Аннотация: Неизвестный эксперимент (отрывок из романа)
Рукопись, написанная шрифтом брайля.
Собственно, если вы читаете это сейчас, то меня скорее всего уже нет в живых. Тем более, что и сейчас, когда я пишу эти строки лет мне уже не мало. То есть вполне достаточно, что бы умереть, ни о чем не сожалея.
И еще один факт, для меня ясен - вы либо слепой, либо так же умеете читать брайль, как я умею писать на нем. Как видите, из простого факта вашего чтения можно сделать огромное количество выводов. Лично я буду предполагать, что вы все-таки слепы. Этот факт меня как-то немного утешает, хотя это не злорадство, а простая констатация факта, что ты не один блуждал в темноте. Хотя я не сразу стал слепым, и мир этот вначале различался мной так же ясно, как и любыми другими людьми. Небеса цвета индиго, облака с перламутровым отливом, зимние сумерки и лиловые тени от деревьев на снегу.
Но врачи поставили мне весьма неутешительный диагноз, и понял, что скоро этот мир погаснет в моих глазах. Простая, с биологической точки, зрения деградация сетчатки, и мир начнет исчезать из видимого спектра, перемещаясь в другие области восприятия. Собственно, в полной мере осознав это, я сам взялся за иглу и научился выкалывать буквы. Самый древний способ написания текстов со времен шумерской цивилизации. Правда моя клинопись была точечной и буквы, походили одна на другую. Одна точка - "А", две - "Б", три - "В", потом они начинают меняться местами, вытанцовывая странные узоры, крутятся по квадрату, по часовой стрелке. Когда читаешь его с закрытыми глазами, то буквы воспринимаются как вибрации. Буква "Х" воспринимается, как толчок, "Е", как укол, после чередование этих вибраций уже воспринимается как постоянное дрожание материи.
Мир постепенно растворялся и вот, я уже не мог на расстояние вытянутой руки сосчитать взглядом пальцы на руке, хотя точно знал сколько их. Потом я уже не мог отличить тень от дерева от самого дерева. Когда даже очертания предметов начали меркнуть настолько, что предметы стали тенями не отличимыми от самих предметов - я понял, что теперь я буду видеть только во сне и больше никак и никогда. Почему-то этот факт меня не огорчил настолько, насколько я предполагал. Хотя я и предполагал, что потери подобного рода не осознаются сразу, но все же надел черные очки, глаза впрочем, все равно не закрывал. Говорят, что судить по тому насколько долго человек не видит, можно судить по тому, открыты у него глаза или нет. К тому времени я уже давно не работал, умел читать брайлем, причем даже на английском. Обходится с минимальной помощью, и передвигаться по известным мне маршрутам без посторонних.
Говорили, что это заболевание передается по наследству (забавное наследство, сплошные прорехи), рецессивно наследуется по женской линии. Хотя я не припомню, что бы кто-то из моих прабабок не мог вдеть нитку в иголку даже в преклонном возрасте. Мне кажется, что причина крылась совершенно в ином явление, которое я сейчас могу рассказать по нескольким причинам. Во-первых, я видел это собственными глазами, во-вторых, гриф секретности наверняка давно уже снят, а в-третьих - какая к чертям разница, даже если я разглашу ее. Мало кто умеет читать брайлем, да и кому нужны тайны, которые никогда не покинут пределов моей квартиры, погруженной в вечный мрак, в городе, погруженном в вечную темноту, в мире, в котором скрываются даже тогда, когда их никто не ищет. Буду так же считать это посланием моим товарищам по слепоте, а так же тем, кто так же наблюдал это со мной вместе.
В то время я работал в лаборатории, секретном почтовом ящике, ГСП какой то там. Собственно это уже и не важно. Важна суть явления, которому мы не смогли дать никакого имени собственного, ни тем более объяснить. Это было время активного изучения холодной плазмы. Глубоко под землей, по крайней мере, не ниже четвертого уровня завода и с уровнем секретности таким, что мы, в своих отчетах не были подотчетны даже президенту. Да хоть господу Богу, если у него не было соответствующих документов. При этом, сами мы, каждый в отдельности, не имели четкого представления о цели и назначения исследования, и если бы каждый в отдельности описал то, чем он занимается, то все равно общей картины бы не было. По этой причине, помимо прочих связанных с секретностью обстановки, никто не вступал в философские и научные диспуты относительно сути исследуемого. Даже странно. Мы, имели сумасшедшую степень секретности, даже не интересовались, как в целом выглядит мозаика, которую мы составляли. Нам присылали задание, мы проходили один контрольный пункт, охраняемый дедушкой с термосом. Садились в просторный грузовой лифт, и, как шахтеры, спускались вниз на глубину четвертого уровня. Когда о чем-то шутили, когда сплетничали о женщинах, когда ехали молча. После расходились по своим местам, за приборы, компьютеры, пульты управления. Работали, записывали результаты, отправляли их по шифрованным каналам неизвестно куда, и так же возвращались обратно. То есть поднимались на поверхность. Будили дедушку с термосом. И разъезжались по домам.
Так продолжалось долгих три или четыре года. Рутинная работа, если вдуматься, отчасти даже бессмысленная, но неплохо оплачиваемая. Настолько хорошо, что тратить деньги было даже особо некуда. Весь человеческий багаж был уже сформирован, и пакет человеческих потребностей, начиная от места жительства, до продуктового обеспечения был на лицо. Собственно мы были настолько богаты, что деньги даже не были необходимы. Высокие энергии, сумасшедшее магнитное поле, настолько больших величин, что прямо над ним стоял деревянный город, который выдавал всю поглощенную энергию, а вечерами то и дело вспыхивало северное сияние. Собственно на нашу установку уходила львиная доля производимой энергии. Иной раз, мы все же перекидывались парой слов, недоумевая о том, что есть определенный дисбаланс, и, возможно, существует еще один потребитель энергии, который находится еще ниже уровнем. Должен сказать, что переходы там были настолько огромны, что в одном тоннеле совершенно спокойно могли поместиться в ширину два, а то и три электровоза, а в высоту не менее двух. Переходы, похожие размером на обычное метро назывались обычно "крысиными норами". Впрочем, мы довольно редко заходили туда, да и вообще редко выходили из лаборатории. А схемы уровней для нас были доступны лишь на своем. То, что творилось на соседних, было для нас совершенно неведомо.
Раз в год проходило плановое отключение питания и проверка жизнеспособности систем. На это время работала альтернативная схема подачи энергии из других секторов. Но в тот раз, что-то не заладилось и в альтернативке... Мы на долгих пол часа погрузились в мерцание красных лампочек, которые работают во время экстренного отключения энергии. Собственно, я увидел их впервые за десятилетие. До того мне как то совсем не приходилось наблюдать столь зловещее явление под землей. Мы уже засобирались к выходу. Если еще просидеть так с полчаса, то подземелье без искусственной вентиляции очень скоро превратится в братскую могилу. Однако продолжали сидеть и ждать то ли приказа, то ли каких то изменений. Действие с нашей стороны, противоречило всему - инструкциям, директивам, приказам. Всему, кроме инстинкта самосохранения. Даже уже и не могу вспомнить, кому пришла в голову эта "светлая" идея включить генератор, находящийся в одном из нижних подуровней? Как будто вместе с потерей зрения я начинаю терять и зрительную память. Лица очень плохо вспоминаются. Даже я бы сказал, вообще не вспоминаются. Некоторые, правда остаются в памяти, но представить их постаревшими или изменившимися я не могу.
Так вот мы засобирались, и втроем, взяв только по паре фонарей в руки и резиновые перчатки с инструментами, открыли первый шлюз.
Нас было трое. Мы включили фонарики и светили себе под ноги с обеих рук. В полной темноте это выглядело так, как будто идет многоножка, цепляясь лучами света за стены тоннеля. Я как раз шел последним и мог наблюдать это в чем-то гипнотическое действие. Под ногами у нас хрустели камешки бетона, и этот ровный шорох заглушал все другие звуки. Когда впереди идущий останавливался, что бы сверится с картой, то шорох бумаги был похож на отдаленный гром вдали, чьи раскаты гулко доносились до нас на глубину тридцати метров под поверхностью земли. Мы прошли центральный тоннель, миновали вертикальную пассивную трубу вентиляции, от которой потянуло влажным ветерком. Гарик (да, его кажется, звали Гарик) как раз сказал, что метров через сто будет с левой стороны как раз будет боковой шлюз в "крысиную нору" - и половина лучей с левой стороны переместилась прямо на стену. Еще некоторое время мы хрустели мелкими камешками. По стенам, как лианы вились провода высокого напряжения, какие-то рубильники, пульты управления, на трех красных кнопках. Что они выключали, интересно?
Наконец, мы дошли до железной двери с задвижкой как на шлюзах подводной лодки - большим металлическим рулем, который стал вращаться сразу же, от одного движения, совершенно без усилий, даже не замедляясь, до того момента, как с гулким металлическим стуком не остановился. Дверь с тихим скрипом металла открылась, стукнувшись своим металлическим рулем о бетон стены. Если бы меня спросили, что я почувствовал, когда она открылась, и когда я переступил ее порог, то я бы сказал, что это было напряжение. Хотя быть может это всего лишь мои воспоминания, поскольку как раз за ней и притаилось это странное нечто. Эта дикая негуманоидная форма жизни происхождение которой в этих хорошо освещенных подземельях ( хотя, конечно не в тот момент когда я был там) мне сложно было даже предположить.
Мы по очереди зашли туда, и, сверяясь с картой, повернули направо. Где то через пару сотен метров должен быть генератор, который при запуске должен был включить освещение в нашем отсеке и за одно в тех тоннелях, по которым мы проходили. С какой именно стороны он должен находиться мы конечно же не знали, и по этой причине ожесточенно шарили по стенам лучами фонариков. В этом спертом воздухе почему то слегка пахло грозой. Только сейчас я могу сказать, почему именно. Надо было уже тогда бежать, но мы продолжали идти и не понятно почему мы не сделали этого и в дальнейшем. Когда впереди идущий вдруг неожиданно остановился, так что мы врезались друг в друга, и тихим шепотом сказал выключить фонарики. Мы нехотя повиновались, только я, кажется, опустил луч одного из фонарей в пол. Но даже и так было видно, что по стенам и потолку тоннеля видны сполохи, похожие на пробегающие прожилки электрических импульсов, если бы мы, конечно, могли их разглядеть, когда они пробегают по проводам. Еще они были похожи на свет, который мог проявиться только тогда, когда касался какой то поверхности. В целом это выглядело как мгновенно появляющиеся и исчезающие надписи из какого то странного алфавита, может быть из уйгурского или арабского, но больше похожие на точки, поскольку вспыхивали совершенно хаотично, без строчек. Вспоминая сейчас, я могу сказать, что это, возможно, был мой брайль. Но, самое странное было то, что у этого света не было источника. Он как будто бы возникал сам по себе. Прямо на стенах, хотя такое, конечно невозможно. Мы встали полукругом, если так можно сказать о компании из трех человек, и напряженно вглядывались в появляющиеся точки и линии, как раз пытаясь понять, где источник света.
Мы подошли поближе к предполагаемому источнику света. Перед нами чернела шахта уходящая под небольшим углом, откуда веяло небольшим ветром, как от небольшого вентилятора. Мы все втроем посветили туда, фонариками и одновременно с легким ветерком на меня пахнуло волной странного животного ужаса. Медленно переливаясь в свете наших крохотных источников света, на нас ползла аморфная масса, выбрасывая вперед ложноножки. Внутри нее проскакивали небольшие искры, то желтые, то красные, то какие то лиловые. От этих ложноножек выскакивали тонкие нити, похожие на очень быстро растущие побеги лиан. Мы, как завороженные, смотрели в эту черную дыру из которой выползало это нечто. Я еще успел заметить, что по бокам этой шахты вмонтированы огромные магниты, в точности такие же, как на наших ускорителях, которые, естественно не работали. По тому, как это выползало, я смог себе представить его размеры, но и тут я ошибался. Мы отступили на несколько шагов назад, пока эта амеба, размером с троллейбус выползала, постепенно заполняя собой почти все пространство "крысиной норы". В пору бы было побежать, однако мы плохо себе представляли, как именно следует себя вести в данной ситуации. Было подозрение, что это реагирует на движение, так же как и слизняк. И мы просто шагали спиной назад. Разглядывая, как на стенах возникали эти странные письмена. Тут эти красноватые стебли поползли к нам, выпрастывающиеся из этой огромной массы, которая тем не менее казалась почти невесомой, я бы сказал газообразной или даже какой то другой формы вещества, похожего на плазму. По этой плазменной медузе побежали синие прожилки электрических разрядов, похожие на медленные маленькие грозы, так, как будто внутри нее был источник света. Когда эти стебли добрались до наших ботинок, я почувствовал, покалывание, похожее на разряд от батареек, когда ее пробуешь на язык. Не очень болезненное, но достаточно неприятное. Потом это покалывание возникло в ладонях, по всей коже. Меня как будто постепенно наполняло электричеством. Поглядев по сторонам я увидел какую то нишу где возможно была еще одна дверь с рабочим шлюзом. Собственно мы не так далеко зашли, да и продвигаться спиной назад было сложно. Надо было развернуться, но почему-то было какое то отупение страхом и ужасом, которым веяло. Так что сейчас я не верю, что люди едва завидев опасность, спасаются бегством. Возможно, от какой то привычной опасности - стаи собак, тигра или от преступника. Стоит встретить нечто непостижимое и единственное, что мы в состояние сделать, так это тихонько скулить, надеясь, что это непостижимое, и по этому страшный в своей непостижимости ужас, может нас миновать. Нас, в этом черном тоннеле он, конечно же миновать не мог, но тем не менее мы продолжали идти спиной вперед, постепенно заполняясь электричеством.
Тут я почувствовал, что эти электрические разряды становятся даже до некоторой части приятными. Глаза как будто начинают наполняться светом, и черный мрак вокруг уже не кажется таким черным. Я стал излучать свет из глаз, и черный непроглядный мрак стал отступать и кроме электрического покалывания стал ощущаться свет. Это длилось какое то мимолетное мгновение, а после боль стала усиливаться. Впереди меня согнулся пополам Гарик и упал на колени, а после и совсем распластался на земле. Мы продолжали отступать, даже не думая его поднять. Точнее сказать, эта мысль потонула в электрических искрах, блуждающих в нас. Тут эта медуза очень плавно накрыло его скрюченное тело и он плавно взлетел внутри этого колокола, как в воде. Тело его выпрямилось, и он завис прямо напротив нас на высоте наших глаз. Потом он начал вращаться, сначала плавно, а после быстрее и вдруг остановился и как то выгнулся в другую сторону, как рисуют в медицинских учебниках последнюю стадию столбняка или припадок эпилепсии и начал светится. Красные искры пробегали по нему и внутри него. После он закричал. Точнее мы видели, что он что то кричит, раскрывает и закрывает рот, его лицо искажают судороги. Именно в этот момент включился свет и где то вдалеке загудел трансформатор. Эта медуза дернулась, резко уменьшилась в размере и по размеру уже напоминала скорее большую байдарку в которой, как в газовом гробу извивался человек. Потом заработали магниты на выходе из шахты откуда это появилось и она как в водовороте исчезла там вместе с Гариком. Электрическая боль отступила, вместе с ней отупение и эйфория и мы опрометью побежали к шлюзу, бросив свои бесполезные фонари.
После того как мы вернулись, мы сразу же позвонили на пульт и сообщили об этом происшествие. Практически сразу же пришел какой-то незнакомый мне майор. Все очень внимательно выслушал, но как-то в пол уха. Особенно его интересовал вопрос, как именно вела себя медуза, когда напала на человека. На наши вопросы "что это" и "откуда это взялось" он естественно не отвечал, сославшись на секретность. Поскольку дело не относилось к гражданской юрисдикции, на нас наложили служебное взыскание, и каждый вторник мы ходили к этому же майору отмечаться.... Кроме этого еще одна бумага о неразглашение военной и государственной тайны на десять лет и подписку о невыезде на пятнадцать лет. Как будто кто-то хотел или мог покинуть город. Что самое забавное, взыскание мы получили не за "смерть по неосторожности", а за то, что нарушили инструкцию и самостоятельно проникли в помещение, в котором находиться не имели права.
Примерно спустя год после этого случая, покалывание в глазах у меня стали повторяться все чаще и чаще и я начал постепенно терять зрение. По этому у меня есть все основания полагать, что моя слепота имеет свое начало именно в этом происшествие, а не только в наследственной деградации сетчатки. Уже много позже до нас стало доходить, что часть энергии уходит именно в электромагниты в этом тоннеле и блокирование шахты. У этого существа, будь оно кем угодно, видимо, большой антагонизм по отношению к магнитным полям. Тем более что наш ускоритель находился как раз выше одним уровнем. Так что, скорее всего, все именно так. И кто знает, может и наш аппарат, отчасти служил (и служит до сих пор) для того, что бы держать его в этом мрачном подземелье. Когда-то я даже пытался облечь все это в литературную форму, начинал писать нечто вроде рассказа, но литературного таланта у меня нет, да и известности я вряд ли получу. Да и куда она мне сейчас?...
"В черном тоннеле уходят под небольшим углом шахты диаметром достаточным, что бы туда провалился человек, но не достаточным, что бы оттуда мог кто-то выбраться, даже обладай он хорошими физическими данными и ростом, что бы используя свое тело как распорку подняться вверх. Я чувствую, как там циркулирует воздух и вместе с воздухом по лицу проходит чувство непередаваемого ужаса, тенью скользящего по стенам тоннеля. Там, внизу, на предельной глубине живет оно. Амеба размером с троллейбус. Она переливается электрическими разрядами и скользит по стенам верх и вниз. От дальнейшего подъема наверх ей препятствует искусственное магнитное поле, но когда оно может ослабнуть или исчезнуть, то это существо, состоящее из маленьких нитей, похожих на тонких цветных червячков или на светящееся оптическое волокно может снова выбраться на поверхность и тогда этот ужас вновь настигнет всех.
Когда одно из этого множества пульсирующих щупалец настигает живое существо, то эти тонкие червячки попадают под кожу, проникают через рот, нос, уши, анус - через любые отверстия, которые смогут найти на теле человека или животного. Они заполняют собой все возможные полости, и, когда они уже пульсируют под кожей стремясь вырваться наружу, прорывая кожу наружу прорывается свечение и по всему телу проходят судороги, поскольку эти тонкие червячки начинают вырабатывать электричество. Его недостаточно что бы убить сразу, но достаточно для того, что бы дать такое болезненное состояния что от боли все смеркается, и теряется ориентация - верх, низ, право и лево - все тонет в этой нестерпимой электрической боли. И тут уже, все так же неторопливо эта величественная амеба подплывает и поглощает его целиком, где уже начинается полное пиршество, продолжающееся иногда до суток, если жертве не посчастливится умереть раньше, еще в самом начале."
Но, реальность бывает более неправдоподобна, чем любой самый нелепый вымысел, и вот вы дочитываете эти строки. Мне почти нечего добавить больше, поскольку ничего больше я и не знаю. Иногда в моих слепых глазах проскакивают такие же искры теплого электричества и я все надеюсь, что из них польется свет и я снова смогу видеть, может быть не так как раньше, а в каком-нибудь инфракрасном диапазоне, но даже это было бы не плохо. Но я чувствую, что смерть моя близка, и этот факт примиряет меня с тем, что мне больше никогда и ничего увидеть не суждено.
Так что, закончу с того, чем я начал. Если вы сейчас читаете эти строки, значит, меня уже нет в живых. Все, что может быть прослушано, прочитано или переведено, означает лишь одно - первоначальный свидетель пережитых событий в настоящее время уже не существует, как лицо, в которое можно плюнуть (читай "полемизировать"), издеваться или забыть. Мне это все равно. Как может и многим, кто случайно открыл для себя общество абсолютных перевертышей. Смерть надо всем ставит знак эквивалентности. Я живой свидетель истории, которая скоро станет историей "с большой буквы И". Это всего лишь шутка, я уверен, что это не будет так. В противном случае, даже моя смерть бессмысленна. Любая смерть бессмысленна, а моя особенно.