Аннотация: Мать честная в зоопарке опять на работе...
Какого черта
Какого черта Сумакина понесло в зоопарк? Увы, он сам не мог на это ответить. Взял и пошел. В воскресный день. И не собирался вроде, а тут на тебе - такое желание.
В зоопарке было многолюдно, в некоторых уголках, как ему показалось, даже торжественно. Сумакин опробовал дешевое мороженое в яркой упаковке и застыл возле загона с тигром.
'Епифанов, директор, - первое, что пришло ему в голову, - Рычит, зверюга. Каждый день одно и то же. Каждый божий день, зверюга, норовит сожрать:', - Сумакин ушел в своим мысли. Толпа любопытствующих подхватила остановившуюся и задумавшуюся единицу, и ее, щупловатую, никазистую, перенесла совсем к другому вольеру. Там содержалось длинношеее животное, или проще - жираф. Жираф жевал листья тонкого, торчащего из голой земли тополя, легонько отплевывался от воздействия атакующего его информационного облака, внутри которого можно было рассмотреть Сумакина.
Сумакин не заставил себя долго ждать:
'О, жирафунька. Длинношеяя скотинка. До всего есть дело. И туда сунешься, и сюда, и эту бумажку возьмешь, и другую. Расторопная бестолочь. Первая - за зарплатой. Она у тебя ни по дням растет - по часам, потому что вьешься вокруг Тюркина и Голубкова, - дальше он опять мысленно перешел на личности, жираф вмиг приобрел фамилию бестолковой секретарши из планового отдела, - Пожираешь зарплату, опробуешь 'зеленые''.
Сумакин с сожалением вглядывался в безучастный тополь. Сумакину на миг пришлось даже обрадоваться собственному остроумию, но его снова оттолкнули, он попятился и уже ничего не оставалось делать, как попрощаться с 'длинной шеей' и подойти к вольеру с низкорослой особью, а именно пони, крошечной лошадкой. В соседнем вольере находилась крупная лошадь, так что Сумакин мог теперь наблюдать обеих, даже сопоставлять их.
Мысли опять унеслись на предприятие. Он вспомнил Байкину, из архивного отдела. Дюймовочку, на тонких каблучках: Почти все в организации только к ней обращались, будто в отделе больше никто ни за что не отвечал. 'Старые тетерихи вокруг, - сосредоточился Сумакин. - А эта прыткая напомаженная лошадка снует с бумажками. 'Распишитесь здесь, пожалуйста'. Каждому покататься а, - че ж не расписаться?'.
Крупной лошади в соседнем вольере удалось собрать значительно меньше публики, в особенности детей: неудивительно, на ней, может, никогда и не повезет покататься. Но это, как показалось Сумакину, ее не расстраивало. Она, похоже, вполне довольствовалась тем, что стройная, красивая, с ярким окрасом, и потому равнодушно, непринужденно поглядывала на торчащие сквозь проволочное заграждение детские пальчики, на улыбающихся родителей, восхищенных старушек, подсовывающих хлебушек ей, будто она курица. Привыкла ко всему. Оставалось лишь ржать над пестро-разодетой толпой, ухмыляться и только. Теперь в эту толпу затесался Сумакин. Уставился, не отходил, смотрел. Кто ему опять примерещится? Может, главного бухгалтера вспомнит, Вертишинскую ? - Он каждый месяц боялся оказаться под ее копытами: Может, дипломница Мальцева нарисуется, которая недавно у него защищалась, и он не отходил от нее, помышляя отложить защиту, мечтая о том, в чем не мог признаться даже себе?.. Уставился на лошадь. Фантазии одолели. Застыл у кобыльего вольера, и на этот раз толпе не удалось отскоблить его от металлических прутьев. 'Моя лошадка', - простонал Сумакин, но волевым движением переориентировался на ларек с мороженым, что размещался рядом. 'Была - не была', - на этот раз Сумакину пришлось купить эскимо значительно дороже. Оставил сзади вольер с лошадью. Побрел вперед, не оглядываясь. Внезапно остановился возле слоновника:
'Взоркин, сосед из десятой квартиры. Толстый, огромный, пьет, не работает. Тюлень: Не-а, слон', - осекся Сумакин.
Вспоминать Взоркина было ему до чертиков противно, и потому усталый, поплелся поглазеть на птичек, клетки с которыми были сосредоточены у выхода из зоопарка. Фантазии стали покидать Сумакина. Внимательно вглядывался в крылышки, перышки, клювики, лапки - безрезультатно. Птичья затея вконец утомила, и его опять потянуло к хищникам. Выходной день кончался, назавтра была запланирована поездка в Министерство. Не раз вздрагивал, когда об этой поездке вспоминал. Сумакин даже боялся переходить к оценке личностей, перед которыми готовился предстать: Пришел к решению, выкинуть все из головы и идти с пустой вдоль вольеров и напоследок остановиться у любого последнего. Так он предстал перед львами. С разверстыми пастями животные общались. Львица высокомерно презрительно рыкнула в его сторону, и Сумакин сразу оценил, что могло быть на уме у этой женщины: 'Мерзавец, прохвост, вишь - уставился. Такая дрянь! Лебезит на каждом собрании, какую бумагу ему не кинь. Сгрызла бы ублюдка, но завтра он новую бумагу везет: Да к нему и не подступиться через прутья. Какого черта:'
2004 г.