- Зараза ты маленькая! - проворчала женщина, заслышав грохот за стеной. Села на кровати, вдела ноги в шлепанцы. Миг спустя в дверь шмыгнула рыжая кошка, морда ее была самая невинная.
За окном покачивала ветвями яблоня - разрослись ветви, почти касаются стекла. Женщина полюбовалась на пляшущие по листьям солнечные блики, - золотистый и темно-зеленый узор.
Мягкое и теплое коснулось ее ноги.
- И не стыдно? - спросила женщина, склоняясь, чтобы погладить кошку.
- Мррр... - без всякого раскаяния ответила та.
- Какой горшок на сей раз?
Кошка предпочла не отвечать. Устроившись на полу среди пляшущих солнечных пятен, она принялась вылизываться - рыжая шерсть становилась то темной, то светлой, в зависимости от того, как падал свет.
В комнате пахло сладко - женщина потянулась, вспоминая детство, когда точно такой же аромат доносился с кухни, где мама варила варенье. А сейчас неважно было, как давно занималась приготовлением лакомства она сама - стены сохраняли аромат месяцами, порой он стихал, становясь совсем незаметным, порой пролетал по комнате в полную силу, и в дом возвращалась юность.
Прибравшись - пришлось выставить за дверь кошку, возомнившую, что помогает - женщина попила чаю и открыла верхний ящик стола. Так она делала каждый день, и каждый раз не вспоминала об этом.
Письма пожелтели от времени, но чернила не выцвели, даже без очков женщина могла видеть буквы. И вновь начала перечитывать - как в первый раз. Улыбалась - морщинки, возникавшие у глаз и рта, как ни странно, молодили ее.
"Любимая моя Элен..."
Женщина опустила руку с письмом, поправила волосы - если бы только строчки, а то ведь и голос за ними, а там и взгляд. Каждый раз, когда она берет письма, он на нее смотрит.
До сих пор иногда жаль, что срезала косы. Теперь-то в них толку мало, и все-таки - вдруг огорчится? Но все равно узнает, и такую, слегка поседевшую, немолодую уже.
Солнечные блики переместились на письма - и без того теплые, уютные, словно из этой вот самой комнаты в светлых обоях, с занавесками легкими. Будто забавы ради они с мужем писали друг другу, играя в разлуку.
Строчки снова заговорили:
"Как там наше деревце? Если не врут, в это лето должно начать плодоносить. Может, сваришь варенье из первых яблочек? Приеду - попробую!".
Не получилось - всего-то уродились несколько яблок, вкусные, правда. А на другое лето...
Дверь скрипнула. Вошедший кашлянул, потоптался на пороге. Элен улыбнулась краешком губ - приветливо и самую малость снисходительно.
- Чайник горячий, - сказала, не оборачиваясь.
- Спасибо.
Гость не стал заниматься чаем. Устроился в кресле; краем глаза Элен видела его силуэт, но от чтения писем не оторвалась. Кошка встретила гостя более радушно - с восторженным мурчанием полезла к нему на колени.
На фоне обоев в ситцевый цветочек, кружевных салфеток и миниатюрных цветочных горшков с фиалками человек казался особенно неуклюжим - длинный, худой, в плаще из прорезиненной ткани - вовсе уж не по погоде. Не снял его, садясь в кресло.
- Послушай...
- Давай не будем заводить все сначала? - женщина отложила письма, повернулась к нему. - Может, все-таки чаю? Еще есть отличный яблочный морс.
- Какого года урожай? - спросил гость; Элен усмехнулась по-доброму, словно неудачной шутке хорошего человека.
- Свежего!
На пустыре мальчик выгуливал собаку. Фокстерьер носился взад и вперед; мальчик не беспокоился за него - а сам больше интересовался роскошной яблоней. Она росла посреди пустыря, никто уже не помнил, откуда она тут взялась. Рядом, в траве, присмотревшись, можно было обнаружить фундамент дома, разрушенного до основания. Но остатки жилья мальчика не волновали, он нацелился на яблоки. Другие мальчишки и девчонки порой собирали их тут - сладкие, крупные, желтые с алыми полосами. На нижних ветвях плодов давно не осталось, и мальчик раздумывал - попробовать сбить яблоко палкой или все-таки залезть наверх. Но если, не дай бог, разорвешь рубашку или штаны, бабушка уши открутит.
Она, правда, по-любому открутит, узнав, что он гулял на этом пустыре - хотя землю тут давным-давно прочесали, все равно боится, вдруг остался какой неразорвавшийся снаряд. Да если б... сами сколько искали с приятелями, одни камни, палки и ржавые железные лоскуты.
Войны мальчик помнить не мог - двадцать лет прошло, как-никак. Жалел, что поздно родился. Вот если бы, он бы... но не повезло!
Для очистки совести свистнув веселому терьеру, - мол, сюда я случайно зашел, с собакой гуляю! - он потянулся к ветвям.
- Сколько живут яблони? - спросила Элен, ставя-таки перед гостем чашку с горячим напитком. - Мне бы хотелось думать, что вечно, да ведь это не так.
- Лет сорок - пятьдесят...
- Ну так еще немного потерпите без меня, - она улыбнулась.
- А он?
- Душу-то не трави! Ты сам говорил когда-то - у вас время идет по-другому. Совсем по-другому, - она покачала головой, чуть свела брови, словно выговаривала за шалость ребенку. - И встретимся, будто день миновал... Знаешь, как мы ее посадили?
- Ты не рассказывала.
- За три года до того, как он ушел воевать. Вычитал где-то: в старину полагалось - у дома должен быть свой хранитель, дерево. Я предлагала ель - наряжать к празднику, но он убедил, что яблоня лучше. Праздник, мол, мы себе и без елки устроим, а яблоки - это же вкусно. Уверен был - если дерево холить и лелеять, оно отблагодарит. И отблагодарило же! Ты погляди, какие... А саженец мы вдвоем в ямку поставили, и поливали вдвоем. И ведь уцелела. Смотрю - и душа радуется! Жалко, он урожая так и не увидел.
Элен поглядела на гостя просительно:
- А может, хоть баночку варенья передашь? Или пирог - испеку, и тебя угощу? Ну, не хмурься, все у вас там не по-людски...
Мальчику удалось наконец сбить с ветки румяный шарик. С наслаждением подняв яблоко с земли, он вгрызся в ало-желтый бок, не позаботившись стряхнуть частички земли. Вкусное же, нигде таких больше нет, ни у друзей, ни на рынке. Говорят, на этом пустыре иногда странное чудится. Вечерами как будто горят огни домика... днем, правда, ничего не видали. И жути никакой - напротив, хорошо так, спокойно.
А бабушка все ворчит - "пора бы убрать этот рассадник синяков и царапин", пустырь, то бишь. Вроде как много лет что-то тут собираются строить, да все никак. Соберуется - и передумают. Ну и хорошо, зато яблоня!
А в дом, который тут был когда-то, говорят, бомба попала. И земля давно уже ничья - наследников нет.
- Послушай, упрямая ты женщина! - гость, раздосадованный, крошил на салфетку печенье, сам этого не замечая. - Из-за тебя, можно сказать, мироздание наперекосяк, а ты варенье тут варишь!
- Да ведь срубят ее в тот же день, как я отсюда уйду, - Элен отхлебнула из чашки морс, глянула в окно, на мальчика, который вновь запрыгал вокруг яблони, пытаясь стрясти с веток плоды. - Домов понастроят... А она - живая, как можно!
- Ну, живая, - нехотя согласился тот, и замолк, нахохлился, став похожим на огромную нескладную цаплю с мятыми крыльями. Элен склонилась к нему:
- Вот сам ты - все ходишь, ходишь... зачем, спрашивается? Знаешь ведь, что я скажу.
- Работа такая, - хмуро ответил гость, и вдруг улыбнулся, став похожим на проказливого школьника:
- Ну, и тебя повидать! Ладно, муж у тебя не ревнивый!
- Он у меня лучший, - женщина засветилась будто, сгребла кошку в охапку и принялась гладить. - Вы там ему передайте - так мол и так, любит, ждет встречи, но дитя ваше единственное бросить никак не может. А время подойдет - что ж, задерживаться не стану.