Исхлестав землю безжалостными ливнями, свирепый брезень ушел на покой, уступив место призрачному брату. Взрыхленная дождями почва дымилась, долины и подлески укутывал низкий слой тумана. Мгла пушистыми волнами накатывала на стены Заробы. Храбрецы и безумцы, выбиравшиеся за городские стены в поисках грибов и ягод, параноидально прислушивались к хрусту ветвей под ногами. Занося сапог над кустом, ты никогда не знал, куда он приземлится.
Невидень - особый месяц для фермеров, последний фронтир перед опустошительной зимой. Невидимая стрелка часов отсчитывала дни до наступления Серой Недели - момента, когда густеющие туманы поднимались так высоко, что проглатывали верхушки самых рослых деревьев. Никто не знал, что творится в тумане. Тишина там сгущалась особенно сильно, уничтожая не только зверей и бродяг, сбившихся с Животракта, - но и листья, и саму траву под ногами.
Когда мгла отступала, на месте пылающей осени оставались лишь голые ветви, вспученные корни да чьи-то обглоданные кости.
Но люди были готовы, и едва из-под земли выползали призрачные змеи - запряженные волами повозки заполоняли Животракт, стягиваясь к Заробе. Домашний скот, избытки урожая, соленья и варенья, гуси и куры в клетях, вяленое мясо, пиво, вино, ракия - все это пирамидами устремлялось в город, на утыканную флажками площадь Невидь-Базара. Бойкая торговля вдыхала жизнь в Заробу. Излишки распродавались. Мулоны ходили по ладоням. После чего пустые телеги, гремя досками по плитам Животракта, под улюлюканье Потерянных неслись восвояси, преследуемые вырастающим туманом.
Этот год был не исключением.
Ее булочная лавка не могла тягаться с пышными фермерскими тентами, а потому скромно теснилась на краю Мясного Рынка. Земля дрожала от поступи волов и тавров. Толпа заполоняла улицы. Повсюду кадыки, бороды, усы и морщины, овечьи куртки да шерстяные телогрейки. И хоть бы кто глянул на прилавок.
В начале улицы вдоль кряжистых домов плыла очередная пирамида. Клетки с домашней птицей качались, старичок на вожжах то и дело озирался, раздираясь между страхом наехать на прохожего и уронить на головы кудахчущую клеть. Выцветшие глаза лавочницы наблюдали за ним с вялым интересом. Мысли толкали верхнюю клетку все сильнее и сильнее...
Опустив взгляд, она заметила юношу в поношенной мантии. Подросток пускал слюни на прилавок. Под каждым глазом - синяк размером с туго-набитый кошель. За пояс заткнута деревянная палка.
- Поди сюда, - лавочница хриплым от вечного крика голосом подозвала мальца. Тот приблизился, не отрывая взгляда от прилавка. - Батюшки, вот это представление. Ты что, на шахте работаешь?
- Нет, я... - юноша чуть не поперхнулся слюной во время ответа, - ...много двигаюсь.
- Главное не к погосту двигайся, - лавочница закаркала, довольная шуткой. Мальчишка пересчитывал мулоны. Его толкали, изможденному юноше приходилось начинать сначала. По тому, как вяло двигался палец, лавочница заключила, что клиент у нее не шибко имущий.
И все же молодой, а значит...
- Девка есть? - она накренилась из-за прилавка, украдкой заглянув в кошель. И чуть не хрюкнула. Кругляшки мулонов так плотно прилегали к стенам, что и палец воткнуть негде. А нюх-то, нюх-то не подводит!
Вопреки крайней усталости, юноша нашел в себе силы покраснеть с головы до пят.
- Н-нет... еще...
- А знаешь, почему? - смачно хрустнув коленями, она достала из-под прилавка горшочек. Глаза юноши расширились, по темной радужке заплясали золотистые искры. В горшке колыхался мерцающий в утренней дымке бутон.
- Еще распустится, - заверила лавочница. - Это авалонка. Сама сорвала. Видел бы, как неслась обратно из леса... Всего дв... тридцать мулонов. От сердца отрываю, ты ж видишь, даже на прилавок не выставила!
- Я не...
- Слушай, - локоть старушки примостился между булочками. - Раньше за такой горшок дочерей сватали. Это сейчас выдумали - кольца, серьги! Дребедень! Ты небось голову ломаешь, как бы показать той самой свое чуйство!
Юноша стоял красный, как бурак. Казалось, он вот-вот зароется под землю, лишь бы избежать взглядов прохожих. Мужчины посмеивались в усы, залихватски подмигивали распалившейся лавочнице. Вопреки стыду, горшок с золотыми цветами удерживал парнишку, как капелька воды - муравья.
- В деревнях была раньше традиция. Мальчишки, кто посмелее, в первые ночи невидня шли в леса. Ходили по двое, сам понимаешь. У авалонок стебель тонкий, головки поднимают только после ливней. Но едва стелется в низинах молодой туман - цветы загораются, как свечи! Рвать их нельзя, ты ж видишь, в горшке держу. Живые должны быть, чтоб горели. Как юноша приносил такой в деревню - девки очередями выстраивались, лишь бы замуж за него выскочить!
- Это ж когда такое было?! - вскрикнул дедуля с куриной пирамидой. Волы наконец-то достигли лавки, с натугой втаскивая позовку по грязи в гущу Невидь-Базара. - Ты еще времена до огнепотопа вспомни!
- Молчи уже, пердун старый! - отмахнулась старуха. Пальцы в драных перчатках поставили горшочек перед юношей. - Ну что, будешь брать?
В измученных глазах мальчишки горело решительное пламя.
- Беру, - сглотнув скопившуюся слюну, мальчик вытряхнул мошну на стойку. Двадцать, двадцать две, двадцать пять монет... пару кругляшков подпрыгнули и покатилась под ноги мальчишки.
- Ладно уж, - старуха сгребла мулоны на стойке, пока юноша ползал по земле в поисках последней монетки. - Так и быть, сделаю скид-
Она не договорила, рот раскрылся идеальным кружком. Ноздри одного из волов раздулись, рогатая башка повернулась на запах жареного чеснока. Телега накренилась. Старый возница с белым как мел лицом обернулся через плечо, наблюдая, как пирамида из клеток кренится, скользит, свергается вниз, на лавку и ползающего в грязи подростка. По сторонам зазвучали первые мычащие крики. Старушка застыла, понимая, что не успеет и ахнуть.
Первая клетка с грохотом обрушилась на землю. Под ноги прохожих рванули голосящие куры. Клетки падали и падали, в воздух взлетали пучки перьев. Возница стоял на козлах, сжимая комки седых волос на висках. Руки старушки тряслись от шока. Перегнувшись через прилавок, она была готова хлопнуться в обморок.
- Тридцать, - сказал уставший голос откуда-то сбоку. На прилавок рядом с ней легли оставшиеся пять монет. - Спасибо вам большое.
Перепуганное лицо старушки повернулось. Изможденный юноша бережно держал горшочек, легкий как воздух кошель повис на поясе рядом с такой же бестолковой палкой. Мальчишка, стоящий в трех метрах от куро-крушения, бросил тоскливый взгляд на чесночную булочку. Затем повернулся и поковылял меж всполошившихся прохожих вглубь Невидь-Базара.
Схватив булку трясущимися пальцами, старушка выскочила из-за стойки. Едва взъерошенная голова мальчишки обернулась, она вставила булку прямо ему в зубы.
* * *
Танш не против был отправится на шахту, при условии, что ему дадут выспаться. Последние дни - или недели? - он жаждал рухнуть головой в подушку и расплыться слизью на жестких пружинах. Все тело горело, будто его насадили на шампур. Бочка с ледяной водой из утренней пытки превратилась в спасителя. Жизнь, как говорил Магнус, действительно пронизана иронией.
Прижимая к груди горшочек, Танш продирался сквозь поток людей и скота по украшенной флажками улице. Чеснок у старушки был ядреный. Во рту пылало, в пустой желудок обрушивались потоки магмы.
Чувствуя, как плавятся глаза и ноздри, он поспешно сунул остаток булки в карман Полиставриона.
Магнус взялся за него всерьез. Каждое утро и до самой смены учитель гонял его по заднему двору "Черного Зуба", укрепляя тело и разрушая дух. Или наоборот, Танш уже не видел разницы. Изнуряющие тренировки сменялись беготней в прокуренной таверне, под крики Хозяина, неизменно перетекая в новую тренировку. За все время он не нанес ни одного удара. Не изучил ни одного приема, кроме того единственного, что скопировал у Магнуса. Его учили лишь убегать. Уклоняться, уворачиваться, ускользать. Впрочем, даже это было слишком. Учитывая природу и скорость того, кто его преследовал.
А еще Магнус не давал ему заснуть.
Точнее, спать было можно, а вот использовать сукровь - нельзя. Танш воспринял эту идею как чистейшее безумие. И сперва воспротивился ей всей душой, на что Магнус ответил довольно расплывчатым образом:
- Разве может спящий по-настоящему двигаться?
Для Танша вопрос имел не больше смысла, чем песня о разнузданной монашке, которую любили горланить завсегдатаи таверны перед закрытием.
Из-за усталости пропал страх перед Истерией. Временами он отключался, появляясь ночью в скрученной спиралью простыне. Порой в десятках метрах от места, где запомнил себя в последний раз.
Сны были черные и беспросветные, навеянные бесконечной усталостью разбитого вхлам организма. Согласно Магнусу, это был единственный способ избавиться от сукрови: убивать тело настолько, чтобы сон черным покровом скрывал от любых кошмаров. Танш кивал этим объяснениям и молился. Про себя он решил, что учитель пытается его убить.
Была еще одна странность, но на фоне остального Танш не придавал ей смысла. Магнус настаивал, чтобы он всегда носил с собой палку. Одну и ту же. Из бочки позади прилавка.
В приступе подросткового протеста, Танш нарек деревяшку "Бестолочью", решив, что это опишет и его, и палку более чем полностью.
Толпа осталась позади, перед юношей раскрыла объятья уже ставшая родной мощеная площадь. Узенькие полоски невиденьского тумана сопроводили мальчика к заветному крыльцу.
- Танш! Ты пришел! - Прия выронила коробку, во все стороны разлетелись носки и перчатки. Танш охнул, когда девочка с чувством впечаталась ему в колени. - Представь себе, нас с Яго забирают! Приди ты завтра - мы бы уже не встретились!
- Ух ты, - Танш поставил горшок, потрепал макушку черноволосой девочки с вечно чумазой переносицей. - Это отличные новости! Неужели госпожа Урсула нашла родителей?
- Не-а, - улыбка Прии стала шире. - Это Альза! Она нашла нам дом, и даже своего учителя, и теперь нас можно забрать, и мы даже не станем отбросами вещества!
"Отбросами общества!" - раздался из-за угла вопль Яго. Мальчик бегал туда-сюда с теми же пакетами, которые Танш припер из лавки Валентино.
- Учителя? - щеки Танша загорелись румянцем. Он подобрал с пола горшочек с золотистым цветком. - Вас продолжит учить мисс Айрис?
- Не, - Прия завороженно уставилась на мерцающие в полутьме вестибюля лепестки. - Там старая учительница. Миссис Бретта. Она когда-то работала в Приюте. Надо же, никогда не видела такого диковинного бутончика...
- Ты диковинный бутончик! - Яго затормозил перед ними. В руках пакетов становилось все больше. - Хватит сидеть, ради луны! Альза придет с минуты на минуту!
- Она ушла полчаса назад, - Прия закатила глаза, не замечая, как изменилось лицо Танша при упоминании прошлого учителя. - До миссис Бретты час пути. Спокойствие, Яго! Только спокойствие. Ты, между прочим, упер половину вещей Рендалла.
- Он не против. Сам однажды спер у меня карандаш.
- Господи, Яго, это так не работает...
- А эта миссис Бретта, - Танш кашлянул, постарался спросить как можно ровнее. - Почему она... ну, ушла из Приюта?
- А кто ее знает, - бросив сражаться с Яго за пакеты, девочка пожала плечами. - Вроде с лестницы упала. Чуть не померла. Даже сейчас ездит в кресле на колесиках.
Сердце Танша выстукивало ритмы. Вот оно. Зацепка, которую он так отчаянно искал. Кем бы ни была эта Бретта, она могла пролить свет на странные события, окружающие Приют Цветущей Крови. Чудом было то, что она до сих пор жива. Хоть и лишилась ног, если верить Прие.
Маришке, сунувшей нос куда не следовало, повезло гораздо меньше.
- Где она живет? - Танш поднялся во весь рост, чувствуя, как в разбитое тело вливаются силы. Сердце бухало в груди, разнося огонь по венам. - Я, эм... тоже хочу подучиться. В монастыре мы только и делали, что мыли пол и отжимались. Стыдно признаться, но я даже толком читать не умею...
- Чтение переоценивают, - со знанием дела сказал Яго. - Лучше продолжай отжиматься.
Прия шлепнула брата носком по макушке.
- Зеленый дом на западе от Скотобойни, - отчеканила девочка, явно подражая чьему-то бескомпромиссному тону. - Не перепутаешь. Выглядит, будто его соплями измазали.
Танш кивнул и побежал к выходу. Прыгая через три ступени, юноша уже был готов врезаться в массивную створку, как вдруг дверь отворилась. В прямоугольном портале, ведущем на площадь, возникла точеная женская фигурка. Танш ударил по тормозам, затормозив в дюйме от ключицы мисс Айрис.
- Уже уходишь? - в полутьме прихожей он не мог рассмотреть ее лица, но готов был поклясться, что в голосе Айрис, несмотря на привычный ироничный оттенок, звучат болезненные нотки. Он знал это, потому что малейшие эмоции Айрис отражались на его душе подобно землетрясению. - Я уж думала, ты за реваншем.
- Я... - Танш вспомнил о цветке в руках. Взрыв паники выжег последние капли усталости из тела. Сглотнув, он почему-то оглянулся. На вершине лестницы торчали две детские мордашки. Из-за угла высунулась ладошка, оттопырила большой палец. Да какого черта, подумал Танш. - Это вам, - обернувшись, он протянул горшок опешившей учительнице. - Говорят, он цветет только в первые дни невидня. Он... я как только его увидел, понял, что... эм...
Последние слова Танш договорил внутри, страшась того, что случится, если сказать их снаружи. Глаза привыкали к полутьме прихожей. Он с затаенным дыханием рассматривал Айрис, впервые позволив себе смотреть на нее напрямую. Удивительно, но она оказалась ниже его. Вьющиеся рыжие волосы прикрывали половину лица учительницы. Было что-то прекрасное и болезненное в ее темных глазах, в покрасневших контурах точеного носика, тонких губах, едва заметно подрагивавших в сумраке прихожей.
Айрис взяла цветок, на мгновение коснувшись его пальцев. Прижав горшок к груди, она с необъяснимой тяжестью смотрела на Танша.
- Можешь... сделать мне одолжение?
- К-конечно.
- Снаружи сидит мужчина, ты его видел в прошлый раз, - Айрис подняла свободную ладошку, между пальцами был зажат клочок бумаги. - Передай ему это. Смотри, чтобы птицы не украли... - она помедлила секунду. - И приходи завтра. Сыграем еще одну партию.
- Обязательно, - Танш взял записку, чувствуя, как от прикосновения Айрис тело становится легче тумана. Протиснувшись на улицу, он на негнущихся ногах побежал к мужчине, сидящем на комично-маленьком стульчике со стороны Невидь-Базара.
* * * Йейши тяжело было не заметить; даже сидя, он был выше старичков, колдующих над решеткой в рыбной лавке. Длиннющие руки и ноги гнулись в суставах в попытке уместиться на табуретке. Черный матовый доспех отдавал хитиновым блеском. Казалось, в лавке завелся гигантский москит, питающийся людьми. Глаза Йейши были мертвые, с мешками. Вдаль перед собой смотрел маленький, будто засохший без мигания зрачок.
В руках мужчины на палочке вращался жареный окунь. Йейши почему-то не ел его, а просто вертел палку, упираясь носом в рыбную чешую почти вплотную.
- Вам сообщение, - убедившись, что рядом нет ворон, Танш протянул записку Йейши. - От мисс Айрис.
Узловатые пальцы по очереди отделились от палки, наползли на записку, заставив Танша поежится от гадливости. При виде обкусанной челки, подобно жвалам насекомого падающей на вытянутое лицо Йейши, лоб чесался уже у самого Танша. - Интересно, - черные точки в прорезях глаз уперлись в записку. Бумага просвечивала насквозь из-за горящей позади Йейши печи. Сам того не желая, Танш увидел, что записка состоит из одного-единственного слова. - Выходит, она и тебя охмурила. Думал, хоть служкой побрезгует. Тем более ребенком. Хотя пешка и есть пешка.
Губы Танша дернулись, он почти выдавил из себя предупреждение. Но сдержался, понимая, что скорее всего даже договорить не успеет, как это насекомое высосет из него всю кровь.
- Но что еще более интересно... - удерживая записку мизинцем и безымянным, Йейши потянулся к "Бестолочи" на поясе Танша. Рефлексы сработали быстрее, чем юноша успел подумать. На месте Танша расцвел черный цветок Полиставриона. Двумя шагами он оказался позади Йейши, уставившись на утыканную жесткими волосиками шею, такую открытую и уязвимую. И хоть Йейши не сдвинулся с места - Танш в спешке отскочил еще на три шага.
- Очень интересно, - тонюсенькие губы Йейши разошлись в стороны. Он смотрел на мальчика сбоку, как рыба, улыбаясь в два ряда острейших зубов. - А почерк-то его не изменился. Хорошо спишь по ночам, пешка?
Затянув "Бестолочь" на поясе за спину, Танш пятился от рыбного тента, не решаясь сорваться на бег.
- Передай ему, я скоро приду за "Бестией", - оскал Йейши достиг концов палки с окунем. Таншу казалось, под рыбешкой отражается перевернутая луна. - Эвит Аханкара. Пусть хороше-енько подготовится. Совет по старой дружбе. От одного хвалькригера другому.
Танш обернулся и что было сил помчался прочь от рыбного тента, туда, где над крышами возвышалась металлическая громада Скотобойни. В голове было лишь одно слово. Слово, украдкой замеченное за спиной у Йейши.
"Нашла." * * *
- Есть! - Альза ворвалась в просторную гостиную, нарезанную солнечными лучами. Мебель еще глубже вжалась в стены, перепуганная ее криком. - Старуха наконец сдалась! Все, как вы и говорили: нужно было давить. Брать ее осадой. И она прогнулась! Сегодня заберу детей насовсем!
Она пролетела мимо столешницы, где по багровым ломтям свинины ползали мухи. Посреди скатерти застыли две чашки с травяным раствором. Водную гладь застилала пятнистая пленка.
- Бретта?
Альза нахмурилась, по очереди проверила темные каморки с демонтированными дверями. Она никогда не видела, чтобы к Бретте приходили гости. Кроме Фимки, у старой женщины никого не было.
- Пошли они в задницу со своими "визитами вежливости", - отмахнулась Бретта, когда Альза спросила о соседях. - Лучше гнить тут в одиночестве, чем выслушивать их сострадательный бубнеж. Будто я и сама не знаю, как тяжело жить одной в заброшенном доме. Эка новость. Ты была первой, кто взял в руки оглоблю. Обычно нытьем и кончается. Пожалели дескать - и довольно.
Альза направилась к выходу во двор. Измятый ковер заглушал шаги, дом будто замер, провожая девушку затравленным взглядом железных ресниц. Недавно Альза спросила, в чем причина такого странного расположения мебели. Почему камоды и стулья жмутся к стенам? Почему двери туалета и кладовки сорваны с петель? Зачем это пустое пространство в центре комнаты? Бретта старательно избегала ответа, но Альза знала: хочешь правды - мучай их гипотезами. И чем гипотезы абсурднее, тем быстрее взмоет в небо флаг капитуляции.
- Это как-то связано с потоками воздуха? - Альза чистила картошку, пока Бретта в раздражении перебирала засорившуюся горелку. - Помогает сохранять тепло зимой?
- Ты точно для детей учителя ищешь? - ворчала Бретта из угла. Руки были перепачканы грязью и закопченным жиром.
- Тогда это для видимости? - ножичек поддел глазок у картошины, вырезал конусом. - Чтобы заметить таракана из другого конца комнаты? Или вы танцуете по ночам?
- Ради Мохи... - Бретта отложила газовый клапан на скатерть. Грязные пальцы приблизились к переносице, но в последний момент женщина опомнилась и отдернула руку. - Ты будешь считать, что я сбрендила. Или того хуже - поверишь и сама кукухой двинешься.
- Это вряд ли, - Альза приложила костяшки к виску, постучала. Кулак другой руки незаметно побарабанил по спинке стула. - У меня иммунитет.
Бретта усмехнулась, но улыбка моментально скисла. Тень оконной решетки делила хищный профиль учительницы на неравные половинки. Орлиный нос служил водоразделом, по каждую сторону от него взирали потухшие, бесконечно уставшие глаза.
- Моим ученикам снились кошмары, - пальцы с синевато-белыми ногтями мяли накидку на вечно неподвижных коленях. - Много кошмаров. Я всегда считала это подозрительным. Знаешь, почему? Приют никогда не нуждался ни в деньгах, ни в сукрови. Уж не знаю, как Урсула того добилась. Ее, пожалуй, единственная заслуга. Детей было меньше дюжины. Следили мы за ними, как коршуны. Не было ни одной причины, почему за месяц то один, то другой детеныш видел такое, что ужаснуло бы даже палачей из Управы.
Альза отложила нож и слушала. Картошина в ладони таращилась на Бретту желтоватыми глазницами.
- Тем более жуткими казались ночи, когда очередной заплаканный малыш прибегал ко мне в каморку, - Бретта вставила помятую сигарету в дрожащие губы, но зажигать не стала. Альза часто находила ее у окна, с белой черточкой, напоминавшей безжизненную руку во рту великана. - Будучи той, кто я есть, я, разумеется, вела подсчет. Подробный каталог их сновидений. Возможно, думала я, если удастся выявить взаимосвязи, нащупать закономерность... я смогу помочь. Наивная была мысль. Дорого мне обошлась.
- Что вы нашли?
- Не я. Помнишь Оззи? Бедняга не всегда был таким - постельным клопом, одержимым соплями и пытками животных. Когда-то и он был просто ребенком. Скучным, замкнутым - допустим. Но ребенком. Других детей тоже мучали кошмары - но никто не сломался так, как Оззи. Эта разница между ним и другими детьми изводила меня. А ответ был прямо перед носом. Точнее, под носом. Догадаешься?
- Лучше сразу скажите, - Альза подняла вверх перепачканные землей ладони. - Я не Прия, которая будет гадать, пока звезды не погаснут. И не Яго, который угадает с первого раза.
- Надеюсь, твои детишки более пытливые, чем их опекун, - фыркнула Бретта, белая черточка в губах укоризненно качнулась. - Я практически выложила ответ на блюдечке...
- Не люблю загадки.
- Очень зря. Развивают смекалку. Впрочем, с твоей-то работой... - Бретта спохватилась, покачала головой. - Прошу прощения. Я видимо совсем одичала в этой дыре. Все дело в этом, - она оттопырила мизинец, постучала ногтем по клыку, прижимающему сигарету. - В Приюте мы завели традицию. У ребенка выпадает зубик - мы выдаем мулон. Звучит смешно, но детишки в восторге. Теперь они не просто разлагаются и теряют части тела. Они зарабатывают!
- Умно, - хмыкнула Альза.
- Еще бы, - окруженный седыми прядями профиль Бретты светился гордостью. - И поверь, придумала это не твоя драгоценная Урсула. Так вот, мы, разумеется, хранили деньги у себя, дабы избежать скандалов и краж. У кого, как ты думаешь, был самый скромный депозит?
- Оззи, - Альза смутно догадывалась, к чему клонит Бретта.
- Именно. С момента, когда я ввела традицию "Зубного банка", у Оззи выпал лишь один - как раз в ту ночь, когда он упал с кровати и с разбега треснулся мордашкой в колонну. Позже я перепроверила. У мальчика во рту были только коренные. Это значит, ему было минимум тринадцать, когда я внесла в каталог его кошмар.
- Истерия, - Альза вдруг вскочила на ноги, чуть не опрокинув ведро с картошкой. Сердце покрывалось холодной коркой. Прия с Яго сейчас с ним под одной крышей...
- Сядь, ради бога, - Бретта вытащила сигарету, вытерла лацканом шерстяного халата. Белая черточка нырнула обратно в карман. Судя по изношенному виду, это была не первая ее командировка. - Ты немного опоздала. Плюс-минус на три года, - Бретта улыбнулась, но ухмылка вышла горькая, разбитая. - Оззи на текущий момент уже за шестнадцать. По нему не скажешь, я знаю. А все из-за того, что поселилось в его засаленной головке, когда необъяснимым образом на него не подействовала сукровь. Что бы там ни сидело - этот червь выедает из несчастного все соки.
Желваки Альзы вздулись. В тот момент она почувствовала нестерпимое желание схватить Настоятельницу Приюта за воротник и задать вопрос:
- Урсула знает об этом?
- Догадывается, - пальцы Бретты вставили клапан в корпус газовой горелки. - Пойми, Истерия проявляется по разному. Не все пытаются... ну ты знаешь. Навредить себе или другим. Бывает, человек сгорает изнутри. Личность распадается, ее ошметки собираются вокруг единственной мысли. Теперь он такой же помешанный, как и те, кто бегает по улице с ножом наперевес. Но его безумие замуровано в черепной коробке. И не имеет значения, что за идея в ней застрянет. Любая мысль, возведенная в абсолют, сделает человека сумасшедшим.
- И что сидит в голове Оззи? - Альза негнущимися пальцами достала очередную картошину из ведра. Легкий запашок гниения проник в ноздри.
- То же, что сейчас сидит и в моей, - Бретта окинула невеселым взглядом гостиную. Мебель вжималась в стены, стулья и единственный диван стояли так, что Альза видела лишь обшарпанные спинки. - Едва он рассказал мне, я уже не смогла... перестать видеть это. Выкинуть из головы.
- Выкинуть что?
- Во сне Оззи не было чудовищ, - сказала Бретта, ногти вцепились в накидку на коленях. - Там... была только...
Губы учительницы сомкнулись, побелели от напряжения. Альза хмуро смотрела, как Бретта пытается и не может выпустить слова наружу.
Они посидели в тишине, нарушаемой лишь порывами ветра и карканьем над крышей. Альза кашлянула, и глядя на посеревшее лицо учительницы, решила увести разговор в другое русло:
- По вашему, что такое Истерия?
Бретта оторвала взгляд от стула в дальнем углу гостиной.
- Не в моих правилах делиться пустыми гипотезами...
На карниз позади решеток приземлилась ворона. Застыла, глядя на женщину немигающим черным глазом.
- Я думаю, это паразит, - произнесла Бретта замедленно, ладони зашарили по столешнице в поисках спичек. - Навроде тех, что вы, без сомнения, встречаете в кишечниках свиней и коров после забоя. Что-то проникает к нам в голову, пока мы спим. Думаю, мозг, одурманенный сукровью, для него ядовит. Но как только возникает лазейка - что-то проникает в сознание и выедает из него все, кроме одной-единственной мысли. Оставшись одна, эта мысль заполоняет разум человека, делая его одержимым.
- Зачем оставлять хоть что-то? - Альза посмотрела на картошину в ладони. В глубине желтоватого кратера чернела сгнившая сердцевина. - Не проще ли съесть человека целиком?
- Паразиты на то и паразиты. Им не выгодна смерть хозяина. Их интересует лишь постоянный доступ к пище... - Бретта открыла клапан, поднесла к носику горелки зажженную спичку. Вспыхнувшее пламя оранжевыми искрами отразилось в глазах женщины - и в черных бусинках, смотрящих на Бретту позади решеток: - Впрочем, если аналогия верна, то человек может быть и промежуточным звеном. В таком случае, одержимость и есть то средство, каким паразит добирается до постоянного носителя...
Глядя на заострившиеся черты лица Альзы, Бретта вдруг прыснула и рассмеялась. Голос у нее был глубокий, хрипловатый и очень красивый.
- Лови кукушку.
Это было последнее, что Альза услышала от учителя.
Под стук половиц она промчалась к выходу на задний двор. Дурное предчувствие ледяными пальцами сковало горло. Она едва не снесла плечом хлипкий косяк, как внезапно под ногами хрустнула бумага. Заднее крыльцо устилали оборванные, исписанные прижимистым текстом страницы. Листы трепетали на ветру; многие пытались взлететь в небо, тут же падали, словно чайки с перебитыми крыльями. У самой лестницы выпотрошенным трупом валялась обложка. Альза узнала учебник, по которому Бретта планировала учить Прию с Яго.
На верхней ступеньке, раздраженно перекаркиваясь, орудовали двое. Когти первого воришки прижимали переплет, клюв остервенело выдирал пожелтевшие от времени страницы. Его пернатый напарник скакал вокруг и сдавленно каркал. Из-за кипы торчащей во все стороны бумаги виднелась только кисточка хвоста.
- А, гости, - от голоса Бретты волосы Альзы встали дыбом. Птицы жадности встрепенулись, синхронно повернули клювы - но не в сторону говорившей, а прямо на Альзу. - Проходи, только не пугай, пожалуйста, работяг. Я им выдал разрешение на книгу.
Ботинок Альзы тяжело опустился рядом с переплетом. Ворон дернулся, но не улетел, черные глазки недружелюбно наблюдали, как Альза медленно спускается по лестнице. За месяц тут все порядком заросло. Из-за клочков невиденьского тумана казалось, будто задний двор Бретты укрывают сонмы одуванчиков.
Инвалидное кресло стояло у подножия заржавевшей конструкции для рубки дров. Фимка, как мог, позаботился о матери перед тем, как сгинуть в лагерях Черного Корпуса; даже приделал к троссам верстачную ручку, дабы мать могла взвести лезвие обратно. Бретта говорила, что это занимало вечность; проще было заплатить соседскому мальчишке, чтобы тот пришел и нарубил дров своим топором. А на излете первой зимы лезвие украли. Скорее всего, тот же мальчишка.
Кресло смотрело на конструкцию, головы Бретты видно не было. Серая ладонь с выступающими венами расслабленно лежала на ручке для спуска лезвия. Альза сдвинулась в сторону, пока не увидела Бретту. Щека учительницы лежала на подставке, аккурат под брусом у вершины гильотины.
Удары сердца замедлялись, разделяя беззаботное щебетание птиц и кузнечиков на провисающие ломти.
- Знаешь, я даже рад, что ты пришла, - глаза Бретты были закрыты, лицо расслабленно. Губы сонно шевелились, оставляя темные пятнышки слюны на поверхности лунета. Голос из-за этого звучал вязким, невнятным: - Больше всего Бретта боялась умереть в одиночестве. Достойный страх. Маришка, к примеру, страшилась, что умрет, так никого и не поцеловав. Только и думала, что о том лохматом мальчишке из таверны.
Чувствуя, как натянулись жилы во всем теле, Альза сделала шаг к креслу. Палец на ручке гильотины предупреждающе поднялся.
- А-а. Не так быстро, - палец Бретты покачался из стороны в сторону. - Некоторые вещи уже не исправишь. Я уже здесь. Я никуда не уйду. Расслабься и наблюдай. Ты, в конце концов, следующая на очереди.
- Ты знаешь, кто я? - спросила Альза. Зубы скрипели, намертво отказываясь разжиматься. Мышцы на руках расчертили косые тени.
- Это вопрос или угроза? - рассмеялась Бретта. Что-то внутри Бретты. Голос, его хрипотца, едва различимые скрипящие учительские нотки - все было тем же самым. Но позади сквозило нечто, от чего в нутре Альзы шевелилось, будто в кишки заполз плотоядный паразит. - Я хорошо знаю, и кто ты, и что ты. Причина, почему ты все еще бегаешь по округе, одержимая кражей последа, а не кормишь в канаве детенышей Глода, как раз в том, что ты мне капельку симпатична.
- Так это ты убил Маришку, - не поворачивая головы, Альза рассматривала кроны окружающих деревьев. Очнись, Альза. Это фарс. Постановка. Бретту заставили заучить дурацкий текст. Скорее всего тот, кто пил из второй чашки. Кто-то угрожает ей. Шантажирует пропавшим сыном. И что еще за "кража последа"? - И не только ее. Других женщин тоже.
- Они - моя награда, - отрезала Бретта. Пальцы крепче сжали рукоятку гильотины, заставив сердце Альзы захлебнуться, пропустив удар. У Бретты не было причин притворяться столь убедительно. - Награда Аханкары за верную службу. Впрочем, они лишь для забавы и только. Попытка развеять бессмертную тоску. Мир гибнет, Альза. Ваш мир. От него и так осталось пару пятен. Несколько сотен очагов Со-присутствия. Зароба, Авенхалл, Йошин, Ринград... и целая россыпь деревень и сел. Глод старается, но люди - плесень. Сметем одну деревню - рядом вырастают новые...
- Хватит нести чушь! - рявкнула Альза. Позади захлопали крылья, вороны в панике устремились в глубокое синее небо. Клювы обоих были набиты трясущимися на ветру страницами. - Я знаю, ты недалеко, гаденыш. Я тебя выслежу. Моли Аханкару, чтобы к тому моменту ты подавился хлебушком и сдох в конвульсиях под скатертью. Ты на своей шкуре и костях прочувствуешь, каково было Маришке в котловане.
- Поверь, уже как следует прочувствовал, - засмеялась Бретта. Ладонь вдруг побелела, в середине отрисовался бледный круг от рукоятки. - Было вкусно. Я за добавкой.
- Не смей, - Альза приготовилась к рывку. Бежать к ручке бесполезно. Придется сбить тяжелый брус на лету. До того, как он достигнет головы Бретты. Она еще раз измерила взглядом расстояние между собой и гильотиной. Отчаяние разливалось по телу, кислотой разъедало мышцы. Нужно подойти еще ближе...
- Ты снова волнуешься не о том, - вздохнула Бретта. - На твоем месте, я бы уже бежала из Заробы. Бросив даже Прию с Яго.
Танш бежал и бежал, с растущим изумлением прислушиваясь к организму. Легкие исправно гоняли воздух, хотя еще месяц назад уже горели бы, поджигая внутренности. В руках и ногах была невесомость, которую он сперва списал на встречу с Айрис. Но чернильная аура Йейши должна была вытеснить ее, как смрад канализации - ароматы цветов и травы. Магнус что-то сделал с ним. Что-то, на что лишь намекал загадками и уклончивым молчанием.
Пролетая перекресток, Танш увидел группу солдат Городской Управы. Одного из них он узнал с полувзгляда; даже не по лицу с расплющенным носом, а по вздувшейся кирасе, ведущей неравную борьбу с напирающим желудком. Рядом с толстяком был и второй, спичкоподобный. Беспокойные голубые глаза раскрылись, узнав Танша.
- Передайте Магнусу - я нашел зацепку! - Танш в два движения пролетел сквозь отряд, вызвав крики и чертыхание среди служивых. - Бывший учитель, госпожа Бретта! Уродливый зеленый дом к западу от Скотобойни!
- Какая Бретта? Чей учитель?! Да постой же ты! - заорали вслед. - Мы идем с тобой!
- Догоняйте! - ощутив укол тревоги, Танш активнее заработал ногами. Бряцанье солдат остались позади. Пролетающие мимо дома ветшали, старея на глазах, жались прохудившимися крышами к земле. Воздух напитывался зловонием Скотобойни. На дороге появлялось все больше мусора и грязи. Даже полоски тумана не могли скрыть упадка этого района.
Он боялся, что не найдет нужного дома. Мало ли вокруг зеленых стен? Да и хижины казались одинаково некрасивыми. Он зигзагами прочесывал улицу за улицей, чувствуя нарастающее отчаяние. Ноги начинали поднывать, с губ срывались клубы пара. Юноша завертелся, подыскивая дерево, с которого сможет оглядеть район.
И остановился, едва взгляд упал на одноэтажную постройку, с раскрытыми настеж окнами и дверью. Ему показалось, что здесь орудовал гигантский слизняк, облепив стены мерзотной зеленоватой дрянью.
Дом выглядел неживым, черные окна бессмысленно таращились на Танша. Передвигая ноги одной лишь силой воли, Танш тихонько поднялся на крыльцо. Лохматая голова заглянула внутрь. Середину единственной комнаты занимал скомканный ковер. Вся мебель почему-то боязливо жалась по стенам, будто ковер был чьей-то спущенной заживо кожей. И зал, и две соседних каморки были пусты. Где-то за домом оглушительно каркали вороны.
Чувствуя, как удары сердца тяжелеют, Танш сжал рукоятку "Бестолочи" и пошел к провалу на обратной стороне зала.
* * *
Щупальца тумана скользили по стебелькам скошенной травы, собираясь в пушистые комочки. Словно плесень, они облепляли железные колеса пустующего кресла. Знакомая дикарка стояла спиной к дому, на фоне странной металлической постройки, похожей на гигантский орехокол. Женщина - Альза, вспомнил Танш ее имя, чувствуя, как по лбу сползает холодная капелька пота - смотрела на кресло, даже не вздрогнув, когда под его подошвами скрипнула невесть откуда взявшаяся бумага.
Забор позади Альзы был утыкан черными вороньими тушками.
Солнце переливчатым тесаком разрезало дымку на полосы. Слои двигались, будто в кукольном театре, в прорехах тумана появлялись разбросанные среди травы вещи. Ржавая оглобля. Одинокое полено. Охапка пожелтевшей сорной травы. Черная туфелька со стоптанным каблуком, одетая на иссиня-белую ногу.
Ладони до хруста сжали рукоятку. Сандали скользнули назад по доскам, компактная фигурка Танша идеально закрыла дверной проем - единственный выход с заднего двора. Танш выравнивал дыхание, гадая, сколько у него времени до появления стражи. Стрекотание кузнечиков оглушало. Женщина не двигалась. Где-то вдалеке звучали едва различимые крики солдат Управы.
Альза повернулась и пошла в сторону дома.
Танш не мог рассмотреть ее лица. Ветер трепал длинную челку, изредка мелькали глаза - темные и тяжелые, как отсыревшая перекладина стоящей позади гильотины. Щеки девушки мерцали. Дистанция между ними сокращалась.
- Стой, - Танш выставил вперед меч, не представляя, что собирается им делать. - Ни шагу дальше.
Ступени крыльца заскрипели. Альза выросла перед Таншем. Кончик деревянного меча уперся в солнечное сплетение дикарки.
- Это не я. Уйди с дороги, - сказала Альза. Выпустив воздух через ноздри, Танш едва заметно покачал головой.
Альза ухватились за кончик меча, шагнула вперед. Танш в ужасе осознал, что его без усилий сдвигают с проема, будто соломенное чучело в храмовой накидке. Носки босоножек скользили по полу, ковер в центре комнаты приближался, пока ворсистым языком не облепил лодыжки Танша. Он обеими руками выкрутил "Бестолочь", но палку тут же вернули обратно.
На полах Полиставриона сомкнулись железные пальцы.
Тело Танша поднялось в воздух. В желудке похолодело, он вдруг осознал, насколько чудовищно силен его противник. Босоножки заскользили вниз. Танш едва успел растопырить пальцы, чтобы не дать им шлепнуться на пол. Рука с "Бестолочью" обвисла. Альза судя по всему не считает, что его дурацкий меч представляет хоть какую-нибудь угрозу...
Держа его, словно нашкодившего котенка, Альза повернула голову, прислушалась к крикам стражников на улице. Ладошка Танша нырнула за пазуху. Молясь, чтобы его не засекли, Танш сунул за щеку остатки чесночной булки.
Глаза Альзы сомкнулись с его глазами. Он заметил, как бровь девушки в неверии поползла вверх.
- Ты... жрешь? Сейчас?
- Могу поделиться, - выдавил Танш с набитым ртом. Чувствуя, что вот-вот скончается от паники, он прицелился и резко хлопнул по надутым щекам руками.
Тиски разжались. Спина юноши с грохотом обрушилась на деревянный пол - но вместо криков и причитаний Танш скрутился клубком и откатился в сторону. В следующую секунду "Бестолочь" с глухим стуком врезалась в щиколотку Альзы.
Девушка беззвучно упала на колено, из покрасневших глаз потоками бежали слезы. Взмолившись о прощении, Танш рванул за спину Альзы и изо всех сил взмахнул "Бестолочью", метя в изгиб второго колена. Удар достиг цели. Ладони Альзы с глухим стуком обрушились на обшарпанный ковер.
- Пожалуйста, только не встава-а-а... - Танш заорал, когда ковер под ногами рванулся в сторону с такой силой, что тело закрутилось в воздухе по часовой стрелке. Полет юноши прервало нечто, что Танш позже будет вспоминать как удар стенобитного тарана; врезавшись в живот, это нечто выстрелило им в противоположную стену, где у окна стоял комод с посудой. Брызги дерева и обожженной глины шрапнелью прошлись по потолку и полу. От грохота дом вздрогнул, с люстры посыпались подвески.
- Прости, - морщась и тяжело дыша от боли, Альза с натугой разогнула колени. Розовые от слез глаза с болью смотрели на останки комода. Среди разнесенных вдребезги полок торчала босоножка.
Крики и бряцанье железа снаружи звучали все громче. Припадая на одну ногу, Альза поспешно заковыляла к выходу, когда звон посуды заставил ее в неверии обернуться.
Черное пятно сокращало дистанцию, приближаясь зигзагами. Босая нога подскользнулась на складках ковра, Танш кубарем покатился по полу, сбив Альзу с ног. Девушка ударилась о пол. Откатившись назад на копчике, она ощутила, как воздух перед носом со свистом рассекло деревянное лезвие.
- Из чего ты сделан... - дрожащие пальцы Альзы сомкнулись на столешнице. С натужным выдохом она швырнула стол наперерез Таншу. Стол разорвался пополам, отправив юношу по воздуху в одну из каморок. В этот раз тело Танша прошло в проем неидеально, вырвав кусок сосны с дверной рамы.
Чувствуя, как голова идет кругом, а в ушах до сих пор стоит звон от разрушенного сервиза, Танш вскочил на ноги и рванулся из проема. Он вдруг заметил, что сжимает воздух - но не успел обернуться за "Бестолочью", как тот же самый таран - а именно пятка Альзы - впечатался в живот. Тело мальчика исчезло в проеме. Удар о стену выбил воздух из легких. Чернота окутала голову мальчика почти мгновенно.
Последнее, что он услышал - хриплые крики и топот десятка обитых железом сапог, сотрясающих жилище Бретты.
* * *
В черноте было приятно, Танш не хотел уходить. Он чувствовал, что его трясут, шлепают по щекам, даже крутят нос, но это было где-то далеко, в месте столь ошеломляюще отстойном, что возврат туда не рассматривался ни под каким предлогом.
Затем в ноздри ввинтился какой-то запах, от которого Танш рванулся во все стороны, будто его пнули прямиком меж полушарий мозга. Бесконечная чернота космоса сдулась, ужалась до стен маленькой каморки с обшарпанным полумраком.
- Жив? - Магнус раскрыл ему один глаз, еще раз похлопал по щекам. Танш со стоном приподнялся над полом, чувствуя под ладонью осколки плитки. - Не смотри вниз, - предупредил Магнус со слабой улыбкой, пряча источник отвратного запаха позади белоснежного плаща.
- Я остался без ног? - Танш шевельнул сперва одним, потом вторым носком. Ступни были на месте, а значит и все, что выше - тоже. Затем он понял, что имел в виду Магнус. Стон мальчика вырос на октаву. Он в тихом отчаянии скосил глаза туда, где в кошмарной пыли и древесных опилках бугрились складки Полиставриона. Сокровище, отданное на хранение Великому Наследнику Энер Санктума, сливалось воедино с лежащей неподалеку половой тряпкой.
- Добей меня, - попросил Танш.
- Еще рано, - улыбка Магнуса не покидала лица, но в глазах учителя читалась жалость... и что-то еще. Что-то, похожее на сильную, но тщательно упрятанную тревогу. - Сперва расскажи, что тут случилось.
- Разве тебе не передали... сообщение... - Танш оперся на Магнуса, кое-как воздел себя на ноги. Шаркая сандалями по хрустящим осколкам, мальчик достиг дверной коробки с торчащими голыми петлями и остановился, привалившись к ободранному его же плечом косяку.
- Что... - только и сказал Танш, сморщенные от боли глаза раскрывались все шире и шире.
В зарешеченных окнах сгустками крови плыли облака. В Приюте он был утром. Дома Бретты достиг еще до полудня. Сейчас же солнце, раскалившись за день, красноватым желтком сползало к горизонту. Но не это заставило Танша затихнуть. В пережившей опустошительный катаклизм комнате лежало пять тел, закованных в доспехи. Ближайший к нему, спичкоподобный блондин с ясными голубыми глазами, смотрел в потолок. Железо на его груди прогнулось. Танш различил в металле четыре близко расположенных канавки.
- Остальные живы, - сказал рядом Магнус. Он опустился рядом с блондином, будто слетевшая с ветви сова. Пальцы легли на веки застывших в вечном удивлении глаз. - Крепкие парни. Никто не отступил, у всех броня повреждена спереди. Если бы не слабое сердце, этот бы тоже...
Ноги Танша подкосились. Мальчик сполз по косяку, обхватил дрожащие колени. Нижнюю челюсть свела судорога, так что стало тяжело говорить.
- Я... не понимаю, как я выжил, - он уперся лбом в колени, пытаясь вернуться обратно в спасительную черноту. - Она не человек. Люди не могут вот так... Я должен был остаться там, на стенах. Кровавым пятном. На мне ни мышц, ни доспехов. Я ничерта не понимаю.
- У меня были подозрения, - Магнус исчез в темном провале. На колени Танша легла гладко заточенная палка. - Расскажу тебе, когда вернусь в таверну. Прямо сейчас, ты должен запомнить одно, - палец Магнуса постучал по "Бестолочи". - Не выпускай из рук. Ни при каких обстоятельствах. Не разжимай пальцы, даже если на кону твоя жизнь. Ты должен запомнить это намертво. Услышал?
Танш кивнул, обеими руками схватился за "Бестолочь", будто собрался до конца дней держаться за нее.
- Кто это был? - фигура Магнуса серым контуром вырисовывалась на фоне покрасневшей комнаты. Стальной кончик "Бестии" выглядывал из-под плаща. Танш слышал ее кровожадную дрожь.
- Ее зовут Альза, - прижав пальцы к закрытым глазам, запирая кипящие в них слезы, он чеканил каждое слово, зная, что прямо сейчас перерубает надежду двух малышей из Приюта. - Она работает на Рынке с Валентино, в красно-белом шатре. В этом же шатре покупала мясо Маришка...
- Почему здесь? - Магнус протянул руку. Вытерев сопли, Танш схватился и воздел себя на ноги.
- Тут жила Бретта, бывший учитель из Приюта. Упала с лестницы пару лет назад. Не могла ходить. Я собирался выпытать у нее, что же творится с госпожой Урсулой... - Танш в ужасе посмотрел на провал двери, ведущий на задний двор. Магнус понял его с полувзгляда.
При их появлении дюжина ворон вспорхнула с инвалидного кресла и перелетела на забор. Маленькие глазки выжидающе уставились на Танша.
Бумаги на крыльце больше не было.
Ни кузнечиков, ни карканья - ничего, кроме шуршания травы и ветра не провожало их к темной металлической конструкции. Пучки травы слипались от тумана. Дымчатая паутина раскрывала объятья багровеющему небу. Волосы на руках встали дыбом от ночной прохлады. Танш брел позади, думая лишь об одном: когда его стошнит, успеть отбежать подальше от плаща учителя.
Магнус вдруг остановился. Танш налетел на него сзади. Он так и остался стоять, упираясь взглядом в широкую белую спину, надеясь услышать "И где?" или...
- Вот и разгадка, - от глухой ненависти в голосе Магнуса Танш машинально стиснул рукоятку "Бестолочи".
Он нашел в себе силы шагнуть в сторону. На пьедестале лежала голова Бретты. На череп давило отсыревшее бревно, рухнувшее с высоты в три метра. Череп был раздавлен. Рука Бретты мертвой хваткой вцепилась в рукоятку, приделанную к стойке гильотины.
- Оно было в мясе, - произнес Магнус.
Танш развернулся, его вырвало на одинокое полено. В мякоти мозга Бретты копошились мелкие красноватые черви.
![Hysterium Chapter 8 [Max Yugo]](/img/j/jugo_m/hysterium8/ch8.jpg)