Аннотация: Неоконченные заметки о театральном институте
Театр
--
Начало
На театроведческий факультет идут те кому стыдно поступать на филфак педагогического и те кто недостаточно уверен в себе для Университета. Получить диплом театроведа со специализацией "Управление, планирование и организация театрального дела" стремятся лица, желающие быть рядом с театром, все равно в каком качестве и обычно происходящие из околотеатральной среды.
Мишка был целевиком из Волгограда, Серега выглядел интеллигентным лимитчиком из-под Воронежа. Другому Сережке было абсолютно все равно где спиваться, а сестра толкала братишку пойти по своим стопам. Денис, нынче сгинувший в трущобах Иерусалима, проводил первый послешкольный год, он же последний перед армией или эмиграцией (вопрос в тот момент решался) да и папа - театральный директор - готовил себе смену. Данила... Тот вырос за занавесом БДТ и о существовании другой жизни, кроме актерской, не знал. Ваш покорный слуга пришел на Моховую после полугодовых раздумий. Я уже твердо знал, что заниматься точными науками не хочу и повторять инженерную карьеру родителей не буду ни за какие коврижки. Поступать на актерский не хотелось. Такая попытка была сделана за три года до описываемых событий, перед самой армией. Я тогда успешно прошел консультацию, первый тур, потом второй. Перед третьим, решающим, туром нас оставалось двадцать семь на двадцать четыре места. И ни к кому-нибудь, а к самому Додину. Но на отбор я не явился, потому что военкомат не разрешил. Так что до сих пор могу с гордостью говорить, что, наверное, поступил бы на актерско-режиссерский курс к самому Мастеру... Но это было три года назад, а сейчас я твердо знал, что пластилином в руках постановщика быть не желаю, в театр хочу, но все что умею это легко общаться, договариваться, "любить и быть любимым". Мои полугодовые раздумья привели меня именно в театральный и именно на экономический уклон театроведения. По пути были отброшены варианты филфака, медицинского и, не поверите, но я очень любил готовить, кулинарного техникума.
Теперь девочки. Пожалуй только Светка, Любка и Наташка не были изначально причастны к театрально-концертной среде. Вторая Наташка имела папу-композитора, третья фамилию классика русской литературы. Анька прочно закреплялась на Ленинградском телевидении. На Аньке вообще все захотели жениться. Сразу после того как она предложила отпраздновать день рождения группы на яхте своих родителей. Ленкин муж уже тогда играл БДТ. Ну а Шурку, супруга Алки Лыковой сейчас знает и любит вся Россия, а может не только она. Никого не забыл? А... была еще Аленка... И Наташка номер четыре. Но про них потом. Половина группы успешно принадлежала к среде полубогемной молодежи, а вторая половина безуспешно пыталась в эту среду влиться.
На самом деле наговаривать не буду . Все были классные. Портиться и только частично народ начал на третьем курсе, но я к этому времени уже упаковал чемоданы.
1-го сентября 1987-года мы встретились, а пятого уехали в колхоз. Всей параллелью. Там завязались первые знакомства и романы между будущими художниками сцены, актрисами и режиссерами, театроведами и кукольниками. Кого-то я до сих пор вижу по телевизору. Борька стал часто появляться в сериалах. Сережка снялся в куче фильмов и сыграл в море спектаклей. Леночка сменила фамилию на птичий псевдоним и успешно веселит публику в аншлагоподобных балаганах. Иногда ей подпевает Мишка. Толик... Толик появляется то в ролях бандитов, то своих парней. Он-то мог страх навести. До сих пор помню какую-то физкультурную пару. Я захожу в спортзал, а он стоит и методично бьет ногой по острому углу стены. Ну чемпион Ленинграда по каратэ, что взять. И добрейший парень. Мы как-то в волейбол в колхозе играли. Он срезал. Сильно срезал, а я блок поставил. Мы оба постарались. После его удара мяч мог пробить стену сарая, а я выпрыгнул над сеткой, так как когда-то прыгал под кольцом. В итоге очко мы не отдали, но в роли блока выступил мой нос. А потом прихожу в себя уже на земле. И Толик надо мной, а у него слезы из глаз.
В общем-то глупо вспоминать тех, кто кем-то стал, при том что сам из себя ничего не представляешь. Не буду. Расскажу только о наших. Театроведах-экономистах. Или даже не о них, а о том что нас окружало...
Режиссер
Денискин папа, как и положено еврею, был инженером. Но работал заместителем директора Театра Русской Драмы в Таллинне. Сам Денька, выскользнув из семейных объятий, забавлялся в Питере, снимая комнату со своей таллиннской же девушкой, и дружил со мной. В результате этой дружбы мои визиты в эстонскую столицу участились до неприличного. Плацкартный студенческий билет обходился в трешку, и хотя бы раз в месяц пятикомнатная квартира денискиных родителей в деревянном доме, соседствовашим с гостиницей "Кунгла", предоставляла нам стол и кров. Я даже имел собственную комнату в этой квартире. Ну не совсем собственную. Делили мы ее с кавказской овчаркой Долли. Поначалу хозяева боялись, что зверюга меня загрызет, но когда при первой же встрече (Долли - она же Дашка - воспитывала в тот момент месячных щенков) я зашел в комнату и начал играть с юными кавказцами, успокоились. Я, конечно, по дурости зашел, но в результате полюбился всем в этой семье.
В квартире традиционно происходили все театральные банкеты. Места много, да и от храма искусства рукой подать. Как-то труппа соблазняла своего нового главного режиссера. Григорий Георгиевич Михайлов появился в Таллинне, после долгого периода работы в Мурманском очень неплохом театре, и "эстонцы" его хотели. Мы с Денькой только вернулись с променада по ночным пабам и молча попивали винцо в углу гостиной, наблюдая за финалом веселья. Народ, уже порядочно приняв на грудь, продолжал славословить свой театр, замдиректора и петь здравицы в честь возможного худрука. Наконец встал премьер по совместительсву герой-любовник: - Дорогой Гри... - он помолчал, - Дорогой Григоргий Герго... - артист зачем-то потряс рюмку с водкой, - дорогой Грирогий Гри... Гордость таллинской сцены поставила напиток на стол, глотнула клюквенного морса и прополоскала горло... В этот момент обхаживаемый режиссер поднял голову от салата, посмотрел ласково на артиста и молвил: - Я привык. Зовите меня Михал Михалыч...
--
Друг
Данила походил на Элвиса Пресли. Только более мужественного и одновременно юного. Он вырос в стенах БДТ и привык называть Лебедева дядей Женей, а Шарко тетей Зиной. Не щеголяя этим, а просто потому что все артисты театра и были для мальчика тетями и дядями, пусть не родными. Приятель мой унаследовал от матери обаяние, артистизм и немножко раздолбайства. Отец уже второй десяток лет преподавал что-то математическое в одном штатовском университете, и на сына влияния почти не имел.
Данька ничем не хвастался. Был естественнен и желаем в любой компании. Он любил девушек, а они его. Счастью мешало одно противоречие: Данька любил девушек часто и всех, а они долго и только его одного. Каждые несколько месяцев накапливался десяток несчастных, брошенных и уже начинающих ненавидеть объект своей бывшей страсти красавиц. Мы пытались помочь другу, предлагая себя взамен дамам, но большей частью безуспешно. Уведя с какой-нибудь вечеринки очередную красотку под предлогом "попить кофе у него дома", на утро Данька смущенно, говорил, что кофе в квартире опять не оказалось и поэтому он переезжает к Машеньке, а "вот вам кстати, ребята и телефон, по которому меня теперь можно будет разыскать". Кто хотел звонить, должен был делать это сразу. Потому что набравший номер через пару недель бывал обычно оглушаем женским криком: "Этот подонок здесь больше не живет!!!"
А иногда мы играли в преферанс. У Данилы на квартире. Еду и кофе брали с собой. На всякий случай чай приносили тоже. После первого визита стали приносить еще и чашки. В карты Данька играл неплохо, но совершенно спокойно, не зацикливаясь на процессе. Проигрывая, обещал отдать деньги потом. Выигрывая, был готов не получать куш. Как-то полез на стул достать со шкафа давно обещанную тамиздатовскую книжку. Достал. И уронил какой-то запыленный футляр. В нем, случайно раскрывшемся, оказалась флейта. Оказалось, что наш безалаберный мачо закончил музыкальную школу по классу любимого инструмента Эвтерпы. Можно было ожидать барабаны, гитару, в крайнем случае трубу... Пережили и это.
Как-то Даник улетел в США к отцу. Восьмидесятые годы уже катились к концу, но визиты за океан еще оставались редкостью. Возвращения ждали всей группой. На подарки не расчитывали, но рассказов и фотографий хотелось. И вот он вернулся... Все что нам было поведано, нынче известно каждому. О двадцать первом веке, об уровне жизни и ценах, о косых взглядах на женщин и судебных преследованиях за эти взгляды, об уровне интеллекта средних американцев. Все это сейчас не секрет ни для кого, а иногда тема для самоутешений или брюзжания сквозь зубы. Была и какая-то неожиданная информаци. К примеру рассказы Данилы об особенностях анатомии негритянок волнуют меня до сих пор... Но это, наверное, только меня, да и то пройдет лет через пятнадцать двадцать.
А однажды Данька меня спас.
Актерское рождество в доме актера. Пойти хочется страшно. А никак. И тут ко мне подходит почти самая симпатичная девочка группы и говорит: "Петька у меня есть лишний пригласительный билет. Подруга у меня работает в ВТО". Ну что я могу ответить? Прыгаю до потолка и соглашаюсь. А через десять минут подскакивает уже самая симпатичная и зовет туда же! Ну и я соглашаюсь на автомате... Причем встретиться с обеими собираюсь на одной и той же станции метро с разницей в пять минут.
Через полчаса в голове моей все устаканивается и я начинаю судорожно искать выход из ситуации: Позвонить Аньке, отказаться? При том что она увидит меня с Ленкой! Никак нельзя. Объяснить Ленке, что передумал, потому что Анька позвала - та же история. Цугцванг какой-то. В конце концов придумываю трюк и звоню Даниле. Теперь все зависит от его актерскоготаланта и желания помочь. Хотя насчет желания я спокоен. Обе девушки диво как хороши. В результате за пять минут до часа "Ч" мы стоим наверху у эскалатора станции метро "Маяковская" и обговариваем последние детали.
План-то, если вкратце, простейший: Каждая из двух красавиц должна была оставаться в полной уверенности, что я пришел с ней, а Данька со второй. А встретились мы тут совершенно случайно. Сложно, но можно. В процессе, причем очень быстро, чтоб не проколоться, мой друг должен был настолько заинтересовать одну из девушек, чтоб она подошла ко мне, извинилась и попросила прощения... И тогда все получится! И все получилось! Даже через чур. Данила перестарался и к двум часам ночи увел обеих на свою квартиру где не было ни чая, ни кофе. Наверное флейту показывать...
Тут бы мне и закончить рассказ, вспомнив поговорку про двух зайцев, но... Но дело в том, что у самого Даньки тоже был пригласительный на эту вечеринку, мама пособила. И как только, благодаря моему авантюризму, билет освободился Данька предложил его одной своей хорошей знакомой, которая и утешила автора этих строк в рождественскую ночь. И утешала еще много ночей хоть и не подряд, даже когда я сам этого уже совсем не хотел...
Но это совсем другая история и... все равно - спасибо тебе, Данила!
--
Ремесло
Поступив на физический факультет ЛГУ, я после первых трех лекций твердо решил, что школьного багажа знаний мне хватит надолго. Хватило, если серьезно на пару месяцев, но осознал я это поздно. А в том сентябре, почувствовав свободу и не очень зная чем себя занять, я подался в студенческий театр. Даже и не сам. Не было особых наклонностей. Одноклассница бывшая потащила, в качестве почетного эскорта. Ну а я все равно за ней "портфель таскал"... Появившись и студии и прочтя навкидку что-то не сильно серьезное (раз уж пришел то почему бы и не выступить, тем более слушатели, а это дело я люблю, грешен), был принят - похоже юношей не хватало.
Актером не стал. В самом театре поиграл, но тоже немного. Зато полюбил это дело навсегда. Полюбил так сильно, что до сих пор стараюсь пореже посещать храм искусства - болит что-то внутри, когда думаю о несложившемся. А вот что запомнил... Запомнил пару первых занятий с мастером.
- Сейчас, после того как вы рассядетесь в круг, - сказал Вадим Сергеевич, - я задам вам очень простой вопрос. Мы стараясь не греметь - в соседних залах шли репетиции старших студийцев - принесли полуживые деревянные стулья и напряженно расселись. - Вот вы проходите от площади Труда до нашего особняка почти пятьсот метров, - продолжил режиссер, - а сколько магазинов вы минуете по дороге? - Пять! - после короткого раздумья выкрикнул Сережка Барковский - Да нет, три, - поправила его Наташка Меерсон. Вадим Сергеевич дал время разгореться спору. Подождал. Потом спросил какие именно магазины мы запомнили, расшевелив этим угасшую было дискусиссию. Под конец произнес: - Ребята, это не так важно. На самом деле магазинов семь, а именно две булочные, один парфюмерный.... Просто каждому будущему актеру очень важно наблюдать и запоминать все что происходит вокруг него. Начинать надо с неодушевленных предметов, потом переходить на людей. Вы никогда не сможете сыграть семидесятилетнюю старушку восточного происхождения, если не видели ее и не запомнили как она ходит, как говорит, как садится на скамейку...
Потом были первые этюды. Довольно типичные. - Представьте себе что перед вами стоит корзиночка с фруктами. Каждый может выбрать из нее то что захочет и... начинайте есть. А я попробую угадать что именно вы едите... Остальные мне помогут, надеюсь. И началась игра. Кто-то явно вытащил из воображаемой корзиночки нечто цитрусовое. Он так долго и неумело сдирал кожуру, прыская соком во все стороны. Потом положил дольку в рот и скривился. Ага! Лимон... Другой весело орудовал вытащенным из рукава как-бы ножом, разрезая на дольку маленькую дыню. Я, не напрягаясь особенно грыз яблоко, изредка утирая текущий по подбородку сок. - Так! -сказал Вадим Сергеевич, - теперь все остановились и выплюнули все изо рта. Мы подчинились. Все кроме одного. Того же Сереги, который обиженно пробурчал: - А мне нечего, я только что все проглотил. - Никто ничего не проглотил, - ласково произнес преподаватель, - никто из вас за эти пять минут не двинул кадыком. Все что вы ели сейчас было в ваших ртах, до тех пор пока вы не выплюнули это на пол. Детали... ...................
Этюды. Этюды. Этюды. Потом немножко массовки. Потом первые, коротенькие роли. Но главное, мы все время наблюдали за жизнью вокруг. Нельзя быть актером только на сцене или в репетиционном зале. Каждую секунду надо накапливать информацию. Смотреть как топорщит перья голубь, как отряхивается случайно ступившая в глубокую лужу собака, как садлится на скамейку, твердо опираясь на выставленную вперед, точно по центру, палку, седой старик (а может он делает это иначе - взявшись левой слегка отведенной назад рукой за спинку этой самой скамейки, чуть прогибая измученную радикулитом спину и медленно подвигая ноги)...
Самое непростительное для человека, пишущего слова на бумаге, даже если он осознает, что забава его - чистой воды графоманство, это сказать "она была так красива/ужасна что не хватало слов". Если не хватает слов - не пиши. Даже не графомань. Стиль, легкость, сюжет... это все потом. Сначала просто надо научиться описывать то что видишь. И чтоб слов всегда было достаточно. Надо наблюдать, запоминать и пытаться изображать... И все время учиться. Безостановочно.
В общем все почти как в фотографии: главное - найти, а остальное - дело техники
--
Леха
Самые красивые девушки в театральном институте гнездились на актерском, точнее даже на эстрадном факультете. На актерском все-таки каждой группе нужны одна-две героини и несколько характерных актрис. Как в общем-то мастер набирает учеников? У хорошего профессионала задолго до приемных экзаменов есть в голове четкий план выпускного спектакля, по которому его - мастера и его студентов - будут ценить и помнить. Если задумал Сан Саныч Санин поставить на диплом что-нибудь вроде "А зори здесь тихие", то считай мужской части студентов всех факультетов повезло, на его курсе будет много красивых девиц. А решил тот же Сан Саныч ставить в конце четвертого года "Забыть Герострата" - плохо. Там всего две женских роли.
Впрочем тот же настоящий профессионал всегда разглядит в абитуриентках талант и найдет ему у себя место, если конечно старшие прподаватели не отсеют такое чудо на первом или втором туре - раньше-то мэтр вряд ли появится.
Так что самые красивые девушки все же были на эстрадном, там положено.
Самые милые, с добрыми глазами, светящимися любовью к детям, учились на факультете театра кукол. Эти не знающие себе цену красавицы готовились провести половину профессиональной жизни за ширмой, изредка выходя на поклон в обтягивающих черных трико. Кстати, может поэтому наши кукольницы обладали еще и дивными миниатюрными фигурками. Ну что б из-за ширм не сильно торчать и поражать на выходе сердца пап, приведших своих чад посмотреть на петрушкины проказы.
Театроведки как-то плохо выглядели. Ну то есть внешние данные бывали вполне даже ничего, но уж как-то сразу проглядывала в большинстве смесь вполне литературной Фимы Собак с совершенно реальной Новодворской. Даже в достаточно юных созданиях.
На женщин-режиссерш, на обеих ходили смотреть как на диковинку. Издалека и через темные очки. Чтоб не ослепнуть от блеска подразумеваемого таланта.
На самом деле я преувеличиваю в деталях. Все было не так страшно. И пусть кукольницы были хорошими и правильными, актрисы если и могли полюбить студента, то исключительно режиссера с поледнего курса (хотя романы с однокашниками тоже вспыхивали и гасли, но не выходя наружу из репетиционных залов и гримерок, где эти бедолаги проводили часов по 18 - 20 в день, специфика...), пусть театроведки а ля Фимочка Собак знали слишком много умных слов... Пусть. Учиться все равно было нескучно. Потому что был еще и факультет художников! А художники они везде художники, даже в театральном. К ним приходили натурщицы, у них почему-то были друзья с мастерскими, кто-то дружил с Митьками, большинство с девочками из находящегося неподалеку Мухинского училища. Да и сами ребята были на редкость славными и дружелюбными.
Вот к примеру Лёха.
Лехины предки воевали в рядах мамаевой конницы о чем он заявлял на каждой гулянке в общаге. Он заявил об этом и в израильском аэропорту по приезде на ПМЖ с женой Инкой, как раз с театроведения, и вскорости получил удостоверение личности где было четко пропечатано - еврей. Видимо, татарская национальность матери и отца, каким-то образом трансформировались в неокрепшем мозгу служащей министерства внутренних дел в татов - горских евреев. Но это потом. А познакомился я с Лешкой на комсомольском собрании...
Странное это было собрание. На него пришло человек двадцать преподавателей и администрации - все сплошные большевики - и около восьми студентов, случайно оказавшихся комсоргами своих групп. Надо было срочно выбирать нового секретаря иститутского комитета в связи с уходом бывшего в большую театральную жизнь. А никто не хотел. Год на дворе стоял восемьдесят девятый. В головах царствовали Съезд Народных Депутатов и кооперативы. Руководство о чем-то говорило, комсомольские вожаки отмалчивались. Когда в тихих речах "взрослых" наметилась естественная пауза, вызванная угасанием и так несильного потока мыслей и лозунгов, объявили перерыв. Кто-то потянулся курить, несколько человек остались в зале.
- Может Лешу в секретари, - подал ленивый голос Ромка Горбунов. - как он будет командовать, не знаю, но дань (взносы, типа) соберет. Это у него в крови. - Ты ярлыки не развешивай, - огрызнулся будущий иудей, - это моя преррогатива. - Тогда Петька, пусть. Он деньги всегда регулярно сдает, за всю группу - продолжил задумчиво Ромка. Взносы я действительно сдавал регулярно. И именно за всю группу. А что 19 студентов. По десять копеек за каждого. Раз в месяц потерю двух рублей я мог пережить, подрабатывал. Ну не бегать же по людям! - Нет его нельзя, он еврей. И меня нельзя. Я тоже еврей, - уже в полную пустоту продолжал Горбунов. - А жаль. Должность освобожденная, зарплата к тремстам рэ. Я б вот с нее за весь институт в райком бы и платил... Все приработок.
После перерыва посовещавшиеся о чем-то большевики стали всерьез предлагать Лешкину кандидатуру на роль молодежного лидера. Выдвигали различные доводы "за" и "против". Может им и впрямь подумалось что возрождение татаро-монгольского ига как-то спасет развалившуюся комсомольскую организацию вуза. Студенты мирно посапывали или занимались своими делами. Только сам Леха непонимающе оглядывал говоривших, пылая узкими глазами. А потом вдруг вскочил я рявкнул: - Меня тоже нельзя! - Почему? - недоуменно спросил парторг. - А потому что я тоже еврей, как эти двое, - показал он пальцем на нас Ромкой расписывающих на скамейке партейку в деберц. Потом замешкался и добавил: - То есть не еврей, но уезжаю в Израиль. На Инке женюсь!
Его не выбрали. Я уж не помню кого выбрали. Мы с ним и Ромкой ушли пить коньяк. Ни в какой Израиль Леха конечно не собирался, хотя Инку любил, а что было у нее в голове тогда мы не знали. Но как-то пошли слухи, что Бекиров женится и уезжает. Как-то его начали переспрашивать и немножко доставать. Как-то он стал огрызаться, заявляя по делу и без: "А что? Возьму вот и правда уеду". Потом наверное задумался...
Мы дружили до моего отъезда. Потом попрощались.
В 1992 году, случайно наткнувшись на Инку в Тель-Авиве, я вновь начал дружить с неукротимым татарином. Мы возобновили наши пьянки, гулянки и посиделки. Немножко не хватало натурщиц из "Мухи", но ничего... А потом он развелся и опять пропал кажется в направлении западного полушария. Думаю, больше мне моего татарского еврея не увидеть. Разве что на Куликовом поле. Хотя кто туда двух израильтян пустит...
--
Практика
За кулисы театра я попал довольно рано. В третьем классе была у меня одноклассница - Леночка - так вот ее мама, танцевала в Малом Оперном мачеху в "Золушке". Наверняка, и еще что-то но запомнилась именно в этой роли. Подружка моя красотой, мягко говоря, не блистала, но вот по мозгам могла дать форы многим. А меня в мои девять лет секс особенно не интересовал, так что дружили мы с Ленкой хорошо и с удовольствием. Книжками обменивались, в театры ходили, играли. Она со мной и дворовыми моими друзьями по крышам не хуже кошки драной скакала. Ленкина мама вводила меня потихоньку в мир закулисья. Между двумя действиями одного из бессмертнох балетов, я спустился в первые в актерский буфет и там пил свой чай с коржиком уютно расположившись между кем-то злым и носатым и двумя пожилыми, лет под тридцать, дамами в пачках. Нет, к сексу я тогда точно был равнодушен, но стройность тел запомнил.
Волшебная сила искусства не стала действовать слабее от столь близкого знакомства с исполлнителями ролей. Все-таки я три года как октябренок, уже в пионеры вступать готовился, слышал про искуство перевоплощения. А грим балерин как мужского так и женского пола, был столь груб, что я даже не мог сопоставить прыгающих по сцене воздушных созданий с тетками из буфета. Балетный грим не театральный. Были еще какие-то посещения здания на площади искусств, а потом Ленка переехала в другой район, поменяла школу, и дружба постепенно сошла на нет. Так случилось, что театром я приболел всерьез уже посутпив на физический факультет университета, а после армии сменил обещанную в будущем нобелевку за супероткрытие в физике плазмы на звание студента театроведческого факультета ЛГИТМиКа. Причем опустился я ниже некуда - по специализации экономика, планирование и организация театрального дела. Какая-то логика в таком выборе была - гуманитарные науки преподавались серьезно, не хуже чем "чистым" театроведам, но плюс к этому мы получали и очень неплохое экономическое образование, причем политэк вела супер-тетка - единсвтенная оставшаяся в живых ученица известного профессора, главы разгромленной в сталинские времена экономической школы. Опять же поступал я именно на эту специальность понимая, что надо использовать не только голову, но и некие особенности характера - коммуникабельность к примеру. В общем, я год думал, числясь на втором курсе своего физфака, занимаясь в театральной студии и работая ночным сторожем в двух местах. Думал серьезно, перебирая все от филосфского факультета ЛГУ, Первого медицинского и до кулинарного техникума, ну люблю я готовить. И выбор сделал лучший. Еще лучше было бы только оставаться на своей физике. Мне б тогда шутки мои нелепые скорее прощали, вспоминая двухтомничек популярный в шестидесятых.
Как только я начал учиться, в театры ходить перестал. Сразу и во все. То есть внутрь зданий заходил, но дальше администраторской или того же буфета дело не шло. Выпить я уже любил почти так же как сейчас, но мог гораздо больше, а деньги, благодаря охране склада железных болванок от железных дровосеков, водились. Я осматривал посетительниц и вспоминались мои первые закулисные путешествия, те пожилые старушки под тридцать с длинными стройными ногами. Пролетел колхоз, первый семестр и грянула практика.
На нашей специальности что было хорошо? Вот эта самая практика. Начиналась она с первого курса в ленинградских театрах, практически по выбору. На втором, надо было съездить в какой-нибудь областной очаг культуры. К третьему году обучения студентов направляли в помощь театральным плановикам и экономистам. Те кто поумнее с самого начала пытались выбрать тот театр в котором им хотелось работать впоследствии. Те что пораздолбайнее получали то что оставалось или руководствовались совершенно нелепыми идеями. Я вот на втором году решил поехать в Мурманский театр драмы, сказав себе, что другого случая побывать в Мурманске да еще зимой, у меня просто не будет (кстати, похоже раздобайство победило: в театрах до сих пор лишь две девушки, и на Кольский пока меня никто не зовет). А вот на первом году... На первом году я, видать, очень хотел необычного секса, или те балетные воспоминания вдруг полыхнули со страшной силой. Потому что попросился я на практику в Мюзик-Холл. А что?! Оперету "Сильва" все помнят? "Красотки, красотки, красотки кабаре..." - захотелось. Первый день вышел коротким. Я провел его распивая чаи с замдиректоршей, по совместительству мамой моей однокашницы, помнящей меня еще по школе. Во второй - знакомился с администратором Лёшей и выполнял всяческие его поручения - ездил в типографию насчет афиш с заученной кодовой фразой, потом в железнодорожные кассы отдать старшей кассирше пару контрамарок, под вечер в Большой Дом с билетами на все представления месяца... Оказывается, каждый театр города (в 1988 году, уточняю) предоставля два билета ГБ-шникам, на каждый свой спекталь, включая детские утренники. Я уж не знаю, что за театроведы в штатском ходили проверять на предмет крамолы какого-нибудь "Винни-Пуха" в БТК или театре марионеток, но в Мюзик-Холле эти внуки Дзержинского всегда сидели на одних и тех же местах и выглядели вполне невинно. Вот только как и где не скажу, потому что верю в длинну и холод рук российских чекистов, как бы их теперь не называли. И не паранойя это вовсе, просто хорошо отлаженная машина никогда не разваливается, если у нее под капотом вечный двигатель. А вот на третий день я пошел смотреть мюзикхольное представление и посещать закулисный буфет с целью заведения приятных знакомств, и что я там увидел?! Правильно, двух пожилых (чуть за тридцать пять), но очень стройных дам уже и без пачек, а просто в обтягитвающих блестящих купальниках с перьями. Сидели они и громко вспоминали работу в Малом оперном, как танцевали лебедят, как сиживали еще в том буфете, и как все это было близко к настоящему искусству...
Назавтра я подошел к знакомой замдиректорше и попросил подписать результаты практики, сославшись на какие-то семейные дела. Связи помогли, она подписала, а я сбежал из здания бывшего кинотеатра "Великан" навсегда. Ушел с новыми силами охранять никому не нужное железо по ночам и ездить в общаги универа и политеха к друзьям и подругам. Потому что растяжка и длинные ноги хорошо, но молодость и мозги лучше. А водка -да, она в том театральном буфете была... Но нет, я столько не выпью, да и балерины, наверное, тоже...
--
Поступление
Поступить в Театральный институт несложно, надо просто посвятить этому жизнь. Перефразировал. Всем знакома эта фраза про то как можно стать миллионером? Есть и еще другой вариант на ту же тему: "та-та-та... надо родиться в семье миллионера". И опять подходит к театральному! А я еще способ знаю. Очень простой! Надо несильно хотеть в этот самый театральный. Просто придти за компанию, или твердо зная, что не поступишь, и даже пройдя все отборы останешься в любимом ПТУ, потому что хочется стать гегемоном, а не пластилином в руках режиссера. Сам я примерно так и попал впервые в свой ЛГИТМиК. Проскучав на первом курсе физфака ЛГУ и протратив все свободное и несвободное время на студенческий театр того же уважаемого университета, я понял, что скучно!!! Девочек нет, сплошные шахматы, преферанс и водка с пивом. Так жить нельзя. Глупый я тогда был, считал почему-то, что девочки лучше упомянутого джентльменского набора. В 1985 году курс в театральном набирал сам Додин (или наоборот сам Кацман, а Додин в 1987-м, вот не помню! Ну говорю же - не сильно поступать собирался). Конечно, были и другие Мастера, но меня они не интересовали - мне надо было с девочками нашими с театральной студии погулять, поподдерживать их морально и, если получится, физически... А девочки хотели попасть в руки живых легенд. Уже любя театр, закулисье и особенно импровизированные посиделки по поводу десятого, двадцатого или, на крайний случай, двенадцатого (а чем ни круглое число) спектакля, я хорошо понимал, что актером быть не хочу (по тем же пластилиновым соображениям), да скорее всего и не могу. А в режиссеры меня никто не возьмет. Ну и главное - через месяц в армию уходить. Какой уж тут театр. Разве что (не дай бог) анатомический или военных действий. Творческий отбор в те годы состоял из консультации (нулевой тур, если можно так сказать) - на ней отсеивались полные бездари с плохой памятью и, конечно великие таланты (по невнимательности педагогов). После консультации - первый тур. Всё то же - стихи, басня проза, но могут попросить и песенку озвучить. Здесь приемная комиссия была еще либеральной, давала советы ко второму туру, тем в ком замечалась божья искра или красивая фактура, но из абитуриентов легко вылетали и талантливые люди. На втором туре главную роль играли движение и пение. Или не играли, если слух, голос и чувство ритма отсутствовали напрочь, а талант имелся. Знаете ли, как говорил мой учитель физики (не математики, ничего я не путаю) - "дифференцировать и медведя можно научить, а вот интегрировать... это вам не козявки трескать. Тут думать надо" Так что если талант имелся могли взять и без слуха и без голоса. В конце концов не в оперные певцы набирали и не в кордебалет. Главное же, что на этом этапе в аудитории может впервые появиться мастер, и уж во всяком случае старший преподаватель! Раньше им просто скучно было бы. Про третий тур не скажу. Не знаю. Не был я на нем. Но говорят, что до него добирается всего на три-четыре человека больше, чем мест на курсе. Они там показывают этюды - такие маленькие актерские работы, миниспектакли. И даже те несчастные, которых отсеивают, потом ходят семестр-другой вольнослушателями, и в конце концов попадают на какой-нибудь курс, как только освобождается место. Но точно не знаю. За что купил...
Я появился на консультации с Оленькой под руку. Девушкой она была красивая, но не хрупкая и руку мне оттягивала посильнее отпускного чемодана. Поступала девушка далеко не в первый раз, но волновалась как девственник перед борделем. Мы специально ехали с окраин на трамвае. Чтоб подольше. Всю дорогу будущая гримерша театра Комедии (упреждая события - не вышел каменный цветок) декламировала заученные творения великих и не очень мастеров. А я апплодировал или хмыкал в ответ. Выбор материала, надо сказать, для абитуриента архиважен. Особенно басни. Со стихотворениями и прозой полегче. Их много, да и каждый за семнадцать-восемнадцать лет жизни обычно успевает найти то что ложится на его душу единственным уникальным способом. Потом надо только суметь это предъявить, не кривя этой самой душой. А вот басни - дело тонкое. Их мало. Люди в приемной комиссии слышали всё тысячи раз. Басни мало кто любит, и прочесть их по новому очень тяжело. Но именно они, на мой взгляд, и являются первым настоящим экзаменом, первой крохотной постановкой. Ну? И как быть будущим звездам? Крылов заезжен - не каждый сможет как мой студийный педагог Коля Павлов (царствие ему...) прочесть Волка и Ягненка голосами Папанова, Румяновой, Юрского. Тут талант нужен. Михалкова читать западло. (А уж какое западло его слушать...) Вот разве что Эзоп да Лафонтен. В малоизвестных переводах. Но ведь все такие же умные, все про Эзопа слышали. Значит и тут надо хоть немножко выпендриться. Олька моя нашла басню "О женщине, превращенной в кошку". Басня неплохая и мне по случаю знакомая. И вот в трамвае, пока я предлагал различные варианты озвучивания особо пикантных строк, у девушки родилась идея: мы прочтем текст вместе. На два голоса. Еще полчаса репетиций в скверике на Моховой, и, когда приемная комиссия попросила мою любимую абитуриентку продекламировать басню, она, потупив взгляд хорошеньких глазок, сказала: - А можно мы с молодым человеком? - Девушка! Вы ведь сами поступаете! Вот сами и читайте. Через пять строчек ее остановили и предложили задействовать "юношу". Я абсолютно беззаботно выскочил в центр комнаты и мы начали: "- На свете жил один чудак" "- Что в кошку по уши влюбился" "- Без ней он жить не мог никак" "- С ней вместе спать ложился..." Некое сплетничание двух кумушек на лавочке... Нам дали дочитать до конца. Это редкость! Не апплодировали, но смеялись. Потом объявили, что поступать с этим номером надо на эстрадный курс, а не на драму и отпустили Ольку. - А вас, молодой человек, я попрошу остаться, - голосом Броневого-Мюллера произнес черноволосый мужчина средних лет с крупными чертами лица, судя по всему - главный в комиссии. - стишок нам прочтите, пожалуйста, - добавил он уже своим густым низким баритоном. - Да я не поступаю! - Ну все равно прочтите. Что знаете. Знал я много чего. Но выбрал монолог Хлопуши. Я слышал его в исполнении и Высоцкого и Есенина, но сам выбрал другую манеру. У меня был чертовски усталый беглый каторжник. Уже не злой, без ненависти, без сумасшествия в голосе и взгляде. Просто очень усталый, несчастный человек, знающий свою судьбу. Ведь что главное в театральных и кинопостановках? Не сюжет - прочтение. Тексты не меняются, костюмы - редко. А пьесы Шекспира все ставятся и ставятся. Я позволю себе отступить немножко в сторону...
Перед одной из новогодних посиделок кому-то в нашей постоянной компании пришло в голову, что пора прекращать просто пить и трепаться. Надо чем-то разнообразить вечер. В то время все мы были очарованы "Федотом-стрельцом" в прочтении Филатова. "А давайте разыграем домашний спектакль" - предложил кто-то. "Давайте!" Дня за два до Нового года мы (трое) сидели с хозяйкой кваритры, где обычно лилось рекой и в рот попадало и обсуждали тескты и роли. Пробовали произносить фразы... Тут же выяснилось, что все мы - Леониды Филатовы. Даже нянька и краса-девица. И я возмутился (проверить меня можно только расспросив участников тогдашней встречи), я сказал, что так нельзя! Что надо придумать каждому персонажу фишку. Иначе будет неинтересно - текст слишком хорош: У царя, к примеру, роман с нянькой. Генерал должен стать голубым. Баба-яга может оказаться бывшим завучем или наоборот безвозвратно сгинувшей с подиума топ-моделью, желательно еще красивой. Хорошо бы, чтоб Фрол Кузьмич и коллега его выглядели и говорили как плохо обрусевшие кавказцы. Ну и так далее. Маришка (хозяйка) посмотрела на меня и удивленно произнесла: "Мда, Петр Исаакович, похоже, чему-то тебя в театральном учили" Новый год мы в результате встретили как обычно. А вот Сергей Овчаров снял очень неплохой фильм по совсем непростому материалу. И снял его так как будто слышал мои мысли... Ну да я не о том. Удался мне в тот день "Хлопуша". Прозу даже не просили. Записали и позвали на первый тур.
Я бы мог сейчас сказать: "Продолжение следует". Но не буду. Все проще. На следущем этапе я опять читал стихи. Теперь больше раннего Маяковского - "Облако в штанах", "Флейту" (было б глупо здоровому парню под два метра ростом читать Ахматову, Блока или Мандельштама, а Владимир Владимирович подходил как нельзя. Мне вообще подходила громкая поэзия, которая лучше звучит на площадях, чем на страницах книг. Евтушенко бы еще сгодился, но тут я сумел сдержаться...). Читал немного прозы - Толстого. Вместо басен рассказывал побасенки Феликса Кривина. Отказывался петь и танцевать, отговариваясь отсутсвием слуха (голос-то как раз был)... Меня взяли на второй тур. Я тут же объявил, что петь и танцевать там не буду и там, а вот почитать еще чего-нибудь почитаю. Был я все так же весел и беззаботен. Совершенно не стеснялся и чувствовал себя на сцене абсолютно свободно. Через две недели меня ждал военкомат и на все было плевать. На втором туре появился Додин (значит все-таки Додин, а не Кацман). Я его не узнал, но чей-то шепот поведал, что сегодня в комиссии сидит главный. Главный так главный. Мне то что!? Забреют через два дня. И я снова что-то произносил со сцены. На этот раз, по просьбе кого-то из экзаменаторов, высказанной на предыдущем отборе, - веселое: Зощенко, стараясь не быть похожим на Филиппенко и Юрского, Ильфа с Петровым, не вторя Миронову и Гомиашвили. Народ радовался. Я тоже. Под конец мне объявили: "Пой! Или - до свидания. Хоть что-то, но пой." Я постоял, подумал. Перебрал в уме все те песни, что знал - обычный туристко-бардовский набор. Не то. Отверг. Постоял еще и тут озарило - я нашел песню. Такую, что бы проняло, чтоб почти наверняка не наврать мотив, чтоб кто хотел - подпевали. Чуть пошире расставив ноги и свободно опустив руки, я набрал полную грудь воздуха и затянул: "Союз нерушимый республик свободных, Сплотила навеки великая Русь..." ... Они (и приемная комиссия и абитуриенты) дослушали до конца. Стоя. Не взирая на легкие отклонения от основной мелодии. Правда, не подпевали. Потом молча сели и спеть что-то еще меня больше не просили, боясь, наверное, услышать "Интернационал".
Они меня даже на третий тур пригласили. Только я не пришел. Потому что не для удовольствия живем, и кто-то ведь должен и Родину защищать.
А в театральный я потом вернулся. Через три года. Но уже на театроведческий. Окончательно предпочтя сцене закулисье...
--
Колхоз
Мой театральный институт. Коля и Миша. Один после ВТУЗа и чуть не консерваторского курса скрипки теперь на режиссуре у Штокбанта, другой после военного училища, пожарных частей, и режиссуры у Додина, теперь на театроведении. Оба молодых, но не сильно юных, человека с историей. Без нее, собственно, режиссером стать трудно. А уж тем более решить что и она не твоё. Вот эти двое и я. Совсем никто. Особенно в сравнении. Физфак ЛГУ и два года армии. В театральном люди очень замкнуты на себе. Актерский курс сколько их там на каждом - 25-30 - варится в собственном соку все четыре годы. Они и ночуют в аудиториях. Режиссеры еще недоступнее. Художники общительны, чертовски милы девочки с кукольного факультета, симпатичные но не броские, миниатюрные - ширмами пользуются нынче немного, но привычка у приемной комиссии осталась... Театроведы снобы, они заранее смотрят на окружающих как на материал для своей карьеры, мальчиков для битья. Экономисты - это я (планирование, организация и управление театральными цирковым делом) - мы нормальные. Но не котируемся. Или влюбленный до сумасшествия в сцену люди со стороны или бесталанные дети театральных родителей. В общем если б не колхоз, никто ни с кем бы не познакомился. А так... Почти месяц далеко за Приозерском в совершенной глуши. Кормовая репа и картошка. У меня на ладони родила маленькая полевка, устроившая гнездо в огромной турнепсине, которую я вытащил из кучи, чтоб лихо забросить в прицеп-шаланду. Родила и смылась, оставила мне на ладони трех темно-розовых червячков, я их стряс аккуратно на лопух положил в стороне, но сдохли конечно. Баня раз в неделю, вода горячая только в той же бане. Спать - на раскладушках девочки и мальчики в одной огромной зале раздолбанного клуба. Из романтики, полуразрушенный сеновал в полукилометре.
Коля - туда девчонок водил. Гадать. Каждый вечер новую. Он на вид был страшен клыки торчали вперед, на волка похож. Длинные волосы, высокий жилистый, и огромные темные утопленные чуть глаза. Очень девушки западали. А Мишка правильный. Большой такой, еврейский, умный. С совершенно русской фамилией. Как-то в случайном разговоре на Колины гадания вышли. Мишка его подначил и тот, похоже сам веривший в свою хиромантию решил погадать приятелю. Коля долго вещал про светлое будущее про потенциал и потенцию, про талант и силу. - С чего бы? - кратко поинтересовался Миша, реагируя на какое-то уж совсем фантастичное Колино пророчество - Так вот у тебя особо развитые бугорки в верхней части ладони, под пальцами, просто небывало развитые. Коля даже их как-то назвал, Специальным термином. Мишка только усмехнулся, а когда наш демонический друг, красиво ставя ноги, ушел с очередной будущей звездочкой в сторону сеновала, произнес: - Бугорки! Ну еще бы, когда тринадцать лет на скрипке поиграешь, там не то что бугорки, там горы вырастут. Мы оба заржали. Коля, практически Иванов, уже двадцать лет живет в Израиле и работает именно что актером, а не театроведом. Миша, практически Сидоров по паспорту, в России, в Москве, ставит спектакли и играет роли в спектаклях, фильмах и на ТВ. Я, блин, программирую. Через неделю встретимся. Мишка с семьей наезжает. Кстати, гадание Колино по поводу Миши в общем-то сбылось...
--
Герой, любовник
В театральный институт поступают чтоб стать артистами, режиссерами, художниками... или чтоб просто потусоваться. Там даже специальный факультет есть - театроведческий. На его "чистое" отделение берут инфантильных мальчиков с белым билетом и девиц а-ля Фима Собак - театроведьмочек. На "грязное", то бишь планирование, организацию и управление театральным делом, всех остальных. Ну когда таланта и трудолюбия бог совсем не дал, а родители подходящие. Институт этот, он, хоть и театральный, но советский. То есть без обязательного набора, включающего политэкономию и научный коммунизм, диплома не дадут. Будь ты хоть Раневская, хоть Товстоногов. Преподы у будущих артистов и тусовщиков общие. Артистов много, театроведов мало. С артистов не требуют, с театроведов надо бы, но... Опять же родители. Короче обленились кафедральные служки донельзя. Еще с историей театра и литературы хоть как-то, все же спецуха. А вот с основами марксистко-ленинской философии плохо дело. На занятия иногда ходишь - четыре. Реферат на три страницы написал - пять. Три всем остальным, а двоек не бывает.
Одно хорошо, в театральный сразу после школы редко кто попадает. Разве что на тот же актерский, и только если Мастеру очень нужен для выпускного спектакля некто совсем юный мальчика-спальчика играть. Так что почти каждый студент уже два-три года где-то гранит науки грыз. На режиссуре часто и вовсе люди с дипломом. А не то б на подмостки шел народ даже и неведающий что-такое апрельские тезисы и где проходил первый съезд РСДРП. А как без этого Ленина изобразишь?! Ну ладно Ленин. Его все почти видели кроме очень бедных - он на рубле есть. А другие помельче? Вот! И появилась как-то на кафедре новая преподавательница. Доцент всея Руси. И решила она научить всех (и художников с лицедеями, представьте себе) уму разуму. Чтоб искусство действительно стало партийным и несло в массы не только чувства, но и мысли, причем мысли правильные и прошедшие внутреннюю цензуру. Ох не взлюбили ее. Она старается, учит, спрашивает, двойки ставит, а ее не любят. Не столько за двойки, сколько за то что всерьез к всему относится. И наступает время первой сессии. Бац! Три четверти курса известного мастера с парами. Остальные с тройками. Огромная экономия на стипендиях. Но еще один семестр и сцена с кинематографом лишатся своего "послезавтра". Будущие Качаловы и Комиссаржевские будут вынуждены переквалифицироваться в управдомы. А этого допустить нельзя. Мастер против. И ректор тоже. Только преподавательница за. Потому что несгибаема и предмет свой очень любит. Сначала хотели четверокурсника, известного на всю страну благодаря кинофильму героя-любовника, попросить об одолжении, ну чтоб он ее в декрет. Но по времени вроде никак. Да и годы у дамы на исходе. Потом решили папу одной театроведьмочки чтоб по партийной линии, но тот отказался. Тоже из убежденных ленинцев был. Пытались ласково - на капустники звали, контрамарки на все премьеры - мол сама размякнет. Никак. Итогда потенциальные комики и трагики начали потихоньку учиться. Мастер отменил запланированную на выпуск "Принцессу Турандот" и начал подумывать о какой-нибудь из пьес Шатрова. На занятиях по речи все картавят а на сцендвижении вместо фехтования тренируются подолгу стоять на броневичке. Театроведы, стремясь внести свою лепту, задумали пьесу прослеживающую жизненный путь Ильича с ранней юности и до полного маразма. Художники пишут эскизы с видами Смольного изнутри. Даже кукольники - и те! Соорудили марионетку "Железный Феликс" и теперь решают важный политический вопрос: можно ли надевать плюшевую "Крупскую" на руку или это будет расценено как идеологическая диверсия. Только раздолбаи с экономики продолжают тусоваться, им по традиции плевать на все. Они даже и не очень в курсе. До тех пор пока главный тусовщик и мажор, красавец-мужчина, не узнает случайно от своей пассии, по совместительству примы третьего курса муз-драмы, о сложившейся в институте ситуации. - А давай мы ее убьём, специалисты знакомые найдутся - предлагает он свой красавице между оргазмами, эффектно пуская кольца дыма в потолок. - Ты что?! Она ведь человек, семья, дети! - вскрикивает будущая звезда сцены. - Ну тогда раним, чтоб долго лечилась. - Жа-а-алко. - Подставим. - А это подло! - Блин! Ну я не знаю. Я много чего могу, но коммунизм отменить не в моих силах. - А ты попробуй, - с улыбкой говорит девушка и залезает с головой под одеяло. ... Через пару недель грянул новый этап перестройки и гласности. Ленина, Маркса и прочую лабуду не то чтоб отменили, но как-то оттеснили на второй план. Несгибаемая преподавательница сникла, начала попивать и участвовать в митингах. Студенты и студентки драматического факультета бросили зубрить ненужные постулаты и начали разучивать приемы карате, распальцовку и танцы у шеста, подозревая что фехтование и вальс вряд ли понадобятся в новой реальности. Прима третьего курса еще долго верила во всемогущество своего любовника. А тусовщики и раздолбаи с ненужного никому факультета хорошо поднялись в смутное время. И даже какое-то время были к власти. До тех пока не пришли другие, всерьез относившиеся к общественным и историческим наукам и всегда сами писавшие конспекты. Пришли и отобрали себе главные роли. Потому что весь мир театр и люди в нем... Ну, вы знаете. А планирование, управление и организацию учат совсем не в театральном вузе. Хотя,... правильно ли это?