Varley John : другие произведения.

Стальной пляж (Steel Beach) гл. 9

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Девятая глава фантастического романа. Новая встреча старых знакомых... О превратностях жизни каменщиков и художествах творцов погоды... Взрыв в Малом Канзасе...


Джон Варли

СТАЛЬНОЙ ПЛЯЖ

  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
   Фокса я отыскала в самой заднице парка Орегон. Он был погружен в чтение чертежа, спроецированного на крышку большого стола у подножия механизма размером с межпланетный лайнер. Позднее я узнала, что это стартер для целой батареи машин, призванных обдувать Орегон северными ветрами. Менее громоздкие механизмы копошились вокруг наполовину собранного чудища. Некоторыми из них управляли люди, другие работали сами. Неподалеку расположилась обычная для строек толпа рабочих в синих спецовках. Облокотившись на лопаты, они оттачивали навыки плевка на дальность.
   Я подошла поближе, Фокс зыркнул в мою сторону, оглядел сверху донизу и вернулся к работе. В его взгляде я заметила искорку интереса, но ни тени узнавания. Затем он снова поднял глаза, вгляделся пристальнее и внезапно разулыбался:
   - Хилди! Ты, что ли?
   Я остановилась и покрутилась перед ним, демонстрируя несколько дюжин Белоснежных Патентованных зубов от Безумного Боба и две великолепнейшие ноги, самые прекрасные из когда-либо созданных Мастером. Моя юбка взметнулась, как у фарфоровой статуэтки. Фокс швырнул световое перо на экран, шагнул ко мне и пожал мне руку. Потом внезапно понял, что делает что-то не то, засмеялся и крепко меня обнял.
   - Давненько, давненько... - пробормотал он. - Видел тебя на днях в новостях... - и закончил фразу неопределенным жестом, красноречиво свидетельствовавшим, насколько он не ожидал увидеть то, что предстало сейчас перед ним в моем лице.
   Я пожала плечами - тело говорило само за себя - и скептически произнесла:
   - А ты, выходит, теперь читаешь "Вымя"? Не верится.
   - Не обязательно читать "Вымя", чтобы насладиться созерцанием тебя. Какой канал ни включи, везде ты, нагоняешь на всех смертную скуку.
   Я воздержалась от комментариев. Разумеется, поначалу ему было так же интересно, как и Бобби, и всем остальным на Луне, но зачем утруждать себя объяснением ему этого? И я знаю Фокса: он ни за что не признал бы, что так же легко поддается увлечению сенсациями, как и все другие сограждане.
   - Сказать по правде, я рад, что этого дурня больше нет. Ты представить себе не можешь, как старательно мешали моей работе Дэвид Земля и его развеселая банда.
   - Сегодня суббота, - сменила я тему, - но у тебя на службе сказали, что ты, скорее всего, здесь.
   - Черт побери, уже почти воскресенье. Но так всегда бывает поначалу, пока все притирается да налаживается. Послушай, я через несколько минут освобожусь. Почему бы тебе не побродить тут пока, а потом мы можем сходить поужинать... или позавтракать, или что-нибудь в этом роде?
   - Это твое "что-нибудь" звучит заманчиво.
   - Отлично! Если тебе хочется пить, один из этих тунеядцев может раздобыть тебе пива. Дай им какое-нибудь посильное поручение.
   С этими словами он отвернулся и поспешил снова окунуться в работу.
   Мое появление произвело небольшую сенсацию, но теперь оживление улеглось. Я имею в виду, что те несколько дюжин мужчин и горстка женщин, которые отвлеклись от созерцания орегонских далей ради разглядывания моих ног, теперь снова обратили взоры в бесконечность.
   У стороннего наблюдателя, не знакомого с правилами строительных игр, может возникнуть вопрос, как у нас вообще что-нибудь строится при таком количестве мыслителей и столь малом числе настоящих трудяг. Ответ на него весьма прост: Фокс и три-четыре других инженера занимались работой, не связанной с поднятием и переноской тяжестей, а все остальное делали машины. Несмотря на то, что предстоит сдвинуть с места и уложить в нужной форме сотни кубических миль камня и грунта, прежде чем Орегон будет закончен, ни горсточки этой земли не возьмут в руки члены Профсоюза Подручных Каменщиков, хотя они и толпились тут в таком количестве, что можно было подумать, будто они способны за несколько недель управиться со всей работой. Нет, лопаты, которые эти люди держали в руках, были не более чем тщательно отполированными формальными знаками профессиональной принадлежности: земля не касалась их ни разу с тех пор, как они были изготовлены. Главной заботой этих людей была техника безопасности. Если один из глубокомысленных мудрецов заснет стоя, рукоятка лопаты может попасть в вывернутый кармашек рабочей спецовки и каким-то образом удержать достойного человека от падения. Фокс утверждал, что это основная причина производственного травматизма.
   Возможно, я преувеличиваю. Гарантия трудоустройства - основополагающее гражданское право нашего общества, и печальный факт таков, что великое множество жителей Луны подходит только для такой работы, которую уже давно выполняют машины. Как бы мы ни мухлевали с генами, как бы усердно ни удаляли поврежденные - думаю, нам никогда не искоренить из своей среды медлительных, лишенных воображения, равнодушных и безнадежных граждан. Что нам с ними делать? Мы решили, что любой желающий сможет получить работу и тот или иной знак принадлежности к ней, который можно предъявлять, и выполнять эту работу четыре часа в день. Если вы не хотите работать, это тоже не проблема. С голоду никто не умирает, а плату за воздух отменили еще до моего рождения.
   Так было не всегда. В первое время после Вторжения злостного неплательщика налога на воздух запросто могли выставить в воздушный шлюз без скафандра. Новые порядки мне нравятся больше.
   Но я готова поклясться, что они страшно неэффективны. В экономике я не разбираюсь, но, когда задумываюсь о финансовой стороне вопроса, мне начинает казаться, что должен существовать менее расточительный путь. Но потом я спрашиваю себя, что же этим людям делать, чтобы хоть чем-нибудь заполнить свои и так уже - с моей точки зрения - пустые жизни, и перестаю думать об экономике. Что тут такого страшного, в конце-то концов? Подозреваю, даже во время подписания контракта на строительство первой пирамиды где-нибудь поблизости стояла, опираясь на лопаты, пресловутая кучка бездельников.
   Прозвучит ли это с моей стороны свидетельством страшной нетерпимости, если я скажу, что не понимаю, как они так могут? Возможно, они точно так же недоумевают насчет меня: как же я отдаю свои "творческие" способности организации, которую люто ненавижу, и служу профессии, по меньшей мере сомнительной с точки зрения чистоплотности. Возможно даже, что эти работяги сочли меня шлюхой. Но я могу сказать в свою защиту, что журналистика - если мне будет позволено употребить это слово, - не единственное мое занятие. Я переделала в жизни много других вещей, а в тот момент испытывала стойкое ощущение, что в ближайшем будущем распрощаюсь с "Выменем".
   Большинство же мужчин и женщин, что толпились вокруг меня, пока я дожидалась Фокса, никогда не имели другой работы. Они не годились ни на что другое. В большинстве своем они были неграмотны, а для подобных людей открывается крайне мало возможностей найти интересную содержательную работу. И если бы у них были какие-нибудь артистические наклонности, они бы наверняка воспользовались своими дарованиями.
   Как им удается убить целый огромный пустой день? Может, именно эти люди создают ту неуклонно нарастающую волну самоубийств, о которой с тревогой говорил ГК? Просыпаются ли они однажды утром, берут ли лопату, думают ли потом, а не провалилось бы оно все в преисподнюю, и вышибают ли себе мозги? Я решила расспросить ГК, когда снова начну с ним разговаривать.
   Все это казалось мне таким безрадостным... Я рассмотрела повнимательнее одного из мужчин - прораба, как гласила одна из многочисленных идентификационных карточек, пришпиленных к его джинсовой робе, и Человека Века, о чем свидетельствовал яркий значок на лацкане, утверждавший, что его владелец опирается на лопату вот уже целую сотню лет. Столетний прораб стоял рядом с Фоксом и смотрел в сторону стола с чертежом с таким выражением лица, которое я последний раз видела у жвачного животного. Остались ли еще у него надежды, мечты и страхи, или он уже все их истратил? Мы продлили человеческую жизнь настолько, что сами не знаем точно, когда она может закончиться, но не сумели предложить ничего нового и интересного, чем можно было бы заполнить бесконечную вереницу лет.
   Фокс положил руку мне на плечо, и я осознала с легким потрясением и странным чувством нездоровой уверенности, что и сама могла выглядеть как жвачное животное, пока предавалась своим глубокомысленным и проницательным размышлениям. Быть может, этот прораб на самом деле классный парень, с которым так здорово посидеть - поболтать ни о чем. Готова об заклад побиться, что он потрясающий шутник и балагур и чертовски метко играет в дартс. Не всем же быть, как мы привыкли говорить, учеными-ракетчиками. Знаю я одного ученого-ракетчика, гнуснейшего брюзгу, с которым не приведи боже встретиться.
   - Здорово выглядишь, - заметил Фокс.
   - Спасибо! Ты тут со всем разобрался?
   - До понедельника. Терпеть не могу принадлежать к тем, кто женат на своей работе, но, если никто не позаботится об этом месте как следует, оно не раскроет как должно все свои возможности.
   - Ты не меняешься, Фокс.
   Я обняла его за талию, и мы зашагали к его автофургону, припаркованному посреди неработающих машин. Он положил руку мне на плечо, но я чувствовала, что умом он до сих пор погружен в свои чертежи.
   - Надо полагать. Но этот климатический парк станет лучшим из всех, до сих пор существующих, Хилди. Гора Худ уже готова - все, что нам нужно, это немного снега. Она размером всего в одну четверть настоящей, но зрительно кажется высокой почти из любой точки обзора. Русло Колумбии наполнено водой, и течение разогнано почти до нужной скорости. Теснина будет просто великолепна. И в реке будет водиться настоящий лосось. Я вырастил дугласовы пихты двадцатиметровой высоты. Даже при ускоренном выращивании эти детки созревают долго. А еще олени, гризли... это будет замечательно!
   - Сколько еще осталось строить? - спросила я, когда мы проходили мимо медвежьих загонов. Их обитатели проводили нас глазами ленивых хищников.
   - Пять лет, если все хорошо сложится. Если более реально смотреть на вещи - возможно, семь, - ответил Фокс и придержал дверь автофургона, чтобы я могла пройти. Затем протиснулся следом.
   Обставлен фургон был весьма практично, но доверху завален бумагами. Едва ли не единственным личным предметом, который попался мне на глаза, оказалась антикварная логарифмическая линейка, подвешенная над газовой плитой.
   - Хочешь что-нибудь заказать с доставкой? - спросил Фокс. - Один симпатичный японский ресторанчик доставляет сюда еду. Мне пришлось научить их ориентироваться на местности, найти мой фургон не так-то просто. А хочешь, пойдем пройдемся, если тебе хочется кое-чего другого.
   Я точно знала, чего мне хотелось, и это не нужно было заказывать с доставкой. Я обняла Фокса и поцеловала так, что почти отыгралась за сорок лет, что мы прожили в разлуке. Когда я оторвалась от его губ перевести дыхание, он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз. Потом запустил руку в вырез моего платья и скомкал ткань.
   - Тебе очень дорого это платье?
   - Станет ли мне легче, если я скажу, что дорого?
   Он медленно покачал головой и сорвал с меня одежду.
   #
   Любителям моды не стоит слишком уж огорчаться, поскольку, во-первых, платье было тридцатилетней давности и не из тех, что снова считаются стильными, хотя я выбрала его за то, что оно льстило моему новому "я". Попадись это платье Бобби, его бы вывернуло наизнанку, но Фокс был более непосредственен. А во-вторых, я знала, что Фокс разорвет это платье, но вовсе не за то, что оно не модное: Фокс, что в мужском, что в женском теле, полный профан в вопросах моды. Главное, что следует знать о Фоксе - это, что он любит господствовать и подчинять, будучи как мужчиной, так и женщиной. Секс ему нравится жесткий и быстрый, разве что не жестокий. Как раз такого мне и хотелось, и пока он драл меня со всем тщанием, которое я когда-либо в жизни видела, я благодарила всех богов, какие там только есть, что он оказался мужчиной к моменту нашей второй встречи.
   Фокс был одним из тех, о ком я думала, охваченная нервной дрожью, на пороге смены пола, и не мудрено. Он и я... вернее, в то время она и я... мы были любовниками десять лет. Не знаю, а может быть, не помню точно, почему мы расстались, но расстались хорошими друзьями. Возможно, мы просто, как говорится, переросли свои отношения, но это всегда казалось мне слишком легким объяснением. Сколько еще можно расти, если одному из нас в ту пору стукнуло шестьдесят, а другой пятьдесят пять? Но с Фоксом мне было уютно.
   Мне так сильно захотелось увидеться с ним, что я отказалась от своих планов немного побродить по магазинам на Плаце, чем оказала крупную услугу своему банковскому счету. Я бросилась со всех ног домой, натянула декольтированное черное атласное платье с юбкой-пачкой до колен - которое теперь превратилось в измятые лохмотья и все сильнее пропитывалось потом под моей обнаженной спиной - перекрасила волосы под цвет одежды, подвела глаза и губы, мазнула ногти лаком, облилась любимыми духами Фокса и ровно через три минуты выпорхнула за дверь. Взяла такси до Орегона, обаяла женскими чарами бедного парня - и вот валялась ногами кверху, вцепившись в его голый зад, лаяла по-собачьи и пыталась заставить его протаранить мое тело до самого пола.
   Поняли теперь, почему УЛЬТРА-Тингл уже испытывает финансовые затруднения?
   Обычно Фокс так на меня и действовал. Правда, не всегда столь отчаянно, как сегодня. Но дело в том, что я переживала нечто, вежливо именуемое гормональным шоком или переменоманией, а в обиходе называемое бешенством матки. Нельзя ожидать, что столь радикальные изменения тела не окажут совсем никакого влияния на психику. Некоторые люди попросту теряют ответственность за свои поступки. У меня был друг, которому приходилось просить свой банк закрывать ему все кредиты на пять дней, следующих за сменой пола, иначе он мог потратить все до последней монетки.
   А то, что растрачивала я, невозможно положить на банковский счет, да и, по большому счету, смысла нет хранить.
   #
   После любви Фокс заказал гору суши и темпуры(1), а когда заказ был доставлен, раскочегарил фургон и повез меня по длинному темному воздуховоду вглубь Орегона.
   Орегон, как и все парки, представлял из себя огромную полусферическую пустоту, более-менее плоскую снизу, а по верхнему своду покрашенную голубой краской. Поначалу диаметр парков не превышал километр или два, но как только инженеры придумали лучшие способы поддерживать своды, каждый новый парк стал делаться больше предыдущего, и грядущему увеличению их размеров пока не видно предела. Орегон был одним из самых больших, наряду с еще двумя строящимися: Канзасом и Борнео. Фокс изо всех сил старался не утомлять меня статистикой, но я все равно забыла все цифры спустя несколько минут после того, как услышала. Достаточно сказать, что парк был очень велик.
   Дно его выстилали в основном камни и глина, из которых были слеплены холмы и две горы. Та, которую Фокс назвал Худ, высоко вздымала острую вершину. Второй горе недоставало верхушки, отчего она выглядела незаконченной.
   - Это будет вулкан, - пояснил Фокс. - Или, по крайней мере, хорошая имитация действующего вулкана. В исторические времена в этих местах было извержение.
   - Ты имеешь в виду, с лавой, огнем и дымом?
   - Хотелось бы, но... Увы, бюджет парка не выдержит энергозатрат, необходимых для того, чтобы расплавить достаточно камня. Плюс к тому, любое сколько-нибудь значительное количество дыма повредит деревьям и диким животным. Все, на что этот вулкан будет способен - это выпускать струйку пара три-четыре раза в день да плеваться искрами по ночам. Должно быть по-настоящему красиво. Руководитель проекта пытается убедить инвесторов финансировать ежегодный выброс пепла - на самом деле ничего катастрофического, даже полезно для деревьев. И я более чем уверен, что нам удастся позволить себе пусть даже скромненький, но реальный лавовый поток раз в десять-двенадцать лет.
   - Как бы мне рассмотреть это все получше? Тут довольно-таки сумрачно... - я не преувеличивала, единственные настоящие источники света были только на разбросанных там и сям лесопитомниках, выделявшихся ярко-зелеными точками на фоне развороченного пейзажа.
   - Дай-ка я включу солнце, - отозвался Фокс, достал переговорник, связался с энергетическим центром, и через пару минут "солнце" сверкнуло, а потом ярко заполыхало прямо у нас над головами.
   - Вся эта местность покроется девственным лесом, зелень раскинется, насколько хватит глаз. Совсем не как вокруг твоей техасской лачужки. Здесь влажный прохладный климат, кучи снега на верхушках возвышенностей. Растительность в основном хвойная. Мы даже заложили рощу секвой в южной части парка, хотя это небольшой мухлеж с географической точки зрения.
   - Когда все зазеленеет, будет куда красивее, чем сейчас, - вздохнула я.
   - Ты никогда не станешь своей в Западном Техасе, Хилди, - с улыбкой заметил Фокс.
   Мы устроились с ним на берегу реки Колумбия, у выхода из ущелья, где поток расширялся и замедлялся, на плоской песчаной отмели острова, расположенного в центре участка, который Фокс назвал "испытательным стендом экосистемы". Просторный пляж сплошь покрывали застывшие волны. На другом берегу росли те самые дугласовы пихты, но вокруг нас зеленели лишь пойменные луга - растительность, привычная к периодическим паводкам. Росли тут в основном высокие травы с тонкими стеблями да низенький, немногим выше моей головы, неприхотливый кустарник. Валялись на пляже и наполовину занесенные песком, на редкость громадные бревна, выбеленные солнцем и обточенные ветром и водой. Я догадалась, что они не настоящие, а специально брошены здесь, дабы произвести впечатление на случайных посетителей, которые всегда всюду сунут нос.
   Мы расстелили на песке одеяло, уселись и набросились на еду. Фокс налегал главным образом на креветки темпура, а мне больше по вкусу пришлись магуро, уни, хамачи, торо, тако(2) и тоненькие, словно бумага, ломтики рыбы фугу. Каждый кусочек я так щедро сдабривала чудесным зеленым японским хреном, что у меня потекло из носа и сильно покраснели глаза. Затем мы снова занялись любовью, первый час - нежно и медленно, совсем не характерно для Фокса, и раскалились страстью только к концу. Потом растянулись на солнышке, спали и не спали, просто нежились, точно сытые рептилии. Во всяком случае, мне не казалось, что я заснула, до тех пор, пока Фоксу не вздумалось разбудить меня весьма неожиданным способом: он перевернул меня на живот и вошел без предупреждения. (Нет, не так. Фокс любит начинать первым, и начинать жестко, но он не стремится причинить боль, а я не стремлюсь испытать ее.) Как бы то ни было, счет сравнялся. Когда Фокс был девушкой, она обычно заставляла меня входить в нее раньше, чем окажется как следует готова. Возможно, он думает с тех пор, что всем девушкам нравится именно так. Я не стала его разочаровывать, поскольку мне было почти не больно, а любовный акт, последовавший за тем, был, как всегда, высшего олимпийского качества.
   А вот потом...
   От "потом" никуда не денешься, оно существует всегда. Возможно, именно поэтому десять лет, прожитые с Фоксом, остались для меня самыми долгими отношениями. После секса большинство людей обычно тянет на разговоры, а мне всегда трудно было найти тех, с кем мне так же хотелось бы поговорить, как заняться любовью. Фокс оказался исключением. Итак, потом...
   Я натянула то, что осталось от моей одежды. Платье было сильно изорвано, мне никак не удавалось прикрыть грудь, там и сям зияли прорехи. Но подобное одеяние вполне подходило к моему настроению. Мы двинулись вдоль берега реки, по мелководью, глубиной не выше подъема ног. Я играла в жертву кораблекрушения. На этот раз я могла вообразить себя богатой светской львицей в лохмотьях некогда модного наряда, отчаянно надеющейся на помощь доброго туземца. Я брела по воде, волоча ступни...
   Эта местность настолько выбивалась из времени и реальности, что остров Скарпа с ней ни в какое сравнение не шел. Солнце по-прежнему висело в зените. Я подобрала горсть песка и пристально разглядела, и увидела столько же мелких деталей, сколько в воображаемом песке из моего годичного мысленного приключения. Разве что запах был другим. Это был речной песок, а не крупицы белого коралла, и вода была пресной, а не соленой, и жил в ней другой набор бактерий. Вода была теплее, чем волны Тихого океана. Черт побери, а в Орегоне, в нижних сороковых широтах, оказывается, довольно жарко! Возможно, это издержки строительства. Мы с Фоксом весь день обливались потом. Я слизнула соленые капельки с его тела, и вкус мне понравился. Не столько пота, сколько кожи, на которой он выступил.
   Обстановка не могла бы сложиться благоприятнее, даже если бы я ее выбирала сама. Послушай, Фокс, это место напоминает мне о странном приключеньице, что случилось со мной однажды примерно неделю назад, между 15:30.0002 пополудни и, скажем, 15:30.0009. Не правда ли, забавно, как быстро летит время, когда развлекаешься?..
   Итак, я произнесла нечто вроде этого, только менее загадочное, и постепенно выложила ему всю историю. Вплоть до самой развязки, на которой и заткнулась.
   В отличие от Калли, Фокс не полез за словом в карман:
   - Разумеется, я слышал об этом методе. И мог бы удивиться, почему ты ничего не слышала, но догадываюсь: ты по-прежнему сторонишься новых технологий.
   - Они не слишком-то касаются моей работы. Или моей жизни.
   - Это ты раньше так думала. А теперь, похоже, касаются больше.
   - Вот так подарочек! Раньше технологии никогда не набрасывались на меня и не вонзали зубы.
   - Как раз это и кажется мне самым невероятным. То, что ты описываешь, - радикальное лечение психических расстройств. Представить себе не могу, что ГК применил его к тебе без твоего согласия... разве что с тобой что-то серьезно не в порядке.
   Он не задал вопрос впрямую, но фраза повисла в воздухе, и я снова промолчала. Прошу отметить беспристрастие и прямоту Фокса: его не остановила такая мелочь, как мое очевидное унижение.
   - Так что с тобой? - вопросил он с простодушием трехлетнего ребенка.
   - Меня сильно накажут, если я тут намусорю? - вместо ответа поинтересовалась я.
   - Валяй. Весь этот участок будет переделан, прежде чем толпам народа будет позволено следить здесь грязными ногами.
   Я стащила испорченное платье, свернула его так туго, как только могла, и швырнула в воду. Оно надулось пузырем и упало в неторопливый поток. На наших глазах оно проплыло немного ниже по течению, намокло и пошло ко дну. Фокс сказал, что можно отойти от острова на сотню метров, а вода все так и будет не глубже, чем по колено. А потом глубина резко увеличивается. Мы подошли к тому месту, выше по течению, где остров заканчивался, и остановились на самом краю песчаного языка. Течение медленно, дюйм за дюймом, подталкивало платье. Я судорожно вздохнула и почувствовала, как по щеке катится слеза.
   - Если бы я знал, что ты так привязана к этому платью, ни за что бы не порвал его, - виновато произнес Фокс.
   Я взглянула на него, он вытер слезинку пальцем и слизнул ее. Я слабо улыбнулась, ступила в воду и побрела вверх по течению. Было слышно, как он идет за мной.
   Уверена, частично в случившемся виноват гормональный шок. Я не слишком часто плачу, и в женском образе не больше, чем в мужском. Возможно, перемена пола освободила меня от внутренних пут, и все получилось, как надо. Для слез просто пришло время. И пора было признаться, какой страх нагоняла на меня вся эта история.
   Я уселась в теплую воду, такую мелкую, что она не покрыла моих ног, и принялась разгребать песок по обе стороны от себя.
   - Кажется, я раз за разом пытаюсь убить себя, - вырвалось у меня.
   Фокс стоял позади меня. Я повернулась взглянуть на него и вытерла еще одну слезинку. Боже, как он красив... Мне захотелось прижаться к нему, снова возбудить его языком, склонить на это водяное ложе и заставить двигаться во мне в такт медленному нежному ритму течения. Было ли это жизнеутверждающей потребностью или предсмертным желанием? Плыла ли я по реке жизни или же подсознательно стремилась представить себя частью того мусора, что все речные потоки испокон веков смывают в море? В конце этой реки не было никакого моря - всего лишь глубокий соленый водоем, питомник лососей. Скоро уже этих сильных рыб выпустят сюда, и они двинутся, борясь с течением, вверх к истоку реки, чтобы там погибнуть. А небо, по которому солнце прокатится на запад и умрет, - не более чем раскрашенный задник сцены. Но подходят ли для здешних мест речевые обороты старушки Земли?..
   Это солнце, эта река, этот остров и мы - все это просто обязано быть жизнеутверждающим. Я не устала от жизни и очень боялась умереть. Поток по-прежнему катит свои воды, не правда ли? Не в этом ли вся суть жизни?
   Но поддайся я своему порыву - все было бы не так. Фокс не тот человек, чтобы следовать ласковому ритму реки, во всяком случае не дважды за один день. Его бы попросту захлестнуло то неистовое настроение, с каким я набросилась бы на него. Так что я всего лишь поцеловала его в ногу и продолжила разгребать песок.
   Он уселся в воду за моей спиной, протянул ноги по обе стороны от меня и стал разминать мне плечи. Не думаю, что когда-либо любила его сильнее, чем в тот момент. Он сделал именно то, в чем я нуждалась. Я склонила голову, сделалась бескостной, точно угорь, и позволила его сильным пальцам проникнуть в каждый нерв и каждую жилочку.
   - Как же мне сказать это тебе? Не хочу причинять тебе боль, не представляю, как высказать это... Меня должно было бы удивить то, что я услышал. Я имею в виду, это ужасно, совершенно неожиданно и совсем не то, что хочется услышать от дорогого друга, и мне хотелось бы возразить: "Нет, Хилди, это не может быть правдой!" Понимаешь? Но я удивился, поняв, что... не удивлен. Как бы ужасно это ни прозвучало.
   - Нет, продолжай, скажи это... - шепнула я.
   Теперь его руки массировали мне голову. Чуть больше силы в этих руках, чуть сильнее нажим - и череп треснет. Может быть, тогда некоторые из демонов, что приютились там, сбегут через щели...
   - В некотором смысле, Хилди, ты всегда была самой несчастной из всех, кого я знал.
   Я пропустила эти слова в себя без возражений, точно так же, как песок, на котором я сидела, медленно принимал меня в себя. Я сама была бесформенным мешком светло-коричневого песка, и Фокс лепил меня. Ничто во мне не протестовало против этого ощущения.
   - Думаю, все дело в твоей работе, - продолжил Фокс.
   - Ты и правда так думаешь?
   - С тобой случилось то, что должно было. Скажи, что ты любишь свое занятие, и я заткнусь.
   Не было смысла что-либо отвечать на это.
   - Ты не возразишь мне, не скажешь, какой ты хороший репортер? Не поделишься замечаниями о волнующей стороне профессии? Ты хорошая, и сама это знаешь. По-моему, даже чересчур хорошая. Вышло у тебя что-нибудь из твоего романа?
   - Ничего такого, что было бы достойно твоего внимания.
   - А как насчет сменить газету? На какую-нибудь, которая меньше интересуется свадьбами звезд и насильственными смертями?
   - Не думаю, что это хоть чем-то поможет: прежде всего, я никогда не уважала журналистику как профессию. По крайней мере, "Вымя" не пытается корчить из себя нечто возвышенное и просто есть то, что оно есть.
   - Полное дерьмо.
   - Вот именно. Я знаю, ты прав. Меня не устраивает моя работа. Я чертовски уверена, что скоро уволюсь. И останавливает меня только то, что я понятия не имею, на какую другую могла бы эту работу сменить.
   - Я слышал об открытии новых вакансий в Профсоюзе Кули(3). Они выиграли контракт на Борнео. Подручные каменщиков до сих пор ворчат из-за этого.
   - Приятно слышать, что их хоть что-то волнует. Возможно, мне следует подумать над этим предложением, - полушутя, полусерьезно откликнулась я. - Меньше нервотрепки...
   - Ничего не выйдет. И я скажу тебе, из-за чего твои беды, Хилди. Ты всегда хотела быть... полезной. Делать нечто важное.
   - Чего раньше никто не делал? Изменить мир? Не думаю.
   - А я думаю, что ты сдалась, отказалась от этой цели еще до встречи со мной. В тебе всегда сквозила нотка горечи по этому поводу - кстати, одна из причин, почему мы расстались.
   - Правда? Почему ты мне не сказал?
   - Не уверен, что в то время сам понимал это.
   Мы помолчали немного, оба погруженные в наши общие воспоминания. Мне приятно было заметить, что даже после признания Фокса воспоминания эти были по большей части добрыми. Он все так же массировал меня, подталкивая вперед, чтобы добраться до поясницы. Я не сопротивлялась, уронила голову на грудь и смотрела, как течение играет волосами. И почему люди не умеют мурлыкать? Если б умела, как бы я сейчас размурлыкалась! Быть может, стоит поговорить об этом с ГК. Возможно, он найдет способ научить меня.
   Массаж стал замедляться. Никому не хочется прекращения подобных процедур, но я знала, что у Фокса устали руки. Я снова прислонилась к нему спиной, и он обхватил меня чуть ниже бюста. Я положила руки ему на колени и поинтересовалась:
   - Можно тебя спросить?
   - Ты же знаешь, можно.
   - Что придает твоей жизни смысл?
   Он не поспешил с легкомысленным ответом, на что я рассчитывала и не рассчитывала. Некоторое время он обдумывал вопрос, потом вздохнул и положил подбородок мне на плечо:
   - Не знаю, можно ли на самом деле что-либо на это ответить. Масса причин лежит на поверхности. Самая очевидная из них - в том, что моя работа приносит мне чувство заслуженного удовлетворения.
   - Завидую тебе в этом, - вздохнула я. - Твою работу не стирают через десять секунд после прочтения...
   - Разочарования есть и у меня. Я, в некотором роде, хотел строить все это, - и он обвел широким жестом незаконченные дали Орегона. - Но оказалось, что мои таланты лежат совсем в другой области. Но когда после тебя остается подобная красота, ты не можешь не гордиться своими достижениями.
   - В этом ли все дело? В том, чтобы что-то оставить после себя? Для "потомков"?
   - Может быть, лет пятьдесят назад я сказал бы, что да, так и есть. И это, безусловно, причина продолжать жить. Думаю, это главная причина для большинства людей, которые додумываются до вопроса о смысле жизни. Но не уверен, что это и дальше будет для меня достаточной причиной. Не то чтобы я несчастлив - нет, я люблю свою работу, с радостью прихожу сюда каждое утро, тружусь допоздна, даже без выходных. Но от моего труда остается в конечном счете даже меньше, чем от твоего.
   - Ты прав, - произнесла я в немалом изумлении. - Я не думала, что такое возможно.
   - Вот видишь? - рассмеялся он. - Каждый день приносит с собой новые открытия. В этом и смысл жизни. Возможно, банальный. Но меня наполняет радостью и гордостью акт творения. И ему не обязательно быть долгим. Главное, чтобы он имел смысл.
   - Был искусством.
   - Я начал мыслить подобными категориями. Может быть, это чересчур самонадеянно, но у нас, творцов погоды, уже появились последователи в нашем авантюрном занятии. Кто знает, во что это может вылиться? Но мне чертовски важно создавать, творить что бы то ни было.
   Он заколебался, затем решительно произнес:
   - Но есть и иное творчество.
   Я тотчас же поняла, что он имел в виду: то, что стало главной причиной нашего разрыва, после того, как все было сказано и сделано. Через короткое время после того, как мы расстались, у Фокса родился ребенок, и я попросила никогда не раскрывать мне тайну его отцовства. Теперь Фокс решил, что и у меня уже есть дети, но я отрезала, что это его не касается.
   - Прости. Не стоило об этом упоминать, - потупился он.
   - Нет, что ты! Я же задала вопрос - и должна быть готова услышать все ответы, даже те, с которыми не согласна.
   - А ты не согласна?
   - Не знаю. Я подумывала об этом. Как ты уже мог догадаться, я очень много думала о самых разных вещах.
   - Тогда ты должна была бы продумать и отрицательные причины желания жить. Порой мне случается думать, что одна из них важнее всех прочих. Я боюсь смерти. Я не знаю, что она такое есть, и хочу узнать как можно позже.
   - Не надеешься услышать музыку небесных сфер?
   - Ну я же серьезно, а ты?.. Если мыслить логически, ты можешь представить, что просто перестанешь существовать, угаснешь, как свет. Но я брошу вызов любому, кто действительно так себе это представляет. Ты знаешь, что я не мистик, но с течением лет - сам удивляюсь, как - пришел к вере, что после смерти кое-что существует. Ничем не могу доказать, почему я так чувствую, но разубедить меня ты не сможешь.
   - И пытаться не буду. Я и сама так чувствовала в лучшие времена, - испустила я один из самых утомленных вздохов, когда-либо вырывавшихся у меня. Последнее время приходится вздыхать все чаще и все утомленнее. Когда ж это кончится? Нет ответа.
   - Итак, - подытожила я, - что у нас получилось? Недовольство работой. Мне почему-то не верится, что этого достаточно. У нашей задачки должны быть более простые решения. Что еще? Неутоленная жажда творчества. Бездетность, - произнося это, я загибала пальцы: возможно, не слишком красивый жест, ведь Фокс попытался, как мог, разобраться с моей бедой... но я надеялась услышать нечто новое, увидеть новый выход, что было совершенно необоснованно, но от этого мое разочарование отсутствием перспектив нисколько не уменьшилось. - И страх смерти. Знаешь, как-то ни одна из этих причин меня не удовлетворяет.
   - Не стоило бы мне так говорить, но я знал, что так и будет. Пожалуйста, Хилди, обратись за советом к специалисту. Хотя... сказать-то я это сказал, не мог не сказать, но ведь я знаю тебя давным-давно и не люблю тебе врать - а потому не могу не предупредить: не верю я, что тебе этот совет поможет. Ты никогда не принадлежала к тем, кто позволяет другим отвечать вместо себя и принимает советы. Нутром чую, тебе придется разобраться во всем своими силами.
   - Или не разобраться. Но не извиняйся - ты совершенно прав.
   Река катила свои воды, солнце висело посреди нарисованного неба. Время не двигалось, и так продолжалось довольно долго. Ни мне, ни Фоксу не хотелось разговаривать. Я была бы счастлива провести ближайшие десять дней здесь, если бы только мне не пришлось думать. Но я знала, что рано или поздно Фокс забеспокоится. Черт побери, да я и сама дергаться начну.
   - Можно еще кое о чем тебя попросить?
   Он игриво куснул меня за ухо:
   - Нет, только не об этом! Во всяком случае, пока.
   Я повернула голову за плечо и близко-близко взглянула ему в лицо:
   - У тебя сейчас кто-нибудь есть?
   - Нет.
   - Можно переехать к тебе ненадолго? Скажем, на неделю? Мне очень страшно и ужасно одиноко, Фокс. Я боюсь быть одна.
   Он ничего не ответил.
   - Мне просто хочется хоть немного поспать рядом с кем-то. И не хочется умолять...
   - Дай мне время подумать.
   - Разумеется!
   Его слова должны были бы причинить мне боль - но, как ни странно, боли я не ощутила. Я знала, что сама бы ответила точно так же. Но чего я не знала, так это того, что именно решила бы в конечном счете. Голая правда была в том, что я просила Фокса о помощи в спасении моей жизни, и мы оба знали достаточно, чтобы понять: он мало что может для меня сделать, разве что обнять покрепче. И если он попытается помочь, а я все равно покончу с собой... на него ляжет адски тяжелый груз вины, а решиться принять подобное на себя непросто, сколько ни думай. Я могла, конечно же, сказать ему, что его ничто не связывает, что ему не в чем будет себя винить, коли случится непоправимое, но я знала, что казнить себя он все равно будет, и сам он знал, что я знаю это - так что я не стала оскорблять его ложью и решила не просить больше, чтобы не накалять атмосферу. Я просто устроилась поудобнее в его объятиях и уставилась на медленно текущую Колумбию. А она все катила и катила свои воды...
   #
   Наконец мы вернулись к фургону. По дороге я внезапно заметила, что река перестала течь. Она сделалась гладкой и неподвижной, безмятежной подобно длинному озеру. В спокойной воде не хуже, чем в зеркале, отразились деревья на дальнем берегу. Фокс пояснил, что всему виной неполадки с некоторыми из насосов. "Не с моими", - с облегчением в голосе произнес он. Зрелище застывшей реки могло быть красивым, но у меня мурашки побежали по спине от страха. Я вспомнила окаменевшие морские волны у берегов острова Скарпа...
   Но тут Фокс достал из фургона пульт дистанционного управления и сказал, что сейчас кое-что мне покажет. Он ввел несколько команд, и моя тень пришла в движение.
   Солнце стремительно понеслось по небу, точно огромная серебряная птица. От каждого дерева, каждого кустика и травинки протянулись вслед за ним остроконечные тени, будто тысячи часовых стрелок. Попробуйте представить нечто подобное, если хотите потерять ориентацию в пространстве. У меня закружилась голова, я пошатнулась, расставила ноги для устойчивости и обнаружила, что на все происходящее куда интереснее смотреть сидя.
   Через несколько минут солнце скрылось за горизонтом на западе. Но Фокс не это хотел мне показать. Оттуда, куда провалилось солнце, начали расти облака, легкие и тонкие, словно дымные завитки - перистые, я так думаю, или, во всяком случае, сделанные под перистые. Невидимое солнце парило где-то вне поля зрения и окрашивало облака множеством оттенков красных и синих теней.
   - Очень мило, - похвалила я.
   - Это пока не то, - ответил Фокс.
   Что-то громыхнуло вдали, и в небо медленно поднялось гигантское дымное кольцо, тронутое нежным золотистым светом. Фокс вовсю трудился над пультом. Я услышала отдаленный свист, и кольцо дыма принялось менять форму. Верхняя часть сжималась, нижняя вытягивалась, и я долго не могла сообразить, в чем смысл всех этих преобразований, как вдруг увидела: круг приобрел очертания, приблизительно напоминавшие сердечко. Получилась валентинка! Я рассмеялась и обняла ее автора:
   - Фокс, несмотря ни на что, ты романтический безумец!
   Он смутился. Не ожидал, что я пойму все именно так, и я это знала, но его настолько легко дразнить, что мне никогда не устоять перед искушением. Фокс кашлянул и поспешил рассыпаться в спасительных технических разъяснениях.
   - Я обнаружил, что ветровая установка может давать нечто вроде эффекта обратной тяги, - пояснил он, пока дымное сердечко в вышине таяло и расплывалось в бесформенное облако. - А дальше совсем просто: нужную форму придают концентрированные направленные реактивные потоки. Приходи сюда, когда мы откроемся, и я сумею начертить твое имя на фоне заката.
   Мы приняли душ, чтобы смыть песок, и Фокс спросил, не хочу ли я посмотреть на плановые взрывные работы в Канзасе. Я никогда раньше не видела ядерный взрыв, так что ответила согласием. Фокс направил фургон к шлюзу, и мы вылетели на поверхность Луны, где Фокс передал управление автопилоту - и, пока под нами проносились красоты безвоздушного пространства, рассказал мне, над чем работает в других парках.
   Вероятно, для того, чтобы оценить по заслугам способности Фокса ваять погоду, надо присутствовать на его шоу. Он восторженно воспевал ледяные ветра и снежные бураны собственного сочинения, но для меня это оставалось пустым звуком. Но искорку интереса он во мне все же разжег. Я пообещала прийти на его следующее представление, и задумалась, не закидывает ли он удочку насчет статьи в "Вымени". Что ж, жизнь научила меня подозрительности, а такие подозрения, как это, у меня достаточно часто оправдывались. Но я представить не могла, каким образом можно заинтересовать наших читателей статьей о климатическом шоу - разве что созерцать его придет какая-нибудь известная персона или же во время представления случится нечто ужасное.
   #
   В Канзасе, в отличие от Орегона, совсем не на что было смотреть. Я бы с радостью передала кому-нибудь в эксплуатацию на неопределенный срок его пылевые ресурсы.
   Тут даже еще не закончили формирование пустоты. Половина свода была почти готова, оставалось отсечь взрывами лишь относительно небольшие участки ближе к северному краю. Фокс сказал, что самая выгодная точка наблюдения - на западном краю: если мы отойдем слишком далеко на юг, пыль может настолько заслонить место взрыва, что не на что будет смотреть. Он посадил фургон вблизи запыленного скопления таких же передвижных сборных домиков, и мы присоединились к компании нескольких дюжин других поклонников фейерверков.
   Зрелище планировалось исключительно "для служебного пользования": все присутствующие, кроме меня, были инженерами-строителями. Мероприятия, подобные предстоящему взрыву, обычно закрыты для публики. В Канзасе уже потребовалось произвести тысячи взрывов, и предстояло еще около сотни, прежде чем он будет закончен. Фокс описал его строительство как самый строгий секрет на Луне.
   - На строительных площадках производят не слишком сильные взрывы, - пояснил он. - По-настоящему мощные слишком сильно сотрясли бы всю конструкцию. Но когда мы только начинали, приходилось использовать заряды в десять раз больше, чем сейчас.
   Я отметила это его "мы". Он действительно хотел сам строить все эти парки, а не просто устанавливать и запускать климатические установки.
   - Это опасно? - поинтересовалась я.
   - Весьма относительный вопрос. Конечно же, не так безопасно, как спать в собственной постели. Но во время подрывных работ все просчитывается вплоть до мельчайших мелочей. За последние тридцать лет у нас не было ни единого несчастного случая во время взрывов.
   Затем он принялся рассказывать мне больше, чем я хотела бы знать, о тщательно продуманных мерах безопасности, таких, например, как радар для обнаружения крупных кусков скалы, могущих обрушиться в нашу сторону, и лазеры для их мгновенного испарения. Он совершенно успокоил меня, а под конец все испортил одним-единственным замечанием.
   - Если я скажу: "Беги", - серьезно предупредил он, - прыгай в фургон без лишних слов.
   - А надо защищать глаза?
   - Обычно куска стекла с большим содержанием свинца вполне хватает. Жжет не радиация, а ультрафиолет. Будь готова к кратковременному ослепляющему эффекту. Эй, Хилди, не трусь, если ослепнешь насовсем - страховой отдел компании достанет тебе новые глаза.
   Меня вполне устраивали те глаза, которыми я видела сейчас, и я начала сомневаться, что приехать на стройку было удачной идеей. В конце концов я решила первые несколько секунд смотреть в сторону. В копилке человеческого опыта полным-полно было историй о том, что может случиться с людьми во время атомного взрыва, но все эти истории относились к тем временам, когда на старушке Земле кое-кто при помощи этих взрывов миллионами поджаривал себе подобных.
   Традиционный обратный отсчет начался с десяти. Я надела защитные очки и на счете два закрыла глаза. Так что вполне естественно, что они сами собой открылись, когда яркий свет пробился сквозь веки. Поначалу я была ослеплена, как Фокс и предупреждал, но глаза быстро привыкли. Как описать нечто настолько яркое? Соберите воедино все источники яркого света, какие когда-либо видели, и то не получите даже близкого представления о силе этой вспышки. Затем содрогнулась почва, за ней - воздух, и лишь потом, много позже, раздался звук. То есть, это я подумала, что слышу звук взрыва, но на самом деле это была ударная волна, исходившая от земли. Звук, разнесшийся в воздухе, был куда более впечатляющим. Затем поднялся ветер. И взлетело огненно-рыжее облако. Вся картина взрыва разворачивалась несколько минут. Когда пламя угасло, раздались гром аплодисментов и восторженные крики. Я повернулась к Фоксу и улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся.
   А в двадцати километрах от нас тысячи людей погибли в катастрофе, впоследствии названной Канзасским Обрушением.
   ------
   (1) Популярная категория блюд японской кухни из рыбы, морепродуктов и овощей, приготовленных в кляре и обжаренных во фритюре.
   (2) Разносолы японской кухни: магуро - "красное мясо", блюдо из сырого тунца; уни - морской еж; хамачи - блюдо из рыбы желтохвостая лакедра; торо - деликатес из брюшка тунца; тако - вареный осьминог.
   (3) Кули (coolie) - в некоторых восточных странах: чернорабочий (обычно носильщик, грузчик).

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"