгие прогулки после дождя и тянуть за собой меня. Мы возвращались абсолютно грязными и продрогшими, но абсолютно счастливыми. Это была наша зона комфорта - быть вместе и веселиться в самых неподходящих местах. Наша стихия. Наш ежедневный адреналин.
  
   Передо мной встаёт улыбчивая официантка, и тут же приземляется дымящаяся кружка с кофе, окончательно возвращая меня в реальность. Я благодарю девушку и уже тянусь к бодрящему напитку, как вдалеке замечаю женственный и такой знакомый силуэт. Кружка снова опускается на гладкую поверхность стола, а взгляд устремляется к ней. Даже отсюда замечаю, как волнительно бегают глаза матери в поисках меня. Она нервничает. Сжимает в своих тонких ручках сумку и заправляет прядь за ухом. Я машу ей рукой, отчего она устремляется ко мне со всех ног. Сердце сжимается, когда Франси почти достигает меня. Резко встаю из-за стола и ловлю её в свои объятия, крепко прижимая к себе.
  
   Твержу себе, что я мужчина. Но невидимые цепкие пальцы сжимают моё трепещущее сердце так сильно, что боль дурманит мой рассудок. Хочется что-то сказать, вымолить прощение за боль, причинённую ей и отцу, но слова, будто крошечные иголки, царапают мне глотку. Только обнимаю её и ощущаю, как её тело сотрясают тихие рыдания.
  
   - Ох, Уильям! Ты ведь не собираешься нас покидать, верно? Ты наш сын. Любимый, желанный, - бормочет мама мне в плечо. Чувствую, что ещё немного - и я превращусь в проклятую тряпку. Проглатываю этот болезненный комок и осторожно разнимаю объятия, усаживая её за стол.
  
   Беру её холодные руки и целую их, поднеся к губам.
  
   - Хватит лить слёзы, мама. Ты слишком сильно влияешь на меня, - тепло усмехаюсь я. Она улыбается сквозь слезы.
  
   - Ты прав. Я стала такой невыносимой плаксой в последнее время, даже жутко.
   - Ну, у нас имеются весомые основания, верно? - улыбаюсь в ответ, но выходит как-то криво.
  
   Замечаю, как тяжело она сглатывает и чуть отводит взгляд, приводя своё дыхание в норму. Франческа, как и всегда, - истинный эталон женственности и обаяния. Строгая юбка, летний пиджак и эти её жемчужные маленькие сережки. Сколько себя помню, никогда не снимает их. Её пряди, цветом как и мои, убраны наверх, а влажные глаза теперь больше походят на всепоглощающую синеву океана.
  
   Я заказываю для неё её любимый зелёный чай с мятой и осторожно наблюдаю за матерью со стороны. Она всё ещё нервничает. Замечаю под её глазами тёмные круги и несколько новых морщинок рядом. Мне становится вдруг невыносимо душно.
  
   - Мам, ты должна перестать так изводить себя, - чуть погодя, нарушаю я повисшее молчание. - Всё уже случилось. И я рад, я так безмерно рад, что мне довелось побыть для вас сыном.
  
   Я запинаюсь на полуслове. Наверняка я подвёл их. Они приняли меня в свою семью, а я не оправдал всего этого. Смотрю на её призрачную улыбку, и становится дурно, оттого что покрасневшие глаза матери - наших рук дело.
  
   - Ты и сейчас наш сын, - говорит Франси. - И будешь им каждую последующую минуту нашей с Невилом жизни. Ты... может, ты хочешь знать о...?
  
   Я молча мотаю головой, понимая, о чём идет речь. Я думал об этом. Размышлял о них - тех, кто отказался от своей родной крови так просто. Но знание того, что меня бросили ещё в младенчестве, не разбивает мне сердце. Я никогда не чувствовал себя уязвлённым или слабым; только отсутствие одного человека в моей жизни делает меня таким.
  
   - Знаешь, а ведь твоя настоящая мать приходила. Тебе было пять, и вы с Мией гостили у Дилайлы. Она твердила, что излечилась, что искренне сожалеет, что всё вышло так. Но больше она не имела никакого права вторгаться в твою жизнь. Мы об этом позаботились, Уилл.
   - Вы всё сделали правильно, мам, - тихо отвечаю я. "Настоящая мать". Меня слегка передёргивает от этого. Моя настоящая мать сидит напротив меня и всё ещё продолжает любить меня, после того что произошло. В это я верю больше.
   - У нас имеется её адрес на случай, если ты...
   - Эй, - прерываю её я, взяв тонкие пальцы мамы в свои тёплые ладони. - Не будет этого случая. Она потеряла меня в тот момент, когда допустила подобное. Это всё ни к чему.
  
   Мне даже не хочется знать, от чего она излечилась: от наркоты или алкоголя. Не хочется знать, где мой так называемый отец. Вообще. О них. Не. Хочется. Знать.
  
   - Знаю, мы много дел наворотили. Но... как там Миа? - осторожно касаюсь я более болезненной темы.
   - Требует тебя. Всё, как и всегда, - тепло усмехается мама, но глаза её блекнут ещё больше.
   - Нам время нужно, мам. Нам всем. Но я не могу отказаться от неё навечно. Это всё выше наших сил, понимаешь? Я и она.
  
   Я чертовски растерян. Можно ли вообще говорить с ней так?
  
   - Уилл... я... что ты хочешь услышать от меня? Я с трудом перевариваю случившееся, - тяжело вздыхает она и комкает в руках бумажную салфетку. - Не уверена, что смогу ответить то, что ты хочешь услышать.
   - Я и не жду, - мягко отзываюсь я. - Знаю, как тяжело вам приходится, но обещаю, что мы не станем показываться вам на глаза. Можем приезжать к вам с папой по отдельности, если он поймёт. Если захочет... Я просто не смогу лгать, понимаешь? Я презираю ложь. И ты должна не понаслышке знать, как тяжело приходится уживаться с ней. Только вот я больше не смогу. Не выдержу. Это враньё сожрёт меня заживо, мама. Лучше уж такая правда - болезненная и уродливая. Но она будет настоящей.
  
   Её хрупкие пальцы начинают мелко подрагивать, комкая ещё больше эту несчастную салфетку. Я ощущаю, как груда камней спадает с моего сердца, я целиком и полностью ощущаю, как виноваты мы перед ними. Но я чист. Если это можно так назвать. Ведь разве было бы лучше, если бы мы все притворились, будто ничего и не было вовсе? Спустя какое-то время снова собрались бы всей семьей, пили вино и ужинали, изображая изо всех сил непринуждённые улыбки и лёгкость семейного вечера. Это низко - обманывать их. Мы ведь не чёртовы актеры, которые участвуют в театральной постановке, мы - люди! Да и не вышло бы из этой затеи ничего, однозначно. Только не с нами. Не с Мией...
  
   Я больше не могу оставаться здесь. Видеть её печальные глаза, почти физически ощущать, как причиняю ей боль своим решением. Мне нужно уйти. Оставить её наедине со своими мыслями. Дать время, в котором мы все так чертовски сильно нуждаемся. Для реабилитации, для принятия собственного решения, для усвоения правды, пусть и такой горькой и невозможной на вкус.
  
   - Прости нас, мам. Если сможешь когда-нибудь, - тихо обращаюсь я к матери и поднимаюсь со своего места. Глаза её опущены. Наклоняюсь к ней и долго целую в висок, добавляя ещё тише: - Дай мне знать, когда вы будете готовы.
  
   Я ухожу. Глаза мои щиплет от подступающей влаги. Во рту снова появляется ком, словно горло до отказа набили битым стеклом. Чувствую себя настоящим ублюдком, но теперь я хотя бы не лжец. Честный ублюдок! Хочется смеяться от этой паршивой иронии. И почему правда так болезненна? Почему она всегда создаёт дисбаланс? Я потираю своё лицо и ускоряю шаг.
  
  
  ***
  
   В ночь перед выставкой я был почти на грани. В мой некрепкий сон врывался детский голосок, который оглушал мои перепонки. Он принадлежал девочке. Я метался по кровати, полностью погружённый в этот полусон. Такой болезненный и тревожный.
  
   В нём в глаза слепило солнце, и я ни черта не видел. Только размытый силуэт её лица и отблеск её темных волос. Она тормошила меня и, надрывая связки, кричала моё имя. Затем поднялась на ноги и устремилась со всех ног в лес. Моя голова шла кругом. Я хотел проснуться, зная, что это моё очередное безумное забытье, но не мог.
  
   Только видел сквозь мутную пелену сна её нескладную спортивную фигурку. Девочка была одета в джинсовый комбинезон, а волосы её непослушными локонами обрамляли детское личико в форме сердечка. Я догнал её у самой кромки леса и постарался помочь. Но она лишь нахмурилась, толкнула меня в грудь и убежала дальше.
  
   Помню, что всё было так мутно и размыто... Отчётливо - лишь обилие зелёного цвета. С ней его всегда было в избытке. И мне это нравилось. Зелёный цвет - он словно сама жизнь. А весна - главный его союзник, который превращает все пожухшие от холодов листья в цветущий и благоухающий изумруд. Такой же, как и её счастливые большие глаза. В них и заключена вся моя жизнь. Моя главная цель. Смысл моего существования.
  
   В этом сне, на грани реальности и полузабытья, я вдруг очутился в маленьком лесничем домике. Я знал его. Девочка стояла посреди тёмной комнаты, обнимая себя за плечи. Образ всё такой же размытый, но взгляд... его я узнал бы всегда. Это была моя сестра. Крепкая и абсолютно несносная малютка. Сквозь щели деревянной коморки проникал солнечный свет, а в этих лучах, пробивавшихся в дом, витали маленькие пылинки.
  
   - Зачем ты оставил меня, Уилл?
  
   В этот самый момент мои глаза широко распахнулись. Я был совсем не удивлен, что реальность вновь настигла меня. Испытываешь почти то же самое, как резкое погружение в ледяную воду. Но и это было уже не так неожиданно.
  
   Внутри меня тут же закопошились мысли, в которых Миа просто не приходит. Возможно, она просто устала от всего. Трудно поверить в это, но когда ты не видишь человека длительное время, то постепенно начинаешь сомневаться. Во всём, чёрт возьми. В каждом своем и чужом шаге.
  
   Мои пальцы действовали быстрее, чем мой мозг, когда я уже набирал ей сообщение и прикреплял к нему один единственный снимок.
  
   Да, у меня было несколько тысяч снимков. И, если откровенно, то в большинстве своём они были связаны только с этой девочкой. Но этот был так мною любим...
  
   Атланта. Вечер у костра. Тот самый день, когда мы впервые перешли проклятые границы. Фото было не таким уж качественным и вообще не включённым в мой проект, так как я попросту считал его личным. А ещё, я нашёл его абсолютно случайно.
  
   Там были мы. Тогда мы танцевали. Я помню этот день так отчётливо. Помню, как она тянулась ко мне, ревновала ко всем взглядам, обращённым на меня. Это всё так забавно, потому как, сколько знаю себя, Миа всегда слишком ревностно относилась к моему вниманию. Но всё было правильно, ведь я всецело принадлежал Ей.
  
   Её утончённые руки были обвиты вокруг моей шеи, а сама она стояла на цыпочках. Мне становится так сладко от одной мысли о том дне. Я впервые взглянул на неё совсем не как на сестру, а она позволила себе забыться, касаясь меня чуть дольше, чем "можно" было для нас. На снимке было видно, как я проводил своим носом по её щеке. Боже, это ведь так... интимно. Просто вспоминаю все ощущения, которые испытывал при этом, вспоминаю её лёгкую дрожь, которая передавалась и мне. Запах. Даже сейчас помню её запах - малина. Так пахли её волосы и кожа у самого основания её шеи. Я позволил себе тогда коснуться и там. И всё это кажется таким чистым и светлым, что даже самый горячий секс не стоял рядом. Хотя бы просто потому, что, когда я вдыхаю запах её кожи, весь мой мир рыдает от удушающей эйфории.
  
   Я ещё долго всматриваюсь в счастливое лицо Мии на снимке, чьи глаза полузакрыты, а затем добавляю текст. Всего несколько строк из песни, но она знает их смысл:
  
   Have you got colour in your cheeks?
   Do you ever get that fear that you can't shift
   The type that sticks around like summat in your teeth?
  
   У тебя краснеют щеки?
   Бывает ли у тебя такой страх, что ты не можешь одолеть?
   Такой, что никак не отстанет, будто что-то застряло в зубах?
  
   Моё сердце пропускает несколько чётких ударов, и я почти задыхаюсь, когда телефон уже через несколько секунд оповещает о новом сообщении.
  
   Do I wanna know?
   Do you want me crawling back to you?
  
   Хочу ли я знать?
   Хочешь ли ты, чтобы я приползла обратно к тебе?
  
   Когда мои глаза в эту ночь закрылись, то впервые за долгое время я не искал сна. Демоны во мне поникли, будто бы Миа взяла над ними власть. И я провалился в долгожданный, крепкий сон.
  
  
  ***
  
   Я стою в небольшой выделенной мне комнате, рассматривая своё отражение. Послабляю галстук, что обвился вокруг моей шеи удушливой змей. Я не привык носить его. Так же как и брюки, рубашку и пиджак. Я смотрю на себя и вижу лишь взрослого мужчину. Но под этим деловым обликом беснуется столько страхов. Самый главный из них - потерять Мию. Волнительное предвкушение одолевает меня до самых кончиков пальцев. Сегодня всё и решится. Эпичное воссоединение или же оглушительное расставание. Времени больше нет. Оно и так вдоволь поиздевалось над нами последние недели. Нет никаких сил, никакого терпения. Только рьяное желание очутиться рядом.
  
   С ней.
  
   В ней.
  
   Да как угодно. Ведь я готов быть у её ног, вечным сторожевым псом, лишь бы уголки её губ взмывали вверх. Так игриво и изящно, как умеет только Она.
  
   Я слишком истосковался по ней. А ещё по своей душе, которая бродила где-то рядом с моей девочкой. А её была здесь, со мной. Только я не ощущал её физически. Чувствовал, да, но не мог прикоснуться, прижать к себе. Ничего не мог! И это угнетало меня больнее, чем наркотическая ломка. Быть может, я и не знаю в точности, каково оно, но, безусловно, весь я - словно вывернут наизнанку, абсолютно лишённый самого главного наслаждения всей моей жизни.
  
   Позади меня раздаётся резкий хлопок двери, вырывая меня из своих мыслей. Никогда не был замкнутым человеком, погрязшим в своём вымышленном мире, но сейчас, видимо, стал. Кто-то постоянно вторгался в мою полупустую реальность, нарушая поток моих болезненно-сладких воспоминаний. Я злился. Ощущение, будто тебя вырывают из транса, в который ты так удачно вошёл. Но на этот раз я догадывался, кто это мог быть, когда по паркету застучали каблуки.
  
   - Ну что, ты готов, Ромео? - слышу знакомый голос.
  
   Облокачиваюсь руками о зеркальную раму и вглядываюсь в отражение позади себя. Розали. Сегодня она, как ни странно, вырядилась менее вызывающе, нацепив на себя закрытое платье, без всяких свойственных ей декольте и глубоких вырезов. Коротко киваю девушке и стараюсь взять себя в руки.
  
   Наверняка Рози тоже немного нервничает, хоть никогда и не признается в этом. Сегодня наши проекты будут представлены на суд знаменитых фотографов и различных прославленных мастеров нашего дела. Возможно, именно сегодня кого-то из нас заметят и пригласят на стажировку, а может, и в личные помощники одного из них.
  
   Однако я едва ли переживаю на этот счет. Сегодня у меня есть один-единственный и самый главный зритель - Миа. Если, конечно, она придёт. Да, мы обменялись с ней прошлой ночью сообщениями, но зная её характер... И если вдруг она захочет проучить меня, - что же, я беспрекословно вынесу всё, что она мне уготовила. Лишь бы видеть её. Чувствовать рядом. Привычно сходить с ума.
  
   - Она здесь? - единственное, что я желаю знать именно сейчас.
  
   Роуз хитро улыбается мне в нашем отражении и, подойдя ближе, кладёт свои пальцы на моё плечо.
  
   - Вы справитесь Уилл, - шепчет она. Кажется, я улавливаю в её голосе искренность, отчего медленно поворачиваюсь к девушке лицом. Всё это так чертовски странно, абсурдно, но так оно и есть. Она абсолютно серьёзна. - Хватит так на меня смотреть. Сама не пойму, как записалась в фанаты вашей аморальной любви.
  
   Я продолжаю изучать её, не произнося ни слова. Рози, безусловно, поменялась за последнее время. Но сказать, что меня пугают такие контрастные перемены, - это не сказать ничего. Хотя, наверное, её и саму это напугало. Она то и дело надевала на себя привычную для неё маску властной стервы. Но иногда вся эта мишура соскальзывала с неё. И Рози, так или иначе, было не по себе. Потому она снова пряталась. Так это всё виделось мне.
  
   - Кстати, с твоей зоны все не сводят глаз! Кажется, ты вызываешь всеобщий ажиотаж со своей "М", - сладко протягивает девушка и, подойдя к окну, закуривает тонкую сигарету.
  
   Я улыбаюсь ей. Чёрт возьми, она знает всё, что я подразумевал под этим коротким названием.
  
   Арендованная студия была поделена на несколько зон, где полукругом располагались все снимки каждого студента. Задумка была интересная, особенно потому, что каждая зона сопровождалась определённой подсветкой с выбранным нами цветом. Так как студентов было слишком много, чтобы участвовать, ещё полгода назад произвели некий отбор, и каким-то чудом мы с Рози оказались здесь. Это был один из тех шансов в жизни, что выпадают предельно редко. Но мой шанс блуждал где-то по залу, рассматривая фотографии, которые были всецело посвящены ей.
  
   - Это хорошо, думаю. Ну, а как же твоя зона? - отвечаю я, поддерживая разговор.
   - Несомненно, привлекла бы больше внимания, будь я обнажена на снимках, - смеётся Роуз. - На самом деле всё не так уж плохо. Ведь в нашем случае у всех шансы равны, сам понимаешь. Толпа - это так, для галочки и всеобщего обожания, а вот главная аудитория будет слушать всех нас через проклятые полчаса. Твои коленки ещё не дрожат? Мои, кажется, уже начинают.
   - Ты нервничаешь, Рози? Это что-то новенькое, - говорю я, ухмыляясь. - Так... ты теперь с Колином?
   - Да, абсолютно верно. С ним. Можешь ничего не говорить, Уилл. Будет достаточно и того, что ты уже наверняка кусаешь локти, - подшучивает она.
  
   Я смеюсь. Розали остаётся собой - с её чрезмерным самомнением и, как ни странно, обаянием. Тем не менее, я по какой-то причине рад, что она сейчас здесь.
  
   - Ладно, надеюсь, я немного тебя взбодрила. А теперь вперёд! Покажи своей девочке, что ты её заслуживаешь.
  
   - О, прошу тебя, дорогая, скажи, что это не ты, а твоя добрая сестра-близнец, - простонав, улыбаюсь я. Отзываться о Мии доброжелательно - для неё это слишком.
  
   - Я колдовала над её новым образом слишком долго, чтобы пустить всё на самотёк. Просто не подведи эту крошку, ясно? Пусть она и иссушила весь мой мозг за эти дни, но Мел заслуживает своего счастья.
  
   Я немного настораживаюсь, услышав о "новом образе" и "за эти дни", о чём сболтнула Роуз, но едва заметно киваю ей.
  
   - Теперь твоя карма почти не запятнана, так?
   - Нет, не так, - вздыхает она театрально. - Чтобы её отбелить, потребуются годы, малыш.
   - Ну, раз так, то, быть может, ты поможешь мне кое-что провернуть?
  
   Она выглядит настоящей лисицей, когда понимающе кивает и широко улыбается мне в ответ.
  
   - Думаю, моя карма может и подождать, - смеётся она и, похлопав меня по плечу, добавляет: - Что там у тебя?
  
  
  ***
  
   Студия заполнена до отказа. Сосредоточенные мастера своего дела, преподаватели и простые люди, пришедшие поглазеть на свежие таланты фотоискусства. Для всех них мы - словно маленькая вишенка на торте. Ещё не совсем созревшая, но уже притягивающая взгляды. Когда ты делаешь свои первые серьёзные шаги в таком нелёгком деле, как искусство, - есть только два возможных развития событий: либо всё твое творчество раскромсают на мелкие кусочки, слетевшись к твоим стараниям, как стервятники; либо ты будешь хоть немного, но оценен. И, конечно, никто тебе не даст гарантии. Ведь судьба - такая лгунья, с ней никогда нельзя быть абсолютно уверенным. Что же касается меня, то я давно принял одно важное решение: надеяться лишь на себя. И трудиться.
  
   Я стою в группе участников и стараюсь слушать завершающую речь Рози. Но она ли это? Девушка говорит так мягко и искренне, что я совсем не узнаю в ней старую подругу, которая казалась всем среднестатистической пустоголовой стервой. Тема её проекта: "Сильный пол". Но она говорит о женщинах. Мужчины в зале, по идее, должны были плеваться и, усмехаясь, качать головой: "Очередная феминистка", но Роуз сумела тронуть и их сердца. Она говорила и говорила: о том, как трудно приходится матерям-одиночкам, с каким упорством женщины стараются защитить своих детей, когда глава семейства - хренов насильник, о карьеристках, не знающих значения слова "счастье"... В её словах был заключён глубокий смысл, и, проговаривая свою речь, она сочувствовала каждой из своих героинь. Снимки же так цепляли взгляд, что у некоторых в зале наворачивались слёзы. Роуз показывала обратную сторону медали. И её разглядели.
  
   Да, сегодня она была в ударе. Я же никак не мог собраться духом. Мои глаза лихорадочно блестели, когда я блуждал взглядом по толпе. Грудь мою будто бы сдавили бетонной плитой, когда студия взорвалась бурными аплодисментами, а Рози уже спускалась с импровизированной небольшой сцены.
  
   Мии не было.
  
   Прозвучало моё имя, и сердце моё упало куда-то вниз. Уже спустившись, Рози проказливо улыбнулась мне и быстро вложила в руку что-то металлическое. Опустив взгляд, я увидел ключи.
  
   Хотелось горько рассмеяться. Нужны ли они мне теперь? Кладу ключи в карман брюк и сжимаю пальцы в кулаки.
  
   Просто сделай это!
  
   Я медленно поднимаюсь на несколько ступенек выше и вглядываюсь в свои же работы.
  
   На первой - нам ещё нет пяти. Местный зоопарк. Её голова закинута назад, а лицо выдаёт неподдельную радость, оттого что обезьяна лизнула ей нос. Я заснял это на свою первую мыльницу.
  
   На второй - ей десять. Сидит под нашим деревом во дворе и читает книжку, которую стащила у отца. Лица её совсем не видно; только чуть сгорбившаяся спинка, непослушные прядки, что закручены в хвост, и книга в руках. Я любил застукать её за подобными проказами, чтобы подшучивать и иногда шантажировать, исключительно чтобы провести с Мией ещё больше времени.
  
   Третья фотография - ей тринадцать. Чёткий профиль, что выглядывает из-за стенки. Кадр получился случайным, но был одним из моих любимых. Лица не видно полностью, но даже так бросается в глаза её капризный рот, что снова скривился от очередной несправедливости мира.
  
   Снимков было много. Начиная со светлых моментов нашего детства и заканчивая моими пальцами на её животе, двигавшимися вниз. Это почти на грани безумия. Ведь я знаю каждую родинку на её теле, каждый шрамик и каждую трещинку на губах. На последних фотографиях, что были сделаны совсем недавно, лиц совсем не видно. Но совершенно не потому, что я боялся осуждения или грязных сплетен. Я просто не хотел делиться ею. Это и так всё было слишком личным. Священным. Доступным лишь для наших глаз.
  
   На выделенную мне зону падает мягкий зелёный свет, а вверху курсивом выведена одна буква: "М"...
  
   Я делаю пару шагов и приближаюсь к микрофону, вглядываясь вдаль. Возможно, она в этом зале. А может, и нет. Однако я должен сказать это. Произнести свою проклятую речь, слова которой совершенно стёрлись в моей голове. Но вместо этого я всего лишь кидаю папку с черновиками на пол перед собой и, тяжело выдохнув, начинаю импровизировать:
  
   - Я писал эту речь около двух недель, но теперь понимаю: всё это - лишь расписная обёртка. Если же я хочу донести до вас саму суть своего проекта, я скажу вам всё, как есть. Я не буду рассказывать о своей первой любви, так же как и о мире во всем мире. Моя М. не является моей первой любовью, она - моя единственная. Я против войны, но я ни черта не знаю о мире во всём мире, потому как вся наша с М. жизнь - это постоянный бунт и непокорность сложившимся обстоятельствам, - усмехаюсь я собственным словам. - У каждого из нас свой путь, своё стремление к свету. Но лично мой путь, мой свет заключён лишь в Ней одной. И без неё я попросту не справлюсь и затухну один, так и не успев толком разгореться. Я обычный парень, который полностью отдаёт себя фотографии, но я солгу, сказав, что фотоискусство - моё самое главное стремление. Все эти снимки - это всего лишь жалкий кусочек нашей маленькой вселенной. И, готов поклясться, мне с трудом удаётся делиться им с вами, - продолжаю я, замечая понимающие улыбки и тихий смех зрителей. - Эта жизнь так удивительна и неизведанна для нас с М. Но единственное, в чём я абсолютно уверен: я не смогу познавать этот мир без её изумрудов, с ошеломляющей любовью смотрящих на меня. Без её тонких запястий и цепких, но умеющих дарить нежность пальцев, что всегда переплетались с моими. Без её истерик, без упреков, без её убийственной нужды во мне. Каждый мой вдох сопровождался её вдохом. Каждый шаг моего взросления - с её шагом. Мы настолько близки, что порой я с трудом различаю, где заканчивается М. и начинаюсь я сам. Просто одно целое, без показной мишуры и клятв, произнесённых во всеуслышание. Вы едва ли увидите это в нас, потому что мы - жуткие собственники. А ещё наш рай - это очень тихое и на все сто частное местечко. И теперь само существование без моей М. - персональный ад, в котором я варюсь уже как несколько недель. Но ведь дорога в него вымощена благими намерениями? Это и двигало мной, когда я вовлекал нас в разлуку, так не привычную для нас обоих. И всё-таки, мы сами виновники всех наших бед, верно? Поэтому я лишь прошу сладкого отмщения. Наказания за своё отсутствие. Ведь в конечном итоге только мы сами способны удержать своё счастье. Борясь за него, выгрызая зубами у не согласной с вашим мнением Судьбы. Только мы, и никто больше. У меня всё, - поджимаю губы и кланяюсь зрителям, не надеясь на успех. На самом деле я едва ли желаю его.
  
   Зелёный свет в моей зоне гаснет, и я спускаюсь со сцены, устремляя свой взгляд в толпу. Кажется, звучат аплодисменты и чьи-то восторженные поздравления, но мне совершенно не удаётся воспринимать всё это, когда я замечаю её тонкую фигуру, ускользающую от меня сквозь переговаривающееся скопление зрителей. Так тесно, что я задыхаюсь, пока проталкиваюсь вперёд, следуя за Мией. Да, мне хватило всего одного столкновения взглядов, чтобы узнать. Чтобы нутром ощутить её присутствие. Но знакомые то и дело преграждают мне путь, пожимая руки. Незнакомые лица, гул их голосов. Хочется заорать на них что есть силы и заставить расступиться. Ведь я уже так близок к моей девочке.
  
   Ещё несколько усилий - и я уже почти у входа в уборную. Вижу, как её стройное тело, обтянутое в красивое белое платье, скрывается за дверью. Меня опережают две девушки, одна из которых оборачивается и зазывающе протягивает:
  
   - Меня зовут Марианна, красавчик, и я могу простить тебя за все, что бы ты ни совершил, - смеётся блондинка.
  
   Её подруга коротко извиняется и тянет её за рукав.
  
   - Оставь его, Мэри. Тебе ни для кого не стать М., пока ты кидаешься на парней, как на свежее мясо, - шипит она на блондинку и краснеет, оглядываясь на меня и неловко улыбаясь.
  
   Но мне совсем не до этого. Мне хочется послать всех куда подальше и остановить время, чтобы настигнуть её. Знаю, что она злится. Когда ею движет обида, Миа всегда убегает. А я всегда догоняю. И нет, за всю нашу с ней жизнь мне это не надоело. В первую очередь, Мими была женщиной. Сначала маленькой и неопытной, потом на пути становления, а сейчас в её больших глазах можно разглядеть нешуточный огонь. Женщину, умеющую манипулировать, влюблять в себя и, непременно, заставлять припадать к её ногам.
  
   И я был готов.
  
   Совершаю частые вдохи и выдохи, но ничего не помогает. Моё терпение иссякает, и тогда я захожу в женский туалет. Мать его.
  
   На меня тут же обрушивается поток качественной брани и тихие перешёптывания, не говоря уже о взглядах - заинтересованных и просто ошеломлённых. Лишь одна из всех девушек абсолютно неподвижна. Стоит спиной ко мне, оперевшись двумя руками о туалетный столик возле зеркала, и не произносит ни звука. Миа молчит, но я кожей ощущаю её волнение, перенимая его на себя в удвоенном количестве.
  
   - Я вас настоятельно прошу: оставьте нас наедине, - серьёзно цежу я сквозь зубы.
   - Совсем оборзели! - вздыхает одна из них, вылетая из туалета.
   - Кажется, вот и М., - мечтательно сообщает девушка и кивает на Мими, медленно шагая к выходу.
   - Какой же он страстный, ты видела эти скулы? С какого он курса?
  
   Весь шёпот и ругательства стихают. Удостоверившись, что мы одни, я закрываю дверь на замок и медленно подхожу к ней. Господи, и до чего же всё-таки абсурдны людские поступки! Подыхая вдали от неё, я в буквальном смысле загибался от тоски, а теперь, стоя в полушаге, робею, словно мальчик-подросток. Хотя, если задуматься, то действовал я правильно. Я боялся её спугнуть. Ведь Миа - она словно маленький дикий зверек, к которому подбираться нужно аккуратно и неспешно. А особенно сейчас.
  
   - Даже не скажешь мне "привет"? - тихо шепчу я. Голос меня подводит.
  
   Она остаётся стоять без движения, слегка опустив голову вниз. Её идеально прямые волосы, словно шёлковое полотно, укрывают лицо. Мне до одури хочется увидеть её, но Миа лишь прерывисто дышит. Её открытая спина, выглядывающая из утончённого платья, напряжена. Пальчики сжаты в кулаки.
  
   - Если ты думал, что я брошусь к тебе прямо на сцену с пылкими объятиями, то глубоко ошибался, - коротко бросает она, заставляя моё сердце забиться быстрее.
   - Ни хрена я не думал. Я вообще не знал, здесь ли ты, - в запале отвечаю я, чувствуя, как начинаю нервничать.
  
   Давай же, маленькая, просто выскажи всё, что накипело! Ударь, накричи, прояви себя в полной мере. Только сейчас. В эту же секунду! Пока моё сердце ещё грохочет в грудной клетке, пока оно ещё не валяется в твоих ногах, жалобно трепыхаясь...
  
   - Ты оставил меня, Уилл! - выкрикивает вдруг Миа и разворачивается ко мне лицом. Я резко втягиваю воздух. Тихо выдыхаю. И словно весь кислород покидает мои лёгкие. Вижу, как выражение любимого лица моментально меняется. Она задерживает на мне взгляд, впиваясь этими любимыми и нереальными глазами. Взгляд скользит по моему костюму и постепенно останавливается на губах, но так и не решается встретиться с моим. Я тяжело сглатываю. - Знаешь ли ты, сколько разъедающих мыслей посещало меня все эти недели? Проклятье, я думала, что едва ли выживу! Я никогда так не мучилась, никогда. Это как рой диких пчел, жалящих тебя каждую грёбаную секунду. Вот здесь, - грустно усмехаясь, добавляет она и тыкает пальцем в свою голову.
  
   Не думая, а только чувствуя, я повинуюсь желаниям своего сердца и, сделав один широкий шаг, прижимаю её к себе. Мучительный стон вырывается из её дрожащих губ, когда тела жмутся друг к другу вплотную. Моя рука инстинктивно путается в её волосах, а губы тянутся к её вискам. К Мии подступает истерика, отчего худые плечики начинают дрожать ещё сильнее. Я знаю, что в душе она понимает и принимает мои мотивы. Но в моменты, когда мы сами становимся сплошным воплощением боли, мы наотрез отказываемся мириться с всякими там доводами... Потребности берут верх. Эгоизм переполняет нас до краёв.
  
   - Я ненавижу тебя, слышишь?! Я тебя так ненавижу! Предатель! - бормочет она и яростно сжимает на спине ткань моей рубашки. Её лоб упирается в мою широкую грудь. Ощущаю грудной клеткой, как она тихонько бьётся головой, наверняка пробираясь к моему сердцу. - Ты не должен был уходить, Уилл. Это было не по нашим правилам. Мы никогда не играли в такие игры!
  
   Моя маленькая женщина снова превращается в расстроенного ребенка, но я лишь целую её в волосы и позволяю выговориться. Хрупкие пальцы обретают силу, ненавистно сжимая ткань и цепляя вместе с ней кожу. Мой ангел расправляет свои аспидно-черные крылья. Ощущаю её губы на своей груди даже сквозь рубашку, и меня просто прошибает током. Миа тяжело дышит, а я уже чувствую её желание. Желание причинить боль, отыграться. Она хочет любить меня, хочет ненавидеть, поэтому мечется между двух огней, сгорая от нетерпения. А я сгораю вместе с ней, когда мои губы сами опускаются ниже её висков, к щекам. Они живут своей жизнью, вольно разгуливают по излюбленному лицу, выцеловывая каждый сантиметр на нём. Самозабвенно. Сокрушающее. Её влажный от слёз рот уже тянется к моему, капитулируя. Скучавшие друг по другу губы сами находят путь. И внезапно весь внешний мир теряется на фоне этой затмевающей всё вокруг эйфории. Такого сладкого, но решительного поцелуя. Её пальцы ослабляют хватку на моей рубашке, переносят свое рвение в пряди моих волос. Исступлённо оттягивают их, причиняя боль. Но мне хорошо. Так сильно и по-сумасшедшему хорошо, что мой язык начинает яростную борьбу за власть. Мы задыхаемся от нехватки воздуха, буквально впечатываясь в ближайшую стену.
  
   Я посасываю её губы, целую уголки её рта. Нас накрывает волной абсолютного удовольствия. Хочется смеяться и плакать одновременно. Даже мне, будь оно всё...
  
   - Пойдём со мной. Ради всего святого, Миа! Иначе я возьму тебя прямо здесь. Просто пойдём со мной, и обещаю, ты выместишь на мне весь свой гнев, - оторвавшись от её манящего рта, шепчу прямо в губы. Ресницы её трепещут, она втягивает губами кислород и, наконец, поднимает затуманенный взгляд на меня.
  
   И, господи, я просто теряю свои последние крупицы терпения и контроля. До чего же она красива! Её зеленые и большие глаза горят то желанием, то агрессией, словно переливаясь.
  
   В этот самый момент по двери начинают бешено колотить вопиющие от возмущения девушки. А возможно, этот стук был и раньше. Только мы так потеряны, что едва ли способны здраво мыслить, слышать, ощущать хоть что-нибудь, кроме как друг друга.
  
   Не произнося ни слова, Миа вкладывает свою ладонь в мою, сплетая наши пальцы. Мы вываливаемся из туалета, натыкаясь на растерянные взгляды толпы. Кто-то смотрит с укором, кто-то с пониманием, но всё же все они заставляют нас истерично смеяться. Смотрю на её улыбку, и хочется целовать до остервенения эти смеющиеся губы. Такие полные, ещё немного влажные от моего поцелуя. На её щеках играют ямочки и, не выдержав, я снова припечатываю её к ближайшей стене за углом. Запускаю свободную руку под облегающий подол её платья, медленно скользя по бедру вверх. Миа не отрываясь смотрит в мои глаза.
  
   - Я так злюсь на тебя, Уилл, - задыхаясь, молвит она, но всё же позволяет прикасаться к себе. Мои пальцы задевают кромку её кружева. - Я готова прямо сейчас отвесить тебе сотню пощёчин. А потом... - она запинается, когда я слегка оттягиваю её белье сбоку и провожу подушечками пальцев чуть ниже её живота. Она прикрывает глаза с этими необычайно пушистыми ресницами и откидывается головой назад, ударяясь об стену, - ...а потом сцеловать всю твою боль до последней крупинки.
  
   В горле моём пересыхает. Я приближаюсь к её полуоткрытому ротику и, едва касаясь, провожу своими губами по её губам, тяжело дыша. Мы со свистом летим вниз. В самое пекло. Туда, где встречаются грешники.
  
   Позади нас раздаётся гул чьих-то голосов, и эти голоса неумолимо приближаются. Моя рука выскальзывает из-под её платья, и я оставляю долгий поцелуй сзади ушка. Там она пахнет ещё слаще, чем прежде. Господи! Карамель? Серьёзно? Кажется, я снова схожу с ума. И это... это так хорошо и привычно рядом с Ней.
  
   - Боже, мы снова это делаем? - тихонько усмехается она, притягивая меня к себе ещё ближе.
  
   Наклоняюсь к ней чуть ниже, чтобы заглянуть в глаза и соприкоснуться с её лбом. С ней рядом я становлюсь таким слабым и неразумным, что даже смешно. Это лихорадочное желание проносится по всему телу, словно губительный вирус по крови. Он распространяется так скоро, что, кажется, ещё совсем немного - и ты будешь окончательно во власти своей болезни. Но... разве не к этому я стремлюсь всем своим существом?
  
   - Привычки, чёрт возьми, - улыбаюсь ей в ответ. Наши губы снова встречаются, создавая идеальное сочетание мягкости и нетерпения. - Ты готова? - тихо спрашиваю, с трудом отрываясь от неё.
   - Ударить тебя? Несомненно, - забавляется она, оттягивая мою нижнюю губу, и поднимает свою обнажённую коленку, упираясь ею мне в пах. Чувствую, как пульсирую под ней, отчего едва ли сдерживаю свой стон. Перехватываю рукой её ножку, оказывая сопротивление её медленным поглаживаниям.
  
   Миа всё ещё пытается выглядеть оскорблённой, но её грубый и почти животный флирт лишь распаляет меня ещё больше. Заставляет дышать чаще. Язык заплетается, словно я переусердствовал с алкоголем.
  
   - Ты играешь не по правилам, - передразниваю её я.
   - Привычки, - смеётся она, усиливая давление своей коленкой.
  
   Мне хватает нескольких секунд, чтобы схватить её и закинуть себе на плечо. Миа вскрикивает. Её платье задирается, а сама она вцепляется в мою спину, сминая рубашку своими ногтями.
  
   - Хватит брыкаться, иначе отшлёпаю тебя прямо здесь, - усмехаясь, шепчу ей на ухо, двигаясь по длинному коридору.
  
   У двери, чуть отдалённой ото всех, я опускаю её на пол, призывая стоять смирно. Мими нервничает, обдавая меня своим устрашающим взглядом и сгорая от любопытства.
  
   - Что ты задумал? - цедит она, не сводя с меня глаз. Это так похоже на неё - злиться на меня, продолжая желать каждой своей клеточкой. Возможно, она и сама не знает, как я читаю все её зарождающиеся помыслы. Все желания. Но это всегда было именно так.
  
   Я прикладываю свои пальцы к её рту и легонько цепляю нижнюю губу.
  
   - Молчи, - серьёзно отвечаю я, приказывая себе быть сосредоточенным.
  
   Её непонимающий взгляд неотрывно наблюдает за каждым моим действием. Я ухмыляюсь и мучительно медленно развязываю свой галстук. Её губы в непонимании приоткрываются, когда я тянусь к ней и закрываю ей тканью глаза.
  
   - Тсс, - предостерегаю снова, закрепляя небольшой узел поверх её шелковистых волос на затылке.
  
   Мой пульс ускоряется в нетерпении в этом губительном предвкушении чего-то важного. Собственные руки немного подрагивают, когда я вставляю ключ в замочную скважину и, оглядываясь по сторонам, аккуратно подталкиваю свою дезориентированную девочку внутрь. Она пугливо шагает вперед. Закрываю дверь на замок и вешаю ключ на ручку.
  
   Оглядевшись, тихонько усмехаюсь: Розали постаралась на славу. На небольшом складе, заваленном различными картинами, повсюду расставлены зеркала. Больших и средних размеров, с простыми и расписными рамами, удивляя своей завораживающей красотой. В комнате темно. Только через маленькое окошко, расположенное в углу, падает мягкий лунный свет. Я поджигаю одну свечку и ставлю её рядом с самым большим зеркалом.
  
   Нервничаю. Пальцы то и дело подрагивают, отчего все движения совершаю ещё медленней. Я оставался с ней наедине тысячу раз, но почему-то сегодня всё иначе. Лучше. Серьёзнее. Глубже.
  
   Все эмоции на грани, готовые выплеснуться наружу в любую секунду. Я тяжело сглатываю и тихо приближаюсь к ней. Миа стоит посреди комнаты, на удивление слушаясь меня и не снимая галстук со своих глаз. Это так ново для нас: ей - исполнять приказы, а мне - нервничать. Из её припухших губ вырывается прерывистое, шумное дыхание.
  
   - Может, это глупо, но... помнишь, я обещал тебе? - шепчу ей на ухо, немного задевая мочку уха своими губами. Она вздрагивает, но тут же расслабляется, когда я осторожно развязываю узел галстука и стягиваю его с её глаз.
  
   Мими продолжает молчать. Будучи неимоверной болтушкой, рядом со мной она находится в состоянии, едва ли отличном от моего. Более того, даже при тусклом свете я замечаю, как её щеки загораются. Становятся алыми.
  
   "Клянусь тебе, как только мы улизнём ото всех, я найду зеркальную комнату и приведу тебя туда. Обещаю, я буду целовать каждый сантиметр твоей кожи, чтобы ты знала, как ты прекрасна. Я не позволю тебе закрыть глаза, и тогда ты будешь всматриваться в наше с тобой отражение и видеть, как мы предаёмся любви. Ты всё поймёшь. Обещаю тебе, Миа, ты точно поймёшь, как ты прелестна. То, какой вижу тебя я", - проносятся в моей голове собственные слова. Мы были тогда в сарае, в нашем гостевом доме. Боже, это всё было словно вчера.
  
   Я стою рядом, чуть касаясь её плечом, просто давая ей время, чтобы расслабиться. Неимоверно хочется помочь ей в этом, поэтому наклоняюсь к её щеке и трусь об её скулу носом. Её лицо буквально пылает. Миа прикрывает глаза.
  
   - Удивительно, как легко заставить тебя замолчать, - тепло усмехаюсь я, касаясь её ключиц подушечками пальцев и медленно поглаживая. Её грудь покрывается мурашками.
   - Мне всё ещё тяжело, Уилл, - серьёзно отвечает она чуть погодя хриплым от возбуждения голосом. - Закрывая глаза, всё задаюсь вопросом: реален ли ты? Ведь ты никогда не покидал меня. Всегда был рядом. В отражении моих зрачков, в моих снах, в моей голове. И сейчас так трудно отличить тебя реального от тебя вымышленного.
   - У тебя это обязательно получится, - говорю ей, едва шевеля губами. Прислоняю её к себе спиной и поворачиваю нас к широкому зеркалу во всю стену, обвивая хрупкое тело своими руками. - Взгляни на нас, милая. Видишь? Это ты и я. Мы реальны, - тянусь к её шее и слегка захватываю мягкую кожу зубами. Скольжу по ней губами, пуская в ход свой язык. Из неё вырывается глубокий и неконтролируемый стон. А мне отчаянно хочется поглотить её всю. Без остатка. - Знаешь ли ты, что подчиняешь меня своей воле? И всегда это делала, даже не осознавая.
  
   Продолжаю покрывать её шею жадными поцелуями, и мои руки начинают вольно разгуливать по её телу. Приподнимать подол её платья, настойчиво проводя пальцами по внутренней части бедра, по всем её округлостям. Заставляя окончательно расслабиться и отдаться во власть. Соскальзываю с её шеи и наклоняюсь к худому плечику, захватывая губами тонкую лямку её платья. Спускаю её вниз, задевая по пути кожу. Миа прижимается ко мне ещё плотнее, запускает свои трясущиеся пальцы в мои волосы, заводя руки назад. Ощущение её рук в моих волосах просто уносит меня. И вот, я больше не подвластен своему телу. Её прикосновения - моя жизненная необходимость. Грудь распирает от восторга, когда слышится звук расстёгивающейся молнии её платья и это тихое и умоляющее: "Уилл".
  
   Я поднимаю взгляд и всматриваясь в наше отражение, всё ещё не отрываясь от её тела. Белый лоскуток ткани медленно соскальзывает к её ногам. Мими остаётся в одном нижнем кружевном белом белье. У меня моментально захватывает дух. До чего же она красива, боже! Будто невеста... Мои пальцы самопроизвольно касаются её полуобнаженного тела и прокладывают путь от её ключиц вниз. Медленно и с нажимом. Миа тут же выгибается под моими руками, откидываясь мне на грудь и прижимаясь ещё сильнее к моему паху. Её кожа такая горячая и гладкая, что сил просто не остаётся.
  
   - Ты - линия моей жизни, - шёпот путается в её волосах на затылке. Но Миа слышит меня. Притихнув, она, так же как и я, старается продлить этот миг, упиваясь нашим отражением. Не слететь с катушек от такой долгожданной близости. От химии, что искрится между нами. И кажется, что стены уже сужаются. Остаёмся только мы в целом мире. Но это так чертовски тяжело, когда она вдруг разворачивается и касается моих губ.
  
   Рывком прижимаю её к себе и углубляю поцелуй. Крыша слетает с петель. Резко и необратимо. Я опускаю её на широкий матрас, что расположен прямо посреди склада. Она падает, рассыпая свои тёмные пряди по белой ткани. Они, словно ореол, обрамляют её безупречное лицо, что кажется мне почти фарфоровым в отблесках луны. Облизываю свои пересохшие губы и склоняюсь над ней. Отодвигаю одну чашку бюстгальтера и обхватываю губами её грудь, жадно втягивая её в рот. Миа выгибается в спине до хруста в позвонках, открывая мне больше доступа к острым соскам.
  
   Ох, чёрт возьми.
  
   Я сдираю хренов кусок ткани, откровенно мешающий мне насладиться ею полностью. Чуть ли не рву её бюстгальтер, отбрасывая его далеко в сторону. На нежной коже проступают красные полосы, которые я тут же залечиваю своей нежностью. Но моя девочка не хочет нежности. Нет. Она извивается под моими губами, под пальцами, не отпускающими её ни на секунду. Хватается то за мои волосы, причиняя приятную боль, то за шею, как за спасательный круг. Но в один короткий миг её пальцы цепляются за ткань моей рубашки, притягивая меня ещё ближе к её лицу. Сладкая истома проносится по всему моему телу, будто мучительно-долгая судорога, когда её пальчики продолжают пытку. Они проворно расправляются с пуговицами, пока её полные губы целуют каждый открывающийся кусочек моей обнажённой груди.
  
   Прикрываю глаза от захлестнувшего меня блаженства. Это немыслимо хорошо. Правильно. Естественно. Её губы - на моей коже.
  
   Миа спускает рубашку с моих плеч, и, не удержавшись, я прислоняюсь своей голой кожей к её. С любимых губ срывается рваный вздох. В мой кровоток пускают щедрую дозу Её. И, господи, как же это больно. Больно - оттого что кажется, сердце просто не выдержит. Любовь к этому человеку наполняет меня до краёв. Абсолютный избыток. Абсолютное и такое чистое счастье. Счастье, не запятнанное страхом разоблачения, сомнениями завтрашнего дня и опасениями сегодняшнего.
  
   Она изводит меня. Упивается моим бешеным пульсом, зная, какой эффект производит её игривость. Кончик её языка очерчивает немыслимые узоры на моих ключицах, с особой любовью уделяя внимание выступившим костяшкам. Когда же её горячее дыхание обдаёт мою кожу, а губы ласково обхватывают мочку моего уха и посасывают её, моя выдержка кончается.
  
   Я хватаю её за подбородок и дарю почти грубый поцелуй, лишающий нас обоих терпения. Затем соскальзываю с её влажных губ и разворачиваю лицо Мии в сторону - так, чтобы ей открылся прекрасный вид на нас. Касаюсь её шеи пальцами, начиная двигаться вниз. По вздымающейся груди, по её ребрам, по плоскому животу. Вниз. Остановившись на прозрачном кружеве, собираю ткань в кулак и оттягиваю её. Из её губ вырывается гортанный стон. Знаю, что ей тяжело видеть себя со стороны. Но она просто обязана! Обязана разглядеть то, как я восхищаюсь каждым миллиметром её бледной кожи. Ощутить себя желанной. Ощутить свою власть надо мной. Знаю, что играю с огнём. Искра уже пущена, и теперь остаётся только стоять и смотреть, как разгорается яростный огонь, отражаясь в моих зрачках алым маревом. Вскоре он достигнет и меня, но, в конце концов, мы оба жаждем этого, уже готовые сгореть дотла.
  
   Мне хочется помучить Мию ещё немного, хотя понимаю, что извожу этим и себя. Но желание слышать её тихую мольбу берёт надо мной верх. Касаюсь её белья снова, рывком спуская трусики с ног. Резко ввожу в неё два пальца и делаю несколько круговых движений внутри. Миа вскрикивает, вонзая свои ногти в мою руку.
  
   - Хватит, прошу тебя. Сейчас, Уилл! - слышу её сбивчивый шепот.
  
   Как я могу ослушаться её? Это стало немыслимым. Моя девочка вся горит, когда я разворачиваю её лицом к зеркалу и вхожу в неё. Выгибается, словно тонкая струнка и подаётся мне навстречу. Звёзды врываются в тесное пространство комнаты, ослепляя нас. Продолжая двигаться в ней, я провожу пальцами свободной руки по её позвоночнику, не пропуская ни единой выпирающий косточки. Она стонет в голос, отчего всего меня прошибает крупная дрожь. Вижу в нашем отражении, как блаженно прикрываются её веки.
  
   - Открой глаза, дорогая. Не закрывай их, слышишь? Посмотри, как ты прекрасна, - шепчу ей на ухо, призывая нас к сладкой гибели.
  
   Зарываюсь носом в её шёлковые пряди, глубоко втягивая в себя её аромат. Я вновь превращаюсь в съехавшего с катушек наркомана. В зависимого, который упивается своим кайфом, достигая своей нирваны. Господи, она - моя нирвана. Моя точка невозврата. Моя финишная прямая на пути к грехопадению.
  
   Ощущаю своей пульсирующей плотью, как её стенки сжимаются, приближая нас обоих к блаженному упоению. Тела становятся влажными, дыхание сбивается ко всем чертям. Собираю её волосы в хвост и чуть оттягиваю их назад, обнажая тонкий изгиб шеи. Снова кусаю её медовую на вкус кожу, испытывая при этом непреодолимую тягу поглотить её всю. Целиком. Такое дикое и животное чувство, что появляется каждый раз, когда всё заходит слишком далеко.
  
   Не имея больше сил не видеть её лица, я немедленно разворачиваю податливое тело к себе, встречаясь с Мими глазами.
  
   Проклятье, они совсем чёрные. Зрачки так расширились, что кажется, будто и она под таким же кайфом! Целую уголок её рта, подбородок, горло.
  
   - Мой хороший, мой любимый мальчик, - с невыносимой любовью протягивает она, касаясь моего лица своими дрожащими пальцами. И, кажется, её тёмные изумруды уволакивают меня на самое дно, не оставляя возможности выбраться. Хотя... нужно ли мне выбираться?
  
   Замечаю, как в уголках её глаз скапливается влага. Испугавшись за неё, отстраняюсь и стираю выступившие слёзы своими мозолистыми пальцами.
  
   - Миа? - взволнованно шепчу я, всматриваясь в её расслабленное лицо.
  
   Любимые руки притягивают меня к себе снова, а тело просит прежнего контакта. Она приподнимает ягодицы и с нежной тоской впивается в меня взглядом.
  
   - Больше никогда не оставляй меня, слышишь? Мне до смерти хорошо. Сейчас. С тобой, - улыбаясь и качая головой, отвечает Миа. Её пальцы исступлённо и неотрывно гладят моё лицо. Я осторожно возвращаюсь в неё, отчего её губы опускаются ниже, целуя мою шею. Мы стонем в один голос, и сердце моё переполняется упоением этой девочкой. Моей. Девочкой. - Оставайся во мне вечно, - шепчет она, и из её глаз снова срываются слезинки, скатываясь по щекам.
  
   Я не могу их выносить. Никогда не мог. В груди щемит от переизбытка эмоций. Наклоняюсь и ловлю её слёзы губами, попутно целуя горячие щеки и улыбающиеся губы. Моя. От макушки до кончиков пальцев на ногах.
  
   Это предел.
  
   Совершаю в ней ещё несколько глубоких толчков, и мы взрываемся вместе, глядя друг другу в глаза. Это выше страсти, выше нежности. Настоящее забвение, не имеющее никаких границ. Каждая клеточка наших тел чувствует этот фейерверк. Низ живота затягивает тягучая, словно мёд, истома. И мы наконец сгораем, оседая в пепел.
  
   Воссоединение стоит пролитых ею слез. Стоит моей боли, которая теснилась в груди колючим осознанием. Отчаянно желаю высказать ей всё, что скопилось во мне за всё это время. Просить прощения, рассказать о встрече с матерью и о моих бессонных ночах, но я будто разучился говорить. Поэтому мы лишь молчим, выравнивая дыхание. Потом, всё потом. Я целую Мию посреди её груди и кладу туда свою голову. Её руки гладят мои взмокшие пряди, а единственное, что я слышу сейчас, - это сумасшедший ритм её сердцебиения.
  
   Мне так хочется смеяться в голос. Ей - продолжать плакать от счастья. Но наша любовь - заслуженная. Выпрошенная общими молитвами у несправедливой жизни. Прошедшая испытания и всевозможные проверки. Наверное, оно таким и должно быть - настоящее, истинное чувство. Готовое преодолеть все тревоги и горести, оставаясь при этом чистым и непорочным.
  
   И мы всё-таки познали это чувство, достигнув его высшей точки.
  Эпилог.
  
   POV Миа
  
   Два года спустя
  
   Моё счастье было тихим. Оно не отпускало меня с тех самых пор, как его губы скользнули по моей щеке тогда, в Атланте. Мы прошли через неимоверные препятствия, выдержав и горести и радости. Вместе. И сейчас моё счастье сидит внутри меня, по-прежнему вызывая щекочущее ощущение, словно в животе распускаются цветы. Бутон за бутоном. И, кажется, там уже целый сад, такой благоухающий и пышущий жизнью. Такая личная и проникновенная радость, которая заставляет тихонько улыбаться своим мыслям и глубоко дышать. Полной грудью дышать.
  
   Вспоминаю тот вечер, когда Уилл представлял свой проект, и дрожь достигает самых кончиков моих пальцев. По своему обыкновению он был так красив. Всегда сложен, уверен в своих словах, открыт. И тогда я полностью ощутила: он мой. Все могли смотреть на него сколько угодно. Восхищаться, завидовать или воображать себе, каково оно, когда мой милый Уильям рядом. Могли, да. Но по-настоящему знала это лишь я одна. Именно это и заставляло меня по-идиотски улыбаться. Как он сказал в своей речи? Жуткие собственники? Верно, как раз ими мы и были.
  
   Он не взял первое место, к моему удивлению. Хотя сам Уилл совсем не согласен со мной. Говорит, что он приобрёл нечто большее. Мне всё ещё не по себе от такого количества внимания, которое свалилось на меня после презентации. Пусть Уилл и не занял призового места, но о его "М" твердили все. Я была готова сбегать каждый раз, вечно прячась за его спину, как только мы встречали его знакомых и тех, кто присутствовал на защите проектов. А Уилл только смеялся и ещё крепче прижимал меня к себе. Это забавно, но с момента нашего официального воссоединения им всецело завладела гордость. Эгоист, собственник... Порой мне казалось, что он хочет кричать на весь мир, превознося меня, целуя у всех на глазах: "Она моя! Моя бывшая сестра и главная любовь моей жизни. Посмотрите же, посмотрите все!".
  
   Этот взрослый парень превращался в задорного мальчишку, который хвастал и чувствовал себя при этом властелином мира. И я так любила эту его сторону. Разве не в этом ли весь смысл? Испытывать эту детскую непосредственность, свежесть и естественность момента? Да мы живем только ради этих моментов! И это так невообразимо хорошо. Правильно. Так, как должно быть.
  
   Сегодня состоялось моё первое прослушивание. Я перевелась на заочный курс обучения и поступила на музыкальный. Это немыслимо, знаю. Но, так или иначе, после серьёзного разговора с отцом, он поддержал меня. С родителями, к слову, всё было до сих пор нестабильно. Вместе мы к ним не приезжали. Но, конечно, сказать, что мы отреклись от наших близких ради собственного счастья, нельзя. Просто вместе нам ничего не страшно. Это действительно так. Беды переживаются легче. Мы убаюкиваем печали, друг друга, сглаживаем шероховатости последствий нашего союза. Приезжаем домой отдельно. И отец, и мама вряд ли смогут до конца понять нас, и это их право! Мы всё ещё чувствуем горечь, после того как навещаем их. А особенно чувствовали в первые визиты. Ощущение такое, словно ты грешник, находящийся посреди священного места. И вроде бы тебе так бешено жаль, но уйти с этой дороги никак нельзя.
  
   Временами родители забывали о нашей связи. Мать вовлекала меня в свою готовку, а отец наперебой рассказывал о бурной молодости и своей рок-группе. И казалось, всё было как раньше. Казалось. Потому как любое, даже незначительное упоминание об Уильяме или же обо мне во время его визитов - и всё, картонный домик с треском распадался. Я в спешке покидала родительский дом, замечая грусть в их поникших взглядах.
  
   А порой с ними было настолько хорошо и комфортно, что на языке так и вертелось: "Давайте поужинаем все вместе. Мы расскажем вам о нашей новой жизни в Вашингтоне, приготовим барбекю и будем сидеть на веранде до поздней ночи, попивая горячий чай. Просто... может, хотя бы попробуем?" Тогда же я вовремя закусывала губу и нервно теребила в пальцах ближайший предмет. Просто проглатывала все эти едва ли не сорвавшиеся с языка слова, тут же чувствуя терпкое и горькое послевкусие. Это тяжело. Знать, что как раньше уже не будет. А может, и будет, но здесь никто не даст тебе гарантий и точных сроков.
  
   Но... мы выбрали свой путь.
  
   И сегодня, когда я брала последние ноты и прикрывала глаза, я не думала ни о чём. Это было так волнительно, что ноги даже немного подкашивались, да и дышалось с трудом. Стояла посреди зала и чувствовала, что мой внутренний мирок лопается от счастья. А ещё от свободы. Какими бы печальными ни были наши обстоятельства, я буквально воспарила ввысь. Свобода забралась ко мне под кожу, забилась эйфорией в моём кровотоке.
  
   В прошлом году мы с Уиллом прыгали с тарзанкой с высоты в сто метров, так вот ощущения были вполне схожими. И неважно, что скажет комиссия. Я сделала то, что задумала. Явилась на прослушивание и, закрыв глаза, прожила сердцем этот самый миг. Просто пела, полностью отдаваясь музыке. Это была моя стихия. Моя дикая страсть. Такое же воодушевлённое чувство, как моя любовь к Уиллу. Хотя, может, я и лукавлю, ведь любовь к нему вообще весьма сложно обозначить. Трудно очертить границы этого самого чувства, когда их попросту нет.
  
   За последние два года многое что изменилось. Взять хотя бы саму меня. Что ни говори, а весьма сложно представить, что в сформировавшейся личности можно что-либо изменить. Но так уж вышло. К тому же, никто не поможет измениться человеку, кроме его самого. И, непременно, должно что-то произойти. То, что подавит его, спустит с небес на землю, толкнёт за край. И потом потом внутри него что-то изменится. Щелчок. Осознание. Принятие.
  
   Тут же начинаешь смотреть на вещи совершенно по-другому. Видишь то, чего не замечал раньше. Не сразу, конечно, а постепенно, каждый раз делая выводы из своего поведения. Размышляя. Перемены сказываются на твоём восприятии, и это, пожалуй, первостепенное. Ты сталкиваешься с испытаниями в жизни, но, даже потерпев поражение, всё равно не остаешься ни с чем. Приобретаешь самое важное и бесценное - опыт. Это тоже всё приходит потом. Как правило, когда снова сталкиваешься с трудностями. Только теперь ты уже не так уязвим. Боль не поглотит тебя целиком. Появится сила, которая не даст упасть. Сила, которая будет двигать тобой в самые трудные минуты жизни.
  
   И это прекрасно. Стоит того, так или иначе.
  
   Я делаю поклон и с лёгкой улыбкой на губах спрыгиваю со сцены, выбегая из аудитории на всех парах. Не бегу, а лечу, минуя толпу ожидающих конкурсантов и перепрыгивая ступеньки, что встречаются мне на пути. В груди яростно горит от такой сумасшедшей скорости, когда я, хватаясь за перила, сбегаю по лестнице вниз. Вижу, что возле студии уже стоит наш синий подержанный бьюик. Сердце моё падает куда-то вниз.
  
   Замерев у последней ступеньки, восстанавливаю дыхание и широко улыбаюсь. В лицо дует прохладный предосенний ветерок, но щёки мои пылают. Уилл стоит в нескольких метрах от меня, облокотившись о дверцу машины. Поверх рубашки на нём лёгкая кожанка, а на глаза сдвинуты очки. Лучи солнца резвятся в его волосах, с прядями которых играет ветер, создавая неповторимую картину. Дух захватывает. Замечаю в уголках его губ тень хитрой улыбки. Он разводит свои руки в сторону, зазывая, и я, ни секунды не думая, бросаюсь со всех ног и запрыгиваю сверху.
  
   - Тихо-тихо, милая, - смеётся мне в шею Уилл, слегка покачиваясь на месте от нашего столкновения. Любимые руки подхватывают меня и, остановившись на моей пятой точке, поддерживают. Приподнимаю пальчиком его очки и заглядываю в глаза.
  
   Беспощадные омуты. Сияющие озорным блеском и чистые, как родниковые воды. Касаюсь его строго очерченных скул и благодарю небеса. Дорогой, хороший.
  
   Мой.
  
   - Ты покорила их, Мими? - гордо протягивает Уилл и улыбается, внимательно наблюдая за моими нежными порывами.
  
   Ничего не говоря, я лишь наклоняюсь и целую его в те места, которых только что касалась пальцами. Виски, щёки, волевой подбородок. Не даю сказать ему и слова, покрываю излюбленное лицо быстрыми и мягкими поцелуями.
  
   - Да что это с тобой сегодня? - сквозь приглушённый смех хрипит он, удивляясь.
   - Я так соскучилась, что готова съесть тебя целиком! - говорю я и вплетаю свои пальцы в его пшеничные жёсткие пряди, не желая делиться с ветром. Делать это стало моим любимым ритуалом.
  
   Его губы, растянувшиеся в ленивой и довольной улыбке, тянутся к моим губам. Отвечаю на поцелуй и продолжаю играться с ним, то прикусывая язык, то дразня отстраняясь от его сладкого рта. Пухлые губы шутливо кривятся от недовольства.
  
   - Сказать откровенно, я даже не выслушала их мнение, - признаюсь я, упираясь в его лоб своим. - Допела и убежала.
   - Они наверняка растерялись, Миа. После тебя требуется восстановление. Ты ведь как торнадо в Арканзасе - нужно длительное время на реабилитацию.
  
   Я легонько толкаю Уилла в грудь, едва сдерживая собственный смех. Но это так тягостно, когда он пребывает в таком настроении. Словно передо мной тот самый семилетний задиристый парнишка, у которого лучше всех получалось довести меня до истерики и успокоить так, как не мог никто.
  
   - Результаты всё равно оглашаются гораздо позже, так что будем считать, что мне удалось их удивить.
  
   Ветер ревностно обдаёт нас холодным предосенним воздухом, отчего мои распущенные волосы касаются его лица. Хватка его пальцев на моих бёдрах чуть усиливается, когда я облизываю пересохшие губы. Уилл прикрывает глаза и целует меня в небольшую ямочку на подбородке. Знаю, что он её очень любит. Мы ещё недолго наслаждаемся моментом, не обращая на любопытные взгляды вокруг никакого внимания. А затем Уилл обматывает меня шарфом почти до самого носа, как в старые времена, и опускает на землю.
  
   - Пойдём, накормлю тебя. Здесь становится слишком ветрено. А то будет совсем непорядок, если звезда подхватит простуду перед вторым отбором.
  
   Достигнув земли, вновь превращаюсь в коротышку, которая едва ли достаёт ему до груди. Но мне так хорошо, там комфортно чувствовать себя маленькой. С Уиллом так всегда. Его рост, сила лишь позволяют чувствовать себя защищённой, но никак не уязвимой. Встаю на цыпочки и целую его в шею, ощущая, как тяжело он сглатывает, слегка улыбаясь.
  
   Я надвигаю очки Уилла себе на глаза и забираюсь на переднее сидение подержанного бьюика. Наблюдая за тем, как его крепкие руки двигаются на руле, я мысленно благодарю небеса, начиная клацать кнопками на радиоприёмнике. Стараясь не выдать себя, я тайно поглядываю на его пальцы, на линию челюсти, на сам профиль. Тихонько улыбаюсь своим мыслям и уже представляю, как мы можем провести ближайшие несколько часов. Ведь находясь вдали от него, я чувствую, как внутри меня всё буквально начинает вопить от этой острой необходимости быть вместе. Дышать его запахом, касаться кожи, доводить его и искушать. Уилл ухмыляется, замечая мой блуждающий взгляд, а я пристыженно отворачиваюсь, закусывая губу. Боже мой, я что, ещё способна на смущение?
  
   Прошло уже два года, а нам порой совсем не верится в то, что мы всецело обрели друг друга. Когда вертишься в каких-то бытовых делах, это ведь всё так или иначе сглаживается. Появляется размытость происходящего. А потом, стоит взглянуть со стороны, взглянуть по-другому на сплетённые пальцы, на реакцию от своих прикосновений и невольно задумываешься: "Это ведь всё по-настоящему?"
  
   И это не сон, нет. Мы живём с Уиллом в квартире-студии, которую снимаем уже чуть больше года. На днях мы закончили нашу стену. Собирали снимки с самых ранних лет, оформляли, и вот, теперь она полностью забита счастливыми моментами нашей жизни. Это символично. Особенно ей гордится Уилл, показывая её, словно нашу личную достопримечательность, каждому, кто посетит наше очередное убежище. Хотя... убежище ли? Привычка скрываться настолько укоренилась в нас, что иногда бывает сложно признать, что мы - настоящая пара, со всеми свойственными ей любовными заморочками, а наше укрытие - не иначе как семейное гнёздышко.
  
   Мы живём не вдвоем. Ещё накануне переезда я нашла толстого и больного кота и, выходив его, уговорила Уилла забрать его к нам. Он долго смеялся надо мной, не переставая возмущаться и страдальчески вздыхать, когда Фунт принимал его ботинки за кошачий лоток, но вскоре полюбил животное. Да и разве его можно не полюбить? Пусть он и считается обаятельным недоразумением, но добрые глаза разного цвета всегда ждут тебя после тяжёлого рабочего дня. Фунт сворачивался у наших ног, когда мы отдыхали за просмотром телепередачи, и жалобно скулил под дверью, когда мы предавались любви.
  
   Это было так необычно - жить самостоятельно, строить планы на будущее и знать, что всё в наших руках. Не скрываясь, не убегая от реальности, а живя в ней полной жизнью. Мы уже давно не верили в сказки, но потихоньку, маленькими шажками пытались воссоздать её сами. Помимо учёбы я водила экскурсии, используя свои знания от первого образования, а Уилл к этому времени превратился в настоящего профессионала своего дела, удивляя меня и обескураживая живостью своих работ. Проникновенные и настоящие. Съёмка отнимала у него много времени, он часто разъезжал, но встречая его вот так посреди города, я буквально чувствовала, как обрушивается на меня вся его любовь.
  
   Конечно, мы часто спорили. Бывало и такое, что я забирала кота и устраивалась на разложенном кресле. В запале могла наговорить кучу гадостей, обвинить во всех смертельных грехах, но, наверное, я больше злилась на себя саму. На то, что мне попросту не в чем его обвинить. И, как правило, долго мои бойкоты не продолжались. Уилл приходил ко мне посреди ночи и забирал в кровать, изо всех сил стараясь не разбудить кота.
  
   Полнейшая банальщина, но даже когда всё было сложно, всё равно всё становилось легко. Как говорила Рози, кусочки паззла сошлись и наши боковинки совпали. Мы стали цельной картинкой. И даже если, нервничая, я думаю, что это настоящий провал, то спустя пару часов, когда его руки ласково обвиваются вокруг меня, я ужасно злюсь на себя и свой язык. На мысли и страхи, которым позволила так просто завладеть мною. А страхи были. И почва для них, тоже. Ведь мы пожертвовали всем, чтобы быть рядом по-настоящему. Пусть мы и не были настоящими братом и сестрой, но это чувство вряд ли скоро покинет нас, ведь мы проделали вместе такой долгий путь. И продолжаем его по сей день. Стремимся вперёд, зная, что прав на ошибку у нас нет.
  
   Но таких тоскливых дней бывает предельно мало. У всех людей есть переживания, усталость, да и просто негатив, который питается нашими неудачами и капает на мозг дурными помыслами. Потому я считала, что наличие ссор объяснимо. Они нужны хотя бы для того, чтобы очищаться от всей этой грязи. В остальные же дни мы наслаждались тем, что были наедине, а это настоящая роскошь. Признаться, не привыкла до сих пор. Не привыкла к тому, что можно вторгнуться к нему в душ, что можно заниматься сексом на кухонном столе и забираться в одну постель, не считая себя нарушителями закона.
  
   Уилл любил возвращаться после съёмок домой, наблюдая, как я убираюсь, вытанцовывая при этом в одной его футболке. А я обожала заниматься с ним приготовлением ужина и разбирать его фотографии. В нашей ванной даже есть небольшой уголок, специально выделенный для проявки старых фотографий. У нас впереди ещё много всего, мы в этом уверены.
  
   Когда мы минуем наш квартал, я удивлённо опускаю на нос очки и выжидаю объяснений.
  
   - Погода выравнивается. Подумал, что было бы неплохо сбежать от домашнего монстра и пообедать на природе. Ты не против? - интересуется Уилл, опуская свою тёплую ладонь мне на коленку.
  
   Намеренный продуманный ход. Пальцы на моих коленках. Разве могу я отказать теперь?
  
   - Если ты прихватил шоколадные батончики, я готова на всё, - лукавлю я, переводя взгляд вниз, туда, где намеренно медленно двигаются его пальцы, скользя по моим колготкам выше.
  
   Уилл ведёт машину, изредка поглядывая на меня, а меня вдруг отвлекает вибрация моего телефона, который пульсирует в боковом кармане.
  
   Открываю сообщение и тут же заливаюсь краской, закусывая губу, чтобы не разразиться истеричным смехом. Это Роуз прикрепила фото, где мы на вечеринке, что устроили на прошлой неделе. Уилл был на съёмке, а Розали рассорилась с Колином, потому и вытащила меня из моей уютной фланелевой пижамы. Мы были в каком-то караоке-баре и, танцуя на барной стойке, пели песню Лили Аллен "Fuck you".
  
   Это было чертовски глупо, но потрясающе весело. Особенно то, как в итоге она подвернула лодыжку, а я, потеряв свои туфли, затаскивала наши пьяные тела в такси.
  
   - Это снова твоя развратная подружка, - с тенью сарказма протягивает Уилл, кивая на мой телефон.
   - О, прекрати. Роуз только кажется такой. На самом же деле она святоша, - отшучиваюсь я, печатая ответное сообщение.
  
   Уилл паркует машину среди десяток других, владельцы которых, так же как и мы, решили пообедать на свежем воздухе. Зелёный парк оживлён детьми, играющими в тарелку, собачниками и парочками, притаившимися в тени деревьев.
  
   - Вы сблизились за последнее время, - не вопрос, а утверждение. Крепкая рука властно обвивает мою талию, пока мы шагаем в наше любимое местечко, чуть поодаль от веселящейся толпы.
  
   - Возможно, - пожимаю плечами в ответ и отвожу взгляд в сторону, улыбаясь.
  
   Это правда. Мне с ней легко. А это, наверное, главное. Потому как даже с Челси, Кэм и Лисси я не могу быть на сто процентов собой. Я прячусь, показывая лишь долю своих истинных эмоций. Сложно объяснить почему. Может, потому что я всегда редко бывала с ними наедине, всё время пребывая в качестве дополняющей Уильяма половинки, а может, потому что боялась, что наш секрет мог быть раскрыт. Всегда что-то мешало и мне попросту не удавалось до конца расслабиться. Ведь, в конце концов, полностью свободной я умела быть лишь с Ним.
  
   С Рози всё было по-другому. И это так удивительно, учитывая обстоятельства, при которых нам довелось познакомиться. Зная то, что мы друг друга на дух не переносили. Может, настоящая дружба зарождается именно так? Я не знаю наверняка. Я была истинной затворницей, что с трудом переносила любое общение. Человеком, который слишком тягостно шёл на контакт с посторонними. Розали стала первой, с кем мне так комфортно, не считая Уилла.
  
   - Это, конечно, здорово, правда. Но ты уверена в том, что твоя подружка такой и является? Я о том, что надеюсь, твои трусики всегда остаются при тебе во время ваших безумных вылазок?
   - Ох, заткнись, Уилл, - смеюсь я, кусая его за плечо. - Мои трусики всегда останутся при тебе.
  
   Он останавливается и тянет меня на себя, поправляя мой съехавший шарф. В его глазах пляшут смешинки, хоть внешне он абсолютно серьёзен. Знаю, что порой в нём просыпается ревность, ведь он, в отличие от меня, совсем не привык разделять меня с кем-либо. Но вскоре Уилл смирится с этой мыслью, ведь проводя время вдали друг от друга, мы только крепнем. Я поняла это немного раньше.
  
   - Хочу провести оставшийся день только с тобой, - тихо шепчет он и касается моей нижней губы своим большим пальцем, чуть поглаживая.
  
   Я замираю, наслаждаясь мягким прикосновением подушечки его пальца и теряясь в пространстве. Передо мной только он, и так хочется продлить этот миг. Я поворачиваю лицо и целую его ладонь, покорно прислоняясь щекой к его руке. И этот миг - он только наш. Кажется, что любовь к нему заполнила собой всю мою грудную клетку. Потому как сердца ей уже мало. И Уилл, зная это, продолжает завоёвывать всю меня, покушаясь на свободную территорию.
  
   Мы располагаемся под раскидистым дубом, что так напоминает нам наше дерево во дворе. Я застилаю траву небольшим пледом и, облокотившись спиной о ствол старого дерева, устраиваюсь удобнее. Уилл ложится рядом и кладёт свою голову мне на колени. Между нами возникает молчаливая пауза, но вовсе не из-за напряжения. Наоборот, после всей череды бытовых проблем, разъездов и загруженности, нам так хорошо здесь и сейчас. Прикрываю глаза и поглаживаю его голову, то массируя, то плавно спускаясь к лицу. Уилл ловит мои пальцы, когда они приближаются к его губам, целует и мягко посасывает их. Посмеиваюсь над его нетерпеливостью и отпиваю свой кофе, что мы купили по пути в парк.
  
   - Помнишь, я говорил, что я поеду к родителям на этой неделе? Думаю попытаться поговорить с отцом, - произносит вдруг Уилл и открывает глаза, устремляя свой взгляд на меня.
  
   Я немного сникаю, когда речь заходит о них, но, стараясь не подавать вида, улыбаюсь ему в ответ и киваю.
  
   - Прошло достаточно времени, Мими. Они остыли, свыклись с этой мыслью. Или уже на пути к этому. Однажды они ведь смогут пойти нам на уступки, верно? Так почему не сейчас? - тон уверенный и оптимистичный.
  
   Наверное, он никогда не перестанет быть человеком, который замечает крупинки чего-то хорошего среди всех жизненных разочарований. Тем, кто видит свет в конце туннеля и знает, как добраться до него. И мне так повезло быть рядом с таким человеком, ведь я уже давно потеряла надежду. Веру в то, что нас когда-либо поймут. Примут нашу искажённую любовь, закрыв глаза на прошлое. И как бы мы ни были счастливы, мы, определенно, нуждаемся в этом.
  
   - Я не знаю, Уилл. Что ты хочешь услышать от меня? Мы, конечно, можем попытаться вести себя не как влюбленная парочка при встрече, но разве это что-то даст? Они нас вырастили. Знают нас наизусть. Как и тот факт, что мы любим друг друга, - вздыхаю я, касаясь его ключиц пальцами. - И это всё в том случае, если они вообще согласятся видеть нас вместе. Может, ещё рано, м-м?
   - Может, - соглашается он и хмурит свой лоб. - Я всё же с ним переговорю.
   - Кстати, ты смогла бы приехать на следующий день, чтобы мы съездили к Ди, - добавляет чуть позже Уилл, привстав, чтобы притянуть меня в свои объятия.
   - Звучит заманчиво. У Абигейл неплохо получается произносить моё имя, - усмехаюсь я, вспоминая, как маленькое чудо с вьющимися волосами бормочет: "Ми-ми-ми". Она уже такая взрослая, что порой совсем не верится.
  
   Разговор о поездке к ней немного расслабляет нас. Конечно, Ди не всецело на нашей стороне, но однозначно стремится помочь. Словно понимает, как тяжело нам приходится, и делает всё возможное, чтобы мы чувствовали себя как дома, навещая её. Мы болтаем и пробуем новые рецепты нашей тёти, играемся допоздна с Гейли и Мэтью, а затем уходим ночевать в гостевой домик на заднем дворе. Поездки к ней делают нас счастливее. Это даёт некую иллюзию того, что всё по-прежнему в порядке. Что родители просто в длительном отъезде, но вскоре мы обязательно увидимся. Вместе. Как и раньше.
  
   - Да, но это не затмит того, как малышка визжит от кульбита, который совершает при помощи моих рук.
   - Знаю, что тебя она любит больше, зануда. У тебя есть особенность располагать к себе маленьких несмышлёных девочек, - посмеиваюсь я, закатывая глаза.
  
   Уилл тихо смеётся, зарываясь носом в мои волосы, а затем опрокидывает меня в свои руки, словно собираясь укачивать меня или... или съесть. Мой задиристый тон толкает его на баловство, которое так нравится нам обоим. Это как маленькая доза игры, которая, непременно, делает наш день лучше, эмоции острее, а пульс чаще. Он склоняется надо мной и обхватывает губами серёжку на мочке моего ушка, совершая нежные ласки своим языком. Горячее дыхание и его влажные губы создают дикий контраст, который действует на меня как наркотик. Я инстинктивно приподнимаю бёдра в поисках его крепкого тела. И Уилл, так тонко чувствуя меня, тут же начинает совершать рукой нежные поглаживания моих ног. В парке людно, но в нашей части, под раскидистыми ветвями дуба нас практически не видно. И всё же, мы находимся на улице, где каждый вправе прогуливаться там, где ему вздумается, и оттого наши чувства становятся искушённее. И каждое прикосновение воспринимается как что-то недозволенное. Это привычней для нас. Понятней и желанней.
  
   Пальцы его руки медленно приподнимают подол моей расклешённой юбки, проскальзывая выше. А губы... губы так жадно увлеклись моей шеей, что я испытываю дикое желание, чтобы они заклеймили меня. Чтобы когда завтра утром он отправился на съёмки, а я на работу, я знала, что за моим ушком, под волосами, находится красная метка, оставленная его пухлыми губами. Хочу, чтобы отпечатки его пальцев на моей коже были так же видны. Это необъяснимая и почти больная потребность - знать, что я вся соткана из него.
  
   Вплетаю свои пальцы в растрёпанную шевелюру Уилла и жёстко оттягиваю их, пока его нетерпеливые губы плавно спускаются вниз, к моей шее, к горлу, к ключицам. Мы забываемся, когда он опускает меня на плед и нависает надо мной сбоку, скрывая от посторонних лиц. И, господи, мне уже совсем неважно, где мы сейчас находимся. Все звуки вокруг стихают, и слышно лишь наше разгорячённое дыхание и сладкий звук поцелуев.
  
   Мы вырываемся из этого омута, только когда волейбольный мяч приземляется в метре от наших лиц. Я резко оглядываюсь и поправляю задравшуюся вверх юбку, смущённо улыбаясь и наблюдая, как Уилл отдаёт мячик подбежавшим ребятам. Они перешёптываются и хихикают, отчего мне хочется рассмеяться в голос. Уилл выглядит не менее растерянным, когда возвращается ко мне и присаживается рядом.
  
   - Кажется, мы увлеклись, - говорит он и дарит мне ещё один долгий и томный поцелуй.
   - Чертовски верно, - забавляюсь я, переводя взгляд на его красные и чуть припухшие губы. Касаюсь их пальцами, любовно поглаживая. Такие красивые, совершенно неподходящие для мужчины, и оттого кажущиеся мне ещё более привлекательными.
  
   Уилл тепло усмехается и, достав из бумажного пакета шоколадные круассаны, протягивает их мне. Нам действительно стоит немного отвлечься, пока наши ласки не переросли в публичный секс. Это забавляет, создавая впечатление, будто мы новоиспечённая парочка, которая только недавно познала, что же такое удовольствие. Иногда нам так сильно не хватает друг друга, что встречи после нескольких дней разлуки легко выходят за рамки приличия. Я снова устраиваюсь в его руках, позволяя себя кормить, и слушаю, как Уилл рассказывает о наших друзьях. Лисси и Кэмерон прикупили себе квартиру, поэтому через пару недель наша компания вновь соберётся вместе. К слову, "нас" как пару они приняли по-разному. Да, наверное, это лучшее выражение в отношении их реакции. Конечно же, главный удар, как и следовало ожидать, был от Кевина. Он всячески подшучивал над нами, после чего обязательно получал от Уилла, но это больше смешило нас, чем вызывало неловкость. Теперь его статус заядлого грешника всецело перешёл к нам, как говорил Кев. Обычное мальчишеское озорство скрывало его растерянность, и это читалось в его взглядах, обращённых к нам. Лисси, наоборот, изо всех сил старалась оправдать нас, наверняка думая, что мы нуждаемся в этом. Поэтому при каждой встрече приводила примеры различных легенд и поверий всех народов мира. Что-то вроде той, что в некоторых племенах считалось недопустимым, чтобы члены семьи связывали свою судьбу с людьми не из их рода и так продолжали потомство. Или же то, что в одной религии союз между братом и сестрой считался священным и нерушимым. Пустяки, что по сказаниям это были близнецы и что это было много веков назад. Тем более что мы оказались неродными. В своём стремлении помочь, в желании подарить нам гармонию и понимание она была неумолима. Челси же была более адекватна, воспринимая нас точно так же, как и раньше.
  
   Это радовало нас, заставляя непрестанно улыбаться, когда мы были с ними. Атмосфера дома и защищённости по-прежнему витала рядом с этими ребятами, и это было главным.
  
   Сложно представить, чтобы кто-либо смог отнестись к нам с полным пониманием. Но с недавних пор это перестало заботить нас. Стены нашего собственного мира стали прочнее. Их нельзя было пошатнуть, уязвить нас. Выстроился некий барьер, который уберегал нас от вторжения и непонимания. Просто мы были друг у друга всегда. И нам всегда хватало этого, при любых обстоятельствах и любых переменах. И конечно, наша история - это далеко не лучший пример для кого-либо. Ведь общество не приемлет подобного. Общество сгрызёт заживо тех, кто пойдёт против правил и общих норм. Но загвоздка в том, что наша любовь оказалась чище, чем могло показаться. Глубже и светлее, чем у многих обычных пар.
  
   Мы не станем примером для подражания. Не являемся мы также и теми, кто всегда поступает правильно. И даже если бы мне рассказали историю о брате и сестре, чья связь оказалась сильнее родственной, то не уверена, что отнеслась бы к этим отношениям серьёзно. Что полностью приняла бы саму эту связь. Всё дело в том, что Уилл и я никогда не вешали ярлыки на те чувства, которые испытывали. Была я и был он - нам всегда хватало этого. Мы - это так просто. Нечто неделимое. Нерушимое.
  
   Но оглядываясь назад, я вижу потерянных людей. Людей, что всю свою жизнь тянулись друг к другу, но всегда стояло это весомое "но". Оно выливалось в обстоятельства, в людей, в моральные рамки и человеческие принципы. В эти установленные кем-то правила, которые туго связывали нам руки плотными веревками. А мы всё равно стремились быть ещё ближе, даже если на запястьях уже проглядывались кровоподтёки. Время шло, а наша любовь только крепла. И сейчас она помогает достигать нам своих собственных вершин. Дарит силу, с помощью которой мы двигаемся вперёд с ещё большим рвением.
  
   И когда Уилл рядом со мной, то кажется, кончиками пальцев я уже могу коснуться своей мечты. Тропу, ведущую в моё будущее, озаряет солнечный и яркий свет.
  
   Я прикрываю глаза и подставляю лицо последним тёплым лучикам. Осень почти настигла нас. Чувствую, как его крепкие руки уберегают меня, защищают. И открывать глаза, выплывая из этого блаженства, совсем не хочется. Говорят, что весна - это лучшее время для новых свершений. Но я точно знаю, что никогда не стоит переставать действовать. Не стоит также ждать лучших времен. Ведь если мы встанем и начнём делать хотя бы маленькие шажочки на пути к своей мечте уже сейчас, то всё обязательно получится. Оправдания разъедают нас. Уничтожают. Нужно только взглянуть правде в глаза, признать её со всеми её недостатками и идти дальше. Какова бы ни была ваша цель.
  
   Моя осень стала тёплой благодаря Уиллу. Точно так же, как и моя жизнь. И как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, его Свет озарил меня изнутри.
  Примечание к части
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"