Полвека назад один из крупнейших композиторов ХХ столетия Артюр Онеггер в книге о своей профессии - "Je suis compositeur" - сетовал, что современный композитор находится в положении производителя такого товара, который никто не хочет покупать. Речь, разумеется, шла не о сочинителях развлекательной музыки и авторах эстрадных песен, которые зависят от конъюнктуры шоу-бизнеса, а о композиторах, работающих в академических жанрах: опере, симфонии, камерном ансамбле.
Со времён онеггеровских (и не только его) ламентаций отъединённость создателей серьёзной музыки даже усугубилась, превратив эту самую серьёзную музыку - то есть, в сущности, музыку индивидуализированную и психологизированную - в гессевскую Касталию, в остров, со всех сторон размываемый волнами маскульта. Тем не менее серьёзное композиторское творчество существует, оно не иссякнет, "пока в подлунном мире жив будет хоть один пиит". Существует оно, конечно же, и в Израиле, хотя в условиях ещё более сложных, чем, скажем, в Москве или Париже, Новосибирске или Касселе, Нью-Йорке или Милане. Сложность эта, во-первых, творческая: у тех, кто учился в Бухаресте иное представление о еврейской музыке, чем у тех, кто заканчивал Академию в Рабате; питерский или тбилисский выпускник иначе смотрит на композиторскую профессию, чем тот, кто прошёл трёхмесячный мастер-класс в Амстердаме, наконец, уроженец Израиля иначе видит мир, чем природный одессит или иркутянин. Во-вторых, израильский слушатель ещё менее расположен погружаться в смятенный мир индивидуальных состояний и вникать в сложный язык современных партитур, чем слушатель европейский, российский и даже американский. К тому же израильское государство не имеет таких возможностей и такой традиции поддержки некоммерческого композиторского творчества, какие имеются и в Старом Свете, и в Соединённых Штатах, и в странах СНГ.
Правда, и в России нынче уже нет системы "закупок" художественных произведений, существовавшей в СССР: государство покупало симфонии-сонаты, оратории-кантаты, квартеты-октеты, оперы-балеты по утверждённым тарифам. Само собой, что нелепостей и несправедливостей при этих закупках творилось много: покупалась масса халтурно-конъюнктурных опусов к ...летию Октября, юбилею Вождя, "навстречу Съезду", кантаты типа "Цвети, родной Туркменистан" (Башкортостан, Якутия-Бурятия родная и проч.) и, в основном у "маститых" - секретарей Союза композиторов, различных функционеров и других официальных лиц. Композитору лет до сорока нечего было и думать подавать на комиссию кроме редких случаев. Да и в Союз композиторов принимали обычно лет через 10-15 после получения диплома (к примеру, Альфреда Шнитке приняли, когда ему было 42 года), а у не членов Союза ничего не закупали. В общем, система "закупок" была сугубо советской, поддерживала более официоз, чем настоящие таланты и тихо исчезла вместе с породившим её государством.
В западноевропейских странах правительство принципиально не поддерживает создателей удожественных произведений, блюдя, таким образом, их же независимость. Но меценатам и частным спонсорам, не говоря уж о нотоиздателях и прославленных исполнителях, оперных театрах, оркестрах и хорах (которые сами, в свою очередь, содержатся меценатами) не возбраняется делать композиторам заказы и выплачивать им содержание. В Америке композиторы чаще всего состоят профессорами многочисленных университетов, нередко - музыкальными обозревателями газет (хотя это другая профессия), многих "кормит" кино и телевидение. Различными фондами утверждаются стипендии, премии, гранты.
В Израиле, где государство никаких композиторских организаций не дотирует, о "закупках" серьёзных произведений и не слыхивали, существуют, тем не менее, правительственные премии, с 1985 года ежегодно присуждаемые по решению специального жюри как за отдельные сочинения, так и по совокупности работ.
10 лет с 1985 по 1993- награждалось по 1 композитору в год (одновременно с писателями, художниками, деятелями других искусств), с 1994 по 2000 премий правительства удостаивалось по три композитора, среди которых оказалось немало репатриантов из СНГ: в 2000-м, например, были премированы бывшие тбилисцы Иосиф Барданашвили и Реувен Кажилоти, бывший москвич Борис Пиговат. В 2003-м году жюри присудило уже 6 премий: маститому Марку Копытману(через год музыкальная общественность отметит его 75-летие), творчество которого вот уже три десятилетия является визитной карточкой современной израильской музыки; милейшей Агари Кадиме, автору утончённых хоровых партитур и вокальных циклов на стихи современных израильских поэтов; ироничному и мастеровитому Гедеону Левинсону; Боазу Бен-Моше, смело сочетающему в своих сочинениях разные интонационные пласты; молодому (на пороге 30-летия), но уже известному и широко исполняемому в Израиле Гилю Шохату (его сочинения лежат в русле неоромантизма, оттого, видимо, и популярны) и ярко талантливому, профессионально безупречному Ариэлю Давыдову.
Шесть лауреатов, представляющих четыре творческих поколения; четверо уроженцев Израиля, получивших образование в своей стране и в университетах Америки и Италии (Агарь Кадима - в Калифорнийском, Гедеон Левинсон в Балтиморе, Боаз Бен-Моше в Пенсильвании, Гиль Шохат в римской академии Санта-Чечилия), " воспитанника советских композиторских школ (Марк Копытман- Львовской и Московской, душанбинец Ариэль Давыдов - Петербургской).
Сочинения Ариэля Давыдова я знал ещё с его студенческо-аспирантских лет. Они тсполнялись на различных питерских показах и фестивалях - от консерваторских до международных - и поразили меня удивительным сочетанием восточной созерцательности и строгой логики развёртывания материала из единого интонационного зерна, мерцанием ориентальной ладовости и чистотой мелодических линий. Ариэль учился у одного из самых значительных мастеров современной России - профессора Бориса Тищенко, у него же окончил аспирантуру (докторат) и вёл свой композиторский класс в Петербургской консерватории. В Израиле он с 1996-го года, хлебнул всех трудностей абсорбции. Сейчас Ариэль Давыдов - редактор нотного издательства Союза композиторов Израиля. Здесь, в скромном офисе "Игуд ха-композитори" в промзоне Тель-Авива, я и выпытываю у Ариэля, как ему удаётся днём редактировать чужие партитуры, по ночам работать сторожем и писать произведения, которые исполняются в престижных залах Нью_Йорка и Штутгарта, Риги и Бухареста, Петербурга и Иерусалима?
А.Д.: Ночной сторож-композитор - это вполне по-израильски. Жаль,
конечно, что вместо того, чтобы преподавать здесь в Академии или в
консерватории, я охраняю собственность граждан Израиля. Тем более
жаль, так как существуют музыкальные дисциплины, в которых я
чувствую себя крепче многих местных профессоров и докторов.
Но это - общеизраильская проблема. Здесь немало сторожей по
призванию, преподающих в вузах и немало художников, работающих
в охране. Поэтому и уровень достижений израильских музыкантов
значительно ниже уровня еврейского галута.
Корр.: И Вы ощущаете в себе потребность сочинять, несмотря ни на какие условия и обстоятельства?
А.Д.: Я мечтал быть композитором с детства, когда читал сказки , представляя их в своём музыкальном оформлении. Позже, будучи уже студентом музыковедческого отделения Душанбинского института искусств, я убедился, что отношусь к категории людей, которым приятнее писать свою музыку, нежели рассуждать о чужой. Я чувствовал себя несчастным оттого, что не имел полноценной композиторской школы и что из-под моего пера выходили весьма посредственные сочинения. После получения музыковедческого диплома передо мной был выбор: или прекратить сочинять или учиться в каком-либо из центральных вузов композиторскому мастерству. Я выбрал второй путь и отправился в Ленинград поступать на композицию.
П.Ю.: Так мы оказывается, коллеги. И какая была тема Вашей дипломной работы по музыковедению?
А.Д.: "Принципы объединения циклов в сонатах таджикских композиторов". Меня всегда влекло к инструментальному циклу и пишу я почти исключительно инструментальную музыку.
П.Ю.: Да, Ваши Рагави, Ракс написаны для инструментальных ансамблей. Но ведь изначально, видимо, эти жанры были связаны с вокальной традицией?
А.Д.: Рагави - это название лада в персидской музыке, а также название жанра импровизаций в стиле индийской раги. Ракс - тоже персидское слово. Переводится оно как танец То есть оба сочинения изначально связаны с инструментальной традицией, правда, восточной, а не европейской.
П.Ю.: А к восточным инструментам Вы не обращаетесь?
А.Д.: Европейские инструменты и их сочетания могут передать любую тембральность. Например, в моём трио "Рагави Љ 2", а также в Концерте для контрабаса с оркестром контрабас в высоком регистре временами звучит как гиджак, в Рагави Љ!1 клавесин и оркестр местами играют в манере ситара, во 2-й части трио "Беженцы" флейта звучит как най, а саксофон - как зурна.
П.Ю.: В Вашем контрабасовом концерте, который сейчас исполняется по всему миру, я услышал и индийский тампур, и отголоски романтического вальса, и "Со святыми упокой" во 2-й части, и казахский кюй, и фрейлахс. Оказалось, что контрабас может быть "лирическим героем", голосом человеческой души, индивидуума как и скрипка, рояль, виолончель, для которых написано множество сольных концертов. При этом в звучании контрабаса есть что-то сказочно-мистическое.
А.Д.: Попав в Израиль, я как бы оказался в мире Кафки, в мире, где я поставлен в абсурдную ситуацию, то есть вынужден беспрестанно доказывать, что я "не верблюд" (не шомер). И я понял, что мне необходимо написать что-то вроде своей творческой визитной карточки, произведение, которое зажило бы своей независимой жизнью и написано человеком, который "знает дело".
Я сознательно избрал контрабас для этой цели, так как из более чем десятка концертов для этого инструмента почти нет таких, которые бы выходили за рамки учебной литературы. То есть здесь была свободная ниша, которую я занял, надеюсь, удачно. По эстетике моё сочинение полистилистично. Для меня это символизирует драму азиата, поднявшегося (спустившегося?) в Европу или наоборот - европейца в Азию. Поэтому в этом произведении сочетаются темы европейские и восточные и потому весь цикл скреплён молитвой "Со святыми упокой".
П.Ю.: Уж не устройство ли музыкальной жизни в Израиле навеяло реминисценции заупокойной православной молитвы?
А.Д.: Напрасно смеётесь. Положение музыканта в Израиле, действительно, ужасное. Здесь ведь в музыке социализм, то есть нет конкуренции. Боюсь, что если бы Ростроповичу сделали пластическую операцию и поменяли фамилию, лишив всех титулов, он бы не прошёл конкурса ни в один оркестр. И после конкурсов получал бы официальные письма, что, "к сожалению, Ваш уровень не соответствует уровню солиста нашего оркестра". И так бы продолжалось до тех пор, пока бы он не понял, что надо ему искать протекцию или идти в какой-нибудь недавно открывшийся "олимовский оркестр". То же и в вузах. Даже в СССР в все преподавательские места в вузах были конкурсные. И конкурс проводится раз в 5 лет. В Израиле же в вуз попадают чаще по рекомендации, а конкурсов на занятое место не бывает. Поэтому музыканты международного класса, попав в Израиль, начинают себя чувствовать как рыбы в болоте и обычно пытаются вырваться в Европу и Америку.
П.Ю.: Может быть, в Израиле действительно слишком много хороших музыкантов - для страны с населением равным городу Петербургу или половине Москвы?
А.Д.: Слишком много хорошего не бывает. Бывает слишком большая зависимость чего-либо от произвола чиновников. Если это зависимость производства - разваливается экономика, как это произошло в Советском Союзе. А если зависимость искусства и образования - разрушаются интеллект и духовная культура народа, как, увы, это происходит в Израиле.
П.А.: Талантливый человек всё равно возвращается на свою стезю. Иосиф Барданашвили, великолепный мастер, какое-то время после репатриации работал в магазине, сейчас он ведущий композитор страны и педагог. Вот и Вы теперь лауреат.
А.Д.: Барданашвили один из самых талантливых израильских композиторов. Он приехал сбда с "громким именем" и это ему помогло. Я рад, что он получил заслуженное признание. Но боюсь, что если бы он сюда приехал лет в 30, не будучи известным кино- и театральным композитором, то скорее всего до сих пор реализовывал бы свой талант в перетаскивании бутылок с Колой и мешков с мукой.
А сколько неоценённых! Вы знаете, кто самый лучший пианист Израиля? Сторож, выпускник Петербургской консерватории Михаил Салманов. Он здесь гниёт 12 лет и будет гнить дальше, пока не поймёт, что можно играть хуже, но надо лучше "крутиться". А полубезработные Марина Калинкер, гнесинская выпускница, Раймонда Шайнфельд, выпускница питерской аспирантуры, бывшая доцент Кишинёвской консерватории - первоклассные музыканты, но с трудом сводят концы с концами. И, главное, публика имеет возможность слышать их очень редко. А Бениамин Юсупов, один из самых исполняемых в мире израильских композиторов! Его уволили из "шмиры" и он до сих пор безработный, Да и Иосифа Барданашвили, о котором мы только что говорили, прекрасного педагога недавно "сократили" в Академии.
Эти так называемые "постоянства", которые имеют масса бездарных людей, очень мешают и израильскому искусству, и образованию, и науке.
Поэтому я очень рад своему призу - я был вынужден работать по 80 часов в неделю, чтобы просуществовать. Наконец-то я могу посвятить себя тому, в чём ощущаю себя мастером в свои сорок лет - сочинению музыки и обучению этому других.
Ведь я выел свою формулу таланта или, если хотите, формулу гениальности:
1. Не быть "последователем последователя". Но можно быть последователем первооткрывателя.