Так получилось, что выражение "совать свой нос в чужие дела" мне приходится оправдывать и защищать, являя обществу другое, прямо противоположное значение указанного интереса. Впрочем, человек, пользующийся этим выражением, в каком-то смысле и сам уподобляется сующему нос в чужие дела, и я мог бы привести этот довод, на нем же и остановиться, но поскольку все оправдание сводится к пересказу парочки случаев из личной практики, то можно говорить о том, что я не испытываю каких-либо трудностей с защитой.
Мой нос представляет собой основательное устроение на лице, большой и красивый, он выгодно подчеркивает значительность своего носителя. Никаких угловатых соединений и резких подъемов, все исполнено покатой гордой грации и чистоты. Нос нередко наделяют изношенными, потому неуместными, сравнительными характеристиками как качественных мерок других частей тела, так и воображаемых способностей вроде обоняния, забывая при этом, что все дело в сером веществе, спрятанном за коробкой черепа. Я склонен находить в своем носе иные полезные свойства. Если мне становится легко идти по ветру, то я не без оснований допускаю часто не обращающую на себя работу носа в качестве рассекателя воздуха; так же и в воде - участие носа как волнореза совершенно по-другому сказывается на осознании себя как пловца. И не нужно забывать, что нос является украшением лица. Греческого профиля не было бы без греческого носа, как не было бы других профильных и анфас национальных особенностей, вспомнить хотя бы пресловутую картошку у русских...
Я иду домой... Возвращаясь со службы, я думаю об ужине, захожу в продуктовую лавку и высматриваю подходящую еду. То, что на ярлыке одной из витрин написано "лакированные ушки", запросто собьет с толку кого угодно. Но мой нос не может доверять глазам в подобных делах, вся его суть против лакированных ушек, поскольку его невозможно смутить вещами, ирреальными с точки зрения здравого смысла. Мой нос и есть здравый смысл. Сейчас он категорически отказывается верить глазам, перемещается по ту сторону прилавка и, что естественно, распознает ушки как они есть. Лакированная шелуха есть метафорическое, если не сказать метафизическое проявление странно разумных сил, открытый вызов мирному течению общественной жизни, в данной конкретной части которой, здесь, в этой лавке существую я. Стоило моему носу оказаться в состоянии противопоставления такой ситуации, как природа ушек стала очевиднее и прозрачнее... другое дело, что глупая человеческая натура дает о себе знать при любых обстоятельствах, и часто здравый смысл уступает место инстинктам, любознательности, чувствам и другим внезапным человеческим потенциалам, которые вопреки всему заставляют идти туда, куда не следовало бы, либо делать то, без чего можно и должно бы обходиться, взять хотя бы вероятную не-покупку лакированных ушек. А из этого маленького примера можно было бы все выстроить с какими угодно вариациями, но оставим это на потом.
Сунуть нос в чье-нибудь дело есть участь не исключительно сыщиков по типу Шерлока Холмса. И если рассматривать не только личные дела кого бы то ни было, а вообще дела, то станет совершенно ясно использование носа в различных целях. Если дело представляется относительно нежным, то оно может стать не таким уж чужим, а посему провести себя в это мягкое дельце уж наверное будет приятным занятием и для этой или этого якобы чужака. По крайней мере, я признаю такую возможность.
Применительно к носу существует много выражений самых разнообразных значений, останавливаться на них займет немало времени, а время является настолько тонкой, постоянно меняющейся и ускользающей материей, что связываться с ней будет равносильно проигрышу. Мой нос просто знает это, у него хороший нюх на такие вещи, он сам выбирает, на чем стоит остановиться, и держит себя со мной по ветру. Почти всегда.
По роду своей деятельности я имею дело со многими людьми, у меня достаточно друзей и знакомств. И мало кто отказывается от беседы и встреч. Вечер; у кого-либо на квартире мы собираемся теплой компанией. Мой нос степенно прохаживается, в отличие от меня, пускающегося во все тяжкие, чтобы поддержать реноме активного и знающего человека. Это довольно легко и органично для меня, но, тем не менее, само по себе действие это игра, призванная показать интерес, порядочность и доброту индивидуума, поведение же носа ничем не выдает и толику добродетели, ему не нужно делать совсем ничего, однако, каждый понимает, что его бездействие и покой суть аретологии, и без него мне было бы нелегко являть собой образ человека чуть не великого. Таков он. Компания заканчивает свои посиделки глубокой ночью, все прощаются друг с другом. Я стою, прислонившись к стене, друзья проходят мимо, задевают мой нос, высунувшийся тут как тут. Это ли не показатель его значимости? И это притом, что я далеко не господин де Бержерак, известный величиной своего носа, а всего лишь обычный служащий, если говорить общими словами. Здесь на лицо та ситуация, к которой я подводил с первой строчки, а именно - чужие дела суются к моему носу, и зато как по-другому складывается вИдение взаимоотношений дел и носа?!
Насколько часто я использую свой нос, и насколько часто он использует меня? Вопрос хоть и является по большей части теоретическим, ведь как мы можем использовать друг друга, если составляем одно целое и жить по отдельности не можем - хотя, надо сказать, я почти уверен, что мой нос без меня не пропал бы - но и такой вопрос имеет право быть здесь упомянутым, ибо если не здесь, то где же еще? Так вот я подозреваю, что он мне нужен ради привлечения интереса и познания мира, в то время, когда он, как это не трудно признать, паразитирует на мне, удобно устроившись на самом видном месте. Тем не менее, я иду на такую сделку. Разумный человек и пойдет на подобный сговор с собственным носом, иначе существует большой риск лишиться одного из самых верных способов сохранить достоинство и остроту, в том числе и ума.
Сосед, угощающий меня на ужин салатом из какого-нибудь па-де-труа, не подозревает, с каким трепетом я могу реагировать на салат, ибо в памяти хранится опыт носа с лакированными ушками, и вариативность его поведения сулит мне как истинное наслаждение, так и откровенное разочарование, но и то и другое составляют интригу, так необходимую в нашей быстрой жизни. Мы оба это знаем.
И только с утра, когда я спешу на службу, порой не выспавшийся и холодный, я принимаю носовое бездействие, насильно открываю книгу и так продолжаю движение, до окончания пути уткнувшись в нее носом...