Машинский Леонид Александрович. Глубина (предновогодняя поэма)

Л. А. Машинский

ГЛУБИНА (предновогодняя поэма)

"На протяженьи многих зим

Я помню дни солнцеворота..."

Б.Пастернак

О, подсознательная прыть,

Какую ты лелеешь тему?

А что', возьмусь-ка сочинить

Предновогоднюю поэму.

Соизволением Творца

Поставленный на это место,

Взовьюсь, как снежная пыльца,

Взойду, как ставленое тесто.

О бремя вечности шальной! -

Не сторона, а середина -

Не континент, не шар земной,

Не заболонь - а сердцевина! -

То, порождающее свет

И пестроту и шум в пустыне,

Посланье Духа, тот привет

Нам всем, который слышу ныне! -

Мой Бог, Бог святый и живой!

Дай мне по голосу задачу,

Дай силу мне - быть тетивой

Звенящей! Дай стреле удачу!

Давно... Как вспомню, так всплакнуть

Захочется, но не заплачу;

И слёзы переполнят грудь,

Ту полость, где всегда их прячу.

Когда-нибудь пробьют они

Себе солёные протоки

Из этой душной западни -

Так дерева роняют соки

Сквозь ранки раннею весной,

Так голова уходит кругом,

Воззрясь в слепящий синий зной,

Так мысли рыщут, хлёстким вьюгам

Уподобляясь и громам,

Которые от бледной вспышки

На горизонте по холмам

Галопом скачут, как воришки, -

Так слёзы копятся во мне.

И слово - шарик на фонтане

Или букашка на коне

Или кораблик в океане.

И отвратя в пространство взор

От глубины своей слезливой,

Я вижу расфранчённый бор,

Еловый бор любви счастливой.

И в чащу солнца молоток

Вбивает гвозди золотые,

Как будто ладит теремок.

И, мнится, стогнища пустые

Вот-вот наполнятся игры

Пыхтеньем, бубенцами, криком

Детей, катящихся с горы

В неистовстве блаженно диком.

Я точка на большом снегу

И свадьба манит пышным пиром;

И я хочу, и я могу,

И торжество царит над миром.

Простая сказка долгих зим

Мне станет поприщем победным.

Ночь за окном с лицом твоим,

С лицом пронзительным и бледным.

Ночь за окном - сквозь всю печаль,

Испытанную с колыбели, -

И лед стекла прочней, чем сталь,

И дома реет запах ели.

И кажется: бежать бы вон

По лестнице, стучащей в пятки,

Оставив дом, оставив сон,

Забыв простуду и перчатки.

И батарейное тепло -

Мне утешенье в то мгновенье,

Когда волшебное стекло

Отринет вспять мое стремленье.

Я никуда не ухожу -

Я жду, на кухне сидя, чуда.

Все, что сказал, все, что скажу,

Направлено туда отсюда.

Туда, неведомо куда,

Куда-нибудь в иную сферу,

Где злое слово "никогда"

Никем не принято на веру,

Где нет необходимых вех,

Где в пропасть прыгнуть - проще репы,

Где голубком витает смех,

Тетрадные покинув скрепы.

И мудрости холодный пот

Мне ни к чему в моих исканьях.

Прекрасный снег из туч идет,

Такого снега нет в писаньях.

Вот вам сюжет. Едва ли лет

Мне было девять той зимою.

В тот час, когда ещё рассвет

Не наступил, метельной тьмою

Подстегиваемый, бегом

Бежал я в школу. Благо, близко

Она была - напротив дом -

Тут заблудится нету риска,

Лишь переулок перейти -

Над ним фонарь как полоумный

Болтается - а там пути

Шагов на сто. И вот уж шумный

Предбанник, и снежинки вниз

Стекают с шапки ручейками.

И вроде тысячи кулис

Висят пальто с воротниками

Из слипшейся цигейки. Сор

Небесный тает в раздевалке

Курясь. И я вливаюсь в хор

Ребячьей стайки. В общей свалке

И спешке кто-то на портфель

Мне наступает и нахально

Смеётся. Между тем, метель

Бушует за окном подвальным,

И замолкает глупый смех,

Освистанный стихией лютой,

И шлёпается на' пол снег

С ушанки чьей-то. И минутой

Мы зачарованы стоим,

Потом идём без разговора

Наве'рх по лестнице с моим

Обидчиком. Мне не до спора

За свой престиж. Да и ему

Вдруг стало странно и немного,

Наверно, страшно. Почему

Иначе он так быстро ногу

Свою убрал? Я говорю:

"Ты слышал?" - "Да", - он односложно

Мне отвечает. Уж зарю

Восточную заметить можно

Из о'кон наверху. Звонок

Перекрывает наши думы.

Попутчик мой толкает в бок

Меня. Но я ещё угрюмо

Смотрю на суету вокруг.

И дети в классе сну подобны,

И этот гулкий школьный звук -

Не грохот ли кишок утробный?

И, лишь когда меня к доске

Зовут, я просыпаюсь снова,

И на доске, как на песке,

Черчу тростинкой-мелом слово.

И свет люминесцентных ламп

Дрожит, голубоват как Вега,

И на стене висит эстамп

С пейзажем, где по горло снега.

И вот, оценку получив,

Несу своё я к парте тело

И понимаю: цел и жив,

И на дворе уж посветлело.

Я помню девочку одну.

Она была не в меру смелой.

Бывало я в окно взгляну

На кухне, а на крыше белой,

На высоте в три этажа,

Над нашей школой, эта дива

Сидит, нисколько не дрожа,

И улыбается счастли'во.

А бабушка, отметив мой

Завистливый и восхищенный

Виденьем взгляд, оценкой злой

Меня из неги полусонной

Поспешно выводила: "Ух!

Какая хулиганка! Ты-то

На что любуешься, лопух?

Не смей смотреть!" - И вот закрыто

Для глаз моих моё кино

Широкой бабушкиной грудью.

Я плачу, лезу на окно,

Зову в свидетели и судьи

Кого попало... Но в сердцах,

Обычно добрая, бабуля

Готовит шлепанцем замах.

И в комнату лечу как пуля

Я от удара и кричу,

Недосягаемый, оттуда,

Хоть чувствую не по плечу

Мне это: "Буду, буду, буду

На крыши лазить, как она!" -

"Попробуй только!" - Топ погони

Мне слышится. Моя вина

Лишь в том, что я смотрел - и в стоне

И в крике выражаю я

Свое "святое" возмущенье.

" Ну ладно, хватит как свинья

Визжать", - мне бабушка внушенье

Спокойно делает. Она

Меня, конечно, бить не стала.

Тишком я глянул из окна,

Но девочка уже пропала.

Та девочка была на год

Меня постарше, конопата,

Курносая, широкий рот,

Глаза с огнём зеленоватым

И чёлка жесткая. Когда

Она мороженое ела

(Зимой, на улице!), страдал

Я горькой ревностью. Скорбела

Во мне гордыня. Сделать шаг

К непослушанью тень запрета

Не позволяла. Мне вот так

Нельзя - а ей, девчонке, это

Доступно! Будто бы дразня -

Хотя что было ей резона? -

Своей свободою меня,

Без шапки и без капюшона

Она ходила в злой мороз

По нашей улице, и стыдно

Мне было чуть ли не до слёз

Укутанности той солидной,

В которой прятали, любя,

От тонзиллита и ангины

Меня родители. Себя

Я ненавидел. Дух мужчины

Во мне упорно восставал

На бой с излишнею опекой.

Но был я слаб, но был я мал

И слишком был знаком с аптекой

И поликлиникой - они

Меня без продыха лечили

И детства радостные дни

Мне тем немало отравили.

И, чтоб печаль унять, шепчу,

Склонясь, увы, к самообману:

Мол, так я делать не хочу,

И только потому не стану

Так делать. Мол, нехороши

Повадки этой, беспризорной

Девчонки... Но на дне души

Осадок копится позорный,

И мутно мыслям от него:

Я жалок, ни на что не годен

И не умею ничего,

Я не свободен, не свободен!

И вот столкнулись с нею мы -

Как бы по воле Режиссёра -

Под Новый Год, среди зимы,

Близ школы, где уж раз который

(За жизнь мою все тридцать раз

Случалось это.) ям нарыли

Под трубы, а ещё для нас,

Искрящихся от снежной пыли,

Наставили бетонных плит -

Вот где играть-то в прятки-салки!

Являют лабиринта вид

Все эти арки, стойки, балки...

Был день, похоже, выходной,

Поскольку не были закрыты

Мы в школе и тропой одной

С утра пришли играть на плиты.

Я, уподобившись орлу,

За ней погнался, как за серной,

И под отвесную скалу

Она скользнула, в лаз пещерный.

Преследуя живую цель,

Я спрыгнул вниз, но в полутёмном

Тоннеле обнаружил щель -

Ушла туда или в укромном

Всё ж затаилась уголке

Поблизости? Смирив дыханье,

Я крался вглубь. На сквозняке

Снежинок бледное порханье

Подчеркивало тишину

Свистящим шорохом. Я слушал

Шаги. Но снег клонил ко сну

Все звуки, что вливались в уши

Мои. Всё меркло за стеной,

Баюкало. И экскаватор

Пыхтел, воюя с глубиной,

Негромко, сонно, глуховато,

У вялой стройки на краю.

И я, встряхнувши головою,

Вдруг понял, что лицом стою

К лицу с той самой озорною

Бессонною моей мечтой,

И потянулся к ней руками...

Бетон залаял пустотой

Под скачущими каблуками -

С весёлым вызовом в глазах

Она увиливала ловко

От рук моих, и снежный прах

Спиралью вился за плутовкой,

Она ж вилась ему под стать -

Не убегала, а плясала...

Но я решил её поймать,

Поймать - во что бы то ни стало.

Доселе той погони страсть

Меня, случается, тревогой

Томит - как если бы я часть

Души забыл на той убогой

Неспешной стройке. Топот ног,

Рывки, прыжки и передышки,

И снова топот - разве слог

Вам передаст восторг мальчишки,

Порвавшего запрета цепь

И ставшего сильней закона? -

Наверно, так несётся в степь

Жеребчик юный в пору гона.

Откуда-то из глубины

Во мне вдруг появилась сила,

И я не чувствовал вины

За то, что Ева искусила

Меня. Пусть был я искушён -

Мне этого давно хотелось -

Мелькавший Евин капюшон

В меня вселял любовь и смелость.

Я падал, ногу растянул,

Об острый край стесал колено,

И ветер наждаком со скул

Мне кожу спиливал, о стены

Испачкал я своё пальто

И сажею и белым мелом, -

Но я узнал теперь зато,

Что тоже быть умею смелым!

Такой во мне вихрился пыл -

Аж волосы вставали дыбом.

И, как мороженое, был

Мне сладок воздух - я, как рыба,

Хватал его раскрытым ртом,

Тягучею плевал слюною;

И сердца бешеного гром

Играл как погремушкой мною.

Я взмок - как будто на печи;

Кололо бок, в висках стучало;

Я еле ноги волочил

Уже, и ты слегка устала.

Ты сжалилась, а может быть,

Тебе погоня надоела,

И ты, немного сбавив прыть,

Дала себя поймать. Горело

Моё лицо, как красный флаг,

Горел костер в моей печёнке,

Когда я всё-таки в кулак

Зажал рукав твоей куртчонки.

На дне кювета, пыль клубя,

Постанывал ошмёток вьюги.

Я ждал с надеждой от тебя

Признания моей заслуги:

Ведь я же доказал, я смог,

Твоё я выполнил заданье...

Нет, я не бабушкин сынок,

Я тоже вольное созданье!

Тебе я слова не сказал,

Я напрягал не слух, а зренье.

И вот, зеленые глаза

Твои явили одобренье.

Мы задыхались. Пар густой

Из нас валил двумя столбами.

Я выпустил рукав пустой,

"Спасибо" я сказал глазами.

Потом какой-то разговор

Меж нами был. Но даже имя

Твоё не вспомню, только взор -

Всё остальное, будто в дыме,

В пару'... Бенгальские огни

Ты вдруг достала из кармана,

Достала спички, и они

Зажглись. И маленьким фонтаном

Летели искры в темноту

Под аркою. И близко-близко

Твоё лицо. И рот ко рту

Сидели в этой келье низкой

С тобою мы. И эти рты

Открыты были, как окошки.

Огни бенгальские, цветы

Зимы, цвели в твоей ладошке.

И словно это много дней

Всё продолжалось - мерно, ровно -

Потрескивание огней

В тени и тесноте альковной,

Шипение опавших брызг

И пара вьющиеся клубы,

Лица веснушчатого диск

И что-то шепчущие губы.

Всего-то несколько минут,

Пока огни не отгорели...

Всего-то несколько минут -

Цветы опали, но созрели

Невиданные семена;

И в памяти росточков куцых

Полным-полно; и вот, со дна,

Из забытья, они прорвутся

И пред глазами расцветут

Нелепой зимнею весною,

И мой ночной унылый труд

Сметут единою волною

Благоуханий, взяв врасплох

Меня; и запрошу пощады

У непредвиденных эпох,

Накинувшихся из засады

На сердце бедное моё...

О, этот сладостный излишек,

Который временами бьёт

Из прошлого капканом вспышек!

Смогу ли выдержать Твой дар?

Не захочу ли в будень серый,

Назад от слишком ярких чар?

Не погрешу ли малой верой?

Всего лишь несколько минут

Смогла ты усидеть на месте,

И действия привычный зуд

В тебе взыграл, как дрожжи в тесте.

На свет дрожащий и седой

Мы выбрались из закоулка,

И я поплёлся за тобой

Куда-то вдоль по переулку.

Ты потеряла интерес

Ко мне, ты просто уходила -

Так быстро шла, как будто вес

Утратила. И снегу было

По щиколотку, а потом

По голень, по колено, позже -

И по живот - и животом

Я вспахивал сугробы. Вожжи

Однако ты мои долой

Отбросила. А без управы

Увяз я вовсе, как слепой

То влево дергаясь, то вправо.

Когда я вылез - как в окно -

В конце концов из той трясины,

Ты поля твёрдого давно

Уже достигла середины.

Снег переполнил сапоги

Мои. Поджилки мерзко ныли.

Перед глазами же круги,

Как в луже от дождя, ходили.

Тебя я жалобно позвал.

Ты оглянулась без участья.

Я был измотан наповал,

И сел - как мог так низко пасть я? -

На тротуар. Тебе во след

Не смел я двинуться. Чертою

Невидимый пролёг запрет

Меж мною и моей мечтою.

Там, на запретной стороне,

Торчали трубы, к ним стремила

Ты свой разбег. О как же мне

Взгрустнулось. Озорная сила

Иссякла, и банкротом я

Себя почувствовал. Куда же,

О муза шустрая моя,

Ты так спешишь? Со злом пропажи

Смирившись, я побрёл домой.

С тех труб какая-то девчонка

Звала тебя и в адрес мой

Весьма нелестно и нетонко

Высказывалась. Я спиной

Всё это слышал, но вернуться

Бессилен был... Мир глубиной

Открылся мне - как если б блюдце

Колодцем стало. Лёгок был

Печальный путь, и наказанье

Не очень-то страшило. Крыл

Я не обрёл, но смысл летанья

Стал ясен мне. И новый вкус

Был у действительности. Право,

Я не отступник. Я не трус,

И мно'ю маленькая слава

Заслужена... И даже лип

Промозглые орешки стали

Пахучими. Пусть я охрип,

Пусть заболею - мне печали

Приятен ныне хоровод,

Меня кружащий чинно, плавно,

Под небом... Скоро Новый Год,

А там - каникулы, - вот славно!

Я был когда-то пареньком

Почти что без образованья.

Теперь служу проводником

Почтовым - есть такое званье.

И в общем, я не так уж плох

Как проводник. Но всё же муза

Дороже мне. И видит Бог,

Мне тяжек гнёт двойного груза.

Заигрывая с глубиной,

Я воду брал для нужд вагона.

И тут в колодец ледяной

Скользнула крышка от бидона.

И я, немало тем смущён,

Страшусь расплаты неминучей.

Увы, не сладок жизни сон -

Частенько солнце кроют тучи.

Я жду - неважный я герой -

Пренеприятнейших вопросов,

И совесть мне твердит:"Закрой

Бидон хоть сердцем - как Матросов!"

Вода плескается, сухой

Доныне, стол мокреет - плоше

И не придумаешь. Плохой

Я проводник, но вдруг хороший

Я всё-таки поэт? Когда б

Мне, как проводнику, платили

За это... Нет, я мал и слаб -

Мир изменить мне не по силе.

Я много раз бывал влюблён,

И мною всякий раз владело

Желанье - явью сделать сон

И призраки оправить в тело.

Однако, с девочкою той

Я больше никогда не знался

И ни желаньем, ни мечтой

К ней из сует не возвращался.

Одни из многих, в школе с ней

Встречаясь, мимо проходили

Поспешно мы друг друга. Дней

Летели кони - вечно в мыле -

Мы погоняли их, стремясь

К чему-то лучшему - наивны,

Безжалостно мы рвали связь

С корнями детства, с почвой дивной.

Грибник по горло в чащу влез

А боровик-то - на опушке;

Тебя я со своих небес

Узрел лишь в качестве дурнушки.

Нескладная, как топором

Беспечным рубленая хата,

Широким деревенским ртом

Ты улыбалась виновато.

Всё было на твоём лице

Расписано крутым курсивом:

Ты воздыхала о юнце

Манерном, вычурном, красивом.

Я знал его. Твоей любви

Стыдился он как неудобства.

Мы все, мужчины, - се ля ви! -

Не лишены отчасти жлобства.

Не восхищает нас душа

Нам подавай "анфас" с фигурой!

Мы счастье чувствуем, греша

Не с мудростью, с гладкой дурой.

Как горько было твой позор

Мне созерцать! И ныне спится

Мне плохо - твой зелёный взор -

Что' в нём осталось от царицы

Заснеженных дворов и крыш?

Растерянность, подобострастность...

Ты - словно серенькая мышь,

Тебя нависшая опасность

Отверженности в долгий шок

Повергла. И себя не жалко

Тебе - хоть положи в мешок

Тебя и отнеси на свалку -

Когда ему ты не нужна,

Нужна ли ты себе такая?

Твоя душа обнажена

Она течёт, как ртуть сверкая,

По мраморным ступенькам вниз,

В подвал, где раздевалка. Школа

Гудит как улей. Я раскис

От состраданья. Но весёлой

За поворотом кутерьмы

Я приобщусь. В девятом классе,

Среди шестнадцатой зимы,

Зароюсь в снег, укроюсь в массе

Готовящихся в институт...

И у меня с любовью худо,

И мне надежды не дают

Нисколечко то это чудо

То то. Я плачу по ночам

И от стесненья очень грубо

Ухаживаю. Палачам,

Поверь, рубить не так уж любо

Послушливые шеи - им

Приходится, у них работа

Такая. Я, влюблённый в дым,

Вполне похож на идиота.

Хоть мы с тобой два сапога

Дырявые, но мы не пара,

И каждому своя нога

Нужна, да не даётся. Яро

Стремимся мы к любимым, в лоб -

Смешны, глупы, неосторожны -

И сколько бы подобных проб

Ни сделали, все безнадежны.

И ныне, тридцать пятый год

Кончая свой на этом свете,

Я, мальчик тот, тот обормот

Влюблённый, говорю вам эти

Слова: Да, справедливость есть.

Она прекрасней всех снежинок.

Она не жалость и не месть,

Не торг, не суд, не поединок.

Она всегда глядит на нас

Спокойно, нежно, нелукаво.

И каждый в свой последний час

Её узнать имеет право.

Осталось помолиться вслух

О том, чтоб мелкие невзгоды

С меня стекли, как снежный пух,

В преддверьи новенького года.

Я размышлял не день, не год -

Полжизни, если не две трети

Её, о том, чего так ждёт

Под этот праздник сердце. Дети,

Понятно, склонны к пестроте,

К хлопушкам, к сладостям. В природе

У юности - порыв к мечте -

Не о любви, так о свободе

От старших... Но у нас-то? Мы

Уж взрослые. И всё случилось

Как будто, что могло. Взаймы

Нам выдана земная милость:

И страсть удовлетворена,

И есть успехи на работе,

Друзья, квартира, и вина

Хватает... Так чего вы ждёте?

Не чуда ли? Каким оно

Сегодня явится? На блюдце

Летающем влетит в окно

Или заставит нас проснуться

Под утро тихим стуком в дверь,

А там, за дверью - с бородою

В тулупе дед, и - верь не верь -

Принёс он счастье молодое

В коробке с бантиком?.. Открой,

И вихрем вырвется оттуда

Снежинок многоцветный рой.

"Что это?" - спросишь. - "Это чудо" -

Ответит дед. - "Что делать с ним?" -

Но он в ответ пожмёт плечами;

И, счастьем заняты своим,

Мы больше глупыми речами

Не станем портить светлый сон,

Пришедший к нам по пробужденьи

От исторических времён.

Нет ну'жды дару в обсужденьи.

Так или, может быть, не так

Совсем бывает. Ощущенье

Присутствия - вот верный знак,

Мне данный, что за прегрешенья

Не так уж страшно с нас Господь

Грозит взыскать - Он добрый. Рядом

Сидит Он с нами - кровь и плоть

Невидимая - вещим взглядом

Он тленный озирает мир.

И, замороченные снами

Реальности, сойдясь на пир,

Мы рады, что Создатель с нами.

Оставить комментарий © Copyright Машинский Леонид Александрович (mashinskiyla@yandex.ru) Размещен: 14/03/2014, изменен: 14/03/2014. 31k. Статистика. Поэма: Поэзия		Ваша оценка:

Машинский Леонид Александрович : другие произведения.

Глубина (предновогодняя поэма)