Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Хара Нур Конный поход в горы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конный поход в горы всегда превращается в испытание силы и характера путешественника. А добытые охотничьи трофеи, ещё долго напоминают об этом приключении!

  
  
  
   "Еще ни разу не был мальчик в той не тронутой топором глухомани, где оставляла след медвежья лапа, а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный, багряноглазый, не злобный - просто непомерный: слишком велик был он для собак, которыми его пытались травить, для лошадей, на которых его догоняли, для охотников и посылаемых ими пуль, слишком велик для самой местности, его в себе заключавшей".
  Повесть "Медведь". Уильям Фолкнер
  
  
  ...Собирались, как всегда непростительно долго: то водку разливали из стеклянных бутылок в пластиковые, то вдруг оказалось, что свежего хлеба в соседней булочной не оказалось. А ведь ехали на две недели и потому, очень хотелось сохранить хлеб в соответствующем виде, хотя бы неделю. Потом конечно будут сухари, но всё - таки...
  Наконец всё загружено, размещено для долгой дороги, ребята сели на свои места и я тронулся...
  Пока разворачивался у себя на стоянке, рядом с домом, вдруг услышал в голосе мотора какие-то новые нотки и стал себя спрашивать - что произошло?
  Может быть поэтому отвлёкся и был невнимателен. В три приёма разворачивая машину, я совершенно неожиданной, услышал, дикий человеческий крик сзади, и меня аж в пот бросило!
  - Неужели! - вскинулся я - и тут же почувствовал, что машина кого-то зацепила задом. Внутри у меня всё оборвалось и открывая дверку, я уже был готов к самому плохому...
  
  Оказалось, что серебристый "Вольво" моего соседа по дому, грузина Кахи, вдруг, словно живой подлез под мой микроавтобус, и я прилично помял ему безукоризненно новое крыло.
  - Ты что это сделал! - вопил горбатый Кахи, а у меня от сердца отлегло... - Ты мне новую машину раздавил! Уж лучше бы ты меня самого покалечил!..
  Я подождал, пока нервный грузин придёт в себя, а потом объяснил, что сейчас срочно уезжаю и потому не могу с ним заниматься и предлагаю ему сделать ремонт, а потом прислать мне счёт. Я всё оплачу...
  Кахи немного утих, но по прежнему чуть не плакал и не мог отвести взгляд от потерявшего невинный вид "Вольво".
  На этом всё закончилось, а Максим с Аркашей, вылезли из машины после первых криков и молча, скептически смотрели то на помятое крыло, то на причитающего Кахи. И может быть поэтому тот, несмотря на своё горе, вёл себя прилично...
  Наконец мы тронулись и у меня, от пережитого, мышца под глазом какое-то время непроизвольно дёргалась...
  
  А времени было уже девять вечера, и несмотря на то, что темнело около одиннадцати часов, всем стало ясно, что ночевать придётся в дороге. Тем более, что нам надо было заехать в Кырен - бурятское село в Тункинской долине, чтобы попутно повидаться с одним человечком, которому я вёз детальки от его "Нивы".
  Незаметно выбрались из города, а когда покатили по тракту в сторону Южного Байкала, к Култуку, то дышать стало легче. На дворе стоял июнь, всё уже оделось в новую свежую зелень и потому, даже сквозь окна кабины проникали ароматы летнего леса распустившегося листвой.
  
  Максим сидел рядом и рассказывал, как в его психиатрическом отделении, появился новый пациент, который "съехал" на мысли, что в его деревне живут несколько старух - ведьм.
  - Вот он, однажды, прихватив мелкашку, направился их уничтожать. Одну, он успел пристрелить у неё на огороде, но тут его уговорили бросить оружие, а потом и скрутили дюжие мужики - соседи. А с виду, он, этот мужичок самого нормального виду. Только блеск какой-то нездоровый в глазах - криво улыбаясь, закончил Максим, работавший заведующим в психиатрическом отделении городской больницы.
  Аркаша весело посмеивался во время рассказа, а после начал вспоминать, как он с "придурками", взятыми им из "психушки" - он тоже был психиатр, строил себе дачу...
  - Я им задачу поставил, оставил еды на несколько дней и уехал в город... Приехал через два дня, в срубе положены уже несколько "стоп", а народец мой, устав от работы, загорает на задах моего участка, и в хорошем настроении. Я их, конечно, поблагодарил, и налил из бутылки, которую предусмотрительно захватил с собой. Они, расчувствовались и готовы были меня хозяином называть...
  Вот что значит "трудотерапия" - закончил он со смешком. Я тоже улыбнулся, представив себе как они эти стопы клали и после Аркашиного рассказа, вспомнил случаи из своей жизни.
  
  ... У меня был большой опыт по строительству дачных домов. Я свой первый дом строил из толстого кругляка, вдвоём с знакомым плотником Петром. Он был мужичок сноровистый, но тщедушный и мне пришлось этот кругляк, по сути в одиночку таскать и подавать, иногда на самый верх сруба. Я тогда полмесяца ставил сруб, а полмесяца отходил от перенапряга. Потом выяснилось, что я себе геморрой заработал на этом деле. Зато домик и по сию пору стоит как новенький и всё лучше становится...
  
  ... За разговорами незаметно проехали Глубокую, и поднявшись на перевал, где на обочинах пышным, белым, лёгким цветом, ещё безумствовала черёмуха, и её холодный аромат попадал в машину через полуоткрытые окна. Все в машине невольно глубоко задышали впитывая в себя остатки весеннего настроения природы...
  Поднявшись на самую высокую точку между городом и Байкалом, начали по "серпантину" дороги, спускаться к озеру и тут, уже была настоящая тайга, а не пригородные леса! И мы это почувствовали. Напряжение сборов и ожиданий отъезда, постепенно поменялось на ощущение покоя и ожидания - очередное путешествие в неизведанное будущее началось...
  
  Выехали на берег уже в сумерках, и меня, как всегда на этом месте, поразило величие и покой громадных пространств Байкальской котловины.
  На другой стороны этого сине - тёмного водного клина, разрезающего гористый материк, мерцали в дымке сумерек электрические огоньки Слюдянки, а над самим громадным водным простором, уже разлилась тихая ночь. Я представил, себе шестьсот тридцать километров, прозрачно - хрустальной воды, протянувшиеся на северо - восток, почти километровым слоем лежащей в узкой и ущелисто котловине, и поёжился... "Громадьё" размеров этого природного мирового сокровища, поражала...
  
  Култук проехали быстро и поднявшись на многокилометровую перемычку, между озером и речным водоразделом, заросшую молодой тайгой, стали незаметно спускаться в долину Иркута, текущего где - то в темноте, справа от тракта...
  Вспомнились мои первые поездки в Оку, новизна и острота первых впечатлений, от посещения этого уголка Прибайкалья, где жизнь текла такой, какой за малым исключением была вот уже несколько столетий. Окинские буряты по-прежнему практикуют отгонное скотоводство, хотя и живут в деревянных домах. Конечно у них уже есть и японские подержанные авто, почти у каждого дома стоят спутниковые антенну, но определяющей стороной их жизни остались привычки кочевников... Я задумался под гул мотора, хотя иногда слышал, как в его работе, проскальзывали угрожающие, незнакомые нотки. Я привык к машине и она ко мне привыкла и потому, любые неполадки в её работе, я воспринимал как недомогание, как болезнь близкого существа...
  
  Где - то в первом часу ночи, въехали в Кырен, проехав по тёмным
  улицам, добрались до дома моего знакомого, - он нас ждал. Мы весело и тепло поздоровались, пожав друг другу руки, сели в летней кухне и попили чаю с бурятскими шанежками, которые напекла жена моего знакомого, Сергея.
  Это был спокойный, добродушный бурят средних лет, хороший охотник и лесовик и я, хотел начать с ним, охотиться уже в Тункинских Альпах, - отроги этого невысокого хребта подходили почти к самому посёлку...
  Сергей, привезённым запчастям обрадовался и приглашал нас остаться ночевать, тем более, что машина не совсем в порядке. Но я отказался и ребята меня поддержали - мы так долго собирались и выезжали из душного опротивевшего города, что скорее хотели попасть на волю, в "пампасы".
  
  Вежливо отклонили предложение Сергея, пожелав ему всего хорошего и поблагодарив за гостеприимство, тронулись дальше, в тёмную, непроглядно громадную ночь...
  Часам к трём ночи, подъехали уже к Саянам, к самым горам, но тут мотор машины окончательно "сдох" и в гору мы могли подниматься только на пониженной. Мотор работал лишь на одну десятую своей мощности глотая горючее непомерными порциями. Я почему - то вспомнил, как однажды, моя лошадка в одном из наших конных походов в Оке, на крутом подъёме утробно захрапела, а потом, уже на перевале легла и мы её отпаивали, по совету Лёни - нашего проводника - сладким чаем. Иначе конь мог умереть от перенапряжения...
  В этом, лошадь, ничем не отличается от человека. Может быть потому, её и "лечили" по человечески. Наверное ту лошадку, теперь можно можно было сравнить с моей "задыхающейся" машиной!
  Был уже четвёртый час ночи, когда выбрав более или менее ровную площадку, рядом с уже грунтовым трактом, мы остановились, расстелили спальники рядом с машиной и легли спать, рассчитывая что завтра будет видно, что делать дальше. Машина стояла рядом остывая и из под капота, словно клочья пены, выбивались струйки серого пара, от перегревшегося мотора...
  Лёжа в спальнике, я ещё какое - то время ворочался вспоминая то причитающего Кахи, у которого горб рос из спины и из груди, и потому, вызывая жалость выглядел он действительно инвалидом...
  Потом начал думать, что делать с машиной и хотя я не религиозный человек, но несколько раз прочёл про себя Иисусову молитву. "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий - спаси и помилуй мя... Дай доехать без проблем хотя бы до Орлика". Молитва подействовала как снотворное, и я заснул крепко и без сновидений...
  
  Утром, вскипятив чаю на газовой плитке позавтракали и для настроения, чуть выпили водочки. Ведь мы наконец - то, попали в горы, на природу. Ну как этому не радоваться и не расслабиться! Тронулись в путь часов в десять утра, при хорошей погоде и по холодку, отчего мотор меньше грелся и машина катила удовлетворительно, но на подъёмах, скорость движения заметно падала...
  Медленно, с натугой поднялись на перевал по вырубленной в скале дороге, петляющей по правому берегу Иркута, бегущего по камням где - то далеко внизу. Потом стали по пологой равнине спускаться в долину реки Оки.
  Вид во все стороны, открывался замечательный и слева, далеко на кромке горизонта и синем неба, белели первозданно чистыми снежными вершинами, Саянские трёхтысячники, среди которых заметно выделялся пик Мунку - Сардык, высочайшая вершина Восточных Саян, одна из "святых" гор Центральной Азии...
  
  ...Каждый раз, как я сюда попадаю, первое и самое сильное впечатление, - это масштабы горных кряжей, широких долин и обилие рек, речек и ручьев, с прозрачной, холодно-синеватой водой.
  На одном из поворотов, внизу, на приречной зелёной луговине, увидели несколько журавлей, щиплющих свежую, сочную травку. Остановились, рассмотрели длинноногих важных птиц в бинокль и я даже сфотографировал их, не очень веря в то, что на фоне таких просторов, журавлей можно будет разглядеть на фотографиях...
  
  Часов около четырёх дня, вкатились в Орлик и подъехав к зданию администрации, остановились. Вылезли из машины покряхтывая и разминая ноги, постояли разглядывая посёлок и горные хребты, повисающие над широкой, но мелкой речкой.
  Потом зашли в правление, нашли Николая, нашего приятеля и переговорили с ним. Он, как всегда улыбаясь рассказал нам, что Олег, наш давний приятель, где -то в Орлике, что Лёня, наш проводник, с сыновьями, которые незаметно подросли за времена нашего знакомства, тоже был здесь, но недавно ушёл верхами в Саяны, в посёлок, куда и мы направлялись...
  Выйдя из управы к машине, мы увидели Олега, который с улыбкой приветствовал нас и с ходу, стал спрашивать почему задержались с приездом. Потом, выслушав мои обычные объяснения, он рассказал, что лошадей, которых готовили к нашему очередному путешествию, неделю назад, уже всех отпустили на пастбище, так что придётся все сборы, начинать заново.
  В момент разговора, мимо нас проехала "тойота", из которой вышел Глава администрации и скорым шагом прошел в Управу, на ходу поздоровавшись с нами.
  - Сегодня у него большое совещание, с председателями сельсоветов, вот и
  торопится. Я тоже, должен там присутствовать - отметил Олег, и пообещав вечером пораньше приехать домой в Саяны, тоже ушёл на совещание. Мы, как всегда, первые дни заезда останавливались у него в доме, в Саянах.
  Выезжая из Орлика, в сторону посёлка Саяны, я размышлял, глядя на проходящих по дороге по городскому одетых красивых женщин и девушек, что жизнь здесь за последние пятнадцать лет переменилась, стала намного богаче и современней, но посёлок, по-прежнему заполнен песком и только за дощатым забором местного парка, росли зелёные молодые деревца лиственницы.
  
  "Буряты, были и остались кочевниками - думал я переезжая ручей, текущий широкой лентой через дорогу, на выезде из посёлка. - Они по-прежнему, не очень - то заботятся о зелёных лужайках рядом с домом наверное потому, что почти каждая семья здесь имеет летнее стойбо, в одной из окрестных таёжных долин, где и травки вдоволь и просторы немереные. А здесь они зимуют и потому, их женщины вынуждены ходить в туфлях на высоких каблуках, по песчаным, не асфальтированным улицам, а сами они в большинстве, с самого утра одевают сапоги, как часть традиционной рабочей униформы.
  В свободное время, мужчины, иногда уезжают на лошадях охотиться в окрестные урочища, но чаще сбившись у кого-нибудь на летней кухне, выпивают и обсуждая свои мужские дела.
  Однако свободного времени, здесь у людей бывает немного, - почти все держат скот и лошадей, которых по весне выгоняют на стойба, на пастбища, а ещё занимаются строительством - поставить деревянный сруб умеют почти все взрослые мужчины...
  
  Те, кто имеет высшее образование, чаще сидят по домам и смотрят телевизор вместе с детьми и женщинами. Изредка, по вечерам выходят приодевшись в кино, в местный дом культуры. Но бывает это редко, потому что удобнее сидя на домашнем ковре, смотреть те же фильмы или ТВ программы.
  Здесь, почти у каждого дома, стоят большие круглые тарелки - антенны, которые ловят сигналы со спутников, и можно смотреть до двадцати телепрограмм разного уровня и на разный вкус..."
  
  Машина, с натугой преодолела очередной глинистый, вперемежку с камнями, подъём, покатилась по пыльной колее вдоль берега Оки, слегка переваливаясь с боку на бок...
  
  "Для нас, это экзотика, - продолжал я размышлять, проезжая мимо зелёной лужайки, на которой, за высокой оградой, стоял красиво окрашенный яркими красками маленький буддистский дацан.
  - А для живущих здесь, и эти горы, и эти "поднебесные долины", и спутниковые антенны - детали рутинного быта не вызывающие никаких эмоций, иногда даже скуку. Новое, привычно смешалось со старым - таковы приметы времени.
  Вот и буддизм, восстановленный здесь совсем недавно, для многих всего лишь экзотика, малопонятная и скучная..."
  
  ...Поднявшись на очередной подъём, мы увидели несколько всадников, на рысях идущих по дороге, впереди. Приблизившись, в одном из них я узнал Лёню. Посигналив, остановились и Лёня с сыновьями, развернувшись, подъехали к нам.
  Мы все вышли из машины, он соскочил с коня, а сыновья остались в сёдлах и в ответ на наши приветствия вежливо кивнули. Последние годы отношение к русским и здесь изменилось, особенно у молодых, которые общались и в школе и дома только со своими, с бурятами.
  Лёня, был немного смущён таким вниманием к себе и улыбался довольный, как обычно поддакивал всему, что ему говорили, словно ему задавали вопрос и он на него отвечал.
  Поговорили о подготовке к походу и Лёня пообещал, что завтра с утра, он на "стойбе" займётся конями, но одного или двух придётся брать в других местах. Поэтому выехать удастся только к вечеру.
  - Ещё и ковать наверное нужно - сказал он. - Но это мы быстро сделаем...
  Договорились, что завтра с утра, мы подъедем на машине, к нему на стойбо, а там всё спланируем и начнём собираться...
  
  Мы расстались, хотя я ещё долго видел всадников в боковое зеркало машины. Автомобиль мой пыхтел и едва тянул и потому, скорость была чуть быстрее лошадиной...
  Наконец, часов в семь вечера мы приехали в Саяны. И как обычно, завернув за край посёлка, заехали в Олегову усадьбу с тыла. Ребята остались в машине, а я пошёл поздороваться с женой Олега, которая сразу пригласила нас пить чай. Пока мы мыли руки, во двор заехал УАЗик Олега и он посмеиваясь стал осматривать мою "больную" машинку.
  - Оставь её здесь - посоветовал он. - Мой сын посмотрит после ужина. Он ведь механиком работает в Орлике...
  Ночевать устроились в гостиной на полу, на ковре. После чаю мы ещё немного поговорили с Олегом, пока ребята устраивались на ночлег, а потом, придя в комнату я увидел, что и Максим и Аркаша уже спали. Ночью, они видимо не выспались, и в доме чувствовали себя в тепле и в безопасности. Любая ночёвка на природе, невольно заставляет человека настораживаться и спать в "пол уха".
  Я забрался в свой спальник и стал думать, что делать с машиной, если так и не удастся её быстро отремонтировать. Сын Олега, наскоро посмотрел мотор и сказал, что проблемы с подачей топлива, но кроме того есть ещё несколько, которые можно устранить только в авто-мастерской...
  
  
  Хорошо выспавшись, поднялись пораньше и попив чаю в пустой кухне - хозяева разошлись и разъехались по работам, как обычно после семи часов утра - мы начали собираться. Лошадей надо было брать из разных мест и потому, сборы обещали быть долгими.
  Первым делом, поехали к Лёне на стойбо, которое находилось в долине большой, горной речки. Он встретил нас у брода и сказал, что за двумя лошадьми, надо ехать к соседу, тоже на летнее стойбо, находящееся километрах в пятнадцати от Лёниного.
  Съездили туда и оттуда, мы с Лёней вернулись на машине, а Максим и Аркаша, прискакали верхами. Лошади были уже знакомы нам по прошлогоднему походу и потому, ребята на рысях пришли к броду очень быстро.
  Погода стояла светлая и солнечная, но с гор, иногда повевал прохладный ветерок и было не жарко.
  Я с радостным ожиданием вглядывался в предгорные зелёные луговины, затенённые глубокие ущелья и на гребни серых скал, кое - где торчавших над вершинами горных кряжей, уже представляя себе, где могли бы встретить горных козлов, а может быть и медведей, в эти первоначальные летние дни пасущихся на склонах широких, зелёных долин...
  Когда наконец пригнали лошадей и Лёня сходил в табун и привёл лошадей для себя и для меня, время подходило уже к обеду.
  Но двух из трёх, надо было ещё ковать и Лёня занялся этим сам. Он был и ветеринар, и охотник и кузнец - одним словом мастер на все руки.
  У бурят, нет специально устроенных кузниц и потому, куют лошадей прямо у стойба, повалив их с помощью специального приспособления. Длинную прочную слегу, закрепляют между ног и потом, ловко и безболезненно валят коней на траву и покрепче связав все четыре ноги вместе, начинают ковку и если надо, то обрезку отросших копыт.
  Лёня, как я уже говорил на все руки мастер и в ковке ему помогал его приятель и бывший одноклассник Доржи, который тоже собрался ехать с нами.
  Лёне, так было удобнее, потому что мы для него всё - таки были туристы, а с Доржи можно было переговорить, да и веселее было возвращаться после заезда, назад домой...
  Вначале ковали чёрного, среднего роста и возраста коня, на котором прошлый год гарцевал Аркаша. Он вёл себя смирно и спокойно дал подковать себя.
  Пока валили второго мерина, тяжёлого и высокого, пришлось поволноваться, - он выкатив из орбит глаза, сдавленно хрипел и старался до последнего оставаться на ногах. Зато когда упал наконец, то лежал смирно и позволил обрезать передние копыта и ковать себя без сопротивления...
  
  У бурятских лошадей, как я успел уже узнать, есть замечательное свойство - когда они падают на спину, то замирают в таком положении, подняв ноги вверх. Однажды в походе, мой конь, на крутяке, вдруг вздыбился и упал назад спиной, чуть не придавив меня самого. Зато когда он упал, то застыл в этом положении, пока мы сообща не убрали с одного боку большой валун, и не перевернули его на бок. Потом он поднялся сам...
  После ковки, привязав лошадей, переложили продукты из машины на землю, а потом разложили припасы по вьючным сумам из толстой лошадиной кожи.
  В конце концов, всё было упаковано, лошади осёдланы, причём я и Аркаша ехали на своих сёдлах, которые купили в городе и привезли их, сюда, на машине. Сёдла были новыми, поскрипывали кожаными поверхностями, но как позже оказалось на склонах, когда приходилось ехать вниз, подпруги съезжали под передние ноги... Однако это обнаружилось чуть позже...
  Выехали уже около четырёх часов дня и моя лошадка, с самого начала попыталась несколько раз маневрируя и сердито кося на меня глазом, бить задом проверяя, как крепко я на ней сижу. Однако зная её норов ещё по прошлому году, я круто задирал ей голову поводом и крутил её несколько раз на месте. Видимо уяснив, что я не новичок, она успокоилась и всю остальную дорогу вела себя прилично. У остальных, тоже проблем не было и потому, двигались караваном быстро и без задержек...
  
  Погода стояла тёплая, солнечная, настроение у всех было замечательное. Вокруг громоздились горные хребты и скалистые вершины, по широкой долине бежала чистая холодная речка, а предгорья были покрыты зелёным лесом, ближе к вершине переходящим в каменные осыпи и серые скалы. Воздух был необычайно чист и ещё сохранилась весенняя свежесть - ведь в затенённых местах, выше к гребням гор, видны были пятна и пятнышки белого снега...
  Нас было пятеро: я, Максим, Аркаша и Лёня с Доржи. Такой состав для нас становился уже привычным в начала похода...
  С нами были три собаки из Лёниной стаи: Байкал - старый и крупно - лохматый хромой кобель; Белый, с обрубком хвоста, которым отличались все собаки из Лёниного гнезда и совсем молодой кобелишко - Чернявый.
  
  Байкала, который сломал лапу несколько лет назад, преследуя по скалам кабарожек, мы сразу прозвали Сильвером в честь хромого пирата из романа Стивенсона, "Остров сокровищ". Вид у него был серьёзный и немножко сердитый, поэтому новая кличка ему очень шла.
  Собаки сразу убежали вперёд, а мы на рысях, по замечательно зелёной тайге, по грунтовой дороге, быстро дошли до ближайшего стойба, на котором жила одинокая его хозяйка с двумя детьми. Она пасла здесь свой скот.
  Мужа у неё не было и вообще, она была колоритная женщина, словно из бурятской легенды.
  Её отец, за отсутствием сыновей растил её как мальчика - в семь лет купил ей ружьё и постоянно брал с собой на охоту и на летние выпасы скота. Поэтому она выросла сильной и смелой и ничего в тайге не боялась, даже одиночества. Со временем, все заметили её необычайную силу и случилось даже так, что местные шаманы запретили ей иметь оружие и охотиться, по чему она очень скучала.
  Я глядел на неё во все глаза и видел перед собой симпатичную молодую, пухленькую и кругленькую бурятку, у которой уже было двое детей и она собиралась рожать третьего.
  Наверное от "проезжа молодца", - думал я, попивая чаёк и слушая
  разговоры Лени и Доржи с нею. Ребёнка её не было видно - это по рассказам Лени была трёхлетняя девочка, а старшая, уже школьница, на лето уехала к бабушке, в соседний посёлок.
  Спать легли в этой же избе. Дунга - так звали богатыршу - охотницу, устроилась с ребёнком за ситцевой занавеской, а мы с Лёней и Доржи, расстелив спальники легли на пол. Максим и Аркаша, легли в соседней бане.
  Засыпая, я вспоминал рассказы Лёни, о том, что Дунга была сильнее многих мужиков и сорокакилограммовые фляги с молоком, одна грузила в кузов грузовика, на что способны были только самые сильные мужчины...
  
  Ещё, я вспомнил, как несколько лет назад, на этом же стойбе, которое тогда стояло пустым, мы дневали в хороший, солнечный день, и решили сфотографироваться и сняться на кинокамеру. Я тогда отъехав от домов, стоящих на высоком обрывистом берегу реки, разогнал своего мерина, и вдруг правая нога выскользнула из стремени и в это же время, конь рассердившись на моё понукание, вдруг поскакал не разбирая дороги к обрыву.
  На киноплёнке, этот галоп выглядел эффектно, но я сильно испугался, когда мерин затормозил только в метре от десятиметровой обрыва.
  Я конечно сделал вид что ничего не происходит, но позже, сознался, что чуть не "загремел" в обрыв, вместе с мерином...
  
  Утром проснулись не так рано, попили чаю и обсудили планы. Надо было сегодня пройти километров сорок по плохой тропе, до Лёниного зимовья в долине Хадоруса.
  Пока пили чай и завтракали, из-за занавески вышла симпатичная девочка - бурятка и стала нас расспрашивать куда и зачем мы едем. Она оказалась очень общительной и смышлёной, а вчера, я почему - то подумал, что она дичится нас и потому прячется за занавеской. Однако, она просто пораньше ложиться спать, как все нормальные дети и потому, вчера вечером спала, не обращая внимания на наши разговоры.
  Простившись и поблагодарив Дунгу, за гостеприимство, мы тронулись в дальний путь. Впереди было почти пятьдесят километров дороги - из них, последняя треть проходила по скалам и крутякам долины Хадоруса...
  ... В тот день, обошлось без происшествий. Лошади шли споро, никто не отставал и я вспомнил, как прошлый год, мой мерин иногда останавливался, особенно в конце дня, и наотрез отказывался идти дальше. Пришлось тогда помучиться и попотеть, то уговаривая его, а то, нахлёстывая плёткой и понуждая ногами...
  
  ... Обедали на красивой зелёной лужайке, рядом со святым местом бурят, которое они называют Обо. Обо окружали со стороны речки, высокие стройные ели и на нескольких из них, буряты, проходящие и проезжающие, на ветках развешивали ленточки разноцветной материи, в основном белые и синие. Стоило подняться небольшому ветру, ленточки начинали трепетать, и казалось, деревья оживали.
  Неподалеку, на зелёной, ровной, словно стриженой травке лежал большой гранитный валун прямоугольной формы, который служил алтарём, для приношений. На нём же разводили священный огонь...
  С другой стороны, открывался вид на горную долину реки Сенцы и противоположный склон горного хребта, по верху покрытого острыми светло - серыми скальными пиками, поражавшими своими размерами.
  Луговина вокруг нас была покрыта зелёной травой и множеством цветущих и отцветших подснежников, которые в Забайкалье называют "ургуями". Охотники говорят, что в это время, "ургуи", в больших количествах поедают сибирские олени - изюбри, для того, чтобы очиститься горечью подснежников от внутренних паразитов. Не знаю как олени, но наши лошади ели эти цветочки и молодую траву с необычайной жадностью...
  
  Расседлав лошадей, мы разожгли костёр и сварили кашу с тушёнкой и чай, а пока ребята занимались обедом, Лёня и Доржи, шаманили, освящая своё оружие и прося удачи у духов местности, которые по бурятски называют общим именем Бурхан.
  Они, разожгли костёр на большом прямоугольном валуне лежащем здесь с незапамятных времён, плеснули в костерок немного водки и положили в огонь несколько конфет. Потом произнося какие-то фразы на бурятском языке, подержали своё и моё оружие над костровым дымом. Вся процедура "жертвования" и "освещения" проходила быстро и мы закончили, когда ребята ещё не успели вскипятить чай.
  Лёня и Доржи, в момент "камлания", посерьёзнели и мы не мешали им в их традициях, относясь к этому с уважением. Мы ведь тоже, выходя или выезжая на охоту в районы тайги, где раньше жили буряты и сохранились бурятские названия мест и речек, "бурханим" на высоких перевалах и заметных площадках, уговаривая духов даровать нам удачу в походе и в охоте.
  
  Здесь в Оке, я заметил, как старинные обычаи и даже суеверия быстро возвращаются в рутину обыденной жизни, и то, что считалось накрепко забытым во времена советской власти, неожиданно быстро возвратилось в народную среду. Анимизм, одушевление и олицетворение сил природы с духами и богами, вновь становятся привычным ритуалом. Такая привычка постепенно распространяется и среди русских охотников, большинство которых, тем не менее, остаются атеистами... Но магия обряда, действует и на их воображение.
  ... Иногда, охота бывает неожиданно удачной и приходится сознавать, что Бурхан к нам в этом случае, как то особо благоволил...
  После обеда, без проблем переправившись через неглубокий и потому бурный, бело-пенно шумливый Хадорус, мы стали подниматься по извилистой тропе, а перевалив гребень, спустились в долину этой речки, на которой, местами, ещё лежала льдистым, белым щитом, толстая наледь.
  Тропа петляла из стороны в сторону, обходя полузаросшие гранитные глыбы и лошади, задевая подковами за камни, высекали искры. Небо постепенно нахмурилось, появились серые тучи, из которых по временам проливался мелкий редкий дождичек.
  Вскоре перед нами во всю ширь открылась долина Хадоруса и впереди, мы увидели трёхсот метровой высоты Скалу, чей гранитный отвесный Лоб нависал над рекой, покрытой белой наледью. На противоположном берегу, теснились каменистые осыпи и в узких трещинках - ущельях, кое - где проглядывали нерастаявшие снежные наносы...
  Мы уже находясь под скалой и вдруг остановились на тропе, потому что остроглазый Леня, увидел на склоне, под высоким лбом скалы, медведя.
  - Вижу! - как всегда, неожиданно громким голосом проговорил Лёня, не отводя глаза от склона, под скалой.
  ... Я развернул коня, подъеехал к Лёне и дал ему бинокль, хотя уже и без бинокля был виден медведь, который по кромке леса и осыпи, шёл от нас, в сторону, по направлению к зимовью. Был он на расстоянии наверное около километра, и можно было определить, что медведишко небольшой, но справный и подвижный.
  Времени было около пяти часов вечера, до зимовья оставалось пройти километра два и потому решили уже сегодня, начать охоту.
  Договорились, что Аркаша, останется здесь, внизу, с собаками, которых мы подманив посадили на поводки, а мы на конях, поднимемся по склону, насколько можно, а там попробуем пересечь медведю путь и подкараулить его. Как только начнётся стрельба, Аркаша должен был собак отпустить и они прибегут, чтобы преследовать медведя, если он будет уходить от нас после выстрелов.
  Моя лошадка, на склоне, легко поспевала за Лёниным Вьюном и как выяснилось, совсем просто лошади шли по лесу и среди камней. Раньше, мне казалось, что верхами добраться до осыпей - это проблема, но сегодня я понял, что главное не бояться и не лезть напролом, а объезжать неудачные или опасные места...
  Мы так и сделали. Лёня, хорошо ориентируясь на местности, ехал первым и буквально через десять минут, преодолев полосу молодого кедрача, все выехали на чистое место, почти на осыпь.
  Соскочив на землю, привязали лошадей и разделившись на две группы, - я с Максимом пошёл чуть правее, - начали подниматься по осыпи, среди крупных глыб гранита. В какой-то момент я увидел что Лёня остановился метрах в пятидесяти от меня, пригнулся, прошёл ещё несколько шагов, а потом медленно приложился спиной к полого торчащей из осыпи глыбе, поднял карабин. Я глянул в ту сторону, куда он смотрел и, на мгновение увидел мелькнувшую коричневую спину медведя, который на ходу, то скрывался в камнях, то вновь появлялся на чистом месте...
  Зверь был от меня метрах в ста и потому, я тоже скинул свой карабин и начал выцеливать, мелькающего в камнях, зверя. Тут со стороны Лени и Доржи, застучали выстрелы и медведь, ловко прыгая по камням, галопом кинулся убегать чуть в гору и наискосок от меня. Я тоже выстрелил и увидел, как моя пулька подняла фонтанчик каменной крошки, в метре а то и в полутора от бегущего медведя. В этот момент, медведь доскакал до продольной, глубокой каменной рытвины - щели и скрылся в ней...
  
  Лёня огляделся, увидел нас с Максимом и махнул рукой. Мы сошлись в одном месте и Лёня сказал, что ему показалось, что один раз, как минимум, он в медведя попал и ранил зверя, не зная легко или тяжело.
  В это время из-за спины, из леса, появились наши собаки тяжело дыша и вывалив красные языки из белозубой пасти. Байкал был словно чем - то озабочен, на нас не смотрел, и пробежав мимо нас, наткнувшись на медвежий запах, ощетинился, покрутился на одном месте вынюхивая, и на галопе помчался влево, вслед убежавшему медведю. Две остальные собаки побежали за ним.
  Мы чуть поднявшись по склону, увидели вскоре и дно расселинки и самого медведишку, спрятавшегося за большим гранитным валуном, и наблюдавшего за собаками, которые сначала пробежали в другую сторону, метрах в тридцати ниже затаившегося медведя.
  Потом, Байкал остановился и стал озираться, и в этот момент медведь тоже выглянул из-за каменной глыбы и собака увидела зверя. Все три собаки, уже с лаем, как они делают когда видят зверя, кинулись к медведю, а тот, рявкая, выскочил из-за камня и даже пробежал, чуть навстречу. Байкал, первым, подскочил к медведю почти вплотную, но схватить его побаивался и потому стал кружить вокруг, метрах в двух, скаля зубы и непрестанно гавкая. Остальные собаки делали тоже самое, изредка отскакивая, когда медведь делал попытку схватить одну из них, зубами или отмахивался когтистыми лапами, присев на круглый зад. Зрелище было замечательное и я даже поснимал это на свою любительскую кинокамеру.
  
  Наконец, мы, один за другим, держа винтовки на изготовку, и огибая крупные камни приблизились к медведю остановленному собаками на одном месте, метров на пятьдесят и Лёня сделал прицельный выстрел по убойному месту.
  Медведь, в которого попала пуля, встал на дыбы, несколько мгновений стоял так повернув лобастую голову в нашу сторону, а потом упал и покатился вниз, по каменной осыпи, пока не застрял в широкой щели между двумя гранитными валунами.
  Собаки ещё какое то время, опасливыми бросками, приближались к неподвижному зверю, но поняв, что он мёртв, наконец, накинулись на него. Первым вцепился в лохматый зад медведя, Байкал, а потом несколько раз куснул и Белый. Чернявый, однако опасался - вдруг хищник оживёт и потому, стоя в двух шагах вздыбив шерсть на загривке, непрестанно и звонко лаял...
  Мы тоже не спешили и подойдя к медведю по дуге, метров на десять, с приготовленными карабинами, остановились, и только хорошо рассмотрев неподвижное тело и увидев, как Байкал вырывает из шкуры клочья коричневой, почти чёрной шерсти, рискнули подойти вплотную и отогнали собак.
  Зверь оказался небольшим самцом, лет эдак трёх - четырёх, общим весом килограммов сто, с шкурой, уже кое где "просевшей", то есть начавшей линять.
  Собаки быстро успокоились и мы начали не торопясь разделывать зверя.
  Он был тощим, совсем без жира под шкурой и мяса в нем набралось в общей сложности килограммов шестьдесят. Лёня и Доржи вскрыли его, вырезали медвежью желчь - может быть самый ценный продукт в медведе, который весит обычно всего граммов сорок - шестьдесят. Но продают медвежью желчь на вес золота, потому что это издревле известное, азиатское лечебное средство от многих болезней.
  Шкуру мы тоже решили не брать с собой, потому что она зияла не только проплешинами от начавшейся линьки, но и от укусов собак.
  Лёня отрезал так же лапы, которые в Китае и вообще в Центральной Азии, считаются главным деликатесным местом медведя. Мы с Максимом, в свою очередь вырезали медвежьей мякоти килограммов на десять и положили в рюкзачок, который Максим прихватил с собой.
  
  ... В это время, Аркаша, удобно устроившись под сосной, привалившись спиной к стволу, наблюдал всю сцену охоты в крупный бинокль и видел все перипетии охоты, тогда как мы наблюдали только какую-то её часть.
  Аркаша смеялся, позже рассказывая нам все подробности наших передвижений и о том, как на них реагировал медведь. Потом он видел, как медведь прятался от собак, когда те по ошибке, пробежали мимо него. Затем он наблюдал бой собак с зверем и наше приближение к нему, а потом и завершающий выстрел
  Это было как в кино - с восторгом повторял Аркаша. - Только тут всё было настоящее, без сценария, перерывов в съёмках и монтаже...
  
  После разделки медведя, Лёня поощряя собак, стал их кормить медвежатиной, вырезая большие куски острым ножом. Когда он бросил первый кусок окровавленного мяса Байкалу, тот схватил его на лету и проглотил не жуя. Белый повалял мясо лапой а потом стал его жевать. Чернявый, самый молодой из собачьей команды, видимо в первый раз встретил медведя, перенервничал и от медвежатины отказался. От перевозбуждения, молодые собаки, на какое - то время, как и люди, совсем теряют аппетит.
  
  Я вспомнил, что в давние охоты, моя тогдашняя собачка, Лапка, вообще не ела медвежатины, но подержав кусок мяса в зубах, брезгливо наморщив губы и обнажая дёсны, бросала его и не подходила больше...
  ... Лёня, посмеиваясь, показал фокус. Он вырезал два куска мяса, и бросил Байкалу один за другим. "Сильвер", чавкнул первый, и тут же, подхватив второй на лету, проглотил и его. Потом подошёл к жующему Белому и без сопротивления и рычания, со стороны этого немаленького кобеля, забрал второй кусок и у него. Он был опытный зверовый кобель и добыл с хозяином уже не мене десятка медведей. А уж драчун-то он был отменный. Шрамы на морде, красноречиво доказывали это.
  А я вспомнил, как мы, в далёкой молодости, добыли как - то сохатого, и как наша молодая собака Тунгус, так же на лету, клацая зубами хватала и глотала большие куски лосиной печёнки.
  ... Вскоре, мы спустились к лошадям, которые учуяв запах медведя, храпели и выкатывали глаза, но вскоре успокоились и в поводу, спокойно начали спускаться к тропе...
  
  ...К зимовью подъехали уже в сумерках. Пока развьючили и рассёдлывали лошадей, стреноживали и отпускали пастись, потом ходили за водой и растопили печь - над горами и тайгой спустилась тёмная ночь.
  Максим, мелко нарезав медвежатины, на большой сковороде приготовил медвежье жаркое и мы усевшись в круг за столом, при свете фонарика подвешенного к потолку, выпили по первой и закусили луком и дымящимся мясом, прямо со сковородки.
  Вкус медвежатины был впечатляющий и потому на радостях, что мы наконец заехали в горы, выпили и по второй, а потом, уже рассказывая друг другу, как кто увидел эту охоту, не торопясь, начали есть...
  Время бежало незаметно и мы стали устраиваться на ночлег, только во втором часу ночи...
  
  Я перед сном вышел на улицу и увидел тёмное небо, на котором, в дальнем углу, в сероватой дымке всходила над горным гребнем луна, видимая сквозь низкие тучи желтоватым, размытым пятнышком...
  Утром встали поздно, отсыпаясь после треволнений заезда. Пока сварили чай, пока позавтракали вчерашними остатками мяса, солнце поднялось над речной долиной высоко и стали видны и тёмная лента реки внизу, и противоположный склон покрытый скалами и каменными осыпями, и широкая долина, уходящая в верховья Хадоруса, вправо и вверх...
  
  ... Тронулись в путь уже около двух часов дня, и держа лошадей в поводу, пройдя несколько километров по сухой тропе до вулкана Перетолчина, поднялись по крутому склону на перевал, разделяющий две больших долины. Вулкан оставался слева, Хадорус оставался позади, а с перевала видна была уже другая просторная долина, с широким чёрным потоком застывшей лавы посередине...
  Давным - давно, здесь произошло извержение огненной магмы и земля трескалась и изливала кипящий, горящий камень из своего нутра. Тогда здесь вылились на поверхность миллионы кубических метров лавы, которая протекла вниз по долине на восемьдесят километров, медленно остывая, в начале по краям, а потом и на всю глубину этой каменной "реки", местами до сотни метров глубиной.
  ... Потом, по лаве вниз, потекла вода от таяния снегов на вершине хребта и речки, и ручьи восстановили свои русла - прежние речки, испарились при извержении. В конце концов, образовалась не только река, но и большое озеро, лежащее словно в оправе из лавы, названное "чёрным озером" или Хара - Нуром.
  Именно к берегу этого озера мы и устремились...
  
  Спускаясь по склону вулкана, единственного на многие тысячи километров, на протяжении всей громадной Сибири, я думал о том, что мы наверное последние годы, пользуемся этой первозданной красотой и проявлениями дикой природы. Через несколько лет, сюда придут первые организаторы туристического бизнеса и постепенно, эти вулканы и это Чёрное озеро станет приманкой для туристов со всего мира. Здесь пробьют новые широкие тропы, сделают ограждения и поручни, но вместе с удобствами исчезнет ощущение первозданности и дикости, которое и отличает эти вулканы, допустим от Массив Сентраль во Франции, где вулканов десятки и где, каждый день бывают тысячи, десятки тысяч туристов со всех концов мира...
  
  ... Спускаясь на коне по тропе, идущей через поля коричнево - красного вулканического пепла, я ещё раз представил себе, как более десяти тысяч лет назад, земля в этих местах, вдруг загудела затряслась и стала покрываться трещинами, через которые, из раскалённых глубин земли, на поверхность, хлынула огненно-красная лава...
  Тогда, дым смешался с дождём и в этом губительном сумраке, животные населяющие эти места, погибли почти мгновенно, хотя некоторые пытались убежать, воя и трубя от страха и ужаса.
  Может быть, были здесь и неповоротливые мамонты, обросшие длинной седой шерстью, с длинными загнутыми наружу бивнями. Наверное были здесь и пещерные медведи, которые, несмотря на свой угрожающий вид, размеры и клыки, помирали от инстинктивного ужаса при первых же колебаниях земной тверди.
  Современные свидетели больших землетрясений рассказывают, что дикие животные в этот момент погибают от нервного шока - настолько всё страшно и необычно для них в происходящем. Рассказывают также, что при землетрясении в двенадцать баллов, уже в двадцатом веке, произошедшем в горной Монголии, по земле ходили "волны", высотой до полутора метров и кирпичи от одноэтажного здания разлетались по округе в радиусе пятидесяти шагов. Овцы, как футбольные мячи катались по этим волнам и умирали от страха...
  
  Покачиваясь в седле и следуя за Лёней, по спускающейся вниз мокрой тропе, я представил себе, что бы делали люди если бы это случилось сегодня...
  Мои размышления прервал голос Лёни:
  - Осторожно! Тут уже лава начинается, а она острая и твёрдая как стекло.
  Берегите ноги лошадей и старайтесь идти точно по тропе...
  Я поддакнул и стал смотреть вперёд и вдаль.
  Передо мной лежали пространства, залитые чёрным вулканическим базальтом, во многих местах вспученном при остывании, да так и оставшимся в форме обломков и осколков застывших лавовых "фонтанов".
  Лошади, словно чувствуя опасность, пошли медленно, стараясь не отставать одна от другой. Я ехал на своём "Орлике", так я называл свою лошадку и с чувством внезапной благодарности, думал, что конь ведёт себя прилично и мне совсем не надо им управлять, потому что он хорошо знал своё "лошадиное" дело и командовал сам собою. К тому же, Орлик был раньше охотничьим конём Лёни и бывал в этих местах не один раз. Так что ему всё вокруг было знакомо...
  
  По тропе заросшей кустарником, благополучно преодолели, растянувшееся почти на пять километров лавовое поле, наконец выехали на южную оконечность Хара - Нура и уже в сумерках, увидели большую красивую поляну прямо на берегу озера, где раньше была многолетняя большая стоянка геологов...
  Лошади пошли значительно резвее и вот мы уже подъезжаем к обломкам деревянных конструкций палаток и даже бывшей бани, с высоким каменным очагом посередине...
  Расседлав лошадей, пустили их пастись, а сами поставили палатки, развели костёр и начали готовить ужин.
  В наступившей прохладной темноте северной ночи, сгрудилившись у костра, приготовили суп с тушёнкой, (медвежатину надо долго готовить), сели, а то и прилегли вокруг костра и не торопясь поели, не забыв при этом выпить по рюмке водочки, закусывая хлебом с луком и жирным сочным салом, которое я сам всегда выбираю на рынке, пробуя каждый кусочек...
  
  После еды долго пили чай и разговаривали, а Леня вспоминал, что ещё двадцать лет назад, буряты из их животноводческого колхоза приезжали в эти горы и долины пасти скот целыми бригадами и жили несколько недель большими компаниями, рыбачили, охотились, строили новые и ремонтировали старые зимовья.
  Тогда жизнь была много веселее - рассказывал он прожёвывая сладкую
  карамельку и запивая горячим чаем. Дым иногда порывом ударял ему в лицо, но он, на секунду отвернув лицо от костра, переждав порыв ветра, снова долго и сосредоточенно смотрел на костёр, вспоминая много дней и ночей проведённых в здешних местах. Может быть и жизнь для него, тогда, казалось весёлой, потому что было ему в те годы двадцать лет и здоровая энергия бурлила в нём ключом.
  Тогда, после целого дня работы на строительстве зимовья, он каждый вечер уходил в окрестности с ружьём или садился на всю ночь на солонцы. Наверное с той поры, охота стала его единственной и крепкой страстью...
  
  - Тогда здесь зверя было много - продолжил он после паузы. - Однажды на этих склонах, ещё по ранней весне, на проталинах я видел с одного места шесть медведей, которые паслись на молодой травке...
  Лёня махнул рукой куда - то в темноту, показывая где находится этот склон...
  ... Из ночной влажной тьмы, вдруг донёсся звон колокольчика - ботала на шее Лёниного Вьюнка, но хозяин не обратил внимания на этот звук.
  - Раньше, здесь летом много геологов бывало - продолжил Лёня зевая. - Они тут золото и другие ископаемые искали... Потом говорили, что нашли несколько богатых месторождений, но тогда, в Оку и дороги то не было. А зимой, как на полюс, доставляли по зимнику припасы и продукты, или летали самолётами Аннушками до аэропорта, который находился недалеко от посёлка Саяны. Да вы это поле наверняка сами видели... Та взлётная полоса, действительно до сих пор была заметна и узнаваема, хотя самолёты перестали летать вот уже как лет пятнадцать - двадцать...
  Вскоре все пошли спать по палаткам, и договорились, что первый, кто проснётся будет разводить костёр и варить завтрак...
  
  Я, как только залез в спальник в нашей с Максимом и Аркашей палатке, так сразу и заснул крепко и без сновидений. Но посреди ночи проснулся, наверное от незнакомого звука послушал и понял, что это лошадка мотнула шеей и тотчас колокольчик звякнул, а моё насторожённое сознание среагировало и разбудило меня...
  Засыпая вновь, я слышал безмятежное посапывание молодых ребят и с завистью думал, что нервы у них намного крепче моих...
  Проснулся я от звука удара топора и оглядевшись, увидел, что Аркаша уже встал и наверное разводит костёр. Словно в подтверждение, я учуял запах свежего кострового дымка и вновь задремал зная, что завтрак будет готов только через час - полтора...
  Из палаток вылезли уже только часов около девятичасов. Позёвывая и размахивая руками, сходили на озеро, умылись и потом возвратившись к прогоревшему костру, расстелив под себя попоны, принялись с аппетитом есть кашу с тушёнкой, вспоминая однако вчерашнюю вкусную, аппетитную медвежатину...
  
  Лёня с утра, как обычно был молчалив, и потому поев и попив чаю, мы коротко договорились, что отправимся в разные стороны. Лёня с Доржи, на лошадях, попробуют подняться в вершину речки по широкой пологой каменистой долине, а мы собирались пройти по берегу большого озера к удобному месту, поставить там сетки, а потом прогуляться по окрестностям вниз, по долине речки. Собаки во время нашего завтрака, лежали неподалеку от костра, но к людям не подходили, зная, что если мешаться или выпрашивать подачку у хозяев, то можно и пинок под зад получить.
  Лёня, быстро доев кашу, выпил чай и пошёл в сторону, речки сопровождаемый оживившимися собаками.
  - Я их сейчас кормить рыбой буду - уходя загадочно пояснил он,.
  Мы с интересом наблюдали, как Лёня подойдя к речке, которая перед впадением в озеро, разбивалась на несколько рукавов, вошёл в самый мелкий из них и стал внимательно смотреть на воду, чуть вниз по течению, по направлению к озеру.
  В какой - то момент он подобрался, вышел на берег, сделал небольшую дугу и вновь вошёл в воду, а потом стал пинать ногой по воде. Вскоре, в воздухе, вылетев на сушу из под его ноги, сверкнула серебристым брюшком крупная рыбина, которую тут же подхватил Сильвер и стал грызть её, прижав лапой к земле.
  Спустя какое то время, Лёня повторил манёвр, но в этот раз он сделал несколько быстрых шагов, брызгая по сторонам резиновыми сапогами, прижал рыбу руками, а потом выбросил её на берег Белому. Собака схватил её в пасть и отбежала подальше, чтобы Сильвер не отобрал...
  Минут через десять, наш проводник возвратился к костру и посмеиваясь пояснил. - Вот так я здесь рыбку руками ловлю и собачек подкармливаю...
  
  Наконец, спрятав все вещи в палатку на случай внезапного дождя, Лёня и Доржи ушли ловить лошадей, а мы, прихватив оружие, пошли пешочком по тропинке, огибая по берегу широкое сине - стального цвета озеро, расположившееся тэ-образно, в широкой горной долине.
  Местами здесь, особенно с южных боков больших камней вросших в землю, проклюнулась зелёная травка, но общий тон гористой местности и скал на крутых отрогах хребта, был темно - серый.
  Лёгкие кучевые облака медленно плыли по синему небу и солнце, то пряталось за ними, то как - то робко и не жарко, начинало светить на долину и на озеро, растянувшееся в длину на несколько километров. Это большое озеро образовалось в своё время, затопив долину покрытую вулканической лавой. Со временем, всё вокруг заросло кустарником и даже кедровыми рощами и местами, вид был удивительно просторный и даже весёлый.
  Видимость, сегодня, была отличной, и на юге, там, куда постепенно перемещалось неласковое солнце, вдалеке видны были высокие серые скальные пики, местами ещё покрытые белыми глубокими снегами, чуть синеватыми в глубоких ущельях.
  От крутых дальних склонов, в нашу сторонку шли несколько пологих параллельных долинок, немножко напоминавшие мне рельефом, гигантскую стиральную доску, похожую на ту, на которой мать ещё в нашем детстве, стирала бельё в оцинкованной ванне. Стиральных машин тогда ещё совсем не было...
  
  Я повздыхал, вспоминая какой я уже старый, но потом отвлёкся, увидев в небе орла, с размахом крыльев не менее двух метров. Он плавно парил высоко в воздухе и когда подлетал под облако, то его становилось почти не видно, тогда как на фоне синего неба, он смотрелся выразительной коричневатой запятой.
  Я вспомнил, какие они крупные и зловеще свирепые вблизи и невольно стал осматривать окрестные луговины в поисках потенциальных жертв этих королей воздуха...
  
  "Далеко залетели, - подумал я, вспоминая, что обычно их можно увидеть значительно ниже по течению горных речек, в местах где междуречье, превращается в широкие участки степи...
  Ребята незаметно намного отстали от меня, а потому, свистнув показали мне рукой, что хотят подняться к горам по небольшой долинке. В ответ я помахал им рукой и пошёл дальше, изредка посматривая себе под ноги, при этом, стараясь держать в виду окрестные скалки - вдруг на них появятся горные козлы, или даже медведь...
  Дойдя до русла каменистой речушки, свернул и пошел вдоль заваленного гранитными глыбами русла и постепенно, стал подниматься вверх. Взобравшись на обрывистый склон широкой промоины, заваленной камнями, вышел на чистое место, полого поднимавшееся к голой вершинке и идя вдоль оврага, неожиданно вспугнул северных куропаток, которые громко крякая взлетели почти у самых моих ног и перелетев недалеко, вновь опустились на землю.
  
  Поднявшись ещё выше, увидел несколько ярко зелёных ёлочек растущих в каменистой расселине и решил пообедать. Для этого, в каждый мой выход из лагеря, в маленьком рюкзачке за плечами, я нёс "перекус" и небольшой котелок для чая, сделанный из консервной банки из под фруктового джема.
  Остановившись, наломал сухих веток снизу одной из ёлок, развел костёр, вскипятил чай и расслабившись, полулёжа пообедал вкусными бутербродами с салом, запивая еду горячим ароматным чаем.
  
  Я никуда не торопился, времени у нас здесь, было ещё много больше недели и поэтому, я осматривался и осваивался в новом месте...
  По пути к этим ёлочкам, пересёк торную тропу, которая шла по пологому, травянистому склону куда - то вверх, по долине речки, и даже разглядел на влажном песке широкий, разлапистый, старый след северного оленя...
  Я подумал, что эту тропу, северные олени могут использовать для выхода на пастбища, в которые превратятся эти пологие травянистые склоны через несколько недель. Днём олени поднимаются повыше в горы, где летом меньше кровососущих, а на зорях приходят сюда пастись. Тут и вид открывается во все стороны на многие сотни метров, и всегда можно ускакать от врагов, в горные ущелья, куда не всякий хищник отважится подниматься...
  Перекусив и напившись чаю, уложил всё назад в рюкзачок и прилёг поплотнее запахнувшись курточкой, воспользовавшись тёплыми солнечными лучами пробившимися через облака...
  Сквозь дрёму и прохладу горного дня, я, из необъятных пространств окружающих меня, слышал тихие звуки ветерка, изредка посвистывающего в тонких, ещё голых веточках чахлых кустиков; в ближнем овражке слышал, словно из под земли доносящийся мерный шум горного ручья, скачущего с камня на камень, бегущего там же в овраге, но в самом низу его. Изредка, издалека, с противоположного склона слышался стук внезапно покатившегося под откос камня, оттаявшего на солнце...
  Всё вокруг было как всегда многие годы до моего, до нашего здесь появления. И это продолжится долгое время, после нашего отъезда.
  
  "А зачем тогда жизнь - вяло вопрошал я себя в полусне, и не находил ответа. Начал вспоминать сломавшуюся машину и горбатого грузина Кахи, который суетится наверное сегодня, как обычно суетятся миллионы и миллионы людей во всем мире, живя далеко от этой тишины и природного величавого равнодушия ко всему и ко всем..."
  Мне вспомнился рассказ, известного историка Яна, который написал несколько романов о татаро - монголах и их вождях, Чингиз - хане, Батые, военначальнике Удегее... В этом рассказе, он описывал озеро Хара-Нур, в котором, ещё после гражданской войны водилось древнее чудовище, которому аборигены, ежедневно приносили в жертву одну овцу.
  Но потом на берегу "Чёрного озера" появился беглый красноармеец и гранатой взорвал это длинношее чудовище, так похожее по описанию на Лохнесское чудовище, из шотландских озёр...
  
  Неизвестно, сколько времени я провёл в этом забытьи, но вдруг стало холодно, подул ветер и пришлось вставать и разогреваясь, быстро спускаться вниз, в широкую долину Хара - Нура...
  В это время, как позже выяснилось из их рассказов, Лёня и Доржи поднялись в вершину, большой долины, и спешившись, привязав лошадей к молодым кедринам, оглядываясь вокруг, пошли по правой стороне склона, в сторону, гребня.
  Долина, постепенно закругляясь, превратилась в амфитеатр, просматриваемый до скального карниза, наверху. По сторонам её, стояли молодые нечастые кедрачи, а посерединке, была неглубокая, каменистая щель, по которой, весной сбегает талая вода...
  Собаки, во главе с Сильвером, появились на время совсем неподалёку и неожиданно возбудившись, нюхая воздух влажными носами, ушли с сторону ближайших зарослей...
  Лёня насторожился, поднял руку, обращая внимание Доржи на поведение собак и тут же увидел, как из лесистого мыса, на галопе, выскочил крупный, шоколадного цвета олень - изюбрь, а вскоре за ним, пересекая открытое место зигзагами, выскочили собаки, причём впереди уже был Белый, наклонивший голову к земле и чутьём, по свежему следу, пытался догнать оленя. Сильвер, который бежал следом, во весь дух, вдруг несколько раз взлаял и стало понятно, что он, на какое - то время, увидел убегающего оленя...
  Изюбрь мчался на виду у охотников, преодолевая открытое расстояние между куртинами кедрачей, делая широкие прыжки, ловко огибая встречающиеся одинокие деревья, и через некоторое время, забежал в лес, мелькнул несколько раз коричневым боком и пропал из вида...
  Собаки были от него метрах в ста пятидесяти и летели уже по зрячему со всех ног, хотя было заметно, что олень скачет намного быстрее собак, и вот - вот оторвётся от них на безопасное расстояние...
  Лёня разглядел на голове изюбря молодые рога с тремя отростками, на всякий случай вскинул карабин выцеливая, но понимая, что между ними слишком большое расстояние, отпустил оружие и отметил: "Слишком далеко, да ещё на ходу... Стрелять бессмысленно."
  Доржи, словно услышав его мысли, закивал в подтверждение и тут Лёня, разочарованно вздыхая и осматривая окрестности, на противоположной стороне каменистой луговины, в кустах вдруг заметил, какое - то движущееся, на одном месте, коричневое пятно. Поднеся бинокль к глазам, он в окуляры, вдруг различил две медвежьи головы, одна над другой и с удивлением понял, что в ста пятидесяти метрах от них, в куртинке лозняка, занимались любовными играми медведи.
  
  ... Лёня глянул на Доржи недоверчиво, не веря своим глазам, но тот тоже показал рукой в том направление.
  Взволновавшись, Лёня непроизвольно пригнулся и взяв карабин на изготовку, начал медленно продвигаться в сторону, зверей, которые были так заняты ухаживаниями, что ни на что вокруг не обращали внимания...
  За несколько минут, сократив расстояние между ними до ста метров, Лёня решил не испытывать судьбу, поскорее лёг на землю, и прицелившись, затаив дыхание, выстрелил в верхнего медведя, чья голова хорошо была видна, а тела сплетались в одно...
  После первого выстрела, медведь самец, рявкнул, и видимо раненный, считая что причиной неожиданной боли была медведица, оттолкнул, отшвырнул её от себя на несколько метров, и та в испуге, кинулась убегать со всех ног, а раненный медведь закрутился на одном месте, кусая себя за зад. В это время начал стрелять и Доржи, и выстрелы застучали один за другим.
  Медведь, наконец разобравшись откуда исходит настоящая опасность, как-то боком, чуть прихрамывая и подволакивая зад, скрылся за кустами, потом ещё несколько раз мелькнул, уже значительно выше по склону, и скрылся в частом, почти непроходимом кустарнике, росшем на склоне поперечной долинки, с заметным углублением посередине...
  
  "Там наверное, ручеёк течёт - подумал Лёны и в это время Доржи проговорил - Похоже, что зверь ушёл... И похоже что он ранен...
  Оба охотника понимали, что обстоятельства складываются не так удачно как хотелось бы... Собаки пошли за изюбрем и надолго, потому что уже видели его впереди, а без них, в такой чаще преследовать медведя было смертельно опасно.
  Часто вдыхая и выдыхая воздух сквозь сжатые зубы, ещё под впечатлением стрельбы и увиденного, Лёня глянул на Доржи вопросительно и тот заговорил: - Нам туда лучше не соваться - он махнул рукой в сторону, густых кустов, с кое - где торчащими посередине зелёными елями. - Думаю, что...
  В это время, из кустов, с расстоянии метров в двести, оттуда, куда убежал раненый зверь, вдруг раздался пронзительный злобный рев медведя, который словно предупреждал охотников о своей боли и злобе, на них.
  Лёня не дослушав Доржи ответил:
  Медведь крупный... Даже если мы его тяжело заранили, он на нас нападет из засады... А в такой чаще, его не будет видно и на десять шагов... Если только собак отозвать?...
  Он помолчал, а потом вложив пальцы в рот засвистел, и короткое эхо повторило свист, отражаясь от склонов "амфитеатра"...
  Он свистнул несколько раз подряд, потом послушал какое - то время и снова засвистел. Собаки не появлялись и конечно не отзывались...
  Доржи вздохнул: - Они наверное этого быка далеко угнали, и не слышат нас. Будут бежать пока не собьются со следа, а потом вернуться...
  Лёня посмотрел на солнце, которое незаметно, уже низко склонилось над вершинами горного хребта...
  Посоветовались и разожгли костерок. В ожидании собак, вскипятили чай и перекусили вчерашним холодным мясом и сухим хлебом...
  Становилось все прохладнее и даже у костра, было совсем не тепло...
  ... - Ну что? - предложил наконец Лёня. - Давай вернёмся к лошадям, может быть собаки там? Если нет - то едем на "базу", а завтра поутру, вернёмся сюда, взяв собак на поводки, и попробуем с ними обыскать место...
  - Может быть медведь где - то здесь затаился и его удастся из под собак дострелить?
  Так и сделали.
  Когда вернулись к лошадям, то собак тем не было, и охотники, сев на коней, не спеша стали возвращаться в лагерь...
  
  ... Когда я вернулся, на "базе" уже горел большой костёр и Максим варил уху из пойманных в сетку крупных хариусов - черноспинников, а Аркаша, солил рыбин и складывал их в просторный толстый полиэтиленовый мешок. Рыбины блестели серебряными боками и иногда на брюхе, от сдавливания, появлялась струйка красной икры...
  Я рассказал коротко, где был, и что ничего не встретил, а ребята рассказали в ответ, что там где они были, а это много выше нашего бивуака, местами лежит снег и они видели два медвежьих, крупных следа, которые шли один рядом с другим в сторону вершины той долины, куда уехали Лёня с Доржи...
  В это время появились и сами буряты - охотники и расседлав лошадей, подошли к костру и начали рассказывать подробности охоты на изюбря и медведей...
  Вскоре поспела уха и уже в сумерках, прибежали усталые собаки, и легли неподалёку, тяжело дыша. Чернявый даже поскуливал от усталости и потому, Лёня выдал им по рыбине, оставшейся от соления, и проворчал: - Если бы не бегали, куда попало, то снова бы медвежатиной наелись... Ну а теперь...
  Как обычно, за ужином, выпили по рюмочке и Лёня уже во второй раз пересказал всё произошедшее с ними.
  
  - Я думаю, что он, где-нибудь там, в вершине долинки. Ему, с таким
  ранением далеко не уйти. Да и последний раз он ревел метрах в трёхстах от нашего места. Думаю, что он залез в чащу и там отлёживается... Мы завтра поедем туда с собаками и попробуем его облавой захватить...
  Все, на время прекратили хлебать аппетитную горячую жирную юшку и закивали головами, хотя Аркаша незаметно поёжился. Хотя он уже и не один раз разделывал добытых медведей, но самому добывать такого зверя ему ещё не пришлось и он, немножко побаивался - сможет ли он, не только стрелять, но и попасть по убойному месту, если медведь вдруг кинется на него.
  В компании таких опытных охотников - медвежатников, конечно, это выглядело не так опасно, как казалось, однако чем чёрт не шутит...
  Я проснулся ночью оттого, что Аркаша заворочался и задел меня боком, и уже вновь засыпая подумал, слыша его тихое дыхание, что он не спит и наверное думает о том, как утром всё будет оборачиваться...
  
  Для меня, этот раненный медведь был уже наверное продолжение второго десятка добытых медведей и потому, я привык преодолевать беспокойство перед этой опасной охотой. И к тому же, здесь в Саянах, где на медведя человек не прекращает охоты по сию пору, звери боятся человека и думаю, что даже на безоружного никогда не рискнут наброситься. Хотя такое частенько бывает в заповедниках или в глухих таёжных урочищах, редко посещаемых человеком.
  
  Страх, медведей и вообще хищников перед человеком, везде поддерживается только постоянной охотой. А там, где это запрещено или охотники отсутствуют, хищники постепенно освобождаются от страх и начинают нападать и на скот, и на людей которые его охраняют...
  Мне вспомнились рассказы охотоведа Павлова, который говорил, что даже волки, во время войны в вятской тайге, когда все мужчины в деревнях ушли воевать, нападали на людей, а иногда, крали беззащитных человеческих детёнышей, прямо с деревенских огородов...
  
  Утром, за завтраком, все решили ехать к медведю на лошадях, а там оставив их в лесочке и взяв собак на поводки, идти искать подранка.
  Перед тем как отправиться, я вспомнил как Лёня ловил хариусов в мелкой речке и попробовал сам. Ведь это интересно будет рассказать городским рыбакам, которые и вообразить этого не смогут...
  Я, в резиновых сапогах вошёл в мелкую протоку бегущую по плоскому каменистому дну и стал осматриваться. Вскоре, впереди увидел мелькнувшую чёрную спину и плавник появившийся на поверхности - она из озера, пробовала подняться вверх по течению в вершину речки, метать икру. Обойдя рыбину по берегу, отрезал ей путь к отступления в озеро и стараясь не шуметь, почти бегом приблизился к ней, а потом, стал пинать её ногами, стараясь выкинуть на берег. В какой-то момент, мне это удалось и выскочив из воды, уже руками схватил скользкую, извивающуюся рыбину, поблёскивающую серебристым чешуйчатым брюхом.
  
  Сильвер, заметив, что я вошёл в речку, подбежал ко мне и в ожидании стал вилять коротким хвостом - обрубком. Я налюбовавшись на крупного харьюза, бросил собаке первую рыбину и он схватив её на лету, отбежал чуть в сторону, и придавив лапой стал выгрызать внутренности...
  Так повторялось несколько раз, и в конце, одну рыбину, я уже прижал руками ко дну, и потом ухватив за жабры, выбросил на берег, к удовольствию Сильвера - Байкала...
  После завтрака, поймав лошадей мы заседлали их и тронулись за Лёней, который хорошо запомнил дорогу. Собаки бежали рядом и вдруг, всполошившись, в какой - то момент, все дружно бросились в одну сторону. Пока Лёня спохватился, они где - то впереди и справа, несколько раз взлаяли и пропали, скрылись из глаз... Лёня пытался их свистеть, но вздохнул и вслух пожалел, что сразу не взял Сильвера на поводок...
  Подъехав к устью сооружённого природой "амфитеатр" спешились и привязав лошадей, остановились кучкой и Лёня, показывая нам в сторону поперечной долинки, начал рассказывать.
  
  - Мы его слышали последний раз приблизительно вот оттуда - он показал рукой на густые кусты в вершине заросшего ущелья.
  Думаю, что пока собак нет, мы пойдём один рядом с другим и попробуем отыскать хотя бы вчерашние следы... Кто первый увидит, сразу даёт голос, а потом мы уже решим, что делать...
  Зарядившись и спустив карабины с предохранителей, разойдясь метров на пятьдесят друг от друга, мы веером вошли в кусты, опасливо обходя самую чащу и внимательно вглядываясь в тени и подозрительные места...
  Вслед за частинкой, выше по склону, кустарник рос клочками и впереди стало видно намного лучше... В какой-то момент Лёня замер, потом вглядевшись крикнул: - Вижу!
  Мы насторожились, напряглись и Лёня показывая рукой вперёд, держа карабин перед собой, медленно передвигаясь, остановился метрах в десяти, опустил карабин и произнёс: - Он похоже "заснул"! - что означало - он мёртв...
  Сгрудившись, через прогалину в кустах, мы долго рассматривали торчащий из глубокой канавы, наполовину заполненной снегом бок и часть головы с ухом, а потом осторожно подошли ближе... Зверь был уже давно мёртв и лежал задом в промоине, по которой тёк ручей и которая была ещё полна снега... На белом снегу запеклась, ставшая коричневой кровь, вытекшая из большой раны на заду...
  
  ... Позже, хорошо разглядев могучего зверя, мы все вместе взяли его за окоченевшие уже негнущиеся лапы и переворачивая, как набитую ватой куклу, скатили вниз по склону, на открытую площадку.
  Зверь был действительно хорош. Когда снимали с него шкуру, то выяснилось, что на нём, ещё после зимы, сохранился даже на спине жир в два пальца толщиной. И вообще, он был коренаст и упитан. Глядя на его мёртвое тело освобождённое от шкуры, мы качали головами, настолько мощным и крепко -сбитым был этот медведь. Лет ему было, наверное, около семи - восьми и потому, он обладал уже и полным ростом и полной силой. Кости скелета были круглые, толстые, а короткие лапы широкие и чёрные; словно сделанные из твёрдой пластмассы когти были сантиметров пять - семь длинной.
  "Раздетый", он напоминал по фигуре сильного широко-костного человека, или даже крупную гориллу, которые все бывают мускулисты и объёмны.
  Вырезав желчь, Лёня по ходу пояснил, что желчь у долго умирающего зверя, заметно увеличивается в размерах. И действительно эта желчь, была граммов сто пятьдесят весом, что превосходило обычные размеры, почти в два раза...
  Шкура была у этого медведя тоже хороша. Темно - бурая, почти чёрная, с густым и длинным мехом, она совсем ещё была нетронута линькой и по размерам напоминала хороший ковёр только вытянуто - полукруглой формы. И череп и лапы с когтями мы оставили на шкуре и потому, смотреть на неё было страшновато. Длинные желтоватые клыки, торчали из полуоткрытой пасти и казалось, зверь ещё может ожить и "собравшись", неожиданно наброситься на нас ...
  
  Я же, вспомнил, как мы добыли первого моего медведя в берлоге и как спустившись к нему, уже мёртвому вниз головой, через высоко проделанное "чело", я набрасывал на его оскаленную пасть верёвочную петлю, чтобы вытянуть медвежью тушу наружу. Ощущение было не из приятных и я гнал от себя опасения, что медведь вдруг оживёт и клацнув клыками, откусит мне голову - медвежья башка, была в несколько раз больше моей...
  ... Когда возвращались к лошадям с мясом и шкурой, те забеспокоились ещё на подходе и пришлось Лёне, бросив рюкзак подойти к своему Вьюну и огладить его. Но когда грузили на лошадей, набитые мясом сумы, лошадь Аркаши вдруг взбесилась и хрипя и ударяя копытами стала рваться с повода. Аркаша пытался удержать её и конь, разворачиваясь к нему туловищем и высоко задирая оскаленную морду, вдруг наступил кованным копытом ему на ногу, на ступню, в резиновом сапоге. Аркаша завопил, лошадь ещё больше напугалась и только Лёня спас положение - подскочив с другой стороны перехватил узду и привязал мерина к дереву...
  
  Наконец суета улеглась, сумы были приторочены и мы, держа коней в поводу, начали медленно спускаться вниз... Аркаша шёл последним и заметно хромал, но Максим осмотрев его ступню, успокоил всех, что нога ушиблена, но кости не сломаны...
  Вечером устроили пир и Максим, сделал медвежий фарш и смешав его с медвежьим жиром, нажарил целую кастрюлю котлет. Расположившись у костра, все дружно пили водочку, разговаривали и заедали это вкусными медвежьими котлетами приправленные чесноком...
  Лёня, закусывая, не торопясь рассказывал о медведях...
  
  - В это время, у медведей гон проходит - говорил он, вытирая рот тыльной стороной ладони. - Они собираются вместе на каком - либо склоне и начинаются так называемые "медвежьи свадьбы", когда за маткой, идут несколько самцов - медведей. Между ними в такое время бывают драки, иногда с сильными ранениями или даже убийствами матёрыми и в возрасте медведями, слабых или молодых зверей...
  Иногда, такие звери, самцы, находят глубокий снег, где - нибудь на склоне, роют в нем яму, и ложатся туда, стараясь охладиться и главное промежность охладить...
  Лёня замолчал, уклоняясь от едкого дыма, а потом прокашлявшись продолжил:
  - Матки - медведицы, самцов к себе не подпускают пока не созреют и медведь - победитель, как адъютант за командиром следует за ней, пока она не начнёт приходить в охотку... Тогда она начинает бегать, а он бегает за ней следом. Наконец она, останавливается, и он со страстью на неё громоздится. Вид у них в этот момент, взъерошенный и тревожный...
  Ну дак это ведь страсть! Такое время всего раз в году бывает, и медведи, как и другие гонные звери, к этому весь год готовиться... А потом время заканчивается и звери снова расходятся по тайге, по своим участкам...
  Лёня дотянулся до котелка, налил себе чаю, и прихлёбывая продолжил: - Я однажды, в тайге на Жохое, это такое урочище есть, ночевал у костра и слышал, как где - то недалеко, ревели и рявкали медведи, видимо дрались.
  Я тогда испугался, палил всю ночь большой костёр и не спал. Ведь во время гона, звери словно с ума сходят... Так бывает не только с медведями, но и с лосями, и с изюбрями, и с горными козлами...
  А медведи, переходя с места на место даже не скрываются, а как стая собак во время течки, бегают вслед за медведицей, огрызаясь один на другого...
  Когда утром я туда пришел, то увидел мертвого, изорванного и искусанного молодого медведишку и нашёл место, где они дрались. Там вся трава была помята и усыпана вырванной из шкуры шерстью и кое - где следы, пятна крови остались. Медведишко, видимо уже смертельно раненный, другим медведем, убегая, спрятался в яму с водой между камнями, да там и умер...
  
  Лёня, как все простые люди, во время рассказа называл всё происходящее между медведями в это время, простыми, можно сказать нецензурными словами, но ощущения грубости не было. Это были просто специальные слова, которые с культурными, литературными словами не совпадают...
  А я вспомнил, как мне рассказывал лесник, державший в вольере медведицу, что во время гона, она теряла аппетит и металась по клетке из угла в угол, рычала или повизгивала, а потом садилась на зад и начинала елозить на нём - так ей нелегко было перебарывать страстный инстинкт размножения. Медведя для неё так и не смогли найти, и вот она мучилась почти две недели...
  ... Спать легли поздно, а утром, поднявшись пораньше, Леня и Доржи, отправились домой, оставляя нас на неделю одних...
  
  Мы дружелюбно простились и буряты - охотники, помахав нам руками с седел, вскоре скрылись из виду, свернув по торной тропе в ближний лесок...
  Они с собой прихватили немного мяса и главное медвежьи лапы, о которых я уже рассказывал, ранее...
  Вслед за ними убежали и собаки, а Сильвер, перед тем как скрыться за поворотом, остановился, посмотрел в нашу сторону и словно прощаясь, несколько раз вильнул коротким хвостом, ...
  А мы остались, сами с собой, одни и потому, было немножко грустно и даже тоскливо...
  
  
  ... После отъездом наших проводников, решили денёк отдохнуть и заняться рыбной ловлей. Вновь накачали маленькую резиновую лодку и усевшись на её дно, Аркаша, держа в зубах один конец сетки стал отгребаться от берега.
  К обеду, ветер с севера пригнал тёмные тучи, поднялся ветер, холодный и пронизывающий и казалось, что мы переселились вдруг на месяц - полтора в самое начало весны, когда ещё без меховых рукавичек чувствуешь себя на воздухе очень неуютно. Конечно, этот холод и такую погоду, мы, никакими ухищрениями не могли исправить и оставалось только терпеть...
  Я, стоя по колено в воде, потихоньку стравливал сетку, а Аркаша, кое-как уместившийся в крохотной, словно детской лодочке, подгоняемый ветром медленно отплывал от берега...
  Наконец выставив сеть, продрогшие вернулись к костру, не торопясь приготовили обед, нажарили вновь мяса и заварили чаёк покрепче...
  
  ... С удовольствием прожёвывая и глотая аппетитную еду, я, вспоминал, как лет двадцать назад, в первый раз попробовал медвежатины и был в восторге. У меня от такой пищи силы в полтора раза прибавилось, а мой знакомый, опытный медвежатник, говорил, что мясо медвежье не только вкусно, но ещё и лечебно, - ведь этот сибирский зверь питается кедровыми орехами, зелёной свежей травкой и лечебными кореньями, которые добывает и поедает в изобилии на горных склонах и альпийских луговинах...
  
  Аркаша, в этот день, под наблюдением Максима, эластичным жгутом перевязал ступню, на которой заметны были крупные синяки, а из "дорожной" аптечки, брал и глотал болеутоляющие таблетки... Все-таки хорошо, когда во время большого путешествия в "команде" есть доктор...
  Вечером мы пораньше легли спать, и наутро проснулись ещё на рассвете...
  Наскоро позавтракав я поймал своего мерина, оседлал его и взгромоздился наверх, ощущая, как сбитое и подсохшее коростой место на филейных частях моего туловища, болезненно трескается и кровоточит. Но я уже привык к невзгодам кочевой жизни и терпел, не жалея себя и не сердясь на обстоятельства, которых не мог переменить.
  Будучи охотником и путешественником, невольно становишься аскетом и от пережитых лишений становишься ещё спокойнее и терпеливее...
  И потом, наш поход все же был конным, а не пешим и смешно было бы ходить, когда можно ездить на лошади...
  Но ребята вновь решили пойти пешком и мы распрощались до вечера. А я потянув за узду, повернул мерина на тропу, в противоположную сторону той, которая вела к Зимовью...
  
  Проехав несколько километров по тропе, и на ходу осматривая склоны наполовину покрытые кустарником, я свернул на развилке направо, поднялся в склон и там выехал на открытые пространства, развернувшейся веером широкой долины, по сторонам которой, расположились начинающие зеленеть короткой травкой чистые луговины, полого спускающиеся вниз, к речке, бегущей под невысоким обрывом, прорытым паводковыми водами.
  В одном месте, по склону в сторону воды, по неглубокой впадине, спускался пушисто - зелёный островок кедровника и следуя по тропе, я вдруг увидел как впереди, из-за поворота из-за хвойной зелени, вдруг вынырнул северный олень, уже потерявший рога, с прямоугольной головой и вытянутым, округлым серовато шерстистым туловищем, на невысоких ногах.
  Он шёл по тропе навстречу и когда я сплывал с лошади, заметил движение и остановился, пытаясь разгадать, что за существо задвигалось в ста метрах от него, на той тропе по которой он обычно проходил беспрепятственно. Воспользовавшись его замешательством, я тихонько сполз со своего мерина и зная, что он не боится близких выстрелов, положил свой карабин на седло, торопливо выцелил бок оленя и нажал на спуск.
  Раздался выстрел, олень вздрогнул, словно проглотил пулю, подпрыгнул вверх со всех четырёх копыт, потом заскочил наполовину в кусты, рядом с тропой и постояв некоторое время, упал и стал для меня невидим, заслонённый чащей.
  Мерин после выстрела заводил ушами, заперебирал ногами, но остался рядом и перехватив узду, я пешком повёл его вперёд. Уже на подходе к тому месту, я увидел оленя лежащего в кустах и потому, метрах в двадцати не доходя, привязал лошадку и пошёл к оленю.
  Это был крупный упитанный бык, видимо сейчас живший в одиночку и потому, стоявший всё в одном распадке большой долины. Наверное, он как обычно в это время дня, направлялся на новые пастбища внизу долины и тут повстречал меня...
  На правом заднем копыте северного оленя, был большой нарост, который образовался наверное уже несколько лет назад. Но зверь приспособился и это новообразование не очень мешало ему ходить, бегать и жить...
  
  "Разобрав" зверя я понял, что олень питался всё последнее время хорошо, хищники ему не угрожали и потому, он накопил много жира - который даже на внутренностях, висел гроздьями величиной с виноградины, а само мясо было блестящее и сочное...
  Время было около полудня, когда я закончил с разделкой и потому, разведя большой костёр, наделал из оленины шашлыков и пожарил их прямо на костре. Я проголодался и потому, срывая с пахучего прутика куски поджаристого мяса, глотал его почти не жуя, обжигаясь и урча как довольный кот.
  Мясо было жирным, мягким и ароматным и запив своё пиршество горячим чаем, я почти в изнеможении, отдуваясь отвалился в сторону, поправил костёр и подремал немного, изредка открывая один глаз и посматривая на солнце, определяя сколько времени осталось до вечера...
  
  ...Мне нравилось так жить и в такие моменты, я начинал всерьёз задумываться, что хорошо бы переехать куда-нибудь в глухую тайгу, в красивое урочище, жить там, развести скот, пасти его и охотиться, наслаждаясь свободой и первозданной природой.
  
  С другой стороны, я конечно не один на этом свете и потому, надо думать о жене и о детях. К тому же, во время таких мечтаний, где - то внутри начинало шевелиться беспокойство - а смогу ли я это долго выдержать? Смогу ли я тут дожить до старости и спокойно умереть, не терзаясь сомнениями и разочарованиями?
  
  ... Наконец, срезав мясо с костей, я сложил всё во вьючные мешки, приторочил всё это к седлу, и напевая песенку, громко похохатывая над своими вокальными способностями, отправился в обратный путь...
  Песенка была незамысловатая, но очень смешная, как мне казалось. Я переделал её из детской песенки: "На палубе матросы, курили папиросы, а бедный Чарли Чаплин, окурки собирал". Я переделал первый стих и у меня получилось: "На палубе даосы, курили папиросы..." Представляя себе как даосы курят папиросы, я не мог удержаться от смеха...
  
  Вернувшись на стоянку, застал там ребят, которые в этот раз ходили вниз по течению, обошли вокруг т-образно расположенного озера и нашли большой естественный солонец, на который, из округи собирались копытные. А на закрайке солонца, были видны и крупные медвежьи следы...
  Но мяса у нас теперь было вдоволь, на все оставшиеся дни поездки и потому, обсудив возможность сходить к солонцу, как-нибудь с вечера, мы эту тему закрыли...
  
  Вечером у костра, я показывал ребятам, как жарить шашлыки из оленины, и они буквально объелись вкусным мясом и отдуваясь, сидели у костра и пили чай, слушая подробности моей сегодняшней охоты...
  
  ... С вечера, из низких туч, несколько раз принимался моросить мелкий дождик, и дым от костра носило во все стороны. Однако к утру, погода переменилась и сквозь стены палатки, проснувшись, мы различили солнечное утро. Помывшись и позавтракав, долго ловили лошадей и заседлав поехали по тропе, в сторону высокого перевала...
  Ловля лошадей, каждый раз превращалась для нас в небольшую задачу. Мой мерин, как - то неожиданно быстро привык ко мне и давался в руки без сопротивления.
  Не то было с Максимом, и особенно с Аркашей. В это утро, хромая и зло матерясь, он пытался загнать своего стреноженного мерина в кусты, но тот не давался и прыгая сразу на четырёх связанных ногах, замирал в самом неподходящем месте, а когда Аркаша подкрадывался к нему, говоря сладким голосом льстивые слова, его конь вновь вздёргивал головой и громко стуча копытами по земле, неловко отбегал в сторону, пытаясь при этом разорвать путы...
  Наконец Аркаша уговорил своего коня и дрожащей рукой набросил на шею один конец узды, после чего бурятские лошади всегда прекращали сопротивление и покорялись воле хозяина. Так было и на этот раз.
  Наконец все сели в сёдла и выехали в сторону далёкого перевала, окружённого сверкающими на горизонте, соседними с ним снежными пиками...
  
  К полудню, по хорошей тропе поднялись высоко над долиной и выехав на плоскотину, остановились и долго рассматривали открывающийся с высоты перевала безбрежные просторы, уже на запад в сторону первых истоков могучей сибирской реки Енисей...
  Горные вершины, заполняли всё пространство впереди и нам даже казалось, что мы видели синеватую блестящую поверхность реки Бий - Хем, которая начиналась неподалёку и потом, постепенно превращалась в громадную реку пересекающую поперёк всю Сибирь...
  Перед нами расстилалась горная Тува, страна, которая ещё совсем недавно был землёй мало изученной и полу исследованной.
  На этих горах, несколько тысяч лет назад жили горные племена кочевников, входивших в племенное объединение хуннов, тех самых, которые в своё время переселившись в сторону Западной Европы, завоевали Древний Рим...
  Происхождение их теряется в тумане времени, но нынешние тувинцы, возможно, были их сохранившимися потомками. Они, сохранили тягу к кочевой жизни и к скотоводству, как впрочем и к лихим набегам и грабежам.
  Недавно, мне рассказывали, что в девяностые годы, во времена распада Союза и начавшегося безвластия и националистических брожений, на территории Тувы участились убийства и угоны чужого скота.
  Ещё года три назад, буряты рассказывали нам, что тувинцы несколько раз угоняли их лошадей и грабили беззаботных туристов. Но потом, когда кто-то убил несколько тувинцев прямо в их зимовье, грабежи и угоны скота прекратились...
  
  Расседлав лошадей, мы разожгли костёр и сварили вкусный обед, потом ещё достали из мешков свеже солёного хариуса и замечательно пообедали. Не удержавшись выпили по рюмочке, поздравив себя с преодолением и тувинской границы...
  
  Во время обеда, я вспомнил и рассказал ребятам о том, как мой знакомый историк из Питера, описывал мне работу археологов на раскопках древних захоронений на территории Тувы, о золотых украшениях древних кочевников. Позже, я прочитал замечательную статью в "Нэшинал Джиографик" об этой экспедиции, с цветными фотографиями золотых украшений, найденных при раскопках в степных курганах. Часто, это были фигурки диких зверей и особенно лошадей. Украшения для конской сбруи были обычной вещью в те далёкие времена, ещё и потому, что лошади воспринимались кочевниками, как своеобразный дар божества степному человеку. Под впечатлением этих разговоров, мы с уважением рассматривали наших лошадок, которые для нас тоже были как божий дар.
  После полудня, оседлав лошадей сели на них и повернули в сторону нашего лагеря, но решили спрямить тропу.
  Мы захотели проехать вдоль речного берега, но в одном месте, к самой реке подошёл, крутой скальный прижим и нам пришлось с лошадьми в поводу, по крутому, скалистому склону подниматься до тропы. На самом крутяке, идя впереди я увидел плоскую, круто наклонённую скалу, нависающую над многометровым обрывом, и поросшую сверху мхом. Я подумал, что это земля подо мхом и повел туда лошадь...
  
  И тут, уже в последний момент, когда лошадь заскребла передними копытами по камню укрытого тонким ковром мхов и почти обрушилась в пропасть, я из последних сил, удержал её за повод, на опасной крутизне развернул, дрожащую от страха на краю обрыва, и благополучно провёл по другому месту, в обход этой коварной плиты, замаскированной мхом...
  Ребята, увидев, как опасно я балансирую с лошадью на краю обрыва, задолго до того места свернули и дождавшись меня, сочувственно качали головами. Сам я, может быть в обрыв и не упал бы, но мой мерин наверняка бы разбился...
  В горах, всё время надо быть очень внимательным и сосредоточенным, потому что великое множество неведомых опасностей подстерегает здесь путешественника...
  
  Уже почти на подъезде к нашему лагерю, меня вновь ожидало неприятное приключение. Орлик, вошёл в неглубокую речку, перед впадением её в озеро с намерением напиться, я отпустил повод и он, самостоятельно сделав несколько шагов, друг провалилась в ил, который река намыла за долгие годы и оставила в устье.
  Ребята перешли речку повыше по течению, где берега были каменистыми, а я, видя что глубина перехода всего полметра, зазевался, лошадь всей тяжестью ухнула в трясину и я едва успел соскочить с седла, но стоял почти по пояс в воде, держа узду в руках.
  Лошадь, как это уже не один раз бывало в наших походах, провалившись не держит голову, и постепенно, склоняя её вперёд, начинает захлёбываться и тонуть. Чтобы этого не случилось, надо постоянно поддерживать её голову и тянуть за повод вверх.
  В этот раз я так и делал. Лошадь хрипела нутром, выпучивала кровавый от ужаса надвигающейся смерти глаз, раздувала ноздри и тем не менее ничего не делала, во всяком случае первое время, чтобы выбраться из коварного грязного омута.
  А я, терпеливо тянул за узду, стараясь держать её голову над водой и матерился, во весь голос, тем самым подбадривая и себя и лошадь.
  И тут, словно собравшись с силами или от страха, или от обиды за мои матерки, она вдруг несколько раз стукнула передними ногами, пытаясь встать на дыбы, видимо задела копытами за твёрдое основание и с хлюпаньем выбралась, выпрыгнула из илистого плена, мокрая и грязная.
  Побывав в грязной воде, я тоже весь промок и сделав передышку, снял с себя всю одежду, выжал бельё и портянки и переобулся. Надев влажную рубашку и штаны, подрагивая всем телом от прохлады поймал лошадь уже спокойно щиплющую травку на луговине, взобрался на неё и поехал дальше дрожа всем телом и часто, слишком часто для интеллигентного человека, поминая кузькину мать...
  Думаю, что это был просто несчастливый для меня и для моего коняжки, день...
  
  ... Возвратились в лагерь уже в сумерках и потому, быстро разведя костёр, наскоро поужинали и залезли в палатку под начинающимся редким, но постоянным дождём.
  Проснувшись назавтра, услышал, как дождь колотит каплями по тенту палатки, перевернулся с боку на бок и вновь заснул - в такую погоду, на "улице" просто нечего было делать...
  Дождь продолжался целый день и мы, время от времени задрёмывали и просыпались лишь для того, чтобы поесть...
  К вечеру, все это нам надоело, захотелось, поскорее двинуться в сторону дома, или во всяком случае в сторону деревянного зимовья, прочной крыши над головой и гудящей ярким пламенем печки...
  В такую погоду, невольно начинаешь грустить о покинутой цивилизации, потому что время тянется бесконечно и совершенно нечем себя занять. Книжек мы с собой не берём, да это было бы смешно, а в шахматы и в шашки уже и возраст вроде не позволяет играть. Приходиться отсыпаться впрок и вспоминать яркие случаи из предыдущих походов...
  
  ...На следующий день проснувшись рано утром, я вылез из палатки и вновь увидел мутно - серое небо и тучи, ватной пеленой проплывающие над нами. С трудом разведя костёр в отсыревшем кострище, я вскипятил чай и разбудил ребят, которые вяло поели и снова залезли в палатку...
  К полудню решили, что надо поставить сетку в последний раз, посолить рыбы и выезжать в Лёнино зимовье, а там уже смотреть, что делать дальше...
  На этот раз, ставил сетку сидя в резиновой лодочке, я сам. Приходилось и выбрасывать сеть в воду и подгребаться самодельными вёслами.
  Кое - как справившись с сеткой, уже причалив к берегу и вылезая из лодочки, неловко её перевернул и вновь по пояс оказался в воде. Задница тут же намокла и под брезентовыми брюками по ногам, потекли холодные струйки воды.
  Чертыхаясь я выскочил на сушу, достал с воды и отдал Аркаше лодочку, отошёл на сухое место и дрожа от озноба, под колючим ветерком отжал одежду и вылил из сапог воду...
  Потом развели большой костёр и сидели до вечера под нудным несильным дождём. Состояние "намокшей курицы" стало для нас за последние дни обыденностью и поэтому, маленький дождь, почти не воспринимался как дождь, а как некое добавление к горам и замечательным видам на окрестные горы...
  
  ... Я вспомнил одну из предыдущих наших поездок в долину Сенцы, когда из двенадцати дней путешествия, восемь дней или лил проливной дождь, или шёл мокрый снег, что пожалуй будет похуже дождя, потому что снег ещё и холодный...
  
  ... Пили чай и разговаривали. Аркаша вспоминал, как тёплой и сухой осенью, он с семейством проводил прошлогодний отпуск на Байкале, на Малом Море, неподалёку от острова Ольхон.
  - Там ведь во все стороны как по асфальту можно ходить, по травянистой, степной луговине - рассказывал он. - И виды во все стороны, панорамные. Там встретил рыбаков, которые жили две недели в палатке, на кромке щебёнчатого берега под обрывом и ловили сетями омуля - что есть браконьерство.
  Аркаша улыбнулся вспоминая...
  - Они высадились на галечную косу, под обрывистым берегом и жили тихо, скрывая своё присутствие от рыбоохраны. Не знаю, сколько они омуля поймали, но у меня они выпрашивали бутылку водки за ведро омуля, правда подсоленного...
  
  ... А я, вспомнил и рассказал ребятам, как однажды путешествовал пешком по северному берегу Байкала и в глухой тайге, неожиданно вышел на красивый большой памятник, стоящий прямо на берегу озера. Тогда, сначала я своим глазам не поверил и сильно удивился, потому что ближайшее поселение было километрах в пятидесяти...
  По надписям на памятнике я понял, что он посвящён четырнадцати морякам потонувшим год назад, на большом теплоходе, - научнике. Судно это, сорвавшаяся с суши сарма, неожиданно перевернула в километре от берега! Сарма - особенный, байкальский мощный ветер, который за считанные минуты набирая силу, поднимает громадные волны, чтобы через несколько часов, утихнуть так же внезапно, как и начался...
  
  ... К утру, непогода наконец закончилась и сеть мы вынимали уже под лучами прохладного, восходящего солнца. Выловив около сорока штук крупных, почти полукилограммовых хариусов, уже собираясь уезжать, попутно засолили рыбу в полиэтиленовых мешках и собрав палатку, рассредоточив груз в перемётных сумах завьючились, и севши на лошадей, с облегчением тронулись в обратный путь...
  
  
  ...К зимовью подъехали после полудня, и расседлав и стреножив лошадей, отпустили их пастись, а сами, перекусив и попив чаю, пешком отправились на разведку, под скалу. Там, почти всегда обитали горные козлы, легко скакавшие и пасущиеся на опасных скальных склонах.
  Наледь на реке, под этой громадной скалой почти растаяла, и только кое - где, перегораживая реку поперек лежали двухметровой толщины "осколки" наледи, светясь зеленовато - голубым цветом на внутреннем сломе. А подо льдом, словно под мостом шумела и кипела быстрым течением река, разлившаяся после дождей и таяния вершинных снегов.
  Пройдя под самый скальный лоб, в бинокль увидели стадо горных коз, которое возглавлял крупный, но ещё не старый козёл, со средней величины, саблеобразными толстыми рогами. Он держался особняком от маток и в бинокль, я мог рассмотреть у него даже небольшую, серого цвета бородку под мохнато заросшей, рогатой головой. Он передвигался отдельно от стада маток, а некоторые из них были ещё и с козлятами.
  
  Медведей на склоне не было, хотя Максим напомнил, что прошлый год, чуть не доходя до скального лба, на седловине, при заезде мы видели медведицу с парой мадвежат-годовиков, один из которых был серым, почти белым по цвету - явление для бурых медведей редчайшее.
  Таких особей, будь то олени, козы или даже хищники, раньше, в Сибири называли "князьками". Даже кусок шкуры такого зверя, становился семейным охотничьим амулетом, приносившим удачу его владельцу - настолько редко они встречались в природе...
  А среди медведей это вообще уникальное явление. Лёня - проводник, говорил, что он такого медведя видел первый раз в жизн, хотя кажется, что Лёня видел в этих горах всё, что тут обитает.
  Однако как - то в разговоре, он обмолвился, что снежного барса, тоже, живьём не видел. Он рассказал, что как-то давно, в маленькой зимовейке в дальних горах, видел лапу снежного барса, прибитую к двери зимовья.
  Следы, тоже, редко, но встречал. Они отличаются от следов рыси, более крупными размерами и на снегу, от длинного толстого хвоста барса, ещё его называют ирбисом - остаются чёрточки, рядом и чуть сзади от следов лап...
  Однажды он рассказывал нам, что прошлый год, где - то далеко от посёлка Саяны, в горах, около одного из высокогорных стойбов, собаки задрали молодого барса... При этом, одну или двух из собак он задавил, но остальные всё - таки прикончили его... Слух об этом прошёл по всему Восточному Саяну...
  
  ... После разведки, мы не стали влезать на горы, и возвратились к зимовью пораньше, решив отложить охоту, на следующее утро. Все равно, козы от этой скалы далеко не отходят.
  Вечером, уже на печке Максим, обладающий талантом незаурядного повара, вновь наделал котлет из медвежатины и расслабившись, развалившись на нарах, вокруг стола, мы ели эти котлеты, причмокивали и запивали холодной водочкой. Одним словом "отрывались" на полную катушку, наслаждаясь комфортом и уютом просторного, тёплого деревянного домика, неодобрительными комментариями вспоминая тесную, низкую и мокрую палатку...
  Аркаша, стоило ему отодвинуться от стола и прилечь на нары, тут же буквально через две минуты засопел и заснул так крепко и спокойно, что не обращал внимания на наши приготовления к завтрашней охоте...
  
  ... Утром, проснулся рано и захватив полотенце и зубную щётку, вышел на улицу. Было чистое ясное утро, а откуда то из-за хребта нависающего темноватой тенью над зимовьем, уже пробивались ликующие яркие лучи восходящего солнца. Я не спеша помылся, почистил зубы и возвратившись в домик, объявил подъём.
  Ребята быстро поднялись и нервно хихикая, поёживаясь от утренней прохлады, обнажившись по пояс побежали на ручей, который был от зимовья метрах в пятидесяти, за гранитным скальным гребнем - останцем. ...
  Вернулись они быстро, а я, к тому времени развёл костёр и вскипятил чай. Позавтракали оставшимися вчерашними котлетами и они, холодные, были не менее вкусны, чем вчерашние горячие...
  
  Наши лошадки паслись на кочковатой луговине внизу, на берегу Хадоруса, а на черном коняжке, изредка позванивало ботало - колоколец, привязанный у него на шее...
  Собравшись сходили за лошадьми, поймали их, что уже не составляло для нас особого труда - и лошади и мы постепенно привыкли друг к другу. Заседлав коней, закинув за спину карабины с места пустили лошадок рысью и казалось, что лошадям тоже захотелось размяться.
  Мой Орлик, шёл по тропе ровной размашистой рысью, а чёрный конь, Змей под Максимом, от нетерпения то и дело переходил на галоп. Только Аркаша чуть отставал, но тоже, на ровных местах, по временам срывался вскачь.
  До подножия скалы, долетели мигом, остановившись спешились и стали осматривать склоны в бинокли...
  - Вижу - спокойно проговорил глазастый Аркаша и рукой показал направление...
  
  Действительно, у основания скального лба прямо над ним, на каменистом склоне, можно было уже без бинокля различить серые передвигающиеся точки. Это были горные козы, и иногда мелькали козлята, всюду следовавшие за своими "мамками". Но козла нигде не было видно.
  - Наверное погулять ушёл - сострил Аркаша и мы невольно заулыбались, представив гуляющего козла...
  Договорились, что я пойду первым и обогнув Скалу по верху, выйду на карниз, с которого виден склон, а ребята, чуть поотстав, поднимутся на половину подъема, и там, с седловинки, будут высматривать коз.
  Если я их увижу и стрельну первым, то козам некуда больше деваться, как двигаться в сторону седловинки, где их и будут ждать Максим, наш главный стрелок и Аркаша, как его "дублёр".
  Оставив лошадей привязанными внизу у тропы, мы зашагали в гору...
  Первые метров триста - четыреста дались особенно тяжело. Я разогрелся, задышал и даже вспотел, но старался двигаться ритмично и дышать ровно. Постепенно, появилось второе дыхание и мне даже нравилось делать мускульные усилия преодолевая подъём, достигавший по крутизне порой градусов тридцати.
  Назад я не оглядывался, но знал, что ребята за мной наблюдают и стараются держаться в пределах видимости...
  Поднявшись на самый верх, я уже почти по ровному каменистому "седлу", обошёл выдающуюся к реке часть скалы и крадучись приблизился к краю карниза. Пригнувшись и отдышавшись, я выбрал удобное место и стал заглядывать вниз, на каменистые склоны скалы, кое - где обрывающиеся к низу почти отвесно...
  Приглядевшись, метрах в двухстах под собой, я заметил двух коз маток и рядом небольшого козлёнка, который развлекаясь, скакал с камня на камень, в отличии от медлительно спокойных маток, которые кормились неподалёку объедая кустики травы росшие в горных расселинах и на небольших площадках на склоне...
  Не спеша я лёг на живот, положил ствол своего карабина на камень и прицелившись, нажал на спуск. Грянул выстрел, эхо сухо повторило резкий звук, и козы сорвавшись с места, поскакали по склону, с камня на камень, чуть вверх и от меня. Я видел, как после выстрела пуля ударила в соседний с козой камень и отколов несколько крошек камня от гранитной глыбы воткнулась в землю...
  Я успел выстрелить по бегущим ещё два раза, не очень рассчитывая на успех и конечно промахнулся, а козы, перескакивая с валуна на валун исчезли за гранитной "кулисой", обогнув её по дуге...
  Я повздыхал, поворчал про себя на нервную торопливость, поднялся, осмотрел карабин и в это время, услышал снизу глухой выстрел Максимова карабина. Выстрел донёсся из-за скалы куда, как мне показалось, ускакали козы.
  Не торопясь, я стал по кромке склона, обходя Скалу спускаться вниз.
  От начала охоты прошло не больше полутора часов, когда чуть внизу и подо мной, я заметил фигуру Максима, который махал мне рукой. Я зигзагами стал спускаться по крутяку и когда мы встретились, то увидел впереди, метрах в семидесяти пробирающегося между камнями Аркашу...
  
  Ну что, добыли? - спросил я, глядя на улыбающегося Максима понимая,
  что этой улыбкой он уже ответил на мой вопрос.
  - Да вон, она - проговорил он, и показал рукой под скалу, где Аркаша уже вытаскивал крупную козу из каменистой расселины, в которую она скатилась после выстрела.
  Потом, Максим коротко рассказал мне, что они уже были под скалой и осматривали склон в бинокль, когда наверху, защёлкали мои выстрелы, и вскоре из-за скалы появились козы.
  - Передняя набежала на меня почти вплотную - уточнил он. Аркаша был метрах в двадцати позади, поэтому я вскинул карабин, выцелил её и тут коза остановилась на секунду оглядываясь назад... Тут я её и снял! - улыбнулся Максим.
  - После выстрела, она сделала ещё пару прыжков и мне пришлось выстрелить ещё раз, но наверное она была уже без сил, потому что несмотря в этот раз на мой промах, остановилась, постояла на вершине валуна, потом несколько перебрала ногами, упала и покатилась по камням пока не застряла в расселине...
  В это время, Максим увидев, что Аркаша почти на руках тащит козу спускаясь по камням, по опасному крутяку, проговорил: - Я пойду - помогу ему...
  Договорились, что я спущусь к лошадям и там жду их уже с добычей...
  
  ... Максим, внимательно изучая склон, просматривал путь вперёд, а потом чуть забирая вверх, направился к Аркаше, а я по крутому, но почти ровному склону заросшему короткой травкой, двинулся к реке, к привязанным лошадям...
  Спустившись, вниз, неподалёку от лошадей, почти под ногами увидел несколько зелёных "букетов" дикого чеснока и стал собирать его, обрывая зелёные нежные стебли растущие пучком из щебёнки.
  Лошади переступая с ноги на ногу, как бы просили меня отпустить их пастись, но я отрицательно покачал головой, а вслух произнёс: - Не сейчас. Потерпите немного...
  
  Минут через десять, волоча за собой козу спустились с горы и Максим с Аркашей - они на ходу о чем то громко разговаривали...
  Выяснилось, что Аркаша, в одном опасном месте чуть не "сверзился" с небольшого обрыва, но вцепившись изо всех сил в скальный выступ, перебрал ногами поудобнее, а потом нашёл другой спуск, чуть по диагонали по склону.
  - Мне даже показалось, что в какой-то момент, обрыв глянул на меня угрожающе - похохатывал Аркаша, хотя за его ироничностью почувствовался пережитый страх.
  - Однако я, сдержал нервы, и не стал торопиться... И всё обошлось...
  "Действительно, охота на таких крутяках, напоминает иногда боевые действия в составе горной бригады особого назначения" - подумал я, но промолчал...
  
  ... Мы тут же разделали козу, длинными лентами обрезали мясо с костей, уложили всё в сумы, и вскочив на лошадей, неспешно вернулись к зимовью, уже ранним вечером - время на опасной охоте проходит незаметно.
  ... Вечером устроили "отвальный" пир. Максим, приготовил целую сковородку жаркого, наполовину из оленины и наполовину из козлятины и мы, не торопясь, ещё при свете начали ужинать, выпив несколько рюмок водочки за удачную охоту и за прощанье с этим замечательным местом, закусывая водку подсоленным свежим хариусом, пахнущим свежим огурцом и ангарской большой свежей водой.
  Я рассказал ребятам, что первый раз этот запах заметил на Ангаре, в деревне у бабушки, где я с дядьями, на весельной лодке выплывавших под вечер на речную стремнину, ловить на спиннинг хариусов.
  
  - Один раз, помню, - рассказывал я, вспоминая впечатления детства - дядьки мои рыбачили до темна. Я замерз и захотел есть, а они отрезали кусок свежей рыбы и дали мне. Помню, что рыбье сырое мясо было безвкусное и я жевал его долго - долго, прежде чем проглотить...
  Незаметно разговор сместился на общие темы, и Аркаша, посмеиваясь рассказал, как они с отцом перегоняли свою первую машину - "Кароллу" - из европейской части России...
  Тогда на дорогах, бандюки баловались и если в машине, был один водитель то останавливали, били, выбрасывали из машины и угоняли её на продажу. С нами тогда был обрез-двустволка и мы ехали не останавливаясь днём и ночью, только заправляляясь в крупных городах.
  Добирались до Байкала неделю с небольшим. Еды тогда нормальной не было и мы с Батей, купили где- то ведро варёной рыбы и доедали её всю дорогу - он засмеялся и покачал головой...
  
  - Да, тогда времена были крутые - подтвердил Максим.
  А я вдруг, подумал, что ребята, совсем неожиданно для меня, стали совершенно взрослыми, пережили трудные времена в России и всё понимают адекватно.
  ... Перед тем как заснуть я объявил, что завтра снимаемся, потому что наша больная "машинка", неизвестно как будет ехать и надо, на всякий случай иметь день - два в запасе...
  Ребята восприняли эту новость с удовольствием - им уже начинала надоедать и тайга, и горы, и охота...
  
  Утром, как всегда после "отвальной" спали часов до десяти и закончили завтракать, только часам к двенадцати. Коней поймали без проблем, завьючили их поаккуратнее и потуже, вскочили в сёдла и осматривая с коней зимовье и горы вокруг, невольно вздыхали - ведь время проведённое здесь будем вспоминать целый год, до следующего путешествия...
  
  Выдвинулись один за другим и вдоль берега Хадоруса, потом в знакомом месте свернули резко в гору, спешились и повели лошадей в поводу, до тропы, обходя гранитные валуны, наполовину вросшие в землю.
  Перед тем как спешиться, я увидел на острове посередине широкой, но мелкой речки, большой ярко - оранжевый цветок с несколькими головками и подумал, что даже в такой суровой тайге, иногда растут замечательные, почти тропические по размерам и красоте, растения...
  Тропа нам всем уже была хорошо знакома - мы по ней проходили уже несколько раз и в обе стороны. Но все - таки, все вздохнули с облегчением только тогда, когда перейдя верхами Хадорус, вышли в долину Сенцы, уже на просёлочную дорогу...
  
  Обедали, как обычно, в половине пути, подле зимовья, у первых горячих источников. Лошадей расседлали, но привязали к деревьями чтобы не было никаких неожиданностей - время поджимало, а лошади, порой могут при пастьбе уйти довольно далеко...
  Выехали после обеда, уже в шестом часу и пошли в основном на рысях, однако стараясь не заморить лошадей... Мой меринок, почуяв родные места шёл впереди широкой рысью, а я отпустив повод и держась за луку седла, вспоминал эти десять дней с какими - то неожиданными деталями и подробностями.
  К Дунге на стойбо, заехали на пять минут, но спешились, выпили по кружке парного молока, которое она нам предложила и оставили ей несколько кусков мяса.
   Потом, пожелав ей удачно летовать, здоровья самой Дунге и её девочкам вскочили на лошадей и продолжили путь уже в сумерках.
  В этом году, нижняя тропа была сухой, паводок прошёл чуть раньше и потому, часам к десяти мы выехали уже к первым бурятским поселениям, от которых, во влажном прохладном воздухе наступающей ночи, доносились запах печного дыма и по временам лай собак...
  Тишина стояла замечательная - в округе, далеко разносился стук копыт наших лошадей, да чавканье жидкой грязи под их ногами, когда преодолевали сырые места на разбитой вездеходами дороге...
  Я устал и словно в полусне, чуть выправляя ход моего мерина поводом, думал уже о доме, о том, что с грузином Кахой придётся рассчитываться, что надо будет почаще выезжать в деревню под городом, на дачу, где за зиму, работы скопилось невпроворот...
  
  Последние километры шли рысью, уже в полной темноте, но лошади дорогу знали и потому, можно было не беспокоиться...
  К стойбу Лобсона, прискакали уже в двенадцать часов ночи... В летней кухне горел свет и хозяин, пожилой приземистый бурят, встретил нас у ворот своей ограды.
  Развьючив лошадей, перенесли сёдла и вьюки в летнюю кухню, где и попили чаю с молочком, разговаривая с Лобсоном о походе...
  Оставив ему несколько кусков оленины, остальное, перетащили в машину и легли спать, тут же в летней кухне, на полу...
  Утром, проснулись по солнцу и попивая чай, в открытые двери кухни наблюдали, как Лобсон доил сам своих коров, изредка отвлекаясь, чтобы напоить молочком маленьких телят...
  Потом пожелав ему и его старушке жене удачного лета, сели на машину и тронулись в обратный путь...
  Мотор по прежнему гудел непривычным голосом и отъехав от стойба Лобсона несколько километров, начал греться...
  Остановились в полдороги у речки, залили холодной воды в радиатор и медленно поехали дальше...
  В Саяны приехали часам к десяти, когда на улице было почти жарко и солнце светило с синего прозрачно - глубокого неба....
  
  Олег, совершенно неожиданно встретил нас ещё дома. Мы пили чай, делились подробностями похода и охоты, а он рассказал, что этим летом, много лошадей будет задействовано местными бурятами для сопровождения больших групп туристов, совершающих недельные туры по долине Оки.
  - Бывают и иностранцы - пояснял Олег - особенно из малых стран
  Европы, таких как Голландия или Бельгия. Вот недавно группа голландцев, ушла на Хойтогол, а с ними два проводника и несколько лошадей...
  - Я тоже туда собираюсь, хочу трактором чуть дорогу подправить и подравнять, как обычно мы делаем, каждый год. А потом на больших машинах, будем туда завозить и кухню, и медицинское оборудование...
  Попив чаю, вместе осмотрели мотор моей машины и вновь пришли к выводу, что её надо "лечить" по настоящему, а может быть и мотор менять. Ну а пока, потихоньку попробуем доехать до города...
  Олег сказал, что Лёня, наш проводник сейчас в Саянах, у родителей и мы сходили к нему - благо, что они жили совсем недалеко от Олега. Лёня обрадовался нам, и рассказал, что уже после похода ходил на солонец, рядом со стойбом, на ночь и там, ещё по светлу добыли оленя - пантача...
  - Только сели с приятелем в сидьбу - рассказывал Лёня, - тут на рысях прибегает олень - бык и без разведки, прямо к солонцу. Только он голову опустил и начал грызть землю, никого не боясь, так что слышно, как он зубами за мелкие камешки задевает, я прицелился и стрелил. Он тут же упал, как подкошенный. Да так, что один рог, который уже трёх отростковый был, сломал. Я его положил в рюкзак, а второй отрубил и туда же...
  Помолчав продолжил: - Мясо мягкое, вкусное от него. Бык был нестарый...
  
  Потом принёс рог завернутый в влажную тряпочку:
  - И вот я хочу вам тот трёх отростковый рог отдать. Я всё равно не знаю что мне с ним делать...
  - Ну а как Доржи - спросил я на прощание и Лёня засмеялся.
  Доржи за это время съездил в город с медвежьими лапами. Я его туда
  отправил, продавать в рестораны. Сейчас там эти блюда из медвежьих лап на вес "золота" продают...
  Доржи сбыл всё быстро и хорошие деньги выручил. А потом друзей встретил. Ну выпили, а потом он уже и остановиться не смог, пока все не пропил... Вернулся пришёл ко мне чуть не плачет, прощения просит... Я же его и утешал...
  Лёня улыбнулся, помолчал и закончил философски - Ну что делать?
  
  Я вспомнил, что когда первый раз увидел Доржи, подумал глядя на его красные глаза, что он "запойный". Но Доржи в походе держался и пил вместе с нами норму и большего не просил. Однако, наверное от такого непривычного "аскетизма" надорвался, вот в городе и запил, уже от души...
  Мы простились с Лёней, пообещали увидеться к осени и вернувшись к Олегу, стали готовиться к отъезду. Всем, уже скорее хотелось возвратиться домой и увидеть своих домашних - детей и жён. Две недели в горах всё - таки большой срок!
  
  ... Выехали из Саян, перед обедом, тепло простившись с Олегом. Он сегодня собирался инспектировать помещение детского дома, выстроенного в красивом месте на берегу Оки, неподалеку от посёлка...
  Когда мы выехали на луговину за посёлком, солнце было почти в зените и было жарко. Заехали на Обо, оставили там на камне несколько серебряных монеток и покатили дальше. Но машина вела себя необычно, дрожала словно в ознобе и начала греться с самого начала пути...
  Кое - как доехали до Орлика, там решили не задерживаться и поехали дальше...
  Уже на подъёме на перевал, между Окой и Иркутом, машина запыхтела как паровоз и неподалеку от седловины, наотрез отказалась ехать дальше - мотор заглох и не заводился....
  Было уже часа три, и потому, я остановив чей - то попутный УАЗик, посадил туда ребят, а сам остался с машиной...
  Но на моё счастье, в город, через какое то время, из Орлика, ехали знакомые буряты, на "таблетке", то есть на микроавтобусе. За небольшую плату я договорился, что они меня на канате, дотянут до Кырена, где я машинку оставлю, а сам поеду с ними дальше, до города...
  Управляя машиной на буксире, мне пришлось изрядно попотеть. Тросик был короткий и потому, всё время надо было быть начеку. Особенно когда ехали по краю ущелья, по дну которого, метрах в ста ниже, под обрывом пенился белыми бурунами, Иркут...
  Но кое - как, всё - таки доехали...
  
  Оставив машину у нашего приятеля, Сергея, которому в начале путешествия, мы завезли запчасти, я с этим же микроавтобусом выехал в город, и отстал от Максима с Аркашей, всего на несколько часов...
  
  ... Назавтра, я пошёл к грузину Кахи, и понёс ему попробовать несколько отбивных котлет из медвежатины. Он встретил меня не очень дружелюбно, но когда мы разогрели котлеты и запили их вкусным грузинским коньяком, Кахи оттаял и начал уже говорить тосты.
  Я вовремя, от этого дела оторвался и извинившись ушёл, заплатив ему за ремонт серебристого "Вольво", пятнадцать тысяч рублей хотя ожидал, что ремонт обойдётся мне не менее чем в пятьдесят.
  ... Кахи стал с той поры моим приятелем, и каждый раз, как встречает, приглашает в гости, вспоминая изумительную медвежатину, которой я его накормил.
  Я всегда знал, что если к человеку с добром, то и он добром отвечает. Мы ведь все христиане...
  За машинкой, в Кырен, я вернулся дня через три, зафрахтовав подъёмный кран с платформой, на которую и погрузил "умершую". Сергей, мой знакомый и мясо сохранил и рыбу засоленную, и потому, я и ему оставил и того и другого понемногу. Он сильно благодарил...
  Когда я, уже в городе показал машинку своему механику тот объявил, что надо менять мотор и потому, можно с её ремонтом не торопиться.
  У меня конечно есть и другая легковая машина, но к этой я привык и на время ремонта, мне её будет сильно не хватать...
  
  
  Июль 2008 года. Лондон. Владимир Кабаков.
  
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  
  
  
  
  
  
  
  
  "...Вдруг по ней
  Мелькнула тень, и двух огней
  Промчались искры... и потом
  Какой-то зверь одним прыжком
  Из чащи выскочил и лег,
  Играя, навзничь на песок.
  То был пустыни вечный гость -
  Могучий барс. Сырую кость
  Он грыз и весело визжал;
  То взор кровавый устремлял,
  Мотая ласково хвостом,
  На полный месяц,- и на нем
  Шерсть отливалась серебром..."
  Михаил Лермонтов. "Мцыри".
  
  ... Экспедиция по поискам барса, как Алексей и подозревал, была неинтересна всем её участникам, а когда он обнаружил, что цели организаторов и участников с самого начала расходились с его, то не стал переживать и делал всё по обстоятельствам. Ведь и просто побывать в Сибири, в Саянах - это большая удача.
  Однако, начнём с начала и опишем, как он ехал в Россию...
  
  
  Как всегда, в определённый день, в Лондоне, в его квартире, они с женой сели к компьютеру и заказали билеты туда и обратно, через Таллин, С-Петербург и Москву, в Иркутск. Стоило это удовольствие около пятисот фунтов и было самым дешёвым решением проблемы добирания на "театр военных действий", то есть в Сибирь, в Восточные Саяны.
  
  ...Утром, двадцатого мая, они с женой проснулись очень рано и забрав чемодан и рюкзак, спустились в гараж, где сели в машину и поехали в Станстед, в аэропорт. Рейс на Таллин, уходил в шесть сорок пять и простившись у стойки досмотра, они расстались на целый месяц... Уже в аэропорту, в зоне вылета, Алексей в "Дьюти-фри", купил бутылку виски для своего питерского друга, а в отделе парфюмерии взял флакон духов для своей дочери, тоже живущей в Питере...
  Когда, он добрался до "калитки" вылета, оказалось, что его уже ждали и даже объявили по радио: "Мистер Чистов, вылетающий рейсом Лондон - Таллин, вас ждут на посадку у стойки номер такой-то". Когда он входил в самолёт, все пассажиры сидели на местах и Алексей, мысленно посмеиваясь, чувствовал себя почти героем...
  
  Прилетели в Таллин, по хорошей погоде, около двенадцати часов дня и оставив чемодан в камере хранения, Алексей отправился осматривать старинный центр Таллина...
  Поднявшись по узким мощённым улицам на вершину холма, к православному храму Александра Невского, Алексей посидел там, в скверике, на лавочке, наблюдая как туристы, в основном из Англии, пили пиво в небольших кафе, а самые бойкие стреляли из лука, в установленные под старыми крепостными стенами мишени. Это развлечение организовывали за небольшие деньги пара предпринимателей - мужчина и женщина - одетые в стилизованную под старину, одежде.
  
  Это, он уже видел здесь в прошлое посещение Таллина, но "убивая время", следил с интересом за тем, как любители, в основном азартные молодые англичане, метров с пятнадцати поражали стрелами круглые, метровые в диаметре мишени на фанерных щитах.
  Напрягая воображение, можно было представить себе, как в средние века, захватчики, с таким же азартом, убивали здесь, под неприступными стенами, защитников этой крепости. И наоборот...
  
  Потом он спустился с холма и пешком, дойдя до остановки трамвая, поехал назад, до автостанции, где, в положенное время сел на рейсовый автобус, отправляющийся в Питер, в три часа пополудни...
  Весна в здешних местах началась недавно и в открытые окна автобуса, врывались ароматы зелёной листвы и цветущей черёмухи, а по сторонам от шоссе, на безбрежной равнине расстилались красивые зелёные сосняки с дорогами, отходящими от шоссе в стороны и уводящие взгляд в лесные синие дали...
  
  Доехали до границы России и Эстонии часа через три неспешного хода и проверив паспорта на двух переходах границы - эстонской и российской, въехали наконец, на территорию Российской Федерации. Здесь, даже по сравнению с Эстонией все было бедно и не ухожено, однако Алексей помнил, что так было и в советское время. Ведь Эстония и вообще Прибалтика и тогда считалась почти заграницей...
  
  К Питеру подъезжали в светлых сумерках и высадились в районе метро "Автово" уже в двенадцатом часу вечера. Но в Питере начинались белые ночи и потому, светло и весело было почти до двенадцати часов.
  Доехав до метро "Пионерская", Алексей на маршрутке, добрался до "часовни", а там уже и рукой подать до дома друга, у которого он привычно останавливался, каждый раз бывая в Питере. Его встретили, как всегда радушно, показали комнату и попив чаю, все разошлись спать. Заснул он быстро, но спал чутко, - слышал, как на улице проезжали запоздавшие машины и проснувшись рано, сразу выйдя на кухню начал пить чай - этом доме ему всё было знакомо с давних пор...
  
  В Питере, в этом гостеприимном доме, он прожил десять дней. За это время побывал на загородной даче своего приятеля, где был в восторге от леса и озера, от уютного, просторного дома и замечательных весенних видов и запахов северной тайги, каковой остались окрестности С-Петербурга и по сию пору. Он бы вовсе не удивился, встретив в этих лесах, заблудившегося волка, или даже медведя. Часто, люди настолько уверены, что в округе нет ничего примечательного, что просто не смотрят себе под ноги, где на песке или на дорожной грязи просёлочной дороги, можно обнаружить следы не только косули или лося, но и крупных хищников...
  
  И конечно, в Питере, друзья сводили Алексея в баню, где он парился с остервенением, до изнеможения, и нечаянно обжёг себе ухо. Такое в парилке, тоже бывает. Зато после бани, он чувствовал себя очень легко и все кожные болячки, исчезли совершенно и незаметно. Алексей всегда говорил, что русская баня - одно из лучших "лекарств" от всех болезней...
  Случилось в это время и грустное событие. Общий знакомый - Костя Левин, неожиданно умер и его нашли в ванной уже мёртвого, на второй день после его исчезновения...
  Были похороны, были и поминки, на которых собрались друзья покойного - архитекторы, все люди незаурядные и интересные. Было много воспоминаний, много разговоров о прошлой жизни; было много водки, - как это всегда бывает на русских поминках...
  
  После такого количества алкоголя, потреблённого в такой короткий срок - дома Алексей совсем не пил - не с кем, его систему иммунной "защиты" пробило и он заболел элементарной простудой, перешедшей в тяжелейший бронхит...
  С этой болезнью внутри, Чистов и вылетел в Иркутск через Москву и прилетел на родину в шесть часов утра. Первое, что он почувствовал сходя с трапа самолёта - это замечательный весенний запах - запах лиственничной молодой хвои и цветущего багульника. Местные жители этого аромата уже не замечают, а для него - это яркое напоминание о многих годах проведённых в лесных, весенних походах...
  
  Тут есть что повспоминать - стоит только подтолкнуть, разбудить "спящую" память...
  Но об этих походах, он написал уже несколько книг и поэтому к этой теме старался лишний раз не возвращаться...
  
  Взяв такси, Алексей приехал к Игорю, в центр города, где он живёт и содержит маленький "хостел" для иностранцев, очень недорого размещая их в своём уютном доме. Игорь ещё спал, но встретив его, постелил постель на "чердаке", то есть под крышей дома, где Алексей и уснул, блаженно вытянувшись в удобной постели и вспоминая запах тайги, который весной присутствует и в городе...
  
  На следующий день, он поехал к сестре в гости.
  С нею, последние лет десять живёт мать, которой через год будет девяносто лет. Сестра накормила пельменями и рассказала все семейные новости. Мать, выглядела и чувствовала себя совсем неплохо для своих восьмидесяти девяти лет. После обеда с водочкой, они с матерью погуляли по зелёным скверикам вокруг дома и она рассказала ему о своей тоске по независимой жизни и об усталости, от постоянной старческой боли во всем теле от долгих лет жизни. Алексей, тоже пожаловался на наступающие признаки старости и тем самым уравновесил её жалобы - она ведь сильный человек и после таких откровений, если они односторонние, могла бы быть собою недовольна. А так, они друг другу пожаловались и потому, не было ощущения одинокости в этом прекрасном и яростном мире, и не возникли размышления о приближении тоскливо-неизбежного финала бытия...
  
  Назавтра утром, Алексей получил звонок от брата, который объявил, что выезжают они в долгожданный поход через несколько часов и чтобы Алексей, прибыл на такси к нему домой к четырём часам, когда и назначен общий выезд...
  Он всё сделал согласно "инструкции" и прибыл во время. В такси разговорился с водителем и выяснилось, что тот тоже страстный путешественник и бывает с семьёй и палаткой в разных уголках Прибайкалья. Узнав, что Алексей с братом собираются в Оку, таксист вполне искренне порадовался за них...
  Как обычно, пока грузили вещи из квартиры брата, пока заезжали в гараж за спальниками и прочими принадлежностями большого похода, наступил вечер. Часов в шесть, путешественники, уже на выезде из города заехали в супермаркет и на весь поход купили продуктов и водки. Это тоже заняло много времени.
  
  Наконец, попивая пиво, походники вырулили в долину нижнего течения Иркута, где в пятидесятые годы, прошлого столетия иркутскими гидростроителями, попутно, было построено приличное по сибирским масштабам шоссе.
  Прохладный воздух врывался в открытые окна большого автомобиля-вездехода, который брат приобрёл недорого и совсем недавно. Урча мотором, машина летела по шоссе, а путешественники, думая каждый о своём, смотрели на пролетающие мимо склоны холмов, покрытые ещё совсем свежей, радующей глаз зеленью - только недавно в округу пришло тепло, разбудившее весеннюю радостную жизнь в таёжных краях...
  
  Часа через два пути, миновав южную оконечность Байкала, остановились в одной из бурятских деревень и съели в придорожном кафе по паре горячих поз - бурятской разновидности русских пельменей, только размерами с кулак - выпили по рюмке водки за удачный выезд и вновь сев в машину, полетели вперёд ,в сторону перевала в Окинскую долину откуда планировали начать свой конный поход по долине реки Сенцы.
  Вскоре, на окружающую местность, на эту гористую, живописную таёжно-степную древнюю землю, опустились сумерки и все позёвывая, стали гадать, где лучше остановиться на ночлег...
  
  В конце концов, доехали до бурятского летника - небольшого зимовья в устье ущелья Жахой, уже за Окинским перевалом, и остановились там ночевать, рядом с речкой одноимённого названия. Растопив жаркую печку, приготовили себе ужин, поели, немного выпили и легли спать уже в третьем часу ночи...
  Утром проснулись тоже поздно, уже при полном солнце. Выйдя на улицу, Алексей понял, что ночью был мороз и потому, на траве лежал небольшой иней. Но и при высоком уже солнце, в округе было ненамного теплее...
  Попили чаю и часу в двенадцатом дня, тронулись в сторону Орлика...
  Отъехав недалеко, увидели среди безжизненных пространств одинокую лошадь с жеребёнком, которая по безлесной долине, неспешной рысью уходила от машины в сторону заснеженных гор. Алексей предположил, что это одичавшая лошадь, или "мустанг", - так называли коней, отбившихся от человека в прериях Северной Америки...
  Проехав всего километров пятьдесят, вынуждены были остановиться, потому что пробили колесо каким-то острым камнем. Пришлось, вытаскивать этот камень пассатижами и отвёрткой, а потом, на его место вставлять палочку клея, который на ходу, под давление расплавлялся и запаивал дырку наглухо.
  
  Во время ремонта, Чистов вышел из машины и пройдя в лесок, вдруг ощутил прилив сил и оптимизма. Кругом цвела весна, хотя на горах лежали ещё белые заплаты снега. Солнце, поднявшееся ближе к зениту, заметно прогрело воздух и недавно появившаяся лиственничная хвоя, вкупе с горьковатым запахом подснежников, наполняли окрестности замечательными, живительными ароматами весны и народившейся жизни.
  Такой запах он и почувствовал в Иркутске, в аэропорту, как только открылись двери самолёта...
  Наконец, машина тронулась дальше и вскоре они приехали в Орлик.
  В здании администрации, встретили старого знакомого, Николая, который помог им - дал на время пару кожаных вьюков, для конного похода...
  Алексей хотел повидаться с главой района и представиться ему, однако того не было в посёлке - он уехал в столицу республики и когда вернётся, никто не знал. Воспользовавшись остановкой, исправили кое-что в машине, которая наверное впервые в своей истории, заехала так далеко от асфальтированных дорог и потому, в ней постоянно что-то ломалось...
  
  После небольшой задержки, путешественники тронулись дальше, в сторону долины реки Сенцы...
  
  Уже в долине Сенцы, неподалеку от просёлочной дороги, на степной луговине увидели орла, который слетел с кровавых останков чьих-то потрохов. Позже, они узнали, что какой-то отчаянный медведь - "рецидивист", задрал здесь стреноженного коня и оставил свои следы, метку - объел у лошади уши - а оставшееся мясо даже и не попробовал. Владельцы лошади мясо это свезли на стойбо, а потроха оставили рядом с дорогой...
  Приехав на берег Сенцы и остановившись напротив стойба знакомого проводника Лёни, они выкричали его через довольно широкую здесь воду и он, предварительно переправив через реку пару лошадей, сам прибыл на резиновой лодке, в сопровождении своих племянников. К тому времени, приезжие вскипятили чай и сели обедать, стараясь доесть домашние блюда прихваченные с собой из города. Лёня и ребята, тоже поели, попили чаю и рассказали историю с этим чудаковатым медведем, который, судя по всему, убил в здешних краях уже не одну лошадь и каждый раз объедал у жертв только уши. У хищников, тоже бывают странные предпочтения, иногда похожие на человеческие извращения...
  
  Проводник Лёня, сам в поход с нами не пошёл и потому, простившись, Братья, отправилась на машине дальше, а Рома и Аркаша - племяник Алексей и его друг, погнали четыре лошадей вослед уехавшим "Круизере" Алексею и брату...
  Приехав к Лапсону, пожилому буряту, у которого они уже останавливались в прошлые годы, узнали что самого Лапсона нет, а есть его сын, помогавший здесь все последние месяцы отцу строить из бруса новый двухэтажный дом. Этот брус пилили тут же, около сруба на передвижной пилораме.
  Алексей и Босс, так называли брата и организатора похода младшие члены "команды", дождавшись своих всадников стали седлать лошадей.
  Одна, особенно норовистая и боязливая, досталась племяннику и Алексей ему искренне посочувствовал. Лошадь, была диковатая и никак не давалась в руки и постоянно билась, даже и в узде. По счастью, Алексею досталась самая смирная и послушная коняжка, которой, как уверяли, было уже двадцать лет и которая, прошла через множество конных походов под различными всадниками. Алексей, наверное был из них не самый лучший! Однако лошади наездников не выбирают и потому, его конь, всю дорогу терпел неловкого всадника, чем много облегчил для него путешествие.
  Наконец, после нервных сборов и посадки племянника на свою полудикую Сивку - Бурку, путешественники тронулись в путь, не очень надеясь возвратиться назад без потерь. Но таково обычное чувство беспокойства, при выезде в далёкую экспедицию...
  
  
  Дело было заметно под вечер и всадники, тронувшись вместе, вскоре разделились. Ребята, во главе с Боссом ушли вперёд, а Алексей мерным шагом, понукая лошадку следовал за ними, по полузабытой за эпрошедшие годы, дороге...
  Когда тропа поднялась на высокий гребень горы над рекой, он не вполне верил, что едет правильно, однако сомневаясь, продолжал следовать своим путём. Его мерин, постоянно ржал, вызывая на "связь", своих табунных дружков, скакавших где -то впереди, однако Алексей сдерживал его и приехал к зимовью уже в сумерках. На стойбо, стоящем на берегу Сенцы никого из местных не было и наездники, вольготно расположились ночевать в большом жилом зимовье, рядом с рекой...
  Сварили кашу с тушёнкой, поели, довольные удачным началом похода выпили по сто граммов "фронтовых" и заснули, пожарче растопив печку в зимовье.
  К этому времени, в голове нашего "старшего" созрел план - добраться до Хойтогола, к источниками, там походить по окрестным долинам в поисках медведей, а потом заехать на несколько дней в ущелье Даргыл, где можно было встретить и следы снежного барса...
  Назавтра, по обычаю, заведённому шефом нашего похода, все встали часов около одиннадцати и попив чаю, тронулись в путь не раньше двенадцати. Брат Алексея и дома привык спать по утрам, а ложиться не раньше часу ночи. Он по натуре сова и потому, выстраивает свои дела в основном во второй половине дня, даже в городе. Поэтому, он и домой приходит часов в одиннадцать вечера и в лесу, на охоте, появляется на стоянке позже всех. Алексея, такой распорядок жизни немного "напрягал", однако в каждом "монастыре свой устав" и потому, "надо приспосабливаться к тому, что мы имеем на данное время и в данном месте"! Так было и в этот раз...
  
  Как обычно, "со старта" все ушли вперёд, наказав Алексею никуда с дороги не съезжать и следовать вперед до встречи с ними. Он так и сделал.
  Все всадники, уже с полчаса стояли на следующем стойбище у дороги, рядом с источником, когда Алексей прибыл туда. Они успели искупаться в минеральном тёплом источнике неподалеку от зимовья, когда он, только-только прибыл на пункт промежуточной встречи. Алексей купаться не стал, так как чувствовал себя неважно и только осмотрел окрестности горячего источника, заросшего высокой ярко-зелёной травой и кустарниками...
  
  Немного отдохнув, они тронулись в сторону Хойтогола и ситуация повторилась вновь. Только в этот раз, лошадка Алексея шла неспешной рысью и не очень отстала от своих сородичей. А он, озираясь по сторонам, вспоминал родоновые источники в далёкой Забайкальской тайге, где прожил около года почти в одиночестве, со своими собаками-лайками...
  
  ...Там, по ночам, медведи часто подходили к домику метеостанции совсем близко и собаки начинали нервно гавкать, что мешало ему спать.
  Вокруг тех горячих источников, так же как здесь, были густые заросли травы и кустарников, а кедры, стоящие неподалеку, выросли до громадных размеров и оделись зелёными, хвойно-пушистыми одеяниями. Видимо целебные источники способствовали быстрому росту всего, в том числе и деревьев...
  Места там были дикие и звери не боялись проходить мимо одиноко стоявшей неподалеку от источников, деревянной избушки...
  
  Алексей, так погрузился в воспоминания, что прозевал нужный отворот и очнулся только тогда, когда его лошадь заметно сбавила ход и не хотела идти быстрее, несмотря на понукания. Только тогда, всадник начал догадываться, что заблудился.
  Он, уже сильно сомневаясь ехал ещё какое-то время вперёд. Однако потом, переправившись через большую реку понял, что заблудился окончательно. Да и лошадка всем своим поведением давала понять, что они пошли не тем путём - мерин шёл очень медленно, словно нехотя и всё время норовил повернуть обратно. И всадник, наконец услышал его немой призыв и развернувшись, преодолев вброд речку, которую уже один раз переходил, вернулся на свои следы и выправив путь, в сумерках стал доезжать до Хойтогола...
  Охотник ехал по таёжной грунтовой дороге и вокруг, по двум сторонам от неё стояли высокие горы, покрытые густым хвойным лесом. Шум, скачущей по камням речки, наполнял долину до краёв и постепенно становился естественным фоном, на который уже не обращали внимания ни лошадь, ни всадник...
  Кое-где, над крутыми склонами горной гряды громоздились гребни скал, а слева от дороги, в долине, сквозь молодую листву и хвою, проглядывали "линзы" небольших озёр, в которых наверняка была рыба, поднявшаяся сюда на нерест. Здесь весна только-только началась и зелёный цвет листьев ещё не утратил изумрудного оттенка.
  Тишина, если не считать привычного шума речного потока, стояла первобытная и казалось, что здесь, человек и его лошадка - единственные живые существа.
  Однако старый мерин, иногда начинал насторожённо нюхать прохладный воздух и испуганно коситься большим выпуклым глазом, на тёмные, старые пеньки. Алексей знал, что округа полна зверями и вполне возможно, что где-то недалеко, на склоне, пасутся невидимые для него медведи. Их запах и пугал опытного "иноходца".
  В одном месте, где дорога поднималась на склон, лошадь забеспокоилась и Алексей, вначале учуял запах горелой тайги, а потом увидел обуглившиеся, чёрные обгорелые стволы деревьев и понял, что здесь, может быть день или два назад, случился большой лесной пожар. Лошадь, пугаясь необычной для этой поры черноты пожарища, испуганно прядала ушами и несколько раз, чуть не сбросив неловкого наездника на землю, резко рвалась в сторону от подозрительно похожих на медведя, пеньков.
  Алексею подумалось, что за свою долгую жизнь, мерин наверняка не один раз видел в тайге медведей, а может быть и убегал от них вскачь, спасая свою жизнь. Поэтому, он и был так пуглив и недоверчив в эти вечерние, тревожные часы...
  
  ...Остальные путешественники давно уже были на "базе" и их лошади стреноженные паслись на зелёной луговине рядом с домиками. Алексей, подъехав к домикам уже в сильных сумерках, кое-как спешился охая и ругаясь на свою неловкость и боль во всём теле, не привыкшем к таким нагрузкам. Лошадку его, видя усталость и болезненный вид всадника, расседлал и стреножил Аркаша, а потом отпустил её пастись.
  ...А Алексей был в каком-то ступоре. Видимо, в следствии неудачной акклиматизации, хронического недосыпа и простуды, которую прихватил ещё в Питере напившись неумеренным образом на поминках, он совсем ослаб и раскис. От большого количества водки попавшей в непьющий организм, его иммунная система не справилась с нагрузкой и Алексей тяжело заболел.
  Всё это время, особенно с утра, неудачливый путешественник сморкался и плевался гноем из трахей и чувствовал себя совершенно разбитым и не в своей тарелке...
  Въезжая на своём "скакуне" на изумрудно-зелёную поляну Хойтогола, уже ввиду забронзовевших на солнце деревянных домиков так непривычно смотрящихся в глухой горной тайге, он увидел высокого на ногах, "серого в яблоках" зайца, которой легким галопом пересёк луговину и скрылся в молодом кедраче.
  Дикая природа, в лице этого зайца, приветствовала путешественников, объясняя, что необитаемые человеческие строения совсем не мешают зверям использовать окружающие пространства в своей обыденной жизни.
  По дороге, Алексей видел в дорожной колее, много разного размера и направлений медвежьих следов, а это значило, что "мишки" использовали пробитые в лесу человеком просеки для своих нужд, двигаясь по ним если они шли в нужном направлении. Вспомнилось, как в прошлое их с братом и командой посещение лечебных источников, как-то под вечер, Аркаша возвращаясь в избушку после купания в ваннах источника, видел мелькнувшую в кустах тень небольшого медведя...
  
  И в этот раз, путешественники, первое, что сделали - это пошли купаться на источники. Алексей, несмотря на сумерки, только чуть отойдя от многочасовой езды, тоже отправился туда, закинув на плечо полотенце.
  ...День клонился к вечеру, солнце скрылось за высокими хребтами, окружающими Хойтогол со всех сторон и заметно похолодало. Дорога от домиков шла прямо к двухэтажной лечебнице и после зимы, все казённые здания выглядели заброшенными и неухоженными, как впрочем и сами источники. Из большой бетонной ванны, похожей на бассейн в небольшом детском саду, через отверстие для слива, вытекала вода и остывая, оставляла по пути коричнево-серые потёки минеральных лечебных солей, тонкой корочкой осаждающихся на влажной земле.
  Алексей, осторожно ступая перешёл по жёрдочке эту влажную жижу и пройдя к деревянной избушке, стал раздеваться. Внутри была неглубокая деревянная ванна, в которой постоянно стояла тёплая проточная лечебная водица, втекающая туда в одно отверстие, что повыше в стене и убегающая в другое внизу. Это отверстие можно было заткнуть деревянной пробкой, чтобы поднять уровень лечебной воды в "ванне".
  Алексей, все эти дни чувствовал себя отвратительно: немного побаливала голова, а ноги шли с трудом, словно его внутренний "движок" не вырабатывал необходимого количества энергии. Тут сказалось и переутомление, от необычных во время поездок на лошадях нагрузок, и акклиматизация, и лёгкое несварение от присутствия на каждом приёме пищи, некоторого количества водки. Однако делать было нечего и Алексей, попав в такую ситуацию, должен был приспосабливаться...
  
  Раздевшись до гола, подрагивая от наступившей вечерней прохлады и от нездорового озноба, он, кое-как спустился в ванну и устроившись поудобней, стал растирать лицо и тело руками, стараясь впитать в себя как можно больше целебной влаги. Температура воды, была в районе тридцати градусов и потому, по настоящему согреться и расслабиться не удалось.
  Как только путешественник, по окончании водных процедур поднялся из воды, ему стало холодно и противный озноб, вновь охватил усталое, болеющее переутомлением тело.
  Торопясь и выстукивая зубами мелкую, противную дробь, Алексей натянул на себя одежду и всунув ноги в шлёпанцы, поёживаясь, и подрагивая всем телом, отправился назад в избушку, уныло поглядывая по сторонам и рассматривая следы оставленные на дороге предыдущими посетителями...
  
  ...Утром, Алексей с братом, который сильно хромал,- вчера подвернув ногу, когда его лошадь вдруг понесла в сторону, уже при вдетой в стремя ноге. Они прошли по дороге с километр и видели несколько свежих следов медведей. А вверху, на снежнике растянувшемся длинным белым языком среди гребневых скал, тоже увидели в бинокль следы медведей, съезжающих по крутому склону вниз.
  Это немного развлекло их - хотя идти, даже по дороге, для Алексея было пр-прежнему тяжело. Он чувствовал себя отвратительно и едва поспевал за хромающим братцем, тяжело дыша и морщась от боли в коленях...
  Дойдя до развилки, где Сенца раздваивалась, а точнее расходилась на три на рукава, они увидели старое зимовье, около которого и решили отдохнуть.
  Разведя костёр, вскипятили чаю и пообедали, загорая под ярким солнцем, изредка посматривая на крутые склоны окружающих долину.
  Потом, так же не торопясь, мучаясь от привычной уже дурноты и усталости, побрели назад.
  Где - то посередине пути на стоянку, Алексей отстал и брат, дожидаясь, рассмотривал в бинокль следы медведя, который как слаломист, спустился с заснеженного гребня крутого склона и проследовал вниз, в густые приречные ельники, стоящие на противоположном от них берегу реки Хойтогол.
  Зверь, скатывался по снежнику, широко раскрыв лапы и оставил заметный, даже невооружённым глазом, след. Делал он это скорее всего ночью, когда температура была в районе нуля. Днём же, хорошо одетые в меховые шубы медведи спасались от жары в высокогорье, на верху горных хребтов, разделённых тремя речными потоками. Там наверху, ландшафты были похожи на заснеженную горную тундру, где снег лежал глубокими сугробами, кое-где освобождая выступающие скалы и отдельные островки зелёного мха. И там, на высотах, под необъятным небом, почти всегда дует ветер, резкий, холодный, сохраняющий минусовую температуру почти всё короткое сибирское лето...
  
  Возвратившись, из этого похода, охотники стали готовить ужин, в ожидании племянника, в одиночку ушедшего в вершину Хойтогола, в надежде встретить и добыть "гуляющегося" медведя...
  В это время, в Саянах, у медведей начинается гон и они ищут себе пару, а потом ходят вместе как влюблённые, не расставаясь ни на минуту. Ведь соперники не нашедшие пару, стараются отбить у "жениха" его невесту и потому, самцам всегда приходится быть настороже, готовым в свирепой драке, отстаивая своё право на брачные удовольствия...
  
  ...Был тихий вечер и все сидели под навесом, вспоминая детали походов сегодняшнего дня, посматривая по сторонам и в длинные паузы разговора, слушая шум близкого притока Хойтогола, в который, чуть выше по течению, сливались минеральные лечебные источники...
  Наконец почти стемнело и все решили пойти на поиски затерявшегося молодого охотника. Но в это время появился сам Рома и сев на лавку, тяжело вздыхая от усталости, начал рассказывать, что видел несколько медведей и что первый мишка - самец, обманул его спустившись сверху вниз, когда охотник с большим напряжением поднялся почти на самый гребень горы...
  
  - Следующих, увиденных на склоне медведей было три - медведица и два небольших медвежонка, как обезьянки лазивших по веткам низкорослых кедров, когда мамаша что-то разрывала в куче ветоши под этими деревцами - рассказывал Рома, изредка устало вздыхая и отпивая из кружки горячий чай...
  - Я их сверху видел в бинокль как на ладони... Медвежата, совсем как шустрые человеческие детёныши норовили залезть на какие-то опасные ветки, а мамаша периодически рыкала на них предупреждая, что если они её не послушают, то получат взбучку...
  Племянник отпил в очередной раз чаю из кружки, сделал несколько глубоких усталых выдохов и продолжил:
  - Я сверху, наблюдал эту картинку почти час с расстояния метров в шестьдесят, лёжа на скалке, возвышающейся над крутым склоном... За это время, успел сделать несколько снимков, не знаю, хорошо ли они получились...
  
  - Потом, медведица что-то учуяла - продолжил Рома - и подгоняя малышей перед собой ушла, двигаясь вдоль склона, а я, осторожно спустился в долину и пошагал по тропинке назад, видя, что времени до ночи остаётся уже совсем немного. Я едва добрёл сюда - ведь я отшагал за день километров пятнадцать и ещё поднялся вверх, почти на уровень нерастаявших снегов...
  
  ...Охотники не торопясь поужинали, а потом, уже при свете костра, долго сидели под навесом за длинным дощатым столом и поглядывая на костёр, пили чай и разговаривали. Вспоминали многочисленные охотничьи истории происходившие здесь же, в горах, или неожиданные происшествия с лошадьми, когда они лягались, кусались или при переправе уносимые течением в ледяной воде, переплывали бурные реки со всадниками на спинах.
  Был и такой случай, когда приятель Босса на своём малорослом мерине, ранней весной чуть не утонул при переправе. Конь потерял дно под копытами и стал выплывать на ближайшую каменистую косу. Всадник, конечно всеми силами держался за узду, но лошадь выплыв, всё-таки вырвалась и отбежав на сотню метров, спокойно стала пастись среди редкого, прибрежного ельника. А мокрый и несчастный путешественник, клацая зубами от пронзительного холода, выжимал свою одежду и заикаясь, несколько раз принимался рассказывать, как всё это внезапно и непредсказуемо произошло с ним, в довольно безобидной ситуации...
  
  ...Алексей, вовремя этих разговоров думал, что в таких путешествиях бывают ситуации, когда человеку уже не на кого надеяться кроме самого себя и приходиться принимать решения и осуществлять их в одиночку. "А ведь многие из горожан, отвыкли от этого самостоятельного бытия и потому, боятся как огня любых независимых решений...
  - Вот и со мной такое сейчас происходит" - думал он, слушая эти бесконечные истории - воспоминания...
  
  В эту ночь он крепко спал, когда вдруг, сквозь сон услышал гул автомобильного мотора, а потом и громкие человеческие голоса перекрикивающие работу двигателя. Расслышал он и детские и даже женские голоса. Приехавшие искали место для ночёвки и Алексей, быстро одевшись, вышел в ночную темень и предложил свой обжитый уже, тёплый домик, вновь приехавшим, а сам перетащился со спальником, рюкзаком и конской сбруей в домик к брату, чем вызвал его ворчливое неудовольствие...
  Тем не менее, всё вокруг скоро затихло и Алексей уснул, теперь уже до утра, на новом спальном месте...
  Утром выяснилось, что ночью, в четыре часа, приехали из Орлика, на большом "ЗИЛе", в сопровождении троих бурят, водные туристы из Ангарска, среди которых была и девушка и мальчик лет двенадцати, которым Алексей и уступил место, в хорошей, протопленной ещё с вечера, избушке.
  У костра, собираясь ставить чай, он тотчас познакомился с симпатичным туристом в спортивной экипировке. Это был Николай Сергеев, один из инструкторов частной туристической фирмы, которая организовывала водные маршруты для туристов из европейской части России и из-за рубежа.
  Буряты на большом "ЗИЛе", уже уехали, а команда осталась на источниках с намерением через несколько дней начать сплав на надувном плоту, по Сенце...
  После завтрака, Алексей, взяв с собой "перекус" и водички в пластиковой бутылке, отправился в сторону перевала, по набитой тропе, которая за хребтом, выводил к вулкану Перетолчина. Там, Алексей уже успел побывать в предыдущую поездку в Саяны...
  Подъём на гребень, в начале тропы, был крутым и путешественник шёл не спеша, насторожённо поглядывал по сторонам, надеясь увидеть на склонах, тёмную фигурку медведя.
  
  ... Большой, совершенно чёрный медведь, вразвалку шёл по дороге, вдоль реки, изредка останавливаясь и принюхиваясь к запахам цветущей зелени, появившейся в этой большой высокогорной долине, совсем недавно. Его томило и подгоняло новое чувство внутреннего беспокойства, которое мешало делать всё, привычно и монотонно.
  Даже свежая зелень, теперь мало привлекала его внимание и какое-то новое, волнующее кровь чувство, заставляло зверя безостановочно передвигаться с места на место, в поисках новой самки-подруги. Ему казалось, что с прошлогоднего лета прошла почти вечность и чувство вожделения и страстной истомы, в который уже раз возрождалось в нём с такой силой, что хотелось реветь на всю округу и драться с соперниками, за обладание неведомой пока "невестой"...
  Этот крупный медведь, обычно спокойный и осторожный, на время утратил чувство опасности, а возбуждаемая инстинктом размножения агрессивность, выливалась в необъяснимые логикой рутинной жизни, действия...
  
  Несколько дней назад, этот медведь, уже в сумерках, спустился с высокогорного плоскогорья, в долину и тут же встретил небольшой табун лошадей, пасущихся на луговине, неподалеку от человеческого жилья, от которого на всю округу пахло стойлом домашней скотины и печным дымом...
  Может быть, медведь, бредущий вдоль широкой луговины, и вынюхивающий следы медведицы, не обратил бы внимания на лошадей, однако их паническое бегство возбудило в нём инстинкт преследования, а накопленные за весну силы, придали ему дополнительный импульс. Он вдруг рванулся с места, забыв обо всем чему его научил опыт предыдущей таёжной жизни и с необычной, для трёхсоткилограммового тела скоростью, на длинных прыжках, быстро настиг ближнюю к нему, стреноженную лошадь. Та пыталась скакать, однако связанные по диагонали ноги, мешали согласованным, привычным во время скачки, движениям.
  Вскидывая голову с развевающейся по шее чёрной гривой, обезумев от ужаса приближающейся смерти, лошадь, сделала несколько неловких прыжков и настигнутая лохматым, страшно пахнувшим хищником, громогласно заржала - завопила, выкатив чёрные глаза из орбит и вдруг, рухнула на мягкую, зеленеющую травку, запутавшись в крепкой треноге, свитой из нескольких слоёв бечевы...
  Медведь, не ожидавший такой лёгкой добычи, набросился на бьющуюся, защищающуюся копытами и зубами лошадь, ударом громадной лапы с длинными чёрными когтями, разорвал набитое травой брюхо, из которого с громким шипением вырвался горячий воздух...
  Он убил её в течении мгновений, вторым мощным ударом, зацепив мотавшуюся в полубеспамятстве, голову. Потом, он, вцепился всей пастью в загривок и отпустил жертву, только тогда, когда смертельные судороги перестали сотрясать умершую уже плоть...
  
  Выпустив мёртвую лошадь из железной хватки своих длинных клыков, зверь фыркая и дрожа от возбуждения, отошёл на несколько шагов от убитой им жертвы, остановился, принюхался, послушал лай возбуждённых собак в недалеком человеческом жилье и потом, как-то неловко, боком подошёл к добыче. Он понюхал выпавшую на траву, ещё горячую и вонючую требуху, потом переступил ближе к голове и стал фыркая, объедать хрящи лошадиных длинных ушей...
  И в предыдущие годы, во времена гоня, он уже несколько раз нападал на скот, безнадзорно пасущийся посередине таёжной долины. Но каждый раз, он почему-то не трогал ничего больше, кроме лошадиных ушей.
  В похрустывании хрящей, ему чудилось некое предзнаменование будущей встречи с очередной избранницей его медвежьей страсти, когда настигнутая им после долгих ухаживаний, медведица, как то по особому начинала хрустеть валежником в кустах, привлекая его внимание...
  
  Собаки, привязанные у бурятского стойба принадлежащего хозяину этих с таким шумом разогнанных лошадей, лаяли всё яростней и медведь, словно очнувшись от временного забытья, ощутил неведомую опасность исходящую и от этого лая, и от этого близкого запаха человеческого жилья!
  Человека, он боялся и ненавидел ещё с тех времён, когда эти незнакомые слабые существа, передвигающиеся на двух конечностях, прячущиеся за стволами деревьев, подкрались на горном склоне к ним - его матери и годовалому брату и стали стрелять, громом выстрелов нарушая таёжную тишину. Тогда, ему удалось убежать, скатившись в страхе в горную расселину и по ней добраться до глухого, почти непроходимого ельника...
  Там он и провёл эту страшную ночь, впервые один в ожидании возвращения медведицы и своего брата. Но ждал он напрасно и после нескольких дней тоски и нерешительности, ушёл за дальние перевалы и поселился в местах, где эти двуногие жестокие существа бывали очень редко...
  
  ... Тропа, ведущая по крупно-ствольному кедрачу в гору, поднималась на гриву зигзагами и охотник, делая частые остановки и задыхаясь, медленно поднялся к гриве, отделяющей долину реки Хойтогол, от долины в которой были расположены лечебные источники...
  Сверху, во все стороны открылись замечательные виды, и присев на упавший ствол, Алексей долго разглядывал противоположный склон спускающийся к речке, высматривая на нём пасущихся медведей, а может быть и коричнево-шоколадных изюбрей - о барсе он уже перестал думать...
  Однако время было уже около полудня и потому, склоны были пустынны. Звери, давно уже ушли на отдых, в глухие распадки, после длинной тёмной ночи и утренней кормёжки...
  
  Насладившись этими замечательно дикими панорамами горной тайги, путешественник поднялся, немного потоптался на месте оглядывая округу по периметру и продолжил путь в долину, посередине которой, бежала, прыгала по камням небольшая горная речка.
  Тропа петляла среди непроходимых зарослей невысокого кустарника и постепенно, минуя не растаявшие ещё, неглубокие снежники, привела его к руслу водного потока. Обходя снежники, продираясь сквозь густые кусты низкорослых зарослей полярной берёзы, Алексей медленно брёл всё вперёд и вперёд, глубоко вдыхая целебный горный воздух напоенный ароматами цветов и листвы - стволы деревьев и кустов укрылись зелёным нарядом, совсем ещё недавно. Шум белопенного потока заглушал все посторонние звуки и только откуда-то издалека, с гребня противоположного склона, грустно и многозначительно доносилось кукование кукушки..
  .
  Вскоре, тропу перегородили каменистые осыпи и осторожно балансируя, охотник медленно преодолевал их, старясь не сломать ноги, и не разбить голову при неловком падении.
  Вслед за этим, пришлось переходить глубокие влажные снежники, от которых брюки промокли почти до колен и в резиновых сапогах, мокрые портянки сбились в ком. Но он старался не обращать внимания на эти досадные мелочи и медленно продвигался по речной долине, все ближе и ближе к перевалу в Долину Вулканов...
  
  Остановившись в очередной раз передохнуть, он приметил на некрутом подъёме, на противоположном склоне красивое место заросшем низким кустарником и зелёным мхом и решил, что дойдёт туда, там посидит, разглядывая окрестности, погреется на солнышке, а потом уже, будет возвращаться назад, к избушкам...
  
  Перейдя речной поток, в одном месте перекрытый громадными валунами, рассыпанными посередине быстрого течения, Алексей, стал по небольшой ложбинке, подниматься все выше и выше, к границе растительности, где ближе к вершине были только камни и мелкая щебёнка. Каждый шаг давался с трудом и к тому же, приходилось выбирать самый чистый и безопасный путь, а для этого, иногда надо было идти поперёк склона, отыскивая мало заросшие места или преодолевая крутой склон поросший невысокими кедровыми деревцами, с хвоей странного, жёлто-зелёного цвета.
  То тут, то там, его внимание привлекали жёлтые, яркие соцветия горного рододендрона, и совсем мелкие цветочки незнакомых ему прежде, растений.
  
  Тайга здесь обладала замечательно разнообразным набором цветов и кустарников и это заставляло Алексея размышляя, искать причину такого разнообразия. "Как в таком суровом климате - спрашивал он сам себя - выживают эти красивые, иногда по южному ярко раскрашенные, цветники? Это трудно было себе представить, не бывая здесь и не видя этого великолепия. И, тем не менее, всё это растёт и живёт здесь, несмотря на суровый климат горной тундры!"
  "Не будь этой, можно сказать пышной таёжной растительности, - продолжал размышлять он - горная тундра, поражала бы своим однообразием и аскетизмом. Она таковой и является, но только располагается на несколько сот метров выше по склонам, господствуя, над полого спускающемся дном долины..."
  Между тем, охотник начинал уставать...
  
  С непривычки, громко и часто колотилось сердце и к тому же, немного заболела голова - высота над уровнем моря составляла здесь около двух километров...
  Наконец, выбрав подходящую площадку, Алексей сел в хрустнувший под ним мох-ягель и расслабившись, вытянув руки за голову, прилёг на землю и закрыл глаза, утомлённые ярким солнечным светом. Некоторое время, словно в забытьи он лежал так, не думая ни о чём и только чувствуя блаженную усталость, обычную для свободного человека, наконец-то оставшегося в совершенном одиночестве, среди равнодушной и величаво-гордой природы...
  
  ...Медведь, спустившись по крутому, заснеженному гребню с вершины хребта, где он устраивал свои днёвки во время жаркого полудня, ночью шёл по руслу широкой, по весеннему полноводной реки, ненадолго сворачивая в горные распадки, в поисках следов своей будущей избранницы. Он был хозяином здешних мест и кроме двуногих существ, ему ничто не могло угрожать.
  Самцы - медведи, не представляли для Черного, так мы назовём нашего героя-медведя, никакой опасности, потому что он был самым сильным и самым опытным бойцом на всех пространствах многокилометровой, горной тайге. Он прожил на свете уже около десяти лет и последние лет пять, во всех схватка с соперниками, отважившимися биться с ним за обладание самкой, он, Чёрный, выходил победителем. А последние годы, и вообще, никто из медведей самцов не рисковал вступать с ним в единоборство и потому, самки автоматически становились его трофеем и "добычей".
  Но сумасшествие медвежьего гона, рано или поздно заканчивалось и Чёрный, заложив в недра медведицы гены своего потомства, возвращался к себе за перевал на плоскогорье, где и проводил оставшуюся часть лета и осени, перед залеганием в берлогу...
  
  ... Когда, Алексей открыл глаза, то заметил, что солнце переместилось по горизонту на несколько диаметров вправо и остановилось в зените. "Наверное уже полдень" - подумал он и сев поудобнее, стал рассматривать в бинокль, скальники на противоположной стороне долины. Там, где дно долины резко поворачивало и исчезало в гигантских скальных разломах, высокий обрыв заканчивался острым гребнем, за которым начинался спуск в Долину Вулканов.
  С той стороны перевала, склон круто спускался в долину реки и он помнил, как по весне, ближе к полудню, оттуда, с громким шумом скатывались вниз небольшие каменные осыпи - земля нагревалась от солнечных лучей, верхний слой грунта оттаивал от ночных заморозков и камни сыпались сверху, увлекая за собой ниже лежащие. Набрав скорость они с громким, угрожающим щёлканьем, высоко подскакивая, летели до самого дна долины и прекратив движение, успокаивались, засыпая каменными обломками очередной участок начинающей зеленеть пологой луговины низкого берега, спускающейся к водному потоку...
  
  А здесь, была тишина и только ветерок, волнами двигался над вершинами невысоких кедрушек издавая тихое шуршание, когда пролетал как сквозь частую сетку, через зелёную крепкую хвою.
  Разглядывая гигантский обрыв, Алексей пытался представить себе катаклизм, способный вспучить из недр земли эти гигантские скалы и гранитные лбы, нависающие многотонной громадой над дном каменной расселины засыпанной валунами, некогда образованной движением расплавленных масс гранита, во времена извержений древних вулканов...
  Прошло более часа, прежде чем очнувшись, путешественник оторвавшись от увлекательного зрелища, решился прервать эту вселенскую тишину и неподвижность и тронулся в обратный путь, стараясь передвигаться уже по пройденным участкам горного рельефа, заросшего кустарником и покрытого промытыми бурной весенней водой, расщелинам.
  Идти вниз было намного легче и быстрее и потому, через полчаса, он уже переходил речку, а потом, миновав опасный участок каменных валунов, скатившихся с крутого склона и заполнивших всю низинку до самой текучей воды, вновь вышел на тропу, глубоко втоптанную в песчаник опытаами лошадей. Тающие под жарким солнцем снежники, перегораживающие тропу, значительно просели, спрессовались и он, преодолел их без особого труда.
  Добравшись до гребня, на закрайке частого кедровника Алексей ещё раз посидел осматривая противоположные склоны в бинокль, но ничего не обнаружив, быстро спустился по крутой тропе к источникам...
  
  Уже внизу, шагая по зелёной травке растущей на дороге, идущей между корпусами санатория, он ещё раз увидел знакомого зайца, проскакавшего в сторону шумящей речки и подумал, что во время гона все животные теряют осторожность, уверены в собственной быстроте и силе. Однако, будь с Алексеем ружьё, он мог бы, очень легко добыть этого "скакуна" на ужин...
  
  На базе, кроме Коли никого не было и они вместе поели, сидя за столом и после чая, решили сходить в вершину Хойтогола...
  Дорога туда шла по левому берегу реки среди кедрачей, перемеживающихся большими полянами заросшими кустарником - высоким, частым и потому, почти непроходимым. Сюда, на зорях приходили кормиться крупные изюбри - самцы и одного из них, Алексей даже видел в прошлое посещение Хойтогола. Это были сильные, быстрые звери весом за двести килограммов, с большими развесистыми рогами, которыми они бились во время гона, защищая свой "гарем", состоящий из нескольких оленух-маток. Сейчас, в жаркие длинные дни начала лета, олени, после кормёжки уходили в тенистые чащобы и дневали там, спасаясь от жары и начинавших надоедать комаров, оберегая мягкие, ворсистые рога-панты наполненные целебной кровью...
  
  Пройдя километра два, они вышли на крутой берег речки и остановились в чистом месте, с прекрасным круговым обзором, обдуваемые прохладным ветерком, веющим над белоснежными полями нерастаявшего снега. Быстро развели костёр из сухих веток кедра и поставили кипятить чай...
  Кругом было чисто, просторно, дышалось легко и свободно. Коля, любуясь окружающей панорамой стал вспоминать свои многочисленные водные экспедиции в Восточной Сибири и в окрестностях Байкала. Он вспомнил, свой поход с иностранцами на рафтах по Лене, от самых её истоков, начинающихся в десяти километрах от Байкала до районного центра, Качуг.
  - Тогда - рассказывал он - мы преодолели по пути множество завалов и заломов и добрались до посёлка дней за десять, измотанные и продрогшие от непрерывно льющихся с неба потоков дождя... Вот где было противно и тяжело вылезать из палаток утром, чтобы продолжать этот бесконечный водный путь, по мало проходимой бурной реке...
  - А здесь - божья благодать! Чисто, светло и тепло - продолжал он... - В такие моменты жизнь кажется подлинным праздником и кажется, что счастье совсем близко и никогда не уйдёт от нас... Увы... Это самообман и потому, я особенно ценю часы и даже минуты вот такого внутреннего равновесия на фоне праздника природы, который бывает не так уж часто в этих местах...
  
  Не спеша попив сладкого ароматного чаю, они продолжили путь и по дороге, Коля стал рассказывать о своей службе в армии, о том как ему надоела эта бесконечная армейская муштра и лицемерие командиров, которые от скуки запивали всё больше и больше, при этом преследуя подчинённых за малейшую провинность. Эти годы, он и сегодня вспоминал с негодованием...
  Когда они возвратились на "базу", там уже приготовили ужин и все с удовольствием разделили трапезу, состоящую из супа и каши с тушёнкой. За ужином стали разговаривать о медведях, о том зачем и почему люди убивают таких симпатичных зверей. И Алексей вспомнил, как в первый раз медведь напал на него и не будь ружья, он вполне мог послужить хищнику калорийной и мягкой пищей.
  Все слушали его рассказ с заметным интересом. Ведь здешняя тайга, мало чем отличалась от тайги Забайкальской, в которой и происходил тот случай...
  Тогда, медведь, которых там так же много, как и в Восточном Саяне, напал на Алексея, неосторожно приблизившегося к останкам оленя, задавленного медведем и почти съеденного им. Охотник, не стал сразу стрелять змеенного медведя и только тогда, когда рассерженный вторжением человека зверь встал на дыбы и пошёл на него, потряхивая тяжёлыми лапами с "вмонтированными" в них, длинными острыми когтями, охотник спустил курок и возможно ранил нападавшего зверя... И только после выстрела, напуганный зверь, бросился наутёк...
  
  - Здешние охотники-буряты, добывают медведя круглый год - продолжал Алексей, прихлёбывая чай из кружки и поглядывая на разгоревшийся костёр. - Поэтому, медведи в округе бояться человека и на него не нападают. Но если бы не эта охота, то вполне возможно, что медведи вытеснили бы человека из тайги, нападая на него при каждом удобном случае - безоружный человек, - самая лёгкая добыча для такого крупного хищника. Верить в его благодушие или терпение - смертельная ошибка для новичков в тайге. В Англии, медведи, как и волки уничтожены поголовно несколько столетий назад фермерами и судя по всему, никто об этом до сих пор не жалеет...
  Эти разговоры продолжались до полуночи и после, все пошли спать, а он, уже лёжа в зимовье долго не мог заснуть, вспоминая детали множества своих опасных встреч с медведями...
  
  ... Чёрный, спустившись как обычно в долину уже в сумерках, некоторое время шёл по дороге, направляясь в вершину реки Сенцы. Именно там в это время жировали после поста в берлоге, многие его сородичи и конечно холостые медведицы...
  Перейдя вброд большой и шумный ручей, медведь, как большая собака отряхнул со своей чёрной, мохнатой шкуры воду и потом, освежённый прохладной ванной отправился далее...
  Свернув направо, после дорожной развилки, поднявшись на невысокую гривку, медведь остановился и стал медленно втягивать воздух своими чёрными влажными, подвижными ноздрями. До него внезапно донёсся запах дыма и это был не запах пожара, а печной запах,сгоревших дров в металлической печке. А это говорило о присутствии в этих местах человека...
  Чёрный уловил также запах лошадиного пота и вспомнил, как на днях, убил стреноженного мерина и ощутил на языке вкус ушей от этой крупной, но безобидной добычи...
  Какое -то время, он решал, как ему поступить дальше, но потом, словно что-то вспомнив резко повернул назад, сошел с дороги, продрался через кусты к реке и перешёл её - где шагами, а где и на прыжках, разбрызгивая вокруг себя воду и едва касаясь крепкими лапами каменистого дна, в глубоко и сильно текущей речке...
  
  ... Он избегал встреч с человеком, о которых ему напоминала, кроме давних воспоминаний, ещё и пуля, застрявшая в правой задней лапе. Эта пуля, попала в него, несколько лет назад, во время внезапной встречи с человеком на лошади. Это случилось тоже на дороге, и человек стрелял по нему из карабина прямо из седла, метров с пятидесяти. Это и спасло Чёрного - лошадь под всадником почуяв матёрого зверя испугалась и порывалась пойти вскачь, а это мешало охотнику точно прицелиться. Но времени привязать лошадь и только после этого стрелять, у него не было...
  Тогда пуля прошла насквозь, ранение было лёгкое, но боль в зарастающей ране долго беспокоила Чёрного. Так что о коварстве и способности человека убивать на расстоянии, он уже хорошо знал...
  Да к тому же, он ещё не разыскал матки, и напор инстинкта продления рода, отвлекал от всего остального. Будь с ним медведица, Чёрный может быть и отважился бы убить одну лошадь из тех, что паслись стреноженные неподалеку от избушек в Хойтогол. А сейчас все его мысли и действия зависели от того, как скоро он встретит в здешней тайге свою долгожданную избранницу...
  
  Утром, наши путешественники, после завтрака стали собираться переезжать в Даргыл.
  Пока пили чай к костру подошли водные туристы и Алексей, спросил Николая, когда они собираются отплывать. - Да все пока застопорилось - вздыхая ответил он. - Вчера походили, посмотрели и обнаружили залом ниже по течению, километрах в трёх. Решили снова вызывать грузовик и переезжать ниже по речке, на развилку где Сенца получает приток справа. После того слияния, река уже полная и широкая и потому, идти вниз на рафте будет полегче. Во всяком случае никакие завалы ни пилить, ни рафты обносить не надо...
  
  Часов около двенадцати, охотники поймали лошадей, за эти дни отъевшихся на свежей травке, навьючили на них дорожные сумы и простившись с водниками, отправились в сторону ущелья Даргыл, которое приходило в долину Сенцы справа, если смотреть вниз по течению...
  Алексей на своем мерине старался не отставать от всех, потому что дорогу к зимовью в Даргыле знал только Босс.
  Сенцу форсировали спокойно, хотя вода на перекате доходила лошадям до брюха и Алексей, чуть черпнул воду правым сапогом. Течение было быстрым, вода напирала, а всадник, чтобы не свалится в воду, старался не вынимать ногу из стремени...
  Но воды в сапоге было немного, и потому он решил терпеть и не привлекать к себе внимания всей команды. Все и так понимали, что Алексей - самое слабое звено в ней...
  
  ...В долину речки Даргыл, заходили через косогор, по частому кустарнику, где земля ещё не совсем оттаяла и лошади стали проваливаться по бабки и потому занервничали. Между кустами, были глубокие топкие глинистые проходы, кусты цеплялись за ноги и временами лошади всхрапывая, с большим усилием вытягивая копыта, пробирались между ними.
  Но после преодоления гребня, пошли уже по сухому и вскоре спустились к реке, где было некое подобие тропы. Босс рассказывал, что лет двадцать назад, когда в Оке был колхоз, сюда на лето пригоняли колхозное стадо коров и лошадей, а пастухи, жили в зимовье защищая скот от нападения окрестной популяции медведей. Место было глухое, - от дороги в вершину Сенцы, ущелье Даргыл отделяла широкая река и потому, охота в этих местах всегда была удачной.
  
  Алексей, спокойно покачиваясь в седле, ехал как всегда последним и думал о том, что снежные барсы, которых изредка видели местные буряты на перевале между Окой и Иркутом, вполне могли доходить и до здешнего перевала, расположенного с восточной стороны ущелья. "А что если повезёт, и он, хотя бы увидит следы этого замечательного и редкого хищника?" - размышлял Алексей, монотонно раскачиваясь в седле, мельком озирая окрестные горы...
  Перед поездкой в Сибирь, он смотрел документальные фильмы о жизни снежных барсов и читал статья биологов, исследующих жизнь и места обитания, этого редкого по красоте, хищника...
  По разным оценкам, снежных барсов на всей земле осталось не более трёх тысяч и несколько небольших популяций сохранились в Центральной Азии, в Монголии и в том числе, в Саянах. Здесь, о встречах с ними, иногда рассказывали Окинские буряты. Кто-то наблюдал их на Окинском перевале, прямо из машины, а кто-то видел убитого собаками молодого снежного леопарда, в дальнем поселении на севере речной долины...
  
  Вскоре, переправившись на правый берег, приехали к полуразваленному зимовью с развороченной крышей, стоящему на краю широкой отмели, покрытой мелкой галькой. Здесь, ещё после зимы, местами сохранилась наледь и спутники Алексея, устроили здесь скачки. Лёд покрытый слоем влажного кристаллического льда, проседал под копытами лошадей и оставлял глубокие следы. Всадники гикая и подгоняя лошадей ударами ног по бокам, с громкими криками и смехом доскакали до края наледи и весело переговариваясь, осаживали разогревшихся лошадок, фыркающих и машущих гривастыми головами.
  Алексей, тоже пустил своего мерина рысью и вскоре догнал спутников, которые уже успокоились и ехали не спеша, старались первыми увидеть медведей, вглядываясь в крутые склоны ущелья со скальниками по гребню и зелёными открытыми луговинами на склонах. Алексей тоже стал присматриваться в надежде увидеть, пасущихся на открытых местах зверей. Тут могли быть и изюбри, и даже горные козлы, которые селились и кормились как раз на высоких скалах, с выходом на высокогорье...
  Через час-полтора, в прогале, вдалеке завиднелась крыша большого зимовья, стоящего на левом берегу неширокой речки. Лошади, чувствуя скорый отдых сами пошли намного живее, да и всадники повеселели и успокоились...
  
  Зимовье было просторным, и стояло на краю большой поляны, где ещё сохранилась полуразрушенная изгородь загона. Прямо над зимовьем, метрах в пятистах, на высоком крутом склоне была зелёная луговина, на которую, Алексей решил как-нибудь подняться и посидеть там на закате, карауля изюбрей. Место было открытое, удобное и безопасное для кормёжки оленей...
  Развьючив и стреножив лошадей, охотники пустили их пасти, а сами стали готовить обед, торопясь и поглядывая по сторонам.
  
  Ущелье было глухое и живописное. Прямо напротив, за рекой, возвышался скальный лоб, обрывистый и недоступный, прикрывающий вход в небольшое ущелье, с другой стороны, закрытое от реки голой каменистой скалой высотой в полкилометра. По дну ущелья, можно было подняться на горное плато и попасть в настоящую горную тундру...
  Направо от зимовья и вдоль реки, раскрывалась широкая долина и вдалеке, видны были белеющие нерастаявшим льдом, остатки большой зимней наледи укрывающей течение речки...
  Ещё выше, был виден скалистый цирк, с полями синеватого снега. "Вот там наверное могут быть и снежные леопарды" - подумал Алексей и решил, что в оставшееся светлое время дня, попробует поднять под эти скалки и посмотреть на снежной поверхности звериные следы...
  
  ...Черный, ещё несколько дней назад, тоже переправился через Сенцу, в Даргыл и здесь, встретил следы крупной медведицы, ходившей с годовалым медвежонком по склонам и кормящейся побегами зелёной травки и мягкими кореньям, уже дающими подземные побеги...
  Здесь, идя по следам медведь первый раз увидел свою избранницу - крупную жёлто-песочного цвета медведицу - ещё опекающего своего прошлогоднего медвежонка.
  Приблизившись к ней на галопе, Чёрный до полусмерти напугал уже крупного, бурого медвежонка и тот, сломя голову убежал вниз, в пойму реки. Медведица, завидев огромного чёрного медведя, сделала вид, что занята своим делом, а когда тот приблизился на десяток метров, сердито рявкнула, хотя и не убежала, а осталась кормиться на прежнем месте. Обойдя свою новую избранницу по кругу, Чёрный уловил запах течки и возбудился. Однако неприветливое поведение будущей подруги не обескуражило Чёрного. Он инстинктивно сознавал, что теперь надо ждать того времени, когда медведица "созреет" и примет его ухаживания...
  Ну а пока, надо будет охранять найденную, среди необъятной тайги, будущую "жену" от других "женихов" и отгонять их от "объекта" ухаживаний, защищая своё право сильного владеть будущей матерью своих медвежат...
  
  ...Вот уже несколько дней, медведи ходили и кормились вместе днём и ночевали тоже неразлучной парой, хотя медведица - крупная особь с песочного цвета шерстью - по-прежнему Чёрного близко к себе не подпускала. А когда тот, вынюхивая долгожданный запах гонной медведицы переступал дозволенную границу, кидалась на него и норовила укусить.
  Чёрный, в другой ситуации расправился бы с ней, но сейчас, покорно отступал и только тревожно рыкал, пряча глаза и качая огромной головой из стороны в сторону. Казалось, что он стеснялся своей неуклюжести и размеров и потому застенчиво косил взглядом куда-то в сторону.
  Годовалый медвежонок, не ушёл из долины речки и когда, во время кормёжки нечаянно приближался к гуляющей парочке, то Чёрный, пугая его, делал вид что старается поймать ненужного свидетеля. Медвежонок в страхе убегал по скальным расселинам на плоскогорье, но на следующий день вновь возвращался в долину. Он никак не мог понять поведение матери- медведицы, которая ещё совсем недавно опекала его и защищала от непрошеных гостей в этом, родном для него ущелье...
  
  Алексей, захватив с собой рюкзак с коркой хлеба и куском сала, забросив свою двустволку на плечо, спустился к реке и выйдя на тропу, отправился вверх вдоль русла реки, шагая по остаткам больших наледей... Вскоре, тропа шедшая по правому берегу закончилась и пришлось идти по крупным обломкам скал, некогда, после сильного землетрясения разрушившего скальные карнизы, скатившихся сверху по крутому склону.
  Воды кругом было много и потому, охотник старался идти осторожно, боясь поскользнуться на голых спинах валунов. Пройдя километра три, он свернул вправо от узкого шумливого потока, и по частому, густому кустарнику, стараясь выбирать удобные проходы, начал подниматься на гребень очередного горного цирка.
  Ближе к вершине ущелья, стало заметно холоднее. Небо заполнили тучи и подул ветер. Застегнувшись поплотнее, Алексей, с небольшими передышками поднимался всё выше и выше и наконец вышел на гребень, откуда открывался замечательный вид.
  Перед ним расстилалась полукилометровая впадина, в которой стояло горное, почти круглое озеро, ещё покрытое снегом и льдом.
  А дальше, поднимался крутой стеной заснеженный обрыв, а сверху громоздились скалы, за которыми, уже на плато, расстилалась горная равнинная тундра.
  Рассматривая всё это великолепие, в бинокль, Алексей обратил внимание на следы на белой поверхности склона. Казалось, какой-то крупный зверь спрыгнул с обрыва и разрывая глубокий снег спустился к озеру... Следы были похожи на прыжковые отпечатки лап снежного барса...
  Но время уже подошло к вечеру и охотник, не рискнул идти дальше, а посидев какое-то время на гребне, стал спускаться назад в долину, стараясь идти по своим следам...
  Спуск занял намного меньше времени, потому что Алексей шёл без остановок...
  Он ещё несколько раз оглядывался на тот обрыв и решил, что завтра обязательно побывает здесь и даже попробует пробраться на плоскогорье...
  Приближаясь к стоянке почти в сумерках, он ещё издали увидел чёрную фигурку человека на белой наледи, а когда подошёл, то узнал своего племянника, издали начавшего показывать Алексею руками на склон. Глянув туда, охотник ничего не увидел и продолжил путь.
  Но подойдя ближе, Алексей услышал, то что ему говорил Рома. - Там, на склоне, два медведя пасутся! Вот там... Прямо, если смотреть вот на ту высокую лиственницу...
  И тут, как всегда неожиданно, Алексей увидел двух медведей - черного и светлого, которые паслись на склоне метрах в трёхстах от них, на совершенно безлесной поляне. Его поразили размеры чёрного медведя, издали казавшийся не меньше крупного быка, который каким то образом поднялся на такую высоту и щипал травку на этой луговине...
  
  Звери, не замечая людей, неторопливо передвигалась по склону, иногда приостанавливаясь, вороша что-то под ногами, видимо откапывая съедобные коренья. Между ними было метров десять расстояния и всегда, песочного цвета медведица шла впереди, а Чёрный следовал за ней. Алексей удивился и обрадовался редкой возможности наблюдать медведей так отчётливо в их "домашней" обстановке...
  Всё происходящее на открытой луговине, было отчётливо видно и казалось, что медведи тоже могут заметить людей. До них было метров двести-триста, но двигаясь параллельно по склону, они не обращали внимания на то, что происходило внизу, на наледи.
  А Алексей, тоже внезапно, вспомнил, как однажды увидел медведя на покосах, в глухой тайге под Байкалом. Тогда, они с братцем только-только расстались и пошли в разные стороны. Алексей вышел на край поляны и увидел метрах в тридцати медведя, который что-то увлечённо копал под большой лиственницей...
  В тот поход, у них было одно ружьё на двоих, и бегом возвратившись на место расставания, он увидел брата и помахал ему рукой. Тот подошёл и Алексей, протянув руку взял у него ружьё и уже после объяснил, что увидел медведя и что это совсем рядом. Уже вдвоём, они вышли на край покоса и долго наблюдали за зверем...
  В какой-то момент, тот учуял их, а может и услышал, потому что они, стоя почти на виду, уже вслух стали смеяться - так по детски был увлечён копанием корешков, этот мишка.
  Медведь, несмотря на небольшую дистанцию, их ещё не заметил, всплыл на задние лапы и подняв голову вверх, стал вынюхивать волны запаха в струях воздуха. Видимо перехватив опасный запах, зверь также мягко опустился на передние лапы и стал рысью уходить в лес.
  Именно в этот момент, Алексей прицелился и выстрелил из обреза, целясь под лопатку медведя. Но он не учёл, что ствол, после отпиливания, стал короче и к тому же без мушки. После выстрела, они оба видели, как пуля пролетев в сантиметрах выше холки медведя, ударила в землю, в нескольких метрах сбоку. Испуганный мишка, утробно рявкнул и быстрым галопом исчез в мелком сосняке, на склоне горы...
  
  "Так что у этого зверя, зрение не очень хорошее - вспоминая этот случай, подумал Алексей - и потому он старается учуять врага или жертву. Обоняние у него превосходное и стоя против ветра, он может учуять человека на сотни метров".
  Подождав, когда "сладкая" парочка скроется за куртиной кустарников, охотники не скрываясь пошли в сторону зимовья. Уже наступили сумерки и Алексей с племянником решили не устраивать погоню, а уходить к избушке, благо идти было недалеко и шагать по наледи было легко и приятно...
  Придя к стоянке, всё увиденное пересказали Боссу с Аркашей и сговорились, что с утра, пойдут к наледи и оттуда постараются выследить медведей и уже потом атаковать их.
  Сварив кашу с тушёнкой на печке, которая к тому времени нагрела зимовье, путешественники сели за деревянный стол и стали ужинать. Огарок свечи горел высоким пламенем, мерцая и потрескивая. Темнота пряталась по углам лесной избушки, а охотники стали вспоминать предыдущие встречи с медведями в этих краях. Перед едой, как водится выпили понемногу водочки и это развязало их языки. За едой вспоминали разные истории происходившие с ними здесь, в Окинской долине.
  Босс, вспомнил, как в первый раз, в свою первую поездку сюда, они рыбачили на одном из озёр в пойме Сенцы...
  Тогда, сварив вкусную уху, он в компании местных бурят, сели кружком и стали хлебать уху из общего котелка. И вдруг, кто-то глазастый, вскочил и указывая вперёд и чуть выше по склону, зашептал: - Там медведь! Медведь там идёт!..
  Все вскочили, схватились за винтовки и рассмотрев медведя, ничего не подозревавшего и шагавшего навстречу, по каменистой дороге... Стали стрелять...
  Услышав гром выстрелов, зверь развернулся и собрался убегать, когда первая пуля попала в бок. Он закрутился на месте, кусая рану и тут, в него попало ещё несколько выстрелов. Через минуту, медведь был убит!
  Притащив его к биваку, рыбаки, весело переговариваясь, стали разделывать добычу.
  Эту историю, Босс рассказывал уже не в первый раз и потому сократил некоторые подробности...
  
  Доев кашу, не торопясь стали пить чай с вкусными медовыми пряниками, которые запасливый Босс брал в каждый поход. Он был замечательным организатором и вполне заслужил свою почётную кличку.
  После ужина и выпитой водки, все расслабились и заснули очень быстро...
  
  ...Проснулся Алексей, от того, что услышал в ночной тишине, за стенами деревянного домика, подозрительный шум. Он некоторое время ещё лежал, слушая в темноте сонное дыхание своих товарищей, как вдруг, звук повторился и на этот раз он сразу понял - это лошади совсем недалеко от домика, перебегали с места на место стуча копытами по земле и даже тревожно ржали, очевидно от сильного страха.
  Замерев на время, Алексей определился в каком примерно месте был шум и спрыгнув с нар, старясь не шуметь, схватил стоящее у стены заряженное ружье и не таясь, вышел из темной избушки, в прохладу ночной, предутренней тайги.
  Глаза уже привыкли к ночной тьме и выйдя наружу, он, про себя отметил, что на востоке чуть-чуть развиднело и вместо непроглядной ночи, на горизонте стала видна тонкая, серая полоска зари. Поёживаясь и чуть подрагивая от нервного возбуждения и от смены теплого зимовья на прохладную ночную тревогу, Алексей, глянув в ту сторону, откуда раздавался шум, увидел темные силуэты стреноженных лошадей, которые нелепыми прыжками спутанных ног, изо все сил, скакали в сторону спасительной избушки.
  Охотник автоматически отметил, что из печной трубы домика, на всю округу распространился сильный запах дровяного дыма... И тут же, в полутьме рассвета, неподалеку от скачущих в страхе лошадей, уже метрах в тридцати от себя, различил мелькание тёмной большой тени и со страхом сообразил, что это медведь, пытается догнать и схватить одну из лошадей, чуть отставшую от остальных!
  
  В голове вспыхнула на мгновение мысль: "Что делать!", - но времени на размышления уже не было. Не было времени и для того, чтобы крикнуть спящим обитателям зимовья о помощи. Надо было всё решать и решиться мгновенно и потому, забыв обо всём, Алексей сделал несколько шагов навстречу бешено скачущим лошадям!
  Тут, Алексей увидел, что чёрная тень крупного хищника, в два прыжка настигла лошадь и вцепившись двумя лапами в зад, медведь свалил её, запутавшуюся в треноге. Неконтролируемый страх обуял охотника, но так как он был опытным медвежатником, то смог превозмочь панику. Алексей вдруг яростно крикнул, пытаясь напугать зверя, а потом даже подбежал несколько метров вперёд и чуть в сторону, чтобы лучше видеть происходящее. Потом остановившись, мгновение поколебавшись - стрелять или не стрелять, Алексей вскинул ружьё и коротко прицелился...
  
  ...Чёрный со своей подружкой Песочной, закончив кормёжку вечером, поднялись ближе к скалам и там легли на лёжку, метрах в пяти друг от друга. Перед этим, Чёрный пытался приблизиться к своей пассии, но та, ещё не готовая ответить на ухаживания назойливого кавалера, рявкнула и даже вздыбила шерсть на загривке.
  Не вступая в драку , Чёрной в ответ тоже рыкнул, но все же отошёл чуть с сторону и когда медведица легла, он сам, расчистив широкой и тяжёлой когтистой лапой место рядом с большим валуном обросшим зелёным мхом, улёгся, повозился еще какое-то время и засопел, прикрыв глаза...
  Через несколько часов сна, ещё в темноте, медведица зашевелилась в лёжке, потом поднялась, потопталась на месте, потянулась припадая на передние лапы и стала спускаться ближе к реке, выходя на открытые луговины, расстилавшиеся неподалеку и чуть выше человеческого жилья...
  ...Лошади, привычно кормились всю ночь в низинах у воды, постепенно уходя по долине речки всё дальше от зимовья. Временами они тоже ложились и задрёмывали, но потом вновь вставали и начинали кормиться молодой травкой, особенно густо пробивающейся в сырых местах, неподалеку от речного берега.
  
  ...Чёрный, на время отойдя от Песочной, в неподвижном, холодном воздухе наступающего рассвета, внезапно уловил какой-то знакомый запах и всплыв на дыбы, некоторое время нюхал воздух, поводя тяжёлой головой из стороны в сторону и тихонько всхрапывая.
  Потом, убедившись, что этот "аромат" связан с теми большими, но беззащитными животными, на которых он уже неоднократно нападал в других местах, опустился на все четыре громадные лапы с длинными острыми когтями на концах и крадучись, двинулся в сторону источника этих запахов.
  Спустившись ниже к реке, чей шум на каменистых перекатах, скрадывал его шаги, зверь долго стоял на месте, вновь принюхиваясь и определяя, как далеко от него находились лошади...
  Через какое-то время, он услышал впереди звуки стука подкованных копыт и различил мелькание крупных темных силуэтов, на открытой поляне , окружённой молодым ельником.
  Тут, зверь зайдя под ветер, начал двигаться осторожнее, изредка останавливаясь, принюхивался и прислушивался. Запах печного дыма, становящийся всё более различимым, его не ипугал. Он знал, что странные, двуногие существа, по ночам не рискуют выходить на природу и прячутся в деревянных коробках из которых и доносится это неприятный запах горелого дерева...
  Сблизившись с лошадями, медведь надолго затаился, а так как кормящиеся кони медленно двигались вниз по течению реки, то постепенно подходили к насторожившемуся хищнику всё ближе и ближе...
  И вот настал момент, когда медведь уже хорошо различал движущихся крупных лошадей и в какой то момент громко рявкнув, чтобы напугать ничего не подозревающих коней, бросился на них.
  Мгновенно осознав опасность, стреноженные лошади в панике, напрягая мышцы своих мощных, больших, раскормленных тел, стали неловко прыгать, стараясь убежать от настигающего их большого и жутко пахнущего зверя, страх перед которым был не только инстинктивного свойства. На протяжении своей жизни, они уже несколько раз подвергались нападению и видели, как хищник расправлялся с оплошавшими сородичами - потому боялись его панически.
  Так как они кормились поодаль друг от друга, то и расстояние до медведя было разным. Все они не раздумывая бросились в сторону избушки, видя в своих хозяевах, людях, единственных своих спасителей. Быстро скакать, им мешали тесные путы обхватывающие их ноги и не дававшие им двигаться быстро...
  Последняя лошадь, хрипя от натуги сделала несколько судорожных прыжков через кусты и в это время, Чёрный, настиг её в прыжке, обхватил лапами за круп и разинув громадную пасть клацнул зубами, стараясь вонзить клыки в заднюю часть жертвы.
  Лошадь из последних сил, выгибая шею, ударяя кованными копытами по камням, кое-где торчавшим из травы, рванулась, вскочила, сбросила с себя медведя и дико заржала, оповещая весь молчаливый мир вокруг, о смертельной опасности настигающей её!
  И в это время, в полутьме рассвета, со стороны деревянного домика, раздался громовой выстрел и сноп пламени вылетел из ствола ружья...
  Круглая пуля, через мгновение вонзилась в тело медведя, пробила крепкую шкуру, потом прошла через крупные, упругие мышцы и сломала правую заднюю кость в ноге Чёрного.
  Ощутив боль, но ещё не понимая причину и направление удара, медведь попытался на прыжках уйти из опасной зоны, но нога не повиновалась ему и он на время остановился, резко мотнув головой, укусил себя за то место, куда вонзилась пуля. Этой остановки было достаточно, чтобы человек вновь прицелился, в уже хорошо различимую цель и во второй раз нажал на курок...
  Вновь тишину таёжного рассвета прорезал гром выстрела и вновь из ствола вылетел сноп пламени. Пуля, со страшной силой пробила плечо медведя и потом, раздробив толстую правую лопатку, остановилась под сердцем...
  Чёрный, ещё какое -то время, уже медленно заваливаясь, то падая то поднимаясь, двигался в сторону речного потока, инстинктивно старясь уйти подальше от смертельной опасности.
  Ему удалось как-то переправиться через реку и даже скрыться в ельнике. Но кровь пульсируя вытекала из его громадного тела и в еловой чаще, на противоположном берегу, Чёрный, исчерпав все жизненные силы остановился окровавленный и умирающий. Он ещё глухо, но уже бессознательно рычал, медленно вращая головой, потом затих и безвольно склонился головой на землю...
  
  Из зимовья, разбуженные этими внезапными громовыми выстрелами, один за одним выскакивали охотники и потрясая оружием старались понять, что произошло. Увидев сбившихся в кучу лошадей, которые дрожали от страха и били копытами по земле, дико храпя и выкатывая глаза из орбит, люди испугались и тоже сбились в кучку. А кони, взметнув головы высоко вверх, переступая с ноги на ногу, неотрывно смотрели в ту сторону, куда ушёл и спрятался медведь.
  Заметив неподвижно стоявшего Алексея, Босс подбежал к нему с криками: - Что случилось?! В кого ты стрелял!!!
  Алексей, внезапно почувствовал облегчение, - страх отпустил его - глядя в ту же сторону, куда дрожа смотрели испуганные лошади, почти спокойно проговорил: - Я в медведя стрелял, который на лошадей накинулся!
  Подбежали остальные охотники и медленно приходя в себя, Алексей стал рассказывать, как он услышал снаружи какие-то звуки доносящиеся из темноты, как вышел из избушки и увидел взбесившихся от страха лошадей, а потом и медведя, преследовавшего их...
  - Ну а потом я выстрелил и увидел, что медведь остановился и решает, что делать дальше. В это время, я прицелился и выстрелил во второй раз... На сей раз я стрелял по хорошо видимому зверю и целил в бок... И может быть я попал, потому что этот медведь как-то сгорбился, словно пулю проглотил и переваливаясь с боку на бок, волоча правую заднюю лапу по земле, спустился в реку, перешёл её и скрылся вот в том ельнике... Он показал рукой на заросли на другом берегу реки, метрах в тридцати от того места, где они стояли...
  
  ...Нашли медведя через некоторое время, когда совсем рассвело Он лежал, уже мёртвый в ельнике, головой к своему входному следу, обильно политому кровью. Подходили к нему цепью, а когда убедились, что громадный хищник мёртв, начали громко радоваться, поздравлять Алексея и фотографироваться рядом с чёрным могучим, но уже неопасным зверем.
  Потом, привычно разложив, ещё тёплую, мохнато-шерстистую, мягкую и податливую тушу зверя, стали снимать шкуру, вскрывать брюшину, вырезать желчь и разделывать бочкообразные крупные мышцы груди и коротких сильных лап.
  Лапы тоже отрезали, как и громадную голову с небольшими полукруглыми ушами и желтоватыми клыками, пятисантиметровой длины. Лапы тоже были толстыми и тяжёлыми, с чёрными, кожаными подошвами и чёрными же, блестящими крупными когтями, заросшими жесткой шерстью...
  
  ...После разделки, пошли завтракать к избушке и заметили, что лошади по-прежнему жались к людям и подрагивая вглядываться в одно и тоже место, теперь уже в чащу за речным поворотом.
  - Что-то они там ещё слышат - сказал Босс, взял винтовку и пошёл в ту сторону, стараясь обойти эту чащу слева, по дуге. Остальные охотники видели, что он остановился, потом сделал несколько приставных шагов, словно кого-то высматривая в чаще и затем, поднял винтовку и выстрелил в воздух - вначале один, потом через паузу, второй раз...
  Возвратившись к наблюдавшим за ним охотникам, он спокойно проговорил: - Там ещё один медведь, только уже песочного, светло-коричневого цвета... Это наверное медведица была, с которой этот медведище гулял по склону.
  - Она, не двигаясь с места стояла метрах в сорока от меня, в кустах и словно чего-то ждала, не отрываясь глядя в мою сторону...
  - Я конечно не стал в неё стрелять, - нам и одного медведя не вывезти отсюда... И только после выстрелов в воздух, она сдвинулась с места и ушла, совсем не торопясь, скрылась в чаще...
  Спать уже всем расхотелось и разведя большой костёр, начали готовить медвежатину и выпивать за удачу, в ожидании жаркого, закусывая салом с репчатым луком.
  Алексей, чувствовал себя словно именинник, несколько раз, повторяясь, начинал пересказывать эту историю с медведем, которая обрастала всё новыми подробностями. Все ему невольно завидовали, но и восхищались его смелостью и потаённо спрашивали сами себя, - как бы они поступили на его месте...
  Выпив водки, Алексей разомлел, расслабился и стал нервно зевать, наконец осознав, в каком опасном положении он находился в это утро...
  После раннего завтрака, решили ещё немного подремать. Спутники Алексея быстро расслабились и заснули, похрапывая и сопя. Но он не мог заснуть, какое-то время ворочался на нарах, раз за разом представляя всё происшедшее с ним на рассвете, а потом встал и взяв ружьё, отправился в вершину Даргыла, к тому месту, где вчера видел следы похожие на следы снежного барса...
  
  Шёл всё время вдоль реки, которая временами скрывалась под тающими наледями, или текла между камней. Течения, как такового здесь не было и вода стояла между камней небольшими, но глубокими лужами. По временам, приходилось перепрыгивать с валуна на валун и потому, шёл он к вершине ущелья медленно.
  В какой-то момент, решил свернуть вправо и продираясь сквозь густой кустарник, медленно стал набирать высоту. Стоящую островками непролазной чащи полярная березку, приходилось преодолевать, проталкиваться сквозь эту мягкую стену или высмотрев проходы, идти не прямо, а зигзагами.
  Поднявшись на гребень, тяжело дыша, Алексей остановился и стал осматривать окрестности в бинокль.
  Заснеженный горный цирк, открывался перед его взором во всей северной суровости высокогорья. На дне впадины стояло озеро покрытое заснеженным льдом, а по краям обрыва, ещё с зимы, были наметены высокие белые сугробы снега. В этой синеватой прохладе, не было видно ни одной живой души и не слышно птиц - мёртвое молчание. Казалось, всё вокруг замерло и зима продолжит царствовать вечно...
  
  Преодолев гребень, Алексей спустился к озеру, перешёл его и направился к тому месту, где вчера видел в бинокль, нечто похожее на следы снежного барса...
  Не доходя до крутого склона, на чуть подтаявшем кристаллическом снеге, увидел большие круглые следы и сердце забилось часто-часто. Он обрадовался, потому что эти следы в этом пустынном высокогорье, могли принадлежать только большой кошке, а раз рыси так высоко в горы никогда не заходят, оставалось предположить, что это следы снежного леопарда - ирбиса.
  Наклонившись, Алексей стал рассматривать круглые, плоские отпечатки, и даже померял пальцами их приблизительные размеры.
  Следы были раза в полтора больше рысьих, но меньше в те же полтора раза тигриных - Алексей служил в армии на Дальнем Востоке, в уссурийской тайге и хорошо запомнил, часто встречавшиеся в окрестностях казармы стоявшей в лесу, следы рыси. Но несколько раз, видел он и следы тигров...
  Тигров конечно увидеть или встретить не удалось, но вот рыси ходили в округе никого не боясь.
  Однажды ночью, возвращаясь со службы, он услышал рысье мяуканье-рычание - дело было ранней весной, во время гона этих таёжных кошек. Он попробовал подойти к гонному зверю поближе и это ему удалось.
  Остановившись в десяти шагах, от невидимого хищника - фонарь он выключил - Алексей слышал нарастающее раздражение в гневном харканье и рычании крупного самца и ему стало не по себе.
  В воображении, представилось почему-то картинка из учебника литературы, на которой был изображён окровавленный герой поэмы Лермонтова Мцыри, после схватки леопардом. Он запомнил и сцены в которых описано, как потом Мцыри, умирал, истекая кровью, весь изодранный когтями громадной кошки... Особенно ему нравились стихи о начале боя Мцыри с барсом.
  
  "Врага почуял он, и вой
  Протяжный, жалобный как стон
  Раздался вдруг... и начал он
  Сердито лапой рыть песок,
  Встал на дыбы, потом прилег,
  И первый бешеный скачок
  Мне страшной смертию грозил...
  Но я его предупредил.
  Удар мой верен был и скор.
  Надежный сук мой, как топор,
  Широкий лоб его рассек...
  Он застонал, как человек,
  И опрокинулся. Но вновь,
  Хотя лила из раны кровь
  Густой, широкою волной,
  Бой закипел, смертельный бой!"
  
  ...Отогнав от себя непрошеные воспоминания, охотник на время остановился, долго осматривался и наконец тронулся дальше, размышляя, что ему неожиданно повезло, но что к этой удаче, его привело упорное желание найти хотя бы следы снежного леопарда... И вот ему это удалось!
  Алексей порадовался удаче, вспомнил дни проведённые на источниках и вздыхая подумал, что за это время, здесь в ущелье Даргыл, они могли бы уже найти не только следы ирбиса - так называют в Средней Азии снежного леопарда, но и увидеть его самого, а если повезёт, то и сфотографировать этого редчайшего зверя...
  
  Осмотревшись, Алексей решил подниматься на плоскогорье, а там перекусить, отдохнуть и возвращаться назад...
  Он стал не торопясь подниматься по небольшому ущелью между скал наверх и в какой-то момент попал в полосу мягкого снега, в который проваливался по колено. Идти и так было тяжело, потому что склон становился всё круче, а тут ещё снег мешал...
  Вспотев, задыхаясь от напряжения, охотник долго добирался до недоступного гребня и наконец, часа через полтора, умирая от жажды и усталости, ощутил под ногами крепкий наст и вышел на открытое пространство, откуда, перед ним открывался вид на пологие холмы, с редкими окружностями белых озер и чахлыми кустиками тальника, покрывающих местами луговины горной тундры.
  
  Оглянувшись назад, Алексей увидел далеко под собой, простирающиеся до самого горизонта изломы горных хребтов, глубокие долины и ущелья, а чуть ниже, щетину лесных зарослей покрывающих речные долины и крутые скальные ущелья.
  "Так вот в каких местах здесь обитают эти кошки-хищники!" - подумал он, восстанавливая дыхание и вытирая пот с разгорячённого лица. Какое-то время он стоял неподвижно, озираясь и примериваясь, куда пойти дальше.
  Потом тронулся чуть вперёд и вправо, в сторону скального останца, возвышавшегося над плоской горной тундрой, неподалеку от круто обрывающегося в долину склонов ущелья Даргыл.
  Взобравшись на этот останец, Алексей сел и долго рассматривал плоскогорье в бинокль, переводя взгляд от одного островка кустарников к другому, от одного круглого озерка покрытого льдом к следующему. Кругом было безжизненно и пусто - здесь зима не до конца уступила весне и потому, новая жизнь ещё не народилась, а только вызревала под тонким слоем перемерзшей, прошлогодней травки.
  
  Потом, охотник глянул на низкое солнце, внезапно пробившееся сквозь серую, ватную облачность, встрепенулся осознав, что день двинулось к вечеру и пора возвращаться. Но ведь надо было ещё поесть и он направился в сторону обрыва, спускающегося в речную долину
  Дойдя до каменистого ложа, засыпанного обломками и полого спускающегося в сторону неглубокой долины, охотник решил остановиться и пообедать. Найдя куртину кустарников вперемежку с зарослями тундровой берёзы, он наломал сухих веток, развёл маленький костерок и сделав из осколков камней очаг, установил на огне свой котелок переделанный из литровой консервной банки из под компота, предварительно набрав в него кристаллического высокогорного снега, сохранившегося в тени больших валунов.
  Нежные язычки пламени, изредка сдуваемые холодным ветром, грели плохо. Охотник поёживаясь, достал из рюкзака кусок пересохшего хлеба, остатки жаркого из медвежатины и стал закусывать, застегнувшись на все пуговицы, стараясь укрыться от холодного ветра, порывами налетающего откуда-то сбоку.
  Кругом было уныло и пустынно и казалось, что тут не может существовать, ничего живого.
  
  "Да... - думал Алексей. - Здесь, не то что снежный леопард, но и мыши-то не выживут - совсем пустынная земля"
  В это время, растаявшая из снега вода зашипела в котелке и Алексей заварил чай и положил туда несколько веточек смородины, которые постоянно лежали у него в кармане рюкзака. Смородина, давала чаю свой тонкий аромат и потому, охотник всегда носил их с собой, когда уходил в пешие походы...
  Попив горячего, но быстро стынущего чаю, Алексей доел хлеб и мясо, сжевал пару сладких карамелек и согревшись, свернувшись калачиком и устроившись поудобнее, задремал на несколько минут, уставший и не выспавшийся из-за своих ночных приключений...
  
  ... Снежный барс, совершавший обычный обход своих владений, неожиданно остановился и повернув голову, - он ощутил запах дыма и ещё один, незнакомый, но явно угрожающий запах...
  Крупный самец, в своей зимней пятнистой шубе, казался неожиданно опасно замаскированным, в этом царстве камней и снега. Когда он стоял неподвижно, то несмотря на крупные размеры, его трудно было заметить и различить в этом хаосе снега, булыжников и валунов.
  Постояв неподвижно несколько минут, зверь медленно, насторожившись тронулся и ловя ноздрями чёрного влажного носа необычные запахи, стал по дуге обходить место, откуда едва уловимыми колебаниями воздуха они плыли в его сторону...
  
  Выйдя из -за остроконечного двухметровой высоты угловатого валуна, ирбис, вдруг отчётливо увидел метрах в ста от себя костерок, струйку лёгкого дыма веющего по ветру и фигурку незнакомого существа, лежащего около этого костерка на земле.
  Хищник замер и неподвижно-внимательными, ключе холодными глазами, словно впился в это неизвестное существо, соображая, представляет оно опасность или может быть станет его очередной добычей...
  Ирбис, стоял совершенно неподвижно и был неразличим на фоне камней, полузасыпанных снегом. Он неслышно втягивал воздух ноздрями и постепенно, его охватил страх перед тем неизведанным, но опасным, тем что таилось в фигурке этого существа, явно пришедшего из другого мира! Из того мира, который всегда пугал и заставлял прятаться в высокогорье многие поколения его сородичей, снежных леопардов...
  В это время, фигурка у костра зашевелилась и человек, медленно поднявшись встал на две ноги. Это необычное положение незнакомого существа, добавило страха.
  Леопард напрягся, сжался собравшись в комок, а потом мгновенно развернувшись прыгнул, словно мягкая пружина разжалась, сразу на несколько метров и неслышно скрылся за большим за валуном.
  Потом, зверь мягко касаясь земли, волоча за собой длинный пушистый хвост, на прыжках стал уходить по каменистому склону вниз, в то место на скальном обрыве, где к нему не мог подойти никто из живых существ, обитающих в этих краях. Даже неповоротливые медведи, летом в поисках корма никогда не поднимались на эту крутизну и потому, ирбис чувствовал себя здесь в полной безопасности...
  
  ...Пока охотник дремал, он немного замёрз и потому, проснувшись и встав на ноги, дрожал крупной дрожью. Быстро собрав все свои вещи в рюкзак, Алексей, притоптал догоревший костёр и запахнувшись поплотнее в куртку, закинув рюкзак за спину и подхватив правой рукой ружьё, тронулся туда, откуда он поднялся на эти необжитые, пустынные места...
  Алексей, так никогда и не узнал, что рядом с ним, буквально в ста шагах некоторое время находился матёрый самец снежного леопарда, не захотевший с ним встречаться и оставшись незамеченным исчез, словно растворившись в холодных горных пространствах!
  
  ...Назад, вниз по склону в долину, даже по глубокому снегу идти было намного легче.
  Спустившись в горный цирк по своим следам, Алексей вышел на замёрзшее озеро, уже разогревшись и сознавая, что достиг той цели, которую ставил перед собой в начале путешествия. Он вновь, как в молодости почувствовал себя сильным и свободным!
  
  И только одно, недавнее воспоминание бессознательно тревожило его. Разбираясь в своих чувствах, ему вдруг вспомнился короткий сон, который он увидел, задремав у костра, там, на верху...
  Ему представилось, что он идёт по таёжной тропе, в густом кедраче и вдруг, за одним из поворотом, прямо перед ним, всплыл громадный медведь и стоя неподвижно, долго смотрел на него своими страшными глазами, словно решая нападать - не нападать...
  Алексей вспомнил этот холодный, неподвижный, свирепо-равнодушный взгляд и его пробрала невольная дрожь...
  "Приснится же такое!" - подумал он, остановился и тщательно осмотрел, с гребня заснеженного цирка, долину реки по которой ему надо было спускаться к зимовью...
  
  Солнце, весь день мелькавшее в пушистых серых тучах висевших над долиной, скрылось за высоким гребнем и охотник заторопился, помня, что до стоянки идти ещё несколько километров...
  
  ...Вечером, в зимовье, снова сварили медвежатину и после водочки, славно поговорили, уже попивая горячий крепкий чай.
  Босс рассказал, что поднимался в скалы, на противоположном склоне ущелья и видел там горных козлов, которые паслись на крутых обрывах, ловко передвигаясь по скальным уступам и полочкам: - Я, поднялся на вершину скального лба, сбоку, по пологому склону, а когда вышел к обрыву, то лёг там на землю и стал смотреть в бинокль вниз, рассматривая окрестности. В одном месте - продолжал он свой рассказ, отхлебнув чаю из кружки - я заметил какое-то движение и поудобнее установив руки чтобы не дрожали, наведя окуляры, на фоне камней, различил крупного горного козла во всём его диком великолепии, с длинной гривой волос на крупе, крепкими коренастыми ножками, с толстыми, чуть загнутыми кверху, ребристыми рогами на аккуратной голове, из которой снизу, росла длинная, тёмная борода, похожая на человеческую бороду. Козёл стоял и озирал свои владения, словно древний патриарх этого таёжного ущелья...
  
  Босс прервался, отставил кружку и устроившись на нарах поудобнее, продолжил: - Я так увлёкся этой картиной, что позабыл обо всём. Прошло наверное полчаса, пока я наблюдал за этим редким животным - как он двигался, как изредка, наклоняя голову к земле, кормился травкой, которая прорастала между камнями на самых крутых участках скал, останавливался, чтобы прислушаться и осмотреться...
  В этих местах, по рассказам местных бурят, изредка можно встретить и следы снежного барса. Для этого горного хищника, главной пищей и являются эти горные бараны...
  Алексей, хотел было рассказать об увиденных им следах ирбиса, но потом удержался - любые рассказы спутников, Босс слушал невнимательно и с заметной неохотой и потому, Алексей решил о встрече следов никому здесь не рассказывать...
  В это время Босс зевнул, долго что-то вспоминал, а потом закончил свой рассказ: - Я не сразу, услышал, что кто то неподалеку от меня слегка посвистывает, а когда отнял от глаз бинокль и посмотрел за спину, то увидел, совсем недалеко от обрыва несколько горных коз и парочку совсем маленьких козлят, которые спокойно проходили у меня за спиной, пока я наблюдал за их вожаком.
  Я попробовал осторожно подняться, но козы, при первом моём движении, на широких прыжках бросились к обрыву и как горох посыпались вниз, очень быстро исчезнув за гребнем...
  Я подбежал к тому месту и глянул вниз. Но испуганные козы уже скрылись за скальной кулисой и вернувшись к тому месту, откуда наблюдал козла-патриарха, я попробовал увидеть его снова, но так и не нашёл, сколько не вглядывался в каменистые склоны. Может быть козы, своим свистом и предупредили его...
  А я, помня, что у нас и без того мяса много, не стал стрелять ни горного козла, ни коз из его стада, чтобы не нарушать эту многозначительную природную тишину.
  
  На следующий день, охотники уезжали в посёлок...
  С утра, встали пораньше, долго ловили и седлали лошадей, потом навьючили на них медвежатину в кожаных торбах, а Алексею, как самому неловкому наезднику, привязали к седлу шкуру медведя, в крапивном мешке из под картошки. Шкура, постоянно сползала в одну сторону и потому, Алексею в дороге, всё время приходилось её неловко поправлять.
  Медвежатина, даже спрятанная в кожаные вьюки, раздражала лошадей пугая из страшным запахом. Наши кони, пока привязывали вьюки к сёдлам, задирали головы вверх, раздувая ноздри всхрапывали и косили бешеными, выкаченными из орбит глазами на эти мешки...
  Но потом и они успокоились и перестали нервничать утомлённые долгой монотонной дорогой...
  Обедали в половине пути, у зимовья рядом с источником, а уже ближе к вечеру подъезжали к последнему перед человеческими поселениями стойбу, стоящему на высоком берегу Сенцы.
  Целый день, с синего неба, светило и грело тёплое, почти летнее солнце и потому, снег в горах интенсивно начал таять, а ручьи и речки разлились и даже затопили дорогу, по которой охотники спускались вниз, вдоль реки.
  Алексей, после обеда, выехал один, вперёд и потому с опаской переправлялся через широкие, но неглубокие озеринки воды, залившей к вечеру все дорожные колеи...
  
  Когда, подъехали к знакомому стойбу, то увидели чужих стреноженных лошадей на луговине и поняли, что в зимовье кто-то есть. Но изба была большая - раньше летом здесь жили колхозные доярки, когда стадо выгоняли на летние выпасы и потому, места хватало на всех...
  Развьючив и расседлав своих лошадей, охотники вошли в зимовье, поздоровались и познакомились с тремя бурятами, которые ехали в вершину Сенцы, на охоту...
  Попив чаю, улеглись, кто где мог и перед сном ещё немного поговорили. Алексей стал расспрашивать бурят про снежных барсов и услышал, что этого хищника, хотят сделать символом района, потому, что он будет привлекать и уже привлекает туристов, любителей приключений не только из России, но и из-за границы.
  Один из бурят, оказался художником, работающим в поселковом клубе и рассказал, как долго писал эскиз этого символа, выискивая в интернете фотографии ирбиса...
  Утомлённые ранними сборами и дорогой, наши охотники быстро заснули и проснулись уже солнечным утром, когда буряты попив чаю, собрались уезжать. Попрощавшись и пожелав друг другу удачи, охотники разъехались, а Босс распорядившись седлать лошадей, стал варить кашу...
  Кони стояли уже навьюченные, когда в последний раз вся команда поела каши, попила чаю и отправилась в путь, на базу к Лобсону, где осталась и ожидала их возвращения, машина...
  
  Алексей, вновь, отстал от основного каравана. Его лошадка, чувствуя приближение родных мест иногда старалась переходить на валкую, рысь, но у всадника, не было никакой охоты трястись на скаку и потому, натягивая повод он сдерживал лошадь.
  Алексей устал от тряски на лошади, с непривычки побаливали почки и вообще, он не чувствовал себя победителем. Он старался ехать шагом и в это время расслаблялся и вспоминал всё произошедшее с ним за время похода как нескончаемое испытание. Но сегодня, он уже чувствовал облегчение, потому что до окончания, этого добровольно взятого на себя экзамена на выносливость, оставалось совсем немного времени...
  
  День был тёплый и солнечный, горы стояли вокруг покрытые уже полной зеленью и даже река шумела по летнему ровно и спокойно. Вглядываясь в необъятные таёжные горизонты, Алексей думал, что эти места могут со временем стать настоящим туристическим раем и им всем повезло, что они могут ещё видеть на склонах кормящихся медведей, а в вершинах глухих скалистых ущелий и снежных барсов.
  То что ему в этот раз не удалось увидеть самого снежного барса, его не расстраивало. Алексей не переживал, - ведь он нашёл места, в которых живут эти загадочные кошки и настанет время, когда он наконец сможет увидеть их...
  
  ...К Лобсону, Алексей приехал последним.
  Он сполз с лошади, осмотрелся и на негнущихся ногах пошёл в дом, где хозяева уже поставили чай и накрывали на стол закуску.
  Босс с ребятами перекладывал всё из вьюков в машину и потому, опоздавший, стал разговаривать с хозяином. Тот рассказал, что в округе за это время было несколько небольших пожаров и пожаловался, что медведи стали нападать на лошадей и непонятно, где и когда ожидать следующего медвежьего набега.
  Алексей слушал внимательно и когда Лобсон закончил рассказ о ночных нападениях, вдруг коротко заметил: - Теперь, мне кажется нападения прекратятся.
  Лобсон, ничего не понял, внимательно посмотрел на гостя, но промолчал...
  Вскоре в избу вошли ребята и Босс принёс бутылку водки. Расселись за стол и хозяин, извиняясь за скудость закуски объяснил, что жена уехала в Орлик, и он один домовничает.
  - Так даже лучше - заметил Босс. Мы здесь никому не мешаем, а по поводу закуски нет проблем. Мы наелись за эти дни и потому хочется просто выпить и расслабиться...
  
  Через несколько минут после выпитой водки, глаза у всех замаслились, а после второй все заговорили. Лобсон расспрашивал Босса, кого из людей встречали в тайге, а Алексей стал жаловаться ребятам на отсутствие энергии и долгую акклиматизацию.
  
  - Это, Алексей Степаныч обычное дело - стал его утешать племянник Рома - доктор по профессии. - Вы ведь прилетели за тридевять земель и организм, естественно переживает ломку. Я бы вам посоветовал в следующий раз брать с собой настойку жен-шеня или красного корня. Эти растения, а точнее настойки из них поднимают жизненный тонус и помогают переносить перегрузки.
  Я был на Алтае, на маральей ферме - через паузу продолжил он. И там я видел, как местные детишки, в полуголом виде, весной, несмотря на утренние заморозки прибегают к станку и пьют кровь из пантов, когда их срезают. Так этим детям ни мороз, ни перегрузки не страшны. Они там с малых лет по горам, как козлята скачут и иногда выносливей взрослых...
  Алексей вздыхал, слушал советы племянника, а про себя думал, что обязательно сделает у себя дома настойку и попробует принимать.
  "Жить то, может быть ещё долго придётся и надо, чтобы кондиции сохранились до последних дней..."
  Закончив пить чай, вышли из домика попрощались с Лобсоном, сели в машину и двинулись в обратный путь.
  В машине , Алексею было очень удобно и весело. Он крутил головой по сторонам, всматривался в далёкие горизонты и думал, что такого рода проверки здоровья и силы воли, дают заряд жизненной энергии на целый год...
  
  Босс, который привычно и ловко вёл машину, вдруг притормозил и проговорил. - Там впереди похоже пара орлов сидит, на обочине...
  И точно, метрах в тридцати от остановившейся машины, недалеко друг от друга сидели два орла. Они были похожи на двух злых и свирепых бандитов, один вид которых, наводил на обывателей ужас.
  Необычно крупные размеры, защитная серо-коричневая окраска оперения, крупная угловатая голова с мощным клювом, внушали уважение всему живому вокруг.
  Не обращая внимания на машину и на людей, птицы сидели расслабленно и похоже ждали, когда люди уедут. Алексей, глядя на этих сильных и мрачно-злых созданий природы подумал, что видя летающих разбойников, сидящих на земле так близко, становится понятно, как этой своей горделивой силой и мощью, они побеждают не только беззащитных горных козлов, но и волков, которых иногда ловят как кроликов.
  Через некоторое время, орлы медленно поднялись в воздух и распластав свои мощные двухметровой ширины крылья, неспешно взмахивая ими, спокойно улетели в сторону гор.
  "Вот бы мне их спокойствие и силу" - подумал Алексей и невольно улыбнулся, представив себя летящим над этими степными и таёжными долинами, высматривая в вершинах гор, в скальниках, других замечательных хищников - снежных барсов!!!
  
  Конец декабря 2012 года. Лондон. Владимир Кабаков.
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  
  
  
  
  
  
  Поездка в Оку поздней осенью.
  
  
  "Умиление и восторг, которые мы испытываем от созерцания природы, - это воспоминание о том времени, когда мы были животными, деревьями, цветами, землей. Точнее: это - сознание единства со всем, скрываемое от нас временем..."
  Лев Толстой.
  
  Собирались в эту поездку долго...
  А осень "уходила" постепенно, но неуклонно.
  Проезжая, на автобусе, по плотине, я видел иногда синевато - белые, уже заснеженные хребты Хамар - Дабана, на противоположной стороне Байкала, километрах в ста пятидесяти от Иркутска. Чистота осеннего прохладного воздуха, красота открывающейся перед нами панорамы, вид водохранилища - просторов сине - зелёной, чистой воды в обрамлении золотых береговых березняков - восхищал меня и вместе порождал грустные размышления о "уходящей натуре".
  
  ... И вот мы выезжаем, а на улице дождь и листья на берёзах во дворе уже облетели, а погода похоже испортилась надолго...
  Ожидая поездки в Саяны, я уже побывал в пригородной, прибайкальской тайге, полюбовался увядающим золотом лесов, синевой холодных пространств ангарской воды, подышал хрустально - чистым, целебным, ароматным воздухом, пожил недельку в одиночестве, в зимовье, в вершине таёжной речки Илги...
  
  Но всё это были попутные, тренировочные походы, которые только готовили меня к главному, целевому - в Оку...
  Об этих походах, тоже замечательных, я расскажу в другом месте ну а пока...
  
  Из города выехали в четвёртом часу и набирая скорость устремились в сторону Байкала. За Шелехово, поднявшись на перевал, увидели снег, первый большой снег, который продолжал падать, на притихший, непривычно строгий, лес...
  Дорога мокрая, скользкая, даже опасная, белой заснеженной лентой с чёрными проталинами - колеями посередине, стелилась под колёса, поворачивая то влево, то вправо, выбирая среди леса самые пологие подъемы и спуски.
  - Хорошо, что ещё встречных машин немного, - подумал я и поплотнее устроился на переднем сиденье...
  Перевалили через заснеженный, таёжный хребет, в сторону Байкала, но озера не увидели - всё заволокло тучами. Уже на крутом извилистом спуске к Култуку, посёлку в южной оконечности Байкала, подъехали к импровизированному рынку, на обочине, где продавали солёный, жаренный, копчёный омуль и остановившись, купили прямо из дымной коптильни, парочку ещё горячих рыбин, с одуряюще аппетитным, острым запахом копчёностей.
  Проехав Култук, остановились поужинать в придорожном кафе и сьели по гуляшу, по тарелке щей и выпили по стакану чаю - дорога предстояла длинная, всего около шестисот километров, а от Култука километров четыреста пятьдесят...
  
  Медленно опускались сумерки, когда мы переехали лесистый низкий перевал, между долиной реки Иркут, впадающего в Ангару и собственно байкальской котловиной, оставшейся позади. Перевал настолько невысок, что можно пробив канал, направить реку Иркут в Байкал и тем постепенно поднять его уровень и уровень Ангары, из Байкала вытекающей. Наверное, некогда, так и было, но потом Иркут повернул в сторону и между Тункинской долиной и Байкалом, образовалась перемычка...
  Вскоре долина Тунки расширилась и справа возникла цепь вершин, сверкающих в вечерних сумерках серебристым, свежевыпавшим снегом. Тункинские гольцы в свете умирающего дня, виделись некими плохо различимыми массивными привидениями, на которых кое - где ещё отражались лучи давно закатившегося за горизонт, солнца...
  Я смотрел в окошко на пробегающую мимо степь в обрамлении лесистых горных хребтов и думал, что Тунка, хорошее место для скотоводов и даже для земледельцев, которым занимались здесь издавна, но жить здесь постоянно, наверное, скучно...
  В селе Тибельти, рядом с дорогой, высится холм, по преданию, насыпанный завоевателями - монголами, в один из своих походов на Запад. Курган стал могилой для павших воинов и по преемственности, сегодня, на его невысоких склонах расположилось местное бурятское кладбище. Люди, придерживаясь традиций, подхоранивают своих умерших рядом с могилами далёких предков...
  
  
  ... Пейзаж в сумерках, был однообразен и уныл. Слева, полого подползали к долине лесистые склоны холмов; справа, равнинную степь, там за рекой, ограничивали высокие гольцы, зубчатой чередой вершин; впереди, вдоль русла речек, впадающих в Иркут, то тут то там, виднелись редкие огоньки бурятских сёл и заимок, состоящих из бревёнчатых одноэтажных домов с пустыми, часто неогороженными пространствами между ними... Непонятно было, чем живут и где работают люди, населяющие эти убогие жилища...
  В темноте, в свете фар, иногда, появлялись фигурки "гуляющих" по обочине дороги людей, а то и припозднившихся коровёнок бредущих в сторону "дома"...
  Жизнь здесь шла своим осенним, скучным чередом и наверное особенно была невыносима для молодых, которые жаждали весёлого общения, а вместо, от скуки и безысходности впадали в тоску, порождающую бытовое пьянство. Невольно вспоминались Блоковские строки: "Ночь, улица, фонарь, аптека..."
  Большинство же людей, как обычно в осенние тёмные вечера, сидели у телевизоров и после просмотра западных и отечественных боевиков с участием бандитов и ментов, мечтали о светлой радостной жизни, о любви, дружбе, о незнакомых странах...
  
  В Кырене, центре Тункинского района, снега не было, улицы плохо освещены и мертвенно пустынны, и мы проехали, сквозь посёлок, в молчании...
  Ощущение было, словно мы попали в прифронтовую полосу и жители боялись включать свет на улицах, чтобы не привлечь внимания "вражеских бомбардировщиков".
  Быт этих деревень и посёлков, вызывал у меня грусть и горечь разочарования...
  В Мондах, крайнем, к горам посёлке, было темно, холодно, и снег хрустел под ногами подмороженной корочкой. Было уже десять часов и на чёрном небе, появились яркие гвоздики звёздочек. Я, стараясь перебороть в себе мрачное настроение вызванное местным "социальным" ландшафтом, вспомнил, что неподалёку от этого места, в тайге, на границе с Монголией, стояла астрономическая обсерватория, с мощным оптическим телескопом.
  "Вот бы глянуть на эти звёзды в "трубу", - подумал я и невольно поёжился. Казалось, что за околицей Монд, заканчивалась не только обжитая человеком земля, но и жизнь вообще, так неуютно и одиноко смотрелось всё вокруг.
  От приподнятого настроения начала выезда на природу не осталось и следа...
  
  
  Перед подъемом на перевал отделяющий течение Иркута от поймы Оки, остановились и вышли из машины. Дул холодный, резкий ветер и перед нами, в свете неполной луны появившейся над горными вершинами слева, справа высокой и мощной стеной стояли горы, на фоне снежных вершин покрытые чёрным лесом. Суровость долгой сибирской зимы, представилась вполне страшно и наглядно...
  
  Усевшись в тёплой машине, я подумал о Лондоне, о не потерявших ещё листву, громадных лондонских платанах в парках, зелёном, стриженом газоне, о лебедях, гусях и утках, стаями резвящихся в просторных прудах среди этого тёплого великолепия...
  Через минуту, мы поехали дальше и справа, в долине за Иркутом, замелькали электрические огоньки заимок. "Как они здесь живут? - вновь подумал я всматриваясь в холодную тьму ночи...
  
  Чем выше к перевалу мы поднимались, тем больше на дороге, под колёсами и вокруг наметало снега, тем холоднее и опаснее становился путь. В одном месте, в свете фар, убегая по горному откосу мелькнула на мгновение серо рыжая тень не то косули, не то рыси - места начались глухие и малопосещаемые. Скальные склоны, тёмными ущельями громоздились по сторонам и только впереди, освещённая фарами вилась заснеженная дорога, с узкой одиночной колеёй - незадолго перед нами, здесь, кто-то проехал...
  
  Остановились на краю, круто уходящей вниз, пропасти. Далеко, под нами, шумел, прыгая по камням полузамёрзшей водой стремительный Иркут, а позади, в глубоком ущелье и над нами свистел и выл ветер, грозясь столкнуть нас в пропасть. Дорога, здесь шла, по вырубленной в скале полке, и мы держались подальше от обрыва, прижимаясь, почти вплотную к скалам...
  
  Было уже около двенадцати часов ночи, когда наша усталая "Нива", поднялась на переметённый снежными заносами перевал, и Иркут отвернул, куда то вправо, во тьму ночи, в направлении озера Ильчир, из которого и брал начало.
  
  А мы покатились по пологой равнине вниз, по правому берегу реки Оки, начинающейся где - то здесь совсем маленьким источником, скрытым в высоких моховых кочках...
  У Бурхана - ообо, молельного места бурят - хондогоров населяющих долину Оки, встретили остановившийся японский грузовичок, с японской же легковушкой притороченной в кузове. Буряты, как и мы ехавшие в Орлик поприветствовали нас, пожали руки и представились. Шофёр Самбул, и его попутчик Доржи, поздоровавшись, отсыпали нам горсть крупы, для "пожертвования" Бурхану - местному главе духов и покровителю путешественников и охотников.
  Потом постояли поговорили и узнав, что мы собирались несмотря на непрекращающийся снегопад и мороз, ночевать в придорожном, разворошенном зимовье, предложил ехать вместе с ним в Орлик и пообещал устроить нас у своего родственника, жившего бобылём в недавно отстроенном доме.
  
  Мы с благодарностью согласились, потому что ночевать в промороженном домике с выбитыми окнами, совсем не представлялось приятным занятием...
  Мы поехали вперёд и на следующем Ообо остановились и сьели копчёную рыбу, купленную на берегу Байкала. Она конечно остыла, но мясо было нежным и вкусным и пахло ивовыми костровыми дровами. Горячий, напревший в термосе чай, продлил наше удовольствие.
  Самбул на грузовичке то отставал, то вновь догонял нас, по пути заезжал к родственникам и прихватил ещё двух пассажиров, а одного, где - то высадил.
  
  "Они тут все друг друга знают - подумал я - в таких местах, городское замёрзнуть равнодушие неуместно. Ведь, в такую погоду в ожидании попутки можно и насмерть замёрзнуть".
  Мы мчались по заснеженной дороге, фары высвечивали придорожные деревья, и почти засыпая, мне казалось, что мы летим по какому-то нескончаемому тоннелю, ведущему к загадочному краю земли. Чувство опасности пробуждало от грёз и взглядывая на Толю, я видел усталое лицо и немигающий взгляд, устремлённый на дорогу...
  - Ты не спишь? - спрашивал я и брат в ответ отвечал, улыбаясь: - Ты не беспокойся. Я в порядке...
  В Орлике были в начале четвёртого ночи, но Самбул не стесняясь разбудил своего племянника Булата, который, дрожа от холода, вышел навстречу, помог занести вещи в дом, а потом и помог загнать машину во двор к другому родичу. Попив чаю, который тут же был согрет на электрической плитке, мы расстелив спальники, на свежеструганном полу, уснули тотчас же и сквозь сон я слышал, как Булат встал в пять часов, растопил печь, и ушёл на дежурство, в гараж, где он работал кочегаром...
  
  Вернулся он в девять часов утра, покормил нас остатками вчерашнего мясного ужина, напоил чаем, и проводил до машины.
  Над посёлком поднималось холодное утро, и из многих печных труб, поднимался ароматный дымок. Мужчины уже ушли на работы, а женщины занимались хозяйством - мы встретили нескольких, с вёдрами на коромыслах, идущих в сторону речки, покрытой тонкими ледяными заберегами...
  
  Мы поехали к нашему знакомому Николаю Папаеву, который работал в управе местной администрации. Узнав, что я приехал так издалека, он одобрительно покачал головой и пригласил в гости к своей соседке, старушке, которая была дочерью сойотского племенного лидера, жившего ещё в тридцатые годы...
  Сойоты - это малочисленная народность, почти исчезнувшая за последние годы, но возрождающаяся сегодня...
  
  Профессор Рассадин из Бурятского университета, восстанавливает сойотский алфавит, была проведена перепись, по которой количество сойотов превысило четыре тысячи человек. Историей сойотского этноса занимается известный российский этнограф, Лариса Павлинская, которая прожила в Орлике почти десять лет и монография которой - "Страна поднебесных долин" - очень интересна и является на мой взгляд, замечательным обобщением опыта исследования традиций и древнего уклада жизни, сохранившегося в Окинской долине и отличается глубоким пониманием процессов, связанных с техногенным воздействием человека на климат и природу Земли в целом.
  
  Однако, несмотря на интереснейшие беседы в Орлике, мы спешили заехать в тайгу, и поэтому, не дождавшись встречи с главой администрации района, который в это день был предельно занят, мы после обеда уехали в посёлок Саяны, расположенный от Орлика километрах в сорока, ниже по течению реки...
  
  Олег Иванов, наш давний приятель, у которого мы обычно оставляем машину, предупредил своих домашних о нашем приезде, и пообедав у него в доме, мы на нашей "Ниве", отправились к Анатолию, родственнику Олега, на заимку, стоящую на берегу большой реки, незамерзающей даже зимой.
  Попив у Анатолия чаю, с домашней выделки, густыми как сметана сливками, мы переоделись, прихватили рюкзак и оставив свою усталую "Ниву" во дворе, пересели на "Уазик" Анатолия и проехали в устье Хойто - Оки, где в зимовье и собирались пожить несколько дней...
  
  Зимовье оказалось хорошо срубленным, просторным домиком, поставленном на высоком берегу реки, на краю большой альпийской луговины, спускающейся в долину. С собой мы принесли металлическую печку и поставив её на место, простившись с провожатыми, остались одни...
  
  Идя в зимовье по тропинке, Анатолий показал нам сидьбу, с которой они два года назад, у остатков задавленной медведем коровы пытались его скараулить. Попытка оказалась неудачной, но медведь, пришёл к задранной корове как только охотники перестали его поджидать, и доел задранную им жертву...
  
  
  ... Растопив печку и напилив дров на несколько дней, мы сварили еду и при свете свечи поужинали, выпив традиционные сто граммов за удачное водворение в этом замечательно красивом месте.
  За рекой, над таёжным склоном, над нами, на уровне двух километров восьмисот метров, дымилась снежной позёмкой вершина хребта, а вправо и вверх, уходила узкая таёжная долина, по дну которой бежала быстрая шумливая речка, кое - где, как перемычками уже прихваченная льдом...
  Утомлённые долгим днём наполненным переездами и встречами, мы рано легли спать.
  Ближе к утру, выйдя на минуту из зимовья, я увидел за порогом белую пелену падающего снега и одинокие деревья, грустно качающие безлистыми вершинами. Тревожно свистящий в ветках сильный ветер, дул из ночной мглы и шум реки под берегом, прерывался по временам беспокойным, жалобным поскрипыванием полу поваленной лиственницы...
  
  Проснувшись ещё затемно, мы подогрели чай и позавтракав с бутербродами, собрали рюкзаки, прихватили ружья и по свету, но при продолжающемся снежном буране, отправились обследовать окрестности...
  
  Поднявшись по конной тропе до следующего полуразрушенного, старого зимовья, мы, разведя большой костер и пообедали, обсуждая маршрут на завтра.
  Снег продолжался и уже насыпал слой сантиметров на двадцать. ..
  Возвратившись в сумерках в зимовье, я обессиленный упал на нары и в полузабытьи дождался ужина.
  
  Жизнь в городе лишает нас привычке к тяжёлой ходьбе по лесным неровным тропам, и я чувствовал себя разбитым и усталым.
  Толя сварил ужин, вскипятил чай и поужинав, лёжа на спальниках мы долго вспоминали лесные походы, которых за плечами было несчитанное количество...
  
  Толя вспомнил, как он начинал свою лесную жизнь, собирая камедь - лиственничную смолу, в глухих медвежьих местах в районе Байкала, в короткие перерывы в основной работе, - он был главным архитектором проекта, в институте.
  Вспомнил один свой заезд, в котором познакомился с местным бурятом Гришей, имевшим двух замечательных зверовых лаек, "ставивших" - останавливающих ему за зиму, несколько сохатых, которых охотник и отстреливал, неспешно разыскивая собак и осторожно подходя к зверю под лай своих помощниц.
  Толя вспомнил о добытом медведе, которого убил из под этих собак гость Гриши, молодой охотник.
  
  Дело было так, - позёвывая, рассказывал Толя...
  - Собаки отыскали, ещё по чернотропу берлогу и залёгшего в неё медведя. Когда охотник, бродя по незнакомой тайге случайно вышел на лай, думая, что собаки поставили лося, он вдруг увидел берлогу под выворотнем, из которой у него на глазах выскочил небольшой медведишко и кинулся за собаками. Охотник стоял буквально в двадцати шагах от берлоги и не знал, что ему делать, когда разъяренный медведь, возвращающийся в нору заметил его. Деваться было некуда, и охотник выстрелил, вначале пулей, а потом когда медведь пробовал подняться после попадания пулей, картечью.
  Медведь завалился в кусты и ошеломлённый охотник, понял, что он добыл медведя...
  Толя и Гриша, уже ночью в сопровождении удачливого охотника застрелившего медведя из двустволки двадцатого калибра, пришли к берлоге и разделав зверя, вынесли мясо в зимовье...
  
  ... На улице выла снежная вьюга, а в домике было тепло и Толя, неспеша попивая чаёк, рассказывал эту историю с замечательными подробностями...
  Он вспомнил, что собаки были неказистыми и очень тощими, так что с первого взгляда можно было спутать их с дворняжками...
  
  Я заснул уже в конце рассказа и мне приснился сон о дальневосточной тайге, о стадах диких косуль пасущихся на лесных опушках, о море, которое грозно шумело у подножия невысокого холма...
  
  Проснулся я от шума за стенами зимовья. Выйдя на улицу, почувствовал пронизывающий холод и постоял слушая гул деревьев вокруг. А вернувшись, лёг досыпать - в такую погоду, в тайге нечего было делать...
  Только к двенадцати часам дня ветер немного стих и мы отправились вверх по пади, в надежде встретить следы оленей или лосей. Но снег продолжал сыпать с серого мрачного неба и видимость была почти нулевой.
  Звери в такую погоду лежат в укрытии, экономя силы и энергию.
  ...Поднявшись по петляющей по правому склону тропе, мы остановились рядом с большим выворотнем и соорудив жаркий костёр пообедали, запивая бутерброды горячим крепким чаем. Снег сыпал с неба и подхваченный ветром у земли, закручиваясь струйками с шипением таял в желто - алых языках пламени...
  
  На противоположном склоне стоял серой щетиной лиственничник, кое - где перемеживаемый зелёными зарослями кедрачей. Выше, начинались каменистые заснеженные осыпи с редкими маленькими ёлочками, в морщинках земли.
  Картинка была масштабно - величественная, но мрачноватая...
  
  Вернулись к зимовью уже в сумерках и поужинав при свече, выпили водочки и взбодрились. Я вспомнил горы Хамар - Дабана, где мы с другом были на глухарином току...
  
  
  ...Ночевали тогда у большого костра и среди ночи, просыпаясь от холода слышали стук переваливаемых на осыпи, камней. Это медведь ходил по склону чуть выше нас и разыскивал бурундучьи норки, в которых эти шустрые зверьки хранили запасы кедровых орешков...
  Тот поход мне надолго запал в душу, как часть весеннего, первобытного счастья силы, молодости и красоты пробуждающейся природы. Тогда я впервые услышал таинственные звуки древней глухариной песни и очарованный на всю жизнь всем увиденным и прочувствованным, превратился в таёжного путешественника...
  
  ... А Толя, словно подхватив мои воспоминания рассказал, как несколько лет назад, они вчетвером, на конях, ездили на охоту в горы...
  По приезду в Базовое зимовье, они разделились на группы и стали обследовать окрестности.
  У них была лицензия на медведя и потому, Толя с утра до вечера ездил вдоль таёжной горной долины и высматривал медведей, в это время нередко выходящих на открытые склоны "пастись" на весенней травке - ведь медведи всеядные животные...
  И вот, уже под вечер, он увидел между скал крупного, почти чёрного медведя. Оставив лошадь внизу, задыхаясь от волнения и усталости, он поднялся на хребет и выглянув из за скалы, увидел медведя, стоящего на луговине, внимательно принюхивающегося в его направление. Толя немного испугался, но когда медведь валкой рысью направился в его сторону, прицелился и выстрелил. Медведь рявкнул, всплыл на дыбы и тут Толя выстрелил второй раз. Зверь повалился в сухую траву и застыл, а Толя ещё не веря, что добыл Зверя, по дуге подошёл к медведю и тронув кончиком сапога шерстистый бок, понял, что тот не оживёт уже никогда...
  
  - Это замечательное чувство волнения и страха перед опасностью, преодоление этого страха, составляет основную причину притягательности охоты и связанных с нею путешествий - закончил свой рассказ Толя.
  - Именно на охоте, я впервые понял величие и равнодушие к человеку природы, впервые стал думать о том, что скрывается за этим грозным молчанием и решая эту загадку, вот уже который год путешествую, в поисках ответа...
  
  Я молчал вспоминая свои походы и неожиданные, иногда смертельно опасные встречи с медведями. Несколько раз мне приходилось отстреливаться от нападавшего хищника, и только наличие оружия спасало меня от смерти...
  
  ...Третий день нашего присутствия в Саянской тайге, начался как обычно. Проснувшись первым, я вылез из спальника, оделся, обулся в холодные сапоги и взяв котелки, пошёл за водой на реку, где увидел свежие, ещё утренние следы рыси и рысёнка, которые наверняка учуяли запах дыма из трубы в зимовье и долго ходили вокруг, пытаясь определить степень опасности этого запаха.
  
  Погода выправилась, но солнца на сером, облачном небе пока не было, хотя видимость улучшилась. Попив чаю и позавтракав, мы пошли вверх, в сторону, больших марян, лежащих справа по склону. По пути мы пересекли следы парочки косуль и выйдя на крутой, ровный луговой подъём, вдалеке, за кустами увидели пасущихся полудиких лошадей...
  Пройдя ещё метров пятьсот, пересекли следы крупного волка, поднимавшегося в гору широкой мерной рысью.
  Тут мы разошлись: Толя пошёл налево, по следам косуль, а я направо, в сторону речной долины. Выйдя не перешеек между маряной и зарослями молодого лиственничника я увидел, что в сторону упавшего, с корнем вырванного дерева, скачет что-то незаметно - белое, с чёрным пятнышком на хвосте.
  
  Я остановился, пригляделся и различил гибкий силуэт горностая, в белой нарядной шубке и черными бусинками глаз на маленькой, с острыми ушками, головке.
  Он залез под корневище упавшего дерева, но когда я поскрёб палкой по стволу, зверёк появился на поверхности метрах в пяти, и долго с любопытством всматривался в мой неподвижный силуэт.
  Так мы и разглядывали друг друга в течении нескольких минут. Через время, поняв что я ему не опасен, горностай, мелькая чёрным кончиком хвоста, выделяющегося на фоне заснеженной поверхности склона, помчался дальше по своим делам...
  
  Пройдя ещё с километр, я увидел далеко вверху, на большой вершинной маряне тёмные фигурки пасущихся сарлыков - домашних яков - которых здесь содержат в полудиком состоянии. Они видят своих хозяев очень редко, в основном весной и летом, а остальное время проводят на горных пастбищах, рядом с дикими зверями.
  Шерсть на яках черная, длинная, копыта острые и при нападении медведей или волков они, сбившись в круг, выставляют вперёд опасные рога, пряча внутри круга телят и молодых животных. Сарлыки выживают в самые жестокие метели и морозы, и к весне возвращаются на луга, вблизи хозяйских стойбищ...
  Буряты и сойоты с древних времён, используют их шкуры, шерсть и мясо, а иногда и молоко, которое у сарлыков очень жирное и питательное...
  К сожалению, сегодня, почти утрачены навыки дойки этих животных на пастбищах и потому, сарлычье молоко редкость, даже здесь, в горах...
  
  К обеду, я возвратился к зимовью, где меня уже ждал Толя. Мы поели, собрались и вынесли все вещи, вниз, к краю, заснеженной поляны, до которой доходила дорога.
  Толя отправился за нашей "Нивой" на заимку, а я, в ожидании, поднялся повыше на гору и долго рассматривал в сильный бинокль, пасущихся сарлыков, скалы на гребне хребта и круглую заснеженную горную вершину, словно нависающую над речной долиной...
  
  Незаметно промелькнули три дня таёжной жизни. Мы не видели ни изюбрей, ни медведей, но на время окунулись в неспешную жизнь природы, где очень многое зависит от состояния погоды и от местоположения стоянки.
  На короткое время, мы вторглись в чуждый человеку мир одинокой таежной жизни, почувствовали свою слабость и одиночество, и вместе испытали несколько мгновений осуществлённой, хотя бы формально, свободы.
  Мы были пришельцами, любопытствующими, на время появившиеся и возможно навсегда покидающие эти места. Природа, пространства окружающие нас, не обратили внимания на наше присутствие...
  
  Для нас, эти три дня, стали заметной деталью нашей жизни, приключением, но пройдёт немного времени и мы забудем эту, шумящую на каменистых перекатах реку, щетину промороженных лиственничников, купол высокой, заснеженной вершины над нами...
  
  ...Издали, приближаясь, послышался гул мотора и из-за лесочка, вывернула "Нива", подкатила ближе, развернулась, и из автомобиля вышел улыбающийся Толя. Загрузив лесной скарб, мы через покосы и перелески выехали в широкую долину и, минуя пастбища, на которых паслись равнодушные бычки и лошадки, всматриваясь в открывшиеся новые горизонты, вскоре подъехали к заимке. Хозяина не было дома и мы, отказавшись от предложенного чая переоделись в городскую одежду, поблагодарили хозяйку за гостеприимство и уехали в Саяны, к Олегу Иванову...
  Олег Иванов, Толин друг, бывший председатель местного колхоза и депутат районного Совета, встретил нас в своей усадьбе, стоящей на краю посёлка под скалистым крутым гребнем, спускающегося к реке хребтика. Увидев нас он заулыбался, приветливо поздоровался, провёл в дом, поставил чай и стал расспрашивать о проведённом в тайге времени.
  Чуть позже мы поужинали, и пошли спать в гостевую комнату, на втором этаже его летнего дома.
  
  Олег и его жена Горылма, имеют четверых детей, большое хозяйство и кроме сеновала, бани и стойл для скота, два дома, стоящие один рядом с другим.
  Они известные в районе люди и их семья, чувствует себя здесь в Саянах комфортно и даже счастливо.
  Кругом красивые горные долины и хребты, тайга полная разного зверя, реки изобильные рыбой, люди знакомые с ранних лет и множество дружелюбной родни. Эти места он и его сыновья хорошо знают и будучи азартными охотниками, радуются любой возможности, хотя бы на время уйти в горы.
  Старший сын, рассказал нам о снежном барсе, живущего в труднодоступных горных ущельях, которого иногда видят охотники - то в верхней части долины, то в вершине горных речек стекающих из окрестностей в Оку.
  Договорились, что в следующий наш приезд, отправимся на поиски этого редкого хищника...
  
  Утомлённые сменой впечатлений мы рано ушли спать, но слышали разговоры мужчин снизу. По весёлому, счастливому тону, можно было предположить, что речь шла об охоте...
  Утром, поднявшись пораньше, поблагодарив хозяев заочно, и попив чаю в пустой кухне (хозяйка уже работала на домашнем скотнике, а сыновья возглавляемые отцом, разъехались по работам), отправились в Орлик.
  Ока, вдоль которой вилась новая дорога, текла меж каменистых берегов и чистая прозрачная вода, под солнцем отдавала тёмно блестящей синевой, пенилась стоячими бурунами над большими валунами, кое - где торчащими над стремительной водной поверхностью.
  Проехали недавно отстроенный маленький буддистский храм, в огороженном дворе которого, паслась одинокая корова...
  
  В Орлике, мы с братом, зашли с визитом к директору школы - краеведу и интересному, гостеприимному человеку - Баиру Шарастепанову, который усадил нас в кабинете большого дома и стал рассказывать об истории Окинской долины, которую часто называют Тибетом в миниатюре, о войсках сына Чингисхана - Джучи, в древние времена проходившего здесь несметной конной ордой, на завоевание далёкого неизвестного никому Запада...
  
  Меня интересовали НЛО, о присутствии которых в здешних местах я уже слышал правдоподобные рассказы...
  
  Один из моих знакомых, как то сидя у охотничьего костра, рассказал о том, что видел корабль пришельцев, неподалеку от Окинской долины, на берегу озера Ильчир в Восточном Саяне, вечером на метеостанции, начальником которой он тогда был...
  
  ... Над вершиной горы, при свете встающей луны он увидел громадных размеров, серо - стального цвета сферу, которая плавно опустилась к земле и остановилась, а в ней, вдруг загорелось квадратное "окошко".
  В "окошке появился силуэт, казалось рассматривавший и метеостанцию и крошечного человека неподалёку. Затем светящийся "глазок" погас и сфера, заскользив в воздухе, так же плавно и неслышно исчезла за хребтом...
  Озеро находится по соседству с Окой, и я невольно вспомнил этот случай...
  
  Баир, улыбаясь, стал рассказывать о Окинской Шамбале, которая находится далеко в тайге, в малодоступных местах, над которыми изредка охотники и пастухи, особенно звёздными ночами, видят загадочные летающие объекты...
  
  - У нас тут похоже целый космодром - посмеиваясь констатировал он и уже серьёзно добавил - Мы давно собираемся исследовать эти места. Но словно кто то мешает: то времени нет, а то вдруг так тревожно на душе становится, что каждый раз экспедиция в загадочные места откладывается...Ко всеобщему удовольствию...
  Жена директора школы, Зоя, рассказала, что год назад, они с подругой, идя из школы после занятий, видели в зимнем сумеречном небе, загадочный серебристый треугольник, висевший над горизонтом неподвижно, а потом исчезнувший, словно растаявший в сумерках.
  
  - У нас и не такие чудеса бывают, - продолжил Баир - прошлый год, один профессиональный охотник рассказывал, что по следам, преследуя неизвестного хищника, утащившего задавленную им лошадь, увидел, как из за скалы вывернул крупный тигр, и перепрыгнув широченную расщелину, в скалах, исчез. Охотник божится, что это был тигр, и я ему верю - да и трудно спутать снежного барса, с тигром. И размеры сильно отличаются и окраска - закончил рассказчик...
  
  - Вот приезжайте сюда недельки на две и мы, тогда совместную экспедицию организуем - подытожил он и поднялся прощаться...
  Выйдя из дома директора школы, остановились на высоком берегу Оки и долго любовались открывающимся горным пейзажем, на противоположной стороне реки.
  Ока, сине - прозрачными, ледяными струями кипела на перекате, стремила свои воды мимо посёлка и отделяла мир дикой природы от мира человека границей, ширина которой, здесь, в центре Восточного Саяна, была не более ста метров...
  
  Выехали из Орлика в два часа дня и помчались по грунтовой дороге, вдоль пустынной долины на восток...
  По дороге встретили рейсовый автобус из Слюдянки, полный пассажиров.
  - И сюда люди ездят - с удивлением подумал я, хотя понимал, что в начале двадцать первого века, уже не осталось неосвоенных земель, даже в такой огромной стране, как Россия.
  И словно в противовес этому мнению, мы вдруг увидели на дороге стаю чёрных, мрачных воронов и крупную собаку - лайку, которые объедали труп лошади, лежащий на обочине дороги.
  Собака облизывала окровавленную пасть с опаской поглядывала в нашу сторону, а вороны теснились неподалёку, ожидая своей очереди. У лошади уже был выеден почти весь зад, и кровь струйками вылившаяся на землю застыла, а остекленевшие мёртвые глаза, неподвижно смотрели, куда то в небо...
  
  Осмотрев "побоище", мы поехали дальше, гадая - что было причиной смерти этой лошади. А я, вспоминая облизывающуюся собаку с набитым мясом брюхом, думал, что здесь, никого не удивляет мёртвая, полусьеденная лошадь, так как стада скота и лошадей часто, особенно зимой, пасутся без присмотра и никто не всплёскивает руками в испуге обнаружив, что к весне, некоторое количество голов скота пропадает. Люди здесь живут в другом измерении, нежели в обычных городах и посёлках...
  
  Я уже как - то рассказывал, что волки живут тут раздольно, так как по бурятскому поверью, с волками лучше не враждовать, потому что "серые разбойники", узнав какое стадо скота принадлежит их "обидчику", начинают ему мстить и нападают именно на его лошадей, коров и овец...
  
  ... Снег на перевале наполовину растаял под лучами яркого горного солнца, и мы на тормозах, медленно спустились по заледенелой трасе, а когда проехали опасное место, остановившись, попили водички и перекусили, уже без опаски осматривая придорожные гранитные обрывы и скалы...
  
  Ещё ниже, зашли в кафе при дороге неподалеку от КПП и съели по несколько замечательно вкусных и сочных поз, - бурятской разновидности мясных пельменей.
  Когда молодой лейтенант - гаишник выйдя из будки, спросил нас у кого мы были в Оке, Толя сказал, что у Олега Иванова и лейтенант дружелюбно улыбнулся: Олега Иванова знали все и в Оке, и в Тункинской долине...
  
  Спустившись с гор, мы, под ярким розово - золотым закатным солнцем покатили в сторону Байкала, любуясь белоснежными пиками Тункинских Альп, вглядываясь в предвечернюю панораму степи, расстилающейся перед нами в обе стороны, на многие километры. Справа, вдалеке, на длинных, пологих склонах, загадочно и маняще, синела дремучая тайга...
  
  К Байкалу выехали уже в ночной темноте, и остановившись в придорожном, многолюдном кафе, стоящем на крутом склоне высоко над водой, попили чаю любуясь на переливы электрических огней внизу, на берегу невидимого Байкала...
  До Иркутска оставалось каких - нибудь сто километров...
  
  
  Февраль 2006 г. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  
  
  
  
  
  
  РАССКАЗЫ ЛЁНИ ИВАНОВА
  
  
  
  ...Лёня и Эрден первый раз за весну собрались на охоту в верховья речки. Эрден жил за рекой, на Заворотной, с родителями. Лёня, пообещал другу заехать за ним с утра.
  Он, собравшись ещё с вечера, уложил всё во вьюки и стал смотреть телесериал "Бригада". Им, прошлой осенью, один знакомый предложил спутниковую антенну, и они купили. Этот же знакомый её быстро смонтировал.
  Сегодня всё это выглядит немного смешно - стоят деревянные, коричневые от времени и солнца постройки, а над крышей большого дома торчит черно-матовый диск антенны. Ещё десять лет тому назад, скажи кому - не поверил бы. А сегодня - почти у каждого стойба, в долине, есть эта антенна. Можешь десять и пятнадцать каналов ловить и выбирать, что душе угодно...
  " А "Бригады" мне нравятся - подумал Лёня, забирая свой походный рюкзак из пристроя.
  - Всё между собой разбираются, кто у кого закон нарушил" - вспоминал он утром с сочувствием, поджаривая себе вчерашнее мясо на газовой плите. У них в доме был баллон с газом, и когда спешили, то готовили себе на газовой плите...
  ... Он проснулся на рассвете, пока родители ещё спали, тихонько прошёл на кухонную половину, позавтракал вкусной телятиной, а кости выбросил во двор, чёрному Жуку - собаке-лайке.
  
  Потом оделся в охотничий костюм: резиновые сапоги, чёрные плотные брюки. На клетчатую ковбойку надел камуфляжную куртку, а сверху - солдатскую куртку, с меховым отложным воротником. На голову натянул брезентовую тоже камуфляжную панаму. Потом вывел из стойла своего Вьюнка, которого загнал туда ещё с вечера и дал овса.
  Вьюнок - невысокая, но живая и быстрая лошадка, косила коричневым глазом из-под чёрной жёсткой чёлки, спускающейся на морду, фыркала и переступала ногами, и когда, мотнув головой, задела плечо Лёни, тот ткнул её в ответ не больно, больше для порядка, проговорил, как один из героев "Бригады":
  - Ну, ну! Аккуратней! - делая ударение на последнем слоге.
  Холодное, чистое солнце взошло над высокой горной долиной, пронизало холодный воздух золотыми лучами, обещая тепло к полудню. Горы, как обычно, в ясную погоду были хорошо видны во все стороны широкой долины реки Сенцы...
  И ощущая силу тренированного тела, охотнику захотелось поскорее почувствовать себя одиноким и свободным, как бывало всегда, во времена весенне летних удачных охот - походов.И он заспешил, определяя течение времени по высоте золотистого светила, в синем небе...
  Оседлав Вьюнка, Лёня забросил вьюки на коня, выровнял их, натянув повод, вскочил в седло и с места рысью, чуть ударив по бокам лошади сапогами, тронулся в сторону брода.
  
  Серая трава, покрывающая ровную широкую долину, кое-где чуть перебивалась зелёным; тёмно-синяя,холодная река, поблескивала на перекатах. Но в верховьях долины, он это помнил, в узких местах, где росли небольшие куртинки кустарника, заслоняющие воду от солнца, по берегам, ещё громоздились белые ледяные забереги, и речка, только в середине ледяного покрытия пробила себе дорожку и, сжатая с двух сторон, неслась шипя и всплескивая холодной стремниной.
  Перед бродом Вьюнок погарцевал немного, задирая голову, не хотел входить в реку, но Лёня дёрнул за повод, сердито крикнул: "Нн-о-о!" - и лошадь, чуть боком, кося глазом на хозяина, стуча под водой копытами по камням, перешла поток, и легко вскочила на высокий, крутой берег.
  Вьюнок, справная олошалка с чёрной гривой и развевающимся на ветру, хвостом, шёл по привычной дороге ходко, часто-часто переступая копытами с поблескивающими, стёртыми подковами
  Лёня сидел в седле, чуть сгорбившись, и привычно гасил инерцию толчков, чуть пружиня ногами, нажимая на стремена.
  
  Проезжая мимо кустарниковой рощицы, Лёня вспугнул выдру, которая чёрной таксой, неожиданно быстро кинулась к воде, и с плеском нырнула с берега.
  "Надо будет капканы поставить" - подумал охотник, но из-за поворота уже показалось стойбо, его старинного приятеля Эрдена, и он сам, увидев приятеля в окно, вышел на крыльцо уже одетый, и с винтовкой через плечо. Не дожидаясь, пока Лёня приблизится, он прыгнул в седло с крыльца, по длинной дуге подъехал к Лёне, и, улыбнувшись, поздоровался. Его лошадка была повыше ростом, ярко-коричневой масти, с белой отметиной на лбу.
  - Ты патроны взял? - спросил он Лёню, поравнявшись, и Лёня удивлённо посмотрел на него.
  - Не могу найти своих. Куда-то в верстак положил после зимы, и когда хватился, то не нашёл, - помолчав и поскрипывая седлом, чуть поднимаясь на рыси, в седле, добавил, - я тебе потом отдам.
  - У меня десять штук. Думаю, что нам хватит, - улыбнулся Лёня, - не на стрельбы едем.
  Он в армии был командиром танка, после окончания ветеринарного института, и слово "стрельбы" для него значило тяжёлый гул пушечных залпов и суета в тесной громыхающей железом машине, с выцеливанием мишеней.
  Лесная дорога поднималась в этом месте чуть вверх, вошла в лиственничный лес с кустарниковым, берёзово-осиновым подростом, с сероватой прошлогодней травой между деревьями, и мягкой, усыпанной серо-коричневой хвоей лиственницы, землёй.
  По осени, покрытие дороги было почти красным, ярко жёлто-оранжевым, но за зиму выцветало и, тем не менее, напоминало тканную дорожку, чуть прибитую к земле стаявшим снегом.
  Солнце светило справа, сбоку и там же, за рекой, сквозь чёрные ветви лиственниц был виден заснеженный хребет с высоким серыми скалами, гребёнкой торчащими на фоне синего неба.
  "Хорошо!" - подумал Лёня, изредка вглядываясь налево, на склон, кое-где видимый в прогалы леса. "Погода отличная, и сегодня можно добыть зверя".
  Эрден молчал, ехал чуть позади и невольно отвлекаясь, вспоминал вчерашний фильм "Бригада", жестоких бандитов: "Что они всё время делят, - думал он - не понимаю?".
  
  Он вспомнил про недавний случай угона тувинцами скота в соседней долине, из крайнего к перевалу стойба,: "Тувинцы, конечно, не бандиты, но стрельнуть, иногда, чтобы припугнуть исподтишка, могут. Тут они не бывают, - далековато от границы, но всё-таки неприятно..."
  Он тяжело вздохнул, поднял голову и закончил размышления: "Всё переменилось в мире за последние десять лет... И даже у нас, в долинах, где кажется всё застыло в неподвижности на долгие года..."
  Шурша травой, откуда-то справа на дорогу выскочил чёрный с обрубленным хвостом Лёнин Жук, глянул на хозяина, и, перейдя с рыси на галоп, убежал вперёд.
  "Хорошая собака", - отметил Эрден, и тут дорога, чуть спустившись с бугра, вышла на край долины, над которой покатой стеной клонился ближний хребет. Открылась большая каменная осыпь, серая, с коричневыми, высокими лиственницами, редко стоящими, вдоль границы леса.
  И Лёня, и Эрден стали внимательно вглядываться в лесные прогалы и скальные увалы, торчащие то тут, то там из склона. Крутяки, справа, уже освободились от снега и на сером фоне хорошо были заметны скальные, невысокие останцы, под которыми кое - где белели снежные не стаявшие ещё языки снега...
  Вскоре дорога свернула влево, вышла на большую поляну, ограждённую справа крупными зелёными елями, закрывающими обзор.
  Солнце здесь уже нагрело траву, и тёплый воздух поднимался струйками, в чистое небо. Посередине виднелся деревянный стол со скамьями и две лиственницы, стоящие отдельно, почти в центре круга. К нижним веткам лиственниц было привязано множество белых и синих ситцевых ленточек, обозначающих место почитания духа природы и охоты - Бурхана. Ленточки были похожи на бабочек, легкокрылой стайкой присевших отдохнуть на ветки.
  
  Тут же, под деревом набросаны были бутылки: стеклянные и пластиковые - знак, показывающий количество тех, кто, поклонившись Бурхану, выпивал сам и "брызгал" на землю - духам.
  Спешившись, приятели быстро и слаженно приготовили обед: пока один ходил за водой, на небольшой ручей, невидимый за тёмно-зелёной еловой стеной, другой разжёг костёр...
  Чай вскипел мигом. Бросили в кипяток горстку заварки, сняли котелок с тагана, разлили по кружкам, из вьюка достали мясо, лук, хлеб.
  Ели с аппетитом, удобно усевшись за стол, и сняв сапоги, грели ноги под ярким солнцем, и ходили вокруг костра по мягкой лиственничной хвое, которая щекотала кожу подошв.
  Обедая, говорили о маряне, сразу за поворотом, где могут быть изюбри. Эрден вспомнил, что прошлый год видел там четырёх медведей одновременно. Лёня кивал головой...
  Жук, появившийся откуда-то из ельника, лёг, тяжело дыша, открывая пасть и показывая красный язык.
  Когда отъехали от святого места, было всего двенадцать часов дня. Выезжая из леса, оба, почти одновременно, увидели на маряне, в дальнем её угл,у медведя. Он переходил с места на место, ворошил что-то широкой лапой, а потом совал в ветошь морду, вынюхивая запахи съедобных корешков.
  Друзья, не сговариваясь, спрыгнули с коней, привязали их к молодым осинкам, на обочине. Жучка взяли на поводок и, наискосок, через негустой лес, растущий у подножья склона, стали подниматься на склон, подбираясь к маряне.
  Потом, минут пятнадцать обходили маряну верхом, и, наконец, крадучись, стали приближаться к открытому месту, уже сверху вниз.
  На подходе, патроны поделили по пять штук каждому...
  Лёня, шедший впереди, вдруг поднял руку - он увидел медведя метрах в ста впереди. Жук, позади Эрдена, закрутил головой и стал нюхать воздух. Эрден подошёл ближе и когда напарник показал ему медведя на маряне, отпустил поводок, наступил на него ногой, поднял карабин и тоже стал прицеливаться.
  Лёня видел через мушку, как медведь,- круглый, мохнатый, - широкой когтистой лапой, как лопатой, сгрёб веточки и прошлогоднюю траву, и скусив несколько зелёных травинок, стал жевать их. Потом, подняв голову, посмотрел в его сторону.
  Охотник нажал на курок. Сухо треснул выстрел, и медведь упал.
  
  • Попал! - крикнул Лёня, но медведь тут же вскочил и прыжками поскакал к
  чапыжнику, непроходимой частой щёткой, растущему на склоне, посередине маряны. Жук, после выстрела рвался с поводка, и Эрден в суете, только со второго раза освободил собаку от ошейника.
  Лёня, коротко выцеливая, стрелил в бегущего медведя ещё раз, потом третий раз!
  
  Но, видимо, оба раза промазал, потому что медведь, после выстрелов, вскоре исчез из виду, заскочил в частый кустарник высотой с человека. Уже по скрывшемуся в кустах зверю, выстрелил и Эрден, но поторопился и тоже промазал.
  Жук, уже был там и почти вслед за медведем исчез в чапыге.
  Охотники опустили карабины, и пошли к кустам.
  - Я попал, - объяснял Лёня, - но он живучий. Дай мне ещё пару патронов.
  Только Эрден собрался вынимать пули из магазина, как медведь в чапыжнике рявкнул, и Лёня увидел, что кусты задвигались в обратном направлении, уже в их сторону. Сначала выскочил Жук, поджав обрубок хвоста, и оглядываясь, помчался к хозяину.
  Тут же из кустов выпрыгнул медведь и кинулся догонять собаку, пока не видя охотников.
  Лёня, помня, что осталось всего два патрона, выстрелил раз, а Эрден, в это же время - два. Выстрелы затрещали один за другим. Так! Так... - так...
  Медведь остановился, словно задумавшись, что делать дальше.
  Эрден, ёще раз выстрелил: - Так! - и медведь упал, но потом вскочил и снова убежал в кусты. Жук, напуганный медведем и пальбой убежал вниз, а Лёша и Эрден, возбуждённо переговариваясь, и стараясь не отходить друг от друга, подошли к чапыжнику, увидели кровь на земле, на следах, которые уходили в заросли, совершенно непроходимые для человека.
  
  • Нам туда нельзя! - коротко предупредил Эрден.
  • Он нас там, как котят задавит. Выстрелить не успеем.
  Лёня кивнул, соглашаясь.
  - А Жук где? - спросил Эрден.
  - Он, видимо, к лошадям побежал, - сокрушённо отметил Лёня.
  Решили обходить кустарник вокруг. Может быть, медведь прошёл сквозь чапыжник и убежал. Метрах в пяти от границы кустарника, пошли кругом вдоль зарослей. У охотников в стволах осталось по пуле. Их всё больше одолевал страх, хотя они молчали, храбрясь друг перед другом...
  А погода, за это время, переменилась.
  Тёмные облака набежали из-за белеющего снегом противоположного гребня. Поднялся ветер, лес зашумел. Лёне хотелось бросить всё, спокойно спуститься к лошадям, и ехать в зимовьё, которое было совсем недалеко.
  Эрден думал так же, но молчал, не желая показаться трусом. Для каждого это был не первый медведь, но до этого случая, всё обходилось без проблем. А тут...
  Шли медленно, тщательно глядя себе под ноги и на кусты, чуть раскачивающиеся под ветром. Когда обошли почти полкруга, оба облегчённо вздохнули...
  
  • Кажется, ушёл, - предположил Эрден, и тут же из кустов высунулась клыкастая, оскаленная пасть. Оба охотника навскидку выстрелили почти одновременно.
  Медведь находившийся метрах в десяти от охотников, получив две пули в грудь, почти одновременно, замер на месте, несколько раз дёрнулся, потом, словно очнувшись на время, словно ещё по инерции, прополз несколько шагов вниз к охотникам и припав к земле, замер, распластавшись метрах в пяти.
  Патроны у охотников закончились и они стараясь оставаться невозмутимыми, внутри, сильно это переживали. Совершенно необычное беззащитное состояние, когда ты стоишь с винтовкой в руках, но не можешь из неё выстрелить...
  Вынув ножи, Лёня и Эрден, сойдясь поближе, долго стояли, не желая приближаться к этому живучему зверю. Потом, решившись, осторожно, следя за тушей неподвижного зверя, подошли. Лёня сапогом ткнул в бок неподвижного хищника, но тот не шевелился.
  - Однако, разделывать надо, - неуверенно произнёс Эрден.
  Осторожно прикасаясь к мохнатым лапам, приятели осмелев, развернув зверя поудобнее, поправили ножи на бруске и, разобрав длинную тёмно-коричневую шерсть между задних ног, Лёня, вонзил нож, собираясь делать первый длинный разрез, и тут медведь рыкнул громко и зло. Оба охотника отскочили в мгновенье ока, и долго стояли, подняв ножи, ожидая нападения. Но медведь не двигался...
  Лёня вытер рукой вспотевший лоб. Если бы он был один, то просто ушёл бы к лошадям, а тут перед другом было стыдно...
  И всё-таки, сделав паузу, приятели неуверенно подошли к мёртвому зверю и осмелившись, сделали первый надрез...
  Потом, с облегчением вздыхая, привычно, не спеша, сняли шкуру, помогая себе острыми ножами и кулаками, втискивая их между шкурой и жирным мясом, и водя влево, вправо с нажимом, оттягивали скользкую сальную кожу...
  Наконец, шкуру отделили от туши, вскрыли нутро. Снаружи были видны пять ран в туловище, а когда вскрыли грудину, то оказалось, что сердце тоже пробито пулей. Медведь оказался довольно упитанным, с толстым слоем жира под шкурой и кусками нутряного жира на кишках, что по весне встречается не часто.
  Довольные неожиданной удачей и чуть возбуждённые после пережитых страхов Лёня и Эрдэн, оставив мясо на горе, спустились к лошадям, и там был Жук, выбежавший им навстречу и виновато вильнувший коротким хвостом, хозяину.
  
  • Ну что же ты? - спросил Лёня собаку, отстёгивая поводок от ошейника, но Жук молчал, и только виновато отворачивал морду в сторону...
  Мясо спускали вниз на лошадях, но Вьюнок, на подходе к разделанному зверю, почуяв медвежий запах, захрапел и стал пятиться задом вниз по склону, приседая и поскальзываясь, высекая подковами искры, из торчащих на поверхности камней.
  Лёня едва его успокоил, и Эрден, опасливо поглядывая на разгорячённого Вьюнка, пока хозяин держал лошадь за повод, загрузил мясо во вьюки и забросил их на спину лошади.
  До зимовья решили довести лошадей в поводу. Вышли на дорогу и двинулись небольшим караваном вперёд. Солнце село и заметно похолодало. Впереди, вверх по долине, где-то зашумела, загрохотала лавина. Лошади шли, прядая ушами и беспокойно косились назад, задирая головы и скаля зубы. Не доходя несколько метров до зимовья, Жук, опустивший голову к земле, бегущий какой-то полу - рысью. полу - галопом, вдруг бросился в кусты справа от дороги, и оттуда вылетел красавиц-изюбрь, с молодыми рожками. Олень, громадными прыжками перескочил через дорогу и помчался к речке, а за ним, с громким лаем, Жук.
  Всё это длилось несколько мгновений. Автоматически схватившись за карабин, Лёня тут же вспомнил, что у них нет патронов, и выругался. Эрден тоже занервничал, чувствуя свою вину...
  Но ведь медведя они всё-таки добыли и это без сомнения, была удача.
  Вскоре, от реки раздался лай собаки. Она непрерывно и равномерно тявкала на одном месте.
  
  • Наверное, быка в реке поставил, - со вздохом упрёка, невольно заметил Лёня,
  выходя уже на большую поляну, посередине которой, стояло квадратное зимовье с плоской крышей. Пока развьючили и расседлали лошадей, пока перетаскали вьюки с мясом медведя к зимовью, спустились сумерки. В это время вернулся Жук. Он был мокрый, облизывался и сразу же лёг в стороне от домика.
  Ещё через час, перед зимовьем горел в ночной темноте большой костёр, и фигурки двух охотников, на фоне яркого огня казались чёрными, и отбрасывали длинные расплывающиеся тени, когда они двигались вокруг костра...
  
  2005 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  
  
  ...Нас было четверо: я, Миша, Максим и Саня, друг и одноклассник Максима...
  Наконец - то я мог расслабиться... Посадив за руль хозяина "Круизера" Мишу, зевая, я залез на заднее место и завернувшись в спальник уснул. Но перед тем как заснуть, вспоминал последние свои "дни и заботы".
  
  ... "Мне не повезло. Вёз жену с работы и не спешил. Сидели разговаривали. Вдруг, какой - то придурок, "подрезал" меня и преспокойно порулил дальше - сегодня молодые борзеют, а как прихватишь кого, так под бандюков косят...
  Я Машу попросил держаться, вырулил на встречную полосу и по газам. "Нива" моя аж задрожала. Машка испугалась, вцепилась в сиденье. Встречные водилы шарахаются - думают мужик с ума сошёл. Догнал я этого пацана вклинился между ним и передней машиной, и по тормозам...
  
  Он конечно поцеловал меня в зад и засигналил...
  Остановились...
  Я выхожу, а он бежит навстречу, руками машет. Думаю, счас начнёт руками махать и я его с полным правом могу "успокоить". А он затормозил в метре и видимо что -то почувствовал и стал на словах права качать... Я ему говорю - вызывай ГАИ...
  Менты приехали как - то быстро, акт составили.... Дело в конце концов в суд пошло. Мамка у этого пацана настырная... Суд присудил оплатить ремонт... А я и не возражал...
  
  Но этот молодой, в следующий раз будет поосторожнее..."
  
  ...Машина внутри нагрелась. Когда я проснулся, уже к Култуку подъезжали... Байкал вскрылся, но по берегу белая полоска льда лежит - водой талые "иглы" повыбрасывало на галечный пляж...
  Заехали в местный магазин, купили ещё тёплого свежего хлеба и поехали дальше...
  Дело к вечеру... Ночевать надо... За Тибельтями, свернули налево и по лесной дороге, километра на два вверх поднялись, въехали в хороший лес, и увидели подходящую полянку у реки... Решили ночевать...
  Развьючились, костёр большой развели. Дровцы сухие, смолистые, колешь и душа радуется, как сахар под топором хрустят...
  Достали водочки, разложили закусочку. Мишина жена напекла мужу на дорогу пирогов с лосятиной...
  
  Сели вкруг костра, выпили по первой и хорошо стало, а тут и солнышко село, захолодало. На другой стороне Тункинской долины, гольцы в сумерках засветились снежными вершинами, а с нашей, уже и ночь подползла. Наш то борт пониже, да в тени... Звезды на небе высыпали... Благодать...
  Выпили по второй и вспомнил я, как первый раз к бурятам в Косую Степь ездил, за камедью. И стал мужикам рассказывать...
  
  
  "Приехал я туда уже в начале зимы, по первому снежку. Поселился в зимовейке, а через день и хозяин зимовья пожаловал. С ним была пара каких - то облезлых собачонок. Одна особенно какая - то тощая... "Болеет что - ли? - подумал я...
  Ночевали вместе, поговорили. Мужик оказался хороший, угостил сохатиной. Говорит недавно из под собак стрелил. Я не поверил, но промолчал... Назавтра он в лес ушёл, а та собака, тощая, намётом понеслась в тайгу. Думаю, вот "сюрпрайз" - в чём душа держится, а азарту на троих.
  
  Вечером прихожу к зимовью, а бурят уже ждёт меня. Говорит, помоги мясо вытащить. Сегодня собачки, сохатого прищучили на гривке. Бобик - бурят показал на тощего кобеля, - как только вышли в лес, следок прихватил и ушёл, а Жулька за ним. Через час слышу, далеко лают, на гриве. Поднялся туда, подкрался, вижу здоровую матку сохатого держат. А Бобик заметил меня и рад стараться, вокруг лося крутится, не даёт с места стронуться...
  
  Подошёл на шестьдесят метров, там ещё частинка такая, и оттуда стрелил. Матка прыгнула после выстрела, как ужаленная, метров через двадцать остановилась, постояла, постояла и упала. Я потом посмотрел - пуля сердце по краю задела..."
  
  ...Костёр трещит, мужики внимательно слушают, небо тёмное и из-за большого огня звёзд почти не видно...
  Выпили ещё по одной, закусили... Потом чаёк разлили - Божья благодать...
  Воздух прохладный, чай горячий, аж парит из кружки. Хоть и начало лета, но по ночам, да в горах прохладно... Зато хорошо, что комаров нет...
  Я наконец завершил свой рассказ.
  
  "- Я потом с этим бурятом, каждый год виделся. Он хоть и пьянь, но охотник хороший. Несколько сохатых за год со своим Бобиком и Жулькой добывал..."
  
  Помолчали. Выпили ещё...
  
  А Максим, посмеиваясь, вспомнил как прошлый год, случайно, в Тункинских Гольцах на трёхтысячник влезли...
  
  Мы с Саней были в Тунке. Выскочили на несколько дней. Я взял парочку
  деньков в институте, вроде никаких срочных обследований не предвиделось, и Санёк, тоже отпросился. На машинке доехали до Ниловой Пустыни, а там машину оставили у знакомых и на перевал. Ночевали, а утром позавтракали и пошли вдоль хребтика, чтобы высоту не терять...
  
  Хорошо! Ветерок дует, прохладно, небо синее. И долина под нами, а посередине речка петляет, и сверху, словно ручеёк...
  Уже во второй половине дня, видим слева гора овалом уходит вверх и
  вершины не видно. Подумали времени много, можно попробовать залезть...
  Начали подниматься. А подъём всё круче. А горка всё выше. И солнышко
  
  уже к горизонту опускается. Ну, думаем, поднимемся на вершину и вниз на другую сторону, уже бегом будем спускаться... А гора всё круче, идти всё тяжелее... И тут уже мы поняли, что торопиться нельзя, иначе голову можно потерять - такие скальные крутяки начались...
  И наконец, кое - как на гребень поднялись. Отдышались, прошли по гребню, на противоположную сторону глянуть. А там обрыв... Да и солнце уже село...
  Мы потоптались, потоптались и решили. Ночевать надо. Поужинали без
  костра, всухомятку и на боковую. Выбрали площадку под скалкой, в спальники залезли и сразу уснули, а ноги гудят и сердечко колотится. Тут я понял, что мы высоко забрались...
  Ночью конечно холодно стало, прижались друг к другу, кое - как до утра
  продержались. Проснулись, из спальников вылезли, а холодно, давай вверх - вниз бегать, греться.
  И дёрнул же нас чёрт, спускаться по противоположной стороне. Там обрыв - не обрыв, но крутяк приличный. И чем дальше, тем веселее. Пришлось рюкзаки снимать и поочерёдно спускаться. Вначале рюкзак спустим вниз, а потом сами подбираемя. И так раз за разом...
  
  В одном месте Саньке не повезло, он рюкзак не удержал, отвлёкся на
  мгновение, потом глянул, а рюкзак уже вниз поскакал и из него весь груз постепенно вываливается на этих скачках... Мы рюкзак, только глазами проводили...
  
  Санёк, глядя в огонь смущённо кивнул подтверждая всё сказанное Максимом.
  
  
  ...Ночь опустилась на притихший лес, и где - то далеко заухал филин. Речка под берегом шумела быстрым течением и изредка на середине, выскакивая из воды плескался крупный хариус. Миша встал, подложил в костёр сухих дровишек, сходил за водичкой к реке, поставил кипятиться новый чай и прилёг на старое место, оперев голову на локоть. А Максим продолжил:
  
  - Мы уже не рады были, что в эту сторону начали спускаться... Санёк снова кивнул головой...
  - Наконец часам к двенадцати, мы выбрались на безопасное место. Санёк
  пошёл вещички из рюкзака собирать, а я заметил пустой рюкзак, застрявший в кустах, и принёс его. Вещи почти все нашлись и мы, чуть передохнув тронулись ниже в распадок, где ручеёк бежал и росло несколько сосёнок. Там мы чай соорудили и только тогда расслабились - вполне могли мы с этой горы вниз головой улететь...
  
  Максим помолчал, отхлёбывая свежезаваренный чай и завершил историю...
  Позже я альпинистам знакомым рассказал. Так они головами качали и говорили, что нам повезло. Ведь это был известный в Гольцах трёхтысячник и на него только со снаряжением поднимаются. А мы на своих - двоих...
  
  ...Спать расхотелось, и я вдруг вспомнил одну историю, из того периода жизни, когда я подрабатывал, собирая камедь. У меня была хорошая работа в проектном институте, но получал я там рублей двести тридцать в месяц, а на камеди, иногда мог за недельку рублей пятьсот заработать. А тогда на пятьсот рублей можно было приличный мотоцикл купить...
  
  И как-то меня занесло в места, где жил один бомж в избушке. Я пришёл туда под вечер и бомж, сидя у летнего кострища чистил рыбу для ухи... Поздоровались. Разговорились. Узнав, что я живу в городе, он стал просить привезти ему лески и крючков разных размеров... Потом пригласил ночевать у него...
  
  Когда входили в избушку, он предупредил меня.
  - Кот у меня здоровый и шибко злой. Ты его старайся не задевать, а то он и кинуться на тебя может ночью. Мстительный чёрт. Когда посторонние без меня в избушку заходят, он вначале шерсть дыбом поднимет и шипит, а если не послушаются, то кидается на грудь и начинает драть когтями.
  - Я теперь, как ухожу, так и двери не запираю. Он у меня вместо дворовой собаки...
  
  Я зашёл в дом и в полумраке увидел два зелёных, горящих фосфором глаза. Хозяин предупредил кота: - Свои Тимоша, свои! - и Тимоша недовольно залез под нары...
  
  Вечеряли без происшествий и когда хозяин сварил уху на печке, то поели и чаю попили. Я отдал ему банку тушёнки, которая у меня была в рюкзаке, чему он был рад, но виду не показал - по тем временам тушёнка была страшным дефицитом. Позже он показал мне место на противоположных нарах и когда легли, то закурил и стал разговаривать...
  - Я же здесь, до прошлого года с жёнкой жил - начал он. - Да вот в январе, в самые морозы заболела она и через три дня умерла. До ближайшей деревни здесь сорок километров, да и в той больнички нет...
  Так она и померла здесь. Непонятно от чего... Температура была высокая, аж горела вся... Но у нас ведь и градусника не было...
  
  Мужик вздохнул, прикурил новую сигаретку от старой.
  - Мы с ней вначале в городе бомжевали. Я как из лагеря освободился,
  пробовал жильё найти и на работу устроиться. Но потом от неудач запил, да и как не запить. Ночевали же по подвалам... Он выдохнул сигаретный дым и почесал бороду...
  - Там я с нею познакомился. Она тоже была пьющая, но ещё молодая и на лицо ничего. Как её в этот бомжатник занесло, я до сих пор не знаю. Что - то там в её прошлом было, отчего она от людей отбилась и запила...
  
  ... Поднявшись с нар мужик налил себе чаю, отпил несколько глотков и продолжил...
  - Я её уговорил в лес уйти и зажить вдвоём. Я, в лагере так натерпелся, что рад был любому жилью, лишь бы не на общих нарах. Я ведь тоже, тогда камедь начал собирать и денежки иногда приличные заколачивал, только всё пропивал. А тут, вроде как семья и всё прочее...
  Я слушал вполуха и начинал уже задрёмывать.
  - Вначале иногда водки и здесь доставали, а потом как-то привыкли без неё...
  Хозяйка домовничает, обед или ужин сварит, а я рыбачу или по тайге шастаю...
  Посторонних тут не бывает... Хозяин помолчал, накрыл ноги ватным
  одеялом...
  - А вот как умерла, для меня главная забота была, как её похоронить...
  Морозы под тридцать стояли, земля промёрзла и стала как стекло...
  
  Я тогда попробовал лопатой копать, но она от земли, как от железа
  отскакивает. Кострил два дня, но только сантиметров на пятнадцать откопал...
  Тогда я её вынес, потому что она уже пахнуть начала и закопал подальше от избы, в сугроб, а сверху воды полил, чтобы льдом покрылась, и грызуны не пробрались и не поели...
  Уже засыпая я слышал как мужик ворочается и вздыхает...
  
  Когда я закончил рассказ о бомже и его чудесном коте, все долго молчали, а потом так же молча стали раскладываться...
  ...Время подошло к полуночи, и все зевали... Наконец улеглись. Заснули быстро. Но спали хорошо или плохо, в зависимости от спальников и кто как устроился. Я завернулся в кусок полиэтилена и спал как младенец. А Санёк ворочался и всё костёр шурудил - наверное ему холодно было...
  Утро поднялось ясное и солнечное, и быстро позавтракав, мы тронулись в путь, дальше.
  Кругом всё было ещё полно воспоминаниями о весне: и зелёные листочки, только - только проклюнулись из почек, травка кое где яркой зеленью из - под серой прошлогодней играет, да и птицы пели не преставая. Лес свистел, щебетал на разные голоса, а яркое солнце, празднично изливало свой свет на преображённую землю...
  
  Выехав на тракт, помчались вперёд под шансон из авто магнитофона, который так обожал Миша. Известный певец Кучин, с обычным своим зэковским репертуаром, бархатистым баритоном жаловался на несвободу и на сторожевые вышки, а дорога стлалась под колёса петляя между бело - пенной, широкой и быстрой речкой и горными безлесыми склонами.
  Потом долина расширилась и мы покатили по широкой степи, с далеко видными домика редких бурятских посёлков и гольцами справа на горизонте...
  Часа через два, въехали в предгорья Саян и асфальт кончился, но началась ухоженная грунтовка...
  Ближе к перевалу, дорога жалась к крутым, скалистым берегам реки, и петляла, повторяя изгибы обрывистых склонов...
  Переехав перевал, остановились у Бурхана и плеснули по чуть - чуть водочки, на удачу. Тут, уже я сам пересел на водительское место - Окинская долина для меня была хорошо знакома...
  Вскоре и Ока набрала силу, а широкие притоки, приходящие слева, каждый, добавлял воды в её расширяющееся русло...
  
  Орлик проехали не останавливаясь, и в посёлок Саяны прибыли к обеду. Но нашего знакомого Олега - бывшего председателя поссовета, дома не было - он уехал накануне в Улан - Удэ, по делам и обещался приехать или вечером или утром назавтра...
  Хозяйка, - жена Олега, открыла нам гостевой домик, отправила младшего сынишку протопить баньку и пока мы обедали вскипятив на электроплитке чайник, раскладывали снаряжение и разглядывали горы вокруг посёлка, банька уже была готова.
  
  Я люблю попариться, а тут чистая, просторная банька пахнущая берёзовым веником, и обилие хрустально - чистой воды: и горячей, и холодной.
  Плеснув на раскалённую каменку, шипящего кипяточку, мгновенно ощутили тугой удар жаркого воздуха и одной рукой хлеща себя веником по бокам и спине, другой прикрывали, сворачивающиеся в трубочку от жара уши.
  Тут все, покряхтывая и покрикивая, принялись париться.
  Выскочив из парилки, не беспокоясь о простуде выливали на себя по шайке ледяной воды, блаженно улыбаясь сидели обмениваясь восклицаниями - междометиями, а чуть охладившись, вновь заходили в парилку. Пот лился по коже струйками, но после третьего захода, кожа порозовела, стала мягкой и упругой...
  Из бани вышли уже в сумерках и приглашённые в большой дом, попили чаю и узнали, что Олег позвонил, извинился и сказал, что приедет завтра утром...
  Попив чаю с шаньгами и домашними, вкусным, тягучими сливками, мы поблагодарили хозяйку и ушли в гостевой дом спать. Длинная дорога утомила всех...
  Назавтра, проснувшись по очереди мылись и чистили зубы, а тут приехал энергичный и весёлый Олег. За чаем, обсудили подробности нашего похода. И после, пока ребята отдыхали, я с Олегом съездил на строительство детского интерната, где работал в это время - наш знакомый по прежним походам, проводник Лёня Иванов...
  Лёня заулыбался, увидев меня, крепко пожал руку и быстро собрав вещи уехал с нами в Саяны....
  Из Олегова дома выехали на двух машинах. Олег с Лёней на его УАЗ-ике впереди, и мы на "Круизере", следом. Поехали на Лёнино стойбо - летнее поселение, где пасся его семейный скот. Там же были и его лошади...
  Лёня ушёл ловить лошадей, а мы расположившись в его стойбе, смотрели спутниковые программы ТВ. Как раз показывали хронику чемпионата Европы, по футболу. Российская сборная играла в Португалии неважно и потому, смотрели в основном и "болели" за сборную Чехословакии, с замечательным полузащитником Недведом и нападающим Милошем Барошем...
  Наконец появился Лёня на своей низкорослой савраске, ведя в поводу четырёх коней. Мне достался, рослый крупный мерин, которого я вначале немного побаиваясь, особенно когда начал вьючить перекидные, сшитые из толстой кожи, сумы.
  
  К тому же приходилось приглядывать за всем, что делали остальные, потому что привык держать под контролем всё, что происходит в походе и знать где, что лежит...
  Выехали к вечеру, попрощавшись с загрустившим Олегом. Ему тоже хотелось провести несколько дней в тайге, но как всегда планы и работы требовали его присутствия в посёлке. Вздохнув, он пожал всем руки, сел в машинку и уехал...
  Вскоре тронулись и мы.
  
  ... До сумерек успели доехать только до ближайшего зимовья.
  Трава на луговинах начинала зеленеть и горы справа, на южной стороне долины, уже очистились от снега. Серые, мощные скалы, кое - где громоздились по гребню хребта, были похожи на чудовищной величины неприступные крепостные стены.
  ...Лесная дорожка вилась по берегу реки, иногда отходя далеко от русла, то поднимаясь на небольшие пригорки, то спускаясь на пологие луговины. Землю покрывали остатки прошлогодней, рыжей лиственничной хвои и я представил себе, что осенью, здесь всё словно застелено жёлтым тонким покрывалом...
  Караван растянулся метров на пятьдесят. Мы с Лёней и Максимом ехали впереди и смотрели по сторонам - на склонах могли пастись и медведи и изюбри. Максим держался молодцом, да и лошадка у него была приличная.
  Позади ехали Саня и Миша. Мишина лошадь изредка взбрыкивала и пробовала его скинуть, потому что на спине у неё была под потником небольшая ссадина, которую Лёня перед выездом смазал какой - то мазью...
  
  Саня сидел на лошади мешковато, но старался улыбаться, хотя, когда его Звёздочка переходила на рысь, то у него лицо напрягалось и он намеренно грубым голосом проговаривал: - Ну - у - у, не балуй!..
  Вскоре выехали на большую поляну среди леса, с зимовейкой на высоком берегу реки. Решили здесь заночевать...
  Пока развьючивали лошадей, пока стреножив их отпустили пастись, пока сходили за водой и растопили печь - наступили сумерки.
  К вечеру подул холодный ветер, набежали тучи и начал накрапывать мелкий дождичек...
  Сварили рисовую кашу с тушёнкой, вскипятили большой котелок чаю, и разложившись за столом, закусывая зелёным луком и солёным, тающим во рту салом с чесночком, выпили за начало похода и плеснули Бурхану, на удачу...
  
  Лёня как всегда невозмутим и серьёзен, но выпив вторую рюмку водочки, начал рассказывать как прошлый год, с собачкой, по осени охотился на кабарожку.
  Из - за кабарожьей "струи", которая стоила на черном рынке не менее ста долларов, или как говорят торговцы приезжающие закупать струю -УЕ - условных единиц, многие охотники забросили свои соболиные путики...
  На кабарожку охотиться интересно - продолжал рассказ Лёня. Их иногда
  бывает много в одном месте, а "струя", сегодня, ценится выше, чем самый лучший соболь.
  Я обычно с собакой, с утра выходил из зимовья, а к вечеру, уже возвращался с добычей. Мясо кабарги, я оставлял в лесу, но иногда, если время позволяло, то протягивал тушку кабарожки по снегу, вниз по склону, и в конце бросал её, а рядом ставил парочку капканов. Рысь от запаха кабарги балдеет, бегом бежит по кровавому следу и конечно в капкан попадается. Она зверь очень аккуратный, в капкане не бьётся, хотя кусты рядом с капканом бывают все обкусаны и конечно снег вокруг вытоптан...
  Кабарга же, собаку не боится зная, что та на скалу не залезет и потому,
  запрыгнув на какую-нибудь малодоступную скальную полку, остаётся там. Стоит и смотрит на собаку, которая надрывается от лая... Ей ведь невдомёк, что вслед за собакой придёт человек с ружьём, которое может достать зверя на расстоянии до двухсот метров...
  
  Поэтому, главная премудрость в этой охоте - хорошая, опытная собачка. Я обычно беру с собой двенадцатикратный бинокль и как только Жук, залает, смотрю в том направлении, куда он глядит. Кабарожка, пока опасности не видит, не маскируется под неподвижный камень, а я её вижу без проблем...
  Лёня помолчал, потёр глаза правой рукой. Он видимо давно уже так много не говорил...
  Ну а дальше - дело техники - завершил Лёня свой рассказ. - После выстрела кабарожка не убегает и даже, если ты промахнулся первый раз, то у тебя есть ещё в запасе выстрелы.
  Я прошлый год штук двадцать кабарожек добыл... Собака у меня неплохая и потому охота добычлива...
  Зимовье нагрелось и от тепла, пришла сонливость. Залезли в спальники и минут через десять все засопели - заснули утомлённые длинным днём...
  
  Утром, как обычно, Лёня поднялся первым, растопил печку, поставил подогревать вчерашнюю кашу и пошёл ловить лошадей...
  Я, несмотря что люблю поспать с утра, поднялся вслед за ним, приготовил завтрак и крикнул подъём. Мужики, зевая вылезали из спальников, искали в утреннем полумраке штаны и сапоги. А потом по очереди поливая друг другу из кружки, помыли руки и лица...
  Пришёл Лёня и привёл лошадей, которых привязал к коновязям по отдельности...
  Позавтракали быстро и после, не мешкая завьючились и отправились в путь. Мой мерин, уже привык ко мне и потому, не мешал седлать и приторачивать сумы.
  
  По-прежнему, шли двумя группами. Только сегодня, мы с Лёней ехали впереди вдвоём, а Максим присоединился к Сане и Мише. Погода заметно портилась - на протяжении дня дул порывистый ветер и тяжёлые тучи тянулись по небу, задевая брюхом за высокие скалы.
  - Однако снег будет, - глядя на небо прогнозировал Лёня. - Нам надо на привале не задерживаться, а поскорее добираться до Хойтогола...
  Я кивал, соглашаясь - нам совсем не светило под мокрым снегом заканчивать путь и готовиться к ночлегу...
  Обедали, на развилке, у очередного зимовья. Сварили макароны с тушёнкой, попили чаю и не отдыхая тронулись дальше, по правой дороге, вдоль притока, поросшего густым ельником. На дороге, кое - где были видны недавние медвежьи следы и Лёня улыбаясь говорил:
  - Значит медведишки стоят где - то в этих местах и потому, мы наверняка их должны увидеть...
  К Хойтоголу подошли часам к четырём, и как только разгрузили переметные сумы и затопили печку, в крайнем от леса домике, пошёл моросящий дождь в сумерки перешедший в снег.
  Мы в тайгу не пошли, решили отоспаться, поужинали и выпив водочки, за прибытие на временную базу, завалились спать. Лошадей стреножив, отпустили пастись.
  Снег продолжался почти всю ночь. Когда я по нужде, уже под утро, выскочил на улицу, кругом стояла мертвенная тишина, снег перестал, но его выпало столько, что он, проминаясь на десять сантиметров похрустывал под сапогами, и на крышах остальных домиков заметны были пятнадцати сантиметровой толщины, "шапки"...
  
  Утром чай кипятили в домике и ребята выйдя на белый свет охали и ахали, удивляясь чистейшей белизне свежевыпавшего снега. Я, как обычно поднялся позже всех, и мы с Лёней решили сходить за горными козлами, которых ещё в прошлый сюда приезд, видели на скальниках, вверху...
  Мужики, собравшись втроём, чуть раньше отправились направо, в сторону перевала в Туву. А мы, выйдя почти вслед за ними, отправились вниз и тоже направо, по сужающейся долине, поросшей редкими елями вперемежку с кедрами. Пройдя вверх по пади, километра четыре, свернули налево, перешли неширокую вершину речку и стали подниматься на склон, по диагонали, чуть назад и в лоб - иначе этот крутяк взять было невозможно...
  На подходе к скалам, Лёня, несмотря на белизну снега, который лежал повсюду как зимой, заметил сторожевого козла стоящего на "страже", выше нас метров на пятьсот, на гребешке скал и показал его мне... Мы, посовещавшись решили обойти скалки и зайти козлам в тыл...
  
  Подниматься было с непривычки очень тяжело. Ноги в снегу проскальзывали, а подъём был градусов сорок. Или мне так казалось? Назад смотреть было страшновато - внизу петляла узкая полоска воды - речка...
  Лёня шел впереди и казалось совсем не устал, тогда как я дышал тяжело и с половины склона ноги начали подрагивать ...
  Чем выше мы поднимались, тем величественней открывался вид: прямо за нашей спиной, за долиной речки начинался подъём, который оканчивался высокой голой вершиной укрытой снегом. По высоте эта вершина была выше нас на много метров и Лёня увидев что я смотрю на эту гору, прокомментировал: - Это пик Топографов. Он выше трёх тысяч метров...
  
  Слева, чуть ниже нас, виднелось ущелье перевала в другой водораздел, ограниченный полукружьем, заваленного снегом хребта.
  Справа, почти в углу панорамы расстилающейся перед нами, я увидел крошечные избушки Хойтогола, а посмотрев в бинокль, хорошо различил и наш домик...
  Лёня первым поднялся на пологий гребень и высмотрев что - то на другой стороне увала, поманил меня рукой...
  Я, осторожно подходя к нему, ступал в глубокий снег и всматриваясь вперёд, тоже заметил горных козлов - небольшое стадо из восьми - десяти голов. Они были чуть ниже нас, в ложбинке и разрывая снег, искали на земле, сухую траву, а на камнях мох...
  Пошептавшись, мы чуть разошлись по сторонам, легли на снег, проползли чуть вперёд и прицелившись в ближайшего козла с остро торчащими рожками начали стрелять. После первых выстрелов, стадо, словно подхваченное ветром веером рассыпалось по ложбинке и через несколько секунд, исчезло за снежным увалом, слева от нас. На снегу остался лежать козёл рогач и небольшая коза... Подойдя к убитым зверям я тщательно рассмотрел их.
  
  Козёл был величиной намного меньше чем изюбрь, но крупнее, а точнее шерстистее, чем косуля. Шерсть его при ближнем рассмотрении оказалась коричнево - серой, хотя у молодой матки была почти серой, отличаясь по тону от шерсти козла...
  Рога у козла толстые. тоже серого цвета, почти прямоугольные у основания каждый из них, состоял из рубчатых звеньев числом до двадцати и длинной сантиметров шестьдесят. Оба рога были симметричны, как по расположению на голове, так и по форме. Окончание левого рога было чуть сколото и уже закруглилось от постоянного задевания за камни и землю. Шерсть на ногах была очень длинной и похожа немножко на коротковатые штанишки. Копыта были необычайно твёрдыми и чёрными, а на кромке внутренней стороны, имели острый ободок, который позволял диким козлам при прыжках по камням, зацепляться копытами за малейшие неровности в граните.
  Благодаря этим ободкам, - объяснил Лёня, козы могут перемещаться почти по отвесным скалам, и используя силу инерции, чуть касаясь камня в прыжке, совершать немыслимые подъёмы и спуски...
  Осмотрев коз, мы "вскрыли" их и удалили желудок и требуху...
  Теперь надо было подумать, как спустить добытых коз вниз. Лёня был опытным охотником и потому, ничего не объясняя, схватил тяжёлого козла за рога и потянул за собой к спуску с вершины. Я сделал тоже самое с маткой которая была намного меньше и легче козла... Как я понял, большую массу видимого силуэта горных козлов составляет длинный и плотный мех, а само тело не такое уж крупное.
  
  Мы спускались вниз, в долину, по своим следам, а в конце, там где нерастаявшего снега была побольше и он лежал ровными языками, мы просто тянули туши коз вперёд головами, по направлению шерсти, а иногда даже бежали за ними подталкивая их на ходу ногами, когда из - за крутизны спуска туши, по инерции скользили вниз,.
  Спустив добычу вниз, мы разделали коз. Как я и предполагал, размеры добытых зверей совсем не соответствовали их виду. Запах от них был не очень приятным, резким и я вспомнил поговорку - пахнет как старый козёл. Хотя звери были хорошо откормлены и на внутренностях, кое - где были тонкие слои желтоватого жира...
  До Хойтогола было не так далеко и мы срезав мясо с костей. уложили всё в снежник, и присыпали сверху снегом, а в два рюкзака положили куски от стегна молодой матки и печень козла...
  
  Подходя к домикам мы увидели наших лошадей лежавших на краю большой поляны. Издали заметили, что из трубы нашей избушки вьётся дымок и на подходе встретили Мишу , который видя наши нагруженные рюкзаки, поинтересовался: - Кого добыли?
  Войдя в избу, мы скинули рюкзаки на пол и обрадованный Максим, стал разбирать мясо, чтобы начать готовить жаркое, но принюхавшись, вопросительно глянул на меня...
  - Ничего, готовь. Думаю, просто надо побольше лучку с чесноком положить в мясо и тогда запах будет не так заметен...
  Максим кивнул головой и занялся приготовлением ужина...
  Миша коротко рассказал, что они ходили почти до перевала, видели на снегу несколько недавних медвежьих следов. Видели даже изюбря на высоком склоне, но уже под вечер и потому, не стали к нему подкрадываться, а пораньше вернулись домой...
  - Мы ваши выстрелы услышали и подумали, что лучше пораньше вернуться, мясо помочь выносить...
  
  Погода к вечеру прояснилось и в промежутках между серыми тучами появились кусочки синего неба. В темноте, небесная сфера над нами покрылось серебряным слоем звёздочек и звёзд и было ясно, что назавтра можно ожидать солнечный день...
  Вечером долго ужинали, сидя за столом в избушке и при свете свечи, ели жаренную козлятину, которая оказалась совсем не так плоха, как представлялось по запаху. Мясо было жёсткое, но питательное и запивая ужин горячим крепким чаем, все хвалили жаркое...
  
  После еды долго разговаривали. Лёня рассказывал, как он летом водил голландских туристов на пик Топографов и как они были рады пожить простой сельской жизнью, хотя бы несколько дней.
  С ними был переводчик из Москвы, который просто умирал от скуки, тогда как голландцы в восторге были от гор, от ночёвок в зимовье и даже от уличных туалетов - так их достал город... А русский гид морщил нос, фыркал, и откровенно посмеивался над природным идеализмом иностранцев...
  Лёня глядя на дрожащее пламя свечки, взъерошил жёсткие волосы на голове и вдруг признался:
  - А я ведь их понимаю... Когда я долго бываю в Улан - Удэ, то мне тоже, по приезду сюда всё нравится - настолько мне тяжело жить в городе, в постоянной суете и бессмыслице, происходящей там... Я ведь в городе почти четыре года прожил, пока в институте учился.
  Он сделал паузу, хлебнул из кружки чай и продолжил...
  - Здесь я свободен, а они там, в городе, даже пищи себе сами не способны
  добыть, всё покупают в магазинах. И ещё мне кажется, что городские мужики, больше зависят от женщин, чем женщины от них... Мне кажется, что многие городские - он хитро улыбнувшись глянул на нас - боятся быть свободными и потому, прячутся за женские юбки и только делают вид, что они хозяева жизни...
  
  Никто из нас, это замечание на свой счёт не принял и потому, все промолчали...
  Легли поздно и я спал как убитый.
  Утром, сквозь сон слышал, как Миша и два друга Максим и Саня собрались и ушли, прежде позавтракав вчерашним мясом, а мы с Лёней проснулись часов около десяти, не спеша помылись и позавтракали остатками вчерашнего пиршества...
  Потом Лёня стал штопать порвавшийся кожаный вьючный мешок, а я ещё прилёг и вздремнул немного... Мы совсем уже собрались выходить, но к этому времени вернулись ребята и стали взахлёб рассказывать, что метрах в пятистах от домиков увидели на крутом склоне медведя, но лезть в крутяк не решились и пошли дальше...
  - А там, - продолжил рассказ Миша, - на поляне, уже на другой горке, сразу у кромки леса, увидели медведицу с двумя крупными медвежатами. Она нас тоже заметила и стала набегать на нас, и рыкать. Расстояние конечно было ещё приличное, метров сто, но всё равно не очень приятно, когда на тебя скачет сердитая мамаша - медведица...
  Саня смущённо улыбнулся и подтвердил: - Медведица давала нам понять, что она будет защищать своих медвежат. А те, пока мамаша нас пугала, сидели на задницах и наблюдали за мамашиными манёврами...
  - Так чего же вы не стреляли, спросил удивлённо Лёня и Миша смущённо ответил. - Медведицу мы может быть и убили бы, но что с медвежатами делать?
  Лёня неодобрительно покачал головой, но промолчал...
  - Ладно - вступил в беседу я. - Мы тогда с Лёней пойдём и глянем на этих медведей, а вы, заседлайте своих лошадей и привезите мясо, козлятину со снежника... Я коротко объяснил, что мясо закопано в снегу и рассказал, как его найти...
  Миша кивнул головой и они пошли ловить лошадей.
  
  Мы с Лёней шли по следам ребят, когда высоко, под самыми скалами, на проталине, между двумя белыми снежными языками на склоне, увидели медведя, который кормился под скалой, вороша лапой прошлогоднюю ветошь.
  - Давай как вчера - предложил шёпотом Лёня - обойдём с тыла и посмотрим, что получится...
  Лесом, по диагонали, мы поднялись до оголённого склона, а потом узкой ложбинкой, чуть пригибаясь поднялись по крутяку до гребня.
  Было уже далеко за полдень, когда разделившись и договорившись встретиться около высокого отстоя - скального останца, стали скрадывать медведя.
  Я шёл осторожно, посматривая на яркое солнце и отмечая про себя, - как быстро под летним солнцем сходит свежий снег и остаётся только кристаллический зимний...
  Обходя небольшое возвышение, я любовался ярко синим небом и серо - чёрными скалами, с вытаявшей прошлогодней травой, рассматривал невообразимо громадные горные кряжи протянувшиеся во все стороны до пределов видимости, и дышал полной грудью, свежим, прохладным воздухом...
  Ветерок дул мне навстречу и я ощущал прохладу этой двухкилометровой высоты и думал, что зимой, здесь наверное бывает холодно как в бело - синем аду...
  
  Карабин у меня был чужой и ещё вчера, я заметил, как пуля поднимает фонтанчики снега, иногда довольно далеко от цели. Поэтому, не веря в оружие был настороже и прокручивал в голове варианты встречи с медведем нос к носу...
  Незаметно приблизившись к краю гребня, пригнувшись, я подошёл поближе и подняв голову заглянул за увал.
  Там была долина противоположного речного притока, сивера приречного хребта забитые синеватым снегом, и когда перевёл глаза на ближний план, то немного внизу, увидел подо собой площадку скального отстоя и лежащего на этой площадке медведя. До него было метров шестьдесят и я заметил, как на загривке, под ветром шевелится его длинная, рыже - коричневая шерсть.
  Дыхание моё участилось, руки дрогнули и снимая карабин с плеча, я уговаривал себя не волноваться и не торопиться...
  
  "Лёня, наверное где - то недалеко и вот - вот должен появится наверху - подумал я и взбодрился. - Но будет хорошо, если этого медведя добуду сам..."
  Затаив дыхание, не спеша поднял винтовку, выцелил через оптику шерстистый бок медведя и нажал на спуск.
  Выстрел прогремел, пуля отбила от камня на котором лежал зверь несколько осколков, а медведь вскочил и намётом кинулся от меня по диагонали и вниз.
  " - Эх мазила - пронеслось у меня в голове и я, выцелив скачущего медведя нажал на курок ещё раз, и ещё...
  Выстрелы, разносясь по округе сухо щёлкали, но медведь невредимым добежал до края небольшого склона и скрылся за гребнем...
  Я рассердившись на чужой карабин чертыхался про себя, но подождав некоторое время, осторожно пошёл к краю гребня, за которым скрылся медведь. На остатках снега, белеющего пятнами на склоне, увидел следы прыжков медведя и различил капли ярко - красной крови.
  
  "Ранил - подумал я с сожалением - и не тяжело. Видимо по мягкому месту попал, куда-нибудь в зад... Рана конечно лёгкая, заживёт, но медведь сегодня из этих мест уйдёт наверняка..."
  Тут из - за увала вывернул Лёня и на всякий случай окликнул меня. Я помахал ему рукой, давая знать, что увидел его.
  Сошлись у медвежьих следов. Он осмотрел следы и капли крови, потом глянул на меня: - Заранил, но легко. Он сейчас уйдёт как можно дальше и мы его больше не увидим...
  Я рассказал, как неожиданно вышел на медведя и как стрелял...
  Лёня тоже объяснил, что шёл по следам того медведя, которого мы увидели снизу на склоне. И тут услышал наверху выстрел и заторопился сюда:
  - Я видел, как медведь, мелькнув спиной за камнями помчался куда - то вниз, под гору. Но мне заслоняли видимость скалки и потому, я решил пойти к тебе и узнать, что произошло...
  
  Делать было нечего. Мы ещё немного прошли по следу, а потом свернули в сторону и стали спускаться вниз...
  Когда мы пришли в Хойтогол, в домике топилась печка и Миша варил плов. Он нарезал мясо горной козы на кусочки и налив масла в большой котелок варил рис в масле с кусочками мяса. По избе расходился аппетитный аромат. Саня почему - то прихрамывал и когда я спросил его об этом, он, криво улыбаясь ответил:
  - Да ничего страшного. Просто, когда мы мясо коз вывозили, одна
  лошадь стала биться и я старался её удерживать за повод. Вот она и наступила кованным копытом мне на ступню. Хорошо ещё там снег был, и нога спружинила, ушла в снег. Он смущённо улыбнулся. - Немного поцарапал ступню, да синяки появились... А так вроде ничего не сломал... Потом помолчал и добавил. - Но коня я не отпустил. Он наверное учуял дикий запах, вот и взбесился...
  
  Плов получился на славу и мы с удовольствием поели и выпили немного, чтобы лучше заснуть - все были немного возбуждены дневными происшествиями...
  Назавтра, мы с Лёней как обычно пошли вместе, на сей раз направо от Хойтогола. Снег почти весь стаял, и кругом было серо, и кое - где в затишье, из оттаявшей земли вылезли первые зелёные стрелки новой травки...
  Пройдя вдоль ручья, свернули в крутой распадок и по нему стали подниматься на хребтик.
  Подъём постепенно перешёл в пологую луговину и вдруг, одновременно, мы увидели трёх медведей, пасущихся, метрах в двухстах от нас на одном уровне с нами, но слева. Посовещавшись, решили идти в обход. Глянув ещё раз в сторону медведей в бинокль, я понял, что это была медвежья семейка - медведица и два уже больших медвежонка по второму году. Медведица начала беспокоится, всплывала на задние лапы и нюхала воздух. Я перестал разглядывать их и заторопился вслед Лёне...
  
  Поднявшись вверх, мы свернули налево, прошли чуть навстречу ветру и обойдя невысокую скалу, выглянули из -за неё...
  В это время прямо на нас, с другой стороны скалы, вышла медведица и учуяв нас, всплыла на задние лапы, мгновенно развернулась и не успели мы выстрелить, как она скрылась...
  От нас она была метрах в тридцати и я хорошо рассмотрел её тёмно - шоколадного цвета шубу, чёрный подвижный нос и даже полукруглые ушки на квадратной, крупной голове.
  Вернувшись чуть назад, мы, почти бегом обогнули отстой и торопясь поднялись на скалу, где сразу увидели медведицу, стоящую на снежнике и поджидающую медвежат. Мы, не сговариваясь легли на землю выцелили медведицу и начали стрелять.
  После первых выстрелов, медведица дёрнулась, закрутилась на одном месте кусая себя за бок, потом сделала несколько прыжков вниз, но Лёня попал в убойное место, и вскоре, раненный зверь остановился и лежал неподвижно, пока мы подходили. После выстрела медвежата, ростом уже только чуть поменьше медведицы, кинулись в разные стороны и исчезли за увалом...
  
  Мы осторожно подошли к лежащему зверю и я, потрогал носком сапога ещё тёплую и мягкую тушу медведицы. Она лежала неподвижно. Пасть была полуоткрыта и видны были жёлто белые длинные и острые клыки и фиолетового цвета язык. На широких лапах сквозь длинную шерсть видны были чёрные, словно пластмассовые когти...
  Посовещавшись решили стащить медведицу по снегу, насколько можно вниз, а потом сходить за лошадьми и вывезти мясо к домикам...
  Незаметно наступили сумерки и мы, начали спешить - предстояло спускаться по крутому склону не менее пятисот метров...
  
  Медведица была тяжёлой и мы, тянули её по проталинам, ухватившись за уши, но попадая на снег туша ехала по нему довольно быстро и нам оставалось только подтягивать её вперед, преодолевая снежные рытвины и колдобины...
  Уже почти в темноте, при свете тонкого серпика луны, мы разделав медведицу, сходили за лошадьми...
  Остальные были уже в зимовье, и узнав что мы добыли медведя, обрадовались и пошли вместе с нами вывозить мясо. Поделив медведицу на три части, разложили всё по перемётным сумам, но когда стали грузить на коней, Мишина лошадь, учуяв запах медведя стала биться и крутиться на месте, стараясь вырваться и убежать. Она лягнула Мишу по ноге и тот согнулся от боли, но повода не выпустил. К нему на помощь подоспел Лёня и громко ругаясь, стал успокаивать лошадь...
  Наконец мясо во вьюках загрузили на лошадей и ведя их в поводу, стали спускаться к избушкам...
  - Ничего - бормотал на ходу Миша. - Главное, что ногу не сломала...
  
  Ночью долго ужинали, сидели при свече и вспоминали подробности этого дня. Два человека из нашей команды хромали, но настроение у всех было бодрое...
  Перед сном, решили, что завтра будем отдыхать и ставить сети на нижнем озере, километрах в трёх вниз по течению реки. С охотой решили закончить, потому что мяса было уже достаточно чтобы есть и в город увезти...
  Озеринка, куда мы приехали с утра, была метров двести в диаметре и заросла кустарником и осокой...
  Нашлась на берегу и лодка. Я сел в лодку и с помощью Максима, стал выкидывать сети, связанные вместе. Сети я прихватил с собой из города, памятуя возможность хорошей рыбалки... Лодка вертелась подо мной и я, то и дело выгребался, пытаясь добиться равновесия...
  Выкинув сети разожгли костёр и стали пить чай. Лошади спокойно паслись неподалёку, видимо в очередной раз привыкая к условиям охотничьего похода.
  Было почти тепло и потому, мы решили подремать под ярким солнцем...
  
  Озеро со всех сторон окружали высокие горные хребты и тёмная, холодная вода блестела под солнцем полированным железом. Большие утки - турпаны с жёлто - коричневой грудью, хорошо заметные на фоне стального цвета воды, не улетели, а лишь отплыли в дальний конец озера, явно не боясь людей...
  Но стрелять их мы не стали, так как мяса у нас было уже достаточно, а из любопытства убить утку, казалось мальчишеством...
  После обеда, я поплыл проверять сети и вынул несколько харьюзов, граммов по триста каждый. Тут, посередине проверяемой сети я увидел под водой страшноватую, широченную налимью морду, из пасти которой, торчал хвост хариуса попавшего в сеть.
  Лодка подо мной вертелась, я вот-вот должен был опрокинуться, но всё - таки попробовал схватить налима, который был длинной около метра. Одной рукой, я подтягивал сеть к поверхности, а другой погрузив руку в ледяную воду, безуспешно пытался захватить скользкого налима за голову... Лодка от моих усилий накренилась, я выпустил налима и он "выплюнув" хариуса, с недовольным видом, медленно уплыл в глубину. Только теперь, я увидел что хариус запутался в сети и налим воспользовавшись его беспомощностью, схватил рыбину и попробовал заглотить...
  Я разочарованно вздыхал рассказывая эту эпопею ребятам и успокоился только тогда, когда попробовал замечательную уху из свежей рыбы, приготовленную с картошечкой, с лучком и с перчиком. Я для таких случаев всегда беру с собой пакет со специями...
  
  Переночевав последнюю ночь на Хойтоголе, утром мы навьючили лошадей мясом, остатками припасов и тронулись в обратный путь. Погода была ясная, но ветреная и прохладная. Реки за эти дни набрали воды по береговую кромку и нам приходилось форсировать их с "боем".
  На одной переправе, Мишина лошадь не удержалась за дно на переправе и её понесло вниз, а вместе с нею и Мишу. Он плыл, держась одной рукой за луку седла, а другой подгребаясь, сохранял равновесие... Мы зачарованно смотрели, как из бегучей холодной реки, среди течения торчала голова лошади, а рядом маленькая голова Миши. Мы сами при переправе вымокли по пояс, потому что вода поднималась выше лошадинного брюха, но когда Миша всем телом попал в воду, мы замерли...
  К счастью, в этом месте река делала поворот направо и Мишина лошадь выплыв, зацепилась копытами за дно, а потом прыгая и поднимая волну, выскочила на мелкое место, а рядом с ней, чудом оказался испуганный Миша...
  
  Лёня, в конце концов поймал обезумевшую лошадь, а мы помогли Мише отжать одежду и портянки и тут же, заставили его выпить стакан водки...
  Только теперь, он до конца осознал всю опасность ситуации и медленно пьянея повторял, сокрушённо взмахивая руками: - Ну, мужики! Я вам скажу... И чуть погодя вновь начинал: - Ну, мужики!
  В довершение ко всему пошёл сильный дождь с градом.
  Мы все замёрзли и дрожали крупной дрожью. Даже бывалый Лёня клацал зубами и говорил: - Тут недалеко зимовейка есть, но в ней печки нет - придётся ехать в стойбо к дояркам, которые там живут на неделе. Иначе можем помёрзнуть...
  Настроение у всех было понурое, но запьяневший Миша требовал ещё водки и старался угостить нас...
  
  В конце концов, мы доехали до стойба, где нас встретили смущённые женщины. Таких гостей они никак не ожидали. Лёня им всё объяснил и мы, дрожа от холода попили горячего чаю, развесили мокрую одежду вокруг печки и набившись на нары во второй комнате, выпив на сон понемногу водочки, заснули...
  К утру одежда наша высохла и когда я вышел на улицу, то в небе сияло ясное солнце, а на широком лугу перед стойбом, паслись разноцветные спокойные и откормленные коровы.
  
  ... К полудню, когда мы подъезжали к Лёниной летней "резиденции", было уже почти жарко и довольные лошади то и дело сбивались на рысь, чуя родные места...
  Лёнина деревянная изба, после мытарств похода, была просто верхом комфорта и пока Лёня на печке готовил обед, мы все смотрели спортивные новости с чемпионата Европы по футболу и огорчённо хлопали себя по бокам, когда вратаря сборной России удалили с поля в начале игры и поэтому, русские в очередной раз позорно проиграли...
  
  ... В посёлке, были уже в сумерках. Вместе с нами, на "Круизере", в посёлок уехал и Лёня. В доме Олега, уже с полудня была растоплена баня и мы промокшие и продрогшие за прошедшую неделю похода, парились с остервенением и хаканьем...
  Какое блаженство хлестать горячим веником по промёрзшим суставам и потом чувствовать, как вместе с внутренним жаром в тело возвращается энергия действия и оптимизма.
  После парилки и обливания ледяной водой, мы все сидели в предбаннике, блаженно улыбались и перекидывались восторженными междометиями...
  И тут я подумал, что подлинный, сладкий вкус жизни начинаешь чувствовать вот после таких приключений, испытаний и невзгод. Наверное поэтому, человека так неудержимо влечёт путешествовать и открывать новые земли и леса. Наверное все великие первооткрыватели Земли, руководствовались в своих жизненных планах такими ощущениями. Только у них они бывают намного сильнее, чем у обычного человека...
  
  После бани был ужин в чистой и тёплой летней кухне... Мы долго рассказывали хозяевам о своих приключениях и между делом, не пьянея, выпивая по рюмочке одну за другой.
  Олег жаловался, что в окрестностях посёлка собираются открывать золотодобывающий рудник, а я сожалея говорил, что это будет началом конца природной и этнической гармонии, в которой пребывает сегодня Окинская долина.
  Я говорил, что как вера покой и счастье сохраняются на земле за счёт верующих праведников которые всегда жили на земле, так величие, красоту и свободу природы, могут сохранить для мира такие места как Окинская долина и похожие на неё, малодоступные уголки Земли.
  И потом, надо помнить, что человек тоже является частью этой дикой природы и потому живёт по её часто жестоким законам: - Я не против охраны природы, или как модно стало это называть - экологии. Только при этом, не надо забывать, что человек существо природное и должен жить внутри неё - путешествовать, охотиться, рыбачить - чтобы не утратить связь с природой и не превратиться в искусственное создание - гомункулуса!
  
  Олег поддакивал мне, а ребята, собравшись перед телевизором, смотрели очередную футбольную трансляцию с чемпионата Европы...
  Их, наши возвышенные темы не трогали или просто в своём "экологическом" развитии, они ещё не дозрели до понимания сложности взаимоотношений человека и природы...
  ... Назавтра, с утра пораньше мы проснулись в гостевом доме, стараясь не шуметь собрались, попили чаю в пустой кухне - Олег и его жена уже работали по хозяйству, а их дети ещё спали, простились с гостеприимными хозяевами и рассевшись в удобной, просторной машинке, включив Визбора с его старыми, добрыми туристическими песнями, тронулись в обратный путь.
  "То взлёт, то посадка, то зной, то дожди" - мягким баритоном выводил бард - геолог и романтик...
  А мы покачиваясь в мягких креслах, неслись, по зеленеющей первой травкой, ровной, как стол степи, рассматривали через окна внедорожника широкую речную долину, буруны сине - прозрачной воды на середине речного течения, пологие снизу серо - коричневые склоны горного хребта на противоположном берегу, голубое лёгкое небо над высоким горизонтом.
  На душе было весело и спокойно. Все опасности похода остались позади и стали интересной историей, о которой можно было с гордостью и поддельным равнодушием рассказывать своим знакомым и приятелям, сидя с бутылкой пива где-нибудь в предбаннике городской бани и ощущать на себе слегка завистливые взгляды слушателей...
  Подъехав к ближнему Бурхану-ообо - так называют его буряты - остановились, выложили мелочь из карманов цивильных штанов на поднос в кумирне, разлили последнюю бутылку водки и чокнувшись выпили, а оставшиеся капли плеснули на землю.
  У меня, от такого количества выпитой за последние дни водки болел желудок, но я всегда поддерживал компанию. Ведь опытные люди говорят, что в экстремальных ситуациях алкоголь служит как релаксант и успокоительное...
  И ещё я думал о том, что и на этот раз Бурхан - дух местности и охоты - нас не подвёл. Он, очевидно нам помогал и потому, наше путешествие было замечательным, хотя иногда и опасным...
  Зато будет о чём вспомнить!
  
   22. 05. 2006. Лондон. Владимир Кабаков
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"