Это - не мое произведение. Подчеркиваю это. Это - сотни кадетских историй и воспоминаний, анализов и оценок истории России в XX веке, документальных материалов... Изначально хотелось переработать весь этот материал в отдельное полноценное художественное произведение, но к сожалению, пока не обладаю временем. Потому все здесь так рвано и криво.
Часть 2.
Глава 1.
Пароходы вышли в море переполненными до крайности. Все трюмы, палубы, проходы, мостики были буквально забиты людьми. Слава Богу, что море, хотя и встретило непогодой, было совершенно спокойно, и качка была мало заметной. Переезд по морю до Константинополя длился несколько дней и являл собою непрерывную нить физических лишений для голодных людей.
На железной палубе, без всякого прикрытия от дождя и леденящего ветра, или в забитом трюме, откуда, чтобы выбраться по своим неотложным нуждам, требовалось затратить час, - все это было мучительным. В день выдавалось по кружке воды и немного муки.
Пароходы с русскими изгнанниками стали приходить на Константинопольский рейд, начиная со 2-го и заканчивая 10-м ноября. Одновременно более 100 русских судов, военных и торговых, крупных и мелких, стояли облепленной, голодной армадой на внешнем рейде Константинополя, выкинув флаги: "хлеба" и "воды".
Это были не просто морские сигналы... Это был крик о помощи десятков тысяч людей. Русские изгнанники сидели в своих невольных тюрьмах, а международная полиция следила, чтобы русские не съезжали на берег.
Наконец Франция взяла под свое покровительство русских людей, покинувших Родину... - под залог русских кораблей. С пароходов стали сгружать раненых, тяжело больных, гражданских беженцев. Стало улучшаться и питание. По соглашению с французами русским воинским частям оставляли одну двадцатую часть оружия. У офицеров оружие не отбирали. Несмотря на это французы сгрузили 45 тысяч винтовок, 450 пулеметов, 60 тысяч ручных гранат и приступили к разгрузке русского казенного имущества, как продовольствия, так обмундирования и белья, всего на сумму 70 миллионов франков. Пустели трюмы, и Русская Армия все более обездоливалась и переходила в материальную зависимость к "другу и союзнику"...
Русские части были размещены в Галлиполи, голое поле... Холмистая местность на фоне невысоких гор, местами голая, местами поросшая травой, в 7 верстах от полуразрушенного маленького города. Для размещения выдали зеленые палатки, длинные и широкие, вместимостью по 30-40 человек. Лагерь разбивался по заранее подготовленному плану, с разбивкой линейки и других атрибутов армии.
1 марта 1921 года из Константинополя приехал осмотреть лагерь командир французского экспедиционного корпуса генерал Шарпи. При отъезде он сказал: "Я должен относиться к вам, как к беженцам, но не могу скрыть того, что видел перед собою армию".
С падением в Париже кабинета, что повлекло за собою смену французского командования в Константинополе, резко изменилось отношение Франции к русской армии. На генерала Кутепова посыпались требования о сдаче оружия, на что он ответил, что винтовки необходимы для обучения полков и юнкеров. Тогда потребовали, чтобы сдали пулеметы под охрану сенегальцев. Генерал ответил, что охрана пулеметов надежна в самом Корпусе.
Наконец, французы категорически потребовали сдать все оружие, на что Кутепов так же категорически ответил, что оружие у Корпуса может быть отнято только силой. Не запугали генерала Кутепова и назначенные французским командованием маневры сенегальцев при поддержке миноносцев. На полученное предупреждение о маневрах Кутепов ответил: "Какое совпадение! У меня на этот день тоже назначены маневры в полном боевом снаряжении".
Разоружить силой Кутеповский корпус у "союзников" рука не поднялась. Распылить Корпус в Галлиполи французы не смогли. Начали сокращать паек, объясняя тем, что изнуренная войной Франция не может "продолжать бесконечно приносить столь тяжелые жертвы". В действительности же выяснилось, что за время с 1 декабря 1920 года по 1 января 1922 года были получены средства из различных источников на сумму 10 400 000 франков, кроме этого французы получили русское имущество, вывезенное из Крыма, стоимость которого, не считая судов военного и торгового флота, определялась в 133 500 000 франков. Из этих средств на обеспечение русских французы потратили 44 000 000 франков. И у французов оставалось свыше 105 000 000 франков русских денег! Которыми они распоряжались, неся "тяжелые жертвы"...
Наконец, обращение генерала Врангеля и русской национальной общественности к братским славянским народам Сербии и Болгарии принесло плоды. Будущий король Югославии, престолонаследник Александр и царь болгарский Борис посчитали за долг принять у себя русских людей, которые, без сомнения, проявят свои положительные качества и станут творческой и производительной силой в их странах.
Пехотная дивизия была принята в Болгарию и растворилась на различных гражданских работах. Туда же попала и часть казаков. Кавалерийская дивизия была перевезена через греческий порт Салоники и поездами в Югославию, а также и часть казачьих частей.
Русской коннице престолонаследник Александр, благородный и преданный друг Императорской России, поручил и доверил охрану всех границ нового королевства Сербов, Хорватов и Словенцев в течение 1921-1922 года. Это доверие благородного Монарха конница выполнила с честью. На долю Конной артиллерии выпала охрана границы с Албанией. Граница самая тяжелая в смысле культурных удобств и природных, диких условий; почти безводное, с козьими тропами Плато Проклятья было уделом русских. Враги черногорцев, албанские "комиты" - отличные стрелки - стали тоже их заботой. Эта служба стала благодарностью за гостеприимство.
Таким образом, пребывание Русской армии генерала Врангеля в лагерях Галлиполи и на острове Лемнос закончилось в декабре 1921 года, когда воины начали переселяться в славянские страны. Сербы, главенствовавшие в новом королевстве, были весьма расположены к русским, так много сделавшим для спасения маленькой Сербии от австро-венгерского удава, пытавшегося ее поглотить. Болгары же, если в душе и таили признательность России за свое освобождение от Турции, не могли, однако, забыть того, что русские были их противниками в минувшей войне.
Общим для этих стран было то, что обе вышли из войны с катастрофическим состоянием экономики. Обоим народам жилось туго. Что же говорить о пришельцах?..
Глава 2.
Чужбина. Чужие. Чужой язык. Чужие поля, леса, горы, солнце и небо... Грязь и нищета. Голод. Появление в Сараево русских кадет вызвало неприятную реакцию со стороны части населения, которое под влиянием лживой пропаганды советофильских кругов отнеслись к корпусу недоверчиво, а во многих случаях враждебно. В печати оскорбительная клевета.
Середа проснулся от тихого всхлипывания спавшего рядом с ним Бельчикова.
- Ты что? - негромко спросил он, положив руку на плечо товарища.
Тот повернул заплаканное лицо:
- Не могу я больше... Не могу... Как жить будем?!.
- Как?.. А ты что предлагаешь? Пулю в лоб?! - зло зашептал Середа, - Мы жить должны! Назло всем! В память тысяч кадет, отдавших свои жизни за поруганную Родину! Они с неба смотрят на нас и надеются на нас! Ты понимаешь, что сейчас только благодаря нам святая Русь жива?! Она не умерла с приходом большевиков. Она в нас. Мы несем ее свет. Мы несем нашу святую веру, нашу культуру, патриотизм... Мы должны передать это нашим детям... Должны! Долг это наш. Долг! Мы - знаменщики России, и несем наши знамена, нашу символику, наши традиции...
- Знаменщики... - покачал головой Бельчиков. - Знаменщики были лучшие... Лучшие давно умерли, остались худшие...
- Да, брат, ты прав... Это как на войне, когда знаменщиками были лучшие младшие офицеры, которые являлись первой целью для врага. И вот, когда знаменщик в бою падает, знамя подхватывает любой офицер, или унтер-офицер. Нельзя, чтобы знамя упало! Когда все офицеры погибают, с полковой святыней идет вперед просто хороший солдат. Однако погибают и эти, хорошие солдаты. Остаются одни плохие. И что же, они бросят знамя? Нет, и среди плохих найдется молодец, который поднимет стяг, и станет такой солдат тоже знаменщиком... Так и мы: остались все плохие, но несем наше знамя дальше, несем, как можем - с трудом, хромая, падая, но снова поднимаясь...
Перед взором Середы появился образ старшего брата, который одобрительно улыбался, и кадет почувствовал, как на глаза стали наворачиваться непрошенные слезы. Он смахнул их рукой и стиснул зубы.
- Ты держись, Алексей! Мы не умрем! Понял! Мы - кадеты!..
* * *
...23 сентября 1920 года в Сараево приехал регент королевич Александр. По этому случаю состоялся большой парад Королевской гвардии и гарнизона города Сараево. Несмотря на некоторое сопротивление определенных кругов, кадетский корпус был приглашен к участию в параде. Черная форма отглажена. Сапоги начищены до блеска, что в них можно смотреться, как в зеркало. Но не это главное. Главное - в душе. Мы - Русские! Мы в чужой стране, но мы не сломлены! И потому назло всем недоброжелателям, мы на параде пройдем так, как идут в последний бой!
Марш! Марш! Не чувствуется боль от простреленной ноги в бою с красными под Одессой у семнадцатилетнего кадета Стекольникова... Не скручивает надорванную спину после того, как вытаскивал раненого товарища из боя под Канделем кадет Толмачев... Есть только Честь и Гордость, которые и выходят на городскую площадь двумя кадетскими ротами, замыкая парад.
Неодобрительный гул и насмешки плывут над городом. Русские кадетики идут... Но вдруг все смолкает. Мощная энергетика дружбы и товарищества плывет над черной формой, и все остро чувствуют, что это идет не просто строй, это идет что-то необъяснимое, непонятное зевакам, а свойственное только загадочной русской душе.
Марш! Марш! Не может быть такого, чтобы сотни человек шли как ОДИН! Они дышат в такт, моргают в такт, а какая блестящая выправка! Какое прохождение! По коже - мурашки. И в благоверном молчании провожают все глазами кадет. И вдруг площадь взрывается бурными овациями и восторженными криками...
Кадеты возвращались в корпус с песнями, под одобрительные возгласы публики: "Да здравствуют русские кадеты! Да здравствует Россия!"
Вечером того же дня директор Корпуса генерал Адамович был приглашен на ужин к королевичу. Королевич горячо поблагодарил его:
- Ваши кадеты были украшением моего парада!
С этого дня резко поменялось отношение населения и военных кругов к кадетскому корпусу, который завоевал прочные симпатии и уважение. Многие официальные и частные лица стали делать подарки и денежные пожертвования, стремясь как можно шире помогать кадетам во всех областях жизни. Сербские семьи почитали за честь приглашать к себе по праздникам русских кадет.
Кадетам и офицерам разрешили носить русскую военную форму, а офицерам и холодное оружие. В центре Сараево корпусу предоставили обширную и удобную казарму, и помимо этого закрепили за корпусом здание в Белой Церкви. Но, несмотря на все хорошее, жизнь на чужбине оставалась тяжелой. Выпускные кадеты могли обмундироваться только лишь благодаря денежной помощи со стороны...
Глава 3 (историческая)
После революции за рубежом Отечества сохранились части следующих Кадетских Корпусов:
- Полоцкого, Владимиро-Киевского, Одесского - создали Русский Кадетский Корпус;
- Петровско-Полтавский, Владикавказский - создали, еще в Крыму, Крымский Кадетский Корпус, после эвакуации в Югославию размещен в Стрнище при Птуе, в бараках бывшего австрийского лагеря для военнопленных;
- Донской Императора Александра III;
На Дальний Восток были эвакуированы части 1-го Сибирского Императора Александра I и Хабаровского. В январе 1925 года кадеты и реликвии были влиты в Донской и Русский Корпуса.
Часть Морского Корпуса была эвакуирована в Бизерту и просуществовала до 1924 года.
В 1930 году в Версале во Франции был основан Корпус-Лицей имени Императора Николая II.
* * *
Прибывшие в Югославию кадеты были первоначально размещены в двух местах - Одесские и Полоцкие (126 кадет и 20 чинов персонала) - в Панчево, близ Белграда, а Киевляне (95 кадет и 18 чинов персонала) - в г. Сисаке, под Загребом. 25 апреля 1920 года по приказу Российского военного агента Киевский и Одесский корпуса были объединены в Русский Сводный кадетский корпус, директором которого стал генерал-лейтенант Б. В. Адамович. В середине июня того же года обе группы соединились в г. Сараево и образовали одно учебное заведение, которое 5 августа было названо Русским кадетским корпусом. Корпус пробыл в Сараево до 5 сентября 1929 года, когда был переведен в г. Белая Церковь, где соединился в уже находившимся там Крымским корпусом, предназначенным к закрытию. 6 декабря 1929 года, в день Корпусного праздника, Его Величество Король Александр I пожаловал корпус назначением Великого Князя Константина Константиновича его шефом. Это имя сохранялось до последних дней 1944 года.
Донской корпус, в основном состоял из казаков-донцов, и подчинялись они не только Главнокомандующему Русской Армии, но и донскому Атаману. 2-й Донской кадетский корпус поначалу размещался в лагере Стрнище, где находился и Крымский. Год спустя кадет-казаков перевели в Билече, на границе Черногории и Герцеговины, а в сентябре 1926 года - в Горажде, в Боснии, где и оставался до конца своего существования в августе 1933 года. Кадеты были переведены в Белую Церковь, в 1-й Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус. С этого момента на территории Югославии остался один-единственный "кадетский монастырь".
Крымский корпус был организован в Крыму, в Ореанде, из кадет Владикавказского и Петровско-Полтавского корпусов и носил поначалу название Сводный Полтавско-Владикавказский кадетский корпус. . В армии генерала Врангеля почти не было части, где не сражались бы кадеты. В Крымском корпусе оказалось 43 Георгиевских кавалеров. 1 сентября 1920 года директором Сводного корпуса был назначен генерал-лейтенант В. В. Римский Корсаков, бывший директор 1-го Московского Императрицы Екатерины II кадетского корпуса. 9 октября 1920 года генерал Врангель отдал приказ о присвоении корпусу наименования Крымского кадетского корпуса, которое сохранилось за ним до последних дней.
Эвакуация Крымского кадетского корпуса началась 1 ноября 1920 года. К этому дню корпус был сосредоточен в Ялте и погружен в полном составе на паровую баржу "Хриси" и на пароход "Константин", которые вышли в море в ночь на 2 ноября. Через три дня оба судна прибыли в Константинополь, где все кадеты были пересажены на пароход "Владимир". Всего на "Владимире" оказалось свыше 600 кадет, представлявших почти все Российские корпуса. После долгого и полного неизвестности пребывания на рейде Босфора пришло известие о том, что кадеты будут приняты в Югославии. 25 ноября пароход прибыл в бухту Бакар. Оттуда кадеты были перевезены в Словению, в лагерь Стрнище при Птуе, где и был размещен в запущенных и ветхих бараках, построенных еще австрийцами для военнопленных.
Крымский кадетский корпус пробыл в Стрнище до конца октября 1922 года и был перевезен в г. Белая Церковь, вблизи от румынской границы, где уже находилось Николаевское кавалерийское училище. Там корпус просуществовал до 1 сентября 1929 года, после чего был закрыт по решению Державной комиссии. Часть корпуса была соединена с Русским, который 5 сентября 1929 года перевели тоже в Белую Церковь, а другая часть была влита в Донской кадетский корпус, находившийся в г. Горадже.
Кадеты в Шанхае находились до 1924 года в исключительно тяжелых условиях. Их удалось перевезти в Югославию, где частью они были включены в состав Русского кадетского корпуса в Сараево, частью - Донского в Билече.
В корпусах строго соблюдались все кадетские обычаи и правила. Показателен такой пример. Когда корпус находился еще в Словении, в лагере Стрнище, вокруг был лес, где проводить время было интересней, чем сидеть на уроках. Почти у всех кадет младших рот имелись "брынжалки", то есть пращи, схожие с той, из которой Давид угодил в Голиафа. Это просто веревочная петля, сложенная вдвое. В место перегиба вкладывался камень. Петля раскручивалась над головой, а затем одна из сторон отпускалась, и камень летел в нужном направлении. Было много специалистов, попадавших в любую цель даже с большого расстояния. Название этого орудия происходило от звука, с которым камень летел и который определялся словом "брынжать".
По опушке леса проходила железная дорога и однажды группа сорванцов разбила все окна проходящего поезда, даже попав в некоторых пассажиров. Скандал и позор для всего корпуса был несмываемый! Начальство начало расследование: кто и что видел, кто зачинщик? Результат, как и следовало ожидать, нулевой, потому что кадетская заповедь гласила не только никогда не доносить, но наоборот, стараться покрыть виновных.
Но этот случай был хулиганским, направленным против традиций о честности и чести. Старшая первая рота почувствовала себя обязанной раз и навсегда пресечь возможность повторения таких или подобных выходок. Отлично сознавая, что настоящих виновных не обнаружат, старшие решили выпороть всю виноватую роту. Понятно, не поголовно, а лишь тех, на кого укажет судьба. Виновные были из четвертой роты, которую старшие и построили, строго следя, чтобы никто не сходил с места. Затем приказали рассчитаться по пять. Оказалось, что пятых, десятых, пятнадцатых и т.д. слишком много. "Счастливцы" передавали свои номера, чуть не всхлипывая.
Наказание, пусть и запрещенное и несвоевременное, возымело свое действие, большего такого не было. А начальство даже ничего не узнало о происшедшем ввиду строжайшей традиции недоносительства.
Кадетские корпуса шутливо назывались "болотами", и юнкеров, бывших кадет, спрашивали: "Из какого болота?". А юнкеров некадет, гимназистов и реалистов называли "юношами с вокзала".
Глава 4.
Генерал Адамович внешне производил впечатление холодного и сурового человека, но особенностью его личности было то, что все его помыслы, каждый шаг его жизни тесно сливались с жизнью и делами корпуса, так что невозможно было отделить его самого от его дела. Он жил корпусом и кадетами. В первые годы отношение к нему со стороны кадет было в лучшем случае сдержанное и настороженное, а у некоторых явно недоверчивое. Тем не менее, кадеты знали и понимали всю тяжесть борьбы, которую он вел на благо корпуса, и прилагали сами усилия к тому, чтобы поднять его репутацию на должную высоту.
Стол генерала Адамовича стоял с левой стороны комнаты, а все стены были увешаны разными фотографиями из жизни Лейб Гвардии Кексгольмского полка, а на стене справа была прикреплена шашка с ножнами накрест и офицерский наган.
* * *
- Господин генерал! - почтительно обратилась к генералу Адамовичу жена председателя городского собрания. - Мы очень рады, что ваш корпус находится в нашем городе. Вы внесли свежую струю в его размеренную жизнь, а ваши воспитанники служат образцом служения своей Родине для наших юношей. Можем ли мы оказать вам какую-нибудь помощь?
- Спасибо, - с благодарностью посмотрел на женщину Адамович, - благодаря вашему королевичу мы ни в чем не нуждаемся. Единственное, чего не хватает моим мальчикам, это домашнего тепла и уюта. Многие из них, проведя годы без семей, огрубели и одичали. Если бы сербские семьи принимали к себе по воскресеньям и праздникам гостями кадет...
Сербские дома широко и радушно открыли свои двери в ответ на просьбу Директора Корпуса. Середу приписали к священнику Мартинковичу, который кроме своего прихода управлял и большой кондитерской в городе.
- О, мой Бог! - воскликнула жена священника, впервые увидев Андрея. - У вас уже Георгий?! Проходите, молодой человек. Сейчас будем кушать.
Середа, еще толком не зная языка и обычаев, и к тому же совершенно отвыкший от домашней обстановки, чувствовал себя неуютно. От излишнего внимания, которого он был лишен последние годы, его бросало в краску. Как были мучительны переживания, когда Андрей не знал, с чего начать разговор и молчание затягивалось. Попытка гостеприимных хозяев постоянно подкладывать ему все новые порции вкусно приготовленной еды казались жалостью, которая обижала душу кадета.
На следующие выходные под предлогом дежурства он "словчил", передав добрым сербам записку, что извиняется, но... служба. А через час пришел посыльный с пакетом всяких сладостей, и с ответным письмом, что они очень переживают за него, и ждут на ближайших праздниках. Благодарность к этим незнакомым людям наполнила сердце. Посылку он разделил с друзьями, дружно и весело уничтожив.
* * *
- Кадет Середа, - обратился к Андрею преподаватель истории. - В каком году началась тридцатилетняя война?
Андрей мучительно пытался вспомнить, но непрочитанный материал не вспоминался, и кроме последних приключений индейцев в американских прериях в голове ничего не было.
- Плохо, - произнес преподаватель и повторил. - Очень плохо. Из вас не вырастет хороший кадет.
Кровь прилила к лицу, и Середа густо покраснел. Удар был ниже пояса. Быть плохим кадетом - значит быть объектом насмешек. Быть плохим кадетом нельзя. Быть плохим кадетом - значит позорить свою фамилию, семью, братьев, Россию.
- Никак нет - гордо произнес он.
- Вы еще будете спорить? - удивился историк.
Середа промолчал, но в голове уже зародилась шальная мысль.
В эту ночь, когда кадеты спали безмятежным сном, в классе одиноко горела лампа, при тусклом свете которой за очень редкой книгой об истории тридцатилетней войны сидел Андрей Середа, после прочтения каждой страницы откидываясь на спинку стула и тихонько шепча губами заученный материал, тут же перепроверяя свои знания. Поздней ночью кадет потушил лампу, и усталый, но гордый собою отправился спать. Он был готов доказать учителю истории, что он - не просто хороший, а отличный кадет...
... Кадет Середа продолжал усердно тянуть руку. Этого преподаватель уже не мог вынести. Что возомнил о себе этот мальчишка? Раз спросил этого кадета, чего он хочет, так тот дополнил рассказанное учителем так, что стыдно стало... Явно изучил много дополнительного материала, и теперь выставляет в дураках преподавателя...
Вконец раздосадованный Сергей Иванович оборвал урок:
- Середа! Если вы знаете так, что мешаете мне проводить урок - продолжайте за меня!
- Есть! - опешил Андрей, но чувствуя, что отступать поздно, пошел за учительский стол, решив доводить свою наглость до конца.
Радостные и внимательные глаза кадет глядели ободряюще, потому он с воодушевлением рассказывал изученный материал. Закончив, вопросительно посмотрел на преподавателя.
Сергей Иванович в полнейшей тишине неторопливо подошел к своему столу, и крупно поставил Середе самый высший бал, после чего тут же сделал запись в педагогический журнал о неслыханной наглости кадета Середы...
* * *
Кадет Алексей Нащекин, которого сами кадеты звали Алехой или Циклопом, стоял со слезами на глазах перед строем и не мог удержать их. Неужели за такие безобидные проделки надо выгонять из Корпуса? Ведь он не со зла! Подумаешь - показал младшему кадету звезды через рукав снятого френча, одновременно окатив любопытного ледяной водой, так он сам же пожелал посмотреть на них. Ну, вставил молодому "гусара" во время ночного дежурства, как раньше вставляли и ему, так кто же не ставит. Просто попался он принципиальному Директору, вот и результат... Не сможет он без родного Корпуса! Не сможет! Кадет он! Слезы бегут по щекам, но тверд Директор...
- Паршивую овцу из стада вон! - повторил генерал Адамович, - Кто не достоин быть кадетом, тот должен покинуть корпус.
Кадеты провожали его с грустью.
- Алеха! Ты - настоящий кадет! Помни это и гордись этим!
- Циклоп, мы всегда будем считать тебя кадетом...
- Прощайте, друзья...
Глава 5.
Ранним утром 1 октября 1921 года из Сараево в Белград прибыла первая кадетская группа для поступления в Белградский университет. Вместе с кадетами Крымского Корпуса вся "студенческая" группа насчитывала около 35 кадет. Первые месяцы дышали безысходностью и неопределенностью. Кадеты жили на случайные пособия, которые с трудом удавалось достать в разных учреждениях, почти все работали на черной работе всюду, где только можно было устроиться. И, наконец, после долгих хлопот и томительного ожидания, были приняты в Университет и начали получать от Державной Комиссии ежемесячную студенческую стипендию. Все кадеты дружно держались друг за друга и представляли собой сплоченную группу в разношерстной студенческой массе. Жили в общежитии, в полуразрушенных бараках, совершенно лишенных самых элементарных удобств.
Вскоре образовался Союз Русских Студентов, в который вошла и вся кадетская группа, но когда в среде Союза началась борьба между разными политическими группировками, и обнаружились крупные денежные злоупотребления со средствами Союза, среди кадет возникла идея организовать первое кадетское Объединение. К Пасхе 1923 года был написан Устав, принятый на Общем Собрании, которое состоялось в подвале соседнего дома. На праздники несколько кадет поехали в Сараево, где и попросили генерала Адамовича утвердить Устав и принять звание Почетного Председателя Объединения, на что он согласился.
Цели Объединения вкратце сводились к следующему: сохранение и укрепление связи между кадетами после окончания корпуса, создание своей Кассы Взаимопомощи, и всемерная помощь кадетам младших выпусков, приезжающих в Белград для поступления в Университет.
Начали выпускать свою газету, на которую катастрофически не хватало денег, потому, чтобы восполнить недостаток средств, выпускники кадетского корпуса продавали кровь в больнице, отдавая все деньги на издание.
В 1925 году в городе Лувене в Бельгии было основано Объединение бывших кадет. Русская колония в Брюсселе поддержала идею кадет создать стипендию Объединения для оказания помощи кадетам, кончающим корпус и желающим продолжать учиться. Для этого были выпущены подписные листы для единовременных и ежемесячных взносов в фонд стипендий. Кадеты учились настолько хорошо, что комитет помощи русским студентам имени Кардинала Мерсье предложил взять на себя половину стоимости содержания стипендиатов из числа кадет.
Почетным председателем Объединения был избран генерал-лейтенант Адамович, в чье распоряжение поступали вновь образуемые стипендии, а он присылал в Бельгию каждую осень кадет последнего выпуска. Также по его просьбе Объединение собиралось сбором средств на покупку штатского обмундирования для выпускных кадет.
Для оказания помощи нуждающимся, на входе находится кадетская фуражка, в которую каждый кладет, что может и иногда она ходит по столам. Это фонд кадетской солидарности.
Все и всегда помнят, что первый приют кадеты нашли в братской Сербии и благодаря бывшему кадету, Королю Александру, смогли стать на прямую дорогу.
* * *
До 19 апреля 1922 года, пока в Белграде существовала Русская военная миссия, кадетский корпус находился в ее ведении. А к началу ноября он должен был перейти в ведение министерства просвещения Королевства СХС. В связи с этим корпус, который, согласно русским программам, имел всего 7 классов, должен был перейти на 8-летнее обучение. Только кадеты, окончившие 8 классов, могли продолжать обучение в университетах Королевства СХС и других странах.
В апреле 1922 года кадеты Русского Кадетского Корпуса начали готовиться к участию в параде по случаю свадьбы Короля Александра. Свадьба должна была состояться в Белграде в первых числах июня, а военные парады по этому случаю во всех местах, где стояли воинские части, то есть и в Сараево, где находился Штаб IV Армейской области, командиром который был генерал Хаджич. Все три роты Корпуса участвовали на параде и из всего сараевского гарнизона кадеты прошли лучше всех. Хаджич поблагодарил генерала Адамовича за участие в параде, сказав:
- Кадеты - это гвардия города Сараево!
Глава 6.
- Кадет Леонтьев.
- Я!
- Не является ли вам родственником Константин Николаевич Леонтьев, русский писатель и философ-богослов?
- Так точно, является. По деду.
- Да, наслышан, наслышан... Выйдя из кадетского корпуса, он окончил медицинский факультет Московского университета, затем участвовал в Севастопольской обороне, а с 1863 года начал дипломатическую службу... По кадетски начал...
- Как, господин преподаватель?
- Отхлестав хлыстом французского посла... За то, что тот позволил себе в его присутствии дурно отозваться о России...
Кадеты довольно рассмеялись, а Леонтьев зарделся гордым румянцем...
Расположенный неподалеку от Корпуса фруктовый сад был лакомым кусочком. Под яблонями располагались табачные грядки, а для охраны того и другого был нанят красочный старик-черногорец. Его национальный наряд дополнял солидный "ливор" - пятизарядный револьвер, чей возраст был несколько старше обороны Севастополя, а по убойной силе который представлял собой что-то среднее между легкой пушкой Гочкиса и "семипядной" пищалью времени героических вой Черногории с турками.
Среди яблонь более других одна была привлекательна своими особенно сочными и вкусными плодами, тем более что взобраться на дерево было легче легкого, так как под яблоней был врыт столик и скамейка, прямо над которыми нависали тяжелые ветки.
- Близок локоток, да не укусишь, - завистливо прошептал Доценко, не в силах отвести глаза от ароматных плодов.
- Быть такого не может, чтобы кадет не справился с любым делом, с любой задачей, - зло ответил Середа. Он чувствовал, что должен подтвердить свои слова делом, и это было бы лучшим подтверждением его слов.
- Ты что, правда, пойдешь?... - изумленно кивнул в сторону сада Доценко.
- Пойду! - понимая, что отступать поздно кивнул Середа.
Чтобы не подвести товарищей своим проступком в случае неудачи, Середа решил никому ничего не говорить, и если что - всю вину брать на себя. Потому, дождавшись, когда его товарищи заснули, он смастерил из шинели чучело на своей кровати, мгновение полюбовался своим творением, и, перекрестившись, отправился в набег.
На счастье кадета ночь была облачной, набегающие на месяц облака помогали укрываться в тени яблонь, и потому, по-пластунски успешно миновав обходившего сад деда, Середа мигом взобрался на яблоню. Удачное маневрирование придало ему уверенности. Чувствуя себя в совершенной безопасности, он не торопясь наелся сам, и затем принялся набивать карманы и пазуху рубахи - "про запас", что должно было послужить перед другими кадетами доказательством его бесстрашного поступка. К неудовлетворению Середы, когда яблоки уже некуда было пихать, послышалось сопение приближающегося деда-черногорца, который, не обнаружив при обходе сада следов каких-либо "злоумышленников", присел на скамью прямо под кадетом. Сквозь листву Середа увидел, как сторож вытащил из ковровой домотканой сумки бутылку, после чего раздалось длительное бульканье, и по воздуху поплыл густой аромат сливовицы. Дед довольно вздохнул, прикурил люльку и счастливо растянулся прямо на столу. Середа терпеливо ждал, понимая, что сторож теперь должен отправиться в очередной обход. Но вместо обхода сада дед заливисто захрапел.
Середа в отчаянии пытался найти выход. На столе уютно расположился дед, отрезав путь к отступлению, а прыжок с яблони в сторону вызвал бы шум, после чего дед, спросонок, не преминул бы бабахнуть в кадета из своего "ливора". Испытать на себе пробивную силу этой пищали - оторвет лихую башку Середы или нет, Середе не хотелось. Единственным выходом оставалась надежда, что дед проснется, и отправится в обход, дав кадету возможность тихонько убраться по добру - по здорову. Время шло - дед храпел. Не выдержав, кадет прицелился и уронил яблоко прямо сторожу на голову. Дед на минутку приподнял голову, мутными глазами озирая сад, что-то недовольно пробормотал, и снова захрапел.
Второе яблоко пошло в ход с удвоенной силой. От мощного удара в голову дед вскочил как ошпаренный, и длинным художественным монологом оскорбил ветер, месяц, звезды, солнце, все небесные светила, закрепив сказанное десятикилометровой околесицей. Затем с чувством выполненного долга изливший негодование дед снова прикорнул на столике...
Все происходящее начинало бесить Середу. Ну нельзя же так пренебрежительно относиться к своим обязанностям! Кадет выбрал яблоко покрупнее, размахнулся со всей мочи и... со страшным грохотом свалился прямо на спящего деда.
Дальнейшие события разворачивались со стремительной быстротой: дед вскочил на ноги, и кадет оказался сидящим у того на плечах. Издав дикий крик, дед кинулся в темноту сада. Середа держался за уши сторожа, боясь от бешеной скачки сорваться на землю. От нервного бега деда сорванные яблоки сыпались на землю из кадетской пазухи. Скачка продолжалась до первой грядки, споткнувшись о которую, дед растянулся плашмя во весь рост. Кадет перелетел через деда, ударился о дерево, но не успел подняться, как мимо него промчался вскочивший дед, с воплями исчезнувший в темноте. Превозмогая боль, Середа кинулся в другую сторону. Только при подходе к Корпусу кадет обнаружил за пазухой одно единственное уцелевшее яблоко.
Утром, будучи дневальным, Середа отправился за чаем на кухню, куда зашел получать свой паек и дед-сторож. С чаем вышла задержка, и пока все ожидали начала выдачи, дед свернул длинную крученку, вставил неторопливо в мундштук, закурил и между затяжками начал поучать кадет:
- Вот вы все учитесь... А только все ваши знания - ни к чему. Доведись вам пережить то, что пережил я этой ночью - и в живых бы вас, небось, не было...
- А что? Что? Расскажите нам! - обступили его кадеты.
- А вот в чем... - степенно начал дед, - Обходил я сад, как и полагается, ночью. Как вдруг мне на плечи скок! Вукодлак оказался! Весь синий, только зубы изо рта белеют. Совсем уж собрался всю кровь из меня испить. Да только и я то - не промах: прочел молитву Святому Савве - моей "Крестной Славе", ну он и не выдержал молитвы... Как лопнул с треском, и серой запахло...
Кадеты охали, и с интересом обсуждая рассказ, пытались узнать от героического деда новые подробности. Середа считал, что передача дедом ночного события несколько расходилась с действительностью, но оспаривать не решился, хотя ему очень хотелось сказать, что в "серном запахе" он был неповинен.
Глава 7.
Кроме кадетского корпуса в Белой Церкви находился Мариинский Донской Институт, эвакуированный из Новочеркасска. У многих кадет в нем учились сестры-институтки, и в воскресные приемные кадеты навещали сестер. А каким желанным праздником для институток и кадет было Рождество, приносившее много радостей! Все с нетерпением ждали елки в институте, на которую сначала воспитанницы младших классов, с первого по четвертый, приглашали соответствующие классы кадет, затем был бал для старших, от пятого до восьмого класса, и, наконец, бал для старших классов.
Как бьется сердце при виде стройной и прекрасной институтки, изредка бросающей на тебя свой озорной и улыбчивый взгляд! Как они свежи и чисты, эти чудесно-целомудренные создания, как грациозно и изящно двигаются под звуки кадетского оркестра!
Начальницы и классные дамы строго следят за своими воспитанницами, запрещая им отвечать даже на поклон кадета при встрече на аллее, но почти каждый кадет получал на праздник маленький конверт-поздравление, как доказательство крепкой и чистой дружбы.
На выпуск - ночной парад под командованием традиционного начальства. Офицеров нет, но парадные колонны двух рот кадет следуют в идеальном порядке. Взлетают крымские прапора фанфар, гремит оркестр и к молчаливому восторгу юношей, не сворачивая, как обычно от корпусного лазарета в корпус, а рискуя многим, колонна движется прямо к фасаду институтского здания.
А там, внутри, уже давно приподнялись сотни девичьих головок, прислушиваясь: вдруг гром знакомых звуков у самых стен, и уже ничто не могло остановить ураганный лет, в тот момент белых "эскадронов", с восхищением прилипших к окнам.
Старший музыкант, разразившись громом последнего аккорда марша, резко оборвал оркестр и вместо барабанов полилась песня:
- Справа и слева идут...
- ИНСТИТУТКИ!!! - ахнули в тон двести пятьдесят голосов.
- Куда же нам братцы равненье держать? - жалобно продолжает запевала.
- Равнение направо! - угадывает желание товарищей "генерал" выпуска, и те, повеселев, в море девичьих лиц ищут глазами "свою"...
Машут руки девушек: "сегодня увидимся, днем на параде, а вечером на блестящем кадетском бале...".
Русский Кадетский Корпус считался в Югославии одним из лучших учебных заведений, в которое почитали за честь попасть и сербские юноши. Но однажды пришло распоряжение, что югославы в русском корпусе учиться не смеют. Как оказалось, в Войной Академии (Юнкерское училище) произошел инцидент. Один преподаватель увлекался Францией, считая ее единственным другом Югославии, а царскую Россию был не прочь унизить. Однажды на лекции, говоря о прорыве в Восточную Пруссию, он неуважительно отозвался о русской армии. Один из юнкеров заметил, что прорыв был сделан во имя спасения Франции, чем задел лектора за живое, и он разошелся, ругая Россию. Неожиданно один юнкер-серб встал и потребовал, чтобы в его присутствии не оскорблялась память царской России. Растерявшийся лектор замолчал, а потом спросил: "Какое тебе до этого дело?". "А такое", ответил юноша, "что я хоть и серб, но в некотором роде русский. Я - русский кадет!". После такого заявления лектор устроил скандал, потребовал исключения юнкера из училища. Как же так, мол, этим русским разрешили создать учебное заведение, а они в нем так сербов учат, что те становятся русскими патриотами... Кончилось все это запрещением югославам учиться в русских кадетских корпусах...
* * *
- Мною получено письмо от Андрея Усарова, нашего кадета, окончившего корпус в прошлом году, - "генерал" выпуска обвел всех кадет внимательным взглядом. - Он сейчас студент в Загребе. В письме описывает ужасное положение наших кадет, многие из них на грани истощения от голода. Работу найти чрезвычайно трудно... Они наши братья-кадеты. Прошу вашего позволения, чтобы обратиться к Директору Корпуса с прошением - не давать нам в течение трех дней второго блюда и собранные таким образом деньги отправить голодающим кадетам в Загреб. Если кто против, предлагаю высказаться...
Его слова встретили молчаливо, все кивали в знак согласия. Мы переживем. Помочь надо.
Глава 8.
В октябре 1922 года Приамурское правительство под напором красных принуждено было приступить к эвакуации из Владивостока и закончить борьбу. 26 октября армада из 26 самых разнообразных судов собралась в бухте Посьет и направилась к Филиппинским островам. Командующий Сибирской флотилией контр-адмирал Ю.Г. Старк принял кадет на свои корабли и, войдя в положение детей, обеспечил их необходимым запасом продовольствия. У острова Формоза флотилия попала в жестокий шторм, во время которого было потеряно судно "Лейт. Дадымов", вместе с которым сгинуло 14 сибирских и 19 хабаровских кадет... Остальные суда флотилии с трудом добрались до Манилы, где и были интернированы американцами.
* * *
В Шанхае располагались два сибирских кадетских корпуса, которые сразу ощутили перемены, после того, как в феврале 1924 года Англия признала Советский Союз. Средства от бывших союзников перестали поступать, а пресса вдруг начала лить грязь на павшую Империю. С этого времени помощь поступала лишь от русского военного атташе генерала Подтягина и русских обществ в Тьянзине и Ханькоу. Единственный иностранец, принявший участие в судьбе юношей, волею судьбы оказавшихся в Китае, был благородный, рыцарского духа офицер с традициями блестящей, старой Франции Чарл Гарбуа. Он создал фонд помощи кадетам и развил инициативу по собиранию средств.
- Да мы что, сами себе на кусок хлеба не заработаем? Все равно нам на лето ехать некуда, будем работать в мастерских, да хоть где, лишь бы сохранить корпуса! Женька, поедем вместе работу искать? - позвал друга кадет Ризо.
- Поедем, - кивнул Евгений Лазарев, - только куда? Англичане запретили всем местным принимать на работу "бледнолицых братьев", чтобы не подрывать авторитета белого человека. Аристократы, яти их мать...
- Так плевать мы хотели на саксов! По ихнему что, мы сдохнуть должны? Не будут брать, поедем подальше от центра, Китай большой.
Кадеты заняли несколько центов и пустились в дорогу, пересаживаясь с трамвая на трамвай, с концессии на концессию, пока не оказались на сенной площади китайского сектора милях в шестидесяти от европейского центра. Обратной дороги не было, потому собрав клочья сена, оставшиеся от кормежки китайских лошаденок и волов, они уложились спать прямо на свежем воздухе. На подошвах ботинок, по примеру китайских рабочих, кадеты написали мелом требуемую дневную плату за работу. Китайцы на своих подошвах запрашивали по доллару, но, решив сразу не наглеть, кадеты начали с 25 центов в день: 9 центов на питание за три чашки риса и 16 центов в корпусной фонд Чарля Гарбуа. Такие скромники были востребованы в первую очередь, потому после того, как китайские огородники неделю будили их в три часа утра, друзья подняли свою цену до 50 центов, в связи с чем могли позволить себе вместо риса порции китайских пельменей.
Потом кадет Ризо заболел какой-то восточной гадостью, и Женька продолжал ездить один, уже став своим для китайцев на сенном рыночке.
Однажды на рынке он увидел смутно кого-то напомнившего человека в стального цвета офицерской пелерине поверх беспогонной заплатанной формы. Мужчина завернулся в пелерину и по русскому обычаю перекрестясь, растянулся на клочке сена. На Женьку - человека в лохмотьях, он не обратил никакого внимания. Женька почувствовал своим долгом объяснить ему, что тот забыл написать на подошве условие своего дневного "жалования", и кадет подошел к соотечественнику. И лишь вблизи с чувством радости узнал в мужчине бывшего командира Сибирского стрелкового полка из Никольско-Уссурийского гарнизона полковника Соколовского, который когда-то бывал частым гостем у них дома.
- Господин полковник! - обратился кадет. - Вы меня не помните? Я Лазарев из Никольска Уссурийского.
- Ну, как же, помню! - воскликнул полковник. - Вы тоже судьбой заброшены сюда?
- Так точно. Вместе с кадетским корпусом. Сейчас подрабатываю. А вы, почему же не соблюдаете традиции китайской сенной площади и не пишете цен, требуемых за труд?
- Да я тут, - рассмеялся офицер, - лишь бы переспать в хорошем обществе, а работа у меня, братец, постоянная. Недалеко кожевенное предприятие, работа тяжелая, да платят неплохо. Если желаешь, могу и за тебя походатайствовать.
- С радостью, господин полковник, - оживился Женька, - пока я от этой поденщины не помер.
В эту ночь он лег спать, стерев с подошвы "прокламацию" цены, и заснул блаженным сном в мечтах об индустриальной перспективе.
Ночью их разбудил тропический ливень, промочив до последней нитки, и поругивая стихию они решили на базаре больше не спать, а снять себе "номер" в бараке китайских рабочих.
Барак оказался длинным четырехугольным помещением в два ряда трехэтажных нар с бамбуковой жердью, означавшей ширину снятой площади и определенную уединенность положения. Полный человек туда мог не влезть, а перемещение жерди означало бы двойную плату за "номер".
Полковник с кадетом были тощи, потому три цента обеспечивали им их частный уют. Соколовский забрался на самый верх, под ним Женька, а снизу какой-то приятный китаец. Слева и справа тоже похрапывали китайцы. Стены барака были построены из бамбукового плетня, в щели которого ночью влетали миллиарды комаров, привлеченных вкусом запахом двухсот грязных человеческих тел. Узкий немощенный проход посредине барака всегда был грязный и скользкий из-за подтеков частых дождей.
В первые ночи Женьке было тоскливо: казалось, что комары решили есть только его белое тело, а к ним добавились и личные насекомые соседей, обративших внимание на новое "меню".
Кожевенное предприятие оказалось более чем примитивным. Кадет с полковников состругивали шерсть с говяжьих кож, которые им их "помощники" крюками вытаскивали из известковых бассейнов и помещали на короткие бревна, подпертыми с одного конца двумя ножками.
Юноша быстро забыл, каким бывает свежий воздух. Кругом была одна грязь, пропитанная белой известью, в воздухе тоже белая, разъедающая глаза и тело известковая пыль.
Тлеющие кожаные обрезки и гниющие жилы, которые изредка сгребались в сторону вдоль стен и удушливая жара давали такую удушливую вонь, что создавалось впечатление, будто вокруг находятся трупы гниющих мертвецов. Этот смрад преследовал Женьку всегда, куда бы он ни шел, и это начинало приводить его в ужас и физическую изнуренность. Полковник, если и уставал, то никогда не показывал этого.
Постепенно кадет стал привыкать к своей работе, к жирным клопам, к своей дыре-"номеру". Вечером они с Соколовским плескали из ушата на белые от пыли головы горячую от солнца воду, и зачастую забыв о вечерней чашке риса, засыпали крепким сном.
В субботу полковник всегда уезжал на французскую концессию, где его ждали домой жена и три дочурки, а Женька, в целях экономии иногда оставался на воскресенье. Вместе с китайскими рабочими, пытаясь сидеть, как и они на корточках и также глубокомысленно молча, кадет поглощал двумя палочками пельмени сомнительного качества, после чего играли в домино, чуть позже начиналось представление китайской классической гимнастики, а то и бой петухов.
Но однажды в ночь с субботы на воскресенье Женька проснулся оттого, что кто-то тянул его за ноги. Он приподнялся, где-то вдали слышалась стрельба, а за ноги настойчиво дергали его друзья китайцы - партнеры по домино. Вытащив с постели, они закрывали ему рот рукой, чтобы молчал, что-то пытались объяснить и запихивали под самый низ спального сооружения. Спрятанный под нарами, кадет слышал галдеж, беготню со стороны европейских концессий непрекращающуюся стрельбу. Из ночных объяснений друзей он мало что уяснил, но по скользнувшему вдоль горла пальцу понял, что режут горла. Страшно было представить, что будет с ним, если жаждущие крови белых китайцы найдут его. Еще в Сибири он увидел, что представляет из себя методика выворачивания горла ножом китайскими хунхузами.
Целый день он сидел под вонючими нарами, задыхаясь от жары, и лишь поздней ночью, когда все успокоилось, два друга вползли под нары, намазали его лицо чем-то ужасно пакостным, и со всеми мерами предосторожности они, наконец, выбрались из барака.
Тесные улицы были спокойны, по дороге китайцы объяснили, что какой-то Чан Кайши идет на белый Шанхай. Прошлой ночью с помощью поваров, садовников, гувернанток и другой прислуги в белых концессиях они устроили побоище своим белым хозяевам, их женам и детям.
Изрядно поплутав, к рассвету они вышли к французскому кварталу, перед которым какой-то портянкой в грязном канале с китайскими отбросами спасители кадета протерли его лицо и, содрав соломенный плащ рикши и конусную шляпу, толкнули юношу на мост, в конце которого была полиция...
Когда Лазарев прибыл в корпус, трубы уже играли подъем, и товарищи обрисовали ему не привлекательную картину:
- И вот, этот китайский генерал Чан Кайши, закончил высшую военную академию в Москве, вернувшись на родину, с места в карьер организовал против белых диверсионно-террористическую группу, которая в ночь с субботы на воскресенье уничтожила множество европейцев самым примитивным способом...
- Так, а что же его не арестуют? - удивился Лазарев.
- Ха! Попробуй арестуй, когда в пятимиллионном китайском секторе идет повальная мобилизация китайцев, и два миллиона белых теперь с часу на час ожидают вооруженного нападения. Китайцы национальной армии отступили. А вся международная флотилия ушла с рейда Шанхайской реки Янг-це на летние маневры в море. Англичане в панике, вся городская полиция вместе с военнообязанными не в силах задержать китайцев и спасти город...
Всю ночь заседал подконтрольный англичанам городской комитет, а под утро, в спешном порядке, с подчеркнутой вежливостью и почетом на заседание был приглашен русский генерал Савельев.
- Вот, ироды, - поругивался генерал, неторопливо одеваясь, - лицемеры! Два года мы испрашиваем у этих зажратых аристократов разрешения на высадку десяти тысяч русских солдат на берег, но слышим отказ. Два года наши солдаты болеют и мрут от различных болезней на кораблях в порту, не имея возможности сойти на берег... А как азиаты стали резать белых, эти наши доблестные "союзники" сразу вспомнили о существовании русского пушечного мяса, имеющего восьмилетний опыт мировой и гражданской войн, и которое к счастью находится всего в десяти милях от города.
- Все равно надо помогать, - ласково провела по его щеке жена.
- Надо, уж китайцев-то я хорошо изучил. Еще в Хабаровском кадетском корпусе, когда учился, наслышался про их вероломство.
На прибывшего русского генерала члены городского комитета смотрели как на спасителя, с мольбой и надеждой.
- Мы надеемся, господин генерал, что вы осознаете свой долг солдата по спасению наших семей, - закончил свое выступление председатель.
- Осознаю, - как от зубной боли поморщился генерал. - А вы должны осознать, что русский солдат должен получить все необходимое, от питания до оружия, чтобы спасти ваши задницы.
Он на секунду замолк, ожидая возмущения или недовольства, но члены совета скромно молчали.
- Каждый русский солдат поступает на полное довольствие. Жалование каждому по три доллара в день, питание и обмундирование, и... по два пулемета на двух солдат.
- Э... А это обязательно? - удивленно спросил лысоватый англичанин.
- Если вы никогда не воевали с китайцами, то видимо, не знакомы с тем, как они ведут атаки. Стрелять придется без перерыва, накалившийся пулемет должен быть заменен другим.
Все требования генерала Савельева были выполнены. На следующий день после обеда к главному стратегическому пункту стали подходить батальоны русских солдат. Все они были пока еще в заплатанном русском обмундировании, с бледными и болезненными лицами, но веселы и довольны.
- Живем, ребятушки! Первый раз за два года такие харчи!
Русская строевая песня удало лилась над Шанхаем, вместе со своими частями прибыло и два оркестра. Старшие взвода русских кадет были включены в состав Французского Волонтерного Корпуса, и благодаря тому, что в свои пятнадцать лет Лазарев смело сходил за семнадцатилетнего, к обеду он тоже получил винтовку французского образца с почти русским четырехгранным штыком.
На самом трудном центральном участке заняли оборону десять русских батальонов и англо-русские соединения великобританской полиции. С левого фланга располагались батальоны французов, а справа от русских были англичане, затем итальянцы и японцы. С раннего утра, всюду, куда хватало глаз, кадеты видели сине-черные массы китайцев в движении.
Благодаря заботе и вниманию французского командования к кадетам, их рота не имела потерь. Они были расположены в наименее опасном месте, хотя и им не раз приходилось открывать огонь по команде своих офицеров. Ежедневно кадетскую роту сменяла одна из рот французов.
В центральном же направлении, где были расположены русские батальоны, всегда был слышен адский огонь, потому что именно туда был направлен главный удар китайцев. Вот тогда Лазарев впервые увидел атаку толпы китайцев.
Вооружение их было более чем бедно: передние части с разнообразным огнестрельным оружием, с беспорядочной стрельбой и готовностью к штыковому бою, затем массы вооруженных самым примитивным оружием вплоть до вил и ножей в зубах и, наконец, армейские части с задачею, очевидно, бороться с теми, кто останется после заплескивания достигнувшей людской волны.
С ужасом Женька представлял, что произойдет, если когда-нибудь эта молча несущаяся жуткая лава людей достигнет линию защитников города. Но из дня в день она опрокидывалась смертельным ураганным огнем пулеметов и иногда артиллерии, отливала назад, переформировывалась, и снова атаковала....
По ночам и в дождь сражений не было, за ночь убирались выросшие за день горы трупов и стонущие весь день раненые, а на следующий день наступало повторение предыдущего дня.
В один из дней пришло сообщение о гибели генерала Сычева, командира трех сводных армейских батальонов, погибшего от китайской пули. Тело погибшего было выставлено в одной из русских церквей и похоронено в русской части Шанхайского кладбища, на "Баблинг Вэлл роод".
Похороны были очень торжественные, с участием рот волонтерских корпусов и полиции. Перед лафетом с шестеркой вороных лошадей конной полиции шло многочисленное русское духовенство и военный хор. За лафетом следовала группа офицеров, затем два кадетских корпуса и дивизионы казачьих частей: забайкальцев, амурцев, уссурийцев и енисейцев...
Такого торжественного и красочного шествия по "Нанкин Роод" едва ли когда-нибудь видел семимиллионный Шанхай, жители которого запрудили улицы и снимали головные уборы при проезде лафета, гроб которого был покрыт трехцветным флагом.
Проходили дни и недели, атаки китайцев становились все настойчивей и решительней, когда, наконец, на морском горизонте появились суровые и решительные по калибрам вооружения военные суда. Не торопясь, с грозным видом наведенных орудий без чехлов прошли плавучие крепости мимо шанхайской крепости Вузунг и углубились на двенадцать миль по реке Янг-це, недвусмысленно говоря, что по одной команде вмиг уничтожат врага, замкнувшего в кольцо белые концессии. Генерал Чан-кайши сразу "успокоился"...
Семьдесят дней два миллиона европейских мужчин, женщин и детей дрожали за свои жизни, в ожидании, что людская лава китайской массы прорвется и наступит жуткая поголовная резня.
Русские солдаты, которым не было дано право на высадку с кораблей и на человеческую жизнь, безропотно стояли перед лицом смерти, благодаря чему город был спасен...
После спасения члены английского муниципалитета незамедлительно надели свои непроницаемые маски колонизаторов. Оставшиеся в живых россияне, после сдачи английской формы и добрых пулеметов, несмотря на радужные надежды остаться на земле, снова были водворены в тесные и влажно-нездоровые кубрики кораблей...
Глава 9.
Народный комиссар по делам национальностей Сталин задумчиво глядел на карту Российской империи. Столько наворотили... Сколько просрали - другого слова не подберешь...
Польша отделилась, прихватив Западную Украину и Западную Белоруссию... Румыны отрезали Бесарабию. Не смогли удержать Финляндию, Эстонию, Литву, Латвию. От "окна в Европу" осталась "форточка" через мелководный Финский залив. На Дальнем Востоке "буферная" республика. В средней Азии вообще ничего не поймешь - хозяйничают ханы, да нагло пытаются "залезть" со своим влиянием англичане. Горько видеть это лоскутное одеяло, горько. То, что собиралось веками, за что обильно плачено русской кровью, с непонятной щедростью разбазаривалось. А Кавказ? Что будет там? В свое время не случайно Армения, Азербайджан и Грузия добровольно вошли в состав Российского государства, укрылись под его надежной защитой. А что их ожидает теперь? Армян при первой возможности беспощадно вырежут турки, персы, курды, турецкие черкесы. Грузин ожидает схожая участь - раздробление и зверское истребление. Про Азербайджан вообще нечего говорить: слишком много охотников на его нефтеносные земли...
Ночами не спал Сталин, готовя "План автономизации", чтобы объединить республики на равных началах в единое государство, а подлый удар получил от ЦК Компартии Грузии, где верховодил Мдивани. Подлый националист, стремящийся сохранить свою власть! Причем мало того! Он хочет, чтобы Грузинская федерация включала в себя Азербайджан, Армению, Аджарию и Абхазию! Вот ведь подлый шакал, которому плевать на интересы России! Хочет владычествовать, и при этом заручиться поддержкой РСФСР на случай войны и экономических трудностей. На чужом горбу в рай решил въехать? Посылал к нему Сталин Григория Орджоникидзе, так Мдивани себя так чванливо и самоуверенно вел, что его приверженец Кабахидзе назвал Орджоникидзе "сталинским ишаком", за что и получил мощную пощечину!
Ленин специальную партийную комиссию назначил, под руководством Дзержинского, чтобы разобраться с этим "грузинским инцидентом", так она решительно поддержала точку зрения Сталина, чем Владимир Ильич остался недоволен. Он написал, что политическую ответственность "за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию возложить на Сталина и Дзержинского..."! Интересный прецедент - грузин и поляк в роли великорусских шовинистов?! Все боятся, особенно сионисты, сильного государства с крепким славянским ядром, уж им то в таком государстве нечего будет делать.
* * *
В 1920 году при Секретариате ЦК был создан особый отдел - Учраспред, который занимался мобилизацией, распределением и перестановкой партийных кадров. Для того, чтобы работа отдела была более четкой, на XI съезде партии, 4 апреля 1922 года была учреждена новая должность - "генерального секретаря", на которую был избран Сталин. Выбрали лишь потому, что в глазах большинства он был человеком посредственным, способным лишь выполнять распоряжения и, конечно, не мог быть ничьим соперником.
Через несколько недель после избрания Сталина генсеком с Лениным случился первый удар. Главным претендентом на место Ленина был Троцкий, за ним шел Зиновьев с Каменевым. Боясь, что Троцкий захватит власть, Зиновьев с Каменевым поспешили войти в соглашение со Сталиным и составили триумвират, который противопоставлял себя Троцкому. Пока Троцкий, Зиновьев и Каменев были поглощены дискуссиями, Сталин подбирал верных ему людей, включая их в состав ЦК.
9 марта 1923 года с Лениным случился третий удар, после которого он, не приходя в сознание, умер.
До 1929 года искусно лавируя между различными группами в ЦК, и осторожно стравливая их между собой, Сталин постепенно устранял всех потенциальных противников.
В 1929 году была проведена реорганизация ЦК, в результате которой был создан личный кабинет Сталина с секретным отделом, задачей которого был надзор за высшими руководителями партии, правительства и НКВД. Отдел должен был информировать "хозяина" о закулисной жизни опекаемых.
Теперь все секретари обкомов, крайкомов и ЦК национальных партий проходили через секретный комитет Сталина. Теперь он был готов к решительному бою.
Сосредоточив в своих руках огромную власть, Сталин сумел добиться снятия Бухарина с поста председателя Коминтерна. Его место занял Сталин.
21 декабря 1929 года происходило торжественное чествование Сталина по случаю его 50-летия. Вся печать приветствовала его как вождя Коминтерна, ЦК и народа. С этого времени начался новый период в истории России...
О приезде к Сталину звезды мировой величины в медицине семидесятилетнего Владимира Михайловича Бехтерева, основавшего в 1908 году психоневрологический институт и долгие годы руководившего им, знала жена и несколько особо приближенных людей, которые никогда бы не выдали тайну визита. Сам ученый должен был хранить профессиональную тайну. Он осмотрел Сталина утром, и поздно вечером после работы.
- Дорогой Иосиф Виссарионович, - покачал головой медик, - вам необходимо лечение. Мы видим неуравновешенную психику с прогрессирующей паранойей, выражающуюся в чрезмерной на данный момент подозрительности и мании преследования. Сильное хроническое переутомление и истощение нервной системы только обостряет болезнь. Ваша исключительная сила воли помогает сохранять рассудительность и работоспособность, но этот ресурс не безграничен. Я настаиваю на тщательном обследовании и длительном лечении, хотя бы дома! Самое главное - отдых, воздух, снятие психического давления, физическая закалка, постоянный щадящий режим с учетом возраста....
Сталин выслушал маститого ученного с безразличием:
- О сокращении объема работы не может быть и речи... Подготовьте лекарства, буду принимать. Осенью к морю поеду, на охоту похожу...
Через несколько дней после этого к Сталину прибыл Лаврентий Берия с еще одним грузином средних лет. Еще через несколько дней Берия с грузином приехали к Бехтереву, привезя в подарок ученому виноград, фрукты, хорошее вино. Владимир Михайлович с удовольствием отведал дары солнечного Кавказа, но после ухода гостей ему стало неожиданно плохо, трапеза с Берией оказалась последней в его жизни. Смерть Бехтерева никого не удивила, все-таки скончался пожилой человек...
Сталин чувствовал успокоение - теперь старый, рассеянный и бесконтрольный ученый никому не сможет ничего рассказать.
* * *
- Иосиф! - хитро посмотрел на Сталина Орджоникидзе, - Жалуются на тебя, что евреев не любишь?
- Нет плохих или хороших национальностей, - рассудительно ответил Сталин, - есть плохие или хорошие люди... Вот смотри, Серго, когда евреи стали активно проникать в Россию? В девятнадцатом веке, когда Россия возглавляла и вела все цивилизованное человечество. Наша промышленность могла выпускать что угодно: от паровозов, на которых ездила вся Америка, до прекрасных тканей; от самых лучших артиллерийских орудий до сложнейших приборов. У нас родился электрический свет, родилось радио. Америка была слабой, Западная Европа одряхлела и топталась на месте, и только Россия манила перспективами. Своих спекулянтов она не имела, потому привлекла внимание тех, кто не был скован никакими правилами, кто стремился лишь к одному: нажиться, устроиться повыгоднее самому и устроить своих близких. Вспомни заповедь сионистов: "Нееврейское имущество - свободное имущество".
- Но ведь русское правительство воздвигло на пути миллионов евреев, пытавшихся прорваться на просторы страны, крепкий заслон, определив черту оседлости? - возразил Серго.
- Так, а помнишь, сколько было проклятий по этому поводу? Каждый народ должен иметь какую-то основную территорию, где сохраняются язык, обычаи, традиции, где изучают в школах свой язык, издаются свои книги и газеты. Почему евреям этого не надо, и они даже этим возмущались? Потому что им нужна какая-нибудь нация, обосновавшись в которой они могут торговать, развлекать, советовать, руководить. В зонах оседлости им приходилось самим работать... Коренное население берет из окружающего мира лишь то, что нужно, инстинктивно заботясь о будущем, о своих потомках, а пришельцев это не заботит. Они раздергивают, растаскивают материальные и духовные ценности, составляющие национальное богатство страны, развращают неустойчивую часть молодежи. На чем сыграл Гитлер, объявив евреев врагами человечества? На черной ненависти к ним медлительного и сентиментального немецкого купца, интеллигента, юриста, артиста, ремесленника, которых начали вытеснять евреи. Евреи в России постепенно прибирали к рукам промышленность, имея надежную поддержку богатых зарубежных сионистов. Посмотри сам - еврейские массы сосредоточены там, где больше богатств или возможностей для карьеры. Еще раз подчеркну, что основная масса еврейского населения угнетены, как и другие народы, но Троцкий и его сторонники - это агрессивные агенты сионизма.
- Лев Давидович опасный противник. Ум у него быстрый и гибкий, знания обширные, в борьбе не гнушается никакими средствами.
- Самое главное - какие цели он преследует. Если он говорит о русском народе "...Стадное, полуживотное существование крестьянства до ужаса бедно внутренней красотой, беспощадно деградировано... Жизнь... протекала вне всякой истории: она повторялась без всяких изменений, подобно существованию пчелиного улья или муравьиной кучи...", то видно, что он ненавидит великую историю и культуру России. Сионисты решили превратить Россию в "землю обетованную", поставив на ключевые посты два-три миллиона евреев, которые должны стать по их замыслу решающей и незыблемой силой. Весь остальной народ будет для них массой, которая будет создавать богатства и ценности для этой сионистской элиты. Я не дам им разграбить и поработить русский народ!
Сталин подошел к столу, из кипы документов достал какую-то бумагу и протянул ее Орджоникидзе:
- Почитай, Серго. Это "случайно" нашли среди других бумаг Троцкого.
Серго быстро пробежал глазами документ.
"Письмо константинопольских евреев к испанским".
"Дорогие братья в Моисеевом законе. Мы получили ваше письмо, в котором вы извещаете нас о муках и горе, которые вы переносите и которые нас заставляют так же страдать, как и вас. Мнение великих сатрапов и раввинов таково. Относительно того, что вы говорите, что король Испании заставляет вас сделаться крестьянами, сделайтесь таковыми, ибо вы не можете иначе поступить. Относительно того, что вы говорите, что вас заставляют покинуть ваше имущество, сделайте ваших сыновей купцами, чтобы у них (испанцев) мало-помалу отнять их имущество. Относительно того, что вы говорите, что у вас отнимают вашу жизнь, сделайте ваших сыновей врачами, аптекарями, и вы отнимите у них их жизни. Относительно того, что вы говорите, что они разрушают ваши синагоги, сделайте ваших детей священниками, теологами, и вы разрушите их церкви. Относительно того, что они причиняют вам другие мучения, старайтесь, чтобы ваши сыновья были адвокатами, прокурорами, нотариусами и советниками, постоянно занимались государственными делами для того, чтобы, унижая их, вы захватили эту страну, и вы сумеете отомстить за себя. И не нарушайте совета, который мы вам даем, чтобы вы путем опыта увидели, как вы из презираемых станете такими, с которыми считаются".
- Сосо, ведь хорошо написано, - заулыбался Орджоникидзе.
- Хорошо, - кивнул Сталин, - Знаешь, а прекрасно, что я - грузин. Потому мне трудно приписать великодержавный шовинизм, или национализм, ведь я не Грузией руковожу.
- Помню я еще, как Троцкий подготовил проект декрета "О самой угнетенной нации".
- Было дело, - насмешливо ответил вождь, - это где он утверждал, что евреи в России подвергались самому тяжкому гнету, преследованиям и унижениям, потому должны иметь особые льготы и права при получении жилой площади, при поступлении в учебные заведения, при выдвижении на руководящие посты... Да, мразь...
- Иосиф, почему ты так долго с Троцким нянчишься? Давно пора его на чистую воду вывести.
- За спиной Троцкого стоят внушительные силы, способные причинить нам большие неприятности, - и недолго поколебавшись, продолжил. - Они дали мне знать об этом без обиняков. Это было похоже на ультиматум, а серьезные обострения не выгодны сегодня для нас. Мы вышлем его за пределы СССР. Пусть там свои сионистские собрания проводит. Не забыл, как они в мае семнадцатого, при Временном правительстве провели Всероссийский сионистский конгресс, суть которого сводилась к тому, как сделать Россию большой провинцией для израильтян. А в мае восемнадцатого в Москве провели конгресс еврейских общин, где провозгласили - да здравствует воинственный сионизм!
- Это, после которого они с помощью Председателя ВЦИК Якова Мовшевича Свердлова протащили через Совнарком закон о смертной казни за антисемитизм? - рассмеялся Орджоникидзе. - По этому закону можно было с русским, украинцем, армянином, таджиком, со всеми другими поспорить, поругаться, даже подраться, а на еврея нельзя голос было возвысить, не имели права ни в чем ему отказать. Только не прими еврея на работу или учебу - основание для привлечения к судебной ответственности, вплоть до расстрела. Было... Знаешь, Сосо, сегодня в "Правде" двенадцать раз упомянули твое имя, и ни разу слово "партия".
- Разве это так важно, Серго?
- Слишком похоже на громкий крик о самом себе, - покачал головой Орджоникидзе.