Дружище! Поздравляю с первенцем! Наследник - великое дело! Мой поклон и пожелания здоровья Кипре.
Твой отъезд из Ромы наделал много шума. Кредиторы твои просто взбеленились. Особенно Сенека. Этот пройдоха грозился до Кесаря дойти. С огромным трудом удалось с ним договориться. Отдали ему твой дом в Кампании вместе со всем имуществом и рабами в пользование, то есть оформили на него узуфрукт. За это он согласился не начислять тебе проценты по долгу и отсрочить выплату самого долга до твоего возвращения из Палестины. По-моему, Сенека сделкой остался доволен, хотя и кричит на каждом углу, что не видит никакого прока от этого своего нового владения, где ни пашни нет хорошей, ни луговины. Думаю, хитрит по своему обыкновению. Во всяком случае, управляющего своего он туда тут же направил. Остальным кредиторам достались деньги, вырученные от продажи твоего имущества из дома в Роме. Денег хватило в обрез, поскольку продавать всё пришлось спешно, а, сам знаешь, спешка в таком вопросе совсем не на пользу делу. Так что всё вроде бы уладилось, живи себе спокойно в своей Палестине, но возвращаться теперь тебе в Рому без денег нет никакого резона. На службе ты, конечно, денег таких никогда не заработаешь (знаю я твои дырявые руки!), но есть у меня по этому поводу одна интересная мысль. Впрочем, об этом после.
А сейчас новости!
Сразу предупреждаю: если стоишь, лучше сядь. Потому, что...
Моя сестрица Ливилла - любовница Сеяна! Каково?! И полгода ещё не прошло со дня смерти бедняги Друза, как говорится - пепел ещё не остыл, а эта волчица почти в открытую живёт со злейшим врагом своего (почившего, между прочим, при весьма странных обстоятельствах) мужа. Нет, кто бы что ни говорил, а я теперь знаю твёрдо: к смерти Друза наш досточтимый префект претория руку, определённо, приложил. И скорее всего, дело не обошлось без участия и "безутешной вдовы". Со своей Апикатой Сеян развёлся. А точнее, попросту сослал её в деревню. Говорят, он её бил и даже грозился убить. Впрочем, теперь много что говорят.
И ещё одна сногсшибательная новость. Мой безумный шурин в конце концов докатился до убийства. Клянусь небом, я не раз предупреждал Ургуланиллу, что до добра его вечные пьянки не доведут. Так оно и случилось. Этот урод в очередной раз напился до беспамятства и в припадке бешенства выкинул свою Апронию из окна. Что он там себе вообразил, какая дурная мысль пришла в его больную голову - никто теперь уже не узнает. Бедняжка Апрония отбила и переломала себе всё, что можно, и к утру, напоследок изрядно помучившись, скончалась. Марка, разумеется, арестовали. Бабка Ургулания (вот где кремень-старуха!), дабы не запятнать род судом бесчестья, прислала ему кинжал. Так этот недоделок даже заколоться подобающим образом не смог - истыкал только себя всего и всё вокруг перемазал кровью. Дежурил тогда при арестанте Паул Персик - брат его первой жены Нумантины. Он-то и доделал дело. Думаю, не без некоторого удовольствия. Всё это произошло как раз накануне Луперкалиев, так что, сам понимаешь, праздники для нас оказались безнадёжно испорченными.
Ну, что ещё? Если говорить о делах сенатских, то консулами на этот год избраны Сервий Корнелий Кетег и Лукий Висселий Варрон.
Начало года не обошлось без скандала. Наши бравые понтифексы в приступе безудержной лести, вознося молитвы о благополучии Кесаря, не нашли ничего лучше, как препоручить попечению тех же самых богов и Нерона с Друзом Третьим. Тиберия это, конечно, задело. Он и так-то в сторону детей Германика неровно дышит. А тут такое! Короче, на следующий день Кесарь выступил в Сенате с разгромной речью. Сказал, что, мол, негоже уравнивать неоперившихся юнцов с заслуженными и зрелыми людьми и предупредил сенаторов, чтобы впредь "никто возданием преждевременных почестей не распалял честолюбия в восприимчивых душах юношей". Вот так! Агриппина же, узнав об этой речи Кесаря, высказалась в его адрес столь непочтительно, что я её слов даже приводить здесь не буду. А Тиберий, кроме того, дабы ущипнуть побольнее провинившихся понтифексов, при распределении денег на сакральные нужды приказал квесторам выплатить из сумм, причитающихся жрецам, 2 000 000(!) сестертиев некой Корнелии, ставшей в этом году весталкой. Понтифексы зубами, конечно, поскрипели, но эту "фигу" от Кесаря проглотили. В общем, мой милый Агриппа, как видишь, у нас тут довольно весело.
Помнишь ли ты, мой друг, Кассия Севера? Помнишь, как мы, будучи ещё безбородыми юнцами, заслушивались его речами на Форуме? Пока его Кесарь Август за длинный язык на Крету не отправил. Так вот. Примерно в декабре месяце появилась в Роме рукопись, якобы принадлежащая перу неугомонного старика. Те, кто её читал, говорят, что неслабо в ней досталось богатеям, особенно некоторым из всаднического сословия. Наши толстосумы возмутились. Дело дошло до Сената. Действительно ли статью написал Север, разбираться никто, разумеется, не стал. Старику припомнили старые грехи, влепили конфискацию и, лишив "огня и воды", сослали на остров Сериф. Как остроумно заметил Косс Лентул: "туда, где даже лягушки немеют". Честно говоря, старика немного жаль. Оратором он, и в самом деле, был замечательным.
Ну что я ещё забыл из новостей? Да! О твоём "ненаглядном" Такфаринасе. Этот разбойник оказался живее всех живых. Где-то в конце октября он вновь потрепал наши войска в Нумидии. Выполз из песков, осадил какую-то нашу крепостёнку, взял с неё немалую дань и опять был таков. Долабелла примчался туда уже в пустой след. Зря Тиберий вывел из Африки Девятый "Испанский" легион! Теперь это совершенно всем ясно. Но никто ведь и не подумает сейчас сказать Кесарю по этому поводу хоть слово. Все засунули языки в задницы и сидят на них!
Ну вот, вроде с новостями всё.
Теперь по поводу обещанного дела.
Я тут недавно узнал весьма интересные цифры. Знаешь ли ты, мой друг, сколько дают в Хиеросолиме за наш золотой аурей? 3 серебряных сикля! Это получается примерно 8 наших денариев! А у нас, в Роме, за тот же самый аурей дают, как ты помнишь, 25 денариев! Идею улавливаешь? Если ты найдёшь возможность скупать у вас там, в Палестине, золото и найдёшь к тому же надёжный способ переправки его в Рому, то я здесь, пожалуй, смогу организовать его продажу и отправку вырученного от продажи серебра тебе обратно. Даже со всеми издержками на дорогу и прочее доходность предприятия не подлежит сомнению. Разумеется, если иметь дело с достаточно большими суммами. Если мы с тобой сможем наладить этот золото-серебряный круговорот, то тогда, считай, мы сможем решить и все свои финансовые проблемы: ты наконец расплатишься со всеми своими кредиторами (да ты их, пожалуй, годика через 3 всех купить с потрохами сможешь!); я же избавлюсь от унизительной денежной зависимости от моего прижимистого дяди. Начальный капитал в размере порядка 100 000 денариев я, пожалуй, смогу здесь изыскать. Ну, как тебе такой план? Подумай, друг Агриппа. Крепко подумай! На мой взгляд, дело стоящее!
P.S. Занесло меня тут как-то на днях на Туфельную улицу, в книжную лавку Аттика. И что, ты думаешь, я там увидел на верхних стержнях, рядом с Овидием и твоим любимым Страбоном? Нашего пройдоху Сенеку! Представляешь?! Этот любитель ахайских вин и чужих денег ещё, оказывается, и книжонки пописывает! Совсем как его отец. Причём, обрати внимание, Сенека-старший пылится на нижних стержнях, куда, считай, никто и не заглядывает, а его ушлый сынок сияет на верхних, в компании с Овидием и Кальпурнием! Не иначе как проплатил владельцу магазина. И знаешь, как называется его "бессмертный" труд? "Письма о морали"! Каково?! Жучара-ростовщик и туда же, о морали рассуждать! Нет, воистину, мир сошёл с ума!
Не стал я там ничего покупать, а пошёл я на Этрусскую улицу... Нет, не туда, куда ты подумал, а в лавку Соссия. И купил я там для тебя 2 книги Патеркула и ещё одну - некоего Квинта Аскония Педиана. Это совсем молодой автор из Патавиума. Ты о нём не знаешь. Да я и сам узнал совсем недавно. Полюбопытствуй. На мой вкус - совсем даже недурно. Хороший слог, и мысли дельные.
P.P.S. Привет Кипре от Ургуланиллы.
Скол второй
Нумидия. Ламбесса - Туггурт - Авзе́я
DCCLXXVII ab U. c., Februarius-Martius
1
Утро было солнечным. Опостылевшие за две последние недели проливные дожди сначала поутихли, потом перешли в мелкую морось, и вчера наконец прекратились совсем. А ночью поменялся ветер: бодрый северный Аквилон сменил западного слезливого Фавония, очистил небо от туч, и прекрасная розовогрудая Аврора явилась поутру во всём блеске своего великолепия.
Тем не менее было свежо. Саксум, кутаясь в тёплый шерстяной плащ, сидел в госпитальном дворике и, жмурясь от тёплых лучей утреннего солнца, наблюдал за проделками стайки черноголовых синиц, затеявших возню возле глиняной плошки с остатками утренней каши. Это была миска госпитального кота Кассия - поджарого, узкомордого бандита: жёлто-серого с чёрными полосками на хвосте - непревзойдённого охотника на крыс и разную птичью мелочь. Кассия в госпитале любили и подкармливали все, начиная от начальника госпиталя - ламбессийского архиа́тра, жизнерадостного толстяка Плота Ульпия, и заканчивая последним из ходячих больных. Синицы, пользуясь опрометчивым отсутствием хозяина миски, ловко таскали из неё кусочки полбяной каши, успевая при этом ещё и ссориться и драться друг с другом. Смотреть на это было забавно.
Сегодня Саксум чувствовал себя хорошо. Лихорадка, терзавшая его весь предыдущий месяц и едва не сведшая его в могилу, вроде бы - тьфу-тьфу-тьфу! - окончательно отступила. Сейчас о ней напоминала лишь постоянная сухость во рту да какая-то звенящая лёгкость во всём теле.
Рана тоже почти не болела. Ноющая, выкручивающая боль в плече пропала ещё несколько дней назад, а сегодня и рубец - с левой стороны, возле самой шеи - перестал наконец саднить и теперь лишь слегка чесался...
Вероятно, мусуламий хотел ударить в промежуток между шлемом и кольчугой, но слегка промахнулся. Меч нумидийца скользнул по боковине шлема и всей своей тяжестью обрушился на плечо Саксума. Защита не выдержала. Широкое лезвие спаты рассекло кожаный наплечник, плетёную из бронзовых колец кольчугу, толстый войлочный подкольчужник и развалило плечо декуриона на добрых четыре пальца вглубь, перерубив ключицу и самую малость не задев шейную артерию.
Гарнизонный медик, маленький остролицый Фауст Пассер, назначенный в своё время на эту должность из интендантов и почитавший за наилучшее лечение воскуривание фимиама Эскула́пию Милосердному, осмотрев страшную рану, только горестно вздохнул, наложил на плечо Саксума утягивающую повязку и приказал отнести декуриона в одну из лазаретных палаток - умирать.
Спасибо Олусу Кепе. Верный помощник, сам раненый дротиком в руку, первые двое суток вообще не отходил от мечущегося в беспамятстве декуриона, а потом выпросил, вымолил, вытребовал у вновь назначенного коменданта крепости Требия Помпея Кинкинната право переправить Саксума в Ламбессу, в госпиталь.
В первый раз декурион очнулся как раз в пути - на перевале через Лысый хребет, который маленький санитарный обоз преодолевал по широкой тропе, проторенной в снегах когортами и алами Долабеллы. Саксум открыл глаза и увидел медленно проплывающий мимо горный склон: жёлто-коричневый, упирающийся в мутно-серое небо, с белыми шапками снега, повисшими на чёрных, торчащих прямо из каменистых осыпей, кустах. Телега шла мягко, бесшумно, лишь поскрипывало где-то в ногах у Саксума плохо смазанное колесо, да изредка почмокивал губами где-то в головах у Саксума невидимый возница - то ли понукая таким образом лошадей, то ли борясь с собственной дремотой. Саксум поднял правую руку и ощупал левое плечо. Плечо стягивала плотная повязка. Повязка была влажной на ощупь и припахивала гнилью. Саксум прислушался к ощущениям. Это было непонятно, но плечо совсем не болело. Ощущения были странными - плечу, скорее, было щекотно. Саксум попытался приподняться, но уши ему тут же заложило мягкой ватой, мир вокруг начал тошнотворно проворачиваться, закручиваться в тугую жёлто-чёрную спираль, завертелся, размылся, рассыпался и потемнел. Потом, всю дальнейшую дорогу, плавающему в горячечном бреду декуриону казалось, что там, под повязкой, у него завёлся муравейник, и маленькие шустрые насекомые снуют под льняным полотном, щекотно перебирая своими маленькими тонкими ножками.
Всё прояснилось уже в Ламбессе. Принимавший Саксума в госпитале молоденький раб-капса́рий размотал пропитанную кровью, почерневшую повязку и в испуге всплеснул руками - вся рана на плече декуриона кишела мелкими белыми червями. Впрочем, весёлый курчавый грек-ахеец Зе́нон А́ргос - врач, лечивший в дальнейшем Саксума, - потом, когда декурион пошёл на поправку, рассказал ему, что эти-то черви как раз и спасли ему жизнь, сожрав всю скопившуюся в ране гниль и тем самым предотвратив смертельное воспаление.
Но это было потом. А тогда, маленький, но решительный, с неожиданно сильными, цепкими пальцами, грек очистил страшную разверстую рану, тщательно промыл её винным уксусом и, напоив декуриона настоем из корня мандраго́ры, отчего тот впал в нечувствительное оцепенение, принялся за дело. Для начала Зенон перевязал шёлковыми нитями всё ещё кровоточащие сосуды, потом состыковал концы перерубленной ключицы и зафиксировал их с помощью бронзовой пластины, после чего стянул края рассечения струнами из бараньих жил, не забыв вставить в рану бронзовую же трубку для беспрепятственного отхода лимфы. После этого за дело вновь взялись капсарии - они обложили прооперированную рану смоченными в каком-то пахучем лекарственном растворе губками и плотно перебинтовали её, выведя наружу конец дренажной трубки.
Через полтора месяца, когда края ключицы надёжно срослись, Зенон провёл ещё одну операцию, удалив из плеча Саксума ставшую ненужной бронзовую пластину.
Рука теперь вроде бы действовала, но каждое движение ею вызывало режущую, прошибающую по́том, боль в плече.
Другой напастью для выздоравливающего декуриона стала лихорадка.
Первый её приступ свалил идущего на поправку Саксума сразу же после Сатурна́лий, как раз перед наступлением нового - семьсот семьдесят седьмого от основания Города - года. Провалялся тогда Саксум в госпитале без малого две недели и только начал было вставать на ноги, как новый приступ - гораздо сильнее первого - вновь уложил его в кровать, теперь уже на целый месяц, и чуть было вообще не отправил ослабевшего декуриона к праотцам.
Теперь Саксум пребывал на положении выздоравливающего. Это положение предполагало: усиленное питание - в виде огромных порций полбы с козьим молоком и мёдом; ежедневное посещение терм и, кроме того, выматывающие, изнурительные, слёзовыжимающие - два раза в день - занятия по разработке подвижности раненого плеча, которые с достойным лучшего применения старанием проводил с декурионом младший госпитальный лекарь Кэ́со Пра́стина Кек - огромный, одноглазый и угрюмый, как недобитый Аполлоном кикло́п.
На пятый день своего "выздоровления" Саксум уже чуть ли не прятался от неумолимого Кэсо Кека, на полбу без содрогания смотреть тоже не мог, единственное, что ещё доставляло ему удовольствие, было посещение терм. Каждый день после обеда он шёл в расположенное рядом с госпиталем, только недавно отстроенное, просторное здание и часами нежился там, лениво перемещаясь из кальда́рия во фригида́рий и обратно, плескался в тёплом, отделанном па́росским мрамором, бассейне, засыпал под ласково-умелыми пальцами раба-банщика, умащивающего его тело ароматными маслами, просыпался и вновь шёл в наполненный горячим паром кальдарий... Впрочем, счастье никогда не бывает полным, заканчивалось всё это всегда одинаково - в термы приходил Кэсо Кек и райская идиллия превращалась в кошмар...
Во дворик ленивой походкой утомлённого роскошью патрикия вышел Кассий. Вышел и сразу замер, уставившись на вакханалию, царящую вокруг его миски. Во всём облике кота проступило выражение некой растерянности и даже ошарашенности. Подобной наглости от пернатых, которым он, в общем-то, спуску никогда не давал и постоянно держал в страхе, кот явно не ожидал. Впрочем, длилось оцепенение недолго. Усы Кассия растопорщились, шерсть на загривке встала дыбом, кончик хвоста начал подёргиваться. Видимо, кот смекнул, что полба с птичьим мясом - это гораздо вкуснее, чем просто полба без мяса, и... охота началась. Кассий припал к земле, походка его сделалась пружинистой и текучей. Это уже не был утомлённый жизнью, праздный и ленивый патрикий, это была пущенная в цель стрела, идущий в атаку дикий зверь - стремительный, беспощадный и неотвратимый, как Фатум. Синичьей стае сегодня явно суждено было быть изрядно прореженной. Саксум, откинувшись затылком на прохладную стену, с интересом наблюдал за развитием событий.
В это время где-то в глубине госпиталя грохнула дверь, застучали по полу подкованные калиги, и в маленький госпитальный дворик буквально ворвался рослый розовощёкий легионер в ярко-красном плаще преторианского гвардейца. Синицы брызнули в стороны. Кассий шарахнулся и нырнул под стул декуриона.
- Эй! Браток! - оглядевшись и заметив неподвижно сидящего под стеночкой Саксума, басовито осведомился гвардеец. - Где-то тут у вас декурион лежит, Симон Саксум. Не подскажешь, как его найти?
- Подскажу, - нехотя разлепил губы Саксум. - Это я.
Гвардеец недоверчиво посмотрел на закутанного в видавший виды плащ декуриона, но потом, опомнившись, вскинул в приветствии руку, грохнул калигой в пол и мотнул головой так, что надраенный до зеркального состояния шлем съехал ему на глаза.
- Декуриону Симону Саксуму приказано прибыть к проконсулу!! - оглушительно проорал он и замер, замороженно выпрямившись и далеко выпятив поцарапанную неумелым бритьём челюсть.
- Вольно, - сказал Саксум, непроизвольно поморщившись. - Когда приказано прибыть?
- Э-э-э... - затруднился розовощёкий преторианец. - Не понял.
- Когда декуриону Саксуму приказано прибыть к проконсулу? - терпеливо повторил декурион. - В какие сроки? Через сколько времени?
На лице бравого гвардейца отразилось смятение. Он явно не представлял себе иных вариантов прибытия к проконсулу, кроме срочного, немедленного и сиюмоментного.
- Ладно, - сказал Саксум. - Ступай. Скажи, что скоро буду.
- Э-э-э... - опять затруднился посыльный. - Кому сказать? Проконсулу?! - в глазах его на мгновенье мелькнул священный ужас.
- Тебя кто посылал? - спросил Саксум уже почти ласково.
- Дежурный кентурион Квинт Мафе́нас Планк!
- Вот ему и скажи.
- Понял... - фигура гвардейца слегка оттаяла, он поднял руку и в задумчивости пошкрябал затылочную часть шлема, отчего, вероятно, ему в голову пришла новая мысль: - Может, декуриона сопроводить? - на этот раз участливо спросил он.
- Не надо, - выбираясь из плаща и вставая, сказал Саксум. - Декурион не маленький. У декуриона, понимаешь, пуповинка уже отпала и даже родничок на темечке зарос. И головку он тоже держит хорошо... Так что ступай, солдат. Ступай. Видишь, мне переодеться надо. Не в таком же, понимаешь, виде мне к проконсулу идти!
На этот раз до посыльного дошло. Он снова грохнул калигой в пол, мотнул головой и, стуча копытами по каменному полу, умчался.
- Видал жеребца? - спросил Саксум у вылезшего из-под стула, жмурящего жёлтые глаза, Кассия. - Ишь как землю роет!.. В стойле конь удал, да в поле, понимаешь, увял. Знавали мы таких жеребцов. Да?
Кот не ответил. Он лишь беззвучно открыл и закрыл рот, дёрнул хвостом и пошёл проверять свою, разорённую наглыми птицами, миску...
Саксум надел верхнюю тунику и критически оглядел себя. Туника висела на нём, как на огородном пугале. Теперь всё висело на нём, как на огородном пугале. Во всяком случае, в эту тунику, которая после нескольких стирок слегка подсела и которая, помнится, в Тубуске была Саксуму уже слегка маловата, сейчас совершенно свободно можно было всунуть двоих Саксумов и ещё, пожалуй, хватило бы места для одного Олуса Кепы.
Саксум вздохнул, потуже затянул пояс и загнал образовавшиеся складки назад, за спину. Некоторое время он размышлял, надевать или не надевать повязку для раненой руки, и в конце концов решил, что не сто́ит. Затем обулся, накинул плащ и вышел из комнаты.
От тыльных ворот, недалеко от которых располагался госпиталь, к центральной площади вела прямая, как стрела, пересекающая весь лагерь вдоль, Преторианская улица. Саксум шёл по отсыпанной мелким щебнем дороге, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух и с любопытством поглядывая по сторонам. По сути, он, провалявшись почти безвылазно три с половиной месяца в местном госпитале, толком и не видел ещё Ламбессы.
Рабочий день был в разгаре. Вокруг кипела работа. В гарнизоне шла большая стройка. Ламбессу, до сих пор бывшую стационарным, но всё же полевым лагерем, было решено превратить в крепость - основную базу Третьего "Верного Августу" легиона.
На настоящий момент в лагере были закончены лишь четыре каменных здания: храм Юпитера, преторий, термы и саке́ллум - небольшое хранилище, где содержались значки когорт, легионный орел и бюсты императора, и в подвале которого разместили кассу с солдатскими сбережениями, а также склад металлолома, который здесь, в Нумидии, ввиду отсутствия местного металлопроизводства, ценился чуть ли не наравне с золотом. На разных стадиях строительства находились акведук, амфитеатр, комендатура, несколько домов для старших офицеров и четыре каменные латрины - в каждом из четырёх углов лагеря. Началось строительство и внешней каменной стены - на расстоянии одного стадия от опоясывающего лагерь земляного вала. Параллельно перекрывались деревянные казармы легионеров - на месте соломенных крыш появлялись черепичные. Две большие мастерские, расположенные снаружи лагеря, недалеко от тыльных ворот, исправно поставляли на стройки терракотовую черепицу и кирпич.
Медленно идущего декуриона то и дело обгоняли обливающиеся потом рабы с доверху загруженными ручными тележками. Рабы с уже пустыми тележками спешили навстречу. Между двумя этими потоками неспешно прогуливался кентурион-надсмотрщик, выразительно похлопывая себя по голени узловатым ви́тисом - тростью из виноградной лозы - ускорителем нерадивых.
На углу, на выходе с Преторианской улицы на центральную площадь, на подиуме у позорного столба, стояли двое солдат. Один - заросший по самые глаза густой двухнедельной щетиной, высокий и кривоногий - явно тяготился похмельем. Он был красен и потен, налитые кровью глаза его опасно выкатились, острый кадык елозил вверх-вниз по длинному волосатому горлу. Он хрипло дышал и то и дело быстрым движением языка облизывал серые, все в неопрятной коросте, губы. На табличке у ног легионера было написано: "Тур Герра. Пьяница". На соседней табличке значилось: "Лукий Гонорат. Сплю на посту". Её обладатель - молодой, лопоухий, стыдливо прячущий взгляд, - держал в руках глиняный ночной горшок, судя по расходящемуся от него "аромату", - полный. Оба солдата были при полном снаряжении, то есть в тяжёлых пластинчатых кольчугах, плащах и даже в шлемах, но, как и положено провинившимся, без форменных ремней-ки́нгулумов. Саксум замедлил шаг и вгляделся. Чем-то молодой легионер напомнил ему Ашера - такой же совсем юный, почти мальчишка, такой же тонкошеий, горбоносый и густобровый.
- Эй, браток! - сиплым шёпотом окликнул декуриона волосатый Тур Ге́рра. - Попить бы мне. А?.. Хотя б глоточек!.. Может, принесёшь, браток? А?
Саксум остановился и пристально посмотрел на говорившего.
- Чтоб рядом с тобой встать? Ты что, правил не знаешь? Нет, солдат, даже не проси! - он круто повернулся и пошёл дальше.
- Ну и провались!.. - крикнул, не крикнул даже, а каркнул ему вслед Тур Герра. - Чтоб тебя лярвы забрали! Пропади!..
Саксум не обернулся. Он пересёк центральную площадь - уже на три четверти замощённую жёлтыми квадратными плитами из песчаника - и поднялся по ступеням претория.
- Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, - отчётливо сказал он в пространство между стоящими по обе стороны открытой двери двумя преторианцами - такими же рослыми, розовощёкими и "замороженными", как и его госпитальный визитёр.
- Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, - обернувшись, крикнул в дверь стоявший справа гвардеец; он был чуть постарше своего напарника и, судя по шраму на подбородке и по перевязи с посеребрёнными медалями, надетой поверх кольчуги, успел побывать в деле.
- Пропустить! - после небольшой паузы донеслось из претория.
Обладатель шрама движением меченого подбородка указал Саксуму на дверь. Саксум шагнул через последнюю ступеньку и вошёл в полусумрак вестибюля.
Напротив двери, широко расставив ноги и положив ладонь на рукоять меча, стоял офицер с висящим на груди значком дежурного кентуриона.
- Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, - повторил Саксум.
Кентурион критически оглядел его.
- Почему не по форме, декурион? - строго спросил он. - Порядков не знаешь?
- Я из госпиталя, - ответил Саксум, кляня себя за то, что не надел повязку. - Нахожусь на излечении после ранения.
Кентурион ещё раз оглядел его, посопел носом, пожевал нижнюю губу и наконец буркнул:
- Ладно. Пошли... После ранения он...
Они поднялись по гладкой мраморной лестнице на второй этаж и двинулись через бесконечную анфиладу комнат. Всюду кипела работа. В одних помещениях за заваленными папирусами столами уже вовсю скрипели перьями писцы, сновали, увешанные целыми гирляндами свитков, делопроизводители, громко отдавали распоряжения штабные офицеры. В других - ещё стояли стремянки, ползали под потолком заляпанные мелом и позолотой маляры или стучали молотками каменотёсы и висела в воздухе мелкая, лезущая в ноздри, каменная пыль, - строители доделывали недоделки и исправляли недочёты.
Миновав ещё одну, на этот раз уже плотно закрытую, дверь, возле которой опять дежурили двое угрюмых преторианцев, они вошли в просторную светлую комнату, где из-за широкого стола с резными, чёрного дерева, боковинами и блестящей мраморной столешницей им навстречу поднялся невысокий пожилой человек в белой, с узкой красной полосой, тунике трибуна-ангустиклавия.
- Декурион Симон Саксум, трибун,- почтительно тряхнув нашлемным гребнем, негромко произнёс кентурион. - К проконсулу, по вызову.
Кентурион вновь тряхнул гребнем, развернулся налево кругом и вышел, плотно, но бесшумно прикрыв за собой дверь.
Трибун продолжал пристально смотреть на Саксума. Лицо у него было гладко выбрито, узкие губы плотно сжаты, над прямым эллинским носом залегли две глубокие вертикальные морщины. Стрижен трибун был коротко, "ёжиком", волосы имел густые, чёрные, обильно пересыпанные сединой - "соль с перцем".
- Ты - Симон Саксум из Галилаи? - вдруг быстро спросил он.
- Да, трибун, - ответил декурион.
- Зачислен в легион в июне шестьдесят восьмого в Кирте?
- Да.
- Где проходил службу? В каких подразделениях? Под чьим командованием?
- Кирта, вторая учебная кентурия, - начал старательно перечислять Саксум, - кентурион Гней Корнелий Ски́пион... Потом Гиппо-Регий, шестая турма алы префекта Нумы Прастина Фи́лия... Командир турмы Гай А́спренас... Потом Тивеста. В составе той же турмы... Потом Тубуск. Декурион второй декурии третьей турмы алы префекта Тита Валерия Аттиана Красса. Командир турмы Сертор Перперна... Всё.
- Хорошо...
Трибун, потирая гладкий подбородок рукой, прошёлся по комнате, мягко ступая по ковру изящными котурнами из светлой телячьей кожи. Дойдя до окна, он некоторое время стоял, глядя наружу и покачиваясь с пятки на носок. Потом резко обернулся.
- Ты знаком с Такфаринасом?
- Д-да... - запнулся Саксум. - Он был моим декурионом в Гиппо-Регии... Чуть больше года, - подумав, добавил он.
- Почему ты сбился? - сейчас же "вцепился" трибун.
Декурион откашлялся в кулак.
- Да так... Нипочему. Просто... давно это было... Да и потом... Ты же знаешь, трибун, Такфаринас, он ведь... - Саксум замолчал.
Трибун подождал продолжения, не дождался, кивнул и опять быстро спросил:
- Какие у вас были отношения?
Саксум повёл плечом.
- Он был моим декурионом... Иногда хвалил, иногда ругал... Нормальные отношения...
- Он звал тебя с собой, когда решил дезертировать?
- Нет, - на этот раз быстро и без запинки сказал Саксум.
- Как ты думаешь, почему?
Саксуму опять захотелось откашляться, но он сдержался.
- Не знаю... Наверно, потому, что я не местный. Я ведь был единственный в декурии не нумидиец, - он криво усмехнулся. - Я ведь даже не понимал, о чём они там между собой разговаривают.
- Ну, а если б он позвал тебя тогда с собой, ты бы ушёл?
- Нет, - твёрдо сказал декурион. - Я ведь давал клятву императору... К чему этот вопрос, трибун? Меня в чём-то подозревают?
Трибун отмахнулся.
- Никто тебя ни в чём не подозревает. Не в этом дело... Ты - храбрый воин, декурион. Ты неоднократно доказал свою храбрость и преданность императору на поле боя. Так что не переживай и выкинь все свои ненужные вопросы из головы. Здесь дело совсем в другом. Просто мне надо было кое в чём убедиться...
Он вновь подошёл к Саксуму и встал перед ним, по-прежнему потирая подбородок и внимательно глядя исподлобья.
- Меня зовут Ма́ний Клавдий Карзиа́н, - после непродолжительной паузы сказал он. - Я - советник проконсула. Префект-эксплора́тор... Я... и проконсул, мы хотим дать тебе одно поручение. Сразу скажу - сложное и опасное поручение... Но сначала ты должен мне поклясться - своей жизнью и своей честью поклясться! - что ничего из того, что ты услышишь за этой дверью, - он кивнул в сторону портьеры из плотной, тёмно-синей с золотыми полосами, ткани, - никогда, ни при каких обстоятельствах не узнает ни единый человек. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
- Хорошо, - подумав, сказал Саксум. - Я клянусь.
Брови Мания Карзиана удивлённо поползли вверх. Декурион спохватился. Он приложил правый кулак к груди и отчётливо произнёс:
- Я, Симон Саксум из Галилаи, клянусь своей жизнью и своей честью, клянусь здоровьем моей матери, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не разглашу ту тайну, которая будет мне доверена... э-э... префектом Манием Клавдием Карзианом.
- И проконсулом Долабеллой, - подсказал префект.
- И проконсулом Долабеллой, - послушно повторил Саксум.
Префект удовлетворённо кивнул.
- Хорошо. Теперь пойдём к проконсулу, - он вновь оглядел декуриона. - М-да... Видок у тебя, конечно, ещё тот... Ну, ладно, чего уж теперь. Пошли!
Он отодвинул портьеру, за которой оказалась массивная дверь с позолоченной ручкой в виде головы льва, держащего в пасти кольцо, и осторожно потянул на себя створку.
- Ты позволишь, проконсул?
Ответом ему был звонкий собачий лай.
- Фу, Амата! - раздался за дверью густой, чуть хрипловатый голос. - Фу! На место!.. Входи, Маний!
Легат и проконсул Африки, сенатор Публий Корнелий Долабелла оказался грузным мужчиной лет сорока, с короткими и редкими, чуть седоватыми волосами на массивной круглой голове, посаженной на короткую шею. Широкое лицо его было обрамлено аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Слегка приподнятые уголки пухлых губ придавали лицу проконсула нестрогое, немного даже ироничное выражение. Этому же способствовали и короткие морщинки, лучиками разбегающиеся от внешних уголков глаз.
Долабелла, облачённый в вызывающе роскошный плащ-палудаме́нтум - тончайшей му́тинской шерсти, пурпурный, с массивной золотой застёжкой на левом плече, - сидел в кресле с высокой спинкой и специальной подставкой для ног и держал на коленях развёрнутый книжный свиток.
- Фу, Амата! - ещё раз сказал проконсул. - Свои. На место!
Белая поджарая узкомордая Амата, недовольно ворча, отошла от Саксума и Карзиана, остановившихся на пороге, и, покрутившись, улеглась у ног хозяина.
- Это - Симон Саксум, проконсул, - негромко сказал префект, делая жест в сторону декуриона. - Я тебе докладывал.
- Да-да, - сказал сенатор, откладывая свиток на маленький, инкрустированный слоновой костью, столик. - Я помню. Проходи, Маний, присаживайся... И ты... э-э... Симон, тоже.
Маний Карзиан прошёл в комнату, взял стоявший у стены стул и, развернув его, сел к проконсулу лицом. Саксум, оглядевшись, сделал два шага и осторожно опустился на краешек широкой кушетки. Он чувствовал себя неуютно под взглядом сенатора, который с неприкрытым любопытством разглядывал его.
- Э-э... Симон... - начал Долабелла, вдоволь насмотревшись на декуриона. - Префект доложил мне о твоих подвигах... И на Пагиде. И под... э-э... Тубуском... Ты - храбрый воин. И умелый... И ты пролил свою кровь за... э-э... императора. Мы ценим это... Кстати, как твоя рука?
Саксум откашлялся.
- Лучше. Гораздо лучше. Уже почти не болит.
Долабелла покивал.
- Лихорадка тоже... э-э... я надеюсь, тебя больше не мучит?
- Да... Тоже... Благодарю тебя, проконсул.
Долабелла улыбнулся.
- Не за что. Забота командира о своих... э-э... солдатах есть его первейший долг. Не так ли, Маний?
Трибун невнимательно кивнул, он, не отрываясь, смотрел на декуриона.
- Скажи, Симон, - продолжал тем временем проконсул. - Ты ведь, кажется, родом из... э-э... Палестины?
- Да, - подтвердил Саксум. - Из Галилаи.
- У тебя там остались родственники?
- Родители, - сказал Саксум. - И две сестры. Младшие... И старший брат. Андреас... Но он уже отдельно живёт, - подумав, добавил он.
- Андреас? - тут же откликнулся Маний Карзиан. - Почему греческое имя? Твой отец - грек?
- Нет, - покачал головой Саксум. - Просто у нас там много выходцев из Македонии живёт. Стадиях в десяти от нашей деревни у них целая община... Андреас-македонец был из этой общины. Он был учителем. Это он научил грамоте моего отца... Он умер незадолго до того, как у отца родился первенец... А старший сын Андреаса-македонца, Нико́лас, учил уже нас с братом. И грамоте, и романскому, и греческому...
- Мила́с эллиника́? - сейчас же спросил Маний.
- Э-э... мила́о ли́го эллиника, - с трудом вспомнил декурион. - Я лучше читаю, чем говорю.
- Похвально... Похвально... - покивал проконсул. - Не так часто приходится видеть столь образованного легионера... Твой отец - мудрый человек, коль он учит своих детей грамоте и языкам. Я надеюсь, он в добром здравии?
- Прошлым летом всё было в порядке.
- А твоя... э-э... матушка?
- С ней тоже всё было хорошо. Благодарю тебя, проконсул.
- Ты скучаешь по своим родным?
- Пожалуй, да.
- Как часто ты... э-э... думаешь о них?
- Думаю... - сказал Саксум. - Не так часто.
- Но ты бы хотел к ним вернуться?
Декурион повёл плечом.
- Хотел бы... Конечно... Но не сейчас. Мне надо заработать денег... Достаточно денег, чтобы завести своё хозяйство. Купить лодку... Чтоб можно было жениться... Ну и там... - он замолчал.
- Хорошо... Хорошо... - задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику Долабелла. - А скажи... э-э... Симон, - опять обратился он к декуриону, - кто убил твоего младшего брата?
Саксум почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
- ...Мусуламии, - наконец сдавленно ответил он.
- Ты видел, кто конкретно это сделал?
- Нет.
- Ты нашёл брата уже мёртвым?
- Да.
- Его, кажется, убили трагулой, ударом в лицо?
- ...Да.
- Скажи, что бы ты сделал, если бы... э-э... узнал, кто убил твоего брата?
- Ашер... - тихо сказал Саксум. - Его звали Ашер.
- Что?.. А, ну да... - проконсул опять покивал. - Так что бы ты сделал с тем, кто убил твоего... э-э... Ас-шера?
Саксум помолчал.
- Я бы порвал его голыми руками, - наконец сказал он.
- Очень хорошо... - кивнул Долабелла. - А скажи... э-э... Симон, а если бы тебя, к примеру, попросили встретить этого... э-э... человека... ну, который убил твоего брата... Ас-шера... Если бы тебя попросили встретить его, как... э-э... дорогого гостя, пригласить его, к примеру, к столу, лично подливать ему вина... э-э... произносить здравицы в его честь... Ты бы смог это сделать?
- Зачем? - спросил Саксум.
Проконсул замялся.
- Н-ну... Низачем. Просто попросили.
- Кто попросил?
- Ну... к примеру, я... Или... э-э... сам кесарь Тиберий.
- Чтоб потом... после всего этого... я смог бы... его убить? - тихо спросил Саксум.
- Э-э... Да, - слегка замешкавшись, подтвердил легат.
Саксум помолчал.
- Да. Смог бы.
Долабелла удовлетворённо кивнул и откинулся на спинку кресла. Саксум вдруг почувствовал, что у него онемело лицо и горячие ручейки пота стекают из подмышек.
- Хорошо, - сказал проконсул. - Я полагаю, Маний, он... э-э... нам подходит... Продолжай.
Всё это время молчавший и наблюдавший за декурионом префект встал и, потирая подбородок, прошёлся по комнате.
- Мы хотим поручить тебе одно дело, декурион, - сказал он, останавливаясь напротив Саксума. - Задание... Трудное задание... Очень опасное задание. Я бы даже сказал - смертельно опасное задание... Ты, разумеется, можешь отказаться. Никто тебя за это не осудит. Если ты откажешься, то ты вернёшься к себе в турму, в Тубуск, и спокойно продолжишь службу... Но в любом случае, согласишься ты или откажешься, я напоминаю тебе о той клятве, которую ты дал мне в соседней комнате. Ты меня понимаешь?
Саксум кивнул.
- Да.
- Хорошо... - Маний вернулся к своему стулу, сел и задумчиво потрогал пальцем кончик носа. - Хорошо... Ладно!.. - он хлопнул себя ладонями по коленям. - Значит, так. Слушай меня внимательно, декурион... Ты должен будешь отправиться на юг. В Туггурт... Или дальше. Не важно. Твоя задача - найти Такфаринаса. И не просто найти, а вступить в его войско. И не просто вступить в его войско, а наладить связь с Такфаринасом... Войти к нему в доверие. Подружиться с ним. Понимаешь?
- Нет, - сказал Саксум. - Зачем?
- Затем, - нетерпеливо сказал префект. - Твоя задача - подружиться с Такфаринасом, стать ему необходимым, стать, как говорится, его правой рукой. Вы же служили вместе! Значит, тебе это будет несложно... Ну, я, пожалуй, неточно выразился. Не то что несложно, а... возможно. Легче, чем другим. Легче, чем кому-либо ещё... Теперь понимаешь?
Саксум медленно кивнул.
- Да... - сказал он, - кажется, понимаю... Я должен буду подружиться с Такфаринасом, войти к нему в доверие, а потом... убить его. Так?
Маний замотал головой.
- Не совсем так. Нет, то есть потом ты, конечно, сможешь его убить, но сначала ты должен будешь убедить его выйти из песков. Уйти из Туггурта. Уговорить его направить свою армию на север. Далеко на север. Желательно, к са́мому морю... Во всяком случае, выйти из-за Атласских гор на равнину.
Саксум усмехнулся.
- Так он меня и послушает...
- А ты сделай так, чтоб он тебя послушал, - наставительно, с мягким нажимом сказал префект. - Поэтому я и говорю, что тебе надо будет с ним подружиться, войти к нему в доверие... Понимаю, - сказал префект, - задача непростая. Очень непростая. Сложная... А может, даже и вовсе невыполнимая... В любом случае ты в конце концов сможешь Такфаринаса убить. Но сначала... Сначала ты должен попытаться - хорошо попытаться, постараться изо всех сил! - выманить его армию из-за гор на равнину, сюда. Понимаешь?.. Ну? Что ты скажешь на это? Ты согласен?
- Не знаю, - сказал Саксум. - Мне надо подумать.
- Думай, - жёстко сказал префект. - Но только здесь. Не выходя из этой комнаты. Ты должен принять то или иное решение, не выходя из этой комнаты. Ты понял?
Саксум кивнул. Наступила тишина.
Декурион сидел на роскошной кушетке проконсула, напряжённо выпрямив спину и глядя прямо перед собой, в окно в противоположной стене. За окном на фоне синего неба сверкал свежей позолотой скат крыши храма Юпитера. Над крышей носились стрижи.
Амата, лежавшая у ног хозяина, вдруг приподняла свою узкую лисью морду, широко, с прискуливанием, зевнула и вновь уронила голову на лапы.
- Хорошо, - сказал Саксум. - Я согласен.
Проконсул и префект переглянулись.
- Ну вот и славно! - сказал Долабелла. - Я рад, что ты... э-э... декурион, согласился вновь послужить императору. Учти, если твоя миссия удастся, тебя ждёт не просто щедрое, а очень щедрое вознаграждение.
- Более того, - подхватил префект, - даже если ты погибнешь при выполнении задания, вознаграждение всё равно будет выплачено. Его получит твоя семья в Палестине. Помни об этом.
- Ну-ну, не будем о грустном, - ободряюще сказал проконсул. - Я почему-то думаю, что всё закончится... э-э... благополучно. Я надеюсь, что я сам, лично, вручу... э-э... декуриону именной меч от кесаря Тиберия, - он прищурил глаза и плавно повёл рукой. - Торжественно. Перед развёрнутым строем всего легиона. На форуме, у стен храма Юпитера Освободителя...
- Однако не будем терять времени, - Маний вновь поднялся. - Как у тебя со здоровьем, декурион? Ты уже в состоянии отправиться в путь? Или тебе требуется какой-то срок на долечивание?
Саксум открыл было рот - он предвидел этот вопрос и уже собирался испросить себе ещё недельку на блаженствование в термах да на лениво-неторопливые сборы - но тут перед его глазами вдруг всплыла во всех своих страхолюдных подробностях угрюмая рожа Кэсо Прастины Кека, плечо немедленно заныло, как будто его уже схватили железные пальцы одноглазого костолома, ноздри декуриона вдруг уловили тошнотворный сладковатый запах подгоревшей полбы на козьем молоке, и он тоже встал.
- Благодарю тебя, префект. Я вполне здоров. Я готов отправиться в путь немедленно.
Маний кивнул:
- Я почему-то так и думал... Что ж, затягивать с выходом не станем. Весна в этом году ранняя, снег на перевалах уже сошёл. Такфаринас, наверняка, тоже об этом знает и готовит свою очередную вылазку. Нам надо, чтоб эта вылазка пошла уже по нашему плану... Значит, так. Сегодняшний вечер и весь завтрашний день - тебе, декурион, на подготовку, а послезавтра с утра - в путь. Управишься?
- Управлюсь, - сказал Саксум. - Но у меня есть одно... уточнение.
- Какое? - немедленно спросил префект.
- Мне нужен помощник...
- Зачем? - всё так же быстро спросил Маний.
- Ну... - Саксум тщательно подбирал слова. - Скорее, даже не помощник, а... связной. Как иначе я сообщу вам, куда направляется Такфаринас?.. И вообще, откуда вы узнаете, успешно ли прошла моя... моё внедрение к нему?
Проконсул и префект опять переглянулись.
- Ну, допустим, обо всех перемещениях Такфаринаса мы и так узнаём достаточно быстро, - сказал префект. - Хотя, конечно... одно дело - знать после того, а другое дело - знать заранее. Определённый резон в твоих словах есть... - он погладил пальцами подбородок. - У тебя есть подходящая кандидатура?
- Есть, - сказал Саксум. - Олус Кепа. Мой помощник. Он сейчас находится здесь, в Ламбессе. Это он привёз меня сюда после ранения... Он сейчас временно приписан к восьмой когорте.
- Хм...- сказал Маний Карзиан и медленно прошёлся по комнате.
Долабелла постучал пальцами по подлокотнику:
- Я надеюсь, он умеет держать язык за зубами, этот твой... э-э... помощник?
- Умеет, - твёрдо сказал Саксум.
- Ну, хорошо, - префект остановился и круто развернулся к декуриону. - Хорошо. Я не возражаю. В конце концов, на кону стоит т в о я жизнь. Хорошо! Пусть будет Олус Кепа... Проконсул?
Долабелла кивнул:
- Я тоже не возражаю. На кону действительно твоя жизнь... э-э... декурион, так что решение привлечь помощника - целиком на твоей совести... Кстати, а он, твой этот... э-э... помощник, он согласится?
- Согласится, - сказал Саксум. - Он - рисковый парень. Да и вообще, мы с ним - не разлей вода. Куда я - туда и он.
- Это замечательно, - одобрительно закивал Долабелла. - Замечательно. Войсковое, так сказать... э-э... товарищество. Замечательно!
- Хорошо, - решительно сказал префект. - Договорились. С помощником своим поговоришь сам. Но чтобы больше - ни одна живая душа! Ты меня понял?.. Кстати, помощнику своему тоже объясни как следует, чтоб язык держал за зубами!
- Я понял, - сказал Саксум.
- Так... - Маний Карзиан шагнул к большому столу, стоящему у окна. - Теперь детали. Подойди.
Декурион подошёл и увидел расстеленную на столе карту Африки, густо испещрённую непонятными значками и символами.
- Знаешь, что это такое? - спросил префект, обводя рукой папирусную склейку.
- Да, - сказал Саксум. - Карта. Я видел когда-то такую же в Гиппо-Регии. Нас тогда отрядили помогать тамошнему корникуларию... Это - Африка.
- Отлично, - сказал Маний, - Смотри внимательно. Вот это - Ламбесса... - ткнул он в квадратик, рядом с которым на карте стояла маленькая глиняная фигурка акви́лифера - легионного знаменосца - с имперским орлом в руках. - Вот - твой Тубуск... Здесь - Такфаринас... - палец префекта скользнул ниже и остановился почти у самого обреза карты, возле изображения одинокой крепостной башенки, затерянной в песках; возле башенки было написано "THUGGURT" и стояла фигурка скачущего всадника. - Твоя задача: убедить Такфаринаса отправиться вот сюда... - палец префекта двинулся вверх, по широкой дуге обогнул Тубуск, пересёк островерхие, но совсем не страшные на карте, отроги Атласских гор, миновал перечёркнутый чёрным крестиком значок крепости с надписью "AUZIA", прошёл через Типасу и возле верхнего обреза карты упёрся в берег моря, в изображение дворца с надписью "CAESAREA", рядом с которым на маленьком глиняном троне сидела маленькая глиняная фигурка в красной мантии и золотой царской короне.
- Кесария?! - Саксум изумлённо уставился на префекта.
- Кесария, - подтвердил тот.
Проконсул поднялся и тоже подошёл к карте. Амата сейчас же вскочила и, виляя хвостом, затанцевала у ног хозяина.
- Да... э-э... декурион, Кесария, - подтвердил и Долабелла. - Надо убедить Такфаринаса идти на столицу.
- Постарайся внушить Такфаринасу мысль, что именно Птолемей является ныне его злейшим врагом, - постучал префект по карте рядом с глиняной царской фигуркой. - Что именно Птолемей постоянно просит Рому покончить с мятежником. Что, не уничтожив Птолемея, ему никогда не удастся подчинить своей власти все местные племена. И что проще всего завершить войну одним решительным ударом... Ну, а со своей стороны мы тоже подольём масла в огонь... Ты повезёшь с собой моё личное письмо префекту Тубуска, которое благодаря тебе попадёт в руки Такфаринасу. В письме я между делом сообщу своему старому другу Требию Кинкинату, что Птолемей перевёз сокровищницу африканских царей из Кирты к себе в Кесарию и что, увы, армия Ромы теперь не в состоянии обеспечить её надёжную охрану. Пусть Такфаринаса ведёт не только запах крови, но и запах золота.
- А вот это замечательно! - воскликнул Долабелла. - Это прекрасная идея, Маний! Ты мне ничего не говорил об этом.
- Это пришло мне в голову буквально на днях, проконсул.