для тех, у кого нет надежды (ИНДЕКСАЦИЯ НОВОЙ ГЛАВЫ)
d e a d l y w e t
ЖИЛ БЫЛЧЕЛОВЕК. И БЫЛО ИМЯ У НЕГО ВСЕГО ТРИ БУКВЫ: КХЭ ФЬЮ ХЯ. И КОГДА У НЕГО СПРАШИВАЛИ ЕГО ИМЯ ОН ВЫПЛЕВЫВАЛ ЭТИ ТРИ БУКВЫ КАК ИГРАЛЬНЫЕ КОСТИ, ОНИ ВЫСКАКИВАЛИ ИЗ ГОРЛА ВМЕСТЕ С УГЛЕМ КАМЕННЫХ ШАХТ ГДЕ РАБОТАЛ ВСЮ ЖИЗНЬ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК КАК КРЫСА И В КОЖУ ЕГО ВЬЕЛСЯ УГОЛЬ ТАК ПРОЧНО, ЧТО ИНОГДА ЕГО ВЫКИДЫВАЛИ ИЗ ПОМЕЩЕНИЙ ВМЕСТЕ С ДРУГИМИ НИГЕРАМИ. И ВОТ ЖИЗНЬ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА БЫЛА ПУСТА КАК (АЛЮМИНИЕВАЯ МИСКА ШАХТЕРА В ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА ЕГО ЖИЗНИ ВЕДЬ В 38-ОМ БЫЛО ТАК ТРУДНО И ЗАКРЫВАЛИ ВСЕ КАМЕННОУГОЛЬНЫЕ ШАХТЫ ЧЕРТ ЕГО ПОДЕРИ РОНАЛЬД РЕЙГАН) И НА СТАРОСТИ ЛЕТ ОН РЕШИЛ СМЕНИТЬ РАБОТУ, О ДА, ВЕДЬ ОН БЫЛ ТРУДОЛЮБИВЫЙ ГРАЖДАНИН И ПРОДАЛ БЫ ВСЕ ЗА ВОЗМОЖНОСТЬ ПОРАБОТАТЬ, ДАЖЕ СОБСТВЕННУЮ СТРАНУ ОН СДАЛ БЫ С ПОТРОХАМИ. ОН БЫЛ ТРУДОЛЮБИВЫЙ ГРАЖДАНИН, ЭТОТ МАЛЫЙ! СЕЙЧАС ТАКИХ УЖЕ НЕ ОСТАЛОСЬ, ВСЕ ТУНЕЯДСТВУЮТ (И ОСОБЕННО МОЛОДЕЖЬ - ЧЕРТ ЕГО ДЕРИ, СМОТРЯТ ВСЕ В СВОИ КОМПЬЮТЕРЫ. А КТО БУДЕТ РАБОТАТЬ???) но не будем вдаваться в подробности почему же этот гражданин на старости лет остался таким нищим, кстати не забудем упомянуть что ДЕТЕЙ У НЕГО НЕ БЫЛО ИЗ-ЗА ВРЕДНОГО ПРОИЗВОДСТВА ЗА КОТОРОЕ ЕМУ НЕ ЗАПЛАТИЛИ!!! о да. надо обязательно написать это в газету, гребаную газету а ведь сейчас даже журналисты так продажны что даже нет смысла писать в гребаную газету, да ведь сейчас газет-то и никто не читает, сейчас только желтая пресса, да и жулики раздающие эти гребаные газеты около метро, везде ложь, везде одно жулье, продажные вертихвостки не печатают мои письма в газету. И ВОТ ДРОЖАЩЕЙ РУКОЙ ЗАПОЛНИЛ АНКЕТКУ НА ТРУДОУСТРОЙСТВО, о да заполнил. как прекрасно заполнять анкетки на трудоустройство, feels like heaven или как еще раз прослушать гимн соединенных штатов америки и напустить в штаны от счастья. (но это было всего один раз) (рекламная пауза) как я ненавижу гребаных детей. вот идут они и тунеядствуют, радуются, играют, а в наше время В ИХ ВРЕМЯ мы работали, о да, мы гнули спины как тяжелые налитые колосья в степи, господи как чудесно это было работать и работать, и приходить домой затемно, когда все уже спали потому что заебались так сильно что и словом не перемолвятся, вот это я понимаю работа. ложишься спать а завтра в четыре утра снова вставать на работу, вот это я называю общественно полезный гражданин. ОООООООО и хочется песню запеть, настолько чудесно всё. а я люблю китай, вот вы не скажите. хоть они и гребаные китаезы и суки все быстроломающиеся товары делают (ну например, купил я в прошлом году китайский велик, хотел сэкономить подешевле - так через две недели все и поломалось. рассыпалось в прах, говорю вам точно) но зато у них вы посмотрите какое госустройство. и никакой сука нетрудящийся гражданин не убежит от чутко наблюдающих глаз китайского правительства потому что в китае камер на душу населения стоОООлько, что больше только в москве. <<>> rrr. как это чудесно полезно все, я щитаю с детского сада надо приучать к труду дитяток, этих маленьких засранцев, у них кпд низкое слишком чтоб веселиться и гулять, вы слышали, мы трудились как несгибаемые колосья и ни в какие сады и в школы не ходили, ну я ходил, но только до четвертого класса. читать-писать умею - а больше и не надо! а больше это пусть всякие ученые пусть об агрономии размышляют и научные труды пишут, еще электроника - очень полезно щас, вот пусть идут в физикоматематические факультеты молодежь, это очень хорошо. вот я мечтал пойти на радиотехника - эх, но мы работали так усердно, что не было у меня времени пойти на радиотехника а то сдохле бы мы все как крысы, ведь получали копейки, и чем кормить семью? КОПЕЙКИ.... кругленькие, хорошенькие денежки, оооо. с неба они никогда не падали, мы их вырывали блять зубами, обтекали потом чтоб их заполучить из железных рук ебаной буржуазии! хоть и копейки получали, зато всегда не обманывали и не воровали, всегда мы жили честно и порядочно и все нас уважали. а когда пиздили, то только втихую и в крайнюю нужду, а то бы подохле. да, тяжелое было времечко. ну а потом все как-то закрутилось - я работал молодым, в 20 убивал здоровье на заводе, но какие у меня были мускулы. сука, как сталь! лучше стали, и в поту они мерцали, как недосягаемые здвдвед, и был я молод и юн, и свеж, и девушки прекрасные в мою сторону головы направляли - ох, когда шел с работы домой, так и видел, как они перешептываются да пересмееваются, хотят меня на дискотеку пригласить, а вот нет, я рабочий гражданин. да разве плохо ль, такого работящего да и в мужья? скажу вам - работящий везде копейку найдет. только суки часто наебывали меня буржуи, зарплаты задерживали, а то и вообще не платили. но я из города не уехал - где родился, там и пригодился! а эти, которые уезжают, особенно молодежь - их еще и палками поколотить напоследок негрешно, бросают свои земли, соблазняются легким заработком. и что? на мамкину шею и возращаются же потом, суки, ПАДАЛЬ, ЖУЛЬЁ, ШПИОНЫ, недостойные носить даже обноски с швейных заводов родины, бля, даже рубашечку сшитую бархатистыми ручками швеи-моторщицы, которая вас, остолопов таких, обувает-одевает да и золотую копейку за это не получит. ну так вот, я работал и молодым, и в тридцать и в сорок тоже работал УХХХХ А В ШЕСТЬДЕСЯТ Я КАК НАЧАЛ ЕБАШИТЬ, ну скажу вам - время быстро идет, когда работаешь. даже уже и не вспомню сейчас, что такого в жизни было. женился - ух, женился на красавице, правда ленива была. волосы - шёлк, сплошной струящийся шёлк меж моих рабочих, мозолистых рук. тяжелые, кудрявые, словно колоски на восходе. глаза - боже мой, самого чистого неба чище голубизна, беспрерывный поток реки, и мерцают, словно найденный средь волн золотой самородочек, когда улыбнётся. тело - точёное, бедрышки спелые, груди налитые, и все это я так любил, что слов нет, и тут на работе меня повысили, и все - уважают меня, за руку здороваются. начальник! а потом оказалось, что и по дискотекам гуляет, и вольным мыслям о переезде предается, и весь набор - падаль, падаль. просил ее не уходить, а потом бил кочергой - думал, исправится, поймет, что люблю её, и хочу для нее только хорошего, только б не уходила. зажигала мое сердце ужасно, только увижу - такая тоска, что все внутри щемит, и как посмотрит на меня ласково, и прошепчет имя на ухо - буря эмоций, а заканчивалось все кочергой, потому что не могу по-другому чувства выразить. и валялся в ногах, и просил не уходить, ведь кто я без нее? однажды прихожу с работы - а на столе записочка, видно, что вся слезами измочена, написано: "Ухожу. За всё прости. Твоя Лина" так понёсся догонять, до самого вокзала догнал, кочергой избил, за волосы притащил домой и от наплыва чувств ворвался в самое ценное, и плачет она, как ребеночек или как косуля, раненая на охоте. и так раззадорился я от этого, что только на третий день ее выпустил, и так мне стало равнодушно, что больше я к ней не прикасался. через месяц сбежала она, оказывается, с ребенком под сердцем, о котором узнал я, когда ему было 11 лет, и воспитывал его уже другой отец. сначала разъярился - а потом подумал-подумал, чего разрушать чужое счастье, и сидел тихонько, и молчал в трубочку, и работал, а денег не посылал. тогда платили так мало, что себе бы хватило! за два месяца до этого вложился я в инвестиции ОАО "Золотые Горы", и все мои сбережения сгорели. вот так - поднимешься в жизни хоть чуть-чуть, да она тебе все сука ноги пообломает, чтоб вверх высоко не глядел да не зазнавался. ой нет, лучше буду работать. когда не работаю, мне плохо становится, и сразу хочу пойти на завод и работать, как в двадцать, и чтоб мускулы были как сталь. а сейчас что? нет, я стал дряхл и тускл, и друзей у меня нет, и ничего другого я не умею - гонят меня с работ, говорят, что молодые ловчее и добрее. а кому нужна доброта? от нее никакого кпд. ебаные твари, черви, мерзоты, отбросы - нихуя не понимают в кпд. (рекламная пауза off)
трудоустройство для всех (ИНДЕКСАЦИЯ НОВОЙ ГЛАВЫ)
НА ФАБРИКЕ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЛАПШИ РОЛЛТОН ПРОХОДИЛА АКЦИЯ "ТРУДОУСТРОЙСТВО ДЛЯ ВСЕХ!" ПОТОМУ ЧТО У НИХ ЗАКОНЧИЛОСЬ СЫРЬЕ. ЧУДЕСНОСТЬ КИТАЙЦЕВ В ТОМ, ЧТО ОНИ ВЕДЬ МОГУТ ДЕЛАТЬ ПРОДУКЦИЮ БУКВАЛЬНО ИЗ НИЧЕГО, ИЗ ВСЕГО, и маломобильные пенсионеры как раз были этому очень впору (о да, китайцы знали толк в кпд). и заострилось око китайца-хэдхантера когда он увидел имя Кхэ Фью Хя, но наведя справки до пятого колена и узнав что это сука скорее даже вражеский его отчизне гражданин, имеющий прапрапрапрабабушку во вьетнаме, на анкетке был поставлен штамп совершенносекретно:годен, и судьба Кхэ Фью Хя была решена ВОМГНОВЕНИЕОКА.
экскурсии проводились без отлагательств, менеджеры в белых рубашках ебла как желтоватые латексные маски были готовы передать вас в руки экскурсовода, беспрестанно машущего красной тряпочкой (возможно, это был флаг его страны). Говорил он мало но по делу и вообще по виду экскурсовода можно было понять, что повидал он не меньше чем вы и был суровым трудягой, и будет таковым до конца дней: такова вся китайская судьба и китайский характер. Это было написано у него на лице. Любой проникающий человек мог это понять (кроме человека, метающего копья).
Среди толпы были слышны перешёптывания: "А кровь у них тоже желтая?"
Почти никто не понимал, о чем вещает этот китаец, он был как радио от никого к никому. что-то похожее вы почувствуете, найдя в постапокалиптической пустыне радиоприёмник. (А всё из-за 115 ядерных взрывов и 1 главнокомандующего по прозвищу Церебральный Паралич)
Они следовали за экскурсоводом на гандолах, и вот что они слышали:
...а здесь у нас яичная веселая лапша, а здесь у нас гречневая лапша SOOOBA, а здесь у нас лапша из дождевых червяков, и из зонтиков унесенных в шторм, и из праха наших пращуров, и из оторванных пальцев неверных, и из неутилизированных ноутбуков Европы, и из маленьких зайчиков-с-пальчиков...
...кудрявая лапша, змеиная лапша, а это сука мы раскопали могилы гнилых японцев и из них тоже делаем лапшу. Можно сказать, лапша - это наше ноциональное достояние, и знаете - весь мир хавает. Лапша универсальна, её можно делать из чего угодно, и что угодно можно делать из нее. Например, асфальт. Мы стремимся к тому, чтобы наращивать экспорт, и вы, ебаные пенсионеры-паралитики, нам в этом поможете...
не прекращались повороты. проникая или можно сказать проникнув во все тайные шашечки, дверочки этого завода можно было приглушенным голосом сказать что всё это только вершина айсберга. ТОП ЛЕВЕЛ СЕКЬЮРИТИ нужно быть, чтобы постичь их все, и даже с виду завод выглядел както не так как обычно, или скорее всего ИЗНУТРИ ОН ВЫГЛЯДЕЛ КАКТО НЕ ТАК КАК СНАРУЖИ. он то сужался, то расширялся, то лифтам не хватало кнопок, то их было както побольше, чем предполагалось изначально, то вы ныряли в неведаные доселе кармашки и попадали в канцерогенные предприятия и ленты и типографии и воще можно было бы предположить что здесь заседает чуть ли не само китайское правительство, если бы экскурсовод не сказал с сильным акцентом ПРИЭХОЛе! и герой наш попал в клетушку к таким же пучеглазым, сильно голодным и страшно напуганным гражданинам. дикари, некогда стоявшие вместе с ним в одной очереди за пенсией, превратились в свои обветшалые копии. Тучи сгущались над Кхэ Фью Хя. все их голоса слились в один ритм: "УБИТЬ! СЪЕСТЬ! ЗАКОЛОТЬ ЖИВЬЕМ!" и разрывая плешилые головы однокамерникам, Кхэ Фью Хя понял, что наконецто ему выпал шанс посидеть жопой на гранатах и повоевать за свою страну. (и это не антимилитаристское произведение)
трясясь от адреналина, Кхэ Фью Хя думал: эта война не то что раньше. это - новая, ПОДЗЕМНАЯ ВОЙНА НА ФАБРИКЕ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЛАПШИ
сумашедшыи каменноугольные ветераны (ИНДЕКСАЦИЯ НОВОЙ ГЛАВЫ)
Кхэ Фью Хя понял, что повсюду за ним намечается грозный глаз китайского гестапо. Надо было собирать армию, и как можно скорее. сидя по-турецки и кусая ногти рьяный пенсионер наш ощущал мощь адреналина, которую доселе ощущал он только в двадцать лет когда пиздил свою жену кочергой. от воспоминания о ней у работяги из глаз потекли суровые мужские слезы (кислотные). хотя вообще хз, к старости люди становятся какимито гермафродитами, и неясно было, как классифицировать слёзы - но ясно было, что они излучают мощь, словно фарфоровая чашечка, тайно вывезенная из Чернобыля.
"Нет", - думал герой наш, - "я выжил, я выжил. Мне понадобится неистовство. Мои старые кости gonna get неистовство. Для чего я живу, для чего я мечтаю, для чего я воюю - неистовство, мое заклинание, моя смерть, моя сладость (в других переводах: моя плоть, моя радость), то, ради чего я пройдусь верхом на мотоцикле и четырех слонах по нитке, натянутой от хрупких углов башен-близнецов - господи, до чего эфимерны, прозрачны столпы вселенной, и на них я собираюсь пройтись верхом на мотоцикле, неся на своих плечах четырех белых слонов. Нам понадобятся поэты, которые будут воспевать неиствовство, нам потребуются диктаторы, для которых неиствовство - не пустой звук, и костьми собственными они собрались бы лечь под поезд, только бы заполучить дикий, как пляски святого витта, бесшумный, как движения зрачков шпиона Моссада, всеопыляющий и радостьприносящий, неистовый элексир, имя которому знает каждый младенец. Каждая женщина мечтает о нём; каждый мужчина хочет заполучить его. Мы получим его, мы добудем его: и мы будем строить эфимерные башни, и возродим мы древнее учение о канатоходце, что однажды шел меж эфимерных башен, воплощая собой neistovstvo, и обретшем просветление, и увидевшим мир сквозь разрез вечности, и нашедшем способ закричать к нам это последнее слово: мудрость для душ, ищущих забвения, для душ, ищущих радости эфема. Крик его был вечен и мгновенен - оттого и сейчас доносится эхо для тех, кто заглянет в ворота вечности. Презренный! Неистовство - это мантра, не думай, что это слово - и есть мудрость; думай, что это пшик той вечности, по которой страдаешь денно и нощно, сам того не осознавая. Представь, что ты - иноземец, услышавший Слово, но никто и никогда не скажет тебе перевода, потому что его не существует; желание твое услышать перевод так сильно, что в один момент обрушиваешься ты на землю в дикой ярости, чтобы услышать - это сказки Каина; чтобы знать перевод, нужно быть существом-канатоходцем; нужно быть выше существующих миров, нужно прыгнуть выше головы, угодить в разрез вечности: да так, чтобы угодило туда только одно глазное яблоко, а второе оставалось здесь, на земле, полное грязи и в человеческой оболочке. Много ушей, мало ртов: в знак скромности. Мы обожествляем улиток: они слушают. Два рта: один, в который входит мудрость из высшего света, другой, транслирующий мудрость на землю, этим сгорбившимся, уродливым, отвратным существам, ходящим под солнцем, тем, кто устает тащить своё тело - тем, кто презрен ощущением Времени, высшем проклятьем, Первым Проклятьем. Второе - разделенность, лица, множество, называй как хочешь; даже многообразие слов несет в себе отпечаток проклятия. Люди прокляты, о да; люди тусклы, несчастны, изнашиваема их одежда, непрочная, земная. Тот, кто увидел свет - тот вспыхнет яркостью, но лишь столько раз, через сколько он пройдет через разрезы вечности. Умение балансировать - вот что тебе пригодится, понимаешь ли ты; Neonate, Новорожденный, Новоявленный, слабы мои кости, вечна моя душа - я найду тебя, Neonate, чтобы подарить миру".
Но это был не конец его мысли - и слава богу, ведь следующей мыслью он подарил Великое Начало.
"И почему", - думал рабочий, ступая через клетки, мимо полуодичавших, давно потерявших человеческий вид отродьях, вид которых вызывал у него одновременно и тоску, и сострадание, - "я это уже знаю? Все религии кричат о пророке, и кричат о втором пришествии, но никогда не о третьем, не о четвертом. Трудно им что ли, с небес, блять, спустить какого-нибудь пророка? Черт подери, боги совсем не шарят в маркетинге".
С тех пор навязчивая мысль следовала за Кхэ Фью Хя неотступно.
появление пророка (ИНДЕКСАЦИЯ НОВОЙ ГЛАВЫ)
покатилось глазное яблочко - но Кхэ не увидел его.
Он шел по заводу в костюме китайского рабочего.
Он жил на заводе уже несколько месяцев и сносно научился выговаривать несколько фраз по-китайски. Его хвалили за прилежность и трудолюбие, и даже обещали перевести в другой отдел. В какой - было пока неясно. Не говорили и того, в каком сейчас отделе он находится. Как только он их спрашивал, они сразу что-то начинали быстро говорить по-китайски. Чтото о важности проводимых исследований в области защиты животных.
Однако внутри сердца его бушевала тоска. Тоска, понятная только каторжнику; Кхэ раскинул мыслю, и перед глазами у него предстали конвеерные воспоминания последних трех месяцев: серые будни, скудная еда, крысы в консервах, зарплата в юанях, кто-то нассал на оголённый провод и умер, и теперь на этаже ни у кого не было электричества. Лунатики в коридорах, страницы, исписанные доносчиками/списанные доносчики, эти старые долбонавты пьют чернила и умирают или просто "Э. РВОТОХВАНЬ, ВЫ ВЫЗЫВАЕТЕСЬ НА ВЕРХНИЙ ЭТАЖ" металлическим раскатом грома по всему этажу и ПОТ ЗАСТЫВАЕТ В ЖИЛАХ, и жилы словно желе от "Энергетической Гонки" - на завтрак, обед и ужин, о да - чудесные вещи, от которых у некоторых неофитов прямо на рабочем месте разрывается сердце, а потом паталогоанатомы с удивлением пишут в Death Records, что Сердце Не Было Найдено: о да, сладки сердца неофитов, дяденька, сладки, сладки до одури, и сладость их в соке, и сок их смачивает сморщившиеся, неработающие желудки, и если б я лишился всех зубов, раз вонзя их в сердце неофита - все равно бы съел, разорвал еще горячим, колотящимся, и ты посмотри, равнодушный винтик системы, сводки с видеонаблюдения: какой пир, и крысы и цари, всем достанется сердечко неофита, все еще плюющееся кисло-пузырящимся соком Энергетической Гонки, ТЫ ПОПАДИСЬ МНЕ ТОЛЬКО, и ооо, я покажу тебе, я научу тебя! мы вместе вскроем грудные клеточки, кости хрустят озаряя открытие нежных дверц в ад *ансамбль людоедов-каннибалов приплясывает* *хор Умерших Не Своей Смертью присоединяется с эротически-печальным этюдом с постепенным наращиванием напряженной игры на барабанах* *Печальный Самоубийца вошел в чат* подростковых тел, не страдающих от анемии, кровь плещется, мы превозносим ее как сверкающую кипящую бурлящую магическую элексирину, из одной жизни - в другую
Сошли с умов каторжники, в полуподвальных помещениях с дикой скоростью распространяются конешно же следующие на очереди в этой повести эротические перверзии, девиации, словно чума меж этих блеклых тюрем/тюремных стен, ТИХО! как сказал поэт - заляпанных жемчужной грязью, Зараза и соблазн рука об руку - отдаться вволю своему китайскому брату, согнуться пополам, закричать от боли, словно ЭТО ФРОНТ А НА ФРОНТЕ НЕЛЬЗЯ СЕБЯ ЖАЛЕТЬ: поиграем в патрульного и перебежчика? а в голодного шестилетнего ребенка и рядового солдата, слившихся на сенях в торжествующее безумство любви и пламени и смертоносных винтовок и убаюканную пульку в ротик не кричи ты только? У всех на зубах скрещежет только одно слово - слово любви, и ты знаешь какое; но остановимся на описании, как ностоящее учоное, бесстрашно продирающееся сквозь, так сказать, in&out, чтобы описать все детальнейше, детальнейше. Мы видим: вот сплетаются в смертоносной гонке собака и человек, словно упавшие в разврат и похоть две трясущиеся лесбиянки-алкоголички и все это мертво:немертво, щот ид1т на секунды с замиранием глаза и раздеванием/раздосадованием всех одежд и отпусканием всех ожиданий Death САФАРИ НА ФАБРИКЕ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЛАПШИ РОЛЛТОН, в глазах у пассажиров кипит безумтсов, как бурлящий котёл с нечистотами вылитый на какогото захотевшего сбежать падлы-доносчика, в следующую секунду он уже в других мирах (в аду для поэтов и ему место найдется), а земное тело его беспристрастно ощупывается длинными паталогоанатомическими пальцами... бьется об стену Ответственный Гражданин, драка хвостом собаки: человек или его рука? волосы на продажу, местная ярмарка, целуются два педика, замороженный взгляд охранника его накачали антигистаминными он уже ничо не соображает, вот вывеска ОСТОРОЖНО и рисунок голых ног? разбито стекло? нельзя бинтовать ноги следуя традиционным китайским обычаям? нельзя пеленать младенцев как ноги? нельзя иметь ноги? выставка голых ног? мааленькая затаённая улыбочка и постер с рекламой Сельскохозяйственной Продукции Северного Китая, жители которого умеют по всей видимости сворачиваться в клубочек. ДВОЙСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА КИТАЯ: СЕГОДНЯ ИЛИ ЗАВТРА? политическое эссе, клуб по интересам: вышивание (у друг друга на глазах) вырезание на арбузах бамбуковыми палочками, слепое доверие, отстойные глупости, продажное жулье, злободневные темы, человек, заточивший себя в тетрадные клетки, НЕТ! ЕЩЕ ЗЛЕЕ! и этим журнальным редакторам не помешала бы парная доза Энергетической Гонки, хватит зомбировать людей передачами про адскую кухню... держите их под прецелами львов и всё будет хорошо.
И ВДРУГ оооооооооооооооооООООООООООО заколотились мыслишки, понюшки, детишки, up&down, молочное производство, заколотились сердечки, заколотились заключенные в клетушках, ставшие животными, животными, животными, и молниеподобно осветившаяся покоцанная вывеска "ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЗООПАРК" ********************* (человеческий)
раздался выстрел, покатилось глазное яблочко
Кхэ не увидел его.
застывший посреди своего отдела, Человеческого Зоопарка, бедлама, хаоса, торжества совершенного безумия, он увидел пророка - он увидел пророка СПУСКАЮЩИМСЯ. в светах радиационных китайских ламп, на лестнице, он увидел Новорожденного, Новоявленного - маленькую девочку, одетую как гимнастку; она, видимо, и была гимнасткой, потому что в следующее мгновение (Кхэ не поверил своим глазам) - за ней показались еще Новорожденные, все одетые как гимнасты, в белых блестящих купальниках. Они шли вереницей по веревочной лестнице, маленькие и синхронные, освещая все вокруг и переливаясь, о да, они блестели, как вихрь из миллионов рассыпавшихся баночек с глиттером, как еще вам описать это? Словно солнце взошло над свалкой калейндоскопов, словно двести лет мир во всем мире и в сегодняшних заголовках газет - оторванные головы, словно высшее существо взяло тебя своей невидимой рукой за грудки и встряхнуло, словно новый вкус "Энергетической Гонки" с ароматом софт-пинки детского порно. Кхэ заплакал - от любви, красоты, юности, господи, его мизерные старческие сухожилия еще готовы были продюсировать какую-то любовь. Его сухожилия были сделаны из магнитокассетных лент, и они все растворялись, и путались, и растворялись... И сплетались, кудрявились в большие, маленькие круги на полу, и все увидели его магнитокассетный секрет, и по всему отделу раздалось предсказуемое ВЫ ВЫЗЫВАЕТЕСЬ НА ВЕРХНИЙ ЭТАЖ
бюрократическая издёвка в исключетельно довольное лицо (ИНДЕКСАЦИЯ НОВОЙ ГЛАВЫ)
"И всё-таки лягушки почитаются в этом мире", - думал Кхэ.
Он думал о своем имени: "Одиннадцать плюс двадцать один плюс тридцать один равно шестьтри. Девять, число с большой головой, огромный младенец. Девятка: старик-эмбрион, забвение, взгляд смотрит в смерть, а тело хочет родится. Морской мусор. Как я сказал, забвение. И еще - перелитые чашечки".
Какими он ожидал увидеть верхние этажи?
"В е р х н и е э т а ж и... Тридцать пять, восемьдесят, семь. Итого пять, а что можно сказать о пяти? Раздутое пузо и прямой козырёк. В пузе - черви, козырьки подбрасываются в небо от радости, а опускаются от стыда. Хороший или плохой господин, скорее диктатор, но лихач и прикрытый от дождя. Родившийся в рубашке, но не верящий в удачу; вывешенная вывеска".
Верхние этажи утопали в цветах. Это было красивое место, в котором вкусно пахло: например, гречневой лапшой с соевым соусом, женщинами, губной помадой. Почему они так любят цветы?
"Солнце - это взрыв в глазу отшельника, ушедшего слишком далеко. Забвение: когда глаза прикрыты, сон неясен, а губы дрожат. Цветы: юность и смерть - рождено для любви, умрёт этим летом".
Он вошел в парк. "Санитариум", - подумал Кхэ. Нечто в нём было похоже на больницу, аналог земного чистилища: люди там постоянно страдали за свои грехи, и грехи прошлых жизней, и позапрошлых, и позапозапрошлых, очищались, исповедовались ангелам, выпускались обратно в жизнь, и еще там можно было встретить свою бабушку. Кхэ любил свою бабушку: она умерла от цветочной болезни, потому что в ней расцвели метастазы. Ему всегда казалось это страстной смертью, насильственной, но красивой: когда кто-то любит твои клетки настолько, что перестает принимать образ человека и забирается внутрь, съедая всё, а ты не можешь ему отказать. Похоже на длинное немое кино, с белолицыми, красивыми японскими девушками, тоскующими от любви, бегущих от судьбы - девушками, которые стонут "люби меня", когда срываешь с них одежду, девушками, легко срывающимися в безумие, пот блестит на их белых лицах, солнце - земным существам дающее силу и красоту - для них рана, и любовь в конце концов настигает их в виде смерти, последнего любовника. У бабушки был муж, но она не любила его, до старости восхищаясь молодыми и крепкими юношами, с выпуклыми мышцами, развитыми грудными клетками, низкими до бархата голосами - эти юноши звенели стеклянной безделушкой, заходя в её магазинчик и улыбаясь ей, заговаривая с ней, и даже в старости она считалась очень красивой женщиной. Руки у неё всегда пахли кремом, а губы были подкрашены, она говорила: "Для девушки нет ничего важнее, чем губы. Губы - это колодец, из которого мужчина хочет напиться в трех случаях: когда она говорит, когда она ест и когда она целует". Приемы пищи навечно остались для нее тайно сексуальными, как обещание, поэтому она ела по рисинке; это даже было очень красиво, когда она клала в свой маленький подкрашенный рот эмбрионально-розовую креветку, о-образную, а потом разжевывала этот кусочек морской плоти ровными, аристократически маленькими зубами. Кажется, в юности она была гейшей, а затем переехала во Вьетнам - из-за войны и бедности её тогдашнего мужа, с которым позже они исколесили пол Европы, и были людьми знаменитыми и зажиточными, вхожими в арт-салоны и вкушавшими сны опиума... ***
Санитариум открывал перед ним двери. Каждая последующая дверь была всё тоньше, пока не стала тонкой, как бумага. Кхэ позволили туда заглянуть: и все там сияло китайским роскошеством, подлинным, полным вкуса и изящества. Это не было похоже ни на какую лапшу, ни на издёвку: это была обитель человека, который почитал свои корни и использовал их как силу.
Он также уже знал, что того, кого он увидит, зовут Ку - но не был готов, что им окажется женщина. Он ждал тирана, состоявшего из горизонтальных складок, похожих на ступеньки зиккурата, на вершине которого покоилась голова-горошинка. Но это была женщина, причем та, которая тоже подкрашивала губы - и наверное, при первом взгляде этого было достаточно, чтобы понять, из каких она женщин, и как она ест, и как ведёт свою игру. Глаз женщины не было видно, но всё, что ниже - вполне: губы, открытые плечи, ключицы-палочки, ровная спина, скрещенные ноги, остроносые туфли на конце узких ступней. Ему показалось, что туфли звенят: скорее всего, это был просто звон из раскрытого окна.
Он сел. Казалось, если он вздохнет полной грудью - грудная клетка расколется на кусочки, словно туго перетянутая стеклянная ваза. Он усиленно старался не щурится от света, пронзительной объемности зданий за окном, слишком чистого воздуха и головокружительности голубых небес, в которых облака казались последствиями драки сотен белых голубей. Кхэ ужаснулся от насилия.
Губы усмехнулись - это означало, что она видела это слишком много раз.
"У голубей больше нет перьев. Что теперь?", - встревоженно думал Кхэ, и продолжил уже совсем с другой мыслью. - "Интересно, ей нравится наблюдать за пытками? Похоже на то. Должно быть, она смакует пытки, как и все другие человеческие наслаждения, и знает в них толк, ведь у нее хороший вкус..." Это было стыдно, как будто у него не было кожи.
Трудно начинать отношения с человеком, который всё воспринимает с азартом - будь то интрига, или месть, или театральное представление.
Губы начали: "Обноски. Вы жалкие обноски из кожи".
Она встала, и говорила, поправляя туфлю:
"Вы словно бинты, которыми несчастные обворачивают ноги, чтобы продолжить путь. Скоро вы сотрётесь. Любовь к жизни в вас отсуствует. Скажи, а любовь к смерти? Это искушение, которому нужно иногда предаваться - для того, чтобы ярче любить жизнь. Или, может быть, воспринимать её не так серьезно. Словно маленькую устрицу на кончике ножа. Скажи, Кхэ, ты в это веришь?"
Она говорила ужасные вещи, ужасные, потому что всё это означало, что она
Он не нашел в себе силы ничего отвечать, и очень хотел плакать - каким-то образом её слова ДЕЛАЛИ его тем, о чем она говорит. Он чувствовал в себе большое желание вернуться в младенчество, совершенную беспомощность и зависимость от внешнего мира, бежать обратно, в прозрачные клетки санитариума, огромные, одинокие и стерильные, белые, словно расстеленные простыни, ужасное бегство, в котором его всё равно завяжут в узелочек, и унесут, его ПОНЕСУТ по миру вдаль, в огромное путешествие, и мир будет виден сквозь глаза новорожденного - слепым и непрочным, т е к у щ и м, туда и обратно, пока не справляешься с течением времени - и невыносимое солнце, упавшее на хрусталик глаза, и крики и шум, пронзающие девственные уши, прикосновения, на которые не научился реагировать - всю эту огромную, ужасную кутерьму, от которой хочется убежать обратно в черное, тихое место, ритмично отдающее пульсацией спокойной и защищающей, и бесконечной любовью, которую чувствуешь только там, внутри - ОБНОСКИ, ОБНОСКИ ИЗ КОЖИ, ВЗОРВАННОЕ СОЛНЦЕ, ПРОПАВШИЕ ВНУТРЕННОСТИ, ПУСТЫЕ ОДЕЖДЫ, МЕНЯ НЕТ, Я - БЕГСТВО
Кхэ трясло от паники, он никогда так не плакал, почему, ПОЧЕМУ она сделала его обносками из кожи, эти ужасные губы - они - о да, смеются, она всегда смеется словно отпрыгивающий смеющийся шар, вечносмеющийся и в боли и в радости и в тоске и в бедности и в изобилии, шумящие яблочные деревца, нет, я должен лопнуть её шар, я должен УБИТЬ ЕГО, я - глубокопроникающее ранение в желудок
Но она стала тестом, чем-то мягким, обволакивающим, и он понял, что они - это пирог с вишней, внутри которого маленькая острая штучка: копье, Кхэ. Он мигом успокоился, это было так приятно, тепло и уютно - ну вдруг копье-Кхэ стал тонуть в чем-то вязком, она начала ТРАНСФОРМИРОВАТЬСЯ в жгуче-вязкий клей, который превращал его в тлеющие расплавленные кусочки и дальше - восторженно-ужасающее пиршество молекул, застывающих в непонятной, слишком твердой субстанции. Неоткуда стало брать энергию, чтобы разогреть молекулы и вырваться, ему показалось, что он в огромной одиночной камере без стен и потолка, никто не мог услышать его крик, как солдат на больничной койке, имеющий сознание, но с полной парализацией всех чувств - ОГРОМНАЯ БЕЛОСТЬ&ВЕЧНАЯ ЗИМА, и вдруг
Он снова оказался в китайской комнате, напротив женщины - все те же белые облака, шпили зданий и солнце. Он прерывисто дышал, пот собирался в капельки у него на коже и скатывался вниз, Кхэ знобило, и тело было все еще похоже на пережившее сильную конвульсию или кусок раскалённой стали, на который плеснули ледяной воды. Кхэ медленно поднял голову вверх и ужаснулся: у нее вообще когда-нибудь меняется лицо?
Теперь, в таком виде, уставший, искалеченный - он ненавидел её. Его ненависть была длинной змеёй, лежащей в углу до поры до времени и каждую ночь исторгающую каплю яда в чужой рот. Если ты так любишь лакомства - бери. Пилюля забвения: детское развлечение, что ты об этом скажешь?
Ему казалось, что она не была так искушена в гонках с возвращением обратно, как он. Это - единственное, на что он надеялся. Смутные проблески плана.
Он понимал, что не может пошевелить рукой; мускулы были каменные. Его сердце билось так сильно и настолько медленно, что казалось, еще чуть-чуть и оно вырвется из горла и предстанет перед носами её туфлей. Она возьмет его большим и средним пальцем за артерию, словно кукловод - и усмехнется, улыбнётся: эта улыбка была вечно похожа на какие-то распахивающиеся драпы в театральном зале, означающие: сейчас начнётся представление.
Она подозвала своих Громил (в современном китайском обществе должны обязательно приходится 0,0043 негра на душу населения) и вот он стоял перед Кхэ, целый, возвышающийся, наверное, бывший боксёр. И то, что произошло дальше, было унизительнийшей вещью в жизни Кхэ - она намотала его на среднего размеру бобину и начала смотреть фильм, время от времени щелкая попкорном во рту, и смотрела задолго после того, как на город опустилась ночь, и звезды начали сверкать, проходя свои небосводные дуги. Кхэ был полон грусти, смотря в окно, и это была Самая Печальная Ночь в его жизни.