Вперед, только вперед!.. А куда - хрен его знает?.. Точка на карте ничего не рассказывает, что ждет их в этом пункте Веденского ущелья. И потому щемит сердце у лейтенанта Старикова. И за себя, и за двадцать пять его солдат-вэвэшников, которые трясутся в кузове натужно гудящего зилка, и за младшего лейтенанта Саню Чекузова, приданного ему для руководства взводом. Впереди грозно рычит бэтэр, выделенный для сопровождения-прикрытия, где весь экипаж состоит из трех уставших и злых контрактников. А как не будешь злым?.. Кровавый выдался девяносто пятый год и для армии, и для чеченцев... Как Есенин писал: 'Свобода взметнулась неистово, в розово-смрадном огне...'.
И в этом всепожирающем огне только он, молодой взводный, отвечает за жизни вверенных ему людей... Отвечает перед Богом, перед их матерями, перед собой, перед своей совестью... А президент, министр обороны, политики и генералы не отвечают... Они вообще не за что не отвечают в этой обескровленной, уставшей и разграбленной стране.
Дорога вильнула, и взводный почувствовал, как непроизвольно напрягся сидевший рядом Чекузов, крепче сжавший автомат. Справа от дороги появились остатки какой-то полуразрушенной фермы, а в сотне метров от нее начиналась густая зеленка.
Ствол башни бэтэра плавно поплыл в направлении развалин, и в этот момент из зеленки громыхнуло и оттуда с шипением вылетела граната... Стариков лишь успел открыть рот, как яростный взрыв разорвал плоть бэтэра и всколыхнул воздух, вдруг мгновенно сделавшийся плотным и осязаемым...
- К машине!.. - Стариков не сразу осознал, что это его рев рвется сквозь боль и стон начинающегося боя...
Солдаты выпрыгивали из кузова, рассыпаясь в кювете и стараясь найти укрытие от беспощадных пуль. Горящий бэтэр вдруг неуклюже дернулся, и из последних сил умирающего чудовища, на одном полуживом движке, рывками пополз в сторону, пытаясь прикрыть своей горящей броней пехоту... Наводчик, явно контуженный, все-таки сумел развернуть башню, и отчаянно и безостановочно стал палить в зеленку, особо не целясь, и Стариков понял, что погибающий экипаж пытается выиграть несколько секунд для него, для взводного, чтобы он сумел найти единственно правильное решение.
- Все в дом!.. В дом!.. Быстрее!.. Раненных забрать!.. - дикий вопль рвался из его сжавшегося от страха нутра. Лишь бы успеть... Лишь бы успеть к этим спасительным развалинам, где можно занять оборону, отдышаться, принять решение...
Когда короткими, когда длинными отчаянными перебежками, таща трех погибших и четверых раненных, хрипя готовыми разорваться от перенапряжения легкими и паля на ходу куда-то в сторону зарослей, рвались они к развалинам. Старикову оставалось сделать каких-то пять-шесть прыжков, как почти одновременно со вторым взрывом, подкинувшим бэтэр, что-то рубануло его под колено, отчего он на всем ходу брякнулся о камни...
Он ничего не успел сказать, как его подхватили под мышки, и втащили под прикрытие полуразрушенных стен.
- К бою!.. Рацию! - кто-то пытался что-то делать с его ногой, но Стариков боли не чувствовал, потому отмахнулся. - Рацию! На связь!..
Бэтэр молчал, полыхая ожесточенным пламенем, и Стариков с благодарностью подумал об этих мужиках, с которыми даже не успел толком познакомиться, и которые погибая, сделали все возможное, чтобы спасти пехоту...
- Сокол! Я - Мангуст! Сокол! ...вашу мать...
- На связи Сокол...
- Я - Мангуст! На седьмом километре маршрута попал в засаду. Броня сгорела. Держим оборону в разрушенной ферме. Есть 'двухсотые' и 'трехсотые' Прошу подмогу. Сокол!.. Ты слышишь меня?!..
- Мангуст! Понял вас!.. Держитесь, мужики...
* * *
Держитесь, мужики... Держитесь... Бой шел второй час, из радиопереговоров Стариков понял, что высланная на помощь группа тоже попала в засаду, ведет бой и несет потери, но несколько коробочек рвутся к ним.
Чекузов все же заставил его лечь, чтобы посмотреть рану, и только теперь Стариков по странно болтающейся голени понял, что кость видимо раздроблена крупнокалиберной пулей... Чекузов попытался изобразить что-то наподобие шины, используя какие-то тут же подобранные крупные щепки, и крепко перебинтовал ногу. Ладони его были густо перемазаны кровью Старикова, отчего пальцы стали слипаться, и Чекузов попытался вытереть их о штанину, но кровь была густой, словно клей, и он махнул рукой...
Стариков попытался оценить обстановку. Позиция была не так уж и плоха, вытоптанная стадами поляна позволяла держать круговую оборону, но это днем, а ночью? Подползут, да гранатами закидают?.. Пока у духов есть гранатометы, пулеметы и автоматы. А минометы притащат?.. Нет... Уходить, уходить отсюда надо. У них только автоматы, два пулемета, да тающие с каждой секундой боеприпасы... Уходить... Дай Бог, скоро к ним прорвется броня, они загрузятся, и уйдут из этого кровавого кошмара... Броня подойдет с низу, духи не смогут достать ее из гранатометов. А потом... И вдруг Стариков до боли осознал, что дальше будет еще один кошмар. Дальше броня повезет их по единственной дороге, которая виляет, и ниже на сотню метров поворачивает прямо под небольшой голый хребет, который расположен в нескольких десятков метров от зеленки, где сидят чеченцы, и те спокойно переместятся туда, и сверху расстреляют броню из гранатометов... И все будет зря... И героическая гибель экипажа сгоревшей брони, и кровавый прорыв пришедшей на помощь группы, и гибель уже пятерых его солдат... Все будет зря!.. Потому что все они, кто еще надеются выжить, и вернуться к своим матерям, просто-напросто сгорят в этих консервных банках... И, чтобы этого не случилось, кто-то должен был остаться... Остаться, чтобы не дать чехам выйти на этот голый и прекрасно простреливаемый отсюда хребет... Остаться, чтобы спасти других... Спасти, а потом умереть... Остаться, чтобы умереть... Иначе умрут все...
* * *
Еще через час к ним прорвались три коробочки. Появление трех бэтээров заметно воодушевило солдат, которые поверили, что костлявая и правда отступит.
- Саша!.. - кивнул Чекузову в сторону брони Стариков. - Грузи всех! Мертвых! Живых! Всех!.. Я прикрою...
Сам Стариков, забрав себе ручной пулемет, переместился в удобный выступ стены, выставил ствол, и начал опустошать один пулеметный магазин за другим, беспорядочно паля в сторону густых зарослей, чтобы не дать противнику вести прицельный огонь, и отбить желание броситься на отчаянный штурм.
- Загрузились! - рухнул рядом с ним запыхавшийся Чекузов. - Пять машин к нам шло, две подбили, три прорвались... Уходим, командир... Нас от брони теперь прикроют...
- Уходите... - кивнул Стариков, - уходите...
- Не понял, командир?.. - опешил Чекузов. - Ты что!?.
- Ничего... - злобно повернулся к нему Стариков. - Ты посмотри, как идет дорога, и где мы будем через несколько минут...
Чекузов все понял мгновенно.
- И ты...
- Да! - жестко перебил его взводный. - Я остаюсь.
- Нет, командир... Ты ранен. Останусь я. - покачал головой Чекузов.
- Не спорь! Уходите!.. - снова заорал лейтенант на Чекузова, который попытался возразить, но натолкнулся на жесткий взгляд взводного. - Я - командир! Я - принимаю решения! Я - в ответе за вас! Уводи людей, Саша... Христом Богом прошу! Быстрей...
Пулеметная очередь выбила из стены над его головой крошку, мелкими осколками секущую ему лицо, и лейтенант, злобно повернувшись, дал ответную очередь в зеленку.
- Все! Сейчас чехи в атаку пойдут... Быстрее уходи!..
Чекузов, низко пригибаясь, кинулся к ревущим бэтэрам, размазывая по лицу грязные слезы, перемешивая их с кровью взводного, с ходу заскочил в люк отсека, и махнул рукой:
- Вперед!
Тяжелые машины взревели, и на пределе мощи поползли по крутой каменистой дороге. Боевики, увидевшие, что добыча уходит, с гортанными криками бросились наперерез к хребту, чтобы оттуда расстрелять из гранатометов бронемашины, но первые несколько человек были тут же срезаны длинной пулеметной очередью из полуразрушенного здания. Остальные опять отползли в кусты и обрушили шквальный огонь на здание. С каждой секундой надежда добить бронетехнику таяла из-за какого-то неизвестного смертника, оставшегося прикрыть отход группы российских солдат, и бешенство переполняло боевиков.
Вторая отчаянная попытка под прикрытием сплошного огня снова прорваться к хребту опять была сорвана неизвестным пулеметчиком, уже сменившим позицию, и остановившего чеченцев уже из другого угла здания...
И уже понимая, что им не достать технику с русскими, боевики стали вымещать злость на последнем защитнике руин, сосредоточив весь огонь на развалинах...
* * *
Отбить этот район Веденского ущелья объединенной группировке удалось только на третьи сутки.
Чекузов с замполитом роты Телегиным с тяжелым чувством подъехали к знакомым развалинам. За разрушенными стенами стояло трое спецназовцев, снявших вязанные шапочки перед лежащим человеком.
- Ваш?.. - обернулись они к подошедшим вэвэшникам.
- Да... - сухо кивнул Телегин. По окаменевшему лицу Чекузова бежали слезы. Стариков лежал на спине, словно устав, и потому откинувшись к поваленному столбу, принимая удобную позу. Ствол пулемета по прежнему был направлен в сторону густых зарослей. По полу тянулись потемневшие кровавые следы, от одного угла к другому, и возле каждой позиции были щедро разбросаны кучи гильз.- Взводный... Первый год с училища. Взвод свой спас, на броне отправил, а сам прикрывать остался. Всех приказал загрузить - и раненных, и погибших... Чтобы на поругание не оставлять. А сам остался...
- С перебитыми ногами ползал... - покачал головой десантник, кивая на кровавые следы.
- Почему чечены не забрали пулемет?.. И его не тронули?.. - недоуменно покачал головой второй десантник.
- Боялись... - кивнул Телегин.
- Почему? - удивился тот.
- Наши пленного взяли, так тот рассказал, что он держал их двадцать минут после отхода группы. И когда в ответ стрелять перестал, никто так и не решился зайти в руины. Поняли, что человек осознанно остался на гибель... Решили, что сибиряк, раз такой упертый, и никто не захотел проверять идти. А вдруг еще живой, и ждет с гранатами, чтобы подорвать себя с теми, кто приблизится... Потом думали успеть вернуться...
* * *
- Товарищ генерал! Подполковник Артемьев беспокоит, двадцать шестая бригада... - офицер сделал паузу, дожидаясь ответа генерала.
- Слушаю, слушаю, Артемьев!.. Что хотел? - раздалось сквозь треск помех из трубки.
- Товарищ генерал! Что с нашим представлением лейтенанта Старикова к званию Героя России посмертно?
- Слушай, подполковник! Мужик твой, конечно, герой, да только знаешь, сколько у нас таких героев? Каждый погибший достоин Героя России... А ты потери наши знаешь? Если каждому давать, то в России золота на Звезды Героев не хватит. Рассмотрим ваше предложение, но ничего не обещаю... Дай бог, чтобы орден дали... Все! До связи! Меня командующий вызывает...
Артемьев положил трубку, и взглянул на начальника штаба бригады.
- Вот ведь уроды... Золота у них не хватит... Пашу-Мерседеса под суд надо за потери отдавать, а тут...
- Страна у нас такая, - хмуро кивнул начштаба, - что пидоров не судят. И Героев не награждают...
* * *
Прибывший с проверкой генерал, зайдя в расположение, с удивлением уставился на крайнюю кровать, на которой лежала красиво подписанная табличка 'Кровать Героя России лейтенанта внутренних войск Старикова...'
- Товарищ старший лейтенант! - скривился генерал, обернувшись к командиру роты. - Это что за цирк? Вы знаете, что так можно делать только в подразделениях, где служил Герой России, а у вас их нет, и не надо мне тут клоунады устраивать. Ваш лейтенант не был удостоен этого звания...
- Товарищ генерал! - шагнул вперед лейтенант Чекузов, становясь рядом с командиром роты. - Лейтенант Стариков совершил подвиг. Я служил вместе с ним и хорошо его знал. И был с ним в том бою. Он спас жизни двадцати своим солдатам, прикрывая их отход...
- Хватит мне тут сопли размазывать! - побагровел генерал. - Сами знаете, что не положено! Напишите про его подвиг в боевом листке и повесьте на стену, чтобы все знали. А кровать убрать! Немедленно!
Чекузов вышел из расположения, глаза от душевной боли и обиды были наполнены слезами, которые рвались наружу из сердца.
- Дежурный! Ко мне... - и кивнул подошедшему сержанту, испуганно смотревшего на офицера, глаза которого были полны слез. - Генерал приказал убрать кровать Героя России лейтенанта Старикова. Выполняйте приказ...
- Есть, товарищ лейтенант! - сжал зубы сержант, козырнул, повернулся, чтобы уйти, но внезапно остановился. - Только мы ее обратно поставим, товарищ лейтенант... Когда генерал уйдет. Кровать Героя России будет стоять на своем месте.
* * *
- К вечерней поверке приступить!
- Лейтенант внутренних войск Стариков!
- Герой России, лейтенант внутренних войск Стариков, пал смертью храбрых в бою под Ведено, прикрывая отход своих товарищей... - как и каждый вечер, твердые чеканные слова полетели над строем замершей роты...