"Загляни на дно пустой колеи, влачащейся по песчаной дороге. Здесь не только след недавно пропылившего авто. Всмотревшись, ты увидишь отпечатки подков, что оставили лошади диких кочевников, давным-давно владевших этим краем, вмятины от капель дождя, упавших с неба тысячелетия назад, и величественные глыбы песчинок, в каждой из которых заключена вечность..." - слова постепенно затихали, тонули в шуме прибоя. Какое-то море набегало на какой-то берег, безжалостно круша песчаные замки, и с довольным урчанием отступало обратно...
- Ты мне что-то обещал, между прочим... - Голос Алёнки вернул его к реальности, где действительно было море, песчаный берег и дом на невысоком холме, издали похожий на древний замок.
По ночам надо спать. Хотя бы иногда. Но какой, спрашивается, может быть сон, если они наконец-то вдвоём, наконец-то сами по себе, и у них есть собственное жилище... Не дом - дворец! Родовое гнездо, которое после долгой и нелепой тяжбы между его родителями и какими-то бывшими прадедовыми приживалами наконец-то вновь обрело хозяина.
- Пойдем. - Он поднялся, стряхнул с себя высохший песок, чмокнул Алёнку в щечку, ухватил её за руку и потянул за собой - на холм, к дому.
Дюжину комнат и подвал они уже исследовали за последние несколько дней... Теперь настало время самого загадочного, самого манящего - мансарды, где прадед провел не меньше половины своей долгой жизни - кабинет, мастерская художника, лаборатория, "фотоателье"... Он бы и рояль туда затащил, если бы лестница была шире раз в пять... Там было единственное убежище, где никто не смел его беспокоить в этом некогда многолюдном доме.
- Ну, как? - нетерпеливо спросила Алёнка.
- Сейчас! Сейчас... - Наконец-то один из ключей с тяжелой связки вошёл в скважину запылённого висячего замка, и Антон приготовился одолевать сопротивление ржавого механизма. Но ключ повернулся неожиданно легко, без малейшего скрипа. - Здесь подождёшь? - За дверью была тьма непроглядная, и ему самому было жутковато входить внутрь.
- Нетушки! Я с тобой. - Алёнка вцепилась в его футболку, пытаясь разглядеть хоть что-то внутри тёмной комнаты.
- Только тихо... - Он сделал первый осторожный шаг, стараясь не отрывать ступни от пола, одновременно ощупывая стену за дверным косяком в надежде обнаружить выключатель.
Как ни странно, пальцы сразу же наткнулись на холодную керамическую коробку с двумя кнопками. Одинокая лампочка, свисающая с потолка на витом проводе, вспыхнула, как сотня солнц, и на мгновение ослепила обоих. Алёнка даже коротко вскрикнула и уронила пакет с зелеными яблоками, которые шумно раскатились по полу.
Посреди комнаты - фотоаппарат, этакая гармонь без клавиш на резной фигуристой резной опоре. Чёрная крышка на объективе чем-то напоминает пиратскую повязку на глаз. Медная табличка "во лбу": "?. IОХИМ и Ко"... Отполированная до блеска круглая табуретка, явно отобранная когда-то давно у рояля, стоящего в гостиной. Приземистый диван, обитый чёрной кожей. Этажерка от пола до потолка, уставленная колбами, пробирками, мерными кружками, холщовыми пакетиками и картонными коробками... Ещё одна дверь - вход в темнушку. Фотографии в застекленных рамках на дощатой стене - дамы и господа начала минувшего века. Странно... Что-то здесь не так! Есть какая-то неправильность во всем этом... И тут до него дошло - что именно... Яблоки, раскатившиеся по полу, буквально светились изумрудной зеленью, а все остальное было абсолютно чёрно-белым, как на старом фотоснимке.
- Ты заметила?
- Что?
Наваждение прошло мгновенно, как только он услышал её голос, и окружающее пространство приобрело привычные оттенки.
- Вот и пришли... - Антон вдруг вспомнил, как менялось его настроение за последние минуты: с каждой ступенькой узкой скрипучей лестницы становилось все неспокойнее на душе.
- А здесь ничего... Уютненько. - Она подошла к "?. IОХИМ"-у и осторожно провела мизинчиком по ребрам "гармони". - А почему пыли почти нет? Ты же сказал, что сюда лет десять никто не заходил.
- Правда, никто не заходил. Как прадед умер, так и все...
- А он работает? - Казалось, Алёнка вовсе и не ждёт ответа, продолжая ощупывать стенки камеры. - А давай попробуем... Давай! Щёлкни меня этой штукой. Ну, попробуй.
- Не знаю. Я только видел, как это делается. Да и химикаты наверняка протухли. И пластины...
- Ну, и пусть ничего не получится. А ты попробуй. А вдруг! - Недавняя растерянность уступила место привычному куражу, и сопротивление было явно бесполезно. Оставалось только распахнуть скрывавшие окна плотные черные занавески...
Теперь, когда помещение проник дневной свет, недавнее беспокойство рассеялось. Аленка уже сидела на табуретке, положив ногу на ногу и кокетливо склонив голову набок.
- Только сиди и не шевелись, пока я не позволю.
- Я - статуя! Я доведу тебя до ипохондрии. - Она сбросила с плеч халатик, оставшись в одном купальнике, и действительно замерла.
- Рано. Я еще пластину не вставил, не прицелился...
- Издеваешься?!
- Да! - Он даже позволил себе слегка усмехнуться. В перевернутом, размытом и шевелящемся изображении Аленки было действительно что-то забавное. - А вот теперь точно замри. - Он выскользнул из-под черной накидки, щелкнул пальцами, показывая ей, куда смотреть, и снял крышку с объектива. - Раз, два, три...
- А он на меня посмотрел...
- Кто?
- Он. - Алёнка кивнула в сторону объектива.
- Ага. В нем скрыта чья-то бессмертная душа. Ты, кстати, здесь призраков не наблюдала? - спросил Антон трубным голосом. - Их тут штук пятнадцать - не меньше. Здравствуйте, Ипполит Матвеевич! - Он отвесил глубокий поклон, глядя на входную дверь, так, что она невольно оглянулась.
- Ты всё шутишь, а я действительно что-то чувствую. Даже мурашки по спине...
- Сейчас будем ловить твоих мурашек...
- Нетушки! Сначала я желаю видеть, что у нас получилось. Мурашками потом займемся. И даже не подходи. Больше ни шагу!
- Ну, хорошо... Только потом не пой мне сказку о потерянном времени.
Сначала ничего не происходило. Поверх пластины пробегали волны, - Аленка нетерпеливо баламутила проявитель пинцетом, но, прежде чем на серой поверхности начали проступать темные пятна, прошло не меньше минуты. А то и две...
- Я же знала, что ты все можешь! - Она хотела захлопать в ладоши, но почему-то не решилась выпустить из рук инструмента. - Ой, а вот и я...
Действительно, её черный силуэт прорисовался неожиданно четко... И вдруг, сначала по углам, а потом все ближе к центру начали проступать лица, лица, лица... Антон руками выхватил пластину из проявителя, торопливо ополоснул в воде и осторожно опустил в фиксаж. Ему показалось, что ещё мгновение, и эти лица исчезнут, что их навсегда скроет чёрная пелена.
- Это кто? Ты их знаешь?
- Нет конечно...
- И откуда они здесь взялись?
- Наверное, на неё уже когда-то снимали, - осторожно предположил Антон, хотя точно помнил, что пластина была наглухо запечатана в черный картон. Может быть, прадед решил подшутить над тем, кто первым после него воспользуется лабораторией? Может быть. Но вряд ли... - Подождём, пока высохнет, и сделаем отпечаток.
- Может, не надо... Я боюсь.
- Трусиха.
- Да. И что?
- Ничего. Начали - значит, надо закончить... Ты иди вниз, а я всё сделаю и принесу.
- Фигушки.
Фигушки - так фигушки. Когда он извлёк из фаянсового корытца с фиксажем готовый отпечаток, Алёнка уже дремала на диване, свернувшись калачиком. Он даже не знал, как поступить - то ли показать ей итог трудов, то ли тихо вынести отсюда всё и развести во дворе большой костер, в котором сгорит и одноглазый ящик, и коробки с химикатами, где расплавятся все эти колбы, мерные стаканчики, прочая дребедень. И главное - чтобы в огне с треском разламывались и крошились эти фотопластины, на которых возникало черт те что - то, чего не может быть, что не поддаётся объяснению, а потому наполняет привычный и вполне комфортный мир чем-то нездешним, каким-то суеверным страхом...
Их было много - десятка два, не меньше... Они были одеты по моде разных эпох - от сюртуков и кринолинов до синей джинсы, модной с полвека назад... И все пялились на Аленку, улыбающуюся, кокетливо склонившую голову набок, в открытом купальнике, сидящую на вертлявой табуретке. Кто-то смотрел с укоризной, кто-то двусмысленно ухмылялся, у кого-то - глаза навыкате от такого зрелища...
Этого не может быть, потому что этого быть не может... Он промыл снимок, пристегнул его деревянной прищепкой к шпагату, натянутому вдоль стены.
"Загляни на дно пустой колеи, влачащейся по песчаной дороге. Здесь не только след недавно пропылившего авто..." - и ещё голос этот с утра пораньше...
Проснувшаяся Аленка сладко потянулась и сразу же начала делиться впечатлениями о только что увиденном сне: "А на меня только что протокол составили. За несанкционированное проникновение и отказ от регистрации. Представляешь, стоило только задремать, явился какой-то гражданин начальник и начал допрашивать. Кто такая, как проникла... И лампу в глаза - как в кино прямо. Он орёт, а мне смешно..."
- Ой! - Аленка смотрела на отпечаток, не моргая, как будто под гипнозом... - А это он!... - Она ткнула пальчиком в слега размытое изображение лысого типа в отглаженной гимнастерке - по две шпалы в петлицах . - Слушай... Что-то мне всё это не нравится. Что это? Ты что - всё это подстроил, да?
- Нет...
- А что это тогда?
- Не знаю... Давай вниз пойдём. А лучше - к морю.
Пока они шли вниз по узкой тропинке, Аленка изо всех сил сжимала его руку. Вдруг на полпути она остановилась, присела на валун и закрыла лицо ладонями.
- Ты что?
- Я... Знаешь, я о чём подумала. Все, которые там на снимке, наверное, умерли уже... Давно умерли. Там старые есть и молодые. Значит, если я умру старой, то и там навсегда старой буду. Да? Я не хочу быть старухой целую вечность. - Казалось, она готова разрыдаться. - А молодой умирать тоже не хочется. Скажи что-нибудь, а то я с ума сойду.
- А я думаю, тут смерть не при чём. Совершенно... - Алёнкины страхи теперь казались ему несусветной глупостью, но надо было что-то ответить, как-то успокоить.
- А что при чём?
- "Фиохим"...
- Что?
- Они там все такие, какими их когда-то фотографировали. Ты проживёшь сто лет, а может, и больше. Но ТАМ всегда будешь такой, как сегодня. Как сейчас...
- Правда?!
- А как же... - Он не успел закончить фразы. Алёнка чмокнула его в щёку и вприпрыжку помчалась вниз - навстречу набегающим на берег волнам.
- Я буду! Я буду всегда! Я буду всегда молода и прекрасна! Я... - Она окунулась в волну, и крик её слился с гомоном чаек и шумом прибоя.
Глава 2
Он проснулся среди ночи оттого, что порыв ветра распахнул форточку и смахнул бумаги с письменного стола. Ещё с вечера Антон достал из архива прадеда первую попавшуюся папку, надеясь: ему повезёт, и там обнаружится, хоть что-то проливающее свет на события минувшего дня... Он разложил бумаги на столе, но так и не решился прочесть ни слова - внезапно возникло опасение что-то или кого-то спугнуть... И вот теперь пожелтевшие листки, исписанные размашистым торопливым почерком разлетались по комнате, забивались в тёмные углы, как будто пытались спрятаться и унести с собой какую-то мрачную тайну.
- Ты куда? - пробормотала Алёнка сквозь сон и тут же снова уткнулась в подушку.
- Сейчас, - невпопад ответил он и осторожно выполз из-под простыни.
Сон улетучился - мгновенно и без следа. Ветер, сделав свое дело, притих, и разбросанные по всей комнате листки перестали шелестеть... Один из них лежал возле кровати на расстояние вытянутой руки, и на него падал луч полной луны, пробивающийся сквозь щель между занавесками. Антон осторожно поднял его с пола и поднёс к глазам...
"...и никто не может знать, чем закончится день, год, жизнь. Мечты, планы, расчеты - все это до поры до времени. Однажды начинаешь понимать, что не ты лелеешь мечту, а она тащит тебя - и очень часто вовсе не туда, куда ты хотел. И можно считать, что тебе повезло, если достигнув однажды достатка, покоя, почета и уважения, ты все-таки очнешься... И окажется, что все это - все твои успехи - на самом деле не стоят и выеденного яйца, а люди, что так дружно и настойчиво тобой восхищаются, просто жертвы собственных заблуждений..."
Не то... Страница из дневника или неотправленное письмо...
И вдруг буквы начали расползаться, меняться местами, сплетаясь в иную вязь. Антон едва не скомкал лист, чтобы отшвырнуть его от себя, но пальцы словно парализовало, и он продолжал держать его перед глазами, не смея пошевелиться.
"На самом деле все гораздо проще, чем ты думаешь. Я не могу и не хочу тебе что-то доказывать, в чем-то тебя убеждать, но теперь положение воистину безвыходно, и тебе придётся принять это как данность: нет ни смерти, ни времени, нет ни реальности, ни иллюзии, нет ни прошлого, ни будущего. Люди на основании своего "опыта" разделили эти понятия, но на самом деле, если не противопоставлять их друг другу, они исчезнут, они потеряют смысл. Можно сделать шаг и оказаться в любой точке пространства и времени, при этом оставаясь самим собой. Ты умеешь это делать, Антошка! Всегда умел. Если хочешь знать, ты сам мне многое подсказал, еще в те времена, когда был "дитём неразумным". Вернее, не подсказал, а просто взял за руку и привел к той двери, о которой знают младенцы в первые дни жизни, а потом забывают, прочно и на всю оставшуюся жизнь. И невдомек им, живущим по всем правилам, что дверца эта везде, и выведет она куда угодно, но лишь того, кто искренне и безоглядно в нее верит... Если хочешь увидеться со мной, сделай шаг или просто представь себе, что это легко. Это и в самом деле нетрудно. Во всяком случае, для тебя..."
К психиатру! С утра оседлать скрипучую "Волгу"-мать - и в ближайший райцентр - полечиться... Доктор, я слышу голоса, вижу призраков и гоняюсь за барабашками... А сейчас всё-таки надо постараться заснуть... Может, наутро всё пройдёт. А всё, что было, - списать на временное помутнение рассудка или неудачный сон.
Он медленно и старательно скомкал лист в тугой бумажный шарик, прицельно швырнул его в форточку, но тот, пренебрегая законами физики, изобразил сложную траекторию, шлепнулся на потемневший от времени паркет и начал медленно катиться в сторону лестницы, ведущей на чердак - как тот волшебный путеводный клубочек из сказки.
Ладно-ладно... Алёнка всё равно спит, а терять уже нечего, кроме остатков здравомыслия. Увидеться, значит...
Бумажный шарик бесшумно прыгал вверх со ступеньки на ступеньку, и Антон, двигался за ним, не отводя взгляда от своего провожатого.
А ведь можно и не идти никуда. Если заветная дверца повсюду, то зачем куда-то идти? Хотя, под мутноватым взглядом "?. IОХИМ"-а, наверное, проще будет сосредоточится, проще будет поверить в то, что некая грань между мирами существует, в то, что её можно перешагнуть.
Вот и дверь. Замок висит на гвозде слева от входа... Пожалуй, опрометчиво было оставлять эту дверь незапертой. Может быть, если вернуть замок на место, все пройдет? Нет. Глупо надеяться... Одно из двух: либо с головой не в порядке, либо с мирозданием что-то не так. Что-то не так... Что-то не так... Что-то не так... Наверное, всё-таки, с головой... Будучи в трезвом уме и здравой памяти не попрёшься вверх по лестнице вслед за катышем из скомканной бумаги. Хорошо хоть Алёнка спит, ничего не видит...
И тут произошло то, чего меньше всего сейчас можно было ожидать. В дверь постучали. Тихо, нерешительно, даже робко... Четыре часа. Едва светает. Гостей не ждали... Ни сегодня, ни завтра, ни до конца лета...
- Антон Борисович, будьте так любезны. Я слышу - вы не спите, иначе ни за что не дерзнул бы... - Голос был слабый, слегка дребезжащий, старческий. - Я вас совсем ненадолго побеспокою. Один... Один только вопрос, и я уйду.
- Кто там?
- Вы откройте. Я даже проходить не буду. Мы поговорим здесь, на крылечке... Я хотел дождаться, когда вы сами выйдете. Бессонница, знаете ли...
- Кто вы? - Антон повторил вопрос, высматривая в полумраке какой-нибудь тяжёлый предмет, и взгляд его остановился на гантели, одиноко лежащей возле входной двери.
- Я, извините, ваш сосед. У меня дом неподалёку... Я был знаком с вашим уважаемым прадедом. Мы были почти дружны, и мне так не терпелось...
- А дня для этого нет?
- Извините, но у меня разговор конфиденциальный. Это очень важно. А днем вы все время вдвоем...
- Следили что ли?!
- Ну, зачем же так... Нет, конечно. Смотрел, знаете ли, издалека. Может быть, всё-таки откроете?
Конечно-конечно... После всего, что здесь творится, даже ночной незваный гость чем-то кстати. Но гантель лучше все-таки прихватить, так - на всякий случай.
Антон отодвинул засов, приоткрыл входную дверь, осторожно выглянул наружу и обнаружил тщедушного немолодого человека, почти старика - мятая клетчатая рубаха навыпуск, спортивные штаны, всклокоченная борода с проседью, паутина глубоких морщин на лице.
- Зарядочку делали? - Гость кивнул гантель, и Антон, смутившись, тут же положил ее на пол. - Я, собственно... Может быть, присядем? Посмотрим на рассвет и поговорим?
- О чём?
- Вы, наверное, уже почувствовали, что здесь, ну, скажем, не очень-то обычно... Странности всякие происходят... Да?
- Какие?
- Ой, не лукавьте, Антон Борисович... Я понимаю - вы молоды, счастливы, практически вся жизнь впереди... Скажу вам по секрету: жить здесь нельзя. И себя опасности подвергаете, и Алену Игоревну... Да! - Старик как будто спохватился. - Я, собственно, с предложением... Продайте мне дом. Только со всем имуществом. Я вам дам гораздо больше, чем все это стоит - в несколько раз больше...
- И отчего же такая щедрость?
- Буду откровенен. Я представляю не только себя, а многих очень и очень серьезных людей, которых очень и очень интересует наследие вашего прадеда. Они, естественно, приложат все силы, чтобы имя его не было забыто, чтобы память о нем соответствовала его выдающимся заслугам и роли в истории. Вы же все равно здесь жить не будете. Может быть, пару раз лето проведете. А потом наскучит...
- Мне нравится этот дом, мне нравится это место, и мне тоже дорога его память... Так что, извините... - Антон собрался подняться со ступеньки, давая понять, что разговор окончен, но старик неожиданно цепко ухватился за его запястье.
- А вы думаете, почему этот дом никто не разграбил, пока он тут десять лет стоял пустой?! Извините, людишки сейчас подлые пошли - хватают всё, что плохо лежит! А отсюда иголки не пропало! Почему? А? Думали?! Вижу, что нет... А вы послушайте-послушайте... Может быть, после этого передумаете. Я же хочу - как лучше, для вас же лучше. - Он чуть ли не силой усадил Антона рядом с собой и продолжил говорить почти шёпотом: - Через неделю после похорон два, извините, отморозка пытались сюда проникнуть. Грузовик подогнали. И вы знаете, чем дело кончилось? Один умер здесь же от сердечного приступа, а другой до сих пор в психушке. А грузовик в соседнем овраге ржавеет. Исправный был, а забрать никто не рискнул... А когда из Центрального архива приехали для описи документов и рукописей, вся команда с лихорадкой слегла в районную больницу. И маялись, бедные, до тех пор, пока из столицы приказ не вышел: отложить это дело до решения суда. Так что, прадед ваш умер, но воля его непреклонна. Уступите! К чему вам лишняя головная боль! Я загляну через недельку, если раньше не позовёте. Всегда к вашим... - Пятясь, он уже двигался в сторону распахнутой калитки, где стоял прислоненный к забору старый велосипед. Ни говоря больше ни слова, старик буквально запрыгнул в седло и вскоре скрылся в предутреннем тумане.
- Кушать подано.
Голос за спиной прозвучал вполне буднично, но заставил вздрогнуть от неожиданности и едва не свалиться с крыльца в росистую траву. В тёмном дверном проёме стоял ливрейный лакей и как будто ожидал дальнейших распоряжений. Антон зажмурился, надеясь, что неожиданное видение сгинет, и оно сгинуло. Зато из глубины дома потянуло запахом свежесваренного кофе, только что поджаренных гренок и плавленого сыра.
- Алёна! - Он рванулся вовнутрь, споткнулся о брошенную на самом проходе гантель и, едва удержав равновесие, ввалился в комнату.
Низкорослыё резной столик, столовый прибор из настоящего древнего китайского фарфора - все это ещё вчера пылилось в одной из многочисленных кладовок, а сейчас напоминало старательно выстроенный натюрморт "Завтрак для двоих". Как будто некий живописец построил композицию и вышел на минутку, но вот-вот возьмется за кисть, чтобы перенести на полотно это великолепие.
Но кофе, похоже, настоящий... И гренки с сыром. И Аленка сладко потягивается, принюхиваясь и улыбаясь...
- Это уже завтрак или я ещё сплю? - спросила она, не открывая глаз.
- Не знаю, милая. - Антон поднялся с четверенек. - Давай пока думать, что спишь. А там видно будет...