В которой герой предаётся нерадостным мыслям на фоне официального торжества и после оного.
В прошлой своей жизни я никогда не любил демонстрации. По двум причинам. Во-первых, потому что 7 ноября и 1 мая редко баловали мой родной город погодой: либо слякоть, либо холодрыга. Во-вторых - время, на мой взгляд, можно было бы провести с куда большей пользой, чем топать в школьной колонне, неся транспаранты. В общем бесполезное и бессмысленное времяпровождение. Потому, когда на фоне перестроечного бардака в последних классах десятилетки демонстрационная обязаловка стала сугубо добровольной, я только порадовался и всем сердцем принял Гласность, Перестройку и Горбачёва. А самороспуск комсомола, сделавший ненужным членство в нём (о чём я подумывал, планируя поступление в ВУЗ), ещё добавил любви к реформам.
Как оказалось, даже если находиться на трибуне, любовь к данному мероприятию не появляется. У меня, по крайней мере, точно. Ну, то есть, трибуны в привычном мне виде в наличии не имелось. Вместо сего атрибута советской жизни приходилось стоять на резном балконе, обрамляющем второй этаж дворца верховных правителей Пеу. Наконец-то достроенное полгода назад, здание возвышалось над центральной площадью Тенука. А чего не возвышаться единственной двухэтажке столицы.
Советскую демонстрацию, разумеется, шествие сегодняшнее не напоминало ничуть. Да и всякие западные марши протеста, показываемые по телевизору, равно как и куда более унылые их доморощенные российские аналоги, на которые я насмотрелся в девяностые, действо тоже не и походило. Ведь на лицах подданных типулу-таками не читалось ни советского желания побыстрей отшагать обязательную программу и разойтись по домам, где ждёт выпивка и закуска, ни зарубежной суровой решительности, готовой в любой момент прорваться наружу в драке с полицией. Нет, папуасы проявляли неподдельный энтузиазм, непостижимым образом сочетая непринуждённое веселье с осознанием торжественности момента. Скорее уж происходящее находилось где-то между бразильским карнавалом и какой-то религиозной процессией.
Роскошных мулаток в павлиньих перьях, правда, среди проходящих внизу не наблюдалось и не предвиделось. В этом уж я был уверен на все сто - сам же утверждал порядок сегодняшнего шествия, попутно ознакомившись с тем, что там напридумывали подданные Солнцеликой и Духами Хранимой, дабы выразить радость по поводу очередной годовщины воцарения всеми обожаемой типулу-таками. Впрочем, самому смелому карнавальному оголению обитателей Рио-де-Жанейро далеко до скудности обыденного туземного гардероба. Так что ничем не прикрытых телес папуасских красавиц насмотреться мне ничто не мешает. А уж принимать провокационно-соблазнительные позы они умеют не хуже танцовщиц самбы (или чего там танцуют бразильские "шоколадки"). Наверное, эстетическое удовольствие от лицезрения прикрытых только набедренными повязками молодых девиц должно хотя бы отчасти компенсировать многочасовое пребывание в качестве официального чучела.
Но это подданные моей неформальной супруги веселятся, как могут. Мне радоваться некогда. Голова просто пухнет от проблем. Одна из них стоит всего в паре шагов от нас с Рами: почтенный Мудая-Хитва, чрезвычайный и полномочный посол Повелителя Четырёх Берегов Вохе в Пеу-Даринге. Ага, государство наше уже второй год именуется Островом Дареоев. Если честно, официальный представитель Старшего Брата на все сто процентов оправдал данное родителем имя: Мудая, он и есть Мудая.
Только благородный дон такого большого ума, как посланник, мог чуть ли не в открытую приударять за Солнцеликой и Духами Хранимой. То, что моя женщина с холодной вежливостью игнорировала ухаживания бравого экс-гвардейца, а за глаза именовала его тупоголовым болваном, конечно, утешало, но не сильно. Полагающий себя неотразимым вохеец не ослаблял натиск, не переходя, впрочем, приличий, свойственных родному социуму, куда более строгих, нежели папуасские. Столичная публика, на глазах которой разворачивалось представление, с нетерпением ожидало развязки, по некоторым сведениям, даже пари заключались - насколько хватит терпения Сонаваралинги-таки, и как колдун-полукровка будет разбираться с заморским выскочкой. За три года, прошедшие с установления официальных дипотношений между нашими странами, "сильные мужи" успели осознать, что Пеу по сравнению с Вохе - что мёрзнущая крыса перед быком. И потому многие со злорадством гадали: расправлюсь ли я с наглецом, рискуя вызвать гнев Тишпшок-Шшивоя, или же выставлю себя в незавидной роли рогоносца (неважно, мнимого или реального). Впрочем, доблестные тенукские "достойные сыны достойных отцов", при всей своей нелюбви ко мне, предпочитали "ан масс" оставаться зрителями этой пошлой комедии, дистанцируясь от любвеобильного чужеземца: всё-таки периодические принудительные командировки обладателей наиболее активной в ненужных аспектах гражданской позиции на строительство дорог и каналов способны и сущим дикарям привить хотя бы видимое уважение к существующей власти.
А вот желающие помочь мне в разрешении проблемы уже выстраиваются в очередь: добрая половина иностранных военных специалистов и "макак" с регоями вполне однозначно высказались, что готовы укоротить заморского нахала на голову. Причём мало кого смущает зловещая слава умелого и беспощадного бойца, тянущаяся за Мудаей. Как сказал Тагор: "Одного, двух, трёх, этот амк прикончит. А четвёртый сам до него мечом дотянется. Ну не четвёртый, так десятый". Причём тузтец, понимающий возможные международные осложнения, готов был организовать череду дуэлей таким образом, чтобы никаких претензий ко мне или типулу-таками не было.
Так что напрасно мои недоброжелатели из нашей элиты полагают, что причина, по которой брутальный, но неумный посланник Повелителя Четырёх Берегов до сих пор валяет податливых папуасских девок и глушит вино с тенукскими братьями по разуму, заключается в страхе перед силой стоящего за ним Вохе. То, что Мудая-Хитва продолжает безнаказанно вести с собутыльниками разговоры о том, как он захомутает Солнцеликую и Духами Хранимую, а соная-выскочку отдаст на расправу своим друзьям, не от его большой хитромудрости и способности плести интриги, и не от мощи родного государства. Единственная причина, почему всё ещё не отдана отмашка головорезам, жаждущим крови этого клоуна - заместитель посла.
В отличие от Мудаи-Хитвы, проклятый Тхурва-Шурым не вёл пьяных бесед, попахивающих заговором, и не демонстрировал намерений сексуального характера в отношении правительницы Пеу-Даринги. Он просто методично заводил знакомства в папуасской элите, плетя свою сеть. Причём всё это под сладкие речи, полные почтения к типулу-таками и её самому верному сподвижнику Сонаваралинге-таки. Придраться вроде бы было не к чему, но слишком большая осведомлённость вохейца во внутренних делах острова вкупе с всевозрастающим влиянием на моих подчинённых начинают мне не нравиться. Да и далёкие вохейские боссы к нему прислушиваются - иначе, почему этот крысёныш превратился за время службы при господине после из простого писца в старшего.
Вот и сейчас он стоит позади непосредственного своего начальника, с непередаваемым выражением лица - умильно-слащавым, заискивающим и одновременно преисполненным какого-то холуйского достоинства. Куцая бородёнка придавала господину старшему писцу совсем уж, на мой взгляд, идиотский вид. Посмотришь на такого, и вроде бы, нечего опасаться. Мои папуасы и воспринимают Тхурву как чморёныша, который ищет расположения уважаемых людей, делая достаточно дорогие подарки. Что не мешает столичным мужам внимать его речам.
Так что держу славного потомка Сжигателя Своих Кораблей в качестве резервного противовеса его подчинённому: насчёт интриг экс-гвардеец, конечно, сильно уступает старшему писцу, но это отчасти компенсируется знатностью рода и армейским напором.
Шествие меж тем началось. Первыми шли музыканты: барабаны, дудки, трещотки и... волынки. Инструмент, впервые привезённый на остров печальной памяти Кирхитом, неожиданно прижился в качестве неизменного атрибута папуасских военных оркестров. Народ наш почему-то решил, что именно этот выматывающий нервы звук лучше всего выражает милитаристский дух. Единственный ограничивающий распространение этого психотропного оружия фактор - дефицит коровьих шкур. Количество забиваемых на Пеу "кэрээсин" измерялось, самое большее, первыми десятками, и кожсырьё в массе шло на нужды промышленности: от мехов в деревенские кузни до передаточных ремней в механизмах, творимых тенхорабитскими мастерами и их местными выучениками и помощниками.
За оркестром, как и положено, промаршировала, бодро чеканя шаг и радуя глаз выправкой, охранно-церемониальная сотня "макак" - все сорок человек. Ну, на самом деле, гвардейцев, призванных демонстрировать подданным и иностранным гостям наши достижения в шагистике и парадных построениях, а попутно показывать, что Солнцеликую и Духами Хранимую с потомством есть кому защищать от возможных злоумышленников, за прошедшие три года усилиями коллег Тагора по цеху наёмников подготовлено целых семьдесят. Но ведь кого-то же нужно оставить на страже. Десяток сейчас стоит позади собравшихся на балконе высокопоставленных зрителей, остальные караулят входы в резиденцию.
Впереди шествовали с важным видом гвардейцы, вооружённые кремневыми ружьями - подарок Повелителя Четырёх Берегов своей "младшей сестре". Наладив массовое производство качественных мушкетов из ирсийских труб, прежнюю продукцию царских оружейных мастерских вохейцы стали передавать в войска наиболее надёжных вассалов и союзников. Делалось это с дальним прицелом: Тишпшок-Шшивою для реванша над тюленеловами требовалось как можно больше сил, способных хоть как-то противостоять палеовийцам, потому и вооружали и обучали стрелять из "громовых жезлов" тоутцев и прочих.
Мы в категорию тех, кому доверяют, попали стараниями клана Тушха. Досталось, конечно, не очень много - всего две дюжины. Из которых десяток совсем уж непригодных ни для чего, кроме как демонстрации публике, присутствовал на параде, а остальные определены в учебные пособия "макакам" и учащимся "Обители Сынов Достойных Отцов". Причём главной целью было даже не научить пользовать новым чудо-оружием, а просто приручить к нему моих орлов и будущих офицеров армии Пеу-Даринги: чтобы с одной стороны, не боялись производимого грохота, а с другой - осознавали действительную степень опасности, исходящей от "палеовийских жезлов". Измениться всё в лучшую сторону должно скоро: когда из нашей оружейной мастерской пойдут не единицы "стволов", как сейчас, а хотя бы десятки - тогда и начнётся относительно массовая подготовка стрелков.
За гвардейцами шла колонна Первого цаба "пану макаки". Не в полном, конечно составе - по полсотни от каждой из трёх "сотен", на которые разбит ныне батальон, призванный стать родоначальником вооружённых сил нашей страны. Хотя официально принято вохейское название для воинского соединения, про себя я именовал его частенько батальоном. Да и сотни, его составляющие, больше по численности на роты тянут.
Маршируют ненамного хуже охраны типулу-таками. И блеска оружия с доспехами не меньше. Немного грустно осознавать, что всё это великолепие вскоре станет бесполезным перед новыми методами ведения войны.
За "макаками" двигались бойцы столичного ополчения. Здесь и порядка в рядах никакого, и вооружены, кто во что горазд. Зато массовостью берут. Это совсем недавнее нововведение. Нет ещё и года, как в контролируемых мною областях Западной равнины и окрестностей было объявлено, что все молодые дареои в возрасте от шестнадцати до двадцати лет обязаны проходить обучение воинскому делу - по одному месяцу в течение четырёх лет. В Бунсане и Тинсоке к военнообязанным я причислил и переселенцев-ганеоев из Вэйхона, Ласунга и Текока. Командирами ополченцев назначались пока что местные "сильные мужи", а инструкторами - выходящие в отставку "макаки". В перспективе предполагалось офицерский состав этих территориальных сил пополнять из числа воспитанников "Обители Сынов Достойных Отцов", а унтерские обязанности будут исполнять отставники из регулярной армии. В бумагах находящегося в стадии формирования военного ведомства тенукский цаб ополчения значился под номером сто один. Сто второй, сто третий и сто четвёртый формировались по остальному Текоку. Дальше по номерам, вплоть до сто двадцать пятого, шли отряды по всему западу острова: от Кехета до Хона и от Талу до Тинсока.
Если честно, особого проку от всей этой затеи не предвиделось - ну разве, что ещё немного откусить от власти у племенных таки: всеобщая воинская служба выбивала почву из-под ног местных царьков, привыкших опираться на небольшие отряды своих регоев, да и заправляли реально в ополченческих отрядах верные мне люди из числа отслуживших "макак".
В первую очередь ополченцам вбивали в головы несколько типовых схем боя: строем против вооружённой толпы, строем против строя, и азы действий против противника, вооружённого огнестрельным оружием. С последним было хуже всего - ограничиваться приходилось только рассказами и пояснениями людей, которые и сами-то всего несколько раз присутствовали при стрельбе из мушкетов, да выслушивали наставления иноземных инструкторов, как нужно поступать при столкновении с врагом, имеющим "громовые жезлы". Исключение составлял только мархонский цаб, бойцам которого демонстрировали огнестрел в действии при совместных занятиях с воспитанниками "Обители Сынов Достойных Отцов".
За ополченцами топали разновозрастные учащиеся школ. Наша система образования переживала настоящий бум. И всё благодаря моей мудрости и хитрости. Одновременно с учреждением ополчения Рами провозгласила создание в ближайшем времени "регои-макаки". Под таким названием у нас на Пеу вводилась регулярная армия. По моему замыслу, скоро должны были закончить обучение первые выученики заведения для папуасской элиты. Самым толковым из них предстоит стать, в том числе, и лейтенантами будущей армии. В рядовые же пойдут прошедшие начальную военную подготовку в ополченческих цабах. Срок службы - год.
Разумеется, в армию набирать предполагалось не очень много народу. В "регои-макаки", когда вся эта система будет уже отлажена, по предварительным планам служить пойдёт по жребию или добровольцами не больше четверти тех, кого прогоним через ополчение. Впрочем, зная папуасов с их первобытным милитаризмом, можно предсказать, что придётся разыгрывать лотерею среди добровольцев.
Ну и на этой же самой любви туземцев к военному делу я решил сыграть, продвигая в массы образование. Достаточно было объявить, что в "регои-макаки" принимать станут только тех, кто освоит письмо и счёт. И дареои поголовно двинулись в школы. Такого энтузиазма не ожидал никто. Учителя моментально стали по всему западу Пеу очень уважаемыми фигурами. И резко образовался их дефицит. "Школьный бум" приобретал зачастую довольно странные формы: если очередь желающих поступить в Мархонскую учительскую школу, равно как и повсеместное обустройство помещений для письма с партами и сидениями можно было только приветствовать, то скандалы, связанные с переманиванием учителей из одной деревни в другую, а то и с насильственным "приглашением" педагогов, являлись сущей головной болью.
Качество образования, разумеется, сильно упало: одно дело, когда в классе было двадцать или тридцать учеников, а совсем другое - когда полсотни, а то и больше. Но оставалось надеяться, что это временное явление, пока не ликвидируем дефицит кадров в образовании, и не рассосётся наплыв желающих научиться выводить своё имя кандидатов в солдаты. А в Мар-Хоне, Тенуке и Тин-Пау, где в предыдущие годы в школы уже ходили сотни детей и подростков, вообще не было особых проблем: нагрузка на учителей, конечно, возросла, но отчасти это компенсировалось помощью лучших учеников.
В колонне, конечно, в основном не великовозрастные оболтусы, рвущиеся в "младшие макаки", а ребятня школьного возраста. Несколько групп тащат, поставив на головы, буквы, сплетённые из травы и лиан. В ближайшей такой композиции, неровной и ломанной, при желании можно разобрать что-то приветственное в адрес Солнцеликой и Духами Хранимой.
За школьниками шагали работники мануфактур: в основном столичных кирпичных, гончарных и ткацких, но также отметились хонские литейщики с типографами и производителями бумаги, а также металлурги Кесу. Среди коричневокожей массы выделялись светлыми пятнами вохейцы. Все, в независимости от национальной и профессиональной принадлежности, гордо несут свои орудия и изделия.
После колонны мастеровых валили прочие тенукские обитатели. По случаю праздника все увешаны ожерельями. Барабанщики выбивают ритм, трещотки и дудки вторят ударным, народ приплясывает в такт музыке. Ребячья мелюзга снуёт между взрослых. В общем, в отличие от предыдущих демонстрантов, рядовым столичным обывателям ощущение торжественности момента не мешает веселиться по полной.
Замыкает шествие несколько широких телег, каждая запряжена шестёркой быков. На платформах возвышаются живописные композиции, демонстрирующие плоды, коими богаты владения Рами: корзины корнеплодов, снопы с вохейскими этешем, сетки с пальмовыми орехами, гроздья бананов - эта новинка, завезённая попутно с крупным рогатым скотом, приживается повсеместно, разнообразя папуасский рацион. По сравнению с привычными мне, тагирийские бананы мелковаты и не такие сладкие, но туземцы уплетают за милую душу. На последней телеге возвышаются клетки со свиньями и "курами".
Ну, всё, конец. Можно перестать изображать мумию Брежнева на мавзолее. Подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, прошагав под стенами дворца, рассасываются в южном направлении - там, на полянах вдоль берега Малой Алуме, их ждёт продолжение праздника. Угощение сегодня частично из кладовых правительницы, а недостающее уже забота самих отдыхающих. Ну, а лиц, приближённых к монаршей особе, ждут накрытые столы возле старого жилища нашей повелительницы. Все уже потянулись с балкона. Я уходил практически последним - за мной шли только трое гвардейцев.
"Так, что там у нас?" - спрашиваю своего секретаря.
Пиршество ещё продолжается, но Рами свалила почти сразу, мотивируя необходимостью кормить пятимесячную дочку. Я пробыл чуть дольше Солнцеликой и Духами Хранимой, благо моё исчезновение объяснять никак не требовалось. Чужеземцам всё равно: ну ушёл любовник местной правительницы, да и ушёл. А папуасы в массе своей только рады, что страшный сонайский колдун покинул застолье - теперь хоть можно расслабиться, не опасаясь, что тот порчу какую-нибудь нашлёт. Немногим из пирующих, которые действительно рады обществу Сонаваралинги-таки, тем более, не нужны оправдания - мало ли зачем мне понадобилось отлучиться, дел у Уст, Глаз и Десницы типулу-таками хватает.
"Из Мар-Хона передали письмо почтенного Хиштты, которое привез "Каноку Завоеватель". Из Тин-Пау отчёт управителя Киратумуя. Мастера Чирак-Шудай и Турвак-Шутма прислали свои поздравления по случаю годовщины занятия Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивой престола Пеу, а также подробное описание своих достижений и проблем, которые способен помочь решить им Сонаваралингатаки. Также просьбы и предложения товариществ чужеземных торговцев и трёх хозяев мастерских" - без запинки произнёс Кутукори, указывая на стопку бумаг и папирусов в левой части стола.
-Ещё что?
-Жалобы и прошения обитателей Текока, Ласунга, Кехета, Вэйхона Кесу, Кане, Талу, Темуле, Тесу и Сунуле. На имя нашей повелительницы. Частью составлены самими жалобщиками либо с их слов родными или знакомыми, частью - записаны в приёмной типулу-таками писцами - рука моего секретаря дёрнулась в сторону куда более значительной стопки.
И тут же бунса добавляет: "Ещё рассказ начальника регоев Тенука почтенного сотника Кахилурегуи о делах в столице и окрестностях, записанный писцом Тирамке. И письма наставников Тонеки и Тагора о делах в Обители Сынов Достойных Отцов. И сведения о количестве ракушек тонопу, поднесённых жителями тринадцати земель мархонскому святилищу Тобу-Нокоре. Отдельно белых и розовых по всем областям и деревням" - Кутукори указывает на третью стопку - побольше первой, но поменьше второй.
"Давай, письма Чирака и Турвака" - решаю я. Настроение после многочасового стояния истуканом не очень. Так что лучше начать с приятного - например, с отчёта наших главных металлурга и оружейника.
Молодой бунса взял несколько листов серой бумаги производства тенукской мануфактуры мастера Кушмы-Нубала и начал читать: "Почтенному Сонаваралинге-таки, Глазам, Ушам, Устам и Деснице Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы. От управляющего железоделательными и медеплавильными мастерскими повелительницы Пеу Чирак-Шудая...."
Успехи несомненны: запущена вторая домна для выплавки чугуна, достроена рельсовая дорога под вагонетки для доставки продукции на побережье Хонского залива, выплавка стали превысила сорок "мер" в месяц, меди - приблизилась к полутора сотням. Кроме этого, подчинённые Чирака наконец-то наладили в небольших объёмах производство серы. Об этом разговор был где-то полгода назад в связи с поиском сырья для производства пороха - если с углём проблем не было в принципе, а селитру по килограммам выделяли из организованных повсюду куч отходов человеческой жизнедеятельности, то последний нужный для производства "огненного зелья" компонент пришлось выделять из медной руды. Благо, она состояла почти полностью из сульфидов. В грязные и дурно пахнущие то ли серными газами, то ли сероводородом подробности технологии я не вникал: уравнения соответствующих реакций в учебнике по химии толком разглядеть не удалось, дабы не раскрыться перед металлургом, подобно тому, как это получилось несколько лет назад с Тагором, а без наглядной картинки в виде формул соображалось, что там происходит, плохо.
В конце Чирак-Шудай писал о проблемах. Ну, насчёт дополнительных трудовых ресурсов, это мы посмотрим - мастер то и дело жалуется, что резервы возможностей механизации производства близки к исчерпанию, но в итоге постоянно случаются новые рацпредложения, позволяющие поднять производительность труда и обеспечивать рост выплавки металла опережающими темпами по сравнению с увеличением персонала.
С сырьём же куда хуже. О запасах медной руды можно не беспокоиться ещё долгие годы. А вот месторождение железняка, если сохранится нынешняя тенденция роста производства, выработают в ближайшее десятилетие. Ещё хуже обстоит с углём: запасов каменного на Пеу нет, а на получение древесного все леса в Талу, Кесу и Кане сведут за пятилетку. Перспектива превращения моего острова в безлесную пустыню как-то не радовала. На выбор - или сворачивать папуасскую металлургию, или импортировать уголь. Дрова везти из Тагиры это уж и вовсе глупость будет.
Главный оружейник же уведомлял, что за время, прошедшее с последнего визита уважаемого Сонаваралинги-таки на его предприятие, изготовлено и признано после испытания годными "четырнадцать новых флейт". Так иносказательно именовались в бумагах кремневые дульнозарядные гладкоствольные ружья. Хорошее известие: не прошло и три года, как оружейная промышленность Пеу начала выдавать продукцию - мелкими партиями, качеством, не дотягивающим ещё до старых "карамультуков", выделенных от щедрот своих Повелителем Четырёх Берегов "младшей и почтительной сестре". Но лиха беда начало. Турвак-Шутма, когда только приступал к работе, честно предупреждал, что даже в Вохе, при наличии чуть ли не полувековой предыстории кустарного производства огнестрела и куда более развитой традиции металлообработки, царская оружейная мануфактура начала выдавать в товарных количествах кремневые ружья через четыре года после основания. Что уж тут говорить про наше Пеу. И два оружейника с полудюжиной ремесленников-металлистов и тремя десятками папуасских учеников-подмастерьев неплохо справились с задачей, с нуля создав новую отрасль промышленности.
Совсем отлично было, если бы наши друзья преуспели в добывании труб, идущих ныне на изготовление стволов у вохейцев. Но, увы, здесь меня ожидал большущий облом: попытка тенхорабитов по своим каналам достать "тубии" закончилась плачевно для непосредственных исполнителей: двоих схватили, остальным пришлось удариться в бега. Один даже добрался, через Тоут и Икутну, до Мар-Хона, где и поведал всю историю Шонеку. К счастью, чиновники из Охраны Царских Печатей, занимающейся в Вохе расследованием преступлений против личности самого монарха, его семьи и имущества, а заодно разведкой и контрразведкой, не придали происшедшему особого значения: попавшиеся с поличным отправились на железные рудники, прочих объявили в розыск, но никто излишнего рвения по их поимке не проявлял. И дальше раскручивать цепочку, ища сообщников, не стали. К сожалению, в столь суровом ведомстве Идущие Путём Света и Истины контактов не имели, потому осталось неясным, то ли всё списали на бытовуху, то ли сочли, что в деле замешаны кабиршанцы или укрийцы. Но в данном случае на тенхорабитов никто не подумал.
Впрочем, попытка хищения трёхсот метров стальных труб была сущей мелочью на фоне цирка, творящегося в то время вокруг заработавшего металлургического завода. Ирсийцы, строившие его, обещали суммарную годовую мощность в семьсот тысяч вохейских "мер" чугуна и полмиллиона стали. Никто, конечно, не ждал, что заявленное количество будет достигнуто сразу же. Но когда спустя целый год после начала работы первых домен и мартенов оказалось, что чугуна не выплавлено и двухсот тысяч "мер", а стали в три раза меньше, Тишпшок-Шшивой счёл себя обманутым в лучших ожиданиях. Охрана Царских Печатей, считай, в полном составе дневала и ночевала на заводе и около. А рассказы купцов и мигрантов-тенхорабитов о разбирательствах в связи с расхождением между задуманным и реальностью заставляли меня вспомнить описания кампаний сталинской поры.
Повелитель Четырёх Берегов если и не был непосредственным инициатором строительства первенца вохейской индустрии, то весьма благосклонно относился к прожектам "прогрессистов", то есть, тех кланов знати, которые сделали ставку на промышленное развитие и дружбу с Ирсом. И, разумеется, нельзя бросить и тени подозрения в том, что божественный властитель, правящий милостью богов и под защитой богам равных предков, способен принять ошибочное решение.
Мне с моим скромным опытом преобразований, было, в общем и целом, понятно, что осуществление столь амбициозного и масштабного проекта неизбежно пойдёт через ту часть тела, которой многие думают вместо головы. Лучше бы Тишпшок-Шшивой для начала дал добро на заводик мощностью на порядок скромнее - шума вышло бы меньше, но и бардака с позором тоже. А уж потом, когда выросли бы из вчерашних крестьян и "сирот" кадры металлургов, можно замахиваться хоть на два таких гиганта по меркам бронзового века.
На ирсийцев, которых на заводе было несколько десятков, Охрана Царских Печатей собак вешать даже не пыталась. Что и понятно: трогать граждан столь могущественного государства, которое даже тюленеловы побаиваются, опасно, а обвинять, чтобы потом просто отпустить, это себя на посмешище выставить. К тому же, на самом деле обитатели Заокраинного Запада честно выполняли условия контракта, налаживая работу огромного хозяйства, попутно пытаясь выдрессировать во что-то похожее на металлургов пригнанных к домнам и мартенам кузнецов-кустарей и неграмотных обитателей десятка деревень, царским указом превращённых в заводских рабочих - и личным примером, и разъясняя самые азы.
А вот у "прогрессистов" и местных ремесленно-технических кадров головы полетели. Тушхи, опоздавшие вовремя примкнуть к поборникам индустриализации, теперь могли только радоваться тому, что буря прошла мимо них. Обвинения были стандартными: злокозненное вредительство (хотя на деле, самое большее - обыкновенные головотяпство и неграмотность), разумеется, в интересах палеовийцев (обвинять нынешних союзников кабиршанцев и укрийцев, с которыми дружба против тюленеловов, политически неправильно, а всякую вассальную мелочь вроде Тоута, кроме того, ещё и несолидно). Ничего удивительного, что неуклюжая попытка каких-то нищебродов стащить "оружейные" трубы на фоне такой кампании осталась без должного внимания.
Самое удивительное, что массовые посадки и даже казни (а вохейцы на счёт этого ещё те затейники) несильно повлияли на работу металлургического комбината. Даже, наоборот, с середины второго года функционирования производство пошло в гору, да и качество продукции улучшилось - то ли полуторалетнее обучение персонала, наконец-то дало плоды, то ли страх расправы ускорил обучение работников и подтянул дисциплину, то ли действительно, сажая наугад, прихватили или распугали каких-то саботажников, может быть, и не палеовийских шпионов, но действующих в интересах "консерваторов".
Порадовавшись за успехи своих оружейников, перехожу к следующему посланию. "Давай письмо Хиштту" - командую секретарю. К стыду своему, я до сих пор не освоил в должной мере ту самую грамотность, которую стремлюсь внедрять: читать худо-бедно умею и "народное" вохейское письмо, и его тагорову адаптацию для туземцев, а вот пишу с ужасными ошибками. Кутукори же одинаково ловко и понимает письменную речь, и сам пишет на обоих языках. Конечно, разобрать корреспонденцию мне вполне по силам, только времени уйдёт много. Так что пусть молодой бунса читает. А уже тем более переносит на бумагу под мою диктовку ответы.
По мере того, как секретарь озвучивал письмо, настроение, и без того мрачное, падало уж и вовсе ниже пола. А сообщал представитель "Оловянной компании", посол Пеу-Даринги и глава моей разведсети в Шщукабе в одном лице, ни много, ни мало, что бизнесу на перепродаже чибаллы приходит конец. Причём беда грянула совсем не оттуда, откуда её можно было ожидать. Ни запрета на продажу стратегического металла кабиршанцами или вохейцами, ни неожиданного разоблачения афёры благородного семейства Тушха не случилось. Всё произошло по воле его величества рынка.
Повелитель Четырёх Берегов втянулся в игры с индустриализацией по полной. Когда строился и запускался при помощи ирсийцев сталеплавильный завод, Тишпшок-Шшивой рассчитывал, по имеющейся у меня информации, многократно перекрыть потребности государства в металле, а в идеале заменить "скилнским" железом в большинстве изделий бронзу, требующую импортного олова. Сначала так и шло: в самом Вохе рынок наводнили стальные топоры, ножи, серпы, наральники и прочие нужные в хозяйстве вещи. Да и при изготовлении оружия бронза начала уступать место производимому на царском комбинате металлу: рядовые воины и небогатые благородные предпочитали новый материал, а клинки и секиры из жёлтого сплава буквально на глазах превращаются в символ высокого статуса владельца, которому понты дороже денег.
Спрос на олово в позапрошлом году упал, на чём мы неплохо "наварились", перепродав в Тагиру свыше двенадцати тысяч "четвертей" - на фоне затоваривания рынка Тушхам удалось пробить увеличение квоты в полтора раза, но всей ею воспользоваться не удалось из-за банальной нехватки тоннажа нашей флотилии, и даже аренда кораблей по всему югу Шщукабы не помогла. Хиштта, судя по тональности его писем, сильно тогда переживал из-за этих "потерянных" тысяч портретов "старшего брата" Солнцеликой и Духами Хранимой. Я же отнёсся к упущенной выгоде философски: всех денег не заработаешь.
Но уже в прошлом году цены неожиданно подпрыгнули выше прежнего, и, хотя разрешённый для Пеу-Даринги объём оставили в те же пятнадцать тысяч "четвертей", закупить удалось почти в два раза ниже. Нынче же агентам Хиштты продали за бешеные деньги всего пять тысяч слитков. Причём дальше будет ещё хуже.
Во второй части письма тенхорабит, неожиданно нашедший своё призвание в торговле, подробно объясняет - почему. Да, теперь чибалла идёт в качестве ингредиента только в элитное оружие. И даже пушки вохейцы начали делать стальные. Но, оказывается, есть немало сфер, где новый металл не выдерживает конкуренции с бронзой. Кроме этого, олово требуется и в чистом виде - правда, бывший ученик и спутник Шонека не знал в точности, куда именно оно уходит в таких количествах. Я тоже с трудом мог представить, для чего нужно столько мягкого металла. Ну, допустим, чёрная металлургия потянула за собой электротехнику: завод, с запланированной мощностью в полмиллиона "мер" и пятью тысячами работников, по моим представлениям, требовал механизации и электрификации хотя бы части производства, иначе как удастся добиться такой выработки. Какая-то электростанция имелась в Шущим-Вохе ещё в нашу поездку трёхлетней давности: освещение царского дворца жутко слепящими, если смотреть прямо на них, дуговыми лампами, намекает. А по информации, собранной Хишттой, довольно крупную ГЭС запустили недалеко от завода чуть позже первых домен - разумеется, с помощью тех же ирсийцев.
Однако на обмотку генераторов и провода идёт медь. А олово то куда вохейцы используют? В то, что оно тоннами употребляется для пайки электрических соединений, было сомнительно. На Земле, помнится, широко применяли оловянную посуду, и даже пуговицы. Но никто из наших информаторов от Икутны до Укрии не отмечал массового появления чашек и кружек из чибаллы. Впрочем, не суть важно. Главное, что вохейцы выметают в Кабирше всё под чистую: и олово, и медь, ну и заодно и серебро с золотом. А вызросшие цены на эти металлы они компенсируют массовым экспортом железа - это внутри страны стальная штамповка дешевеет, на внешних рынках она всё ещё идёт практически по прежней цене бронзовых аналогов. А те уж вообще теперь не по карману большинству прежних потребителей.
Да, хреново жить в эпоху перемен: не успели приспособиться к обесцениванию ракушек, бывших совсем недавно главной статьёй торговли Пеу с заморскими странами, так и новый источник валюты накрылся спустя каких-то пять лет.
Надо отдать должное Хиштте - он не только предвещал наступление "дурных времён" и объяснял причины, но и предлагал меры по минимизации потерь и даже новые решения, в перспективе способные приносить прибыли, возможно, и не такие, как от контрабанды олова.
Перво-наперво тенхорабит считал нужным придержать большую часть закупленной в этом году чибаллы: во-первых, цены на неё расти не перестают, а во-вторых, нельзя исключать вообще в ближайшее время дефицита, грозящего оставить без сырья нашу собственную бронзовую металлургию.
С этим предложением я был полностью согласен. Более того, готов дать распоряжение не отгружать на тагирийские корабли то олово, которое ещё лежит на складах в Тин-Пау с прошлого навигационного сезона. Сколько там, по нашей бухгалтерии, его осталось? Шестьсот "четвертей"? Или уже меньше? Впрочем, тут же мне в голову пришла одна интересная идея, ради осуществления которой стоило пойти на небольшие убытки - нужно только всё хорошенько обмозговать.
Далее Хиштта предлагал, коль стараниями вохейцев медь дорожает, переключиться на её экспорт в качестве источника денег для продолжения пырг-хырша. Тут выученик Вестника Шонека давал короткое экономическое обоснование с приведением нынешних цен на медь и олово в Вохе и Кабирше (олово на месте производства стоит всего на пятнадцать-двадцать процентов дешевле, чем в Шущим-Вохе, медь раза в полтора дешевле, но наблюдается тенденция к выравниванию цен), примерную долю импорта в вохейском потреблении меди (оказывается, раньше вохейцы обеспечивали себя ею на две трети или даже три четверти, в последние же годы ввоз с материка стремительно растёт), стоимости производства железа и меди в Кесу, стоимости транспортировки меди в Вохе из Кабирши и с Пеу. Из чего делает вывод, что уже сейчас продажа меди вохейцам является делом прибыльным, с перспективой увеличения маржи.
Перепроверка выкладок тенхорабита вновь вернула душевное равновесие: в самом деле, впервые нам, что ли, менять основной источник валюты? Это когда тонопу обесценились: "Усё пропало, шеф". А теперь - будем работать. Может быть, даже и хорошо, что оловянной афёре подходит конец: надоела мне навязанная Тушхами "дружба".
Заканчивал разбирать письма глубоко за полночь - самое удобное время для неторопливой работы с документами, когда дневная жара спадает, а просители и прочие посетители перестают надоедать и отвлекать. Сегодня, правда, и днём никто не мешал: все заняты празднованием. Завтра, наверное, потянутся - в том числе и с разного рода криминальными случаями, произошедшими вследствие обильного употребления спиртного.
Отчёт занимающего ныне пост наместника Болотного Края Киратумуя прослушал вполслуха - ничего экстраординарного в Бунсане и Тинсоке не происходило: осушение болот под новые поля и расселение там ганеоев из старых земель идёт в штатном режиме; а семьи коренных жителей движутся в противоположном направлении, в горнодобывающие районы Кесу и Талу. Куда бы не переселялись представители низшей касты, в любом случае они подымались по социальной лестнице: дань платить продолжают, но в "регои-макаки" путь открыт.
Радовало также и увеличение в личных владениях типулу-таками площадей, обрабатываемых не вручную, а быками: переселенцам с севера витуки давались как часть положенного при заселении, а местные их вынуждены были использовать для облегчения бремени податей, налагаемых на общины. Налоговую политику в завоёванном юго-западном углу острова приходилось держать жёсткую, чтобы заставить хотя бы часть папуасов шевелиться. И худо-бедно такая линия приносила плоды: половина производимого тинса и бунса продовольствия изымалась в виде поставок в столицу и на рудники, но при этом данники жили ненамного хуже дареоев Вэйхона или Текока. И это сейчас, когда быков для пахоты на весь Болотный Край ещё не хватало. Через несколько лет же, по моим планам, при нынешнем налоговом бремени коренные обитатели должны были жить лучше, чем вэи с хонами или текокцы. Правда, для этого им придётся и дальше заменять баки на полях коем, дающим несколько меньший разовый урожай, зато не один раз в год, а три.
Послания от объединений вохейских и тагирийских торговцев содержали просьбы о разрешении на приобретение земли под постоянные фактории. Синхронность подачи поражала - видно заморские гости внимательно следят друг за другом. Дело, в общем-то, нужное, коль идёт на благо внешнеэкономических связей. Но, увы, частной собственности на землю на Пеу нет. И в обозримой перспективе не предвидится, как бы мне этого не хотелось - не приемлет папуасский менталитет самой идет отчуждения земли, принадлежащей общине и использующейся всеми её членами. Даже на осушаемых болотах расселение происходит теми же общинами и с такими же точно отношениями внутри. Так что придётся довольствоваться купцам долгосрочной арендой на правах "почётных гостей".
Кутукори, закончив озвучивать просьбу заморских негоциантов, выжидающе посмотрел на меня. "Пиши" - приказываю. Секретарь быстро застрочил ответ заморским негоциантам под мою диктовку. Я изредка делаю паузу, давая ему время. Когда письмо было готово, командую: "Давай, читай, что там хозяева мастерских пишут".
Двое предлагали ткань на обмундирование для ещё только планируемой армии Пеу-Даринги. Владельцы ремесленных предприятий по понятным причинам были поголовно тенхорабитскими мигрантами. Ну, те, разумеется, кого я счёл целесообразным отпустить на вольные хлеба. Ткачи как раз попадали в их число - вместе с гончарами, деревообработчиками и некоторыми другими.
В однородной массе чужеземных хозяев-мастеров было только одно исключение. По имени Тикхо. Пять лет назад в числе прочих заложников-бунса он попал в Мар-Хон, оказался в группе "подопытных кроликов", на которых Тагор испытывал алфавит, научился письму с чтением и четырём арифметическим действиям. Немного поучительствовал в самом начале компании по внедрению грамотности, несколько месяцев помогал Вестнику Шонеку в Обители Сынов Достойных Отцов. Потом был определён в группу, занимающуюся приёмом и первичным обустройством вохейских беженцев, как человек грамотный и знающий язык иммигрантов.
Где именно бывший заложник проникся идеями Света и Истины - работая под руководством Вестника или же общаясь с въезжающими тенхорабитами - не суть важно. Главное, что он оказался одним из первых папуасов, принявших новую религию. Что сильно облегчило дальнейшую Тикхо коммерческую деятельность, когда он стал компаньоном одного из заморских ткачей, разделив с тем обязанности: вохеец занялся собственно производством, а молодой бунса взял на себя реализацию произведённого. Шерстяные и плотные хлопковые ткани шли на одежду горнякам в Талу, а лёгкая материя на набедренные повязки и прочее - жителям Вэйхона, попадая, впрочем, и в соседние земли.
У меня в своё время были нехорошие подозрения насчёт использования ушлым бунсой своих связей, коими тот оброс, занимаясь государственными делами. Я даже самолично перепроверял условия поставок - считал стоимость в ракушках и медных пластинах или готовых металлических изделиях всех штанов и рубах, сравнивая с ценами других ремесленников, проминал каждый шов. Ничего криминального не нашёл, и успокоился: похоже, Тикхо воспринял тенхорабизм достаточно серьёзно, в том числе и соблюдение честности в делах коммерческих.
Хотя в целом у папуасов считалось нормой "радеть за своих". Это сущая головная боль: более-менее рассчитывать можно только на оторванных от родных мест "макак" бонкийского происхождения да заложников из Болотного края, выученных на писцов, остальные же норовили за собой тянуть всю родню до десятого колена и друзей-соседей. Впрочем, и мои орлы с тинса-бунса потихоньку обрастали знакомствами среди местных. Так что кумовство с воровством принадлежащего государству (то есть типулу-таками) имущества процветало. Да хрен с ним, с вольным обращением с казённым продовольствием (на бронзу пока, благодарение предкам-покровителям, редко кто покушается - производство под приглядом тенхорабитских мастеров, а в распределении ножей с топорами много не намахинируешь - в отличие от коя с баки и бананов с зерном, они не подвержены порче при хранении).... Если бы коррупционеры каменного века хоть работали нормально на занимаемых ими должностях.
Если честно, я уже почти смирился с постоянным смешением своего кармана с государственным - лишь бы такой вот щедро делящийся с братьями и племянниками тянул свои должностные обязанности. Но, увы, тех, кто мог нормально организовать сбор натуральных налогов с ганеоев и последующую доставку продовольствия на рудники и в столицу, либо собрать податное население на строительство дороги или ирригационного канала да проследить, чтобы работа двигалась, было среди коренных обитателей Пеу негусто. На небольшие шалости подобных ценных кадров с вверенным им имуществом приходилось смотреть сквозь пальцы, фиксируя большие и малые грешки на всякий случай - вдруг понадобится убрать человечка с занимаемой должности из соображений политического характера, дабы ослабить влияние или не допустить усиления той или иной клики "сильных мужей".
"Уточни у Тикхо и Курод-Чихоя сколько они могут поставлять тканей. И какое количество меди потребуют взамен" - приказал я Кутукори - "Если на одежду воинов первого цаба регои-макаки нужно будет меньше ткани, чем предлагают они вдвоём, будем брать у того, кто попросит меньше".
Денежная система на острове всё ещё находилась в таком же состоянии, как и товарно-денежные отношения - то есть в зачаточном. Производство на рынок среди папуасов распространялось достаточно медленно, в основном преобладали прежние отношения "соседского" или "дружеского" обмена, когда вещи не имели чёткого выражения друг в друге, и тем более - в монете. Исключение составляли, кроме сделок внутри тенхорабитской общины, только те поставки или услуги для государственных нужд. Но таковых было не столь много: кроме одежды горнякам у частников покупали недостающий древесный уголь для выплавки меди и железа. С прошлого года этот список пополнился строевым лесом - после того, как на остров прибыла почти в полном составе артель корабельщиков с запада Вохе, начавшая сооружение небольших судов каботажного плавания, управляемых командой из шести-восьми человек и перевозящих до пятисот "мер" груза. Большую же часть казённых потребностей покрывались за счёт выплачиваемой дани и обязательных работ.
Кушма-Нубал просил разрешения Сонаваралинги-таки на отпуск с железоделательного завода чугунных вальцов для новой бумажной мельницы, обещая, в случае удовлетворения сей просьбы, рассчитаться поставками бумаги для нужд делопроизводства. Кроме того, он клятвенно уверял меня, что многократно увеличит общее производство на своей мануфактуре и наконец-то полностью обеспечит потребности школ. Я выругнулся про себя: неужели даже такую мелочь не способны решить самостоятельно, без участия второго лица в государстве? Хорошо ещё хоть Ньёнгно последнее время перестал доставать с каждой головой КРС - куда её направлять.
Отчёт жрецов мархонского храма Тобу-Нокоре я прослушал с интересом - длинный ряд цифр, указывающих численность обитателей земель Западной равнины, разумеется, сразу же выбросил из головы (надо будет, посмотрю в бумагах), а вот итоговую цифру, а также распределение населения между контролируемой территорией и областями, где власть типулу-таками номинальная, запомнил. К первым относились: Хон с Вэем, с каждым годом всё сильнее втягивающиеся в торговлю с чужеземцами и внутриостровные транзитные перевозки, а также нуждающиеся в рынках сбыта для своей ремесленной продукции и в поставках металла с казённых мануфактур; Текок, "сильные мужи" которого после трёхлетней давности кровопускания притихли окончательно; Кесу, где при формальной власти "друга Ботуметаки" заправлял всем дуумвират Длинного и Кано, заодно представляющий власть Солнцеликой и Духами Хранимой в завоёванных силой Талу и Кане. Ну и, разумеется, Бунсан с Тинсоком.
В Кехете, Темуле, Сунуле и Тесу ещё сохранялись старые порядки с властью местных таки и папуасской вольницей и бардаком. Хотя наиболее умные из тамошних вождей и старейшин догадывались о грядущей судьбе своих земель - захват Кане с лишением семейства тамошнего Главного Босса даже той видимости власти, как в Кесу, как бы намекал, чего стоит ожидать от полубезумного сонайского колдуна.
Нечто промежуточное являл собой Ласунг. Хитрый жук Раминакуитаки по моему примеру (и с помощью "макак") прижал к ногтю местную знать. Сохранив полную независимость во внутренних делах, действовал он сугубо в русле новых веяний: ласунгский участок грунтовки Тенук-Ласу-Хопо построил силами своих подданных (в немалой мере - приговорённых к "улагу" "сильных мужей"), открыл в своей столице первую школу, разводил витуков, не препятствовал переселению ганеоев в Болотный край (хотя здесь он в основном старался уменьшить количество данников у наименее лояльных старост и вождей), активно участвовал в обмене продуктов земледелия, собираемых с подданных, на металлические изделия.
В общем, жили мы с ним душа в душу - дядя Рами, усвоив, чего от него угодно Сонаваралинге-таки, старательно внедрял новое и прогрессивное, тем более, что это всё правителю Ласунга приносило свой профит.
Увы, его старшие сыновья не обладали чутьём отца, благодаря которому тот в своё время ухитрялся удержаться у власти и не втянуть подвластные землю в междоусобную войну после смерти Пилапи Молодого. И сдаётся мне, придётся рано или поздно действовать в землях ближайших родственников типулу-таками по кесскому или канейскому сценарию. Главное, чтобы этот пройдоха протянул достаточно долго, чтобы выросли и возмужали его младший сын и трое внуков, учащиеся в Обители Сынов Достойных Отцов. Причём, в отличие от потомства иных региональных предводителей, Раминакуи отправил их не в качестве заложников, а именно получать образование.
Впрочем, я не собираюсь слишком спешить с объединением Пеу: нет ничего сложного в том, чтобы за пару-тройку лет захватить всю Западную равнину военным путём, но гораздо сложнее удержать захваченное от сползания обратно в сепаратизм снизу доверху. Лучше уж пока довольствоваться тем, что уже твёрдо контролирую, и создавать экономические предпосылки для создания централизованного государства и пропускать отпрысков тамошних "сильных мужей" через мархонскую школу, воспитывая из них будущую "пятую колонну".
Совместное творчество Шонека и Тагора, посвящённое описанию достижений и проблем питомника папуасской элиты, не содержало ничего нового: количество принятых в этом году учеников, информация о парочке балбесов, на которых уже махнули рукой. По-хорошему гнать их нужно поганой метлой, но высокий статус родителей заставлял держать таких до конца пятилетнего на данный момент срока. Подробно Вестник расписывал возможную судьбу полутора десятков пятнадцати- шестнадцатилетних ребят, которые отучились полный курс. Большинство из них, как и предполагалось, вливаются в ряды "макак" в ранге "тупису" - пока что на полгода, а там, как себя зарекомендуют. Долго мурыжить в столь низких чинах получивших неплохое образование и военную подготовку никто не собирался, тем более, что у меня в планах разворачивание в ближайшие несколько лет трёх полноценных батальонов "регои-макаки". Несколько наиболее толковых определены в писцы при дворе типулу-таками, и их следовало ожидать в Тенуке в ближайшие дни.
Особняком стояли два выпускника. Кехетец Тилоре, сын Ротокурегуя, давно уже проявлял интерес к учению Света и Истины, и Шонек просил разрешения отправить юношу на Тоут, дабы он смог продолжить изучение тенхорабубу у лучших его знатоков. А сын старосты из хонской деревни по имени Тунимуй всю учёбу живо интересовался животными и растениями, постоянно вытягивая из учителей-чужеземцев подробности о заморских деревьях, кустарниках и зверье, а также возясь с витуками под присмотром Ньёнгно. Вестник для него даже выписывал из Вохе и Тоута книги ирсийского изготовления. Теперь же наставник предлагал устроить подающему надежды дарованию командировку в Страну Чёрных для знакомства с тамошней флорой и фауной, а также приёмами обращения с домашними животными и культурными растениями. В общем, Пеу-Даринга вполне может обзавестись своим собственным не то агрономом-зоотехником, не ботаником-зоологом. Я усмехнулся: на "ботаника" парнишка совсем не тянул - живой, подвижный, за словом в карман не лезет, да и в драке за себя постоять способен.
Зачитанный моим секретарём отчёт Кахилурегуи, чьи должностные обязанности фактически сводились к руководству столичной полицией, вновь заставил помрачнеть. В самом начале ещё можно было найти юмор, когда сотник тенукских регоев описывал реакцию населения на вводимые меры санитарного характера и, в особенности, на организацию селитряных ям.
Хотя, с другой стороны, здесь смех сквозь слёзы. Ну, волокита со строительством уличных водопроводов, обустройством нормальных дорог с мостками через ручьи и овраги, канавами для стока воды и прочим, равно как и бессознательное, но, тем не менее, упорное, нежелание не выбрасывать мусор за порог хижин были ожидаемы, и оставалось только уповать на то, что рано или поздно жители Тенука примут данные нововведения, подобно тому, как приняли их обитатели Мар-Хона, рудничных посёлков и новых селений на осушаемых землях.
Гораздо хреновее было сопротивление моей попытке запустить сбор очень важного компонента для производства пороха. Причём здесь главным был страх папуасов, что продукт их жизнедеятельности колдуну Сонаваралинге нужен для каких-то злокозненных дел. И настроения среди народа весьма нехорошие.... Не хватало ещё войти в историю нашего острова государственным деятелем, в эпоху которого случился "дерьмовый бунт". Или "дерьмяной"?
Вторая же часть отчёта вообще наводила на мрачные мысли. Создаваемые мигрантами-тенхорабитами в столице и окрестностях ремесленные мастерские и мануфактуры притягивали массу желающих заработать на них не только из ближайших деревень, но и со всей Западной равнины. Учитывая, что родные места у папуасов покидала, мягко говоря, не самая благонамеренная публика, резко возросла преступность. Хотя точнее будет сказать: "появилась". То есть, конечно, среди тенукских жителей случались и драки, вплоть до смертоубийства, и кражи бывали. Но прежде всё происходило "на виду", когда виновные очевидны, и решались конфликты в соответствии с заведённым укладом: чрезмерно разухарившихся драчунов обычно приводили в чувство и наказывали свои же, убийцы либо платили виру, либо удалялись в бега, воришек выявляли и нещадно секли, особо упорствующих в желании присваивать чужое имущество могли и отправить кормить рыбу по тихому, и их родня в таких случаях, как правило, не слишком уж рьяно искала виновных.
Но в последнее время столицу наводнили сотни чужаков, селящихся либо рядом с мастерскими, дающими им работу, либо на городских окраинах. Пришельцы норовили сбиваться в группы и натуральные шайки, обычно состоящие из земляков или сородичей, но зачастую, включающие выходцев из разных краёв. Многие не находили себе занятия у хозяев ремесленных заведений и жили непонятно как и на что. То и дело вспыхивали конфликты: то между разными сообществами "гостей", то между пришлыми и коренными тенукцами. Кражи стали практически обыденностью, молодым женщинам и девушкам рядом с местами обитания "гастарбайтеров" появляться было просто опасно. Да что там говорить: даже регои Кахилурегуи предпочитали навещать наши "фавеллы" не менее чем десятком и во всеоружии.
Мрачнеть меня заставляла даже не текущая ситуация, а осознание того, что это только первые тревожные звоночки: пока ещё процесс урбанизации и пролетаризации населения протекает в патриархальных и весьма умеренных формах, общинная собственность на землю, разветвлённая система родственных отношений и традиции взаимовыручки защищают папуасов от разорения. Но что будет, когда яд торгашества разольётся по всему Пеу, разрушая прежний уклад жизни?
Причём, если бы только начальник столичной полиции сообщал о возникающих буквально на глазах рассадниках преступности - практически то же самое творится в Мар-Хоне и в зоне рудников.
Жалобы и прошения со всех концов Западной равнины как раз отчасти и отражают данную нехорошую тенденцию. О, предки-покровители, сколько же подданные Раминаганивы пишут. И это сейчас, когда грамотных на весь остров и пары тысяч не наберётся. Страшно представить каков будет вал корреспонденции, когда писать и читать станет большинство.
Я слушал в полслуха: быстрее бы закончили работу над составлением свода законов Пеу-Даринги, чтобы можно было свалить судебные функции на назначаемых типулу-таками или выбираемых общинами чиновников. Увы, до сих пор конца-края завершению фиксирования на бумагу и систематизации папуасского традиционного права не видно. Кутукори, уловив мой настрой, прочитывал послания скороговоркой. Я кивал головой.
"Стой" - смысл очередного письма дошёл не сразу. "Повтори" - приказываю. Секретарь послушно начинает заново зачитывать: "Пишет Сонаваралинге-таки Хчит-Дубал из Вохе-По".
-Не помню такого - с сомнением говорю. Тенхорабитов на Пеу перебралось уже с полтысячи, но взрослых мужчин среди них насчитывалось меньше сотни, и практически каждый попадался мне на глаза.
-Хчит-Дубал, сын Дуака-Дубала - поясняет мне Кутукори, найдя что-то в тексте.
Отца автора письма помню: здоровый мужик, кузнец, кстати. Обитатели Вохе-По ещё выторговали его к себе в деревню - дескать, поселение немаленькое, свой мастер нужен. И я скрепя сердце вынужден был согласиться, хоть и стремился всех умеющих обращаться с металлом мигрантов направлять к Чираку-Шудаю.
-Сколько же ему дождей?
-Наверное, пятнадцать или шестнадцать - отвечает бунса.
Вполне взрослый по меркам этого мира парень. Хотя всё равно, без главы семьи он рта перед старшими раскрывать не должен, не то, чтобы писать премьер-министру страны. О чём я и говорю секретарю: дескать, чего-то тенхорабиты свою молодёжь подраспутили.
-Нет, Сонаварагалингатаки - возражает Кутукори - Хчит, сын Дуака пишет с позволения отца и по настоянию старосты Курота-Набала.
А это уже интересно. Чего такого важного может сообщить молодой пацан, что глава общины не только одобрил сиё письмо, но и потребовал его написания.
Мой секретарь меж тем начал зачитывать собственно послание: "Восьмого дня от рождения луны, предпоследней от нынешней, я, Хчит-Дубал, сын Дуака-Дубала, вместе с друзьями Бухщух-Набалом и Тишпотом-Шитхой странствовал в горах, отделяющих берег, на котором милостью Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы и стараниями почтенного Сонаваралинги-таки расположено наше селение с полями и прочими угодьями, от владений сонаев. Целью нашей был поиск разных камней и прочих произведений земли, кои можно использовать с пользой в ремесле или земледелии. В горах тех мы набрели на пещеру, заселённую несметным множеством летучих мышей. Из рассказов старших я помню, что именно в таких пещерах можно найти горючую соль "нитхурати", идущую для изготовления огненного зелья для "палевийских жезлов". Зная, что Сонаваралингатаки озабочен изготовлением сего огненного зелья, мы с друзьями набрали столько земли с пола пещеры, сколько смогли унести в своих мешках. Дома, в Ухрат-Уме, я, следуя советам из книг, описывающих получение "нитхурати", выделил из принесённой земли несколько пригоршень белой соли, горькой на вкус, навроде морской, но всё же отличающейся от неё. А вела себя эта соль подобно "нитхурати". Мешочек полученной мною соли я прилагаю к своему посланию почтенному Сонаваралинге-таки".
-Где мешочек? - тут же спрашиваю Кутукори.
-Здесь где-то должен быть - отвечает секретарь.
-Отослать его и список с этого письма Чирак-Шудаю, дабы тот передал мастерам, занимающимся приготовлением огненного зелья для "палеовийских жезлов". Если это то, что нужно, пусть сообщат мне. Я тогда переговорю со старейшинами Сонава насчёт добычи этого "нитхурати".
Удача-то, какая. Мастера-оружейники говорили, что селитру, кроме как весьма неаппетитного способа из отходов и отбросов, можно добывать в пещерах, облюбованных летучими мышами. Но я почему-то полагал, что у нас на Пеу рукокрылых не водится. Оказалось, ошибался.... Там, небось, ночные летуны веками гадили, накопив толстый слой солей азотной кислоты.
"И ещё" - добавляю - "О письме сём никому ни слова. И Чирак-Шудаю напиши, чтобы он и его люди помалкивали". Не зачем нашим друзьям-вохейцам знать пока о найденных запасах селитры. Потому для конспирации и отвода глаз программу её получения из дерьма подданных сворачивать не будем. Тем более, не известно, сколько там той селитры - может, всего пара-тройка центнеров. В то время как один человек в год способен гарантированно произвести (если верить вохейскому опыту) одну или две сотых "четверти" ценного сырья. Если удастся утилизировать продукты жизнедеятельности хотя бы половины населения Западной равнины, то можно собрать несколько сотен "мер" нитратов. Сейчас же счёт идёт на жалкие килограммы.
Глава восемнадцатая
В которой герой приступает к осуществлению коварного плана, но в самом начале его отвлекают тревожные известия.
-Хорошо, Сонаваралингатаки - повторяет, наверное, двадцатый раз за не столь уж и долгий разговор мой собеседник, согласно пожимая плечами.
- Что ты должен сказать почтенному Кушме-Шушче? - экзаменую напоследок своего агента.
-Я должен сказать сотнику Кушме-Шушче, начальнику охраны господина Мудаи-Хитвы, посланника Повелителя Четырёх Берегов Тишпшок-Шшивоя, да будут благосклонны к нему боги, следующее: "Старший писец Тхурва-Шурым и его родич Падла-Шурым занимаются воровством и перепродажей в Страну Чёрных чибаллы, коею богами хранимый и опекаемый господин наших судеб делится со своей младшей и любимой сестрой, местной правительницей. Будучи верным слугой Повелителя Четырёх Берегов, да пребудет с ним благословение богов, я считаю своим долгом донести о данном обмане. Обращаюсь к сотнику Кушме-Шушче, будучи уверенным в его честности и непричастности к этому воровству".
-Как ты узнал о нехороших делах с чибаллой, Чиншар-Шудо? - продолжаю проверять, насколько хорошо выучил свою роль худощавый вохеец с бегающими глазами.
-Я служу капитаном на фошхете, принадлежащем типулу-таками Раминаганиве. Мы перевозим разные грузы. В том числе, часто чибаллу в Тин-Пау, на юге острова. И там недавно увидел, как её грузят на тагирийский корабль.
-Ладно. Иди - говорю. Чужеземец, известный по всему западному побережью Пеу как Чиншар-Шудо, встал с циновки, поклонился и исчез за дверью. Я же остался сидеть в классной комнате "вохейского дома". Занятий в Обители Сынов Достойных Отцов пока не было: шли "длинные" каникулы, ученики отправились практически в полном составе в ознакомительный поход по рудничной зоне. А первый выпуск моего "питомника элиты" приступил к служению Великому Пеу.
В общем-то, официально именно на торжественное мероприятие в связи с выходом во взрослую жизнь тринадцати будущих офицеров и чиновников, а также священника и "ботаника" мы с Солнцеликой и Духами Хранимой и прибыли в Мар-Хон. Ну а что попутно я имел множество бесед с самыми разными людьми, вполне естественно - работа у Сонаваралинги-таки такая.
Приём капитана одного из принадлежащих казне кораблей каботажного плавания выглядел на фоне череды посетителей вполне буднично. Как и отсутствие при разговоре моего верного секретаря - ну не всегда Кутукори может быть возле босса, ему и поесть нужно, и в туалет сходить. А что общение с Чиншаром-Шудо затянулось несколько дольше обычного - так все знают о любви полубезумного полусоная к рассказам заморских чужаков о далёких землях.
Ведь как будто чуял я, когда в первые же месяцы "дружбы" с Тушхами перестроил систему работы с оловом. Все те, кого окружающие знали как "моих людей", от контроля над его перевозкой из Мар-Хона в Тин-Пау и погрузкой на тагирийские корабли были отстранены. В Тинсоке заведовал всем Падла-Шурым, двоюродный брат старшего писца при вохейском посольстве. А здесь отправкой металла на юг рулит Тубомуй, один из самых горластых поборников независимости Вэйхона. Причём распоряжения об отгрузке слитков он получает от помощника посла.
Разумеется, на всех этапах транспортировки было кому приглядеть за подставными фигурами, мнящими себя важными шишкам. Непонятной национальности и неясной биографии чувак, назвавшийся при появлении в мархонском порту Чиншаром-Шудо, один из таковых. Большинство из сталкивающихся с ним купцов, тенхорабитов и служащих нам наёмников были уверены, что назвавшийся вохейским именем не то тоутец, не то ещё кто, ранее промышлял непостыдным для настоящего мужа промыслом "берегового пастуха". А на Пеу он оказался, скорее всего, спасаясь от властей. Что выглядело вполне правдоподобно. Для пиратов Внутриморья настали нелёгкие времена: вохейцы, практически запертые в Шщукабе тюленеловами, от этого зверели и вымещали злобу на бедных "джентльменах удачи", мешающих, дескать, торговле. Добавьте к этому массовое вооружение царских кораблей пушками, в случае меткого выстрела разносящими в щепки баркасы бронзововековых флибустьеров, и "береговым пастухам" можно было только посочувствовать. Но это, если бы я не помнил ощущение бессилья и отчаяния, когда где-то возле Тоута смотрел на приближающиеся пиратские лодки, стоя на палубе попавшего в штиль парусника. Так что не жалко мне тамошних "флинтов" с "сильверами".
Чиншар-Шудо оказался в Мар-Хоне в самый подходящий момент - только что на воду спустили первый фошхет, и шёл набор команды. Шонек оповестил меня, что должен прибыть надёжный человек, сведущий в морском деле. А я как раз искал тайного агента для присмотра за перевозкой чибаллы. Потому после беседы с новеньким тенхорабитом в присутствии Вестника предложил ему поработать в таком качестве. Тот тут же согласился.
Дальше осталась сущая формальность: Хурак-Чикна, дослужившийся в Оловянной компании до капитанской должности на одном построенных в Тоуте шухонов, и как раз находящийся на Пеу, проэкзаменовал вновь прибывшего и выдал своё заключение - кандидат вполне способен справиться с обязанностями командира каботажного судна.
Возил он разные грузы: корнеплоды из Тинсока, медь с бронзой и железо из Талу, соль из Ванка, ну и частенько олово из главного порта нашего острова - как поближе к рудникам, так и на юг, на перевалочные склады в Тин-Пау. Будучи человеком общительным, легко заводил друзей по всему побережью, а потихоньку оброс и клиентурой: одному привезти пару металлических ножей, для другого передать связку ракушек или редких перьев дальнему родственнику в нескольких днях пути, третьего подбросить до Мар-Хона.
Делал человек свой маленький бизнес помимо работы на Солнцеликую и Духами Хранимую, слушал и смотрел, что где происходит. И, разумеется, никто не знал о его связях с Людьми Света и Истины, а также то, что чужеземец, которого всюду принимают как своего, по заданию Сонаваралинги-таки собирает информацию, особенно внимательно следя за всем, что связано оловянной контрабандой. А теперь пришло время запустить отставного пирата-тенхорабита в игру.
Я решил отказаться от первоначальной идеи слить информацию о роли подчинённого в перепродаже чибаллы непосредственно Мудае - пусть Чиншар-Шудо скормит выгодную мне версию событий третьему чину в посольской иерархии. А уж Кушма-Шушча, принадлежащий к той же придворной партии, что и господин посол сам думает, как поступить - докладывать непосредственному начальнику или же действовать через его голову.
Разумеется, я не мог не оповестить о грядущих событиях Хиштту. Ему уже послано подробное послание. Не от моего имени, конечно, а от лица некоего местного контрагента из числа тенхорабитов, который пишет своему единоверцу, что, дескать, оказывается, нехорошие люди из числа вохейцев и жителей острова несколько лет обманывали Повелителя Четырёх Берегов и его любую младшую сестру, присваивая и похищая для перепродажи врагам Вохе большую часть чибаллы, которую позволением господина наших судеб разрешалось закупать для нужд бронзолитейного дела Пеу-Даринги. И он предупреждает Хиштту и прочих, связанным с доставкой олова из Кабирши на Пеу, как бы и им не пострадать из-за воровства и измены этих негодяев. Так, что, дескать, будь острожен, собрат.
Хоть и было немного боязно начинать операцию "Слив", но, по здравому рассуждению, особых неприятностей для себя лично и населения острова ожидать не приходилось. Последние три года я сам и открыто связанные со мной люди от всех махинаций с оловом держались подальше: здесь, на Пеу всем рулили Шурымы и несколько привлечённых ими местных, Тушхам их долю за крышевание передавали через тагирийские меняльные конторы в Тоут, Хиштта также получал нашу долю расписками, превращая их в звонкую монету на родине Вестника Шонека. А на наши нужды деньги по Внутриморью перемещались в основном в виде портретов Повелителя Четырёх Берегов, переходя через несколько посредников, о чьей связи с тенхорабитами зачастую никто не подозревал.
В Стране Чёрных же концы искать вохейцы замучаются. А даже если лазутчики из Охраны Царских Печатей и смогут что-то нарыть, то всё будет указывать на семейство Тушха и неких мутных личностей, возможно, связанных с тенхорабитами. Ну а Людям Света и Истины не привыкать выступать в роли козлов отпущения. Я ещё, небось, и выиграю от возможных репрессий против сектантов - гонения на "тагирийских шпионов" запросто могут усилить миграцию на Пеу.
Если же потянуть за ниточку, ведущую через старшего писца и его кузена, то и здесь далеко не раскрутят: эти двое вроде бы не идиоты, чтобы тащить за собой высокопоставленных лиц. Но чтобы было наверняка, я уж постараюсь при аресте довести до их сведения версию, коей следует придерживаться - всё равно начальник посольской охраны не станет задерживать подозреваемых без моего ведома. Если с Тхурвой Кушма-Шушча чисто теоретически ещё мог попробовать разобраться сам, то на двоюродного братца крысёныша, потребуется санкция типулу-таками или Сонаваралинги-таки, поскольку тот официально работает заведующим государственными складами в Тин-Пау. Учитывая, что "паковать" всех подозреваемых нужно одновременно, чтобы никто не успел удариться в бега, мимо меня ничего произойти не сможет.
Ну и даже если дело примет совсем скверный оборот, и всплывёт информация о причастности властей Пеу к контрабанде стратегическим сырьём, то самое страшное, что грозит мне и острову - разрыв дипломатических и торговых связей с Вохе. Вряд ли Тишпшок-Шшивой станет посылать экспедицию, чтобы покарать обманувших его варваров - не в том сейчас его держава состоянии. Что до Тушех, то, как они будут выкручиваться при самом неприятном сценарии - это их проблемы. Если огребутся "по полной", плакать не буду: в конечном, счёте, они сами навязали нам свои услуги по "крышеванию" оловянной афёры.
Завтра Солнцеликая и Духами Хранимая намерена отправиться в прогулку по акватории Хонского залива. На корабле Чиншара-Шудо. С заходом в несколько прибрежных поселений и пикником. Так что обсудить с капитаном его роль время ещё раз будет.
После тайного агента пошли косяком хонские и вэйские обыватели со своими нуждами и предложениями. Сегодня среди них преобладали желающие известить об очередном месторождении помёта летучих мышей. Оказалось, не такая уж и редкость это на Пеу: и сами рукокрылые, и места их гнездования - как обитаемые, так и заброшенные. Самое забавное, я сам не раз сталкивался и с живыми ночными летунами, и кости их имел возможность лицезреть, но принимал их за каких-то мелких птиц: в темноте или сумерках попробуй, разбери, кто там проносится мимо тебя на бешенной скорости, а в анатомии я не настолько силён, чтобы, бросив взгляд на скелет, понять, какой живности он принадлежал.
Попытка сохранить всё шито-крыто, разумеется, провалилась: кто выболтал абсолютно секретные сведения про "мышиные" пещеры, так и осталось не известным, но уже через неделю после того, как письмо юного Хчита-Дубала с сопроводительными бумагами ушло к Чираку-Шудаю, остров накрыла эпидемия "селитроискательства". Попытка выяснить виновника "утечки" ничего не дала - по иронии судьбы мои папуасы, не умея держать язык за зубами в отношении государственных тайн, обладали просто удивительной способностью не сдавать тех, кто разглашает эти самые тайны. Иногда даже начинало казаться, как в том анекдоте, что "место проклятое", и сам остров или его духи-покровители не умеют хранить секреты.
Так что до вохейского посольства информация о наличии на Пеу запасов селитры уже дошла. И Мудая-Хитва с подачи своего зама успел заявить: "Делиться надо". Ну, то есть, выразился отставной гвардеец несколько более витиевато. Но смысл такой. Ничего не оставалось, кроме как пообещать представителю Старшего Брата - когда добыча нитратов будет поставлена на поток, часть их непременно пополнит арсеналы Тишпшок-Шшивоя. В обмен же я попросил "хороших громовых жезлов". Под последними подразумевались ружья, изготовленные с использованием ирсийских труб. На это Тхурва-Шурым в частной беседе пообещал донести просьбу "младшей и почтительной сестры" Повелителя Четырёх Берегов до вышестоящего начальства. Причём шансы на положительное решение вопроса (в случае регулярных отгрузок выделенной из помёта летучих мышей соли) крысёныш оценивал довольно высоко.
Такое ощущение, что вохейцы селитру готовы приобретать на любых условиях, коль согласны даже самое современное оружие поставлять в обмен. Я поинтересовался между делом у Чирак-Шудая, не известны ли ему какие промышленные способы связывания азота. На что тот ответил, с демонстрацией соответствующей страницы из учебника по химии. Мельком увиденные уравнения реакции несколько озадачили: из карбида кальция получали какой-то нитрид или что-то похожее, а из него уже выделяли аммиак. Температуры высокие, но никаких запредельных давлений и замудрёных катализаторов не требуется. Непонятно, почему в моём родном мире такой простой метод не применяли вместо Габера-Боша. Вот только данная технология в условиях Пеу малоприменима из-за намечающегося дефицита древесного угля и полного отсутствия каменного.
На четвёртом или пятом обращении, касающемся "нитхурати", я не выдержал и приказал: "Хватит. Просмотришь потом все письма, касающиеся обиталищ ночных летунов. И передай их Турваку-Шутме, пусть тот сам разбирается со всем этим и устраивает сбор и очистку "горючей соли". Насчёт вознаграждения для нашедших залежи я подумаю. Если у Турвака нет времени, пусть привлекает на помощь... ну хотя бы Хчита-Дубала. Парнишка толковый вроде бы".
Кутукори согласно пожимает плечами: юный Дубал удостоился моей личной аудиенции, впечатление произвёл самое благоприятное - довольно смышлёный и образованный. Статью же обещает пойти в папашу Дуака - тот, конечно, при небольшом росте, в плечах раза в два шире, чем отпрыск. Ну, какие его годы. В своей родной деревне Хчит развернул целую мануфактуру по очистке селитры и переводу её в калиевую форму, вот пусть и в более густонаселённых местах организует новую отрасль ремесла.
Мой секретарь, уловив мысль босса, чиркнул себе несколько иероглифов и уставился на меня: дескать, с "нитхурати" всё понятно, что дальше?
-Что с ирсийским подарком? - задаю вопрос.
-Все две тысячи букварей, привезённых в этом году, розданы ученикам школ - отвечает бунса. Семена и клубни разбирает юный Тинимуй.
-Когда он с ними закончит? - несколько раздражённо интересуюсь: дорвался наш доморощенный ботаник до интересной игрушки, который день сидит, изучает, даже есть-пить забывает временами.
-Мудрый не погодам Тинимуй не хочет спешить, боится испортить - Кутукори недоумённо смотрит исподлобья.
-Что там такого ценного?
-Я точно не знаю, но, с его слов, там несколько разновидностей этеша, подходящего к условиям Пеу. Также кой с баки и множество других корней, семян и отростков. Ко всему есть описания на вохейском, из коих следует, что данные растения дают обильные урожаи. Поскольку семян каждого вида мало, Тинимуй и опасается погубить их при неправильном уходе.
-Ладно, пусть дальше разбирается - махаю мысленно рукой - Только передай ему, чтобы до конца сухого времени закончил, иначе останется дома до следующего года.
-Хорошо - пожимает плечами секретарь.
Если честно, по возвращении на Пеу я о состоявшемся с представителем Ирса насчёт учебников разговоре почти не вспоминал: дал своим грамотеям команду разрабатывать папуасский букварь, через несколько месяцев получил на утверждение его текст с перечнем и прикидочным указанием мест расположения картинок-иллюстраций, просмотрел повнимательнее, нашёл пару ошибок, после чего санкционировал отправку сего не то черновика, не то макета в Вохе, для дальнейшей передачи ирсийцам. Тут же мне пришло в голову: если уж использовать доброту загадочных обитателей Заокраинного Запада, то по полной, и распорядился готовить учебники по элементарной математике и папуасскому языку (за основу взяв текокскую его разновидность).
Но они ничего, оказывается, не забыли. И в этот навигационный сезон среди прочих грузов прибыла первая партия азбук. Кроме букварей была ещё куча литературы по сельскому хозяйству и технике. Ну и дополнением к книгам шёл семенной материал с подробными инструкциями по посадке, уходу и применению выращенного, которые, как я понял, отчасти дублировали содержимое агрономических справочников. Всё это богатство, разумеется, на вохейском языке.
Причём две тысячи школьных учебников - это только десятая часть присланного. Похоже, ирсийцам действительно печать таких тиражей ничего не стоит. Ну, или не считают каждую копейку для своего "пырг-хырш" среди отсталых народов. Хотя и у их благотворительности, как погляжу, есть пределы: ради одного контейнера для каких-то дикарей теплоход не стал делать крюк в тысячи километров, и вывоз подаренного из Шущим-Вохе исключительно наша забота. Так что остальное дожидается следующей навигации на складе ирсийского посольства. Но и на этом спасибо.
Тем более, что и в дальнейшем не отказываются печатать учебники - по крайней мере, в письме полномочного посла Ирса "Хакобо Смита" на имя Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, полном пожеланий успехов правительнице острова в деле просвещения своего народа, упоминалось, что макеты "Математики" и "Начал родного языка" (так незамысловато были названы новые учебники для второго-третьего классов начальной школы) получены и, в течение ближайших трёх месяцев книги будут напечатаны в количестве тех же двадцати тысяч и доставлены в посольство. Насчёт тиража я решил не скромничать: хоть на данный момент общее количество учащихся всех школ Пеу не превышало трёх тысяч, но желающих-то было в разы больше.
Письмо ирсийского посла я изучил со всех сторон. Сам текст на безупречном вохейском высоким стилем, принятым в официальных документах, особого интереса не представлял - разве что сначала принял его за работу каллиграфа, но при более внимательном рассмотрении оказалось, что вязь иероглифов отпечатаны на принтере: воображение моё сразу показало картину гигантской клавиатуры метр на метр, вмещающей в себе все три или четыре тысячи знаков "старого письма".
А вот шапка бланка, содержащую несколько слов на языке обитателей Заокраинного Запада, равно как и синий оттиск печати, вызвали кучу вопросов: латинским алфавитом напечатаны были слова явно славянского языка. По крайней мере, "POSOL''STWO RESPUBLIKI IRS" и "SHREZWYSHAJNYJ I POLNOMOSHNYJ POSOL SMIT J. T. W." не оставляли никакого иного толкования. Хотя у какого славянского народа в ходу может быть фамилия Смит, оставалось только гадать.
Внимательное изучение послания ясности не добавила - появился только ещё один вопрос. В конце письма господин посол поставил подпись с расшифровкой как на вохейском, так и на своём родном. По-вохейски его имя однозначно читалось как "Хакобо", поскольку первый его слог передавался соответствующим иероглифом, используемом и в папуасском алфавите для того же "ха". А вот "по-ирсийски" написано было "Jacobo". Хорошо ещё хоть свои "T" и "W" этот "Смит" не удосужился развернуть, а то, чует, моё сердце, меня бы ожидала ещё пара ребусов.
В надежде выяснить хоть что-то дополнительно, я тщательно прочитал последнюю страницу букваря - ту, где в родном моём мире содержится информация об издательстве. Увы глаз мой натыкался на сплошные аббревиатуры и сокращения: "Tip. N14. Оsh-23770134004 `Shhbity Bizony'", "Zak. N000023587", "Tir. 20000 ex.". В общем, ничего нового: то же самое загадочное "Osh" c неизменным набором цифр и те же "Сбитые бизоны", что и на прочих книгах ирсийского происхождения - не то адрес, не то название издательства или типографии. Кому и зачем понадобилось сбивать парнокопытных обитателей прерий, оставалось только догадываться.
"Что за..." - вырывается у меня. Кутукори поворачивает недоумённое лицо от двери, из-за которой доносится приближающийся шум, ко мне: дескать, сам не знаю. По мере приближения звуки слышны всё четче. Похоже, попахивает ссорой или скандалом: кто-то грозится кого-то прибить, кто-то верещит, требуя убрать подальше "этого наглеца, а то я за себя не отвечаю". В следующее мгновенье дверь резко открывается и агрессивно шумящая компания вваливается в комнату. Окинув взором нарушивших размеренное изучение обращений подопечного населения, я обречённо вздыхаю.... Мой секретарь же с трудом прячет улыбку.
-Чего на этот раз натворил этот недоумок? - интересуюсь у честной компании, окружающей худого и длинного вохейца в туземной набедренной повязке. Фанатичный блеск в глазах, растрёпанная, давно нечесаная борода и куча синяков с ссадинами - как старых, так и новых - дополняли картину.
-Оскорблял предков и духов-покровителей жителей Нохоне - отвечает Томонуй, тамошний "сильный муж" - Из-за чего был ими бит. Но не унялся, а продолжал сыпать своими оскорблениями вперемежку с заморскими колдовскими заклинаниями. Во избежание смертоубийства я со своими людьми решил схватить Хоху-Кони и доставить к тебе, Сонаваралингатаки, дабы ты сам решил его судьбу.
Да, если человек дурак, то это надолго.... Полтора года назад, появившись в Мар-Хоне, Хошчай-Кхшунар доставал только своих единоверцев-тенхорабитов, обвиняя в неправильном толковании трудов Первого Вестника и отступлении от заветов основателя религии. Причём делал это в столь категоричной и вызывающей форме, что "огребался" неоднократно даже от Людей Света и Истины, которым заветы Творца Всего Сущего предписывают избегать насилия. Последнее время же, по мере освоения папуасского языка, этот недоделанный проповедник перешёл к обличению неправильной веры и проистекающего оттуда греховного образа жизни местных. Ну а поскольку он торопился пополнить собой список великомучеников, то приступил к своей миссии среди дикарей, едва овладев хонско-веэйским наречием на бытовом уровне. Потому Хошчай постоянно сбивался на свой родной вохейский. Учитывая вычурную манеру речи кандидата в святые (посмертно), изобильствовавшей религиозными и философскими терминами, а также экспрессивный стиль изложения с бешенной жестикуляцией и чуть ли не приплясываньем, ничего удивительного, что туземцы частенько принимали сии проповеди за колдовские обряды. И если пустую ругань из уст сумасшедшего чужеземца они стерпеть, может быть, ещё могли, то ворожбу, затрагивающую предков и духов-покровителей, стремились предотвратить всеми подручными средствами - во избежание серьёзных последствий. В общем, удивляться приходилось не регулярным скандалам с участием этого клоуна, а тому, что он до сих пор ещё жив.
- Хоху-Кони, Тономуй говорит правду? - спрашиваю равнодушно, чисто для проформы - Ты опять оскорблял предков и духов-покровителей дареоев Мар-Хона и творил ворожбу?
За последние месяцы процедура обращения с неутомимым обличителем отработана до автоматизма: снятие показаний со свидетелей и самого нарушителя спокойствия, затем сразу же вынесение приговора. Обычно я ограничиваюсь тем, что после десятка лёгких ударов розгами энтузиаст-проповедник на три-четыре дня отправляется ворошить селитряные кучи. Главное, чтобы работал Хошчай-Кхшунар в одиночку - в противном случае он начнёт доставать своими инвективами коллег-штрафников. Что чревато очередными неприятностями для неугомонного ревнителя веры: в последний раз, например "заморского колдуна" не уследившим караульным-надзирателям пришлось вытаскивать за ноги из той самой кучи, над которой тот трудился в компании пятёрки нарушителей благочиния и спокойствия из числа местных.
-Я говорил им, что они поклоняются кускам дерева и внимают наущениям прислужников Тёмного, но никакого колдовства я не творил - отвечает вохеец стандартной фразой.
-Свидетели утверждают, что ты, Хоху-Кони, творил непонятное колдовство - столь же стандартно продолжаю - Благодари своего бога, что твоя ворожба не причинила никому ущерба. В противном случае с тобой бы разговаривали совсем по-другому.
Тономуй на последних моих словах презрительно скривился: среди папуасов колдовством балуется каждый второй, и неумелость ворожбы чужака могла только повеселить народ. ботанва
-Кутукори.- обращаюсь к своему секретарю - Пиши: десять ударов по спине и три дня "на дерьме". Свободен - говорю Хошчаю-Кхшунару.
-Истинный бог покарает нечестивцев, поклоняющихся идолам, и падёт гнев божий на правителей, попирающих истинную веру и потакающих идолопоклонникам! - затянул свою обычную шарманку приговорённый к принудработам, распаляясь. За те месяцы, что упорный ревнитель чистого тенхорабизма проходит через мой суд, скорый и беспристрастный, я уже успел выучить большую часть используемой им вохейской религиозной терминологии: кое-что было понятно по контексту, а насчёт остального выяснял у Шонека.
Поскольку ничего нового ожидать от фанатика (подумать только, пару лет назад таковыми казались Сектант или Вестник) не приходилось, а выслушивать очередную порцию религиозного бреда вкупе с оскорблениями никакого желания не было, я скомандовал: "Заткните кто-нибудь ему пасть". Тономуй с удовольствием выполнил распоряжение, скупым тычком локтя под дых прервав буйное словоизлияние горе-проповедника. Одобрительно посмотрев на хонского "сильного мужа", я хотел ещё добавить, что отрабатывать наказание возмутитель спокойствия будет на селитряницах в Нохоне, освобождая от обязательной отработки кого-то из тамошних обитателей. Но тут в комнату ворвался Раноре.
"Ралинга, там, это... дымами моргают" - от волнения начальник моей охраны даже совершенно жутким образом обрезал моё именование.
"Так. С начала" - командую - "Медленно и понятно".
Через пять минут суниец сумел внятно изложить: по линии оптического телеграфа "Тин-Пау - Мар-Хон" пришло "тревожное" сообщение. То есть, сигнал был просто "тревога". Не мятеж тинса-бунса, а именно некое непонятное происшествие. На данный момент технические средства и квалификация кадров, сидящих на ретрансляционных станциях, позволяли передавать довольно длинные сообщения, относящиеся к стандартным ситуациям: от наводнения или пожара до прибытия очередного каравана чужеземных купцов. И абстрактная тревога, сопровождаемая примечанием "подробности с гонцом", могла означать только то, что гарнизон Тин-Пау столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим.
Вот теперь сиди, гадай, что там, в Тин-Пау, случилось. Нохонцы с интересом рассматривали задумавшегося в растерянности Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки. Даже неугомонный обличитель пороков языческого социума притих. Впрочем, не надолго. Едва отдышавшись, Хошчай-Кхшунар принялся пророчествовать, обещая погрязшему в мужеложстве и прочем разврате вкупе с неверием в Истинного Бога острову и его правителям всяческие кары и бедствия.
"Заткните его!" - на этот раз я уже рявкнул. Тономуй повторил процедуру прерывания словоизлияния, теперь уже не жалея сил. Самоназначенный пророк коротко всхлипнул, на глазах его навернулись слёзы, но на ногах устоял - крепкий парень, однако.
"Идите уже" - командую - "И этого полубезумного с собой заберите. Щас свои десять ударов по спине получит, и забирайте. Пусть ворочает дерьмо у вас, в Нохоне. А если будет рот понапрасну раскрывать, разрешаю за каждое слово, задевающее предков или духов-покровителей, пару раз хлестнуть по спине лианой. Ты всё понял, Хоху-Кони?" - уточняю у жертвы языческих предрассудков и властного произвола - "Если тебя до новой луны опять приведут ко мне на суд, то оправишься в медеплавильню на месяц. И я прикажу Чирак-Шудаю поставить тебя на самое грязное и вонючее место, чтобы испарения, происходящие при плавке руды, медленно, но неотвратимо, прикончили тебя. Всё. Идите".
Наконец я остался только в компании Раноре и Кутукори. Несколько минут сидел и думал. С трудом выдавливаю из себя, обращаясь к начальнику охраны: "Позови сотников и полусотников".
Командиры "макак" собрались быстро, благо все они находились в Цитадели.
"Из Болотного Края огнями передали тревожную весть. Что именно там случилось, не известно" - начинаю - "Вряд ли новый мятеж, в этом случае так бы и сообщили. Если бы случилось нападение огов с востока, тоже было бы понятно. Тем более, никаких признаков, что тамошний народ намерен идти на кого-то войной или набегом, всего поллуны назад не наблюдалось. А о мелкой шайке молодёжи Киратумуй не стал бы сообщать в столь странном виде. Да и вообще не тратил бы дрова сигнальных костров - послал бы уши или головы паршивцев с очередным караваном". Офицеры заулыбались.
"Значит, случилось что-то необычное и опасное" - продолжаю - "Потому всех бойцов собрать во всеоружии. Первой и второй сотням готовиться выступить в поход на юг. Третьей сотне - оставаться сторожить Мар-Хон. Также оповестить старост городских концов и деревень по берегу о неизвестной опасности. Пусть сторожат море. Что-то подсказывает мне, что беда может прийти оттуда. Когда завтра утром доставят вести из Тин-Пау, и станет ясно, с какой опасностью предстоит иметь дело, будем решать, как действовать".
Отцы-командиры согласно пожимают плечами. Совещание закончено, и я вновь остаюсь один в полутёмной комнате - снаружи уже смеркается. Сейчас бы поспать, чтобы утром выслушать на свежую голову посланного Киратумуем гонца. Да сон не идёт от непоняток.
Рассвет встретил с чугунной головой. Пришлось обратиться к деду Токурори, дабы тот выписал мне чего-нибудь для взбодривания. Шаман-лекарь, выслушав проблему Сонаваралинги-таки, кивнул и принялся запаривать, заунывно напевая наговор, какой-то пряно пахнущий отвар. Через полчаса колдования мне была предложена плошка тёмной жидкости. На вкус горькая гадость - быстро запиваю кружкой воды. Подействовало тонизирующее почти сразу же - сознание ясное, в теле лёгкость. Теперь можно и гонца с юга дожидаться.
Тот вломился в ворота Цитадели практически одновременно с восходом солнца. Запылённая фигура, освещаемая кровавыми лучами настраивала на весьма тревожный и мрачный лад. Получив бамбуковый пенал с письмом, я, оценив измотанный вид вестового, распоряжаюсь: "Иди, смой с себя дорожную грязь и поешь. До полудня можешь отдыхать, а потом жду тебя, Гихуту, с подробным рассказом. Никому о принесённых тобою вестях ни слова" - заканчиваю на строгой ноте. Посыльный согласно пожимает плечами и двигается в сторону общей купальни.
Я же разворачиваю трубку бумаги - целых три листа. Ничего себе, что же там такое случилось.
С первых же строк никаких мыслей - одни эмоции.... Приплыли.... Причём в буквальном смысле. Приплыли на "большом железном корабле". Вот только кто - непонятно.
В письме каллиграфическим почерком штатного писца при Киратумуе (кажется, какой-то не то двоюродный, не то троюродный племянник моего Кутукори, а, может быть, и его дядя - я начинаю вникать в родственные отношения подчинённых только тогда, когда подозреваю кого-нибудь в сговоре по хищению государственной собственности) излагалось, что "вечером второго дня полной луны" (позавчера, то есть) в Тинсокский залив вошёл "большой корабль (употреблено вохейское слово), сделанный будто бы из железа (опять вохейский термин), посреди торчала труба, из которой шёл дым". Ночью чужаки, как я понял, не рискнули плыть по неизвестным прибрежным водам, а утром продолжили движение, добравшись к обеду до селения тинса вблизи Тин-Пау. С корабля спустили две лодки, высадившие на берег "примерно два десятка человек в странных одинаковых одеждах". Далее шло описание (со слов наших данников, обитавших в указанном поселении) сих "одежд". Судя по дословному изложению косноязычных пояснений свидетелей, моряки с неизвестного судна носили какую-то униформу, состоящую из штанов и курток, а на ногах ботинки или сапоги. Вооружены же они были "железными штуковинами, разной длины, некоторые из которых заканчивались тонкими мечами или ножами".
Потоптавшись немного по прибрежному песку и не сумев объясниться с местными, десант погрузился обратно в лодки и отбыл на корабль до прибытия отряда "макак", возглавляемых самим Киратумуем, прихватившего с собой Падлу-Шурыма в качестве переводчика (наместник, подтверждая моё мнение о его сообразительности, сумел "допетрить", что если чужаки и не вохейцы, то вероятность того, что могут знать язык наших северных друзей, отнюдь не нулевая).
На этом письмо, написанное по итогам опроса жителей Лом-Оке, и заканчивалось - по состоянию дел на вторую половину вчерашнего дня чужаки стояли на якоре в паре десятков "перестрелов" от берега, занимаясь какими-то своими делами.
Итак, кто же такой заявился в нам в гости? Ирсийцы? Палеовийцы? Вохейцев можно смело отметать: Повелитель Четырёх Берегов только приступал к строительству современных кораблей, сопоставимых с тюленеловскими. Да и направились бы моряки Старшего Брата нашей правительницы в Мар-Хон, а не в тинсокскую глушь.
Впрочем, подумать над этой загадкой времени мне никто не дал - я только дочитал послание с юга, как в кабинет ворвался Раноре с воплем: "Это война!" Тут же, однако, суниец опомнился и принялся докладывать: "Сонаваралингатаки, из Тин-Пау сообщают, что там был бой. Много убитых и раненых. Только наших, из "пану макаки", больше десяти человек, и местных без счёта".
Под ложечкой нехорошо засосало - как всегда в преддверии больших неприятностей.
"Раноре" - командую, старательно пряча растерянность - "Сзывай "олени" и сотников с полусотниками". Мой верный сподвижник помчался выполнять приказ. Я же лихорадочно соображал, что делать: шансов на то, что копья, мечи да топоры с луками бойцов гарнизона Тин-Пау смогут противостоять винтовкам чужаков, никаких. Не говоря уж о местных тинса, всё оружие которых каменные топоры да палицы со вставками из акульих зубов. Причём больше я переживал даже не за членов нашего братства, а за отправленного в тамошний отряд выпускника Обители Сынов Достойных Отцов Патихики, сына Патуирегуя из Сунуле: гибель молодого кадра, обученного письму, счёту, четырём математическим действиям и началам геометрии, а также основам местной мировой политики с экономикой и военной теории, казалась мне более неприятной вещью, чем смерть хоть всех сорока пяти откомандированных в Тинсок "простых" папуасов. Поймав себя на такой нехорошей по отношению к верящим в своего "пана-оленя" "макак" мысли, я успокоился, и собравшиеся подчинённые получили серию коротких распоряжений привычно уверенного в себе Сонаваралинги-таки.
"Выступаем немедленно. Надеюсь, вчера за вечер и сегодня с утра бойцы уже успели собраться?". Нестройный гул оповестил, что все готовы. "Хорошо" - продолжаю - "Тогда выступаем сразу же, как только я закончу говорить. Всё без изменений: первая и вторая сотня под моим началом движется в Тин-Пау. Третья остаётся охранять Мар-Хон. Слишком много воинов из Мар-Хона и селений Вэйхона с собой брать не будем. Пусть лучше ждут беду дома. Зато берём все "громовые жезлы" и все запасы огненного зелья".
"Слушаюсь" - ответил Шхуртой, наёмник с какого-то небольшого острова между Вохе и Укрией, командующий на данный момент немногочисленными нашими стрелками - "Большой жезл брать?" - уточняет он. "Берите. Оба" - разрешаю.
Данное чудо тенхорабитской военно-технической мысли являлось чем-то средним между небольшой пушкой и ружьём солидного калибра: переносилось силами двух человек, обслуживалось стрелком и помощником. Стреляло как ядром (или пулей?) соответствующего калибра, так и картечью, причём убойная дальность была раза в полтора выше, чем у ручного нашего огнестрела, а большое количество мелких элементов в заряде вкупе с широким рассеянием позволяли надеяться, что неизвестному противнику будет нанесён хоть какой-то урон. Снаряжение орудия, правда, занимало в несколько раз больше времени, чем для ружья, но пару сюрпризов враг получить успеет.
Пара часов сборов, и семнадцать десятков "макак", полсотни мархонских добровольцев и пятёрка наёмников-инструкторов выступает в путь. Типулу-таками со свитой провожают нас до самого подножья Цитадели. "Фрейлины" повелительницы испуганны - несмотря на мой строжайший приказ гонцу хранить молчание, слухи о чужаках уже поползли. Рами старательно не показывает виду, но я-то вижу, что и ей не по себе. Причём, в отличие от дочерей "сильных мужей", занятых по большей части кавалерами и нарядами, тэми понимает, что же может ожидать нас в ближайшее время - о ситуации во внешнем мире представление имеет - меня или Шонека с Хишттой в его недолгие визиты на Пеу бесёнок мой слушает внимательно и выводы делает.
На голове по столь торжественному случаю как отбытие на войну самого Сонаваралинги-таки у Солнцеликой и Духами Хранимой сегодня новый убор - корона из золота, украшенная отборными жемчужинами. Идея у меня возникла в двухлетней давности поездке, когда я думал, что же делать с тем жемчугом, что дала мне Рами в дорогу - как-то так получилось, что продавать его нам тогда не пришлось. Вот и подумалось: а чего наша правительница обходится каким-то плащом из перьев, иностранцами в качестве монаршего одеяния не воспринимаемого. Посоветовавшись с Хишттой, на Тоуте я выбрал время для общения с тамошними ювелирами и оформил заказ. Год ожидания и сотня "повелителей", зато теперь у правительницы Пеу есть собственная корона, в которой не стыдно и чужеземных гостей принимать.
По Мар-Хону наше воинство провожала толпа зевак. "Сильные мужи" интересовались, не нужна ли Сонаваралинге-таки помощь. Отвечал коротко - мы идём в разведку, да и вообще, нужно готовиться к незваным гостям здесь. За городом зрители и желающие присоединиться к походу отстали.
До самой жары успели пройти пару деревень, в третьей, стоящей у развилки дорог на Тин-Пау и Вэй-Пау, остановились отдохнуть и переждать солнцепёк. До сумерек добрались до Укулету-Хопу. Колония хонско-текокско-ласунгских ганеоев на землях бунса встретила дымом очагов, коровьим мычаньем и запахом навоза - как раз шло время массового вывоза его из загонов на поля.
Пока бойцы обустраиваются в Мужском доме и построенной рядом школе, я, не теряя времени, слушаю отчёт Тумрака-Гыршыная о местных делах: осушили ещё сорок пиу земли, за последний месяц отелилось пять коров, в школе сейчас учат буквы по новым букварям без малого сотня разновозрастных школьников - от восьми до тридцати лет. Учебников, правда, не хватает - приходится заниматься двум-трём ученикам по одному. Я успокаиваю старосту-тенхорабита, что через год дефицита азбук не будет. Затем коснулись взаимоотношений поселенцев с местными бунса. "Мы к ним не лезем, они к нам" - коротко охарактеризовал Тумрак суть отношений с соседями. Больше его заботило, как оказалось, отношение Сонаваралинги-таки к тому, что жители деревни вдруг надумали массово перейти к Свету и Истине. С одной стороны, старосту, как и всякого добропорядочного адепта веры, радовал такой успех его миссионерской деятельности, но с другой, опасения вызывала реакция со стороны Великого и Ужасного меня.
"Это ваше внутренне дело, кому поклоняться" - успокаиваю старосту - "Мне главное, чтобы вовремя и полностью положенное количество еды отправляли в Мар-Хон, да жили мирно с соседними бунса". Вохеец после моих слов сразу же успокоился.
Я меж тем интересуюсь о причинах, подвигнувших обитателей Укулету-Хопу принятие новой религии. Вряд ли дело в желании угодить Тумраку-Гыршынаю - в отличие от обычных деревенских боссов, окружённых шайкой прихлебателей, которых тот подкармливает с общественных запасов, и всегда готовых расправиться с неугодными предводителю односельчанами, чужеземец служил всего лишь передаточным звеном между подопечным населением и вышестоящим начальством, то есть мною. Реальная сила здесь у неформальных лидеров племенных общин: народ был надёрган с разных селений, но уже на новом месте все сгруппировались по "национальному" признаку - текокцы держались с текокцами, вэи-хоны с вэями-хонами, ласу с ласу. В немалой степени своим постом вохеец был обязан именно ревности, с какой все относились к возможности занятия должности сельского главы представителем другого племени - одинокий чужак же худо-бедно устраивал всех. Ведь, распределяя переселенцев, я проследил, чтобы ни в одной из основанных колоний выходцы из разных областей не составили большинства, надеясь, что в будущем все они перемешаются. Отчасти так и происходило - межплеменные браки в Укулету-Хопу не столь уж и редки.
Как оказалось, именно этническая пестрота и подтолкнула в итоге обитателей деревни к принятию новой веры. "Хозяева" - говорил староста, подразумевая глав семей - "И решили: народ у нас самый разный живёт, и вэи, и хоны, и текоке, и ласу, и бунса окрестные приходят. А чтобы сильных ссор и вражды не было, нужно что-то, объединяющее всех их. Духи-покровители и предки у каждого свои. А жить в мире друг с другом нужно. Вот они подумали, и сказали - будем тенхорабубу, коль у них все братья по вере, а не по крови".
-А в других деревнях переселенцы не думают о принятии вашей веры? - вопрос напрашивается сам собой.
-Есть такое - соглашается Тумрак-Гыршынай - Но за остальных говорить не готов.
-Откуда священника возьмёте?
-Вестник Шонек обещает посылать людей, сведущих в Заповедях. А потом, глядишь, кого из наших обучат - отвечает староста.
-Сами решайте - повторяю - От меня в этом деле ни помощи, ни помехи не ожидайте.
Здесь я на самом деле лукавлю: переход папуасов в тенхорабизм как раз вполне соответствует моим планам, вот только показывать этого нежелательно - не хватало ещё, чтобы туземцы принялись принимать новую веру не по зову сердца, а дабы угодить ужасному Сонаваралинге-таки. Да и сектантов нечего поважать.
Утром ни свет, ни заря (в буквальном смысле, на востоке ещё только-только зарозовело у самого горизонта) меня разбудил Раноре. "Сонаваралингатаки, из Тин-Пау сообщили о победе".
-Что-ооо? - я моментально проснулся.
-Передали только "победа". Больше ничего - терпеливо повторил суниец.
Мысли в голове мелькали самые разные: от "чужаки уплыли, вот Киратумуй и рапортует об одержанной над ними победе" до "чужаки захватили наш южный оплот и заставили сигнальщиков передавать дезинформацию". Впрочем, последнее я тут же счёл совершенным бредом - экипажу корабля для этого нужно было мало того, что захватить цитадель Тин-Пау, так ещё и догадаться, что укреплённая камнем от осыпания вершина холма не просто дозорная площадка, и что дрова приготовлены не для обогрева караульных, а для передачи сообщений. Но и этого недостаточно - нужно было поймать кого-нибудь из сигнальщиков и заставить его передать нужную последовательность знаков. В общем - совершенно нереально.
Оставалось только предполагать, что чужаки уплыли восвояси, а наместник Болотного Края счёл и это победой. В вариант с потоплением или захватом судна силами гарнизона Тин-Пау и местных ополченцев верилось ещё меньше, чем в то, что агрессивно настроенные иноземцы взяли штурмом крепость и разобрались в нашей системе сигналов.
Утром поднялись, едва только начало сереть небо. Всё наше воинство по быстрому перекусило, справило физиологические потребности, и потопало дальше на юг. В дорогу Тумрак-Гыршынай выдал "сухпаёк" - пальмовые лепёшки и завяленную до каменного состояния рыбу. Я скрупулёзно подсчитал употреблённые бойцами продукты, пообещав вохейцу зачесть их в выплачиваемую деревней дань.
Старались нигде не задерживаться: только среди дня устроили привал на "полстражи" - пообедать и переждать самую жару в тени деревьев. На закате были уже в поселении тинса всего в паре десятков "перестрелов" от Тин-Пау. Местные охотно подтвердили победу над чужаками с "большой серой лодки" и огромные потери и разрушения по берегу залива. При попытке выяснить подробности виктории староста бесхитростно ответил: "Зять мой утром приходил, говорил: некоторых чужих убили, а остальных вместе с их лодкой захватили в плен".
"Точно?" - не веря, переспрашиваю.
"Зять своим глазами видел - и лодку ту, на которой твои "макака" лазили, и чужаков в дурацкой одежде: и убитых, и связанных".
С пресловутым зятем деревенского начальника поговорить не удалось - тот, передав последние новости и отдав тестю связку свежей рыбы, уже успел уйти домой, к "вечернему лову". Не верить словам старосты резона не было, но я всё же приказал Гоку отправить пару воинов из его "разведкоманды" - посмотреть своими глазами, сообщить Киратумую, что подмога уже близко, выслушать версию наместника о произошедшем, и вернуться сюда для доклада.
Бегали разведчики недолго: два последних десятка бойцов ещё ужинали. Слова старосты полностью подтверждались: корабль стоит напротив Тин-Пау, убитые чужаки лежат на берегу у крепости, живые - связанными сидят под охраной "макак". Гарнизон крепости и местные обитатели, несмотря на понесённые потери, гордятся одержанной победой.
В кратком пересказе гонцов-разведчиков выглядело всё так: вторая высадка чужеземцев на берег окончилась ссорой с жителями деревни из-за вызывающего поведения пришельцев. Подошедшему к началу драки отряду под командой Киратумуя не оставалось ничего, кроме как вступиться за вассальное население. Первые минуты в рукопашной "макаки" и ополченцы-переселенцы при поддержке местных тинса одерживали верх - пока чужаки не начали стрелять. Но и тогда мои орлы не растерялись - в тренировках с "палеовийскими жезлами", благодарение предкам-покровителям, поучаствовали все. Помня из наставления инструкторов, они только усилили натиск, стремясь не дать стрелкам реализовать своё преимущество. Не выдержав столь бешенного напора, моряки отступили к своим лодкам. Будь у Киратумуя не три десятка обстрелянных бойцов, а хотя бы сотня, хрен бы чужаки вообще ушли, но, увы, от пары сотен помощников, большинство из которых с действием огнестрельного оружия сталкивались впервые, толку было мало - хорошо ещё, что не все из них разбежались при первых выстрелах, а кое-кто и вовсе последовал примеру "макак".
В общем, из примерно двух десятков чужаков восьмерых папуасы уработали - кого сразу насмерть, кого тяжело ранили. Остальные сумели запрыгнуть в шлюпку и принялись работать вёслами - вторую же бросили на берегу. "Макаки" принялись метать камни из пращей и бить из луков. Может быть, кого из чужаков и задели. Те в ответ открыли огонь, добавив к пяти убитым "макакам" и дюжине гражданских ещё несколько трупов. А затем по деревне начали стрелять и с корабля - была сожжена и разрушена добрая половина хижин, число погибших увеличилось ещё на полтора десятка человек.
Тут, как я понял, юный Патихики вспомнил, чего им там вдалбливали в головы в школе тузтские инструкторы, и, преодолев робость перед старшими и более опытными, сказал, что нужно эвакуировать население с побережья вглубь, да и воинам тоже нет особого смысла подставлять головы под вражеские выстрелы, достаточно оставить наблюдателей, дабы те следили за действиями чужеземного корабля.
Киратумуй вынужден был согласиться с сопляком, знающим о войне только в теории. Так что следующие несколько часов, когда вражеская железная посудина металась вдоль берега, щедро поливая огнём и свинцом видимые с воды деревни, больших потерь удалось избежать, чего нельзя сказать о разрушениях - жилья лишились десятки, если не сотни семей.
Утолив жажду мести, агрессивно настроенные пришельцы встали как раз напротив Тин-Пау. Крепости досталось достаточно сильно - видимо чужаки сочли данный объект заслуживающим своего внимания. Оставшиеся там бойцы и гражданское население, правда, успели до начала обстрела благополучно перебраться на противоположный от моря склон.
Там же, под прикрытием холма, собрались остальные воины под командой Киратумуя. Со всей округи стягивались тинса и переселенцы из Вэйхона и Текока. Явленная чужеземцами мощь народ скорее не напугала, а только разозлила. И теперь все требовали от наместника покончить с врагами.
Тут вновь вылез Патихики. Озвучил он, впрочем, всем очевидную вещь - как показала первая и пока что единственная стычка чужаками, их легко одолеть в рукопашной и, следовательно, неожиданно нападение под покровом темноты на корабль имеет некоторые шансы. Тем более что враги почему-то так и стояли менее чем в десятке "перестрелов" от берега.
Дальше уже пошло предметное обсуждение. Луна зайдёт после полуночи. Хороших пловцов в ближайших деревнях наберётся не одна сотня. Махина корабля на фоне звёзд видна хорошо. Всякого разного хлама, по Тинскоскому заливу плавало и так немало, а стараньями чужеземцев его ещё добавилось - здесь распространено ставить лодки в сухой сезон у уходящих в море мостков, вот теперь немало их болтается по воде - как в целом виде, так и обломками. Так что условия были довольно благоприятные. А уж бесшумно грести и подкрадываться в темноте местные тинса умеют. В общем, какие проблемы.
Сказать, что всё прошло гладко, трудно - караульные на корабле всё-таки что-то почуяли и принялись освещать воду в сторону берега. Увидели они там что-нибудь или просто палили в тёмну ночь, как в копеечку, не понятно. Немало пловцов нашло свою смерть. Вот только стреляли чужаки в одном направлении, а приближались бойцы сразу со всех сторон. Как папуасы сумели взобраться на палубу, загадка. Но, тем не менее, как-то с этой задачей справились. В итоге установление контроля над судном обошлось в полусотню погибших - в основном добровольцев-тинса. Экипаж корабля, на удивление, пострадал не сильно - с десяток убитых. Такое ощущение, что чужаки, не ожидавшие от каких-то дикарей подобной прыти, просто растерялись и позволили себя скрутить без серьёзного сопротивления. Подоспевшему на лодках Киратумую с "макаками" только оставалось следить, чтобы разгорячённые ополченцы не поубивали всех пленных.
Глава девятнадцатая
В которой герой, изучая трофеи,размышляет о том, что иная победа хуже поражения.
Настроение было препаршивейшим. Вроде бы радоваться надо: полная победа, захвачен вражеский корабль с экипажем. Мои подчинённые и празднуют уже второй день - по-папуасски непосредственно и самозабвенно. Но мне чего-то не до веселья.
Итак, кто к нам с мечом приплыл, и получил по "оралу", выяснилось быстро. Да и кому кроме палеовийцев быть то.... Вохейским из четырёх десятков пленных владело шестеро. Ну, как владело.... Я и то лучше говорю и понимаю. Хотя нет, один всё же "шпрехает" неплохо - по крайней мере, достаточно, чтобы выяснить самую нужную информацию. Ага, выяснить и впасть в уныние. Увы, всю глубина задницы, в которой мы оказались, пока что понятна только мне. Остальные радуются. Пока, конечно, радуются. Рано или поздно дойдёт до всех - хотя до большинства слишком поздно.
С одной стороны, мои орлы впервые совершили небывалое - победили страшных и ужасных тюленеловов. Насколько я знаю, никто в Земноморье местном не мог доселе похвастаться таким трофеем - целым палеовийским кораблём со всем экипажем (треть его, правда, в мёртвом виде). Но, с другой - вряд ли нам такое спустят с рук. Я бы на месте обитателей далёкого архипелага точно из кожи выпрыгнул, но наказал дикарей, нанёсших столь явный урон чести и достоинству государства. Если честно, с превеликим удовольствием бы отпустил треклятых тюленеловов с извинениями. Вот только ни мои орлы такого манёвра не поймут, ни униженные и оскоблённые палеовийцы не оценят.
Потому приходится гнать мрачные мысли и предчувствия (хреновато получается, скажу вам), и погружаться в хлопоты и заботы, связанные с новым приобретением (глаза бы мои не видели этого проклятого корабля и его команду).
Прежде всего - похороны погибших. Чужаков понятное дело, безо всяких почестей и церемоний скидали в одну братскую могилу, обобрав до нитки - одежду и предметы, при них бывшие, ещё предстоит внимательно изучить. Своих (к которым относились не только "макаки", но и ополченцы и погибшие случайно) - проводить по Тропе Духов со всеми необходимыми церемониями. Ну, этим есть кому заняться и без меня.
А вот в повторном обыске живых палеовийцев я принял самое активное участие. Да, не знают мои папуасы, что и где нужно искать: при тщательном прощупывании обмундирования нашлось несколько небольших лезвий разного формата и размера, десяток острых предметов от иголки до небольшого шила, пара металлических шариков (при должном умении, вполне годных в качестве холодного оружия), огрызок карандаша (самого стандартного шестигранного, с графитовым стержнем), три набора карт, два комплекта порнографических открыток. Также у пленных изъяли по моему распоряжению все брючные ремни, и шнурки из обуви. Немного подумав, я вообще приказал всем (через худого типа, сносно понимающего вохейский) разуться: чай, не баре, туземцы без обуви обходятся, и ничего.
Дальше возник вопрос, куда же поместить четыре десятка взрослых мужиков. Кутузка в Тин-Пау на такое количество арестантов не рассчитана. Сейчас, конечно, тюленеловы находятся в состоянии сильного охренения от резкой перемены в своей судьбе, но рано или поздно они могут задуматься об освобождении из плена. Пришлось срочно приказывать Киратумую, чтобы тот организовывал окрестное население на строительство тюрьмы.
Сгоряча я собрался, было, запланировать в новом пенитенциарном заведении целых сорок одиночных камер - по числу пленных - дабы спокойно вытрясать из палеовийцев информацию, не опасаясь, что те сговорятся и начнут "гнать дезу". Но по здравому размышлению решил, что вполне достаточно будет и десятка отдельных помещений - разобьём тюленеловов на шесть или семь групп, содержащихся в полной изоляции друг от друга, и станем сравнивать рассказы каждой из них. Оставшиеся же комнаты пустим под караульную, карцер и допросную.
Тинса, к моему удивлению, на распоряжение о выделении людей на строительные работы отреагировали даже с некоторым энтузиазмом - когда узнали, что сооружать предстоит место для заточения "заморских колдунов". Старейшины только в один голос требовали, чтобы Сонаваралингатаки там постарался и наложил на будущее узилище для "нехороших гостей" чары понадёжнее, дабы те не вырвались на свободу и не натворили опять дел. Я с чистой совестью пообещал.
Сухое и правильно хранившее дерево для столь важного сооружения нашлось частично в Цитадели Тин-Пау, частично в близлежащих деревнях; местные через одного успели поработать на стройках, в том числе и по новым технологиям, занесённым тенхорабитами. Так что работа закипела: застучали топоры и запели пилы, десятки людей ожесточённо ровняли площадку и утрамбовывали грунт под будущую тюрьму.