Ранним зимним утром 14 этаж студенческого общежития начал просыпаться. Старый, местами проржавевший мусоропровод был разбужен шипящими угольками от яичницы. "Ну все, - с тоской подумал он, - рабочий день начался. Тай и не дали выспаться!" Тут его мысли были прерваны обычно растрепанной девушкой, швырнувшей капроновые колготки с множеством зацепок и дырой на пятке. Минут через пятнадцать последовало несколько баночек от йогурта, затем обгрызенная половина заплесневелого батона, погнутая столовая ложка с клеймом "N 17". Потом наступило временное затишье, какое бывает только когда все прогульщики еще спят.
Около одиннадцати этаж снова ожил. По обшарпанным бокам мусоропровода заскользила разнообразная хозяйственная дребедень: пыль. Баночки и все возможные тюбики. Один раз пролетели черновики, испещренные формулами по физике.
Чуть позже четырех рассерженная девушка выбросила одну целую туфлю и каблук от другой, царапнувший заскорузлые стенки. Затем худощавый белобрысый парень в смешных круглых очочках долго и рассеянно запихивал в грязный ковш свежий букет белых ромашек. Мусоропровод с огромным удовольствием вдохнул столь редкий для него запах.
Потом снова полетел обычный хлам: окурки, разбитые колбы, куски фарфоровой ступки, заварка, обертки от сосисок и картофельные очистки. После девяти мусоропровод, как и всегда, не видел почти ничего кроме бутылок. Да и они не отличались особенным разнообразием. Правда, однажды пролетели пятилитровые баллоны от питьевой воды "Родник", отчаянно пахнувшие этиловым спиртом.
Вечер мусоропровод не любил: уж больно противным эхом отдавалась любая упавшая вниз стеклянная емкость. Но засыпая он, как и всегда, подумал: " Уже двадцать дней осталось до сессии. Скорей бы. Как я люблю этот легкий шуршащий бумажный мусор. И почему студенты так не любят сессию?", -искренне не понимал он.